Malevich B.B. : другие произведения.

Puteshestvie vokrug Rusi

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

Б. Малевич.

Путешествие вокруг Руси.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть первая.
   Колесо истории.
  
  
  
   "Надо следить, чтобы иностранные войска не стали сильнее наших собственных, и не
   превратились в диких зверей".
  
   Платон.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Дивизия СС "Скандеберг":
   воскресшие из ада.
  
   Под хмурым октябрьским небом, насколько хватает глаз - пустыня. До самой линии горизонта одни нескончаемые развалины: обгорелые, обуглившиеся, вывороченные из земли стволы деревьев, сожжёные остовы автомобилей и мусор, перегоняемый ветром с места на место, будто перекати-поле. Повсюду как застывшие волны прибоя наползают друг на друга похожие на барханы завалы из рухнувших домов, горы щебня, искорёженной арматуры и торчащие из них наружу подобно рёбрам скелетов обломки бетонных плит. Ветер словно приведение свистит в обрывках проводов свисающих с покосившихся столбов и бесцельно раскачивает их из стороны в сторону, пугая кружащихся над землёй серых ворон.
   Констанция неторопливо бредёт, поглядывая по сторонам. Под ногами противно хрустит битый кирпич и осколки стекла. Они цепляются острыми краями за ботинки и чтобы не изрезать их окончательно, приходиться наступать как можно аккуратнее. Когда-то здесь был аквапарк. Говорят, самый большой в мире. Остатки исполинских стеклянных ванн и по сию пору торчат из земли как донышки громадных бутылок. После первых осенних дождей в них набралось по колено воды и теперь даже, несмотря на приближающуюся зиму, в ней оживлёно копошатся какие-то мутировавшие головастики, остервенело пожирающие друг друга крохотными челюстями. Среди них тоже идёт война до победного конца, как и у людей. Констанция присела на корточки, чтобы получше рассмотреть небольшого двухголового уродца, выбравшегося из воды и уверенной походкой почапавшего в её сторону, но куривший рядом Вадик рассоветовал:
   -Не увлекайся. Некоторые из них ядовиты. Потом, в месте укуса может начаться воспаление.
   Она посмотрела на него удивлённо, но Вадька говорил вполне серьёзно:
   -Я не шучу. Во второй роте одному парню из-за такого вот бикараса руку отрезали почти по самый локоть.
   Она брезгливо стряхнула с носка ботинка противное пучеглазое насекомое и встала. Маленький уродец возмущённо застрекотал но, будучи не в силах посчитаться с двуногим врагом, опять скрылся в мутных разводах. Издалека из громкоговорителя установленного где-то позади передовых позиций неприятеля донёсся протяжный, похожий на причитания старухи, крик муэдзина.
   -Что это? Мусульмане?
   -Не у нас, на соседем участке. Прибыла новая дивизия СС "Скандеберг". Говорят, не то турки, не то албанцы. Так что скоро будём встречать. Дорогих, блин, гостей.
   -Откуда знаешь?
   Вадик пожал плечами.
   -И ты скоро узнаешь. Командир собирает всех в своём блиндаже. Вот, за тобой и послал. Персонально.
   -И молчишь!
   Они пошли к траншеям. Там было всё как обычно: склизко, холодно и грязно. Дежуривший в замаскированном гнезде снайпер флегматично помахал им рукой, приветствуя, и вновь уставился в прицел. Вадик вложил ему в ладонь карамельку. Чтоб веселее было. Шлёпая по скопившейся на дне окопа грязи разношенными ботинками, они не задерживаясь, прошли мимо него, и остановились перед входом в командирский блиндаж. Вадик постучал по косяку.
   -Заходи!
   Ротный стоял посередине, возле стола и обернулся на стук.
   -Почему так долго?
   -Виноваты, товарищ лейтенант! - признался Вадик.
   -А если виноваты, то вот вы и пойдёте прикрывать разведчиков. Бери своё отделение и мухой в штаб полка. Там тебе всё объяснят. Вопросы есть?
   -Никак нет.
   -Исполнять!
  
   -Какая спешка! - удивилась Констанция, на ходу застёгивая раскладку.
   -"Друзей" ждёт. С минуты на минуту опять полезут в атаку. Помолятся, и попрут, как обычно. Аптечка где? - строго спросил сержант.
   Констанция шмыгнула носом.
   -Пи... нестроевая! - буркнул командир и всунул ей в карман свою.
   -Вперёд не лезь. Держись поближе ко мне. Поняла?
   Она кивнула и тут же машинально втянула голову в плечи - где-то над ними, совсем низко, с шелестом пролетел стодвадцатимиллиметровый снаряд и врезался в и без того уже разрушенную башню Кремля. От оглушительного грохота заложило уши. В воздух взлетел высоченный фонтан пыли и дыма, а осколки металла и битого кирпича брызнули во все стороны со скоростью разлетающейся картечи.
   Сержант непроизвольно перекрестился:
   -Ну, вот и началось!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "Гнев Господен"
  
   На берег Москвы-реки выполз танк "Абрамс-2" и остановился, натужно гудя электродвигателем поворотного механизма башни и вращая туда-сюда по сторонам своей длинноствольной пушкой. Он словно принюхивался к сизому, наполненному до предела газом BS-93 воздуху, в котором не смогли бы теперь выжить даже и вирусы. Несколько минут поразмышляв, танк изрыгнул из себя мощный фонтан огня, отчего вокруг него в радиусе полусотни метров возникло целое землятресение. Заколебалась земля, подпрыгнули вверх лежащие на ней камни и, взлетело такое густое облако пыли, что оно окутало собою весь танк, по самую маковку антены. Содрогнувшись всем своим исполинским телом, гигант замер. Выпущенный им снаряд с воем пролетел над водной гладью куда-то на восток, туда, где всё ещё виднелись остатки многоэтажных домов, и откуда доносилась время от времени беспорядочная автоматная стрельба. По свежим разведданным там, в подвалах, всё ещё укрывались остатки русского Сопротивления.
   Немного приподнялась вверх, а потом плавно отошла в сторону крышка правого башенного люка и из освещённых экранами дисплеев недр стальной махины, выбрался по пояс наружу человек. Он был одет в лёгкий защитный комбинезон песочного цвета и глухой гермошлём с застеклённым забралом. Коверкая русские и английские матерки, человек ругался, на чём свет стоит - эта вездесущая, русская пыль, словно партизан из отряда Дениса Давыдова без конца забивает чувствительную к внешним загрязнениям оптику и воздушные фильтры.
   -Чёрт бы побрал эту Россию! - в сердцах долбанул он кулаком по броне. На экране центрального дисплея минуту назад возникло изображение цепочки агрегатов танка с пульсирующей ярко-красной точкой появившейся как раз на месте фильтров: они требовали срочной замены. Танкист спрыгнул на землю и наподдал пинка по опорному катку.
   -Чёрт! Чёрт! Чёрт! - в бессильной, жгучей ярости танцевал он на месте и грозил кому-то невидимому кулаком. Ему было, отчего психовать: "иваны" без проблем ездят на своих керосинках и по тысячи километров в день и успевают только заправлять их какими-нибудь помоями, котороые они гордо именуют "топливом". А это штатовское чудо техники и на чистейшей, как слеза ребёнка, солярке через каждые сорок минут марша встаёт, будто упрямый ишак.
   В это время над головой танкиста с рёвом пронеслись два беспилотных штурмовика, посланные вперёд, чтобы осмотреть с воздуха руины и сбросить на них, если потребуется, парочку дополнительных фугасок. Танкист проводил их долгим тоскливым взглядом и вздохнул - жаль, что его исполинский боевой друг не способен летать хотя бы вот так же, как эти воздушные каракатицы. Тогда не надо было бы каждый раз таскаться до огневого рубежа по заваленному кусками искорёженного железобетона русскому бездорожью.
   В наушниках пикнул сигнал вызова и раздался хриплый голос комбата:
   -Макс, хорошо поработал! На экране больше не видно ни одной русской свиньи.
   -О кей. Можешь посылать вперёд пехоту, нечего этому сброду всё время отсиживаться за нашими спинами.
   -Хорошо. Я передам им привет от тебя. До связи.
   Командир танка переключил канал связи и крикнул в микрофон уже своему водителю:
   - Джеки! Давай назад! Тут и без нас есть, кому подставлять своё пузо!
   Он запрыгнул на броню и, прижимаясь к башне сел. Танк ожил, взревел мощной турбиной и, дёрнувшись, начал понемногу сдавать назад.
   В это время из входа в бывшую станцию метрополитена выезжали, один за другим БТРы эстонской панцергренадёрской дивизии "Эрна" и поспешно, выпуская целые облака перегоревшей солярки, выстраивались в боевые порядки для атаки.
  
   Подвал разрушенной как карточный домик "хрущёвки".
   -Что доченька, боишься, помирать-то?
   -Нет. - Секунду подумав, ответила Констанция. Старушка с сомнением покачала головой.
   -А я вот боюсь. Хоть и жизть уже всю прожила, а всё равно боюсь!
   Где-то наверху, послышался громкий гул от работающих поршневых двигателей самолётов. Беспилотные штурмовики. "Воздушные шакалы". Именно они первыми вломились в мирное небо России в ту роковую ночь 22 июня, когда страны Запада решились нанести по ней "...превентивный удар в целях ослабления энергетической зависимости". Тогда тысячи этих самолётов в течение многих дней и ночей обрушивали волну за волной целый шквал бомб и ракет на пылающие, охваченные ужасом русские города. Старики говорят, что в ту, первую ночь агрессии было светло как днём от сплошного зарева пожаров и непрерывных разрывов авиабомб. Самолётов и ракет носилось в воздухе столько, что они постоянно сталкивались друг с другом, а их обломки усеивали на утро землю сплошным ковром.
   Бабка покосилась на валяющийся под ногами в грязи человеческий череп и, содрогнувшись, отвернулась, истово крестясь: "Господи, спаси и сохрани!"
   -Господи занят, не буди его - усмехнулась Констанция - сегодня я вместо него!
   Она завернулась в маскировочный плащ - старенький, в дырках от пуль и пятнах присохшей грязи и, натянув на голову оборудованный командным процессором и портативным мембранным противогазом шлемофон, полезла к пролому. За спиной у неё болтался тяжеленный короб переносного ЗРК. Стоило ей через вентиляционный люк высунуть свой нос из-под обломков наружу, как бдительный шлемофон заверещал, предупреждая хозяйку о химическом заражении местности. Микропроцессор тут же вывел на стекло забрала красивые, подкрашенные компьютерной графикой в фиолетовый цвет облака отравы. Они величественно колыхались вокруг, насколько хватало глаз, и сплошной пеленой наползали с запада, окутывая собой размолотые до мелкого щебня развалины Москвы. Город буквально утопал в этом зловещем мареве и весь пейзаж в целом, скорее напоминал декорации к фанастическому фильму "Терминатор", чем реальную передовую линию фронта. И поверх всего этого адского запустения, словно запущенные для пущей убедительности режиссёром, кружились как назойливые мухи беспилотные натовские самолёты. Со стороны было, похоже, что они никак не могли додуматься своими "селеронами", куда бы им скинуть бомбы. Однако Констанция по своему многолетнему фронтовому опыту знала, что стоит ей сейчас, хотя бы на долю секунды снять с головы шлём или распахнуть невидимый для их радаров маскировочный плащ, как бортовые компьютеры этих железяк тотчас же засекут её и мгновенно среагируют. И тогда от Констанции Смородиновой - бойца отдельного батальона спецназа полетят по воздуху только мелкие клочки.
   Через узкую нору подвала она осмотрелась вокруг, и увидела метрах в тридцати от себя валяющуюся на боку широченную бетонную трубу. Как раз то, что надо. Подставлять под ответный удар врага жилище бабульки, ей совсем не хотелось. Девушка ящерицей проползла через усыпанную стеклянной и каменной крошкой открытую площадку и юркнула в трубу.
   Очень даже уютно.
   Как когда-то в детстве, когда ещё совсем маленькой играла "в домик" под столом у бабушки. Она уселась, подогнув под себя ноги, и откинула прицельную планку. Щёлкнула предохранителем, быстро вскинула тяжеленный короб себе на плечо и, выпав по пояс наружу, одним движением, в падении, навела прицел на хвост самолёта и одновременно с этим нажала на курок. Ракета зашипела и умчалась к цели, оставляя за собой лёгкий дымный след. Констанция тут же отбросила пустой контейнер и, пока в воздухе всё полыхало и грохотало, быстро поползла назад, в подвал. Не задерживаясь, протиснулась через узкую амбразуру-оконце и по завалу из битого кирпича и шлака съехала вниз.
   -Уходим!
   Старушка собралась, было открыть рот, чтобы что-то, кажется, возразить ей в ответ, как вдруг, земля у них под ногами вздыбилась от близкого разрыва - это второй, уцелевший робот-самолёт торопливо лупанул бомбами по месту пуска ракеты. По бетонной трубе. Однако и этому уцелевшему самолёту суждено было всего лишь на пару мгновений пережить своего напарника: неожиданно всё вокруг осветилось ярчайшей вспышкой атомного взрыва и, спустя миг раздался раскат ужасающего, непереносимого грома который смёл, оглушил и контузил всё живое вокруг в радиусе нескольких километров. А на головы бедных женщин обрушил весь мир сразу. Вместе с упавшими остатками стены и скомканным, искорёженным взрывной волной фюзеляжем натовского самолёта.
  
   В соседнем квартале из замаскированного бункера выполз плоский, чуть ли не вдвое меньший по габаритам, чем американский, русский танк. На его плоской "прилизанной" со всех сторон башне было написано большими белыми буквами: "Гнев Господен". И чуть ниже: "Танк куплен на средства московской епархии". Танк со свистом втянул в себя струю воздуха и потихоньку поехал навстречу натовским разносчикам демократии. Вот прекрасная позиция: развалины небольшого продовольственного магазина. Он продавил одну из его стен и, взвыв турбинами, забрался внутрь. Его толстая, будто ствол поваленного дерева пушка, выглядывала из руин наружу и неотрывно следила за надвигающейся цепью карателей. Потом, внезапно, намерения командира танка переменились - башня быстро развернула орудие вправо:
   Америкосы!
   Целый месяц командир танковой роты, от которой, правда, после последних тяжёлых боёв осталась всего лишь одна машина, старший лейтенант Саша Булочкин охотился за этой матёрой натовской зверюгой, которая изо дня в день безнаказанно обрабатывала окопы наших пехотинцев. Несколько раз и он, и гранатомётчики вступали с ней в перестрелки, но пока всё безрезультатно - каждый раз "абрамсу" удавалось невредимым отползти назад, в своё логово. Как будто он был заговорённый. Снаряды, легко пробивающие полутораметровую стальную броню, один за другим влеплялись, рассыпая снопы искр, в борта этого механического чудовища, но не причиняли ему ни малейщего вреда. Проходил день, другой, и он снова выползал из своей норы и принимался обстреливать русский передний край.
   Но сегодня удача, кажется, была явно на его, Саши, стороне. "Реостат" разведчиков первым засёк появление американца и вовремя предупредил остальных о его приближении. Когда "абрамс" на ходу начал выстреливать по русским позициям снаряд за снарядом, поджёг "реостат" и заставил опять залечь на дно траншей пехоту, его уже ждали.
   Саша критическим взглядом осмотрел боеукладку: кумулятивные, подкалиберные, с сердечниками из обеднённого урана, осколочно-фугасные...
   -Ну, уж нет! - процедил он - Всё это мы уже проходили. Дадим-ка ему прикурить по-настоящему!
   Танк содрогнулся от выстрела и вслед пятящемуся назад, к своей норе "абрамсу", полетел увесистый подарок, начинённый портативным ядерным фугасом.
   Снаряд продырявил толстую как шкура носорога наружную стальную обшивку гиганта и увяз в метровом слое пластмассовых и броневых пачек, обволакивающих его громоздкое тело, будто тюленье сало. Билл Буш, командир танка, не почувствовал разрыва попавшей в броню очередной русской болванки и только криво усмехнулся: едва ли не каждую неделю ему приходилось загонять свою "Голубую Молнию" в ремонтные мастерские, чтобы поменять там повреждённые броневые экраны с застрявшими в них русскими снарядами на новые. А этот вон вообще, даже не сработал. Одно слово: русские варвары!
   Мгоновение спустя, небо озарила чудовищная вспышка ядерного взрыва и к тусклому, закопчённому от пожаров многолетней войны солнцу, взметнулся столб пепла и пламени - всё, что осталось от лейтенанта армии США, его экипажа и грозной боевой машины.
  
   Констанцию отшвырнуло ударной волной к дальней стенке подвала и едва не расплющило об бетонную плиту. Перед глазами поплыли разноцветные круги, а в ушах заиграл небольшой оркестр шотландских волынок. Шлём, раскололся и совсем перестал работать. Фильтрации воздуха никакой, очевидно что-то случилось ещё и с клапаном. Она разевала рот, как выброшенная на берег рыба и пыталась сделать хотя бы один единственный вдох.
   Бесполезно.
   На ощупь, потому что глаза заливало кровью, она содрала с головы испорченный, потрескавшийся шлемофон, ставший похожим теперь на мотоциклетную каску, по которой проехался грузовик и, смирившись с неизбежным, вдохнула в себя терпкого, насыщенного гарью и ядовитым туманом, воздуха. И тут же закашлялась. Из разбитого носа капала кровь, один глаз заплыл, слипся и совершенно ничего не хотел видеть. Другой тоже едва раскрывался и был не намного лучше. Констанция медленно сползала на землю вдоль бетонки и мысленно приготовилась к смерти.
   Перед которой, как известно, всегда хочется покурить. Она вытерла рукавом окровавленный нос и пошарила по объёмистым накладным карманам брюк. Пальцы глухо пробарабанили по лежащему под тканью одежды пластмассовому пенальчику.
   Это ещё что?
   Аптечка!!!
   Вадька всунул таки свою! Захотелось выть и плакать. Вадик вместе со всем своим отделением сгорел в подбитом "абрамсом" бэтэре. Это только её, глупую бабу в последний момент зачем-то пересадили в "реостат" к разведчикам. Хотели, наверное, уберечь от опасности. Но всё равно не уберегли: уже следующий снаряд "абрамса" пробил моторное отделение и её "реостата".
   Констанция отстегнула "липучку" на кармане и трясущимися от слабости руками извлекла ярко красную упаковку. На пластмассовом пенальчике из-за въевшейся грязи хорошо проступали нацарапанные гвоздиком буквы: "В. Высотин". Несколько секунд она отрешённо смотрела на аптечку с ампулой антидота внутри и размышляла, а стоит ли? Она вдруг почувствовала, что ей просто до чёртиков надоело жить. Надоело каждый день бессмысленно барахтаться по колено в дерьме, надоело спасать свою шкуру от пуль и снова и снова видеть, как смерть выкашивает вокруг неё её друзей и товарищей. Но если умрёт она, то тогда останется жить весь этот двадцатиязычный натовский сброд, что наводнил сейчас пол-России. А этого она допустить никак не могла. И, кроме того, Вадик, подлец, зря, что ли постарался? Благодаря его заботливости помирать пока отменяется. Девушка с трудом открыла пенал, выковырнула из гнезда небольшой шприц-тюбик с антидотом и с размаху воткнула его иглу в бедро, прямо сквозь грязные, затасканные до черноты, штаны.
   Поморщилась:
   -Ащь-щь!
   Щиплет! Она сощурилась, напрягая остатки того, что раньше было зрением, и попыталась сориентироваться. Теперь, после спасительной инъекции в её распоряжении оставалось ещё минут двадцать, чтобы убраться из зоны поражения в более безопасное место, иначе антидот просто не сможет справиться со слишком большим количеством попавшего в кровь яда и тогда её уже точно никто и ничто не спасёт.
   Защитники дома продолбили между изолированными секциями подвала лаз. Констанция оглянулась на старушку - та была уже мертва. Страшный, обезображенный труп, отброшенный взрывной волной на кучу щебня и придавленный упавшей плитой перекрытия. В дополнение ко многим и многим миллионам таких же, непогребённых, разбросанных по всей России человеческих останков. Тут же, под ногами валялись и все её нехитрые пожитки, с которыми она, просидела здесь, наверное, с самого начала войны: закопчённая алюминиевая кастрюлька, древний, покрытый сажей металлический чайник, чашки, ложки, ещё какой-то хлам.
   -Эй! Русс! Сдавайс!
   -Как бы не так! - ощетинилась Констанция. Говорили через рупор громкоговорителя. Натовцы вообще очень не любили подставляться, вылезая из-под защиты брони только в своих подземных бункерах. Быстро же они очухались после взрыва!
   Маломощный ядерный фугас, что превратил в плазму новейший натовский супертанк, а заодно растрепал в клочья и воздушного шакала, что охотился за девушкой, взорвался позади атакующих порядков эстонских панцергренадеров. И потому почти не причинил им вреда - если только не считать двух сожженных вместе с людьми бэтэров. Но к большим потерям в этой восточной кампании на западе уже давно все привыкли и перестали удивляться, когда русские умудрялись отправлять на тот свет "демократизаторов" иногда целыми толпами. Оттого-то они и смогли так быстро, наученные горьким опытом, оправиться от потрясения и продолжить свою атаку. Тем более что героический экипаж Саши Булочкина на время вышел из боя, поскольку был занят сменой позиции и потому поддерживать огнём свою пехоту в ближайшие несколько минут не мог.
   Констанция на четвереньках проползла через пролом, потом выпрямилась и побежала дальше, пока в полумраке не упёрлась лбом в какую-то массивную, со следами синей краски дверь с нарисованной на ней зловещей эмблемой из черепа и скрещенных под ним костей. Странно, но тяжеленная стальная махина не была заперта. Констанция с трудом, навалившись плечом, оттолкнула её немного в сторону и юркнула внутрь. Впереди, насколько было видно в темноте, тупик. Какие-то старинные, допотопные, приборы, стоящие рядами до самого потолка, железные бочки в углу и уходящий отвесно вниз выложенный кирпичом колодец с ржавыми лесенками-скобками, торчащими из стены.
   Выбора не оставалось никакого, и Констанция сделала шаг вперёд. В это время в подвал влетел выпущенный из базуки снаряд, который, разорвался, и ударил её в спину взрывной волной с такой силой, что сбил с ног, швырнул вперёд, прямо в колодец, и одновременно с этим с грохотом захлопнул за её плечами на веки вечные дверь, открыть которую ей уже не суждено, будет никогда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Летописец
  
   Северо-восточная Италия. Шестой век нашей эры. Небольшой укреплённый деревянным тыном городок на берегу моря. Вдоль широкого торгового тракта туда-сюда снуют купеческие и крестьянские повозки, трудолюбивые коренастые ослики семенят "под завязку" нагружённые дровами, товарами для местного рынка или плодами нового урожая. Бдительные патрули конных жандармов в островерхих шлёмах напряжённо осматривают окрестности с небольшого пригорка, засаженного от подножия до макушки оливками и кустами винограда.
   В море, плавно заворачивая к берегу, движется крутобокая ладья славян-венетов - местные купцы возвращаются из Царьграда. Венеция - "город венетов" - вела интенсивную торговлю со всеми странами.
   По дороге к городку немелосердно громыхая неподрессоренными колёсами, катится экипаж, запряжённый парой лошадей. Большая карета, как минимум рассчитанная на шестерых. Из неё выглядывает любопытствующий пассажир, лет двадцати двух, двадцати пяти. Он с интересом осматривает окрестности и, похоже, совсем не слушает своего попутчика - известного на весь мир своими научными трудами знаменитого византийского историка Какуса-Старшего.
   -История, милейший, это столь же точная наука, как и математика. Да-да! Именно как математика! И нам, учёным-историкам приходится буквально по крупицам добывать знания, чтобы сохранить их для потомков...
   М-да... Э-э... Что это там у нас за город впереди? Какой народ в нём живёт?
   Престарелый учёный близоруко щурится, пытаясь получше разглядеть через окно дилижанса лежащий перед ними город.
   -Вон кто-то идёт. Может быть, у него спросим? - предлагает юноша.
   -Где? А, да, спроси-спроси... Эй! Милейший! Ну-ка попридержи, останови пока лошадей!
   Учёный засуетился, торопясь поскорее достать из саквояжа писчие принадлежности: листок папирусной бумаги и бутылочку с чернилами.
   -Тпррр-уу, родимыя! Как вам будет угодно... - равнодушно соглашается извозчик и, позёвывая, сладко потягивается, расправляя затёкшие от долгой езды члены.
   По дороге мимо остановившегося экипажа с историками на борту тяжело шагает рыбак. Он волокёт на горбу огромную рыбину, едва ли не такую же по весу, как и он сам. Молодой спутник учёного высовывается из окошка:
   -Не скажешь, уважаемый, чей это город перед нами? Какой народ в нём живёт?
   Рыбак нахмурился. Потом перекинул с одного плеча на другое тушу рыбины и пошагал дальше, буркнув:
   -Эт русские.
   -Кто-кто? - переспрашивает глуховатый учёный - Этруски?
   -Да вроде... - почесал за ухом озадаченный юноша.
   Историк быстро начинает записывать в свой путевой дневник очередную заметку, которая потом займёт достойное место в его новой книге по истории западных провинций Ромейской империи: "Этруски населяют северо-восточную часть Италии, образовывая..."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Пробуждение
  
   Боль ворвалась в её голову, с напором курьерского поезда. Виски ломило так, что казалось, черепушку вот-вот разорвёт как переспелый арбуз. Она инстинктивно попыталась открыть глаза, но веки прочно слиплись за ночь так, что вместо божьего света пришлось испытать лишь новые мучения. Вздохнув, бедолага перевернулась на спину и с минуту лежала не шевелясь, вспоминая события минувшего дня и тщётно пытаясь сообразить, где она, собственно говоря, находится.
   Бесполезно. Вроде бы был взрыв снаряда за спиной. А что дальше? Конечно же, её соплями опять размазало об какую-то стену. Кажется, это была стенка колодца. Стукнуло об неё лбом с такой силой, что все мозги напрочь повылетали из головы. Потом она долго и упорно летела куда-то вверхтормашками и в этом жутком полёте пересчитала себе все рёбра об какие-то острые выступы.
   Словом, всё как всегда. То есть, ей, как всегда опять повезло будто утопленнику. Интересно, глаза хоть "работают", или совсем выбиты? Тогда всё. Кранты. В её мире места для инвалидов не предусмотрены.
   И вообще, сколько она тут, провалялась?
   За то время, что прошло с того момента, как снаряд пробил моторное отделение "реостата", и она каким-то чудом смогла выбраться из объятой пламенем машины наружу и добраться до своих, казалось, прошла уже целая вечность. Едва она забралась в окоп, как над их головами сразу же появились вражеские самолёты, и поднялась в атаку эстонская мотопехота. Ротный всучил ей в руки зенитную ракету и отправил к развалинам, чтобы оттуда сбить хотя бы один из этих штурмовиков, пока они тут будут отстреливаться от наседающих эсэсовцев. Тогда второй отбомбится в ответ на запуск ракеты по пустому месту и улетит, а она успеет вернуться назад. Если конечно, у неё хватит ума увернуться от падающих сверху бомб. Но тут уже ничего не попишешь - на войне как на войне.
   Кто же тогда знал, что из-за их спины в это же самое время кто-то из своих вздумает шарахнуть атомной боеголовкой? Да ещё без оповещения однополчан о применении ядерного оружия?
   Констанция прислушалась - тишина. Последние двое суток канонада не затихала ни на минуту и к ней уже все привыкли. Местные окопные старожилы уверяли даже, что у них сон под неё гораздо лучше. Бабахают - значит всё в порядке, значит без сюрпризов. Натовцы изо всех сил пытаются удержать блокаду гарнизона Москвы, а наши её снять, и потому бои не затихают ни днём ни ночью.
   А здесь тишина. Только где-то с плеском капает вода. В аптечке ещё должны были оставаться обеззараживающие таблетки. Хотя бы парочка. Тогда можно будет попить. Констанция осторожно ощупывает глаза: вроде бы целые. Если не считать многочисленных порезов от осколков гермошлема. Пальцами она принялась отдирать один за другим сгустки запёкшейся крови, приклеившиеся к ресницам и, отчаянно материлась, позабыв про то, что рядом могут оказаться враги. Ведь если тишина - значит дело закончено. Тут или наши их всё-таки попёрли, или они нас пересилили. Наконец, один глаз удалось открыть. Сквозь образовавшуюся узкую щёлку между век в мозг хлынул поток яркого света.
   И никаких подвалов вокруг!
   "Что за шутки? Где я? В раю? Точно в раю! В аду ведь эта... Гиена огненная. И грешников полно. Все чинно рассаженны по котлам с кипящей смолой и сидят в них, "мучаются". А вокруг вприпрыжку скачут хвостатые черти и подкидывают дровишки".
   Но здесь пусто.
   Ти-ши-на.
   Вроде пещера с высоким потолком и классической известковой сосулькой наверху. На стене, ближе к выходу, смутно различается какое-то примитивное граффити. Всё, как и положено, всё, как и должно было бы быть в нормальной пещере в пределах обитаемого человеческого мира. Констанция прикрывая ладошкой второй, всё ещё кровоточащий глаз, на четвереньках поползла к выходу. Рядом следы костра. Кучка золы и торчащие из неё обгорелые палки. Машинально посмотрела на вшитый в рукав кругляш индикатора радиационного фона - цвет зелёный, значит всё в норме. Это было ещё более странно, потому, что после обмена ядерными ударами между натовцами и Россией вот уже двадцать лет, как фонит по всей планете. А здесь, прямо таки как в райских кущах.
   А может быть это и впрямь, рай? И войдёт сейчас сюда какой-нибудь голожопый Адам с вот такой приблудой между ног!
   Адам, впрочем, подождёт. Констанция достала из штанов аптечку, раскрыла её и кисло поморщилась - таблетка для очистки воды осталась в единственном экземпляре. Она на четвереньках подползла к образовавшейся под сосулькой лужице и кинула в неё таблетку. Та зашипела, запузырилась и принялась усиленно изображать из себя маленький подводный вулканчик. Констанцию всегда забавляла эта картинка - растворяющаяся в воде взбесившаяся таблетка.
   Осторожно, чтобы не поднимать со дна илистый осадок, она сдула в сторону упавший в воду комочек пуха от какого-то растения и принялась пить. Странный привкус. Совсем непохожий на вкус обычной воды, полученной из опреснителя. Напившись, встала, вытерла ладонью губы и, прихрамывая, направилась к выходу.
  
  
   Костик принимает решение
  
   Километрах в трёх от пещеры оказался какой-то город. Она долго наблюдала за ним, взобравшись на скалу. И всё пыталась определить, куда её занесло, в какой район Москвы. Вон торчит макушка громадного православного собора. Вроде где-то раньше она его уже видела. На какой-то фотографии в старинной книге с красивыми глянцевыми обложками. Если ей не изменяет память, то был похожий и в Москве. Да только теперь его уже нет. Раздолбили вдребезги. Даже фундамента не осталось. Она была на том самом месте и собственными глазами видела то, что от него осталось.
   Когда натовцы начинали свой первый "генеральный штурм" города и оттеснили наши войска внутрь Кремля, американский сапёрный батальон подошёл к этому гигантскому собору, поразившему их своими размерами и красотой. Солдаты попытались, было войти внутрь, но выскочили обратно как ошпаренные: настоятель собора - бывший российский офицер - раздал оружие всем своим монахам да прихожанам, из числа тех, кто смог держать его в руках. И с этим импровизированным войском занял круговую оборону и целую неделю держал её. Бой был такой, что даже в десяти километрах от места сражения земля ходила ходуном. Говорят, наши разведчики видели в бинокли, как целый полк вражеской пехоты приплясывал там под снайперским огнём как караси на сковородке.
   А потом несколько дней подряд натовцы бурили шпуры под землю и взрывали подвалы вместе с укрывшимися в них последними защитниками.
  
   Время от времени собор начинал трезвонить на всю округу замысловатым перезвоном колоколов.
   Странно.
   Значит, там есть люди. Интересно, кто они? Америкосы, хохлы? Или прибалты? Кто бы они не были, почему звонят на всю ивановскую и не боятся обстрела?
   Впрочем, какая ей разница. В первый же день своего пребывания в этом чудном, прикольном мирке Констанция сходила к морю. Оно было совсем рядом, в какой-то сотне шагов от пещеры. Это был настоящий кайф! Кто-то из парней, кажется, Олег Некрасов, рассказывал ей, что раньше, ещё до начала войны, он маленьким жил на берегу моря и купался там каждый день. Она слушала его широко раскрыв глаза, и всё пыталась представить себе эту бескрайнюю, постоянно колышущуюся водную гладь.
   Как-то года два назад они на вездеходе пробирались на запад, далеко за Уральские горы, в американский тыл, чтобы взорвать там новый натовский бензопровод. Тогда она с изумлением впервые в своей жизни увидела громадное водное пространство.
   -Это море? - Спросила она тогда Олега.
   -Костик, это конечно, очень большая, но всё-таки лужа. Обыкновенная, грязная лужа! - Засмеялся он.
   Сконфузившись, Констанция замолчала. Их командир взвода - Жека пояснил:
   -Раньше здесь была гидроэлектростанция. Вырабатывала электрический ток. Вон, посмотри! Видишь, остатки плотины? Вода поднималась до самого верха, а потом по специальным желобам стекала вниз и вращала турбины. Одна такая станция могла бы согреть и осветить все наши города, какие теперь ещё у нас остались.
   -Ну, так чего бы и не построить заново такую же?
   -Разбомбят. Забросают крылатыми ракетами. - Махнул рукой командир.
  
   Нет. Теперь перед её глазами было настоящее море. Она поняла это сразу, как только вышла на берег. Всё, что окружало её вокруг, больше походило на сказку: чистая вода в ручье, птицы, беззаботно чирикающие в ветвях деревьев, рыбины, лениво шевелящие плавниками в тенистых нишах между камнями. Странный мир, полный тишины и покоя.
   Констанция спустилась к воде. Но пребывала в праздности недолго. Быстренько искупалась, потом постирала и высушила на горячих камнях свою одежду. И пока та сохла, лежала на тёплом песочке и загорала. Даже немного подремала - глаза сами собой закрывались. Слишком много всяческих испытаний выпало на её долю за последние дни. Тысячекилометровый марш без сна и отдыха, потом успешное нападение на полевой лагерь британских "миротворцев" под Минском и бесконечные бои, бои.
   Когда проснулась, захотела есть. С этим в новом мире тоже не было никаких проблем. Самодельной острогой она поймала несколько рыбёшек на мелководье и запекла их в горячих углях - благо зажигалка при всех перепетиях не потерялась. А ночевала обратно в пещере, завернувшись в плащ - он хотя и драный и старый, но мембраны и слои специальных тканей по-прежнему работали, поэтому микроклимат он всё ещё поддерживал. Так что переночевать вполне нормально, почти с комфортом, можно было. Жалко только, что его тоже нельзя было постирать и заштопать: такие плащи чинили лишь в специальных мастерских, отстирывая их в мудрёных агрегатах, наполненных особым раствором какой-то ядовитой херни.
  
   На второй день Констанция решилась сходить в город. Ей стало скучно на этой песчаной косе. Вдалеке виднелись беззаботно раскинувшие сети рыбачьи баркасы, трое голожопых пацанят пробежали вдоль кромки прибоя, играя друг с другом вдогоняжки. Увидев чужака на давно знакомом им месте, они оторопело уставились на неё и долго смотрели вслед, разговаривая между собой на каком-то совершенно незнакомом ей языке.
   Самочувствие Констанции улучшилось. Левый глаз перестал выделять сукровицу и, хотя он всё ещё был закрыт из-за отёка, но беспокойства уже не вызывал. Опухоль вокруг правого тоже уменьшилась, так что смотреть им по сторонам можно было теперь вполне нормально.
   Констанция неожиданно для пацанят, показала им язык. В её мире дети никогда не были столь легкомысленны, как эти. Они рождались, видя вокруг себя лишь войну и истребление, и умирали, так и не дожив, чаще всего, даже до тридцати лет. Ребятишки сначала испугались и отбежали подальше, но потом рассмеялись, сообразив, что эта страшная на вид чужая тётя с большущими синяками под обоими глазами, не желает им зла. Констанция помахала им ладошкой и лёгкой, пружинящей походкой тренированного человека, направилась в город.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   В средневековье
  
   ...Какая-то ерунда вокруг...
   Убогенькие лачуги, голодранцы в рванине из какой-то мешковины, деловито снующие между ними. Все настороженно косятся на неё и, как будто сговорившись, перебегают на другую сторону дороги, при встрече, освобождая ей путь, как будто прокажённой. Из домов, больше похожих на собачьи конуры из потьмы на дневной свет выглядывают, щерясь гнилозубыми пастями, подозрительные субъекты обоего пола.
   "Неужели и здесь тоже все так ненавидят русских, что шарахаются от меня в разные стороны как от зачумлённой?" - подумала Констанция.
   "Впрочем, помирать, так с музыкой!" - решила она и гордо подняла подбородок. Нарукавная нашивка с ярким российским триколором, хорошо заметная даже издалека, буквально вгоняла в ступор местных аборигенов. Жалко только, что подсумок пустой и автомат остался в подбитом "реостате". Случись заварушка и для самозащиты у неё из всего оружия в наличии только спецнож разведчика.
   И куда опять занесла её нелёгкая на этот раз? Какой-то грязный, на редкость вонючий город. Узкие, извилистые улицы иногда буквально утопали в лужах помоев, бесцеремонно выливаемых невоспитанными горожанами прямо себе под ноги. И несуразно большой. Целое скопище из домов и домишек. Они хаотично карабкаются друг на друга, стремясь заполнить собой каждую пока ещё остающёюся свободной от строений пядь городской земли. В том мире, что остался за её спиной, люди давно уже перестали жить в больших мегаполисах. Слишком это лакомая цель для ядерной атаки. Да и народу после двадцатилетнего взаимного истребления осталось всего ничего. Почти весь мир выжжен взрывами атомных бомб подчистую. Констанция уже привыкла к этим унылым лунным пейзажам, когда, поднимая тучи едкой ядовитой пыли, можешь мчаться на сотни километров в любую сторону и сквозь триплексы транспортёра видеть вокруг себя только это дьявольское запустение.
   Россия огрызалась агрессорам изо всех сил, как могла, и оказала с самого первого дня войны такое ожесточённое сопротивление, встретить которое натовские бонопарты никак не рассчитывали. Уцелели от ударов возмездия и тотального уничтожения только те страны, которые, предчувствуя недоброе, благоразумно отказались участвовать в этом "освободительном походе на восток". Но и им досталось: радиоактивное заражение, коллапс промышленности, неурожаи, голод...
   Констанция задумалась и споткнулась об булыжник мостовой. Сзади кто-то ехидно хихикнул. Она метнула уцелевшим глазом молнию на злопыхательниц и две убогонькие старушки обконфузившись, торопливо уползли в какую-то щель в высоком глинобитном заборе. Цокая подковками на высоких армейских ботинках, она направилась дальше. А вокруг было на что посмотреть! Нищие кварталы городской голытьбы подошли вплотную к высоченным крепостным стенам, опоясывающим город, судя по всему, со всех сторон. На их верхушке, между зубцами, показывались, время от времени вооружённые чёрт знает чем, какие-то клоуны.
   -С кедры они тут что ли, все попадали? Или их и впрямь вбомбили в каменный век? - изумилась Констанция, разглядывая двоих парней в проклёпанных кожаных куртках, с железными горшками на головах, со щитами и копьями в руках. Они тусовались возле ворот, и, кажется, осуществляли надзор за всеми входящими и выходящими из города. И что самое странное, никому из проходивших мимо них людей, не было смешно видеть перед собой подобное чудо.
   Вид гордо вышагивающей прямо в их сторону Констанции вогнал обоих стражей в точно такой же ступор, в какой впадали почти все из встреченных ею до сих пор людей. Разинув рты они уставились не мигая, будто окаменели. Констанция, будучи опытным бойцом, сразу же оценила экипировку и вооружение ребятишек и призадумалась. Всё было не новым. Потёртая, с заплатками одежонка, массивные, со следами грубой заточки и кавернами на металле наконечники копий, небольшие, плохо выправленные вмятины на шлёме... В таком не позируют перед кинокамерой и не читают монологи Гамлета на сцене театра.
   В этом живут.
   Констанция подошла к воякам и подбоченившись, небрежно положила ладонь на рукоять висящего на поясе спецножа. Потом вспомнила, что с синяками под обоими глазами она представляет из себя на редкость жалкое зрелище. Полезла в нагрудный карман, извлекла оттуда солнцезащитные очки и напялила их себе на нос. Так-то лучше!
   Аборигены открыли рты, и выпали в осадок.
  
   -Кто это? - спросил один у другого.
   -Я откуда знаю! Может быть, жена какого-нибудь сановника или заморская гостья.
   -Посмотри, какой у неё нож, и какие сапоги. Ты хоть раз в жизни видел такие на наших бабах?
   -Нет. Не видел.
   -И что будем делать? Задержим?
   -А если это какая-нибудь богиня? Ясно, не пресвятая дева Мария. Языческая. Афина, например. Или вообще не наша, а германцев?
   -С такими-то синяками? Разве у богинь могут быть синяки, как у побитой портовой девки?
   -У варваров всякое случается. Подралась с этим... с Зевсом!
   -Да хоть с самим сатаной. Всё равно, как только она войдёт в город, ты пойдёшь за ней следом и проследишь, куда она пойдёт. А главное: к кому. А я тем временем, побегу докладывать командиру...
   -О Бог Единый!!! - невольно схватился за сердце стражник, когда увидел, как таинственная незнакомка совершенно свободно залезла пальцами внутрь своей одежды и извлекла оттуда, прямо из собственной груди какую-то чёрную штуковину, которую и нацепила себе на глаза. Нечто похожее на шоры для лошади, когда та не хочет подниматься на корабль. Незнакомый с такой вещью как карманы, стражник был сражён наповал. Появление "из ниоткуда" очков показалось ему настоящим чудом.
   Констанция тоже насторожилась: в разговоре вояк она вроде бы уловила знакомые слова. Что-то там такое мимоходом они брякнули про германцев.
   -А где вы тут видели фрицев? - спросила она. Те перестали переговариваться промеж собой, замолчали, и снова уставились на неё.
   -Немцы, я спрашиваю, где? Ферштейн?
   Реакция собеседников была равна нулю.
   М-да. Много от вас не добьёшься. - Пробурчала она. - Нах хауз! - махнула ладонью в сторону ворот и пошла. И что самое странное, аборигены её поняли!
   -Хауз, хауз! - закивали, заулыбались они.
  
   -Как же мы раньше не сообразили, что она из готского племени!
   -А ты много видел готских баб в такой вот одежде? Да и говорит, как славянка. Ладно, давай, ступай за ней следом, да смотри не вспугни и не потеряй из виду. Иначе, чую я, нам за неё головы с плеч поснимают. А я пока побегу к сотнику.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Малыш Святослав
  
   Прелюбопытный город. Базар вон какой, народу, опять же, прорва. И все гомонят, чего-то, как сороки, суетятся. Да и жарко стало. Солнце припекает так, что вспотела. К полудню, уже порядком подустав, Констанция окончательно пришла к выводу, что она спятила. Или попала в рай, удостоенная такой чести как награждённая в боях с оккупантами георгиевским крестом.
   Теперь в самый раз пора было задуматься о том, чтобы найти себе какое-нибудь подходящее пристанище и передохнуть маленько. После полученного сотрясения мозга голова ещё сильно болела, и перед глазами время от времени всё начинало плыть и кувыркаться, а в ногах чувствовалась непривычная для двадцатилетней физически крепкой девушки, слабость. Но, это как она полагала, побочный эффект от перемещения души "на тот свет".
   Констанция присела на первую попавшуюся скамейку и огляделась вокруг. Ничего особенного. Всё тот же человеческий муравейник, многоязычное бормотание со всех сторон и проклятое солнце, методично выжигающее своими лучами остатки её бедных, раскисших в кисель, мозгов. Слева от неё, всё на той же скамейке сидит толстожопый мужик в шерстяном халате, надетом прямо на голое тело и с засаленным полотенцем, обмотанным вокруг головы. Мужик громко орёт, цепляется за проходящих мимо него людей и благоухает так, что ей с трудом удаётся подавить приступы тошноты. Словом, красавчик ещё тот.
   "Странно, что в раю есть место для таких вонючек" - С тоской подумала она.
   "Интересно, если я его сейчас пну пару раз и отгоню от себя, Господи сильно на меня обидится? Да и самого его я что-то до сих пор ещё не видела. А пора бы уже показаться. Грехи, там, типа, начать взвешивать, добрые дела сортировать от пакостей. И как, интересно, он рассудит: те пятеро бандеровцов, в окопчике, что я ухайдакала три дня назад гранатой вместе с их АГСом, - куда он их зачислит? В прегрешения? Или, наоборот, в подвиги? Может быть, их надо было взять в плен? Хотя куда их потом было девать? Быстрей бы уж, начинал свой суд. Чего волокититься-то..."
   Прямо перед ней, в двух шагах, на голой земле сидят рядком связанные одной верёвкой люди. Тощие и грязные. Мужики, бабы. Те вообще какие-то редкостные уродины: коротконогие, вислозадые, с грязными, спутанными в ком волосами, которые, похоже, никогда не знали, что такое гребень, с отвислыми едва ли не до колен, дряблыми титьками.
   Да что же это за рай за такой! - мысленно возмутилась Констанция. - Где ж они таких красавиц наловили? Щас таких даже в Африке не осталось!
   С ужасом, леденящим кровь, она вдруг заметила как по платью одной из "девушек" ползёт жирная, совершенно потерявшая от жары ориентировку, платяная вошь. Констанция из последних сил удержала подступающий к самому горлу комок и отвернулась, не в силах больше видеть и вдыхать в себя эту ауру средневековья. Да-а. А она-то наивная, полагала, что уже не найдётся на свете ничего такого мерзопакостного, что способно вывести её из себя.
   Констанция посмотрела опять на связанных и вздрогнула: она увидела ту самую старушку, из подвала! В опрятном старообрядческом сарафанчике, в платочке, надвинутом на самый лоб. Встала, подошла к бабушке и уселась, рядом с ней прямо на землю. Сняла с глаз очки.
   Не может быть!
   Разве такая встреча возможна, хотя бы даже и на том свете? Интересно, она её тоже узнала? Скорее всего, нет, ведь там, в подвале, было совсем темно. Да и пробыли они вместе, от силы несколько минут.
   -Как ты? - спросила она старушку. Та лишь виновато улыбнулась и пожала плечами. Констанция достала нож и разрезала опутывающие её руки узлы.
   - Пошли. Нечего тут сидеть.
   Она встала сама и подала ей руку. Но старушка вместо того, чтобы встать, только энергично замотала головой и показала на сидевшего за её спиной мальчика лет семи.
   -Святослав. Внучек. - Пояснила она.
   Нет. Не та эта бабулька. Голос не тот, да и росточком она поменьше. И родинка, вона на щеке. А у той её не было. У Констанции фотографическая память на лица. И говорит она как-то странно, не по-русски, хотя и понятно. Впрочем, какая разница. Мальчик тоже протянул к ней свои ручонки, связанные верёвкой и Констанция одним движением рассекла узел и помогла ему встать.
   -Идём. Нечего тут в пыли сидеть. Ещё вшей наловитесь от этих красавиц.
   Что тут началось! Толстяк, увидев, что странная особа освободила рабов, но вместо оплаты хочет просто увести их с собой, взревел иерихонской трубой, сотрясая до основания камни заснувшего от полуденной жары древнего города. В ответ на его нечеловеческий вопль нанятые им двое охранников-хазар подавились своим пловом и подскочили как ошпаренные.
   -Чего тебе, вонючка? - повернулась к нему Констанция.
   Толстяк, продолжая размахивать перед её носом кулаками, захлёбывался от возмущения и тараторил как бельгийский пулемёт, со скоростью две тысячи слов в минуту. По красноречивому жесту трущихся пальцев, Констанция поняла: он хочет денег.
   -Денег хочешь? - работорговец часто-часто закивал головой. - Но у меня только тугрики. Уж извини, приятель!
   Она коротко, без замаха врезала ему в челюсть. Толсторепый крутанулся вокруг своей оси и спикировал в соседнюю палатку торговца рыбой.
   -Идём! - позвала она растерявшихся, было, земляков, но тут уже ей самой пришлось несколько раз увернуться от сверкающей стальной полоски, грозящей при малейшей оплошности оставить её без головы. От такого напора, Констанция постепенно начала свирепеть. На удар она всегда привыкла отвечать ударом, и не намерена была отступать от своих принципов даже здесь, "в раю".
   -Ну, суки, сами напросились!
   Финт, ещё один и протяжный вой скачущего на одной ноге хазарина. Ступня второй у него была рассечена спецножом насквозь вместе с тонкой кожей неказистого сапожонка. Новый удар - уже наискосок. Она, скользнув, сближается, захватывает его за атакующее запястье и отправляет ретивого молодца аккурат вслед за его хозяином. Звон опрокинутых чанов, брызги пряного рассола во все стороны, отчаянная ругань...
  
   Начальник византийской тайной полиции, переодевшись в нехитрый маскарад, расхаживал вдоль лавок торговцев и безучастно смотрел на разложенные по лоткам груды самых разных товаров. Хлам. Абсолютно бесполезный в его деле хлам. Ему требовалось срочно встретиться с нужным человеком и желательно без свидетелей, но того и след пропал. В условленное время он так и не пришёл к назначенному месту, да и вообще куда-то запропастился. День потерян и теперь придётся, по-видимому, возвращаться "в контору" ни с чем. Внезапные визги, крики и шум завязавшейся драки заставили его обернуться и посмотреть в сторону рядов работорговцев.
   Невероятно! Щуплая, необычного вида молодая женщина, одетая в странный пятнистый мужской костюм, лихо уклонялась от атакующих её саблями тавроскифов-охранников. А затем обнажила свой короткий, угрожающего вида клинок-акинак, и в одну минуту буквально втоптала их в прах. Раненные, они, жалобно скулили, как побитые псы и расползались от неё в разные стороны, позабыв про свои брошенные на землю кривые сабли.
   Сановник слегка кивнул своим сопровождающим:
   - Взять! Только без единой царапины! Так у нас ещё никто не сражался. Посмотрим, что за птица.
   А тем временем переполох на базаре нарастал. За дело взялся начальник городской стражи. Человек не очень большого ума, но зато безграничного служебного рвения. Он приказал вызвать подкрепления и полностью оцепить близлежащие кварталы. Торговцы, их покупатели и прочий праздношатающийся люд изо всех сил удирали в разные стороны, запрудив своими телами выходы из рынка и все окрестные переулки. Многомудрые опытом прошлых лет они прекрасно понимали, что значит "попасть под раздачу". Сотни воинов гарнизона, спешно поднятые по тревоге выскакивали из казарм как ошпаренные и, построившись в колонны, бежали вместе со своими офицерами, во всех направлениях. Они быстро перегораживали линиями ощетинившихся копьями щитов даже самые узкие переулки и перекрывали наглухо любые пути отхода для неизвестного беглеца.
   Это что же такое нужно было сделать, чтобы вызвать такой переполох? - удивлялись люди. Старики припоминали, что подобное случалось и в прежние годы, но только во времена мятежей и осад, когда теряли головы, бывало, и сами императоры. Просто так подобного кипеша никогда не случалось. Сотни людей сновали во всех направлениях, вскарабкиваясь даже на крыши домов. Ведь и мышь не проскочит в Вечном городе империи, не будь на то воли богоизбранного басилевса!
   Констанция оценила обстановку с ледяной выдержкой загнанного в угол терминатора. Прямо на неё между рядами палаток торговцев надвигалось до полусотни вооружённых остро заточенными железяками, воинов. Ещё десятка полтора подкрадывались сзади с сетями в руках. Когда враги, довольные её неподвижностью, бросились одним рывком вперёд, Констанция резко подпрыгнула вверх, зацепилась за козырёк крыши и, подтянувшись, в одно мгновение оказалась над их головами. Лавки стояли очень близко друг к другу, сливаясь кое-где в один сплошной ряд. Сверху она показала неприличный жест преследователям и, разбежавшись, перепрыгнула прямо над головами вопящих что-то внизу солдат, на другой ряд, затем ещё на один.
   Спрыгнув на землю, она обернулась, и увидела, как ей показалось, что за ней гонится целое войско. С разбега она заскочила на невысокий, похожий на штакетник, заборчик возле двухэтажного, богато украшенного лепниной особняка какого-то средневекового олигарха и на глазах изумлённых зрителей с ловкостью кошки, пробежала по нему. Перепорхнула на балкон второго этажа и скрылась в раскрытых, занавешенных портьерами дверях.
   -Идиоты! Закройте ворота крепости! Взять её! Взять! Именем басилевса! - уже начал хрипеть изрядно надорвавший глотку жандармский командир.
   Начальник тайной полиции прикрыл от стыда ладонью глаза и тяжко вздохнул - на завтра предстояли долгие и неприятные разборки во дворце императора, потому как эта мерзавка сумела забраться в дом уважаемого Лициния - сенатора и члена консистория.
  
