Мальцев Александр Васильевич : другие произведения.

Блокнот желаний

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как это просто - взял блокнот, записал желание и оно сбылось. Но это потом, а сначала догадайся, что блокнот не простой.

  
  БЛОКНОТ ЖЕЛАНИЙ
  
  
  В какой-то момент Юрка перестал раздражаться, он растерялся и захлопал глазами. Раздражение довольно быстро уступило место растерянности. И причина в такой перемене была весьма существенная, не каждый же день услышишь такое. Да и кто бы устоял, кто бы сохранил холодную невозмутимость и не выпал в состояние сковывающей оторопи, когда бы произнесли следующие слова:
  - Процедура... позвольте, я употреблю это слово для обозначения того, что Вас ожидает в ближайшее время, возможно, сегодня вечером, - говорил парень в чёрном пиджаке с коротким стоячим воротником, - и процедура довольно простая. Никаких умопомрачительных сложностей. Берёте блокнот. Открываете. Ручкой или карандашом записываете желание. Всё! Закрыли блокнот и ложитесь спать. Ваше желание будет выполнено.
  И говорилось так серьёзно, уверенно, что у слушающего сознание оказывалось на некой границе. В голове стремительно формировались два трудно совместимых мнения, разделённые явственной и жирной чертой, той самой границей. Можно мысленно шагнуть как в одну сторону, то есть поверить на слово странному парню (но на фоне огромного сомнения), принять к сведению ошеломительную информацию и обрадоваться открывающимся фантастическим перспективам, так и в другую - то есть смело предположить, что перед тобой стоит самый обыкновенный любитель розыгрышей (или необыкновенный, с причудой). Юрке осталось только сделать выбор, и он знал какой. Уж кем-кем, а чудовищно наивным он не был.
  А стоящий перед ним парень был сама искренность и деловитость. Если он был глумливым махинатором или хладнокровно издевающимся шутником, то только высокого полёта в обоих случаях.
  После произнесённых слов он поднял глаза и бросил взгляд на Юрку - так ещё смотрят, когда очень надеются, что не надо будет повторять второй раз. Взгляд говорил: "Я так верю в твою сообразительность, сделай так, чтобы я не разочаровался в твоей способности схватывать доносимую мысль с лёту, тем более что она не так уж сложна, тем более что ограничены во времени мы оба, ты и я".
  Но Юрка его разочаровал.
  - Не понял... Это как?.. Я беру блокнот...
  Блокнот - тонкая книжица размером пятнадцать сантиметров на двадцать - был поднят до уровня груди. На обложке являла себя неброская и простая картинка - на слабо-зелёном фоне чёрная чернильница, в которую воткнуто ослепительно белое гусиное перо. Некий литературно творческий контекст - то есть непринуждённо делался намёк, что в блокнот желательно записывать возвышенные стихи, а не что-то примитивно-обыденное, например, "не забыть купить картошку".
  - Открываю, - Юрка перевернул обложку, скользнув взглядом по открывшемуся чистому листу, - беру ручку и...
  - Записываете желание, - закончил фразу парень. - Присутствуют и ограничения.
  - Ага, - иронично улыбнулся Юрка. - Ограничения, значит. А я-то думаю - когда же подвох откроется... Так вот он - ограничения.
  Парень пожал плечами.
  - Таковы правила, не мною придуманы, - сказал он веско, - не мне их менять. Моё дело только донести информацию.
  - Ага, - улыбка у Юрки стала шире, ехидство искрилось в глазах, - где-то я нечто подобное слышал. На прошлой неделе пытался я решить одну проблему. И пришлось там с одним канцелярским упырём дело иметь. Я ему говорю: "Результатом ваших действий является то, что остаётся только смотреть и удивляться, каких размеров может достигать идиотизм и некомпетентность и какие причудливые формы они могут принимать". А он мне в ответ как раз про правила, которые не он придумал. Он мелкий, но твёрдый, практически не изнашиваемый винтик в огромном механизме. Так вот, наличие не прикрытого ничем идиотизма я усматриваю и в нашем с Вами разговоре.
  Парень заскучал. Взгляд стал грустным.
  - Мне нет никакого дела до Ваших визитов к канцелярским упырям, как Вы изволили выразиться, - отрезал он.
  Юрка смерил его своим удивлённым и одновременно с этим весёлым взором. В этом пиджаке парень смотрелся как разжалованный старший офицер, с которого неизвестно за какие прегрешения сняли погоны, петлицы, шеврон и прочие знаки отличия. Хотя в целом костюм строг, деловит и сидит отлично.
   Затем Юрка протянул ему блокнот.
   - Выражаю Вам искреннюю благодарность за потраченное на меня время. Ищите дураков в другом месте. Желаю Вам успеха в этом деле, благо болванов немало бродит по земле, поиск не будет долгим.
   Парень дёрнул плечом, в недоумении скривил тонкие губы и протянул руку, чтобы взять плоскую книжицу с девственно чистыми листами.
   - Как хотите, - сказал он в высшей степени безразлично. - Вы меня утомили. У меня кончился запас слов. У меня больше нет отточено-выверенных фраз убеждения. Родник эрудиции иссяк.
   Вот это безразличие на лице и откровенное равнодушие в голосе кольнули Юрку. Так бывает, когда продавец предлагает добротный товар со значительной скидкой. Настойчиво так, агрессивно предлагает. Покупатель боится подвоха - это в честь чего такая щедрость? Отказывается. Продавец хмыкает и всем своим видом говорит: "Не хочешь, не надо, на твоём месте моментально окажется другой. И этот другой выиграет, ему улыбнётся удача, а ты придёшь завтра и купишь втридорога то, от чего сегодня воротишь нос".
   - А, нет! - Юрка отвёл руку с блокнотом в сторону. - Я так думаю, что мне полагается компенсация за израсходованные эмоции и потраченное напрасно время. И компенсирую я их блокнотом!
  - Сложно-то как с Вами, - выдохнул владелец костюма со стоячим воротничком.
  - Сложный я человек, - с некоторой гордостью в голосе сказал Юрка.
  - Да, - морщился парень, - не только о Вас речь. Романтики в людях не стало.
  - Романтики? - удивлялся Юрка неожиданному повороту в разговоре.
  - Ага. Её самой. Все верят, что их обманут, и вера сия служит неким сомнительным мерилом интеллекта. Чем больше ты веришь в чужое коварство и остерегаешься, тем считаешься умнее, как самим собой, так и окружающими. Упустил шанс - не поверил, но никто не подумает записывать тебя в глупцы, даже когда ты упускаешь реальный шанс по пять раз на дню.
  - А что здесь алогичного? - спросил Юрка. - Лучше сто раз не поверить и остаться при своих, чем один раз поверить и потерять всё. Ну, если не всё, так многое.
  - Ой! - парень озабоченно посмотрел на часы. - Я же опаздываю! Сколько же я на Вас времени убил! Давненько у меня такого не было. Да и...
  Он сказал что-то ещё, но Юрка не расслышал - рядом закричал мальчуган в синей курточке. Одновременно с этим недалеко стоящая девушка громко окрикнула подругу: "Люба!!!". На крик повернулось столько женщин, что в первые секунды думается не о силе окрика, который невольно заставляет обращать внимание на крикнувшего, а о том, что все резко повернувшие головы женщины - Любы, и безмерно удивляться - вот просто поразительно, сколько же Люб одновременно оказалось в одном месте, словно кто-то специально собрал их здесь.
  Пока эти мысли промелькнули в голове скорострельной очередью, парень успел исчезнуть. А Юрка хмыкнул, пожал плечами. Блокнот был небрежно брошен в пакет.
  
  
  Выходной день. Как много дел Юрка запланировал на этот день. Но когда настал час вычеркнуть первый пункт из списка того, что необходимо было сегодня сделать - купить нужную книгу, то его поджидало разочарование. Книги в этом огромном - в три этажа - магазине не оказалось. Книжная секция размещалась на втором этаже, и занимаемая площадь позволяла надеяться на положительный результат. Юрка долго скользил взглядом по бесчисленным полкам. Переходил от одного стеллажа к другому. Начинал нервничать, а взвинченные нервы, как известно, плохой помощник в деле, какой бы направленности и характера дело ни было. Отчаялся и обратился за помощью к девушке-консультанту. Стройная брюнетка долго не могла понять, что от неё хотят. Юрка нервничал ещё больше; по слогам произносил название, а затем фамилию автора-иностранца; просил не путать - то есть пояснял, какое сочетание звуков обозначает название, а какое - фамилию. Девушка поняла последовательность, когда Юрка усилием воли вернул себе спокойствие и заговорил не так сбивчиво. Последующие пять минут он следовал за ней, пока они фактически повторяли путь от стеллажа к стеллажу, пройденный Юркой некоторое время назад.
  - Я сейчас посмотрю в компьютере, - сказала она немного обиженным голосом.
  - Посмотрите, - тихо сказал Юрка.
  Они прошли в дальний конец зала.
  Компьютер, этот венец человеческой мысли в области электроники, заставил усомниться в своей полезности.
  - Знаете, - на Юрку смотрели очаровательные глаза, - такой книги, к сожалению, у нас нет.
  Осталось только глубоко вдохнуть-выдохнуть, пытаясь поспешно сбалансировать расшатанную нервную систему, - ценные два часа потрачены зря.
  - Вот этим у вас, - Юрка сделал два шага в сторону, выдернул первую попавшую под руку книгу, - все полки забиты.
  На тёмной обложке была изображена отрезанная голова, сбоку кинжал с обильными следами крови, и сверху - глаза, горящие в темноте недобрым фосфорным светом; черная надпись сбоку утверждала, что содержимое является мировым бестселлером. Юрка помахивал книжкой и в эти движения старался вложить как можно больше обличения и упрёка.
  - Хорошей, толковой, нужной книги у вас нет, а это у вас есть! Вы... чем и для кого торгуете? Я столько времени убил у вас! Два часа!
  - Можно сделать заказ, - старалась выправить ситуацию девушка.
  - Не надо... Извините... Как-нибудь в другой раз.
  А потом стало стыдно за свои нервы, и он сказал ещё, опустив глаза к полу:
  - Простите, я был непозволительно эмоционален.
  Девушка заулыбалась.
  - Привыкшие мы. Ничего страшного, - сказала она. - Я раньше в продуктовом на рынке работала.
  - А, - с пониманием кивнул головой Юрка. - Всё равно простите.
  - Прощаю, - мило ответила девушка.
  Юрка быстро зашагал к выходу.
  
  
  Вот на выходе из отдела Юрка и налетел на этого парня.
  - Вас встретила удача! - громко сотрясался воздух. - Разрешите Вас поздравить с тем, что Вы стали обладателем блокнота желаний. Далеко не каждому так везёт.
  "Какая глупая, прямолинейная рекламная акция, - подумалось в первые секунды Юрке, - агрессивно всучить за просто так залежалый товар, а в перспективе иметь положительный баланс с рядом круглых нулей".
  - Это что ещё за удача? - недружелюбно сказал Юрка.
  - Блокнот желаний, - бойко ответил парень.
  - Блокнот чего?
  - Желаний. Единственный экземпляр на ваш город. Следующий появится не раньше как лет через десять. А то и все двадцать.
  - Ай... - Юрка вскипел, - чего только не придумают, какое только слово не найдут для рекламы. Придумали ведь - "желаний". Ещё бы слово "чудес" употребили. Чего только не услышишь от стремящихся что-то продать - "сказочные автомобили", "магические шоколадки", "волшебные инструменты", а теперь - "блокнот желаний".
  Юрка предпринял попытку обойти парня и, ускоряя шаг, покинуть это здание, в котором царствует дух торговли и холодных улыбок.
  Попытка оказалась безуспешной - парень снова преградил путь.
  - Извините, но, кажется, я был Вами неправильно понят, - быстро произносил он слова. - Блокнот выдаётся бесплатно. Он не будет Вам ничего стоить.
  - Ещё бы! - возмутился Юрка.
  - Это не будет стоить Вам ни копейки. Но какие открываются возможности!
  - Ага! Сейчас ни копейки, а потом?
  - Потом всё зависит от Вас. Только исключительно от Вас.
  - Мне надо идти.
  Юрка сделал шаг в сторону. Вторая попытка отделаться от назойливого распространителя блокнотов также была безуспешной. Парень, отчаянно улыбаясь, как на рекламе зубной пасты, опять вырос перед ним.
  - Позвольте, я украду у Вас две минуты. Две минуты. Не больше. Вы просто-напросто не поняли, не прониклись... Я бы не отнимал у Вас время, а цену времени я прекрасно знаю, как никто другой, поверьте мне, но существуют некие правила...
  - Какие ещё правила, к чертям собачьим? - злился Юрка.
  - Блокнот передаётся первому встречному. Идиотское правило, да? - парень смотрел, и его взгляд просил понимания.
  - Да, - твёрдым голосом ответил Юрка. - Идиотское. Полностью с Вами согласен.
  - Сколько раз я ставил вопрос о его пересмотре, - вздыхал распространитель блокнотов, - расширить варианты от одного человека до трёх. Хотя бы до трёх. Я же не настаиваю на десяти. Нет! Они непоколебимы. Только первому встречному. И так из века в век!
  - Мне нет никакого дела до ваших правил, - зло шипел Юрка, - которые Вы сами называете идиотскими. За язык никто не тянул. Можете считать, что Вы меня не заметили. Прошли мимо. А первой встречной оказалась вон та девушка. В розовой курточке. Парень, иди к ней. Иди, осчастливь её дармовым приобретением.
  - Нет, не могу. Я не могу позволить особой комиссии уличить меня в нарушении правил и тем самым поставить под угрозу свою репутацию исполнительного работника...
  - Твои проблемы, - перебил его Юрка.
  - Я прошу две минуты. Всего две минуты...
  В результате вышло не две минуты - минут пятнадцать. Юрке всовывали в руку блокнот, он решительно отказывался. Иногда отказ сопровождался жёстким сарказмом, иногда откровенным хамством, так не красящим человека...
  Результат известен - блокнот очутился-таки в пакете.
  
  
  Вечер окрасил небо и дома в тёмные тона. Юрка уже пятнадцать минут как дома. Включить телевизор охоты не возникало. Осточертело это сомнительное окно в мир. Хотелось сидеть в тишине, бездумно смотреть на деревья в сквере, который был рядом с его домом, смотреть на далёкие застывшие облака. Намеченные на этот день дела получилось разрешить только наполовину. Книга... Он так и не купил нужную книгу. Вспомнился тот странный парень, который вырос перед ним рядом с книжной секцией. Чудаковатый. Право слово - чудной какой-то. Блокноты распространяет. И идут же на такую работу, Юрка никогда бы не пошёл, если только под страхом расстрела или виселицы. Удивительный рекламный ход - блокнот желаний. Ведь придумают же такое...
  И вот ещё что странно - а от какой фирмы, от какой компании блокнот? Кажется, на обложке чернильница и гусиное перо. Неброско так... Странно... Они что производят? Они чем торгуют? Эти загадочные "они". Не чернильницами же, не перьями же.
  Безмолвие дома нарушил телефон. Пришлось с кряхтением и неохотой подняться и выйти в коридор - аппарат находился там.
  - Юрка? - заговорила трубка.
  Звонил Коротков, его голос был распознан мгновенно - только он говорит так подчёркнуто отрывисто и резко.
  - Ты чего на мобильный не отвечаешь? - возмущался Коротков.
  - Зарядка кончилась, - вяло оправдывался Юрка. - Разрядился, они обладают такой особенностью - если долго не заряжать, то потом не работают.
  - Так заряжай!
  - Сейчас поставлю на зарядку... А ты чего хотел-то? Твоё какое дело - работает у меня мобильник или нет?
  - Завтра тебе заехать надо в одно место. К одному человеку. Юра, кроме тебя, некому. Выручай. Обстоятельства, понимаешь. Невыездной у нас там нарисовался. А забрать у него кое-что надо. Понимаешь?
  - Почему-то я не удивляюсь этому обстоятельству. И куда? К кому? И что забрать? И кто там невыездной у нас на завтра нарисовался? И почему?
  - Ермачков... У него... это...
  Причины, которые заставляли Ермачкова завтра остаться в пределах стен его квартиры, Юрке были неинтересны. Спросил машинально.
  Обычное дело - кто-то заболел, или неотложные дела держат дома, завтра его не будет в рабочем кабинете, а надо у него что-то срочно забрать или что-то срочно передать, и открылся данный факт, как всегда, в последний момент, вечером. Такое случалось не раз. И каждый раз все полагали, что удобнее всего заехать - забрать - передать - получить именно Юрке. Точка, которой обозначено на городской карте место его проживания, находится ближе к центру. Он живёт как-то одновременно близко ко всем. Кому-то надо пересекать весь город - от одной окраины до другой, но только не Юрке. Ему рукой подать до всех. Он может выбрать самый удобный маршрут следования, минуя автомобильные пробки, у других никак не получается избежать этого городского зла, как ни жаждали они обратного.
  - Адрес говори, - буркнул Юрка. - Хотя погоди... Найду на чём написать. И чем написать.
  Под руку подвернулся блокнот. Тот самый. По приходу домой он был извлечён из пакета и небрежно брошен на тумбочку в коридоре поверх бесплатных газет, которыми старательно и бесперебойно заполняли почтовые ящики почти ежедневно.
  - Записываю... Улица какая?..
  Юрка записывал неаккуратным размашистым почерком на первой странице блокнота: "На Гражданскую к 8-00..."
  - Номер дома?.. Квартиры?.. - ворчливо спрашивал Юрка. - Как?.. Тоже девятнадцать?.. Хорошо, понял.
  На лист ложились цифры - "19... 19..."
  Трубка возвращена на место. Разговор закончен - текущие проблемы добрый сослуживец выверенно-точно перебросил на Юрку.
  Он вернулся в комнату. Блокнот швырнул на журнальный столик. Взгляд упал на диван.
  - Ну, можно и прилечь, - было рекомендовано самому себе.
  Перед сном Юрка всегда читал. Устраивался поудобнее на диване, включал бра, раскрывал книжку - одну из тех, что перечитывались постоянно, книжка распахивалась на произвольной странице. Уважаемые им книги читались с любого места.
  Сон сморил его после двух страниц.
  
  
  
