Булгаков: "Готовились?" - "Да, вроде." - "Верите, что сдадите?" - "Не очень..." - "Два. Каждому по вере его"
VK. "Я люблю русский язык" Если бы экзамены принимали великие русские писатели...
"Ума палата, да ключ - потерян..."
...Сколько должно быть человеку лет, чтобы он был влекущей тайной? Тайна, раскрывающаяся, требующая отдать всем, всему что - то свое... Это было просто настойчивое желание, я бы сказала жгучее, непреодолимое, неумеренно сильное, страстно горячее, к себе к людям - раскрыться...
Он знал, что объяснения - неизбежны!
Она помолчала, обдумывая слова. Легкий вызов прозвучал в ее голосе...
- Если Вы надеетесь услышать ответ на свое вызывающее поведение, то Вы - ошиблись.
Лицо ее побледнело и выглядело в этот момент испуганным и смущенным.
- Боже! Неужели она не перестанет думать об этой проклятой истории! Неужели ты не можешь понять, я просто не знаю как объяснить тебе, но видишь ли, женщина, мужчина - человек может развлекаться чем угодно, заниматься чем угодно, но это совершенно не будет влиять на его жизнь, дело, настоящее дело, в котором каждый должен знать свое место. Место под солнцем - сильным! Научись работать в команде! Мы не спорим о пустяках, но разве твоя совесть безукоризненно чиста? Ты так много говоришь о чести, долге, сдержанности и тому подобной чепухе...
Он безучастно слушал ее сдавленный, почти беззвучный голос...
Спрашиваю: "Что творится?". Отвечаю: "Ищу спасение из тонущего "ковчега"..." Оглянулась: вокруг меня "вдумчиво скалятся", наживаются на природной красоте, принадлежащей всем, придумывают невесть какие словесные выкрутасы, напускают целые облака фальши, сдобренные обещаниями, дельцы от власти. Постоянно ощущаю как меня "ваяют", придают необходимую форму, чтобы я охотно вернулась к роли, отведенной неписанным социальным кодексом, который так облегчает жизнь?!
- Боже! Как бывают подлы люди, - думала она, - подходящий разговор для начальника и подчиненной. Снова та вспышка слабой и подлой натуры, которая во всем находит себе оправдание, - пришла ей в голову мысль.
"Дураку хоть кол теши, он своих два ставит...".
- Никто тебя не заставлял..., ты всем обязана..., свет клином не сошелся на твоих "танцорах"...- было припевом.
Бессознательно прислушиваясь, ловя каждый звук его голоса, испытывая жуткое волнение, от которого замирало сердце - она знала... Знала лучше, а может быть и хуже, но она знала, что все зависит от точки зрения...То безмолвное соглашение, которое существовало между ней и властью - доверие, было разрушено...
- Ты самая храбрая на свете женщина, которую я знал. Нет, знаешь, ты просто маленький удивительный поросенок, - думал он, глядя на нее...
Это страшно мило - ссоры (да, пусть будут ссоры, а не производственные конфликты...). Ссоры идут хорошо, пока они продолжаются в жажде наслаждения и каждая из сторон находит упоение битвой. Но потом, оставаясь наедине с собой, пыл и натиск остывают и чувства печали, грусти, безысходности занимают их место, не зависимо от того, кто ты: частное лицо или властью наделенный ... У меня всегда вызывала и вызывает недоумение ситуация, когда облаченные во власть люди, дрожа за свое место, за то, что скажет "он, она, они..." начинают бороться с профессионалами. А они, как правило, ершистые, неугодные, не умеющие приспосабливаться, альтруисты, живущие во имя и для дела. Рубим сук, на котором сидим, или свято место пусто не бывает?
"За битого двух небитых дают, да не больно-то берут...".
Она не могла поверить в то, что происходило с ней и с делом, ради которого она жила. Она не могла даже с этим согласиться.
- Это просто неэтично с их стороны, - пробормотала робко и смущенно, - все, теперь мне нужна помощь...
И помощь предложили, вернее новое место работы (престижное, денежное) и, очевидно, будут предлагать руководителю "Образцового коллектива", хореографу, воспитавшему дипломантов, лауреатов (не только районных, областных, региональных, но и российских, международных конкурсов).
Великое изумление: время дало - время отняло... Я вижу как уходят ее голые ноги, перечеркнутые мокрыми полосами снега непонимания... Но как же мы? Мы - жители деревеньки, в которой каждая минута нашей жизни омыта музыкой движения, танца, феерией звуков, ритмов, красками костюмов, где каждая деталь любовно продумана Ею... Бездонна тишь ее шагов - нет звука, голосов, цели. Добро, деяния скупило лицемерие, требуя привычку послушания...
"Один в поле не воин, а путник".
Моя любовь - это искреннее восхищение Ольгой - была дитя, а ныне взрослой стала.
"Лягушка в обмороке" - иначе нежно зеленый цвет. Таким был цвет моего первого заработанного платка, который мне подарили в одиннадцать лет в знак признательности. В свободное от школы время я помогала своей любимой учительнице водиться с внучкой Олюшкой. Ежевикой, фиалковыми цветами синей лаванды блестели ее любопытные глаза, рыжие кудряшки, веснушки, такие же, как у меня, сближали нас. Она невольно вызывала у меня восторг. А судьба уже чертила для нее алую, желтую, синюю вязь Танца, который стал для нее радостью и страстью. Его зеленый морок вдохновляет не только Ее, но и воспитанное Ею поколение профессиональных танцоров (среди них старший сын, солист профессионального ансамбля). Она и Танец - одно целое: ошалелый багрянец, взлет красок, наделенных цветочною силою, в нем дробится звездный цвет! Она дрожит, как маленькие свечи, мчится, переливается по Жизни текучей искрой, веря, что несет Красоту и Радость Людям! Ее жизнь удалась - "...каждому по вере его"!