   -Пардон месье! - бросила на ходу Констанция извинение хозяину дома. Завёрнутый в белую простыню с красенькой каёмочкой мужик средних лет чинно возлежал на шикарной позолоченной не то кровати, не то диване и сосредоточенно читал, насупив брови, длиннющий свиток. Она пробежала через весь его дом, спустилась на первый этаж и выпрыгнула через окно на смежную улицу.
   -Твою мать! - ругнулась, потому что, перекувыркнувшись, крепко приложилась затылком об мостовую. Всё-таки ведь она не была ещё настоящей ниньзей. В двери дома сенатора тем временем ввалилась целая кодла вооружённых людей, которые, растолкали всех его слуг, и промчались вслед за беглянкой, на второй этаж, потом опять, но уже по другой лестнице спустились вниз и пробежав через кухню с воплями: - Держи её! - высыпали на улицу через всё то же многострадальное окно. Крайне удивлённый хозяин дома, впрочем, нисколько не обиделся, а тут же присоединился к погоне и как был босиком, выбежал на улицу вместе со всеми. Констанция молила Бога, чтобы только ворота цитадели оказались открытыми.
   Тщетно.
   Прямо перед самым её носом огромные створы гулко захлопнулись, и рядом с ними выстроилось десятка два вооружённых до зубов головорезов. На стенах, сверху, тоже столпились изготовившиеся к бою солдаты. Нечего было даже и думать о том, чтобы пытаться прорваться через этот ощетинившийся копейными остриями заслон.
   Констанция развернулась к преследователям. Впереди этой толпы смешно ковылял на кривых в колесо ногах какой-то лысый мужик, впихнутый наподобие черепахи в богато разрисованную уродцами железную кирасу. Шлём, он тащил в руках. Мужик почему-то был без штанов, но зато в коротенькой серенькой юбочке. Увидев, что беглянка, наконец, остановилась, он с облегчением перевёл дух и утёр струящийся со лба пот. В общем, престарелый артист драматического театра, которого на седьмом десятке лет вдруг заставили играть героя-любовника, доблестного рыцаря Айвенго.
   -Ну что вам всем от меня надо? - вздохнула Констанция.
   Старик остановился сам и, махнув рукой, остановил своих орлов и сделал шаг к ней навстречу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Явление кесаря слугам его
  
   Один из дворцовых лизоблюдов тихонько нашептал на ушко императору, что городской патруль смог после превеликой драки поймать утром на городском рынке особо опасного шпиона из какой-то очень далёкой и неизвестной пока научной общественности Константинополя, страны.
   -М-да? - вскинул брови басилевс. - И где же этот шпион сейчас?
   Придворный холуй придвинулся ещё ближе к украшенной тяжеленной короной голове Юстиниана и прошептал ему несколько слов, сопровождая это красноречивым жестом указательного пальца вниз.
   -Ну да. Где же ему ещё быть.
   Император тяжко вздохнул, сполз со своего трона и, шаркая, направился прочь из тронной залы. Опять случилось что-то интересное, и опять ему никто, ничего, не говорит. Вот так и убивают, императоров, потому как ничегошеньки-то они не знают о том, что творится у них буквально под самым носом.
   -Положи на место. - Попросил он преданного слугу, всовывая ему в руки свою корону. Корона была очень тяжёлой, страшно дорогой и в то же время аляповатой до неприличия. Драгоценные камни величиной с мелкое куриное яйцо усеивали её поверхность, где надо и не надо. Венчал сие сооружение изобретённый им не так давно новый символ веры в Бога Единого - массивный золотой крест. Тоже, естественно, на зависть всем соседним королям, щедро усыпанный жемчугами, рубинами и изумрудами. Шея после ношения такого громоздкого сооружения уставала ещё больше, чем от шлёма. Зато и стоил сей продукт средневекового кеча примерно как небольшое западноевропейское герцогство. У иностранных послов от лицезрения такой роскоши аж начинало першить в горле. Не прошло и года, как вожди всех соседних государств тоже принялись скрести по сусекам своих сокровищниц, чтобы не ударить перед коллегами в грязь лицом и обязательно водрузить себе на голову примерно такое же великолепие.
   Император просеменил через несколько смежных покоев. Встреченная им охрана бодро отсалютовала, вытягиваясь по струнке. Пустячок, а приятно: хоть кто-то в стране тебя ещё уважает. Вона, как пыжатся! Юстиниан жестом отогнал от себя двух телохранителей, шумно топающих вслед за ним будто ожившие каменные изваяния Геракла или Ареса, и спустился в подвал. Очень уж ему хотелось потихоньку подкрасться к пыточной камере и напугать всех собравшихся там, своим внезапным появлением и многозначительным: "Ага!".
   Пусть знают, что император, ... он того... Тоже всё знает!
   И без них!
   -А-а... кто это у нас? - коварный замысел оставить всех заиками исчез сам собой. Подвал буквально кишел народом. Сановники и шпионы, офицеры гвардии и мудрецы из университета. Кого тут только не было. Лишь два палача, обидевшиеся на весь мир за то, что про них забыли, скромно сидели в сторонке со скучающим видом, да он - басилевс, стоял в дверях дурак дураком и не мог понять, что к чему.
   -Кх-м... - Эффект от его неожиданного появления за спинами собравшихся, был как от вошедшего в женскую баню голого мужика. Все шарахнулись по сторонам, прилипая поплотнее к стенам и освобождая место в центре для объяснений, другим. Палачи, сидевшие без дела на пыточном верстаке, слегка оживились, с надеждой посматривая на императора.
   Да-а. Народу важного набилось здесь столько, что вполне можно было бы проводить выездное заседание госсовета. Причём, кворум был бы обеспечен. И вот, в центре всего этого благородного собрания стоит одетая в несуразную мужскую одежду рослая, хотя и очень худая, молоденькая бабёнка с расцарапанной, избитой рожей и заплывшими от кровоподтёков глазами.
   - Кто, я спрашиваю, это у нас?
   Юстиниан грозно насупил брови. Но вместо обычных чётких ответов, от подчинённых лишь невнятное бормотание.
   -Дык, ведь... Не знаем!
   Хоть честно, без вранья. Император прошёл к столу секретаря, на котором громоздилась горка изъятого у девушки имущества. Осторожно, двумя пальцами приподнял в воздух тонкий кожаный браслет с блестящей железячкой посредине. Стекло, прикрывающее железячку с одной стороны, было разбито и внутри неё можно было рассмотреть чрезвычайно мелкие детальки какого-то замудрённого механизма. Император с многозначительным видом обнюхал диковинку, потом попробовал поковыряться внутри неё ногтем, но, не придя ни к каким выводам, опять положил на стол.
   -Дивное украшение. В наших краях мною невиданное. Что сие значит?
   -Чо-у-ы-сы коу-манти-ир-ские! - многозначительно изрёк по-слогам начальник тайной полиции, подглядывая в свои конспекты.
   -Чего?
   -Придурок какой-то разбил. Совсем новые были. С передатчиком на "Глонас". Теперь мне пи...ц без них. Лучше бы руку отрезали.
   -Чего? - Удивился Юстиниан. - О чём она говорит?
   Толмач-славянист сделал шаг вперёд:
   -Хочет, о Божественный, чтобы ты приказал отрезать ей руку.
   Басилевс вскинул брови и с уважением посмотрел на пленницу: - какая храбрая девушка! Сама просит пытать её сразу и самым лютым способом!
   -Ну, зачем же так... сразу... Мы же не звери, в конце концов. Поговорим, для начала. Например, расскажи нам, как тебя зовут? Откуда ты родом?
   Диалог явно налаживался. До поры до времени.
   Толмач опять затараторил. Девушка ничего не поняла и только наморщила лоб. Толмач повторил свой вопрос ещё раз, но теперь уже гораздо медленнее и, стараясь как можно чётче произносить сложные слова древнерусского языка.
   Наконец она кивнула головой, давая понять, что всё поняла.
   -Я Констанция Смородинова. Ефрейтор 35 отдельного батальона специального назначения. Прикомандирована к батальону на время проведения спецоперации в качестве переводчика. Знаю финский, эстонский, польский языки.
   Юстиниан выразительно посмотрел на своего толмача и замер, терпеливо ожидая перевода. А тот, в свою очередь зябко поёжился под его тяжёлым взглядом. Потом почесал себе затылок и честно признался:
   - Я ничего не понял, из того, что она сказала!
   Император насупился ещё больше.
   -Ну а откуда ты к нам попала? Где твоя родина, где ты выросла?
   Дальше пошло проще.
   -До третьей мировой войны мои родители жители в Красноярске. Потом, когда город уничтожили натовцы, они погибли, а я воспитывалась у своей бабушки в маленькой деревне. Мне тогда было всего несколько месяцев отроду. Когда убили и бабушку с дедом, попала в детдом.
   Басилевс снова посмотрел на своего толмача:
   - Ну, на этот раз ты хоть что-нибудь понял?
   -Почти всё. Кажется, её страна ведёт войну со своими соседями и её родственники и город, в котором она жила, погибли.
   -А зачем она приехала к нам. И зачем напала на бедного работорговца? Зачем устроила драку на рынке?
   Девушка молча выслушала, потом глаза её превратились в узкие щёлочки, сверлящие взглядом уже самого императора:
   -Мой народ двадцать лет воюет за свою свободу. И я не позволю никому надевать на шею русского человека ошейник, как на собаку. А этот поганец осмелился вывести на площадь старуху и её маленького внука. И продавать их рядом с козами и свиньями. За это я и хотела перерезать ему глотку, но твои люди почему-то мне помешали.
   Император заметно покраснел.
   -В моём государстве много рабов из славян. Значит, ты и твои сородичи будете теперь из-за этого воевать ещё и со мной?
   -Если ты освободишь всех моих земляков, то, скорее всего - нет.
   -А если не освобожу?
   -Тогда - да!
   -Хм...
   Басилевс слегка кивнул палачам и те радостно встрепенулись и засуетились возле своего верстака-мангала: подкинули древесного уголька в калильню, начали выкладывать сваленные в кожаное ведёрко с мыльной водой щипцы, длинные иглы, ножички.
   -Ты сказал: "В моём государстве". А как называется твоё государство?
   -Византия.
   -А этот город - случаем не Константинополь?
   -Истинно. Неужели ты приехала к нам и не знала куда едешь?
   -А какой сейчас год? От рождества Христова?
   -Странные вопросы ты задаёшь. Мы не знаем здесь никакого Христа, кроме Иисуса Назарея Христоса - Помазанного на царство Спасителя-императора. То есть - меня. Басилевса Юстиниана. А счёт летам испокон века ведём от сотворения мира.
   Пленница схватилась за сердце и повалилась, теряя сознание.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Точки над i
  
   Констанция пришла в сознание и решительно не могла сообразить, где она находится. Вокруг обстановка как в монастыре. Цветные витражи на стрельчатых окнах, толстый ковёр на полу. Сама она лежит на большой деревянной кровати, укрытая одеялом из волчих шкур, а на лбу у неё холодная тряпка с завёрнутыми внутрь кусочками льда.
   Рядом кто-то кашлянул.
   Она присела на кровати и увидела тщедушного человечка возле дверей. С чалмой на голове и в длинном, узбекском халате. Когда человечек заметил, что она пришла в себя, хихикнул, вежливо поклонился и вышел за дверь.
   Констанция села скрестив ноги, и схватилась за голову:
   -Не может быть! Господи, что же ты сотворил со мной! Зачем! Лучше бы мне было подохнуть там, в подвале, чем оказаться здесь! В какой-то жопе, за тридевять земель! Ы-ы-ы!!!...
   Она сидела и горько плакала, размазывая, катившиеся из её глаз слёзы вперемешку с сукровицей.
   За стеной в тёмной нише стояли два человека и внимательно следили за странной пленницей через небольшие потайные отверстия в кладке. Пожилой толмач шёпотом переводил слова девушки императору, а тот всё больше и больше хмурился, решительно ничего не понимая в её поведении.
  
   Весь день её больше никто не беспокоил с расспросами. Служанки приносили ей прямо в постель завтрак и обед, благо необходимые "удобства" с ватерклозетом, горячей и холодной водой и небольшой, но очень изысканной ванной находились в смежном помещении. Идти куда-либо дальше санузла можно было и не мечтать: за дверями комнаты круглосуточно стоял усиленный караул гвардейцев с десятником во главе.
   -Во обложили! - искренне удивилась Констанция. Проплакавшись, она с любопытством взяла одну из книг в небольшом шкафчике и раскрыла её. Но ничего не поняла - все страницы были сплошняком исписаны греческими рукописными загогулинами. С удивлением не нашла на полках ни одной, хотя бы отдалённо напоминающей собою Библию.
   А в это же самое время самые лучшие мудрецы империи корпели над её покорёженными кварцевыми часами и только диву давались. Никто из них так и не смог сказать императору, для чего предназначен, сей замысловатый предмет. Но ещё больший шок испытали византийцы, когда добрались до её ножа. Качество стали, многофункциональность и внешний вид которого были просто потрясающими для средневековых воинов. Император и сам не дурак был в обращении с оружием и потому когда кто-то из придворных брякнул, дескать: каковы же тогда мечи у воинов этого народа, если даже обычный нож, они смогли сделать столь изощрённым оружием, он помрачнел не на шутку.
   И было от чего. Лучший оружейник Арсенала, вызванный, во дворец долго рассматривал диковинку. Послюнявил. Осторожно провёл пальцем по лезвию. И долго потом цокал языком и покачивал головой.
   -Что?- не вытерпев, спросил император. Мастер снял со своего пояса висевший там дорогущий кинжал. И на глазах собравшихся, принялся заморским ножом снимать с него железную стружку, строгая его, словно деревянную чурку. Когда лезвие было порядком испорчено, положил его на стол, рядом с императором.
   -Но ведь теперь, его только выбросить?
   -Как и все мечи наших воинов. - Оружейник низко поклонился и сделал шаг назад. Взгляды собравшихся неотрывно были устремлены на лежащий, на столе волшебный нож чужеземки.
  
   Но последней каплей для мужества императора стал... ботинок Констанции.
   Самый уважаемый во дворце сапожник, лично тачающий обувку для семьи басилевса, не смущаясь, буквально вцепился в невиданное им доселе этакое совершенство. Чужой, запылённый, провонявший от длительной носки ботинок, привёл его в невероятное возбуждение. Император раскрыв от удивления рот наблюдал за бедолагой, руки которого дрожали, а глаза горели как у больного нильской лихорадкой.
   Однако когда старый мастер, наконец, обрёл дар речи, то его уже потерял сам император. Причём надолго.
   -Басилевс! Армия, обутая в такую обувь, способна пройти через всю Ойкумену и вернуться назад. И ни одному из её солдат по дороге не потребуется заменить прохудившийся сапог. Ни я, ни кто другой, из ныне живущих мастеров, не способны создать подобного совершенства. Это не сапог, поверь мне, это настоящее рукотворное чудо!
   Старик даже и не подозревал, насколько его слова оказались близкими к истине. Многослойные мембраны, сверхпрочные, износостойкие синтетические материалы, нанотехнологии недоступные людям даже в самом конце двадцатого века действительно превратили это нехитрое, казалось бы, изделие в подлинное чудо. А как иначе назвать обувь, в которой нога не потеет летом, и не мёзнет зимой? Которая не пропускает воду, не скользит на льду и в которой никогда не подхватишь грибок?
   Старый мастер поклонился, поставил ботинок на стол и отошёл в сторону. Он был морально раздавлен. Всю свою жизнь он привык считать себя самым лучшим обувным мастером в мире. Теперь, на восьмом десятке лет, когда множество учеников уже столпились возле его ног, внимая каждому его слову, он был полностью уничтожен как профессионал. Его жизнь, без остатка посвящённая ремеслу, отныне потеряла для него всякий смысл.
   На следующий день, Юстиниану донесли, что придворный сапожник покончил жизнь самоубийством, не найдя даже сил и желания написать предсмертную записку.
  
   Император вошёл в гостевые покои, где под охраной содержалась пленница, только вечером следующего дня. Он был мрачен, как никогда.
   -Кто ты? Мои географы так и не смогли сказать мне, где находится этот твой Красный Ярск. Хотя у меня в столице живут самые лучшие во всём мире учёные.
   -Я не обманываю тебя. - Констанция отодвинулась на краешек кровати, уступая место Юстиниану, который тоже решил присесть. Он принёс с собой все изъятые у неё вещи и сложил их перед ней. Полуботинки опустил на пол. Девушка взяла их и принялась натягивать на ноги, зашнуровывая. Басилевс с интересом наблюдал за ней.
   -Какая у тебя необычная обувь - сказал он и пристально посмотрел на неё, ожидая ответа. И этот ответ, заставил его помрачнеть ещё больше.
   -Это военная обувь. У нас такую носят солдаты.
   -А мирные люди?
   -Мирных людей, среди моего народа больше нет. Мы все стали воинами. И пока не прикончим последнего врага, эти солдатские ботинки никто не снимет.
   "Она говорит, что пока жив их последний враг, эту обувь, басилевс, никто снимать, не намерен". - Перевёл толмач.
   -Прикажи принести карту, и я покажу тебе, где находится моя страна.
   Юстиниан встрепенулся. Быстро вышел за дверь и приказал своему советнику, терпеливо ожидающему хозяина за порогом:
   -Карту! Живо! - Потом вернулся назад. - И много ли у вас союзников?
   Внезапно, до Констанции дошло: - Да ведь он её просто боится! Она же вторглась в чужой мир непрошенной гостьей, с целой кучей артефактов. И уже одним своим появлением вполне способна поставить на уши весь этот архаичный мирок, вместе со всеми его царьками и вождями, подозрительно наблюдающими друг за другом сквозь арбалетные прицелы.
   -Прости, меня, Ваше Величество! - впервые она сделала жалкую попытку поклониться.
   -Чего?! - удивился тот, явно не ожидая подобного поворота.
   -Мне нужно было сразу тебе сказать...
   -Что? О чём? - насторожился император
   -О том, что наши народы никогда не будут враждовать. И даже...
   -???
   -Даже не смогут никогда увидеть друг друга.
   -Это почему же?
   Но ответить ей не дали: дверь распахнулась, и в комнату вошло двое слуг, принёсших развёрнутую пергаментную карту, снятую по случаю со стены в библиотеке. Карту расстелили прямо на полу, на ковре. Констанция никогда раньше не увлекалась историей и просто не помнила из школьного курса ни одной иллюстрации, воспроизводящей старинные карты. Зато на войне работать с современными научилась мастерски.
   - Что это за ерунда? - спросила она, напряжённо вглядываясь в богато иллюстрированную разноцветными рисунками самую лучшую, самую подробную из всех имевшихся в мире на тот момент, карт. Тут тебе и центр, пупок цивилизации Константинополь. И страшные андрофаги. И гипербореи, постоянно бродящие по своим бескрайним просторам по колено в снегу. И северная Африка, полная чернозадых, курчавоволосых туземцев. И всё это в цвете, с шикарными изображениями домов, крепостей, с выглядывающими из окон в башнях замков человечками. Чудо, а не карта! Залюбуешься!
   Но Юстиниану, вдруг, всё равно стало стыдно. Даже уши покраснели: с таким презрением, смешанным с насмешкой, разглядывала эта женщина последнее достижение византийских географов.
   "Лучше бы вообще не показывал! Теперь позору не оберёшься от своего невежества!" - с горечью подумал он.
   Констанция вздохнула и посмотрела на басилевса.
   -Ладно. Я нарисую тебе, как смогу, те части света, которых не хватает на твоей карте. Ты узнаешь то, о чём ещё не догадывается ни один человек на земле. Но за просто так, я этого не сделаю. Эти знания дорогого стоят.
   -Что ты хочешь от меня? Золота?
   Она усмехнулась.
   -А зачем оно мне? И серебро, кстати, тоже.
   -Тогда что?
   -Освободи из рабства всех моих земляков!
   -Ты просишь невозможного! Вы, руссы - очень хорошие рабы. Сильные и выносливые. И вы всегда будете рабами империи. Или подохните!
   Констанция с размаху залепила ему пощёчину. Мгновенно комната наполнилась вооружёнными гвардейцами, которые заломили ей руки за спину и прижали лицом к стене.
   -Увести. И чтобы через час её тело валялось в канаве возле рыночной площади, без головы! - Распорядился Юстиниан, потирая изрядно припухшую после удара щёку.
  
  
  
  
  
  
  
   Особое мнение контрразведки
  
   Как бы не так! - решил видный мужчина в красивой, богатой одежде. От него за версту несло дорогими благовониями, пальцы украшали разнообразные перстни, а размётанные возле его обширной лысины волосы были густо намазаны приятно пахнущими ароматическими маслами и прилизаны как у поп-звезды.
   Словом, законченный руководитель. С хорошей родословной и ещё большим самомнением. Персонаж знакомый Констанции ещё по прошлой жизни. В России всегда было полно таких вот бездельников, не годных ни на что, кроме "общего руководства". Причём, безразлично чем.
   Видный мужчина чем-нибудь да "рулил" всю свою сознательную жизнь. Ещё он умело плёл многоходовые интриги, безжалостно сокрушал конкурентов, остервенело сражался за какую-нибудь очередную должность, подворовывал, по мере возможностей и в результате добился таки такого влияния при дворе, что мог позволить себе то, о чём не посмели бы даже мечтать большинство из самых известных сенаторов или губернаторов. Нажил состояние, размеры которого не мог точно определить даже он сам. А заодно научился хорошо работать головой. Шевелить мозгами. И наблюдая за пойманной иностранкой пришёл к такому вот выводу: императоры приходят и уходят, а перевербованные шпионы такого уровня, как эта девчонка, цены не имеют. Шпионами такого класса как она, не разбрасываются. А в том, что Констанция шпионка - он не сомневался. Другое дело - как её использовать. Тут вариантов прослеживалось несколько. Но самым важным из них для себя он посчитал один: сделать из неё тайный, неведомый для остальных клинок. Оружие, от которого у других не будет никакой защиты. Проверить, конечно, для начала, на что она годится. Если что - подучить. Благо, спецы по кинжалам и ядам в ромейской империи никогда не переводились.
   Словом, в тот вечер в отвалы полетела чья-то другая голова. Доклад "отцу нации" был отправлен по всей форме, а в глубоком, тёмном подвале, без окон и дверей, сидела прикованная цепями к стене, Констанция Смородинова. Просидела она там трое суток. Развлекалась тем, что болтала с шатающимся возле дверей часовым. Как полиглот она быстро училась понимать чужую речь. Уже на исходе второго дня вполне сносно могла составлять слова в предложения и понимать, то о чём лопочет её собеседник. Что особенно радовало, так это то, что кормили её как на убой: тут тебе и молочко свежее по утрам, и мяско на обед, а на десерт обязательные вино и фрукты.
   Но за всё надо платить!
   Утром четвёртого дня, в подвал заявился тот самый надушенный и прилизанный сэр, что возглавлял ещё облаву на неё и заодно являлся куратором всех тайных спецслужб империи.
   - Мне чихать и на твои карты и на твои колдовские штучки - по-простецки признался он. Я человек прямой. Поэтому и говорить с тобой буду открыто, без хитростей. - Он посмотрел на неё, возможно ожидая ответа, но, не дождавшись, продолжил:
   -Три дня назад, вместо тебя убили другого человека. Собственно, её давно уже хотели убрать, но вот собрались, наконец. Теперь император уверен, что это именно ты там была казнена, а стало быть, его воля выполнена. Так что ты пока, жива, но в то же время среди живых, тебя уже нет.
   -Хватит вступительных слов. Говори яснее. - Вздохнула она.
   -Хм. Ну что ж. Так, даже ещё проще. Суть дела в том, что мне понравилось, как ты вела себя всё это время. В облаве на тебя мне пришлось задействовать почти две тысячи человек. И мы едва смогли поймать тебя. Если бы не успели вовремя закрыть ворота, то ты бы ушла от нас. Я в этом не сомневаюсь. Твои поступки всегда неожиданны для окружающих, как будто ты пришла к нам из другого мира. Кроме того, ты очень хорошо натренирована. Лучше, чем большинство наших воинов.
   -И что с того?
   -А то, что терять такого человека, выбрасывая его на корм собакам, было бы большой глупостью. Потому что ты можешь быть весьма полезной для империи. И заодно принести пользу своим соплеменникам.
   -Как? Разве это возможно? Вы же держите в рабстве множество славян. А что я могу сделать здесь одна, да ещё сидя на цепи?
   -Возможно, всё складывается не так уж и плохо для тебя. Мы намерены поручить тебе некое важное задание. Если ты выполнишь его, то десять человек из числа руссов-рабов, что сейчас работают на наших серебряных рудниках, получат свободу. Я тебе это обещаю. А ты, кроме того, получишь ещё и немного денег. И приличный дом, с собственной служанкой. Гречанкой, чтобы было приятней таскать её за волосы.
   -Ну а что ты от меня хочешь взамен?
   -Подожди. Всё не так просто. Я не уверен, что это задание будет тебе по силам.
   -Так проверь меня, вместо того, чтобы сидеть здесь и жевать сопли!
   -Фу! Что за выражение!
   "Сэр" встал со своего табурета и хлопнул руками. В комнату вошёл стражник в нехитрых, простеньких кожаных доспехах и с коротким мечом на поясе. Он быстро освободил её от цепей.
   -На, возьми его себе. Думаю, сегодня он тебе пригодится. - Сановник вернул ей её спецнож. - Пока это всё, что я могу для тебя сделать.
   Они вышли из подвала наружу. Было раннее утро и солнце, по-видимому, не так давно взошло. Они стояли посреди небольшого дворика, огороженного глухим, высоким забором из каменных блоков. Справа и слева от ограды возвышались две высокие наблюдательные вышки. В них отчётливо было видно стрелков-лучников, стоявших наизготовку с вложенными в луки стрелами.
   -Сейчас сюда приведут человека. Его уже приговорили к смерти, за совершённое им тяжкое преступление. Теперь его ждёт казнь. Потом тело выбросят в канаву рядом с рыночной площадью, а голову насадят на кол и выставят на всеобщее обозрение на ипподроме. Это неслыханный позор, который ляжет пятном на всех его родственников. И он об этом знает. Но ничего подобного с ним не случится, если он убьёт тебя. Я за это пообещал ему свободу. И он знает, что я сдержу своё слово. Имей в виду, что он вооружён. Так что, если хочешь выйти отсюда живой, убей его. И по возможности быстро, чтобы не доставлять ненужных страданий...
   -А если я откажусь?
   -Тогда вас обоих прикончат прямо здесь. Вот и всё.
   Прилизанный похлопал её по плечу и вышел за ворота. А внутрь арены уже входил высокий двухметровый верзила, весом никак не меньше центнера.
   Калитка захлопнулась. Бугай оглядывался по сторонам, скользнув, мимоходом, взглядом и по фигурке Констанции. Он был явно растерян. Он ждал встречи с сильным, опасным противником и искал его глазами, но не находил. Прилизанный же тем временем успел вскарабкаться на вышку и прокричать оттуда бугаю что-то по-гречески. Тот удивлённо вскинул брови и уставился на Констанцию. С вышки опять что-то гаркнули и, противник Констанции, встрепенулся. Он явно принял решение. Если для того, чтобы получить свободу, ему необходимо будет кого-то убить, что ж, он сделает это без всяких колебаний. Пусть даже если его жертвой окажется всего лишь слабая женщина. Так, даже, ещё проще - меньше возни и меньший риск получить в схватке ранение.
   Здоровяк вразвалочку направился в её сторону.
   Резкий взмах и удар наотмашь.
   Любая домохозяйка на её месте мгновенно осталась бы без головы. Констанция с трудом, едва-едва успела среагировать. Времени на размышления и интеллигентские ахи и охи не оставалось: она присела, уклоняясь от свистящего над её головой меча и всадила нож по самую рукоятку в открывшийся живот амбала. Странно, но тот даже не сделал попытки парировать удар. Лезвие вошло по самую рукоятку, повредив ему очевидно, солнечное сплетение и диафрагму, потому что бедолага, покачиваясь, сделал ещё пару шагов вперёд, хватая ртом, воздух, а потом с хрипом повалился на землю.
   Всё кончено. "Сэр" спустился с вышки белый как мел.
   -Непостижимо! Как тебе это удалось? - пролепетал он. Византиец, конечно, предполагал превосходную подготовку у девчонки, но то, что даже лучшие солдаты империи окажутся по сравнению с ней обыкновенным дерьмом, явно не ожидал.
   -У него плохая реакция. Зачем ты заставил меня драться с таким увальнем?
   -Увальнем? Он был сотником в охране басилевса, пока не предал его.
   -Значит, ты не соврал, что он приговорён к смерти?
   -Я никогда не лгу тем, кого беру к себе на службу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Тервинги
  
   Это случилось очень давно. Так давно, что теперь никто уже и не помнит. Один Брандульф Разные Уши помнит. Разные - потому что ещё в детстве подморозил себе мочку левого уха, и она стала с тех пор немного меньше правой. Злые на языки сверстники подметили этот недостаток и долго дразнили. Потом, когда все вдруг как-то незаметно выросли, дразнить перестали, ну а прозвище так и осталось.
   В те далёкие дни в Посёлок у Реки тоже приходили чужаки. Странные, чем-то озабоченные люди приволокли с собой тюки до отказа набитые каким-то барахлом и, переночевав, ушли дальше вниз по течению на своих больших лодках-челнах. Брандульфу тогда было столько же лет, сколько пальцев на двух руках. Или может быть немного меньше. Пришельцы угостили его в тот вечер у своего костра жареной олениной, а утром на рассвете словно растворились в прибрежном тумане. Брандульф кажется, до сих пор слышит плеск их вёсел и приглушённые голоса.
   Сколько же лет прошло с тех пор? Нынче вот уже и невестка родила ему внука. Да-а... жизнь идёт. Годы утекают, как будто вода в реке: неспешно, незаметно, день за днём. Да и куда спешить-то, здесь, посреди дремучего леса? День прожили - и ладно. И не приведи бог, ежели вдруг посыплются на голову энти самые события! Хлопот тогда не оберёшься! Вот как сегодня утром, у его соседа - Толстого Малфреда - вдруг околел бык. С чего бы это? Здоровенный, лоснящейся от упитанности. Чудо, а не бык! И подох.
   А почему? Жрец Дундила так и сказал, что - это в наказание от богов - могучих ансов. Оно и понятно: обижены боги на Толстого Малфреда за то, что тот со жрецом Дундилой, как с особо приближённым к ним лицом не поделился мёдом. Только мужики смотрели на тушу быка, на его посиневшие губы, покрытые липкой пеной, на вывалившийся изо рта распухший язык и качали головами: непричём тут могучие ансы. Не иначе как отравился бык. Или отравили... Что вероятнее всего... Завидовали люди Толстому Малфреду и его удаче. За что тот не возьмётся - всё у него выходит лучше других. А почему так? Иные стараются день-деньской, собирают грибы или ягоды и всё равно Толстый Малфред притаскивает домой полные корзинки, в то время как у его соседей они едва наполнены на половину. Разве это справедливо?
   ...И этот мёд... Каков хитрец! - догадался возле роящегося дупла поставить самодельную борть. Кто его надоумил на это? Испокон века наши деды и прадеды разоряли гнёзда диких пчёл, добывая сладкий и полезный от зимних недугов мёд. Но никто и никогда не брался тачать под них аляповатые домики и разводить их у себя дома как охотничьих собак. Это всё равно, что в лесу зайцев ловить да потом у себя под лавкой держать - для разводу!
   Смех смехом, да только дай волю Малфреду, так он и впрямь всех зайцев в лесу переловит. Да ещё и строем заставит ходить, как ромейских солдат. Вона, пчёл уже выдрессировал. Мёд ему таскают как миленькие: ешь - не хочу! Так что теперь стоят возле его дома уже целых четыре улья, а мёду у него бывает столько, что всей семьёй едят его каждный день, а он всё не кончается.
   Попросил у него жрец медку ну и что с того?
   - Нет! - сказал Малфред. - Я тебе уже давал. Весной - говорит - пчела ещё слабая, ей самой мёд нужен.
   Эка отмочил! Мёд для кусачей мухи - пожалуйста, а видному человеку - деревенскому жрецу Дундиле - фиг! Вот и обиделся Дундила. А значит, вместе с ним обиделись и боги. Оно и понятно: можно обидеться на человека, который за злой мухой ухаживает как за малым дитём, а для своего родовича знатного отказ имеет.
   Хотя Брандульф неоднократно замечал, как некоторые из поселян тоже украдкой пытались делать корявые борти и приманивать в них диких пчёл. Да только ничего у них не вышло! Ободрали себе все коленки, лазая по деревьям, да так с пустыми руками и вернулись домой. Алхитус Курносый даже вон пальцами засовывал глупых пчёл в своё творение, да только они, неблагодарные, всякий раз норовили выбраться наружу да побольнее укусить его самого. С тех пор при слове "мёд" бедолагу начинает трясти. И оттого Толстого Малфреда он возненавидел ещё больше.
   Эвон как у того щёки раздуло - как от зубного флюса! Харя, того и гляди, треснет! И это весной, когда других сородичей буквально ветром качает после зимней бескормицы. А Толстому Малфреду хоть бы что - ходит себе по деревне да в ус не дует. Он, паршивец, другим местом дует! У него возле очага всегда стоят кувшины с молоком или с простоквашей и всякий из его большой семьи нет-нет, да и прикладывается к ним. То-то их и голод не берёт! И это всё потому, что кроме кусачих медоносных мух он ещё и держит много скота: целых три коровы и быка - вот этого самого, покойничка, держал...
   Была ещё свинья с выводком поросят, но та по осени выбралась из сарая и убежала в чащобы. Впрочем, Малфред не отчаивается. На кабаньей тропе вырыл глубокую яму, прикрыл её сверху ветками и срезанным дёрном и каждое утро проверяет: всё ждёт, когда к нему в руки попадётся новая свиноматка.
   Да, жалко быка... всякий, кто приходил посмотреть на него понимал: не случайно подох бык у Толстого Малфреда. Вот и Брандульф, подошёл к валяющейся у плетня туше, да так и сказал собравшемуся народу всё, что по этому поводу думал. Отравили быка! А кто отравил? Свои же и отравили! Сородичи. Завидно им с тощим брюхом спокойно смотреть на то, как множится в трудах достаток соседа. Чужой ведь не придёт - вокруг на два перехода сплошь непроходимые леса да болота, так что добраться до Посёлка у Реки только по реке и можно.
   Малфред с трудом сдерживал слёзы. Махнул рукой, да и пошёл в дом. Брандульфу стало его жаль. Помог бы ему чем, но как? Где он теперь в этой глухомани возьмёт себе нового быка? Остальные-то поселяне никакой живности отродясь не держали: промышляли на пропитание охотой, рыбалкой, да собирательством. Всё, что удавалось добыть тут же и съедали...
   Вечером, у реки, он опять столкнулся с соседом. Сам-то пришёл водицы испить да и застал его там за новым промыслом - ловлей раков. Малфред, правда, в воду сам не полез: присматривал за пацанами: тремя младшенькими сыновьями. А уж те излазили на радостях-то возле берега! Всю воду взбаламутили!
   Брандульф поднялся немного выше по течению, сошёл к воде, степенно наклонился и осторожно, чтобы волна не заливала нос, начал пить. Выпрямился, утёр губы рукой.
   - Быка-то унесли... - сказал он как бы, между прочим, всё ещё хмурному соседу.
   - Знаю, - отозвался Толстый Малфред - им-то с голодухи всё равно, что жрать. Брандульф кивнул: и то верно. Зубы у многих начали шататься ещё в середине зимы. Да так, что их можно было по одному все пальцами и повытаскивать.
   - Агни свидетель: мне моя пища сама в руки не бежит.
   И опять Брандульф согласился. Что верно, то верно. Трудолюбивый муж Малфред. Встаёт раньше всех в деревне и спать ложится позже всех, когда солнце уже прячется за дальние сосны и вовсю светят звёздочки. Да и семью свою держит в строгости: вона - взрослые уже сыновья, а всё больше молчат, да делают, то чего им отец велит. Не то, что его, Брандульфа, оторва. На каждое слово он тебе два норовит вставить. Ох, и времена! - Задумался старик, теребя свою седую бороду.
   Из оцепенения его вывел голос Малфреда:
   - Спокойной ночи, сосед!
   - И тебе тоже!
   Малфред заставил, наконец, ребятишек вылезти из воды и с полной корзинкой ещё копошащихся раков (видимо, всё-таки угодно богам его семейство!) они все вместе отправились домой. Им нужно поторопиться ещё до захода солнца развести большой огонь, разогреть в нём камни и потом, кидая их в сшитый из толстой кожи большой котелок с водой, сварить свою добычу.
   Сам Брандульф давно уже потерял страсть к еде и довольствовался лишь малым. Оттого-то и бескормицу он всегда переносил сравнительно легко. Скорее в силу привычки, чем по нужде побрёл он к знакомой с самого детства полянке, где без труда можно было надёргать щавеля, а немного попозже - отыскать и корешок-другой сладкой морковки. Меж окрестных деревьёв летом там обычно полно сыроежек и рыжиков, до которых он - сколько себя помнит - всегда был большим охотником.
   Однако внезапный плеск за спиной заставил его обернуться: по течению плыли две большие ладьи полные вооружённых до зубов людей.
   Вот это да!
   Брандульф быстро обернулся, пытаясь разглядеть среди кустов ещё не успевшего далеко отойти Малфреда. Но того уже и след простыл. Люди в лодках заметили задумавшегося Брандульфа раньше, чем он их и теперь тормозили вёслами, пытаясь удержаться на месте напротив берега и справиться с силой течения. Медленно разворачивая ладьи, они явно намеревались пристать к нему.
   Но разве можно выходить из воды и ступать на чужой берег, не испросив на то разрешения хозяев? Сделать это означает бросить вызов всем, кто живёт на этой земле и начать войну.
   Старик лихорадочно зажимал пальцы на руках и ногах, считая незнакомцев. Получалось две полных ладони, две ступни и ещё ладонь с четырьмя пальцами. Много! В его родовом посёлке способных взяться за оружие будет поменьше, да и не такие уж они, по правде сказать, вояки нынче. Вот в конце лета можно будет, и посостязаться в смекалке в окружающих посёлок лесных дебрях, поводить врага за нос, по буреломам, угощая его время от времени из засады меткой стрелой или точно брошенным дротиком. А сейчас... не то время!
   Пришельцы не были похожи на людей его племени - тервингов. Кто они и откуда и зачем пожаловали в это неурочное время, когда и взять-то в деревне ещё нечего? Иное дело в конце осени. Тогда у каждого кладовые ямы полны заготовленной на зиму мороженой рыбы, мяса, а по углам хауза висят сниски сушёных грибов и кореньев.
   Все чужаки были прекрасно вооружены: тускло поблескивали закатным багрянцем уходящего на покой солнца боевые топоры, угрожающе щетинились в небо кремневые и железные наконечники копий - острые до такой степени, что ими можно было сбрить бороду или пробить грудь лосю с одного удара.
   Однако чужаки не выражали никаких признаков агрессии. Они пытались демонстративно улыбаться, скалили крепкие, жёлтые зубы и старались знаками дать понять старику, чтобы он их не боялся и не убегал в лес. И только сидевшие на корме вокруг кормчего наизготовку лучники держали ухо востро, а полные стрел тулы на всякий случай были открытыми и под рукой.
   Предусмотрительные ребята! - отметил про себя Брандульф.
   Тот из чужаков, кто был на носу головной ладьи, заговорил первым. Плохо говорил. Коряво. Помогая себе жестами. Оно и понятно: с тех пор как добрый Кий-Перевозчик спас славян от Великого Потопа, научив их как построить первый плот - они расплодились, будто мураши и разошлись по всему свету, забывая, постепенно, и свой исконный язык, и обычаи пращуров. Которые, правда, и по сию пору имеют много общего с готскими, германскими или балтийскими племенами.
   Это только вот благодаря таким старикам как он, Брандульф, да ещё, пожалуй, Сикмор - готская молодёжь сама хоть что-то блюдёт из старых порядков. А в соседних - безбожных родах - и того хуже: полный бардак. И это у тервингов-древлян, - лучших людей! О том же, что творится в других племенах и подумать страшно!
   Чужак отвёл в сторону щит, сколоченный из прочнейших дубовых досок, с большим медным умбоном посередине и ткнул в свою широченную бычью грудь указательным пальцем.
   - Яромир. Ты кто?
   - Брандульф. Сын Гунтара Меткий Глаз. - Здоровяк удовлетворённо кивнул. Готы и славяне по-прежнему, хотя и с трудом, могли ещё понимать речь друг друга.
   - Мой хочет спать ночь. Утром... - тут он жестом показал, как именно на рассвете он намерен очень быстро начать грести вниз по течению.
   Теперь уже Брандульф кивнул головой. Ему тоже стало всё понятно. Как же он сразу-то не вздогадался? Это же поляне! Или кривичи. Давным-давно воевали его родовичи с этим племенем. И победили их, разграбив их посёлок дочиста. Помимо прочего барахла в занятом посёлке захватили нескольких баб, тех, что были покрасивше. Да двоих пацанов: убивать их жалко стало. Один из них, правда, потом куда-то подевался. То ли в лесу сгинул, то ли к своим сбёг...
   А второй - Жданом всё себя называл - тот остался. От него-то и нахватался Брандульф кривичской речи - он же всё время с ним играл. Две зимы назад провалился состарившийся Ждан в заметённую снегом полынью, да так и ушёл под лёд. Утром пошли его искать по следу, но нашли только прорубь и стоящую на льду рядом с ней корзинку со смёрзшимися в ком карасями - последний подарок от старого друга детства...
   В тот день Брандульф впервые в своей жизни спрятался в углу за очагом и долго и горько плакал. Теперь вот опять пришли в Посёлок у Реки чужие. Только уже кривичи, а не свои - тервинги или гревтунги. И чего им всем дома-то не сидится? Заняться что ли нечем, кроме как шастать по чужим землям, да искать на свой зад приключений?
   Брандульф подал условленный знак сбора воинов. Кривичский вождь переглянулся со своим воином - не менее ражим детиной устрашающей внешности - с древней татуировкой-знаком вутьи на лице. Оба пренебрежительно усмехнулись, но тут же блюдя приличие, вновь напустили на себя важный вид и, выжидая дальнейших событий, уставились на него. Ладьи руссов, уткнувшись носом в песчаное мелководье, тоже остановились.
   Да... Плохие времена... Поселковые воины собирались столько времени, что чужаки в лодках уже в открытую стали насмехаться над нерасторопностью хозяев.
   - Недолго вы старик просидите на своих землях, если так их бережёте!
   Брандульф покачал головой соглашаясь.
   - Молодёжь непутёвая пошла. Ни украсть, ни покараулить. - Махнув рукой от досады, он отвернулся. Наконец, сзади раздался шум раздвигаемых кустов и топот как от стада кабанов - шло деревенское войско! На берег высыпали все. Даже подростки и замшелый Сикмор с корявой палкой-посохом в руке. Этот-то чего припёрся?
   Кривич картинно поклонился:
   - Дозвольте добрые хозяева, попользоваться вашим гостеприимством и пристать к вашему берегу, чтобы спокойно отдохнуть после дневных трудов и провести ночь у костра, как подобает человекам, а не болтаться посреди воды подобно какашкам. За наше к вам беспокойство шлём вам виру. - Славянин кинул под ноги Брандульфу увесистый мешочек с полбой: будет славная каша и еда от пуза на всех!
   Аламир-Наглючка - неисправимый выскочка - не дал соблюсти приличия и, протолкавшись вперёд, вцепился в мешок и волоком потащил его к себе:
   - Чего тут рядить? Ставте стан, где хотите!
   Брандульф от возмущения чуть не задохнулся: да что же это делается? Молодняк совсем охренел! Старшие ещё не успели слово молвить, а этот поганец уже за всех решение выдаёт!
   Кривич облегчённо вздохнул: "Ну, вот и славненько". Раздавая команды своим людям, он и сам спрыгнул в воду и, наравне со всеми остальными ватажниками потащил за собой ладью, вытягивая её к берегу.
   - Ух, и раков здесь должно быть!
   "Умный какой!" - хмыкнул Брандульф и пошёл вслед за своими соплеменниками в посёлок.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   У костра чужаков
  
   Кашу сварили и съели уже заполночь. Горячую, обжигая иссохшиеся без доброй пищи рты. Потом, отяжелевшие и сонные, разбрелись по своим норам. Остались только Толстый Малфред, жрец Дундила и Брандульф. Они глядели на огонь и думали каждый о своём. Первым молчание нарушил Малфред:
   - Скажи-ка жрец, будет ли у нас на земле когда-нибудь достаток? Вот хотя бы такой же, как у этих кривичей?
   - Поляне они! - прогундосил Дундила. Сказать по правде, его больше всего сейчас занимал чирей на левой ягодице и он уже собирался, было уходить, как разговорился этот... И чего пристал?
   - Да какая разница, поляне они или кривичи? Ты вот мне скажи - почему боги не дают нам такого же изобилия, как у этих руссов?
   "Вот змей ехидный!"
   - В прошлые времена наше племя жило гораздо богаче, чем сейчас. А сейчас людишки все повыродились, одни дурни, да недотёпы остались. За что же им давать изобилие?
   Уходивший уже было жрец, снова обернулся:
   - А то ты не знаешь, что живём мы в лесу, и нет у нас удобных земель, чтобы заводить пашни, нет обширных лугов, чтобы разводить скот, и нет металла, чтобы одолеть, наконец, этот лес.
   Толстый Малфред, хоть и был самый сообразительный из всего рода, но сейчас, кажется, впал в какой-то ступор. Уж не издевается ли? Или действительная причина была в том, что он просто объелся?
   -Значит, нам тоже надо уходить из этих лесов, куда-нибудь на ровное место!
   Этого Брандульф уже не смог вынести: встал и пошёл прочь.
   - Эй! Куда ты? Я ж поговорить хотел! Ну вот... опять один остался...
   Брандульф же, раздосадованный, сам того не ожидая, вышел прямо к костру славян.
   - Подходи старик, угощайся!
   - Спасибо добрые люди, но я только что поел, а в моём возрасте переедать вредно.
   - Да брось ты, старик! На-ка вот вяленой рыбки. Пожуй!
   - Что за диковинная рыбка?
   - Корюшка. Вкусная. Попробуй!
   - Что, не спится? Или бабка заставляет супружеский долг выполнять? - усмехнулся тот самый, ужасающей внешности здоровяк с татуировкой на лице.
   Брандульф отмахнулся: Один я уже давно. Пришёл к вам, потому что скучно без меры. Сын взрослый, живёт со своей семьёй. До меня ли, старого пердуна, ему дело...
   Брандульф посасывал, смакуя, чудную рыбку. И уж совсем неслыханное дело - солёную! Неужели у этих пришельцев настолько изобильная земля, что у них даже и соль в достатке имеется?
   - Солёная!
   - В Новгородской земле осенью соли набрали. В этом году опять надо будет туда сходить. Шибко пошла ходко. Там рассол из скважин в земле черпают. Потом выпаривают. Тиверцы сразу пуд взяли, не торгуясь... Хотя ромеи им свою возят. Почище буде нашей, но не такая скусная.
   Разговор пошёл такой, что хоть засыпай: про далёкие, неведомые ему, Брандульфу, народы, о которых он отродясь не слыхивал, про товары, цены, аршины и куны...
   Теперь ему стало всё понятно и оттого обидно вдвойне: не глупее они, эти странные пришельцы-чужаки его земляков, сиднями сидящих в своём еловом лесу, будто пни и не видящие вокруг себя ничего дальше собственного носа, а наоборот - многократно умнее. Не шатаются они непонятно отчего по лесам и долинам, а меняют плоды своей земли на необходимые им вещи у других племён, в трудах и заботах создают благополучие своим детям. Неужели он, Брандульф, смолоду в одиночку ходивший с ножом на медведя, был хуже этих богоизбранных счастливцев, которые строят свою жизнь так, как посчитают нужным?
   - Эй, старик, ты чего? - хлопнул его по плечу Татуированное Лицо - обидел, что ли кто или рыбка так не по вкусу?
   Брандульф посмотрел на обкусанную им рыбёшку, на удивлённого русина. Рукавом утёр выкатившуюся предательскую слезу.
   - Нет у меня на вас, люди добрые никакой обиды. Просто слушая вас, я понял, какой огромный мир вокруг моего леса... как много живут по сторонам света разных племён... Как богата жизнь... А я ничего этого не видел... Вся жизнь прошла, как утекает вода в песок. Меж трёх сосен. Ничего не сделал, ничему не научился, ничего не накопил...
   Самый молодой русин - сопляк ещё - слушал его аж рот раскрыл. Вождь же, - Яромир - слегка треснул ему по затылку и, кивая на расчувствовавшегося Брандульфа цыкнул: - Смотри на старого человека, который жалеет перед смертью не об утерянной юности, а о собственном невежестве!
   Потом повернулся к нему:
   - Учу его ромейским наукам: письму, счёту, а ему бы только сабелькой помахать! А то не понимает, пустая голова, что с одной сабелькой-то в руке, да без хозяина в голове, даже сотней командовать нельзя. Каждый воин в день должен получать по две луковицы, да ещё овса для лошади, да пол-фунта мяса и два фунта хлеба на пропитание. Сколько всего этого нужно на полную седьмицу? А на месяц? Если сам сосчитать не сможешь, передоверишь это другим, как проверять станешь, не обманывает ли тебя твой казначей? А пленного захватишь, тоже другому доверишь его пытать? Будешь стоять в стороне и хлопать ушами, когда вражина твоему толмачу станет рассказывать про то, где он награбленное добро спрятал?
   Яромир в сердцах махнул рукой.
   - Отец правильно говорит. - Сказал Брандульф. Он взял в ладонь горсть земли и протянул её отроку:
   -Вот, смотри! Ты думаешь это просто земля?
   Он разминал и пропускал меж пальцев её частицы
   - Это чей-то прах! Здесь, в этой земле сгинули бесчисленные поколения. Многие из них - неудачники, не оставили после себя ничего другого, кроме вот этого перегноя. Ни потомков, ни памяти...
   Брандульф стряхнул остатки земли на траву.
   - Тебе нужно будет очень сильно постараться, чтобы твои предки смотрели на тебя из небесных чертогов и радовались. Чтобы твой отец гордился тобой, а соседи ставили бы в пример для своих отпрысков. Чтобы прожил ты свою жизнь как положено, и умирая в свой срок с радостью в сердце, не чувствовал бы себя таким же вот перегноем... Это будет нелегко, но по-другому и нельзя. Мне бы твои годы. Я бы тогда свою жизнь прожил совсем иначе!
   Яромир грыз копчёный окорок и только отмахнулся - говорить он не мог из-за набитого рта. Потом прожевал и возразил:
   -Начать жизнь заново никогда не поздно.
   Сидевшие рядом славяне одобрительно зашумели, поддерживая точку зрения своего вожака. Брандульф подкинул в костёр несколько палок.
   - Моя жизнь уже прожита. Я умру посреди вот этих сосен и отдам им назад все свои соки.
   - Не выдумляй! - наконец справившись с новым куском, изрёк Яромир. Он беззаботно отшвырнул в темноту обглоданную кость и вытер губы и руки специальной чистой тряпицей.
   - Человек не червь, чтобы вместо навоза собою землю удобрять! Человек созидать должен. И не отмахивайся, старик! Давай-ка лучше сейчас спать, а завтра, поутру, садись в нашу ладью, да и айда вместе с нами до самих ромеев! Посмотришь на их новый город-столицу. Столь дивное место, скажу я тебе, что прямо как в сказке! Верно, я говорю, ребята? В пути будешь нам помощником, а там если захочешь, то и в Киев возьму к себе, во двор... ряд заключим...
   Хр-р-р-р...
   Устав за день ворочать тяжёлыми вёслами русичи "отключались" мгновенно. Положенные по ветру брёвна сушняка исправно и жарко тлели, грея землю и бока спящих. Немного поодаль в стороне также дымился и пыхал жаром второй костёр и вокруг него, тоже вповалку, лежали ватажники, а дальше по тропе - ближе к лесу горел и ещё один - поменьше - для часового.
   Брандульф сидел разомлевший и смотрел на мерцающие языки пламени, на блуждающие по углям волны жара и идти домой, в свою старую, почти полностью ушедшую в землю халупу, где вместо мягкого ложа из пахучих трав мятый пучок прелой соломы напополам с надоедливыми блохами да возня мышей по углам, - совсем не хотелось.
   Вместо этого он беззаботно откинулся на спину и, положив руки под голову, посмотрел на усыпанное мириадами звёзд небо.
   Начать жить заново, с чистого листа... Возможно ли это, когда уже давно потерян счёт прожитым вёснам, а на голове сплошь седые волосы? Укажут ли они, эти беззаботно мерцающие в вышине звёзды ему правильный путь? Или вся эта затея - идти к ромеям - только пустой обман для самого себя?
   Впрочем, боятся ему всё равно уже нечего. Оставляя родной дом, в котором прожита вся жизнь, он ровным счётом ничего не теряет, зато может найти целый мир... Будущее покажет, хватит ли у него сил перебороть собственную судьбу.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Выбор пути
  
   Брандульф летал во сне. Он парил над верхушками деревьев, касаясь ладонями протянувшиеся к солнцу мохнатые лапы елей, а затем взмывал вверх, под облака, оставляя под собой даже снующих в жарком мареве жаворонков.
   И только грубый голос откуда-то сверху, из самой глубины бездонного синего неба настойчиво предупреждал и звал его: "Пора отплывать! Хватит спать!.."
   ...Сон... Какой чудесный и хороший сон...
   - Я летал как в детстве! - Улыбнувшись, признался он. Яромир - собиравший лежащие на земле вещи на минуту замер и пристально посмотрел на него.
   - Сё добрый знак. - Кивнул на Брандульфа головой рыжий Светогор - муж очень опытный и крайне суеверный, не снимавший с головы даже в летнюю жару кожаный лопоухий шлём с нашитыми поверх медными бляхами.
   - Сам знаю. Отнеси-ка... - Яромир протянул ему свёрнутые в рулоны войлочные подстилки - для того, чтобы ночевать по ночам не на сырой земле, а на доброй лежанке и медные фляжки со свежей водой. Свою, серебряную, он всегда носил привязанной к собственному поясу. Чтоб не выронить, ненароком, заборт.
   - Видно, и впрямь, Перун покровительствует ему. Значит, его присутствие должно принести нам удачу. Как, не раздумал ещё старик идти с нами за море, смысл жизни искать? - Спросил у него Яромир ещё раз.
   Брандульф под впечатлением от сна всё ещё блаженно улыбался и нашёл в себе силы лишь отрицательно мотнуть головой.
   -... Ну, вот и славненько... - пробормотал Яромир, так что стало непонятно, относилось ли это к целеустремлённости старика или к тому, что он, наконец, сам упаковал в большой мешок различные мелкие пожитки и, перевязав его крепкой верёвочкой, положил в ладью.
   - Со своими не хочешь сходить проститься? А то потом будут думать, что мы тебя похитили.
   - С сыном бы...
   - Тогда ступай. Да поторопись. - Яромир протянул руку на восток:
   - Солнце взойдёт над деревьями, тогда ждать не станем. Поплывём без тебя.
   Брандульф кивнул: времени было ещё вполне достаточно. За сорок минут в более поздние времена успевали родиться или погибнуть целые государства.
   Он подошёл к дому сына и постучал по бревенчатой стене. Заглядывать за полог не стал - не хотелось после кристально чистой утренней свежести окунаться в затхлый воздух жилища.
   Дверей тервинги не делали. Дверью обычно служила занавесь из шкур, или сплетённая из прутьев большая крышка. Навроде тех, что плетут для корзин. Зимой такая дверь покрывается толстым слоем изморози и от неё постоянно клубится леденящий туман.
   Внутри послышалась возня и недовольное бормотание. Полог стремительно откинулся и на пороге показался взъерошенный Эрих Рыжая Борода. Славный сын достойного Брандульфа. Он сощурился на свету как пойманная днём сова и удивлённо уставился на отца.
   - Ты чего со с ранья? Случилось что?
   Брандульф протянул ему узелок со своими пожитками:
   - На! Пригодится.
   - Ты чего? Опять, что ли, помирать собрался?
   - Нет, не помирать. Ухожу я. С кривичами. За море позвали они меня. Всё! Некогда мне... Гостинцы раздашь внукам!
   Сын стоял как парализованный и, хлопая глазами, смотрел вслед уходящему в неизвестность отцу.
  
