- А зачем тянуть?! Решим все прямо сейчас, - выверенное движение руки, синий плащ отлетел в сторону, демонстрируя дорогой бархат выходного костюма и два острых клинка миланской работы.
- Верно, - крепкие белые зубы обнажились в ухмылке. Одновременно обнажились меч и фехтовальный кинжал. Короткий пробный взмах. Широкий шаг вправо, на который пришлось отвечать шагом влево, - почему бы и не решить все сейчас, пока никого нет. Двор узковат, а я не люблю толчеи.
Они сделали еще шаг в сторону. Это было роковой ошибкой - коварное рассветное солнце выглянуло из-за угла поместья и со всей силы резануло по расслабленным глазам. Такой возможностью нельзя было не воспользоваться - противник резко распрямился, меч прыгнул снизу вверх, целя под ребра. Блок запоздал, но в последний момент выручили ноги. Клинок играючи вскрыл бархатный дублет, кружевную рубашку, рассек кожу на правом боку. Ответный выпад был страшен, но ушел в пустоту - дуэлянты вернулись на исходные позиции. "Больно. Еще один такой удар, и я - покойник", - подумал хозяин дублета. Следовало надеяться, что дорогое удовольствие, которое он таким образом "выкупал" для своего друга, стоило этой крови...
...
- Мне так... - она моргнула, и ее яркие васильковые глаза мгновенно намокли. Тяжелые слезы побежали вниз, по глянцевым щекам, бледной тонкой шее и хрупким острым ключицам.
- Уже совсем скоро никто не сможет отнять нас друг у друга, - он покрывал поцелуями лихорадочно горячее лицо, губы, сухие от волнения. Наслаждался сладким запахом ломких кудрявых волос, упивался соленой горечью ее тревоги.
Длинные нежные пальцы скользили по его гладким юношеским щекам. Васильковые глаза немного прояснились. Когда она смотрела на него так, никаких прикосновений не было нужно. Рядом с ней он чувствовал себя настоящим мужчиной. Рыцарем. Человеком, которым всегда хотел стать.
- Я знаю, что ты уйдешь совсем ненадолго... - прошептала она и на ресницах снова выступили слезы. - Но мне все равно так страшно...
- Не плачь. Я не позволю никому тебя обидеть. Все будет хорошо...
Она усмехнулась - мокрые щеки озарила легкая детская улыбка. Смахнула в сторону налипшие светлые локоны.
- Дурачок, я за тебя боюсь.
Теперь уже усмехнулся он. Встал с кровати, легко подхватил девушку на руки, покружил и опустил обратно. Лег рядом. Привлек к себе и крепко обнял. Такая маленькая, беззащитная... она была для него целым миром. Всем, ради чего он теперь жил.
Потолок порозовел. Редкие мглистые облака за окном приобрели золотистый оттенок.
- Светает, - машинально сказал он. Комната предстала перед ним в новых красках, поражая роскошным убранством. Валявшиеся в изголовье кровати меч в потертых ножнах и рубашка, ободранная об ограждение балкона, смотрелись дико и чужеродно.
- Солнышко гонит тебя прочь. Ты - мой чудесный сон, - она потянулась как котенок, положила голову ему на грудь, - не отпущу тебя.
Взять ее на руки! Взять и никогда больше не отпускать! Прижать к самому сердцу! Дышать и чувствовать как один человек!..
"Я никуда не уйду!" - хотел сказать он.
Утро за окном рассыпалось лязгом железа и отчаянными криками...
...
Меркуцио цеплялся за жизнь изо всех сил. Он судорожно царапал брусчатку скрюченными пальцами, перебирал ногами, так, словно лез по невидимой лестнице куда-то поближе к небесам. Крови на черном бархате не было видно, зато на камнях ее было предостаточно. Бенволио, парализованный ужасом, стоял на краю багряной лужи, не в силах приблизиться к умирающему.
- Господи... зачем... - он много раз видел покойников. Но представить Меркуцио - самого живого среди живых - в таком виде... нет, это было выше его понимания.
- Давно пора была сделать это, - Тибальт тяжело переводил дыхание. Размотав длинный шейный платок, сильно пострадавший во время дуэли, он вытер клинок и гарду. - Черт возьми, он все-таки был хорош.
- Он был лучшим из нас... - опустившись на колени, Бенволио бережно перевернул друга на спину. Провел ладонью по восковому лбу и закрыл его пустые стеклянные глаза.
- Был... - оборвав себя на полуслове, Тибальт замер, и во взгляде его промелькнуло беспокойство. По аллее от дома к нему бежал человек, и человек этот не носил цветов дома Капулетти. Тибальт быстро бросил платок, встал в дуэльную стойку. Проклятый повеса измотал его до крайности - нужно было хотя бы немного передохнуть.
Бессмысленно. Он не мог подойти ближе. Сталь вихрем шелестела вокруг сражающихся веронцев.
- А! - клинок описал короткую дугу и рассек Тибальту колено. Нелепо перекосившись, тот начал заваливаться набок.
