Мартова Марина Владимировна : другие произведения.

Вождь кентавров

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ну очень альтернативная история. Началось всё с сочинения на тему "Альфа Центавра или смерть". Потом оно попало в шорт-лист конкурса журнала "Млечный путь". Не то чтобы я была рьяной поборницей спартанских добродетелей, особенно в раннем, а не в позднем, сильно очеловеченном варианте.Но всегда уважала тех, кто хочет жить достойно и сам выбирает свою дорогу. И готов расплачиваться за это.


Вождь кентавров

   Рано утром я зашёл в конюшню. Меченый, увидев мою дорожную одежду, сразу начал тыкаться тяжёлой рыжей головой с белой полосой на лбу, наваливаться мощной шеей. Но ехать на коне к кентаврам не стоило - их и так было легко разозлить.
   Увидимся ли ещё? Когда-то я не стал продавать этого коня, понятливого и осторожного. Теперь на нём уже учился ездить мой пятилетний сын. Меченого даже холостить не потребовалось, он и так был достаточно послушен. Я надеялся на жеребят от него, но с кобылами у Меченого как-то не складывалось. Кобылы хорошо понимают, что перед ними совсем не вожак.
   Те, кто бегал с Меченым в одном табунке, сейчас тащат тяжело гружёные повозки, вращают ворот. Теперь, когда у нас не было рабов, кто-то должен был выполнять тяжёлую рабскую работу. Ремесленники придумали для этого множество приспособлений, но мне не приходилось в них разбираться - я просто обучал лошадей. Разводить так много коней было нам в новинку, и моим помощником, а в первое время и учителем стал Савмак, здешний варвар. Я понимал лошадей и был достаточно силён, чтобы справиться со взрослым жеребцом здешней сильной и рослой породы. Поэтому меня и посылали.
  
   На улице меня уже ждал Анит, городской лекарь. Мы быстро, не тратя слов, пошли мимо отвернувшихся от нас глиняных домов, мимо храма, и по уже пыльной дороге вышли в степь, где по обеим сторонам тропы стояла высокая трава. Её сплетённые корни плотной плевой закрывали плодородную почву - тот, кто прорвёт эту плеву плугом, мог рассчитывать на богатый урожай. Этот новый для нас край был неожиданной милостью богов. После разгрома за Набисом пошли те, кто остался ему верен, пошли в путь почти безнадёжный, как тот, которым возвращались из Фареса на родину наши предки. Только с предками не было стариков, девушек, молодых матерей. А у нас почти не было мужчин, а те, что были, хромали от ран, рвали на перевязки одежду жён, жадно пили из случайных источников. Все знали, что нас догонят и добьют, но однажды, войдя в горное ущелье, мы увидели другую землю и другое небо. Тут была свободная земля - земля для всех, как и обещал Набис. Тут были незнакомые нам племена, гонявшие по степи табуны своих коней. Дети, выросшие здесь, как я, уже понимали кроме родного их язык. Тут были поселения кентавров. До этого мы думали, что их уже не осталось. Тут были другая земля и другое небо, я не зря это сказал.
   Но сейчас оттуда, где за высокой травой прятались домики земледельцев, на наш город надвигалась беда. Несколько огородников из тех, кто приезжал в город торговать, уже заболели. Это была чума.
   Начавшийся с богов род Анита много поколений копил знания о том, как лечить болезни и раны. Когда с нами пошёл его отец, это было редкой удачей. Но лечить чуму не умели и они.
   Как лекари в этих краях славились кентавры, особенно их нынешний предводитель. Дикие, внимающие природе кентавры, которые не прощали слабости ни себе, ни другим. С нами они не торговали, но и воевать не собирались - по счастью. Мы тоже избегали знаться с кентаврами - слишком большим неистовством, согласно преданиям, отличался их род. Но теперь кентавры были нашей последней надеждой.
   За первую половину дня мы с лекарем прошли всё царство Лахенское - верное заветам предков царство, где воинов, стоящих в одном строю, не разделяет корысть и вражда. Если чума обезлюдит наш город, то найдутся охотники на распаханную, обихоженную землю, на заботливо обустроенный порт в гавани, вход куда расширяли несколько лет, черпая песок. Оно маленькое, наше царство, зато у нас настоящий царь и настоящие воины - мы все. За десять лет я смог купить оружие и броню для всадника и гордился этим. Мы привыкли бесстрашно стоять в пешем строю, но в здешних степях силой была конница. А ведь когда-то я мог вообще потерять право носить оружие - бедные родители, отчаявшись, готовы были продать меня в рабство.
  