  * * *
  
   Юрка открыл глаза и увидел небо - бездну пронзительной синевы. Небо было глубоким, чистым, ни облачка.
   Подумалось - никогда он не видел такого неба - такого завораживающе необъятного - тем более из окна своей квартиры, лёжа на диване утром. Чтобы вот так - проснуться и из одного мира перенестись в другой, из мира сновидений в мир чистого неба, в мир, где так хочется парить, устремиться ввысь, утонуть в необхватной синеве. Эта умиротворённая, какая-то тихая, безмятежная мысль мгновенно сменилась следующей, приземлённой и максимально приближенной к здравому пониманию окружающего пространства - это почему он так видит небо? Каким-то удивительным способом диван придвинулся ближе к окну? Или размеры окна необъяснимо загадочно увеличились?
   Мысль интересная...
   Скосив глаза, Юрка старался охватить взглядом как можно больше. Везде было небо. Не было стен, обоев, штор и телевизора на высокой тумбе. Только небо.
   Он повернул голову. Что-то острое впилось в щёку. Острым оказалась обыкновенная травинка.
   Юрка вскочил. Метров через десять начинался редкий лес. Вокруг него прибитая жёлто-зелёная трава застыла причудливыми волнами. Серая птица оторвалась от земли, быстро махая крыльями. Стройная одинокая берёза живописно смотрелась на фоне насыщенной глубины неба.
   И, как скоро открылось, был он в этом распахнувшемся и принявшем его удивительном мире не один. Юрка повернулся и наткнулся взглядом на человека. Оставалось только расширить глаза и смотреть на странного, словно мгновенно выросшего из земли, человека - невысокий мужчина; на нем шинель, широко распахнутая на груди и туго перетянутая тонким ремнём на поясе. Шинель длинная. Возможно, касается земли, но разглядеть невозможно - ноги у него утонули в траве. Юрка несколько раз смерил его изумлённым взглядом.
   Драная, какая-то приплюснуто-мятая шапка; цепкие, насторожённые, - не испуганные, а именно насторожённо-оценивающие, - глаза, так смотрит человек, который много повидал на своём веку и пережил немало бед, он уже давно ничего не боится, чудовищно трудно поселить ужас в его сердце. Но главным была борода. Большая, объёмная, тёмно-русая с рыжеватым оттенком около рта. Казалось, что кусок взъерошенной пакли небрежно приклеили к лицу.
   Человек зашевелился. Он поднёс руку к плечу. Юрка только сейчас заметил покачивающийся ствол винтовки за его спиной. Оружие сдёрнуто с плеча.
   Лязгнул затвор. Звук железа был чётким и страшным.
   Юрка впился взглядом в глаза этого человека в шинели, силясь понять его ход мыслей. Смотрел, как тот совершал привычные для него движения, - это угадывалось, это присутствовало в каждом жесте, ничего лишнего - корпус тела чуть в сторону, винтовка в руках, грубые толстые пальцы лежат на металле. Минимум движений, чтобы быстро снять оружие, передёрнуть и навести ствол на неожиданно появившегося противника.
   И понял Юрка, и от этого жуткого понимания похолодело в груди, чужими стали руки, ноги. Мысль в голове человека с винтовкой в руках была проста, предельно ясна, прямо-таки незатейлива - ведь порой приходится задумываться о более сложных вещах, - пристрелить прямо сейчас или обождать? А если ждать, то чего, и есть ли смысл в этом туманном никчемном ожидании? В этом направлении развивались нехитрые мысли в голове человека - и понял Юрка ход этих мыслей, прочитал по глазам.
   Хрип прорвал спазм, сдавивший горло. Руки, не подчиняясь разуму, зажили собственной жизнью, стали совершать хаотично-круговые движения. Появилась противная неподконтрольная дрожь в правом колене.
   Чёрная точка ствола опустилась. Дыхание у Юрки хоть и оставалось по-прежнему глубоким, но появилась некоторая лёгкость - видимо, решение произвести выстрел у этого, чёрт знает откуда взявшегося человека с оружием было поставлено под сомнение.
  Бородач наклонил голову.
   - Ну, шо, кадетик, - услышал Юрка его густой, но одновременно с этим какой-то потрескивающий голос, - в штаб Духонина тебя определим... Так, шо ли?
   - Куда определим? - на судорожном выдохе спросил Юрка.
   - Пшёл!!! - гаркнул бородач. - Сведём тебя покуда к товарищу Артанову... Шлёпнуть тебя завсегда успеется... Эть мы мигом...
   Винтовкой он указал направление, куда следовало идти.
   Рой мыслей в голове. Юрка не мог сосредоточиться ни на одной. Он беспрекословно выполнял то, что от него требовалось. Приказали идти - надо идти.
   Травяной ковёр поля пересекала прямая дорога, на которую они довольно быстро вышли. Серая пыль; синие, жёлтые цветы вносили разнообразие в этот удивительный мир, в который выпал Юрка этим утром. Физика данного процесса была непостижимой для воспалённого разума, придавленного стрессом - не каждый же день на тебя наводят ствол оружия.
   Юрка шёл впереди, конвоирующий его бородач держался метрах в трёх сзади и чуть левее. Дорога уходила вверх - на вершину пологого холма.
   Юрка постоянно оглядывался. Ноги казались деревянными, и эта чужеродность ног стала восприниматься как норма - нижние конечности автоматически переставлялись. Земля неожиданно кренилась, и Юрка понимал с некоторым опозданием - он споткнулся. Но произошло маленькое чудо - ему удалось удержать равновесие и не упасть вниз лицом в дорожную пыль.
   Оглянулся в очередной раз.
   - Не зырь!!! - предостерегал бородач. - Пальну!
   Навстречу кто-то шёл. Какая-то группа людей.
  Человек десять вытянулись в колонну. Когда они подошли ближе, Юрка рассмотрел их ошалелым взглядом.
   Впереди плотного телосложения командир - присутствовало множество признаков, которые позволяли сделать именно такой вывод. Перетянут ремнями; огромная красная звезда с округлёнными лучами на фуражке; коробка маузера на правом боку и шашка в ножнах на левом; высокие блестящие сапоги; и форма... подчёркнуто подогнанная. Остальные не так выгодно смотрелись на его фоне. Кажется, только трое были в сапогах - грязно-рыжих, истоптанных, рассохшихся, грубых. У других на ногах был какой-то удивительный гибрид лаптей, тряпок, верёвок. Гимнастёрки выцветшие.
   Примкнутые штыки грозно покачивались в такт движениям.
   И было в их виде что-то такое... уверенное, правое. Их не остановить. Главное не форма, а содержание. Сапоги, гимнастерки, всё превратится в прах, который развеет ветер времени. Но останется идея, которая движет ими, которая делает их поступь железной и необратимой.
   В нос ударил запах застарелого пота.
   - Семён, кто такой? - спросил командир.
   - Спаймал, - ответил бородач. - Кадетик далёко не убёг... Жила тонка... Товарищ Артанов меня до Сорокина посылал. Обратным путём гляжу - контра на травке почивает. Как по городу мы-то ночью вдарили, они, поди, усе в бега подались. Этот далеко не убёг.
   В его голосе присутствовала откровенная гордость.
   Юрка поймал на себе несколько равнодушных взглядов смертельно уставших людей. Злости в глазах не было, и этот факт давал сумрачную надежду на лучшее.
   - Артист, шо ли? - командир смерил Юрку брезгливым взглядом. - Обува на нём, как у артиста.
   - Товарищ Артанов дознается, хто он. Артист аль контрик, - веско произнёс Семён.
   - Ну-ну, - подвёл черту под непродолжительным разговором командир.
   Промелькнул последний человек в колонне. Они расходились.
   Расстояние между ними быстро увеличивалось. Красноармейцы, - а это были, несомненно, они, - уходили навстречу своему страшному будущему. Куда же они с недружелюбным бородачом держали путь, Юрка старался не думать. Точнее, он не мог думать. Мысленно делал шаг в будущее и оказывался в какой-то непроглядной холодной темноте.
   С вершины холма открылся вид на город. Над низкими домами возвышалась церковь без креста. Тёмно-синяя гладь реки слева.
   Дорога вниз была недолгой. Город начинался сразу. Только что справа и слева была бескрайняя трава, и вот мощёные улицы, закрытые ставни домов, добротно сколоченные высокие заборы. Перед глазами у Юрки всё плыло. Распылённое сознание фиксировало действительность только фрагментами. Вывеска "Трактиръ"; протяжный скрип телеги, проехавшей очень близко, - жёлтая куча сена на ней смотрелась, как нечто запредельно нереальное; сосредоточенные лица людей - мятые фуражки у мужчин и тёмные платки женщин.
   Потом был огромный двор, наполненный людьми и лошадьми. Кто-то куда-то постоянно перемещался, запрягали коней, слышались требовательные крики, на три телеги что-то грузили, кажется, какие-то ящики, и высокий человек в очках руководил этим нервным процессом.
   - Осторожнее, черти! - кричал он.
   Потом был коридор, дверь...
  
  
   ...Юрка сидел на табурете в страшно накуренном кабинете. Тяжёлый табачный дым стелился пластами. Табак, который здесь курили, кажется, называется махоркой. Неимоверными усилиями воли Юрка старался не рухнуть в бессознательное состояние и самое главное - понять, что от него хотят услышать.
   - Как звать? Имя? Фамилия? - спрашивали его грубо.
   И в голосе вопрошавшего явственно присутствовало - он имеет право, он убеждён в этом праве, без всяких ограничений морального свойства, именно так спрашивать - бесцеремонно, с нажимом, без глупых и лишних игр в тактичность.
   На эти вопросы ответы были. И Юрка быстро отвечал.
   Но дальше!
   - Происхождение? - как тяжёлый колун нависал над головой следующий вопрос.
   - В смысле? - быстро переспрашивал Юрка
  - Не виляй!
  - Чьих я буду? - боясь задохнуться, спрашивал Юрка.
   - Родители кто? Дворянин? Из купеческих? Из поповских?
   - Это... отец по электронике. Мать оператор... на ком... пьютере...
   - Что?!! - грубо и резко, как выстрелы, звучали вопросы. - По какой ещё тронике? На каком ещё ютере? Виляешь, тварь. По-русски говорь! Аль ты не русский?
   - Не кричите. Я не совсем точно выразился. Я сейчас объясню. Я сейчас всё объясню, - старался вселить в их сердца спокойствие Юрка.
   Но как надо правильно, как точно выразиться, как им объяснить, Юрка не знал.
   - Адреса всех активных членов контрреволюционных организаций города, - требовали дальше.
   На него смотрело круглое лицо с пшеничными усами. Этот человек сидел на стуле в метре от Юрки. Сидел не так, как обычно сидят люди, а наоборот - лицом к спинке стула, широко расставив ноги, небрежно положив тяжёлые грубые руки перед собой. Стул, не лишённый изящества и, видимо, чудом уцелевший в железно-кровавом молохе революции, явно не вписывался в интерьер кабинета; место такой мебели в дворянской усадьбе или в доме оборотистого купца.
   - Не знаю я... - Юрка улыбался улыбкой сумасшедшего, - я не отсюда. Я... понимаете, не здесь живу...
   И он слабо и плавно махал рукой в сторону плотно закрытой двери. И жестами, и выражением лица давал понять, что "не здесь" находится очень далеко, за чертой порога двери, за пределами этого города, этого времени и пространства.
   - Понятно, - сурово заключал товарищ с пшеничными усами, - дурочку валяем. Думаешь, мы для дурака пулю пожалеем? Неученый, поди.
   За его спиной находились двое - один в папахе и зелёном френче, а второй в суконном шлеме, по форме похожем на древнюю ерихонку, - алая пятиконечная звезда на тёмно-сером сукне - самое яркое, что было в этой комнате. И ещё на нём была чёрная кожаная куртка - старая, поношенная, с белыми размытыми полосами потёртостей.
   Эти двое расположились друг напротив друга за столом, сколоченным из широких грубых досок.
  Все вприщур смотрели на Юрку. Сидевшие за столом повернули головы, а товарищ на стуле, чуть подавшись вперёд - своим суровым взглядом заставлял вжиматься в ветхий табурет.
   - Кем был-то? - спросил владелец суконного шлема.
   Он задал вопрос и после произнесённых слов снял свой заострённо-милитаристский головной убор, положил на стол. Русые волосы - чёлка прилипла ко лбу.
   - Я? - заёрзав, как-то глупо спрашивал Юрка.
   - Да, ты, - тяжело ронял слова товарищ.
   Он резко повернулся всем корпусом. Кожа куртки издавала мягкий скрипучий звук. Рука широко скользнула по столу, задела шлем, который переместился и оказался на самом краю стола. Но строгий человек в чёрном не заметил этого, буравя Юрку взглядом.
   - Фрунзевку уронишь, - каким-то будничным, каким-то на удивление искренне переживающим, домашним голосом сказал товарищ в зелёном френче. Он словно актёр, который забыл про главную линию своей страшной роли, выпал из образа и озаботился такой вот мелочью не по сценарию - головной убор не упал бы на пол. Сделав предупреждение, он глубоко затянулся толстой самодельной папиросой (в обрывок пожелтевшей газеты завернули щепотку крепкого табаку), и через секунду его лицо спряталось в облаке дыма.
   Шлем снова оказался в руке владельца. Ещё секунды две покомкали и затем положили на дальний конец стола - чтобы в дальнейшем точно не задеть рукой.
   - Кем я работаю? - уточнял Юрка. - Инженер первой категории. Маркетинговые исследования.... Наш отдел недавно реформировали. Меня повысили. Со второй категории перевели на первую, соответственно, с повышением оклада, с учётом штатного расписания...
   Юрка понимал, что говорит этим суровым людям чёрт знает что. Но ещё он понимал, на уровне глубинного инстинкта, что самое страшное будет сказать неправду. Эти люди чуют ложь за версту, на подсознательном уровне ощущают отклонение от истины. И сознание диктовало ответ - лучше сказать чистую правду, какой бы нелепой, фантастичной и бредовой она для них ни была. Как говорится - из множества свалившихся зол выбрать то, которое позволит выжить. Пока так, а дальше видно будет.
   Товарищи недоумённо переглянулись. Сидящий прямо перед Юркой поднялся со стула и, брезгливо косясь, сделал несколько шагов в сторону.
   Комнату заполнила тревожная тишина, даже крики на улице почему-то прекратились.
   - Макар, - обратился к товарищу с пшеничными усами тот, который был в кожаной куртке, но уже без суконного шлема на голове, - теряем время... Его надо...
   Он сделал какой-то круговой жест правой рукой - значение жеста было непонятно Юрке, но, видимо, очень понятно для этих двоих. По крайней мере, для товарища в зелёном френче точно - он нехорошо, хищно улыбнулся, сверкнув зубами. Он сунул руку в карман и извлёк револьвер. Огонёк самокрутки в углу рта вспыхивал и подрагивал.
   - Хорошо, товарищ Артанов, - сказал Макар, поглаживая бережливыми движениями свои усы цвета зрелой пшеницы.
   "Товарищ Артанов, товарищ в кожаной куртке Артанов, - клокотала обезумевшая мысль в голове Юрки, - это о котором говорил Семён-бородач, за главного у них? Комиссар?"
   И стало Юрке неописуемо страшно... В груди холодело и одновременно нестерпимо больно жгло... И до этого момента было страшно, но теперь ужас проник в самые потаённые места подсознания. По всему выходило так, что решение, как поступить с ним дальше, окончательно оформилось, и теперь от пустых слов пора переходить к делу.
   "Ошарашить! Их надо чем-то ошарашить, - сверкала в сознании спасительная мысль. - Удивить, потрясти..."
   Юрка вскочил.
   - Товарищи большевики! - голос, словно винт, который провернул окаменевшую породу и зазвучал, зазвенел, разгоняя веером спрессованный воздух. - Я всё понял! Товарищ Артанов, идёт гражданская война. Трудовые массы решительно и смело сбросили с себя ярмо эксплуататоров. Идут страшные и жестокие бои рабочего класса и трудового крестьянства за светлое будущее человечества...
   У человека во френче гримаса ярости исказила лицо, он испепелял взглядом Юрку. Взгляд заставил замолчать. Ствол револьвера описал в воздухе дугу.
   - За наши слова спрятаться решил, - слова сопровождались шипением.
   - Обожди, Егор, - товарищ Артанов сделал успокаивающий жест.
   Затем он поднялся из-за стола, - скамья с шумом отодвинулась, - с интересом и, как показалось Юрке, с легким ехидством посмотрел на него. Так смотрят на неудачливого фокусника, у которого спрятанная карта выпала из рукава.
   - Товарищи, вы послушайте! Я знаю! Я знаю! И мои познания заставят вас удивиться. Так сказать, воспрянуть духом! Ваше дело будет доведено до победного конца! Кровь будет пролита не зря!
   Юрка напирал голосом, реакцией на его слова были застывшие в изумлении лица. Даже у товарища Артанова ехидный взгляд пропал, полностью уступив место крайней заинтересованности и удивлению.
   - Красная Армия выйдет победителем в этой войне. Будут разбиты все белые армии. Колчак, Деникин, Юденич и Врангель. Непобедимая Красная Армия разобьёт всех. Уйдут прочь интервенты. Советская власть будет везде. Красное знамя революции разовьётся над одной шестой суши земного шара...
   Юрка перевёл дух и продолжил:
   - Пролетят двадцатые годы. Начнутся трудовые пятилетки. Будут построены новые заводы и фабрики. Создадутся колхозы. Победят безграмотность и разруху. И под руководством великого товарища Сталина, стоящего у руля партии и государства...
   - Кого? - перебил Юрку вопросом товарищ Макар.
   - Что? - захлопал тот глазами.
   - Под руководством кого, спрашиваю? - протяжно и требовательно звучал вопрос.
   - Сталина, - быстро и твёрдо ответил Юрка.
   - Это... кто?
   Таким вопросом убивают. Юрка сдавил ладонью горло. Вымученно прокашлялся. Спросил чуть осипшим голосом:
   - Как кто?
   - Это я тебя спрашиваю, морда ты цирковая, Сталин - это кто?
   - Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза... Э-э-э... Не сейчас, потом... Или уже сейчас?.. Не помню... Он самый главный большевик в Советской России после Ленина. Самый главный в двадцатые, тридцатые, сороковые годы двадцатого столетия. До тысяча девятьсот пятьдесят третьего года он будет руководить страной и партией.
   Товарищ Макар медленно повернул голову и встретился взглядом с товарищем Егором. Револьвер того теперь был нацелен в пол. Рука обмякла.
   - Он же... Мужики, товарищи, он же... больной... Полоумный... Это кого Семён приволок?.. Юродивого?
   - Обожди, - сказал товарищ Артанов, сделав три шага к Юрке.
   Когда остановился, подал голову чуть вперёд. Взгляд цепкий, принизывающий.
   - Товарищ Сталин станет во главе партии? - спрашивалось тихим, вкрадчивым голосом.
   - Да кто такой Сталин? - уже существенно повышая голос, спрашивал товарищ Макар.
   - Его портреты будут по всей стране. Почти в каждом кабинете, - вжимая голову в плечи, сказал Юрка.
   Артанов еле заметно мотнул головой, словно отгоняя странное видение.
   - Интересно... интересно, - говорил он. - Любопытно... Я уж думал, ничто не удивит меня в жизни. Допрашивал я... фабрикантов, купцов, офицеров. Что только они не выкрикивали перед смертью. Но такое!.. Предвидеть победу Красной Армии... Так... я сказал бы, восторженно... как-то. И такая диковинная фантазия... Сталин...
   - Кто такой Сталин? - в очередной раз спросил товарищ Макар, в его голосе отчётливо сквозил упрёк за невнимание к его вопросу.
   - И правда, - поддержал его Егор, поправляя папаху. - Мы в столицах наскоком бываем. И всего два раза.
   Артанов резко повернулся.
   - Ну, что же вы, товарищи... Таких людей не знаете... Ай-ай-ай...
   - Я товарища Ленина знаю, - сказал Макар, - товарища Троцкого знаю...
   Поведя подбородком, Артанов разъяснял:
   - В семнадцатом году... Сталин - один из руководителей Центрального комитета.
   - Большевиков? - спросил Егор, недоверчивость сквозила в его голосе.
   - Да, - спокойно отвечал Артанов. - Петербургского комитета партии. Член редколлегии "Правды". Член Политбюро ЦК и военно-революционного центра. Народный комиссар по делам национальностей.
   - А, припомнил, - Егор прятал револьвер в карман. - С Кавказа он. Помню по Питеру. То ли осетин, то ли грузин... С акцентом говорит...
   После этих слов его лицо стало суровым. Он дополнил:
   - Проверенный революционный боец. Владимир Ильич ценит. Организаторский дар имеет...
   Он последний раз глубоко затянулся. Затем окурок был брошен на пол и громко, с каким-то излишним остервенением затоптан сапогом.
   - Был, - продолжал Артанов вкрадчивым голосом, - председателем военного совета Северо-Кавказского военного округа.
   - В Царицыне, - по интонации голоса было непонятно, спрашивает или утверждает товарищ Макар.
   - Да, в Царицыне... С Климом Ворошиловым и Мининым, - утвердительно кивал головой Артанов.
   - Давил тогда атаман Краснов, - лицо у Макара стало пунцовым, - давил... Удержали тогда Царицын с трудом... Эх, меня бы туды. С моей проверенной сотней бойцов.
   Затем покосился на Артанова и добавил с подчёркнутым укором:
   - Мы революцию не в столицах делали. Всех не упомнишь...
   В этот момент дверь распахнулась, и в комнату влетел паренёк. Шапка съехала на затылок и каким-то чудом оставалась на голове.
   - Товарищ Артанов, - заговорил он запыхавшимся голосом. - Белые в балке! Пушки у них. И казаки! Сотни три будет. Но энти поодаль стоят. В лесочке схоронились.
   - Та-а-ак...
   Юрке показалось, что протяжно сказали все трое одновременно.
   Товарищи быстро покинули комнату, вслед за выскочившим стремительно пареньком. Но как только они вышли, зашёл Семён.
   - Караулить тебя будем, - сказал он, усаживаясь на освободившийся стул. - А што тебя стеречь-то?
   Винтовку Семён расположил между колен. Смотрел он на Юрку непонимающим взглядом, как на некое недоразумение.
   - Шлёпнуть тебя, кадетик, и делов-то.
   Юрка тяжело задышал. Лихая мысль подхватила его.
   - Семён, всё неправильно, - сказал он.
   - Шо? - прозвучало в ответ.
   - Господи, - Юрка закрыл лицо руками. - Происходит чудовищное... Ты за что воюешь? Миллионы русских убивают русских. Во имя чего? Вот, скажи мне, зачем тебе это надо?
   - Не гетируй тут, - удивительно спокойно предостерёг его Семён.
   Но Юрка, попавший в водоворот бурного потока из мыслей и чувств, не послушал своего стража и продолжал:
   - А ты хоть знаешь, чем всё закончится? - отрывал он ладони от лица. - Наивный. Думаешь, что ты воюешь за свободу? За свою личную свободу?.. За равенство? За землю, которая достанется крестьянам? Да? Закончится всё тиранией, загонят тебя за новый забор, где и сидеть тебе до скончания века, сухари жевать. Ты хоть понимаешь это? Ты - раздуватель пожара мировой революции. Человек с ружьём.
   - Чудно ты говоришь, - сказал Семён со смачным ударением на вторую "о".
   Всё это время он сидел неподвижно, равнодушно смотря на пленника.
   - Ты за что воюешь? Ответь мне, - напирал голосом Юрка. - Зачем ты взял в руки винтовку и убиваешь?
   Сначала в движение пришла борода, словно Семён что-то старательно разжёвывал. Затем он перебросил ствол винтовки с правого плеча на левое.
   - Слухай, кадетик, - заговорил он.
   - Да не кадет я! - криком перебил Юрка. - К конституционным демократам я не имею никакого отношения.
   - Замолчь, - сурово ответил Семён. - И слушай... Я, кадетик, тебе про жисть на земле сказывать не буду. Шо значит пахать и сеять, тебе никогда не понять. Не та у тебя порода. Я тебе расскажу, что дед мой сказывал. Барин у них был. Как вина переберёт, он забаву себе устраивал. Парней и девок в лес загонит и бегает за ними. И не так себе бегает, сапоги богатые топчет, а с пистолем бегает. Пуляет. Так вот, кадетик, завтра, если товарищ Артанов добро даст, ты у меня по полю бегать будешь. А я стрелять буду. На всё воля божья - сразу тебя пуля догонит, и душа твоя к небесам взлетит, аль в срамные места я попаду, и муку страшную ты терпеть будешь. И только опосля смерть придёт за тобой.
   С каждым словом его взгляд воспламенялся всё больше и больше. А ладонь бережно гладила винтовку.
   Юрка покусывал губы, на лбу появились крупные капли пота.
   - А при чём здесь я? - спросил он. - Почему я должен отвечать за поступки какого-то барина? Семён, здесь налицо явная алогичность.
   - Замолчь, - с шипением произнёс Семён. - Про город я тебе сейчас сказывать буду. Как с жинкой и чадами в городе жисть стали. Как я на завод шёл работать. Идёшь по мостовой, а городовой тебя споймает и кулаком по мордам. Вина твоя, шо не так идёшь, не так зенки твои смотрят.
   - Какой городовой? - не понимал Юрка.
   - По одёже городовой, - шевелил бородой Семён. - А на заводе двенадцать часов горячее железо тягаешь. Чуть шо не так, мастер тебе - штраф! - голос Семёна становился громче. - Чуть встал не так - штраф! Рот раззявил - штраф! Это жисть? Я тебя, кадетик, спрашиваю - это жисть?
   Семён поднялся. Одновременно с ним поднялся и Юрка.
   - А дадут тебе за труды праведные копейки! - громко заполнял пространство комнаты голос Семёна. - И снесёшь ты до избы копейки. А изба та зовётся бараком. И место тебе в углу! За отрепьями, где ты с супружницей своей и с чадами! Это жисть? Кадетик, ответь мне - это жисть? Так скотина не живет, а мы жили.
   Юрка хотел что-то сказать и подкрепить слова жестом, но не смог.
   - Слухай дальше, - громыхал Семён. - У меня пять дитёв было.
   Он растопырил пальцы и вытянул руку.
   - Пять! И троих господь прибрал! Варвару я первой схоронил, дочурку свою ясноглазую. Ивана в землю родную положил! Данилка помер! И жинка моя, Екатерина Степановна, в четырнадцатом годе преставилась по жисти такой! Это жисть?!!
   Затем он вскинул винтовку. Лязгнул затвор.
   - Ответ тебе держать, кадетик. За чад моих и за жену мою.
   Юрка попятился, споткнулся о табурет, рухнул на деревянный пол, пахнущий чем-то смолянистым и кислым.
   Дверь распахнулась. На пороге пожилой солдат.
   - Семён, чо творишь?!!
   Волна гнева быстро пошла на спад.
   - Да так, - опускал винтовку Семён. - С кадетиком за жисть калякаем. Мозгу друг дружке правим. Он мне, а я ему.
   - А?.. Ну, ты не боль тут.
   - Не боись, Захар, - успокоил вошедшего Семён, - ждать мы могём... Мы его пулей чуть погодя наградим. А то глупость городит. Захар, он тут меня пытает, за что мы с тобой кровь льём.
   Захар посмотрел брезгливо на лежащего Юрку, сплюнул и вышел, громко захлопнув за собой дверь.
   Семён сел за стол. Задумчивый взгляд воткнул в стену. Он словно забыл про пленника.
   А Юрка лежал тихо, боясь пошевелиться. Пусть будет так - он лежит, не видит больше горящих глаз, наполненных священным гневом, Семён думает о своём, иногда поглаживая бороду грубой ладонью.
   К великому удивлению Юрки, к нему начал подкрадываться сон. Необратимо тяжелели веки, сознание окутывала темнота...
  