- Герцог уничтожит нас! О матери подумай! О Джульетте своей подумай! - Бенволио схватил друга под руки и с силой потащил прочь. Ромео рычал и вырывался. За несколько коротких мгновений он успел три раза ударить молодого Капулетти кинжалом и один раз, хоть и плашмя, мечом. Не нужно было особых медицинских познаний - их у Бенволио и не было - чтобы понять, что мучиться Тибальту осталось совсем недолго.
Но и у двоих Монтекки, стоявших сейчас около дома своих кровных врагов, времени было немногим больше.
- Беги! Прочь отсюда!
- Куда? - юноша смотрел на трупы сумасшедшими глазами. Бледный, чернявый, вымазанный кровью с головы до ног, он походил на демона.
- Не знаю. В Мантую. В Венецию. В Урбино. Куда-нибудь! - Бенволио с силой встряхнул Ромео за плечи. - Ты только что убил племянника главы дома! Беги! Потом придумаем что-нибудь!
- А ты?
- Меня не должны тронуть - я не участвовал в дуэли. И... я не могу бросить его вот так, - кивнув в сторону Меркуцио, Монтекки опустил голову.
Они обнялись.
- Скажи ей, что я люблю ее, - отбежав на несколько шагов, Ромео обернулся.
- Она и так это знает...
Капулетти были повсюду. Один живой и два мертвых веронца дожидались их появления в центре огромного кровавого пятна, принимавшего зловещий контур насупленной бычьей головы...
...
- Если ты плохо слышишь, ведьма, я повторю, - голос синьора Капулетти был, как всегда, холодным и ровным, - твой сын убил моего племянника. Заколол его как свинью.
Синьора Монтекки молчала. Если бы ее муж был жив, с ней бы сейчас так не разговаривали. Никто бы не посмел.
- Мы знаем, что он убежал. Иначе мы бы давно перерыли ваше поместье с оружием и собаками. И чтобы ты знала: я хочу видеть его голову надетой на пику у ворот моего дома. Я найму лучших следопытов во всем Венето и достану его даже из-под земли. Даже если он убежал на север в кантоны, даже если...
- Нет, - герцог Эскал сидел, опустив голову на сложенные в замок руки. Его низкий голос прозвучал как удар молота.
Капулетти и его мрачная статная супруга повернулись к правителю Вероны. Удивление в их глазах смешивалось с малоразличимым, но все-таки опасением. А в глазах вдовы Монтекки теплилась надежда.
- Никто не будет охотиться на Ромео Монтекки, - повторил Эскал, медленно оглядывая собравшихся, - я не потерплю, чтобы пролитая кровь вылилась в еще большую.
Монтекки громко вздохнула. Слишком громко, чтобы это осталось незамеченным. Герцог наградил ее тяжелым уставшим взглядом.
- Однако если впредь он появится в Вероне или его окрестностях, он будет немедленно казнен как преступник.
- Без суда? - проронила синьора Монтекки и устыдилась дрожи в своем голосе.
- Его вина доказана. Он - убийца, этого не стал скрывать даже твой выкормыш Бенволио, - Капулетти говорила быстро и немного хрипло, при этом сложно было не восхититься красотой ее голоса. Муж жестом велел ей замолчать.
- Он знал о моем запрете на поединки, - продолжил Эскал, - и нарушил его с четким осознанием того, что за этим последует. Мое слово нерушимо. Ромео Монтекки - человек, поставивший себя против закона. Он - это зло, с которым я буду бороться.
Сердце вдовы Монтекки упало, но она стиснула зубы и только выше подняла голову. Ей нельзя было показывать свою слабость. Только не при них.
- Тибальт Капулетти был еще большим злом. Близкий мне человек погиб от его руки, - все знали, что герцог не слишком жаловал беспутного Меркуцио, но слова Эскала прозвучали почти искренне, - впрочем, теперь решать участь Тибальта будет другой судия. Тем же, чья судьба находиться в моих руках, будет воздано по справедливости. Поэтому пусть "они", - герцог снова пристально посмотрел на синьору Монтекки, - в мои руки лучше не попадают...
...
- Было бы очень неприятно признавать, что все это случилось из-за нашей дочери, - Капулетти поднял голову, рассматривая балкон Джульетты. Поправил золотую цепь, так, словно она душила его, - вряд ли я когда-нибудь смогу забыть об этом. А придется.
Его супруга слегка прищурилась, изогнула изящную черную бровь.
- Как ты хочешь заставить себя сделать это, мне интересно?
- Есть способ, - синьор Капулетти снял плащ, передал слуге. Тот уловил непрозрачный намек удалиться, что и сделал незамедлительно, - по большому счету, ничего особо сложного. Напишу два письма: одно вежливое, второе - подобострастное...
- Второе будет адресовано Эскалу, больше ты никому подобострастия не выражаешь. Почему именно письмо: ты так сильно не желаешь его видеть?
- Совершенно верно. И не хочу мозолить глаза - герцог явно от нас устал. Тем более, там будет просто констатация одного факта, никаких вопросов или чего-то подобного...
- Кто адресат первого письма?
