Предупреждение: Эта книга предназначена только для совершеннолетних читателей. В ней могут содержаться описания таких сцен и тем, как: употребление алкоголя, одурманивающих веществ, курение, причинение вреда здоровью, суицид, членовредительство, насилие или жестокость, нецензурная лексика. Автор не поддерживает и не пропагандирует ничего из вышеперечисленного.
Без аппетита помешивая ложкой горячую уху, Фридлейв наблюдал, как одинокая рыбья голова то всплывала к поверхности, то опять уходила на дно миски. Её безжизненные вываренные глаза пялились в пустоту белыми бельмами, и юноша испытал странное чувство родства с этой жалкой рыбиной, немилосердно выпотрошенной судьбой.
- Что-то господин Оддманд запаздывает сегодня, - прошептала Иданнра. - Это не к добру.
Фридлейв повернулся к матери всем корпусом, чтобы увидеть её единственным зрячим глазом, не скованным бельмом. Немолодая исхудавшая за последние годы женщина в поношенном платье стояла на привычном месте, у окна, и неотрывно глядела вдаль.
- Уже опустились сумерки, а маяк всё ещё не зажжён, - с тревогой произнесла мать.
Поднявшись из-за стола, Фридлейв подошёл к окну и тоже выглянул на улицу. Их старый дом располагался на отшибе, на высоком холме. Отсюда весь остров Эистеинн был как на ладони: разбросанные по склонам лачуги с поросшими мхом крышами, маленький порт и безбрежное море, окружавшее сушу со всех сторон. На некотором отдалении от острова стояла изящная, как восковая свеча, белая башня, уместившись на надводных скалах. Обычно разгоняющая мрак ночи ослепительным лучом света, теперь башня погасла, и тени обступали её, укрывая пеленой сумрака.
- Не всё ли равно, горит маяк или нет? - пробормотал Фридлейв. - В наши края так давно не заплывали корабли, что никому он уже и не нужен, этот свет.
- Он нужен нам, - резко обернувшись к сыну, ответила Иданнра. Рыжие отсветы очага блеснули на её посеребрённых сединой волосах. - Твой отец не сможет причалить к острову, если маяк не укажет ему путь.
Стиснув зубы, как и всегда, когда мать упоминала об отце, Фридлейв хмуро процедил:
- Да когда ты уже поймёшь, что он больше не вернётся, а? Нет смысла ждать его с утра до поздней ночи. Прошло три года. Если бы он был жив, давно был бы с нами. Море забрало его.
- Не говори так, - попросила Иданнра, умоляюще сложив руки на груди. - Твой отец обязательно вернётся. Нужно только, чтобы маяк не переставал светить.
Она снова с беспокойством перевела взгляд в окно, где башня вдали так и оставалась стоять погружённой во мрак.
- Что-то точно случилось. Господин и госпожа Оддманды давно должны были зажечь свет. Сынок, может, ты возьмёшь свою лодку и доберёшься до маяка? Узнаешь у стариков, всё ли в порядке, не нужна ли им помощь? Я очень волнуюсь.
Затея матери не понравилась Фридлейву, но он знал, что Иданнра не успокоится, пока на маяке не запылает свет. Будет причитать всю ночь, или в отчаянии сама сядет в лодку и отправится к башне. А правила лодкой мать из рук вон плохо - того и гляди, перевернётся, либо волны швырнут её на скалистые рифы.
- Ладно. Так уж и быть. - Смирившись с неизбежным, юноша отставил миску ухи. Взяв растянутый вязаный свитер и керосиновую лампу, он шагнул за порог.
С моря веяло прохладой, ветер норовил забраться под одежду и выстудить драгоценное тепло. Передёрнув плечами, Фридлейв сбежал по тропинке с холма и ступил на улочки единственного на острове поселения. Здесь, на краю света, на Эистеинне, он родился и обитал вот уже семнадцать лет. И, как и другие местные, твёрдо знал, что проживёт на острове всю оставшуюся жизнь, занимаясь рыбной ловлей, а после будет похоронен в морской пучине, как велят древние обычаи.
