Аннотация: Рассказ в сокращённом варианте опубликован в журнале "Наш современник", номер 12 за 2014 год.
Виталий Мальков
НАДО ЖИТЬ
Вот же какая интересная штука получается. Живёт себе спокойно человек, делает какие-то свои дела, заботясь о личном благополучии, выпивает иной раз для души с друзьями, а когда и сам, и совсем не думает о том, что в любой момент может запросто в больницу угодить, где он будет уже не Иванов или Сидоров, а "больной Иванов" или "больной Сидоров". И тогда на какое-то время главными людьми в его жизни сделаются врачи, медсёстры и санитарки, которым он будет подчиняться как какому-нибудь родному начальству, а то и почище...
Такие мысли появились у Николая Корнеева, когда он оказался в областной больнице, в отделении гастроэнтерологии, и сам убедился в этой непреложной истине. Началось же всё с того, что заныло у него что-то в правом боку, и никак эта боль не желала униматься, а только делалась настойчивей и неприятней. Николай долго терпел, как и всякий русский мужик, но потом, под напором жены, решился таки пойти к участковому терапевту, а тот его и направил в областную больницу обследоваться.
- Полежите там две недельки, проверите свои печёночку и желчный, - ободряюще улыбнулся ему немолодой уже доктор с лукавым взглядом из-за очков. - Вы как насчёт алкоголя?
- Да как и все, - пожал плечами Корнеев, - нормально.
- Ну вот, пусть и посмотрят там, что да как. Мало ли. Возраст у вас уже подходящий для разных болезней, так что сильно не удивляйтесь, если что-нибудь найдут.
В свои сорок восемь лет Николай на здоровье пока не жаловался, слава богу, крепкий организм от предков достался. Если и болел, то по мелочам - простудой, в основном. А тут на тебе... Угораздило! Но ничего не поделаешь, шутить с этим делом не стоило. Вдруг, и в самом деле, какая-то серьёзная хворь прицепилась...
_ _ _
Прослужил исправно Николай Корнеев в ракетных войсках без малого двадцать один год. Может, служил бы и дальше, да вдруг оказался родному государству не нужен, как и тысячи других офицеров, и вышел по сокращению на пенсию в возрасте неполных сорока трёх лет и в звании майора.
Поначалу, конечно, пугала завтрашняя неизвестность. Ведь раньше всё было просто и понятно, расписано по часам и известно наперёд, а тут - надо как-то самому заботиться о себе и семье. Но ничего, постепенно приноровился он к такой новой жизни и сумел её вполне обустроить. Пришлось, правда, несколько раз сменить место работы - частные предприятия и фирмы, куда Николай нанимался охранником или ещё кем, через какое-то время, как правило, закрывались, а их хозяева убегали за границу. Последние два года он охранял громадный тепличный комплекс, где по новейшим голландским технологиям выращивались огурцы, помидоры и несколько сортов салата, и пока всё шло хорошо - деньги платили приличные и вовремя...
Палата, в которую определили Корнеева, была пятиместной, со своим туалетом и душем, разве что холодильник находился в столовой, но поскольку кормили там более-менее сытно, то особой надобности в нём не имелось. Кровать Николаю досталась в углу, рядом с окном, откуда, с высоты пятого этажа, открывался красивый вид на ухоженные клумбы, пестревшие цветами, и на сквер за больничной оградой. Последние дни лета выдались солнечными и жаркими, и окно днём и ночью было открыто, иначе в палате тут же начиналась духотища.
Коллектив подобрался, что надо - нормальные мужики, а не какие-нибудь хмыри из деловых, из тех, у кого лишь "бабло" на уме да презрение к трудовому человеку лезет изо всех щелей. Один лежал с язвой желудка, у другого в желчном пузыре не давали покоя камни, третий маялся поджелудочной, а у четвёртого, как выяснилось, вообще печень пересаженная, так как своя пришла от цирроза в негодность.
Язвенника звали Фёдором Сивцевым. Маленький и сухопарый, с блеском в чёрных глазах, он был словоохотливым и гораздым на всякие интересные истории и байки, а работал водителем маршрутки. В нём Николай в первый же день нашёл себе собрата по душевным разговорам, которые всегда уважал. Почти всё свободное от процедур и обследований время они обсуждали политику или спорили о боге, об инопланетянах, древних народах и о прочих необычных вещах. Корнеев вообще любил узнавать что-то новое и делиться этим с кем-то ещё. Раньше, в советские времена, он выписывал много журналов, таких как "Вокруг света" и "Наука и жизнь", и зачитывал их до дыр, но теперь они стали слишком дорогими для подписки. Споры с Сивцевым нередко доходили до накала, так как Фёдор упрямством не уступал Николаю, и каждый норовил доказать, что прав именно он. Впрочем, оба быстро остывали и друг на друга ничуть не сердились.
Тот, что с камнями в желчном, в отличие от Сивцева, был молчаливым и всё больше колдовал над кроссвордами, лишь изредка вставляя в разговоры двусмысленные фразы, за которыми нельзя было понять, что у этого человека в душе. Фамилия у него оказалась под стать характеру - Тихонин, да и внешность была непримечательная и незапоминающаяся. О своей работе он упоминал вскользь - мол, начальник отдела труда и зарплаты на каком-то предприятии. Но верилось в это с трудом, потому как на начальника он совсем не походил - уж всевозможного начальства Николай на своём веку повидал предостаточно и даже порядком от него подустал. Обычно все эти товарищи необычайно любили командовать и ругаться почём зря, имели важный вид и сердитый взгляд, точно персонажи Салтыкова-Щедрина. Иногда даже казалось, будто этих самых начальников выращивают из пробирок в неких специальных секретных инкубаторах, как особую породу людей для руководства другими.
Короче, туманный попался субъект, но, вроде бы, безвредный, и то ладно.
