Маркс Алексей Сергеевич : другие произведения.

Капкан судьбы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
  
  
  
  
   Алексей Маркс
  
  
  
  
  
  
  
  

Капкан судьбы

РОМАН

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Новосибирск 2010 год
  
  
  
  
  
   В основе повести лежат реальные события и люди.
   Имена некоторых персонажей изменены.
   Изменены также названия и адреса административных зданий и сооружений.
   Некоторые события и герои повести вымышлены в художественных целях.
   Любое совпадение названий и имен считать случайным.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   По данным Федеральной службы исполнения наказаний в 2010 году в России в заключении находились 837000 человек.
   Почти миллион!
   Прошло же через тюрьмы во много раз больше людей. Не в каждой стране столько народонаселения.
   По численности, сейчас за решеткой пребывает целое государство.
   Государство зеков.
  
   Сиделось Валерке нелегко...
   Не то, что кому-то сидится на зоне вольготно. Это всем не санаторий.
   Валеркина зона, или лагерь, или колония, как еще ее называют, не была "строгой". В народе ее называли "семерка". Официально же обозначали как исправительно-трудовое учреждение УФ-91/7. "Общий режим", что дают на суде обычно первоходам, то есть тем, кто впервые получил срок. По суду-то дали общий режим, но среди самих зеков его прозвали "лютым". Почему "лютый"? Потому, что понятий и правил другой, арестантской, жизни у первоходов толком еще нет. Не знают они многого. А без знания и исполнения уклада жизни зоны часто начинает править беспредел. "Семерка" все же не считалась "махновской", совсем уж беспредельной, где вся власть принадлежит агрессивным недоумкам, имевшим одно преимущество - физическую силу. Также нельзя было эту зону отнести и к разряду "красных", где безгранична власть администрации. Скорее "семерка" была тем лагерем, где есть еще "воровской ход", то есть порядок жизни "по понятиям", который поддерживают самые уважаемые зеки. Хотя сюда уже редко "приезжал" отбывать наказание кто из авторитетов. Без них же дикую, запертую в клетку людскую лютость и тупость угомонить и образумить очень трудно. Порядок везде нужен. Можно сказать так, что была "семерочка" покамест "черной", то есть воровской. Хотя бы и потому, что собирали на ней общак. И возили денежки общаковые на больничку, десятую зону. На "десятку" люди съезжались со всех режимов. И поэтому была она курьерская, как перевалочный пункт. Доля общака оставалась здесь же. Из этой доли оказывалась помощь тем арестантам, кто уже был совсем болен - чахоточный, или у кого не было ни родных, ни близких, чтобы принести дачку. Покупались лекарства, сигареты, чай, словом, необходимые вещи. Отсюда часть общака отправлялась этапом на "тренашку", зону N 13, особый ("полосатый") режим, в Убинку. Еще общак с больнички загоняли на спецБУР (барак усиленного режима), как по старому называли зеки ЕПКТ (единое помещение камерного типа), которое было организовано на строгой "восьмерке". Именно сюда везли со всего Сиблага - сибирского управления лагерей - все "отрицалово" (тех зеков, с кем не может сама справиться администрация других зон). Кстати, знаменитая широкой публике по песне "Белый лебедь" Михаила Танича Соликамская тюрьма тоже называлась спецБУР. Именно в ней в советские времена пенитенциарная система пыталась ломать "суками" (подментовскими зеками) воров. Не сломали, хотя имели господдержку в лице целой системы. Почему "суки" все-таки не победили в той войне? Авторитетные жулики, Воры - умнейшие люди. Их ума на многих людей хватит. Они понимали, что в любом коллективе свой вожак нужен. Без него стая не так опасна. Зная всех лидеров "сук", жулики и валили их, "ставили на перо", резали, одним словом, упреждали кипиш. Не сами, естественно. Им по статусу не положено. Это что касаемо истории.
   Периодически вновь назначаемый "хозяин" "семерки" (начальник ИТУ) всегда хотел перекрасить "черную" воровскую зону в "красную", где весь уклад зоны контролируется ментами. И начинал "закручивать гайки": а именно, "улучшал оперативную работу, устраивал обыски, устанавливал законный, но строгий, жесткий режим содержания". Все это приводило к тому, что на зону практически переставали поступать перекиды с воли, дубаки-контролеры (внутренние инспектора-охранники) прекращали заниматься проносами (доставкой некоторых запрещенных вещей). А во время шмонов (обысков в бараках) у постояльцев находили немало наркоты и сотовых телефонов. Частенько сами зеки и пороли "косяки", то с перекидом из-за забора чего нужного, то еще с какой ерундой. А после этого, естественно, служба безопасности устраивала шмон. Да не один. Несколько дней подряд. Тяжко приходилось сидельцам в те дни.
   "Семерка" считалась, если можно так сказать, экспериментальной зоной, где стражи порядка пытались найти компромисс с зоновскими авторитетами. Оттого и крупных "косяков" по зоне было не так много, как, скажем, даже в "красных" колониях, где часто случались убийства и побеги. Конечно, бежали и отсюда. Именно с "семерки" был выкопан самый длинный в истории российской пенитенциарной системы туннель-подкоп на волю под всеми заграждениями. Его длина составила 83 метра! Копал его завхоз хоздвора осужденный Пеленкин с вверенной ему территории до соседнего леса. Достаточно долго копал. И по нему ушел к "зеленому прокурору", то есть совершил побег. Тем не менее, "семерка" для начальников была своеобразным трамплином на повышение в должности. Из нее "хозяева" уходили даже в Федеральное Управление службы исполнения наказаний, но чаще в местную управу. Главный показатель порядка в колонии - хорошая отчетность. Без побегов, убийств. А пока один начальник ушел - другой пришел - "черный ход" набирает обороты. Но это, в общем-то, устраивало обе стороны. Последний "хозяин" "семерки" проработал 20 лет в лагерях. Был человек с большим опытом работы и со знанием местных традиций. Дисциплинарную палку на зоне не перегибал. И порядок не доводил до маразма.
   Если говорить о значении "семерки", то стоит сказать, что треть новосибирцев, сидевших по правилам общего режима, прошли через нее. "Семерка" - зона большая. Одна из самых больших в России.
  
  
  