- Наш... - на балконе появилась заплаканная Джульетта. Синьор Капулетти изменился в лице, тепло улыбнулся дочери, неожиданно взял жену под руку. - Пойдем, прогуляемся немного.
Они двинулись прочь от дома. Прошли по аллее. Дальше идти не было желания - там начинался двор, в котором убили Тибальта.
- Присядем? - спросил Капулетти, указывая на маленькую каменную скамеечку. Супруга кивнула. Ей никогда не нравилась эта уродливая скамеечка, но воспоминания с ней были связаны исключительно приятные.
- Итак, первое письмо, - напомнила синьора Капулетти, деликатно усаживаясь на сухой, нагретый солнцем, камень.
- Первое письмо получит наш будущий зять, волею судеб, отсутствующий сейчас в городе и не ведающий о том, какие беды постигли семью его будущей невесты.
- Парис из дома Эскала, - медленно проговорила Капулетти, - красивый, умный и благородный юноша. И кровь правителя Вероны течет в его жилах...
- Бог дал нам только одну дочь, - ровный и холодный голос зазвучал чуть глуше, - мы должны позаботиться о том, чтобы у нее было достойное и надежное будущее.
- А знаешь, Парис напоминает мне тебя таким, каким я тебя увидела в первый раз...
Солнечный диск закатился за башни старой крепости. На улицы Вероны опустились мглистые сумерки. Ветер усилился, и каменная скамейка утратила остатки дневного комфорта. Надо было возвращаться домой. Капулетти мягким движением поправила камзол мужа и пригладила прическу.
- Когда Парис вернется, наш траур закончится. Мы можем начать готовиться к свадьбе уже сейчас - я не думаю, что юный граф нам откажет.
- Самое главное, что ему очень нравится наша Джульетта. Он никогда этого не скрывал.
- Это хорошо, когда мужчина ничего не скрывает, - дождавшись, когда муж повернет к ней несколько обескураженное лицо, Капулетти улыбнулась и поцеловала его в щеку, - я одобряю твой выбор и твое решение. Думаю, что так будет лучше для всех нас.
Они обнялись. Синьор Капулетти подумал о том, что несмотря ни на какие жизненные невзгоды, он благодарен небесам за такую умную и красивую жену. Синьора Капулетти подумала о том, что, несмотря на все недостатки ее мужа, ей было бы очень страшно остаться одной, и даже невольно пожалела вдову синьора Монтекки.
Университетский друг Бенволио и духовник Джульетты - священник Лоренцо, подслушивавший из-за живой изгороди, подумал о том, что если наследница семьи Капулетти узнает о планах родителей, она, чего доброго, наложит на себя руки...
...
Лай и скулеж собак возвестили о приближении зверя еще до того, как топот и хруст валежника достиг ушей. Высокий, превосходно сложенный мужчина, стоявший в центре поляны, повернулся на шум. Из-за деревьев выскочил кабан - дюжий черный зверь почти метровой высоты. Одна из гончих повисла на нем, но даже ее острые зубы не могли прокусить "брони" из засохшей смолы и свалявшейся шерсти.
Меч в руках мужчины описал ровную восьмерку. Кабан взвизгнул и кинулся навстречу новому противнику, низко опустив уродливую клыкастую голову. Зверь намеревался атаковать снизу вверх, целясь в бедро или живот, разодрать все до костей, изуродовать, убить. Он делал так уже много раз, но в этот что-то пошло не так. Человек взмахнул мечом, сделал быстрый, широкий шаг в сторону и точным веерным ударом из-за головы перебил кабану хребет. Передние ноги хряка подогнулись, он зарылся мордой в траву и, прокатившись несколько метров, замер бесформенной зловонной грудой.
- Вот это удар! Браво, синьор! - подъехавший паж быстро спрыгнул с лошади и для верности потыкал добычу древком охотничьего копья.
- Обычный, - мужчина передал меч другому пажу, надел поданный берет и плащ, ловко запрыгнул в седло, - попробуй сам как-нибудь, тебе тоже понравится! Это не сложно.
- Вам бы все шутить, синьор, - рассмеялся паж, - думаю, я бы от страха Богу душу отдал еще до того, как меня зверь растерзал!
Признание вызвало всеобщее веселье и бурю одобрительных усмешек.
- Хех, да уж, - мужчина пригладил аккуратно подстриженную бороду, - ладно, повеселились и будет! У нас много дел. Где Джанни и Пьетро? Куда их опять понесло?
- Не гневайтесь на них, синьор. Решили проучить одного юного хама, шлявшегося по угодьям...
- Этого еще не хватало, - пажи боязливо смолкли, видя, как красивое загорелое лицо их господина мгновенно окаменело, а глаза опасно сузились, - где они?
- У придорожного распятия, синьор...
...
- Ой, Матерь Божия-а-а-а и святой Франци-ы-ы-ы-ыск!.. - возопил, лежавший на земле и державшийся за причинное место, Джанни. Падая после сокрушительного удара коленом, он умудрился рассадить себе голову о распятие, и теперь памятник скульптуры двухсотлетней давности украшало жирное кровавое пятно.
