Также, кстати, считает и моя коллега по работе Нина, которая сидит за рабочим столом напротив меня, и иногда, от скуки, строит мне глазки. Или демонстрирует, специально наклоняясь пониже над столом, почти ложась на него, глубокий и заманчивый вырез на блузке.
Ведущий в ее роскошные нежные пенаты, минимум четвертого, а может быть даже - и целого шестого номера.
Так вот она и развлекается - за неимением лучшего предмета для построения своих глазок, или демонстрации бюста, чем я.
***
- Сразу о плохом думать, - говорит она, - это типично мужская манера. Нет, чтобы о хорошем... Люди растут, а все тебе нехорошо... Жену тебе надо, - стерву. Тогда и узнаешь, что такое хорошо, а что такое по-настоящему плохо.
- Третью, да? - спрашиваю я. - Получше бывших двух, первых?
- Да, а потом сразу и четвертую, - говорит она. - Хлеще трех предыдущих.
- Добрая какая... - говорю я, погружаясь в мир осточертевших цифр. - Но я тебя тоже люблю. Любовью взрослого сына...
- Ну, действительно... не внука же.
***
Все это происходит после того, как я делюсь с Ниной услышанной новостью - начальник управления покидает нашу скучноватую юдоль. И возносится выше, прямо в божественный стан небожителей - членов правления компании.
Еще я зачем-то рассказываю ей, как у нашего будущего нового начальника - нашего же коллеги, что сидит за стенкой, уже изменился тон в разговорах со мной. И не только со мной...
От сознания собственной бесценности - очевидно.
Меня такой поворот событий даже веселит.
- По-моему, ты напрасно веселишься. Ты его еще не знаешь. А именно он будет - Семен Семнычем? - спрашивает Нина, кокетливо поводя круглыми плечиками. - Ты уверен? Там ничего больше не говорят? Или ты уже и приказ видел?
- Нет, Нинон, приказа не видел. Но то, что это буду не я - точно. И не ты, Нинон.
- Да, к сожалению.
***
Там, где я услышал эту новость, в курилке, конечно, много, чего говорят. Но я же не барышня, чтобы сплетничать.
Между прочим, на нашего коллегу, что сидит за стенкой, Нина давно нацелена всеми фибрами своей гиперсексуальной души. Она заранее, и очень правильно угадала ситуацию. Тянется к нему всеми фибрами, и даже где-то и обволакивает его уже. Невзирая на его семейное положение.
Я делаю вид, что ничего на сей счет не замечаю.
***
Кстати, вполне может быть, что она знает гораздо больше того, что говорит мне. Недаром в ее хобби, кроме эротики, входят еще и эзотерика с мистикой.
По-моему, она даже общается с духами - через космос, естественно.
Или - через божественные чакры.
И через них много чего узнает полезного.
Если это так, тогда - все возможно.
И, как в полицейском кино - любое, сказанное вами слово, может быть обращено против вас.
То есть, если сказать по-русски: думайте, граждане, кому и что говорите. Это - полезно для здоровья.
Враг хитер и коварен, и даже не дремлет.
Думайте, пожалуйста...
Но в принципе, - мне все равно. Несмотря на мистику с эротикой вкупе.
Если они прямо так и живут здесь работой, этим миром прозрачных интриг и интересов, то я - совсем нет.
Я - всего лишь наемник. Что прикажут, то и делаю. Деньги за это платят, и - слава богу.
Я прекрасно понимаю, что однозначно не могу претендовать на повышение - я не из их клана, не из местного.
Как я был всегда - сам по себе, так сам по себе и живу.
Спасибо за то, что сюда довольно случайно взяли.
***
Ну, а на сексуальную благосклонность Нины претендовать - это вообще не мой стиль.
Пусть в одиночку со своим бюстом развлекается.
Во-первых, если она захочет, то сама набьется к кому ей надо, и мало тому счастливцу не покажется. Еще и отбиваться придется.
Во-вторых, мне не очень подходят стареющие девушки, пусть даже и с шестым номером бюста, играющие в юных, эротичных секс-вамп.
А это уж совсем не по мне. Мне такие игры совершенно не нравятся.