   ***
  
   Хорошо это или плохо для сидельца, но находилась зона в тридцати минутах езды от дома Валеркиного. С одной-то стороны - неплохо, в своем городе чалиться (сидеть). А с другой стороны - душа-то рвется! Мотал бы срок где-нибудь в Тобольске, так и не думал бы бесконечно о доме за забором, а так... По Уголовному кодексу РФ отбывать срок положено в пределах своего региона. Тоска приливала комком к горлу. Особенно в самом начале отсидки гнет. Не выскажешь никому грусть-тоску. Не покажешь слабину свою. Здесь лучше, вообще, помалкивать. А то скажешь что, по дури своей первоходовой, не "профильтруешь базар", и можешь пожалеть на весь срок, а то и на всю жизнь. Здесь за каждое слово, даже за каждую буковку сказанную приходится отвечать. Те молодые первоходы, что не поняли это сразу, потом жалеют, но поздно. Здесь обратной дороги нет. За "базар" или поступок неправильный люди строго спросят. От словесного предупреждения до побоев. А если же кто-кого из зеков кровно оскорбил, хотя бы произнес так распространенный на воле матерок "е... твою мать", то могут и зарезать. Вот это и есть спрос. Это на воле малолетняя шелупонь может перед своими такими же балаболами языком чесать, бахвалиться: какой ты "крутой" - сказал, пообещал кому-то и не сделал, послал кого-то на х...р, а с тебя не спросили, или просто, человеку хорошему дерьмо подложил. Здесь за это не прощают. Ничего не утаишь от зоны. В тюрьме все стены прозрачные. И уши у стен имеются.
   Уклад жизни зоны Валерка уяснил быстро. Были у него здесь и кенты- кореша. Держаться надо с кем-то. Одного могут сожрать. Валерка не жулик, не рэкетир, не бандит из местной группировки. У него особой поддержки в зоне нет. Только за себя и мог говорить. Чалился с такими же, как он, первоходами-большесрочниками. У кого больше десяти лет намотано, такие и держатся вместе. С ними и стоял. Кто как в новой хате своей оказался. Сколько людей - столько историй. Но как же много людей здесь расплачивалось за свою глупость! Нет ни одного такого же места в мире как зона!
   А что и здесь, на зоне, люди живут. Только жить здесь всем не сахар. Но как-то привыкают, обживаются многие в данных судьбой условиях.
   Валерка всегда был птицей вольной. И вот птицу вольную в клетку бросили. Чего ждать от этого? Или умрет птица (физически или морально), или станет жить по законам стаи. Как сделал и Валерка. От того, может, и сиделось ему - рубахе-парню, открытому, простому, не "блатному" - не легко. Но не сломала его зона, как ни пыталась. Ломает других. Но у кого, как у Валерки, есть стержень внутренний - не переломит. Будет гнуть, но не сломает. Конечно, сделал много ошибок в жизни своей Валерка. Подставила судьба ему капкан. Да такой, что не только ногу, а голову отхватить может. Только не раз и не два это было. Всегда Валерка знал одно - надо выстоять. Если был виноват и признавал это, то принимал стойко свое наказание, а если был прав, то доказывать свою правоту он умел.
   Может, и помогала эта правота выживать. С детства. Эта правота была дикая, бесстрашная, когда дрались шайка на шайку в своем Ленинском районе Алма-Аты против казахских пацанов. Скрытая, готовая взорваться от искры и растерзанная обстоятельствами, когда беженцами приехали всей семьей - он и мамка с батей - в Новосибирск. Там, на югах, жить было уже совсем невмочь. Помнил Валерка, как уревывалась мать от страха за отца - тогда еще сильного, гордого мужика, талантливого работника-печника, но пьющего, когда он приползал домой пьяный и избитый не то казахами, не то своими же русскими после очередной "работы". А пьянки были каждый день-через день. В Советском Союзе валюта одна была - бутылка. У кого работал отец, у того и пил. Пока силы были, работал много. И пил, соответственно. Всегда так было, что казах, что русский, вместе за столом сидели, вместе работу делали. В один садик детей водили. В школу. Ну, называли в шутку русские казахов "зверями", на что те очень злились. До драк. Но чтобы всерьез - не было. Да, случились тогда жуткие годы, которые изменили жизнь многим. Прикрываясь ростом национального самосознания, местные бандиты грабили людей, не задумываясь о последствиях. Угрожали, запугивали, выживали со всех работ. Вынуждали бросать квартиры-дома в столице и бежать. Без оглядки. Подхватив детей и пьяных от безысходности мужей. Бежать прочь из этой страны, куда глаза глядят. Помнил, Лерка-Валерка, как соседка-казашка, пожилая учительница из его школы, встретилась как-то с ним у подъезда. Окликнула сорванца. Подошла и обняла, ничего еще не понимающего, запыхавшегося после очередной переделки:
   - Валерочка, - сказала она, и голос ее задрожал, таким этот голос Валерка слышал впервые за несколько лет, - уезжать вам надо отсюда. Нехорошие времена настают. Люди не ведают, что творят. Не перечь маме. Помоги ей. Ты уже взрослый. Пятнадцать лет - уже мужчина и опора.
   Сказала и заплакала. Уткнулась в платок, сдернутый с головы, резко отвернулась, словно стыдясь за то зло, что не делала, и ушла в подъезд, не пригласив с собой Валерку. Чтобы не отвечать на вопросы. А Валерка от неожиданности присел на скамейку и не мог осмыслить сказанного: "Ну, пусть мы деремся с казахами, так и со своими русскими тоже! Ну, пусть трудно с работой родителям, но мы же здесь всю жизнь живем! Куда уезжать? Зачем? Почему?" Дома на эти вопросы был один ответ: пока не поздно, надо все бросать и уезжать.
   Шел 1987 год. Тогда все на мать взвалилось. Отец сломался. Окончательно. Потерял себя еще в Казахстане и не нашел на новой земле. В Новосибирске, где в пристройке дома их семью приютила двоюродная сестра мамки тетя Даша, отец совсем запился. И свой, некогда могучий, мужицкий нрав да железную хватку уже проявлял на матери. Бил. С пьяной руки. Бессовестно. Куда попало. Пока хватало пьяных сил. В своей бессильной злобе на жизнь.
   Поначалу подрядился батя Валерки работать в вагонном депо. Так до зарплаты было уже все пропито. Про него анекдоты ходили: Миха всегда пьяный - значит богатый - есть на что пить. Знали все, как бедствует семья. Мать где-то работала. Да и то верно - где-то. Местным в то время негде было работать. А тут беженка. Но устроилась. Стала торговать. Как и все. Вот ведь, что поразительно! В стране почти ничего не производилось, не создавалось, но все торговали! Кто чем. И страной активно тогда торговали. В розницу и оптом. Пока запивалась страна. От безделья, безысходности. "А че еще делать?" - самый мужской риторический вопрос тех лет.
   Пока мать трясла китайским "Адидосом" у ЦУМа, отец "душманил" на пивных точках. Вот откуда это пошло слово "душман" - известно: привезено не так давно из Афгана. Но почему этим словом называли все быдло возле кишаших людьми пивнушек - непонятно. Наверное, этих соотечественников алкашей-душманов так же ненавидели, как и тех "духов" с войны. С утра маячили они по дворам, грязные, злые с похмелья, без копья в кармане, объединяясь в шайки. И ждали на перепутьях дорог, куда же поедет машина с пивом, в какую точку. И на какой точке зажжется заветный маячок - лампочка, указывающая страждущему путнику его дорогу. Назвать пивом то, что везли в 900-литровых емкостях, можно было с натяжкой. На заводе уже бодяжилось - разводилось водопроводной водой. Бодяжилось дальше "пивовозом" (водилой) - вот блатная работа была! Никто сейчас и не подумает об этом. Окончательно разводилось в пивнушках пивниками. А дальше в желудках людей, озверевших от дефицита спиртного. Хочет, например, приличный человек пивка взять - в магазинах голяк, пусто. А к точке не подступишься - там "душманы" или "синева", то есть люди синие, то ли от наколок с "малолеток" (воспитательно-трудовых колоний), то ли от проспиртованного состояния. В общем, не понятно кто обступят точку и не прорвешься. Брали тогда пиво канистрами, 10-литровыми. Если уж идти в битву за пивом, так хоть сразу побольше урвать. Канистра, то есть жбан, шесть рубликов стоила, полная. Но не возьмешь, пока "душману", такому же, как Валеркин батя, "треху", а то и "пятерик" сверху не дашь. Вот тогда твоя канистра уплывает в руках "душманов" по головам очередников к окну, да еще с сопровождающими возгласами:
   - Але, пехота, убрали тару - мы берем!
   Свои люди у окошка, дружбаны-"душманы", костями гремят, матами сыплют и не пускают к вожделенному окну законную очередь. Не было в тех очередях законов других, кроме "душманских". Дальше Вася-Федя-Коля - царь и бог-пивник сливает в нее жидкость, называемую в народе пивом, и возвращалась канистра обратно по тем же головам очередных в руки хозяина. И денег порядком набивали "душманы". У всех в карманах скомканные рублики топорщились. В одной точке кончится пиво - в другую идут. Этим же коллективом. И особой конкуренции не было среди "душманов" у других точек. Там такое же быдло встречало с радостью подкрепление. А то всякое могло случиться в очереди. Были и недовольные этаким пивным рэкетом. Кого как успокаивали. "Базаром давили", а тех, кто дальше продолжал выступать, да еще и нарывался, могли и жбаном одверяжить. Но это редко. Люди сидевшие уже знают толк, где, когда и на кого наезжать. Психологи. Ведь милицию и тогда никто не отменял. Палиться на "хулиганке" (статья 206 УК РФ) в пивной очереди за выбитую челюсть только "лохам" доводилось по "синей" воде, то есть по пьянке. Папка Валеркин не сидел, Бог миловал, хотя могли сто раз упечь. Хотя бы и по 206-ой. В молодости был силен, а к 45-ти уже сдуваться начал. Рано. А что еще ждать от пьянки. Глаза зальет пивом да водкой и горланит в очереди, да еще громче всех:
