У одного Мастера старинных вещей была трубка. Пенковая трубка, сделанная в виде головы собаки. Голова была похожа на бульдожью, да и сам хозяин чем-то был под стать трубке.
Поздним вечером, когда он заканчивал все известные ему дела, расписанные на уже почти иссякший день, выходил на крыльцо своего дома и наслаждался закатом. Мастер никогда не спал, как никогда не спала и его фантазия. Она работала так же беспрестанно, как и он сам, придумывая новые изделия и вдыхая жизнь в идеи. Но каждый день он выбирал время, чтобы проводить Солнце взглядом за горизонт.
Мастер садился в кресло, расправляя плечи и разложив руки на подлокотники, закрывал на мгновение глаза, глубоко выдыхал и на миг замирал. Со следующим вздохом он доставал трубку из кисета, так, что лежа в руке, собачья морда вместе с ним смотрела на закат. Затем снова запускал руку в кисет за щепоткой табака, чтобы засыпать его в чашу. Этим он будто бы наполнял бульдожью голову мыслями, которые им вдвоём предстояло обсудить. Утаптывал табак большим пальцем и засыпал ещё щепотку.
Всякий раз Мастер не мог сразу вспомнить, в каком из карманов его потёртых штанов лежал коробок спичек, поэтому, запуская руку наудачу в один из них, он считал, что если коробка в нём не окажется, то и мысли, оставленные на вечер, не смогут прийти к решению без запинок.
Держа Бульдожку в левой руке, он зажимал выдвинутый коробок между средним и безымянным пальцами, чтобы, взяв спичку другой рукой, зажечь её без промедления. Бывало и так, что размышление не задавалось с самого начала, и одной спички не хватало, чтобы раскурить трубку. Именно поэтому, он и не спешил откладывать коробок в сторону. Зачастую именно вторая спичка позволяла расслабиться, откинувшись на спинку кресла, выдохнуть и ощутить, как уходящий день, видя эту картину, решает присесть в соседнее кресло и перевести дыхание.
Коробок убирался в карман. Каждый раз, доставая или убирая, Мастер потряхивал его из стороны в сторону. Можно было подумать, что он проверял, осталось ли в коробке ещё что-то, но это была больше привычка... и желание услышать знакомый звук, как несколько, по сути, огранённых древесных щепок, способных самостоятельно извлекать огонь, мелодично шуршат между собой и ударяются о стенки. В такой момент, коробок как бы говорил "будет ещё день, и будет ещё, о чём подумать". С тем коробок и исчезал в глубине одного из карманов тех же потёртых штанов, откуда не так давно был извлечён.
И Мастер, и Бульдожка смотрели за горизонт, выдыхая дым, и обменивались фразами. Они вместе обдумывали то, как прошёл день. Всё ли успелось из того, что было нужно. Закончена ли та резная фигурка, что сейчас отдыхает на полке над верстаком или ещё нет. Что будет в завтрашнем дне, и "не правда ли, сегодняшний закат особенно мягок и спокоен?".
Он смотрел, как табак медленно тлеет в трубке, постепенно освобождая голову от мыслей, и думал, что удивительным образом небольшое пламя маленькой спички способно разрешить все его сомнения - разбудить Бульдожку, который обычно спит весь день, чтобы он мог вместе с ним проводить подуставшее за день Солнце.
Никто не провожал Мастера даже взглядом, когда тот выходил из кабинета, чтобы подышать воздухом. Да и не так это было важно. Важным для него было встретиться в конце трудового дня взглядом с коллегой - таким же трудягой, как и он, пусть и занимались они каждый своим.
Когда Солнце исчезало из виду, Бульдожка уже начинал засыпать, да и мысли Мастера обретали покой. Всё было обдумано, всё было оговорено, всё улеглось в голове и расставилось по полкам. Ещё какое-то время Мастер смотрел на сгущающийся вечер, и на медленно догорающий уголёк в трубке. Уголёк то разгорался, то угасал вновь, в такт мыслям, которые объединяли Мастера и Бульдожку.
Бульдожка засыпал. Бывало, что и Мастер замирал в кресле, словно задремавший, и долго сидел неподвижный, глядя куда-то в ночь. Но вновь глубоко выдохнув, он высыпал пепел из трубки в траву, стряхивая вместе с ним и оставшиеся недообдуманные мысли, которые уже не имели смысла, и было незачем забирать их с собой в новый день.
Мастер прочищал трубку медленно, стараясь не потревожить Бульдожку. Закончив, подносил её ближе к носу, вдыхая стойкий спокойный аромат табака, и убирал обратно в кисет, где Бульдожка обычно спал до надвигающихся сумерек. К этому моменту, Солнце уже вставало из-за горизонта, освещая левую сторону дома и спинку кресла, в котором сидел Мастер. Едва оно показывалось, он поднимал в знак приветствия руку, желая хорошего дня, и направлялся в дом, по привычке поворачивая ручку неплотно притворенной двери.
Его уже ждали дела и резная фигурка слоника на полке над верстаком, которой не хватало совсем чуть-чуть, чтобы в неё вдохнули жизнь.