Отступив на полшага, Ромео выставил руку с кинжалом вперед, готовый сделать выпад мечом в случае необходимости. Нужно было держать дистанцию - противник явно превосходил его в силе и габаритах, а удары наносил и вовсе пушечные. В таком поединке даже самая ничтожная ошибка могла стать последней. Джанни резко умолк, но затем снова возобновил свой скорбный вой, нагнетая обстановку.
- Тебе это с рук не сойдет! - Пьетро скрипнул зубами и провел сложную испанскую атаку с финтом, от которой юноша не без труда, но смог уклониться.
- Позволь мне решать, что тут кому сойдет с рук, а кому - не сойдет! - услышав за спиной не допускавший возражений голос, здоровяк побледнел и опустил клинок.
Ромео не мог знать, как ситуация будет развиваться дальше, но временная передышка никак не была лишней. Юноша перевел дыхание и постарался успокоиться. Дыхание медленно, но верно восстановилось, а вот успокоение все не приходило. Незнакомца на белой лошади он никогда не встречал, но его манеры, необычайное богатство костюма и красная бычья голова на гербе безошибочно подсказывали юному веронцу, с кем его только что пересекла судьба.
- Где ваша лошадь? - спросил незнакомец. Взгляд у него был спокойный, но острый и тяжелый, как боевая секира.
- Была привязана к этому дубу, синьор, - Ромео собрал в кулак всю свою отвагу, чтобы не отвернуться, - но ваши люди быстро избавили дерево от мук: перерезали упряжь и прогнали лошадь на все четыре стороны.
- Какие молодцы! - несчастный Пьетро побледнел еще сильнее. - Пример поразительного великодушия. Эй, Пьетро! - казалось, еще секунда, и могучий паж рухнет без чувств. - Будь любезен, раз уж ты у нас сегодня добрый самаритянин, предоставь этому синьору своего скакуна.
Ромео, между тем, не знал, что ему делать и что стоило сказать. Всадник приблизился, на его благородном лице сияла искренняя и немного смущенная улыбка.
- Простите моих легкомысленных слуг. Вы преподали им хороший урок, да и я этого так просто не спущу. А теперь, если вы, разумеется, не против, составьте мне компанию за ужином. Готов присягнуть на Евангелии: вам есть что рассказать, ибо ни за что не поверю, что одинокого путника в эдакую глушь привели заурядные дела...
...
- ...И получается, что устранив вас, он развязал руки вашим недругам. Да, герцог Эскал - самодур, живущий в своем собственном мире. Я знал это и ранее, но ваша история послужила мне очередным тому подтверждением.
- У людей, владеющих большой властью, свои представления о законе и правоте, - стол ломился от яств, но собеседник Ромео почти не притронулся к пище, а в процессе разговора и у самого юноши аппетит улетучился, - простите, если мои слова задевают вас.
Взгляд-секира снова опустился на веронца, но быстро соскользнул в сторону.
- Вы тоже не поймите меня превратно, - мужчина повертел пальцем маленькое стеклянное блюдечко для соуса, - мое предложение продиктовано не обостренным чувством справедливости. Но, в частности, им тоже. Правитель не имеет права отрываться от реальности, окружающей нас. Подобное редко проходит без последствий и, как правило, только преумножает страдания его подданных.
Ромео отпил немного вина. Слишком крепкое - нельзя больше, иначе можно потерять голову, а рассуждать нужно было как можно яснее.
- Я понимаю, о чем вы сейчас думаете, - мужчина резко оживился, блюдечко закрутилось быстрее, - и вы совершенно правы, синьор Монтекки! Я не испытываю ни малейшей симпатии к Венецианской Республике. К ее вассалам, в число которых входят герцоги и герцогини Венето - и наш общий знакомый, Эскал. Все эти люди - мои враги, и если я могу нанести им чувствительный удар, я его наношу.
В голове у юноши зашумело. Поначалу он списал шум на действие алкоголя, но так громко стучало его собственное сердце. Собеседник Ромео тем временем снова стал воплощением каменного спокойствия.
- Получилось так, что в данный момент на пересечении моих и ваших интересов образовался один общий участок.
- Да... - хмуро выдохнул Ромео.
- Синьор Монтекки? - новая интонация заставила веронца поднять глаза. Лицо его собеседника, озаренное неровным огнем свечей, было открытым, взгляд - легким и исполненным сочувствия. - Подумайте как следует. Я не хочу вас подталкивать к принятию того или иного решения. Все, что вы делаете... вы должны желать этого сами. Должны быть честными по отношению к самому себе в первую очередь.
- Желать... - в горле Ромео запершило, и не от вина. Он подумал о Меркуцио, извивавшемся на окровавленной брусчатке. - Пока что мои желания приносят только боль и гибель. Мне иногда думается, что я не просто так заслужил все это...
- Заслужили или нет - никто из смертных знать не может. Я в том числе.
Ромео кивнул.