   - Слиняли, суки, "дежурка" пошла! - и пропихивается локтями сквозь честной народ со стеклянной трехлитровкой к окну. А "дежурка" - так это потому, что пускалась такая дежурная баночка по кругу присевших на корточки "синяков". От глотки к глотке. Выпьют, так и другой "синяк" полез за новой "дежуркой" в окно. В один из таких летних будних трудовых "душманских" дней, когда жара словно растопить хочет, приключился конфуз. В очереди за пивом нарисовался разодетый дембель-десантник. Все было при нем: и китель парадный, и аксельбанты, и погоны, замаклаченные не по уставу - словом, только прибыл человек в дом родной из армии. Понятное дело - надо отметить, за пивом пошел, не один. Пару дружбанов с собой взял. Стоят они в очереди длинной, а она больше часа не двигается. У окошка - каша людей, все орут, "душманы" лезут. И к пацанам подходили, спрашивали: "Взять ли пивка?". Отказали парни: "Сами, мол, возьмем". "Ну, как знаете, две емкости по 100 литров осталось", - сказал "синяк" и отчалил к своим. "Душманы" - психологи. Очередная пауза с приемом канистр в окне пивника означала смену закончившейся емкости на последнюю. Вот он ажиотаж! За жбан сверху по пять рублей шло! Шумят "душманы", лезет со своей "дежуркой" папка Валерки, громче всех орет - хозяином чувствует себя у пивнушки - его территория и его "друзей". Только вот встретили его из толпы не друзья-"душманы", а десантник с ребятами. Настоялись в очереди, наматерились, насмотрелись на беспредел, да и пошли на разборки. Вот тут и выплыл Миха с "дежуркой". Без базара, схватив левой рукой за ворот свадебного пиджака, десантура остановил уже бухущего в хлам Миху, и крюком, согнув правую руку в локте, от пояса, добавив корпус, да с полной злобы силой кулачиной вмазал (даже не вмазал, а вмочил!) Михею прямо под глаз! Вот если бы удар шел снизу, Миху точно бы подбросило. А так - его вогнали в землю, как мелкий гвоздь молотком, а вверх полетела только стеклянная банка-дежурка. В тот солнечный день хоть на себе, на одежде, но пиво попробовали все очередные. Миха даже и не понял ничего: увидел перед собой голубой берет, услышал "куда прешь, сука", дальше все молниеносно - удар, звезды в глазах, во рту соленый привкус крови из лопнувших сосудов. Очнулся на заднице, сидя в грязи от пыли и разлитого пива. Сквозь боль, туман и звон в голове доносились маты десантника и его пацанов:
   - Че, суки, еще кто-то хочет?
   Такой расклад дня совершенно не устраивал общество пивников-"душманов". Но законная очередь воодушевилась. Нашелся таки богатырь-спаситель земли Русской. Победил нечисть! Вот уже и стушевавшихся дежурных по окну "душманов" стали отодвигать осмелевшие очередники. Но на то и жизненный опыт дан, чтобы "развести рамсы" и в такой ситуации. К солдатику, по-быстрому, отрядили молодого "синяка":
   - Не кипите, братаны! Че, пиво помочь взять? Сейчас возьмем! Святое дело - дембелю помочь!
   И уходит по "душманской" цепочке жбан десантника, а сам он отхлебывает на мировую из новой "дежурки", пущенной по новому кругу. Вот Миха только попал под горячую руку. Что ж, бывает.
   - Че, мочу пить, зашлем молодого к Зинке за водкой, у нее небодяженная, - уже подает он свой осиплый и еще дрожащий голос, обтирая разбитое лицо рукавом пиджака.
   Сегодня он приползет мертвецки пьяный домой, с распухшей от удара рожей. Рухнет в сенях. И всю ночь будет отхаркивать кровью и зверино рычать от боли и немощи. Жена будет опять плакать. Обшарит карманы мужа. Найдет мокрые от пива, грязные, скомканные "трешки" и "пятерики". Разгладит их, и положит куда подальше. Подумает, а ведь каким парнем был! Красавцем! Чуть не у всего района отбивать пришлось! Да и вправду, был: высокий, широкоплечий брюнет, волосы чуть кудрявые, волнистые до плеч, усы отпустил, чтоб взрослее казаться. На танцах и в драках - первый парень. И сама Марина была не промах. Пышногрудая, кареглазая, с дерзким взглядом. Орлица! Вот пара была! И Валерка получился у них - картиночка. Только вот, стала бояться с недавних пор мать, что характером дурным в отца не пошел бы сын. Многое взял Валерка от отца - силу, стать, твердость руки, голос баритонистый, волосы, что девкам нравятся - мягкие, пышные, не то кудри, не то волнистые, улыбку во все зубы ровные, как у рысака доброго. А мамкины были - нежные, мягкие, скорее даже не мужские, руки, красивые черты лица и обжигающие девичью душу огоньки - ярко голубые глаза: ну чисто Ален Делон.
   ***
   Своего отца Валерка никогда не стеснялся. Частенько сам на пивную точку к бате ходил - протекцией воспользоваться, пива взять. Только здесь и успевали пообщаться-переброситься парой-тройкой дежурных вопросов: "Ты как сам-то? Нормально? Ну и я нормально!" А вечером дома они уже не виделись: когда сын приходил, батя был уже в отключке.
   Валерка устроился на работу в троллейбусное депо учеником слесаря. Груши околачивал. Одно заботило - быстрее бы срулить с работы, и когда получка. Да и что еще надо было пацану в 17 лет в начале девяностых? Его девчонки сильно интересовали. А он волновал их. То, что засиживались долгими вечерами на скамейках - понятно. Это и сейчас сидят. До тошноты курили. Портвейн пили. На гитарах бренчали. Пели что-то. И матерное во всю дурную глотку - себя смелых показывали. И нормальное. Кузьмина там, "Воскресенье", Новикова, Шуфутинского. Валерка выучил несколько аккордов и мог сыграть практически любую песню. Благо, голос был. Девчонки в коротких юбчонках высиживали Валерку до ледяных губ. Красавец, ничего не скажешь. "Как же уйти со скамейки домой раньше конкурентки Ленки или Наташки. Вон, глазенки на моего Валерку распустила!" Но у героя девичьих снов был свой взгляд на дворовую дружбу с девчонками. Строить планы местным на него было бесполезно. Он считал, что дружить с девчонками надо только не из своего двора. Здесь - друзья, а любовь - на стороне. Вот такой он, как втемяшится что-нибудь в голову, не выбьешь.
   О чем тогда болела голова у Валерки и его дружбанов - о том, где "бабки" по легкому срубить. Чтобы не надрываться на разгрузке вагонов с мукой или коробок с майонезом на жиркомбинате, а так, особо не напрягаться. Времена были странные. Кто еще честно трудился - бедствовал, а кто "выбивал бабки" кулаками или фарцевал шмотками - сказочно поднимался. Свой первоначальный капитал создавали рэкетом многие сегодняшние бизнесмены.
   Хорошо дела шли у барыг-фарцовщиков, что тащили из Китая всякое барахло. Вот у Сереги, например, из соседней с Валеркиным домом девятиэтажки, родители баулами возили шмотки. Костюмы спортивные "Адидос", кроссовки такие же, футболки всякие, в общем, - весь двор в этом ходил. Да и мамка Валеркина у родителей Сереги вещички брала на продажу, или, по-модному тогда стали говорить, на реализацию.
   Сережка был противный, заносчивый, самодовольный пацан, еще и огненно-рыжий, в веснушках круглый год. Говорил громко, невпопад, юмора не понимал, тупил всякий раз, был худой, высокий, но имел большой плюс - был всегда при деньгах. Много денег не показывал, но компанию по пиву всегда мог поддержать с самой большой долей. В привезенных шмотках сам не ходил. Видать, за "западло" считал. В дорогих ходил. Был у него австрийский темно-синий костюм "Адидас" - "строгач", как тогда говорили: белая эмблема - лилия на груди и три белые полоски по рукавам олимпийки и на брюках. За такой костюм можно было легко дубленку выменять или холодильник. К такому костюму для максимальной комплектации шла белая "Саламандра", туфли кожаные немецкие. Даже зимой так ходили. Плюс кепка из норки. Но у Сереги и ушанка была норковая! Такие почетные шмотки были просто верх мечты всех пацанов. Друзья Валеркины, да и сам он, Серегу не особо уважали. Но терпели. Все-таки касса.
   Как бы то ни было, жили одним двором. Частенько бывало, что деньги на жизнь Валеркиной мамке приходилось занимать именно у родителей Сереги. Деньги они всегда давали, все-таки соседи. Да и пацаны вместе ходят.
   Вообще, ребята были дружные во дворе. Если надо было впрягаться в драку за своего - то, не думая, дрались. Валерка всегда заводила. Собирались на дискотеках. Обычно в "Праздничном зале", редко в ДКЖ. Еще реже в "Доме офицеров" - туда не пускали в спортивном, да еще и сменку (сменную обувь) заставляли приносить. Своих на "дискаче" сразу было видно: знали друг друга в лицо и по кликухам. "Свои" - это были кропоткинские, с улицы Кропоткина. Домов много больших понастроили лет 15-17 назад, вот и народили бойцов. В "Праздничном" хозяевами считали себя. И девчонки, типа, "свои" были, кропоткинские. А у девчонок, типа, "свои" пацаны. Все честь по чести. Обычно во время танцев кто-то спецом наезжал на "чужих". Или за прошлые разборки, или по недалекости ума своего, словом, повод был всегда:
   - Я с Кропоткина, а ты?
   - А я с "Бана", (или со "Старухи", или с "Достоевки")... - неважно, так как это уже был неправильный ответ. Положение спасти еще могла ситуация, типа:
   - Аркашу Белого знаешь, или Дворца? Или Саньку Лысого?
   - Нет? - ну, тогда все, приехали - хрясть в морду и пошла массовка!
   Противоположная сторона тоже не без подкрепления приходила на танцы. Поэтому махачи случались и серьезные. Менты приезжали обычно поздно. Или рано приезжали и сваливали до драки. Кому это нужно, может и прилететь в сутолоке что-нибудь по голове. Из бойцов очень редко кого забирали в ментовку. Если и "вязали", то индульгенцию выписывали сразу же в "мусоровозе" - дубинкой по спине или заднице. И свободен - на танцы уже неделю не походишь. Но зато потом среди своих пацанов и, особенно, девчонок можно было с гордостью говорить:
   - Да вот недавно, после махача в "Праздничном", менты замели. Отметелили, козлы! Еле сорвался от них!
   И чувствовать и принимать неподдельное сострадание и восхищение девушек. И уважение ребят.
   Именно танцевать на дискотеки тогда особо и не ходили пацаны. Чаще девчонок новых "снять" да на "разборки". Это девчонки танцевать всегда любили и умели. Ну, и несколько ребят особо модных могли что-то изобразить похожее на брейк-дэнц. В основном, верхний. Нижний могли делать совсем единицы. А какая музыка тогда была! "Эйс оф Бэйс", "Бананарама", "Эрейже", "Доктор Альбан", "Сэведж", "Фалько", "Фэнси"... Но Валерка и его пацаны гнули свою линию и периодически орали во время дискотеки:
   - "Черный кофе" давай, "Арию"!
   И когда диск-жокей включал по требованию этот первый добротный русский хард-рок, на середину зала выползали нормальные пацаны и долбали рок. Девчонки растворялись в туалетах или на улицу покурить. Почти все танцоры были уже выпившие, а кто-то успевал так нажраться портвейну, что падал во время телодвижений. Таких охрана пыталась вывести из зала. Но это удавалось редко. Дискотека для народа была большим событием. И никому не хотелось покидать праздник раньше времени. Из всех оставшихся официально-разрешенных культурных мероприятий для молодежи дискотеки были единственными и последними.
  