  
  
  * * *
  
  Проснувшись, Юрка долго лежал неподвижно. Боясь каким-нибудь неловким движением спугнуть безмятежную тишину и покой. Удивительно, как можно просто радоваться тишине, самому обыкновенному безмолвию, отсутствию звуков, далёких шумов.
   Он дома. Вне всяких сомнений. Смотрел на белоснежную гладь потолка. Ошалелая и одновременно с этим вяло-пришибленная мысль предпринимала одну за другой попытку охватить и как-то систематизировать широкую гамму чувств, вызванных пережитым за ночь.
  Затем сел. Бессмысленный, пустой взгляд. Это подумать только - удивительный сон, так похожий на реальность. Никогда он такого не испытывал.
  - Да-а-а... приснится же такое, - тихо произнёс он. - Человеческий сон - таинственное явление... Чёрт, надо будет сонник посмотреть. Это к чему такое приснилось?
  А затем Юрка вздрогнул. И вздрогнуть его заставила штора - она зашевелилась, всколыхнулась, словно подхваченная резким порывом ветра, который каким-то загадочным образом преодолел такую преграду, как оконное стекло, при этом сохранив силу и напор.
  Юрка вскочил. Впился взглядом в материю блёкло-синеватого цвета. Необъяснимое, то есть решительно выходящее за рамки общеизвестных законов природы, конечно же, забавная вещь, но при условии, что происходит непостижимое не на твоих глазах. Про такое лучше смотреть по телевизору или слышать нервно-сбивчивый рассказ очевидца - смотреть, слушать и глумливо усмехаться.
   А штора тем временем успокоилась, застыла. Висит, как висела. Именно в этот момент Юрка понял - какой же отвратительный цвет у шторы. Как раньше он не видел этого откровенно вопиющего факта? Уму непостижимо. Хотя где-то на глубинном подсознательном уровне понимал - дело не в цвете, который вдруг разонравился, а в страхе. Страх поселило в душе очевидное и невероятное событие - престранные и сильные порывы воздуха в закрытой комнате. Рад бы не поверить, а вот не получается - видел, изумлялся и некоторое время неописуемо ужасался.
  Удивительные события этого утра и не думали заканчиваться. Штора снова ожила, отодвинулась в сторону, и... в комнату шагнул человек.
  Юрка стал отчаянно ловить воздух ртом.
  - Ап... Ап... А-а-а... - раздавались сдавленные звуки.
  Горло словно свинцом залили. Наконец-то свинец исчез и комнату заполнил истошный крик:
  - А-а-а-а-а!!!
  Юрку на несколько шагов отбросило назад, как будто он получил мощный удар в грудь. Упал, споткнувшись обо что-то, кажется, о пуфик. Резко поднялся и отступил ещё на два шага.
  - Спокойно, спокойно, - неожиданно появившийся человек делал успокаивающие жесты руками. - Ну что Вы так испугались? А?.. Только, пожалуйста, без фанатизма и средневековых суеверий. А также без глупого мордобоя. В меня не надо ничего кидать, особенно острое и тяжёлое, меня не надо обзывать. Я уверяю Вас в том, что громкий крик "Сгинь нечистая!" не изменит сложившейся ситуации. Вношу предложение остаться в рамках приличий общения, которое человечество выработало, пройдя долгий и тернистый путь от звериных шкур и сырых пещер до двигателей внутреннего сгорания и удобств в доме, так сказать, до унитаза.
  Юрка узнал в неожиданно появившемся человеке того самого парня, который всучил ему вчера в магазине блокнот. На нём был тот же чёрный пиджак со стоячим воротничком.
  - И как путешествие? - спросил парень, дружелюбно улыбаясь. - Вы довольны выполненным заказом?
  - Какое путешествие? - у Юрки подрагивали губы. - Какой ещё заказ?
  - Как какой? - у парня от удивления поднялись брови. - Ваше желание. Ох, парни из отдела приёмов так удивились. Не часто приходят такие заказы. Такие желания. Всё больше бытового свойства, например, чтобы на дорогую машину соседа упала бетонная плита. Никакого романтизма, доложу я Вам. Никакого.
  - Я, - кое-как выдавил из себя Юрка, - ничего... не заказывал.
  - Вы хотите сказать, что не записывали желания в блокнот? - уточнял парень в чёрном.
  - Не... записывал, - произнёс Юрка, и у него возникло такое предчувствие, что он больше ничего не сможет сказать; на этот ответ были израсходованы последние силы; в горле пересохло, в голове туман какого-то ядовито-жёлтого цвета.
  - Как не заказывали? - не понимал парень, он искренне изумлялся. - Вот же блокнот. Что Вы здесь мне голову морочите? Проблем и так хватает. Зачем создавать дополнительные на пустом месте? Что это ещё за глупое отпирательство?
  Он в два быстрых шага оказался рядом с журнальным столиком. Взял блокнот и показал Юрке написанное беглым почерком предложение.
  - Вот же записано. Чёрным по белому. "На Гражданскую к 8-00". Здесь же указан и год Вашего прибытия - тысяча девятьсот девятнадцатый.
  Юрка, отчаянно моргая ресницами, рассмотрел на листке неровно написанные им самим цифры - 19 и через небольшой промежуток ещё раз 19.
  - Как заказывали, так и было исполнено! - неподдельное возмущение сквозило в голосе парня. - Тысяча девятьсот девятнадцатый год! Не семнадцатый, не восемнадцатый и не двадцатый! Вы были именно в девятнадцатом году! Гражданская война. Оказались там ровно в восемь ноль-ноль. Секунда в секунду. Всё, как заказано. Нет, можно было и конкретнее заказ оформить - в каком именно городе Вы хотели бы оказаться. Но! Этого не было. Город, место Вашего прибытия было, как бы это сказать, определено нами самопроизвольно. Парни из отдела приёма поняли, что Вы оставили это на их усмотрение. Так что всё честно, без обмана.
  - А... А... А... - Юрка ничего не мог произнести, из горла вылетало только глупое "а", другие звуки были недоступны.
  Он водил руками, словно хотел ухватиться за что-то, поймать убегающую точку опоры в удивительно гибко искажающемся пространстве.
  - В чём дело? - парень смотрел сурово. - Да присядьте же! На Вас лица нет! Соберитесь! Возьмите себя в руки. Или в ноги. Как Вам будет удобнее вернуть себе адекватное восприятие действительности. И хватит ловить ртом воздух. Что-то не так?.. Ах, Вы потрясены! Вы не верите! Ну, бывает, бывает, не без этого... Первый раз оно всегда так. Неопытность и неверие сыграли свою роль.
  Юрка решил воспользоваться советом присесть. Он сделал шаг к креслу, опустил безвольное тело на мягкий подлокотник.
  - Я не заказывал желания попасть на гражданскую войну, - сказал он.
  - Как не заказывали? Тогда объяснитесь, - парень сдвинул брови, руки завёл за спину.
  - Я... это... - каждый звук давался Юрке с трудом. - Не желание записывал. Я... это... адрес... записал... Мне... заехать туда надо... было... Вот.
  Произнёс он кое-как и поднял на гостя тоскливые глаза.
  А через несколько секунд добавил, руководствуясь тем, что, возможно, это - очень важный факт и пренебрегать им не стоит:
  - Коротков просил. Гад ленивый. Самому лень, вот он меня и попросил. А я и записал в блокнот. Вот. Мне же нетрудно, почти по пути.
  - Вы с ума сошли! - непрошеный гость взмахнул руками. - Вам же объясняли! Вы что творите! Адрес он записал! Посмотрите на него! На чём-то другом записать нельзя было? Это же блокнот желаний, а не прошнурованные куски бумаги для никчёмных записей... Ах... Юрий, как так можно? Право, устыдитесь. Пусть алая краска стыда зальёт Ваше лицо, не лишённое, кстати, фотогеничности.
  Он прожигал Юрку взглядом непонимания и упрёка.
  В комнате повисло нехорошее молчание, заполненное неловкостью.
  В какой-то момент Юрка дёрнул головой, взгляд у него, до этого туманный и потерянный, прояснился, в глазах обозначилась твёрдость характера, затрубил протест.
  - Врёшь, - сказал он зло.
  - Не... понял! - немного нараспев отозвался парень.
  - Это сон был, - выпалил Юрка.
  Он воинственно, как боец перед схваткой, повёл подбородком, выпрямился и добавил торжественно:
  - Самый обыкновенный сон.
  - Это почему Вы так решили, дозвольте полюбопытствовать?
  - Сон, самый обыкновенный сон, - упрямо настаивал на своём Юрка.
  - Хм, - произнёс парень.
  Он принялся прохаживаться по комнате, стиснув подбородок ладонью, взгляд задумчивый.
  - Хм, - снова произнёс он. - Вот представьте себе ситуацию: один человек подходит к другому. Предположим, что они давние славные приятели, жили-поживали в дружбе и согласии. И говорит неожиданно первый второму: "Я убью тебя велосипедным насосом". А тот спрашивает удивлённо: "Почему велосипедным насосом?" То есть намерение совершить бессмысленное убийство вопросов не вызывает. А появляется вопрос по поводу орудия убийства. Почему насосом, да ещё и велосипедным, а не, скажем, топором? Странная человеческая психика. Странная... Вы не находите?
   Он остановился, повернулся к Юрке.
  - Так и у нас с Вами. Я думал, что появятся вопросы по поводу... э-э-э... как бы выразиться-то точнее... технологии произошедшего этой ночью. Или возникнет вопрос - как я, каким образом неожиданно появился в этой комнате, раздвинув штору? Но у Вас вопрос, насколько я понимаю, другого свойства. Вы не верите в реальность произошедшего. Что ж, Ваше право. Но почему? Что легло в крепкий фундамент неверия?
  - Это... - Юрка зашевелился. - Неправда там была.
  - Какая ещё неправда? Конкретнее.
  - Там у одного товарища шапка была, суконный шлем. Они его фрунзенкой называли, а это была будёновка. Вот! Я точно знаю. Это был какой-то удивительный сон, где может быть то, что никогда не будет в реальной жизни. Будёновка там была! Вот!
  - Всё правильно, - расширял глаза парень. - Где-то называли будёновкой, а где-то фрунзенкой. По имени товарища Фрунзе. Юрий, если ты не знаешь, как было на самом деле, то это ещё не значит, что было так, как ты знаешь. Я не слишком заумно? История - это то, что было на самом деле, а не то, что утвердило общественное мнение на текущий момент времени по различным соображениям, например, исключительно политическим.
  - Они... они... они... - Юрка тяжело дышал. - Они не знали, кто такой Сталин. Такого быть не может. Как так - не знать Сталина?
  - Да, - произнёс парень.
  Он смотрел на Юрку, как врач смотрит на больного, пытаясь без анализов максимально точно поставить диагноз.
  - Да, - повторил он уже печально. - Эка тебя как... Ну, ничего-ничего. Юрий, ты был в девятнадцатом году двадцатого столетья. Кстати, Семён твой прадед.
  - Кто? - спросил Юрка, стараясь удержать вертикально положение тела.
  - Прадед, - спокойно отвечал парень. - По линии отца. На следующий день они все погибнут. Белые неожиданно ворвутся в город с юга. А они думали, что с севера. Погибнет товарищ Артанов, товарищи Макар и Егор, и твой прадед, и... все остальные... Но это так - для общей информации, для панорамного обзора. Вопросы ещё есть?
  Юрка беззвучно шевелил губами. Зачем-то поднимал руку, водил указательным пальцем, рисуя в воздухе невидимую восьмёрку.
  - Вопросов нет, - констатировал парень.
  Он резко повернулся и шагнул к шторе. Когда штора была отодвинута в сторону, парень бросил напоследок:
  - И аккуратней с блокнотом. Аккуратней. Юрий, пусть происшедшее научит Вас, и Вы сделаете правильные выводы.
  И сказав последние наставления, он исчез - штора плавно вернулась в первоначальное положение, скрыв гостя, который в силу неизвестных причин выбрал именно такой путь проникновения в квартиру.
  Через минут пятнадцать Юрка осторожно, на легко сгибающихся, каких-то чужих, ватных ногах подошёл к окну.
  Отдёрнул штору. В открывшемся пространстве было - батарея, на которой висела давно забытая окаменевшая тряпка, подоконник, окно. И больше ничего. А в воображении рисовалось нечто фантастическое - там будет чёрная дыра, из которой тянет сырой ветерок неизвестности, или не чёрная дыра, а узкая закрытая потайная дверь рядом с окном, - из щелей пробивается мистический свет, нереально красноватый и как-то незаметно переходящий в жёлтый... Но ничего такого не было.
  
  
  Закрыв входную дверь на ключ, Юрка некоторое время стоял не шевелясь. В подъезде тихо. Подошёл к лифту и снова застыл. Глаза закрыты. Дыхание ровное.
  - Ничего, - сказал он самому себе. - Ничего, Юра, жизнь продолжается.
  Раздался шум - наверху хлопнула дверь. Затем послышались торопливые шаги. Кто-то спускался вниз по лестнице.
  Через несколько секунд мимо проскочил парень с ярко выраженной хомячьей наружностью, сосед сверху. Он никогда не пользовался лифтом. Энергия жизни в нём бурлила, кипела, била в темечко упругой струёй и не давала покоя организму - дождаться подъёма лифта терпения не хватало, ноги сами устремлялись вниз.
  Юрка хотел крикнуть ему, что если он ещё раз включит свою долбящую примитивную музыку в час ночи, то эта "музыка" окажется у него на голове. Хотел крикнуть, наверное, раз в сотый, в очередной раз судорожно думая над тем, чтобы выкрикиваемые слова прозвучали как можно весомее и угрожающе-реалистично. Но не крикнул - в сознании происходила тихая, но неудержимая трансформация. После этих изменений на мир смотришь под другим углом. Не до хомячьего соседа сейчас, не до его музыки.
  
  
  Юрка вышел из подъезда. На лавочке сидел несравненный Аристарх Всеволодович - бойкий пенсионер подчёркнуто интеллигентной наружности, любитель документальной литературы и умных передач по телевидению. Он всегда был готов в любое время открыто и самозабвенно пофилософствовать и донести до окружающих, то есть до тех, кто в этот час оказался рядом, промежуточные итоги своих пространных и глубоких рассуждений, причиной возникновения которых были или прочтённая книга, купленная за тридцать-сорок рублей (фактически бесплатная раздача залежалого товара населению), или просмотр телепередачи в два часа бессонной ночи.
  - Юрий, рад Вас видеть! Здравствуйте.
  - Доброе утро, Аристарх Всеволодович.
  - Юрий, а мы с Вами так и не договорили прошлый раз. Наш разговор оборвался на самом интересном месте.
  - О чём разговор? - честно не помнил Юрка.
  - Вы забыли? - весело щурил цепкие глаза пенсионер.
  - Нет... Только ход Ваших мыслей был так... витиеват. И простите меня, сейчас я тороплюсь.
  - А я и не собираюсь Вас надолго задерживать, - сказал Аристарх Всеволодович, - только пара завершающих слов, если позволите. Так сказать, в завершение нашей прошлой беседы. Итоговая черта. Я долго думал над этим.
   - Хм, - произнёс Юрка.
   Он понял - эти завершающие слова он будет вынужден выслушать, этого не избежать. Если не сейчас, то в ближайшие дни обязательно. А в целом Юрка был тактичным человеком, да и пятью минутами можно смело пожертвовать.
   - На помазанника Божьего подняли руку, - торжественным голосом заговорил Аристарх Всеволодович, - на царя. И проклял Бог Россию за это. И получили мы власть большевиков-коммунистов на семьдесят лет...
   - А-а-а! - вспомнил Юрка. - Вот Вы о чём... Только знаете, что я Вам скажу, уважаемый Аристарх Всеволодович?
   Пожилой мужчина приосанился.
   - Ну-с, я готов Вас выслушать, молодой человек.
   - Если бы мне суждено было жить в первой половине двадцатого века и застать Гражданскую войну, то... воевал бы, наверно, за красных... Вот как-то так видится мне прошлое.
   Аристарх Всеволодович замер. Удивлённый взгляд буравил Юрку.
   - Вот Вы как, Юрий... И это после того, что я Вам рассказал... И это после того, как много было сказано по этому вопросу по телевиденью... Миллионы думающих людей правильно переосмыслили историю своей страны. Увидели правду. Узнали правду. Вы меня простите великодушно, но, Юрий, я считал Вас умным человеком. Надо полагать, что ошибся, и ошибся весьма основательно.
   - Да, - кивнул Юрка, - умными мы считаем тех, кто соглашается с нами. Не помню, кто это сказал... Извините, мне действительно надо бежать.
  
  
   Расположившись за рулём машины, он вспомнил - ему надо куда-то заехать, просили же.
   - Ах, да, - бормотал Юрка, - на Гражданскую. А вот номер дома и квартиры вспоминать не надо. До конца жизни помнить буду... Девятнадцать и ещё раз девятнадцать...
  