Когда-то, в более юном возрасте, он мечтал о великой судьбе. Ребёнком Фридлейв верил и в любовь, и в человеческую доброту, и в то, что перед ним открыты все дороги. Но, чем старше он становился, тем чаще видел одни постылые обветренные лица вокруг, лишённые всяких чаяний и теплоты, видел серые камни и холодное море за порогом и собственное уродливое отражение в зеркале. Теперь на донышке его души тлели жалкие угли, оставшиеся от былого огня. Больше он не грезил, а просто тихо жил, как и все здесь, ни на что не надеясь, ничего не желая менять.
Впереди показался скромный островной порт, где покачивались на волнах рыбацкие судна: одномачтовые лодки со сложенными парусами и гребные шлюпки, изъеденные морем и временем. Фридлейв нашёл свою верную подругу там же, где всегда её и оставлял, на старом пирсе, подальше от всех.
Оттолкнувшись веслом от сваи, юноша вскоре отчалил. Мощными ровными гребками он уверенно вывел лодку из порта и направил её к одинокому маяку. Ветер понемногу усиливался, и волны становились всё круче, подбрасывая жалкое судёнышко и угрожая опрокинуть лампу.
Белая башня со стеклянным навершием фонарного отсека выступила из темноты. Грубо сколоченный пирс, построенный на рифах, вёл прямо к подножию маяка. И Фридлейв, привязав лодку, легко добрался до каменной лестницы, поднимавшейся к самому входу.
Пока юноша взбирался, цепляясь пальцами за ржавые колючие от соли поручни, ветер так и норовил помешать ему. Погода с каждым мгновением становилась всё хуже. А Фридлейв должен был ещё успеть вернуться на остров, пока море окончательно не разбушевалось.
Металлическая дверь с протяжным скрипом открылась, впуская гостя в чрево маяка. Слабый свет керосиновой лампы заметался по сложенным ящикам, бочкам и корзинам, выделил из темноты винтовую лестницу, взбегавшую на верхние ярусы.
- Господин Оддманд? - слабо позвал Фридлейв, и эхо подхватило его голос.
Ответа не последовало. Маяк дышал благословенной тишиной. Перехватив лампу поудобнее, юноша двинулся наверх, постоянно прислушиваясь. Изгибающаяся лестница привела его на технические ярусы, где не было ни света, ни единой живой души.
Когда Фридлейв забрался выше, в жилую комнату, даже там оказалось темно и безлюдно. Немногочисленная мебель жалась к стенам, часть помещения была отгорожена плотной тканевой ширмой, а у самого окна стоял крепкий деревянный стол.
- Господин Оддманд? Госпожа Оддманд?
Влажный блеск привлёк внимание юноши. Он подошёл ближе к столу и заметил опрокинутую чернильницу, из которой на пол натекла обширная чёрная лужа. Чернила вдобавок ко всему испачкали открытый журнал смотрителя, покоившийся на столе. На одной из страниц осталась подсохшая клякса, и текст было не прочитать, а на второй виднелось всего несколько записей. Фридлейву удалось разобрать только последнюю, не имевшую даты:
"Сегодня свет моей души погас"
Он удивлённо вскинул голову, когда его ноздрей коснулся неприятный запах. Настороженно выставив перед собой лампу с едва теплившимся огоньком, Фридлейв оставил журнал и шагнул в сторону ширмы. За ней оказалась неширокая кровать, где едва могли уместиться двое.
Но именно двое там и лежали. Поверх одеял и подушек на спине покоилось тело пожилой женщины с распущенными седыми волосами. Её посеревшая кожа, покрытая пятнами, испускала тот самый дурной запах, что на расстоянии почуял Фридлейв. А возле, крепко сжав окостеневшую руку супруги, лежал иссохший недвижимый господин Оддманд, сравнимый бледностью с мрамором. Со стороны казалось, что он - пленник глубокого и крепкого сна.
Юноша бросился к нему, чтобы коснуться шеи, услышать сердце или уловить дыхание, разбудить смотрителя, но кожа старика обожгла неестественным холодом. Он был мёртв, хоть и не так давно, как его супруга. Чета Оддмандов оставила этот мир и свой ответственный пост.
Ошарашенный увиденным Фридлейв не представлял, как такое могло случиться. Не рискуя больше тревожить покойников, он отошёл, но флёр смерти по-прежнему следовал за ним. Господа Оддманды прожили вдвоём почти половину века. Не нуждавшиеся ни в ком, кроме друг друга, они сменили прошлого смотрителя маяка на его посту, кажется, исключительно ради того, чтобы никто из местных не мешал их тихому счастью. По крайней мере, башню они покидали весьма редко, только ради пополнения припасов.