   ***
   Силу, понятно, все уважали, но чтобы выглядеть кайфово, нужны были соответствующие шмотки. А где брать деньги? Вот и думали пацаны об этом своими дурилками, сидя на скамейке во дворе.
   В один вечер Серый Барыга (так его прозвали соответственно работе родителей) пришел взволнованный. Все поняли, сейчас опять начнет тупить. Или хрень какую нести будет. Вот в прошлый раз таким же пришел. Даже на лавку не сел. Закурил "Опал", не успел убрать в карман пачку, как штучек пять тут же "стрельнули" кенты. И затараторил:
   - Делюга есть, пацаны. Мои родичи товар на реал сдают в киоски возле ЦУМа. Вчера я подслушал, как они про китайцев говорили. Мол, сдают узкоглазые в киоск кучу шмоток и каждый день приезжают вечером за "бабками". "Баблос" - мешками! Так вот, - от волнения Серый даже подавился и закашлял, сплюнул, и продолжил, - я на мотоцикле отца, он все равно на нем не ездит и не хватится, стану за ЦУМом, а Валерка, - слышь, Лерычь, - ну, еще Вовка, Колян на этих китаезов налетят резко. По морде надают. Деньги заберут и врассыпную. Валерка бить умеет - два удара - два трупа. Если не получится - пацаны помогут. Лерыч бежит ко мне, и мы сматываемся. Дело верное! Че скажете?
   - Ну, ты, Серый, даешь, - сказал, прикуривая, Вован. Он был парень не особо разговорчивый, осторожный, расчетливый, - во-первых, там ментов как грязи. Потом, китайцы могут быть не одни, а с охраной. Да и свидетелей - пол-Новосибирска, в семь часов вечера летом! Лох ты!
   - Ага, - Валерка, тоже немного поразмыслив, добавил, - заметут меня, Вована и Коляна. Слышь, че, пошел ты на хрен со своей делюгой! Давай лучше "треху" на пиво добавляй да пошли быстрее, пока в точке на Островского у Надюхи еще пиво есть.
   Серый не сопротивлялся, вздохнул, сплюнул и пошел вместе с пацанами за пивом.
   По опыту прошлых своих мутных делишек, в этот раз Серый не стал трепаться о новом своем предприятии всем. Подошел многозначительно к Валерке и сказал негромко, но так, чтобы все смогли услышать:
   - Отойдем, Лерыч, базар есть.
   Отошли от лавки за гараж. С тыльной стороны гараж проржавел от побочного эффекта пива и вонял всегда. Высохнуть не успевал.
   - Куда ты привел меня! Воняет же! - Лерыч уже собрался уходить обратно к пацанам, но Серый остановил его вопросом:
   - Возьмешь мой "строгач" "Адидас"? Тебе недорого отдам, как другу. Он как новый, нигде не прожженный, не "коцаный", сам знаешь. Могу и "Саламандру". Но у тебя размер не мой.
   Валерка остановился:
   - С чего это ты решил сдать костюм? - спросил Валерка. В душе у него заиграло. Но явно он не показал, что всегда хотел иметь такой "Адик".
   - Да, понимаешь, вчера Гендоса с "Плеханки" видел, потрещали маненько о том, о сем. Помнишь, Генку Сметанина, он в твоей "шараге" на 2 года старше учился, на токаря? Так он сейчас металл скупает.
   - Ну!
   - Ну вот, он мне предложил "видик" кайфовый взять у него, "Панасоник"! И ценник нормальный! Ему за долги, вроде, отдали. Я родителям сказал, но они сразу - "нет, мол, ворованный, сто процентов", а че, на нем написано, что ли? Так вот, сегодня сходил к Гендосу, объяснил, что не могу взять, "бабла" нет, родичи не дают, так он мне предложил такое дело: забрать мой костюм, а я добавлю еще чуток и куплю у него видик. Но за костюм он очень мало дает. Я же не лох какой-то. Цены знаю. Но есть еще вариант - Генка дал одну наколочку, где можно по-легкому срубить денег! - вот тут Серый сделал паузу и самодовольно улыбнулся - опять он знает то, что не знают другие!
   - Ну, "колись"! Да и что мне-то с этого? - спросил Валерка.
   - Делаем дело, тебе костюм, мне "видик"! Ну, немного добавишь, конечно, совсем немного, - Серый упорно набивал цену, почувствовав интерес Валерки.
   - Че делать-то надо, не тяни кота за яйца? - стал выходить из себя Валерка.
   - Гендос все популярно рассказал, где, че надо взять и привезти. Даже воровать не надо. Просто, взять, погрузить и привести!
   - Че конкретно, твою мать!
   - Слушай. Гендосу алкаши "за опохмелиться" сказали, на какой заброшенной ферме есть два электродвижка с элеватора. Движки не очень большие, они транспортерную ленту крутят, на которой зерно едет на переработку, или еще куда, я точно не знаю. И еще весы там же недалеко на поле брошенные. Весы, на которые машины подъезжают и взвешиваются.
   - Так это надо какую машину, чтобы вывезти? На твоем мотоцикле же не вывезем! - Валерка стал заинтересованно задавать вопросы.
   - Вот как раз на нем и будем возить. Да сами-то весы не нужны! Они же неподъемные, да и черное железо Генке на фиг не нужно. Надо всю медь снять. Цветмет, врубаешься? И с движков, то же самое. За раз вряд ли получится - шибко тяжелый груз. Да не бойся! Никто этих весов не кинется! Все уже и так разворованно. Генка нам денег заплатит, ты у меня берешь костюм, а я у Генки "видик"! У тебя костюм, у меня видеомагнитофон! Добазарились?
   "Все вроде бы и впрямь чисто", - думалось Валерке.
   В то время, да и сейчас не редкость, тащили в скупку цветмета даже провода с электростолбов. Обрезали под напряжением. Случалось, что и убивало лихих добытчиков. А кабели телефонные вырывали прямо из земли, оставляя без связи целые районы. А тут - заброшенная ферма. Да и костюм уж очень хотелось.
   - Добазарились! Когда едем? - как бы нехотя сказал Валерка, и тут же сам расчетливо продолжил. - Надо ездить по утрам - на дорогах гаишников еще нет, да и на работу надо успевать.
   - Точно! Лерыч, я был уверен в тебе. Ты настоящий мужик! Не зассышь! - не скрывая радости, затараторил Серый.
   - Слушай, а че Генка сам-то не хочет съездить за металлом, если все так просто? - осенило Валерку.
   - Да он занятой, сам же знаешь. У него же киоск, скупка, работать надо, люди идут и днем, и ночью.
   - А, ну это так. Верно. Ну, давай. Сгоняем. Погода хорошая. Дождя бы не было с утра. А то все лето льет...
   Дождя на следующее утро не было. Родителям договорились сказать, что поедут на рыбалку на ОбьГЭС. На мотоцикле Сергея. Выехали в пятом часу утра, когда уже рассвело. Да и фары не работали на "Иже". Дорога по городу еще ничего была, а за городом - только на танке ездить. Последние мозги только растрясать.
   Парни нашли развалившуюся ферму без проблем. Даже плутать не пришлось.
   - Вот они - в чистом поле весы совхозные-бесхозные, - Серый, как впереди смотрящий и рулевой, первым увидел весы и попытался сострить.
   Достали инструменты: лом, фомку, кувалду. И загудели весы железным скрежетом свою последнюю песню. А тут, в поле, хоть ори, никто не услышит. Все раскурочено и брошено. На элеваторе даже стекла были выбиты камнями. Рубероид на крыше весь драный. А недалеко от элеватора стоял кирпичный недостроенный и так же кинутый, то ли еще один, "новый" элеватор, то ли какой цех другой. Но только видно было, что даже кирпичи отдалбливали ломами.
   Намаялись ребятушки за несколько дней поездок. Рыбу, для отмазки перед предками, у местной шпаны за копейки на трассе брали. Гендос похвалил за работу. Почти тонну меди сняли. Деньги выплатил все, что обещал. И товарообмен прошел успешно. А к вечеру Валерка в австрийском "Адике" и не менее довольный Серега поили водкой и пивом корешей, с гордостью рассказывая о деле.
   Наверное, больше всех любовалась на героя своих снов - Валерку - Светка Карпова. В их компании она появилась недавно. Ее семья переехала из Ленинского района на Плехановский жилмассив. Познакомилась она с Валеркой на дискотеке:
   - Я тебя знаю, - первым обратился к стоящей у стены Светке улыбающийся во все зубы Валерка, - ты с Плеханки, из 130 дома. Че одна, иди к нам!
   Вот и все. Валерка сразу понравился ей. Как не пойти. Все ребята веселые. Да и с девчонками общий язык сразу нашла. В тот вечер с дури, да по неумению, перепила портвейна "за знакомство". Валерка до дома чуть ли не на себе тащил. От родителей влетело! С тех же пор даже в компании пила Светка очень редко. Чисто, поддержать. А курить - так, баловалась. Чтобы белой вороной не быть.
   Валерка, хоть и чувствовал повышенный интерес к себе Светки, немного уделял ей внимания. Про Валерку пацаны тогда говорили:
   - Да Лерыч с одной "биксой" с Учительской сейчас крутит. На дискотеке снял. Клеевая такая.
   Светку это не пугало. Она сама была не промах: русые волосы до плеч, большие карие глаза, с чуть опущенными уголками, подкрашенные, и без того яркие пухлые губки, чуть вздернутый носик, и ямки на щечках, в довершении. Стройная. Все при ней. На таких засматриваются ребята. Но подойти не каждый решится. Хохотушка, но когда надо - строгости напустит. Были некоторые попытки местных пацанов. Охоту отбивала сразу, правда, только на время, пока кровь молодецкая не начинала снова через края играть. А Валерка видел в ней только подругу.
   "Обмыли" в тот вечер костюм "не по-детски". Про "видик" Серый попросил пока молчать: "Лерыч, приходи сам в любое время смотреть, только пацанам не говори, налетят смотреть, меня родители убьют". Валерка уже еле на ногах стоял. Света подошла к нему, взяла за руку и, глядя в глаза, не боясь быть не услышанной, сказала:
   - Все, хватит пить. Ты еще ничего, а другие пацаны, вообще, никакие. Завтра идем в кино. В "Маяковского". Зайдешь за мной в семь, - и, уже по-другому, мягко, добавила, теребя пальцами замок от олимпийки Валерки, - хорошо, Валерочка?
   Девушки с Валеркой так уверенно и командно никогда не говорили. А тут! Надо же! Но ему, то ли от неожиданности, то ли невозможности сопротивляться спьяну, это приглашение от новенькой понравилось:
   - Ну, а че бы не сходить. Добро, зайду.
   Светка тихонько обрадовалась. Не показала. Быстро застегнула замок Валеркиной олимпийки до верха. Всем сказала --> "пока" [Author:пђ] и ушла домой. Тридцать метров до подъезда смысла не было провожать. Пацаны еще допили последний литр пива - "чтобы носился долго кайфовый костюм" - и тоже стали разбредаться по домам.
   На следующий день ровно в семь Валерка был при параде - в "строгом" "Адидасе" - у дверей Светы. На звонок дверь открылась, и Валерка увидел на пороге какую-то другую Светку. Он не понимал, почему, но она была какая-то необычная, лучше, что ли. Секреты женской красоты действуют на мужчин во все времена неотразимо: прическа, плюс лак с блестками, тушь, помада, тени - даже без чудес спецов-визажистов, сработали на 100 процентов. Светка это увидела во взгляде Валерки, заулыбалась своей красивой улыбкой:
   - Ты готов, ну пошли!
   Неважно даже, какой они посмотрели фильм - это был замечательный вечер! Теплый, ласковый. Городское августовское небо было на редкость чистое, глубоко синее и звездное. В парке возле Оперного театра нашли пустую скамейку. Присели. Перед ними сверкала площадь Ленина огнями иллюминаций и нечастых машин.
   - Как хорошо, Валерочка, спокойно, красиво, - сказала Света. - Только чуть зябко, - как бы, невзначай, выронила она. И застенчиво, с женской хитринкой, опустила глазки.
   А Валерка, воодушевившись заботой о своей девушке, нежно обнял Свету за плечи. Они смотрели на небо в надежде увидеть падающую звезду и успеть загадать желание. В тот вечер на небе в районе площади Ленина проплывали только спутники. Но никто не расстроился, ведь сколько таких вечеров еще было впереди. Ребята шли по вечернему Красному проспекту, держа друг друга за руки. Болтали обо всем и не о чем. Как все молодые, красивые, беззаботные.