  
  Поднявшись на второй этаж, Юрка прошёл знакомыми коридорами до нужного кабинета. С равнодушным и слегка растерянным выражением лица вручил то, что привёз, сумбурными фразами высказал переданное на словах. Затем проследовал к своему отделу. Распахнул дверь, переступил порог и вежливо поздоровался.
  Колька Юрасов в весёлом приветствии поднял свободную руку, не отрывая телефонную трубку от уха и не прерывая разговора. Разговора, вне всяких сомнений, архиважного, делового и судьбоносного как для конторы, так и для города и страны в целом - других разговоров Колька просто не вёл, если кто-то в этом сомневался, то Колька начинал демонстрировать оппоненту приёмы рукопашного боя, правда, не очень умело. Сомневающиеся в важности Колькиных телефонных разговоров были (и не без оснований, надо отметить), но чаще всего без высказывания своего мнения вслух - чтобы не умереть от смеха, когда Николай примет боевую стойку. Был он ростом метр пятьдесят с кепкой и худ телосложением так, что сердобольная буфетчица всегда старалась положить в его тарелку лишний неоплаченный пирожок.
  Гордая и недоступная Светлана Эдуардовна еле заметным наклоном головы дала понять строго и сдержанно - она услышала, и Юрина вежливость ею отмечена, формальности начала рабочего дня соблюдены.
  Юрка прошёл в смежную комнату, - туда, где его рабочее место. Шумно выдохнув, упал в кресло.
  Это небольшое пространство было отведено для двоих сотрудников - собственно, для самого Юрки и для Славки Собакина, столы установлены плотно и перпендикулярно. Здесь часто можно услышать мягкое шуршание бумаг, иногда прерываемое быстрыми постукиваниями пальцев по клавиатуре.
  Славка уже был за своим столом, внимательным и одновременно с этим почему-то презрительным взглядом смотрел на монитор, словно там был текст, в котором ему нагло и весьма навязчиво делалось предложение записаться в распространители парфюмерной продукции с оплатой три рубля сорок копеек за час. Он резко поднял голову.
  - Чего не здороваешься? - прозвучало обвинение.
  - Прости...
  Юрка поспешно поднялся. Протянул руку.
  - А Котяра наш сегодня знаешь, что отмочил? - заговорил Славка, взгляд у него стал ещё презрительнее.
  - Что? - спросил Юрка голосом, в котором явственно отсутствовала жизненная энергия.
  - Иду сегодня по коридору, к своему кабинету пробираюсь бодрым шагом, а мне навстречу Котяра наш, - затараторил Славка, ни на грамм не смущаясь тем обстоятельством, что его слушают невнимательно. - Идёт, пузо своё вперёд выставил. И спрашивает меня...
  Котяра - это Котов Валентин Сергеевич. Начальник отдела. Просто Славка банально и зло предался своему любимому занятию - хаять, обличать, выводить на чистую воду тех, кто оказался на социально-иерархической лестнице выше его и находящийся на некотором удалении, но в зоне непосредственной видимости. Весьма распространённое явление, развёрнутое в грубой форме. Валентин Сергеевич Котов был ближе всего из вышестоящих (если не брать в расчёт непосредственного командира - начальника бюро, но тот был совсем близко - за тонкой стенкой, и видели его с периодичностью раз в час - на него сильные выражения Славки не распространялись). А вот Котову чаще всего и доставалось от злопыхающего Славки без ответной обратной связи. Связи скорее отрицательной, чем положительной. Если же такая связь наличествовала, и Валентин Сергеевич услышал, проникся высказываниями в свой адрес и принял бы меры карательно-поучительной направленности, то можно смело предположить, что источник злословия и обличения очень бы проворно иссяк. Но господин Котов, он же Котяра толстопузый, он же Бездарность необразованная, он же... и так далее, не слышал, мер не принимал, и источник бил мощной струёй, не боясь последствий. Брызги обильно орошали тех, кто оказывался рядом. На текущий момент Юрку.
  А Юрка же воткнул потерянный взгляд в стену. Туман в глазах. Слова коллеги по работе заполняли пространство и служили неким отстранённым звуковым фоном для мыслей - как жужжание мухи в столовой над соседним столиком, когда инстинктивно жуёшь и упорно думаешь о своём.
  Такой был Славка. Коллега по работе - по этому умопомрачительному и в чём-то не лишенному виртуозности процессу сортировки, корректировки бумаг, густо заполненных сухими фразами; процессу, строгое изящество которого способны по-настоящему оценить только избранные и посвящённые.
  А на Юрку обрушилось понимание. Обрушилось невидимой скалой и придавило так, что дыхание стало глубоким и тяжёлым, глаза расширились, лицо побелело, под глазами появился зелёно-фиолетовый оттенок, сердце работало нестабильно - тук-тук, и тишина. Тук-тук, и снова тишина. Тук-тук - значит, ещё живы и ещё подышим.
  Это всё серьёзно? Этот блокнот желаний... Подумать только, обомлеть, изумиться и выпасть в состояние, пограничное с безумством, - ещё два виртуальных шага в сторону страшной границы, и тебя увезут на машине с красным крестом крепкие ребята-скорохваты - тушить воспламенённый разум.
  - Эй! Ты меня слышишь? - возвращал в действительность Юрку резко усилившийся и сменивший тональность голос Славки.
  - Да-да, - поспешил ответить Юрка.
  - Я же тебе говорю, не ему занимать эту должность, - зашипел Вячеслав, - не ему. Не такие люди должны руководить отделом. Целым отделом.
  - А какие? - машинально задал вопрос Юрка.
  - Вон, Воронцова возьми. Этот начальник, так начальник. К каждому подход персональный имеет. За своих всегда вступится. А наш...
  Славка поморщился и широко, рискуя сбить к чёртовой матери монитор, махнул рукой.
  - Отстань, - буркнул Юрка. - Не до этого мне сейчас. Не до Котова, не до Воронцова. Не до кого-то ещё, высоко стоящих, далеко глядящих.
  - Что-то ты сегодня зелёный какой-то... Заболел, что ли? Не выспался, что ли?
  - Есть немного...
  - Взгляд, как у воблы.
  - Сам ты карась, - злость оживляла Юрку. - Карась, загнанный в щель под корягу щуками.
  - А Котяра наш, - моментально и непонятно по какой причине Славка принялся за старое, - мне выволочку ещё по одному поводу устроил. И знаешь по какому?
  С Валентином Сергеевичем Котовым у Юрки были нормальные отношения. Точнее со стороны Юрки - нормальные, как там с другой стороны - было не совсем понятно. Отношения ярко выраженного импульсного характера. И отношения в некоторой степени с налётом мистики. Юрка идёт по коридору мимо кабинета начальника. Распахивается дверь. Появляется Валентин Сергеевич.
  - Как дела, Юрий? - звучит вопрос.
  - Отлично, - звучит ответ.
  Затем следует обязательное:
  - Ну-ну, - произносит Котов, сдержанно улыбаясь.
  Последовательность такая - чётко через раз, иногда, очень редко, через два - идёт Юрка мимо, распахивается дверь. И начинается короткий разговор под утвердившийся и окаменевший на века шаблон.
  - Как дела, Юрий.
  - Отлично.
  - Ну-ну.
  Если пройдёшь мимо раз десять, то пять раз прозвучит заинтересованность в том, как идут дела у Юрия. Выстрелом грянет ответ: "Отлично". Завершающим аккордом будет произнесено: "Ну-ну". Временами к "ну-ну" шло довеском скороговоркой: "Работайте-работайте-работайте". Или задумчиво и глядя себе под ноги: "Славненько. Так и продолжайте". Всего один раз было сказано, отклоняясь от правила: "Рад слышать о Ваших успехах". Правил без исключений не бывает, иначе это не правило.
  Валентин Сергеевич напоминал Юрке огромную подводную лодку, которая блуждает по дну океана. В смысле - океану мыслей. То, что происходит в атмосфере, волнует изредка. Иногда лодка поднимается к поверхности, высовывается перископ, чтобы медленно и равнодушно осмотреть водную гладь жизненного пространства. Серьёзных изменений не зафиксировано, значит, быстрое погружение.
  
  
  - Я сейчас, - сказал Юрка, поднимаясь. - Если меня будут спрашивать, то я вышел на минуту. Скоро буду.
  - А куда вышел-то? - летел вопрос вдогонку.
  Юрка не ответил.
  О полноценной работе в этот день не могло быть и речи.
  Он поднялся на третий этаж (кабинет начальника был на втором) и принялся отсчитывать километры твёрдым шагом, бессистемно выбирая коридоры.
  Порой останавливался, долго смотрел то на пожарный кран, крайне жутко торчащий из стены, то на дверную табличку, на которой были жирно изображены цифры "312", то на женщину, сидящую в кресле для посетителей. Мысли Юрки были далеко, кружились, вертелись и к женщине решительно не имели никакого отношения. Он смотрел сквозь неё ошалелым взглядом. Но женщина не умела читать чужих мыслей, она быстро покинула этаж, вспоминая всуе Господа нашего испуганным шёпотом и каждые три секунды оглядываясь на Юрку. А он качал головой в такт своим галопирующим мыслям, не обращая на женщину никакого внимания, и шёл дальше.
  В некоторые моменты его поступь сопровождалась нервным смехом и отчаянным трением ладонью о ладонь. Смех заставлял находящихся поблизости людей смотреть на него встревоженно и подозрительно.
  Слышался захлёбывающийся алчностью голос:
  - Дел-то наворочу... Блокнот... Миллионы закажу... Миллионы... А я-то не верил... Дура-а-ак... Ну, что же... Будем полагать, что путь к богатству открыт... Милости просим... С ума сойти...
  
  
  
  * * *
  
  Вечером Юрка сел за журнальный столик. В груди шампанское покалывание. Лёгкое головокружение.
  - Эх, ты мой блокнотик. Блокнотик желаний...
  С первого раза записать желание не получилось. Волнение, как на первом свидании, нервы. Размах мыслей широк и буен, но как будто придавлен гирей стопудовой. Нашёл бутылку коньяка и опрокинул две рюмки. Потом ещё одну - контрольный выстрел для закрепления уверенности.
  Сел. Приосанился.
  Он взял ручку, поправил блокнот - чтобы лежал под углом в тридцать градусов к линии стола. Занёс руку и на мгновение замер. Медленно пошёл процесс сближения самопишущего пера с бумагой...
  В тот момент, когда почти была выведена первая буква, раздался телефонный звонок.
  - Чёрт, - от злости у Юрки свело челюсть. - Кому там спокойно не живётся?..
  Он поднялся и прошёл к телефону.
  - Да! - крикнул Юрка в поднятую трубку.
  Спокойно не жилось Аристарху Всеволодовичу. Это он звонил.
  - Юрий, - голос у старика чуть вибрировал, наверно, от переполнявших его чувств. - Я не могу прийти в себя после нашего мимолётного разговора у подъезда. Я безмерно удивлён. Скажу больше - я потрясён. Я ошеломлён! Как Вы можете придерживаться такого мнения?..
  - Аристарх Всеволодович, - попытался Юрка перехватить инициативу в разговоре.
  Но безуспешно - старика было не остановить.
  - Юрий! Вы глубоко заблуждаетесь! Революция семнадцатого года - это чудовищная ошибка! Это наказание Божье! Миллионы людей отдали жизнь за иллюзию! За миф! За коммунизм на всей планете! Миллионы погибли! Цвет русской интеллигенции! Тысячи писателей, философов, инженеров и учёных вынуждены были покинуть страну. А русское офицерство? Это же... Это же...
   Спазм возмущения сдавил ему горло.
   - Вы... Вы знаете кто... Вы, - слышал Юрка.
   Так кто же он, Юрка не узнал - пошли короткие гудки.
   - Вот чудаковатый старик.
  Юрка вернулся к блокноту. Аристарх Всеволодович мгновенно вылетел из головы, с его наставлениями в правильном понимании отечественной истории.
  - Эх, счастье ты моё... Драгоценное, неисчислимое в денежном эквиваленте... - шептал Юрка горячим голосом.
  Настолько горячим, что спичка вспыхнет, если её пронести рядом.
  Затем он твёрдым, аккуратным почерком вывел: "Утром хочу видеть на столе..."
  Последовала непродолжительная пауза. Уже чуть дрожащей рукой была выведена носатая единица. Вприщур оценил написанное. Нормально.
  И наступила очередь нулей. Выведя шесть толстеньких, наклоненных набок овалов, Юрка оторвал ручку от блокнота. Откинулся чуть назад.
  - Пока хватит... Дальше видно будет.
  Затем в душе проснулось беспокойство, и он открыл скобку и написал прописью - "один миллион". Скобка закрыта.
  - Вот так! - прозвучало торжественно в пространство.
  А теперь спать...
  
  
  Как только Юрка понял, что он проснулся, то есть уже шагнул одной уверенной ногой в реальность из мира грез, то сразу же сел и завертел взлохмаченной головой. И сквозь слипшиеся ресницы, сквозь не рассеявшуюся до конца дымку в глазах, которая бывает у человека ещё не совсем проснувшегося, принялся обшаривать взглядом комнату.
  Денег нигде не было. Пять раз возвращал взгляд на журнальный столик, с которого вновь начинал поиск загаданного. Ведь он написал чёрным по белому, точнее синим по белому, не важно: "Утром хочу видеть на столе 1 000 000 (один миллион)". Возможно, деньги лежали в другом месте. Например, на открытой полке в книжном шкафу...
  Подумалось ещё - может, недостаточно было написать сумму, а необходимо было указать валюту. Один миллион чего? Рублей? Долларов? Евро? Тугриков? Или юаней? И по этой причине желание не было реализовано. Желание не обозначилось на выходе реально существующими денежными купюрами, которые можно брать, которыми можно хрустеть и... использовать по прямому назначению, обращать, так сказать, в материальные и духовные блага.
  Нигде нет денег. Юрка протёр глаза кулаками. Встал. Сделал круг по комнате. Обход закончился остановкой у столика. Впился взглядом в блокнот и только в этот момент он рассмотрел...
  Под фразой о деньгах был изображён рисунок. Это был кукиш. Здоровый такой, увесистый, объёмный. Видимо, тот, кто его нарисовал, был не последним человеком в мире художников. Волосатое запястье, волосатые пальцы. Тщательно прорисован каждый волосок. Большой палец с квадратным ногтем торчал уверенно и напряжённо. Плавные линии прожилок. Весьма обидно, когда такой кукиш суют тебе под нос. Вид комбинации из трёх пальцев говорил однозначно - отказ по полной программе, подан в самой категоричной и оскорбительной форме.
  В голове прогремела фраза, вынырнувшая откуда-то из подсознания: "На-ка выкуси-ка!"
  А затем ещё одна: "Шишок тебе под носок!"
  У Юрки расширились глаза, отпала челюсть. Остатки сна улетучились мгновенно. Через минуту задрожали губы. А ещё через минуту сердце наполнилось неописуемой яростью. В груди - пожар.
  - Эй, ты! - закричал он. - Парень за шторкой! Вас можно на секундочку! Обращаюсь я к Вам трепещущим голосом!
  Задержка в пару мгновений, и штора всколыхнулась. Владелец пиджака со стоячим воротничком шагнул в комнату. Взгляд у него серьёзный и озабоченный.
  - Что такое? - услышал Юрка. - Что случилось?
  - Ага! Это как понимать?
  - Да в чём, собственно говоря, дело? - наклонял голову парень. - Что Вас расстроило? Почему губёнки трясутся? Почему глаза сверкают праведным гневом? Проблемы? Что-то не так?
  Юрка схватил блокнот. Ручка, лежавшая на блокноте, взмыла вверх по касательной и улетела в угол комнаты. Он поднял тонкую книжицу до уровня груди, повернул так, чтобы парень хорошо видел страницу с кукишем, ткнул пальцем в рисунок.
  - Это что такое? - страшным голосом спрашивал Юрка. - Это что ещё за хамство такое? Это что за обращение с клиентом?
  - А-а-а-а-а! - парень слабо улыбнулся. - Вот оно в чём дело. Так-так, понятно.
  Он хлопнул себя ладонью по лбу.
  - Что понятно?!! - взревел Юрка.
  - Ребята из отдела приёма желаний расстарались. Открыто-меркантильное пожелание. Такие вещи однозначно не проходят. Здесь моя вина. Сработало ограничение, о котором Вы не в курсе. Но в некоторой степени это и Ваша вина.
  - Моя?!! - удивился Юрка. - Это какая такая моя вина? В чём?
  - Вы долго отказывались, когда Вам предлагали блокнот, - разъяснял парень. - Кочевряжились, ломались, не верили. Тянули время. И я забыл Вам рассказать об ограничениях. Так сказать, об исключениях.
  Юрка принялся быстро прохаживаться по комнате.
  - У Вас есть блокнот жалоб? - спросил он. - Я бы попросил его мне предоставить.
  - Нет такого, - спокойно ответил парень. - Давайте успокоимся.
  - Давайте.
  - И я расскажу Вам об исключениях...
  - Исключения, - оборвал его Юрка. - Знаю я, что такое исключения, выключения, ограничения. Разработают машину, создадут, произведут и начнут продавать. И вскрываются покупателем дефекты, ошибки в конструкции, просчёты. Тогда создатели машины начинают называть их особенностями...
  Юрка остановился и жёг взглядом парня.
  - Особенностями, - повторил он ещё раз зло и смачно, - конструкции. Нюансы вот такие, которые необходимо учитывать в ходе эксплуатации. Или напишут программу. А в программе ошибки. Глючит программа, не работает местами как надо. Тогда это называется особенностями программного обеспечения. Если ошибку трудно или вообще невозможно исправить, то тогда её называют ярко выраженной особенностью. Особенность прописывают в инструкцию, обводят чёрным квадратом и на этом тему закрывают. И что у Вас за особенность при пользовании блокнотом желаний?
  - Хорошо, - кивал головой парень, - давайте остановимся на слове "особенность".
  - Давайте. И?
  - Желания, в которых присутствует чёткий меркантильный интерес, не рассматриваются. Нельзя загадывать в личное пользование деньги, автомобили, дома. Любую частную собственность - газеты, заводы и пароходы, яхты, загородные виллы и самолёты.
  - Ни хрена себе!!! - взревел Юрка. - Тогда на кой чёрт нужен этот ваш блокнот желаний?!! Только для того, чтобы меня в тысяча девятьсот девятнадцатый год отправить? Чтобы мне мой прадед, принимая меня за кадета какого-то, винтовкой в лицо тыкал? Упокой его душу грешную. Чтобы из меня комиссары душу вынимали? Чьих я, видите ли, буду! Из поповских я аль из купеческих!
  - Хорошо, - деловито и строго говорил парень. - Не понравилось Вам в девятнадцатом году, можете выбрать любой другой. Любую эпоху. Любой век. Что Вам предложить... Античность. Средневековая Русь, весьма рекомендую. Наполеоновские войны... Пользуются большой популярностью времена викингов. Один клиент жёстко подсел на открытие Америки Колумбом. Весь блокнот на это мероприятие угрохал. Только и слышалось из его квартиры ранним утром: "Так вот оно как всё было!" Хороший был человек. Жаль, что в научных кругах был высмеян и затравлен. Над его диссертацией смеялось пять университетов и три института. Тронулся умом малый...
  - Да заткнись ты, - взмахнул рукой Юрка. - Сходить с ума я не собираюсь. Это не входит в мои ближайшие планы. Впрочем, как и в дальние.
  - Вежливо, однако, - приподнял бровь в недоумении распространитель блокнотов желаний.
  Юрка снова принялся прохаживаться, потирая подбородок ладонью.
  - Ладно, понял я, - сказал он через некоторое время. - Особенности, так особенности. Будем учитывать. Попрошу оставить меня одного.
  - Как скажете, - скривил рот парень. - Счастливо оставаться.
  - И Вам не хворать, - буркнул Юрка.
  Парень скрылся за шторой.
  
  
  Когда Юрка вышел из подъезда, то сразу же наткнулся взглядом на Аристарха Всеволодовича. Старик стоял спиной к нему. Ввязываться в разговор не было никакого желания. Да и будет это не разговор, а наставления и уличения. Юрка тихим шагом прошмыгнул вдоль дома.
  На работе, сидя за своим столом, выпал в вязкое состояние. Буквы и цифры плыли перед глазами. Приходилось перечитывать по десять раз, чтобы дошёл до растревоженного разума смысл рассматриваемого документа.
  Как только Юрка с раздражением откладывал листы в сторону и поднимал голову, тут же энергично вскидывал деятельный взгляд Славка.
  - Котов хочет подписать приказ, - подмигнув, шёпотом матёрого заговорщика сказал коллега.
  - И что? - без всякого интереса спросил Юрка.
  - Как что? - таращил глаза Славка. - Котяра наш, знаешь, что удумал?
  - И что же такое страшное на нас, несчастных, надвигается?
  - Перестановка кадров.
  - Да ты что? - изобразил на лице ложное удивление Юрка, поправляя ворот рубашки.
  - Ничего умного придумать не может. Только на это ума и хватает. Этого человека туда, а этого сюда. Тасуется колода. Он боится, как бы кто больше, чем он, не узнал. Если человек долго сидит на одном месте, так ведь узнает все тонкости работы. Становится профессионалом высшей пробы. Понимаешь? Значит, становится конкурентом начальнику. Кандидатом на его место.
  Юрка смотрел на коллегу странным, застывшим взглядом. Славке стало не по себе.
  - Ты чего так смотришь? - спросил Славка и заёрзал.
  Юрка молчал и продолжал смотреть немигающим взглядом.
  - Да ты чего? - отодвигаясь и ещё энергичнее ёрзая, спрашивал Славка.
  - Если мне нельзя, - еле слышно говорил Юрка, - то другому-то можно.
  - Что?
  - Я говорю... Мне нельзя, то загадать-то другому можно. А затем у другого... То есть другой со мной поделится... Во! Пятьдесят на пятьдесят! Как минимум... Вот-вот-вот...
  Лицо у Славки вытянулось и застыло. Вид у него, словно он на лесной тропинке столкнулся с медведем. При этом зверь стоял на задних лапах, а передними держал баян.
  - Осталось только найти нужного человека, - сказал Юрка.
  Он осторожно поднялся, словно боялся сбиться с правильного и еле выдерживаемого курса мысли, и вышел.
  Славка проводил его изумлённым и сочувствующим взглядом.
  - Уработался парень, - сказал он через пару минут. - Вот как нас Котов эксплуатирует. Котяра...
  