   - Мы уже думали, что ты не придёшь, что передумал! - засмеялся Татуированное Лицо и подвинулся, освобождая ему место на отполированной до блеска задницами моряков скамье.
   - Нет, я с вами!
   Яромир покрошил в воду для водяного жертвенный хлеб и, оттолкнувшись от берега веслом, отчалил.
   Брандульф как зачарованный, смотрел на проплывающие мимо и знакомые ему с самого детства окрестности. Здесь он знал каждый кустик, каждую тропиночку, петляющую посреди густой зелени и теряющуюся где-нибудь в далёких распадках, возле заброшенного волчьего логова или в обширном ягоднике. Попутный ветер позволил поставить парус и Брандульф - не плававший ни на чём другом, кроме лодки-долблёнки - раскрыв рот от удивления наблюдал за слаженной работой мореходов. Он дивился изощрённости человеческого ума, поставившего себе на службу даже ветер - самую коварную, переменчивую стихию, подвластную лишь богам. Над Брандульфом хлопала и пузырилась ткань, скрипела в гнезде поставленная мачта, а сзади, за спиной, пенился оставляемый кормой бурун. Ладья славян неслась над водой, со скоростью выпущенной из лука стрелы.
   Старый гот даже немного испугался, когда ещё до полудня они прошли мимо пограничной межи, установленной его соплеменниками на проходящей вдоль реки охотничьей тропе. В такой дали, он был всего лишь второй раз в жизни. Теперь и вовсе пошёл чужой лес. В начале он даже показался Брандульфу ещё более тёмным и непроходимым, чем его родной. Абсолютно непригодным для житья.
   Но нет! Вот мелькнула проплешина среди деревьев и светло-серое пятно возделанной под огороды земли на пригорке. Отсюда было видно, как там копошились согбенные женские фигурки, занимавшиеся не то уборкой, не то прополкой грядок. Под склонившимися над водой кустами клевал носом задремавший рыбак с удочкой в руках.
   Река плавным изгибом поворачивала на северо-восток, обходя вдававшийся в неё длинным выступом глинистый возвышенный мыс. На его вершине стоял частокол укрепления, а внизу, у воды, лежали вытащенные и опрокинутые вверх дном лодки. Мореходы, дёргая за верёвки, развернули парус и ладья слегка накренившись, повернула вслед за изгибом реки.
   - Мы здесь не торгуем. Мехов дорогих у них нет, металла тоже. Да и поля содержат небольшими. Зато едоков тут скопилось превеликое множество. От такой скученности они стали все злыми как цепные псы. Так и норовят драку затеять. За главного у них старик. Любит власть безмерно, но изменить что-либо в жизни сородичей толи ума у него не хватает, толи желания.
   Пояснял по ходу движения Яромир.
   Брандульф с опаской посмотрел на столпившихся возле частокола людей, тоже увидавших сверху их небольшой купеческий караван. Некоторые из чужаков действительно были со щитами и копьями в руках - очевидно, прибежали, питая надежду на возможность поучаствовать в хорошей потасовке и чего-нибудь отобрать у заезжих путников.
   Негостеприимный городок медленно уплывал назад, а река вновь изгибалась своим руслом, но теперь уже вправо, в прежнем направлении. Здесь, стиснутая со всех сторон лесистыми сопками она ускоряла своё течение, сужала русло, так что кормчим приходилось держать ухо востро, чтобы под напором воды и ветра не врезаться в берег. Завороженный немыслимой скоростью, древлянин свесился вниз и смотрел на рассекаемую форштевнем воду.
   Ему показалось настоящим волшебством - это стремительное парение над бездонными глубинами большой реки не в какой-то там деревянной скорлупе-долблёнке, которыми пользовались его сородичи, но на настоящем корабле, сделанном, что самое интересное, отнюдь не богами и великанами, а всего лишь слабыми руками человеков. Прозрачные струи кристально чистой воды плескались о борт ладьи, пахнувший, деревом и свежей смолой и отступали назад - к корме, оставляя за собой пенный след и расходящиеся по сторонам волны-усы. Брандульф наблюдал за мореходами, а они, наслаждаясь попутным ветром, отдыхали. Кто-то из них спал прямо на палубе или между скамьями, кто-то играл в кости на щелчки в лоб. Только несколько человек, сохраняя привычную бодрость, следили за парусом и работали вёслами, удерживая ладью по середине реки.
   Вечером вновь пошли вдоль берегов дремучие, непроходимые леса. Брандульф всю жизнь добывал пропитание охотой и точно был уверен, что в этот лес человеческая нога ещё не ступала. Ему достаточно было лишь послушать, как стрекочут здесь сороки и посмотреть на то, какие пичуги гнездятся в нижнем ярусе леса - среди сплетения ветвей, буреломов, и кустарников, чтобы понять это. Яромир озабоченно озирался, словно отыскивал что-то глазами на берегу.
   - Это там - приподнял голову Рыжий - он же Светогор - и махнул рукой на левый берег.
   - Сам вижу... - буркнул Яромир и свистнул: чтобы привлечь к себе внимание кормчего, увлёкшегося от скуки художественным вождением кораблика и своей собственной борьбой с течением. Теперь же встрепенувшись, тот со сконфуженным видом уставился на старшего. Весь во внимании и готовый к исполнению любой его команды.
   - Правь к берегу, на наше место. Вечерять будем. - Кормчий кивнул и повернул влево - как раз туда, где обширная поляна и густая трава, отвоевали себе у леса место под солнцем, и где можно было бы без тесноты и сутолоки разместиться на ночлег командам обоих ладей.
   Люди с шумом и разговорами, разгоняя последние остатки неги поднимались и принимались за дело. Кто-то убирал парус, кто-то взялся за вёсла или доставал из под скамей необходимые для привала вещи. Яромир же и ещё несколько человек облачались в доспехи и вооружались. Старое, неписанное правило для всех времён и народов - когда одни отдыхают, другие должны охранять их покой.
   - Сколько же мы сегодня прошли? Спросил Брандульф Яромира, когда они расселись возле костров и уже успели утолить голод сытным ужиным.
   - Самое малое - четыре перехода верхом. Это если вдоль воды идти. Напрямик - будет поменьше - видал, какие две петли пришлось заложить?
   - И сколько же ещё идти?
   - Куда идти? - удивился Яромир
   - Ну-у... туда, куда нам надо придти.
   -В Царьград, что ли?
   - Да! Где он, - этот Сарь-гард? Далеко ещё до него? - Яромир рассмеялся и хлопнул его по плечу - Не боись! Мимо не пройдём! До зимы обернёмся назад, а там глядишь, и на печку можно будет лезть, спину да кости греть до следующего года!
   - На кого лезть?
   Яромир грохнул со смеху: - На печку! Потом в Киев приедем, я тебе покажу, что это такое. Тебе понравится!
   Смущённый, Брандульф улыбнулся в ответ и тоже улёгся на свою кошму, спать.
   Только перед глазами, стоило их закрыть хотя бы на минуту, по-прежнему пробегали струи воды и проплывали мимо склонившиеся над рекой ветви деревьев, называемых почему-то "печками"...
  
  
   Киев
  
   Примерно к полудню следующего дня произошла смена ландшафта - лес расступился и вдоль берегов пошли обширные холмистые лесостепи, перемежавшиеся кое-где клочками возделанной земли.
   Вообще-то вопросы земледелия чрезвычайно занимали Брандульфа. Его сородичи знали вкус зерновой каши или печёного хлеба и при возможности могли выменять у соседей-земледельцев добытое на охоте мясо или шкуры зверей на зерно. Но выращивать его самостоятельно не могли: не было в достатке металлического инвентаря для возделывания земли. Поэтому никому из живущих в соседних с деревней Брандульфа посёлках тервингов-древлян, даже в голову не могло бы придти, что вся эта возня в земле может принести хоть какой-то прок, а тем более стать основой для всего хозяйства. Хотя, знающие люди поговаривали, будто и у лесовиков где-то посреди чащоб и болот прячутся такие большие поселения, что могут потягаться и с иными настоящими городами равнинных жителей. Ещё треплют языками, что там довольно всякого добра, а хлеба выращивают столько, что до самой весны его хватает. Только можно ли верить всему этому вздору? Разве можно крохотными зёрнышками накормить взрослого, изголодавшегося мужчину? Это ж, сколько надо колосков из земли повыдёргивать, чтобы хватило только на одну краюху хлеба? Весь день убьёшь, да так с пустым брюхом и пойдёшь спать!
   И вот теперь он собственными глазами увидел целое море зреющих хлебов окружающее громадный город. Зрелище абсолютно сюрреалистичное! Брандульф хлопал глазами и никак не мог представить себе, сколько же потребовалось вложить человеческого труда и пролить какие реки пота, чтобы возделать ЭТО!
   - Ну, вот и Киев! Добро пожаловать, господин лесовик! Не был тут раньше?
   Брандульф только отрицательно покачал головой и во все глаза уставился на раскинувшийся перед ним город.
   А посмотреть было на что! Целая тысяча домов, подобно пчелиному рою сгрудилась на небольшом пятачке земли и между ними суетились крошечные из-за расстояния фигурки людей. Раньше бы он плюнул на них, да и смотреть бы не стал. А теперь, с началом Великого путешествия начал понимать, что не спроста эта суета людей на узких городских улочках. Если проследить за каждым повнимательнее, как за бегающим в общей куче мурашом, то наверняка вскоре обнаружится и у него какое-нибудь дело, забота, выгнавшие его за стены родного дома.
   -Да-а-а...
   -Чего-сь? - оживился Светогор.
   -Говорю народу здесь - тьма-тьмущая!
   - Что верно, то верно. Уж не мало. Только по сравнению с Царьградом всё равно Киев - это большая деревня. Да и на западе - в землях висленских полян или алеманов или чехов - там, где добывают железо - тоже стоят великие города. Конечно не такие большие, как Царьград, но всё равно, поболе Киева.
   - Так! - Яромир первый спрыгнул на землю и тут же принялся направо и налево раздавать команды.
   - Сходим на берег! Пьянству не предаваться, языками не трепать! Кто из киевлян, ежели будет приставать с расспросами особенно сильно - тащите ко мне, на допрос. Ночевать можете по домам. Сбор завтра на восходе солнца. Ежели кто проспит - не обессудьте, ждать никого не будем и персонально посылать гонцов оттаскивать от жён - тоже не стану. Всё ясно? Свободны!
   Мореходы рассыпавшимися горошинами сиганули кто куда, исчезая в кривых городских улочках, петляющих посреди мириада домов.
   Вышедшие встречать Хозяина его дворовые люди вытянули челны на берег и принялись сгружать привезённое добро на подводы. К Яромиру подбежал приказчик с навощённой табличкой в руках и пара юнцов в белых льняных рубахах с вышитыми узорами-оберегами на воротах - младшие сыновья. Вышата и Данилка. Яромир степенно кивнул им в ответ на их приветствия. Но тут же вновь повернулся к ватажникам:
   - Перепиши добро с "Лебедя". Сдай его ключнику. Кстати где он? Почему не пришёл встречать? Зазнался или случилось чего?
   - Ногу, повредил. Палец меньшой сломал, так что таперича почти не ходит - говорит: "Больно!" - ответил за всех Вышата - самый младшенький и самый шустрый из сыновей.
   - Это не беда. - Яромир повернулся к татуированному Хвату - и возле ладей поставить стражу. Передай Улебу. Скажи, что я распорядился. Кстати, где он? - Яромир вопросительно посмотрел на приказчика.
   - У князя, господин.
   -Никак в дружинники податься надумал! - усмехнулся Хват
   - А чего он там делает? Помогает иноземных гостей в тереме принимать? - Насупился Яромир.
   - Видаком в суд его вызвали. Вчерась, драка была на рынке. Немца одного зашибли. Улеб видел. Вот его, да Твердилу из Родников князь и вызвал на суд.
   - Ясно... Тогда подойди к Осипу. Пусть он кого назначит на стражу.
   Всё добро со "Змия" сгрузите на отдельные подводы и отвезите в холодный склад. Там тоже чтобы страж стоял. Если что пропадет - шкуру живьём спущу!
   Ну что сорванцы, как вы тут без меня? - Яромир обнял сыновей и повёл их домой. Потом, вдруг вспомнил о чём-то и остановился.
   - Так... Домой-то сразу не получится. Вышата, - сбегай-ка на "Змия" и принеси мне оттуда из-под моей скамьи узелок такой, красненькой ленточкой перевязанный! Давай, поживей!
   А ты Данилка, ступай к мамке, передай ей, что я уже приехал, но домой пока не могу, нужно срочно к князю по важному делу. Да! Вот возьми с собой человека нового. - Купец подтолкнул вперёд Брандульфа - Он свободный и мой гость. Накормите его, напоите и поселите в отдельной комнате. Если захочет что посмотреть, то ты Данилка и покажешь ему.
   -Принёс уже? - Яромир взял из рук подбежавшего пацана узелок с подарками для княжьего семейства и, помахав всем рукой, пошёл в сторону стоящего на пригорке окружённого глухим забором высокого терема.
   Яромир вошёл в княжий двор через распахнутые настежь ворота и на минуту остановился, чтобы сориентироваться по звукам и суете слуг, где примерно следует искать хозяина. Отпихнул ногой квохчущую возле самого сапога курицу и поймал за рукав пробегающего мимо белобрысого пацанёнка.
   Осведомился: - Княже где?
   Пацанёнок неопределённо махнул грязной лапкой на терем и, не говоря ни слова попылил за угол большого сарая.
   "Ну да, где же ему ещё быть..." - буркнул Яромир и ступил на гладко тёсанное из лиственницы высокое крыльцо. Тотчас же беззаботно сидевшие на перилах охранники из числа младшей дружины моментально слетели с них и вытянулись "во фрунт" загораживая собой двери.
   - Не положено к князю без доклада входить!
   Известное дело - не положено! Тем более что ребята из новеньких. Пока Яромир со своими людьми гостил в Рудных Горах в царстве волшебных гномов-шахтёров, извлекающих на белый свет несусветные богатства, Осмомысл тоже времени даром не терял и пополнил своё маленькое войско свежими кадрами. Яромир понимал, что каждый человек в этой жизни есть играющий свою роль винтик. Если хочешь, чтобы жизнь шла без скрипа и поломок - не мешай окружающим тебя людям крутиться по-своему. Исходя из этого принципа, он не стал вдаваться в объяснения, а всего лишь попросил:
   - Вот ступай и докладай! Скажи, что Яромир гостинцы привёз!
   Тот, кто постарше - метнулся, было в дом, да столкнулся с выходящим из покоев на улицу десятником Гораздом.
   Парень набрал, уже было полную грудь воздуха, чтобы доложиться ещё и ему, как своему непосредственному начальнику, да вынужден был плавно сдуться: Горазд, бесцеремонно отодвинул его в сторону рукой-медвежьей лапой и полез обниматься с купцом.
   - Давно ли вернулся, путешественник?
   -Да вот только что, прямо из ладьи! Дома ещё не был!
   - И сразу к князю? - изумился гридень. По собственному опыту он знал, как в прошлом такие вот поспешные визиты бывалых людей для дружинников частенько в итоге заканчивались многодневными, до полного изнеможения - скачками по степи и яростными схватками с бродячими разбойниками или кочевниками. Вот и сейчас он, всё ещё держа купца в своих объятьях, с тревогой всматривался в его глаза, пытаясь отыскать там следы беспокойства или тревоги. Он заглядывал в них и словно боялся увидеть там охваченные огнём порубежные деревни и изувеченные ударами кривых сабель неподвижные тела мёртвых поселян. Потом, поняв, что купец совершенно спокоен и пришёл явно по другому делу - как-то пообмяк и отпустил его из своих лапищ.
   "М-да... С такой силушкой и на медведя можно без рожна ходить - одними руками придушит запросто, как кутёнка!" - подумал Яромир. Хотя и сам мог из подковы, даже не особенно пыжась связать крендель.
   - Ну вот, оказия... Теперь князь не впустит меня с тобой. Выставит за дверь, и я не услышу всех твоих новостей!
   - А всех их и не надо слышать! - Они засмеялись, стукнули друг друга по плечам и разошлись довольные, каждый по своим делам.
   Потом, уже вслед, Горазд крикнул: - Для наших-то, чего привёз? Людей приводить на торг?
   Яромир обернулся: - Конечно приводи! Не пожалеете.
   - Серебра-то много с собой брать?
   - Неси сколько есть! Серебра много никогда не бывает!
   - Тоже верно... - кивнул головой воин и озадаченный пошёл на пристань: как знать, может быть там, кто видел, что такого особенного и полезного для дружинников привёз нынче "из-за бугра" оборотистый купец, а заодно и княжеский соглядатай-разведчик в чужих землях.
   Яромир повернулся к часовым, но они лишь кивнули головами, показывая, что путь свободен. Купец вошёл внутрь. Ничего не изменилось за время его отсутствия. Пахло развешенными на стенах с расчётом на всю долгую зиму берёзовыми вениками, висевшими вперемежку с пучками лекарственных трав собранных и высушенных женщинами для приготовления целебных снадобий. За следующей дверью сновали поглощённые созидательным трудом бабы. На вошедшего Яромира они не обратили абсолютно никакого внимания, не удостоив его даже взглядом. И, наконец, лишь за третьей дверью он услышал бас князя. Тот явно кого-то распекал.
   - О-о! Проходи! Светлана! Мёду нам! Живенько! И пусть стол накрывают: гость у нас.
   Светлана - "домоуправ" времён нарождающегося феодализма мгновенно произвела перераспределение своей рабочей силы и, окинув Яромира долгим, оценивающим взглядом, плавно качая бёдрами, удалилась.
   - Рассказывай!
   - Особенно и рассказывать-то нечего. Вот... Это от меня, гостинцы. Это вот - тебе, князь... - он, словно глумясь над разгорающимся любопытством руководителя государства, начал медленно, будто во сне, развязывать свой узелок, так, что князю вскоре захотелось надавать ему по рукам и, отобрав узелок, быстренько распотрошить его самолично.
   В следующее мгновение, глаза Осмомысла вспыхнули как два факела - он увидел, как Яромир протягивает ему прямо в руки стальной кинжал в узких, добротных ножнах и с серебряной рукоятью. Рукоятка была сделана в виде крадущегося пардуса и там, где у него должны были быть глаза, были вставлены два ярко-красных рубина. Каждый бугорок напряжённых мышц был прорисован и рельефно выделен с невероятным искусством, а рубиновые глаза так и полыхали огнём!
   - ...Вот это чудо! - удивился князь всё ещё недоверчиво, словно ребёнок, вертевший его в руках оружие и то обнажавший лезвие наполовину, то вставлявший его обратно в ножны.
   Железо и без всяких золото-серебряных прибамбасов стоило очень дорого. А уж стальное оружие - так и вовсе целое состояние. Выплавить сталь на примитивных слепленных из глины печах, подобрать и выдержать правильный температурный режим, отрегулировать подачу кислорода - всё это было далеко не так просто. Стальные мечи назывались "кладенцами", про них слагали легенды, им присваивали имена, с них буквально сдували пылинки. За ржавое оружие и небрежное обращение с ним иные полководцы без разговоров снимали головы с плеч своим нерадивым подчинённым. За этот же великолепный кинжал, сработанный чешским мастером недалеко от будущей столицы государства Само Яромир выложил целую кучу соболей. Но он того стоил! Сказать по правде, он брал его для себя, да потом призадумался - не принесёт счастья такое оружие ни ему, ни его детям: не по Сеньке шапка. Да и решил отдариться им князю. Тем более что княже действительно много делает для торгового люда Киева, беспрестанно воюя за торговые пути то с ромеями, то со жмудью и готами, то со степью. Все они так и норовят навязать свою "крышу" торговым ватагам путешествующим по днепровскому торговому пути.
   -... А вот это твоей жене. В подарок. - Яромир выложил перед ним на стол золотые колты тончайшей работы, сделанные по образцу ромейских. Но Осмомысл даже не взглянул на них! На ощупь он отодвинул их в сторону, всё ещё не в силах отвести взгляд от своего подарка.
   "Ничего, жена тебе потом мозги живо прочистит!" - подумав, улыбнулся Яромир. Эти изящные безделицы он приобрёл в Померании, на острове Волин, где возникла богатая славянская республика. Волин рос как на дрожжах и поморцы хвастались тем, что вскоре станут богаче самих ромеев. И там, на островке, эти слова никому не казались пустым бахвальством. Яромир заказал у тамошнего ювелира двенадцать точно таких же украшений к следующему своему визиту. От закружившихся в воздухе нулей мастер просто опешил - этот русс явно сумасшедший или он научился добывать деньги прямо из навоза! Ещё никто не заказывал у него золотые - притом самые лучшие и самые дорогие изделия - оптом, как будто глиняные горшки!
   Он волчком закрутился под ногами Яромира, провожая его аж до самой калитки. И всё в глаза заглядывал, пытаясь определить, не шутит ли заезжий русский купец? Нет, русс не шутил. Он заказал бы и больше, да засомневался, что мастер сможет уложиться в срок.
   - И вот ещё... Твоему старшенькому... - Яромир положил перед ним на стол небольшой кубок из рога, украшенный оправой из накладных серебряных пластин с изображениями зверей, птиц и Дерева Жизни, вмещающего в себя миры людей, духов и богов.
   Князь усмехнулся: - Мал он ещё, чтобы наравне с известными воинами из такой роскоши мёд пить!
   - Брось, Осмомысл. Глазом моргнуть не успеешь, как парень вырастет и потребует себе места в дружине. Сегодня отдадим этот прекрасный кубок другому, а завтра свой ни с чем останется.
   - Умён ты Яромир, оттого, наверное, и так богат - вздохнул князь.
   - Отчасти. Только отчасти!
   - Как это? - Вскинул брови Осмомысл.
   - А так! Я живу в прекрасной стране. Посмотри сам - у нас ведь всего вдосталь: реки кишат рыбой, леса дичью. У нас земля родит жито, которого хватает для сытой жизни на весь год, а уж, сколько в ней спрятано разных полезностей - бери, сколько надо и их все равно меньше не станет. Всё, что нам нужно - так это работать и не делать глупостей. А вот это - уже твоя забота. Правь нами. Защищай нас со своей дружиной, а уж мы постараемся, чтобы и ты жил, как положено, по твоему сану, и семья твоя ни в чем не знала бы недостатка.
   Вот так, я думаю.
   Князь вздохнул. - И то верно. Сказал, как по полочкам разложил. Нахмурив брови, он смотрел на суетящихся баб, стаскивающих блюда и кувшины на стол и думал о чём-то своём.
   - Ладно, пока они нам накрывают на стол, пойдём-ка во двор, маленько подышим свежим воздухом.
   В это время сзади к нему подошла жена и положила ладони на плечи: - Куда надумал идти, Ладо, яства уже на столе? - и вдруг, увидев колты, всплеснула руками: Ой! Красота, какая! Повезёт же какой-то дуре!
   Князь прокашлялся, а Яромир невольно усмехнулся себе в бороду.
   - Солнце моё, это вообще-то тебе подарок. От нашего гостя - Осмомысл кивнул на Яромира.
   - Правда? - княжна опешила. Яромиру всегда было интересно наблюдать за реакцией женщин на золотые побрякушки. Почему-то они оказывают на их и так не особенно крепкие мозги поистине магическое воздействие.
   Она осторожно протянула руки к украшениям и бережно, стараясь не погнуть тонкие лепесточки, взяла их примерить. Ласточкой упорхнула в соседнюю комнату, где над большим кованым сундуком висело на стене большущее бронзовое зеркало, доставшееся ей ещё в качестве приданного от покойного ныне батюшки - полоцкого князька Мстислава.
   Мужчины улыбнулись, глядя ей вслед: женщине, как и ребёнку, для полного счастья много не надо.
   Они с кряхтением и вздохами приподнялись и вышли во внутренний двор, в святая святых для любого воина - на тренировочную площадку. Обычно там опытные "дядьки" натаскивали в воинских премудростях младших дружинников и сыновей князя. А в остальное время совершенствовали своё мастерство назначенные в караул в терем охранники. Для регулярных занятий со всей дружиной служил специальный полигон за городской стеной.
   Сейчас же, в неурочное время здесь никого не было и можно было спокойно поговорить. Осмомысл постарался прогнать от себя остатки благодушия и сосредоточиться на государственных заботах.
   - Что новгородцы? Быть ли раздору?
   - Пока спокойны. Их заели ятвяги. Сейчас им уже точно не до нас.
   - А дальше? Каков их настрой? - Яромир прошёл к забору, ограждающему "гимнасий" и присел на лавку. Он был хмур.
   - Дальше плохо, княже, поверь моему слову. И мы и Новгород сидим на одном торговом пути. Дважды обдирая купцов, мы отпугиваем их. Нет, распри не избежать. Хозяином всего пути должен стать кто-то один.
   - Это я и сам знаю. Ты мне скажи лучше, пока я буду ходить в полюдье и дань собирать, не ударят ли они мне в спину? - Яромир улыбнулся:
   - У новгордцев с данью трагедия ещё больше чем у нас. Не-ет, сейчас им не до тебя! - они засмеялись.
   - А почему говоришь: "трагедия"? Что, народ делиться не хочет?
   Яромир усмехаясь, покачал головой: - Не хочет!
   - Ну и ладно, пошли за стол, а то и впрямь, мясо простынет! Хорошие вести надобно смочить вином и не гневить богов своей неблагодарностью. Кстати! Что там за странного древлянина ты с собой привёз?
  
   Домой Яромир пришёл лишь вечером и "на бровях". Его бережно подхватили под руки слуги и вновь посадили... за накрытый стол, где собралась вся родня и приглашённые супругой подельники-купцы и просто друзья-товарищи. Для желающего присоединиться к чужому празднику простонародья накрыли столы во дворе.
   Собственно пир горой уже шёл во всю. Все знали, что вернувшийся из Великого Путешествия на Запад хозяин у князя, и что они там не просто так лясы точат. Посему терпеливо ждали его возвращения и заодно набивали животы "халявкой". Теперь же, увидев, наконец, купца народ загомонил, загалдел. Одним захотелось "сказок" про заморскую жизнь, про увиденные далеко "за бугром" чудеса, другие просили рассказать, где там много денег лежит или, к примеру, чьи короли сильнее: франкские или готьские?
   Яромир всем снисходительно кивал, всем отвечал коротко, но ёмко и точно: "Чудес особых не видел... Денег много можно ныне заработать и простым зерном - везде в Европе неурожай. Лучше везти его к висленским полянам или к чехам. Тогда не надо будет рисковать головой на днепровских порогах, и тратиться на большую охрану до ромейских или датских земель..."
   И это правда. Тем более, что император ромеев Юстиниан без конца строчит всё новые и новые законы и запрещает то одно, то другое. То ему нельзя зерно везти через пролив, то золотые изделия ювелиров, то ещё какую-нибудь пакость удумает, чтобы помочь своим, эллинским ремесленникам и земледельцам. Так что, отправляясь с грузом в Царьград, каждый раз точно не знаешь, чего ожидать впереди и изрядно рискуешь нарваться на взяточников-таможенников и крупный штраф.
   Хотя, в случае удачи, барыш обычно оказывается, столь велик, что заставляет позабыть обо всех трудностях пути. Ещё больше выгоды тем купцам, которые имеют свои представительства в столице. И необязательно держать лавку где-нибудь возле Форума или на площади Августеон. Даже если торговать в самом захудалом константинопольском переулке, всё равно без прибыли не останешься.
   -Что касаемо Европы, франкские короли, сдаётся, посильнее будут. Готов долбят ромейские императоры и когда-нибудь, похоже, додолбят их окончательно.
   Опять пошла раздача подарков. Сколько же он их привёз? Сейчас он уже сам подумывает о том, что вообще работает исключительно на одни подарки. Брандульф сидел в самом углу. Для прочих гостей это место было малопочётное, поскольку далеко от хозяина, но лишённому амбиций старику тут нравилось, потому что всех видно, а его самого не очень - из-за тени. Чадили и потрескивали плошки с земляным маслом - прикол богатого купца, игнорирующего традиционные лучины и свечи. Брандульф долго разглядывал, как они устроены и, в конце концов, пообещал себе, что когда вернётся домой из Путешествия, то обязательно сделает себе, в своей норе точно такие же.
   Пир закончился далеко за полночь, когда на востоке уже начало светлеть и с полей потянуло свежей прохладой. Брандульф вышел на улицу и помочился стоя на краю большущей выгребной ямы, на заднем дворе, заодно вслушиваясь в нежный пересвист ранних птах.
   И чуть было не потерял равновесие и не спикировал прямо в низ, в самое дерьмо.
   - В позапрошлом годе здесь две девки едва не утопли - курносый, конопатый Тишка кивнул вниз.
   Тишка был наёмным работником - он заключил "ряд" с Яромиром и занимался в основном плотницкой работой по дому. Вопреки Карлу Марксу и Фридриху Энгельсону жестоко эксплуатируемым себя не считал и о борьбе классов в феодальном обществе понятия никакого не имел. Надо полагать, что если бы и нашёлся деятель, который предложил бы ему, обратить свой топор вместо резного наличника на лоб князя-кровопивца покрутил бы тому возле виска указательным пальцем. Это в лучшем случае. В худшем, врезал бы в ухо - для скорейшего прояснения сознания.
   - Напились медовухи, да и вышли по нужде впотьмах. Утром насилу достали...
   Брандульф понимающе кивнул - дескать: вот оно что!
   - Так потом долго замуж не могли выйти! Парни всё на смех поднимали, пока бедолаги, вовсе не сбежали из города.
   - И где они сейчас? - с дотошностью журналиста поинтересовался он.
   - Известно где! Замужем! - подпрыгнул Тишка, влезая обратно в свои портки.
   Они заржали и пошли каждый в свою сторону.
   Потоптавшись возле тощих пятнистых поросей (которые неопытному в сельском хозяйстве Брандульфу показались непростительно жирными), он собирался уже было вернуться в дом, как был найден гриднем из числа ватажной наёмной охраны.
   - Ты, что ль Брандульфом будешь?
   - Ну, я. Чего тебе?
   - Ступай, Хозяин кличет.
   Он пошёл вслед за воином, но уже не в дом, а к воротам. Там начиналось настоящее столпотворение: товары из складов спешно грузили обратно на ладьи. Матросы, купцы-подельники, грузчики, охранники - масса самого разного народа сновали винтом по делу и без. Добегая до пристани, они забирались в корабли, рассовывали там по углам какие-то тюки и тут же, как ошпаренные выпрыгивали оттуда наружу. Все чего-то суетились, отдавали друг другу команды, которые всё равно никто не слушал, искали в самый последний момент какую-нибудь дребедень, которая никогда бы и не понадобилась и галдели как на базаре. Шумный людской поток сновал через ещё сонные городские улочки и перебудил всех собак в округе.
   Яромира Брандульф нашёл стоящим в головной - флагманской ладье. Тот сосредоточенно пересчитывал лежащие у него под ногами стопки драгоценных собольих шкурок. Потом, острой бронзовой палочкой-стилем, - записывал на листике бересты аккуратные ряды рун-цифорок. Таких сплошь исписанных загогулинами листков была уже целая пачка.
   Помошник купеческого старшины брал каждый новый исписанный листок и протыкал его в уголке шилом. Затем нанизывал на общую сниску и возвращал всё это назад боссу. Таким образом, Яромир постоянно имел у себя под рукой - висящим на поясе - полный каталог товаров и данные по его движению.
   - Век живи, век учись! - подумал Брандульф. - Первый раз вижу, чтобы человеки как богини судьбы рунами вплетали своё знание на обычную бересту!
   Хотя, кажется, ещё в детстве, он слышал, как старики смеялись над забредшим в их посёлок бродячим проповедником с толстой многомудрой книгой в руках. Он попробовал, было тогда что-то рассказать им про некого святого Ульфиллу, да его никто не стал слушать: обсмеяли и, надавав тумаков, прогнали прочь.
   - Ну, как, не передумал ещё, за море за смыслом жизни итить? - неожиданно спросил его Яромир.
   От бессонной ночи и обильной выпивки на лице купца не осталось и следа.
   "Вот здоровье у мужика!" - с уважением подумал Брандульф.
   - Нет. Не передумал.
   - Смотри... Оттудаво не каждый раз удаётся всем возвернуться.
   Некоторые ватажки - коим не повёзёт - так и пропадают, до единого человека.
   - Всё равно. Хочу перед смертью посмотреть, как мир устроен.
   -...Ну да... ты уже говорил... Тогда садись сюда, в эту ладью. Вон на ту скамейку и сиди, жди: скоро уже отплываем.
   - Так спешно? - Яромир кивнул.
   - Вчера вечером стража видела, как в степь с заводной лошадью поскакал человек. Думаю лазутчик. Мы за этой сукой ещё с позапрошлой весны следили, но он всё время, гад, выкручивался. Теперь, может поутру до своих добраться и настучать, что в городе остановился богатый купеческий караван. А уж они, если не дураки, сообразят, что товары не будут вечно преть по амбарам и скоро двинутся дальше, на юг, до ромеев...
   В прошлом году я их уже раз наколол так. Не знаю, пролезет ли на этот раз...
   - Опередить засаду?
   - Ну да... опередить засаду... Ты проходи, садись. Скоро уже. Сам он вылез и зашагал по тропе к стоявшим на берегу деревянным идолам и суетящимся возле них волхвам.
   Брандульф ступил на покачнувшуюся под ногами ладью и, переступая через скамьи гребцов, прошёл до своего места: идти по проходу было невозможно - он был весь завален тюками. Странно, но его узелок с небольшим набором личных вещей - вроде ложки и смены чистого белья - тоже был уже здесь. Аккуратненько лежал под скамейкой. Интересно, кто его принёс?
   Как оказалось Яромир насчёт "скоро" нисколько не преувеличивал. Примерно через полчаса погрузка грузов была завершена и, ватажники начали занимать свои места на палубах. Всё уже было готово к отплытию. Ждали только возвращения Яромира, отправившегося вместе со жрецами на берег Днепра к расставленным там идолам для принесения жертвоприношений и гадания.
   Ещё через четверть часа вернулся и он.
  
  
  
   Великий поход старого древлянина
  
   - Бывал я в вашей Готискандце! Большой город, нечего сказать. И грязный. Дома каменные, а между домами помои разлиты, дерьмо кучами лежит прямо под ногами и вонища летом стоит такая, что аж глаза щиплет.
   Нет, не любитель я городов. По мне, так нет краше места, чем моя деревенька Черёмушка. Воздух свежий, простор вокруг - на сколь глаз хватает! Все друг дружку сызмальства знают и пакости никто никому делать не станет. Не то, что хоть здесь, в Киеве. - Рассказывал Мстислав.
   Всякий раз, начиная разговор на любую тему - как уже заметил Брандульф, - он обязательно всё сводил к своей "малой родине" и при этом говорил так, будто мёд пил. Яромир сидел на носу наблюдая за берегами и, слушая разговор ватажников, лишь улыбался.
   - Не скажи! - возразил медоточивому Мстиславу Светогор. - В землях висленских полян тоже городов много. Иные будут и не меньше Киева. И люди там живут мастеровые и народ побогаче нашего. Плугов железных столько, что и не пересчитать: пальцев не хватит! Оттого и земля у них ухожена.
   - И ни хрена не родит! - Вот у нас в прошлом годе, в Черёмушках, репы накопали...
   Ему не дали договорить, оборвали на полуслове хохотом.
   - Давай левее, на стрежень! - крикнул через головы Яромир сидящему на корме рулевому. Тот молча кивнул. Брандульф почувствовал, как слегка накренилась ладья и возле борта заплескалась вода. День за днём две ладьи купцов ходко шли на вёслах вниз по течению, но признаков засады пока нигде не было видно. Только бескрайняя лесостепь. Привыкшему к непролазным дебрям Брандульфу всё здесь казалось необычным.
   Однако именно он первым заметил в одном из берёзовых колков вспугнутых птиц. Полоумные сороки, стрекоча на всю округу, вспорхнули и пронеслись в сторону заката. Он осторожно пробрался к Яромиру и тихонько сообщил новость: - За нами следят.
   - Из того лесочка? - Брандульф кивнул.
   - Почём знаешь?
   - Сороки полетели не от нас, а мимо нас. Степной человек, леса не знает, вспугнул их не правильно.
   - А ты бы так не вспугнул?
   - Я? Я бы - нет.
   В это время смоляно-чёрный, жирный и, наверное, очень ленивый ворон тяжело шлёпая по воздуху крыльями, поднялся над северной оконечностью лесочка в воздух и, плавно перелетев открытое место, скрылся среди деревьев в соседнем колке.
   - Человек уходит. Быстро уходит.
   - Верховой. Теперь жди беды. Ладно, да поможет нам Кий... Вооружаться! Лучники - на нос и корму!
   Брандульф в который раз поразился потрясающей слаженности действий ватажников. Пока одни гребли, другие быстро вздёрнули брони - у кого какие были, по достатку, и вооружились. Потом сами сели на вёсла и подменили тех, кто грёб до этого. Те тоже в свою очередь принялись быстро готовиться к схватке.
   Сзади подошла поближе вторая ладья. Татуированный на всё лицо Хват довольно осклабился. Вышла такая "улыбка", что душу похлипче могла бы запросто оставить заикой. Как матёрый волчище он почувствовал, что кто-то, пока ещё невидимый, посмел бросить ему вызов. Хват почуял кровь! Его глаза заблестели в предвкушении схватки, а ноздри нервно расширялись, с шумом втягивая в себя воздух, как будто он пытался распознать врага по его запаху. Его кормчий искусно вёл корабль на расстоянии всего двух десятков саженей от флагманского "Лебедя", так что оба командира могли спокойно поговорить, не напрягая голос.
   - Ставь парус, Хват. Попробуем проскочить. - Здоровяк только неодобрительно покачал головой.
   - Ты чего? - удивился Яромир.
   - Ветер не в спину. На скорости ладьи начнёт мотать вдоль реки так, что можем запросто налететь на мель или врезаться в берег. Тогда вообще крышка.
   Яромир нахмурился. - Что ты предлагаешь? Идти вслед за видаком?
   Хват кивнул.
   - Сколько я тебя знаю, ты всегда предлагаешь именно это! - усмехнулся Яромир и пошёл к своему кормчему.
   - Ставь парус, Хват! Твой Доброслав сможет провести "Лебедя" и через игольное ушко. - Крикнул он не оборачиваясь, через спину, своему заму.
   Хват кисло поморщился, словно ему полный рот набили клюквой и заставили её хорошенько прожевать.
   - Кий свидетель, я хотел как лучше... - пробубнил он и тоже отправился к своей скамейке, сдуваясь на ходу как спущенный воздушный шарик. Яромир понимал, что это очень опасно - гасить в своих воинах разгорающийся боевой пыл. Воспламенить их вновь - случись битва - будет уже почти невозможно. Но сейчас ситуация была такова, что столкнись они с кочевой ордой - шансов на победу - почти никаких. Степняки ни за что не вступят в рукопашную схватку, но как стая псов будут изо дня в день преследовать славян, пока не загонят их в какую-нибудь ловушку и не прикончат одним ударом. Против конных лучников, выйдя на берег, ватажникам долго не простоять.
   Над головой Брандульфа захлопала встрепенувшаяся ткань паруса. Ладья дёрнулась вперёд, поддаваясь порыву ветра и ложась на левый борт, помчалась со скоростью торпедного катера. Скамейка, на которой сидел Брандульф, взлетела, как и весь правый борт, приподнимаемая силой ветра вверх так, что у него аж захватило дух. Он покрепче вцепился в борт и испуганно посмотрел вниз. Ватажники гурьбой свешивались с правого борта, создавая противовес. От ужасающей скорости, водяных брызг и скрипа наложенных внахлёст досок обшивки, связанных меж собой гибкими еловыми корешками, стало не по себе.
   Неистовые гонки продолжались весь день, до самого захода солнца. Вечером, уставшие от работы и напряжения люди кое-как вышли на берег и, не разжигая костров, уснули.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Утро
  
   - Зачем бежать хотел? Ай-ай... Не карашо!
   Яромир матерясь и протирая глаза, встал. Прямо перед ним стоял всадник.
   На низкорослой крепенькой - словно сбитой - лошадёнке восседал здоровенный узкоглазый мужик.
   - Аман... Ты-то как здесь оказался?
   Аман - предводитель большого степного рода. По большей части сборной солянки из самых разных мастей и цветов кожи. В его отряде было полно угров, авар, болгар и даже руссов. Он охотно брал на службу любого, кто мог оказаться полезным и был честен со своими. Они уже давно знали друг друга и успели выпить вместе не одну чарку, запивая кумыс медовухой и всё это вместе ромейским виноградным вином.
   - Ты меня напугал, Аман. Я-то думал за нами идут чужие.
   - А-а... Сегодня свои, завтра чужие... В степи всё переменчиво как ветер!
   - Что ты хочешь этим сказать? - насторожился Яромир.
   - Что я больше не служу Кайсару. Жадный Кайсар и глупый его советник: потерять такого друга как я - большой ошибка!
   - Ты больше не охраняешь торговый путь?! - побледнел Яромир.
   - А-а! - Покачал пальцем Аман - Ты боишься старого Амана! Это карашо! Пусть жадный Кайсар теперь боится Амана больше! Да... я не стану охранять его торговый путь. Я буду его грабить!
   Но тебе и твоим руссам, нечего бояться. Мы не тронем вас, когда вы будете идти к Кайсару. Так и передай всем: кто идёт к Большой Солёной Воде - они друзья Амана.
   Яромир опешил: - Тогда, кого же ты будешь грабить?
   - Тех, кто будет идти ОТ Большой Воды! - улыбнулся кочевник. - А твой человека совсем любит спать. Забирай его! - Аман потянул аркан и, отвесив с лошади лёгкого пинка вдогонку, вытолкнул вперёд спелёнатого верёвками часового. Потом слегка взмахнул сплетённой из человеческой кожи плёткой и его воинство, словно стая птиц легко снялось с места и, поднимая за собой клубы жёлтой пыли, помчалось прочь.
   - Привези мне ромейского вина. Много. Красного, в большой кувшинка из глина. Тогда Аман скажет: "Спасибо! и Яр ходи туда-сюда!"
   Яромир стоял и смотрел ему в спину. Потом ватажники сошлись вместе.
   - Наши все на месте?
   - Все. - Пробасил Хват.
   - Что это за человек, и про какого такого, Кайсара он всё время говорил? - спросил Брандульф "многомудрого и богатоопытного" Святогора.
   - Наёмник он. Служил ромейскому императору - охранял от разбойников торговый путь до Царьграда. Да вот видно, нынче они чего-то с ним не поделили. А мы тут чуть крайними не остались. Очень опасный человек. Хитрый как лис. Ещё не родился в степи враг, который сможет его заарканить.
   - Я смотрю, у него кого только нет в ватаге.
   - Он оценивает людей по их заслугам, а не по цвету кожи или по разрезу глаз. Достойный человек при нём всегда будет в почёте. Трус или негодяй рискует сразу же получить ножом по горлу. Раньше мы с ним часто имели дело: он со своей дружиной следил за порядком на всём торговом пути, вплоть до верхних порогов.
   - Груз на месте! Ничего не пропало! - Крикнул с "Лебедя" Радомир - старший сын Яромира, посланный им перепроверить товары.
   - Ничего не понимаю! - удивился Хват - Он же мог всё взять и спокойно уйти!
   - Аман никогда не был вором. И никогда не злоумышлял за чьей-нибудь спиной. - Пояснил Яромир и пошёл к кораблям:
   - Всем по местам! Уходим! Тот, кто побежал из Киева с вестью - не человек Амана. За нами по следу идёт кто-то другой. Так что пошевеливайтесь! Времени в обрез!
   - Ну вот, теперь ты доволен? - обратился к нему Яромир, когда они садились на корабль. - Сидел бы дома, в своей землянке, поплёвывал без горя-заботы в потолок, да от скуки блох давил. А теперь вот сам как вошь на гребешке. Скачем - скачем и не знаем, удастся ли ускакать и не потерять при этом хвост. А то и голову.
   - Скажи, а почему Аман так просил ромейского вина? Просил бы золото.
   - А кто ему сейчас даст хорошего вина? Дорога в Царьград для него закрыта.
   - Я-то думал, что все степняки пьют только кумыс...
   - Они пьют всё подряд. Но Аман - пристрастился к вину, ещё, когда служил телохранителем императора.
   - Кайсара?
   - У-гу. Он был большим человеком - командовал сотней конных латников. Личная стража императора. Знался с влиятельными людьми. Ходил к ним в гости, и они почитали за честь посидеть за одним столом вместе с ним. Ясно, что кумысом угощать таких людей не будешь. И они тебя при случае, тоже кислым молоком поить не станут. Пили вино. Самое лучшее, самое дорогое вино, какое только можно было найти.
   - Интересно, и насколько дорогое?
   - Ну, вон за такую амфору - Яромир показал рукой на кувшин с водой - можно купить хорошую лошадь. А ещё за одну и оружие справить.
   Брандульф охнул: - Люди с ума сошли!
   - Нет, брат! Люди хотят прожить свою жизнь красиво. По крайней мере, те, кто имеет для этого деньги. Когда доберёмся до столицы ромеев, ты ещё и не такое увидишь!
   В последующие дни большие гонки продолжались. Когда вышли к порогам, люди работали, обливаясь потом. И хотя какого-либо присутствия врагов никто не замечал, все верили Яромиру, что нужно спешить. Брандульф впервые в жизни увидел, как можно катить посуху корабли, подкладывая под их днища круглые брёвна. И сам он вставал в общие ряды и рвал жилы изо всех сил, толкая вперёд тяжёлый корабль.
   Опасное место удачно миновали. Последние два дня пошёл мелкий моросящий дождь. Паруса сняли и ворохом сложили в проходе, вороша время от времени, чтобы не дать развиться гнили. Когда до Прекрасной Гавани - укреплённого поселения на берегу залива оставалось совсем немного, на одном из ближних холмов увидели большой отряд конных.
   - Вовремя мы проскочили! - улыбаясь, показал на них Яромир. - Замешкались бы на один день и лежали бы сейчас кверху пузом вот под этим самым дождиком!
   - А кто им помешает напасть на нас прямо сейчас? - удивился Брандульф
   -А вон кто! - кивнул его сосед по лавке в противоположную сторону. Брандульф повернул туда голову и увидел второй кавалерийский отряд, медленно выезжающий из ворот острога наперерез первому.
   - Здесь вокруг для них чужая земля. А нашего брата купца тут привечают и берегут. Не бесплатно, конечно. Знакомься: хазары!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Большая Синяя Вода
  
   Брандульф никогда прежде не видел море. Даже Солнце выглядело растерянным над этой бескрайней водной поверхностью, сиротливым ярким мячом, над бесконечным лазурным паркетом. Брандульф осторожно ступал по тёплой, окатанной мириадами волн гальке, поднимал пустые витиеватые раковины и с интересом их рассматривал, иногда даже обнюхивая. Скинув одежду, он вошёл в воду и захотел, было, поплыть, но набегающие волны обдали его целым каскадом брызг и оттолкнули назад, на берег. Брандульф отплёвывался солёной водой, попавшей в рот, и испуганно озирался вокруг. Мимо него со смехом пробежала стайка ребятишек и, сверкнув на фоне загорелых до черноты спин, розовыми задницами, нырнула прямо в эту колышущуюся массу воды. Брандульф тоже, блаженно улыбаясь, пошёл вслед за ними. Он чувствовал себя новорождённым, на этой громадной, полной всяких чудес большой земле. И больше не было дремучего хвойного леса за спиной, возни мышей в пустой продуктовой яме и голодных смертей родовичей, так и не дотянувших до тепла и изобилия летних месяцев. Вода была настолько чистая, что, войдя в неё по грудь, он увидел собственные ноги и даже маленькую серебристую рыбёшку, вздумавшую было поплавать прямо возле ступней.
   Слегка оттолкнувшись от дна, Брандульф поплыл. Оказалось, что это очень легко, плыть в тёплой, как парное молоко из под коровы Толстого Малфреда, морской воде.
   - Боги! Как же хорошо, что я существую! - простонал он и афалиной понёсся на встречу новой волне.
  
   Руссы, обойдя Тарханкут, повернули к Евпатории - большому торговому и ремесленному центру. Здесь Яромир хотел, прежде всего, разведать торговую конъектуру на текущий момент, сбыть часть товара, а кое-что прикупить. Ещё в незапамятные времена, в Крыму, возникла прекрасная школа ювелиров, ориентирующаяся на местный, варварский рынок. Изготовляя настоящие шедевры, они просили вполне разумную цену, и иногда покупать дорогие безделушки было лучше здесь, чем в Константинополе.
   Брандульф совершенно растерялся, оказавшись перед воротами в крепость.
   - Проследи за ними, чтоб не вляпались в какую-нибудь историю - попросил Яромир многохитрого Светогора. Так он - Брандульф, Радомир и Светогор отправились на свой лад изучать первый на их пути имперский город.
   Брандульф недоверчиво поколупал пальцем камень в кладке крепостной стены и с сомнением покачал головой: должно быть могучие боги соорудили эту громадину! Двигать такими каменными махинами, из которых сложены стены, людям просто не по силам.
   - Отнюдь. - Возразил Светогор. Её построили обычные люди. Под присмотром, правда, опытных мудрецов. Сделано на века, так, чтобы нигде не повело, не просело. Тараном будешь долбить до посинения, а ей ничего не доспеется.
   - И башенные стрелки стрелами-то поутыкают, как ёжика! - добавил Радомир.
   - Вах! - удивился Брандульф. Стрелков-то он как-то упустил из вида.
   Однако те не упустили из вида его. Из ворот вышел толстобрюхий здоровяк и направился прямиком к ним. Он был одет в засаленную, длинную - почти до колен рубашку-тунику и шлём центуриона на голове. Здоровяк больно ткнул в грудь Брандульфу указательным пальцем и разразился длинной тирадой.
   - Чего он дерётся, этот придурок? - спросил гот Светогора, который греческого не знал, но зато в заграничном житие разбирался лучше всех. По крайней мере, позавчера он сам об этом сказал. Из всей компании греческий изучал только Радомир. Отец заставлял. И сейчас, наморщив лоб, он пытался уследить за монологом и жестами ромея.
   - Чего он хочет?
   Радомир почесал затылок. Его наставник греческого учил его литературному, изысканному языку. Учителей по площадной брани у него не было.
   - Кажется, он хочет сломать нам ноги, если мы, плохо пахнущие, заросшие бородами деревенские козлы не уберёмся прочь от стен твердыни его императорского величества басилевса Юстиниана.
   Троица степенно поклонилась ромею. Брандульф сказал в ответ, а Радомир перевёл:
   - Мы просто невежественные иностранцы, потрясённые величием империи, крепостью её твердынь и преданностью её защитников!
   Руссы не спеша, повернулись, и важно подняв головы, вошли в тень ворот. Центурион озадаченно крякнул, поправил на голове шлём и крикнул вдогонку:
   - Эй! Когда будете в столице, скажите об этом моему начальнику Гелону. Меня зовут Гиппарх. Гиппарх Крепкий Здоровьем!
   - Хорошо уважаемый, обязательно расскажем в столице о твоей безупречной службе! - Пообещал Радомир.
  