А обитателя палаты, у которого болела поджелудочная, все уважительно называли Иванычем - он был здесь самым старшим, в нём чувствовались большой житейский опыт и мудрость, хотя Иваныч этим никогда не козырял и не пытался никого поучать, своё мнение никому не навязывал. В споры между Фёдором и Николаем он не вмешивался, но всегда внимательно слушал, добродушно усмехаясь в седые усы. Если же кто-то о чём-то его спрашивал, Иваныч отвечал коротко и ясно, как бы даже что-то не договаривая, будто стеснялся краснобайства. Он скромно поведал, что работает в кукольном театре слесарем-сантехником и вполне тем доволен.
"Странная штука, - удивлялся Николай, - казалось бы, простой человек, не какая-нибудь там важная шишка или деятель известный, а душа сама к нему тянется..."
Возможно, причиной тому служили его внимательные серые глаза с грустинкой, которые сразу располагали к себе, внушали доверие.
Чужую печень носил пятидесятилетний подполковник милиции в отставке Борисов Виктор Анатольевич. Он рассказал, что каждые полгода ложится в больницу проверять, как справляется его новый орган, с которым жил уже третий год. Выглядел же он вполне здоровым и даже слегка упитанным.
- Пить-то тебе, небось, нельзя? - с участием спросил его Николай.
- По праздникам сто грамм позволяю, - улыбнулся в ответ Борисов.
- Ну, а как насчёт жирного, острого?
- Не желательно, конечно, но не лишать же себя последних радостей жизни.
- И то верно, - согласился Николай. - Ну, дай тебе бог...
Подполковник этот, кстати, поставил в палате маленький плоский телевизор, который ловил на свою антенну десяток каналов, так что лежать было не так скучно. К тому же, у него имелись карманные шахматы на магнитах, и все, кроме Тихонина, по очереди в них играли.
_ _ _
Вот так Корнеев и пребывал в стационаре, пока врачи выявляли причину его болей в боку. Только юный возраст большинства этих врачей вызывал некоторые сомнения в их способностях.
- Сопливые ведь совсем, - высказался в палате Николай. - Неужели всё знают и умеют?
- Чудак, ты радуйся, что хоть такие есть, - возразил ему Сивцев. - Это хорошо ещё, у нас университет медиков выпускает, а так бы беда была. Опытные-то в частные клиники уходят. Там зарплаты посолидней.
- Понятно, всем хочется жить лучше, - вздохнул Николай. - Но нам-то от этого не легче. Эти студенты, по ходу, на нас и учатся, как на кроликах подопытных.
Лично ему досталась с виду девчонка-девчонкой по имени Инна Сергеевна. Была она худенькая и быстрая в движениях и постоянно куда-то спешила, перемещаясь чуть ли не бегом, словно внутри неё работал некий моторчик. Надо признать, относилась она к своим больным чутко, а к делу - щепетильно, подробно расспрашивая про жалобы и проявляя упорство, заменявшее ей опыт.
Когда Инна Сергеевна заходила в палату, у Николая сразу куда-то пропадала боль, а на душе становилось теплее. Остальные мужики тоже начинали перед ней бодриться - видно, девушка-врач нравилась всем. Карие глаза, окаймлённые длинными, пушистыми ресницами, густые тёмные волосы, обычно собранные на затылке в двойной пучок, а так же белый медицинский халатик - здесь и в самом деле было на что заглядеться.
Она постоянно напускала на себя серьёзность и строгость, видимо, чтобы казаться старше и солидней, но, разговаривая с ней, Корнеев не мог избавиться от ощущения, что перед ним, в сущности, ещё ребёнок. Похоже, так думал не только он.
- Мою младшую напоминает, - признался однажды Иваныч, задумчиво глядя на закрывшуюся за врачом дверь и поглаживая пальцами усы. - Такая же бедовая.
- Да, хороша девчушка. - Фёдор мечтательно закатил глаза, почёсывая после укола зад. - Эх, скинуть бы мне годков пятнадцать... Я б за ней приударил.
- Что, око видит да зуб неймёт? - Поддел его Николай.
- Обижаешь, я ещё вполне могу, - ухмыльнулся Фёдор. - Мне всего-то сорок девять.
- Тоже мне, Казанова выискался. Для таких, как она, мы с тобой уже деды древние.
- Да брось ты, - махнул рукой Фёдор, тут же охнув от боли в ягодице. - Дело вовсе не в возрасте.
- А в чём?
- Ты телевизор смотришь? Не видишь, что ли, с какими девахами все эти долбанные олигархи маячат перед камерами? Сейчас, главное, были бы деньги. Взять, к примеру, моего Володьку. Женился на сокурснице сразу после технологического. Говорил, что у них любовь до гроба. Ну и что?
- Что? - переспросил со своей койки Борисов.
- Да то... - Фёдор покривился. - И года вместе не прожили. Ленке его денег всё было мало. Подавай ей, видишь ли, богача. А сама только транжирила на что попало... Короче, сбежала с каким-то мордоворотом... этим, как его... риэлтором, мать его. Финтифлюшка ещё та оказалась... Вот тебе и вся любовь.
- Нет, Инна Сергеевна не такая, - уверенно заключил мудрый Иваныч. - У неё глаза живые и тепло излучают. Я человека по глазам вижу... Суматошная маленько, но это пока молодая. В голове, поди, ухажёры да свидания. Ничего, остепенится ещё...
_ _ _
Уже на третий день Николаю обследовали ультразвуком печень и брюшные органы. Хмурая, толстая тётка лет пятидесяти больно надавливала приборчиком на подреберье и, глядя на экран компьютера, говорила юной помощнице показания, заодно объясняя их пациенту.