  
  План у Юрки был до банальной гениальности прост, впрочем, как почти всё гениальное, - если нельзя загадать себе, то можно загадать другому. Аккуратно, бережно, с подбором нужных слов ввести человека в курс дела. Посвятить, хитроумно и глубокомысленно заглядывая ему в глаза. Отличный план - не подкопаешься. Чисто, без изъяна. Парни из отдела приёма желаний претензий иметь не будут.
  - Ха-ха! - потирал руки Юрка. - Не на того напали. Подумаешь! Себе нельзя, так подключим другого.
  Осталось только определиться с этим "другим". Лучшим кандидатом, бесспорно и несомненно, был друг. Но друзья разъехались - в городе никого. Все. Три проверенных, надёжных человека отсутствовали. На связь не выходили, на телефонные звонки не отвечали. И как специально, все одновременно покинули не только родной город, но и страну. Все, как один, непоседливые - манили их дороги дальних стран. Три друга - Эдик, Вовка и Олег.
  Эдик затерялся где-то на просторах Мирового океана - моряк дальнего плавания. Год назад сбылась его мечта. Его всегда тянуло к воде. Будучи пацаном, любил мерить лужи - в резиновых сапогах по весне блуждать от одной лужи к другой. Искать, какая самая глубокая. Результат всегда был печальным - самая глубокая лужа находилась, ибо кто упорно и самозабвенно ищет, тот всегда найдёт, и её глубина была больше высоты сапог. Промоченные ноги, поспешный бег домой (иногда в одном сапоге, если дно оказывалось глинистым, всасывающим, впрочем, обычная дань природе от любопытствующего исследователя), дальше нагоняй от матери и её слёзное взывание к силам небесным (вразумить ребёнка непутёвого).
  Вовка пересекал по диагонали Западную Европу - о цели путешествия обещал рассказать по прибытии. Последняя весть от него была, когда он пересекал границу Италии.
  Олег решил попробовать походить вверх ногами к остальному миру - нашёл работу в Австралии; то ли овец там пасёт и одновременно с этим безмятежным занятием ищет смысл жизни, то ли изучает повадки кенгуру, периодически возвращаясь к поиску всё того же смысла жизни. Ещё в детстве его очень серьёзно волновал вопрос - а едят ли сумчатые прыгуны бананы? Наверно, пробил час убедиться в этом лично. Кстати, смысл жизни так и хочется искать где-то вдалеке от родного края. Видимо, этот самый загадочный смысл хорошо идентифицируется только на порядочном расстоянии от места рождения.
  Друзей нет, и что дальше?
  Славка Собакин решительно не годился. Несколько раз он занимал у Юрки деньги. И каждый раз их приходилось возвращать с боем, то взывая к совести, то грозя физической расправой. Решительно отпадающий кандидат.
  
  
  
  * * *
  
   На улице Юрка столкнулся с Вадимом. Старинный приятель. Школьные годы прошли в параллельных классах. Росли в одном дворе. Вадим во всём был средним. Таким вот отчётливо выраженным средним человеком. Роста ни высокого, ни маленького, среднего. Учился без двоек, но и без ярких пятёрок, средне учился. Когда играли в футбол, то ставили Вадима в ворота. Голкипером он был средним - мог взять неберущийся мяч, летящий пушечным ядром в верхний угол ворот, но мог пропустить нелепейший гол: еле катящийся мяч по какой-то фантастической причине проскальзывал между ног и оказывался в сетке. Количество сыгранных матчей, поделённое на количество пропущенных голов, давало как раз таки средний результат. Вадим был малоразговорчивым, стеснительным, каким-то незаметным в компаниях, но иногда происходило нечто странное, и он становился отменным рассказчиком. Но если все произнесённые им когда-либо слова сосчитать и поделить на количество прожитых дней, то результат получится средний - ни малоразговорчив, ни болтун.
  Но! Самое главное. Однажды Юрка потерял в школе кошелёк. Денег в нём было немного, а расстройство от потери жгло душу нестерпимо. Нашёл кошелёк Вадим. Долго интересовался чей. Узнал и принёс. Честный парень. Тот, который нужен.
  - Здорово! - закричал Юрка.
  Вадим слегка смутился от такого яростного приветствия.
  - Здравствуй, - сказал он.
  - Вадим, как я рад тебя видеть, - широко разливал счастье от встречи Юрка. - Ты даже себе не представляешь, как я рад тебя видеть. Это судьба поставила нас лицом к лицу в эту минуту. Я безумно рад тебя видеть!
  - И я, - слабо улыбнулся Вадим.
  - Стой на месте, - скомандовал Юрка. - Не шевелись!
  Он сделал два полных круга вокруг приятеля, цепко всматриваясь в стоящую фигуру.
  - Только без фанатизма, только без фанатизма, - горячим шёпотом произносил слова Юрка, вспоминая совет, который давал ему распространитель блокнотов желаний, неожиданно появившись в квартире. - Спокойствие и хладнокровие. Это судьба...
  - Что? - не понимал Вадим, вращая головой и сопровождая передвижения товарища недоумённым взглядом.
  - Без фанатизма! - было повторено криком.
  Юрка подлетел, встал плотно рядом, его рука легла на дальнее плечо Вадима.
  - Давай-ка отойдём, - было предложено секретным голосом.
  - Давай. Что случилось? Странный ты сегодня.
  Они сошли с тротуара в тень растущих чётким порядком берёз.
  - Нет, - подозрительно вертел головой Юрка, - не сюда.
  - А куда?
  - Только без фанатизма. Пошли.
  Нырнули в проход между домами. Шли быстро.
  - Юрка, что происходит? - недоумения в глазах Вадима становилось всё больше.
  - Подожди, - слова сопровождались отчаянным жестом. - Сейчас всё объясню. Имей терпение.
  Прошли арку и оказались в тихом дворике. Шум улицы остался позади.
  - Сядем, - Юрка указал рукой на скамейку, врытую в землю рядом со старым тополем.
  - Ну, сядем, - пожал плечами Вадим. - Чудной ты сегодня какой-то. Ей-богу, чудной.
  Сели. Юрка пробежался взглядом по двору. Девушка с коляской у подъезда напротив. Старушка в зелёном плаще шла в сторону арки, той самой, которую они несколько секунд назад миновали.
  - Ты один сейчас живёшь? Не женился ещё? - спросил Юрка, впившись взглядом в приятеля.
  - Один живу. Квартира от бабки осталась. Ну, ты же знаешь, - ответил Вадим.
  - Знаю.
  - Это ты сейчас к чему спрашиваешь?
  - Вадя, есть дело.
  - На миллион?
  - Да. Даже больше. Это судьба. Честность, живешь один, и шли мы одной дорогой навстречу друг к другу.
  В глазах Вадима к недоумению, успевшему к этому моменту разрастись до немыслимых пределов, добавилась ирония.
  - Что? - на судорожном выдохе спросил Вадим.
  Он хотел широко улыбнуться, но передумал.
  - Никаких вопросов, - Юрка рубил ладонью воздух. - Вадя, послушай меня внимательно. Сегодня ты дома будешь ночевать?
  - Да. А где же ещё?
  - Один?
  - Да, один-один. В чём дело-то?
  - Вадя, - твердеющим голосом говорил Юрка. - У тебя будет очень простая задача.
  - Какая ещё задача? Ты о чём?
  - О том, о чём надо. Завтра ты просыпаешься утром. И ждёшь меня.
  - Зачем?
  - Надо. Встаёшь... Нет, лучше лежи. Лежи и жди меня. По квартире ходить не надо. Не хочешь лежать - сиди. Сиди и жди меня. Я приеду быстро.
  Вадим отстранился. Смерил Юрку долгим, внимательным взглядом.
  - Ты себя как чувствуешь? - спросил он озабоченно.
  - Ой, - взмахнул руками Юрка. - Начинается. Поверь мне на слово. Вадя, прошу тебя. Не надо сейчас фанатизма. Просто послушай меня и сделай всё так, как я тебе говорю. Понял?.. Я тебе позвоню. Какой у тебя номер мобильника? По-моему, у меня твой старый забит.
  Вадим начал диктовать:
  - Восемь... Девять... Семьдесят два... Сорок четыре...
  - Не гони, - нервничал Юрка, кнопки его телефона, куда он заносил номер Вадима, не слушались.
  Потом он раз двадцать повторил просьбу очень уж ошалевшему Вадиму - проснуться утром, лишних перемещений не совершать, минимум телодвижений, ждать его прихода. Ну, можно сходить в туалет. И сразу же назад - к кровати. Туда и обратно. Ничего не трогать, ни к чему не прикасаться! Сидеть на кровати!
  - У меня диван, - говорил Вадим, окончательно пришибленный таким эмоциональным напором.
  - Не важно, - психовал Юрка, отчаянно жестикулируя, словно отбиваясь от роя пчёл. - У меня тоже диван. Вадим, включи разум и понимание.
  - Я пытаюсь. Поверь мне, я очень пытаюсь. Но...
  - Никаких "но"! Завтра ты всё поймёшь. Баранья твоя голова... Слушай, что тебе говорят... Ты веришь в чудеса?
  - Нет, не верю. Жизнь показывает - чудес не бывает, - твёрдым голосом сказал Вадим.
  - Ха! - Юрка звонко хлопнул себя по коленям. - Придётся поверить. И сразу тебе говорю - никакого криминала. Всё чисто и без обмана, если получится, конечно.
  - Юра, ты что несёшь? Чудеса, верю не верю, криминал.
  - Вадя, давай дождёмся завтра. Сейчас ты на меня смотришь, как на полоумного, а завтра таким взглядом уже я на тебя буду смотреть. От счастья у тебя голова кругом пойдёт...
  
  
  Вечером Юрка выводил аккуратным почерком на листе блокнота, высунув язык и глубоко дыша:
  "Завтра утром в квартире Вадима Гончарова по адресу: улица Садовая, 56, квартира 78, должен оказаться чемодан. Цвет не имеет значения. Забитый пачками банкнот..."
  Сделал паузу. Надо определить национальность валюты. В душе шевельнулось патриотическое чувство, и Юрка продолжил:
  "...русских рублей самого крупного номинала".
  Несколько раз прочитал написанное. Вызвали недовольство слова - "Цвет не имеет значения". Зачем написал? К чему? При чём здесь цвет? Нервы... Хотел зачеркнуть, но передумал. Пусть остаётся.
  Потом кольнула следующая неприятная мысль - надо бы указать конкретную сумму. Ну, что это такое - "...забитый пачками банкнот самого крупного номинала..."
  - Дьявол, дьявол, дьявол, - злился на самого себя Юрка.
  Ведь не зря говорит русская пословица - семь раз отмерь и только один раз отрежь. В проекции на его ситуацию - семь раз подумай и один раз напиши.
  - Ну, ничего, ну, ничего, - успокаивал он себя. - Не получится, выясним почему, проясним, разберёмся и... попробуем ещё.
  Лег, не раздеваясь, и закрыл глаза. Сон не шёл. И какой может быть сон, если выгорит, если получится, если свершится...
  Но дрёма подкралась незаметно.
  
  
  Вскочив, Юрка первым же делом нашёл взглядом блокнот. Нашёл не сразу. Мозг ещё не отошёл от сна, перед глазами стелется какой-то бирюзовый туман, резко понижающий видимость и узнаваемость предметов.
  Вот и блокнот - скорее нащупал лихорадочной рукой, чем увидел. Юрка схватил его и поднёс к глазам...
  Отлично! Кукиша под надписью не было. Ничего не было. Уже хорошо.
  Посмотрел на штору... Спросить?
  В душе яростная борьба между желанием спросить и неловкостью. Неудобно как-то... Победила алчность с небольшим перевесом.
  - И как желание?! - сложив руки рупором, крикнул Юрка шторе. - Выполнено?
  Несколько секунд тишины, и штора шевельнулась.
  - Выполнено, - раздалось глуховатым голосом, словно говорили из закрытого подвала.
  - Ё-хо! - подпрыгнул Юрка и тут же бросился искать мобильный телефон.
  Гудки прошли бесконечной очередью, роняя сердце в тревожное беспокойство. Вадим не отвечал. Затем женский голос официальным тоном сообщил: "Абонент отключен или находится вне зоны действия сети".
  - Это что такое?
  Неприятный нервный тик под глазом. Холод в груди. Схватил рубашку. Когда не получилось застегнуть верхнюю пуговицу (пять попыток), понял - надел наизнанку. Стал сдирать с себя рубашку и порвал.
  Целую вечность - секунд двадцать - искал новую. Нашёл...
  Ноги не попадали в штанины брюк. Наконец-то одна нога попала. Но со второй получилось ещё хуже. Она (зараза) не только долго не хотела лезть туда, куда её с неимоверной силой совали, но из-за неё, изогнутой противоестественно, Юрка потерял равновесие и рухнул на пол. Дальше одевание происходило лёжа на спине, устремив к потолку нижние конечности.
  Всё! Одет! Обут! Хлопнула входная дверь!
  Он бежит к дому Вадима. И непрестанно набирает номер его телефона. И каждый раз безуспешно. Абонент отключен или вне зоны доступа сети.
  Вот и долгожданный подъезд. Юрка чуть не сшиб с ног выходящую женщину.
  - Пардон, мадам! Дело на миллионы! - кричал он. - Миллион извинений.
  Взлетел на седьмой этаж. Прилепил большой палец к дверному звонку. Сердце подпрыгивает до горла и падает ниже желудка.
  Дверь открыла сестра Вадима - Алла. Он сразу узнал её.
  - Где Вадим? - спрашивал Юрка, перешагивая через порог и отстраняя Аллу рукой.
  - Уехал, - сказала она обречённо и испуганно.
  Только в этот момент Юрка увидел, что у неё бледное лицо и тревога в глазах.
   - Ка... Ка... Как уехал? - с трудом Юрка продавил слова сквозь пересохшее горло.
  - Я сама ничего не могу понять.
  - Что ты не можешь понять?
  - Он позвонил рано утром. Муж трубку взял. Но с ним он не стал разговаривать. Попросил меня. Хотя раньше и без меня они обходились. Олег же, муж мой, и Вадим хорошо ладили. На рыбалку там съездить. Я ещё удивилась...
  - Стоп! Алла, этих подробностей не надо. Что он сказал?
  - Сказал, чтобы я брала такси и ехала к нему. Чтобы такси не отпускала. Пусть подождёт у подъезда.
  Алла замолчала. Она хлопала глазами и смотрела на Юрку.
  - Дальше.
  - Я приехала. Он ждал меня одетым. В руке чемодан, на плече сумка. Сказал, что срочно уезжает далеко и надолго. Квартира остаётся на мне. Потом позвонит. Через неделю или... месяц...
  Она снова замолчала.
  - Дальше! - гаркнул Юрка.
  Вздрогнув, Алла продолжила:
  - Оставил мне ключи, поцеловал...
  Она принялась гладить левую щёку.
  - Сильно поцеловал.
  - И?
  - Вышел, сел в такси, я в окно видела, и уехал.
  Юрка сел на тумбочку, стоящую рядом. На тумбочке что-то лежало, но это не имело никакого значения - хоть гвозди остриями вверх.
  - Ух, - вырвалось у него.
  - Юра, что происходит?
  К своему удивлению, Юрка быстро взял себя в руки.
  - Понятия не имею. Позвонил вчера. Сто лет не виделись, а тут звонок. Сказал, чтобы я зашёл. Просил, чтобы я ещё вечером зашёл, но я не мог. Тогда он попросил, чтобы я утром зашёл.
  По взгляду Аллы он понял - врать умеет, поверила.
  - У него проблемы? - спросила она.
  - Не думаю, - уверенно сказал Юрка.
  - Я тоже так думаю, - сказала Алла и заулыбалась.
  - Это почему ты так считаешь?
  - А он такой счастливый был. Его аж распирало от счастья.
  Юрка сдавленно покряхтел.
  - А что тогда напуганная такая?
  - Неожиданно всё как-то... А куда он уехал?
  - Да я откуда знаю! Чёрт... Ну, и семья у вас...
  - Юра, - она протянула бумажку. - Вадим сказал, что ты обязательно зайдёшь, и просил передать это.
  Листок, вырванный из тетради. Округлые буквы доносили следующее:
  "Юрка, я поверил - чудеса бывают. Прости, но я ничего не мог с собой поделать. Попробуй совершить ещё раз чудо с кем-нибудь другим. Первый блин всегда комом".
  Подняв глаза, Юрка встретился взглядом с Аллой.
  - Извини, но я прочитала, - сказала она.
  - На здоровье, - ответил Юрка.
  - А про какое чудо разговор, я ничего не поняла.
  - Чудо, когда человек решительно порвёт с прошлым и шагнёт смело в будущее, которое он будет строить сам, и только сам. Своими мозолистыми руками.
  - А, - уважительно произнесла Алла. - Он давно хотел поменять свою жизнь. Прежняя его не устраивала. Юра, как думаешь - у него получится?
  - Убеждён. И к гадалке не ходи. Фундамент крепкий.
  - Что крепкое?
  - Образование там, - водил рукой Юрка, - жизненный опыт. Характер. Ой, какой у него характер. Не пропадёт.
  - Я знаю. Все думают, что Вадим слабохарактерный, а он своего никогда не упустит.
  - Ага... Алла, как я с тобой согласен. Ты себе представить не можешь, как я с тобой согласен...
  
  
  Домой Юрка шёл, как пьяный.
  - Вот паразит... Вадим, тихушник чёртов. Быстро сообразил... Приподнялся до небес за мой счёт и смылся... Хорёк среднестатистический... Легко быть честным, когда нашёл кошелёк с копейками. А попробуй, если под нос тебе сунули миллионы.
  Разразился мелодией мобильный телефон. Высветился незнакомый номер.
  - Да!
  - Юра, - это говорила Алла. - Вадим только что звонил. Всё ли нормально, интересовался. Он уже в соседней области.
  - И что?
  - Передавал тебе огромный привет.
  Юрка так сжал трубку, что казалось, ещё чуть-чуть усилия и треснет корпус.
  - И ему привет, огромный, килограммов на пять.
  
  
   Юрка смотрел телевизор. Шла передача, в которой красной нитью проходила исключительно политика. За низким столиком в центре расположился ведущий. По правую руку от него сидел солидный господин в очках, по левую - спокойный, громоздкий и неподвижный, как скала, мужчина с аккуратной седой бородкой.
   - Значит, вы полагаете, что распад Советского Союза был неотвратим? - задавал вопрос ведущий, крутя головой и смотря то на одного приглашённого в студию гостя, то на другого.
   На весь экран показали невозмутимого мужчину. Зашевелилась бородка. Он хотел что-то сказать, но слов не последовало. Глубокое и многозначительное молчание, подчёркнутое сложным выражением лица.
   Ведущий, так и не дождавшись ответа, мгновенно повернул голову и взъерошенным взглядом, как у человека, готового на всё, посмотрел на второго гостя.
   - А Вы как считаете, господин Головко?
   - То, что СССР прекратит своё существование, было очевидно, - несколько высокомерно заговорил господин Головко. - К этому всё шло. Любой мало-мальски смыслящий человек видел приближение распада. Экономические, социальные, политические причины были налицо...
   Господин Головко разгорячился. Он говорил яростно, убедительно. Товарищ с седой бородкой морщился, но всё так же сидел неподвижно и молчал.
   Дальше Юрка слушал невнимательно. Взял газету, развернул. Пробежался по заголовкам - "Платить налоги - это обязанность", "Жертва коммуналки", "Бешеный лифт", "Кризис в снабжении бачками", "До каких пор нас будут кормить испорченной рыбой?", "Хочу в СССР"...
   Скукотища... Сложил газету и положил на стол. Взял следующую, но хватило его только на первую страницу - тоска сплошная, а не статьи...
   Перебрался на диван. Лёг. Нажал на пульте кнопку выключения телевизора. Потянулся за книгой...
  