   Вечером, сидя возле окна на втором этаже большущего постоялого двора с видом на покрытое непроницаемой пеленой сумерек море, Брандульф вдыхал аромат насаженных внизу цветущих кустов. Яромир с кем-то спорил в соседней комнате, переходя с приглушённого полушёпота на отчаянный мат. Он был в крайнем возбуждении. Ещё бы! Пилить такую даль, волочить на собственном горбу многотонный корабль, постоянно рискуя при этом получить стрелу между глаз и вдруг узнать, что вот-де гости дорогие, припёрлись вы маленько не ко времени, потому как у нас здесь, как вы сами изволили уже заметить - ожидается конец света.
   - М-ля! - Орал Яромир. - Издеваться надумали надо мной?
   - Помилуй бог! - оправдывался грек. - Глянь сам в окно! Воистину, только слепой не увидит сие знамение!
   - Действительно, странненькая какая-то звёздочка. Как неделю назад повисла, так и не уходит никуда! - Признал Брандульф.
   Напрягая слабеющее с годами зрение, он уставился на небосвод.
   Брандульф нечаянно услышал фрагмент чужого разговора про приметную, загадочную звёздочку и тотчас же обратился к рыжему всезнайке.
   - Ромеи такие хвостатые звёзды называют кометами... - прошамкал Светогор и перевернулся на другой бок, давая понять, что долгой беседы у них не получится.
   - Когда над головой ромея пролетает такая звезда, то он просто сходит с ума и может даже, с перепугу, на себя руки наложить... Слабый народ... сухомозглый...
   Брандульф с опаской посмотрел на сводящую с ума цивилизованных людей звезду. Немного посидел ещё, потом вдруг тоже забеспокоился: не отразится ли и на его здоровье пагубным образом свет этой зловредной хвостатки? Переполненный впечатлениями он пошёл спать. Жалко, что кровать Радомира стоит пустая: тот отправился шастать по городу в компании своих сверстников в поисках дешёвых и сговорчивых девок. А то бы рассказал с научной точки зрения о природе сего замечательного явления. Грек, так и не договорившись ни о чём с Яромиром, тоже ушёл, и руссы постепенно разошлись по своим комнатам спать.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Беда купца
  
   Беда купца - это спятивший народ. Цены на золото взлетели вверх, беря пример с жаворонков. Из продажи исчез даже хлеб. Подозрительные степняки - вечно ожидающие от горожан какого-нибудь подвоха за два дня распродали весь свой сыр и так ничего и не понявшие, зато счастливые от нечаянного барыша помчались в степь. Теперь, если только их не вспугнёт какая-либо глупость вроде налёта банды грабителей - они пригонят в город через пару-другую дней целые стада скота на убой и собьют цену на продовольствие.
   Но ни золотых, ни серебряных изделий купить не удалось. Умудрённый печальным опытом народ решительно никак не хотел расставаться с драгметаллами.
   Только к полудню Яромир слегка поохлынул от бешенства и пересчитал возможные сделки по другим товарам. Выходило так, что в Тавриде делать больше было нечего. - Сегодня же отплываем! - обрадовал он команду. Старинная русская головоломка: как купить недвижимость за "бугром", продавая для этого янтарь в новых ценах на зерно, но, имея при этом в виду, что расчёта в золоте не будет, потому что золото исчезло из оборота. Яромир пыхтел, теребил и жевал усы и мучительно искал выхода. В таких условиях - в ожидании грядущей революции вести бизнес ему ещё ни разу не приходилось.
   Ладьи устремились поперёк Чёрного моря вопреки всем правилам каботажного плавания. Команда даже не роптала - споры, и пререкания со старшими поутихли до лучших времён. Яромир лишь время от времени посматривал на небо и уточнял курс кормчему. Брандульф лежал, подложив под голову мягкий мешок с парадно-выходным бельём, и смотрел на ночное небо. Как ни странно, но таинственная звезда-комета его вовсе не пугала, как многих других на корабле. Она была похожа на тощий длинный веник. Хотя сурожане бегали по своему городу и кричали, что это есть не что иное, как "карающая десница Господа нашего".
   "Вот она - погибель для грешников! Ужо придёт избавитель! Взвесит грехи каждого, да и воздаст всем по заслугам! Кайтесь! Кайтесь! Идёт Миссия!" - пуская сопли тряс грязной рукой и ветхим рукавом юродивый на пристани и вместо обычных пинков под зад и грубых окриков оказывался в центре большой толпы, терпеливо выслушивающей все его вопли и проклятия на головы богатеев. Молва о "златоустом" прорицателе быстро распространилась по всей округе и люди со всех сторон потащили к нему сладкие лепёшки и фрукты, ожидая в ответ услышать для себя какое-нибудь благоприятное предсказание. Полудурок заметно растолстел, щёки его налились румянцем, однако оптимизма в его вещаниях от этого не прибавилось:
   -Вот ужо придёт!..
   Брандульф тогда тоже постоял рядышком и немного послушал "вещего". Потом покачал головой, вздыхая, и пошёл прочь.
  
   Яромир "слегка промазал" - его корабли вышли к южному берегу Понта восточнее Дарданелл примерно километров на сто. Если учесть, что при этом он вёл свою маленькую эскадру исключительно "на глазок", то приходится признать, что это очень хороший результат. По пути вдоль берега, руссы останавились возле промышлявших в море византийских рыбаков и расспросили их об имперских новостях. Яромир при этом не скрывал, что очень боится оказаться со своим товаром в центре смуты. Ведь всем известно, что когда начинается буза, первыми страдают купцы с накопленными ими богатствами и оказавшиеся под рукой скорой на расправу толпы иностранцы. Сказать по правде, Брандульф устал от этого непрерывного водоплавания. От плеска волн под ухом, от тесноты и неудобства на палубе. Особенно печально становилось, когда шёл дождь. Нахохлившиеся и скукыжившиеся мореходы выглядели тогда набухшими от воды болотными кочками. Ни отдохнуть путём, ни поспать... Однако все горести отступили на второй план, когда он увидел панораму раскинувшегося перед ним Константинополя. Белокаменные дома и дворцы, сады, циклопические стены, поражающие воображение своими размерами... И над всем этим великолепием возвышалась подёрнутая лёгкой дымкой исполинская громада Софийского собора.
   - Ну вот, Брандульф, ты и добрался до центра мира - Царьград перед тобой! - Яромир протянул в сторону города ладонь.
   Древлянин, выпучив глаза, словно губка впитывал в себя всё новые и новые впечатления.
   - Это сколько же здесь народу? - спросил он Яромира.
   - Тысяч тридцать, сорок. И он всё ещё прибывает: город растёт очень быстро.
   Брандульф кивнул. Ещё до Сурожи он попросил научить его счёту. Сам Яромир, был всё время занят и ничем тут, помочь не смог, а вот Радамир возился с ним весьма охотно. Несмотря на возраст студента, наука пошла впрок. За несколько дней, он не только выучил все буквочки, циферки, но и научился складывать и вычитать числа.
   Радамир с испугом косился на своего престарелого ученика.
   Ещё бы! Отец кнутом и пряником сызмальства вдалбливал ему в голову арифметику как первейшую из наук, но пацан со скрипом освоил лишь начатки счёта и дальше начал откровенно "косить".
   Вот фехтовать или стрелять из лука - это завсегда, пожалуйста!
   Затаив дыхание, Брандульф стоял на качающейся под ногами ладье и рассматривал раскинувшуюся перед ним величественную панораму пролива. Слева от него простиралась бескрайняя, уходящая в синеватую туманную дымку горизонта Малая Азия. Прямо впереди: гористые отроги Балканского полуострова. Сам пролив сверкающей на солнце змеёй ускользал в загадочное, кишащее человеческой деятельностью Средиземное море.
   Воистину, для того, чтобы почувствовать пульс мира, нужно было оказаться именно здесь!
   Две блестящие медной обшивкой носов биремы сонными китами лежали на волнах и флегматично взирали нарисованными раскосыми глазами на ладьи руссов. Их красные, задранные вверх хвосты, отбрасывали на палубу узкую тень, под покровом которой, однако нашли место спрятаться от солнца сразу несколько человек. Воины и гребцы прохлаждались, прогуливаясь на палубах и от нечего делать, наблюдали издалека за работой своих таможенников.
   Собственно таможенник был один. Второй, - постарше, - выполнял при нём обязанности писца и секретаря-референта. Ещё был толмач, лоцман и четверо вооружённых мечами охранников. Вся эта компания, завидев приближение флотилии Яромира спустилась вместе с шестью гребцами по верёвочной лестнице с биремы в привязанную возле борта большую лодку и направилась на ней прямо к ним. Толмач, вяло перекинувшись парой реплик со здоровым, скуластым декуририоном у себя за спиной, сразу обратился к Яромиру, безошибочно распознав в нём главного.
   - За мытом пришли, ромеи. Тут у них с деньгами не шутят. Если сам заплатить не можешь, положенное возьмут с родовичей. Если нет родовичей - заставят отработать. Хотя и родовичи на непутёвого тоже смотреть не будут, припашут так, что год за три покажется.
   Светогор оставил Брандульфа и бочком, шаг за шагом, подкрался к говорившим, чтобы подслушать, в чём суть дела.
   - Всё в порядке... можете спокойно торговать в течение оговоренного срока. После этого налог берётся повторно.
   - Я помню. - Кивнул ромею Яромир. Тот махнул на прощанье рукой и спустился в свою лодку.
   - Давай за мной! Смотрите там, в оба, - в бухте кораблей больше чем рыбы в бочке: заденем кого - век не рассчитаемся! - Крикнул Яромир Хвату.
   Хват понимающе кивнул. "Лебедь" содрогнулся после удара вёсел по воде и заскользил вперёд, плавно огибая стоящие на его пути биремы.
   Брандульф обхватив мачту, которую ещё не убрали, потому что из-за груды товаров сделать это представлялось весьма сложно, - стоял и смотрел, задирая голову, на высокую, проплывающую над ним палубу галеры. Оттуда свешиваясь вниз, рассматривали уже его самого несколько смуглолицых ромеев. Один из них приветливо улыбнулся и помахал рукой. Брандульф тоже заулыбался и тоже помахал ему в ответ.
   Такого количества кораблей гот действительно, никогда в жизни не видел. Десятка два с половиной судов самых разных размеров и конструкций заняли собой бухту. Отсюда, с палубы было интересно наблюдать, как по пристани сновали похожие на мурашей люди и галдели громче чаек. Портовый лоцман провёл ладьи до места швартовки, ещё раз проверил выданное таможенными чиновниками разрешение на торговлю, а потом, махнув рукой, указал на свободное место у пирса.
   - Плохие времена... - посетовал он на славянском. - Пришла комета, и мудрецы говорят, что вместе с ней пришла смерть. Страшный суд. Навряд ли ваша торговля окажется в эти дни удачной. В такое время лучше всего затаится дома и не высовывать оттуда носа.
   - Да уж, сподобило... - согласился Яромир.
   За пользование охраняемым складом, горячее питание для оставшихся при корабле людей, за место на рынке - шла отдельная плата. Старшой ещё долго и досконально разбирался с ромеями об условиях стоянки. Наконец, через полчаса, они ударили по рукам и разошлись кто куда.
   - Я смотрю, ты здесь всё знаешь! - похвалил его Брандульф.
   - А то! Здесь иначе нельзя. Неопытного новичка сразу обдерут как липку, ещё в порту. Меня ещё мой дед натаскивал. А потом отец. Теперь вот - я его. - Кивнул на стоящего в сторонке Радомира.
   Только, наверное, зря парня ломаю. Не его это дело. В следующий раз возьму с собой меньшого, а этого попрошу князя взять к себе в дружину. Вотчину защищать тоже кто-то должен.
   Так... Ладно! Пускай они все идут на гостиный двор, а мы с тобой пойдём щас по своим делам. Перво-наперво нужно привести себя в порядок!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ресторация
  
   Брандульф устал крутить головой, рассматривая собравшийся здесь народ. Кого тут только не было! Здоровые, сплошь в наколках "барбудосы" - бородачи германцы, называемые регулярно бреющимися культурными ромеями
   "варварами" именно из за их кишащих живностью запущенных бород-барбудо. Жилистые, черноглазые латиняне, активно переселяющиеся в столицу из своей забытой людьми и богами деревенской Италии. Чёрные как головёшки мавры с обмотанными вокруг головы нелепыми полотенцами и, наконец, степенные, но почему-то все как один болезненно жёлтые - иудеи...
   Все они, нисколько не обращая внимания, друг на друга, оживлённо болтали на разных языках, общались и не забывали при этом сосредоточенно работать челюстями.
   - Здесь не принято пристально смотреть друг на друга. Особенно на
   кельтов или германцев. Те могут запросто встать и двинуть кулаком по морде - предостерёг Яромир засмотревшегося на мавра Брандульфа.
   Тот встрепенулся и опять уткнулся в свою миску с тушёной говядиной.
   Мавр, заметив на себе внимание новичка, не обиделся - скосил к переносице глаза, а потом широко улыбнулся ослепительно белой улыбкой девственно-здоровых зубов, которым позавидовал бы любой "блендомед".
   Тарелка... вилка... Брандульф покосился на то, как ловко управляется столовыми приборами русин и при этом умудряется не запачкать жиром рук, не чавкать и не брызгать на скатерть соусом.
   Вот мука под старость лет...
   Яромир закончив со свиными рёбрышками, не торопясь, высосал до дна стакан с мульсой и теперь лениво сплюнув на пол фруктовую кожурку уставился на Брандульфа.
   - Не торопись. Сегодня нам спешить некуда. Сегодня у нас будет развлекалово. Дела начнутся поутру.
   Эй! Почтенный! принеси-ка нам мороженых сладостей! Чего-то, на сладенькое потянуло... Толстею что-ли? - Яромир со смехом хлопнул себя по уже вполне конкретно начавшему обрисовываться животу.
   - Ел когда-нибудь мороженное?
   - Карасей мороженных - ел.
   - Ну, да, - смутился Яромир. - сейчас принесут. Я когда здесь бываю, то всегда заказываю мороженое. Дома свою повариху тоже хотел, было, научить, но её проще заставить в цирке по канатам ходить, чем нормальные сладости готовить. Кстати, насчёт цирка: неплохая идея!
   Высокая, черноокая девушка с красиво подкрашенными помадой губами и тонкой амброй восточных благовоний принесла два небольших серебряных кратера на высоких подставочках с розовыми кучками мороженного посередине и чайными ложечками.
   - Да, жалко, что я не моложе лет, эдак на двадцать пять: смотри, какие здесь кукляни водятся! А, кстати, сколько тебе, друг мой, лет? А то мы тебя всё старцем кличем, а ты может быть, почти, что мой ровесник! - засмеялся купец.
   Брандульф в задумчивости почесал себе затылок. Оно и понятно: дома-то никому и в голову не приходило праздновать чьи-то дни рождения.
   - Да кто ж его знает? Я ведь счёту обучился совсем недавно. И в моём посёлке тоже все безграмотные. Живём как лоси. Вчера снег шёл. Позавчера волк приходил. Сколько пальцев на руке - столько лет назад война была. Завтра - это завтра. Что будет послезавтра, понятия не имеем.
   Яромир поблагодарил девушку и, отправив в рот ложечку деликатеса, закатил глаза: - Вах! Совсем вкусно, попробуй!
   На ледяном лакомстве посреди летнего зноя чудеса не закончились.
   - Вон там - Яромир показал рукой куда-то в глубь городской застройки, когда они вышли наружу, ихний Университет. Те, кто пограмотней, утверждают, что нет большего чуда в мире, чем это заведение. Там собрались в одном месте самые учёные мудрецы со всего мира. Кесарь дал им задание учить ромейскую молодёжь разным наукам. Так что я думаю, ромеи год от года будут становиться только сильнее, если они так ценят хорошие мозги.
   Но мы сегодня туда не пойдём. Если захочешь, Радомир завтра тебя туда сводит. Нам с тобой вон туда - в теоатриум - в Преддверие Богов!
  
   Вот там Брандульф действительно поразился! Громадное, похожее на кольцо высокое здание, источенное многочисленными входами-арками как сыр дырками, было окружено со всех сторон копошащимися празднично одетыми людьми самых разных сословий, чинов и достатка.
   - Мы иностранцы, поэтому нам придётся купить билеты. Местные все ходят бесплатно - государство за них платит само. Император считает, что приобщать к культуре народ надобно. Умный человек.
   Сзади кто-то заговорил промеж собой по-славянски. Яромир обернулся и спросил: - Скажите-ка, уважаемые, а что сегодня будут давать: коме-диа или церковные песнопения?
   - Комедия. "Жалостливые песнопения о прегрешениях Адама и Евы" показывали намедни.
   Они, выстояв небольшую очередь у кассы, приобрели по глиняному черепку с нацарапанным на нём указанием своего сектора и ряда и отправились внутрь отдалённо напоминающего Колизей здания.
   Брандульф, преисполненный почти суеверного трепета, взглянул внутрь исполинской каменной чаши, постепенно заполняющейся людьми, втягивающимися с улицы со всех сторон через широкие лестницы и проходы.
   Тут же промеж рядов сновали подростки-торговцы, которым городская Торговая Гильдия выхлопотала у Сената разрешение заниматься в театре мелкой торговлей прохладительными напитками и лёгкими закусками или раздачей в аренду подушечек для удобного сидения на жёстких скамьях. В основном этим занимались дети из малообеспеченных семей, но иногда встречались и отпрыски вполне состоятельных, известных в столице фамилий, отправившиеся "в народ" для общения со сверстниками и знакомства со всеми сторонами общественной жизни империи.
   Обо всём этом, неторопливо рассказывал вертящему головой сразу на все четыре стороны готу Яромир.
   Внизу, на сцене - собравшийся хор певцов, балетная труппа и солирующие артисты начали занимать свои места: раздался третий звонок. Мальчиков-торговцев как ветром сдуло. Брандульф засунул в рот фаршированный финик и уставился вниз.
   Наконец грянул оркестр. С ужасом путешественник понял, что ничего не понимает по-гречески. Сидящий ниже славянского вида паренёк согласился за мелкую монетку рассказывать, о чём там собственно идёт речь. Он запрыгнул на их ряд и уселся промеж ними. Да так весь спектакль и просидел в роли комментатора.
   После ударившей по мозгам оперетты Брандульф с удовольствием отправил в специальную корзину на выходе свою подушечку и вышел на свежий воздух. Толпы народу плавно растекались по близлежащим улицам, расходясь по своим домам. Хотя ещё было далеко до захода солнца, зловещая хвостатая звезда уже была отчётливо видна над головами и, вечно объятое неясными страхами простонародье показывало на неё пальцами и спрашивало само себя: - К чему бы всё это?
   Прежде чем возвращаться в свой "гостиничный номер", Яромир решил заглянуть на огонёк - откушать перед сном во вполне приличного вида трактире, под громким названием "Троянский конь". Владельцем заведения был участник отгремевшей несколько лет назад и понаделавшей шума на всю Европу Троянской войны некий Диктис. Удачно вложив нажитый на победоносной войне капиталец в столичную сеть "общепита", Диктис отбыл на свою родину - на Крит и целиком отдался литературной деятельности: в каждом из его заведений обязательно стоял конторский столик, заваленный рукописями автора. Причём та, на которой стоял его автограф, стоила почти вдвое дороже. Надпись на этом столе уведомляла о выходе в свет завершающего, шестого тома мемуаров.
   - Всё в наличии, всё с личным автографом господина Диктиса и с благодарственной надписью к приобретателю книги.
   Худощавый, близорукий парень, рекламирующий сие произведение, на нескольких языках сразу возбудил интерес Яромира.
   - Куплю пацану! - выдохнул он Брандульфу. - Ежели не хочет торговлей заниматься, пусть тогда про войну книжки читает, от грамотных и бывалых людей ума набирается!
   - Вам все шесть книг сразу? - глаза незадачливого продавца буквально вылезли на лоб.
   В зале даже слегка попритих галдёж и многие повернули головы, чтобы получше рассмотреть этого сумасшедшего толстосума, который не моргнув глазом вывалил целое состояние за ворох бесполезной для обычного обывателя макулатуры.
   Яромир выпрямился во весь свой отнюдь не маленький рост и раздался в плечах, нависая над тщедушной фигуркой грамотея:
   - Я русский купец, хочу то, что хочу! Чего не разумеешь, ромей?! Все шесть книг и чтоб все были с подписями автора!
   Заверни!
   Через минуту книги были продемонстрированы покупателю: качество пергамента, состав чернил, изящество миниатюр и буквиц, количество серебра в застёжках - всё это было подробно сообщено Яромиру, который всё придирчиво осмотрел, поколупал пальцем по буковкам, потому что он, как всегда, согласен был покупать только самое лучшее. Книги были уложены в покрытый чёрным лаком большой резной ларец.
   - Это бесплатно - от нашего заведения вам в подарок! - Медоточиво растекаясь в елейной улыбке, уведомил управляющий заведения, кивая на сундучок для книг. - Изволите ли благородные господа барбудусы-бородачи, с собой взять, или распорядиться доставить рукописи по указанному вами адресу?
   - Сам донесу! - рявкнул купец. - Своя ноша не тянет, известно же...
   - Как вам будет угодно, благородный господин! - Ужин и вино заведение выставляет вам также за свой счёт.
   - Охотно воспользуюсь, с устатку, а то после вашего театру в голове до сих пор карусель!
   - Рыба-меч под белым соусом, кипрское розовое, жаркое из оленины, есть хороший паштет, фаршированные финики...
   Яромир заметно повеселел:
   - Неси! Всё неси! Что-то мы кушать захотели! И расскажи мне про ту войну, из книжек, а то купил, а про что - не ведаю.
   Челюсть паренька грамотея так и отпала.
   Когда вышли из трактира, было уже темно. Хозяин заведения выделил для дорогих гостей отрока, чтобы тот бежал впереди и освещал факелом дорогу.
   -Какая странная в этих землях Луна. Красная. - Обратил внимание Брандульф.
   -Ну её, к Кию... ужо спать охота... - лениво отмахнулся Яромир.
  
  
  
  
   Второе июня
  
   День начинался с великой суеты. Встали очень рано, вместе с Яромиром. Который заспешил, вдруг, куда-то по своим, купеческим делам. За завтраком он сидел мрачный - ел без аппетита, чем немало удивил хозяина заведения, который за все годы знакомства знал его как общительного, никогда не унывающего человека. Может быть его, как и суеверных ромеев, тоже смутил кровавый цвет Луны, на который они вчера обратили внимание?
   - Гложет меня предчувствие. Что-то нехорошее должно вот-вот случиться. А моя задница, меня ещё никогда не обманывала - честно признался он.
   Бедный Яромир. Он и не предполагал в эти последние минуты своей прежней, спокойной, отлаженной жизни, какие перемены и испытания вскоре ожидают его и всех близких ему людей.
   - Ограбят лихие люди? - спросил Брандульф. Яромир пожал плечами.
   - На всякий случай постарайтесь сегодня долго в городе не задерживаться, возвращайтесь на постоялый двор ещё засветло. Ладно, я пошёл... - он встал из-за стола и, махнув всем на прощанье, быстро вышел.
   После завтрака Радамир исполняя волю отца, повёл Брандульфа прямиком к университету. Седая борода, величественная осанка твёрдый шаг и хоть и недорогая, но добротная и идеально чистая одежда делали Брандульфа похожим на заезжего профессора или чиновника, желающего скрыть свой визит от широкой огласки.
   Студенты предупредительно уступали ему дорогу, а преподаватели сразу обратили на него внимание и один из них, подошёл испросить о цели визита.
   - Я из очень далёкой страны. Отправился путешествовать по белому свету. - Не стал конспирироваться Брандульф. - Услышал о том, что в вашей державе имеется такое дивное место, где лучшие наставники обучают наукам молодёжь, и решил, что просто обязан посмотреть сие угодное богам место.
   - Он гот? - спросил грек Радомира, переводившего разговор.
   - С пограничных земель. - Смутился Радамир проницательности собеседника.
   - А ты - склабин?
   - А ты - грек? - обозлился тот.
   - Ступайте прочь, иначе я вызову стражу. - Пригрозил византийский доцент и, окинув с головы до ног непрошенных гостей презрительным взглядом, удалился.
   - Что он сказал?
   - Что псам и славянам вместе с готами сюда путь закрыт. Сын блудницы! Когда-нибудь я вернусь сюда вместе со своей дружиной и клянусь душами предков, ты пожалеешь о сегодняшнем дне! - крикнул он вслед доценту
   - Имперские каменоломни обширны. Там найдётся место и для тебя и для твоей дружины и для твоего друга, - этой старой облезлой готской собаки! - рассмеялся тот в ответ.
   - Ы-ы-ы! Я сейчас отшибу ему башку прямо здесь! - Радамир вскипел от гнева и действительно был на грани срыва.
   Брандульф взял его за руку и потащил на улицу.
   - Так реагировать нельзя. В бою, если тебе удастся довести до белого каления врага - считай, что ты уже наполовину победил. Такой глупый враг становится неосторожен, он сам кидается на рстрие твоего копья - только успевай подставлять. И может от злости даже искусать собственную тень.
   - Ты говоришь как мой отец.
   - Нет - это говорит истина, устами твоего отца... ну и моими тоже.
   Куда теперь? - Брандульф был в полной растерянности и не знал, что делать дальше.
   - Пойдём на "железный ряд" - отец вдруг вчера, ни с того ни с сего, отвалил большую деньгу и наказал, чтобы я подыскал себе подходящий меч.
   - Он решил по возвращении домой отдать тебя в княжескую дружину.
   - Как?! - Радомир остановился в ступоре. - А как же торговля?
   - Твой отец умный человек и понимает, что у каждого свой путь в жизни.
   Тебе на роду написано встать в дружину. А против воли богов идти нельзя, только себя погубишь. Так что, выбирая меч - помни: тебе с ним не в игрушки играть.
   Собственно "железных рядов" было несколько, но большинство лавок были уже закрыты, а выставлявшееся обычно там, на продажу оружие спешно вывозилось в надёжное место. В тех же лавках, где двери всё ещё были открыты, тоже быстро паковали вещички и грузили их на подводы. Умудрённые горьким опытом оружейники прекрасно сознавали, что в случае массовых беспорядков взбунтовавшийся народ, прежде всего, устремится на поиски оружия.
   - Есть деньги - хочу купить меч! Кто-нибудь продаст мне хороший меч? - Крикнул отчаявшийся уже было от несправедливых казусов судьбы Радомир.
   Большинство оружейников слишком спешили, и оставили его вопрос без внимания. Парень понуро опустил голову.
   - Иди сюда, русич! - подозвал его из соседнего заведения сухощавый, невысокого росточка старикашка.
   Собственно, для юного кандидата в дружинники все те, кто был старше тридцати пяти, казались замшелыми стариками, которым уже несколько лет подряд на кладбище ставят пропуски. Этот пятидесяти, пятидесятипятилетний мастер небрежно развернул перед ним на прилавке тяжёлый свёрток из грубой шерстяной ткани и разложил на дощатом, отполированном локтями продавцов столе, целое великолепие, от которого у юноши аж заплясало в глазах: мечи! С десяток тщательно прокованных и отшлифованных до зеркального блеска клинков.
   Радамир уже не слушал о том, кто и что ему говорит рядом: он нежно, будто своего первенца - держал в руках узкий остроконечный меч и любовался играющими на нём солнечными бликами.
   Посмотрел на центровку и нашёл её идеальной. Попробовал, как ложится в ладони рукоять... Великолепно!
   Но тут сильным хлопком по плечу Брандульф вернул его прямо из Иррия на землю. И на этой грешной земле замолчавший, было, мастер терпеливо смотрел на своего незадачливого покупателя, пока, наконец не нашёл его уже достаточно вменяемым чтобы продолжить разговор:
   - Это прекрасный меч. Штучная работа. Простые бронзовые клинки он секёт как прутики. Если будешь брать - бери, но знай, что я тороплюсь, и торговаться не буду. Это хорошая цена, спроси у своего отца - он кивнул на Брандульфа.
   Радамир, соглашаясь, поддакнул и молча положил на прилавок увесистый кошель.
   - Только давай вместе с ножнами! - Они забрали меч и довольные пошли "домой", - в свой номер.
   - Ты чего ему серебро кинул и даже не пересчитал? - удивился Брандульф.
   - А там было почти столько, сколько он запросил. Немного больше, но это пусть пойдёт ему чаевыми.
   Неожиданно, уже на выходе из рынка их догнал прыщавый, долговязый юнец.
   -Хозяин велел передать, что вы дали слишком много денег. Он не желает несправедливой торговли и шлёт вам вот это!
   Парень всунул принесённый с собой матерчатый свёрток в руки Радомира и всё также, бегом, припустил обратно. Радомир недоумённо пожал плечами. Брандульф осторожно размотал ткань, и оба они ахнули: в свёртке оказался засапожный нож. Тоже с железным лезвием, но вделанным в красивую костяную рукоятку из бивня мамонта и свёрнутая в клубок новенькая перевязь.
   - Честно сказать, я всю жизнь думал, что все торговцы сплошь мошенники.
   Задумчиво признался Брандульф
   - Что ради нескольких монет, они готовы родному отцу глотку перегрызть. Но вот уже почти целый месяц, я живу за счёт твоего отца, и он меня поит, кормит, всюду таскает за собой только ради того, чтобы я посмотрел на мир перед смертью. Наконец на моих глазах ты даёшь другому торговцу лишние деньги, а он мало того, что отказывается их брать, так ещё и приносит ответный подарок. Чудно!
   - Только не вздумай теперь всем торговым людям доверять без разбора. Иначе останешься без штанов! - Предупредил парень.
   - Никогда не видел ничего подобного. - честно признался Брандульф, кивая на меч.
   - И я тоже.
   Как оказалось и остальные ватажники тоже отродясь не держали в руках такого классного меча. Абсолютно точно они уверяли, что и среди княжеских гридней нет ни у кого оружия подобного качества выделки металла.
   Метеоритное, с примесью никеля железо имело высокую прочность, но было слишком тугоплавким для обработки в примитивных средневековых печах на древесном угле. Его находили и выбрасывали за ненадобностью. Изготовление железа было процессом чрезвычайно трудоёмким, часто заканчивалось браком, и тогда в отвалы летела очередная чугунная болванка, столь же бесполезная в хозяйстве, как и железно-никелевый метеорит. Поэтому кузнецов считали не то чтобы уж совсем "с прибабахом", но путающимися с нечистой силой и разными там духами - это точно. Посему и держались от них немного особняком. Да и искр вокруг них, опять же, всегда летает... Что тоже немаловажно во времена, когда ещё не появился телефон, и не додумались до службы "01" (Пожарные команды имели ромеи, но этот факт являлся в те времена скорее исключением, чем общепринятым правилом).
   Сами кузнецы обставляли свою работу массой колдовских ритуалов, сопровождая каждую производственную операцию соответствующим магическим заклинанием. Не закончив металлургического факультета института и понятия не имея о физике или химии, они считали свою продукцию ничем иным, как даром богов и потому каждому мечу давали личное имя, достойное этого дара. Так что до появления легендарного булата или дамасской стали, должна была пройти ещё длинная череда "тёмных веков"...
   - "Перун!" Я назову его "Перуном!" - выдохнул Радомир.
   Это решение тут же вызвало бурную дискуссию о том, можно ли имена богов присваивать оружию.
   Одни из ватажников полагали, что нельзя. Другие были уверены, что такое имя придаст клинку необычайную, сверхъестественную силу.
   - Броню купишь дома - дешевле выйдет. - Посоветовал Хват. - Да и не годится ромейская броня для наших условий. В ней хорошо только в пешем строю, большой толпой маршировать. А у нас всё верхом, да на скаку. Нет, не годится русичу ромейская броня.
   - А щит? Может, хороший щит поискать?
   - Успокойся! И так отцу кошель выпотрошил донельзя. Щит я тебе сам сколочу. Не хуже ихних. Да ещё и с запасным ремнём в придачу. Мёду дашь за то? - прищурил глаз здоровяк.
   - Обижаешь, дядька Хват!
   Прибежал Светогор с поручением от Яромира и, собрав всех свободных, повёл их за собой на помощь командиру - отпускать товар оптовому покупателю.
   Сыну же, вместе с его великовозрастным спутником, велено было сходить в термы.
   - Если узнаю, что туда не сходил - домой не возьму! - слово в слово передал отцовский наказ Светогор и, погрозив пальцем, убежал.
   - Термы, так термы... - буркнул Радомир
   - Ты хоть знаешь, где они?
   - Видел издалека, пару раз... Отец давно уже грозился сводить туда, да вот опять некогда.
   - Он деньгу зарабатывает. На нас всех. Смотри, сколько от его трудов народу кормится!
   - Да знаю я...
   - Знаешь... Знаешь, тогда веди!
   Они вышли из прохлады каменного здания и оказались на жаре. Однако традиционная суета греков куда-то делась. Вместо этого из отдаления доносились раскаты ревущего человеческого моря.
   - Нас это не касается. Идём в термы.
   - Кричат "Ника". Наверное, там большие гонки на ипподроме. - Потянул Брандульфа за локоть Радомир. Он ещё ни разу не видел настоящих гонок колесничих, и ему так хотелось взглянуть на это хотя бы одним глазком!
   - Там говорят, некоторые счастливчики бьются об заклад и выигрывают такие деньжищи!
   -Ну и что? - Хмыкнул Брандульф.
   - Ещё говорят, что императорские гвардейцы устраивают иногда поединки-турниры на мечах и за это тоже могут получить денег столько, что иной крупный купец и за всю жизнь не заработает. Их зовут Мечниками. Гладиаторами. И каждый из них в одиночку может нашинковать целую сотню обычных воинов. Когда по праздникам или в честь, какой победы, или важного заморского гостя, даются такие турниры, то половина Царьграда сбегается на стадион и всякий старается сделать ставки на "своего". Испытать судьбу.
   Может и сегодня чего там показывают дивного... Сходим, глянем?
   - Нельзя отца обманывать. Сказано: в термы!
   - В термы, так в термы. Я же, как лучше хотел...
   -Стой! Вот они, готские лазутчики! Взять этих собак! В цепи их!
   Русичи удивлённо обернулись и увидели всё того же длинношеего злющего доцента-нациста из местного университета, но теперь уже в сопровождении громыхающих и лязгающих доспехами наёмников - остроготов. Они больно стиснули их щитами, прижимая к глухому каменному забору, а в это время какой-то шустрый малый буквально вывернувшийся откуда-то из-под ног намертво связал им руки, так что они оказались вдвоём на одной верёвке и не могли пошевелиться, не ойкнув от боли.
   Древками копий промеж лопаток их погнали вперёд. Вот вам и "цивилизация", к едрене фене!
   - Бей вшивобородых! Держи царских холуёв!
   - Прочь с дороги, бунтовщики!
   - Ника! Ника! Кара господня и Страшный Суд!
   Улица мгновенно наполнилась человеческой кашей. Хитромудрые наёмники - под руководством своего кентуриона работали быстро и согласованно, как музыканты Венской оперы. Они перегородили улицу большими квадратными щитами, ощетинились копьями и отсекли нахлынувшую толпу от стукача-"доцента" и русских пленников. Выбрав подходящий момент, они крякнули и разом подались вперёд с такой силой, что оттолкнули от себя даже наиболее прытких революционеров. В ответ поверх их касок полетели камни, доски, какой-то хлам. Кентурион рявкнул и воины второго, третьего рядов подняли вверх щиты - сплошной стеной - прекращая несанкционированный властями камнепад на свою голову. Встретив организованный отпор на своём пути, толпа отхлынула. Огорчённая и сникшая. Наёмники же развернулись и продолжили двигаться куда шли.
   Императорский дворец - полный не только стасканных туда со всего света сокровищ, но и "увеселительных мест" для активного отдыха строителей империи - пыточных камер - ждал их в свои объятия вместе с обширным перечнем "услуг".
  
   Расторопные "популизаторы" ещё с улицы увидели, что посланная для облавы особо буйных бунтовщиков сотня легионеров, возвращается с уловом. Радостные, оглушительно вопя на всю округу, они устремились внутрь имперского термитника предупреждая даже усопших в склепе два века назад святых о том, что: - Ведут!!! Мятежников ведут!!!
   Массивные, окованные медью внутренние ворота дворца со скрипом и печальным стоном распахнулись и несколько взъерошенных стражников высунулись оттуда, с интересом отыскивая глазами, где же эти обещанные для показа изловленные подлецы.
   Брандульф, кажется уже начал понимать смысл происходящего. Что же касается Радомира, то тот с самого начала сообразил, чем дело пахнет. И надо сказать, что тревожные предчувствия не обманули его. Тёмными катакомбами, минуя сумрачные, пропахшие плесенью и тленом городульки, их, наконец, провели и втолкнули в большой полуподвальный закуток. Здесь возле очага, весьма похожего на гибрид мангала, верстака и печки-буржуйки собралось несколько скучающих без дела "специалистов" самого нехорошего вида. Слегка попахивало ещё с прошлого "интервью" жареным мясцом. Увидев вошедших, один из палачей со вздохом встал и подложил в огонёк несколько больших кусков древесного угля.
   - Наверное, как и в прошлый раз - сразу станет мошонки прижигать - предположил верзила в заляпанном засохшей кровью кожаном фартуке.
   - Не-а... Думаю, начнёт сначала с ногтей. Ему сейчас куды торопиться-то? - Не согласился рябой мужичонка росточком не более полутора метров. Он сидел на потемневшей от времени деревянной скамейке и ковырял заусеницу.
   Сзади какой-то подонок сильно толкнул в плечо и, не удержавшись на ногах, Брандульф полетел на пол, обдирая себе коленки и локти.
   Его тут же схватили за шиворот и поволокли к пыточному верстаку.
   - Смирно! Рявкнул за спиной Радомира охранник и в подвал ввалилось сразу несколько человек.
   Один из них, одетый в толстенную медную кирасу с изображением женской раззявленной башки, вместо волос у которой почему-то дыбились змеи (наверное это портрет его тёщи! - решил про себя Радомир) - страстно изображал из себя Самого Лучшего Защитника Императора. Сверкая в полумраке вспотевшей, разрумянившейся лысиной он гневно обвёл орлиным взором благородное собрание, словно именно здесь, среди собравшихся, и скрываются самые заклятые враги басилевса.
   Закончить роль ему бестактно помешали. Сам император и помешал. Но ему можно! Лучший Страж - по совместительству он же начальник константинопольской жандармерии вздохнул, сдулся и стушевался на второй план. Радомир его понимал: город кипит, бунтовщики бегают на свободе непугаными косяками, эпарх орёт, требуя результатов, а их нет и быть, не может, поскольку встала на уши сразу вся столица. В этих условиях легко можно остаться и без портфеля. А как же можно прожить без портфеля потомственному руководителю?
  
   - А-а! Вот кто мне масла в огонь подливает! Готские собаки! Кто вас подослал? Тотилла? Гильдебранд? Хильдебер? Говори!
   - Отпусти его, басилевс... - раздался за спиной приятный женский голос. - Не видишь разве: не тех взяли...
   - Говори кто таков! - Юстиниан трепал за бороду Брандульфа, а тот налившимися кровью глазами источал на него волны ненависти.
   - Мы русские купцы. Я вёл этого благородного старца в термы, когда солдаты схватили нас и куда-то поволокли... - Вмешался Радомир.
   - Мои руки связаны ремнями, иначе я отучил бы тебя хвататься за чужие бороды, хоть ты и император ... - процедил Брандульф.
   - Что? Что он сказал? - императору перевели. Он похлопал старика по плечу.
   - Человек, уважающий себя, всегда будет с уважением, относиться и к другим, не опускаясь до подлости. Я приношу свои извинения, благородный старец, что мои люди спутали вас с мошенниками, баламутящими империю и лишающими покоя её граждан.
   - Старец? О каком старце ты ведёшь речь? - В подвал вошла императрица Феодора. Она подошла поближе и внимательно посмотрела в глаза готу.
   - Из этого, как ты говоришь, старца, выйдет ещё очень даже неплохой конёк. Сколько тебе лет и как твоё имя? - улыбаясь, она обратилась к связанному и лежащему кулём на "верстаке" Брандульфу.
   - Брандульф. Его зовут Брандульф! - опять вмешался Радомир.
   - Помолчи! Я и сам могу ответить. - Оборвал его странствующий мудрец. - Отец этого молодого человека - благородный купец Яромир - взял меня с собой на корабль, чтобы я смог путешествовать вместе с ним и посмотреть на то, как устроен мир, прежде чем отправлюсь в страну предков.
   Император кивнул кому-то и Брандульфа тут же развязали. Потирая руки и оправляя одежду, он встал.
   - Ну и как, - усмехнулась императрица - посмотрел?
   - Вижу что люди везде одни и те же и зря приехал сюда... - честно признался он.
   -Ты интересный человек. С удовольствием бы с тобой поговорил и легко доказал бы, что удивительней места на земле, чем Константинополь в мире нет. Но сейчас, когда вокруг все только и делают, что орут, о том, что завтра должен наступить конец света, когда лучшие легионы отказываются мне подчиняться и превращаются в стадо баранов - невольно начинаешь забывать о собственном достоинстве и оглядываться вокруг в поисках подходящей щели.
   -Я никуда не поеду! - заявила Феодора. Кесарь не клоп! Спрятаться и отсидеться не получится. Надо действовать!
   -Действовать бесполезно, ты же сама видишь! Мне уже никто не подчиняется, империя рушится как карточный домик! Её просто больше нет!
   -Перестань бегать и позорить себя перед людьми. Сядь и успокойся! - Повысила голос императрица.
   -Я собрал всех солдат, оставшихся тебе верными, басилевс. Особенно тех, кто сменил веру лишь недавно. Они не верят ни в одного бога, кроме тебя. Они готовы идти и дальше за тобой, до тех пор, пока, разумеется, ты будешь им регулярно платить жалование.
   -А-а... Это ты, Велизарий... И опять ты меня выручаешь. Сколько у меня осталось солдат, на которых можно положиться?
   - Шестьсот сорок человек.
   -Не густо... У вас, там, в вашей Скифии, тоже все ждут конца света? - Поинтересовался Юстиниан, обращаясь уже к славянам.
   -Может быть, кто и ждёт... - пожал плечами Брандульф. - Но в основном у нас живёт народ самостоятельный. Люди не станут сходить с ума из-за какой-то там звёздочки. А ежели, кто и станет орать, что завтра наступит конец света, то народ спокойно дождётся этого самого "завтра". И когда все убедятся, что ничего страшного не произошло, то поймают поганца, спустят ему портки, да так всыпят крапивой по голой заднице - но опять же не по злобе, а исключительно в лечебных целях - для прояснения сознания! Что в следующий раз он крепко подумает, прежде чем опять людей баламутить.
   Императрица Феодора - мастерица экспромта - поглаживала пальцами подбородок. На её удивительно красивом лице отражалась напряжённая внутренняя работа, которую она вела в поисках выхода из сложившейся катастрофической ситуации.
   Как ей стало известно, сразу после последнего заезда колесничих и закрытия ипподрома накануне вечером какой-то умник заорал, что Миссия уже пришёл. Затмение Луны и её красный цвет вконец смутили народ. Вызванный во дворец придворный епископ-звездочёт успокаивал всех "лучших людей", говоря что по его мнению, такой необычный цвет бывает всегда, когда затмение происходит в созвездии Скорпиона, так что исполняется лишь часть примет Апокалипсиса. Поэтому ни о каком реальном конце света говорить нельзя.
   Всю ночь, однако, не стихала беготня и какая-то малопонятная возня простолюдинов на городских окраинах, среди трущоб. Наутро же волнение переросло в сплошной кавардак, распространилось на сельскую округу и перекинулось уже и в столичные кварталы внутри крепостной стены.
   -Ты слышал? - спросила Феодора супруга.
   -Чего?
   - Они выждут паузу... Паузу! Варвары и здесь мудрее нас! Отойдём-ка... - она взяла его под локоток - Проводите пока наших гостей в мою малую приёмную: на улицах сейчас слишком опасно. Дворец окружён со всех сторон толпами мятежников и вам отсюда живыми, просто не выйти. - Объяснила она Брандульфу, и они с Юстинианом, перешёптываясь о чём-то, под ручку вышли в соседнюю комнату.
   -Ну что? Огонёк-то гасить? - как-то обиженно спросил тщедушный палач, кивая на свой зловещий "мангал" с разогретыми на нём до красноты щипчиками.
   -Да погоди, может ещё, подвернётся кто - утешил его Велизарий.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Неожиданный финал для Яромира

  
  
   Яромир сидел в стельку пьяный, один, в трактире. Всех прочих он после жаркой (как в былые юные годы!) потасовки повыкидывал на улицу. Полезший было, разнимать передравшихся гостей хозяин заведения тоже получил по лбу и закатился в угол, где и пребывал в беспамятстве по сие время.
   Яромир грустил чёрной грустью - он потерял в этой долбаной "столице мира" своего сына. Неужели этот непоседливый гот затащил его в какую-нибудь неприятную историю? Хват с ребятами вчера пробились до самых терм, но и там было пусто. Разбежались все - даже кочегары, топившие калориферы.
   Дверь распахнулась. Купец повернулся на её скрип и, сощурясь от хлынувшего внутрь потока солнечного света, попытался разглядеть вошедшего храбреца.
   -Чего тебе, грек?
   -Я послан к тебе божественным басилевсом Юстинианом. Он уведомляет тебя о том, что твой сын Радомир заключил договор с Его Высочеством и пожелал поступить на службу в его личную гвардию. Вот копия договора. Специально изготовлена для тебя, чтобы ты сам удостоверился в том, что всё произошло законно и без какого-либо насилия или обмана с нашей стороны.
   Яромир минуту не мигая, смотрел на бумагу, потом спросил: - А Брандульф, искатель мудрости, с ним что?
   -Он сидит во дворце с нашим логопедом и учит эллинский язык и письмо. Что-нибудь ему передать?
   -Да, передай. Скажи, что я приеду в Царьград на следующий год, примерно в это же самое время. Если он или Радомир захотят вернуться на родину, им будет достаточно найти меня. Они знают где.
   Посланец кивнул и вышел. В дверях он на миг обернулся: русский всё также сидел за столом, в обнимку с кувшином вина и горланил во всю глотку какую-то совершенно ужасную варварскую песню.
   -Какие странные они люди, эти скифы! - буркнул грек и захлопнул за собой дверь.
  
   Яромир за час до начала беспорядков умудрился выменять оптом весь свой товар на приличный дом внутри цитадели. И потом почти сутки вместе с ватажниками сидел в нём и отбивался от наседающих со всех сторон толп погромщиков и мародёров, не давая им спалить только что купленное имение.
   На будущий год, когда беспорядки поутихнут, а цены на недвижимость подскочат вверх, он приедет вновь и с выгодой перепродаст этот дом. В самом деле, какая разница, на чём зарабатывать: на шкурках соболя или на операциях с недвижимостью?
   Но, похоже, что эти двое - Радомир и Браннох болтаясь по городу, тоже времени зря не теряли и переплюнули даже его, старого и опытного лиса и пристроились не где-нибудь, а во дворце самого императора!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Спасение империи
  
   Императорская чета должна была действовать быстро и грамотно, но вся беда состояла в том, что никто толком не знал, что нужно предпринять, чтобы исправить положение. Правда, члены госсовета и сенаторы, которых удалось собрать во дворце, единогласно сошлись во мнении, что случившееся несчастье произошло во многом по вине патрирха, не разобравшегося вовремя с опасной ересью. Но на этом всё их единодушие и заканчивалось. Дальше каждый кричал, что хотел, и составить хоть какой-то мало-мальски вразумительный план действий никак не удавалось. Поэтому для начала решили срочно вызвать во дворец патриарха, чтобы попенять ему и за одно узнать, реально ли усилиями церкви хотя бы немного сбить волну народного гнева. Но святой отец, кажется, почувтвовал неладное и заартачился. В его ответной записке императору было кратко сказано о неожиданно случившемся с ним нездоровье, а посему явиться во дворец в ближайшие дни он ну никак не может.
   Правда была в том, что поскольку патриарх сам ещё не сориентировался в быстротекущих политических процессах, то решил занять выжидательную тактику вплоть до того самого момента, когда определится явный победитель. А уж потом примкнуть к нему, и ничем не рискуя выторговать для себя что-нибудь существенное в обмен на оказанную поддержку.
   Схитрить не вышло: почти полная когорта тяжёлой пехоты пробилась до его резиденции и в две минуты разогнала личную охрану патриарха, даже и не пытавшуюся оказать хоть какого-нибудь сопротивления. Жилистый, суровый офицер с лицом, на котором было написано, что шутить с ним вредно для здоровья, появился на пороге и вежливо, так, с кивком головы, пригласил:
   -Пошли!
   Деваться некуда.
   Патриарх семенил в центре солдатского каре и со страхом осматривал опустошённые мятежом улицы столицы. Со всех сторон тянуло дымом пожаров, под ногами хрустела битая черепица, валялись доски, камни и палки, которыми бунтовщики забрасывали солдат, а заодно и друг друга, доносились из темноты и стелющихся облаков дыма крики убиваемых грабителями людей. Он содрогнулся от охватившего его ужаса и подумал: неужели это и впрямь конец света?
  
   Дворец встретил их мраком и гнетущим запустением. Не видно ни огней на террасах и в окнах, ни прислуги... Два сумрачных наёмника вестгота открыли ворота и когорта железной змеёй, поблёскивая доспехами будто чешуёй под багровым светом Луны, втянулась внутрь. Солдаты тут же отправились по постам, а патриарха повели дальше, прямиком в покои императора.
   Юстиниан встретил его холодно и без обычного протокольного приветствия. Зато вперёд вышла Феодора. Эта отмороженная, беспардонная девица постоянно раздражала святого отца, потому как её оценки всегда были резкими и точными, а язык острым как бритва. Кроме того, она на всё имела своё собственное мнение, которое иногда очень сильно отличалось от церковного и никогда и ни перед кем не лебезила и не заискивала, даже тогда, когда ещё не была замужем за императором. А уж это вообще было нетипично для пропитанной лестью, ложью и интригами Византии. Несмотря на молодость, императрица поражала окружающих необыкновенным умом, имела большие способности к иностранным языкам и сильный, приятный голос. Хорошо знающие её царедворцы уверяли, что своим пением она способна затмить любого профессионального солиста. Если захочет.
  
   -Ну что, милок, не справился ты со своими обязанностями! - ошарашила она патриарха с самого порога. Тот только беспомощно развёл руками и с тоской и надеждой посмотрел в сторону басилевса: нельзя же вот так вот оскорбительно обращаться с высшим церковным руководителем, вторым человеком в иерархии государства!
   Но Юстиниан демонстративно отвернулся, уставившись в застеклённое цветными витражами окно, как будто что-то такое увидел сквозь него архиважное и только буркнул, отмахнувшись:
   -Ознакомте Его Святейшество с моей волей, и да будет так, во имя Господа нашего!
   И ушёл.
   Святой отец поёжился.
   -Не послушал тебя народ. Ведь верно? - Спросила его Феодора.
   -Ну...
   -Верно. - Вздохнула она. - А если так, то зачем нам держать в патриархах пустомелю, которого никто не слушает? А?
   Она шмыгнула носом и тоже пошла вслед за своим супругом.
   -Так что же мне теперь делать? - закричал перепуганный таким поворотом событий теперь уже, похоже, бывший патриарх.
   -Убираться ко всем чертям! Евмел! - подозвала она своего слугу и личного секретаря - проследи, чтобы этот человек немедленно покинул столицу, причём в одном рубище, как и подобает истинно верующему. Стой! Подготовь на подпись к императору жалованную грамоту на его имя: всё-таки мы не свиньи и не можем просто так выгнать на улицу человека с такого поста, ничего не давая ему взамен. Златница, в Казанлыкской долине. Думаю, этого будет ему вполне достаточно. По-крайней мере пока.
   И позовите Велизария! Срочно!
  
   В камине потрескивают охваченные пламенем поленья, а вокруг придвинутого к огню стола сидят император, оба его великих полководца - Велизарий и Нарзес, эпарх Константинополя, глава сената, имперский квестор, вождь всех шпионов Бруксий и ещё пара высших сановников государства. Феодора прохаживается за их спинами из угла в угол и нервно грызёт губы.
   -Надо занять арсенал и взять под контроль запасы оружия, пока ещё мятежники не додумались овладеть им. Если они успеют сделать это вперёд нас, то тогда и впрямь, можно будет прощаться с жизнью. Нужно срочно послать туда когорту. - Предложил глава сената.
   Юстиниан воспрянул. И тут же сник, услышав скрипучий голос Нарзеса - извечного соперника Велизария в военной славе и главного спорщика с ним во время заседаний консистория:
   -У нас итак всего одна когорта. Если уйдёт ещё и она, то тогда кто останется защищать дворец и императора? Феодора со скалкой?
   -Может быть, эту самую когорту послать, чтобы арестовать главарей мятежа? - предложил квестор - Ведь всегда необходимо сразу срубать голову любого заговора.
   -Правильно! Тогда все остальные постепенно сами разойдутся по домам! - теперь уже подхватил чужую идею Нарзес.
   -Нет, неправильно. - Возразил Велизарий - Для вас это кажется лёгкой задачкой, потому что вы не имеете опыта уличных боёв и не знаете, что это такое. А я во время Троянской войны и Трою брал, и сорок укреплённых городов и фортов вокруг неё! Не два, не три - сорок! Я знаю, о чём говорю! Когорта растает, как дым, едва только окажется атакованной со всех сторон толпами мятежников и зажатой ими в каком-нибудь переулке. И поверьте, для того, чтобы её уничтожить, им вовсе не понадобится тяжёлого оружия, вполне хватит и обычных камней сбрасываемых с крыш домов на головы солдат.
   Все замолчали, думая каждый о своём.
   -Так что, у нас из этого тупика теперь и выхода уже никакого нет?
   -Выход всегда есть, басилевс. По крайней мере, сил у нас достаточно, чтобы отразить любой штурм, который смогут предпринять мятежники. И занимаемая нами позиция и запасы продовольствия позволяют держать крепкую оборону продолжительное время. Так что, пока, мы вне опасности.
   Воцарилась долгая, напряжённая пауза.
   -А что это у нас Бруксий до сих пор молчит? Может быть, у него есть какие-то дельные предложения? - удивился Юстиниан.
   -Да, может быть, имеет смысл послать его людей, чтобы они потихоньку убили главарей бунтовщиков? - Предложил квестор. - Каких-нибудь матёрых шпионов, прошедших огонь и воду. Он ведь всегда похвалялся перед нами тем, что в его ведомстве полно таких. Что у его людей очень длинные руки, и что не существует такого секрета, до которого он не смог бы дотянуться.
   Не надо нам никаких секретов, Бруксий! Просто избавь нас от парочки самых горластых негодяев, и мы отблагодарим тебя! Ведь мы всегда - господа сенаторы, вот, подтвердят, - всегда щедро ссужали тебя и твоё ведомство деньгами, сколько бы ты их не запросил.
   -Что скажешь, Бруксий? - император уставился на начальника тайной полиции, разведки и контрразведки.
   -А что он может сказать? - усмехнулся эпарх - можешь считать, Бруксий, что приказ тебе уже отдан. И чтобы через два часа в этой самой комнате у наших ног лежали головы Хрисагора и Нервия!
   -Или сидели они сами, что будет ещё лучше. - Добавила Феодора. - От мёртвых их проку будет немного. На место убитых тут же выползут новые главари, может быть ещё более опасные, чем эти.
   -Значит, решено! - встал из-за стола басилевс, а за ним и все остальные - отправляйся и приступай к выполнению задания. Соберёмся здесь вновь через два часа.
  