- Печень... левая доля в пределах, правая немного увеличена, но это сейчас у многих... Контур ровный, структура однородная. В принципе, ничего страшного не вижу. Есть небольшая липидодистрофия. Выпиваете? Ну вот, чего же вы хотите... У самой муж такой... Так, желчный в норме... Поджелудочная... умеренно выраженные диффузные изменения. Селезёнка... в порядке. Ну, что ж... - Она положила приборчик и критически оглядела Николая. - Не увлекайтесь алкоголем, и проживёте ещё долго. Вам понятно? Тогда больше не задерживаю.
- Понял, спасибо.
Корнеев бодро вскочил с кушетки, обрадованный заключению. Выходило, что печень и желчный у него вполне здоровы. Это, конечно, утешало, но оставалось всё же неясным, отчего болит в боку...
_ _ _
Вечером по программе "Время" показывали репортаж из Сирии, где продолжалась гражданская война. Оппозиция вновь обстреливала пригороды Дамаска, а верные Асаду войска в очередной раз давали отпор. Соединённые Штаты Америки истерично требовали нанести удар по "попирающему демократию диктатору", который якобы докатился ещё и до циничного применения химического оружия.
- Нет на них Советского Союза, - негодовал Сивцев, ёрзая на стуле. - Уже б давно угомонили всех этих повстанцев и америкашек. А то гляди, что творят! Одни руины от страны...
- Там не повстанцы воюют, а хорошо обученные наёмники. - Борисов сидел на койке, прислонившись спиной к стене, и хмуро смотрел на экран. - Сирия как бельмо в глазу для Катара, арабских шейхов и США. И дело не только в нефти и газе, хотя и в них тоже. Но главное, это то, что Сирия дружит с Россией и Ираном. Нельзя её предавать, как Ельцин предал Югославию. Нельзя... - Он покачал головой. - Иначе потом эти бородатые опять к нам полезут, на Кавказ и дальше. Один раз мы их успокоили, но если опять начнётся... - Лицо Борисова посуровело. - Крови будет намного больше.
- Был там? - догадался Николай.
- Довелось, - не глядя на него, ответил подполковник. - И в первую Чеченскую, и во вторую.
- Рассказал бы, - оживился Сивцев. - Со мной мужик работает, так у него в первую сын погиб.
- Если честно, не хочется всё это вспоминать. Особенно август девяносто шестого, когда нас в Грозном подставили... - Борисов зло и крепко выругался. - Я тогда старлеем был... До сих пор не верю, что нам удалось вырваться. Думал, всё, хана... А потом этот позорный мир... - Он заскрежетал зубами.- И ведь ни одна сволочь за это не ответила...
Борисов умолк, и больше его никто ни о чём не спрашивал, чтобы не будоражить душу подполковника чёрными воспоминаниями. Николай догадывался, каких сволочей тот имел в виду. Сам в то время костерил правительство и тех, кто как специально делал всё возможное для того, чтобы война затягивалась. Действительно, слишком уж много было непонятного и настораживающего - это видел любой здравомыслящий человек.
- Кончили социализм и радуются, - не унимался Фёдор. - Ничего-ничего, дождутся они новой пролетарской революции.
- Да не будет никакой революции, - спокойно возразил Борисов, и от его спокойствия повеяло безысходностью.
- Почему это не будет? Хочешь сказать, нет настоящего пролетариата? Духу у народа мало?
- Да никто больше не даст революцию сделать... по крайней мере, народную. - Подполковник насмешливо посмотрел на Сивцева. - Это же очевидно.
- Кому очевидно? - На скулах Фёдора заиграли желваки. - Тебе, что ли?
- Да всем! - Борисов резко оттолкнулся от стены и подался вперёд. - Капиталисты не дураки и опыт прошлого они учитывают. А, имея современные средства информации и воздействия на массовое сознание, они сделают так, что никто о революции и помышлять не будет. Думаешь, для чего снимают все эти мыльные сериалы? Да чтобы постоянно у людей мозги были всякой фигнёй забиты. Вся страна сидит и смотрит по ящику бесконечные суды и прочую дрянь. Да и разные так называемые гаджеты придумывают с той же целью. Народ отвлекают от правильных мыслей. Это же ежу понятно. У всех теперь основная забота это купить что-то поновей да получше. Так что, забудь про свою революцию...
Сивцев нахохлился. Видно, не желал смириться с такой мрачной "истиной".
- И это везде так, не только у нас. Как это ни грустно, но дальше будет ещё хуже. Постепенно опять наступит рабство, только уже на более развитом техническом уровне.
- Да ну... - неуверенно возразил Сивцев.
- А ты не видишь, что творится? Идёт новый передел мира. Везде приходит к власти международная олигархия, для которой не существует отдельных стран, потому что им нужна вся планета целиком.
- Как это? - Во взгляде Сивцева появилось недоумение.
- Да так. - Борисов усмехнулся, заметив, что теперь его внимательно слушает вся палата, и даже Тихонин. - Социализм, как ты говоришь, кончили потому, что тем, у кого есть деньги и власть, он просто не нужен. Вся беда в том, что равенство с другими хорошо для тех, у кого нет большой собственности. Но как только человек каким-либо способом, честным или нет, получает возможность иметь намного больше основной массы, он уже не хочет никакого равенства и даже наоборот, желает социального расслоения. Этот новоиспечённый господин начинает считать себя пупом Вселенной, и все остальные для него уже быдло и чернь. При этом он быстро забывает, что совсем недавно сам был таким же. К сожалению, такова психология большинства людей, и с этим ничего не поделаешь...
"А ведь прав Борисов, тысячу раз прав, - огорошило Николая. - И возразить-то ему нечего. Всё так и есть. Ведь в девяностых люди действительно на глазах менялись, едва прикоснувшись к большим деньгам. Как тогда говорили, становились "крутыми". Ещё вчера он с тобой водку пьёт, а сегодня уже знаться не желает - бизнесмен"...
Подполковник задумчиво уставился в пол, видимо, решив, что тема исчерпана.
- Хочешь сказать, что все притворялись, когда о мировом коммунизме говорили? - не сдавался упёртый Сивцев. - И ты, и я, и они тоже? Все вместе?
