Многие люди хотя бы раз в жизни подвергались какой-либо небольшой хирургической операции, будь то аппендицит, грыжа и что-то ещё. Но общий наркоз не оставляет в памяти столько воспоминаний, как местная анестезия.
Лучи заходящего солнца уже почти не пробивались в окно палаты хирургического отделения местной больницы, где совсем один без соседей или друзей по несчастью лежал Колька. Блин сколько уже времени прощло подумал Колька, вечер или ночь. А где все? Наверно вечер уже почти темно, в августе рано темнеет. Ладно сейчас по радио время скажут. Маленький радиоприёмник в углу палаты что рассказывал, осталось только дождаться сигналов точного времени. Где-то подсознательно он знал что уже около десяти вечера. Впереди ещё вся ночь, жаркая летняя, без глотка воды, которую ему придётся провести совсем одному...
Длинный сегодня день получился. Утром часов в 5 проснувшись от невыносимой боли в животе, проглотив "ношпу", пролежал ещё полчаса скрючившись на диване. Рвало. Пил воду, опять рвало. Выпил какие-то другие таблетки. Ничего не помогало, боль была просто не выносима, тошнота и рвота. Даже хотелось лезть на стенку. Наверно вчерашние грибы, неужто поганки поел. Вот невезуха. В 7 утра сходил к соседям вызвал скорую, всё терпел до этого часа, боялся разбудить добрых людей в воскресенье. Медики приехали около 8, осмотрели, сказали собирайся поедешь в больницу, скорей всего у тебя аппендицит. Сборы были недолгими. В голове мелькнули мысли ну наконец-то, скоро все это кончится. Как же не так. До 9 просидев в коридоре приёмного покоя и выждав наконец то свою очередь Колька ни о чем не мог больше думать как только о скорейшей операции и завершении его мучений. Но ему пришлось ещё пару часов ждать результаты анализов, пройти процедуру подготовки к операции. И только после этого медсестра предложила лечь на стол. Колька лежал на столе и ждал, наконец медики собрались. Пара уколов какого-то препарата в живот, один в плечо. Затем закрыли шторку, чтобы оперируемый не видел всего происходящего со своим организмом. После почувствовал холодок - живот чем то обработали. Ещё несколько минут и операция началась. Сегодня было довольно жарко для августа около +30 днём, к вечеру обычно спадало. Но все равно жарко. Старенькая санитарка или медсестра сидела рядом пытаясь отвлечь разговорами на посторонние темы, про школу, про родителей, просила рассказать какие-нибудь не пошлые анекдоты. Какие к черту анекдоты, когда у тебя в животе скальпелем орудует дядька с повязкой на лице в светлозелёном халате и шапочке. Жуть как хотелось пить. Но только влажной марлей она проводили по губам и все. Нельзя. Первые минут десять после начало операции ощущений никаких не было. Лишь затем началось. Колики и рези, жар и холод, непередаваемые ощущения от боли и беспомощности. Хирург глянув на Кольку только раз сказал - "А теперь потерпи мы немного за кишку потянем". Обессиленный Колька только и выдавил из себя: "Ну хвати уже издеваться". Чем вызвал смех и улыбки медицинского персонала. Минут через сорок после начала врач показал какого-то белого всего в крови червяка - "Это твой аппендикс, Люба, можно зашивать". Ну вот и всё. Через полчаса оказавшись в палате, Колька почувствовал себя ещё хуже, наркоз стал проходить, боль усилилась, в руках и ногах появилась какая-то неизведанная слабость. И жара, жара, пить хотелось со страшной силой, но было нельзя. Через пару часов таких мучений, врач приказал поставить очередной обезболивающий укол. И всё Колька уснул. Он проспал до вечера и даже не догадывался, что приходила мама, и сидела возле него сколько могла. Протирала его вспотевшее лицо влажной салфеткой. Но затем она ушла, может попросили уйти. Колька проснулся. Мокрая простынь и пижама, немного некомфортно, но было лучше. Боль почти ушла, жажда тоже. Было почти хорошо, но все равно чувствовалась слабость. И поговорить даже не с кем. Хотя как говорить, во рту ощущалась противная сухость. Дотянувшись до кнопки на стене, Колька к удивлению обнаружил что она не работает. Оставалось ждать. И слушать радио. Спина уже окончательно затекла от неподвижного лежания, но повернуться на бок почему-то не было сил. Хотя весь сегодняшний день он