Однажды весной у рыжей кошки Муряки родились три котенка. Пенсионерка Анна Ивановна, в прошлом бывшая учительница младших классов, подкармливающая всех кошек нашего двора, назвала их по-разному. Первого: серого, пушистого с голубыми глазами Кысом, второго: рыжего, как мама, с острой мордочкой, зеленоглазого, тонконогого и длинношеего Лисиком, а третьего: черного с большими глазами и белым пятнышком на лбу Му-му. Анна Ивановна увидела Муряку с котятами через месяц после ее пребывания в подвале, где она их родила и выкармливала, пряча от всех. Теперь Муряка шла худая со слипшейся комками шерстью, облезшим хвостом, но гордая. За ней, наступая друг другу на лапы, и обгоняя друг друга, подпрыгивали три совершенно разных котенка. Да и звала их Муряка неодинаково. Кыса и Лисенка - "мур-р-р-р-мяу", когда хотела дать им пойманную мышь, а последнего: черного, с пятнышком на лбу - "му-у-у-у-мяу. Причем, она так протяжно тянула "му-у-у..." и так коротко "мяу", что не заметить этого было не возможно. Все во дворе вслед за учительницей стали называть последнего Му-му. Анна Ивановна еще тогда поняла, что Муряка отличает Му-му, хотя любит всех одинаково, и подумала, что, наверно котенок особенный. Так оно и оказалось...
Через две недели красивого Кыса взяла девочка Лена с четвертого этажа, Лисика забрали Петровы в деревню, где он потом стал мастером по ловле мышей и крыс. А Му-му остался с Мурякой.
Прошел год. Му-му подрос и окреп, превратившись в красивого черного кота с большим белым пятном на лбу и коричневато-зелеными глазами на выкате. Муряка перестала считать его своим сыном, и стала выгибаться дугой и шипеть, как на любого взрослого кота. Му-му понял, что он вырос, и стал жить один. Он всегда был сыт стараниями сердобольной Анны Ивановны и потому, что в подвале мыши не переводились отродясь.
Каждое утро он обходил свою территорию, то, припадая на передние лапы и, принюхиваясь к волнующим его запахам, крался вдоль забора, то подпрыгивал и, делая пируэт в воздухе, пытался поймать кого-нибудь из пернатых. Иногда часами лежал, помахивая хвостом в зарослях крапивы, наблюдая за мухами. А зимой он обычно сидел на лавке, жмурясь от холодноватого зимнего солнца, и стряхивал с морды снежинки, энергично мотая головой. Было видно, что он счастлив и доволен жизнью.
Анна Ивановна тоже часто сидела на лавочке в палисаднике и, пока вязала внуку носки, свитер, штопала прогулочные штаны для горки, вышивала салфетки и обменивалась новостями с дворничихой, имела возможность наблюдать за Му-му. А надо сказать, что женщина она была наблюдательная. Сначала она заметила, что кот не просто сидит и "думает о своем", а оценивает входящих в подъезд людей. К большинству он был равнодушен, когда они проходили мимо или подходили к лавке поговорить с Анной Ивановной, на которой лежал и Му-му. На некоторых ее "хороших знакомых" Му-му начинал махать хвостом из стороны в сторону. Но это у собак означает радость, а у кошек, наоборот, что она чувствует агрессию явную или скрытую, и готова к защите и нападению. Ладно, когда это были малознакомые люди, просто приятельницы, приятели, но, когда Му-му так замахал хвостом на ее лучшую подругу, которая подошла к ней на улице напомнить, что приглашает ее на вечернее чаепитие, Анна Ивановна задумалась.
Ведь Му-му, с ее точки зрения, ни разу не ошибся. Она вспомнила, как он хорошо встретил Славу с третьего этажа, самого богатого в их доме, подъезжающего на серебристом "додже". Он купил трехкомнатную и двухкомнатные квартиры, расположенные рядом, и сделал из них одну большую пяти-комнатную квартиру. Никто его сначала не любил. Его побаивались, сторонились и завидовали. И только Му-му спрыгивал с лавки и бросался к нему под ноги и, обтираясь мордой о брюки, урчал, как трансформатор, вибрируя от удовольствия от кончика носа до кончика хвоста. И как ни странно, этот большой, широкий в плечах человек, похожий на медведя, всегда находил для Му-му минутку. Брал его на руки и, поговорив с ним о том, о сем, подсаживал на небольшой выступ под козырьком подъезда. Они явно понимали друг друга. Никто раньше не догадывался, что коту нравится этот выступ, с которого можно было всех видеть, и быть в полной безопасности. Потом от деда Степана с двенадцатого этажа, чей зять работает в налоговой инспекции, узнали, что Слава полностью взял на обеспечение Детский Дом и регулярно заказывает по воскресеньям горячие обеды для бездомных. Он дал деньги Тимофеевне, сыну которой нужна была сложная операция на глазах. Да и, многое чего другое сделал, что за десять лет стало уже стираться из памяти Анны Ивановны. Поэтому, когда его квартиру хотели "обчистить", воров поймали прямо на месте преступления. Бдительные бабушки на лавочке и соседи, увидев грузовую машину, в которую бодро какие-то ребята выносили вещи из двадцатой квартиры, быстро смекнули, что Слава не переехал бы в другую квартиру, не угостив на прощанье весь дом. Через десять минут, ребята, выносившие вещи, были удивлены нарядом милиции, а через двадцать минут, прибытием Славы, который в "грузчиках" видимо кого-то узнал, потому, что "очень изменился в лице". В общем, все кончилось хорошо, не считая моральной травмы Славы, так как одним из "грузчиков" оказался его старый приятель. Славе "налили", сказали, что Бог его хранит и, что каждый в Доме "за него в огонь и в воду", а особенно Му-му, а такие "приятели" хоть раз, да встречаются в жизни у каждого. ...И у него полегчало на душе.