Николай решительно отбросил подобную мысль.
"Нет, не может такого быть, чтобы все тогда притворялись и врали друг другу. Я-то уж точно. Да и другие тоже, тут и сомневаться нечего. Ведь даже когда они, молодые ещё в ту пору офицеры, выпивали в своём кругу, где каждый в каждом был уверен тысячу раз, никто из них ни разу не высказался, что, мол, не так живём и не то строим. Конечно, было, посмеивались над некоторыми комсомольскими и партийными карьеристами гарнизона, которые корчили из себя невесть кого да чересчур пеклись о чужом "моральном облике", забывая про свой. Конечно, шутили о "кремлёвских дедах" и "политические" анекдоты рассказывали, читали творения опальных писателей и поэтов, не без того. Но чтобы хаять социализм и желать его поражения? Да такое никому в голову даже не могло прийти!.."
- А я думаю, что сказкой про коммунизм специально народу мозги задурили, - вдруг заговорил Тихонин, обычно безучастный к разным обсуждениям, - чтобы партийная верхушка спокойно жировала.
- Но, по крайней мере, та верхушка так не наглела, как нынешняя, - сказал своё слово Иваныч. - А эти вообще никакой меры не знают. В открытую хапают и ничего не боятся.
- Ладно бы, просто хапали, - опять заговорил Борисов. - Так они же, суки, экономику подрывают, не дают отечественным производителям развиваться. Взять, хотя бы, те же продукты. Наши родные фермеры не могут их продать, потому что владельцы супермаркетов берут задарма всякую заграничную дрянь, и им плевать на то, что мы будет есть, и на то, что урожай пропадает. Им важнее собственная прибыль. И так везде, чего не коснись. К тому же, кучи всяких посредников цены накручивают, паразитируют на перепродаже.
- Ка-пи-та-лизм, - растягивая слоги, с горькой иронией произнёс Сивцев. - Взять бы всех этих посредников за одно место... Раньше таких спекулянтами называли...
- Зато круглый год любые фрукты и овощи в продаже имеются, - вновь подал голос Тихонин. - Уж лучше пусть будет всё импортное, чем вообще ничего.
- Да там же одна химия. - Фёдор поморщился. - На хрен мне такие продукты, если их есть нельзя?
- Сейчас и наши на химию перешли, - махнул рукой Николай. - Новый тепличный комплекс видели? Ну, тот, что на въезде в город построили...
- Я там охранником... Короче, передовая голландская технология. - Николай поднял указательный палец. - Без всякой земли.
- Это как? - удивился Сивцев.
- Скорее всего, какая-нибудь гидропоника, - предположил Борисов. - В Японии её давно уже применяют.
- Ну, врать не буду, может и гидропоника, - пожал плечами Николай. - В общем, там используется специальная минеральная вата, в которой сделаны отверстия для растений. К каждому отверстию подведены два тонких шланга. Через один шланг подаётся вода, а через другой - питательный раствор, и подачу контролирует компьютер. Каждая капелька рассчитана. Во как.
- А что за питательный раствор? - спросил Иваныч.
- Да чёрт его знает. Говорят, коммерческая тайна.
- Во-во, одни тайны везде. - Сивцев покачал головой. - Они нас этими тайнами всех и изведут.
- А смысл им какой? - прикинул вслух Николай. - Должен же кто-то работать. Да и обслуга всё равно нужна.
- А они наберут разных китайцев и вьетнамцев. Те и за порцию риса будут вкалывать.
Николай ощутил в душе неуютность и уныние от мысли, что всё, о чём сейчас тут говорилось, очень даже осуществимо. Недаром же откуда-то взялась пресловутая теория "золотого миллиарда". Видно, некоторые "господа", действительно спят и видят себя живущими в подобном "раю" и, что хуже всего, они этот свой "рай" незаметно для всех создают - обдуманно и одержимо...
- Если и дальше так жить будем, с такой властью, китайцы сами скоро часть России оттяпают, - с мрачной уверенностью заявил Борисов. - В лучшем случае, до Байкала.
- Да, эти если попрут, то хрен остановишь. - Сивцев пригорюнился. - Почти полтора миллиарда населения. Одними шапками закидают.
- У них сейчас не только шапки есть. - Борисов горько усмехнулся. - Одна из лучших армий в мире, с самым современным вооружением. А мы новые танки и самолёты больше за рубеж поставляем. У министерства обороны вечно денег нет на закупку техники, разве что на единицы. В случае чего, опять будем на солдатском героизме выезжать.
- Зато на дворцы для генералов хватает, - пробурчал Сивцев.
- Ну, им-то в атаку не идти...
Добавить к словам подполковника было нечего, и все разом замолчали, видно устав от нелёгкого разговора.
В палату заглянула дежурная медсестра Валентина Егоровна, женщина гневливая и крайне суровая, явно питавшая к представителям мужского пола какую-то особенную неприязнь, за которой, как предполагал Николай, могло крыться её глубокое одиночество.
Её командный тон исключал всякое неповиновение, но всё же Сивцев попытался, было, возразить.
- Какая болтовня? Мы тут мировые проблемы обсуждаем.
- Я вам дам мировые проблемы! - показав кулак, грозно рыкнула медсестра. - Отбой по распорядку.
Вздохнув, Борисов выключил телевизор. Остальные благоразумно промолчали.
- Спокойной ночи, - уже мягче пожелала Егоровна и закрыла дверь.
Нарываться на её повторный визит никто в палате не рискнул...
_ _ _
А следующим испытанием для Корнеева была очень уж неприятная процедура - "глотание кишки", по научному называвшееся гастроскопией. Николаю когда-то давно приходилось проходить через это медицинское "издевательство", и повторять его совсем не хотелось, но деваться было некуда.