- Но одно я знаю и вижу точно. Вы страдаете. И страдаете вы из-за любви. Возможно, ваша юность не дала вам должного опыта, поэтому послушайте меня, синьор. Любовь - не хрупкая и неопытная девушка, похожая на вашу Джульетту. Она не дается нам сугубо потому, что мы остры на язык и хороши собой. Любовь - это статная и грациозная дама, дама расцветшая, знающая свою цену. Ее нельзя взять просто так. За нее нужно бороться, и бороться нужно так, как могут бороться только настоящие мужчины. Потому что только настоящий мужчина ее достоин и получит ее...
Юноша помрачнел, и это не ускользнуло от внимания его собеседника.
- Простите меня. Увлекаешься иногда собственными мыслями... я вас уже и так слишком утомил, а вам нужно отдохнуть. Лучше мы завтра вернемся к нашему разговору. Я все-таки не лучшее время выбрал, чтобы его начать.
- Нет, ничего страшного, вы меня простите, я очень устал с дороги, - Ромео поклонился и направился к выходу.
- Доброй ночи, синьор Монтекки.
Дверь протяжно скрипнула и в обеденном зале воцарилась тишина - лишь изредка за окном лаяли гончие или протяжно кричала какая-то ночная птица. Нетронутые тарелки и кубки напоминали фигуры, расставленные на шахматной доске в ожидании развязки затянувшейся партии. Некоторое время мужчина сидел неподвижно, продолжая вращать пустое блюдечко. Затем отодвинул его в сторону, встал из-за стола и направился в свой кабинет. Полуживой Пьетро стоял на карауле у входа. Герцог валанский и романьольский оглядел дрожащего пажа и критически покачал головой.
- Ни ума, ни совести. Вели подготовить трех коней, и разбуди гонцов. Будь любезен, быстрее, чем машешь мечом.
Пьетро сорвался с места подобно молнии. Чезаре Борджиа поморщился и размял пальцы. Ему отдыхать было некогда - нужно было успеть составить послания для капитанов ди Ламона и делла Вольпы. Да, и для Микелетто Корельи - похоже, в этот раз без него никак не удастся обойтись...
...
- Завтра в полдень Их сиятельства герцог Эскал и благородный синьор Капулетти приглашают всех честных веронцев и веронок на свадьбу благородного синьора Париса и прекрасной Джульетты! - глашатай громко отхлебнул из бурдюка и прочистил горло. - Лучшие музыканты со всего Венето, трюкачи, дрессированные звери, карлики и уроды! Приходите, и пусть вся Верона ликует...
- Да уж... - Бенволио одернул плащ и свернул в сторону кабака. - Одним веселье, а кое у кого завтрашний день станет самым черным в жизни.
Оказавшись в полутьме питейного заведения и подслеповато рыская среди пьяниц, бретеров и шлюх, молодому человеку далеко не сразу удалось обнаружить отца Лоренцо. Слывя человеком безупречных моральных принципов и редкой набожности, священник в таких местах чувствовал себя как рыба в воде и маскировался практически идеально.
- Прости, дружище, - протискиваясь среди опустившейся публики, Бенволио наступил на ногу какому-то лысому детине, шумно впившемуся в несвежую веснушчатую девицу неопределенного возраста. Детина, не отвлекаясь от девицы, показал увесистый кулак, но дальнейшей агрессии не проявил. Девица саркастически закатила глаза и скривила губы - она-то явно успела заскучать.
- Не самое лучшее место, - виновато пожал плечами Лоренцо, сидевший на соседней с развратниками лавке и ужинавший кислым итальянским пивом, - не хотел, чтобы нас видели.
- Я так и понял, - Бенволио неуклюже плюхнулся на лавку, а вот от пива воздержался, - ты нашел его?
- Да, поэтому и позвал тебя.
- Слава Богу! - молодой Монтекки вздохнул с облегчением, однако, какое-то недоброе предчувствие не покидало его. - Ты рассказал ему про идею с сонным зельем?
- Он не стал со мной разговаривать...
- Что-о-о?!..
- ...он хочет разговаривать только с тобой, - священник говорил сбивчиво, тревожное ощущение усиливалось, - и как можно скорее.
- Ничего не понимаю. Где же мне искать его?
Лоренцо наклонился к самому уху Бенволио и у того глаза полезли на лоб.
- Он здесь!
- Что?! В Вероне?! Он спятил?!
- Не исключаю, что спятил, но все же не настолько спятил. Он остановился на постоялом дворе в окрестностях города. Правда, о возвращении Ромео уже повсюду разговоры идут! Ох, боюсь я за него!
- Его схватят при первой возможности, - Монтекки не мог поверить своим ушам, - а тогда его ждут топор или веревка... или и то, и другое одновременно. Проклятье, опять время работает против нас. Я пойду к нему. Ты готовь зелье. Сдается мне, это - наш последний шанс...
...
Они обнялись. Так крепко, словно виделись в последний раз. Вроде бы и прошло всего несколько месяцев, но Ромео постарел лет на десять. Фигура казалось тощей и нескладной. Лоб прорезали морщины. Щеки покрылись неровной синевой от первого бритья.
- Ты уже знаешь - завтра она...
- Знаю, - отрешенно произнес Ромео. И все же было видно, что он места себе не находит.