   Дальше потянулась совсем безлюдная степь, небо словно выцвело. Каждый из нас понимал, что надо спешить, но до ночи мы всё равно не успевали выйти к поселению кентавров. Мы разложили костёр, достали хлеб и печёные луковицы и, едва поев, уснули прямо у костра, даже не взглянув на небо. Звёзды здесь тоже были другие, не те, памятные мне по детству.
   Проснулся я ещё до рассвета и долго и старательно разминал затёкшее тело. Анит тем временем вскипятил воду. Мы выпили горячего и пошли.
   Кентавры жили совсем недалеко. Острое зрение предупредило их о нашем приближении. Навстречу вышел сам вождь, Гард.
   В этом новом мире мы не ко всему смогли привыкнуть. Глаза, словно помимо моей воли, видели лошадь и человека - одновременно. Лоснящаяся на солнце вороная шерсть, мощный, слегка раздвоенный круп. Прирождённый вожак табуна, из тех, кого в трактатах про коней обозначают первой буквой нашего алфавита. И лицо - мудрое, почти человеческое, обрамлённое чёрной курчавой бородой. Только глаза огромные, конские, карие с синеватым отливом.
   Я выступил вперёд.
   - Мы пришли к тебе с просьбой о помощи, как друзья к друзьям.
   - Почему ты называешь себя другом? Храбр ли ты, человек? Силён ли ты, человек?
   Сейчас по правилам кентавров следовало показать, что я храбр и силён. Я предложил.
   - Хочешь, я продержусь на твоей спине пока считают до двадцати четырёх?
   Кентавры считали по двенадцать, у них было шесть пальцев на каждой руке.
   В огромных глазах кентавра промелькнул гнев и ещё что-то. Смех? Или уважение?
   - Никто не сядет на меня, как на лошадь. Одолей меня.
   - Попробую. Но ты слишком силен и быстр, чтобы идти на тебя с голыми руками. Мне поможет вот это...
   - Поможет ли? Хорошо, начинай.
   Я не собирался стрелять в вождя из арбалета или рубить его мечом. Из-за пазухи я вынул самый длинный из своих волосяных арканов, и Гард тут же побежал, собираясь увернуться и, вернувшись, забить меня копытами. Впрочем, даже если бы аркан достиг цели, кентавр мог бы протащить меня за собой по степи, быстро превратив в пыльный мешок с мясом и костями. Рассчитывать я мог только на одну попытку.
   Я метнул аркан и сразу как только увидел, что петля затягивается вокруг головы Гарда, бросил второй конец аркана так, что он обвился вокруг морщинистого ствола степного дубка, который рос поблизости. Аркан уже начал натягиваться, но я успел перехватить конец. Теперь для того, чтобы удержать вожака, мне не нужна была сила кентавра. Гард пытался раздвинуть петлю на шее, мышцы на его руках вздулись буграми. Дубок, казалось, был готов вылезти из земли, с него начали осыпаться красноватые листья. Но корни держали его крепко. Однако как следует сдавить шею Гарда у меня не получалось - медленно, не желая сдаваться, кентавр приближался ко мне. Признал он мою победу? Или просто пощадил меня?
   - Ты храбр и хитёр, хотя не очень силён. Что нужно твоему племени?
   - Этот учёный человек расскажет тебе.
   Я указал на Анита.
   - Вы, люди, смешные. Сильны у вас одни, а учёны другие...
   Но Гард внимательно служал врача. Теперь на его лице отражалось глубокое, не до конца понятное мне раздумье, а не ярость и гнев.
   - Но мы не болеем чумой. Я не умею её лечить.
   Небо, закружившись, обрушилось. Я не раз представлял себе, что умру под копытами кентавра или он просто прогонит меня. Но этот ответ почему-то казался мне невозможным.
   Гард тем временем продолжал
   - Но всё же есть способ остановить чуму, пока она не в разгаре. Ты видел, как тушат степные пожары, пуская встречный пал? Я поеду с вами. Скоро я соберусь и буду ждать вас у этого дерева. А вы теперь - гости нашего племени. Кентавры будет выбирать того, кто заменит меня.
   Мы прошли в поселение, где нас уже ждали. Собравшимся на большой поляне мужчинам (или жеребцам?) словно бы только нашего прихода не хватало для того, чтобы начать драку. То одна, то другая пара сходились, начиная бить друг друга передними ногами, хватать руками, толкать мощным крупом. Я-то был привычен к подобным сценам, а Анит только глаза закатывал, глядя на разбитые головы, торчащие из лохмотьев мяса рёбра, и сломанные ноги, хотя на войне его такое, конечно, не удивило бы. Тех, кто не мог подняться с земли, уносили сородичи. Если кентавру удавалось встать, хотя и пошатываясь, то к нему обычно подходила кобыла (женщина?), обнимая и поднося кубок с вином. После вина, объятий и утешений тело вновь начинало служить жеребцу. Мужчина и женщина утоляли свою похоть в ближайших кустах, оставляя на траве семя, смешанное с кровью. Они крыли друг друга так, как жеребцы кроют маток, потому для меня в этом не было человеческого срама, лишь неистовство животных.
   Нам поднёс хлеб и вино старый кентавр. Голова его была уже седой, но гнедое тело коня оставалось таким же гладким и лоснящимся. Я почувствовал, что страшно голоден, и вцепился в хлеб как собака в кость. Занятый едой, я едва не пропустил момент, когда на поляне остались всего двое - вороной с длинными чёрными кудрями и гнедой с короткими тёмно-рыжими волосами, стоящими торчком. Это была уже борьба не на жизнь, а на смерть. Сначала они избегали сближения. Каждый подскакивал и бил соперника копытами, пытаясь увернуться от его ударов, а затем убегал. Потом гнедой вцепился вороному в волосы, словно пытаясь выкруть его голову. Тот, оказавшись рядом с гнедым, надолго свёл руки, густо поросшие чёрным волосом, на его шее. Человек давно погиб бы от удушья, но гнедой продолжал бороться, стараясь лягнуть соперника. Один из его ударов пришёлся по точно по бабке вороного. Тот разжал руки и выпустил врага. Гнедой взвился на дыбы, ударив вороного в грудь обеими копытами. Одно из них, видимо пришлось точно напротив сердца, поскольку вороной, не издав не звука, начал оседать на траву.
   - Дин! Дин! - неистовствовали зрители, выкрикивая имя победителя.
   Дин уже осознал, что теперь он - вожак. Горделиво выпрямившись, помахивая рукой кобылам, он сделал круг на поляне. Ярость в его глазах начала остывать, уступая место... неужели печали?
   - Линс был его другом, - шепнул нам старик.
  
