Как-то случилось так, что в одном волшебном Городе не было снега... зима, если верить календарям и предкам, которые эти календари сочинили, уже давно была, и настроение было, и скоро должны были появиться первые вестники Праздника, который существовал просто потому, что зимой хочется радости - отнюдь не в честь наступления нового года, ибо время - коварная штука, ее опасно считать слишком усердно, - а вот снега все не было.
И было тяжко.
...Человек бежал по улице, подняв воротник кургузой куртки и вертя головой по сторонам. С крайним интересом он всматривался в окошки домов, сопровождавших его по пути неизвестно куда, и то, что он там видел, заставляло его мечтательно улыбаться в то время, когда глаза его тосковали.
Чвак! - неожиданно сказал ботинок человека; тот вздрогнул и, выныривая из омута своих мыслей, уставился себе под ноги, где - вот сюрприз! - разлилась большая лужа, память о вчерашнем дожде.
- Караул, - сказал человек чрезвычайно спокойным голосом и, обращаясь к небу, строго молвил: - Так нельзя!
Слова в холодном воздухе превратились в облачко пара и растаяли.
Небо молчало.
Человек дернул ногой брезгливо, но как-то не всерьез, и продолжал свой путь ровным быстрым шагом, все еще рассматривая окружающий его мир, но уже не с таким интересом. И казалось, что тяжелая чернота бесснежной ночи давит ему на плечи, пригибая к земле.
Переулок разросся до улицы, длинной, как змея, вымощенной неровными камнями, в ямках между которыми скопилась талая вода. Движение по ней представлялось чередой громких, совсем не зимних "чвак-чвык!"; человек пошел осторожно, стараясь ступать как можно легче, но звон шагов и разбрызгивающейся воды был сильнее вызываемой им тишины.
- По меньшей мере, - вздохнул он, - это непорядочно.
Ответом была безответность.
Человек в каком-то отчаянии топнул ногой, взмахнув при этом обеими руками, - и кинулся за вывернувшим из-за угла троллейбусом. Вскочил на приступочку, предусмотрительно оставленную сзади для "зайцев"; уцепился за какие-то поручни; заглянул в освещенное нутро машины - по окнам развесили зеленые гирлянды и тряпичных куколок, на самом последнем сиденьи вертелся незнакомый ребенок. Его поиски достойного предмета внимания звершились открытием существования за троллейбусным окном неучтенного пассажира.
- Ма, а кто это? - донеслось до него через шум и стеклянную перегородку.
Ответа матери он не расслышал; может быть, его объявили каким-то предпраздничным духом...
Человек оставил троллейбус у парковых ворот. Земля и стопы соударились, высекая боль, похожую на игольницу по завершению трудной работы с использованием множества иголок... Он постоял на месте, дожидаясь, пока иголки затупятся от соприкосновения с костями, и решительно двинулся на приступ решетки, ограждающей парк; переплетение невиданных цветов и птичьих силуэтов могло быть серьезным препятствием разве что для безногого - и уже через полминуты человек оказался на спине у некоего чудища, похожего на голубя, разросшегося до размеров птеродактиля. Он посидел там некоторое время, оглядываясь по сторонам - и спрыгнул по ту сторону решетки, оставляя поздаи голубя и черный глянец луж.
...Он по колено провалился в сугроб, огромный, белый, пуховый, как свалившееся с неба облако, взметнув целую вьюгу маленьких искрящихся снежинок. Рядом, в ветвях дерева, зажегся фонарь, весь продолговато-фасеточный, и осветил все вокруг мягким медово-розоватым светом: побеленные стволы и ветки, витую ограду, страницы забытой на скамейке книги, тонкое лицо высокой девушки в дутой куртке. Девушка, одной рукой обняв падуб, стояла и смотрела на прибывшего смеющимися зелеными глазами, обведенными черным карандашом. В ее облике было нечто кошачье и призрачное, как у существа из далекого прошлого или из волшебной страны... правда, какая может быть волшебная страна у такого города, по одну сторону стены все совсем не так, как по другую сторону!
Девушка поздоровалась с ним тихим и очень серьезным голосом:
- Привет! - но надолго ее серьезности не хватило; она взглянула на то, как он изворачивается, пытаясь отряхнуть от снега промокающую куртку, и прыснула.
- Привет, - проворчал человек. - Это будет знаменательная встреча?
- Вполне возможно, - отвечала девушка. - Я тут стою, стою, жду, жду... уже ноги замерзли. А ты все не идешь и не идешь... ни ты, ни кто-нибудь другой; что за наказание! - думаю, - этак всю зиму проспите, ничего не дозоветесь, ничего не увидите... Меня одной маловато для таких предприятий.
- Каких? - спросил человек.
- Надо бы затащить в Город снега, а? как ты думаешь?
- Это надо было сделать уже давным-давно!