  
  * * *
  
   Это был его город и одновременно не его. Что-то он узнавал в городском ландшафте, а что-то решительно нет. Вот стоит дом. С добрый десяток знакомых людей живёт в нём. Юрка хорошо знает этот девятиэтажный дом, но надпись вверху белыми метровыми буквами на насыщенно красном фоне "Наша цель - коммунизм" делает это здание не совсем узнаваемым.
   Юрка повернулся. Вот ряд знакомых пятиэтажек. За ними должна возвышаться высотка, двадцать четыре этажа - тонкая, стальная, уверенно пронзающая небо. Но высотки не было.
   Исчезли рекламные щиты вдоль дорог. Витрины магазинов блёклые. Пропала пестрота киосков и маленьких магазинчиков, как исчезли, впрочем, и сами киоски и магазинчики. И стало очень много простора, зелени деревьев и неба. Поток автомобилей не так плотен. Это даже не поток - огромные, до минуты, интервалы времени между проезжающими машинами. Присмотревшись, Юрка понял, что было не так, но до определённого момента он никак не мог понять, что именно - нет иномарок. Ни одной! Вазовские "копейки", "пятёрки", "семёрки". И ещё грузовики, троллейбусы, жёлтые "Икарусы" - единственные представители зарубежья, и те автобусы, а не легковые автомобили. В редкую минуту взгляд выделит из общего потока чёрную или белую "Волгу". Скромен автомобильный ряд.
   Милиционер на перекрёстке стоит важный, как генерал. По тротуару эмоционально-говорливой стайкой шли пионеры, мальчишки лет двенадцати-тринадцати. Настоящие пионеры. Стандартная синяя школьная форма, белые рубашки, алый галстук.
   Женщины... Юрку удивило, как мало их в брюках. Платья, юбки...
   Взгляды прохожих... В них нет той собранности в любой момент постоять за себя. Милые, добродушные лица.
   Юрка зашагал к зданию с вывеской "Универсам"...
   ...Он брёл вдоль металлических сеток, в которых лежали расфасованные в целлофановые пакеты крупы. В бумажных пакетах соль, сахар. Ряд сеток закончился, и Юрка оказался в молочном отделе. Помятые, небритые мужики в синих халатах, кряхтя и кого-то рутинно поругивая, таскали железные ящики с бутылками - на бутылках с толстым горлышком серебристые этикетки из фольги, но были и с зелёными. Взгляд упал на прилавок. Табличка сбоку гласила - "Молоко 28 коп. Пустые 15 коп. Сдавать там". И жирная стрелка снизу, указывающая направление. Ещё одна табличка из серого картона: "Сметаны нет. Пустые банки 10 коп.".
   Он повернул назад, но решил пройти не по тому ряду, где крупы, а взял правее - в соседний ряд. На длинных полках лежали консервы "Завтрак туриста" и "Килька в томате". Объём бедного на ассортимент товара позволял подумать о том, что можно накормить не одну роту изголодавшихся солдат - много было банок, очень много.
   Малолюдно. Юрка прошёл мимо доисторической кассы, за которой сидела женщина в белом халате, на голове высокий белоснежный колпак.
   Слева от выхода буфет. Пачки сигарет и соки. Огромные стеклянные сосуды в форме перевёрнутых вытянутых конусов выставлены в ряд на прилавке. На каждом стандартный бланк, где синей пастой размашисто выведены название и цена. "Берёзовый 11 коп.", "Томатный 10 коп."... Полная продавщица с чудовищно яркой косметикой на лице смотрит грозно на мир по ту сторону прилавка.
   Удивил Юрку размер бумажных денег, которыми обменивались продавец и покупатели - маленькие жёлтые рубли, чуть больше зелёные "трёшки", синие "пятёрки". Вот мужчина протянул красную "десятку". Дома, в квартире, у Юрки хранился где-то в недрах шкафа, в коробке из-под обуви, этот финансовый раритет эпохи социализма. Но тысячу лет Юрка не извлекал коробку, не открывал её и не рассматривал купюры советских времён. А сейчас увидел, рассмотрел и удивился.
   Он вышел на улицу.
   - Понятно. Назад в СССР, - сказал он. - Только какой сейчас год?.. Семидесятые? Восьмидесятые?.. Разберёмся...
   А затем нешуточная злость скрутила его. Проснулся он сегодня утром на лавочке в парке, как последний голодранец. И не это главное. Главное:
  - Чёрт, дери их, - шипел охваченный яростью Юрка. - Я же не загадывал СССР. Ну, везде есть бестолочи и разгильдяи. Даже у этих волшебников с их блокнотами, сто чертей им в печёнку. Что за сбой у них там произошёл? Почему я здесь среди бутылок молока за двадцать восемь копеек и банок с "Завтраком туриста"?
   И в этот момент он почему-то подумал - а ведь он может наткнуться и на себя, маленького, в чёрных шортиках гоняющего по улице на велосипеде "Украина". От этой мысли потемнело в голове и похолодело в груди... А потом вспомнил - три года их семья жила в другом городе, куда отца отправили в затяжную командировку. Приблизительно в это время.
   Он кинулся к приземистому газетному киоску. Прилип к стеклу. "Правда", "Известия", "Комсомольская правда", "Труд", журнал "Крестьянка", а рядом "Огонёк" - выбор газет и журналов весьма широк. Неужели тогда так много читали серьёзной официальной прессы? Ни одной картинки с голой девицей на обложке, ни одного трупа, ни одного смазливого лица. Всё солидно. Наконец-то ошалелый взгляд выхватил дату из серой страницы "... июня 1985 года..."
   - Понятно, - сказал Юрка. - Вернётся наша семья только в восемьдесят шестом. Вероятность столкнуться мне со мной же равна нулю. Ведь всё учитывают эти черти с блокнотами, всё...
  
  
  Он шёл по тихой улочке. Растрескавшаяся узкая асфальтированная дорожка усеяна мелкими веточками и какой-то крупной шелухой непонятного происхождения. Заборы были едва различимыми за разросшимися густыми ветками кустов и деревьев. Редкие прохожие шли неторопливо. Воздух сух и неподвижен. Аромат цветов в палисаднике, мимо которого Юрка проходил, туманил рассудок. Одноэтажные дома трудно назвать разнообразными - словно все построены по одному проекту.
  
  
  Юрка увидел их издалека, как только стол, за которым они сидели, показался из-за очередного куста. Прямая дорожка и метров через двадцать грубо сколоченный стол, вкопанный в землю в тени чуть покосившейся берёзы. По бокам чурочки и поверх них почерневшие доски - скамейки вокруг всего стола. Трава по окружности вытоптана - чёрная земля, плоские окурки от папирос и сигарет с жёлтым фильтром, островки жухлой примятой растительности, чудом уцелевшей.
  За столом трое. Во главе мужчина в годах - лет шестьдесят - шестьдесят пять. По правую руку от него чернявый парнишка в тёмно-красной рубашке с закатанными рукавами; по левую руку тоже парень, по возрасту - ровесник первому, каштановые волосы, очки, нос слегка курнос, полосатая футболка - широкие вертикальные линии чередуются насыщенно-синим и белым цветом. Черты лица одного из них Юрке знакомы - того, который в красной рубахе. Да-да, знакомы. Надо успокоиться и вспомнить. Прямой нос, вытянутое лицо, челюсть немного набок и характерный взгляд - смотрит, словно насмехается.
  Замедлив шаг, Юрка напрягал память. Подсознание выдало раннюю молодость, статьи и фотографии в газетах того времени. Хорошо помнит...
  - Шлык... - едва смог услышать тот, кто в этот момент оказался бы рядом с Юркой. - Мать честная... это же Шлык... Шлыков... Нос пока цел... Ну да... пока он должен быть целым...
  Прошло с полминуты, и он поравнялся со столом. Дорожка бежит дальше, над ней нависают деревья, образовывая вытянутый вверх зеленый туннель, сквозь стены которого редко пробиваются солнечные лучи. Стол справа. Юрка остановился. Скосил взгляд в их сторону.
  Седовласый мужчина что-то тихо говорил; выражение лица при этом назидательное. Парень в красной рубахе слушал его внимательно, повернув голову и смотря в лицо говорившему. С этой позиции курносого в очках не видно, его лицо загораживает затылок сидящего напротив Шлыкова.
  - Шлыков, Шлыков, - твердеющим, всё более уверенным голосом произносил слова Юрка. - Он. Живой и здоровый.
  Решение, как поступить дальше, оформилось быстро и перешло в стадию действий. Юрка, ложно прихрамывая, проследовал к столу. Присел на дальнем конце. Снял левый кроссовок. Стал трясти его - несуществующий камушек долго не получалось извлечь из обуви.
  "Седого не знаю, - рассуждал Юрка, мысль обжигала, волнение накатывало раскалёнными волнами. - А в очках кто?.. Неужели получится узнать и этого..."
  Он откинул голову и закрыл глаза.
  Мучительно проползли секунд десять, и... он вспомнил! Головко! Это же Головко! Виталий Головко! Тот самый Головко, которого он ещё вчера видел в телевизоре рассуждающим о неизбежности краха СССР. Не узнать его в футболке. Неужели он когда-то носил футболки? Вот был бы в костюме - сразу бы узнал. Резко повернув голову, Юрка во все глаза смотрел на парня в очках. Верно - Головко! Сомнения прочь!
  Седой оборвал негромкую речь. Теперь он вопросительно смотрел на Юрку. Парни последовали его примеру - повернули головы и смотрели, но равнодушно, как на вещь, которую видели сотни раз.
  - Ты чего хотел-то, парень? - спросил седой.
  Юрка перевёл взгляд с Головко на него. Лохматые брови нависают над серыми глазами. Но смотрит добродушно, как-то с участливостью.
  - Ничего, - Юрка пытался улыбнуться. - Камушек залетел. Вот извлекаю.
  - А! - густым басом произнёс седой.
  Но после этого громкого "а" он не возобновил свой монолог. Шлыков (а это был он, теперь Юрка ни на грамм не сомневался) откинулся назад, чтобы хорошо рассмотреть ноги случайного соседа по столу. Затем он бесцеремонно смерил взглядом всего Юрку.
  - Классные у тебя кроссовки, - сказал Шлыков через некоторое время, - и джинсы фирмовые... Где достал?
  - В магазине, - несколько растерянно ответил Юрка. - А где же ещё доставать?
  Шлыков отвернулся. Теперь он и Головко смотрели друг на друга. Головко многозначительно улыбнулся. Ехидно как-то.
  - Понятно, - сказал Шлыков и посмотрел на седого. - Фомич, значит, советуешь поступать.
  - Да, - сказал седой. - Саня, образование никогда не повредит...
  Юрка понял - он перестал быть им интересен. Разговор, прерванный его появлением, возвращался в прежнее русло.
  Пришло понимание - если он будет ещё с минуту-другую извлекать несуществующий камушек, то чётко обозначится явная нелогичность ситуации, они снова обратят на него внимание. И, возможно, попросят покинуть их. Он здесь явно лишний. Юрка, наклонившись, надел кроссовок и принялся самым тщательным образом его зашнуровывать - хоть этим выиграть время. До него долетали слова разговора.
  - Саня, - веско вколачивал слова в пространство седовласый Фомич, - со спортом не завязывай. Я поговорю с Кондратьевым. На зональные он тебя возьмёт. И в институт поступай.
  - Зачем? - эмоционально возражал Шлыков.
  - Затем! - трубил Фомич. - Примут без проблем...
  Шнурки подтянуты, кроссовок сидит на ноге как литой. Юрка принялся за второй.
  - ...через пять лет закончишь, - продолжал Фомич, - с заводом не разрывай. Году к девяносто второму получишь квартиру. Двухкомнатную Петров выделит без проблем...
  "Завод выделит квартиру к девяносто второму году, - шумело в голове Юрки, - планируйте, ребята, планируйте. Будут вам квартиры за бесплатно от государства, будут, надейтесь, наивные".
  - Виталик вот молодца, - теперь Фомич переключился на очкастого Головко. - Виталь, ты Сане по линии комсомолии подсоби.
  - Так ведь... - вздыхал Головко, - Фёдор Фомич, по комсомольской линии у Сани препятствий не будет. Я опасаюсь другого...
  Выпрямившись, Юрка смотрел прямо перед собой.
  "Комсомол... комсомол, - думал он. - Точно, Виталий Головко был главный комсомолец... Вот с какого места он взял старт в банковский бизнес..."
   - Ребятушки! - раскатом рвал воздух голос Фомича. - Всё будет хорошо. Встретитесь вы году... в девяносто пятом. Один из вас, - он хлопнул Шлыкова по плечу, - мастер спорта, ведущий тренер нашей молодёжки. А второй, - теперь другая мощная рука седовласого мужчины опустилась на плечо Головко, - на уровне области руководить будет. Секретарь обкома...
  Стремительно переведя взгляд, Юрка впился глазами в лицо Фомича. У того, когда они встретились взглядами, зашевелились брови и замерли.
  - Мужики, - Юрка пододвигался ближе, - поговорить надо.
  "Давай, давай, - мысленно подбадривал он себя. - Раз я здесь очутился, то надо ситуацию обыграть... Ошарашить их сразу?.. Не перегнуть бы... Не переборщить бы..."
  Повисла пауза. Ладони Фомича медленно соскользнули с плеч парней. В глазах непонимание и интерес.
  - Поговори, коли охота есть, - разрешил он. - Тебе чего?
  Шлыков смотрел на Юрку весело. Головко глянул мельком, затем достал из кармана брюк красный блокнот. Юрка успел прочитать золотистое тиснение на обложке - "Делегату партийной конференции".
  - Мужики, - Юрка тяжело дышал, волновался, в горле пересохло, - я невольно слышал обрывки вашего разговора. То, что мне удалось услышать...
  Фомич грозно покряхтел.
  - И что особенного в нашем разговоре, раз тебе интересно стало? - спросил он, а затем добавил: - Сидим, о своём говорим.
  - Вы вперёд смотрите, в будущее заглядываете. А знаете ли вы его? Будущее.
  Шлыков издал звук, похожий на сдавленное покашливание, широко заулыбался. Головко на секунду оторвал взгляд от блокнота, усмехнулся и снова уткнулся в записи, набросанные мелким почерком на белоснежных линованных страницах. Глаза Фомича чуть расширились, вспыхнул огонёк удивления, который был недолог - секунда-другая, и погас.
  - А ты знаешь, что ли? - подмигнул Шлыков.
  - Знаю, - твёрдо ответил Юрка.
  - Коммунизм когда построим?
  - Никогда! - выпалил Юрка.
  Фомич выпрямился. Провёл ладонью по столу. Головко снова оторвал взгляд от блокнота и посмотрел на незваного гостя презрительно.
  "Не то! - бушевало в голове Юрки. - Не то говорю! Нельзя так сразу".
  Он зашевелился, заёрзал.
  - Мужики, дело говорю. Только поверьте мне...
  - А кто ты такой? - поднимал брови Шлыков. - Чтобы мы тебе верили. Смешной малый. Прибабахнутый какой-то.
  - Я тебя знаю, - Юрка подался вперёд. - Ты Саня Шлыков. Александр Шлыков. Боксёр...
  - Да ты что?!! - веселился Шлыков. - На моих соревнованиях был? Знаешь меня? И как тебе мой последний бой с Савчуком?
  "Не туда шагаю, не туда разговор веду, - думал Юрка, мысль жгла мозг. - Дурак я... Ой, дурак..."
  Головко еле слышно засмеялся. В этот раз он не удостоил Юрку взглядом.
  - Что-то ты муть разводишь, парень, - осуждающе сказал Фомич. - Тебе чего надобно? А?
  Юрка вскочил. Но через пару секунд снова сел. Уставился на Шлыкова.
  - Тебе нос сломают, - выпалил Юрка. - Году в восемьдесят седьмом или восемьдесят восьмом.
  - Наверное, на олимпиаде, - сказал Головко, стараясь максимально наполнить слова сарказмом. - Хороший прогноз. И главное, логичный. Боксёр, сломанный нос. И правда, Саня, прибабахнутый малый.
  Лицо у Шлыкова стало на мгновение мраморным.
  - Ты куда шёл, смешной человек? - звенящим голосом спрашивал он. - Туда и двигай. Клоун. Тоже мне Юрий Никулин. А то я тебе нос сломаю. У меня это недолго.
  - Извини, - быстро ответил Юрка. - Извини, извини... Счастливо оставаться, парни.
  Он поднялся. Сделал три шага.
  Но что-то шевельнулось в груди. Тормоза сломались. Полыхнуло перед глазами красно-оранжевым. Он вернулся.
  Присаживаться не стал. Смотрел на них сверху вниз.
  - Мужики, не считайте меня смешным. Вы меня неправильно понимаете.
  - Ты чего хочешь-то?! - повысил голос Фомич.
  - А посмотрите вокруг.
  Это было сказано таким возвышенно-убедительным тоном, что Шлыков и Фомич механически закрутили головами. Головко тоже поднял голову и посмотрел вдоль асфальтированной дорожки.
  - И что? - спросил непонимающий Шлыков.
  - Вы видите, что происходит?
  - Лето! - воскликнул боксёр.
  - Не здесь, в стране.
  - И что в стране? - спрашивал Фомич.
  Юрка присел.
  - Что происходит в стране? Раскройте глаза и увидьте!
  - Ускорение, - в голосе Фомича появилась осторожность. - Кажись, так партия сказала.
  - Борьба с нетрудовыми доходами, - едко добавил Головко.
  - Вы не видите, куда всё катится! - кричал Юрка. - Вы слепые! Ещё же пять... нет, шесть лет, и всё рухнет! Все видят, а вы не видите!
  "Ошарашить, ошарашить, ошарашить", - настойчиво твердил внутренний голос.
  - Посмотрите, - Юрка достал из кармана календарь размером с игральную карту и положил на стол.
  Все опустили взгляд. Календарик лежал картинкой вверх. На прямоугольнике была изображена Россия, окрашенная в слабо-розовый цвет; синие волнистые линии условно обозначали реки - угадывались Волга, Лена, Обь и Енисей; соседние государства окрашены серым. Москва отмечена крошечной Спасской башней. Над ней застыл развевающийся трёхцветный флаг; переломленные полосы, одна над другой - белая, синяя, красная. Столица была той точкой, из которой разбегались в разные стороны тонкие чёрные линии; длинные пронзали всю страну и заканчивались в районе Владивостока и Камчатки; линии короче лежали в направлении юга и юго-востока; совсем короткие - на север и запад. Некоторые пересекали границу государства, обрываясь в Казахстане, Прибалтике и на Украине. В правом верхнем углу год - 2011. Снизу смелая надпись - "ЭКПО. Экспресс во все стороны света. Нас знают все".
  Над столом висело изумлённое молчание.
  - Это что такое? - спросил Шлыков.
  Он осторожно взял календарик. Держа его большим и указательным пальцами за нижний и верхний края, приблизил к глазам.
  - Подожди, - Фомич резким движением вырвал из его пальцев цветной прямоугольник.
  Головко с нескрываемым интересом прижимался к плечу седого и заглядывал в картинку.
  - Странная карта Советского Союза, - приблизительно через минуту сказал Фомич, поднимая на Юрку непонимающие глаза. - Обрезанная какая-то.
  - Господа-товарищи, странного здесь ничего нет. В девяносто первом году Советский Союз перестанет существовать.
  Произнеся это, Юрка перевёл дух.
  - А куда он денется? - Шлыков смотрел огромными глазами. - Ты что городишь? Нас американцы ядерными бомбами забросают?
  - Нет, - Юрка прижимал руку к груди, - просто распадётся. Войны не будет.
  - Это в честь чего Союз распадётся?!! - после этих слов Шлыков довольно громко присвистнул. - Вот дурак-то! Ты чего городишь? Придурок!
  - Разрешите, Фёдор Фомич, - Головко взял из руки пожилого мужчины календарик. - Бумага хорошая. И выдержано в... антисоветском духе.
  В этот момент по дороге, которая тянулась в пяти метрах от столика параллельно асфальтированной дорожке и домам вдоль неё, подъехала машина - "Жигули"-копейка. Она остановилась напротив столика. Из окна передней двери появилась голова парня.
  - Саня!
  Шлыков поднялся.
  - Еду!.. Фомич, мне пора... Виталя, как-нибудь пересечёмся... И ты покедова, загадочный барыга фарцовый, - сказал он Юрке.
  Затем Шлыков указал пальцем на календарик в руке Головко.
  - Шутку я так и не понял. Ты или дурак, который проблемы ищет, или...
  Не договорив, он равнодушно махнул рукой и быстрым шагом направился к автомобилю.
  Фомич к этому моменту выпал из состояния вязкого оцепенения.
  - Ты, паря, что-то не то говоришь, - его голос шёл в гору.
  Головко взял его за предплечье, предлагая успокоиться и выслушать.
  - Фёдор Фомич, не нервничайте, это знаете кто? Всё очень просто.
  - Кто? - косматые брови зашевелились.
  - Есть такая часть молодёжи, - Головко указал подбородком на Юрку, - а некоторые даже уже не молодёжь. Они занимаются вот чем - скупают вещи у иностранцев. И затем перепродают их. Пользуются тем, что в наших магазинах недостаточно товаров народного потребления. Играют на дефиците.
  Седовласый испепелял Юрку гневным взором.
  - Вы посмотрите, как он одет, - продолжал обличение Головко. - Такие джинсы не каждый иностранец носит. Рубашка с блёстками. Кроссовки. Вы знаете сколько это стоит? Разумеется, не по государственной цене, а по ценам чёрного рынка.
  - Сколько? - вопрос у Фомича прозвучал, как выстрел.
  - Больше тысячи рублей будет... А парень заигрался с иностранцами. Иногда к нам в страну через них попадают странные вещи. Подрывной направленности. В Германии, ФРГ, например, продаются карты страны до Второй мировой войны. И это...
  Головко махал календариком, как маленьким веером.
  - ...из той же области, но только касаемо исключительно нашей страны. Белогвардейская штука. Заигрался парень с иностранцами. Ладно бы шмотки покупал-перепродавал. А ему, дураку, всучили явно диверсионную вещь. Как глупая ворона позарился на красивое, блестящее и диковинное. Советского Союза не будет - это надо же такое ляпнуть. Идиот, и не надо тратить время на идиота.
  Он осуждающе качал головой, обжигая презрительным взглядом.
  Юрка старался удержать себя в руках.
  - Нет... нет... - сухим шёпотом выдавливал он из себя. - Идиот... Ты идиот.
  - Мне тоже пора, - Головко поднялся, больше не обращая никакого внимания на Юрку, швырнул календарик на стол, - Фёдор Фомич, гоните его взашей от греха подальше. Этот фарцовщик всей вашей улице беду накликает.
  Они сдержанно распрощались.
  