   Для Бруксия этот приказ означал только одно - смертный приговор. Он не патриарх, с ним цацкаться никто не станет - оттащат за угол и пырнут ножом. А тело потом скинут в какую-нибудь придорожную канаву. Гнить. Как старый интриган, он прекрасно видел в своём воображении собственный финал. Состояние государства можно охарактеризовать всего одним словом: катастрофа. К милосердию взывать бесполезно.
   Кого бы послать на это самоубийство? Кого... Агенты разведки и контрразведки - это не пацаны на побегушках. Каждый из них обучен выполнять определённую работу, и находится на своём месте, чаще всего, далеко от столицы. Лишних людей нет, а послать первого попавшегося - означает провалить задание, и тем самым, окончательно погубить свою лысую голову.
   Думай Бруксий, думай...
  
   Через полчаса, потихоньку, отворилась потайная калитка в окружающей дворец стене, и из неё выскользнуло наружу две тени...
   Ещё примерно через полчаса, обратно через стену перелетел окровавленный мешок. Декурион-варвар не нагибаясь, и не трогая его руками, кончиком меча вспорол ткань и присвистнул: из прорехи выкатилась отрезанная голова шпиона Бруксия. Большим гвоздём к её лбу был прибит кусок пергамента с написанной кровью угрозой: "Юстиниан! Мы уже идём за тобой!"
  
   Второй шпион остался жив. Ножом его попытались ударить в пах, но промазали, лишь слегка порезав икру.
   -Сам не знаю, как я смог оттуда вырваться! - Честно признался он. Бруксий окинул его взглядом и вздохнул: по-видимому, бедолаге и впрямь досталось на орехи. Одежда свисала клочьями, волосы были частью выдраны, а частью свалялись в колтун и смешались с запёкшейся кровью.
   Начальник тайной полиции посмотрел на водяные часы в углу комнаты и понял, что до рассвета ему самому придётся разделить судьбу своего несчастного подчинённого с гвоздём во лбу. Конечно, император навряд ли будет требовать его крови, но вот все прочие "лучшие люди", те шутить не станут.
   -И сделать ничего уже нельзя... - Задумавшись, последнюю фразу он произнёс вслух.
   -Да, - подал голос шпион - выйти отсюда незаметно невозможно. После того, как наши солдаты приволокли во дворец патриарха, мятежники усилили посты, так что теперь мимо них и мышь не проскочит. Всех мужчин возле дворца останавливают и допрашивают. При малейшем подозрении в сочувствии к властям, тут же приканчивают. Некоторые из зажиточных горожан попытались, было, проникнуть во дворец тайно и укрыться здесь от расправы, но их всех поймали и прирезали, без разговоров, как свиней. Только Афросибул смог провести сюда своего сына, потому что переодел его девушкой, да и то при этом сам погиб.
   Бруксий встрепенулся:
   -Девушкой, говоришь?
   -Девушкой. А что?
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Спасение империи. Продолжение.
  
   Констанция заспанная, села, не вставая, на кровати и протирала глаза.
   Нарисовался Бруксий. Как всегда безукоризненно одетый, благоухающий, с тщательно прилизанной залысиной.
   -Какие-то козлы всю ночь дрались неподалеку. Из-за их воплей никак не могла уснуть. Как будто, резали кого.
   -Именно так оно и было.
   -Что?
   - Кого-то резали.
   -Не поняла...
   -В городе бунт черни. Дворец осаждён со всех сторон. Если ничего не предпринять, то уже днём начнётся штурм и тогда всем нам будет крышка. Доверенные мне люди сообщили вчера, что главари мятежников ведут переговоры с наёмниками-варварами, обороняющими дворец. Пообещали им золото, и вроде бы как, даже договорились, что с началом штурма те оставят свои позиции на стенах и уйдут прочь из города.
   -Зачем ты мне всё это говоришь? Это ваши, византийские проблемы. Мне на них наплевать.
   Констанция позевала, потягиваясь, потом зябко поёжилась и натянула на плечи одеяло.
   - Холодно у вас тут по ночам, а центрального отопления нету.
   -Когда сюда ворвутся мятежники, то ты будешь иметь возможность согреться. Только вряд ли тебе это понравится. Поэтому, пока здесь всё окончательно не пошло прахом, я и пришёл к тебе, чтобы обсудить одно очень важное дело. Времени у нас в обрез.
   -Чихала я и на твои, и на твоего императора важные дела. Ты обещал мне дом на берегу моря, и не дал его. Так что, завтра, вернее, уже сегодня, на рассвете, если не дождусь обещанного, уйду. И мне будет безразлично, придут сюда какие-то блохастые, вшивобородые мятежники или не придут; надерут они вам тут всем задницы, или не надерут. Мне плевать. Выпутывайтесь из своих заморочек, как-нибудь сами, без меня.
   -А куда, скажи на милость, ты отсюда денешься? Да и разве ты забыла, что среди живых тебя больше нет? Забыла, что приказал сделать с тобой басилевс?
   -Пошёл в задницу. Понял? Вместе со своим басилевсом. Я была и остаюсь свободным человеком и уйду отсюда тогда, когда посчитаю нужным. И никто из вас, не сможет меня остановить. А сейчас отвянь. Дай поспать.
   Она накрылась с головой одеялом и повернулась к нему спиной.
   -Но как ты выйдешь отсюда? - опешил Бруксий. - Это же невозможно!
   -Способов десятки. Если не сдержишь своё слово, лживый византиец, то один из них увидишь завтра собственными глазами. А сейчас будь так любезен - проваливай ко всем чертям и дай отоспаться. У меня будет трудный день.
   -Не верю! - решительно возразил грек. - Там за забором стоит казарма и в ней полных шесть сотен отборных воинов, преданных, по крайней мере, пока, императору. Вокруг на башнях постоянно дежурят лучники. И ещё стража возле ворот. Собаки ростом с годовалого телёнка, которых специально кормили человеческим мясом, чтобы они не боялись убивать людей. Нет, убежать отсюда попросту невозможно!
   -Может быть, убежать и впрямь, невозможно. - Беззаботно согласилась Констанция. Только я не собираюсь никуда бежать. Я просто встану и уйду. Разницу чувствуешь? Вы здесь все как дети. Примерно на уровне наших шестилеток. Уже борода седая, а всё равно верите в то, что вот-вот придёт Санта Клаус и принесёт каждому из вас по мешку подарков. Не думаю, что у кого-то из вас хватит ума меня остановить. Кроме того, вы со своим глупым императором заставили меня убить человека. Просто так, ни за что. И при случае я вам это обязательно припомню.
   - Кто такой Санта Клаус? Хватит трепаться! Показывай мне прямо сейчас, как ты хочешь выйти отсюда или...
   -Или что? Поцелуешь меня в задницу? Лучше отдай то, что обещал. Тогда, может быть, и поговорим.
   Бруксий поперхнулся. Проклятая варварка! Своими требованиями она загоняет его в угол. Обещал. Да. Ну и что с того? Расходы на покупку приличного дома оформлены, как и положено и завизированы имперским казначеем. В делопроизводстве этот дом был проведён как "предназначенный для важного государственного чиновника". Теперь в нём проживает племянник любовницы Бруксия, который время от времени оказывает ему весьма ценные услуги. Очень способный, кстати, юноша. Несмотря на молодость лет он уже успел в совершенстве изучить три иностранных языка. С варваркой же жандармский голова хотел рассчитаться лишь несколькими серебряными монетами и на том тему закрыть.
   А что? Тоже неплохая плата! По-крайней мере для варварки. Кто ещё из ромеев ей заплатит столько?
   Кто же знал, что из-за этого проклятого мятежа, всё так перевернётся...
  
   -Довольно разговоров! - рявкнул Бруксий - Показывай мне свои способности, или я прикажу всыпать тебе плетей за пустое хвастовство!
   Констанция приподнялась.
   -Плетей? Вон как ты заговорил, сучий потрох!
   Она встала с кровати, но как-то неловко, при этом, повернувшись, уронила со стола кувшин с вином. Тот, конечно же, вдребезги разбился и разлетевшиеся во все стороны брызги попали на ноги чистюли Бруксия. Визпнтиец выругался из-за её неуклюжести и слегка наклонился, чтобы стереть их с ног. В это время сильнейший удар по голове, сразу по обоим ушам, ввергнул его во мрак.
   Оклемавшись, начальник тайной полиции обнаружил себя крепко связанным собственным поясом и лежащим на полу лицом вниз хлюпая носом прямо в вонючей винной луже. Да ещё и с грязной тряпкой во рту.
   -Плетей, говоришь? - Констанция приподняла его с пола, а когда он попытался, было, освободиться от её стального захвата, надавила ему, куда-то пальцами, да так, что он едва не описался от нестерпимой, пронизывающей всё тело, боли.
   Чиновник энергично замотал головой, пытаясь, кажется, рассказать об обуревающих его чувствах, но кроме невнятного мычания сам ничего не услышал и, сконфузившись, замолчал.
   -Эй! Охрана! - крикнула Констанция!
   Внутрь комнаты вбежал стражник. Один из тех, что неотрывно находились снаружи возле её дверей. Он увидел пойманного на удушку своего начальника и перекочевавший с его пояса в руки варварки нож. Теперь этот нож был приставлен к шее Бруксия.
   -Твоему хозяину я перережу горло, если в тот момент, когда мы с ним будем выходить отсюда, я увижу поблизости хотя бы одного из вас, мальчики, или ваших псов-людоедов! Ты меня понял? - Она чуть сильнее надавила ножом на горло византийскому боссу, так что тот задрыгался, замычал, но, получив, слегка, по виску рукояткой, опять затих.
   - Ну-ка, давай, шевели булками, да поживее, если не хочешь, чтобы я разрезала твою старую морщинистую задницу на апельсиновые дольки!
   Констанция встряхнула его, давая прочувствовать на собственной шкуре особенность момента, и подтолкнула вперёд, в полуоткрытую дверь. Во внутреннем дворике, загородив выход, столпилось человек десять охранников.
   -Назад! Назад, я вам сказала, иначе клянусь, я перережу ему глотку!
   Солдаты, толкая друг друга, бросились к воротам. Констанция вышла за ними следом, всё ещё толкая впереди себя Бруксия а, потом, когда оказалась за стенами этого маленького средневекового гестапо, отпустила его.
   Презрительно усмехнувшись, вырвала тряпку из его рта.
   -Вот примерно так, это можно было бы сделать в любой день, если бы я того пожелала. Твои люди слишком доверчивы и слишком неопытны в таких делах, чтобы помешать мне. В моём мире захваты заложников случаются почти ежедневно и поэтому мы всегда готовы к этому, и знаем как себя вести в подобных случаях. А вы - нет.
   Бруксий всё ещё отплёвывался после того, как ему освободили рот и дико вращал глазами, пытаясь отдышаться и совладать со своими чувствами. Разорвать наглючку на куски прямо сейчас - это будет слишком мягкое наказание за её дерзость. Он придумает что-нибудь изощрённее. Позднее! Когда она ликвидирует главарей мятежников.
   -Я уже начинаю сожалеть о том, что ослушался императора и не убил тебя. Ты слишком опасный человек. Но зато как нельзя лучше подходишь для наших целей. Я вижу, что тебе по силам, сделать то, о чём я хочу тебя попросить. Это, и ещё многое другое.
   Во славу Сената и народа Рима.
   Лысый махнул кому-то рукой. Констанция повернулась, посмотреть, и увидела нескольких вооружённых мечами слуг Бруксия ведущих впереди себя небольшую толпу оборванных, истощённых людей.
   -Это твои соплеменники, тавроскифы. Почти все они из последнего привоза - степные разбойники часто нападают на ваши поселения и грабят их, а потом волокут к нам на продажу тех из руссов, кто помоложе и кого можно здесь продать.
   Пленники остановились. Бруксий с минуту рассматривал их, потом кивнул на одного: коротконого мужичишку, нескладного, такого и оттого немного похожего на большого плюшевого мишку. Толчком его вывели вперёд и рывком опустили на колени. В следующую секунду стоявший за его спиной жлоб выхватил из ножен меч и одним движением смахнул ему голову с плеч.
   Констанция от страха и отвращения закрыла лицо руками. К её ужасу под пальцами почувствовалось нечто липкое - брызги крови обильно разлетелись во все стороны, испачкав и ей и всем рядом стоящим лица, и одежду. Но Бруксий был так взволнован, что даже не обратил на это никакого внимания.
   -Это, чтоб ты не думала, что я здесь собираюсь с тобой шутки шутить и попусту терять время, которого у меня нет. Если сейчас откажешься нам помочь, то все эти люди немедленно погибнут. Даже скажу больше: я прикажу поднять солдат гарнизона и вообще вырезать всех славян в Константинополе. Всех! Вплоть до последнего человека! Как начальник тайной полиции, я могу себе это позволить! А ты умрёшь последней! После него! - откуда-то из-за спины охранник вывел мальчика.
   -Узнаёшь? Это Святослав, внук той самой старухи, с рынка.
   -Ты же обещал их отпустить!
   -Бабка на следующий день умерла, от волнения наверное, а этот сопляк и так свободен. Только куда ему теперь идти, кому он нужен? Живёт при дворце, работает в конюшне. Питается объедками с царского стола - место сытное, работа не тяжёлая. Ещё и одежонку кой-какую выдают. Когда подрастёт, сам сможет решить, куда ему податься. Так что, как видишь, я сдержал своё слово. Теперь, очередь за тобой. Жизнь и смерть всех этих людей полностью находится в твоих руках.
   Констанция стояла и молча наблюдала за ним. Под её тяжёлым взглядом Бруксий потоптался, косясь на стоящих за его спиной славян, и, нехотя, продолжил:
   -Теперь, что касаемо обещанного мною для тебя: есть два подходящих дома. Завтра сама выберешь из них какой пожелаешь. И ещё. Вот. Немного денег, на текущие расходы. - Он снял с пояса небольшой мешочек с деньгами и вложил ей его в ладонь. - Служанку пришлю утром, из дворца. Она ещё молодая, так что всему научишь её сама. Но имей в виду, что всё это окончательно станет твоим только после того, как ты согласишься нам помочь. Извини, но обстоятельства изменились, и я вынужден теперь действовать предельно жёстко. Если откажешься с нами сотрудничать - кровь польётся рекой. В том числе и твоя. Так что выбирай.
   -Чего ты хочешь от меня?
   -Наконец-то...
  
   Констанция спускалась по верёвке со стены, когда её заметили внизу.
   -Эй! Смотри! Ещё один полез!
   -Да это, кажись, баба!
   -Ату! Волоките её сюда! Щас оприходуем!
   Она спрыгнула на землю едва ли не прямиком в объятия к трём подбежавшим бандитам. Удивлённые, те остановились в двух шагах от неё, будучи сбитыми с толку уж слишком необычным внешним видом незнакомки: камуфлированными брюками, армейскими ботинками и маечкой-безрукавкой цвета хаки. Стояли и хлопали глазами, пока не разлетелись в разные стороны, опрокинутые наземь мощнейшими пинками. Костанция подошла к тому, кто выглядел понаглее, и поймав его за волосы, повернула мордой к себе:
   -Веди меня к самому главному. К Хрисагору. И без фокусов. Понял?
   Что-то такое нехорошее, недоброе, вспыхнуло и погасло в глазах этой странной незнакомки, что заставило разбойника подавиться, готовыми уже сорваться с языка ругательствами и часто-часто закивать головой в знак согласия и повиновения. Да и разве могло быть иначе? В пятнадцать лет Констанция впервые переступила порог казармы, в семнадцать попала на фронт и с тех пор успела повидать и пережить столько, что запросто хватило бы на два новых "Войны и мира". Только за этот, последний год службы, что она провела прикомандированной к 35 батальону специального назначения, его личный состав уже успел поменятся дважды. За исключением неё самой да ещё двух-трёх счастливчиков, считай, погибли все. При этом Констанция хорошо понимала, что осталась в живых не из-за какого-то такого особенного фронтового везения, а просто потому, что ребята берегли её, принимая на свою грудь все предназначенные для неё пули. И оттого больше всего теперь она боялась хоть в чём-то обмануть доверие тех людей, что сражались и умирали рядом с ней. Хоть в чём-то проявить в минуту опасности свою трусость, слабость или нерешительность, оказаться недостойной тех, кто воевал рядом с ней, и в чьи могилы она собственной рукой бросала прощальную горсть земли.
   Наверное, разбойник почувствовал, с кем имеет дело, и поэтому тихонько съёжился. Он молча встал с земли и повёл её за собой, туда, куда она просила. Сквозь клубы дыма, мимо изувеченных трупов простых горожан, лежащих в лужах собственной крови, с распоротыми животами и с вывороченными наружу внутренностями, мимо беснующихся толп мародёров и разрушенных домов, через наваленные поперёк улиц баррикады и застланные дымом пожарищ улицы. Они пробирались на северо-восточную окраину города. Там находился неформальный штаб мятежа. Только в одном месте её внимание привлёк шум потасовки и поток отборного русского мата:
   -Это ещё что это там такое?
   -Руссы. Богатая купеческая ватага. Всё никак не можем с ними справиться.
   На её глазах мятежники вновь нахлынули толпой на пролом в стене, окружающей большую купеческую усадьбу, но после кратковременной яростной свалки с её защитниками, посыпались из него наружу как горох. На улицу, преследуя отступающего врага, выскочил зверовидного вида здоровяк с татуированным лицом и бычьей грудью, с зажатой в руках громадной дубиной. Он напал на троих византийцев, попытавшихся, было, отгородиться от него стеной щитов, с одного удара развалил её, сшиб одного из разбойников наземь, но добивать не стал, а наподдал хорошего пинка и тем, удовлетворённый, вновь вернулся к своим.
   -Сильные люди. Варвары! - с уважением сказал средневековый революционер.
   -Сам ты варвар! - сдавила ему запястье Констанция. - Вшей в бороде что перхоти, а всё туда же!
  
   Они подошли к высокому, трёхэтажному каменному зданию.
   -Вот здесь. Хрисагор там, если только никуда не ушёл по делам.
   -Веди меня к нему.
   -Нельзя там охрана. Не пропустят.
   -Скажешь, что я иноземный посол. Давай, пошевеливайся! - она подтолкнула его вперёд.
   -Послы по верёвкам не лазят!
   -Заткнись. Не твоего ума дело.
   Они направились прямиком к высокому мраморному крыльцу и двум вертухаям околачивающимся на нём возле распахнутых настежь дверей.
   -Стой! Куда прёшь! - и вправду остановил их один из караульщиков. На его голове красовался тяжеленный гладиаторских шлём с двумя нелепыми серебряными крылышками, приделанными по бокам и забралом в виде дырчатой решётки. В руках у него были примитивное, самодельное копьё и круглый кавалерийский щит. Второй охранник был одет попроще, такого великолепия не имел и довольствовался лишь обыкновенным охотничьим ножом.
   -Это блядь. К Хрисагору. - небрежно бросил её спутник и, оттолкнув плечом "часового" прошёл. Тот дурашливо хихикнул за их спинами, но возражать не стал.
   Оказавшись в тёмном, сумрачном холле, Констанция незаметно ущипнула своего провожатого за задницу:
   -Я тебе покажу "блядь!"
   -А что мне было говорить? Что ты родная сестра басилевса?
   М-да... Ну и бардак тут, у товарищей революционеров!
   По всей видимости, особняк этот принадлежал раньше какому-то важному сановнику, который и проживал здесь вместе со всей своей семьёй и челядью, пока нежданно-негаданно не вспыхнуло восстание. Остаётся только надеяться, что хозяева предусмотрительно успели унести отсюда ноги в какое-нибудь более спокойное и безопасное место. Всё, что можно было растащить - уже растащили. Оставшееся - разломали и разбросали. Сброшенные со своих мест на пол статуи, с отбитыми руками и головами, расколотые на части мраморные плиты с благодарственными надписями от императоров, сломанная религиозная утварь, объедки, порванные книги и свитки, хлам, мусор, человеческие испражнения по углам - всё это лежало под ногами у всякого вошедшего сюда и напоминало собою только что взятый штурмом Рейхстаг. Загаженный и обесчещенный засевшими в нём фашиствующими молодчиками. И в дополнение ко всей этой разрухе - вонь из каждого угла, да такая, от которой режет глаза и сбивает напрочь дыхание. Не исключено, что где-то посреди этих куч хлама скрывалась парочка-другая человеческих трупов - уж очень запашок шёл знакомый. За годы войны Констанция сталкивалась с ним не раз.
   Она непроизвольно поморщилась: почему-то все революции как на одно лицо. Сплошной кал и ничего больше.
   Винный погребок хозяев, был, очевидно, на редкость богатым. Она поняла это по тяжёлому, спёртому, запаху, тянущемуся из раскрытого подвала и доносившимся оттуда пьяным возгласам. И начала, уже было, подозревать, что именно сей факт, и послужил основной причиной для того, чтобы именно здесь мятежники обосновались со всем своим штабом. На втором этаже, перед большой резной дверью из красного дерева, её спутник остановился.
   -Всё. Командир за этой дверью. Я не знаю, кто ты, но будь с ним осторожней. Он сначала убивает и только потом спрашивает, с кем имеет дело.
   -Спасибо. Учту. Ты тоже ступай домой и не высовывайся оттуда, покуда весь этот кавардак не уляжется.
   -Не могу: денег нет. Надо добыть сначала хотя бы что-нибудь съестное для ребятишек. Потом, видно будет.
   Констанция достала из кармана несколько монет и протянула их ему. Но тот, вместо того, чтобы с благодарностью принять подарок, испуганно попятился:
   -Серебро! Я не смогу потом его тебе вернуть. Подёнщики никогда не зарабатывают так много!
   -Бери. Это просто так. Без возврата. Ты ведь охранял меня по дороге сюда? Значит заработал!
   -Охранял?
   Мужичок смущённо протянул руку, и она ссыпала ему в ладошку всё это нечаянно свалившееся на него богатство. Он осторожно попробовал на зубок одну из монеток и, удовлетворившись, побежал прочь, радостный.
   -Не в деньгах счастье... - Буркнула Констанция, скорее самой себе, чем ему, и толчком открыла дверь настежь.
   В обширной, порядком загаженной многочисленными посетителями зале, находилось человек шесть-семь народу. Они элементарно жрали. Жрали и пили халявное, прекрасно понимая, что завтра всего этого изобилия, у них может быть, уже и не будет.
   -Кто из вас Хрисагор? - Мятежники, несказанно удивлённые визитом к ним этой эмансипированной особы женского пола, перестали жевать. Потом кто-то сообразил, о чём именно спрашивает таинственная посетительница, и кивнул на курчавоволосого, приземистого мужчину довольно отвратительной внешности. Его густая, чёрная борода была испачкана в кислом рыбном соусе и походила, скорее, на кусок грязной пакли, висящей на заборе, чем на предмет заботы и гордости своего хозяина.
   Констанция цикнула на остальных:
   -Вон отсюда. Быстро!
   То ли они приняли её за любовницу своего босса, то ли за его ревнивицу-жену, но спорить никто не стал и все потихоньку и впрямь, один за другим, выскольнули за дверь.
   -Ты кто? - Спросил главарь.
   -Заткнись и иди за мной.
   Хрисагор встал из-за стола и направился, было, к ней, рассчитывая, очевидно, ударить её, но Констанция мгновенно выхватила свой спецнож и приставила его устрашающее лезвие к его глотке:
   -Даже и не думай!
   Разбойник прищурился, вперив в неё многообещающий, полный ненависти и презрения взгляд, но девушке сей недобрый знак, был по барабану. Она опустила финку в ножны и пояснила:
   -Столица окружена преданными императору войсками, Так что если хочешь жить, спрячь свой язык себе в задницу и топай за мной.
   Констанция блефовала. Не было никаких войск, но любой заговорщик всегда боится краха своих замыслов и в нём постоянно живёт страх перед законным возмездием. Этим она надеялась смутить главаря.
   -Я тебе не верю. Кто ты?
   -Конь в пальто. Иди за мной.
   -Куда?
   -Во дворец. Император и сенаторы уже ждут тебя.
   -Зачем? Чтобы принародно казнить? На площади?
   -Идиот! С тобой хотят договориться, чтобы решить дело полюбовно и не запускать солдат в город. Иначе они здесь всё перевернут вверх дном и не оставят камня на камне.
   -А-а-а! Юстиниан и впрямь испугался, что эта ночь последняя в его жизни и завтра поутру наступит конец света! Он боится Божьего суда! Боится возмездия за свои грехи! Он знает, что солдаты ему уже не помогут! Не помогут! На рассвете его пожрёт геена огненная! Вместе с потрохами и со всем его золотом! Ха-ха-ха!
   -Да, дела... Ты брат, и впрямь, чокнутый. - Сказала Констанция.
   -Сама ты чокнутая! Никуда я с тобой не пойду!
   -Не пойдёшь? - она удивилённо вскинула брови.
   -Не пойду. У тебя немного времени, чтобы унести отсюда ноги. Ты хотела заманить меня в самое логово врага, чтобы там убить! А потом Юстиниан легко подавит восстание! Не выйдет! Я тебя сам убью. Придушу собственными руками. После того, как ты мне назовёшь имя человека, который надоумил тебя явиться сюда!
   -Ты противоречишь сам себе.
   -Как это? - удивился мятежник.
   -Ты ведь сам сказал, что завтра наступит конец света, и что на землю придёт Господь, чтобы сотворить свой суд, ведь так?
   -Так... - наморщил лоб Хрисагор.
   -Значит, смысла восставать, равно, как и подавлять бунт, нету. - Она метнула в его сторону взятый со стола кухонный нож. Он вонзился в стену в паре сантиметров от его головы.
   -Осёл! Неужели ты этого не понимаешь? Зачем разгонять бунт, если удержаться у власти всё равно будет нельзя? Ведь миру - конец! Если бы я хотела тебя убить, то ты бы уже был мёртв. У меня приказ: по-возможности доставить тебя во дворец живым. Но если будешь выдрючиваться, то можно будет принести и всего лишь одно твоё ухо. Император сказал, что для ЕГО суда этого будет вполне достаточно. Так что, иди за мной, или сдохни!
   Она хлестанула его пальцами по тестикулам и, поймав за шкирку толкнула к дверям.
   Хрисагор, парализованный болью сам не понимая, почему он это делает, опустил голову и покорно затрусил вслед за незнакомкой.
  
  
  
  
  
  
   Спасение империи - завершающий штрих.
  
   Эпарх вошёл в кабинет Бруксия с двумя гвардейцами и остановился на пороге.
   -Как твои успехи?
   -Они уже во дворце. Вошли через потайную калитку и направляются прямиком сюда. Так что, пусть твои солдаты пока подождут их за дверью.
   Эпарх поперхнулся. Осведомлённость и возможности этого человека пугали. Интересно, где предел его власти? А если бы Юстиниан, например, потребовал от него, срочно доставить во дворец живого дракона? Неужели бы он достал и его?
   Бруксий тоже не подал вида, что догадался, за кем именно пришли эти добры-молодцы. Ясное дело за кем - за ним. За Бруксием.
   Кукиш им всем под нос!
   Эпарх кашлянул в кулак и прошёл в комнату, сел за стол, напротив него, сглотнул прямо из кувшина вина и утёр рукавом губы:
   -Неужели всё обойдётся?
   -Посмотрим.
   По коридору раздались торопливые шаги нескольких человек. Бруксий встал. В это время дверь широко распахнулась и на пороге нарисовалась Констанция, собственной персоной. Она подтолкнула вперёд Хрисагора и, подмигнув Бруксию, исчезла.
   Челюсть эпарха отпала до самого пола: потрясённый, он смотрел на Бруксия как на ожившую статую Зевса и, кажется, перестал даже дышать.
   -И она здесь?
   -Кто?
   -Та иностранка, которую казнили на площади две недели тому назад?
Бруксий улыбнулся и похлопал своего шефа по плечу:
   -Ты, наверное, не спал несколько ночей подряд и оттого очень сильно устал, если начал различать витающие вокруг нас души усопших людей. Это, кстати, крайне удивительная способность. Думаю, тебе следует написать об этом книгу.
   -Книгу?
   -Да. Книгу. Это будет очень интересная тема для всех образованных людей империи. Когда закончится смута, обязательно займись этим делом. А пока пройдём-ка с нашим другом Хрисагором к басилевсу, ведь он ждёт от нас добрых вестей!
  
  
  
  
   Перед рассветом.
  
   Феодора обошла вокруг Хрисагора, разглядывая его. Тот стоял с невозмутимым видом и смотрел в потолок. Он оказался, будто зверь в зоопарке и просто давал себя рассмотреть со всех сторон собравшимся возле императора сановникам. От острого тошнотворного запаха грязного белья и давно немытого тела, Феодора поморщилась. Волна омерзения прошлась по её коже и отразилась на мимике лица.
   -Настоящий красавчик! - заключила императрица и отошла подальше, в угол, держа возле носа надушенный парфюмом платочек.
   -Отмывать его некогда, до рассвета осталось слишком мало времени - засуетился эпарх.
   -Хочешь одеть его в патриаршьи одежды прямо в таком виде? - удивился Юстиниан.
   -А что нам остаётся делать?
   -Да нет, собственно, я ничего... Я ничего против этого не имею. Просто гардероб патриарха обошёлся моей казне как целая галера. А после этого козла придётся сразу же заказывать всё заново. Ведь ни один уважающий себя человек не притронется к одежде, если в ней хотя бы раз щеголял подобный типчик.
   -Попрошу без оскорблений!
   -Не успеем выставить его перед народом до начала штурма, останемся и без казны, и без головы! - предостерёг Нарзес.
   -Одевай-одевай! - быстро согласился басилевс и невольно почесал шею как раз в том месте, где она прикреплялась к плечам.
   Хрисагор хмыкнул и пошёл вслед за прислугой в соседнюю комнату, где для него уже было приготовлено всё необходимое.
   Быть патриархом империи...
   А что? Круто!
   Особенно для того, кто ещё вчера катался по городу на запряжённой ослом бочке с дерьмом и, размахивая длинным деревянным черпаком, агитировал горожан за пару медяков поскорее почистить свои выгребные ямы от скопившегося в них говна.
   Впрочем, история для потомков оставила ещё немало подобных сюрпризов.
  
   Площадь перед дворцом постепенно наполнялась вооружёнными толпами мятежников. Наёмники, охранявшие до сих пор императора, бросали свои посты на стенах и стекались к парадному выходу, многозначительно ухмыляясь и косясь на погружённые во мрак покои Юстиниана.
   Скоро они отопрут ворота, и тогда для власть предержащих всё будет кончено окончательно. На востоке уже забрезжил рассвет, когда внезапно, примерно два десятка пажей с зажженными факелами в руках, рассыпавшимися горошинами выбежали из дверей дворца и начали спешно выстраиваться вдоль ведущей к воротам лестницы, образовывая освещённый коридор для торжественного прохода императорской четы. Следом за пажами вышли личные телохранители, музыканты, фрейлины, глашатаи, сенаторы, чиновники и прочая, всё ещё остающаяся, даже при издыхающей власти, шушара. Глашатаи быстро забежали на стену и оттуда, протрубив пару раз, в свои пионерские горны, закричали, обращаясь к собравшемуся на площади народу:
   -Дорогу императору Рима! Дорогу его супруге, прекраснейшей Феодоре! Дорогу светлейшему патриарху Хрисагору! Вождю народа и его великому пастырю!
   Мятежный люд опешил. Недавно по городским окраинам, охваченным волнением, прокатился слух, будто Хрисагора захватили императорские шпионы и на рассвете на лобном месте он будет казнён. Сотни людей стекались со всех сторон ко дворцу, чтобы потребовать от императора его немедленного освобождения.
   А тут - такой поворот!
   Однако ворота никто открывать не торопился. Вместо этого, рядом с глашатаями на стену взобрался новоиспечённый патриарх Хрисагор и заговорил. О том, что только благодаря его - Хрисагора упорным молитвам нынешней ночью не произошёл апокалипсис, и над бренной землёй вновь взошло солнце. О том, что следует поскорее идти в храм и принести Богу богатые подношения, чтобы умилостивить его. Он призывал собравшихся возвращаться по домам, спокойно работать и больше не грешить, боясь гнева господня.
  
   Бунт сдулся.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Яромир.
   Похмелье на рассвете.
  
   -Ы-ы-ы... Ромейская кислятина... чтоб я ещё раз пил эту ядовитую мочу... - Яромир свалился с кровати и, обстукивая плечами, дверные косяки чуть ли не на четвереньках устремился к выходу.
   -Бя-а-а... Бя!
   Светогор поморщился. Как он понимал своего вожака! Сам он, будучи отнюдь не геройского телосложения буквально падал, едва успевал понюхать пробку. Хват высунулся в окно и, свесившись вниз, поинтересовался у скрывающегося в кустах и всё ещё рыгающего там Яромира:
   - Так что, мы идём?
   -Идём, идём...
   А идти они собирались на площадь, поглазеть на то, как сам император и все его замы и шестёрки отправятся в Софийский собор на торжественное богослужение.
   Руссы плотным клубком, вооруженные и готовые в любой момент дать сдачи любому двинулись по улице. Яромир, слегка начавший уже приходить в себя после "Бя!" с удивлением рассматривал следы вчерашних беспорядков. Дважды ватажникам пришлось перелазить через высокие баррикады, возведённые за ночь восставшими и ими же и брошенные утром, когда оказалось, что никакого такого конца света не произошло и нужно расходиться по домам, пока не нагрянули посланные регионархами стражники и не потащили зашкирку в суд за бунт и хулиганство. Чадили догорающие головёшки, - всё, что осталось от домов богатеев, подванивали разбросанные и не убранные трупы. Где-то за высоким глинобитным заборам, трагично и с чувством выла осиротевшая собака.
   -Первый раз вижу такой срач! - удивился Хват, поднимая брови и показывая на опрокинутую тележку местного говночиста с треснувшей бочкой и выбежавшим оттуда прямо на мостовую запашистым содержимым. Русич даже не подозревал, кто именно ездил на этом дивном агрегате ещё три дня тому назад.
   Улицы выглядели совершенно опустевшими. Редкий встретившийся им грек, едва завидев толпу вооружённых до зубов руссов, тут же в панике давал стрекача.
   -Мля! Тут и потеряться можно, в этих городульках-то. - Хват снял с головы медный, слегка помятый ночью чьим-то метким камнем шлём-шишак и вытер рукавом лоб.
   -То ли дело у нас, в Черёмушках... - вздохнул Мстислав.
   -Да, у вас там, наверное, всё цветёт, пчёлки гудят, медок таскают... - тихонько, с грустью в голосе поддержал его Хват.
   -Пришли! - Яромир присел на корточки в тень под росшим на углу двух улиц лавром. Его люди тоже устраивались тут же, кто где мог. Возле Софии собралась здоровенная толпа раскаивающихся в своих вчерашних "подвигах" горожан. Каждый спешил изобразить на лице лояльность властям и отбрехаться от обвинений других в соучастии в беспорядках. Примерно через час расфуфыренные как проститутки герольды пробежали до самого собора и скрылись внутри него. После их воплей даже глухие поняли, что Богочеловек, Назарей и Христос изволит прибыть сюда собственной персоной.
   Юстиниан и Феодора находились в голове процессии и действительно старательно изображали из себя оживших богов, а одумавшийся и раскаивающийся народ - являл собою искреннюю преданность. По мере своих сил, конечно. Каждый норовил перекричать соседа, в надежде, что именно его хвалебная глупость долетит до ушей порфирородного и понравится ему. От поднявшегося гвалта перешедшего в какой-то экстатический вой закладывало уши.
   Руссам было плевать и на самого "порфирородного" и на его смазливую супругу и вообще на всю эту греческую шалупонь. Вытянувшись на цыпочках, они приподнимались над толпой и старались получше рассмотреть идущую плотными рядами гвардию императора. Сумрачные вандалы; рослые, белокурые и рыжебородые алеманы; наглые и самоуверенные готы; смуглые, улыбчивые и вертлявые греки; высокие, плечистые славяне - все они длинной колонной шагали вслед за своим басилевсом и от их поступи, казалось, содрогалась сама земля. Лязгало железо, сверкали на солнце начищенные до блеска доспехи...
   -Вон он! Вон! Видите? Второй слева, рядом вон с тем "петухом" с гребнем на шлёме!
   -Вижу! А-а-а! Сынок! Радомир! - Яромир скакал как на пружинках и каждый раз, взмывая над толпой, махал шлёмом и кричал, едва не срывая голос.
   Произошло чудо: в этой невероятной какофонии рёва толпы Радомир услыхал его! Озираясь по сторонам, он искал его и не мог найти.
   - Да что вы, в самом деле! - Хват подхватил друга на руки и через секунду руссы на вытянутых руках приподняли его над бушующим человеческим морем: - Мы здесь! Радомир! Мы здесь!
   Феодора тронула за локоть Юстиниана и показала на отца Радамира, возвышающегося посреди этой бесконечной толпы на вытянутых руках своих друзей и кричащего что-то, но отнюдь не ему, божественному императору, а своему сыну.
   - Посмотри на этих руссов, басилевс... как я им завидую!
  
  
  
   О фанатиках, варварах и Юстиниане.
  
   Жил-был юноша. Не из бедных. Всё бы хорошо, да вот личная жизнь молодого человека незаладилась с самого начала. Подружка померла, связался не с теми и вот вам результат: ссылка на остров Патмос, где из всех радостей жизни только уединение и чайки над головой.
   Сейчас трудно сказать, что с ним произошло в тот день - 30 сентября 395 года, когда сильная гроза, пронёсшаяся над его головой и облака, причудливым образом сложившиеся на фоне солнца, предстали, вдруг, перед его глазами в виде ужасающей картины конца света, гибели всего и вся. Открылись ли ему действительно неведомые для его современников миры, позволил ли ему Господь краешком глаза заглянуть туда, куда другим путь был заказан, или это был всего лишь плод его собственных навязчивых галлюцинаций больного височно-долевой эпилепсией - мы не знаем.
   Мы знаем только то, что в тот злополучный день из-под пера Иоанна Хризостома (партийная кличка - "Златоуст") родился сюжет "Апокалипсиса".
   Разослав в письмах направо и налево текст "Апокалипсиса" "Златоуст" вверг образованную общественность того времени в чрезвычайное недоумение. Одни умные головы ходили и пожимали плечами, не в силах отыскать там хоть каплю здравого смысла. Другие напротив, горячо уверовали в близость грядущей катастрофы и кинулись готовиться к ней. Таким образом, так или иначе, но дело было им сделано и с тех пор злокозненный "Апокалипсис" из века в век, вот уже которое поколение подряд, продолжает сеять разброд и шатание в умах слабых духом людей.
  
   На следующий день, после несостоявшегося очередного конца света, упёршиеся в своих заблуждениях граждане скучковались на ипподроме, чтобы обсудить текущий момент и решить, что делать дальше.
   А трепещать им было от чего: кровушка-то пролилась! Домики богатых-ить пожгли, а их самих порешили, кого, конечно, смогли изловить. Так что труба дело, граждане ромеи! Солдафоны Велизария шутить не будут: чирк по глотке - и милости просим в общую яму, пожалуйте!
   Намедни, орали до хрипоты, обращаясь к небу: "Побеждай!", а нынче, когда вроде бы и побеждать уже некому, да и некого, потому как сошествие на землю Господа не состоялось - полная растерянность. Пока очередной оратор, кивая на императорский дворец, призывал "добить гидру в её логове!" - кто-то выглянул на улицу и пронзительно завизжал: "Идут!"
   Кто идёт, и так было всем понятно. Зловещий топот тяжёлых армейских сапог донёсся до ушей даже самых контуженных на всю голову отморозков. Ещё через минуту ухмыляющиеся солдаты показались во всех входах и выходах со стадиона.
   Писец!
   Теперь и не убежишь! На смену изящному столичному политесу пришёл вспотевший от бега начальник полиции. В сопровождении двух своих телохранителей он, расталкивая представителей оппозиции, прошёл к самодельной трибуне и бесцеремонно спихнул оттуда растерявшегося оратора. Кивнул своим орлам: "Взять паскуду!" Родина никогда не забывает имена своих героев! Началась "чистка рядов". Те, кто значились как руководители или подстрекатели бунта подлежали немедленному аресту. Этот список неблагонадёжных заранее был составлен на основании допросов свидетелей и бесчисленных донесений стукачей и был предельно конкретен.
   Кто-то попытался вякнуть и полезть в драку, но сумрачный вандал за спиной генерала ничего не говоря, молча, достал из ножен меч и одним движением смахнул наглецу голову с плеч. Опешившие люди со страхом и изумлением смотрели на содрогающееся в агонии тело. На то, как его пальцы скребут в последнем усилии песок арены, а голова, тяжёлым кочаном упавшая с ещё живых плеч, хлопая глазами покатилась к ногам столпившихся вокруг бунтовщиков.
   - Теперь всем сесть на землю! Руки за голову! Сейчас каждый из вас, у кого имеется с собой хоть какое-то оружие, хотя бы самый небольшой нож, должны встать и отдать его медленно, рукоятью вперёд, моим людям.
   Генерал отёр лоб и, повернувшись к стоявшим у него за спиной солдатам, дал знак приступать к обыску и разоружению мятежников. Радомир стоял возле главного входа, поставив свой тяжёлый пехотный щит на пол, и сжимал в левой руке два метательных копья, а в правой ещё одно - тяжёлое с четырёхгранным наконечником - для действий, в общем строю. Где-то за его спиной должен был быть Брандульф, выпросивший таки себе разрешение засвидетельствовать окончательное подавление бунта.
   Император понимал, что его рассказы об империи, когда он вернётся домой или пойдёт бродить по Европе дальше, могут поспособствовать подъёму престижа государства. Поэтому он решил помочь странному готу, озаботившемуся вдруг, на старости лет, сбором и хранением чужой мудрости.
   Тем более, что у него, у басилевса единственной в мире империи чего-чего, а уж этой самой мудрости хоть завались!
   -Это правильно, что ты сразу пришёл к нам, к ромеям. Только зря пошёл в университет... какая там у них мудрость... Так, болтовня одна. Надо было прямиком сюда идти, во дворец. У нас здесь такие книги, такие архивы, что эти пачкатели бумаги, эти заплесневевшие учёные тараканы, отродясь не видели. И не увидят! Вот пойдём, чего я тебе покажу...
   Феодора! Солнце моё! Мы в библиотеке!
  
  
  
   О королях и вралях.
  
   "Летописцы" позднее всё переврали до неузнаваемости и, не моргнув глазом, написали о якобы 30000 безжалостно убиенных кровожадным императором. И ещё он в Италии творил бог знает что. Короче, палач был ещё тот. Однако жизненный опыт подсказывает, что если про что-то или про кого-то есть усиленно раздуваемый негатив, то нужно постараться найти источник - "откуда уши торчат". Скажем, за лживым утверждением, будто русские танкисты в 1941 году ездили в смоченных бензином картонных коробках, да и тех было по пальцам одной руки пересчитать, прекрасно угадываются торчащие вверх ушки "великих советских полководцев". Что вполне понятно. Этим горе-стратегам надо было хоть как-то объяснить, почему за первые месяцы войны, имея первоначальный подавляющий перевес над противником по всем статьям, они умудрились проиграть все данные ими приграничные сражения.
   Точно также было и в средневековье. Историки и тогда ели свои булки с маслом отнюдь не за правдописание, а исключительно за заслуги перед своими работодателями. Если, к примеру, удачно закидает придворный летописец литературными какашками соседнего короля, с которым у своего, "родного" правителя вышли трения - то и икорочки получит поверх маслица. А ежели, убогий, вздумает правдописанием про собственного владыку злоумышлять! Это всё к слову, о "первоисточниках" и их надёжности. Византийская мощь в те годы много кому была поперёк горла.
   Так что вопросов к товарищам учёным уймища. Даже по самым "общеизвестным" фактам. Недавно взялся за хорошую книжку известных учёных по истории Византии. Всё хорошо написано. Но дошёл до описания восстания "Ники" и опять всё то же самое: 30000 зарезанных и полный стадион трупов. Так и хочется спросить товарищей учёных: вообще, как вы сами себе представляете такие завалы гниющих трупов прямо на улицах города? Вы хоть один нормальный, полуразложившийся человеческий труп в своей жизни видели? Я понимаю, что во времена Карамзина можно было ещё и не такое наколбасить, и никто этой мазни проверить не сможет. Но зачем писать всякую ерунду в наши дни? Договоритесь с полицией, милицией, вам помогут посмотреть и даже понюхать (а это впечатлит, уверяю!), какова она, проза жизни. В крайнем случае, возьмите телефон и созвонитесь всё с тем же МЧС и спросите там, если не знаете сами, сколько будет стоить захоронение 30000 трупов и сколько для этого потребуется времени, людей и, простите, лопат. Теперь перенесите услышанное на условия города, в котором накануне произошёл мятеж, было поголовно вырезано практически всё взрослое мужское население, бушевали пожары и даже те, кто остался в живых смертным боем ненавидят победителя-императора за убитых им своих родственников, друзей, соседей. В страхе перед грядущими репрессиями неизбежно и мгновенно опустеет вся прилегающая к столице сельская округа. А трупы-то продолжают вонять! И с каждым днём всё сильнее и сильнее!
   Даже если представить себе невероятное, что всё мужское население столицы вдруг спятило за один день и двинулось всё крушить и жечь, то при максимальной десятипроцентной мобилизации эти 30000 казнённых мятежников дадут 300000 населения. Добавим сюда разбежавшихся, воздержавшихся и сохранивших лояльность и как раз получим цифру сопоставимую с населением целой страны.
   Наконец, кто их хоронил? Кто закапывал в землю эти бесконечные горы мертвецов? Мы с вами знаем, что для того, чтобы вырыть могилу потребуется человека четыре. Но чтобы совсем уже не противоречить официальной версии событий, скостим эту цифру вдвое. Ценой напряжения сил, можно, конечно, выкопать и ещё одну могилу. Если постараться.
   Итак, среди жителей Константинополя, мы обнаруживаем теперь ещё и как минимум 60000 могильщиков - тех, кто на следующий день хоронил казнённых императором бунтовщиков, тушил пожары, разбирал баррикады.
   Но! У этих похоронщиков, как я полагаю, тоже остались дома их жёны (60000) и дети (120000). Ущипните меня, если я чего перепутал! Что у нас в итоге? Полмиллиона? Лондон, Париж, Берлин - отдыхают перед величием византийской столицы!
   Константинополь большой город. Охотно этому верим. Поэтому поторопимся приплюсовать к этому количеству чиновников и сановников, попов и юристов, матросов и сезонных подёнщиков, слуг и рабов, дедушек и бабушек, отцов и матерей убиенных, а также их могильщиков; тех, кто просто струсил и на время беспорядков "слинял" из города. Добавим сюда же тех, кто всё время разборок просидел дома за печкой, был болен или имел инвалидность и не мог при всём желании поучаствовать в "мероприятии", потом всё это перемножим на число уже их детей, жён, родителей, дедушек и бабушек.
   Считать дальше мне просто надоело. Я свою задачу выполнил - на простеньком примере показал вам, как делалась и как делается "история".
   От фонаря.
   Один ляпнул, другой повторил, третий записал, а четвёртый взял да и включил всё это в программу средней школы.
   Кстати, весьма немаловажный факт: тела казнённых запрещалось предавать погребению - их скидывали в канаву возле Тавра, головы насаживали на кол и выставляли для всеобщего обозрения всё на том же самом злополучном ипподроме. Если предположить именно такой исход событий, то тогда здесь было бы уместно вспомнить, например, известные мемуары побывавших в гостях у Дракулы господ, которые рассказывают о том, что вонь от гниющих трупов под стенами его замка людей была просто нестерпима. А ведь там речь шла всего лишь о нескольких казнённых "мошенниках". Страшно даже представить себе масштабы заражения от 30000 сваленных в одну кучу разлагающихся тел. Удивительно только, каким местом думали те, кто из века в век, не задумываясь, повторяли друг за другом эту на редкость развесистую "клюкву"?
   Что касаемо меня, то я уверен в том, что не убивал на том самом злополучном стадионе Юстиниан ни 30000, ни 3000, ни даже 30 мятежников. Но это, как говорится, моё личное мнение.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Последняя точка.
  
   Позёвывая, император уселся поудобнее на троне. Поправил складки на одежде, чтобы красивше смотрелся весь наряд в целом и вяло дал отмашку напудренному юноше возле входа:
   -Зови!
   Феодора наклонилась поближе к его уху:
   -Только будь с ним потвёрже. Как договорились.
   -Ладно...
   -Его святейшество... - начал было громко объявлять глашатый, но вынужден был тут же поперхнуться и замолчать, потому что император привстал со своего места и скомандовал:
   -Все вон! Оставте нас наедине!
   Придворные и охрана гуськом отправились за дверь. Остались лишь новоиспечённый патриарх, Феодора и сам басилевс. Юстиниан обошёл вокруг застывшего в величественной позе Хрисагора и, осматривая его новенький патриарший наряд, ехидно спросил:
   -Ну-с, милостивый государь, где обещанный вами конец света?
   -Молитвами и постом искуплены грехи человеков. Господь внял нашим просьбам и дал нам последний шанс.
   -Это он тебе сам об этом сказал?
   Хрисагор шумно вздохнул
   -Видение было о том.
   -Во сне?
   -Во сне - подтвердил Хрисагор.
   -Врёшь ты всё, братец! Спишь по ночам как трофейный конь. И все видения твои - только о жратве, да о бабах! Мне сегодня на тебя уже нажаловались с утра. Ключник говорил, что опять приходил от тебя человек, просил дополнительно бочонок лампадного масла. Как будто казна государства бездонная. Я велел не давать: нечего зря лить его куда попало, тогда и хватать будет с избытком. При прежнем патриархе мироточили только иконы, но никак не сундуки в кладовой и уж точно не кирпичи в заборе. Чернь уже в открытую смеётся над подобными "чудесами". Уж если вы не можете обмануть её, то со мной такие фокусы и вовсе не пройдут! Ты обещал конец света и мутил народ. Где обещанное?
   Хрисагор молчал насупившись. Вперёд вышла Феодора:
   -Один был пьяница и пустомеля, второй - лжец. Не везёт нам на патриархов.
   -Это потому, что сами виноваты - даём дорогу всяким безнравственным типам. Которые только и думают, что церковь и вера существуют ради их личного блага. Отныне таких назначений больше не будет. Иначе народ окончательно отвернётся от нас.
   Император подошёл к стене и подёргал за шнурочек. В соседнем помещении зазвонил колокольчик и в залу вошли секретарь и двое гвардейцев.
   -Заберите его. Он лишён сана и должен немедленно отправиться под суд. Я сам лично, как гражданин империи выступлю обвинителем против него. За подстрекательство к мятежу, лжесвидетельствование и мошенничество.
   Арестованного увели.
   -Ну вот. Кажется это последняя точка. - Вздохнула Феодора. - А ты хотел отречься от трона. Видишь, всё обошлось. Нужно было только сохранять выдержку и не пороть горячку.
   -Да уж. Ещё одно такое "пророчество" - и от империи останутся одни головёшки.
   -Ничто не вечно под Луной, друг мой, ничто не вечно...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Яромир.
  