   У дверей квартиры Валерка, чуть касаясь, поцеловал Свету в губки. Она мило засмеялась. Приложила указательный палец к его губам и, чмокнув в щечку, упорхнула за дверь - "До завтра". На сердце у Валерки что-то заелозило. Словно что-то ворвалось в него, раньше неведомое. И стало крутить-вертеть свой хоровод. Ему это нравилось. Он вышел из подъезда совсем другим, чем четыре часа назад. Почти влюбленным.
   Во дворе, на их месте, было непривычно мало ребят.
   - Здорово! Где все? - спросил у Вовки Валера.
   Но и без этого вопроса было видно, что у взволнованного Вовки есть, что сказать:
   - Лерыч, тут хрень какая-то. В седьмом часу менты на "Газоне" к нам подрулили. Серого Барыгу взяли. В машину посадили. Увезли. А недавно снова приезжали на этом же "мусоровозе", но без Серого, тебя спрашивали. Ни че не знаю больше. Че за дела, Лерыч?
   Кровь хлынула в лицо Валерке:
   - Вот чмо, Серый, раскололся! - Валерка от неожиданности опустился на скамейку. Закурил. Потом встал. И ни слова не говоря, пошел домой.
   А ситуация меж тем сложилась таким образом. Пару дней назад в ресторане "Океан", что находился на пересечении Красного проспекта и улицы Кропоткина, произошла драка. Милиция приехала на редкость оперативно. Взяли всех участников. У одного из задержанных нашли коробок с травой, не Гербалайф которая. Ну а дальше дело техники дознавателей - либо колись, что еще знаешь, либо закроем по полной программе (в смысле, КПЗ - СИЗО - колония - транзит). Вот тут и всплыл, в числе других вещей, и видеомагнитофон "Панасоник", не так давно похищенный из квартиры такой-то, по адресу такому-то, у граждан таких-то. Все пошло по цепочке: задержанный показал, кому продавал вещи. Пришли к тем, кто покупал, в том числе и к Генке. Дальше Генка указал на Сергея.
   Серого забрали прямо с дворовой скамейки:
   - Кто из вас Сергей Сиденко? - железным голосом спросил милиционер.
   Молчание.
   - Ну, я, - пауза была вызвана невозможностью повернуть язык от испуга. - А че случилось то? - вопрос Серого прозвучал еле слышно.
   - Поехали, сейчас узнаешь.
   В "обезьянник", что вместо багажника, Сергея садить не стали. На заднем сидении он все равно никуда бы не делся - изнутри двери не открывались, да и бежать никто не собирался. Единственное, о чем думал Сергей, откуда менты узнали о металле. Но тогда почему приехали домой, а не в ментовку?
   Родители были дома. Понятно, что радости в глазах у них не наблюдалось, когда любимый сынок появился на пороге с милиционером.
   - Здравствуйте. Старшина Быков, - представился милиционер и спросил, - Вы родители Сергея Сиденко? Какие вещи приносил Ваш сын домой в последнее время?
   - Какие? Ну, магнитофон... А что случилось?
   Прошли в комнату. Посмотрели. Все совпало.
   - Ваш сын подозревается в скупке краденого имущества.
   А дальше все эти слышанные на сто рядов материнские охи-ахи-всхлипы: "не может быть, это ошибка" и т.п. не имели никакого значения.
   ***
   Кабинет дежурного следователя, куда из камеры временного содержания привели на допрос Сергея, вид имел удручающий. В нем очень давно не делали никаких ремонтов, не часто делали приборку и намеренно не оттирали кровь со стены возле стола. А за столом, прикрученным к полу, со стороны окна сидел здоровенный оперуполномоченный лет 25 и, потирая кулачищем свою щетину, без церемоний "колол" Серегу:
   - Пиши, сучонок, где, у кого, когда, за сколько скупал краденые вещи! Пиши все, что знаешь! Че, я не понятно говорю! - опер орал, курил "Беломорину" и пускал дым в лицо Сереге. - Пойдешь, мудак, на зону. А пока я тебя опять в камеру брошу. Только не в ту "нулевку", где ты был. Я тебя в веселую посажу. Чтоб тебя до тюрьмы проткнули, "педрила"!
   Какой там написать, Серый был уже в предобморочном состоянии от страха перед этим злым опером и будущими перспективами. Даже три часа, проведенные в "нулевке", для него были уже адом: в черном каменном мешке, размером 2 на 3 метра, где электрический свет извне пробивался только через решетку у потолка, сидело восемь человек. Совершенно разных людей. Здесь были и интеллигент, просто оказавшийся во время облавы на рынке без документов, и вор авторитетный, и бандит с большой дороги, и плохо пахнущий бомж. А также всякая шелупонь, типа Сереги. В "нулевках" менты еще никого не сортируют, как потом в тюрьме. Сидят все вместе, ждут вызова на допрос.
   В то время в "нулевке" было разрешено держать задержанных не более четырех часов. В КПЗ, или, как сейчас называют, ИВС (изолятор временного содержания) дежурный прокурор мог "закрыть" уже до трех суток.
   Но, что говорить о КПЗ, когда время, проведенное в "нулевке", для Серого было как грань, за которой смерть, так казалось ему.
   Страшный опер встал во весь свой медвежий рост, затушил папиросу, и, ничего не говоря, вышел за дверь.
   Минуты две-три Серега сидел ошалевший, тупо уставившись глазами в пол, и не мог собраться ни с какими мыслями. Когда поднял глаза, перед ним оказался уже другой человек. Хотя он и сидел на стуле, было видно, что он невысокого роста. Щупленький. В очочках. Можно даже было сказать, интеллигентного вида. Он спокойно смотрел на Сергея.
   - Сергей, - обратился он вежливо к Серому, - Вас сейчас допрашивал оперуполномоченный Васильев?
   - Я не знаю, - выдавил Серый.
   - Ну, такой высокий, грубый мужчина. Да?
   - Да.
   - Наверное, оскорблял, обещал какие-то жуткие вещи, да?
   - Да.
   - Вы знаете, Сергей, скажу Вам по секрету, Вам не повезло с дознавателем. Этот Ваш - чистый зверь. И если взъелся на человека, то может очень много беды наделать. А Вас он почему-то сразу невзлюбил. Это ужасно.
   За огромную, как казалось Сергею, страшную жизнь, проведенную в "нулевке", он впервые услышал нормальную человеческую речь от нормального человека. Даже что-то похожее на сочувствие.
   - Сергей, Вы курите? - добрый человек протягивал папиросы Сергею, - берите, курите.
   Сергей дрожащими руками, такими как показывают только в кино, прикуривал папиросу. Оперуполномоченный продолжал и доверительно перешел на "ты":
   - Поганая у тебя, Сережа, статья - скупка краденного. Вроде бы ничего не сделал, а статью накрутил себе. Жаль мне тебя, ты ведь и парень неплохой, а можешь всю жизнь себе поломать. Ты думаешь тюрьма - это геройство? Ошибаешься! Выйдешь с зоны моральным и физическим уродом! - мягкость речи, с одной стороны, успокаивала Сергея, а вот смысл - пугал.
   - Да я не знал, что видик ворованный! - не успев выпустить дым, закашливаясь, стал оправдываться Серый, готовый вот-вот разреветься.
   - Да я верю тебе, Сергей! Верю! И готов даже помочь, если и ты поможешь мне, - отработанная фраза произвела ожидаемое действие.
   - А что надо сделать? Я все сделаю! Только отпустите! - взмолился Серый.
   - Да ничего особенного. Вот тебе ручка, бумажка. Что знаешь, что видел, что слышал - напиши. Кто и какие противозаконные действия совершал, и ты об этом знаешь. Ты поможешь не только себе, но и милиции. Да и своего дознавателя больше не увидишь. И пойдешь домой, - добрейший опер разложил на столе письменные принадлежности и безразлично уставился в окно.
   Сергей "раскололся" сразу. Было бы, что еще написать, написал бы. А так - только про хищение цветного металла вместе с другом Валерием Волковым.
   За Валеркой тут же отправили наряд милиции. А Сергея отпустили под подписку о невыезде. В коридоре перед окном дежурного офицера уже больше трех часов маячила мать Сергея. Оперуполномоченный вывел Сергея к ней.
   - Вот он, Ваш сынуля, целый и невредимый.
   Мать не знала, что вперед делать, радоваться или раздавать пощечины Сергею.
   - Мамочка. Мне надо с Вами поговорить, - опер попросил отойти с ним в сторонку, с глаз людских. - Скажу Вам откровенно: скупка краденного - это, конечно, плохо. Но мне кажется, Сергей не врет, когда говорит о том, что не знал, что магнитофон ворованный. А если человек не знал, о том, что вещь краденая и купил ее для себя, он уголовную ответственность не несет. Вы меня поняли?
   Мать смотрела на милиционера как на спасителя.
   - Конечно, конечно. Уж мы так будем Вам благодарны! - залепетала родительница.
   - Не торопитесь благодарить. Это еще не все. На Сергее более тяжкое преступление - кража. Он сам чистосердечно признался в этом. Молодец. Смягчил себе наказание, - сказал интеллигентный опер.
   Мать от неожиданных поворотов чуть не упала в обморок. Схватилась за сердце:
   - Какая еще кража?
   - Это Вам расскажет Сергей, а за его дружком уже поехали. Прощаюсь с Вами не навсегда, - он улыбнулся, и устало пошел к себе в кабинет.
   За Валеркой наряд приехал через полчаса после того, как он пришел домой. За разогретым борщом Валерка, не торопясь, уже рассказывал матери о поездках на ферму. И предупредил о возможных событиях. Отец был пьян. Его уже ничего не волновало. Только поел Валерий, как в окошке засверкали фары ментовского "Газона".
   - Ты не волнуйся, мам, все будет нормально. Не убил же никого, - сказал Валерка и попытался улыбнуться, выходя из-за стола открывать дверь милиционеру.
   Было уже поздно. И целую ночь Валерка просидел в "нулевке". На узенькой лавчонке, пытаясь прикорнуть. Утром состоялся допрос. Только уже без игр в плохого-хорошего милиционера. Что тут играть, когда все ясно. Даже "колоть" никого не надо. Признался, рассказал, подписал "С моих слов записано верно. Мною прочитано. Волков". И получил подписку о невыезде с района проживания. После этого отпустили домой.
   Все утро возле Валеркиного дома крутился Серый Барыга. Когда издалека увидел друга, идущего из милиции, поторопился ему навстречу. В правой руке он держал бутылку водки, а в левой "Пепси-колу". Уже предвидя нехорошее, Серый залепетал:
   - Лерыч, прости, менты попутали! Мамка обещала, что отмажет нас обоих! Ты не...
   - Поставь бутылки, Серый, - сказал достаточно спокойно Валерка.
   Тот поставил.
   - А зач...
   И не успел договорить. Кулак Валерки прилетел сбоку в ухо. Бац! Сергей упал на траву. Испуганно схватился рукой за ухо.
   - Лерыч, не бей, прости, прошу...
   И заплакал. Никого вокруг не было. Никто не увидел. Можно было и плакать. Валерка не стал бить. Не хотел. В том, что случилось, он, скорее, винил себя - знал с кем и на что шел. От Серого он и не мог ждать никаких подвигов. Валерка пренебрежительно сплюнул в сторону. Взял водку в левую руку и пару раз залихватски ударил локтем правой руки по донышку. Снял, уже почти выдавленную жидкостью, пробку с бутылки и прямо из горла стал пить горькую. Только через несколько секунд остановился. Выдохнул. Сморщился. Взял открытую Серым "Пепси" и запил. Сначала один небольшой глоток, потом второй. Так было экономичнее.
   - Ладно, Серый. Замяли. Теперь отмазывай, - он отдал бутылку побитому дружбану, в голове зашумело, стало легко и все безразлично. Валерка закурил протянутый Серым "Пэл Мэл". На него сразу накатилась усталость, и он поплелся домой.
   Через месяц состоялся суд. Именем РСФСР суд вменил Волкову Валерию часть 2 статьи 144 (тайное хищение чужого имущество (кража) и вынес приговор - мера наказания 3 года условно. Сергею Сиденко дали год условно. А Генка Сметанин, вообще, отмазался-откупился.
   После суда, в компании за пивом Валерка часто любил шутить:
   - Нет худа без добра, теперь хоть в армию не возьмут три года.
  