Размышления Фридлейва прервал стук дождя и рокот моря за окном. Он выглянул наружу и нахмурился: начался чудовищный шторм. В налитых чернотой небесах угрожающе громыхало, ветер швырял косые струи ливня и морские валы на штурм маяка с такой силой, что юноше казалось - скоро башня не выдержит и канет в пучину. Обеспокоившись сохранностью своей лодки, юноша поспешил на нижние ярусы, но когда он распахнул металлическую дверь, то ахнул.
Сметённые волнами, о рифы бились обломки пирса, части разбитой лодки, чудом уцелевшее весло. С горечью Фридлейв был вынужден признаться себе, что он оказался отрезан от острова и пути назад не было. Пока не уляжется шторм, пока кто-нибудь не хватится его в поселении, не было и речи о спасении.
Но непогода только наливалась всё большей силой, суша пребывала по власти стихии, жаждавшей её поглотить. Подобного Эистеинн не видел годами. А ведь ещё час назад Фридлейв был уверен, что ничего не предвещало такой разрушительной бури. И утонувший во мраке маяк с двумя мёртвыми смотрителями едва ли казался ему приятным убежищем на время ненастья.
Внизу, у подножия каменной лестницы, юноше вдруг почудилось какое-то движение. Он опустил лампу пониже, к чернильным волнам и грязной пене, о которые разбивались капли дождя.
Нечто дёрнулось под самой поверхностью, а после резко высунулось из воды. Нечто, больше всего напоминавшее облепленную водорослями человеческую руку. Фридлейв отпрянул и упал, чуть не разбив керосиновую лампу.
Вслед за кистью показалось предплечье, где лохмотьями висела чёрно-серая кожа, и вскоре из воды вынырнула голова. Бурая морская звезда облепила всю правую щёку и глазницу утопленника, что лез по каменным ступеням, однако пребывавший в ужасе юноша всё равно узнал в обезображенном крабами и влагой теле старину Марна, которого только на прошлой неделе похоронили после затяжной болезни.
Фридлейв сам присутствовал на прощании и поминках, собственным глазом видел, как зашитое в парусину тело сбрасывали в море с судна. И оттого ему ещё сложнее было поверить, что это старина Марн карабкался на маяк из пучины. Откуда вновь взялась жизнь в мёртвом теле?
Тем временем утопленник ловко забрался по ступеням до самой двери и, распахнув гнилую практически беззубую пасть, потянулся к юноше. Коротко вскрикнув, Фридлейв пнул мертвеца в лицо, но этим всего-навсего сбил морскую звезду с изъеденной щеки и глазницы. Труп продолжил лезть вперёд, и от этого отвратительного зрелища сердце молодого человека готово было вырваться из груди.
В пылу драки пятно слабого света от керосиновой лампы попало на извивающего Марна, и тот мгновенно качнулся и прыгнул назад, за порог. Юноша подметил эту странность и поднёс лампу к утопленнику. Тот весь скукожился, а после и вовсе скатился по ступеням в воду, исчезая в волнах. Но ликование Фридлейва было недолгим, ведь на место Марна пришли новые мертвецы, долгие годы остававшиеся похороненными в морской пучине: одновременно из разверстой бездны к маяку хлынули десятки трупов, обезображенных до неузнаваемости.
Почерневшие, раздувшиеся, где-то лишённые кожи и мяса, покрытые водорослями и морскими желудями, эти безжизненные тела лезли ко входу друг по другу, издавая сиплые хрипы и испуская неимоверный рыбный и вместе с тем гнилостный смрад. Фридлейв пытался отогнать их светом, но это помогало всего на пару мгновений, а когда его и без того чадящая из последних сил лампа неожиданно погасла, погрузив нижний ярус маяка в темноту, то надежды не осталось совсем.
Мертвецы хлынули наверх. И только быстрота реакции позволила дрожащему от ужаса и омерзения юноше захлопнуть перед ними дверь. Он упал на пол, привалившись спиной к холодному металлу. По толстой преграде сразу забарабанили десятки руки, заскрежетали ногти и кости. Как бы Фридлейв ни старался, сдвинуть с места проржавевший затвор ему не удалось, зато удалось подтянуть ящики и бочки, стоявшие рядом.