   Вождь был избран, и теперь мы могли покинуть поляну. Гард ждал нас под деревом не один. Он горячо любился с небольшой рыжей женщиной-кобылкой. Только когда всё закончилось, и довольные кентавры замерли, обнявшись, гладя друг друга руками по волосам и шерсти, Гард заметил нас с Анитом.
   - Ступай домой, - сказал он ей.
   Потом обратился к нам.
   - Садитесь на меня.
   - Но ты говорил..., - начал я.
   - Садитесь, нам нельзя терять времени.
   Аниту досталось место ближе к голове, а мне, понятное дело, - к крупу. Со мной разговаривать о медицине не собирались. Но сам я всё же спросил кентавра
   - Ты смеялся над людьми, а мне странны ваши обычаи. Почему любовью занимаются у вас сразу после боя?
   - Любовью занимаются те, кто был силён в бою. Разве не лучше не допускать к маткам слабых жеребцов, чем потом убивать больных детей?
   Когда-то мы убивали таких, это правда. А во время нашего перехода слабые умирали сами. От жажды, от голода, от жаркого солнца и непосильного пути. От этого умирают любые дети, не только слабые. Теперь же нас было слишком мало и слишком дорог был каждый человек. Не только тот, кто станет хорошим воином, но и будущий умник, который сможет понять науку Анита, и тот, кто снова научится играть на лире и говорить стихи - наши поэты погибли. Но кентавру я не сказал ничего.
  
   Я любил ездить без седла, и хорошо знал, какие тёплые бока у коня, когда к его телу плотно прижаты твои ноги. Я понимал, почему мужья покупают кобыл для исцеления бесплодных жён, не желающих любви. Но тело кентавра было не просто тёплым, а почти горячим, обжигающим. Он шёл очень ровно, только дорога вокруг слилась в сплошную полосу.
  