***
Нина любит, чтобы ее называли Нинон. На французский манер.
Иногда, под настроение, она рассказывает, что у нее в роду были французы. Один из ее дедушек, например, - утверждает она - точно, был французом.
Про второго - она не очень уверена, но все может быть. Может быть даже и так получиться, что сразу оба ее дедушки имели к Франции отношение.
Я с моей прямолинейной мужской логикой не совсем понимаю, какого еще шарму могло бы добавить Нине ее французское родство.
Она ведь у нас и так роскошная женщина. Как она сама о себе думает.
И некоторые окружающие - тоже.
Шарм шармом, но все же - она нет-нет, да и расскажет про Францию. Что-нибудь поучительно-интересное. И вздохнет мечтательно. Для самоутверждения, пожалуй.
А может быть - и правда, французами они были? Эти самые ее дедушки?
***
Впрочем, нет.
Судя по тому, как она выглядит, и, судя по ее отчеству - Моисеевна, - тот дедушка, о котором она любит рассказывать, как о поклоннике сыров и лягушек, был все же не совсем французом.
Я даже подозреваю, что он вообще был родом откуда-нибудь из Биробиджана.
Я, к сожалению, не бывал в Биробиджане, потому не могу утверждать наверняка, но думаю, что и там могут водиться любители французских сыров и лягушачьих лапок.
А почему бы, собственно, им и там не водиться? Как говорится, и на Луне люди живут, не то, что в Биробиджане.
Да и вообще, не лопать же с утра до вечера все мацу да мацу - и без ничего...если ты имеешь счастье в Биробиджане жить.
Уж больно это как-то чересчур ортодоксально - одной мацой питаться.
Главное - совершенно невкусно. И - не очень полезно.
Мне сдается, кстати, что и второй ее дедушка был вовсе не из Парижа - а из Биробиджана.
Ну и что из того?
Это же никак не умоляет их достоинств в опосредованном создании такого цветочка, как Нинон.
Не так ли, моя прелесть? - думаю я.
И проверяю, умеет ли экстрасенс Нина читать мои мысли. И смотрю на Нинин бюст через стол.
Никакой реакции.
По-моему, все-таки нет, не умеет. Или - хорошо это скрывает.
Ну, и слава богу. Неприятно было бы, если бы умела. Очень даже неприятно. Пожалуй что, мы даже и поссорились бы.
Чтобы не обижать девушку, которой недавно исполнился полтинник, чтобы она понапрасну не плакала украдкой, и я тоже, как и все, называю ее на французский манер - Нинон.
В конце концов, от меня же не убудет.
***
Нинон без зазрения совести, или малейших намеков на комплексы носит очень смелые мини-юбки - несмотря на свой пятьдесят шестой, пожалуй, что размерчик.
А при случае, и даже без случая, очень любит скидывать форменный корпоративный пиджачок на спинку кресла, и расстегивать пуговки на блузке чуть ниже дозволенного нашей местной моралью.
- Что-то у нас жарко сегодня, - говорит Нинон, - кондиционер совсем не работает..., - и наклоняется над столом, будто за чем-то тянется,и бирка на шнурке с фамилией ползет по столу... а сама украдкой проверяет на мне получающийся таким образом эффект.
Я не разочаровываю ее. Эффект, конечно, налицо.
Эротический, я имею ввиду. Оздоровительный.
***
Где-то между делом я вычитал такую вот штуку: мужчинам полезно смотреть на женскую грудь не меньше часа в день. А лучше, конечно, больше - часа два-три. Это удлиняет срок их жизни, потому что добавляет в кровь полезных и нужных гормонов.
Поскольку я вижу эту полуприкрытую грудь каждый день, и по несколько часов в разных проекциях, эффект получается большой и позитивно-продуктивный.
Я, судя по всему, буду жить очень долго и счастливо.
Если меня, конечно, немного раньше не добьет моя пессимистично настроенная печень.
Так что, спасибо тебе, Нинон, за мои полезные гормоны.
***
Правда, как и каждому перфекционисту, мне хотелось бы еще и некоторого разнообразия в открывающихся мне через стол видах.