Анна Ивановна вспомнила еще одного человека, которого также обожал Му-му. Это был Кондратий Васильевич, старый спившийся отставной полковник. У него когда-то были "золотые руки", и все фигурки на детской площадке с крутящимися барабанами и горкой, были вырезаны и построены им. После смерти дочери он сильно пил. А когда был трезв, то сидел на лавочке с отсутствующим взглядом серых холодных глаз. Му-му чувствовал его тоску, прыгал к Кондратию Васильевичу на колени и шершавым языком лизал его руку: выемку между большим и указательным пальцами на тыльной стороне ладони. У старика теплело на душе. А еще, сидя у него на коленях, Му-му вдруг поворачивался, садился напротив и смотрел ему прямо в глаза, то, приближая морду, то отдаляя. При этом он смешно подергивал ушами и шевелил длинными белыми усами. Что он там рассматривал внутри у Кондратия Васильевича? - Не известно. Но смотреть без смеха на это зрелище было не возможно. Хохотал весь двор, говоря, что у старика внутри не иначе, как клад спрятан. Смех смехом, а ведь так оно и было. У каждого человека вся его прожитая жизнь с взлетами и падениями, надеждами и разочарованиями, любовью и ненавистью, победами и неудачами, бесценный опыт, который приобретает человек, идя по нелегкому пути, именуемому ЖИЗНЬ, - есть настоящее сокровище мудрости. Создавалось такое впечатление, что кот "видел" воспоминания и мысли Кондратия Васильевича, как кино смотрел. Долго ли, коротко ли, только кот вылечил старика. Пить-то он перестал. И сам говорил: "Если есть хоть одна живая душа на свете, которой я не безразличен и интересен, значит, еще что-то есть впереди. Надо коту дальше "кино" показывать, "новые мысли и воспоминания делать".
Зинаиду Кузьминичну с десятого этажа Му-му не любил. Да и то, его, правда. Вредная была старуха. Обидчивая, злая. Всегда всем недовольная, то ценами в магазине, то снегом, то ветром, то правительством. А уж обычными людьми и подавно. Кто мимо не пройдет, про каждого у нее мысль имеется, естественно гадкая. Все плохое только в людях и видела, а хорошее, словно сквозь сито пропускала. Му-му обходил ее стороной, а когда она была во дворе или сидела на лавочке, "гулял по своим делам". Была у Зинаиды Кузьминичны "махровая" гипертония. Бывали дни, когда "скорая" по два раза на дню к ней приезжала. И вот однажды, в такую "черную полосу" в своей жизни, Зинаида Кузьминична вышла с головной болью во двор, постанывая, покряхтывая, проклиная весь белый свет, а особенно "котов, которые мешают жить и лезут под ноги". Му-му собирался уйти, но потом вдруг передумал. Когда Зинаида Кузьминична расположилась всей тушей на лавочке, Анна Ивановна с удивлением увидела, что Му-му прыгнул сначала на сиденье, потом на спинку лавочки, а затем расположился на плече, за правым ухом у Зинаиды Кузьминичны. Она не успела опомниться, как он стал лизать "косточку за ухом". Как рассказывала потом сама "больная", сначала она испытала очень неприятные ощущения, похожие на то, как "колют иголки". Ей казалось, что у кота в языке колючки, потом по всей голове распространилось тепло, и она почувствовала легкое головокружение. Затем, с ее слов, как будто ей в голову "ударила раскаленная молния", - такая боль ее пронзила от уха до левой ноги. А потом головная боль прошла, и целых шесть месяцев к подъезду не подъезжала "скорая помощь". Все шесть месяцев Зинаида Кузьминична рассказывала во дворе про чудо, которое сотворил Му-му. У нее было хорошее настроение. Она восторгалась котами, собаками, дождем, солнцем, и была всем благодарна. Потом, привыкнув к здоровью и счастью, она вновь принялась за старое хобби: сплетни, пересуды, оговоры, критику. И гипертония вернулась. Не каждый, видно, может использовать тот шанс, который ему дала судьба. Видимо, не так просто увидеть зло и отказаться от него в себе самом.
А Му-му после этого случая стал известным. Его искали бабушки из соседних дворов, спрашивали ребята из школы N361, часто приходили жены алкоголиков и спрашивали: "Где тут ваш волшебный кот?". Но Му-му чаще всего отсиживался где-нибудь, прячась. Он как-то сам выбирал, кому помогать, а кому нет.