  
  Когда фигура Головко промелькнула в зелени кустов и скрылась и они остались вдвоём, Юрка спросил:
  - Фёдор Фомич, Вы поверили ему? Я фарцовщик?
  - Поверил. И пшёл вон отседова. Спекулянт.
  - Хорошо... хорошо... вам же и хуже.
  - Что? - глаза Фомича сузились, брови накрыли веки.
  - Зря Вы так... - качал головой Юрка. - Не верите... да я и сам виноват... не с того начал... Надо было не с распада Советского Союза разговор затевать.
  - Парень! - взревел Фомич. - Ты язык за зубами придержи! Скажи спасибо, что мы тебя, дурака, слушали. А послушал бы кто другой, то свезли бы тебя в одно место и твою дурную головушку о стену бетонную разбили. Мозги-то вправили, если они у тебя окажутся! Ты, парень, от сладкой жизни нюх потерял! Мозга за мозгу залетела! Ополоумел! Я опешил вначале. А теперь вижу - перепил ты, парень, перепил. Бредишь, как в горячке. Правильно, что за вас взялись и водку с винищем из магазинов выметать начали.
  - Советского Союза не будет, - упрямо сказал Юрка.
  - Вот дуралей! - Фомич грохнул ладонью по столу. - Выкинь ты это из своей дурной башки. Страна только жить начинает! Вон и генсек у нас новый - Михал Сергеевич. Молодой. Без бумажки говорит. С алкоголизмом борются! Ускорение объявили. О проблемах смело говорить начали. Годика через два воспрянет государство.
  - Советского Союза не будет, - сквозь зубы повторил Юрка.
  А Фомич развеселился.
  - И что с ним станет?
  - Распадётся.
  - Это с какой такой радости? Дурачок, не болтай напраслину. Это каким же надо быть больным на голову, чтобы поверить в твою сказку?
  - Распадётся, - шипел Юрка, дышать стало тяжело.
  - Вот... поглядите на него, - сокрушался Фомич. - Заладил... И что, Украина отдельным государством будет?
  - Да.
  - У меня сестра там. Это что ж, она за границей окажется?
  - Да.
  - А брательник двоюродный в Казахстане тоже... того?
  - Да... Тоже того...
  - Эх, парень... дурная твоя голова. Забери-ка свою картинку глупую.
  Он пододвинул календарик Юрке. Тот взял его машинально и засунул в карман.
  А затем Юрку передёрнуло. Резко подался вперёд.
  - С Шлыковым знаете что будет?
  - И что? - искрились смехом глаза Фомича. - Представление имею приблизительно. Парень он бойкий, безрассудный порой, но хорошие люди на путь правильный его наставят.
  - Он станет бандитом.
  Стало так тихо, что Юрка слышал, как неугомонно жужжит муха в палисаднике.
  - Кем? - сдавленным голосом спросил Фомич.
  - Бандитом.
  - По лесам с обрезом бегать будет, что ли?
  - Не, - снисходительно улыбался Юрка, как улыбаются весьма наивному человеку, чья наивность перешла всякие допустимые пределы. - Это раньше бандиты по лесам с обрезами бегали. Потом они будут ходить по городу в кожаных плащах и ездить на дорогих машинах. Будет в городе такое организованное преступное сообщество Шлыкова. Или Шлыка. О нём будут писать в газетах. Он будет воевать с другими сообществами.
  - Это как так... воевать?
  - А вот так воевать. Стрелять и убивать. Криминальные разборки. Так будут писать в газетах и говорить по телевидению.
  - Это ты... паря, загнул...
  Фомич откинулся назад, ладони крепко прижаты к столу, словно он соскальзывает в пропасть, и надо мобилизовать все силы, чтобы удержаться.
  - А Головко станет банкиром.
  - Кем? - еле расслышал Юрка голос, переполненный изумлением.
  - Банкиром. В стране будут строить капитализм. Заводы и фабрики станут частными. А Виталий Головко будет руководить банком. Коммерческим. До некоторого срока. Кажется, до двухтысячного года. Потом уйдёт в политику.
  Фомич сидел не шелохнувшись.
  - И его чуть не убьют, - сказал веско Юрка.
  - Кто... чуть не убьёт?
  А затем Юрка впал в незаметно подкравшееся сумасшествие. Он сдавленно смеялся и методично стучал кулаком по столу.
  - Его... чуть не убьёт Шлыков... весь город будет знать... возьмёт кредит и не отдаст... Он едва не пристрелит Головко... Пуля в плечо у подъезда... и ещё чуть-чуть, и контрольный выстрел в висок...
   Припадая к столу, Юрка давился от смеха.
  - А сейчас они... спокойно сидят за столом... и раз... и разговаривают... а в девяносто четвёртом один закажет другого... А через год взорвут Шлыкова... в бане...
  - Чудны дела твои, Господи, - на судорожном выдохе произнёс Фомич. - Сколько я, Фёдор Фомич Коваль, живу на белом свете, сколько ни удивлялся, а удивляться, видать, суждено мне до самой смерти.
  После этих слов Юрка замер. Резко повернул голову. Впился взглядом в его серые глаза.
  - Как... как Вы сказали? Коваль? Вы Коваль?
  - Да.
  - Так... - Юрка вскочил, стал ходить туда и обратно вдоль стола.
  Седой сопровождал его перемещения изумлённым взглядом.
  - Я... знаю Вашего сына... Толика... Толю Коваля...
  - Так... Толька сын мой.
  - Точнее, буду знать...
  Медленно, не отрывая взгляда от Юрки, Фомич поднимался.
  - Он, Толька, сейчас учится в Москве. А в девяносто втором уедет в Америку, - веско сказал Юрка.
  Фомич сел обратно.
  - Как уедет? Тебе почём это знать?
  - Не важно, не важно, - махал рукой Юрка. - Фёдор Фомич, сейчас это не важно.
  - Он, Толька мой, будет... как его?.. невозвращенцем? предателем?
  - Нет, Фёдор Фомич, нет. Времена поменяются. Времена станут другими. Колесить по миру можно будет свободно. Хочешь - в Америку езжай, а хочешь - в Аргентину. Да хоть на Ямайку.
  Снова Фомич медленно поднялся.
  - А ну-ка, парень, пошли-ка пройдём в мой дом.
  - Хорошо, - мгновенно согласился Юрка.
  Но через секунду его кольнуло неприятное чувство. Он смотрел на Фомича, а тот на него. Старик сдержанно улыбался, движения осторожные, словно боялся спугнуть.
  - Зачем к Вам домой? - спросил Юрка.
  - Парень, ты не бойся... не бойся...
  - Фёдор Фомич... подождите... Я понял ход Ваших мыслей... Давайте пока останемся здесь... Вам будет трудно, невероятно трудно поверить, но...
  - Парень, ты не бойся, - казалось, что Фомич не слышит его. - Не хочешь в дом? Посиди пока здесь... Я сейчас подойду... Я мигом, одна нога здесь, а другая там... Тамарке сказать кое-что надо...
  - Нет, Фёдор Фомич, давайте договоримся с Вами так - вы всё взвесьте, успокойтесь, а я пойду своей дорогой...
  - Ты не бойся, парень, - Фомич приближался. - Тебе в больничку надо. Врачи на тебя посмотрят. Укол сделают. Не бойся, не больно сделают.
  Юрка ощутил себя жертвой, к которой медленно подкрадывается голодный хищник. Стал отступать, пятиться задом.
  - Стой, гадёныш! - Фомич рванул вперёд.
  Но Юрка был готов к такому повороту событий, лихо отпрыгнул.
  - Фёдор Фомич... успокойтесь...
  Успокоением и не пахло. На Юрку смотрели глаза, горящие яростью, лицо искажал гнев.
  - Стоять!!!
  Бежать! Надо бежать...
  И Юрка побежал. Быстро, прыгуче, весело, как в далёком детстве, когда было приятней лететь сломя голову без оглядки к чему-то интересному, чем медленно плестись. А сзади слышалось:
  - Стой!!! Предатель!..
  
  
  
  * * *
  
   Поняв, что он уже окончательно проснулся, Юрка поднялся. Сел в кресло - в то кресло, из которого на штору можно было смотреть прямо, не поворачивая шеи.
   - Эй! - крикнул он. - Господин за шторой. Можно Вас на пару минут?
   Висящая ткань пришла в движение, отъехала в сторону. Парень появился быстро, возникло такое впечатление, что он мгновенно соткался из густого воздуха. Широко шагнул, - так, что первым же шагом его нога оказалась на ковре. Сейчас на нём не было пиджака. Белая просторная рубашка, с широким волнистым и кружевным воротничком расстегнута на груди. Юрка невольно вспомнил дворян-дуэлянтов с обнажёнными шпагами и пламенным взором, в котором горит непоколебимое ничем желание отстоять свою честь.
   - Чем обязан?
   Юрка с укоризной смотрел на него снизу вверх.
   - Всё забываю тебя спросить - а тебя как звать-то?
   Парень приосанился, затем громко щёлкнул каблуками лакированных туфель.
   - Николай Милорадов!
   - Ого!!! - качал головой Юрка. - Имя есть! И какое! Я ожидал, честно говоря, услышать что-то такое... Феофан, например. Или - Мефистофель. А тут - Николай Милорадов. Русских кровей, значит, будешь. Русский?
   - Так точно!
   - Так ты кто? Человек, получается? Или как? Некий... ангел с небес? Представитель мира теней? Или всё-таки человек?
  В эти минуты Юрка намеренно обращался к нему на "ты", кипела в душе злость, которая находила выход в не прикрытом ничем сарказме.
   На лице Николая утвердилась неопределённость.
   - Да, - ответил он наконец-то. - Ничто человеческое мне не чуждо.
   - Но позволь, - удивлялся Юрка. - Блокнот, фантастические... э-э-э... перемещения во времени и прочие штучки, явно чудесного свойства, очень плохо сочетаются с Вашим утверждением, что Вы являетесь самым обыкновенным человеком. Ну, или необыкновенным, но...
   - Понимаю, - перебили Юрку. - Постараюсь объяснить, не выходя за рамки делегированных мне полномочий. Я - русский офицер. Пал смертью храбрых второго октября тысяча девятьсот четырнадцатого года на полях мировой войны.
   Невидимая, но неудержимая сила подняла Юрку и поставила на ноги. Он встал, выпрямился, вытянул напряжённые руки вдоль тела.
   - Ого как, - насилу выдавил он из себя плохо ворочающимся языком, который стал словно деревянным.
   Затем оцепенение начало спадать, и язык стал прежним.
   - Вот оно как, - сказал он. - Значит, есть она после смерти.
   - Кто она, разрешите полюбопытствовать? - нахмурился в непонимании Николай.
   - Жизнь.
   - Ну-у-у... Это будет трудно назвать жизнью в Вашем осмыслении этого слова и растолковать тот смысл, который Вы в него вкладываете.
   - Так, как мне к Вам обращаться - Ваше благородие?
   - Ну... зачем? Думаю, не стоит придавать большого значения открывшемуся факту из моей жизни.
   - А как Вы относитесь к тому, что произошло со страной? Революция, Ленин, ударная стройка социализма, Сталин, Хрущёв, Брежнев, честное слово, не фамилии, а символы эпох, Горбачёв, распад Союза и все последующие события. Ваше мнение, если не трудно?
   - Очень важно, что было, но ещё важнее - что будет. На прошлое невозможно повлиять, а будущее в наших с Вами руках. Моё кредо - я служу России.
   - Да?.. Даже в таком качестве?
   - Даже в таком качестве.
   После этих слов Николай вздохнул, весело сощурил глаза.
   - Юрий, наша беседа протекает не в том русле. Думаю, причина, по которой Вы хотели видеть меня, иная. У меня правильный ход мыслей?
   - Да, - быстро закивал головой Юрка. - Понимаете, произошёл сбой, вышла накладка.
   - Какая накладка?
   - Я не хотел в СССР. Я не загадывал такого желания. И не записывал его в блокнот. А сегодня ночью меня забросило в тысяча девятьсот восемьдесят пятый год.
   У Николая округлились глаза.
   - Позвольте... Я не понимаю... Я просматривал заявки лично. Странно...
   Он посмотрел на диван, на котором мятой грудой лежали одеяло, простыня и подушка, скользнул взглядом по комнате.
   - А где блокнот-то?
   Юрка опустил голову, блокнот должен был лежать на столике, именно там он его оставлял. Но существенную часть стола занимали газеты. Он наклонился, взял верхнюю.
   - Стой! - поднимая указательный палец, остановил его Николай. - Трогать ничего не надо. Я сам.
   - Хорошо, - сказал Юрка и отступил на шаг назад.
   Осторожно, как будто под хрустящей бумагой могла оказаться бомба, поднимались и перекладывались на диван одна газета за другой. Три отложены, осталась последняя. Николай присел на корточки. Взял этот источник скоропортящихся новостей двумя пальцами за самый кончик и бережно, не торопясь приподнял. Вытянув шею, исследовал открывшееся пространство.
   - Понятно, - сказал он.
   Юрка посмотрел туда же. Раскрытый блокнот лежал под газетой.
   - А что понятно?
   - Посмотрите, - сказал Николай, поднимая и переворачивая шуршащую бумагу. - Статья "Хочу в СССР". Видите?
   - Вижу. Просматривал вчера, - сказал Юрка.
   - Заголовок оказался как раз на листе открытого блокнота. Произошло... Как бы сказать, считывание информации. А ещё лучше сказать... Э-э... Слово ещё такое есть, из вашего времени. Вот вспомнить никак не могу.
   - Сканирование?
   - Точно! - обрадовался Николай. - Оно самое. Сканирование.
   - Явная недоработка, - сказал Юрка.
   Но на него посмотрели так, как смотрит умудрённый опытом жизни старец на неразумного потомка.
   - Юрий, я же просил Вас обращаться с блокнотом как можно аккуратнее. Хорошо, я повторюсь, мне не трудно. Не бросайте его где попало, не оставляйте открытым, не кладите ничего сверху. Договорились? А если бы произошло скан... сканирование заглавия статьи "В пасть ко льву"? Или, например, "Хочу в Антарктиду в шортах". Не думаю, что Вас бы обрадовал и такой вариант - "Вдоль по улице в чём мать родила". При осуществлении каждого варианта на Вас бы обрушились исключительно негативные эмоции. Я уж не говорю о риске для жизни и несмываемом позоре.
   Плечи у Юрки поникли.
   - Понял, - сказал он и сел в кресло.
   - Вот и ладненько, - подытожил Николай и шагнул к шторе.
  
  
   В обеденный перерыв Юрка сидел в столовой. По залу летел звон, который издавали вилки при их энергичном соприкосновении с тарелками; слышались звуки работающих ложек, которыми усиленно помешивали - кто чай, а кто кофе. Рядом сидел Славка Собакин, который по своему обыкновению предавался любимому занятию критиковать начальство, а именно Котова Валентина Сергеевича.
   - Не ему быть начальником, - с чувством говорил Славка. - Не ему... Юра, и пойми меня правильно - это не зависть, нет-нет, это желание работать под руководством опытного, хорошо знающего своё дело человека. Профессионала с большой буквы. Котов, конечно же, не последний человек в нашем деле, но-о-о... (Славка пунцовел лицом) не тянет. Не ему быть моим начальником.
   Юрка давал понять взглядом и мимикой лица, что одобряет такую точку зрения, но не настаивает на решительном и сиюминутном исправлении сложившейся иерархической ситуации. А по большому счёту ему всё равно. Карта жизни легла так, что начальник Котов. Значит, так тому и быть.
   А затем Славка наклонился к самому уху Юрки и зашептал:
   - Говорят, премию выписали на наш отдел, а Котяра себе всё забрал.
   - А ещё говорят, что кур доят, - отводя взгляд в сторону, сказал Юрка.
   Работал телевизор, подвешенный под потолком.
   В какой-то момент Юрка впился взглядом в экран - там появился Головко.
   - Тихо, - скомандовал Юрка.
   - Что такое? - спросил Славка, поворачивая голову в направлении взгляда коллеги, который почему-то затребовал тишины.
   - Я ещё вчера в прямом эфире высказал свою позицию по этому вопросу, - веско говорил господин Головко невидимому собеседнику. - Не надо больше поднимать эту тему. Да, в Советском Союзе было много хорошего, но ещё больше было плохого...
   Он принялся загибать пальцы.
   - ...Дефицит товаров народного потребления - это раз. Неэффективность производства - это два. И вообще, нацеленность всей промышленности на военно-промышленный комплекс. Явный перекос в организации тяжёлой и лёгкой промышленности. Негибкость политической системы - это три...
   Лицо у Юрки начало краснеть.
   - Ха! - выкрикнул Славка. - Ты что там интересного нашёл?
   - Тихо, - страшным шёпотом осаживал его Юрка. - Помолчи.
   А из телевизора доносилось:
   - Советский Союз был обречён. При первой же попытке подправить сгнившую конструкцию, я имею в виду так называемую перестройку, конструкция с треском обвалилась. Система не поддавалась ремонту. И любой нормальный, трезвомыслящий человек, мало-мальски понимающий в экономике, предвидел распад того, что было создано искусственно, противоестественно...
   Юрка, подхваченный несдерживаемой яростью, вскочил.
   - Послушай, что он говорит!
   - А что он говорит? - не понимал быстро моргающий Славка.
   - Ты послушай, послушай! - показывал вытянутой рукой на экран Юрка.
   - Да пускай себе говорит. Что там особенного-то?
   - Ай, как мы сильны задним умом! - кричал Юрка, привлекая к себе внимание всего обеденного зала. - Теперь-то оно понятно, когда свершилось! А когда свершалось, то не было понятно! Советский Союз был обречён! Сейчас-то оно, конечно! Сейчас все умные! Нет, вы послушайте-послушайте, что вам говорят.
   Юрка обращался уже ко всему весело-изумлённому залу.
   - Да ты чего? - Славка хватал обезумевшего коллегу и безуспешно пытался вернуть его в сидячее положение.
   Оценив ситуацию и поняв, что усадить Юрку не получится, а уж угомонить тем более, Славка вцепился в руку товарища и поволок его к выходу.
   В широком коридоре слышался осуждающий голос:
   - Юра, ты ополоумел, что ли? На тебя что накатило?
   - Ничего, всё нормально, - тяжело дышал раскрасневшийся Юрка.
   Взбунтовавшийся разум успокаивался, разлившаяся река гнева возвращалась в свои берега.
   К ним подошёл Котов Валентин Сергеевич. Он пронзительным и изучающим взглядом смотрел на Юрку.
   - Это что было? - спросил он вкрадчивым, но понимающим голосом.
   - Я решительно не согласен с политическими воззрениями господина Головко, - сказал окончательно пришедший в себя Юрка.
   - Ага, - коротко кивнул головой Котов. - Бывает... Бывает-бывает. Только, Юрий, на будущее я попросил бы Вас не так эмоционально выражать Ваше несогласие. Хоть с воззрениями Головко, хоть с моими, хоть со взглядами Вячеслава Собакина... Кстати, Собакин, раз уж Вы попались мне на глаза, по окончании обеденного перерыва попрошу Вас зайти ко мне. Я выражу своё несогласие. С результатами Вашей трудовой деятельности.
   Сказав это, Валентин Сергеевич повернулся и твёрдой походкой начальника зашагал прочь.
   - Ты слышал! - негодовал Славка. - Тоже мне...
   - Знаешь что? - Юрка смерил взглядом коллегу.
   - Что?!! - выпалил Славка, взвинченный мыслью о предстоящей корриде на ковре начальства.
   - А хочешь, ты будешь начальником?
   - Что? - морщилось спрашивающее лицо.
   - Ты будешь начальником. Завтра. Я тебе обещаю.
   - Что?
   - Ты будешь начальником.
   - Ай, - Славка махнул рукой и направился к выходу.
  
  
   Вечером на лист блокнота ложились строчки: "Хочу, чтобы с завтрашнего дня начальником был Вячеслав Собакин вместо Котова Валентина Сергеевича".
  
  
   Юрка шёл до боли знакомыми коридорами. Шёл на своё рабочее место. Обычный ритм начала рабочего дня был сбит надписью на табличке, на которую случайно упал взгляд. Раньше надпись в обрамлённом прямоугольнике на двери гласила: "Начальник отдела Котов Валентин Сергеевич". Теперь же чёрным по белому: "Начальник отдела Собакин Вячеслав Игоревич".
   - Сработало, - слабо улыбнулся Юрка. - Как у них хорошо получается, если ты не кучу денег себе загадываешь.
   Дверь распахнулась, и порог переступил Славка. Но! В каком виде! Добротный дорогой костюм, но какой-то тесноватый, галстук цвета морской волны... Хотя не это было самым главным, не костюм, не галстук, чёрт с ними. Каким стал Славка. Он явно раздался вширь, живот упруго выпирает. Лицо округлилось, щёки чуть свисают, не выдерживая лишней массы.
   - Сла... - только три буквы из имени коллеги вылетели из горла изумлённого Юрки.
   Славка посмотрел на него с подчёркнутым равнодушием.
   - Юрий?
   - Здравствуйте, Сла...
   В этот момент словно пчела ужалила Юрку в филейную часть тела. Он дёрнулся смешно и нелепо.
   - Здравствуйте! - крикнул он и протянул руку.
   Собакин внимательно и испуганно посмотрел на протянутую ладонь, словно там могла находиться граната, с которой сдёрнули чеку. Затем всё же состоялось в чём-то торжественное рукопожатие.
  - Как дела, Юрий? - прозвучал вопрос.
  - Отлично.
  - Ну-ну, - произнёс Славка, сдержанно улыбаясь. - Работайте-работайте.
  После этих слов он зашагал по коридору, предоставив Юрке возможность исследовать удивлённым взглядом свою широченную спину, обтянутую тканью костюма так, что казалось, вот-вот треснет и расползётся по швам материя.
  Это был Славка, но в то же время решительно не Славка - прежний, узнаваемый, готовый мгновенно ввязаться в разговор. Поднявшийся даже на самый маленький олимп, который не видно уже за сотню метров, радикально меняется не только в собственных глазах, но и в глазах окружающих.
  