Но, увы, над грудью Нинон всегда присутствует одно и то же - ее круглое, сливочно-клубничное лицо. Доведенные до стандартной офисной люминесцентной кондиции с помощью большого количества косметики. До боли знакомое, и почти уже родное. Которое мне, признаться, несколько поднадоело.
Не первый уже год мы сидим напротив друг друга. Перекладывая с места на место бумажки, и роясь в интернете.
Все это, конечно, несколько снижает оздоровительный эффект присутствия перед моей физиономией большой женской груди. Каждый день - в течение восьми рабочих часов. И пять дней в неделю.
Эффект, думаю, был бы значительнее, если бы над этой грудью сияло личико, лет на двадцать помоложе, и без такого количества краски и грима.
Юное личико, да с такой вот грудью - ох, красота!
Я бы тогда и до ста дожил бы. А может быть - и далее, за сто отправился бы.
Увы... Не суждено.
Кроме того, так долго - точно не живут.
Что даже и к лучшему.
А если рассматривать ситуацию в целом - все у нас с Нинон о'кей, замечательная маркиза.
Грудь - что надо у нас! Оздоровляет. Не каждому так повезло на рабочем месте. Как мне, непутевому.
***
- Да, Нинон, - говорю я, - действительно... жарковато что-то тут. Даже душновато. Может быть, - перекрыть батарею?
В офисе, между тем, далеко не жарко, а за окнами с утра минус двадцать пять, так что и машины стали плохо заводиться, и потому утром на полупустой дороге можно поблаженствовать - большое количество "тазиков" встало на прикол. Спасибо любимому автопрому.
- Ой, не надо, не надо..., - машет на меня Нинон авторучкой, зажатой в пухлом кулачке, и поеживается. - Сразу холодно станет, а я этого не выношу. Лучше уж тропики, чем Северный полюс.
В этом я с ней абсолютно согласен.
***
Еще ни один из начальников не сделал ей замечания по поводу расстегнутых пуговичек на блузке, или чересчур короткой и узкой юбки, из которой так и рвутся наружу ее аппетитные объемистые бедра.
Есть подозрение, что никогда и не сделает: как только какой-нибудь начальник заходит в нашу комнату, то сразу устремляются к столу Нинон. Даже, если и пришел сюда совсем по другому делу.
Разговаривает, например, со мной о чем-нибудь высоком, вроде месячного отчета, а сам не отрывает взглядов от заманчивой ложбинки. Иногда - невпопад замолкая, словно теряя мысль.
Как наркоман, который не может оторваться от зелья.
Или, как заядлый турист, который не может отвести глаз от красивой долины где-нибудь в швейцарских или итальянских Альпах. Изображенной на глянцевой открытке.
Нинон, делая вид, что ее это все не касается, бывает спектаклем очень довольна.
И я веселюсь от души - тоже. Хмуря при этом по-деловому брови. Как же, как же, месячный отчет очередному нашему остолопу понадобился... Сделаем, нарисуем.
Кому-нибудь другому об этом расскажи, милый, что тебе отчет нужен.
Который я вчера по почте тебе уже отослал.
***
Когда она встает из-за своего стола, и, грациозно виляя дерьером, перемещается по нашей комнате, чтобы полить цветы, мне приходит на ум: если эту самую тугую юбку с нее снять, то все, что юбка, ползущая по швам, скрывает, точнее, чуть прикрывает и стягивает, - просто распуститься совершенно бесформенным кулем. И будет выглядеть и ощущаться на ощупь - как угодно, но только не эротично.
Я мысленно измеряю, - каких же размеров должно быть так называемое - в стеснительных дамских кругах - мужское достоинство, чтобы сквозь все это продраться...
Получается, что каких-то несусветных.
И в дюймах - несусветное, и особенно в сантиметрах - поражающее даже мое скудное мужское воображение.
Или же, если зайти с другого конца, - в какую позу Нинон надо поставить, чтобы достичь искомых влажных глубин? И сколько она в этой позе удержится, сохраняя подобие равновесия?
Получается - тоже не очень-то подходяще.
Если бы мне пришлось когда-нибудь ее трахать - не знаю, что бы я и делал... И как бы выходил из положения.