- Мы с Лоренцо придумали кое-что, - Бенволио быстро огляделся, желая убедиться, что поблизости нет лишних ушей, - он нашел один рецепт, почти безопасный...
- Нет.
Они молча стояли и смотрели друг на друга. Походило на беспокойный нелепый сон.
- Нет? В смысле...
- Бенволио, мне надо идти, - Ромео опустил глаза, - я хочу, чтобы ты кое-что передал матери. Завтра на рассвете, это важно. Здесь большая сумка и письмо...
- Ты решил сдаться?! - Беволио отступил на шаг. Этот день, похоже, должен был загнать его в могилу. - Меркуцио погиб зря?!
- Нет.
- Тогда я не понимаю...
- Бенволио, - было видно, что говорить юноше очень трудно, и он еле подбирает слова, - ты всегда был мне больше, чем другом. Больше, чем братом. Ты не понимаешь меня... но поймешь. Не сейчас. А сейчас просто верь мне. И обязательно сделай, как я говорю.
- Хорошо.
- Прости меня, очень тебя прошу. А теперь мне нужно идти.
Они обнялись. Так крепко, словно виделись в последний раз...
...
- Дураки вы все! - махнул рукой Вито. - И ничего не понимаете в искусстве! Вот будь моя воля, я бы непременно пошел посмотреть на свадьбу молодого графа...
- На карликов и уродов?! - фыркнул Гильермо. - Да от одного взгляда на них вино и закуски обратно полезут. Тоже мне удовольствие. Нисколько не виню капитана, что он сегодня поставил в караул именно нас. К дьяволу свадьбы!
- Да ну вас!
- Раз такой умный и изящный, то отвали от нас, темных и убогих, - беззубый Пандольфо скорчил преотвратную мину, - и заодно освободи место у жаровни!
- Вот именно! Перед рассветом самый холод, а он еще выпендривается!
Вито сплюнул и, сцепив руки на груди, слегка притаптывая ногами, подошел к краю стены.
- Эге, ребята, смотрите, кто это там топчется на мосту?!
Остальные стражники побросали свои дела и приблизились к парапету.
- Какой-то парнишка, - Пандольфо приложил ладонь к глазам, - кажись, совсем продрог. И чего приперся в такую рань? Все одно, мы его еще час в город не пустим...
- Ребята... - протянул задумчиво Вито. - А ведь я знаю, кто это. Это молодой Ромео Монтекки, изгнанник и убийца. Про него уже пару дней говорили, что он поблизости отирается.
- Нет, - Гильермо надел шлем и проверил, не примерз ли меч к ножнам, - это уже не изгнанник и убийца. Ромео Монтекки, ребята - это мое новое сержантское звание...
...
Бенволио вертел письмо в руках. В голове у молодого аристократа царил полнейший бардак. Во всем, что произошло за день, было что-то глубоко неправильно, но что именно - он никак не мог понять. "Письмо на рассвете" звучало зловеще. А еще эта странная сумка... кстати... где она?
Монтекки спустился в конюшню. Излишне заботливые конюхи сняли с лошади всю сбрую и вынесли в сарай. "Зябко!" - подумал Бенволио, пересекая двор. Впрочем, небо уже вовсю розовело, крыши виллы Монтекки вдалеке покрылись мягким утренним золотом, а значит, день обещал быть теплым, может быть даже жарким.
Большой холщовый мешок зацепился за стремя, тесемки развязались и болтались как сомовьи усы. Мысленно прокляв криворукую челядь, Бенволио склонился над сумкой и изучил ее содержимое. Это содержимое ему очень не понравилось. Какие-то тряпки. Куча одинакового тряпья. Похоже было на гербовые накидки, но в полутьме детали трудно было разобрать.
Распахнув ворота сарая, Бенволио вышел на свет. Так и есть. Гербовые накидки. С красной головой быка...
...
Дверь караулки приоткрылась. Стражники тихо вышли за ворота. В утренней дымке фигура продрогшего юноши на противоположном конце моста была четко различима.
- Синьор! - негромко позвал Гильермо. - Что же вы мерзнете, идите скорее сюда!
Монтекки не двинулся с места, стоял и дрожал крупной дрожью. Гильермо двинулся вперед, делая быстрый жест Пандольфо - беззубый стражник взял правее и начал заходить сбоку.
- Синьор, вы совсем продрогли! - до юноши оставалось шагов десять, но он так и не шевелился. Было видно, что он болезненно, мертвецки бледен. Приметив, что в руках у Вито появилась дубинка, стражник скинул плащ, взял его двумя руками. - Вот, укройтесь моим плащом!
Юноша не шевелился. "Неужели он еще ничего не заподозрил?" - запоздало подумал Гильермо. Ромео, не мигая, смотрел ему через плечо. Волосы под шлемом начали подниматься дыбом.
- Засада! - Гильермо открыл рот, но шелковый шнур, резко затянувшийся на его шее, помешал что-либо сказать. Пинок под колено поверг стражника на землю - последним, что Гильермо увидел в своей жизни, был Пандольфо, рухнувший под ударами темных фигур, вылезших из-под моста.