   -Ну, вот и всё... - Старшина встал, а за ним и все остальные. Он за последние два дня сильно сдал: постарел лет на десять сразу. Оставлять сына на чужбине - оказалось не так-то легко. Осунувшийся и растерянный он был ещё более немногословен, чем обычно.
   -Посидели на дорожку - и в путь!
   Палуба качнулась под ногой, когда он привычным широким шагом ступил на её доски. С лёгким плеском опустились в воду вёсла и кораблики, слегка покачиваясь на волнах, заскользили по её тусклой глади на выход из залива. Яромир сидел возле кормчего и, опустив голову вниз, смотрел на воду: не таким ему в начале пути виделся конец этого путешествия. Неясный шум по правую руку не привлёк его внимания.
   -Смотри, старшой: кажется - это они нас так провожают! - Яромир привстал. Потом, стараясь получше рассмотреть, стал пробираться через ряды гребцов на нос ладьи. Справа по борту, на берегу, стояла, выстроившись в боевой порядок "по полной боевой" сотня Радомира. Солдаты пели пеон и монотонными ударами массивных мечей по щитам отдавали салют уплывающим кораблям руссов.
   -Подымите княжеский стяг! - приказал Яромир.
   -Ага! - Светогор бегом устремился к сундуку, где хранилось вышитое
   полотнище.
   Радамир вышел из строя и махал рукой с зажатым в ней сверкающим на солнце мечом. Он широко улыбался, потому что был счастлив: ведь у его ног теперь лежал весь мир, и ему было всего двадцать лет и всё, что обычно случается хорошего в жизни человека - у него было ещё только впереди.
   Корабль отца отсалютовал гордо взмывшим вверх княжеским стягом. У него был хороший ход, у этого корабля, на палубе которого Радамир вырос... Быстро уменьшаясь в размерах, судно, возвращалось, домой, туда, где его все по-прежнему ждут, и где и в эту субботу мать будет печь стопку сочащихся маслом блинов.
   Центурион хлопнул его по плечу: пора идти в казарму. Вчера императрица сама попросила его помочь проводить достойного русича в порту. И она, и Юстиниан всегда ценили преданных людей и уважали почтенных отцов семейств, воспитавших достойных сыновей. Но теперь впереди служба в римской императорской гвардии, а это тоже дорогого стоит!
  
  
  
  
  

Радамир.

  
   Радамир был "в мыле". Сроду бы не подумал, что для воина так важно умение быстро бегать. Его сотник Гелен - удивительно спокойный мужик со стальными нервами, которые ещё никому не удавалось расшатать - перед марш-броском рассказывал и объяснял что к чему. И по его выходило, что быстро бегать для солдата ещё важнее, чем уметь фехтовать мечём.
   -Когда армия входит в чужую страну, она стремиться всё сжечь и разграбить. Или захватить. Как решит кесарь. Но хозяева страны тоже не сиднями сидят, они собирают самую большую армию, какую только могут собрать и выходят на встречу. Начинается маневрирование. Тот, кто быстрее успеет занять лучшую позицию, прольёт меньше своей крови. Кто выскользнет из расставленных врагом ловушек - выживет. Тот, кто будет менее проворен - в них и погибнет. Поэтому любая война - это очень редкие сражения, но зато постоянные изматывающие марши.
   Радомир внимательно слушал и к нему в душу начало закрадываться подозрение: что-то сейчас будет!
   -Это адская работа. На рытье валов и траншей, подкопов и насыпей. Нагрузки столь велики, что часто от истощения сил погибают даже закалённые ветераны... Не говоря уже о таких салагах, как вы. Так что держитесь, скоро привыкнете. Или подохните.
   Пот заливал и щипал глаза. Шлём казался невыносимо тяжёлым и постоянно болтался, норовя съехать на бок. Радомир едва сдерживался, чтобы не сбросить его на землю и не утереть лицо.
   -Справить нужду и обмыться, а то, как черти... Воды много сразу не пейте!
   Небольшая речушка со студёной, чистой, как слеза ребёнка водой была мелкой - всего по пояс, но уставшим солдатам и этого было более чем достаточно. Вода уняла боль от потёртостей на ногах, смыла едкий пот... Радомир с любопытством разглядывал свою покрывшуюся высохшей на солнце коркой соли рубашку. Умываясь, он ойкнул - кровь была даже на подбородке. Ремешок от шлёма почти сразу же сдирает нежную кожу под челюстью всем новобранцам. Он это знал и ожидал. Не ожидал только, что сами тренировки окажутся настолько изматывающими.
   -Строиться!
   Сотник ходил вдоль шеренг, смотрел на внешний вид своих "орлов", на то, как они перенесли небольшую - километров на девять-десять пробежку и качал головой. Вид их был ужасен. Некоторые умудрились получить потёртости даже там, где их и быть не должно было. Например, на левой руке от ремня щита. Смотреть же на некоторых без слёз вообще было нельзя. Шарфики нескольких человек оказались насквозь мокрыми от крови - края панцирей сточили им мясо возле шеи до самых костей.
   -Я же дважды показывал вам, как правильно их вязать. И вы все их вязали. Почему же если шарфик сбился по дороге, ты его не поправил? Теперь нужно идти к лекарю, а он за мазь возьмёт деньги. У тебя есть лишние деньги? Гелен отошёл от солдата-бедолаги.
   -Нет, я не палач... Снять панцири! Обратно пойдём пешком. Слабое поколение. Я не знаю, как вы будете стоять против готов или галлов. Они вас даже резать не будут: просто напинают вам под задницы и отправят домой, к мамочкам...
   Кентурион, кажется, начинал злиться:
   -Вы дерьмо, а не солдаты! Собачий кал! Вы днищем слушали, что я вам говорил, и подготовились к маршу кое-как. Посмотрите на себя! Врагу даже не надо вас убивать. Да вы и добраться-то до него не сможете, если только он сам не сжалится над вами и не подойдёт поближе.
   Ладно... Левое плечо - вперёд марш!
   Это был первый в жизни Радомира марш-бросок...
  
   Жить в казарме было непривычно для сына одного из самых богатых семейств Киева. В крохотной каморке на примитивных кроватях размещались восемь человек. Постоянная толкотня вокруг, невозможность уединиться, спрятаться от чужых глаз. Личного имущества никакого. Но Радомир всякий раз буквально воскресал, когда речь заходила о тренировках. В поле, посреди строя таких же солдат, как и он сам, он переставал ощущать усталость. Он внимательно следил за Геленом и запоминал каждый его жест, каждый поступок в той или иной ситуации.
   - Ты что делаешь? - удивился Гелен.
   -Как что? Он бил, я защитился, теперь сам атакую! - Опешил Радомир.
   -Так бьют как ты, только крестьяне, но им это простительно, потому что они пашут землю и не хватаются за меч. Ты сломал строй! Ты понял? Ты - труп! В бою тебя нарежут на лапшу враги или затопчут свои же!
   Кентурион повернулся к солдатам:
   -Держите строй! Всегда, чего бы вам это не стоило, держите строй. Если варвары его прорвут, вы все погибните! У них много лёгкой конницы, которая не даст вам отступить или занять новые позиции. Если армию сбивают с места, и она начинает пятиться - это ещё полбеды. Но если враг прорывает строй - всё кончено. Они украсят вашими головами свои пики, а ваши тела бросят без погребения на корм воронам. Вы всё поняли?
   Шаг вперёд - поднять щиты! Метать копья! Достать мечи! Бегом марш!
   Выстроившись в одну шеренгу, новобранцы сбегали вниз по пологому склону невысокого холма.
   -Держать равнение! Зенон! Мать твоя блудница! Куда лезешь вперёд всех!
   Радомир был в шоке. Жесточайшая муштра и многочасовые строевые хождения туда-сюда, повороты, бег, опять повороты...
  
   Возможность пройти по служебной лестнице наверх, опираясь лишь на свои личные качества, была в то время более чем реальной: все первые императоры Византии были выходцами именно из солдатской среды. За них голосовали легионы, и именно они давали им высшую власть в стране. И лишь спустя несколько веков, возникает, а затем начинает усиливать свои позиции сенат. Варварские народы в том виде, в каком их представляют себе историки, не имели регулярной армии и довольствовались лишь немногочисленными дружинами и собираемыми время от времени племенными ополчениями. Ни их крохотные дружины, ни собранные наспех толпы крестьян даже теоретически не смогли бы противостоять Риму. Ни варваризованному, ни эллинизированному, никакому!
   Чтобы полнее оценить, что такое обученное войско весьма полезно взглянуть на схемы сражений, данные в своё время Суворовым или Фридрихом Великим. Посмотрите, как, маневрируя растянутыми в тонкие линии полками, они умудрялись занять самое выгодное положение и буквально всеми силами обрушиться на выбранный ими участок позиций противника. И это притом, что скорость передвижения всех этих линий или каре в среднем в то время составляла менее двухсот шагов в час. Для фаланги эта скорость окажется ещё меньше и составит менее полутора сотен шагов в час. А ведь легион мог ещё и маневрировать! Посмотрите на схему битвы при Заме, и вам станет совершенно очевидно, что такая армия, такие офицеры, на пустом месте не возникают. Вам станет понятно, что варварам, сколь бы многочисленными и ужасными на вид они не были, разбить даже один такой легион не по зубам. Им просто реально нечего ему противопоставить. Для того чтобы заиметь равноценное соединение, им нужно было бы вложить кучу денег в производство оружия, подготовку командиров, возведение казарм. Создать обученный резерв и как следует натренировать личный состав. И это, заметьте, только для одного легиона. А сколько их было у Рима?
   Помните, когда Александр Македонский пожелал овладеть без боя вражеским городом, он просто на глазах его защитников велел своим солдатам пройтись строем и выполнить несколько маневров.
   И всё! Этого оказалось достаточным! Старейшины племени сдали город именно потому, что они не были глупыми людьми и знали толк в военном деле. Им оказалось достаточно увиденного, чтобы понять, что брыкаться здесь бес-по-лез-но.
   Фридрих Великий долбил вдвое превосходящих по численности врагов не потому, что он узнал что-то такое новое о тактике Эпаминонда, а потому, что его армия была настолько подготовлена, что оказалась способной ею воспользоваться в новых условиях. Точно также Суворов с одной своей дивизией смог опрокинуть стотысячную турецкую армию вовсе не потому, что каждый из его солдат был в двадцать раз сильнее каждого отдельно взятого турка, а потому, что уровень подготовки всей армии позволял ему проводить такие маневры, которые его противникам были попросту недоступны.
   Чтобы сокрушить одно государство требуется сила и мощь другого государства. Нужна постоянная армия и профессиональный офицерский корпус; наконец каждое государство мира имело свою собственную концепцию ведения войны, которую всячески развивало и дополняло, основываясь на вновь полученном опыте и на достижениях соответствующей своему времени промышленности. Этот бесценный опыт передавался от одного поколения военачальников к другому и создавал тот самый дух армии, который делал не-похожей армию парфян на армию венгров, а войска саксонского курфюрста на полки Фридриха прусского.
   Теперь же позвольте полюбопытствовать, какой такой доктриной обладали столь красочно описанные в учебниках все эти выползшие на свет божий из германских лесов грязные толпы варваров? Блицкригом? Или китайской тактикой "человеческого моря?"
   Особенно эта "притянутость за уши" фактов ощущается в наши дни, когда пресловутая "Алькаида" надавала пощёчин американцам и все мы видим собственными глазами, что не будь за спиной этих ребят вполне конкретных мусульманских государств с их мешками долларов и транснациональных мафиозных кланов, то вынесли бы этих моджахедов ногами вперёд ещё бы лет десять тому назад.
   И будь у Бен Ладена миллиардов хоть в два раза больше, хоть в сто раз больше, чем сейчас, всё равно без помощи исламских государств из него сделали бы котлету моментально.
  
   А что же наш Радомир? Как и всякий русский он был силён в одиночном, индивидуальном бою. Ещё дома глядя на старших дружинников князя, он пытался освоить способ драться без щита - с двумя мечами в руках. Но навряд ли в Киеве - по сути, большой деревне на окраине цивилизованного мира, кто-то мог делать это толком и в свою очередь, научить этому и его.
   Впервые настоящего мастера-мечника он смог увидеть именно здесь - в Византии. Им оказался гопломах императора. Странный человек, словно выпавший сюда в осадок из более поздних, куртуазных времён короля Ричарда и Алексея Комнина.
   Радомиру сказали, что он сириец. Но откуда в Сирии было взяться бойцу такого уровня? Там, где всю жизнь люди лишь разводили шелковичного червя, да работали на земле. Кто ж не знает, что сирийское масло и благовония самые лучшие в мире? Никаких особых военных подвигов за сирийцами отродясь не водилось. Однако гопломах - вот он!
   С аккуратно стриженой бородкой, в чёрных шёлковых панталонах и замшевой коричневой куртке. Он носил свои мечи не на поясе, как было принято, а в скрещенных за спиной ножнах, прикреплённых к специальной портупее.
   Странный человек... Будучи уникальным мастером своего кровавого ремесла, он неплохо зарабатывал и окружил себя достаточным комфортом. У него был свой повар, который постоянно таскался за ним по всем странам, куда бы тот не пошёл; была служанка и несколько постоянных наложниц. Радомир увидел его случайно, когда нёсся по дворцу, отыскивая какого-то вельможу, чтобы передать ему важную депешу. Кто-то из своих - телохранителей императора подсказал, ему, что нужный человек, скорее всего, торчит в палестре, где сириец опять показывает "эти свои штучки".
   Радомир вошёл в битком набитый народом зал и, протиснувшись вперёд, встал возле стенки и затих, наблюдая.
   Сириец играл! Улыбаясь, он как бы нехотя возился с десятком добровольцев и они мокрые от пота суетились вокруг него с мечами в руках, но ничего сделать ему не могли.
   -Да... ему бы в гладиаторы! Вот денег бы огрёб! - выдохнул рядом кто-то из молодых.
   - Он и был гладиатором. Стал чемпионом и больше не хочет выходить на арену, хотя, говорят, Симмах пообещал ему за это столько серебра, сколько весит он сам. - Пояснил солдат постарше. Радомир знал его, поэтому тот, заметив его, протянул руку поздороваться.
   -Кто это?
   -Ты разве не знаешь? - Радомир мотнул головой. - Это тренер нашего басилевса, да будет он благополучен. Если ставишь нам сегодня вечером стол и выпивку, то я познакомлю тебя с ним.
   -Договорились. Где встречаемся?
   -В "Троянском коне", как обычно.
   -После службы жду!
   Вечером наши друзья собрались за накрытым столом в заведении знаменитого и гостеприимного Диктиса чуть живые от усталости.
   Лука - а именно так звали фехтовальщика, сидел мрачный и, чувствовалось, не выспавшийся. Он с трудом разлеплял слипающиеся веки и несколько раз вполне отчётливо клюнул носом в своё блюдо с закуской.
   Сегодня было много работы... - с виноватой улыбкой объяснил он.
   -Ты так много даёшь уроков? - удивился Радомир.
   -Нет, напротив, уроков я сейчас стараюсь никому, кроме басилевса не давать.
   -Почему? Мало платят?
   -Нормально платят...
   -Тогда отчего?
   -Тебе это так важно знать?
   -Конечно! Я специально приехал сюда из-за моря, чтобы научиться воинской науке. И вот в тот день, когда я, наконец, собственными глазами вижу великого мастера, вдруг оказывается, что он ни за какие деньги не хочет никого учить своему ремеслу. Что мне прикажешь делать?
   -Для начала - объяснить этому самому мастеру для чего тебе это нужно.
   Опять улыбнулся Лука.
   -Это долгая история. - Буркнул Радомир.
   -А мне спешить некуда. Ночи хватит, чтобы рассказать? Хотя, должен тебе признаться, что самые важные понятия обычно не требуют много слов. Любовь. Семья. Дом. Счастье. Это только глупости, как понос - производят много шума и доставляют одни мучения. Так что у тебя за причина, чтобы хвататься за меч?
   - Ты когда-нибудь бывал в моей стране, в Киеве?
   -Нет, никогда. - Пожал плечами Лука. - А что, разве это имеет какое-то значение?
   -Имеет. Тогда бы ты собственными глазами увидел, сколько у нас пепелищ вдоль дорог на месте сожжённых деревень и человеческих костей, разбросанных, где попало.
   -Почему же вы их не погребёте достойно, как подобает человекам?
   Или вы не уважаете своих мёртвых?
   -Нет, почему же, мы уважаем своих погибших сородичей, - Радомир наклонился поближе - просто наши враги обычно не оставляют после
   себя живых.
   -И ты решил отомстить?
   -Что толку мстить? Даже если я перережу всех степняков или готов до последнего, я не смогу воскресить ни одного убитого ребёнка, не верну из неволи всех угнанных за многие годы...
   Лука молча слушал и потихоньку кивал головой.
   - Я решил создать свою дружину. Такую, чтобы больше никому даже в голову не пришло, лезть в мои земли и безобразничать там. Я встану стеной на их пути, и пусть об эту стену расшибут себе башку все те, кто попытается опять с оружием в руках придти на нашу землю и попировать на наших костях!
   -И заодно округлить свои владения за счёт менее сильных соседей?
   -На чужом коне в Иррий не въедешь!
   -Что ты хочешь этим сказать?
   -Что Бог - Радомир показал пальцем наверх, под потолок - всё видит. Есть вещи для меня неприемлемые.
   -Ладно. Допустим ты меня уболтал и я посмотрю на тебя и возможно что-нибудь тебе покажу, только ты должен знать, что за всё нужно платить.
   -У меня достаточно денег - хмыкнул Радомир.
   -Глупец! Я не о деньгах веду речь. Думаешь те племена, что разоряют сейчас твою землю, получат от этого разорения себе дополнительное счастье? Они будут развеяны в прах, и даже ковыль выросший, на их костях не будет помнить их имён. За всё. Приходится. Платить.
   -Вот уж никогда бы не подумал, что знаменитый воин, перебивший столько народа - верующий.
   -Я не крещён. Если какому-то дураку пригрезилось, что для того,
   чтобы быть поближе к богу нужно обязательно лезть в воду - это его проблемы. У меня на этот счёт есть своё особое мнение.
   -Какое?
   -Тебе это интересно?
   -Интересно.
   -Я считаю, что люди пока только догадываются о существовании некой великой силы, но постигнуть её суть, её природу не могут. Мы как мотыльки, летящие на свет солнца и не понимающие, на что они смотрят и куда движутся.
   -Однажды в Фивах я слышал, как какой-то умник утверждал, будто солнце - это огромный раскалённый камень - вспомнил Каллистрат и подлил себе вина. - Толпа вначале его внимательно выслушала, а потом обкидала гнилыми овощами, так, что бедолаге пришлось бегом бежать к реке, чтобы смыть с себя зловоние.
   -И ты этому веришь? - Спросил Радомир у сирийца.
   -Не знаю... По-крайней мере, это больше походит на правду, особенно летом, когда оно начинает палить уж совершенно невыносимо.
   Хотя, думаю, что камень, сколь бы горячим, он не был изначально, всё равно быстро остынет. Нет, тут что-то другое!
   -Неужели ты и в церковь не ходишь? - Каллистрат слыл своей религиозностью и вне службы буквально не вылезал из храма.
   -Именно так. У святошей свои дела, у меня свои. Власть, золото, слава, перестали меня интересовать уже давно.
   -Так как насчёт меня? Какую цену мне придётся заплатить?
   -Сие, мне не ведомо. Но можешь не сомневаться, что заплатить придётся. Каждая твоя победа, каждая отнятая тобой у твоих врагов жизнь - будут иметь свою цену. Тебя будут ждать интриги завистников, предательство друзей, и... кошмарные сны по ночам!
   Ладно, - он встал - хорошо с вами, но меня что-то "плющит" сегодня уж особенно сильно. Завтра, - он ткнул пальцем в грудь Радомира - возле мельницы Никандра, на рассвете. - Сириец слегка кивнул головой на прощанье и пошёл к выходу.
   -Тебе повезло, брат! Последний раз, я слышал, как он всего за один урок потребовал себе полную гривну серебра.
   Радомир присвистнул.
  
  
  

Мастер-класс.

  
   Радомир подскочил с первым воплем петуха и, опрокинув на бегу столик для нард, ломанулся к выходу. В спину ему полетело сразу несколько калиг и жесточайший мат на нескольких языках. Слыханное ли дело, прерывать самый сладкий - предрассветный солдатский сон? Но Радомиру было не до куртуазностей - он боялся опоздать! И прилетел на место почти на час раньше своего наставника. Вот мельница. Вот уже начинающее светлеть на востоке небо. Вот звёздочки над головой. Всё на месте. Сирийца нет. Зябко.
   Славянин сел на пенёк возле забора, заботливо возведённого вокруг мельницы её хозяином, но тут же вынужден был пулей слететь с него, потому что с той стороны ограды к нему подскочила пара волкодавов и они устроили такой вой, что перебудили, наверное, всех в округе на целую версту. Радомир отбежал от греха подальше к дороге и от нечего делать стал прохаживаться вдоль неё, попинывая камешки.
   Так и есть! Хозяин, - Никандр - в одной исподней рубашке с зажжённым факелом в одной руке и суковатой дубинкой в другой, вышел из дома и, осторожно выглянул из-за угла. Потом, озираясь по сторонам, проковылял вокруг дома, проверяя всё ли в порядке. Собаки беспокойно крутились возле забора и всё ещё облаивали время от времени Радомира. Грек подошёл к забору и с минуту наблюдал сквозь щёлку за слоняющимся вдоль дороги человеком. Что за фрукт? Тать, или не тать - вот в чём вопрос! Поскольку на злоумышленника Радомир не походил, Никандр решил, что имеет дело с обыкновенным придурком и в сердцах сплюнул:
   -Тьфу! Лазят тут всякие!
   Шумно вздыхая и бормоча про себя что-то, он вразвалочку направился в дом, решив, во что бы то ни стало пролежать на кровати лишний часок.
   В это время на дороге показался сириец.
   -Давно здесь торчишь?
   -Не очень.
   -Пойдём... - они сошли в заросшую со всех сторон кустарником ложбинку, так, что ни со стороны дороги, ни откуда-либо ещё их не было видно совершенно. Это была довольно обширная полянка с аккуратной низенькой травкой и плотным глинистым грунтом. Подмышкой мастера был зажат длинный матерчатый свёрток. Оказывается, фехтовальщик принёс с собой пару деревянных учебных мечей.
  
   Вообще странное дело: в большинстве романов наставник обучает молодого ученика, используя для этого боевое оружие. Но ведь давно известна закономерность: чем выше мастерство наставника как воина и тренера, - тем больше внимания он уделяет мерам безопасности и совершенствованию учебно-тренировочной экипировки. Ни один мастер, находясь в здравом уме, никогда не вложит в руки бестолкового ещё новичка боевое оружие. И сам его не возьмёт. Это аксиома. "Дети асфальта" - в жизни не видевшие зверя опаснее комнатной мухи, могут сколь угодно красочно описывать в своих романах подобные сцены, вкладывая в руки своих героев сверкающие на солнце бритвенно острые мечи. И заставлять при этом более опытного наставника, обращаясь к ученику требовать: "Ну, ударь меня, сын мой! Ударь!"
   Мы их прощаем за то. Просто они не знают, что движения начинающего корявы настолько, что оттого совершенно непредсказуемы. Новичок не умеет правильно двигаться и совершенно не чувствует пол под ногами. По большому счёту, ему "по барабану", где махать саблей: на классическом татами или по колено в луже грязи. Такой новобранец постоянно теряет равновесие и что особенно опасно - всё время нарывается на встречные удары. Для него вообще каждый удар партнёра будет встречным, потому что, не умея анализировать и предугадывать чужие действия, он не будет обращать на них ровным счётом никакого внимания. Если следовать классическим описаниям подобных сцен, то большинство из них должны были бы в реальности закончиться трагедией уже через несколько секунд после начала такой "тренировки".
   Более того, даже деревянные мечи в руках "чайника" тоже оказывались достаточно травмоопасными предметами и их довольно быстро заменили на связки из расщеплённого на тонкие прутики бамбука.
   Так что наш Радомир был весьма сильно удивлён, когда узнал, что основных приёмов фехтования всего семь, а всё остальное - это их комбинации, опыт и долгие годы ежедневных занятий.
   Вот так: чудес не бывает!
  
   Лето, осень, скучная дождливая зима с сыпавшимся на голову мокрым снегом прошли незаметно - одним махом.
   В конце марта его учебную когорту распустили и свежеиспечённых легионеров начали распределять по строевым частям. И хотя сотни "варяжской стражи" комплектовались из отборных воинов, курс первоначальной подготовки проходить приходилось всё равно всем. Слишком велика была разница между ромейской военной наукой и примитивизмом варварской вольницы.
   Радомир забеспокоился: он видел, что ромейская военная машина совершенна, а накопленный византийцами опыт и знания поистине бесценны. Готовя себя к возвращению домой, он как губка стремился впитать в себя как можно больше этих знаний. Но куда же его направят теперь?
   Всё решилось вскоре и довольно неожиданно: его прикомандировали к отдельной кентурии гвардии, в обязанность которой входила охрана имперского уполномоченного при штабе магистра Итальянской армии. Из этого следовало, что вскоре предстояла увлекательная командировочка на итальянский фронт.
  
   И вот сегодня, двадцать шестого мая 533 года они в последний раз собрались вместе. Гелен непривычно и как-то застенчиво улыбался, а ребята всё старались подкладывать ему куски получше и подливали вино каждый раз до самых краёв.
   -Восемнадцать лет я в армии. Шрамов нажил по всему телу не сосчитать... Денег, правда, не заимел, но о том не жалею. Только здесь - в армии, пройдя через две большие войны, я понял, что на свете самое ценное! - Кентурион поднял вверх указательный палец.
   - И что же? Золото? - Гелен отмахнулся: - золото самый бесполезный в мире предмет. Стоит тебе однажды оказаться в пустыне с пустым брюхом, без воды и хлеба, и ты сам это поймёшь.
   Жизнь! Самое дорогое, - это жизнь! - ребята засмеялись: нашёл, чем удивить. Это ж и так всякому ясно!
   -Нет, вы не поняли, о чём я говорю! Я имел в виду жизнь вообще, а не только твою, или твою - он ткнул пальцем, в грудь сидящим рядом с ним.
   - Любая жизнь важна, а не только ваши собственные или ваших друзей. Даже вот её жизнь тоже надо уважать - он поддел пальцем ползущего по столу жучка.
   -Хорошо... Давайте выпьем за жизнь! Будем беречь себя! - предложил тост Бакуриус, и щелчком сбил в сторону зазнавшееся уже, было, насекомое.
   Вечером, когда после очередного тоста все вышли на улицу, маленько отдышаться и отлить в кусты, Радомир спросил у своего бывшего командира:
   - Новеньких уже набрал на наше место, или ещё нет?
   -Новеньких больше не будет: я ухожу в отставку.
   -Как так? Тебе же до пенсии осталось всего ничего?
   -Пришло письмо из дома. Умерла тётя, и я должен вступить в наследование домом и землёй. Так что теперь с сопляками пусть возится кто-нибудь другой.
   -Жаль. Значит, мы больше никогда не увидимся...
   -Ну, зачем же так трагично? Если когда-нибудь будешь у нас в Милете, заходи: кувшинчик с вином для хорошего друга у меня всегда найдётся!
  
   Они просидели и проговорили всю ночь. Утром Гелен ополоснулся холодной водой и отправился в город, а Радомир, с двумя своими прежними товарищами по учебной роте - поплелись в преторий гвардии. Судя по слухам, им и дальше предстояло служить вместе.
  
  
  
  
  

Итальянский сапог.

  
   Шум, лязг, грохот, крики людей и животных... Проклятый Неаполь, который никак не хочет сдаваться...
   -Вон видишь вон тот большой особняк возле перекрёстка? На рассвете туда забралась какая-то подозрительная шайка... Я хотел выбить её ещё утром, но тут сам видишь - такое началось. Легат отёр лоб - Мне не нравится, что если там мятежники, то они смогут оттуда ударить нам в спину. Так что бери своих орлов и посмотри хорошенько, кто там окопался. Чуть что, бегом ко мне. Я пришлю помощь. Сами в драку не лезьте!
   Кентурион понимающе кивнул. Противник утром нанёс действительно крайне неприятные удары. Сразу после завтрака, византийцы отправились к своим шанцам для продолжения осадных работ, но в это время все городские ворота раскрылись настежь и оттуда повалили густые толпы варваров. Была поразительной скорость, с какой они вывели столь значительное количество вооружённых людей через узкие проходы в стенах и как быстро они сблизились с ромейскими позициями. С ходу они перемахнули через недостроенный частокол и, врубившись в римские порядки, принялись жестоко избивать легионеров, в руках у которых как назло были лишь лопаты да носилки с землёй.
   Нарзес, когда ему донесли о вражеской вылазке, так быстро выбежал из палатки, что опрокинул столик с завтраком. Горбун с минуту стоял неподвижно и, прищурившись, внимательно наблюдал за действиями противника и массовой гибелью собственных солдат. Все, кто стоял рядом с ним невольно поразились его потрясающей выдержке и хладнокровию. Другой бы полководец, давно уже выхватил меч из ножен и, размахивая им, повёл бы резервные отряды на помощь гибнущим когортам.
   Но Нарзес был спокоен как статуя. Он лишь повернулся к стоявшему рядом легату и проскрипел:
   -Гонорий! Две когорты и конную алу к Помпонию. Поведёшь их сам. Гоните варваров обратно за стены, но сами следом не входите, даже если они будут вас туда заманивать калачами!
   Ещё три когорты, подчиняясь его приказам, ушли влево, чтобы помочь дерущимся возле западной стены римлянам. Их повёл в бой Тит Макриций Младший. Сам Нарзес с первым иллирийским легионом обрушился на скопившихся возле южных ворот варваров. Радомир с завистью смотрел вслед уходящим в бой легионерам и чуть не плакал от обиды.
   Гул как во время футбольного матча прокатился над долиной - две устремившиеся на встречу человеческие лавины поприветствовали друг друга и приготовились к смерти. В следующее мгновение уже в спину Радомиру донёсся рёв и шум от столкновения и начавшейся жесточайшей резни.
   -Бегом марш! - будничным голосом скомандовал кентурион, как будто он вёл своих людей не в бой, а на учения на полигоне где-нибудь под Адрианополем. Громыхая доспехами, кентурия сохраняя строй, помчалась. Не дойдя ещё добрую сотню шагов до особняка, гвардейцев обстреляли. Сотник подобрал с земли вражескую стрелу и внимательно осмотрел её. Потом переломил и выбросил, сплюнув сквозь зубы:
   -Держаться за мной, не отставать и не ломать строй. Если увидите ихнего вожака - постарайтесь взять его живым. Всё. Вперёд!
   Радомир опять почувствовал себя клеточкой большого военного зверя под названием "кентурия". В ответ на посыпавшиеся на них стрелы ромеи сплотили строй, подняли щиты и ускорили бег. Не потеряв под обстрелом ни одного человека раненными или убитыми, они взлетели на высокое мраморное крыльцо и здесь схлестнулись с охранявшими вход варварами.
   Радомир впервые в своей жизни увидел так близко настоящих - "диких" готов-воинов. Вид их был ужасен. Двухметровый здоровяк с пивным брюхом и руками толщиной с его, Радомира ногу широко размахнулся своей секирой и ударил ею по щиту переднего легионера. Бухнуло так, что по спине пробежали мурашки. Солдат качнулся под этой нечеловеческой силой и, сделав шаг назад, опустил щит. По-видимому, его рука была перебита чудовищным ударом. Щит легионера треснул пополам и обе половинки повисли, держась лишь на одном ремне.
   Готский богатырь, не делая больше новых замахов своим ужасающим оружием, просто ткнул им вперёд - как пикой и прорубил на груди солдата кирасу, как будто она была обыкновенной бумажкой. Римлянин упал, но и сам гот тут же попал под согласованную атаку сразу трёх легионеров. Ещё две тройки справа и слева отсекли желающих прийти к нему на помощь. Здоровяка буквально располосовали на ремни. Радомиру стало не по себе от вида свисающих безобразных кусков мяса вперемешку с лохмотьями одежды и доспехов. Но зато в реальном бою с опаснейшим противником он увидел, как работает ромейский строй.
   Несколько варваров забежало внутрь дома, а остальных, замешкавшихся, или всерьёз вздумавших поиграть в героев, просто перерезали как поросят. Там, внутри кто-то из готов, срывая голос, кричал, отдавая приказы. Сотник с
   невозмутимым видом вытер свой меч о болтавшуюся на сквозняке портьеру и кивнул в сторону двери:
   -Не отставать!
   Кентурия втянулась вовнутрь. Большая зала, где свободно можно было бы разместить средней руки московский театр. На верху, на балконе, на высоте второго этажа столпились лучники. В этот раз они били умнее: одни по головам другие ногам. От такого обстрела два человека упали сразу: одному стрела по самое оперение вошла под ключицу, другому пригвоздила ступню к полу. Кентурион ссутулился за своим щитом и, прикрываясь им, поскакал по лестнице наверх. Вся рота потянулась за ним. Лучники прыснули в стороны. И тут же на их место выбежали мечники. Длинными, с оттяжкой кавалерийскими ударами, кентурион отбросил от себя двоих особо прытких готов и утвердился наверху. Однако дальше ему пришлось совсем не сладко: вдвоём с Зеноном-декурионом им нужно было отбиваться от целой толпы наседающих варваров. Больше подняться по лестнице и занять место рядом с ними не удавалось пока никому.
   -Ну и какого Куя мы стоим? - пробурчал Радомир. Стоявший рядом с ним солдат непонимающе посмотрел на него: славянин заговорил на своём родном языке. Радомир размахнулся и метнул свои лёгкие копья в толпу врагов наверху. Там кто-то ойкнул и выругался.
   -Чё стоите? - рявкнул он на своих. Солдаты опомнились и десятки дротиков, обрушившись шквалом, смели почти треть защитников сразу.
   -Навались!
   Подавшись вперёд всем телом, кентурия на своих плечах буквально вынесла наверх новых бойцов. Готов оттеснили, а вскоре и вообще перебили. Дальше быстро разбившись на группы, ромеи начали обыскивать помещения и вязать там всех, кого удавалось найти и взять живьём. Таковых оказалось шестнадцать человек, включая и обделавшегося от страха вожака. Хитрый варвар надеялся уцелеть, забравшись в корзину для грязного белья в одной из женских спален, но был вытряхнут оттуда и жестоко избит.
  
   Вечером пришедший из штаба магистра армии офицер-особист устроил тщательный опрос участников боя. Его интересовало поведение и степень компетентности каждого гвардейца. Сам Радомир лишь сожалел, о том, что его место в строю не дало ему возможности схлестнуться с каким-нибудь матёрым врагом на мечах, и он лишь как статист следовал за основной - головной группой сражающихся.
   Однако каково было его удивление, когда уже перед отбоем, во время вечерней поверки этот самый офицер приказал ему выйти из строя и при всех вынес ему благодарность за смелость и сообразительность в бою, а также за убийство дротиком готского мечника. Офицеру понравилось, что, не смотря на стеснённые обстоятельства, новоиспечённые гвардейцы смогли использовать всё своё оружие - в том числе и лёгкое метательное и сокрушили превосходящего по численности и удобству позиции врага умением и мужеством.
   -Теперь он про тебя расскажет претору - прошептал ему на ухо Бакуриус.
   -Мне всё равно... - пожал плечами Радомир.
  
  
  

Осада Неаполя и война с Карфагеном.

   Пламя войны разгоралось с каждым днём всё жарче и жарче: сломанное византийским вторжением равновесие сил в Европе никого не могло оставить равнодушным. Дипломаты без устали сновали, высунув язык, из одной страны в другую, спешно сколачивая новые альянсы или стремясь подтвердить, ранее заключённые. Уже к весне на помощь готам с севера устремились многочисленные кельтские дружины; южногерманские королевства, также встревоженные стремительным расширением имперских границ, после продолжительных переговоров между собой скинулись на большой отряд вспомогательной кавалерии и под руководством опытного военачальника послали его в Италию.
   Однако по-настоящему сокрушительный удар по империи ромеев нанесли мавры, вторгнувшиеся на южноитальянские владения Византии. Их столица - город-крепость Карфаген располагалась на восточном побережье Испании и имела самые мощные в мире укрепления и очень сильный гарнизон. Флот мавров был настолько многочисленным, что мог бы вполне потягаться с имперским. Около сотни самых больших и вместительных судов, собранных в варварской столице незаметно для ромейских шпионов, взяли на борт десант и за несколько рейсов перевезли в Италию до двух легионов пехоты и значительные по численности силы конницы и скрытно высадили их далеко в тылу византийских операционных линий. Мавры довольно быстро смогли взять под свой контроль все расположенные в центральной и южной Италии города и перенесли боевые действия на север Италии. Ситуация для римлян стала принимать совершенно катастрофический характер. Отряды вражеских рейдеров беспрепятственно гуляли по всей Италии - с юга на север и с севера на юг и творили всё что хотели. Зарева от пожарищ по ночам виднелись даже под стенами осажденного ромеями Неаполя.
   После двух лет тяжелейшей войны все достигнутые ранее результаты пошли прахом: враги кишели буквально везде и византийская армия как обложенный со всех сторон собаками волк, грозно щёлкала клыками, огрызалась, бросаясь из стороны в сторону, но это уже практически ничего не могло изменить
  
   Радомир часто вспоминал свой дом и своих близких. Он долго мучил себя главным вопросом: зачем он остался на чужбине? Чтобы ещё больше понравиться императору или потому что его самолюбию льстила служба в этой самой элитной армейской части империи?
   Потом он нашёл для себя правильный ответ: ему просто невероятно повезло. В самом деле, где бы он ещё смог научиться военному делу, как не здесь, находясь под командованием самых лучших полководцев в мире? Тысячи простых легионеров мечтают попасть на службу в императорскую гвардию, ждут годами положительного ответа и чаще всего так и уходят на пенсию, не дождавшись его. А он, не приложив для этого ни малейших усилий, сразу заслужил такое высокое доверие и оказался в самом центре событий. Проливая одно ведро пота за другим, Радомир шаг за шагом постигал азы армейской науки. И если поначалу вся она представлялась ему предельно простой, то теперь, погрузившись в неё с головой, он с затаённым дыханием и с изумлением рассматривал её величественное здание, продуманное до мельчайших подробностей и возведённое с потом и кровью многими поколениями полководцев и простых солдат. Если раньше он представлял себе войну как череду несложных походов и героических битв, то теперь, вдруг, понял, что без опоры на стратегию, "без головы" - любой поход обречён на поражение. Самые уважаемые ромейские полководцы не стесняются учиться своему ремеслу всю свою жизнь, внимательно изучая трактаты по военному искусству и, охотно перенимают опыт даже у своих врагов, если он того заслуживает.
   Рядом, вокруг него теперь полыхала жесточайшая война на уничтожение. Можно без преувеличения сказать, что это была первая настоящая мировая война, опустошившая едва ли не половину Европы. Расширяющая свои владения в Италии, Византийская империя столкнулась лицом к лицу с народом готов и созданным ими могущественным королевством. Готы сколотили мощную коалицию, поставили под ружьё всех, кто мог поднять копьё или взять в руки лук. Весьма значительные запасы ценностей, которые скопились в Италии за несколько десятилетий мирной жизни и экономического процветания, были безжалостно пущены на нужды войны. Юстиниан, конечно, ожидал встретить здесь сопротивление, но то, что оно окажется столь значительным - не предполагал.
   Разорённые, обезлюдевшие города по нескольку раз переходили из рук в руки, страдая при этом от всё новых и новых разрушений и потерь и превращались, в конце концов, лишь в груды обгорелых головёшек. Потоки почерневших от копоти, пыли и пережитого горя, изнурённых лишениями беженцев тянулись теперь не только с севера, но и с юга - от Тарента, Брундизия или Капуи, а мимо них, гордо неся своих орлов, нескончаемыми колоннами шагали на север всё новые и новые тысячи привезённых сюда из-за моря легионеров Юстиниана. Иногда солдаты под неодобрительные взгляды своих маркитантов подкармливали беженцев кусками хлеба и мелкими луковицами из собственного пайка, иногда же, "милостью императора", те сами устраивали возле римских полевых кухонь пункты питания для чумазых, отощавших до прозрачности итальянских ребятишек. Трупы умерших во время этого бесконечного марша в никуда людей спешно складывали где-нибудь в неглубоких ямах, неподалеку от тракта, или прямо в придорожных канавах. Потом их кое-как присыпали землёй и втыкали в изголовье примитивный крест. Постепенно вдоль дорог образовались целые кладбища, нескончаемой цепью протянувшиеся с юга на север, через всю страну вплоть до самых предгорий Альп. Эти кресты и безымянные могилы яснее ясного говорили случайному путнику о том, что случилось здесь, на этом самом месте какое-то время тому назад и чем закончилась жизнь множества несчастных, изгнанных из своих домов жестокой судьбой людей.
   Готы отчаянно защищались. Они дрались до последнего человека, иногда даже умудряясь одерживать победы в открытых сражениях против римской армии и, отбрасывали ромеев назад, но при этом их потери были поистине чудовищны. Все надежды король готов Витигес возлагал теперь исключительно на своих союзников: галлов, германцев и мавров. И его ожидания оказались не напрасными.
   Командующий армией мавров по прозвищу Каннибал завалил трупами всю Италию. Беженцы из взятых им на копьё городов с содроганием рассказывали о том, как его дружинники оголодав и не найдя достаточно продуктов во взятом ими городке принялись жарить на кострах младенцев. Эскадры варваров крейсировали вдоль побережья и нападали, на всё, что только способно было держаться на воде: на грузовые суда императорского флота, рыбачьи баркасы, торговые корабли купеческих гильдий и смогли, наконец, практически полностью парализовать снабжение ромейской армии.
   В помощь Велизарию вновь был срочно направлен императором беспощадный и хитрый Нарзес - стальной клинок империи, непобедимый и несокрушимый. На зиму он уезжал "на воды" лечить больные суставы, но вскоре, после обострения ситуации на фронте был вновь отозван в Константинополь, откуда уже в должности экзарха Италии с дополнительными людьми, деньгами и полномочиями отбыл на Аппенины.
   Методичными ударами горбун всего за несколько месяцев, перемолол готских ополченцев, пытавшихся деблокировать запертого в Неаполе короля и все их спешно сколоченные отряды превратил в россыпи могильных холмиков. Затем он договорился о перемирии с командующим галльским экспедиционным корпусом, увлечённо выжигавшим города и деревни северной и центральной Италии. Заплатил ему ради такого случая огромную контрибуцию, воспользовавшись для этого собственной армейской казной вплоть до последней медной монетки. А потом, имея при себе всего лишь несколько когорт пехоты, настиг его в предгорьях Альп и внезапно напал, разбил вдребезги и вернул назад не только свою казну, но и захватил громадные трофеи.
  
   Грязь, дым пожарищ, пыль, кровь и смерть... Радомир был уже сыт всем этим по горло... Когда же, наконец, им надоест убивать друг друга? Нет, он не голодал, вовремя получая положенное ему высокое жалованье, но всё чаще вспоминал слова своего первого командира: "Самое главное - это жизнь... Не важно, чья она..."
   Осада Неаполя продолжалась уже почти три месяца. Несколько раз засевшие в городе готы, алеманы и славянские наёмники выходили из-под защиты своих стен и пытались дать генеральное сражение, но всякий раз откатывались назад, будучи не в силах противостоять натиску греческой фаланги. Однако и все ромейские штурмы они отбивали тоже. Создалось крайне опасное положение некоего равновесия, когда ни одна из сторон не могла взять верх, но любая помощь извне могла бы привести к полному поражению другого противника. Неизвестно, сколько бы продолжалась ещё эта осада, если бы не известие о том, что мавры устроили засаду около Тразименского озера и истребили четыре когорты пехоты, спешащие к Неаполю с большим обозом продовольствия и осадными машинами для нового штурма. Это было почти равнозначно поражению в войне.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Одиссей.
  
   Радомир сидел на большом камне и аккуратно обстукивал на нём деревяшкой погнутую во время вчерашнего ночного боя поножь. Здесь важно было работать очень аккуратно, чтобы неловким ударом не повредить красивую чеканку: Гермеса летящего по небу в крылатых сандалиях. Он сосредоточенно и очень внимательно рассматривал вмятину, затем укладывал поножь внешней стороной на каменный выступ и подстеленный на него сверху для смягчения ударов большой кусок толстого войлока, а затем, приложив к нужному месту с обратной стороны деревянный клин, наносил несколько коротких и точных ударов молотком, выправляя повреждение. В это время за его спиной раздался хруст приминаемого снега. Радомир обернулся - Улисс. Он знал его. Да разве и нашёлся бы хоть один человек в легионе, кто не знал бы этого прохвоста, игрока в кости и подхалима? Он был сотником в одном из вспомогательных отрядов командуя, кажется, лучниками.
   -Крадёшься как ведьма из засады.
   -Приветствую тебя, склабин!
   -У меня есть имя. Если ты, засранец, запамятовал его, я могу тебе помочь его вспомнить. Хочешь?
   Улисс невольно поёжился, косясь на мощные бицепсы славянина. Его чернявая борода была взлохмачена, волосы нечёсаны, походя на свалявшуюся комками паклю, а глазки без конца бегали, как будто высматривая, что тут при случае можно было бы безнаказанно стянуть. Сразу было видно, что этот не самый лучший сын Итаки чем-то сильно взволнован.
   - Говори поскорее, или проваливай.
   Улиcс переминался с ноги на ногу, не в силах собраться с духом и начистоту выложить свои проблемы. Или может быть, этому вралю просто сложно было вот так вот, не мудрствуя рассказать кому-то хотя бы раз в жизни, правду? Радомир уголком глаза наблюдал за ним. Ещё бы! По всему лагерю время от времени прокатывались самые разные слухи о его ловкости: например, о том, как этот пройдоха воровал кур в окрестных деревнях. Или умудрился срезать кошелёк с пояса самого неаполитанского епископа, когда по заданию Велизария вместе с двумя другими разведчиками проник в город, чтобы узнать там обстановку, да не удержался от своего любимого занятия.
   -Мне нужно попасть в палатку командующего.
   Нехотя признался он.
   -Зачем? Чтобы опять что-нибудь спереть?
   -Надо.
   Радомир оторвался от своего занятия и окинул с головы до ног это чучело: драный, ветхий хитон, покрывшиеся "гусиной кожей" ноги, утопающие посиневшими ступнями в снегу. Ремешок на правом сандалии порвался и, сваливаясь с ноги, волочился по земле. Даже издалека было слышно, как в животе у него урчало от голода. Радомир вздохнул - он не был садистом.
   -Вина хочешь?
   -А поесть у тебя есть?
   -Найдётся, если ты честно признаешься, зачем тебе надо лезть на глаза к самому магистру.
   -Это военная тайна. Давай-ка, я лучше выправлю твою поножь. Сделаю её так, что никто и не заметит - будет как новая.
   -Ты бы лучше себе сандалий починил, мастер, пока совсем не потерял его в снегу.
   Они вошли в палатку Радомира. Славянин плеснул в старенький деревянный кубок дешёвого вина и достал из корзинки с продуктами кусок лепёшки и вчерашнюю запечённую рыбину. Не торопясь, поставил всё это на стол и кивнул Улиссу:
   - Говори, и садись, ешь! Или не мельтеши под ногами и отваливай на все четыре стороны.
   Грек как волк набросился на еду, поглощая её с невероятной жадностью. Казалось, он вот-вот заурчит, словно изголодавшийся кот, который поймал в свои лапы мышь и готов скорее расстаться с жизнью, чем с ней.
   -Я знаю, как можно попасть в город!
   Наконец выдохнул он, прожёвывая последний кусок. Доев, Улисс аккуратно смёл со стола крошки в ладонь и отправил их в рот.
   - Но это придумал я! Я! И об том, как это сделать, я расскажу только самому магистру. Ему, и никому больше. Потому что я не хочу, чтобы из-за моего ума получил награды и повышение по службе кто-нибудь другой, а я по-прежнему прозябал бы в дерьме.
   -А если он скажет, что вся твоя болтовня - это и есть дерьмо и я всего лишь попусту отрываю его от важных дел? Не всыплет ли он мне тогда палок за твою затею?
   -Не всыплет! Завтра город падёт, и мы сможем, наконец, выбраться из этой итальянской помойки.
   -Веди его к командиру, может быть, этот лукавый грек и впрямь знает что-то такое, чего мы не знаем. - Подал голос со своей лавки Адемар. Его очередь идти в караул приходилась на вторую половину ночи, и теперь он отсыпался после службы, пока вошедшие, не разбудили его своими разговорами.
   - Но если вдруг выяснится, что он туда просится только ради того, чтобы поклянчить себе, пожрать, я сам спущу с него шкуру. Медленно и очень больно. Ты понял меня, грека?
   "Грека" гордо выпятил подбородок и расправил тощую, впалую грудь с торчащими наружу от бескормицы рёбрами.
   - Я знаю, о чём говорю: тот из вас, кто пойдёт вместе со мной, тоже сможет получить награду.
   -Ага... - буркнул вандал - золотую корону царя Египта. И принцессу в придачу. Идите оба в задницу и побыстрее. Дайте поспать.
  
   Палатка магистра армии Велизария находилась в центре лагеря. Прямо напротив неё располагался точно такой же походный шатёр экзарха Италии Нарзеса. Радомир на секунду заколебался, не помня в точности, кто из вождей старше по званию и к кому из них следовало бы явиться с докладом. Однако, похоже, для итакийца разобраться в этом вопросе не составляло труда:
   -Что встал? Если выгонит один, значит пойдём к другому и уже тот примет нас обязательно. Всё как нельзя лучше!
   Велизарий находился на месте и как раз ломал себе голову над тем, где добыть продовольствие для солдат. Три последних конвоя с провиантом были перехвачены маврами, и теперь многочисленный как саранча враг преспокойненько пожирал то, что должно было по праву принадлежать ему. Имперский флот, будто слепой котёнок, тыкался куда попало, но расправиться с пиратами так до сих пор и не смог. Более низкие по осадке кораблики берберов ещё издали успевали заметить громадные ромейские триеры. И преследовали их вплоть до наступления темноты, убрав мачты и идя всё время на вёслах. Ночью же они подкрадывались поближе и во множестве атаковали, чаще всего, сразу флагманский корабль. Они стремительно брали его на абордаж и полностью истребляли команду. Противоядия против этой шакальей тактики ни одному ромейскому наварху пока придумать не удалось. Велизарий был зол как собака и, сжимая кулаки, бегал из угла в угол, готовый, кажется, наброситься на любого первого попавшегося ему под горячую руку "козла отпущения".
   -Десятник из кентурии Клеона просит аудиенции по срочному делу.
   -Десятник? По срочному делу к командующему армии? Для вас что, мудаки, субординации больше не существует? Какое может быть у меня общее дело с каким-то там завшивленным спятившим от скуки десятником? Или уже прикажете мне самому разбираться с каждым засранцем, возомнившим из себя богоравного кесаря?
   Взревел полководец и налетел на бедного адьютанта.
   - Где примипил? Кто притащил это говно ко мне на порог?
   -Но сиятельный, он говорит, что может подсказать, как взять город...
   -Кому подсказать? Мне? Меня вздумали учить? Десятник хочет научить меня, как правильно штурмовать город? Во-о-н!!!
   -Ну и напрасно. Теперь он отправится к Нарзесу - спокойно заключил сенатор Помпоний сидевший за столом и безучастно, до этого, рассматривавший расстеленную на столе карту.
   -И не приведи господи, если этот мошенник и впрямь сможет подсказать ему что-то дельное. Тогда в столицу уйдёт донос о ловкости и дальновидности экзарха и... о том, что ты, братец, обыкновенный дурак!
   Экзарх Италии и хитрость Одиссея.
  
   Нарзес хмуро окинул взглядом вошедших:
   - Почему же ты сам не доложил непосредственному начальнику об этой свой идее, а попросил этого гвардейца, чтобы он в нарушение субординации привёл тебя ко мне?
   -Потому что старший сотник сразу же выдаст мою идею за свою, а я в награду не получу и ломаного медяка.
   Улисс и Нарзес с минуту смотрели друг другу в глаза, потом итакиец, нехотя, отвёл свой взгляд вниз.
   - Если твой замысел, удастся, солдат, то у нашей армии, наконец, развяжутся руки. Если же ничего не получится, то мы тоже ничего не потеряем. Но в любом случае, конечно, ты прав: ты достоин награды.
   Горбун подошёл к вешалке, некоторое время, рассматривая висящие там плащи. Ничего так и не выбрав, он замер в задумчивости. Его блуждающий взгляд остановился на переминающимся, на пороге с ноги на ногу Уллисе.
   - Ну-ка снимай своё рваньё! Давай его сюда. И возьми мой плащ. Поменяемся. Не будем понапрасну привлекать внимание готов к этому участку обороны. Патрокл! - в шатёр вбежал молоденький адъютант с испуганными срочным вызовом, глазами и лицом, больше похожим на лицо юной целомудренной девушки, чем воина - распорядись, чтобы этому человеку сегодня же выдали двойной паёк, триста монет серебром и... ты, ведь кажется, говорил, что уже был там, на верху? Да?
   -Совершенно верно, светлейший! Я расшатал решётку, и она сейчас еле держится. Любой сможет бесшумно вытащить её и проникнуть в город.
   -Хорошо. Тогда - Нарзес повернулся к адьютанту - передай Кимону, пусть он выдаст ему венок за взятие стены и сделает соответствующую запись в документах.
   Потом он махнул рукой, и Радомир и Уллис отсалютовав ему, вышли из шатра.
   -Я же говорил! - Уллис торжествующе улыбался. Казалось, его даже перестал донимать заметно покрепчавший мороз.
   -Зря радуешься, Велизарий теперь с нас шкуру спустит при первом же удобном случае.
   -Велизарий "дуб". Он долго не продержится "на верху", вот посмотришь! Так что, думаю, по этому поводу можно не беспокоиться.
   -"Дуб"... - хмыкнул славянин - чем больше в армии "дубов", тем крепче оборона! Иди, уж, пока совсем не примёрз. А то так и до награждения не доживёшь, герой!
   Нарзес, укутавшись в старое рваньё Уллиса, натянул на голову по самый подбородок такую же ветхую, широкополую шляпу, снятую им по дороге с огородного пугала и, прихватив с собой всего лишь одного своего повара, пешком отправился на указанное хитрым итакийцем место.
  