   Так закончилось первое совершеннолетнее лето Валерки.
   ***
   Зима в наших сибирских широтах не особо тусовочное время года. Тем более, когда с деньгами не все гладко. Из демократично-дискотечного "Праздничного зала" сделали ярмарку. Эти торгашеские ярмарки возникали на каждом шагу. Все продолжало продаваться. Создавалось впечатление, что покупают друг у друга товар сами же продавцы. У простых людей денег как не было, так и не предвиделось. Все по-прежнему торговали. Мамка Валеркина метнулась торговать на стихийную барахолку возле ГУМа. Постепенно заброшенная стройка на площади возле магазина стала даже конкурировать с основным вещевым рынком на Гусинобродском шоссе. Состав торгашей-спекулянтов был очень пестрым. В одном ряду бок о бок торговали и учитель, и медик, и токарь, и военный. Предприятия, заводы, больницы, детсады закрывались, разваливались, чтобы потом их было дешевле скупить на корню. А люди оказывались выброшенные на улицу. Сейчас-то не особо, а в те годы, в начале девяностых - тем более, государство забыло про свой народ и совершенно не заботилось о хлебе насущном граждан. Оно решало свои политико-экономические задачи по борьбе с путчистами, по обесцениванию накоплений граждан. Словом, были поважнее задачи, чем благосостояние Валеркиной мамки и таких же простых небогатых людей.
   Мать часто просила Валерку помочь. Без мужской грузоподъемной силы было не обойтись. Отец не в счет. Не пить больше одного-двух дней он уже не мог. На стихийном рынке было все настолько дико и не обустроено! Создавать рабочее место, то есть прилавок, приходилось собственными руками. А делалось это таким образом: с заброшенной стройки все, что можно было вытащить и приспособить под торговлю, было вынесено и выломано. Совместными усилиями друзья-коллеги-конкуренты-торгаши нанимали трактора с мощными бурами. Затем, с их помощью, в промерзлую землю вкапывались вырванные со стройки двух-трех метровые водопроводные трубы, между которыми натягивались веревки - вешала готовы. Для прилавков использовались железобетонные плиты, которые подписывались краской, чтобы не стащили "халявщики", не желающие тащить их со стройки.
   С таким же энтузиазмом поднимались стройки века в нашем, в прошлом социалистическом, государстве. Конечно, здесь, на рынке, высоких идей не было. В той экономической ситуации мощный стимул давала звучащая набатом над всей этой страной - "барахолкой" фраза: "Надо на что-то жить и кормить детей!" И вставали от безвыходности в эти ряды рука об руку учителя и врачи, воспитатели детских садов и радиомонтажники, инженеры и актеры театров. И, стыдясь своего положения, торговали китайским барахлом, надеясь, что это временно.
   Через год после суда Валерка с троллейбусного парка ушел. Платили мало, с задержками. Да и начальство стало косо смотреть на условноосужденного работника. А мамке нужен был постоянный помощник. Валерка с утра привозил мамку на ГУМ с сумками, а вечером забирал. Здесь все вокруг были друзья. Особенно быстро соседи становились друзьями, когда кто-нибудь хорошо "наваривался", то есть удачно сбагривал с рук вещь. Тут же на плитах накрывалась "поляна" с водкой и подручными закусками. Валерка, зная эту традицию, частенько сам торчал на "барахолке" целыми днями. Но не на "халяву" пил, как и все здесь. По мере величины текущей прибыли и имеющейся наличности.
   А как же много там пили! Непьющих не было. Даже если кто-то и появлялся в торговых рядах пьющий по праздникам, со временем он понимал, что праздников стало значительно больше. Пили с радости и с досады (ничего не продал). От холода и от жары. Излечивая похмелье и простуду. На бесконечных, тут же отмечаемых, днях рождения и поминках. Пили и спивались.
   Был один "забавный" случай, когда с тяжкого перепоя, несколько мужиков, соседей Лерыча, пошли кодироваться от пьянства. И Валерка с ними увязался "за компанию". Видимо, мужичков жены допекли и организм стал плохо справляться с отравой. Так вот. Пришли наши бедолаги в первую Новосибирскую платную поликлинику. Стали в длинном коридоре, где все стулья были уже заняты такими же страдальцами и сочувствующими. На двери нужного кабинета на тетрадном листе красовалась надпись шариковой ручкой "Кодировка от алкоголя. За один сеанс. Анонимно". Тогда у врачей - предпринимателей кодировка от алкоголя была самая модная тема.
   - Валера, сходи, будь добр, узнай цену, - умирающим голосом попросил сосед Олег. Хороший мужик. В прошлом сам доктор. К слову, он то и подбил всех на этот поход.
   - Добро! - ответил Валерка.
   Он был легок на подъем. Молодой. Организм еще крепкий. Хорошего мужика мог перепить. И всегда с шуткой, веселый. Душа компании. Вот и сейчас "за компанию" "кодирнуться" пошел. Когда его спрашивали мужики: "Тебе-то зачем?"
   Он, смеясь, отвечал:
   - Да, девчонка моя, Светка, обижается, что, типа, пью много. Принесу ей бумажку из поликлиники, что закодировался - пусть порадуется. На 8 марта подарочек будет!
   Все ржали. "Остряк-самоучка", говорили про таких как Валерка. Он отшучивался:
   - А где Вы видели, чтобы остроумию обучали? Давайте, давайте, я вас алкашей свожу в больничку. Там вам в задницу укол с водкой поставят, будете ходить всегда пьяные, но пить уже не надо и вонять не будете!
   - Все остришь! - Олег пытался серьезно говорить, - вот ты думаешь, я алкаш? Ошибаешься! Я в любую минуту завязать могу. Раз плюнуть. Мне только помощь нужна.
   Вот и пришли за помощью. Валерка узнал стоимость услуги, проводимой в арендованном модными докторами кабинете:
   - Мужики, цена смешная, можно хоть каждый день ходить! Даже с нашими доходами. Идите, не бойтесь. Хотите, я первый пойду?
   - Молоток, давай!
   Валерка пошел первый. В кабинете два достаточно молодых доктора вели прием.
   - Проходите. Садитесь. Ваше имя, сколько лет?
   - Двадцать, - догадываясь, что он самый молодой в коридоре поликлиники и предчувствуя удивление доктора, сказал Валерка.
   Врач, сидящий за столом, поднял усталые глаза.
   - Вот в этом возрасте и начинается хронический алкоголизм. Я Вас не воспитываю. Просто говорю, - удивления у доктора не было. Скорее, наоборот: "думаешь, удивил - ошибаешься".
   И он же продолжил:
   - Пьете много и часто, я так понимаю?
   - Бывает...
   - Учтите, что я Вам сказал ранее. Распишитесь, что Вы предупреждены о летальном исходе в случае употребления алкоголя после кодировки.
   Валерий поставил подпись.
   - Ложитесь на кушетку, на спину.
   Другой доктор отработанно говорил:
   - Сейчас я закапаю Вам в рот несколько капель медицинского спирта. Затем сделаю инъекцию новым американским средством. После укола еще раз закапаю спирт. Предупреждаю, ощущения будут не из приятных. Резко повысится температура, бросит в жар, перехватит дыхание... Это на несколько секунд. Чтобы Вы могли почувствовать новую реакцию организма на алкоголь и, - через паузу-вздох доктор добавил, - больше его не потребляли.
   Спирт Валерка принял спокойно. Даже не поморщился. Опыт был. Колька со двора, когда работал радиомонтажником на заводе, и похуже приносил, технический - пили. Укол поставили. А вот когда повторно закапали спирт - Валерка резко почувствовал, что тело его запылало огнем и задрыгалось от болевых ощущений в конвульсиях. Он стал задыхаться. Оба доктора придерживали его, чтобы не свалился с кушетки и говорили одно: "Сейчас пройдет".
   Прошло. Дали стакан воды. Через несколько секунд ужасные ощущения улетучились.
   - Вот торкнуло! - попытался осиплым голосом пошутить Валерка, вытирая носовым платком пот со лба. - Это все?
   - Еще хочешь?
   - Нет спасибо. Я пошел лучше.
   - Возьмите памятку пациента, что Вы прошли курс кодировки. Всего хорошего!
   За дверью кабинета его ждали друзья-собутыльнички:
   - Че, как там, Лерыч?
   - Ну, братва, вешайтесь! - герой заржал. - Я-то выжил, а вот вы - не знаю.
   - Валерка, не прикалывайся, че там, серьезно?
   - Сами все узнаете! - и присел на освободившееся место.
   Через полчаса так же вчетвером, как и вошли, без потерь, мужики вышли на крыльцо поликлиники.
   Апрельский вечерний воздух пьянил весной и нагонял дурь. Закурили. Валерка продолжал шутить:
   - Дело сделано. А теперь пошли по девкам, мужики! Водки возьмем!
   - Лерыч, ты сдохнуть хочешь? Не тупи! - это подал голос Саня, особо угрюмый, последний из закодировавшихся. Он еще не был готов к подобным шуткам.
   - Да кто тупит! - неожиданно Валерка завелся. - Да хочешь на спор! Сейчас берем водки, и я стакан выпиваю! Хочешь?
   - Бросьте, мужики, - вступил в спор Олег, - не надо шутить с организмом.
   - А я и не шучу! - Валерку понесло. - Спорим на ящик водки! А? Че, зассал?
   - Да кто зассал? - хотя Саня был на несколько лет старше Валерки, но легко поддался на провокацию. - Спорим!
   Водку взяли в ближайшем ресторане в гостинице "Новосибирск". И "Пепси" на запивку. В ресторан не пошли. Во дворе ближайшего дома Валерка выиграл спор. Просто отпил из горла несколько глотков и запил "Пепси-колой", по-фирменному, с расстановкой. Все охренели от такой кодировки. Проматерились. Пообещали друг другу завтра прийти в поликлинику забрать деньги. И разошлись по домам. Но на завтра никто не пошел за деньгами. Было неприятно, что развели их, взрослых мужиков, как лохов. Опять идти унижаться - деньги выпрашивать, не хотелось. Но в тот вечер Валерка чувствовал себя победителем. Ведь этот спор он спровоцировал специально. Валерка рассуждал, ожидая дружков под дверью кабинета: "Ну не могут врачи отпустить человека с такой реакцией на алкоголь! А если он случайно за столом перепутает воду с водкой, то кто его тогда откачивать будет? Сдохнет, кто постарше возрастом, а врачей посадят. Да 99%, что все это "шняга", минутный трюк, чтобы потом на страхе держать алкаша, сколько уж у кого получится". Один процент Валерка все же оставил на риск. Любил рисковать. По грани ходить. За нервы себя и окружающих подергать. В этот раз выиграл. Сообразительный был. Вот его бы сообразительность да на хорошее дело. Только кому тогда это надо было.
   Хоть и было поздновато, зашел к Светлане. В подъезде уже не стояли. Родители, как и все во дворе, были в курсе их дружбы. Прошли в комнату Светы. Валерка плюхнулся на диван, разметал на спинку руки. И, улыбаясь во все зубы, преподнес:
   - Зайка, у меня для тебя подарочек! Вот он, держи! - достал из кармана памятку пациента и протянул Свете.
   Светлана, читая бумагу, ничего не могла понять: "Какая кодировка, если от него так разит?".
   - Это что? Ты хочешь сказать, что закодировался? - удивленно спросила Света. - И на радостях опять выпил?
   - Светочка, зая моя, не берет меня кодировка! Хотел тебе подарок сделать. Думал враз себе охоту отобью пить. А оно вон как получилось. Да ты не бойся, Солнышко. Ну не алкоголик я! Просто, свою цистерну водки еще не выпил!
   Светлана ответила совершенно серьезно:
   - Валера, когда выпьешь ее - будет поздно: или помрешь, или, в лучшем случае, меня потеряешь, - вскипела она. - Я устала от твоих похождений. Конечно, я не жена, чтобы тебе указывать как себя вести. Но ты посмотри сам: мы же с тобой вместе уже никуда не ходим. Ты или со своей чертовой барахолки уже пьяный, или с Коляном и с Вовкой сидишь - пьешь.
   Света опустилась на диван, рядом с Валеркой, и тихонько, чтобы не услышали родители, заплакала:
   - Я устала от этого, Валерочка. Ты меня больше не любишь?
   Валерка соскочил с дивана и, бурно жестикулируя, негромко, но агрессивно говорил:
   - Ну, че опять начинается - любишь-не любишь! Завела! Ну, такой я, какой есть! А если не подхожу тебе - найди себе лучше!
   Он выскочил из комнаты, быстро оделся и, не попрощавшись, выбежал во двор. Светлана, уже не заботясь о громкости, разревелась. Прибежала мама. Сквозь слезы и утешение мамы, она все приговаривала:
   - Мама, я его очень люблю! Ну почему он так со мной!
   Что могла сказать дочери мать? Чтобы бросила его? Нашла другого? Но ведь в эти минуты такие советы никто не услышит. Да и не был плохим парнем Валерка. "Может, пока еще совсем молодой, перебесится? Потом остепенится, повзрослеет, поумнеет, лучше станет", - думала мать. И повторяла вслух, гладя по голове дочку: "Все будет хорошо, не плачь, он вернется, никуда не денется".
   ***
   Во дворе Валерка наткнулся на Серегу Барыгу. Поздоровались. После суда они почти не общались. Серегу в дворовую компанию пацаны уже не принимали. Даже корили Валерку:
   - Ты еще с ним здороваешься? Он же тебя сдал!
   - Не тема для разговора, - обрывал Валерка. Бюджет его семьи по-прежнему во многом зависел от родителей Сереги. Они же, в свою очередь, чтобы хоть как-то загладить вину за своего сына, давали вещи Валеркиной мамке по самым низким ценам.
   Поздоровавшись, Сергей и Валерий пошли в одну сторону.
   - Серый, - обратился Валерка, - бухнуть есть че?
   Сергей, как будто был готов к этому вопросу и среагировал моментально:
   - Лерыч, да не проблема! Сейчас организуем! Я только домой зайду и возьму в "загашнике". У меня же всегда есть, Лерыч, тем более для тебя! - он расплылся в улыбке и появился минуты через три уже с двумя пузырями водки. - Куда пойдем?
   - Пошли к тебе в гараж. У тебя ключ есть? - спросил Валерка.
   - Да он всегда при мне. Я только вчера ходил, смотрел, как там "Иж" поживает. Даже уже нехолодно. Приемник включим. "Европа-плюс", - Серый попытался напеть заставку радиокомпании.
   В гараже, несмотря, что он железный, и вправду, не было холодно. Все-таки, начало апреля. И хоть за гаражами еще лежал снег, за день солнце успевало немного нагреть металлическую крышу.
   Серый быстро организовал на старом холодильнике стол. Открыл банку с соленьями, тут же появившуюся из погреба. Валерка по-своему открыл бутылку и налил по полному стакану.
   - Лерыч, ну ты куда гонишь? Так помногу разливаешь! - Сергей смутился, но, глядя на решительно настроенного Валерку, стакан взял.
   - За че пьем?
   - Каждый за свое. Давай. Будем.
   И звянькнул своим стаканом о стакан Серого. Даже разлились несколько капель. Холодные соленые огурчики радостно заскрипели на зубах, дождавшись своего часа.