Два молодых врача, похожих друг на друга высоким ростом и довольными улыбками на сытых лицах, словно "двое из ларца", проделали всё быстро и ловко - один пропихивал зонд Корнееву сначала в пищевод, а затем в желудок, а его напарник в это время колдовал у компьютера. Через каких-нибудь пять минут уже были известны результаты.
- Очаговый атрофический гастрит со стороны двенадцатиперстной кишки, - с умным видом сказал один из этих дюжих "близнецов", а второй, посмотрев на экран монитора, только многозначительно хмыкнул.
Слова врача были малопонятны, а потому пугали.
- Это опасно? - Николай напрягся.
- Ну... в известной степени, - неопределённо ответил молодой специалист, которому, видимо, очень хотелось поразить пациента своей ученостью. - Если не будете следить за питанием и запустите, то легко заработаете язву или что похуже.
- А болеть в боку от этого может?
- Может, - кивнул врач. - Нервы ведь и в желудке есть. Да вы не волнуйтесь, мы вас подлечим, - уверенно добавил он. - Лекарств сейчас хороших много. Медицина на месте не стоит. Как говорится, только плати... - Он ухмыльнулся. - А вообще, пейте регулярно кефир, не налегайте на копчёности и поменьше нервничайте. Такой вам совет.
- Ага, попробуй с нашей жизнью не нервничать, - вздохнул Николай.
_ _ _
Здесь, в больнице, Корнеев впервые серьёзно задумался о старости, которую, как ни старайся, никому не миновать - незаметно подкараулит за углом и обнимет так крепко, что руки и ноги сделаются вялыми и непослушными, а то и ещё что похуже случится.
А она-то ведь, эта самая старость, уже не за горами. Ну, побарахтается он ещё лет десять-пятнадцать, конечно, если бог даст, а дальше всё, тушите свет...
Добрую половину лежащих в отделении составляли пожилые люди, и каждый день Николаю поневоле приходилось их видеть, и от этого в его душу всё глубже и глубже забиралось уныние. Одни из них постоянно хныкали и на что-то жаловались, в том числе упрекая врачей и медсестёр в плохом обращении и нежелании лечить своих больных, а другие же, наоборот, были довольны и хвалили регулярное питание и чистые постели, радовались, что есть с кем пообщаться. Но, по большому счёту, те и другие были одиноки и несчастны, им остро не хватало любви и заботы, а к некоторым и не приходил никто из родственников.
"Совсем как дети", - думал Николай, наблюдая за этими стариками и старухами, чья жизнь неотвратимо приближалась к своему завершению, и чувствовал щемящую сердце жалость к ним, а может, и к себе в будущем.
"Почему природа так жестоко поступила с человеком, придумав зачем-то старение и смерть? Нет бы, сделала его бессмертным и вечно молодым, чтобы мог он спокойно себе любоваться тысячу лет этим бесконечным миром, познавать его и созидать в нём. Так нет же, зараза... Но ведь какой-то смысл в человеческую жизнь она, вне всякого сомнения, заложила. Так какой же? Не может быть, чтобы во Вселенной всё происходило случайно и хаотически..."
Эти мысли сделались навязчивыми, не давая Корнееву покоя с утра до вечера, а то и по ночам, мешая полноценно высыпаться. Конечно, думал он, рано или поздно учёные найдут способ победить смерть или, по крайней мере, отодвинуть её как можно дальше. Обязательно найдут! Вот если бы дожить до такого прекрасного времени...
Ему хотелось на эту тему высказаться и послушать, что скажут другие.
- Я тут недавно одну интересную статью прочитал, - завёл как-то разговор Николай. - Про человеческий мозг. Оказывается, очень сложная это штука, и, главное, всю жизнь сам себя перестраивает. А работает быстрее любого компьютера. Удивительно, всё-таки. По сути, сложнейший биологический компьютер.
Дело было после обеда, во время тихого часа, и все пятеро отдыхали в палате.
- Да, создала природа, - согласился Сивцев. - Тут, действительно, в бога поверишь. Как всё продумано до самых мелочей...
- А ты что, Фёдор, не веришь? - с улыбкой спросил Иваныч.
- Да как тебе сказать... - Сивцев привстал на койке, опёршись на локоть. - Я пока не определился в этом вопросе. Конечно, хочется, чтобы после смерти что-то было дальше, но... - Он пожал плечами. - Всё это как-то уж очень сомнительно. В уме не укладывается.
- Я тоже раньше не верил, - сказал Борисов. - Пока на войну не попал.
- А теперь? - тихо спросил Николай.
- А теперь точно знаю. Бог есть. Это начинаешь понимать, когда почувствуешь, как смерть рядом прошла и косой на тебя замахнулась, но почему-то не забрала. Видно, ещё не настало время...
На минуту в палате воцарилась тишина. Видимо, каждый задумался над словами подполковника, от которых веяло чем-то мистическим. Николай представил, как Смерть в виде чёрной старухи с косой бродит между ведущими бой солдатами, выбирая среди них по каким-то своим, известным одной ей, соображениям того, кому в следующий миг предстоит получить пулю в молодое, горячее сердце или в голову и навсегда покинуть этот мир. Наверное, когда в двух шагах от тебя замертво падает твой товарищ, в самом деле, можешь поневоле задуматься о том, кому предназначалась убившая его пуля, и ощутить что-то такое, что невозможно объяснить никакой наукой. Вполне может быть, что в такие моменты человек начинает верить в бога и судьбу.
- Хорошую религию придумали индусы: что мы, отдав концы, не умираем насовсем, - продекламировал Иваныч, отвлекая всех от не очень весёлых раздумий.
- Высоцкий, что ли? - обрадовался Сивцев. - Да, вот кто мог так мог... Жаль, прожил мало, а то бы ещё написал.
- Это точно, - согласился Борисов. - Зато какой след после себя оставил. А что толку дожить до ста лет, серенько и незаметно, если тебя на второй день забудут. То ли жил ты, а то ли и не было тебя вовсе...