   -Зачем мы пришли сюда, господин, да ещё с котелком?
   -Не твоё дело. Собирай дрова.
   -Дрова? - опешил повар.
   -Дрова. И поменьше задавай вопросов. Ты пришёл сюда, чтобы наломать сухих веток, для костра. Понял?
   Нарзес, из-под полей своей шляпы сердито посмотрел на слугу, удивляясь, кажется, его бестолковости.
   -Как прикажешь, господин!
   -Костёр разведёшь вон там, на пригорке. Разведёшь, и будешь поддерживать его пламя примерно до двух часов ночи. Да, сходи за водой - сваришь себе кашу.
   -Спасибо, господин, но я уже поужинал!
   -Я же сказал: принеси воды и поставь варить кашу!
   Ладно-ладно, как прикажешь, я всё сделаю, как ты говоришь!
   -Потом накидаешь в огонь побольше веток и отправляйся спать в свою палатку - на завтра даю тебе выходной день.
   Нарзес хмуро посмотрел на громоздившуюся неподалеку эстакаду полуразрушенного ромеями неаполитанского акведука, на низвергающийся сверху поток чистой, питьевой воды, предназначавшейся до начала осады для жителей города, а теперь бесцельно теряющейся на пути к морю. Простояв так несколько минут, полководец пошёл прочь, провожаемый удивлёнными взглядами своего старого слуги.
  
   На крепостной стене в это время собралось несколько готских офицеров во главе с самим королём. Рядом, справа и слева, переминаясь, стояла его ближайшая свита и телохранители.
   -Что это, там, возле акведука? - спросил, вдруг Витигес, кивая куда-то в сторону холмов.
   -Где?
   -Да вон же! - король протянул руку, указывая пальцем на обрушенный ромеями водовод. Его визирь тоже долго присматривался, напрягая глаза, но потом отвернулся.
   -Нифига не вижу, хоть убей. Зрение уже не то, что в молодости. - Гот протирал выступившие на глазах слёзы. В это время за его спиной кто-то негромко кашлянул, словно привлекая к себе внимание вождей. Они удивлённо повернулись. Один из телохранителей короля - совсем ещё юный - кивнул в сторону ромеев:
   -Там костёр, возле него сидит человек в одежде слуги. Он повесил котелок над огнём, и кажется, собирается приготовить себе ужин. С ним был ещё один, в такой же одежде прислуги, но он уже ушёл.
   -И ты что же, всё это действительно видишь, или тебе это только кажется? Отвечай немедленно!
   -Вижу. У меня очень хорошее зрение. Иногда я даже вижу в такой темноте, в какой больше никто кроме меня ничего не может разглядеть. За это меня и направили в охрану Вашего Величества.
   -Человек, который во тьме видит аки зверь ночной. Воистину, земля полна чудесами... - удивился король. - Ладно, судя по всему, сегодняшняя ночь должна обойтись без сюрпризов, так что идёмте отдыхать. Завтра с утра должен подойти ещё один корабль с подкреплениями, придёться встать пораньше.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Штурм.
  
   Сенатор Помпоний вошёл в палатку командующего. Он нервно бросил на его ложе свой шлём и сел на стоявший рядом складной стульчик, протягивая руки к пышущему жаром походному камельку, всё ещё полному тлеющих углей.
   -Ну что я тебе говорил, идиот? Сколько раз можно было просить, чтобы держал себя в руках и перестал, наконец, отталкивать от себя людей, которые могли бы стать для тебя полезными.
   -А в чём, собственно, дело? Что ты припёрся, на ночь глядя, и воняешь тут, будто старая ведьма? Хоть ты и мой брат, но стал таким же невыносимым, как моя дорогая тёща.
   Велизарий нехотя, со стоном поднялся со своего ложа, осоловело хлопая всё ещё слипающимися глазами.
   - И что за шум там, на улице?
   -Не знаю. Выйди, посмотри. Наверное, это Нарзес повёл свой легион на штурм города, пока ты тут дрыхнешь, как трофейный конь.
   -На штурм? - усмехнулся, позёвывая, полководец - Ну-ну... Только ночного штурма, мне ещё и не хватало. Пусть он ведёт своих баранов, хоть к самому Аиду. Когда они получат по башке, я посмеюсь над ними. А сейчас будь так добр, оставь меня, пожалуйста, в покое... или сиди тут, если тебе это так нравится, но тогда, будь столь великодушен - подбрасывай угольки в очаг, а то ночи стали такие холодные...
   -Бог мой! И этот человек ещё претендует на единоличное командование над самой большой армией Рима!
   Сенатор сплюнул в сердцах и, схватив свою каску, вышел на улицу.
  
   Роту Радомира подкинули по тревоге посреди ночи. Четвёртый Легион, которым командовал Нарзес, суетливо собирался за частоколом укреплений. Между потоками солдат сновали офицеры и, цыкая, требовали, чтобы все приготовления происходили максимально тихо.
   "Что случилось?" - недоумевали солдаты.
   -Ну, бля, затеял этот вшивобородый! - Выругался Радомир, припоминая дневной визит Уллисса.
   -Какой дурак ходит на штурм стен в полной темноте? Неужели он думает, что вся готская стража так же храпит по ночам, как наш толстожопый епископ?
   -Замолчите вы, оба! Пока я своим кулаком не заткнул вам ваши вонючие пасти!
   Адемар удивлённо вскинул брови и посмотрел на своего сотника. Он промолчал в ответ на его угрозу и лишь презрительно усмехнулся. Ясно было, что достаточно ему со всей его нечеловеческой силой, просто щёлкнуть тому по лбу, как поединок закончится, так и не начавшись. И не спасёт даже надетый на голову вождя бронзовый шлём. Клеон, услыхав смешок, подлетел к варвару, собираясь что-то прорычать, но в этот момент весь строй совершил поворот направо, и сотнику пришлось, позабыв про мелочи бежать на своё место во главе колонны. Где-то впереди, у подножия холма, мерцал одинокий огонёк затухающего уже костра.
   -Ориентир - костёр. Остановка - сто шагов влево. Шагом, марш! - услыхал Радомир приглушённую команду примипила. Легион железной змеёй выползал из своего логова и направлялся в сторону городских стен. Его же, гвардейская кентурия, прикомандированная временно к первой когорте легиона вместе с ней выдвигалась в район полуразрушенного акведука.
   -Вах! - только и смог сказать Адемар, когда увидел собственными глазами сделанные там всего за несколько вечерних часов приготовления. Ко входу в акведук теперь вела массивная штурмовая лестница, жёстко привязанная сапёрами канатами к одной из кирпичных опор водовода. Из самой трубы вылезло несколько перепачканных грязью чёртенят. Радомир их всех знал - эти парни служили в отдельном специальном подразделении разведки и подчинялись непосредственно только одному Нарзесу. Один из диверсантов положил к ногам экзарха выломанную решётку водовода, которая закрывала собой отверстие в городской стене. Нарзес кивнул. Старший кентурион когорты вышел вперёд и объяснил задачу:
   -Первая кентурия проникает в город, но никуда не идёт, остаётся на месте и прикрывает лаз. Последующая команда будет отдана ей потом. Вторая и третья кентурии выдвигаются вслед за первой. Сразу после сосредоточения, они максимально тихо - если враг не обнаружит нашего присутствия внутри стен - либо с боем, если обнаружит, продвигаются до Скейских ворот и открывают их. Гвардейская кентурия вместе с четвёртой запирают улицу, ведущую от казарм до Скейских ворот. Пятая и шестая...
   -Наконец-то... - выдохнул Адемар - теперь разомнёмся!
   ...Первая кентурия, шагом, марш! - Копья оставлены на месте, сложенные в штабель, громоздкие щиты запрокинуты за спину - солдаты один за другим ловко карабкаются по штурмовой лестнице наверх и исчезают в опустевшем без воды, водоводе.
   Радомиру приходится довольно долго ждать, прежде чем очередь доходит, наконец, и до него. В этом грязном арыке, больше похожим на крысиный лаз, душно и тесно. Коленки больно наступают на мелкие камушки, в изобилии принесённые сюда водой. Сзади кто-то постоянно тыкается в задницу макушкой шлёма и норовит наступить своей ладонью на пятку. Радомир непроизвольно ускоряет "шаг", но точно также сталкивается с впереди идущим и наступает уже на его ногу. Этот путь в абсолютной темноте кажется бесконечно долгим.
   Наконец спереди потянуло свежим ветерком. Водовод неожиданно заканчивается и Радомир едва не летит вниз головой в небольшой, но довольно глубокий водосборный бассейн внизу. Однако и здесь всё продуманно: чтобы не шуметь, спрыгивая и расплёскивая остатки воды, ромеи заблаговременно прицепили к торцу акведука верёвочную лестницу.
   По вбитым в каменную стенку бассейна медным скобкам Радомир выбирается наружу. Рядом, привалившись спиной к стене дома, лежат несколько трупов - очевидно, часовые и хозяева дома, разбуженные подозрительной вознёй за стенкой и выглянувшие в неурочный час проверить, что к чему.
   Одетые в тёмные облегающие костюмы с выпачканными сажей лицами разведчики Нарзеса вновь исчезают, растворившись в полутьме улиц. Через несколько минут, откуда-то со стороны крепостной стены доносится приглушённая расстоянием возня, а затем слышится негромкий сдавленный крик. Пылающий между зубцами башни факел, быстренько слетает вниз, наружу, сброшенный невидимой рукой и внутри переулка опять становится тихо и темно. Эта тишина стала бы абсолютной, если бы не шеборшание за спиной всё прибывающих и прибывающих легионеров. Где-то над головами солдат ухнул филин.
   Вперёд, путь свободен!
   Ромейские сотни быстро из россыпи отдельных тел сворачивают чёткие квадраты строя и с тяжёлым топотом выныривают из мрака тупикового закоулка на свободу: веселье началось!
  
   Витигес проснулся от громких криков и жуткого грохота.
   -В чём дело, Гильдебанд?
   -Римляне! Они в городе!
   -Но как? Как они сюда проникли?
   -Не знаю. Дворец окружён со всех сторон. Ворота заперты, но римляне притащили лёгкие тараны, которыми долбят без передышки. Один такой мы смогли поломать, сбрасывая на него сверху камни, но второй они прикрыли лучниками, так что справиться с ним пока не удаётся.
   Со стороны двора крики усилились. Обезумевшие от ярости люди орали так, будто наступил конец света. В покои короля вбежал командир дворцовой стражи:
   - Ворота вот-вот рухнут!
   -Без паники. Всех лучников расставь вокруг внутреннего дворика, пусть стреляют из всех окон, из любого укрытия! Парадные створы запереть и завалить изнутри мебелью, всем, что найдёте!
   Воин убежал. Король трясущимися руками торопливо одевал штаны. Его оруженосец уже стоял рядом, наготове, держа в руках кожаную куртку с нашитой на неё железной чешуёй. Вместе с ним ещё остающиеся в живых готы, готовились вступить в свою последнюю схватку.
   Нарзес с мечём в руке шагал по заваленным трупами улицам города. Занимающаяся заря тускло освещала окрестности, но внутри города было гораздо светлее, от охваченных пожаром зданий. Тут и там всё ещё продолжались яростные схватки - готы во множестве запирались внутри домов и, забаррикадировавшись там, сопротивлялись изо всех сил. Его легион быстро очистил от противника две трети города, но, в конце концов, увяз в уличных боях. Не желая нести чрезмерные потери, хитрый горбун действовал очень осторожно, методично уничтожая засевшего внутри зданий противника.
   Велизарий, с началом штурма некоторое время проворочался на своём ложе, пытаясь заснуть, но зависть к чужой славе напрочь лишила его покоя. Он быстро оделся, влез в свою парадную кирасу и, нацепив на голову высокий шлём с пучком шикарных страусиных перьев на макушке, вышел из палатки. К его удивлению, в лагере тоже никто не спал. Примипил Менелай торчал тут же, возле палатки командующего и пялился на виднеющиеся неподалёку стены города.
   -Чего сразу не разбудил? - буркнул магистр обиженно на своего зама и старого друга детства.
   -Сам только встал. - Неуклюже попытался оправдаться тот.
   -Ну и что там делается?
   -Усиленная когорта через акведук вошла в город. Ворота открыли изнутри. Сейчас бои, как я понял, идут где-то на подступах ко дворцу, в центре города.
   -Прекрасно. Иди, поднимай людей. Через полчаса чтобы со штурмовыми лестницами в руках все были готовы и стояли наизготовку напротив восточных ворот. И если встретишь моего конюха - Агамемнона, пошли его ко мне!
   Примипил кивнул и затрусил внутрь лагеря. Не прошло и пяти минут, как гнусавый вой букины поднял на ноги весь Первый легион.
   Последующий штурм прошёл на редкость гладко: готам не могло и придти в голову защищать стены, если вход в город уже был открыт. Откуда они могли знать, что Велизарий скорее собственноручно отроет подкоп под стену Неаполя, чем воспользуется проложенным уже Нарзесом путём. Первый легион стремительно ворвался в город и заполонил собой все улицы. Это было тем более легко сделать, что почти все защитники собрались на улицах, ведущих ко дворцу и из последних сил сражались с солдатами экзарха Италии. Большая штурмовая колонна во главе с самим Велизарием неожиданно вышла к дворцу и ручными таранами проломила окружающую его стену и хлынула внутрь. Убивали всех встретившихся на пути. Не прошло и часа, как с окровавленным мечём в руке, Велизарий выволок из дворцовых покоев отчаянно визжащего готского короля. Победа! Теперь можно было в ореоле славы непобедимого, идти на встречу с этим горбатым кастратом, волею случая, ставшим верховным правителем Италии.
  
   Канны и Треббия.
  
   Неаполь встретил "освободителей" толпами голодных горожан, истощённых до предела многомесячной осадой. Пиррова победа, которая не сулила почти никаких выгод для византийской армии. Вместо осторожного Витигиса, захваченного в плен, готы тут же избрали себе нового короля, более молодого и решительного. С юга как шла угроза, так и по-прежнему идёт - со стороны мавров. Все понимали - требовалась решительная битва, которая смогла бы действительно склонить чашу весов на сторону ромеев.
   Велизарий подпёр вторым легионом Равенну и решил морить её голодом до тех пор, пока её жители не начнут поедать друг друга. Третий легион перестал, наконец, торчать возле альпийских проходов и направился на юг, чтобы создать ударный кулак на побережье и совместно с флотом, прикрыть, римские тылы.
   Нарзес во всём соглашался с Велизарием - предпринимаемые им действия были вполне понятны и логичны. Гром грянул посреди безоблачного неба тогда, когда затягиваемая с таким тщанием удавка на шее мавританской армии, вдруг лопнула, потому что ромеи проиграли искусно спровоцированную Каннибалом битву на реке Треббии. Враг смог вновь вырваться на оперативный простор из приготовленного ему надёжного, как казалась капкана. Опять запылали по ночам зарева от пожаров и потянулись по дорогам длинные колонны беженцев.
   -Я сотру его в порошок! Хватит мотаться туда - сюда. Сейчас у нас под руками два полных легиона, против его одного и мы сможем проломить ему башку всего одним ударом! Я - за решительную битву!
   -Господин Торопыга столь самоуверен, что не замечает очевидного: армия врага именно сейчас сильна как никогда. Конница берберов вдвое многочисленнее нашей. Каждый третий из них - тяжеловооружён и имеет срок службы старше шести лет. В моём легионе ветеранов только триста человек, а все остальные прослужили не более чем по одному-двум годам.
   -Как ты не поймёшь, что он так и будет бить нас по частям, пока не уничтожит всех! Ты этого хочешь? Или может быть, ты его просто боишься?
   -Я ничего не боюсь - огрызнулся Нарзес - но и рисковать напрасно легионами, которые принадлежат не мне, а императору - тоже не хочу.
   Полководец встал и неторопясь, начал прохаживаться из угла в угол.
   -Условия для решающей битвы с Каннибалом, дорогой Велизарий ещё не созданы. Нужно сначала выбить его конницу, либо уничтожить его флот. Вместе они дают ему слишком много козырей, которые могут опрокинуть все наши планы.
   -Вот этим я и займусь!
   -Чем? - испуганно вскинул брови Нарзес.
   -Уничтожу его армию!
   В последующие дни мавры, будто поддразнивая своих противников, двинулись навстречу византийской армии. Медленно продвигаясь, оба войска постоянно маневрировали, стараясь максимально разрушить инфраструктуру противника и повредить его коммуникациям ещё до начала генерального сражения. Атака бургундской лёгкой кавалерии, предпринятая против авангарда ромеев, внесла некоторый беспорядок в застигнутые на марше колонны, но была, в конце концов, отбита подоспевшей на помощь когортой и критскими лучниками. Этот небольшой успех вдохновил, тем не менее, тщеславного Велизария настрочить императору пышный, полный волнующих эпитетов и подробностей отчёт.
   Несколько дней армия византийцев сосредотачивалась, проводила интенсивную разведку противника и отдыхала, готовясь к решающему сражению. В штабной палатке тем временем не прекращались споры до хрипоты: Нарзес по-прежнему был категорически против большого сражения с карфагенянами на местности, столь удобной для действий их сильной конницы.
   -Давай отойдём вот сюда! - тыкал он пальцем на карту - И здесь зажмём его, лишив всякого маневра!
   -Он никогда не даст сражения на такой дерьмовой позиции. Ты там ещё год простоишь и будешь спокойно пялиться на то, как этот варвар станет методично превращать в пустыню эту прекрасную страну? Я на это никогда не соглашусь! Мы будем сражаться здесь и здесь мы его и разгромим, во славу императора и народа Рима!
   -Тут мы никого не разгромим. Тут мы похороним собственных солдат.
   -Всё в руках Бога Единого! Завтрашний день, решит, кому суждено умереть, а кто будет жить.
  
   Радомир лежал в палатке с открытыми глазами и смотрел на её матерчатый потолок. Лагерь, несмотря на столь поздний час, был полон самых разных звуков - перекликались часовые по периметру рва, свербели неумолчно сверчки, тявкали собаки, грызясь между собой из-за найденной в куче мусора кости, шумел ветер. Иногда кто-нибудь проходил мимо его палатки в сторону выгребной ямы, чтобы с шумом там облегчиться и под смешки бодрствующей караульной смены возвращался назад.
   Не спалось. Днём Радомир уходил на видневшийся, на соседнем холме апельсиновый сад и оттуда увидел панораму всего лагеря, поражаясь его величине. Наверное, правы были те, кто уверял, что ещё никогда прежде, земля Италии не знала столь многочисленной армии. Народу здесь вне всяких сомнений, было собрано гораздо больше, чем его имелось во всём Киеве.
   -Вот это силища! - удивился славянин.
   -Завтра посмотрим, что против неё смогут выставить варвары во главе со своим Людоедом - сказал Улисс.
  
   На следующий день, 2 августа, едва забрезжили первые лучи восходящего солнца, ромейский лагерь пришёл в движение, будто растревоженный неопытной рукой улей. Велизарий дождавшись чётного дня - дня, когда верховное командование над обоими дивизиями полностью переходило в его руки, приступил к осуществлению своего плана.
   Ромейская армия, буде она выстроена согласно требованиям тактики выработанной на тот момент ромейскими военными теоретиками, весьма изрядно нависала бы своими крыльями над менее многочисленной варварской армией. Если бы основная масса императорских солдат была бы опытными ветеранами, то такое построение давало бы в руки ромеев сразу несколько крупных козырей, противопоставить которым, маврам было бы просто нечего. Но византийские отряды состояли практически полностью из молодых, малоопытных солдат. Совершать с такими бойцами сложные фланговые охваты, одновременно противодействуя непрерывным наскокам кавалерии с разных сторон, да ещё сдерживая центр строя от натиска варварских мечников и секироносцев; маршировать через всё поле боя то, атакуя, то, защищаясь, сохранять выдержку под сосредоточенным огнём многочисленных лучников врага - дело абсолютно тухлое.
   Вместо маневренного боя, Велизарий решил избрать таранную тактику - построить оба легиона в компактную, плотную массу и, нанеся ею из центра позиции два-три сильнейших фронтальных удара, сбить армию врага с места и опрокинув её, преследовать и уничтожать. Такое построение позволяло ему использовать в атаке свою не очень сильную, но зато более многочисленную пехоту.
   Для завязки боя он выделил примерно восемьсот лучников, которые, растянувшись цепью, прикрыли собой тридцать шесть шеренг тяжёлой пехоты, построенных в три эшелона. Справа и слева фланги поддерживали отряды кавалерии - двести человек по правую руку и четыреста - по левую. Туда же должны были отойти после начала сражения лучники и, смешавшись с конницей, помогать ей, отбивать наскоки германских улан. Ещё тысяча человек из числа больных и легкораненых, оставалась в лагере, служа последним резервом на случай непредвиденных обстоятельств и прикрывая заодно тыл от возможных рейдов вражеской лёгкой кавалерии.
   Взревели трубы. Устав переминаться с ноги на ногу Радомир был рад побыстрее перейти к активным действиям. Его кентурия тяжело топала, позвякивая оружием в третьей линии. Настроение у всех было замечательное, несмотря на грозящую впереди опасность. От поступи восьмитысячного войска римлян гудела земля. Даже страшно было представить себе, что начнётся, когда вся эта лавина устремится вперёд на врага.
   Радомир, другие солдаты вытягивали шеи, чтобы попытаться разглядеть строй мавров, но из-за впереди идущих увидеть что-либо оказалось совершенно невозможно. Строй замер. Иногда слышны были лишь выкрики офицеров, отдающих последние команды своим подопечным, да пульс собственного сердца, что стучал в висках, подгоняя кровь перед началом сражения.
   Спереди, наконец, донеслась перестукивающая дробь бьющих по щитам и доспехам вражеских стрел.
   -Поехали! - выдохнул Адемар.
   -Это всё пока не для вас - ухмыльнулся Кимон - первые стрелы всегда стараются послать в командиров.
   В это время откуда-то справа донёсся отчаянный вопль раненного.
   -Во! Кого-то уже зацепило! - заметил Зенон.
   -В глаз, наверное, если так орёт...
   -Разговорчики! Берегите лучше свои зенки, когда дело дойдёт до вас! - цыкнул Кимон.
   Взвыли букины. Лес копий впереди покачнулся и, наклонившись, двинулся вперёд: первая волна византийской пехоты, шеренга за шеренгой устремилась в атаку. Сзади донеслось фырканье лошади. Радомир оглянулся и увидел экзарха Италии верхом на своём вороном жеребце, стоящим позади строя в полном вооружении и внимательно всматривающимся в далёкую пыльную дымку. А шум, доносящийся оттуда, нарастал. И причём, судя по всё чаще раздававшимся торжествующим крикам ромеев, они постепенно одерживали верх.
   Однако здесь, в задних шеренгах, царило напряжённое молчание. Солдаты не могли разглядеть, что творится там впереди, всего лишь в сотне шагов от них, и только хмуро дожидались своей очереди с рёвом устремиться в атаку.
   -...Что он делает, идиот... - В сердцах негромко произнёс Нарзес - ему с лошади было хорошо видно, как Велизарий махнул букинатору, чтобы тот подал условленный знак для второй линии. Опять взревели трубы и впереди стоящие двенадцать шеренг солдат, разом шагнули, обнажая на ходу короткие массивные мечи.
   -Предупреди всех командиров когорт, что сейчас последует фланговая атака конницы. Две наши когорты - четвёртую и шестую возьми из центра строя и выстави заслоном против атаки с тыла. Первую и десятую развернуть фронтом наружу вправо и влево. Остальным разомкнуть строй и пропускать всех отступающих. Действуйте быстрее! - раздавал команды своим ординарцам Нарзес.
   Идиот... Я же его предупреждал! - как от зубной боли простонал старый полководец.
   Тем временем вся третья линия войск пришла в движение. Отряды римской пехоты мчались на перегонки с накатывающим уже на них валом неприятельской конницы, чтобы успеть занять указанные Нарзесом места и отразить удар. Из лагеря на помощь им тоже выбегали резервные сотни и спешно выстраивались перед укреплениями в боевой порядок.
   Радомир как завороженный смотрел на расстилающуюся перед его глазами обширную картину битвы. В центре, разбившись иногда на отдельные манипулы, вторая ромейская линия вступила в бой, вклиниваясь между своими отрядами первого эшелона и толпами врагов. Свежие силы настолько усилили натиск, что изогнувшийся дугой вовнутрь варварский строй едва сдерживался от повального бегства и вот-вот должен был развалиться окончательно. Велизарий был прав: таранного удара двух легионов в лоб карфагеняне выдержать не способны.
   Но они перед собой такой цели и не ставили! Силы прикрытия флангов ромейской армии подверглись уничтожающей кавалерийской атаке и были рассеяны. Сотни мечников и секироносцев - цвет армии Людоеда навалились на обнажившиеся фланги легионов и сдавили их будто тисками, лишая всякого маневра. И пока в центре византийцы продолжали одерживать верх над варварами-кельтами, справа и слева от них хаос и давка нарастали, грозя закончиться полной потерей контроля над ситуацией.
   Велизарий - запыхавшийся, с лицом покрытым красными пятнами, с трудом пробился назад, сквозь строй, к Нарзесу.
   -Надо вводить третью линию! Зачем ты её изогнул? Что ты тут делаешь без моего разрешения?
   Нарзес сверкнул глазами, метнув в него молнию и ничего, не ответив, отвернулся. Теперь почти вся римская армия находилась в окружении сплошного кольца варваров. Отъехав от сконфуженного Велизария, Нарзес отдал вестовому ещё какую-то команду и кивнул букинатору: труби!
   Согласованной атаки вышедшего из стен ромейского лагеря отряда резерва и двух когорт прикрывающих тыл окружённой армии мавры не выдержали: кольцо разомкнулось и ощетинившиеся копьями и мечами ромеи, начали пятиться назад, к своим укреплениям, ускользая от окончательного разгрома и уничтожения по образовавшемуся спасительному коридору. Карфагенская армия оказалась всё-таки слишком малочисленной для того, чтобы создать прочное кольцо окружения и добиться полной победы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Падение Рима.
  
   Рим пал. Весть об этом достигла византийского лагеря и никого не взволновала - просто ещё одна разграбленная деревушка оказавшаяся на пути отступающей варварской армии. Спастись смогли немногие - в основном только те, кто по каким-либо делам вынужден был накануне нападения врага покинуть городок.
   Патриций Помпоний изволил, однако, собственной персоной осмотреть это место ужасающей трагедии. Сопровождать его в путешествии, было приказано, в том числе и кентурии Радомира. От основного лагеря до этого несчастного крохотного городка было довольно далеко, и пока солдаты своим широким шагом измеряли мили итальянских дорог, сам господин сенатор, сидя в тряской, неподрессоренной карете, предавался размышлениям или, вот как сейчас, внимательно изучал лежавший перед его глазами свиток с изображённой на нём картой.
   Сенатор подыскивал место для будущей столицы Итальянской провинции. Рим располагался весьма выгодно - в центре полуострова на пересечении всех основных стратегических магистралей. Определённо стоило подумать над тем, чтобы сделать его местом пребывания наместника. Накануне он обсуждал эту идею.
   -Брось эту затею, я туда не поеду! - выразил своё мнение Нарзес.
   Велизарий тоже только взглянув на карту, высказался даже ещё более откровенно, сплошь используя для этого ненормативную лексику.
   С одной стороны, конечно, кому охота туда ехать, в эту деревенскую глушь? А с другой, очень уж выгодно расположился сей городок: в самом сердце Италии, хотя, опять же, если посмотреть с другой стороны, то не имеет даже плетня в качестве укреплений и под боком у него течёт ужасно мутная, судоходная разве что только для местных лягушек речушка.
   Пока суть, да дело, стало известно, что все их разговоры на эту тему бессмысленны. Потому как давно уже нашёлся охотник до этих забытых Богом окраин цивилизованного мира: недавно присланный императором первый епископ Италии и Нарбонны Пётр. Ещё в Константинополе басилевс выдал ему жалованную грамоту на владение Римом.
   Пётр, извлечённый Юстинианом, из синайских пустошей, где он активно умерщвлял свою плоть, проповедуя заодно свои взгляды изредка проходящим мимо него молчаливым бедуинам, теперь становился главным духовным лицом в провинции. Бедуины бесстрастно выслушивали длинные, чрезвычайно занудные монологи святого деятеля, а потом, даже не кивнув ему на прощание, бесследно исчезали посреди песчаных холмов. Они были столь же безмолвны, как и их верблюды и точно так же как и они, постоянно держали во рту какую-то абсолютно неудобоваримую гадость, которая, как говорят знающие люди, обладает тонизирующим эффектом.
   Непонятно за какие такие заслуги басилевс возвысил этого человека, но радости ему этим назначением доставил весьма премного. Пётр тут же скинул со своих плеч прежнее ветхое рубище бродячего проповедника и потребовал себе новенькое, расшитое золотом и серебром одеяние. Сухие и невкусные акриды отошли в прошлое - теперь на его сияющей драгметаллами посуде теснились только самые изысканные кушанья, которые только оказывался способным приготовить отданный ему императором его личный повар.
   Пётр поохал, повздыхал, сетуя на новые удары судьбы, но перечить воле басилевса всё-таки не осмелился. Пришлось ехать. Местом для своей постоянной резиденции он решил сделать именно городок Альба Лонга, тут же переименованный им специальным указом в Рим - в честь известной и очень почитаемой ромеями богини. Неизвестно, правда, додумался ли он до этого сам, или воспользовался чьёй-то подсказкой.
   Разграбленный жестоким врагом несчастный городок встретил своего нового повелителя запустением и воем осиротевших собак, завывающих возле разбросанных по всем окрестностям раздувшихся от жары трупов. Пётр взялся за дело: к работам сгонялись все изловленные солдатами в округе ещё остававшиеся в живых местные жители. В длинные глубокие рвы были уложены все убиенные, причём не только люди, но и животные, а затем основательно присыпаны землёй. Пустующие дома и благодатные, ухоженные земли новоиспечённого Рима было благосклонно разрешено занимать всем честным гражданам, и поток желающих воспользоваться редким шансом, разжиться халявкой, не оскудевал. Таким образом, не прошло и полгода, как рыночная - она же центральная - она же единственная площадь городка вновь наполнилась суетящимся народом. Буквально в двух шагах от торговцев зеленью несколько десятков военнопленных под присмотром пасмурных легионеров стуча молотками, возводили первый за всю историю Альба Лонги дворец правителя - скромное пристанище на полсотни комнат для "раба божьего Петра".
   Сам священник - стремительно отъедавшийся на обильных харчах Юстиниана, потея и изнемогая от одышки, суетился тут же, обильно пересыпая ценные указания по строительству с площадной бранью. Простим и мы его - ведь это был первый в его жизни собственный дворец. Впрочем, надо отдать ему должное, потому что этот толстяк смог вызвать среди людей такой энтузиазм, что зародившаяся здесь волна созидательной энергии вскоре распространилась и дальше: на всю ближайшую округу. Глядя на новоиспечённых римлян, ещё в трёх ближайших к Альба Лонге городках воспрянувшие от уныния местные жители принялись чинить свои укрепления, прилежно возделывать огороды и выгребать из жилищ накопившийся в них за годы войны многолетний мусор. Отряд самообороны под руководством двух легионеров-пенсионеров, а теперь православных попиков, расхаживал по всей округе с увесистыми дубинками на плечах, вызывая недоумение и смутную тревогу в душах вконец обнаглевших от вольготной жизни шаек грабителей. Так что когда однажды ночью отряд галльских рейдеров попытался снова напасть на Рим, то сам едва смог убраться восвояси, неожиданно дружно встреченный всем населением Лациума, взявшимся за оружие.
   Правда, злые языки потом трепали, будто это гуси разбудили спящий караул. Но мы-то знаем, что на самом деле боевых гусей, равно как и сторожевых курей - не бывает!
   Сенатор осмотром городка остался доволен. Карета, перекатываясь на ухабах, покатила дальше на север, в сторону Равенны, которую по-прежнему долго и нудно осаждало имперское войско.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Весна.
  
   Выпавший весной неожиданно для всех снег быстро сошёл. Вместо раскисшей земли под ногами вновь радовал взгляд изумрудный ковёр воспрянувших после холодов трав. Ветер трепал перистые листья пальм, к виду которых, сроднившийся с соснами и елями Радомир так и не смог до конца привыкнуть.
   Вот вроде всё здесь хорошо: тепло, красиво. Море вон сколь не смотри на него, а оно каждый день всё разное. Лепота! Но только всё иное, не наше. Будто рубашка, снятая с чужого плеча.
   А война набирала обороты. Велизарий сразу же после битвы при Каннах уехал в Царьград, увозя с собой в качестве долгожданного подарка императору закованного в цепи пленного короля готов Витигеса. В марте пришли вести о том, что мощная эскадра Юстиниана в двух сражениях растрепала таки мавританский флот. Так что оставшемуся без снабжения Людоеду пришлось спешно убираться за альпийские перевалы, оставляя на произвол судьбы своих готских союзников. Мятежный иллирийский губернатор Пирр, возомнивший себя непобедимым полководцем и поднявший восстание среди албанских племён буквально в двух шагах от Царьграда, насмерть перепугал столичный бомонд своей глупой выходкой. Он даже умудрился одержать подряд несколько своих знаменитых теперь на весь мир побед, но, в конце концов, потерял в боях всех солдат и с надетым на шею железным ошейником раба тоже оказался на коленях перед грозными очами ромейского властелина.
   Радомир вместе с вездесущим Уллисом наведался в одно из расположенных поблизости славянских городищ венетов. Старейшиной там был некий громила с руками-вёслами которого почему-то все очень трогательно называли Кикном - Лебедем. Город Кикна ощетинился на все стороны света мощными бревенчатыми укреплениями, высокими башнями, способными вместить возле своих бойниц сразу сотни стрелков-лучников. Вход в город от окружающей его со всех сторон войны прикрывали глубокий ров и подъёмный мост. Выкурить оттуда этого двухметрового "лебедька" иначе, как только после многомесячной осады не представлялось возможным.
   -Мне что ромеи, что готы - все безразличны. Пусть рвут друг другу кадыки, сколько захотят. Я им в том не указ и не помеха. А ежели кто из них вздумает со своим аршином сюда сунуться, так у нас, слава Роду, покуда есть ещё, кому незваных гостей встретить. Отвадим так, что забудут дорогу сюда раз и навсегда.
   Тут намедни ваш один, - ромей, приезжал. В большой такой телеге. Вся телега из заморского дерева - не чета нашим. Шёлковыми тряпками оббита. Под задницей мягкие подушки. Важный. Весь из себя... Через губу лишний раз не переплюнет.
   -Сенатор Помпоний? Брат магистра армии Велизария?
   -Во-во. Пупоний. Стращал всё. Говорил, что если я присягу императору ромеев не дам, да святое крещение не приму, то приведёт он сюда войско неисчислимое. Тогда силой сам всё возьмёт, да жилища наши пожгёт, да поля потопчет.
   -Сё верно. Как пить дать, приведёт.
   -Только вот что я тебе скажу: глупец он, потому и Пупоний. Разве ж можно так легко взять, да и отречься от своих отца с матерью, от своих богов? На что она мне его вера, если, нацепив на шею егошний крест, я от завещанного мне дедом моим отрекусь? Не-е! От начала времён, мы дети Рода всегда обходились своим умом и чужим богам не поклонялись, сколь бы хороши они не были. Не будет такого и впредь. По крайней мере, покуда я живой.
   А ежели и вправду войско приведёт, посмотрим ещё, кто кого одолеет. Нас тут славян двенадцать городов стоит. Мы им не готы - так хрястнем промеж глаз, что уши отвалятся!
   -Одно скажу: ни один из братьев-славян, что пока служат в императорской армии, в том походе против ваших городов участвовать не станет. Ни за какие деньги. Если будет тяжко, мы и сами придём к вам на помощь.
   Кикн поднял свою кружку-ведро с отменным пивом и стукнул ею об кружку Радомира.
   -За вечный мир! Если и найдётся королевство, которое когда-нибудь объединит нас всех, то это будет только наше, славянское! От моря и до моря! И царь у нас будет такой, что ромейский будет у него пятки лизать!
   -Ура!
   -Ура!
   Нахрюкались у гостеприимного здоровяка Кикна до распоследнего поросячьего взвизга. Перепились все: пришедшие в гости легионеры-славяне, любопытные ко всему и падкие до весёлых пирушек друзья-германцы и даже тощенький, смуглолицый грек из соседствующей с городищем славян фермы, до которого почему-то большие симпатии имела единственная дочка Кикна Олена.
   -Ну, садись и ты, зятёк! - огрел эллина по плечу богатырь так, что у того аж дух перешибло. Зятька звали Эней. Правда никаких особенных боевых подвигов в отличие от своего литературного тёзки он не совершал и прославился среди окрестного люда лишь своей скромностью, трудолюбием и крепкой усадьбой. Усадьба Энея действительно была столь основательна, что напоминала своим видом настоящий средневековый замок.
   Без архитектурных изысков. Просто и надёжно. Этакий гибрид приземистой, сложенной из стволов в три обхвата цитадели с бразильской скотоводческой фермой. Потому что этого самого скота у него было просто пруд пруди. мавры, по крайней мере, дважды принимались осаждать его имение, даже угнали у него часть скота, но одолеть запершегося за стенами своей крепостцы Энея так и не смогли. Ситуация не позволяла им засиживаться на одном месте слишком долго и сводить счёты с упрямыми местными феодалами удавалось через раз - да и то только с теми, кто попадался в чистом поле или неосторожно клевал на какую-нибудь особенную варварскую хитрость.
   Над головой Людоеда постоянно сверкал своей острой заточкой византийский меч. Поэтому для того, чтобы выжить, ему приходилось часто перебегать с места на место. Тут уж не до великих осад.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Констанция.
   На службе империи.
  
   Вот уж никогда бы не подумала, что в старину шпионское ремесло было столь же обычно, как и в её время. Явки, слежка, тайные обыски - всё к вашим услугам!
   -В болгарских землях назревает мятеж. - Продолжил начатый разговор Бруксий - Если подстрекателям удастся всё-таки поднять бунт, то император будет вынужден ввести в провинцию войска. Хорошо вооружённые, многочисленные отряды. В поле противостоять им мятежники не смогут, поэтому они вынуждены будут спрятаться за стенами городов и укрепиться на горных перевалах. А это значит, что, скорее всего за одно лето справиться с ними не удастся и война затянется. Думаю, ты понимаешь, во что всё это выльется, когда разъярённые трудной осадой и большими жертвами солдаты ворвутся внутрь городов. Тогда живые позавидуют мёртвым. И так будет во всех городах, жители которых вздумают оказать сопротивление имперским войскам.
   -А если, они всё-таки победят? Если им это удастся? - Бруксий усмехнулся:
   -Не сейчас. Потом, лет через много, когда империя окончательно зачахнет, и на императорском троне будет сидеть ничтожество. Это, несомненно, когда-нибудь случится, потому что империи, как и люди, увы, не вечны. Но этого никто не допустит при нашей с тобой жизни. Всё чего они сейчас добьются своим мятежом, так это только десятков тысяч погибших. И ещё сотни тысяч умерших от голода, холода и болезней.
   -Ты предлагаешь мне убить главаря мятежников?
   -Да, если он не внимлет голосу разума.
   -Так вы что, уже вели с ним переговоры?
   -Конечно! - Искренне удивился Бруксий тому, что девушка не допускает такого оборота дела. - Мы трижды посылали к нему достойных людей, чтобы узнать, чего он хочет, и предложить ему свои способы урегулирования конфликта. Но он жаждет лишь полной независимости Болгарии.
   -И её царём, надо полагать, видит только себя.
   -Естественно.
   Знакомая история. Свергнуть плохого царя и вскарабкаться на освободившийся трон самому. А потом залить его подножие озером крови. Мараты и Бонопарты, Ленины и Гитлеры - как всё это банально. Придушить собственными руками, хотя бы одного из этих гадёнышей, было бы делом чести.
   -Что я за это получу? - Бруксий тяжко вздохнул:
   -Ты слишком меркантильна. И очень дорого обходишься казне государства. Неужели тебе не жаль тех бедняг, что мы одеваем в кандалы и приводим на место освобождённых из рудников славян?
   -Мне абсолютно наплевать на них. Пройдёт ещё лет триста, и твой и мой народы будут воевать со всеми ими насмерть. Так что совесть моя чиста. А если ты не хочешь соблюдать условия договора, то тогда давай распрощаемся и останемся каждый при своих интересах.
   -Ладно, ладно, успокойся...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Терминатор в средневековье.
  
   Констанции пришлось самой фактически от начала и до конца спланировать весь ход операции. Наивность и детские хитрости её новых коллег весьма умиляли её поначалу, а затем попросту начали раздражать: если бы в её время русская контрразведка работала так же примитивно, то натовцы делали бы в стране всё, что хотели.
   Так её трудами, родилась легенда о епископе, отбывающем на новое место своей церковной службы с небольшой свитой. В числе сопровождающих его людей была и его любимая дочка - единственная дитятя, оставшееся на руках после смерти возлюбленной жены. Надо сказать, что святая церковь в то время не требовала от своих служителей обета безбрачия. Народ был тогда попроще и явный маразм не приветствовал. Поэтому большинство церковных иерархов жили нормальной жизнью вместе со своими многочисленными семействами.
   Констанция, прежде чем спланировать предстоящую операцию долго и нудно расспрашивала своих новых коллег о нравах и обычаях страны в которую они направлялись и о том времени, в котором она невольно оказалась. Целый поток информации о самых разных сторонах жизни людей населяющих Византию и Болгарию того времени обрушился на неё. Переодевшись в "скромное" она часами нарезала круги по городу, приглядываясь и прислушиваясь к окружающим. Потому что по личному опыту знала, что иногда даже самая малозначительная на первый взгляд оплошность способна привести к провалу самого хорошего плана. В конце концов, решено было, что именно легенда, основанная на внедрении агента под маской церковнослужителя наиболее рациональна. К тому же крайне маловероятно, чтобы по пути следования кортежа у вожаков готовящегося восстания возникло бы желание воспрепятствовать попу проехать до своей церкви. Никто из мирян в церковные дела никогда не лез, потому, как без хорошего кувшина креплёного вина нечего было даже и пытаться разбираться в хитросплетениях веры в Бога Единого.
   Верхом на лошадях и с примитивной каретой, больше похожей на большую крытую телегу, они выехали из столицы и направились на север. Констанция с восхищением смотрела на расстилающуюся вокруг неё природу, почти не тронутую рукой человека, на кристально прозрачные горные речки, вдыхала полной грудью несказанно чистый, напоённой лишь ароматами трав воздух. В её мире ничего этого давно уже не было.
   Продвигались очень быстро. В нескольких городках, уже на территории Болгарии к "епископу" незаметно подкидывали шифрованные письма, с изложением последних новостей. Вернее будет сказать, он сам забирал эти послания из условленных тайников. А потом корпел по ночам, расшифровывая. Констанция как-то подошла со спины и понаблюдала за его работой. Архипримитивнейший способ. Когда-то, когда она ещё училась в первом классе, её одноклассники тоже играли в шпионов и пытались доказать своей классной даме, что булочник из соседней лавки вовсе не булочник, а японский агент. И с многозначительным видом перекидывались на уроках вот такими же "зашифрованными" записками. Как она понимала, "расколоть" этот - даже язык не поворачивается назвать - шифр, не составляет труда даже для обычной школьной учительницы. Каждой букве алфавита в нём придавался тщательно нарисованный хитрющий символ. Отдалённо, чем-то напоминающий египетский иероглиф. Смешно, но надёжность шифра определялась, по-видимому, только степенью изощрённости рисунка.
   И вот полюбуйтесь, пожалуйста: взрослый дядька сидит и, наморщив нос, выводит подобные кренделя, но уже всерьёз. Она хотела, было подсказать ему чего-нибудь позаковыристей, чем эти детские забавы, но потом вовремя спохватилась: не отразится ли это на борьбе Византии с Русью? Ведь переписка, которая не подлежит дешифровке противником - это уже не шутка!
   Смех смехом, но вести приходили крайне тревожные. Лжеепископу пришлось нестись вперёд во весь опор, не щадя сидящую в "карете" Констанцию, у которой на ухабах буквально вываливались наружу почки, а затылок и лоб украсились несколькими весьма крупными шишками. Наконец к концу недели они с шумом и грохотом прибыли на место.
   Вожди готовящегося мятежа избрали своей резиденцией небольшой старинный городок на юго-западе страны. Ещё со времён Калидонской войны он был обнесён изрядной по толщине каменной стеной. Плохо было только то, что поголовно все его жители, все чиновники и всё гарнизонное начальство сочувствовали мятежникам, надеясь, вероятно на ответные преференции с их стороны, в случае успешного исхода затеянного ими безобразия. Про то, что вместо портфелей в новом правительстве они скорее всего получат только изрядную нахлобучку от императора да копейное рожно в бок, почему-то никто не задумывался. Так что при малейшем подозрении наших героев мгновенно могли скрутить и притащить к ногам вожака мятежников. А уж у того суд долго не затянется! Вон, вдоль дороги, почитай, чуть ли не возле каждого городка стоят вбитые в землю колья с насаженными на них головами преданных императору людей.
   Знакомая картина. Когда незадолго перед вторжением натовцев вскипела подогреваемая в стране Западом волна сепаратизма, ещё и не такого насмотрелись.
   Господин епископ неподалеку от въезда в город вытащил втулку из оси и бедная карета - как и задумывалось, едва не развалилась на части и нуждалась теперь в основательном ремонте, а люди, соответственно, получили законное право на долгожданный отдых и на длительную остановку в лучшей гостинице города под самым благовидным предлогом. То есть на то, чтобы провернуть свой план.
   В город они прибыли рано утром. С грохотом протащили по узким улицам свою покорёженную, растрёпанную телегу и остановились прямо напротив постоялого двора. Пока "епископ" отчаянно торговался из-за каждого медяка с плотником и кузнецом, по поводу оплаты ремонта, Констанция решительно потребовала себе у хозяина гостиницы самое необходимое: полную купальню горячей воды. И несколько часов не выходила из своей комнаты, приводя себя в порядок. Зато после полудня заметно посвежевшая и переодевшаяся в нормальное женское платье она соизволила, наконец, прогуляться по городу. При этом глаза у неё так и зыркали по сторонам, как будто два "кодака", тщательно запоминая планировку улиц и места дислокации вооружённых патрулей.
   Вечером все вместе собрались в общей зале, но в персонально отведённом для "святого отца" и его свиты уголке, для ужина. Констанция опять шипела и материлась в полголоса, костеря на все лады средневековое свинство. Её бесило отсутствие вилок и ложек, нормальной посуды и вопиющее невежество тамошних поваров.
   -Он что, ... ...., не знает, что ли как надо кашу варить? Зачем он туда столько сала понапихал? И где тут соль?
   "Епископ" от удивления даже на некоторое время перестал жевать. Он ещё раз внимательно присмотрелся к стоявшим на столе блюдам, стараясь понять, отчего она так бесится. Но так и не сообразил, в чём дело. "Дочка" же насупившись, отодвинула от себя все яства и сидела, смакуя одно кислое молоко. В хлебе ей попался малюсенький кусочек камня, отколовшийся от жерновов. Подумаешь, какое горе! Обычное дело. К сорока годам даже столичные вельможи из-за этого сплошь ходят беззубыми. Есть просто нужно поаккуратнее! Но ей и этого пустяка оказалось достаточно, чтобы опять взвиться под потолок:
   -У меня и так уже две пломбы! Кто мне здесь поставит третью? Кто?
   Какие такие пломбы? Чего этой дуре опять надо?
   Ох... Дал Бог напарничка...
   Но к ночи его настроение переменилось: Мелон - уже с суеверным страхом - смотрел на то, как она готовится к вылазке. У них в ведомстве до такого ещё не додумались. Он, будучи далеко не последним человеком, в иерархии византийской разведки, знал, конечно, историю про её появление в столице. И отчётливо понимал теперь, глядя на её уверенные приготовления, что руссы, очевидно, где-то там, в своих необозримых далях набрали такую силу, одолеть которую империи, по-видимому, будет попросту невозможно. Если у них всё оружие не дай Бог, стало таким же совершенным, как этот её кинжал и если они все столь же хитрые и умные, как она, то тогда плакали все надежды басилевса на завоевание Киева. Того и гляди, чтобы самим не попасть под пяту северных богатырей!
   Не зря император собрал всех своих руководителей тайных служб и распорядился немедленно заслать в Киев и в Новгород самых лучших агентов с заданием разобраться в происходящих там таинственных преобразованиях.
   Мелон смотрел, как она чернит себе лицо смесью сажи и жира, делая его в один цвет с чёрным же комбинезоном и чёрными сапожками из тонкой кожи, аккуратно облегающими ноги и не стучащими по полу во время движения. На поясе она закрепила "кошку" с верёвкой, короткий меч, специально изготовленный по её заказу (причём она долго плевалась на качество железа, уверяя, что этой железякой только колбасу резать, а не в сражение идти! Чем повергла в немалое уныние Бруксия, отлично понимающего, почему она так говорит) и ещё несколько прибамбасов уже совершенно непонятно для чего сделанных по её настоятельной просьбе.
   Закончив приготовления, она покрутилась перед зеркалом, слегка подпрыгнула несколько раз и изрекла:
   -Ну, бля, совсем как ниньзя.
   -Кто? - опешил Мелон
   -Тайный агент средневековья, темнота!
   -Средневековье? А кто такой Средневековье?
   Она безнадёжно махнула рукой и бесшумно выскользнула в окно.
  