   - Классные огурцы? - спросил Серый и, не дождавшись ответа, продолжал, - Мамка солила.
   Валерка достал сигареты.
   - Хорошие у тебя мамка с батей, только вот ты мудак! Разливай по второй - хорошо пошла! - Валерка развеселился и хлопнул по плечу Серого. Тот схватил бутылку и налил по полстакана.
   - Лей больше! - почти приказал Валерка.
   - Куда торопимся? Валер? - заглядывая в рот, спросил Серый.
   - Наливай, щас узнаешь!
   Хлопнули по второму. Совсем захорошело в голове! Да еще и сигареты свое добавляли-вставляли. Огурцы с помидорами наперегонки друг с другом улетали за четыре щеки.
   - Сейчас сколько времени? - спросил и сам же ответил Валерка, - одиннадцать. Нормально. Давай молодость вспомним, погоняем на "Иже"!
   Серый от неожиданности подавился огурцом:
   - Ты че, Лерыч! Мы же "бухие"? А если менты? - испуганно проговорил Серый.
   - Че, зассал что ли, или в первый раз заметут? - Валерка знал, на что надавить и испытывающе смотрел на Серого, который враз побледнел.
   - Да не зассал, у меня же документов нет с собой, да и фара опять не горит, - цепляясь за последнюю надежду, сказал Серый.
   - Серега, да мы же по дворам, потихоньку, - Валерка даже приобнял Серого для бодрости духа. - Через десять минут приедем и продолжим кушать водочку и огурчики. Открывай ворота! Заводи мотор!
   Вмазали еще водки, кто для храбрости, кто для пущего куража, и вывели железного коня из ворот гаража. Валерка присел на крыло коляски. Серый за руль. Мотоцикл на радость бодро взревел и застучал клапанами. Причем застучал быстро. Даже очень. Водка делала свое черное дело и отключала все тормоза.
   Менты их не взяли. Но пацаны не приехали через десять минут допивать водку. Гоняя в темноте, они на полном ходу врезались в припаркованный у обочины дороги "Жигуленок". Причем, главный удар пришелся на люльку.
   Сергей получил сотрясение мозга, как уж водится в подобных случаях, и, в придачу, сломал руку. А с Валеркой было намного хуже. Хотя и ему повезло. Если бы сидел в люльке, то спасать было бы некого. А так - неделя в реанимации между жизнью и смертью. Сотрясение мозга, как положено. Сильно отбита печень и селезенка. И огорчало Валерку впоследствии только то, что одна почка разлетелась в клочки. Жаль.
   ...Сколько же горя и слез принесли пацаны опять своим родным и любимым! Ну не бережете себя - поберегите своих близких!..
   Валерка полгода был прикован к постели. Мама Валеркина и Светлана все эти полгода не отходили от него. Как же сильно они любили Валерку! Обе эти женщины. И, может быть, не за что-то, а вопреки всему.
   Как оклемался Валерка - сыграли свадьбу. Невеста Светлана была красивая и счастливая - Валерка поправился, начинается новая радостная жизнь! А как повезло с погодой! Октябрь выдался, на удивление, теплый. Прямо во дворе Валеркиного дома наставили столы. Весь частный сектор и Плеханка праздновали свадьбу и пьянствовали все выходные. А похмелялись еще неделю. С размахом! Как уж умеем!
   В мае у четы Волковых родился первенец. Здоровенький, крепенький, розовощекий мальчишечка. Копия Валерки.
   Кто же это придумал, что, мол, "женится - остепенится". А вот если женился и не остепенился? Что тогда? Тогда народ другую поговорку придумал: "станет отцом - возьмется за ум". Это в надежде, что человек разухабистый вдруг резко станет серьезным, пить-гулять бросит, по девкам шляться, будет жить-поживать да добра наживать. Наш народ ничем не возьмешь! Любую лихую ношу иль годину так прикроют пословицей-поговоркой, что даже снова хочется жить и верить в светлое будущее. Надежда в русском народе не умирает никогда.
   Но скажите, пожалуйста, где же находится этот выключатель дури в башке?! Вот было бы здорово, женился - щелк на выключатель и стал прекрасным семьянином. Да уж, сказки все это. А Светлана верила в сказки. И все надеялась на тихую счастливую семейную жизнь.
   В редкие дни Валерка выходил гулять с коляской во двор. А были эти гуляния совмещением, как он сам говорил пацанам, "приятного с полезным". Полезное было здесь - прогулка с ребенком, а приятное, конечно же, общение с дружками. Ну и, сами понимаете, с пивком. Врачи предупреждали Валерку не перегружать почку пивом. Он почти, что следовал указаниям - пива стало меньше, но водки больше. Светланка, чтобы сберечь себя для ребенка, не скандалила. И реакцию Валеркину знала тоже хорошо. В смысле, что бить - не будет, но развернуться - уйти, может легко. Пьяный вспыхнет, наорет, дверью хлопнет. А потом прощение просит, как протрезвеет и придет под утро домой. Света плакала. Потом прощала. Что поделаешь - надеялась.
   Валерка продолжал помогать мамке по работе. Мутил и свои делишки "по-манейку", то есть денежку зарабатывал. А слово это переиначили с английского, от "манэй" - деньги. Объединили русское с английским.
   Эпоха иностранщины была в силе. "Сделано в России" проигрывало в сравнении с иностранным. И трудно было что-то противопоставить этому. Страной правил кризис. Кризис мышления нации, кризис самосознания и любви к Родине. Ведь сколько лет сидели за забором и считали себя центром Вселенной! А упал забор и удивились реальности. Открылась Россия для мира, но была-то она нагая и совсем не готовая к встрече гостей. В Россию тогда сквозь зияющие дыры границы хлынуло все западно-восточное дерьмо. Если и попадалось что-то ценное и вечное, то в том потоке не разобрать было этого. Поколению ровесников Валерки больше всего и досталось: родились в одной стране, учились - в другой, а определяться в жизни пришлось уже в третьей, новой, неизвестной стране. Что готовил день грядущий, не знал никто. Не дай Бог жить в век таких перемен.
   Торговля у ГУМа шла бойко. Местные бандиты, с подачи одного дальновидного коммерсанта, обратили свои взгляды на обустройство стихийного рынка и на упорядочивание взимания оброка. Коммерсант через некоторое время погиб. В народе разное говорили. Никто толком ничего не знал. А бандиты перекрасились в коммерсантов, поставили железные ряды-палатки, и стали взимать за аренду места. В первое время - вполне приемлемые суммы. Всем было хорошо: бандитам в открытую не "палиться" - собирать дань, а через кассу выдавать чек за оказываемые услуги. Потом, правда, в этом же кассовом аппарате приходилось скручивать отчет раз в десять. Торговцам - крыша над головой и официальное признание барахолки, с прекращением милицейских рейдов по разгону трудящихся торгашей. А покупателям - хоть какой-то порядок и удобство.
   У Валерки и его мамы были уже разные рабочие места. Каждый на свой карман зарабатывал. Хотя, все в одну семью шло. Валерка на работе всегда парнем видным ходил. По моде. Друзья привозили вещички. Сам стал изредка мотаться. В Москву. В Казахстан, на границу с Китаем. Одет был "с иголочки": штаны "Кардиналы", кроссовки "Ромика", рубаха "Вранглер", черная кожаная куртка "Мафия", да еще и с белым воротником. Ходил всегда, как праздник - веселый и чуть хмельной. А сколько женских глаз на него смотрело! Соблазна было у Валерки - море разливанное. Был бы каким-нибудь котом похотливым, мог бы хоть каждый день спать ложиться у одной, а просыпаться у другой. До такого не доходило у Валерки. Заигрывать - заигрывал, поболтать - сам любил, выпить - всегда, пожалуйста. А чтобы дальше - нет. Такого еще не было. Но все всегда случается впервые.
   Появилась как-то летним днем новенькая в его ряду. Немного старше Валерки. Красивая. Из тех, что пацанам молодым нравятся: хоть и ненатуральная, но блондинка; всегда накрашенная-разукрашенная, с игривыми, дерзкими глазками; с тонкими, но красивой формы губками; стройненькая, даже худенькая, но с выдающейся попкой; в мини-юбочке, иногда в джинсах-резинках, словом - куколка. Стояла она продавцом у одного джинсовика. Парень-джинсовик достаточно серьезный был. Еще несколько торговых мест имел. Сам в Турцию гонял. Не совсем понятные отношения были у него с этой работницей. То трутся - милуются целый день: некогда им штаны продавать. То придут с утра вместе и до вечера не разговаривают друг с другом - стоят насупленные, как молодожены после ругани - характер показывают. А какая она болтушка была! Бросит товар на соседку: "Галь, посмотри, пожалуйста, скоро приду", и молотит языком с новыми подружками невдалеке. Как раз рядом с Валеркой. Когда Валерка ее увидел впервые, подумал: "Вот расфуфырилась, как на дискотеку собралась". Но такой вид выгодно отличал новую соседку от других. На фоне серого, обыденного она смотрелась звездой. Познакомились они в будний день, когда покупателей мало. Пустое времяпровождение чем-то надо занимать. А заработанные червонцы "ляжку жгут". "Звезда" подрулила к соседским с Валеркой девчонкам. Пошушукались. Исчезла. И скоро нарисовалась, но уже с бутылочкой шампанского, шоколадкой и пластиковыми стаканчиками.
   - Молодой человек! - обратилась она игриво к Валерке, - Вы не откроете нам бутылочку? А?
   Еще бы Валерка да не открыл. Тем более, когда просит такая Мальвина.
   - С удовольствием! Вам с выстрелом или тихо? - на ее манер ответил Валера.
   - Давайте бабахнем! У меня сегодня день рождения! - и улыбнулась Валерке так, как посторонним не улыбаются. - Идите к нам! А как же Ваше имя? - пока Валерка открывал, продолжала кокетничать девушка.
   - Валерий, для Вас можно Лера, - немного театрально играючи ответил Валера. Он не привык, что девушка сама первая знакомится с ним. Было странно. Но интригующе. - А Вас, видимо, зовут Белоснежка? - Валерий разливал шипучее вино и пытался острить, намекая на беленькую, с большим вырезом спереди блузку и на такую же беленькую юбочку. На загорелом теле эта комбинация смотрелась умопомрачительно!
   - Нет, - продолжая словесную игру сказала "не Белоснежка", - я - Василиса Прекрасная!
   Но тут их разговор прервали подружки, у которых в руках уже были полные стаканчики шампанского:
   - С днем рождения, Василиса Прекрасная! Чтоб у тебя все было и тебе за это ничего не было! Ура!
   Любимый тост работников торговли был универсальным, на все случаи жизни. Чокнулись пластмассками. На теплой погоде холодненькое шампанское, как бальзам на душу пошло. А Валерку не унимал вопрос про имя. Но игра есть игра.
   - А где же Ваш Кощей Бессмертный или Иван Царевич? - закидывал Валерка удочку.
   - Нет у меня ни того, ни другого, - пригорюнилась девица. - Кощей за товаром улетел, а Царевичей не попадается, одни Иваны-Дураки!
   Девчонки рассмеялись. Валерке понравилось остроумие девушки. И второй тост он сам предложил за знакомство. Тянуть с именем уже было нежелательно - шампанское нагревалось, и, наконец, Валерка узнал имя соседки - Лена. Дальше было не до торговли. Подходили соседи, знакомились, поздравляли, выпивали. После такого "рабочего" разгуляй-дня расширенным составом продолжили отмечать день рождения в кафе "Метро", что неподалеку. Все было настолько весело, пьяно и комфортно, что в одиннадцатом часу не хотелось расходиться вовсе. Народ желал продолжения банкета. И его решили продолжить. У именинницы дома. Тут же сорвались с мест. Поймали на улице Титова две тачки и рванули на Троллейный жилмассив. В гости.
   У Лены была двухкомнатная квартира в девятиэтажке, оставленная бывшим мужем после развода. Дочурка Оля, красовавшаяся с мамой на фотке на телевизоре, жила у бабушки в деревне. Эту информацию новые друзья-гости получили во время приготовления праздничного стола. Тогда уже россияне дожили да светлого будущего купить закуски и ликер "Амаретто" хоть в одиннадцать ночи.
   Зазвучали фужеры, рюмки, поздравления. А вслед за ними и гитара, которая попала в руки Валерке. Пока Валерка вытягивал заунывную, но сверхпопулярную "Дым сигарет с ментолом", Лена, не сводя глаз, смотрела на него. Конечно, первая информация о Валерке у нее уже была от соседок: мол, женат, есть ребенок, хороший парень, вроде, при "бабках"... Лене Валерка понравился. И что характерно, с каждым тостом все больше и больше нравился. И она ему. Брать надо было его тепленьким. Сразу.
   Кто-то предложил потанцевать. А почему бы нет! В двенадцать-то ночи! "Подумаешь, раз в год". Эх, "Технология" - "Нажми на кнопку"! Да еще хором! - Хорошо погуляли. Только сил на многое у людей уже не было. Начали прощаться. Пока была сутолока в коридоре, Лена подошла к Валерке:
   - Валерочка, не поможешь мне? Стол сдвинуть не смогу, я же слабая женщина. И еще я очень устала. А девчонкам надо ехать на Затулинку, - и опять она улыбнулась и посмотрела в глаза так, как нельзя улыбаться и смотреть одинокой девушке молодому мужчине.
   В голове и сердце у Валерки творилось неладное. Все рвалось на части. Одна часть рвалась домой, другая - упала якорем здесь. Одна говорила - тебя ждет жена и ребенок, другая тянула - ты же не бросаешь жену, расслабься, второго шанса может не быть, ну, приедешь позже, не знаешь, что ли, что сказать...
   Посуду убрали, стол-книжка уже стоял в собранном виде на своем обычном месте. Пока Валерка, прикрывая растерянность, настраивал гитару, Лена налила ликер в фужеры, села на диван, подогнув под себя стройные ножки, и протянула бокал Валерке:
   - На брудершафт! За мой такой замечательный день рождения!
   Сладкий ликер, а еще слаще был длинный поцелуй Лены. Такой, от которого кружится голова и сносит напрочь крышу. Валерка улетал в космос от ее горячих губ, и сладострастного язычка, который словно впивался во все нутро и заставлял поверить в бесконечность удовольствия. Кровь заклокотала. Кобелиный дух не заставил себя долго ждать...
   Несколько часов пролетели, как миг. Валерка еще раз убедился, что не все женщины одинаковые. Каждая женщина - это открытие.
   Лена сама первая сказала Валерке, чтобы он собирался домой:
   - Не расстраивай в конец жену! Собирайся!
   Ух, лиса!
   Давно не испытывал Валерка этого чувства, когда идешь, а ноги словно на воздушных подушках, и хочется прыгать. От радости. Не любви, может быть. Но от радости обладания красивой женщиной. Расстраивало только одно - встреча с женой. Да и, пожалуй, еще одно - "джинсовик", как оказалось, был ее последним парнем, с которым она сейчас все не могла разбежаться.
   ***
  
