Я художник. Иду по Осени, по самой ее лаве: жжет стопы, ищет тропинку наверх, к
сердцу; мольберт на спине - тяжестью креста.
Поднимаюсь выше, выше
- по ступенькам облаков.
Шагаю в синеве, плавно ступаю по белому самолетному следу...
и Я исчезаю, Я превращаюсь в зеркало.
Отражаю все звезды, все души, все времена года, все краски мира... я пишу...
Зиму я пишу строгостью черной туши - гуляю пером по белым полям холста - по этой безликой пустоте; дарю ей суровый, мудрый взгляд Вечности.
Весна скользит в прозрачной акварели - ей так идет этот прозрачный, легкий наряд нимфетки. Она всегда взволнована и стыдлива, а глаза так ясны в поволоке слез.
Лето лениво выступает в ленивой, пыльной гуаши. Припудрено и небрежно накрашено, оно грузно расползается по холсту, чуть приподнимает тяжелые веки.
А осень... Осень врывается в холст всеми красками. Я пишу ее маслом. Прямо из тюбика выдавливаю влажную яркость на холст, вожу по нему кистью, бью пальцами...
Осень коварна. Томно лежит на скамейке в сквере, пускает паутинки в равнодушие небес... Чтобы через мгновение взрывать мир страстью ветра, засыпать колючим песком, облить дождем, ослепить искрой кленового листа, сорвать с деревьев одежды в неистовом танце.
Осень - это танго.
Долгожданные глаза. Улыбка, разговор... И пламя - снаружи, как и за этой оболочкой из мышц и кожи.
Едва прикрывающей огромное Зеркало.
И тогда оно начало плавится.
Странное явление - правда?...
Казалось, выльется наружу - из глаз, из губ...
Чтобы опалить вселенную - такая огромная вдруг стала... душа...
- и отражать любимые глаза.
...да, теперь их двадцать восемь. Если составить их в два ряда, друг напротив друга - получится коридор. Бесконечный.
Можно смотреть вдаль и ждать, кто придет оттуда, из зазеркалья.
Приходят многие. Но чаще все одно лицо с
глазами цвета опавших листьев.
...это танго. Танец-битва. Танец-страсть. Неистово метет землю красным подолом, бьет каблуком, поворачивается резко и заглядывает в тебя карим безумным взглядом. Танец-вожделение.
...вожделение.
Душа закипала. Подступала к горлу комком и душила...
Жить вожделением.
...но не чуяла запаха кремированных листьев, холодного блеска луж поутру...
Глаза
(как же вспомнить этот цвет?!)
прятались за ложью век, слова скользили вдоль тел.
Холодало.
А потом пошел снег. Долго шипел, падая на зеркальную лаву...
"...пора сдирать тебя с раны. Еще не зажила. Чуть присохшая кровь... ниточку за ниточкой..."
Да! Все так.
Сложилось.
Сейчас так ясно видна решетка, сияющий диск за ржавыми прутьями... Придет кто-то в не очень белом халате, успокоит. Скажет, что все образуется, и я поверю.
Не важно: весна, осень... этот человек был любим. Любим взахлеб, до беспамятства.
Может, поэтому было так сложно собирать осколки прошлого...
Я расставлю их по местам, уберу лишние.
К черту художников и антикваров, к черту мертвецов, нелепую «Даму с камелиями»!
Я оставлю любимые глаза, осень в парке, сохраню грачей и капель, запомню даже те слова - жестокие в безнадежности.