  
   Как Юрка ни настраивал себя на то, что увидит на месте Славки Котова, - и не надо будет удивляться этому феномену, - но увидел и удивился.
   Сначала он не узнал его. Худ, подтянут, энергичен - вот он резко поворачивает голову и внимательным взглядом вычитывает что-то с монитора, затем, изгибаясь всем телом, тянется к дальнему углу стола и начинает быстро перебирать одной рукой ворох бумаг.
   Остолбенев, Юрка смотрел на него.
   Наконец-то он был замечен Котовым.
  - Чего не здороваешься? - прозвучало обвинение.
  - Простите...
  Юрка поспешно протянул руку.
  - А Псина наш сегодня знаешь что отмочил? - заговорил Котов, мгновенно забросив работу.
  - Что? - спросил Юрка.
  - Иду сегодня по коридору, к своему кабинету пробираюсь бодрым шагом, а мне навстречу Псина наш, - затараторил Котов. - Идёт, пузо своё вперёд выставил. И спрашивает меня...
   Юрка рассматривал своего бывшего начальника так, как баран смотрит на свежеструганые доски новых ворот. Иногда как-то по-птичьи наклоняя голову то вправо, то влево. Голос Котова заполнял маленькое пространство, а смысл слов не улавливался.
  - Эй! Ты меня слышишь? - возвращали в суровую действительность Юрку.
  - Да-да, - поспешил ответить он.
  - Я же тебе говорю, не ему занимать эту должность, - зашипел Котов, - не ему. Не такие люди должны руководить.
  - А какие? - машинально задал вопрос Юрка.
  - Вон, Воронцова возьми. Этот начальник, так начальник. К каждому подход персональный имеет. За своих всегда вступится. А наш...
  Котов поморщился и широко, даже излишне остервенело, махнул рукой.
  - Возможно, Валентин Сергеевич, - сказал Юрка.
  Произошла перемена. У бывшего начальника сощурились глаза, нехорошо заблестели упрёком и непониманием.
  - А что это ты меня по имени-отчеству звать стал? Это у тебя такой прикол появился? Всю дорогу я был для тебя Валькой. А теперь - Валентин Сергеевич. Издеваешься, что ли?
  - А... - Юрка водил пальцем, рисуя в воздухе невидимые узоры и тщетно пытаясь придумать адекватный ответ.
  Воткнув острый взгляд в коллегу, Котов ждал ответа.
  - А кто такой... или такая - Псина? - не придумав ответ, Юрка решился на вопрос-уточнение.
  - Ну, ты даёшь! - в изумлении Котов откидывался на спинку кресла, взмахивая руками. - Хотя...
  Взгляд у него стал чуточку задумчивым.
  - ...Ты начальника нашего за глаза никогда так не называл. Но всё равно - странно.
  Все знают, что Пёс - это Собакин, а ты что-то забыл, а тебе что-то вдруг память отшибло...
  Юрка прошёл к своему креслу, сел.
  - Да, - сказал он в пространство перед собой. - От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Два плюс один равно трём, что один плюс два, получаем всё ту же цифру три в итоге. Основа всего - математика. Великая наука.
  И уже очень тихо добавил:
  - Котов - Собакин, Собакин - Котов, результат тот же - будешь слышать одно и то же.
  - Что ты там бормочешь?.. Что-то ты сегодня зелёный какой-то, странный, пришибленный... Не выспался, что ли? - спросил Котов.
  - Есть немного...
  - Взгляд как у воблы.
  - Сам ты карась, - огрызнулся Юрка.
  - А Пёс наш, - моментально и непонятно по какой причине Котов принялся за старое, - мне выволочку ещё по одному поводу устроил. И знаешь по какому?
  - Послушайте, - негромко хлопнул ладонью по столу Юрка, - уважаемый Валентин Сергеевич. Во-первых, что за глупая манера придумывать прозвища по фамилии. Мальчишество какое-то. Здесь серьёзное учреждение, а не пятый класс средней школы. Пора взрослеть! Что это за Пёс? Если бы Вы были начальником, то одобрили бы, если некоторые, - острые на язык подчинённые, - называли Вас Котярой, исходя из фамилии Котов?
  Валентин Сергеевич сидел не шелохнувшись. Отчётливо громко сглотнул.
  - Не думаю, - наконец-то ответил он. - Я бы не был таким.
  - Ага! Не был! Ты мне об этом расскажи... И второе, - продолжал Юрка, - Вы полагаете, что на месте начальника отдела смотрелись бы более выгодно?
  - А что... неплохой вариант. Плох тот солдат, который не хочет стать генералом.
  - А пока солдат, то тяни лямку и не егози.
  Пролетела тревожная минута. Котов бросал косые взгляды.
  - Нет, послушай... - начал он.
   - Можно, я поработаю? - спросил Юрка, перебивая коллегу и поднимая измученный взгляд.
   - Работай-работай, - разочарованным голосом сказал Котов, отворачиваясь. - Не уработайся смотри, работник ты наш золотой, незаменимый... А я-то думал, что ты наш парень.
   - Я сам свой, - буркнул Юрка.
  
  
   Вечером Юрка с лёгкой душой переставлял слагаемые местами:
   "Загадываю - вернуть на прежнее место Котова Валентина Сергеевича, вместо Собакина Вячеслава Игоревича, которого посадить на старое место рядом со мной".
  
  
   Николай сидел в кресле и ждал пробуждения Юрки, которое и произошло ровно в шесть часов тридцать минут.
   - Привет, - сказал Юрка, потягиваясь.
   - Здравствуйте.
   - Ого! Кого я вижу, только открыв глаза! Чем обязан?
   - Прошу прощения за такое вот появление без Вашего разрешения, но обстоятельства складываются так, что по-другому я никак не мог поступить. И в этом есть Ваша вина. Вы подтолкнули меня поступить именно так, а не выбрать другое время и место.
   - Да? - садясь, сказал Юрка.
   - Да, - веско сказал Николай. - Я обязан соблюсти формальность. И в кратчайшие сроки. Поступило два желания. В первом Вы просите одно, а во втором обратное. Вы осознаёте Ваши желания? Налицо явное метание из одной крайности в другую. Проделывается огромная работа. Результат - возвращение к тому положению вещей и людей в пространстве и времени, которое было изначально. Я обязан задать вопрос о Вашем самочувствии. И убедиться лично в Вашей... нормальности. Если будут обнаружены отклонения... Ну, Вы поняли какого характера, то блокнот будет немедленно изъят.
   -Да, нормально всё, - заверил Юрка. - Шизофрения ещё не приняла меня в свои крепкие объятия. Надеюсь, не примет и дальше. Всё под контролем. И я прекрасно понимаю Вас. Можете не оправдываться за столь грубое вторжение в моё жилище. Страшно подумать, что будет, если блокнот окажется в руках психа.
   - Такие случаи были, - сказал Николай строго. - Значит, у Вас всё нормально?
   - Да. И ещё раз - да.
  
  
   Аристарх Всеволодович сидел на скамейке неподвижно. Юрка встал напротив него и огласил приветствие:
   - Здравствуйте, Аристарх Всеволодович. Как Ваше драгоценное здоровье?
   Старик напрягся, грозно зашевелил бровями и промолчал. Взглядом не удостоил.
   Юрка повторил:
   - Здравствуйте, Аристарх Всеволодович. Как Ваше драгоценное здоровье?
   Демонстративное игнорирование преподносилось с размахом. Старик поднялся, гордо поднял голову и отошёл на три шагал в сторону.
   Юрка заулыбался. Повторил в третий раз, как можно выразительнее смягчая голос, обильно добавляя в него сахара:
   - Здравствуйте, Аристарх Всеволодович. Вы не представляете себе, как мне хочется узнать про Ваше здоровье.
   Бесполезно. Непробиваемая стена.
   - Ну да ладно, - сказал Юрка.
  
  
  
  * * *
  
   Рабочий день пролетел. Было всё как обычно. Славка сидел на привычном месте. С периодичностью раз в полчаса щедро сыпал далеко не лестными комментариями в адрес Котова, чем вызывал у Юрки негодование. Валентина Сергеевича тоже довелось увидеть. Всё как обычно - в воздух вылетели с двух сторон дежурные фразы: "Как дела, Юрий?" - "Отлично!" - "Ну-ну, работайте-работайте". Колесо жизни вошло в прежнюю колею.
  Юрка дома. Сидит в кресле. Перед ним раскрытый блокнот. Грудь разрывают чувства. Что загадать? Что?
  Он поднимается и начинает мерить комнату шагами. Обхватывает голову руками, раскачивается, стонет и мучается. Шторм мыслей с нулевым результатом. Что загадать? Тонну мороженого и одно пирожное? Или тонну бисквитов и одно мороженое?.. Чушь какая-то в голову лезет. Да и нельзя, наверно. Сочтут за меркантильный интерес. Или на продукты питания правило не распространяется?
  - Ой-ой-ой, - стонал Юрка.
  Раздался телефонный звонок, и он обрадовался этому обстоятельству. Есть отличный повод оставить мысли о желаниях, прекратить на некоторое время мучения, терзания и поговорить.
  - Большевистский последыш, - зло зашипела поднятая трубка. - Большевистский приспешник современности...
  - Это Вы, Аристарх Всеволодович, - Юрка не сразу узнал голос старика. - Добрый вечер.
  - Слепец, - щедро разливал презрение старик. - Как так можно? Власть большевиков свернула Россию с истинного пути. Пути, который был указан ей Богом. Подумать только - он бы, скорее всего, воевал за красных. Уму непостижимо...
  - Аристарх Всеволодович, можно я останусь при своём мнении, а Вы при своём...
  - Нет!!! - оглушила криком трубка.
  Мучения раздумий в поиске желания сменились мучениями, которые появляются, когда выслушиваешь нескончаемым потоком обвинения в свой адрес. Спектр обвинений был широк и цветист - в исторической близорукости, в отсутствии элементарного здравого смысла; гневные упрёки за возрождение красной идеологии на бытовом уровне, за нежелание закрасить белые пятна истории в своём одноклеточном сознании.
  Юрка комкано прощался и бросал трубку, но через пять минут новый звонок пронзал воздух квартиры. И всё повторялось.
  - Вот вздорный старик, - сказал Юрка после того, как в очередной раз принудительно оборвал телефонный разговор.
  Аппарат пришлось отключить.
  - Во! - крикнул Юрка. - Теперь я знаю, что загадать.
  В блокнот было занесено:
  "Аристарха Всеволодовича отправить на Гражданскую войну. Год - 1919. Большая просьба учитывать здоровье старика".
  - Уф! - с чувством исполненного долга Юрка откинулся на спинку.
  
  
  Почему-то Юрка знал заранее, что, выйдя утром из подъезда, увидит на скамейке Аристарха Всеволодовича. Предчувствие его не обмануло.
  Старик сидел глубоко погружённым в собственные мысли.
  - Здравствуйте, - осторожно поздоровался Юрка, цепко всматриваясь в его лицо.
  Старик вышел из состояния задумчивости мгновенно. И это удивило.
  - А-а-а-а, Юрий, здравствуй-здравствуй.
  - Аристарх Всеволодович, как Ваше здоровье? Как... спалось?
  - Не могу сказать, что спокойно, но...
  Он замолчал, направил взгляд куда-то далеко, поверх берёз в чистое небо.
  - Э-э-э... - Юрка не знал, что сказать дальше, какие слова произнести.
  Но слов продолжения беседы от Юрки и не ждали, этого не требовалось. Старик вернул взгляд на него и затараторил быстро. И всё говорило о том, что говорить должен исключительно он, а Юрка должен был стоять, молчать и внимательно слушать, проникновенно и с уважением.
  - Юрий, я много раз говорил с Вами на исторические темы. История, политика. Коротенько скажу и сейчас. Не всё так просто, - рукой рубился воздух, Аристарх Всеволодович был настроен решительно. - Поймите же Вы, наконец, всё не так просто, как Вам кажется. История не чёрно-белая. Нет! Она цветная. А Вы так и норовите преподнести всё однозначно. У Вас или категоричное "да", или категоричное "нет". Или вот так, или вот так. У Вас одностороннее мышление...
  - У меня? - Юрка тыкал пальцем себе в грудь.
  - Не перебивать! - крикнул старик. - Когда со старшими разговариваешь... Вот сбил с мысли... Нельзя давать однозначные ответы на исторические вопросы. Нельзя...
  Он грозил пальцем.
  - Нельзя... Это надо понимать, и не каждому дано понять. Сложно всё. Можно рассматривать революцию семнадцатого года в одном разрезе, но имеют право на существование и другие точки зрения. Имеют, поймите Вы, в конце концов. И не надо со мной спорить. Я знаю такое, что Вам никогда не узнать. Для белых была одна Россия, а для красных другая. Кто прав, а кто виноват?
  Продавив спазм, Юрка пытался угадать ответ.
  - Все правы, - сказал Аристарх Всеволодович, так и не дождавшись ответа. - Каждый по-своему при общей трагедии. Жуткой, кровавой трагедии. Вот в чём соль. Вот в чём истинный смысл. Каждый по-своему... Каждый по...
  Взгляд его затуманился. Последние слова были произнесены нараспев, по вниз спадающей звуковой траектории.
  - Надо хорошенько обдумать, - еле расслышал Юрка его последние слова.
  Старик направился к двери подъезда.
  - До свидания, Аристарх Всеволодович.
  - Будь здоров, будь здоров. И, Юрий, читайте больше. У Вас в голове очень мало подлинных исторических фактов, на знании которых складывается истинная историческая картина. Истинная! Эх, молодёжь... Как можно на вас оставить страну?
  
  
  Юрка поднялся на второй этаж. Повернул направо. Сделал пять шагов по коридору, как дверь маленького, просто крохотного подсобного помещения, площадью в один квадратный метр (где хранилась швабра, два ведра и какие-то моющие средства) распахнулась. Из тёмного пространства под свет ламп дневного освещения вышел Николай.
  - Можно Вас буквально на пару секунд? - обратился он к Юрке.
  - Нет проблем. А что, дома нельзя было?
  - Можно. Но информация получена только что.
  - И что за информация?
  - Юрий... Надеюсь, она несильно Вас огорчит.
  - Так говорите же.
  - Срок подходит к концу.
  - Какой ещё срок?
  - Владения блокнотом, - Николай развёл руки и всем своим видом давал понять, что он не в силах изменить что-либо, повлиять на складывающиеся обстоятельства он никак не может.
   Юрка держал удар с достоинством.
  - Сколько у меня осталось времени? - спросил он с подчёркнутым безразличием.
  - Я могу попросить о продлении на неделю. Видите ли, все Ваши желания оказались очень... энергозатратными. Вы понимаете, о чём я?
  - Да, - кивнул Юрка.
  - Гражданская война, - продолжал Николай. - Восемьдесят пятый год, частичное изменение судеб людей, затем возвращение на круги своя. Пятьсот миллионов рублей...
  - Сколько?!! - вытаращил глаза Юрка.
  - Пятьсот, - спокойно констатировал Николай.
  - Вадим, сволочь...
  - Понимаете, это всё... э-э-э... Надо, чтобы совпадали номера банкнот, чтобы всё было учтено... э-э-э...
  - Можете не продолжать, - оборвал Юрка процесс поиска нужного слова. - Если хотите, заберите сейчас. Блокнот лежит на столике. Вы знаете где. Он не раскрыт, никакая газета сверху не лежит.
  - Ну зачем же Вы так?
  - Как?
  - Юрий, этот демарш никому не нужен. Определённые круги возлагают на Вас надежду.
  - Что? - хмурил брови и морщил лицо Юрка. - Это кто там на меня возлагает какие-то ещё надежды? Я никому ничего не должен. И нечего на меня что-то там возлагать!
  - Не важно, не обращайте на мои слова никакого внимания. У Вас есть ещё неделя.
  - А на кой чёрт он мне сдался? - начинал злиться Юрка. - Путешествовать во времени у меня желания не возникает. Хватило и этого. И главное - это ваше правило по поводу меркантильного интереса. Богатым, счастливым, ни от кого не зависящим блокнот меня не сделает. Подарить ещё какому-нибудь прощелыге пятьсот миллионов? Нет уж, увольте.
  - Дело Ваше. Неделя, Юрий, неделя.
  Николай развернулся и скрылся за дверью.
  Выждав с минуту, Юрка подошёл к двери, как-то воровски посмотрел по сторонам и дёрнул ручку на себя.
  Ни души.
  - Да... Вот как это у него лихо получается. Никак привыкнуть не могу. Волшебники, блин...
  Опять вечер, и опять просмотр телевизора. Отличался этот вечер от прежних только тем, что Юрка развалился в кресле, закинув ноги на столик - никогда он раньше так не делал. Мать в своё время строго и исправно вколачивала в сознание хорошее поведение, даже если тебя никто не видит, даже если ты один - веди себя как подобает.
  А телевизор говорил. Включён местный канал. Новости города. Мужчина с огромной лысиной и в очках выглядел оправдывающимся. Да он и на самом деле оправдывался:
  - Утверждают, что улицы нашего города грязные и замусоренные. Утверждение верное. Глупо и неперспективно скрывать очевидное. Это так. Это факт. Но фактом является ещё и то, что мы не сидим сложа руки. Из тех скудных средств, что выделяются нам из бюджета, мы делам невозможное...
  - А разве средств выделяется мало? - деловито и одновременно с этим немного возвышенным голосом спрашивала женщина-ведущая в платье со смелым вырезом. Такой голос бывает ещё у очень любящих себя женщин.
  Затем она высокомерно посмотрела в камеру, чтобы её глаза увидел зритель по ту сторону экрана. Её взгляд говорил: "Как я смотрюсь? Как я великолепно задала вопрос! Прямо не в бровь, а в глаз. Я восхитительна и прекрасна. Какое мне дело до грязных улиц. Фу! Какая мерзость! Если я королева эфира. Меня видят все. Мне завидуют все".
  - Три миллиона рублей! - сказал, как отрезал, мужчина. - Копейки для нашего города.
  - Эдуард Николаевич, - мило улыбалась женщина, - разрешите следующий вопрос?
  - Всегда готов, - заулыбался и мужчина, поблёскивая очками. - Как говорили когда-то в пионерии.
  Женщина сдержанно и кокетливо засмеялась.
  - У Вас хорошее чувство юмора, - сказала она.
  - Грязь на улицах? - расширял глаза Юрка. - Это мы сейчас поправим.
  В блокнот легло быстрым почерком: "Сделать город чистым!"
  
  
  Утром, когда Юрка вышел из подъезда, то увидел Аристарха Всеволодовича в компании высокого старика, проживающего, кажется, в соседнем подъезде. Стояли они поодаль.
  - Послушай меня внимательно! - слышался звонкий голос Аристарха Всеволодовича. - Не надо делать виноватыми только большевиков! Все были хороши! Революция не делается из-за того, что все объелись колбасой с красной икрой...
  - Подожди! - громко возражал собеседник. - Но ты же сам мне недавно говорил, и всё время ты говорил...
  - Неважно, что я говорил. Точнее, важно, но ты меня неправильно понимал!
  - Как же неправильно?
  Юрка поспешил скрыться, как бы его не привлекли к спору в качестве свидетеля или, ещё хуже, в качестве третейского судьи.
  Когда он дошёл до проезжей части дороги, то остановился и с изумлением осмотрел округу.
  Было чисто и аккуратно. Заброшенный киоск с чёрными дырами окон исчез. Через каждые двадцать метров ярко-синие урны. Спрессованная временем куча у автобусной остановки пропала, на её месте нечто мраморное с цветами...
  
  
  Вечером в телевизоре была та же женщина-ведущая и тот же мужчина с огромной лысиной и в очках, только теперь он выглядел не оправдывающимся, а гордым.
  - Да, - говорил он надменно. - Наш город по чистоте улиц на первом месте не только в губернии, но и во всём регионе.
   - Как так быстро удалось добиться успеха? - спрашивала женщина.
   - Хм, - поправлял галстук мужчина. - На первое место я бы поставил организаторский талант...
   - Что?!! - кричал Юрка. - Талант? Это я сделал! Я! Умник в очках. Ты слышишь?
   Но мужчина не слышал и продолжал возводить на пьедестал славы исполнительную власть города (не всех, а выборочно), не забывая в первую очередь про себя - ненавязчиво так, мимоходом.
   Юрка не мог этого слышать. Ушёл на кухню. Несправедливость душила, но он справился. А когда вернулся, то в телевизоре сидел уже другой господин, а вот женщина-ведущая и не думала покидать свой информационный пост.
   - Жилищная проблема в нашем городе острейшая, - говорила женщина. - Есть ли какие-нибудь планы исправить ситуацию?
   Господин гость вздыхал и делал ответственным взгляд.
   - Конечно же, есть, - отвечал он. - Но дело не в плане, понимаете? Запланировать можно сколько угодно и что угодно...
   - Ха! - крикнул Юрка. - Берите, ничего не жалко. Радуйтесь, пока я добрый
   Он проворно сел за столик и вывел размашисто в блокноте твёрдой рукой: "Решить жилищную проблему города".
  
  
   Утром он долго смотрел на новый микрорайон, который вырос за ночь. Из окна квартиры можно было хорошо рассмотреть далёкие дома, сбегающие к реке.
  
  
   Потом он подтянул экономику города. В следующий вечер подправил экологию. Далее взялся за образование и культуру - пять новых библиотек, два дворца, три кинотеатра. Библиотекари жаловались на неожиданный наплыв читателей десятым валом при малых объёмах фондов. Юрка вывел в блокноте: "По сто тысяч новых книг в каждую библиотеку". Не жалко. Пусть читают - эка их как прорвало!
  
  
   Теперь он знал, как ему развлекаться вечерами. В телевизоре говорили:
   - Мы обмениваемся опытом организации жизни с другими городами. К нам приезжают, смотрят, удивляются...
   - Ага! - кричал Юрка. - Приезжают к ним. Да я сейчас одним росчерком пера превращу всё в полный ноль. Хотите?.. Ладно уж, живите... Радуйтесь...
  
  
   Когда-нибудь этот день должен был настать. И он настал - блокнота на столике не оказалось. Вместо него лежал белый лист плотной бумаги. Витиеватые буквы доносили информацию: "Блокнот изъят. Благодарю за службу. Вы оправдали доверие".
   Юрка вытянулся и крикнул в пространство перед собой:
   - Служу России!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"