не съёл ни крошки, чувства голода не было. Какое-то совершенно другое чувство одолевало его, его мысли, что же это? Какая-то неизбежность и безысходность, или просто одиночество. Когда ты оказываешься совершенно беспомощным и рядом никого нет. Все думают ты спишь, а ты не спишь, и ничего не можешь поделать с этим. Колька закрыл глаза, может ещё усну, а утром будет все хорошо. Но сон не приходил. И радио продолжало свой монолог в углу. Звук казался все громче и громче, хотя никто не убавлял или добавлял громкость. В эфире шел очередной концерт по заявкам радиослушателей. Песни причем современные лились из динамика одна за другой. Что-то я раньше таких не слышал, подумал Колька. Хотя, да нет, не слышал. Но голос певца был каким-то родным и близким и таким знакомым. А из динамика продолжало разноситься на всю палату: "... Ну, вот и все, не нужно мне, с тобою быть и день и ночь. Ну, вот и все, пора луне в осенних тучах...". Мелодия ритмично отбивалась в голове. И дальше неслось опять: "...Да, ты права - я твой палач, но выпал снег не к сентябрю." Хотя был ещё август но сентябрь был не за горами. И снег в сентябре выпадал иногда очень неожиданно. Как например в прошлом году, проснувшись утром обнаружил на деревьях, цветах, дорогах и крышах первый мягкий снег. Вечером уже были только грязные лужи, а остатки белого нашествия красовались скромными полосками на полях за городом. Припев песни почти запомнился, ведь несколько раз повторялось: "О, как похож ты, тающий снег, своим коротким существованьем... Мою любовь напомнил ты мне, такую же первую, такую же раннюю." Затем песня неожиданно прервалась сигналами точного времени. Только Колька почему-то вспомнил то о чем ему напомнили эти слова. Перед глазами мелькнул силуэт одноклассницы Ленки с соседнего дома. Как они не долго но дружили. Как идя вечером к ней и встретив её с другим лицом к лицу, выслушав обидные до слёз слова - "Прощай ты мне не нравишься, я люблю другого". Бежал без оглядки подальше от всех. Как сидел один на берегу речки. И сквозь слёзы обиды и боль смотрел на мутную апрельскую воду. Влюбиться в тринадцать лет в девчонку из своёго класса и не скрывать этого. Гулять с ней вечером по улицам и во дворе, а затем получить под глаз, нет не от соперника, а от разжигателей местных конфликтов. И все закончилось как в этой песне только наоборот: "...не нужно мне, твоих ночей, твоей любви...". Хотя какие ночи в 13. Только целовались пару раз. И этого казалось очень много. А бессонные ночи когда спать совсем не хочется. Всё из-за любви. Эх где бы взять местную анестезию. Мысли смешались, глаза слипались, а радио уже давно молчало. Сон победил Кольку. Через неделю его выписали из больницы. Через месяц он узнал что неизвестная песня это очередной ласковомаевский хит. Купленная в кооперативном киоске кассета была затёрта что называется до дыр, плёнка безжалостно зажёвана, местами порвана и склеена, и доживает свой век в коробке, в старом гараже.
Однажды, когда прошло больше двадцати лет, Николай Петрович возвращался уставший с работы домой, день выдался злобным, скандальным. На работе долго и безуспешно разругался с руководителем смежной службы. Начальник сей старый дед, ещё коммунистической закваски, с явными признаками бюрократа и маразматика довольно долго и нудно испытывал его терпение. Но оно терпение ведь не железное, и нарывало долго и лопнуло как гнойный нарыв, и понесло. Зная что он не прав старый "пень" не сдавался до последнего пуская в ход все свою изощрённую натуру, опускаясь до ругательств. В конце концов битва была проиграна, а раны были с обеих сторон. Раны больше душевные, а не физические. Николай чувствовал себя совсем опустошённым. Стоя в пробке на своём "Renault" он включил радио, к своему удивлению из приёмника неслось таким знакомым мальчишеским голосом: "...Забуду я твой летний взгляд, тепло травы забудешь ты. Пойми же, я не виноват. А первый снег убил цветы...". Голова на мгновенье просветлела мысли о ста каплях коньяка, как лучшем средстве после такого сражения ушли куда-то безвозвратно. Почему то вспомнилась Ленка, давно уже замужняя дама, и старенькая больница в маленьком городке, и операция, и местная анестезия...