   Прошло полгода. Поменялась жизнь у Валерки. Теперь он все чаще и чаще стал задерживаться "на работе, у друзей". Перестали радовать встречи с женой. Даже когда Светлана радостно сказала ему о своей новой беременности, Валерка лишь ответил: "Ну что ж. Рожай. Вырастим". И ничего не изменилось в их жизни. Валерка рассуждал: "А что! Вот я прихожу домой, на меня сразу косяка давят, пьян, мол, поздно приходишь, ребенка забыл, ни жене, ни матери не помогаешь...всякая хрень, вообщем. А Ленка мне всегда рада, какой бы я не был, да еще и компанию поддержит, веселая. Вот только надо мне теперь ей место хорошее найти да товару на нее взять, чтобы было чем работать. "Джинсовик" хоть и без особых хлопот "слился", но с работой у Ленки теперь напряг. Ну, ничего. Меня на всех хватит".
   А "на всех", то есть на свою семью и на Ленку, хватало с трудом. Сам же еще финансово не окреп. Ленкины запросы были не слабые. Выходить на работу Ленка почти перестала. То голова болела, то "пожалей меня, любимый, так не хочется сегодня работать". Валерка даже иной раз думал, что "джинсовику", с его-то бабками, было полегче. Особенно, когда засверкали иллюминацией в округе ночные клубы. Ленка очень любила танцевать и пить шампанское. Причем танцевала так зажигательно и эротично, что Валерка даже начинал ревновать ее ко всем мужским взглядам. А как же было не смотреть на нее, когда она извивалась вокруг освободившегося шеста лучше любой танцовщицы-стриптизерши. Лерыч сам не сводил глаз от Ленки. Но не только из-за красивого танца. Валерка не понимал, как может девушка, если пришла с одним парнем в клуб, пойти танцевать с другими.
   - Валерочка, ты что ревнуешь? - спрашивала его Лена, удивленно делая глазки и чуть выпячивая губки. - Брось, ты же у меня самый лучший. Что ребят расстраивать отказом. Мы же просто, потанцевали. Не хмурься, малыш! - И шла танцевать опять. Иногда с ним, чаще без него.
   Ленке было приятно, что рядом с ней "симпотный парень". И в то же время не какой-нибудь зануда. Как, например, Денис, один из ее последних кавалеров. Начиналось с ним, Денисом, все красиво. А в итоге пришлось тональным кремом неделю синяк под глазом замазывать.
   - Да и было бы за что! - Ленка потом делилась с сочувствующими подружками. - Подумаешь, на дне рождения у Сережки, моего бывшего одноклассника и поклонника, целовались в ванной. Ну, вспомнили молодость. Это же так романтично! А Дениска - урод, вырвал защелку от двери, ворвался пьяный к нам, Сережке морду всю разбил, и мне даже досталось. Ну, за что!"
   Действительно: "Ну, за что!"
   И Валерка сознавал, что не имеет он каких-то особых прав на Ленку. Хотя и встречаются они уже полгода. У Валерки есть жена. Там, дома, другие отношения. Вот только не боялся он за жену, в плане ревности. Был он в ней уверен. Что не изменит она. Не предаст. А сам пускался во все тяжкие. И стонала душа Валеркина! Да только не из-за своей двойной жизни, а в ревности стонала, когда убегала на танцпол Ленка, даже не зазывая его с собой. Валеркины слова "давай просто побудем сегодня вдвоем" заглушались Ленкиным смехом, музыкой и шампанским. Валерка стал уставать от этой двойной жизни. С Ленкиным поведением справиться не мог, а отрывался криком на родных - жене, матери. Придет, мало того, поздно, но еще и пьяный и скандалы устраивает. Мамка Валеркина совсем за голову хваталась, раньше хоть один был скандалист, а теперь сынок подрос. Светлана уже не раз за год женитьбы уходила к родителям. Мать жалела дочку. Отец тоже, но через день-два говорил:
   - Если любишь, вышла замуж - живи с мужем. А не хочешь жить - разводись.
   Все четко и до боли в сердце правильно. Валерка и сам чувствовал, как засасывает его в какой-то омут. Вот кто бы раньше, год-два назад сказал бы ему, что с ним случится такое, Валерка бы рассмеялся и сказал, что "с кем - с кем, а с ним - никогда". А вот и довелось.
   Ревность к Ленке разрывала его на части. Даже во сне, в постели с женой, он видел как липкие руки мужиков обхватывают его Ленку, целуют лицо, руки, шею, а она смеется, глядя Валерке в глаза. Он в ужасе просыпался. Шел курить на кухню и еще долго не мог потом заснуть.
   Да что же это получается?! Ведь раньше за Валеркой девчонки бегали гурьбой. Это он, Валерка, мог сам выбрать девчонку, сам бросить, наконец. А теперь им самим крутит женщина! Но он пылал вожделением к этой женщине. Пылал до багровения! Когда на работе или в клубе, Ленка то ли нарочно, чтобы позлить, то ли просто, от своей ненасытной натуры, заигрывала с другими мужчинами. Ведь порывался порвать с ней Валерка! И не раз уже. Но как только Ленка чувствовала надвигающийся конфликт, так становилась такой идеальной, заботливой и нежной, что, находясь у нее в руках, чувствуя ее губы на всем своем теле, Валерка забывал обо всем. И хорошем, и плохом. Для него существовала только она, Ленка. Не верил Валерка и слухам, что, мол, меняла мужиков эта Ленка, как перчатки, и муж от нее ушел, застав с любовником. Не верил и не хотел верить. Думал, что это с другими так можно, а с ним никогда так Ленка не поступит.
   - Я люблю тебя. И только тебя! - она так нежно шептала это ему на ушко, чуть покусывая мочку, словно, заговаривала его.
   Колька и Вовка со двора были в курсе отношений Валерки с Ленкой. Поначалу, даже оценили выбор. Ну, а как такие данные не оценить! Даже несколько раз отдыхали вместе в клубе, сиживали в ресторане. Но и друзья, со временем, заметили, как изменился Валерка. Стал, как цепной пес. Озлобленный на всех. А если кто и пытался заговорить нелестно про Ленку, доходило да мордобоя. "Живи, как знаешь, Валерка, если ты слепой", - сказали пацаны.
   ***
   Как-то днем Вован заехал к своей новой девчонке на Шевченковский жилмассив. И пока она собиралась, он курил возле подъезда. Февраль стоял ветренный, но не холодный. В подъезде курить - людей смущать, не хотелось. К соседнему подъезду подъехала "Волга"-такси. И минут через пять, с хохотом, визгами вывалилась из подъезда наружу развеселая парочка нетрезвых людей: он - мужчина лет сорока, в шикарном домашнем халате и тапочках с меховой опушкой, она - в не по сезону белом платье, и накинутом на плечи норковом полушубке. Девушка повисла на шее у мужчины и за что-то благодарила его. Очень горячо! Осыпая все лицо поцелуями, пытаясь вновь и вновь поймать губы мужчины. До Вовки долетали слова:
   - Милый... единственный... я всю жизнь мечтала о таком подарке... откуда ты знал, что я так хочу норочку?
   - Зайка, - мужчина гладил белые волосы девушки, - ведь ты же мне все уши прожужжала про свои сны в норковой шубе! Сны сбываются! Беги лисенок, пора, пора!
   Мужчина дал себя последний раз поцеловать, подвел блондинку к такси, открыл дверь, шлепнул "зайку" по попке и, явно замерзший, побежал в подъезд. Такси поехало.
   Если бы Вовка не отвернул свое удивленное лицо, он бы встретился взглядом с... Ленкой! С расфуфыренной, пьяненькой, счастливой от подарка Валеркиной Ленкой. "А может быть уже не Валеркиной, может они расстались? А я не знаю, - думал сбивчиво Вовка. - Хотя, мы же на прошлой неделе вместе в кино ходили... А здесь знакомство явно не вчерашнее". Вован молчал про увиденное до вечера, до встречи с Валеркой. Сам зашел к Лерычу. Вызвал на улицу. И рассказал все, как видел. Без утайки и своих комментариев.
   - Лерыч, дело твое, конечно, но я твой друг и говорю тебе как есть. Я бы эту б..дь бросил! - не побоясь быть битым, сказал Вован.
   Валерку словно контузило. Он стоял окаменевший. Только сжались его кулаки и скулы, до скрипа зубов. Такая мощная отрицательная энергия клокотала в нем! В кого и в какой момент она могла выплеснуться, об этом было даже страшно думать.
   - Спасибо, Вован. Ты настоящий друг, - выдавил из себя Валерка, стиснул кисть Вовки в своих горящих ладонях, развернулся и ушел в дом.
   Вовка тоже пошел домой, сочувствуя, осуждая и не понимая друга.
   От Плеханки до Троллейки на машине минут двадцать пять, по вечерней дороге. Для Валерки время остановилось. Не двигалось. Он, не переставая, курил в пойманных "Жигулях". Затяжки сигаретой служили закуской к выпиваемой из горлышка водке. Водка не имела никакого вкуса. Да и опьяняющего воздействия не было. Словно он глотал не самый лучший в мире антистресс, а возбудитель. А в таких количествах это уже был "озверин".
   Наконец, доехали. Валерка, в два прыжка - лестничный проем, залетел на пятый этаж к Ленке. "Только бы была дома! - думал он. Позвонил в дверь и уткнулся лбом в обитую дермонтином дверь. - Ну, открывай! - он уже начал было стучать кулаками, как услышал за дверью шаги и вопрос: "Кто там?"
   Какой это был голос! Если бы ангел когда-нибудь говорил с людьми, то у него был бы именно такой по нежности и очарованию голос!
   - Это я! - Валерка еле смог выговорить два слова. Его сердце разворачивало грудную клетку.
   - Валерочка, милый! - говорила радостным голосом Ленка, открывая замки.
   Как только замки отпустили дверь, Валерка ворвался в квартиру. Ленка в ужасе отскочила от него и стала в проем межкомнатной двери. На ней был наскоро запахнутый белый полупрозрачный халатик, а на голове замотанное полотенце. Но ничего этого Валерка не видел. Он рванулся к встроенному шкафу и открыл его. О, Боже! На плечиках красовался норковый полушубок! Значит - правда! До этого у Валерки был хотя бы один процент на обознатушки Вовки.
   - Что с тобой, Валерочка? - в испуге спрашивала Лена.
   - Откуда это? - Валерка сдернул полушубок с вешалки, и он свалился на пол.
   Это грубое действие немного встряхнуло Ленку от оцепенения.
   - Ты что делаешь! - Ленка кинулась поднимать норку, но Валерка схватил ее за плечи и крепко сжал.
   Вырваться было невозможно. Ленке было очень больно.
   - Мне больно! - почти закричала она. - Дурак, что ли, отпусти сейчас же!
   - Говори! - это было сказано уже настолько грозно и близко от ее лица, что Ленку обдало жаром перегара и злобы.
   - Да отпусти ты меня! Это девчонки привезли из Греции на продажу. Померить дали. Хотела тебе показать. Думала, может, подаришь. Теперь уж точно не попрошу!.. - пока Ленка обиженно порола заготовленное объяснение появившейся шубе, Валерка от ужаса такой лжи медленно отпускал ее из своих рук.
   Он ответил на ее ложь:
   - Не ври, я все знаю! Твои подруги носят член между ног и живут на Шевченковском! - Валерка прорычал эти слова. - С кем ты еще "трахаешься" за шмотки, б..дь?
   В эту секунду Ленка размахнулась и попыталась влепить пощечину Валерке, но он успел перехватить сначала одну, затем другую руку. Ленка затрепыхалась в его жесткой хватке.
   - Знаешь? Следишь? - в ужасе завопила Ленка. Она поняла, что Валерка теперь знает не только об ее измене, но и о том, что Ленка хотела его "развести на бабки" на покупку шубы. Началась истерика. Она кричала. - А кто ты такой, чтобы указывать мне, как жить? Я то думала, что ты из себя что-то представляешь, а ты лох и быдло! Алкаш! Нищета! Даже семью свою нормально содержать не можешь. А все туда же! Какая от тебя польза? Что ты мне подарил за все это время? - падший ангел показывал свое истинное лицо. А с глаз Валерки срывалась пелена и все больше приливала кровь. - Какой от тебя толк? Только что "потрахаться" лишний раз. Так и здесь ты нелучший...
   Валерка оборвал поток мерзости в один миг. Ударом. Наверное, он хотел вернуть пощечину, но сила была не подвластна отключившемуся разуму. И кулак Валерка не разжал.
   Ленка гробанулась на стоявшее за ее спиной кресло. Халат распахнулся и раскрыл Ленку. Все ее красивое, обнаженное девичье тело. Длинные белые волосы разметались по лицу и скрывали кровоподтек у виска. Она отключилась. Перед Валеркой вновь лежал его ангел. Только теперь уже падший.
   - Очнешься - договорим, б..дь, - Валерка ругнулся матом и прошел в большую комнату. Открыл бар. Сгреб все спиртное. Сложил в сумку и вышел из квартиры.
   Следующие сутки Валерка просто тупо бухал. Заперся в самой маленькой и дальней комнатке своего дома и пил. Трудно даже сказать, что он пил. Все подряд. Наливал в стакан "синюю воду". Выпивал залпом, иногда запивал, иногда закусывал, чаще, просто, закуривал. Под утро отрубился прямо за столом. Даже его молодой организм не выдержал такой дозы спиртного. Через несколько часов проснулся от жуткого "сушняка" и такого ощущения во рту, как кошки нагадили. Сил хватило дотянуться до бутылки с остатками какого-то не осиленного им ликера. Он взял бутылку и взахлеб пил из нее ликер. Пока тот не кончился. Немного захорошело. Чуть отпустил головняк.
   Времена алкоголя по карточкам прошли. Все эти бодяженные ликеры - водки - коньяки торговались на каждом шагу в железных, зарешеченных ларьках. Ходить не надо было далеко. Валерка пошарил по карманам. Нашлась еще приличная сумма денег. Вышел из дома. Морозец не чувствовался. Тем более в таком нечеловеческом полуживом состоянии. В ближайшем ларьке набрал спиртного. На ликеры не стал тратиться. Взял три бутылки коньяка под названием "Метакса".
   Если бы греки выпили бы этой "Метаксы", разлитой где-то в новосибирской области, им бы точно не поздоровилось. Французские "Наполеоны", греческие "Метаксы", шотландские "Виски" - все было собственного, российского производства. После безобразия с сухим законом наступил беспредел алкогольного беззакония. Из крайности в крайность. Нам не привыкать.
   Валерка доплелся до дома. В сенях встретила жена.
   - Валерочка, на тебе же лица нет. Что-то случилось? - участливо спросила Света, - Ты скажи. Нельзя же так себя и нас с дитем истязать!
   - Светка! - Валерка рыкнул на жену, поддерживая себя рукой о стену, - Ты... - тут он посмотрел на Светлану, с ребенком на руках, вдруг замолчал на мгновение, опустил голову, и уже тихо и не зло проговорил, - Ты прости меня... Пожалуйста...
   Валерка даже не стал разуваться и поплелся к себе в "пьяную" комнату. Продолжать пить.
   ***
   Любопытство соседей бывает иногда жизненно оправданным и необходимым делом. Уйдя от Ленки, Валерка шибанул дверь за собой, но она не закрылась - защелка не сработала от сильного удара. Сосед по лестничной площадке, во-первых, слышал крики в обычно тихой квартире, а затем, выходя выгулять собаку, обратил внимание на открытую дверь. Позвал в дверь хозяйку. Никто не ответил. Прошел в комнату и на свой ужас увидел почти бездыханное тело. Тут же вызвали "Скорую помощь". "Скорая" хоть и приехала по троллейному бездорожью достаточно быстро, привезла Ленку в 34-ю больницу скорой помощи уже в очень плохом состоянии. Врачи ничего не смогли сделать. И через девять часов Ленка умерла. От кровоизлияния в мозг.
   Милиция "вычислила" Валерку достаточно быстро: свежие фотки с датой на телевизоре, показания соседей, подружек, общих знакомых... Круг подозреваемых сузился до одного.
   Это только в кино на задержание преступников милиционеры идут с оружием, красиво. Да в придачу вызванный ОМОН в масках и с "Калашами". Оперуполномоченный, который вел дело, отправил двух ППСников (дежурных милиционеров) к Валерке домой следующим же вечером. Чтобы по-быстренькому защелкнуть наручники на подставленных руках подозреваемого в преступлении. Но милиционерам здесь не повезло: Валерку Бог силой не обидел, а алкоголь отключил голову и добавил прыти в ноги. С ревом, как медведь, он протаранил стоявших в узком коридоре его дома двух милиционеров. Вылетел на двор и ушел через забор в частный сектор. Пока оправились менты от шока, выскочили на улицу, посмотрели по сторонам и послушали тишину соседских дворов, Валерка был уже далеко. Пришлось ехать служителям порядка в свое отделение за нагоняем.
   А Валерка еще полночи куролесил с кентами из частного сектора. Потом проспался. Похмелился. Пришел домой. Под плач жены и мамки собрал вещи сменные (носки, трусы, свитер, трико) и поесть, что мать положила. И пошел в отделение милиции писать явку с повинной.
   Придурошная дерзость Валерки с побегом не переросла в уголовную статью сопротивление при аресте. Не стали менты обнародовать свой "косяк" при задержании. Но сделали Валерке одно из самых больших западло, которое можно сделать зеку, попадающему в тюрьму: опера поставили ему "СКП", что значит, "склонен к побегу".
   Крутить Валерку дознавателям не было смысла - сам во всем признался. И отправился обвиняемый в тяжком преступлении Валерий Волков в следственный изолятор N 1 по известному многим адресу: Хлебникова, 1, остановка "Кинотеатр Россия". Вот такое вот невеселое кино, часть Первая.
  
   Часть вторая.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"