- Нет, погоди-ка, - опять заспорил Сивцев. - Получается, если я ничего не написал, так что, зря живу? - Он встал и прошёлся туда-сюда по палате, засунув руки в карманы длинных, до колен, серых в клетку шортов. - Лично мне моя работа нравится. Кто-то же должен и баранку крутить, и в унитазах ковыряться... Каждый человек решает сам для себя, как ему жить. Главное, чтобы от тебя какая-то польза была, а не вред.
"А что я оставлю после себя, какой след? - возник в голове Николая вопрос. - Когда служил в армии, то, вроде, был неплохим офицером - может, порой чересчур строгим, но справедливым. Ни разу никого из товарищей не подвёл и не предал, по начальству не бегал с кляузами. Разве этого мало?"
Тогда казалось, что делает он нужную работу - защищает Родину. Что может быть почётней и достойней уважения? Правда, потом, когда отправили на пенсию, возникли сомнения... Теперь же и вовсе старался о таких вещах не думать - просто ездил каждое утро "сторожить чужое добро", чтобы зарабатывать деньги. Никакого удовлетворения от этого, само собой, не испытывал...
- А тебе, Иваныч, твоя работа нравится? - спросил Николай.
- Да как сказать... - тот призадумался.
- Говори как есть, - потребовал Сивцев.
- Конечно, не особо, но зато у меня есть там своя отдушина. Бывает, я зайду во время спектакля в зал и смотрю на детвору, как она смеётся да радуется. И до того мне хорошо становится... - Иваныч замолчал и погладил пальцем усы, глядя затуманенным взглядом в пол.
В этот момент Николай по-доброму позавидовал ему.
- А лучше, всё-таки, совсем не умирать, - подал голос со своей койки Тихонин. - Или, хотя бы, жить лет пятьсот.
- Ну ты хватанул. - Сивцев осклабился. - Куда тебе столько?
- Я бы нашёл куда. А то мы за свою жизнь даже толком мир не успеваем поглядеть.
- Пятьсот лет... ничего себе... - Сивцев взъерошил на голове жёсткие чёрные волосы и опять заходил по палате. - Это что же получится, если все люди будут по пятьсот лет жить? А? Им же на Земле места всем не хватит. - Видимо, эта проблема взволновала его не на шутку, словно она уже стала актуальной. - Да и попробуй прокормить такую уйму народу.
- В космосе места много, - сказал Борисов. - Рано или поздно всё равно большая часть людей туда переберётся. Ещё бы найти подходящие для нас планеты...
- Ну, если только в космосе, - подумав, согласился Сивцев. - Тогда, конечно. Можно жить и по пятьсот.
- Ничего, скоро наука обязательно откроет долголетие... а может, даже и бессмертие - убеждённо сказал Тихонин - скорее сам себе. - Это только вопрос времени.
- Эх, дожить бы. - Иваныч грустно улыбнулся...
_ _ _
- Ну что, - сказала Инна Сергеевна при очередном обходе, - анализы у вас хорошие. Обследования тоже ничего плохого не выявили. Думаю, это всё от гастрита. Побудете у нас ещё недельку, попьёте лекарства... - Она призадумалась, затем кивнула, соглашаясь сама с собой. - Должно пройти. Холестерин, правда, высоковат. Я вам дам брошюрку, где написано, что полезно есть, а чего лучше поменьше. С холестерином нужно обязательно бороться, потому что он накапливается в сосудах, а это ведёт к инфаркту. Понятно?
- Куда уж понятней, - весело ответил Николай, довольный тем, что в его организме не нашли ничего страшного. Да и боль, вроде бы, за эти дни стала меньше досаждать. - Буду бороться.
- Ну, тогда до понедельника всем до свидания, - засияла Инна Сергеевна.
- А домой на выходные не отпустите? - спросил Николай.
Та испуганно замахала руками.
- Что вы, ни в коем случае. Не дай бог, проверяющий нагрянет. Я из-за вас выговор не хочу. Квалификацию сразу понизят, а это удар по карману. Сейчас ведь руководство только и смотрит, где и на ком сэкономить. Так что лежите здесь.
Она тут же убежала, как всегда, озабоченная какими-то своими делами.
- У них теперь строго, - подтвердил Иваныч. - Всего боятся.
- Это плохо, - вздохнул Николай. - Тогда позвоню жене, чтобы привезла чего-нибудь домашнего...
_ _ _
- Как ты тут?
Наталья внимательно, с заметным беспокойством, разглядывала мужа, как будто они не виделись несколько месяцев, хотя прошло-то всего четыре дня, да к тому же, каждый день созванивались.
Они сидели на лавочке возле входа в корпус. Время приближалось к обеду.
- Нормально. - Николай с трудом сдерживался, чтобы не обнять и не прижать к себе жену, чувствовал, что успел соскучиться по ней. Но на людях не выказывал эмоций, как и подобает мужику.
В детстве отец учил его, что всякие нежности и душевности это удел женщин.
- Запомни, Колька, мужик не баба, должен быть волевым и твёрдым. А ещё никогда не показывай вида, что тебе тяжело или плохо, терпи боль и обиду, даже если невмоготу совсем...
Николай эти наставления запомнил накрепко и всю жизнь им следовал, не позволяя себе и в самые трудные моменты проявлять хоть какую-то слабость и слюнтяйство. Но рядом с Натальей, особенно в первые месяцы их знакомства, хоть убей, ничего не мог с собой поделать - в душе начинало твориться чёрт знает что, когда он видел перед собой её глаза, когда слышал её голос и когда пробовал на вкус её губы.
- Вот собрала. - Наталья протянула ему увесистый пакет. - Поешь хоть домашнего. Тут котлетки куриные, вчера только сделала, салатик овощной, пачка ряженки, немного сыра, конфеты и печенье к чаю... Да, и положила, как ты просил, Салтыкова-Щедрина.