Интересно, как же с ней ее поклонники-то мучаются? Или - так, всухую обходятся? Разговорами и пальчиками? Или - языком?
Судя по ее разговорам, в сексе ей неведомо слово "неудача". Кроме того, она, судя по строению ее пухленьких губ, сторонница оральных переговоров с любителями жарких пышек. Что уже, надо думать, несколько облегчает поклонникам их черное дело.
А может быть - она еще и поклонница даже еще более прогрессивных веяний в сфере эротики, чем оральные.Там большие размеры, к слову, не всегда привествуются.
Думаю я - мне это все совершенно не должно волновать.
И на этом - разойдемся с миром, Нинон. Застегни, пожалуйста, пуговичку. И еще одну, - говорю я мысленно.
Но она не застегивает, хоть и экстрасенс, и должна бы меня мысленно слышать. Верно, хочет, чтобы я жил долго и счастливо, напитавшись гормонами. Даже настаивает на этом.
Какая же у меня хорошая работа, думаю я.
Столько времени можно самому себе посвятить, - собственному бесценному здоровью. Без особого ущерба для производственной деятельности.
***
Сегодня утром меня выбросило из сна задолго до милого звонка будильника. Точно боксера после хорошего нокаута.
То ли - нервы шалить стали, то ли как-то неудобно спал...
Некоторое, и даже довольно продолжительное время, я не понимал - где я? И что я?
Оказалось, что не в Париже... Судя по грохоту мусорной машины под окнами, и гурканью иностранных дворников.
И я вынужден был согласиться сам с собой - лежу в своей собственной пустой и смятой постели, почти в центре мегаполиса, на часах шесть утра, и жизнь продолжается.
В конце-то концов, подумал я, сон - всего лишь короткая, ежедневная, смерть.
И, слава создателю, он как внезапно начинается поздним вечером, - также быстро и почти бесследно проходит утром. Под разноголосый аккомпанемент работников метлы и лопаты. Пока - во всяком случае.
А перед глазами все еще был снившийся мне только что сон...
***
Мне опять снился Париж - в котором я никогда не был, и, в общем, особого желания там побывать не испытываю.
Снились какие-то жареные каштаны, неприятные на вкус, словно картон, которые я тоже не люблю.
Мешались какие-то разноцветные картины на Монмартре, в которых я хоть и ни черта не понимаю, но все пытался их купить.
А еще снилась девушка, знакомая, но имя которой во сне я все никак не мог вспомнить, и из-за этого испытывал большую неловкость.
И мы занимались с ней любовью в раздевалке парижской ратуши.
Вот это да, подумал я, вспоминая ратушу. И чего это нам приспичило? В таком историческом месте? Не могли даже гостиницу себе снять на пару часов...
Вот идиоты.
***
Надо будет поинтересоваться у нашей француженки Нинон, к чему бы все это, и Париж, и ратуша, и девушка? - решил я, с некоторой сонной натугой бреясь перед зеркалом в ванной.
Зеркало, кажется, тоже было не очень в духе, поэтому мое собственное, сероватого цвета отражение в его стекле мне совершенно не понравилось.
Да, спрошу у Нинон. Как же все-таки полезно иметь такую разносторонне образованную в эзотерических сферах коллегу...- думал я позже, стоя под струями горячей воды.
После бодрящего кипятка - и бездушное зеркало, и сумеречный я - подобрели немного.
Во всяком случае, зеркало исправило цвет моего лица. Из серого оно стало бледно-розовым. Хотя вот мешки под глазами зеркало решило не трогать.
Да и бог с ними, думал я. На работу движемся, а не на гулянку.
Зеркало исправилось, и я, в свою очередь, выкинул из головы и Париж, и картонные жареные каштаны, а также эзотерическую девушку Нинон.
И - голый и влажный, - зашлепал на кухню готовить кофе.
***
- Середина недели, - говорит Нинон, после того, как я пересказываю ей свой сон. - И ничего не сбывается. Так что, можешь не переживать - Париж тебе не грозит. Спи спокойно, дорогой товарищ. И ни в чем себе не отказывай. Вообще, такие сны для холостяков не редкость - когда им ночью заняться нечем. Скажи, а при этом - эрекция наблюдалась? Или ты - уже окончательный импотент? Безнадежный...