- Мой обычный помощник заболел, - сообщила девушка. - Упал в сугроб и простудился; сидит дома и пытается чихать так, чтобы не падали с полок книги... у него уже получается, но всем остальным от этого не легче. - Она немного помолчала, будто ожидая сочувствия, но в итоге решила заговорить о деле сама: - Может, ты поможешь мне?
Сперва он хотел удивиться, но... чего удивительного в том, что ты оказываешься тем, кто должен принести зиму в город? не удивляются же иным, менее приятным обязанностям; и он, пожав плечами, ответил:
- Ну, конечно же, помогу.
Тяжелая снеговая туча лежала в улублении меж двух холмов, обильно посеребренных инеем, и колыхалась мерно, медленно, как грудь спящего дракона. Путь к ней не занял много времени и, казалось, уместился в пару секунд - во многом из-за искусства призывательницы снега убалтывать слушателя. Выяснилось, что ее звали Фелицей - отроду, как ни странно; она не сочла необходимым менять такое замечательное имя, пускай непривычное для этих мест... почему? хмм... сложно сказать... ну, ладно, попытаемся быть простыми, как элементарная частица: не один этот мир населен разумными существами. И, в отличие от некоторых, они бывают своим МЖ недовольны.
Нет, там не было ужасно. Просто... здесь лучше. Да.
На этом месте по ногам потянуло холодом, и из-за горба холма выглянула ватная громада тучи.
- Пришли, пришли! - ни с того ни с сего закричала Фелица, разбежалась и прыгнула прямо в тучу. - Просыпайся, противное существо! прыгай! - последнее было обращено к спутнику.
Целую секунду он сомневался, не является ли эта затея форменным сумасшествием; довольно запоздалое сомнение, и не слишком вписывающееся в картину этого сумасшедшего зимнего вечера, - но на исходе мгновения все-таки решился. И прыгнул без разбега.
Туча рванулась с места, как застоявшийся конь, сердито отряхнулась от травинок и веточек, чуть не сбросив седоков на землю - Фелица едва удержалась сама, и успела еще сцапать за рукав нового товарища, - и понеслась к парковой ограде, цепляя деревья и пыхая инеем на фонари.
- Поехали! - зачем-то заорала Фелица, пришпоривая ее рыхлые бока.
Туча не подвела, - дернувшись, ускорила ход; теперь дорога от ее ложа до Города казалась страшно длинной и непроходимой, перегороженной ветками вверху и сугробами внизу, а Фелица умолкла и хранила молчание, так что некому было рассеять мысли о странности всего сущего...
...они вырвались из границ парка, и, если бы обернулись, увидели б целую флотилию тучек, больших и маленьких, темных и посветлее, пухлых и тонких, летящих вслед, наполненных снегом, который начал сыпать на Город. Звезд, разбросанных по небу, не стало видно - вместо их света сверху падал снег. Сперва он таял, ложась в лужи, но Фелица, оседлавшая тучу, колдовала, и на землю пал мороз, сковав ее льдом.
- Похоже, дело сделано, - сказала она, вздохнув и отряхнув руки. - Готово. Отпускай.
Туча медленно снизилась, так, что до крыши какого-то старого дома осталось расстояние в пару шагов, и Фелица спрыгнула на засыпанный снегом шифер. Горожанин последовал ее примеру.
Летучая подушка поплыла обратно, в доступные ей сферы, и вскоре затерялась среди себе подобных. Зимняя колдунья и ее новоиспеченный ассистент остались на уровне тридцати метров над землей, провожать ее глазами и ловить снежинки, летящие к ним, - маленькие и пушистые, поразительно яркой белизны...
- Пойдем, - позвала Фелица.
- Куда? - спросил человек.
- Сперва спустимся, я думаю, вниз... хотя это вовсе не обязательно, можно прекрасно пройти по верхам; зайдем к моему другу, напоим его чаем, купим по дороге тортик... Может быть, шоколадный. Ты любишь шоколад?
- Сегодня я, кажется, люблю все, - задумчиво ответил он.
- Только, похоже, не любишь называть имен. - Фелица склонила голову набок, хитро прищурив глаз. - Как тебя зовут, а?
- Во всяком случае, с сегодняшнего дня - как-то по-новому.
- Философ?
- Да хотя бы так.
И была долгая дорога по побелевшим крышам, глухо громыхающим под ногами, и понимание того, что никому громыхание не помешает, потому что никто не спит; и был - через несколько дней - праздник, неожиданная (да?..) встреча на улице, покупка обещанного шоколадного тортика, пачки чая и подарочного шарика с маленьким домом внутри - из тех, которые осыпаются снегом, если перевернуть шарик; и было посещение больного друга, высокого тощего парня с таким длинным носом, будто среди его предков был журавль ("Сразу видно, - радостно кричала Фелица, - к кому первому насморк пристанет!"), и долгий вечер в заполненной книгами мансарде, и наступление праздника...