- Молодец, моя школа, - похвалил Николай.
- Как-никак, офицерская жена, - поддержала она его шутку. - Хотя и бывшая.
- Как это, бывшая? - Он притворился, что не понял. - Что, бросаешь меня?
- Конечно, бросаю. Думала, стану генеральшей, а ты, коварный, обманул девушку, майоршей сделал.
- Вот так, да? - Николай скорчил сердитую мину. - Ну и уходи. Может, найдёшь себе генерала. А я помру одиноким, но гордым майором.
- Дурачок ты мой. - Наталья вдруг прижалась к нему и потёрлась носом о его щёку, покрытую жёсткой щетиной. - Да разве ж я тебя брошу? Это после всего-то, что было?
А ведь, действительно, было много чего, если хорошенько вспомнить... Свадьба, когда он, курсант Корнеев, только оканчивал Серпуховское высшее командное училище ракетных войск... Однокомнатная квартира в военном городке дальнего уральского гарнизона... Полевые выходы два раза в год, когда приходилось по полтора месяца жить в машине обеспечения боевого дежурства... Эпопея с разворачиванием пусковой установки прямо на болоте, где они проторчали двое суток по колено в воде - командование за этот случай наградило его часами "Электроника-5", а все знакомые и коллеги смеялись, что "Корнеев ракету утопил"... Рождение сына, а потом и дочери - пожалуй, самый трудный, но и самый счастливый период жизни... И много-много чего ещё...
Они с Натальей прожили вместе больше четверти века, пройдя через разные невзгоды и преодолев всё то, что обрушилось на советских людей в ельцинское лихолетье, хлебнув на двоих всякого... Чего греха таить, конечно, порой происходили между ними размолвки и ссоры побольше, как это обычно случается в любой семье, но всё же лад всегда в конце одерживал верх - оба приходили к пониманию, что они являются половинками одного целого, а значит, должны друг за друга держаться и прощать друг другу то, что простить можно...
Николай обнял жену, радуясь, что она смотрелась ещё очень даже привлекательно, не превратилась в бесформенную, ворчливую и вечно всем недовольную клушу, как многие женщины в её возрасте. Его по-прежнему физически влекло к ней, и это было здорово. Вот и сейчас, в своём длинном, цветастом платье, облегающем полную грудь, с русыми волосами, рассыпанными по плечам, Наталья сеяла в его душе приятное смятение, как и в молодости. Разве что появившаяся в последние годы какая-то усталость на лице немного старила её.
- Да и так, вроде, хорошо относятся, - пожал он плечами. Пока что никто никаких намёков не делал. - Но дай, на всякий случай, пятисотку, а там видно будет.
- А мы с Анькой вчера по Скайпу общались. - Наталья достала из сумочки кошелёк. - Я ей сказала, что ты в больнице, так что, должна позвонить. - Она протянула купюру.
- Понятно. - При упоминании дочери Николаю вдруг захотелось, чтобы Аня была здесь, рядом, а не за целых две тысячи километров от дома, в северном Архангельске, где она работала в геологоразведке. Правда, в начале лета она приезжала в гости, но казалось, что это было уже так давно. Общение же через Интернет всё равно не могло в полной мере заменить живого присутствия человека, а лишь создавало его иллюзию.
- Ты бы с Егором помирился. - Во взгляде жены читалась даже не просьба, а мольба. - И что ты на него тогда накинулся? Как с ума спятил.
Отношения с сыном разладились после того, как пару месяцев назад они полаялись из-за новых друзей Егора. Николаю не нравилось, что все они были слишком деловыми и занимались в основном торговлей, а он торгашей никогда не уважал. Долго сдерживался, но тут как прорвало - немного выпив, таки высказал всё, что накопилось в душе. Сын же в ответ посмеялся и заявил, что за такими людьми, как его друзья, будущее, потому как они "умеют жить", а его отец просто отстал от жизни и всё ещё не может искоренить в себе "совковое" мышление. Николая эти слова зацепили не на шутку. Ну, и пошло-поехало... В общем, разругались они с Егором вдрызг и вот уже два месяца совсем не общались.
Случилось же это буквально перед тем, как начал донимать бок...
- Посмотрим, - засопел Николай. Он ждал, что сын первым пойдёт на примирение, хотя бы из уважения к отцу.
- Ладно, Корнеев, пойду я. - Наталья называла его по фамилии, когда считала, что он не совсем прав, хотя и очень ей дорог. - Всего на часок с работы отпросилась. - Она чмокнула мужа в щёку. - Сильно не скучай. Через несколько дней загляну опять...
_ _ _
- А вот вам, батенька, шах, - важно объявил Сивцев, не заметив на доске подвоха.
- А мы сюда, а заодно вашу пешечку скушаем. - Николай ухмыльнулся, предвкушая близкую победу. Задуманная им комбинация удалась на славу, и через два хода чёрный король Фёдора обречён был пасть под ударом белой ладьи.
Партия происходила в палате, ближе к ужину. Иваныч дремал, Тихонин разбирался с кроссвордом, а Борисов ушёл на прогулку. За окном просматривалась пасмурность, вселяя надежду на долгожданный дождь.
Николай уже взялся за ладью, намереваясь поставить в игре закономерную точку, когда в дверях появилась незнакомая медсестра.
- Требуется мужская помощь, - сухо сказала она, и по её взгляду было ясно, что это не просто рядовая просьба, а нечто большее.
- Гвоздь, что ли, забить? - предположил с усмешкой Сивцев, всё ещё не замечая своего разгрома.
- Нет, не гвоздь, - без тени улыбки ответила медсестра. - Тело надо на вскрытие отвезти.
- Это что, шутка такая? - недоумённо спросил Фёдор и тут увидел проигрыш. - Ё-моё!
