- Да уж увольте! Какая это к чертям собачьим живопись? Так даже иллюстрации к некрологам нельзя раскрашивать! Где цвет? Где цвет, я спрашиваю! Эта красная охра рядом с грязно-зелёным вызывает у меня головную боль! - маленький, лохматый старик в бархатном пиджаке и с пижонским платком на шее, не стесняясь посторонних, ругался на весь выставочный зал. - А композиция! Это ведь опошленный "Крик" Мунка! Та же композиция с дорогой и деформированным человечком, то же закрученное небо. Если бы Мунк мог восстать из гроба, увидев сие творение, он бы умер опять и насовсем.
- Да будет тебе, Петр Антонович, уймись. Не пугай народ. Сейчас другое время, другие правила игры.
- Это ты своим студентам про правила игры рассказывай, Сергей Степанович. А правила настоящего искусство стоят вне времени. Ни Дюрера, ни Рембрандта ещё никто не отменял.
Тот, которого назвали Сергеем Степановичем, тоже немолодой, но высокий и мускулистый, остался невозмутим.
- Дюрера не отменял, но правила меняются. Когда мы говорим о старых художниках, мы подсознательно рассматриваем их в рамках своего социального окружения. Нам известно множество современных мастеров, которые пишут совершенно по-другому, но это не умаляет их вклада в историю искусств.
- Умаляет! - перебил его маленький. - Умаляет. Все эти крестики - нолики скрывают простое неумение рисовать. Сравни хотя бы Энгра и Гогена.
- Ты опять сравниваешь несравнимое. Искусство становится всё более и более эмоциональным. Фотографичность, детальная прописка зачастую отвлекают зрителя. Они заставляют его восхищаться техникой, а не эмоциональной идеей. Ты когда-нибудь видел картины, выполненные компьютером?
Пётр Антонович как будто не слышал приятеля.
- Эмоции... эмоции. Мы не знаем, как они работают, какая из их форм важнее. Может быть, самая важная - это любовь к женщине, к ребёнку.
- Хм, - улыбнулся второй. - Тебе виднее. Это ты у нас трижды в ЗАГС заруливал, причём дважды с моими студентками. Но вернёмся к живописи. Я где-то читал, что наскальные росписи появились в качестве примитивного средства обмена информацией. Стилизованные рисунки способны описывать события пусть не так детально как слова, зато гораздо быстрей.
- Бедные дикари, как они обходились без интернета? - Пётр Антонович наконец успокоился и даже попробовал шутить. - Ты знаешь, Сергей Степанович, я в принципе не против эмоциональности в искусстве, но нельзя забывать ещё о том, что искусство должно воспитывать.
- Вот именно, воспитывать, а не навязывать. А сколько мы знаем примеров, когда определённые эстетические ценности нам навязывались через кино, учебники, гонорары. Искусство не просто передавало информацию, а внушало нам определённую идеологию.
- Ну это ты загнул, Сергей Фёдорович. Я помню, что ты занимался исследованиями на эту тему. И всё-таки, картина, гипнотизируя своей красотой, не может заставить тебя пойти в магазин и купить ненужную книгу.
- Не знаю - не знаю. Человеческое подсознание пока ещё не открыло все свои тайны. Скажем, я, начитавшись Шекспира, потом некоторое время пытался изъясняться стихами. Как известно, если каждый двадцать пятый кадр в фильме будет рекламировать ресторан Арбат, то тебе потом обязательно захочется туда сходить, хотя ни глаз, ни мозг технически не успевают ничего заметить. Цвета и форма действуют на наше восприятие более сложным путём, чем двадцать пятый кадр, зато с более надёжным результатом. Мы, художники, знаем, что сочетание красного и белого цветов создают у европейцев праздничное настроение, серый даёт ощущение тяжести, а разные тона фиолетового - грусть, интим. То есть, комбинируя определённые цвета и элементы на картине, можно не просто передавать образы, но и внушать отношение к ним.
- Ох, Сергей Степанович, фантазёр ты великий. Начни ещё по вечерам фантастические рассказы писать.
2.
Освещённую дневным светилом столицу от кабинета отделяли плотные шторы и звуконепроницаемое стекло. Внутри царил полумрак, плотные тени прогуливались по едва различимым лицам. Похоже, что присутствующие не спешили быть опознанными.