Не прошло и нескольких мгновений, а три человека уже лежали бездыханными.
- На удивление гладко получилось, прямо как по учебнику, - Микелетто Корелья, личный палач Чезаре Борджиа, смотал удавку и подмигнул остолбеневшему Монтекки, - ты молодец, отлично все сделал.
На мосту тем временем стало очень людно. Из окрестных рощ к городу подтягивались группы пехотинцев-романьоли, одиночные латники и всадники. Лошади тащили легкие полевые орудия. Прибыл огромный одноглазый Таддео делла Вольпе - его отряд сразу двинулся вглубь городских улиц, по направлению к замку. Вала ди Ламоне, напротив, остановился у ворот.
- Ваша броня, - оруженосец капитана учтиво передал Ромео комплект легких лат - подарок Чезаре, - все наши люди в сборе, мы можем выдвигаться к вилле Капулетти.
- Помните, что вы обещали герцогу, синьор ди Ламоне, - юноша торопливо облачался для боя.
- Помню-помню, - усмехнувшись, ветеран-кондотьер выпрямился в стременах, обратился к бойцам, - ребята, еще раз говорю, буде кто забыл: женщин не трогать. Всех, кто сдается - жалеть, кто оказывает сопротивление - под нож.
Сержанты и рядовые покивали закованными в сталь головами.
- Поспешим, друзья, - ди Ламоне опустил забрало, - если замешкаемся и не застанем врасплох, придется много убивать...
...
Последние приготовления во дворце завершились. Синьор Капулетти наконец-то возвращался домой. Карета закладывала крутые виражи на узких улочках, от этого сильно кружилась голова.
- Хочешь спать? - спросил Капулетти у пажа, зевая. Паж кивнул и тоже зевнул. - Да, сам с ног валюсь...
- Борджиа-а-а!!! - вдруг заорал кто-то дурным голосом. А потом карета страшно дернулась и понеслась с необъяснимой скоростью.
- Стой! Ты что, сдурел?! Убьешь нас всех! - Капулетти высунулся из окна, чтобы остановить кучера... и поэтому, когда карета налетела на угол здания, вылетел наружу как пушечное ядро. От соприкосновения с мостовой он мгновенно потерял сознание.
- Жжжж... ранен...
- Жжжж...мало пороха...
- Жжжж... убили...
- Жжжж... слишком много...
Через приглушенный грохот выстрелов до слуха долетали только обрывки фраз. Левый глаз ничего не видел, лицо болело. Судя по сену, разбросанному вокруг, и дивным облачкам над головой, он лежал в приконюшенном дворике. Чьи-то мягкие и очень аккуратные руки накладывали повязку.
- Милая? - осторожно произнес Капулетти.
- Ведьма, - ответил знакомый голос. Однако на этот раз в нем не чувствовалось ни высокомерия, ни злости. Только тоска и обреченность.
- Простите, синьора... я не узнал вас...
- Прощаю. И за это, и за многое другое.
Капулетти приподнялся, морщась от боли. Поверх платья Монтекки набросила солдатскую бригандину, на поясе висел короткий меч.
- Что происходит?
- Чезаре Борджиа ворвался в Верону. Кто-то открыл городские ворота и теперь его наемники повсюду. Мы заперлись наглухо и стали обстреливать их - солдаты начали штурмовать наше имение. А вас и еще несколько раненных горожан незадолго до этого нашли мои слуги, принесли сюда, - Монтекки говорила будничным тоном, было видно, что она смертельно устала.
- А я... ничего не помню. Я так спешил домой...
- Не удивлена. У вас на голове живого места нет. А что до спешки... Боюсь, вам уже некуда спешить, - женщина помрачнела и указала рукой на запад. В той стороне утреннее небо заволокло дымом, - в другой ситуации я бы позлорадствовала. А так - скорблю и соболезную вместе с вами.
К горлу Капулетти подступил ком. Он потряс головой. Хотелось рыдать.
- Они прорвались, синьора, - раненный слуга подошел и тяжело сел, опираясь на длинный боевой топор с широким лезвием.
На лице Монтекки не дрогнул ни один мускул.
- У нас есть какие-то шансы? - Капулетти поднялся и размял саднившие плечи.
- Теперь нет.
Капулетти понимающе кивнул. Огляделся по сторонам. Поняв, что истекающий кровью челядин больше не поднимется, взял его оружие.
- В таком случае, синьора, я хочу умереть сегодня вместе с вами.
- Я не хочу умирать. Ни с вами, ни с кем-то еще, - сказала Монтекки, - но раз уж так получилось... то подождите секунду.
Женщина удалилась, но быстро вернулась. Она принесла превосходной работы шлем-барбют, обшитый синим бархатом.
- Это же... - Капулетти удивленно посмотрел на нее.
- Шлем моего покойного мужа. Возьмите.
Синьор Капулетти ничего не ответил. Взял Монтекки за руку и коснулся губами изящных пальцев. Вдова печально улыбнулась. "Мир. Каким недолгим и хрупким он оказался!" - подумал Капулетти, прежде чем с оружием наперевес отправиться навстречу судьбе...