Он соорудил внушительную баррикаду, отрезав единственный путь к спасению. По ту сторону слышались стоны мертвецов, дверь слегка подрагивала, но пока не поддавалась напору.
Фридлейв бросился на жилые ярусы маяка, чтобы раздобыть что-нибудь для защиты. В его голове беспорядочно метались мысли. Это всё взаправду происходило с ним? Никогда прежде он не слышал, чтобы мертвецы поднимались со дна, да и таких страшных бурь ещё не случалось над Эистеинном. Что послужило причиной всех этих невообразимых явлений?
Едва юноша отыскал ломик и забил карманы свечами, он рискнул выглянуть в окно, желая убедиться, что ему не почудились орды мертвецов. К своему ужасу, он увидел, что под рёв бушевавших ветров из моря поднялась новая угроза: глубинные левиафаны выползали на скалистые рифы, обступавшие маяк. Они тянули склизкие щупальца к башне, будто желали обрушить её, стереть с лица земли, как последний оплот живых. И Фридлейв не мог даже вообразить, сколько ещё различных созданий обитало там, под водой, и готово было в эту ночь подняться из мрака на штурм башни.
Под этой дополнительной мощью дрогнула металлическая дверь, закрывавшая вход на нижний ярус маяка. Толпы утопленников хлынули в проход, топот ног, поднимавшихся по винтовой лестнице, заполнил все этажи. Ища спасения, Фридлейв бросился наверх и опустил за собой тяжёлую крышку люка, отрезая фонарный отсек от армии морских чудищ. Но едва ли эта преграда обещала продержаться долго.
Юноша огляделся на вершине башни и припал к прожектору. Следовало зажечь его: свет отпугнул бы мертвецов, можно было бы подать сигнал на остров... Однако Фридлейв не имел никакого представления, как обращаться с этим устройством. Стеклянный ребристый колпак таил в себе крупные лампы, вся конструкция лежала на круглой платформе, которая приводилась в движение механизмом.
Осмотрев прожектор, молодой человек нашёл только потускневшую незаметную надпись, что вилась по самому краю платформы.
Свет души зажжёт маяк и прогонит тех, кто создан мраком
Холодная дрожь осознания пробежала по его затылку, когда Фридлейв понял, что за создания мрака имелись в виду в старинном послании. Те, что осаждали башню теперь. Неужели не в первый раз орды мертвецов поднимались со дна? И смотрители маяка ведали об этой угрозе, если оставили предупреждение потомкам, высеченное на фонаре?
Но о каком именно свете души шла речь, юноша понять не мог. О чём-то подобном было сказано и в журнале смотрителя, припомнил он, однако теперь вернуться на жилой ярус и перечитать те строки не представлялось возможным. Фридлейву оставалось лишь дальше ползать вокруг прожектора в слепой надежде, что как-нибудь всё же удастся его запустить. Но, несмотря на все старания юноши, свет в фонаре никак не загорался.
От осознания собственного бессилия и неизбежности грядущей кончины, он сполз на пол. К горлу подступил удушливый ком, слёзы проложили солёные дорожки по щекам. Внизу бесновались мертвецы и другие нечистые твари, которых отрыгнуло море, а юный Фридлейв был совсем один против них всех. Ему не хватило бы сил противостоять этой орде, и оставалось, видимо, лишь принять свою злосчастную судьбу. Скоро он станет таким, как они. Подчинённым бескрайнему морю, безжизненным, погасшим...
Поблизости раздался подозрительный звук. Найдя силы подняться, юноша вышел на открытую смотровую площадку и перегнулся через перила. Случилось худшее: толпы мертвецов и морских тварей, сбиваемые волнами и ветром, карабкались друг по другу, взбираясь по стенам маяка. Их горевшие пустотой вечности глазницы были устремлены на единственного живого человека, запертого на вершине.
Когда Фридлейв канет в пучину, следом падёт и башня. А затем сгинет весь остров.
Вцепившись пальцами в разъеденные ржавчиной перила, юноша в отчаянии вглядывался в лицо смерти, так стремившейся до него добраться. Не будь он слеп на один глаз, то давно бы увидел сквозь ливень утлую лодку, подбрасываемую на волнах, и шедшую от берега.