На стене помещения был установлен большой плоский телевизор. На экране замер последний кадр только что просмотренного фильма.
- Сергей Степанович, я ничего не понял. - Вальяжный басок, прозвучавший с дальнего конца стола, говорил о высоком положении в обществе говорящего. - Вы утверждали, что ваше открытие позволяет с помощью картины сделать из человека чуть ли не робота, а найденная вами комбинация цвета и формы заставит любого зрителя буквально влюбиться в изображение на холсте. Однако, просмотренный нами фрагмент говорит о совершенно противоположном. Как вы просили, мы договорились поместить написанную вами картину в Центральный выставочный зал на самую главную стену, дали специальное освещение. Но где же обещанный результат? Снятый вчера фильм показал нам полное неприятие идей, заложенных в картине, вашим другом.
Сергей Степанович встал и, сложив руки за спиной, задумчиво посмотрел перед собой.
- Господа, действительно, просмотренный отрывок демонстрирует скептическое отношение к ценностям данного полотна, высказанное моим другом Петром Антоновичем. Но даже медицинским препаратам нужно время, чтобы усвоиться организмом. Процесс внушения требует гораздо большего времени.
- Вы предлагаете нам ждать? Как долго? Месяц, год? - Женской голос, вырвавшийся из темноты, был полон жёлчи. - А может, мы получим ваш результат посмертно?
Вместо ответа Сергей Степанович подошел к телефону, набрал номер своего вчерашнего собеседника и включил микрофон так, чтобы собравшиеся могли слышать их разговор.
- Пётр Антонович? Привет. Чем занимаешься?
- Да с раннего утра в трудах праведных.
- Водку, что ли, пьёшь? - Сергей Степанович усмехнулся.
- Какую водку? Говорю в трудах. Ты знаешь, Степаныч, наверное, я был вчера не совсем прав насчёт той картины под Мунка. Это сочетание приглушённой зелёной окиси хрома с красной охрой...
- Ты же говорил "грязного зелёного".
- Да нет, именно "приглушённого". Это интересная находка. Я тут с четырёх утра экспериментирую - спать не мог. Кстати, ты знаешь, что странно - как я ни стараюсь работать в своей привычной манере, всё равно мои новые вещи напоминают вчерашнюю картину. Разумеется, у меня покруче, да и поталантливей будет, тем не менее, не хочу себя обманывать, влияние чувствуется.
- Ох, Пётр Антонович, фантазёр ты великий. Начни ещё по вечерам фантастические рассказы писать.
- Да, именно это я тебе вчера говорил. Признаю свою неправоту. Ну ладно, пока, мне творить надо.
Щёлкнула опускаемая на рычаг трубка.
- А теперь, - Сергей Степанович опять заложил руки за спину, - давайте посмотрим, что нам покажет ещё одна скрытая камера, установленная в мастерской моего приятеля.
Замерцал экран телевизора. На нём Пётр Антонович отошёл от стола с телефоном, поставил на мольберт новый холст, подпёр кулаком подбородок и задумался. Потом выхватил из стопки широкую кисть и принялся энергично работать. Через полчаса холст пересекла убегающая к горизонту коричневая дорога, обрамлённая угрюмой травой и белесыми пальцами деревьев. Ещё через полчаса над дорогой закрутились серые, лазурные и фиолетовые мазки неба. Потом появился человек. Странный человек. Он пришёл оттуда, из-за горизонта.
- Ой, смотрите! - Обладательница резкого голоса, полностью утратив желчь и недоверие, подбежала к телевизору и принялась восторженно тыкать толстым пальцем в экран.
Действительно в разных углах мастерской стояло несколько похожих друг на друга полотен. На всех была изображена та же дорога, то же небо, тот же человек, и все они были похожи на картину с выставки, будто их писал один и тот же художник.
Экран погас. В помещении наступила тишина. Потом раздались редкие хлопки председательствующего. Через секунду хлопки переросли в дружные аплодисменты, все кричали, поздравляли Сергея Степановича и друг друга, будто выиграли многомиллионное пари. Кто-то включил свет. Теперь Сергей Степанович был свой.
Председатель постучал вилкой по фужеру, восстанавливая тишину.