Иногда он странно реагировал на машины. Например, когда приезжали совершенно разные бригады на "скорой" к Зинаиде Кузьминичне, Му-му и "ухом не вел". Но стоило приехать "скорой помощи" к Аделаиде Степановне с восьмого этажа, одинокой пенсионерке, довольно здоровой женщине, как казалось Анне Ивановне, с котом произошло что-то страшное. Он вскочил с лавки, на которой минуту назад еще лежал в благодушном настроении, выгнул спину, зарычал и зашипел на мужчину с чемоданчиком, прошедшим мимо них к подъезду. Все время, пока мужчина с чемоданчиком, очевидно врач, был в квартире, кот нервно ходил около подъезда. Затем Анна Ивановна увидела, что он выводит Аделаиду Степановну под руки. При этом выглядела она довольно бодро, и казалась приятно удивленной вниманием. Му-му бросился ей под ноги, мешая пройти. Она остановилась, потрепала кота по загривку, и, собираясь сесть в "скорую", объяснила удивленной Анне Ивановне, что едет провериться и сдать какие-то анализы. Анна Ивановна вспомнила рассказ дворничихи о том, что из-за маленькой пенсии, на которую невозможно прожить, Аделаида Кузьминична заключила договор с фирмой "Гарант". Эта фирма обязывалась оплачивать все счета за квартиру, дополнительно обеспечивать ее солидной суммой денег, брала обязательства по ее медицинскому обслуживанию, обеспечению в случае болезни продуктами и уходом до самой ее смерти. А вот после смерти, квартира Аделаиды Кузьминичны отходила фирме. В этом и была суть договора.
Когда "скорая помощь", выглядевшая такой новой и сверкающей, с таким солидным, внушающим доверие врачом: в белом накрахмаленном халате, с аккуратно подстриженной бородкой, в очках, похожих на пенсне, отъехала от дома, Анна Ивановна вспомнила те старые, грязные, поцарапанные автомобили "скорой", которые приезжали ко всем остальным. Всплыли в памяти лица врачей и медицинских сестер, уставшие от чужого горя, с темными кругами под глазами от бессонных ночей, в мятых халатах от частых выездов. Вспомнились горькие слова шофера, который всегда спешил, но машину, которого даже с включенной сиреной и синим маячком, старались не пропустить его же коллеги на дороге. Бригады поэтому часто сами попадали в аварию, спеша помочь чужому горю. Машины из-за этого почти все были битыми, хотя и отремонтированными. И не только машины. Иногда разбивалась вся бригада. Гибла в полном составе. И она поняла, что ее беспокоило, кроме нервозности кота, который явно что-то чувствовал и знал. Слишком был не реален этот благополучный доктор на новой машине. Все выглядело так, как хотелось бы видеть всем, но как не бывает в жизни, когда люди по настоящему работают. Этот доктор и машина или мало работали, а значит, вряд ли сохранили профессионализм и компетентность, или это был вообще не врач и не настоящая "скорая помощь". Вечером Анна Ивановна поднялась на восьмой этаж и позвонила в квартиру старой пенсионерки. Ей никто не открыл, а утром пришел человек из Жэка и стал с представителем фирмы и участковым милиционером вскрывать дверь. На ее вопрос: "А где Аделаида Кузьминична?" Ей сказали, что сегодня ночью она умерла в больнице, и теперь квартира принадлежит по договору фирме. На ее замечание о том, что Аделаида Кузьминична была здорова, ей сказали, что в 70 лет вряд ли кто здоров, и, что умирают и гораздо раньше. А если она не верит, то ей могут показать заключение патологического анатома об острой сердечно-сосудистой недостаточности. От безысходности, страха и невозможности что-либо изменить, она проплакала весь день. Глубина падения этих людей, цинизм и масштабность той операции, которую они, видимо, давно проворачивали с одинокими пенсионерами, очень сильно потрясли Анну Ивановну. Ей полегчало, только после того, как она сходила в церковь и поставила свечку Аделаиде Степановне "за упокой души".
С тех пор, она стала еще внимательнее наблюдать за Му-му, который был способен видеть человеческую душу так же хорошо, как окружающий его мир предметов, людей и животных...
Поэтому на вечернее чаепитие к подруге она не пошла и, как оказалось позже, правильно сделала. Но это уже другая история, которую она обещала мне поведать в следующий раз, так как ее внук позвал домой ужинать. Все эти истории про Му-му мне рассказала сама Анна Ивановна, когда однажды я забыла ключи и ждала маму с работы, сидя на лавочке. На коленях у меня пушистым клубком урчал герой рассказов. Я выросла. Му-му очень постарел. Уже год, как нет Анны Ивановны. Но и теперь, когда я привожу в дом новых людей, я всегда стараюсь подозвать Му-му. Он, хотя почти и ослеп от старости, но в человеческих душах читает так же хорошо, как и раньше.
Если хочешь узнать правду о себе, приходи в наш двор. Спроси Му-му. Его знает каждый.