Но ни Фридлейв, ни осаждавшие маяк твари не заметили подмогу, пока не раздался шум. Юноша вздрогнул, едва ветер принёс раскатистый треск, а после - нечеловеческий рёв морских чудовищ. С замиранием сердца глянув вниз, пленник башни наконец узрел и хлипкое судно, и отважного пассажира.
Немолодая женщина, чьё намокшее платье трепал ветер, посадила лодку дном на рифы и стояла, в страхе разглядывая осаждённую башню. В руках она держала ослепительно пылавшую лампу, которой отгоняла от себя чудищ.
- Мама! - заорал во всё горло Фридлейв. И Иданнра услышала. Вздёрнув голову, заметила сына на вершине и протянула к нему бледные руки.
Юноша собственным глазом видел, как пугались лампы твари, расползаясь по скалам, будто жалкие черви. Как мать, окружённая ореолом света, боязливо вошла в освобождённый проход, на нижний ярус маяка. Мертвецы и левиафаны тотчас хлынули из всех окон, сорвались со стен и выскользнули прочь из башни, стоило мягкому свечению разлиться по этажам.
Иданнра поднималась к сыну на вершину, и, когда внизу всё затихло, Фридлейв рискнул открыть люк. За ним показалась мать, испуганная, вымокшая, испачкавшаяся, но живая и невредимая.
- Ты пришла за мной? - дрожащим голосом прошептал юноша, крепко обнимая хрупкую женщину и затаскивая её наверх вместе с лампой. - В такую бурю... на лодке, совсем не умея ей править... ты всё равно поплыла сюда?..
- Вдруг начался этот ужасный шторм, а ты всё не возвращался, и маяк никак не загорался... - сбивчиво забормотала мать.
- Здесь вокруг одни чудовища и утопленники...
Женщина прервала его, умоляюще запричитав:
- Нам нужно скорее зажечь маяк. - Она устремила одержимый взор на массивный стеклянный купол. - Пожалуйста, пусть загорится свет!..
- Я уже пытался, но ничего не вышло!
Иданнра выскользнула из объятий сына, подсветила лампой выключенное устройство. Фридлейв был откровенен с собой - ему показалось, что мать ничего не нажимала и не трогала, но каким-то образом лампы внутри купола внезапно вспыхнули и стали разгораться всё сильнее и сильнее.
- Тебе удалось! - воскликнул юноша, искренне не веря в случившееся.
Ослепительно-яркий луч света вспорол грозные небеса. Его сияние озарило фонарный отсек, объяло башню и воды вокруг неё. Прикрывая рукой глаз, Фридлейв дошёл до открытой площадки и глянул вниз: беспросветные чёрные воды кишели тварями, что со всех концов моря стремились к маяку. Их было бессчётное количество, но теперь, стоило заработать прожектору, жуткие создания ныряли в спасительную тьму вод и скрывались в ней. Вскоре не осталось никого.
- Кажется, они не вернутся, пока маяк будет светить, - задумчиво сказал сын подошедшей и вставшей возле него матери.
Понемногу утихал шторм: капли дождя крапали всё реже, успокаивалось взбешённое море. Вскоре и порывистый ветер должен был смирить себя.
- Но у маяка больше нет смотрителей, - растерянно проронил Фридлейв, наблюдая, как рассеиваются тучи на небосводе. - Господина и госпожи Оддмандов не стало.
Он размышлял над тем, что люди на острове были совсем беззащитны перед злом, которое таило море, а он знал, как именно их охранить. Только он один, кривоглазый бесталанный никому не нужный рыбак, чья жизнь не стоила и ломаного гроша и была предсказуема, словно прилив.
- Маяк должен светить всегда, сынок. Я говорила, его свет нужен нам. И... твоему отцу.
Юноша вдруг ощутил растущее в груди тепло, непривычное, забытое. Это походило на старое исчезнувшее вместе с детством чувство собственной значимости и силы, когда мир открывал перед ним новый путь, достойную цель, придающую жизни смысл.
- Я обещаю тебе, что больше не позволю этому свету погаснуть.
Иданнра улыбнулась и привлекла Фридлейва к груди, поддерживая зародившееся в его опустевшей душе пламя.
Двое новых смотрителей маяка, мать и сын, обнявшись, стояли на краю, наблюдая, как луч прожектора разрезал ночной мрак, когда вдали, на горизонте, впервые за долгое время показался корабль. Он уверенно прокладывал путь к Эистеинну.