- Итак, любезный Сергей Степанович, вы действительно доказали неограниченные возможности вашего изобретения. Как вы знаете, через два месяца нам предстоят президентские выборы. Поэтому сразу вопрос в лоб: сколько вы с нас возьмёте за портрет нашего кандидата?
3.
- Ну чего сидишь, наливай давай. Конечно, как в студенческие годы, я уже на грудь не приму, но обмыть успех нашего мероприятия необходимо, - Сергей Степанович вытащил друга в маленький ресторанчик на окраину города.
- За тебя, Сергей Степанович! Жулик ты редкостный! Голова! - Пётр Антонович с удовольствием проглотил рюмку ледяной водки и принялся за салат. - А почему ты не захотел замачивать в моей мастерской? Там привычней, да и стаканы чище, чем тут рюмки.
- Так у тебя видеокамеру ещё не убрали. Я думаю, как минимум месяц поживёшь под наблюдением, учти. Да и мою квартиру, возможно, просматривают и прослушивают. Этот ресторан на окраине - милое дело - все шпики за километр видны. Впрочем, я не думаю, что нас станут очень тщательно перепроверять. Нет особого смысла. Раз они сделали заказ, значит, поверили в мои возможности. Сегодня вечером подвезут фотографии. Сам босс, как я и подозревал, позировать отказался - мало времени.
- Между прочим, Сергей Степанович, я про такие деньги даже не мечтал. - Пётр Антонович налил ещё по одной. - Столько бабок даже Шилову не отваливают. Кстати, скажи, как тебе понравилось, когда я заторможенным прикидывался и мазал этюды в твоей манере? До них, конечно, не дошло, что грамотный художник после небольшой тренировки может писать хоть под Брейгеля, хоть под Матисса, хоть под Кандинского.
- Ты же знаешь, что это не совсем моя манера. Я действительно пришёл к ней в результате своих исследований. Но надо отметить, что ты, Пётр Антонович, свою роль играл гораздо лучше, чем этот киноактёр... всё забываю его фамилию... Во, Никас Софронов.
- Почему киноактёр? Он же вроде художник?
- Именно, вроде. Во всяком случае, снимаясь в массовке в "Дозорах", он выглядел гораздо естественней и колоритней, чем на собственных холстах.
- Гы-ы. А я недавно фото видел: Буш, Путин и наш Никас Сафронов посередине. - Пётр Антонович криво усмехнулся.
- Да, было у отца три сына, двое умных, а третий Никас.
- Двое умных, говоришь? Ну-ну. Между прочим, Сергей Степанович, а что будет, когда их кандидат проиграет? Они же нам ноги оторвут по самую шею.
- Не оторвут.
- Оторвут. Обязательно. И не только ноги.
- Поверь мне, не оторвут. Я ведь не давал обязательств, что не буду писать портреты кандидатов от других партий. В эти выходные их конкуренты по своим каналам договорились повесить мою картину в Доме Художника. Так что готовься придуриваться опять. Позавчера на выставке у тебя получилось гениально. Разумеется, опять половина заработка твоя.
Пётр Антонович буквально застыл с очередной рюмкой у рта.
- Ну, Сергей Степанович! Серёжа, дорогой! Ну, ты даёшь! Да тебя самого надо в президенты выдвигать с такими мозгами.
Сергей Степанович хмыкнул:
- Я бы может, и выдвинул свою кандидатуру, но смертельно не люблю писать автопортреты.
До мастерской Пётр Антонович доехал на такси: заработав такие деньги, можно было себе позволить. Ещё в юношеские годы, играя в студенческом театре, он привык вести себя перед зрителем естественно. Поэтому видеокамера его не раздражала; он просто не обращал на неё никакого внимания. Мурлыча себе что-то под нос, Пётр Антонович поставил на мольберт чистый холст, посмотрел на него, потом выдавил на палитру краску и взял кисть:
- Надо признать, в этой приглушённой зелёной определённо что-то есть. Голубой кобальт рядом с ней мерцает словно аквамарин из диадемы Шехерезады. Да! Да! Да! Я влюблен в это сочетание.
На холсте, уже в который раз за последние два дня, появились дорога, странный человек и закрученное небо над его головой.
--------------------------
Г. Фриллинг, К. Ауэр "Человек - цвет - пространство"