   Ближе к вечеру мы уже были в городе. Царь и глашатай ждали нас у ворот. Глашатай предназначался для того, чтобы встретить гостя с почётом, но для него нашлась более важная работа.
   Гард достал из сумы на поясе коробку, наполненную серым порошком.
   - Что это? - спросил Анит.
   - Болезнь. Но болезнь безвредная для всех, кроме тех, кто уже заражён чумой. Возможно вы будете чихать или кашлять. Заражённые же умрут не через несколько дней, а наутро.
   Скоро мы уже обходили весь город. Шедший впереди глашатай кричал:
   - Не выносите тех, кто умрёт назавтра. Не приближайтесь к ним. Их тела вынесет и сожжёт почтенный Гард вместе с принадлежащими им вещами.
   Гард рассыпал порошок. А мы объясняли встречным зевакам, в чём дело. Любопытства в горожанах не могла убить даже чума.
   Наш город невелик, но когда мы обошли его весь, солнце уже садилось. Но прежде чем возвращаться домой, мне следовало устроить гостя на ночлег. Покойный Лисий, муж вдовы Киниски держал конюшню для боевых лошадей, и стойла, теперь опустевшие, были там просторными и светлыми. Город дал вдове содержание, чтобы она снова могла нанять человека вычистить конюшню. К ней с охотой нанялся Диодор, прислуживавший семье раньше, хотя плата и была не так велика. Не знаю, что было причиной - преданность или любопытство.
   Когда мы шли к дому Киниски, нам повстречалась Хриза. Её сын Эант, который уже с полгода как научился бодро семенить за матерью, сегодня сидел у неё на плечах. Внезапно он закричал. Хриза взяла его на руки, ребёнок несколько раз дёрнулся, срыгнул кровью и затих.
   К ней подошёл Гард.
   - Он умер. Отдай его тело.
   Так он сказал и просил меня перевести.
   Хриза забилась в плаче, повторяя, что даже не попрощалась с ребёнком. Всем было понятно неразумие жалоб - неужели ей стало бы легче, умирай он в муках и долго? Но мы стояли и терпеливо ждали, пока женщина отдаст дитя, чтобы Гард сжёг тело рядом с городской стеной, где уже было приготовлено много возов дерева.
  
   Доведя Гарда до дома вдовы, я с тайным страхом пошёл домой. Встретят ли меня, как обычно, Евклия с Хилоном? Жена всегда встречала меня. Кто-то мог бы счесть это бесстыдством, но наши женщины бесстрашны во всём и привыкли поступать по своему разумению.
   Мне следовало бы во всём быть верным установлениям предков, но я радовался, что наше воинское товарищество собирается только на ту часть дня, которая отведена упражнениям с оружием. Слишком много иных трудов приходилось на каждого. Зато как сладко, усталому, ночевать под родным кровом и видеть, как растёт твой сын. Через два года ему уже настанет пора учиться искусству войны, чтению и письму, и не каждый день нам придётся свидеться. Но в дни работ на родной земле домой отпускают и детей.
   В сумерках я сначала увидел огромную тёмную тень и лишь потом разглядел, что меня встречают все трое - Евклия и сидящий верхом на Меченом сын. Евклия сдерживала плач, сын пару раз чихнул, но, пройдя в дом, бодро помог мне одолеть круг козьего сыра, что стал нашим поздним ужином.
  
   Вставать же мне снова пришлось рано утром. Я остановил запряжёную лошадьми повозку у дома Киниски и недолго дожидался Гарда. Кентавр странно и грустно глядел на родичей, лишённых полного разума, потом велел держаться подальше от мёртвых тел, надеть вонючую маску и переводить горожанам его слова.
   Повозка ехала по улицам, Гард останавливался там, где слышались рыдания, выносил тела и просил ехать дальше. Я не мог понять, как мы остановим чуму. Конечно, смерть несчастных была не такой жестокой и мучительной, как обычно, но ведь поветрие собирало свою обычную жатву. Когда кентавр остановил человека, пытавшегося самому вынести тело брата, идея того, что мы делаем, стала мне ясна из слов Гарда. Обычно заразившиеся какое-то время встречаются со здоровыми и даже потом, когда они слягут, к больным приходят те, кто ухаивает за ними. Поветрие тем временем перекидывается на новые жертвы. Мы не могли спасти заболевших, но могли перерубить эту цепь.
   Я не могу похвастаться быстротой ума, но большинство горожан не понимали и этого. Наша повозка стала для них устрашающим призраком из царства мёртвых. Вслед неслись прокляться, а несколько раз дети швыряли в нас камнями. Так было в этот день. И в следующий.
   На третий день никто не умер. А на четвёртый люди выбегали из домов, чтобы приветствовать кентавра как своего спасителя, украшали его венками, пели для него гимны в честь бога врачевания.
  