- Конечно, наблюдалась, Нинон, - говорю я. - Я, конечно,не безнадежный. Еще не совсем.
- Значит, не переживай. У тебя еще все спереди.
- Я не переживаю, мне Париж совсем не нравится. Не тянет меня туда что-то. Даже с эрекцией - не тянет, и все тут.
***
- А ты там разве бывал? - спрашивает Нина.
- Нет, не бывал. Но знаю, что французы - самые прижимистые люди на свете.
- Кто тебе сказал эту глупость? Мой дедушка, например, был очень щедрым человеком. Такие украшения дарил бабушке - пока она была его любовницей... Он по ювелирной части работал, и замечательные вещицы ей таскал... - говорит Нинон мечтательно. - Хотя бабушка и сама не бедная была...
- А когда она стала его женой? Из дома таскать начал? Для другой бабушки?
- Фу, какой ты... Об этом она не рассказывала..., - надувается Нинон. - Вечно ты со своими подколами. Что ты вообще о французах знаешь?
- Конечно, ничего, Нинон. Но если хотя бы часть их похожа на тебя - они шикарные ребята.
- Я разве похожа на мужика?
Я действительно не был знаком с французами.
А вот с француженками - был, хотя об этом Нинон знать совершенно не обязательно..
С одной студенткой из Сорбонны, Мари-Анетт.
Приехавшей к нам некогда по обмену - на практику.
***
Мари-Анетт была худощавой девицей с небольшой и твердой грудью.
По тогдашней моде она косила под Джоан Шинкус из популярного в то время сентиментального боевика "Искатели приключений" с Аленом Делоном в главной роли, носила длинные, хорошо мытые, крашенные перьями светлые волосы.
А свои длинные ноги, почему-то, старалась не демонстрировать, и не вылезала из джинсов. Хотя ноги у нее были вполне приличными - гладкими, ровными, длинными и не худыми.
Может быть, дело было не в ногах... Просто тугими джинсами ей хотелось подчеркнуть свою упругую попку очаровательной формы?
Впрочем, я в ту пору еще не разбирался в таких тонкостях дамской анатомии.
Мал я еще был для таких гурманских открытий, зелен.
Просто красиво - и эрекция наблюдается...
Моментальная.
У Мари был большой, вечно улыбающийся рот, и крупные передние зубы с очаровательной щелочкой счастливого человека между ними - как у зайчика.
А длинный французский нос с горбинкой, и забавные веснушки делали ее лицо абсолютно незабываемым.
Так ведь вот, кто снился сегодня, именно Мари-Анетт..., - думаю я. И как же я мог забыть ее имя?
***
В ходе одной, весьма бурной студенческой вечеринки, когда мы с ней забились в раздевалку, и я, расстегнув ее мужскую рубашку почти до пояса, и не обнаружив лифчика, радостно принялся с места в карьер ласкать ее грудь, у меня в голове сидел, помнится, образ двух теннисных мячиков с твердыми, но нежными, торчащими хвостиками.
В каждом из нас плескалось, и бурлило по несколько рюмок газированной ледяной водки из морозилки.
И, может быть, поэтому, целовалась Мари-Анетт совершенно умопомрачительно.
"Же тэм!", - шептала Мари-Анетт.
"Яа-яа, яволь", - отвечал я так же - хриплым, распаленным шепотом, - и пытался расстегнуть ее джинсики. Которые расстегиваться никак не хотели, потому что предусмотрительно были застегнуты - кроме пуговицы - и еще на какие-то хитрые, невидимые мне крючки.
Интересно, дойдем ли мы до французских поцелуев, - думал я. - Или не дойдем? - путаясь дрожащими от нетерпения пальцами в ее застежках.
***
Эти поцелуи среди мокрых, пахнущих псиной пальто, ее компактная теннисная грудь, плоский живот с легко очерченным прессом завсегдатая тренажерного зала, помнится, едва не заставили меня кончить.
Тоже - не расстегивая джинсов, которые я едва не порвал изнутри. Собственной эрекцией, как выражается Нинон.