...
Рыночные телеги, расставленные на площади у герцогского замка, служили защитникам отличным укрытием. Солдаты с красной бычьей головой на груди в изобилии устилали пространство перед ними. Их упорства не хватило надолго, и они кинулись врассыпную.
- Славно! - Бенволио сжал спусковую скобу арбалета. Не без гордости заметил, как убегавший пехотинец-романьоли картинно раскинул руки, получив болт между лопаток.
- Отличный выстрел! - сосед похлопал его по плечу. - Ты смотри, они бегут! Кажись, сдюжим их!
- Кажись, нет... - хмуро проговорил торгаш с аркебузой. Рукой он указал в дальний конец площади, где замаячила фигура черного всадника на белой лошади.
- Сам явился, дьявол!.. - выдохнул кто-то.
Чезаре Борджиа пронесся по площади, выкрикивая что-то. Романьоли прекратили панику, сержанты снова построили их для штурма. Двумя колоннами они с разных сторон ударили на телеги. Впереди, охрипшим голосом подбадривая солдат, шел пружинистой походкой одноглазый латник исполинского роста.
- Вот нам и конец! - запричитал торгаш, отползая куда-то в сторону.
- Черта с два! - поднявшись над телегами, Бенволио вскинул арбалет к плечу. Латник шел прямо на него - промазать трудно. Их разделяло не более двадцати шагов.
Вдох. Выдох. Прицел. Выстрел. Болт ударил одноглазого в грудь... и, сбив офицера с ног, отскочил от прочного миланского панциря. Секунда, и гигант снова был на ногах.
- ...Плохой выстрел... - пронеслось в голове у Бенволио, а после шестопер Таддео делла Вольпы увековечил молодого Монтекки в списке погибших защитников Вероны...
...
На виллу было не пройти - латники ди Ламоне тщетно рубили и таранили толстые ворота. Из окон на них сыпались пули, болты и проклятия. Солдаты высадили одно из окон и теперь с боем пытались пробиться через коридоры первого этажа. Во флигеле для слуг занимался пожар.
"Я не смогу спасти ее из этого ада..." Пуля ударила в брусчатку рядом с ногой Ромео, обдав его пылью и мелким крошевом. Совсем близко. И тогда Ромео побежал. Он не бегал так быстро никогда в жизни и остановился, только на том месте, где лежал когда-то убитый Меркуцио. Здесь не стреляли. Здесь было тихо.
- Ну что, герой, добился своего? - спросил бы Меркуцио, издевательски ухмыляясь.
- Не добился, - сказал Ромео.
- Не слишком ли много придется заплатить, а?
- Уже заплатил. И не я один.
Ромео побежал дальше. Аллея промелькнула мутным зеленым пятном. Рядом что-то прожужжало, может пуля, а может быть жук или стрекоза. Юноша прыгнул. Схватил кованые перила обеими руками. Латы тянули вниз, но близость цели наполняла мышцы металлом. Тяжело перевалившись через ограждение балкона, Монтекки вломился в комнаты.
Молодой незнакомый рыцарь смотрел на него через фигурные прорези шлема и молчал.
- Пропусти меня к ней, - Ромео хрипел, как загнанный конь. Он жадно глотал холодный утренний воздух, но не мог успокоить измученные легкие и сердце.
- Ты к ней не пройдешь, - рыцарь вскинул меч и чекан, начал приближаться. На доспехах красовалась гравировка дома Эскала.
Отступив на шаг назад, Ромео уперся в стену. Это был последний раз, когда Монтекки отступил.
- Граф. Не надо. Пропустите меня к ней.
- Нет, Монтекки, - сказал Парис, замахиваясь чеканом.
...
Джульетта дрожащими пальцами открыла флакон. Она старалась не слушать безумного грохота и криков за стеной. Если Лоренцо не обманул, то ей будет совсем не больно. Совсем...
Под тяжестью закованного в броню тела дверь вылетела, вырвав петли и осыпав пол градом щепы. Парис, без шлема, в измочаленных доспехах с оторванным наплечником, попытался встать. Из шеи, на два пальца выше латного воротника, торчал чекан, кровь толчками била на ковер. Безумный влюбленный взгляд встретился с васильковыми глазами Джульетты и потух - граф с лязгом растянулся на полу.
Шатаясь от ран и сотрясений, Ромео вошел в спальню. Джульетта сидела на кровати в длинной белой рубашке - растрепанная, бледная и некрасивая. Горлышко флакона прижато к посиневшим губам.
- Я вернулся, - сказал юноша упавшим чужим голосом.
Джульетта зарыдала, выронила склянку, яд растекся по белоснежным простыням. Ромео сел рядом, обнял, целовал ее и гладил, размазывая свою и чужую кровь по всклокоченным светлым волосам.
Окна задрожали. Делла Вольпе зачистил рыночную площадь и теперь солдаты Чезаре под прикрытием пушек штурмовали цитадель обреченного города.
- Джульетта, я вернулся! Милая, не плачь! Не плачь, пожалуйста, не плачь! Все будет хорошо!