   В город по-прежнему никого не допускали, но припасов хватало надолго. По слухам, поветрие затихало и за городом. Через семь дней осмелевшие горожане решили устроить диспут - благо оба философа были свои, местные.
   Гард спросил меня, о чём будет спор.
   - Философ Сфер защищает отеческую добродетель, говорит, что равные мужи - лучшие друзья и лучшие воины, что каждый из них готов стоять за родину, не вспоминая своих обид. А философ Аристокл говорит, что равенства ни в природе, ни между людьми не бывает, ненадолго же установить его способна лишь тирания, которая враждебна отеческим заветам.
   - Я хотел бы послушать их. Я пойду?
   - Конечно, кто может тебе помешать. Разве что горожане вместо того, чтобы слушать философов, решат снова разглядеть своего спасителя.
  
   Гард вернулся затемно. Хотя докучливых насекомых уже не было, хвост его так и гулял по крупу, что было верным признаком беспокойных мыслей.
   - Чьи речи показались тебе вернее? - спросил я.
   - Чудно сказать, однако, пожалуй, Сфера.
   - Сфера? Но ведь в природе нет равенства, а человек - раб своей природы. Всегда есть сильные и слабые, отважные и трусливые.
   - Это верно, равенства нет. И то немалое равенство, которое завоевали вы, тоже неустойчиво. Скажи, ведь в новом краю, где приходится торговать с другими племенами, вам не удалось отказаться от денег, как хотели мудрецы?
   - Не удалось.
   - А это значит, что хорошо торгующие будут богатеть. Но это ещё не беда, других прокормит своя земля. Однако ведь могут появиться те, кто захочет отобрать у них эту землю.
   - Но кто посмеет?
   - Смотри, тебе на конюшне помогает Савмак. Ты хотел бы, чтобы он не терял времени на воинские упражнения, а лишь работал на тебя?
   - Но Савмак стал равным, хотя по рождению он и варвар. Наши кони будут сражаться рядом. Его сына заберут учиться вместе с моим.
   - Тебе не хочется стать богаче, сильнее, влиятельнее?
   Подумав, я честно сказал:
   - Хочется. Но для меня ещё важнее, чтобы когда я буду уходить на войну, никто из дома не пожелал направить копьё мне в спину. Я хочу, чтобы мы оставались товарищами, и между нами не было счётов. И ещё - неладно будет, если Лахена станет слабее на одного всадника.
   - Однако найдутся ведь и те, кто этого захочет?
   - Может быть. Но если все мужи будут равно сильны и готовы себя защитить...
   - Горе табуну, в котором все равно сильны. Он не будет знать покоя.
   Гард помолчал и продолжал.
   - И всё же в словах Сфера есть правда. Ты назвал человека рабом своей природы. Скажи, отличаются ли у вас названия для раба и для слуги?
   Вот Диодор. Почему он нанялся работать за меньшую плату, хотя мог бы найти место, где платят больше? Может ли Каниска приказать ему не петь за работой или, наоборот, петь, как приказывают рабам?
   Я понял, хоть и смутно, о чём говорит кентавр.
  -- Можно служить и оставаться свободным, хотя это требует усилий и жертв.
  -- Мне, кентавру, смешно слышать от людей о вашем рабстве у своей природы. Вы говорите это и не понимаете, насколько вы свободнее животных, свободнее нас, свободнее даже богов. Есть ли власть, которая больше, чем власть влечения - ведь без него не продолжалась бы жизнь? Однако и мы, и вы не просто рабствуем ей, а женимся и заводим детей, которых можем назвать своими.
   Гард глубоко вздохнул, и я с тревогой услышал его кашель. Для коня хорош воздух степей, а не городской дым. Я спросил:
  -- Когда ты вернёшься домой?
  -- Думаю, - сказал он тихо, - что вашему городу не помешает и третий лекарь. Даже если на него придётся потратить несколько мер овса. Я сам сложил права вождя, а после этого в табуне нельзя оставаться живым. Такова наша природа.
  -- Но как ты мог пойти на это?
  -- Здешним народам нужны наши степи, а значит нам нужны союзники. Вы смешны, как и все люди, но, выбирая союзников, я выбрал бы вас. Я надеюсь оставить лахенцам прочную память о том, что мы - друзья.
   Гард повернулся и пошёл в конюшню, на ходу, как обычный конь, роняя навозные яблоки. Сейчас он казался мне более великим, чем легендарный творец наших законов. Тот, чтобы упрочить свои установления, ушёл победителем, а вождь кентавров не побоялся уйти побеждённым.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"