- Да уж какие тут шутки. - Женщина погрустнела, и Николай понял, что она на самом деле нуждается в помощи. С такими просьбами без крайней нужды вряд ли кто-то станет обращаться.
- Тело так тело, - спокойно сказал он и поставил "мат". - Пойдём, родная.
- А ещё один? - медсестра смотрела на Сивцева.
Фёдор оглянулся на Тихонина, но тот уткнулся в кроссворд, сделав вид, что это его не касается.
- Эх, мать моя женщина! - Хлопнув себя по ногам, Сивцев вскочил с койки. - Ну, где ваш покойник?..
Они спустились на первый этаж, вышли из корпуса и направились к соседнему зданию.
- Вы уж меня извините, - оправдывалась на ходу медсестра. - Больных много, а попросить-то и не кого. С мужиками дефицит.
- А где же ваши санитары? - задал резонный вопрос Николай.
- Да к нету ж их. Зарплата копеешная, вот и не идёт никто. В основном приходится самим таскать.
- Во, блин, жизнь пошла, - только и смог сказать Сивцев.
Они вошли в дверь с надписью "Морг". Здесь было прохладно, и в нос сразу ударял неприятный запах затхлости. Николай поёжился и на секунду пожалел, что пришёл сюда, хотя не считал себя особо впечатлительным - побывал во всяких передрягах и повидал немало.
На одном из металлических столов лежал умерший, завёрнутый в белую простынь.
- Кто ж такой? - полюбопытствовал Фёдор. - Старик, поди?
- Если бы! Молодой совсем. - Медсестра кивнула на стоявшие у стены носилки. - Кладите на них.
- А отчего ж помер? - опять спросил неуёмный Сивцев.
- Печень разложилась. Пил какую-то гадость.
Николай взял покойника за плечи, а Фёдор за ноги. Дружно подняли его и положили на носилки. Тело ещё не окоченело и казалось тряпичным, словно принадлежало кукле, а не человеку. Видимо, смерть взяла бедолагу совсем недавно.
- А вскрытие-то зачем? - спросил Николай, берясь за передние ручки носилок.
- Положено так, - коротко ответила медсестра. - Заставляют всех вскрывать.
- Для надёжности, что ли? - Сивцев хихикнул и взялся за задние ручки. - Как в том анекдоте - умер от вскрытия.
- Несите уже. - Медсестра бросила недовольный взгляд. Ей было не до шуток. - Надо успеть до конца рабочего дня. Пусть лучше у них там лежит.
Возле входа уже поджидала машина - серый УАЗик-"таблетка" с красными крестами по бокам. Молодой и круглолицый, пышущий здоровьем водитель открыл заднюю дверь, но и не думал помогать с водворением трупа, так что Николаю и Фёдору пришлось самим затаскивать внутрь свою ношу.
Медсестра села рядом с ними и, пока они ехали, почти что без умолку судачила о том да о сём, но больше жаловалась на жизнь и работу. Лежащее подле ног тело её, похоже, нисколько не смущало.
- Живу одна с сыном, а он у меня уже школу заканчивает, ему дальше надо учиться, а это ж денег стоит да немалых, - сетовала она. - А что я на свою зарплату могу? Да ничего. Вот и думай, как тут жить.
- А муж-то где? - вставил вопрос Сивцев.
- Где-где... на бороде. Выгнала его. Пил, нигде не работал да ещё и руки распускал. Сперва терпела, думала, образумится... Всё надеялась... А потом решила, что хватит, натерпелась. Лучше уж одной, чем с таким обормотом. Даст бог, найду другого, ведь ещё не старая.
Медсестра выдавила из себя улыбку. В сущности, это была симпатичная женщина лет сорока пяти, которая, если бы захотела, могла без усилий обзавестись нормальным мужиком. С такими женщинами мужчинам всегда тепло и уютно, от них никогда не слышно каких-то особых претензий и недовольств, они не изводят вечными требованиями заботы о них и доказательствами любви. А это не так уж и маловажно, если не самое главное для любого здравого представителя сильного пола.
- А алименты он что, не платит? - всё не унимался Сивцев.
- Да какие с него алименты? - Медсестра вздохнула. - Он ведь так и не работает.
- А живёт тогда за что?
- За то и живёт... Где кому что поможет за магарыч, где займёт без отдачи. Кто напоит, кто накормит, а ему и хватает. Привык уже лоботрясничать. Да и дур вроде меня, опять же, хватает. То одна пригреет, то другая. Ведь мы, бабы, сначала руководствуемся чувствами, и только потом головой.
- Это точно, - согласился Сивцев. - Потому и влюбляетесь в разных шалопаев и непутёвых.
- Где бы ещё путёвых набраться на всех... Спиваетесь вон да помираете раньше срока...
Николай молча слушал этот разговор, стараясь не смотреть на покойника, и в голову его лезли невесёлые мысли, а душу заполняло уныние.
"Вот так и меня когда-нибудь повезут завёрнутым в белую простынь, а рядом тоже будет сидеть какая-то медсестра и точно так же что-то обсуждать, не обращая внимания на мой труп".
Ему стало обидно за себя. Чёрт возьми, как-то не хотелось, чтобы всё было именно так - обыденно и безвкусно. Разум неистово протестовал и возмущался.
"Чушь ведь полная! Неужели человеческая жизнь обязательно должна заканчиваться такой несуразностью? Конечно, если разобраться, мне уже не будет никакой разницы, но всё же... Неужто нельзя как-нибудь поприглядней?"
Машина остановилась в каком-то дворе, и водитель споро открыл заднюю дверь.
- Конечная остановка, - весело произнёс он. - Все, включая усопшего, на выход.
Видно, у парня было отличное настроение.
Николай и Фёдор вытащили носилки с телом и, ведомые медсестрой, занесли их в широкую двустворчатую дверь, над которой висела большая жёлтая табличка с красными буквами "Областное бюро судебно-медицинской экспертизы".