   Симеон, лидер повстанцев, облегчился перед сном в горшок и ногой задвинул его под кровать. Утром в гостиничный номер, в котором он остановился, придёт прислуга и опорожнит его. Идти в темноте до выгребной ямы во дворе ему совсем не хотелось. Он плюхнулся на кровать, не раздеваясь и, приготовился, уже было, провалиться в сон, как услышал скрип половиц за спиной и тихий вздох.
   -Кто здесь? - подскочил он, хватаясь за меч.
   -Я. Кто же ещё.
   Это "Я" принадлежало тёмной фигуре, больше похожей на тень, отделившуюся от человека, чем на самого человека.
   -Кто ты? Что тебе от меня надо?
   -Меня послали убить тебя. Но я пока ещё не решила, нужно ли мне это делать.
   -Ты смерть? Тебя послал господь бог? - залепетал суеверный болгарин глядя на чёрную тень в углу комнаты.
   -Заткнись! Вопросы буду задавать я.
   -Я не желаю с тобой разговаривать! Е...бе...кх...
   Констанция ткнула ему "пастью леопарда" по глотке. Коварный приём. Им можно убить. А можно и просто обездвижить противника и тогда он всё ещё остаётся стоять на ногах, прекрасно всё, слыша и понимая, но, будет не в силах даже пошевелиться и что-нибудь разглядеть, потому как перед глазами у него поплывёт сплошная чёрная пелена.
   -Скажи: ты ведь понимаешь, что долго против императорской армии твои воины не выстоят?
   -Кхе... А мне долго и не надо. Пусть продержатся хотя бы до весны. Этого будет вполне достаточно.
   -Для чего?
   -Какое твоё дело, Смерть? Забирай меня с собой... Где твоя коса?
   -Ну, нет. Со мной так не разговаривают. Я натовцам языки с полпинка развязывала.
   -Не знаю никаких натовцев! Убирайся отсюда! Охра... Кхе...кхе...вя!
   Констанция стукнула ему ещё несколько раз, чтобы пообмяк. Пальцы у неё были сильные как клещи - надавила куда надо, да так больно, что челюсть у бедолаги едва не выскочила. И тут же рот наглухо забила не то тряпкой, не то каким-то мешочком. Потом приступила к допросу.
   Лёгкий надрез на коже и тычок по обнажённому нерву тлеющей лучинкой. Тело "вождя" резко содрогнулось и принялось извиваться, будто лишённое костей. Хорошо, что плотный кляп не даёт кричать, не то бы уже поднял на уши весь город.
   Ещё пара тумаков и человек-червяк обмяк, потеряв сознание от неслыханной боли. Отчётливо запахло мочой:
   -Впечатлительный какой. - Удивилась Констанция. - Прямо как девочка.
   Встала, взяла со стола кувшин. Заглянула внутрь, понюхала: вино. Отхлебнула сама, а остальное вылила на голову потерявшего сознание. Тот завозился, застонал.
   -Отличненько. Выбор у тебя небольшой: продолжаем нашу беседу, и тогда я больше не сделаю тебе больно. Или будем и дальше играть в маленькое лондонское гестапо. Тогда я поработаю с тобой так, что мне потом будет стыдно смотреть на себя в зеркало.
   -Не знаю никакого гестапо. Отстань от меня, злой дух!
   -Говори, зачем вам поднимать бунт в провинции, когда император предлагает вам заключить мирный договор и решить всё полюбовно?
   -Мы боремся за свободу Болгарии!
   -Ответ не принят. Это народ борется за свою свободу. А для чего ТЕБЕ вся эта буза?
   Она села на него сверху и опять куда-то больно-пребольно надавила, да так что из глаз брызнули слёзы - воистину земля Болгарии ещё не знала столь изощрённого садиста!
   На самом деле всё гораздо проще - батальоны спецназа создавались для действий в оперативном тылу противника, и надеяться там только на медикаментозные способы ускорения допроса не приходилось. Поэтому попасть в плен к такой рейдерской группе - русской или натовской - безразлично, всегда означало только одно: смерть. Потому что колонны пленных этим сорвиголовам были не нужны. Скорый допрос, если пленник проникался моментом и не запирался, или более продолжительный - если пытался сопротивляться, а потом всё равно, под пытками, быстренько ломался и выкладывал всё что знает. И опять таки получал в финале свои девять грамм свинца. Но уже не в затылок, а между ног.
   Его ответ для Констанции прозвучал как пощёчина:
   -Мы хотели взять казну провинции. Дождаться, когда ромеи соберут её в Сплите, для отправки в Царьград и в этот момент поднять народ. Тогда всё болгарское золото, собранное для уплаты налогов, досталось бы нам, а не ромейскому императору.
   -Умно! - Она слезла с него и села за стол. Опять заглянула в кувшин, слила остатки вина себе в рот. Времена идут, а характеры вождей и политиков не изменяются ни на йоту. Всё те же подонки, карабкающиеся до власти и до чужого богатства.
   -Кто ещё кроме тебя руководит подготовкой мятежа? Мне встать, или сам всё расскажешь?
   Пленник заворочался. Потом начал говорить. Через пять минут Констанция знала уже всё.
   -Теперь ты меня убьёшь? - Спросил он
   -Больно надо! Пачкать об тебя руки. Ладно, хватит валяться. Вставай, давай. Если вздумаешь дёрнуться, тогда точно прикончу! Усёк?
   -Усёк. Куда идём?
   -К твоим коллегам, - революционерам!
   Констанция развязала верёвку и, пока пленник растирал себе руки, восстанавливая кровообращение, она искоса наблюдала за ним. Нет, не похоже было, чтобы он имел намерение напасть. Да и куда ему с одной рукой-то: вторая, с подпаленным нервом, всё ещё едва шевелилась.
   Ах, какая чудесная южная ночь! И тёмная, как задница афроамериканца. До уличного освещения, здесь, слава Богу, ещё не додумались. Они потихоньку, стараясь не шуметь, спустились по верёвке из окна второго этажа, на котором размещалась комната мятежного лидера и, не встречая никого на своём пути, двинулись вдоль по узкой, извилистой улице. Единственная проблема, так это собаки в подворотнях и помои под ногами. С собаками проще - есть много веществ, которые окружают нас в повседневной жизни и выносить запах которых им ну никак невозможно. Любой собаковод навскидку способен назвать с пол-дюжины настоек которых не захочет нюхать ни один уважающий себя Полкан. Даже самый строгий хозяин не заставит его бежать вслед за вами и брехать, вдыхая полной грудью ненавистный ему запах. А вот с помоями, которые горожане щедро выливают себе прямо под ноги и которые местами застаиваются в обширных, непролазных лужах, цветя и благоухая на всю округу абсолютно тошнотворными ароматами - гораздо сложнее. Здесь не захочешь, да в темноте обязательно залезешь.
   Констанция терпела. Да и идти было недалеко: средневековые города, что средних размеров колхозы времён Большой России.
   Дом чиновника, также замешанного в подготовке бунта, был обнесён высоким глухим забором, за которым всё рвали и метали рехнувшиеся от собственной злобы волкодавы. Не обитель закона и порядка, а прямо таки кулацкий замок!
   Лязгнул отпираемый дверной засов, мелькнул, сквозь щёлку в заборе свет от зажженного факела:
   -Хто тамо?
   Констанция ущипнула хорошенько своего пленника и тот, встрепенулся, отзываясь. Двое слуг с внушительными дубинками в руках, открыли ворота и расступились по сторонам, пропуская нечаянно нагрянувших запоздалых гостей внутрь усадьбы. И, наверное, зря они это сделали. Констанция едва не вырвала с корнем причиндалы у одного и припечатала к земле другого таким сокрушительным маваши, от которого житель какого-нибудь двадцатого или двадцать первого века непременно и, причём сразу же отдал бы Богу душу. А этот ничего, только крякнул.
   Во народ какой крепкий был!
   -Всё. Теперь можешь уходить. И если завтра я узнаю, что ты всё ещё в городе и опять подзуживаешь людей к кровопролитью - жди меня в полночь. Тогда пощады не жди: выпью всю кровь до последней капли!
   Она кляцкнула зубами, отчего вздрогнувший Симеон отпрянул и, пошатываясь, побрёл прочь. Было слышно только, как его, пробирающегося в кромешной темноте, облаивают со всех сторон собаки.
   Двери в сени распахнуты. Наклоняясь, чтобы не долбануться головой о притолоку, она прошла внутрь. Смешно, но из-за того, что жители средневековья почти сплошь были низкорослыми, их дома напоминали ей норки хоббитов. Каждый раз, ступая за чей-нибудь порог, ей приходилось думать о том, чтобы не треснуться лбом об стропила.
   Хозяин сидел на лавке возле стола и очевидно ждал доклада лакеев или пришедшего гостя. Рядом в плошке чадил и подванивал прогорклым салом зажженный фитиль. При виде посланца двадцать первого века, он перекрестился:
   -Господи святы! Ты ещё кто?
   -Конь в пальто! - Она подсела с другого конца стола и положила подбородок на кулаки. Рядом, на столе положила короткий меч.
   - Ну, рассказывай, не стесняйся, какой шайтан нашептал тебе в ушко грабежами заняться, под старость лет!
   -А ты кто такая, что исповедовать меня пришла?
   М-да... Крепкий орешек. Такому только мясником, или даже палачом работать, а не деревенским старостой. Взгляд как у матёрого волчары. Ну, да и мы не лыком шиты! На фронте и не таким лосям рога враз обламывали.
   Прохвост, очевидно, что-то такое недоброе уловил в её взгляде, а потому решился начать действовать первым. Плошка с горящим светильником полетела прямо ей в лицо, шипя и разбрызгивая горячее сало. Однако его надежды выжечь ей глаза не оправдались - Констанция среагировала мгновенно: метнула свой короткий меч точно вслед промелькнувшей в отблеске угасающего света толстой задницы.
   -А-а-а-й!
   Шмяк!
   Из соседней комнаты раздались оглушительные вопли перепуганных баб и ребятишек. Констанция посветила зажигалкой - так и есть, кирдыкнулся. Меч вошёл в тело бывшего "сатрапа и душегуба" чуть повыше поясницы. Конкретно вошёл: по самую рукоятку. Так что "скорую помощь" можно было уже и не вызывать. Констанция затоптала тлеющий на полу фитиль светильника и вышла на улицу. Объяснять осиротевшим ребятишкам, что их папка задумал преступление и за это поплатился - дело неблагодарное. Даже бесполезное.
   А город тем временем кипел аки потревоженный муравейник. Вождь повстанцев, судя по погрому в его жилище и пятнам крови, похищен или вообще убит. Местный голова - его подельник и главный идеолог грядущего мятежа, настойчиво призывавший до этого к свержению богомерзкого императора ромеев, тоже убит в собственном доме неизвестно кем. "Мироточащие" лампадным маслом иконы разбросаны по углам, бабы и детишки воют и все в один голос поминают нагрянувшую в их дом ровно в полночь Смерть.
   Начальник гарнизона, едва началась паника, вывел своих солдат из казармы и разместил их во всех стратегически важных узлах обороны. Кроме того, распорядился поднимать ополчение. Хотя дурные предчуствия не покидали его, настроение, тем не менее, не слишком испортилось. Эти двое убитых неизвестно кем остолопов изрядно надоели ему, изображая из себя значительных персон. Хотя основную работу предстояло совершить именно ему и его ребятам, сообщники затребовали себе равные доли от добытых богатств. Собственно, он уже, чего душой кривить, начал подумывать о том, чтобы как-нибудь отделаться от их присутствия в городе. Да видать, Господь внял его чаяниям и решил устранить эту помеху сам.
   Улицы постепенно наполнялись народом: поднятые по тревоге жители бегали в разных направлениях и если бы не короткие, но властные указания его офицеров, паника стала бы абсолютной. В свете факелов одни получали принесённое из арсенала оружие, другие волокли к стенам тяжёлые котлы, чтобы, разведя под ними костры, приготовить гостинцы для штурмовых колонн неприятеля. Лучники организованными отрядами занимали свои места на башнях и напряжённо всматривались в прилегающие к стенам луга. Многочисленные патрули из замшелых стариков и подростков с палками в руках слонялись по городу, готовые первыми засечь очаги возгорания от пущенных врагом огненных стрел и призвать к себе на помощь пожарные команды уже, в основном, состоящие из баб с вёдрами.
   Констанция замерла в углу сарая и сквозь щель наблюдала за происходящим. Примерно через час все ополченцы вооружились и разошлись по своим секторам обороны. Прочий же народ толкался возле главных ворот, тщётно высматривая за стенами якобы приближающегося неприятеля. Но врага нигде не было видно. Потом пронёсся слух, что потайная калитка не заперта и на траве видны следы человека.
   Всё ясно! Шпионы императора похитили Симеона! Смерть врагам!
   Констанция легко вспорхнула на чердак, раскидала ветхую солому крыши и острожно высунулась наружу. Пока народец побежал изучать следы "лазутчика" (которым был удравший из города Симеон), воевода стоял возле ворот и обсуждал что-то со своими людьми. Потом покомандовал, маленько, распределяя остававшихся ещё свободными людей и, с двумя сопровождающими, отправился вслед за горожанами посмотреть на следы у потайной калитки.
   Констанция быстренько собрала трёхколенное духовое ружьё, вставила внутрь смоченную ядом колючку, запыжила и дунула что есть силы.
   -Ой! - воевода схватился за место укола.
   Констанция как змея, извиваясь всем телом, "дала задний ход" и мягко спрыгнула на пол. Потом проткнула ударом кулака затянутое бычьим пузырём оконце; с трудом, обдирая руки об неоструганные доски, пролезла сквозь него, и упала на мощёный деревянными плашками внутренний дворик. Ошарашенный Трезорка высунулся из своей конурки, гавкнул, ради приличия пару раз и замолчал опять, мелко тряся хвостом. Констанция припустила как заправский спринтер, перескакивая через плетни и частоколы заборов, пока не выбралась на узенькую, шириной не больше метра улочку и осторожно начала красться по ней, стараясь сливаться со стенами домов, с заборами и сараями. Прижимаясь к ним спиной, прячась в отбрасываемых ими тенях, она торопилась оказаться в гостинице до начала повальных обысков в городе. А то, что они начнуться ещё до рассвета, она не сомневалась.
   Гостиница и прилегающая к ней улица были полны народа. На кухне вовсю полыхали очаги под массивными чанами для кипятка или масла, в зале галдел поднятый ночным безобразием народец и требовал себе гамбургеров, чтобы утолить воспылавший от больших нервных затрат аппетит. Так что пришлось возвращаться старым путём: залезать на крышу пристроенной с торца конюшни и, подтянувшись, вскарабкиваться в окно. Там её уже ждали коллеги-подельники. Быстренько смыв с себя грим, и переодевшись в приличное, "доча" спустилась вниз, в общую залу.
   Полную людей, которые только и делали, что галдели во всю глотку о последних событиях. Византийцев встретили напряжённым молчанием и подозрительными, а то и попросту враждебными взглядами. Кто-то, как она успела расслышать, уже толковал о некой фигуре в чёрном, якобы замеченной бдительными горожанами на одной из прилегающих к гостинице улиц.
   "Интересно, где я прокололась. Впредь надо быть поаккуратнее".
   -Сказано ведь в святом писании: - "Не убий!" - вдруг многозначительно изрекла она и подняла вверх указательный палец. Народ примолк, выжидательно уставившись на неё.
   - Иначе придёт ... Чорт!
   От неожиданности все вздрогнули. Теперь она победно обвела взглядом собравшихся. - Ибо имя ему: Сатана! Искусатель! И пожрёт он души грешников с Гиеной огненной! Проклят будет и тяжко умрёт, сей ночью великий грешник, задумавший подлость! Молитесь! Расскажите батюшке - она показала на "святого отца" - о своих грехах, дабы он поведал об них Господу нашему и защитил вас именем его от происков Искусателя! Кайтесь немедленно!!!
   Гробовая тишина. То, что смешно днём, да за кружечкой пива где-нибудь в пивном баре, совсем по-другому смотрится глухой ночью в осаждённом неведомо кем городе, полном ещё неостывших тел перебитого начальства. Сумасшедшая "доча" степенно удалилась в свои покои, тщётно пытаясь на ходу выковырять занозу из пальца.
   Да. Как ни печально, с ужином она обломалась. В такой обстановке всеобщего столпотворения спокойно поесть недадут.
   А в это время возле ног "епископа" столпилась большая группа спешащих причаститься, пока ещё не поздно, граждан. Мелон торопливо крестил их всех направо и налево, без сортировки на грешников и святых и косился украдкой по сторонам, подумывая лишь о том, как бы ему побыстрее ретироваться от этого религиозно озабоченного народа. До самого утра, пляшущие по углам багровые отсветы пылающего в очагах пламени, заставляли вздрагивать слишком впечатлительных обывателей. Образ прожорливой "гиены огненной" питающейся не ягнятами, но исключительно добропорядочными человеками, был слишком силён для обитателей средневекового захолустья, чтобы так скоро выветреться из их голов.
   Констанция же в это время досматривала уже девятый сон у себя в комнате.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Кара Господня.
  
   Зато утром наступил черёд удивляться уже нашим героям. От пережитого накануне проснулись все с головной болью. Кое-как оделись и спустились вниз. И раскрыли рты: столы ломились яствами. Хозяин постоялого двора, его старший сын и ещё двое каких-то хмырей самого бывалого вида стояли внизу, сбившись в кучку и явно ожидали того момента, когда византийцы, проснувшись, соизволят, наконец спуститься к ним.
   Констанция за долгие годы войны не единожды битая-перебитая, выкарабкивавшаяся из самых безнадёжных переделок, напряглась, явно ожидая в этой помпезности какого-нибудь подвоха. Что-то уж больно любезными старались выглядеть эти хитрющие рожи.
   -Не изволите ли благородные господа откушать, с утреца?
   -Спасибо, сын мой! - Смиренно вздохнул "епископ". Кажется, он уже слишком сильно вжился в свою роль. Ишь, как ручки сложил, да глазки закатил, аки ангел с иконы. Констанция недавно видела одну такую, - когда сняли снайпера с чердака одного из домишек, а потом пошли посмотреть, кого, собственно говоря, пристрелили. Домик был заброшенный, как и все в той деревне. Говорят, что её жителей ещё лет десять назад угнали на принудительные работы не то в Польшу, не то в Венгрию. Да так никто оттуда больше и не возвращался.
   На чердаке посреди нагромождения всякого хлама они нашли шикарную лёжку с крупнокалиберной двенадцатимиллиметровой снайперской винтовкой, большим запасом пищи и воды и с небольшой палаткой из антирадарной ткани, снабжённой устройством для поддержания внутреннего микроклимата. Убитым оказался молодой парень лет двадцати, судя по документам, албанец. Пока комвзвода Жека разбирался с покойником, Констанция пошла побродить по чердаку. И наткнулась на ящик доверху набитый чем попало: старыми, ещё советскими книгами, школьными учебниками и сломанными детскими игрушками. Справа, возле самой стенки под коньками, с ботинками из ссохшейся, почерневшей от времени кожи лежала на самом дне старинная икона.
   -Кончай пылить, Костик! Итак, дышать нечем! - Возмутился командир, но она только отмахнулась. Очистила рукавом и отнесла икону к противоположной стенке, сквозь щели которой пробивался тонкий лучик света, и поставила её на пол. Лик Христа. Смиренный и в то же время исполненный внутренней силы и мудрости; со взглядом, который почему-то вызвал у неё тогда оторопь и холодок внутри. Она долго не могла отвести взгляда от его глаз, пока парни не окликнули её: нужно было помочь оттащить к вездеходу покойного и всё его имущество. Албанских военнослужащих до тех пор в России ещё не появлялось - они воевали на Балканах, против Сербии и Греции. Поэтому командир решил обязательно показать тело убитого в штабе дивизии - может быть работающие там военные журналисты захотят написать заметку об успехах "самого могучего союзника" Гегемона Демократии.
   -Кончай пи... смешить. Чего собрались? - Народ явно растерялся от такой грубости. Мелон убрал с груди ладони и перестал поминутно закатывать к потолку зенки. Тоже, святоша нашёлся. Те, что внизу, замялись, переминаясь с ноги на ногу.
   Всё понятно: она не дала им поиграть в дипломатию. Ясно, как день, что смерть руководителей бунта и приезд в город византийцев связаны между собой. Но не пойманный не вор! Поди докажи, кто и что там делал под всеобщий шумок, если конкретно на месте преступления греков никто не видел, а в гостинице видели очень даже многие. Так что теперь можно трепать языками на эту тему сколько угодно - убитых всё равно не воскресишь. И хотя вот эти стоящие возле лестницы хмыри подозревают их, конечно же, в этом дерзком покушении, но надеяться им остаётся только на случай: чтобы кто-нибудь из византийцев случайно проболтался или какой-нибудь иной глупой выходкой выдал бы себя. Вот и стоят, строят друг другу глазки, искоса наблюдая друг за другом и терпеливо выжидая удобного момента.
   Хреновы дипломаты.
   Настроение Констанции испортилось. Во-первых, хоть раз захотелось нормально, по-человечески поесть: из нормальной чашки, с ложкой и вилкой в руках, да за чистым столом с салфетками...
   Во-вторых, ребят вспомнила из своего взвода. Ведь все погибли до единого. Вовка, земляк её, так тот предвидел такой исход ещё в самом начале операции: подложить ядерный фугас под антенну сверхмощного натовского локатора, расположенного за несколько тысяч километров за линией фронта - этого не делал ещё никто. А они сделали. И возвращаясь, домой, уже на обратном пути получили новую вводную - уничтожить британскую тыловую базу снабжения где-то на пол-пути между Смоленском и Москвой. Они выполнили и это, хотя гарнизон охраны, как, оказалось, насчитывал почти две тысячи человек.
   Это был не бой - настоящее бойня! Ещё немного, и стволы автоматов начали бы светиться в темноте - до такой степени они раскалились. Британские офицеры ползали на коленках, в грязи и умоляли сохранить им жизнь, а солдаты - те просто сотнями разбегались в разные стороны, бросая оружие и крича, что они уже устали от войны и хотят домой. Она слышала и раньше, что среди натовцев ещё со времён войны в Индокитае нет никого трусливее англичан, но не до такой же степени!
   Во время штурма Жекин взвод потерял в тот день двоих убитыми и ещё шесть человек раненными. Из трёх бэтэров два сгорели. Пришлось раненных и захваченную на английской базе документацию вывозить на уцелевшей машине, а самим выбираться за линию фронта пешком. Однако уйти им не дали: бандеровцы и эстонский батальон ваффен СС обложили со всех сторон так, что даже мышь бы не проскочила. Пришлось отступать к московским руинам и вместе с гарнизоном столицы уже там давать свой последний бой.
  
   Констанция некоторое время стояла оперевшись на перила лестницы и неподвижно смотрела в одну точку. Ту икону она всё-таки унесла с собой. Хотя парни и подтрунивали над ней. Говорили, что теперь она точно откроет свой приход. И променяет автомат на кадило. А она тогда всю ночь проплакала возле неё, умоляя сделать так, чтобы эта война закончилась как можно быстрее, а новой больше никогда бы не возникало.
   Внезапно, неожиданная догадка ударила её как заряд электрического тока: так может быть, это её переселение сюда было вовсе не причудливым, случайным искривлением пространства-времени, а вполне целенаправленным действием так называемых "высших сил"? Ведь она сама несколько часов подряд лила слёзы и сопли, чтобы только Он её услышал и прекратил бы это ужасающее безумие!
  
   Голос трактирщика заставил её встрепенуться.
   -Так ведь, это... народ как вчера собрался вечером, так всю ночь и проговорил.
   -М-да? Ну и чего вы рассказывали друг дружке? - Не подавая вида об мучивших её чувствах, Констанция без колебаний прошла к столу и села на лавку. Терзаемая зверским голодом она заглянула вовнутрь во все горшки, решая, что ей подойдёт, а что нет. Содержимое одного котелка, она не колеблясь, свалила в другой, смешав при этом гороховую кашу с тушёными овощами. В опустевший накидала куски запечённой рыбы и жареного фазана - это всё она оставила для себя. Горшок с горохово-овощным содержимым пододвинула Мелону, отчего тот аж хрюкнул от радости. Остальные византийцы тоже времени даром не теряли: налетели на еду, обильно запивая её на дармовщинку довольно неплохим местным вином.
   -Так, это... про гиену огненную всё судачили, как она воеводу нашего - Златана глодать начала. Люди промеж собой говорят, что и Симеона тоже она утащила. Больше некому. Ворота на ночь были закрыты, чужие в городе не останавливались. Вы хоть и слуги императора, но тоже всё время были на виду. Так что больше некому!
   Констанция едва не подавилась. Мелон жирными руками с готовностью помочь, похлопал её по спине, так что на платье осталась пара явственных тёмных отпечатков ладони, а вместо едва уловимой ауры изысканных благовоний, от неё теперь распространялся во все стороны лишь тяжёлый запах чесночного соуса. Однако сей прискорбный факт, не поверг её в уныние, ибо уныние есть тяжкий грех. Так, по крайней мере, учил её бывший командир Жека.
   Констанция с благодарностью посмотрела на старого обманщика. Ещё у неё зачесалось под лопаткой, но стоит ли сейчас говорить об этом вслух? Не дай Бог, и впрямь кто-нибудь захочет помочь. Коллеги по ремеслу выхватывали прямо руками понравившиеся им куски, сосредоточенно жевали и обгладывали их, позабыв про всё на свете. Жир потоками стекал по подбородкам, по рукам, затекал прямо в рукава и зашиворот.
   "Господи, какая прелесть, это ваше средневековье! Хоть бы умылись после такого свинства". - Подумала она.
   -Кх-м... - возле стола всё ещё стоял хозяин гостиницы.
   -Так что вы там решили?
   -К тебе, почтенная, решили обратиться. Ведь никто из нас, отродясь не слыхивал про ту гиену. А тут вчера все как с цепи сорвались: командиры-то наши враз окачурились. Уж такое горе, такое горе! Златан - воевода наш - и тот присмерти. Хотели кровопускание ему сделать, так от него все пиявки отворачиваются. Вену надрезали - кровь-то пошла, да вся какая-то тёмная, как будто с трупа. И в жару лежит, без сознания, уже с самой ночи. Старики говорят, отравлен он. Мальцы, что вчера, в пожарном дозоре подворья обходили, злого духа видели! Сказывают, что это он воеводу нашего ядовитым зубом укусил, а голову прирезал аки свинью. Может, он и был Искусателем? Чёрный, такой, и ростом невиданной высоты!
   Констанция при этих словах от возмущения опять подавилась и Мелон изловчившись, таки, долбанул ей ещё раз жирной рукой по спине. Писец. Теперь без стирального порошка бедное платье остаётся только разве что отдать какой-нибудь местной Парашке. В качестве подарка для долгой и счастливой носки.
   -Скажи нам, как его от города-то теперь отвадить?
   -Какое невежество... - пробурчала Констация - не знать, как оборониться от сатаны.
   -Сделай милость, научи нас, а мы заплатим! - Воспрянул абориген.
   Констанция рукавом вытерла губы и сыто срыгнула: свинячить, так до конца!
   -Так! Перво-наперво, достойно похороните погибших. И помните, что злой дух не переносит святого креста. У вас есть нательный крестик, вот как у меня?
   Она достала из выреза платья серебряный крестик на обычном шнурке и показала его болгарам. За два дня до того, как попасть сюда, в прошлое, она сняла его с убитого Жеки. Посмотрела и невольно задумалась: Жека, Жека... Чёрт дёрнул тебя тогда вылезти вперёд всех! Первый же выпущенный врагом снаряд и оказался твоим...
   Болгарин осторожно, немного опасливо, взял в свою ладонь маленький серебряный крестик с изображённым на нём распятым Христом. Остальные тоже склонились над ним, внимательно разглядывая.
   -Во! Глянь-ка! Человек распят на кресте! За что же его так? - Удивился один из бразеров хозяина постоялого двора.
   -Долго объяснять... - вздохнула Констанция. - Придут другие, лучшие, чем мы богословы, они и объяснят. Вам же пока будет достаточно и простого креста. Повешайте его на верёвочку, или цепочку и носите на здоровье. Когда будет тяжко, поцелуйте его и попросите Господа, чтобы помог вам. Вот и всё!
   -И ты думаешь, что этот маленький крестик нам поможет? - Сощурившись, недоверчиво, спросил один из мужиков.
   -Проверено. - Кивнула она - А теперь хватит трепаться. Давай, веди нас к своему воеводе.
   Воевода жил в высоком, сложенном из плохо отёсанных каменных блоков доме. И крыша его тоже была более-менее цивилизованного вида: из дощечек, аккуратно уложенных рядами наподобие черепицы. Вокруг самого дома, очевидно, располагалось довольно много надворных построек, но из-за высокого глухого забора разглядеть что-либо внутри было невозможно. Только макушки крыш возвышались над зубцами частокола. Стражник - в кожаной рубахе, шлёме-шишаке и с небольшим боевым топором, небрежно засунутым топорищем за пояс открыл ворота и тут же отшагнул в сторону, освобождая дорогу гостям.
   Констанция с интересом рассматривала всё вокруг. Фантастика! Так вот как они, братья-славяне жили в старину! Вот уж никогда бы не подумала, что собственными глазами когда-нибудь сможет увидеть настоящий домострой, без придури эмансипированных наркоманок, завсегдатых кабинетов гинекологов с послужными списками не меньше чем из полудюжины абортов на каждую.
   Рядом с высоким крыльцом стоит привязанный к резному столбу боевой конь. Вороной, сытый, холёный, шкура аж лоснится. На спине коня седло. Сразу видно, что не для потехи оно, а для реальной битвы, для настоящего средневекового рыцаря. Добротное, сшитое из такой качественной кожи, что любой модельный салон обзавидовался бы. Народец, что толокся на крылечке ещё издали узнал вновь прибывших и расступился, давая им пройти. Крепкая дверь из лиственницы-пятёрки бесшумно отворилась, без скрипа и легко, стоило только её потянуть за ручку на себя. Причём Констанции с её ста семьюдесятью двумя сантиметрами пришлось изрядно пригибать голову, чтобы войти. Их провели через прихожую во внутренние покои дома. Здесь уже, как она успела заметить, бычьих пузырей на окнах не было, а свет проходил либо сквозь приоткрытые продухи, либо через застеклённые толстыми кусками грубого стеклоподобного материала проёмы.
   Хозяин лежал в самой последней, дальней спальне. Констанция без церемоний подошла к его ложу и взяла руку, нащупывая пульс. Воевода открыл глаза, судорожно сглотнул. Странно, но он с первого взгляда понял, кто к нему пришёл. Ведь когда стоишь на пороге смерти, то все чувства обостряются и то, что ты не смог разглядеть ещё вчера, в эти минуты особенно сильно бросается в глаза.
   -Выйдите отсюда все!
   Собравшиеся зашевелились, бросая взгляды на родственников воеводы и успевшего уже стать местным авторитетом "епископа". Они явно ожидали, как те прореагируют на то, что чужая баба, едва переступившая порог господского дома вдруг берётся в нём командовать так, как другая не посмела бы и в своём собственном.
   -Я сказала: все вон! Вернётесь, когда позову.
   Первым вышел старший сын. За ним потянулись и все остальные. Констанция присела на кровать, вытерла ладошкой пот со лба больного и вздохнула:
   - Плохое дело вы тут задумали. Много народу бы погибло, ради вашего обогащения. Ты - воевода. Людей обязан был защищать и в том клятвы давал. Да? Как же ты согласился участвовать во всём этом дерьме? Ведь не сам же ты всё это придумал, верно? Можешь не отвечать, сама вижу.
   Болгарин отвернулся. В уголках его глаз виднелись слёзы. Ясно. Кому же хочется умирать, когда ещё столько нужно было успеть сделать. Да ещё и с осознанием собственной неправоты. Так может подохнуть только собака, которая схлопотала оглоблей по спине за то, что набросилась на своего доброго хозяина. Смерть достойная порицания. Воевода готов был выть от презрения к самому себе. Разве таким он видел свой конец, когда брал в руки меч и торжественно давал клятву - не ромейскому императору - сородичам! Что будет беречь их покой и достаток пуще собственной шкуры. Стыдно, аж сил нет!
   Констанция, тем временем, развязала узелок, который принесла с собой, и достала из него футляр аптечки. Открыла его - и вздохнула - там оставался последний шприц-тюбик с антидотом. Воевода с ускользающим вниманием следил за её действиями, было видно, что ему опять становится плохо и он вот-вот потеряет сознание. Вполне возможно, что уже навсегда. Она откинула одеяло из волчьих шкур. Мужчина лежал на кровати в домотканом исподнем - в портах и длинной выбеленной льняной рубахе.
   -Будет немного больно, но ты потерпи и не вздумай дёрнуться! - Предупредила она его и сквозь штанину воткнула иголку в крепкое, как у хорошего коня, бедро. Потом отсыпала на стоявшую возле кровати лавку адсорбирующие гранулы, которые у неё всё ещё оставались и, торопливо спрятав обратно в узелок футляр аптечки, позвала остальных. Первым вошёл старший сын воеводы.
   -Проследи, чтобы вот эти шарики ему сегодня скормили в течение дня. Если не сможет проглотить, растолките и дайте вместе с водой. - Сказала она.
   -Что это? - Удивился тот, внимательно рассматривая жёлтенькие желатиновые капсулы с микропористой наноструктурной составляющей внутри. Такие таблетки в Российской армии теперь применяют вместо устаревших таблеток активированного угля. Растворяясь в желудке и всасываясь в кровь они способны эффективно очищать организм от всякой дряни вроде свободных радикалов, токсических веществ, радионуклидов и ещё много чего в этом же роде.
   -Много будешь знать, скоро состаришься! - она хлопнула его по плечу и пошла к двери - И гони всех от него подальше. Мать пусть рядом сидит. Того и хватит.
   -А епископ?
   -И ему нехер тут делать. Пусть лучше идёт народ крестит.
   -Чего?
   Не ответив, Констанция вышла.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Успех, или катастрофа?
  
   Этот день прошёл благочинно и без особых событий. Было жарко. Солнце пекло так, что внутри здания стало как в парилке. Только вместо пара клубились рои мухаты, привлечённые сюда ароматом конюшни и луж с помоями. Обалдевшие от жары вездесущие клопы нет-нет, да и выбегали наружу и, пробежав по полу с высунутыми языкоми прятались в какую-нибудь щель, где на их взгляд было попрохладней. Констанция стащила с себя платье и переоделась в армейскую маечку-безрукавку цвета хаки. От камуфляжных брюк отпорола ножом штанины и таким образом получились вполне приемлимые шорты. Жалко только, что в местных "супермаркетах" не достанешь пляжных шлёпанцев. Тогда кайф был бы полным. Впрочем, и те неуклюжие сандалетки, что дали ей ещё в Царьграде, тоже вполне сгодились. Вот если бы у них ещё были и каблуки!
   У Мелона защемило сердце, когда он увидел её в таком виде, да не где-нибудь, а в самом центре города: на рынке. Позади неё, хихикая, кривляясь и показывая пальцами, тащилось десятка полтора подростков. Бабы болгарки, попадавшиеся ей на пути, чаще всего плевались и заставляли отворачиваться своих дочерей, чтобы те не видели подобного непотребства - "голую бабу". Голую, - это по их представлениям без платка, убруса или ещё какой-нибудь херни на голове, с открытыми выше ступней ногами. Да ещё и с татуировкой оскалившегося леопарда на плече - эмблемы её батальона.
   -Что ты здесь делаешь! - Зашипел Мелон
   -Отъ...ь. Не видишь: хочу купить зелени на салатик.
   -Какой салатик! В таком виде!
   -Мне жарко.
   Констанция углядела возле лавки гончара бочку до краёв наполненную водой. Подошла, критически осмотрела её. Потом выкинула за лапку плескавшегося в ней лягушёнка и, взяв деревянный ковшик, который висел тут же прицепленный изогнутой ручкой к стенке бочки, принялась обливаться, шумно отфыркиваясь и довольно щурясь.
   Мелон застонал, как от зубной боли:
   -Что ты делаешь! Отсюда люди пьют, а ты здесь плещещься!
   -Пить надо минеральную воду, а не эти помои с лягушками.
   -Идём, идём скорее, пока старейшины тебя за беспутство заживо камнями не забросали!
   -Я сама забью кого хочешь!
   -Одна, весь город?
   Констанция на минуту задумалась и, в это время Мелон умудрился таки утащить её с рынка.
  
   Вечером, незадолго перед заходом солнца в гостиницу пришёл сын воеводы
   -Как отец? - Спросила Констанция.
   -Ему уже лучше. Спасибо. Ты дала ему очень хорошее лекарство. Он просил передать тебе вот это...
   Она взглянула - на ладони юноши лежал серебряный перстень с голубым аккуратно отшлифованным камнем. Очень тонкая работа, которую, пожалуй, можно было сделать только под микроскопом.
   -Какая прелесть!
   -Это тебе в подарок.
   -Мне? - удивилась она.
   --Ну да. Отец сказал: - за сохранённое имя.
   Она аккуратно взяла перстенёк и надела себе на палец.
   - Смотри, в самый раз!
   -Вот и носи его на здоровье.
   -Спасибо!
   -Это тебе спасибо.
   Парень поклонился и вышел.
   К ночи духота спала. Ей принесли в номер большой медный таз с тёплой водой, чтобы ополоснуться перед сном. Потом вошёл Мелон.
   - Завтра уезжаем. Карета уже починена. Своё дело мы сделали. Практически вся верхушка бунтовщиков уничтожена. Так что надо сматываться.
   Мелон с суеверным ужасом смотрел на умывающуюся над тазиком Констанцию и руки его слегка тряслись. Только теперь, спустя сутки, ему стали известны все подробности происшедших накануне событий.
   -Я ведь не просил тебя убивать городского голову - слабо попытался протестовать он.
   -А что мне было, молиться на него? Очень уж прыткий оказался мужчинка. Да и подонок преизряднейший. Ведь это он всю эту бузу затеял. И мужиков подговорил. Надо было бы по-хорошему ему паяльник в гузно воткнуть да подержать подольше, чтобы раскаялся, да только пустое это дело: такие мерзавцы никогда не сожалеют о своих поступках. И судьба, тех, кто потом станет отдавать свои жизни, их совершенно не интересует. Плевать им на всех остальных. Так что прикончила я его без всякого сожаления.
   А сейчас спать. Спать-спать-спать... Если опять попытаешься разбудить меня на рассвете, стукну по лбу. Понял?
   Она плюхнулась на кровать и мгновенно вырубилась.
   -Ох, чую я, оторвут мне в Константинополе голову из-за тебя, девица. Ни император, ни Патриарх не простят мне, что такого благородного человека без их высочайшего разрешения тронули.
   -Яйца им оторву. Причём без новокаина. - Пробормотала засыпающая Констанция.
   -Без чего? - Удивился византийский шпион. Ответом ему было лишь лёгкое посапывание.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Италия.
  
   Во время последнего большого сражения король готов Тейя погиб на глазах Радомира - примерно метрах в тридцати от командного пункта Нарзеса и его штаба. Готский король стремился пробиться к шатру главнокомандующего, но когда до него оставалось буквально рукой подать, был убит. Его как тряпичную куклу подняли на копья. Радомир ясно слышал, с каким хрустом железные наконечники копий разорвали его плоть и переломали кости.
   А потом остатки так и не покорившегося народа готов, прошли сквозь расступившиеся перед ними римские легионы, погрузились на корабли своих союзников и уплыли восвояси. С оружием и знамёнами, похоронив всех своих павших, до единого человека...
   Радомир стоял всего в трёх шагах от качающихся на плечах готов носилок из перекрещенных копий и смотрел на их успокоившегося, на веки вечные, Последнего Короля... На его мёртвенно-бледное лицо... Он поразился его молодости - наверное, они были с ним одногодками... Ветер шевелил длинные белокурые волосы короля Тейи и одновременно его иссечённый и прорванный в нескольких местах боевой стяг, которым товарищи накрыли его тело...
   Римские легионеры помогали готским воинам рыть могилы для павших - ведь тех в живых оставалось совсем немного, да и то в основном раненные.
   Радомир подошёл к двоим - пацану лет четырнадцати, в разорванной кожаной куртке-безрукавке, и с перемотанной грязной тряпицей левой рукой и коренастому крепышу со слезящимися прищуренными глазами и всклоченной русой бородой...
   Кого они здесь хоронили? Кого-то из своих родственников? Брата или сына?
   Двумя короткими, сильными ударами крепыш срубил небольшое деревце. Ещё несколько взмахов и новый крест был почти готов, нужно было лишь перевязать и закрепить его. Пацан хотел, было развязать свою окровавленную повязку, чтобы связать ею палки, но взрослый воин жестом остановил его. Радомир снял с шеи свой шарфик и присел на корточки, чтобы доделать крест. Когда всё было готово, он сам же и вдавил его нижним концом в землю.
   С минуту они стояли и молча смотрели друг другу в глаза. Потом гот положил пацану руку на плечо, и они пошли прочь, к своим, не оглядываясь и не останавливаясь...
  
   Армия ещё трое суток простояла на месте битвы. Ромеи прочёсывали местность и уничтожали рассеявшихся по окрестностям готов, разыскивали разбросанные по полям и виноградникам трупы и тут же поспешно их хоронили, пока чума не начала своё ужасающее хождение по всей стране, от дома к дому. Затем Нарзес с основной частью армии опять ушёл к Неаполю, а четыре когорты тяжёлой пехоты, с ауксилариями и лучниками продвинулись до
   небольшого латинского городка Рима и встали на его окраине лагерем.
   Кентурия Радомира вошла внутрь городка и поставила свои палатки прямо на городской площади, на Палатине. Здесь, подальше от перипетий войны нашёл своё пристанище глава западной церковной епархии. Тот, чью должность спустя время почему-то все назовут Римским Папой.
   От нечего делать Радомир бродил возле строившегося папского дворца, гонял прутиком совершенно обнаглевших свиней, облюбовавших себе место для сна возле палаток гвардейцев. Свиньи беззлобно хрюкали и ожидали, пока кто-нибудь из солдат не выбросит, какие-нибудь объедки или не выльет на землю ведро с помоями. Эти хитрые создания с вечно бегающими в поисках съестного глазками не обижались на лёгкие пинки, которыми их награждали все кому не лень и лишь лениво отбегали немного подальше, чтобы уже через пару минут вновь вернуться на своё прежнее место.
   Кентурион сидел на солнышке на складном стульчике и сентиментально улыбаясь, подкармливал хлебными крошками квохчущих у него под ногами кур.
   -Когда-нибудь, когда война совсем закончится этот забытый богом посёлок превратится в маленький и уютный городок, с важным, толстопузым градоначальником из отставных солдат-пенсионеров, с небольшим храмом в центре вот этой площади и может быть даже с собственной общественной баней, где будет раз в неделю собираться весь местный цвет - самые уважаемые свинари и козопасы.
   Радомир улыбнулся: - А куда денется этот епископ, около задницы которого мы уже торчим тут целую неделю, в этой деревенской глуши?
   -А-а... - кентурион махнул рукой. - Ему тут тоже нечего делать. При первой же возможности сбежит куда поприличней: в Равенну или Неаполь или вообще в Галлию - там говорят его тоже сильно уважают. Кому нужно это захолустье! - он кивнул на открывающийся с холма чудесный сельский пейзаж. Аккуратные, словно игрушечные крестьянские домики с жёлтыми соломенными крышами, окружённые со всех сторон возделанными полями, зеленеющими огородами и садами.
   -Но дворец-то ему строят!
   -Начальство всегда строит себе дворцы. Стоит тебе или мне вдруг стать большими начальниками, как мы тоже тут же начнём строить под себя новый дворец. Ладно, хватит прохлаждаться, а то при такой жизни скоро отрастим себе задницы, не меньшие чем у этого попа. Иди, собери всех наших.
  
  
  
  
   Тайное становится явным.
  
   Император прищурившись, пристально наблюдал за своим помощником.
   И под этим пытливым взглядом Бруксий весьма неважно себя почувствовал.
   -Ты справился с этой ужасной угрозой и с моих плеч свалился тяжёлый камень. В такое время, когда вокруг империи сплотилось столько врагов, было бы некстати истощать свои силы на внутренние междоусобицы. Как тебе удалось достичь такого великолепного результата? Мне докладывают, что вся Болгария объята паникой, что храмы полны народа и что все уверены в том, что связанные с мятежниками люди, прокляты самим Богом. Говорят, будто Смерть ходит по пятам мятежников и жестоко расправляется с ними. Уж не знаю, то ли плакать, то ли смеяться, но на такой поворот дела я даже не смел и рассчитывать, отправляя тебя на это сложное задание. Назови мне имена агентов, принимавших участие в этой операции. Я желаю встретиться с ними и лично отблагодарить со щедростью достойной басилевса империи. Ступай, и через час я вас всех жду в своей приёмной.
   -Слушаюсь, басилевс! - Бруксий низко поклонился и, пятясь, вышел за двери. Там он вытер себе платочком испарину со лба и шумно выдохнул: - вот и приплыли!
   Охранник, стоявший рядом на карауле даже бровью не повёл - за те шесть лет, что он тут провёл он и не такого насмотрелся. Этот чиновник всего лишь вылетел из приёмной сопревший как будто из парилки. А были и те, кого выносили отсюда без головы.
   -Ну да, тебе не понять когда через полчаса заставляют воскресить человека, который умер ещё три месяца тому назад.
   Часовой даже не моргнул в ответ на эту тираду, и Бруксий в сердцах махнул рукой и засеменил прочь.
  
   Констанция в это время сонно жевала фаршированные финики и рассматривала картинки в толстенной книжке. Тяжёлая, сшитая из пергаментных листов книженция, вся усыпанная драгоценными камнями и покрытая позолотой. И такая муть! "Житие святых угодников"... Даже картинки хоть и были писаны разноцветными чернилами, но нарисованы столь неуклюже, что просто смешно. В её мире любой пятилетка нарисует не хуже. Может, стоит заняться здесь издательской деятельностью? Начать сеять "вечное и доброе", придумать печатную машинку, шрифты, построить типографию и сидеть спокойненько где-нибудь на берегу моря, в собственном дворце и только бабки пересчитывать...
   Пока не придут турки и не сделают всем кирдык. Она откинулась на кровати и закрыла глаза.
   Скукотища!
   В дверь поскреблись. Вошёл Бруксий. Чем-то встревоженный и запыхавшийся так, будто его гнали километров этак, пяток предварительно обильно смочив зад скипидаром.
   -Собирайся! - Приказал он, кидая ей прямо на голову ворох дорогого платья.
   -Куда, а главное, зачем? - вяло откликнулась она, продолжая, как ни в чём нибывало рассматривать трещинки на потолке.
   -Басилевс желает тебя видеть. Вставай!
   -Зачем, чтобы опять казнить?
   -Вставай живо! Экипаж уже подан, нас ждут во дворце.
   Констанция тяжко вздохнула, но всё-таки встала с кровати. Шаркая, она подошла к тусклому бронзовому зеркалу, висящему на стене и, приглаживая вихор причёски-ёжика заглянула в него.
   -Обратите внимание дамы и господа, какая сплошная жопа вокруг нас.
   Она потрогала мешки под глазами, образовавшиеся после вчерашнего неумеренного употребления местного вина
   -Оденьте шляпу, миссис Бланш... А ещё лучше - намордник. Это как раз то, что будет вам сегодня особенно к лицу. Потому что в этой хреновой Византии нет даже туши для ресниц, а вместо тонального крема только свекольный сок и какая-то малярная краска!
   -Перестань ныть. Мы действительно очень спешим - император не может ждать нас слишком долго.
   -Может быть, ты выйдешь? Не видишь, даме нужно переодеться!
   Бруксий стрельнул глазами по её точёной, полной пластики и грации, фигуре и, сглотнув слюнки, вышел.
   -Ну-ну... - фыркнула Констанция, перехватив его взгляд.
  
   Примерно через сорок минут они прибыли в императорский дворец. Она с интересом разглядывала застывших на часах в полном вооружении гвардейцев и нашла что некоторые из них очень даже ничего. Даже попахивают какими-то примитивными благовониями, по сравнению с которыми приснопамятный "шипр" стал бы изысканнейшим парфюмом. В безразмерных карманах её кителя и брюк всегда лежали гигиеническая губнушка и сухой дезодорант в небольшой коробочке с выдвижным дном. И то и другое имело неплохой, нежный аромат цветов. Она за неимением лучшего воспользовалась ими, и теперь Бруксий ошалело вытаращился на неё, унюхав необычные, совершенно непривычные для его носа запахи. Однако вскоре его позвал вышедший из дверей приёмной императора референт.
   Сей молодой человек, вид имел крайне прелюбопытный: напудренное лицо и подведённые краской глаза, как у шахтёра, в кожу век которого намертво въелась угольная пыль. Открыв настежь тяжёлую позолоченную дверь, бедолага склонился в вежливом полупоклоне и замер, часто-часто мигая глазами. Констанция проходя мимо, послала ему воздушный поцелуй, чем вогнала в такой румянец, против которого оказался бессильным даже толстый слой пудры.
   Приёмная для деловых встреч была обширна и светла. На вид - типичная средневековая хорома с узкими стрельчатыми окнами и мутными пластинами допотопного стекла. Но и то ладно - хоть светло и не задувает по ночам!
   Император прохаживался из одного угла комнаты до другого и сосредоточенно рассматривал какой-то свиток. Этим свитком были данные о срочных, неотложных заявках военных для итальянской армии. Требуемые суммы впечатляли.
   Юстиниан тяжко вздохнул, откладывая бумагу в сторону. Ответ нужно было дать не позднее сегодняшнего вечера, но кто сказал, что вечер уже наступил? В любом случае, что-то придётся сильно урезать, потому что империя на текущий момент имела сразу две крупные армии, действующие в разных концах государства и, нехватка средств ощущалась особенно остро. Он повернулся к вошедшим, улыбнулся, искренне довольный оттого, что хоть где-то и что-то сделано как положено и при этом никто не орал: - "Денег дай"! И не начинал трясти его как грушу, в ожидании, когда с него что-нибудь сорвётся да упадет в алчущие ладони просителей.
   Готовые сорватся с его губ слова признательности и благодарности застряли в горле, так и не успев вылететь:
   -Ты? Опять ты?
   Констанция сделала реверанс и низко поклонилась.
   -Я, Ваше Величество!
   Юстиниан, грозно нахмурив брови, посмотрел на Бруксия. Но тот лишь пожал плечами:
   -Если бы не она, сейчас пришлось бы посылать в Болгарию не меньше двух легионов, чтобы ещё до снега взять под контроль перевалы. И ещё столько же пришлось бы добавить весной, чтобы осадить Сплит и не дать мятежникам объединить свои силы. Но и тогда, ещё не известно, справились бы мы с ними за один год или развезли бы войну ещё и на следующую зиму. А она нам в три дня всё загасила. Только вдов парочку оставила.
   -Одну. - Вякнула Констанция.
   -Что? - переспросил император.
   -Вдову - одну.
   -Ну да...Одну... Что же мне с тобой делать? Опять к палачу отправить? Напару с твоим незадачливым покровителем, который осмелился нарушить мой приказ. Или наградить тебя и отослать обратно на Русь?
   -Мне без разницы - туслым голосом заранее согласилась с любым решением монарха храбрая вояка. Идти на север, на Русь, где у неё не было ни одной родной души и где все разговаривали меж собой на каком-то странном, похожим на украинский, допотопном языке, ей не хотелось. Впрочем, как и окалачиваться в душном и пронизанном опасными интригами Константинополе, тоже.
   Юстиниан некоторое время ещё прохаживался вдоль стола с разложенными на нём писчими принадлежностями и теребил пальцами свою аккуратную бородку.
   -Хорошо. Ты действительно сослужила нам нелёгкую службу и достойна награды. Проси, что хочешь и, если только твоя просьба не будет чрезмерной, я охотно вознагражу тебя. Итак?
   -Отпусти на свободу рабов-руссов, сколько не жалко.
   -И всё?
   -Всё.
   -Странно, она опять просит за своих земляков и ничего не требует для себя лично. Ступай. Я обдумаю твою просьбу и удовлетворю её, как только сочту нужным.
   -Дура! - Сказал в коридоре Бруксий.
   -Сам дурак! - огрызнулась она.
   -Такой шанс попасться на глаза императору и понравится ему, может быть только один раз в жизни!
   -Плевать.
   -Ну, смотри, как знаешь. В чужую голову, особенно если она полна опилок, свой ум не вставишь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Воля басилевса.
  
   -Волею данною Нам от Господа Бога нашего, повелеваю наградить Констанцию, дочь Павла, за особые заслуги перед народом и сенатом Рима... - дальше пошло перечисление того, что с барского плеча прямо на её хрупкие плечики и упало. Тут тебе и тяжеленный серебряный хомут на шею - так называемая гривна - и долгожданный "домик" в два этажа прямо на берегу моря, как и заказывалось; и даже небольшая должность при дворе императрицы.
   Всё прекрасно!
   Но!
   За всё. Нужно. Платить. Не успела Констанция даже толком осмотреть своё новое жилище, как назойливый Бруксий уволок её обратно в столицу где принялся с таинственным видом нашёптывать на ушко какие-то совершенно ужасные сплетни об созревающем словно болючий прыщ новом заговоре провинциальной знати против басилевса.
   Знал, гад, на какие струнки надо давить!
   Констанция прежде никогда не имела своего собственного дома - хотя это всегда и было её самой заветной мечтой. Дедушка и бабушка, взявшие её на воспитание после смерти родителей вскоре сами попали под ракетный обстрел, когда отоваривали продуктовые карточки возле магазина. Несколько натовских реактивных снарядов разметали людей в разные стороны как тряпичных кукол, разрывая и раздирая их тела на куски и ошмётки и разбрасывая и перемешивая их между собой так, что нельзя было потом опознать и отличить одно тело от другого. Соседи отвели её на четвёртый день сиротства в детский приёмник-распределитель и началась с тех пор для неё казённая казарменная жизнь. Подъём и отбой по свистку. Приём пищи, а не обед, автомат вместо кукол и марш-броски до седьмого пота вместо романтических гуляний под Луной на пару с каким-нибудь лопоухим мальчонкой.
   Словом, мирная идиллия вокруг и щедрый подарок императора заставили её почувствовать себя обязанной по отношению к нему. И этим чувством благодарности немедленно и весьма подло воспользовались. Так что вперёд, Костик! Труба зовёт тебя перерезать новые чужие глотки, как того и требует горнило политической борьбы, причём во все времена, без исключений не спрашивая, хочешь ты того или нет, потому что все твои желания, все твои принципы и все твои страхи - здесь ровным счётом ничего не значат.
   Всю ночь перед своим следующим заданием Констанция проплакала до утра, а на рассвете даже не дождавшись Бруксия, который должен был привести ей помошников, ушла и сама сделала всё так, как считала нужным.
   Во дворец она явилась лишь через несколько дней встельку пьяная, испачканная в крови и грязи, с синими кругами под глазами и с трясущимися руками.
   Брандульф и кладезь мудрости.
  
   Библиотека. Уходящие под потолок стеллажи с книгами и свитками практически на всех языках мира.
   -Сколько же их здесь?
   -Здесь? Около трёх тысяч. И в остальных библиотеках Константинополя ещё тысяч десять. Такого количества книг ты больше не найдёшь ни в одной стране мира. Наша империя воистину светоч мудрости! Юстиниан подтянул к себе лестницу-"переноску" и вскарабкался по ней повыше. Достал с полки какой-то толстенный фолиант с потемневшей от времени обложкой.
   -Н-да... Давненько он мне не попадался на глаза. - Перелистывая страницы пергамента, император отошёл в сторону. Потом щёлкнул пальцами и обратился к смотрителю - Эй! Трибониан! - седобородый, с коротко остриженной "профессорской" бородкой человек оторвался от своего манускрипта и посмотрел на императора.
   -Я возьму? - Трибониан кивнул и вновь углубился в чтение.
   - Ну вот, можешь оставаться здесь, сколько хочешь, а я, пока есть время, пойду, полежу часочек, почитаю, да может быть и вздремну маленько, а то из-за этой проклятой грозы полночи бревном пролежал. Уснул только, считай под самое утро...
   Юстиниан ушёл с фолиантом "Путевые заметки Какуса Старшего" подмышкой. Брандульф стал осторожно обходить казавшиеся ему бесконечными ряды шкафов и вглядываться в названия книг, аккуратно расставленных по всей длине полок. Здесь шли сплошняком сочинения по юриспруденции, своды законов самой империи и соседних с ней "варварских" королевств. Тема весьма интересная, особенно для того, кто сам лишь совсем недавно спокойненько поедал сырое мясо и жил посреди дремучего леса в убогой землянке.
   "Вот она где, настоящая-то мудрость!" - У Брандульфа аж дух захватило, как от затяжного прыжка. Он с трепетом снял с полки самую толстую книгу "Судебные постановления Богоравного императора Константина Великого" и раскрыл её. Трибонан со страхом и удивлением посмотрел на него:
   - Как ты себя чувствуешь? В порядке?
   -Нормально. А что?
   -Да нет... Ничего... - Трибониан абсолютно точно помнил, что за все те двадцать лет, что он провёл здесь, в читальном зале - этот странный гот стал всего лишь вторым, кто снял с полки эту совершенно скучную, снотворную книгу. Причём первым её читателем был сам император, когда принялся готовить свою законодательную реформу.
   Двадцать дней... Двадцать дней Брандульф как завороженный вчитывался в каждую строку этой книги. Последняя страница, перевернувшись, закрыла собой не только трактат покойного ныне императора, но и всю его, Брандульфа, прежнюю полную дикого невежества жизнь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть вторая.
  
   Перемены.
  
  
  
  
  
  
   "Карлик, у которого нет ничего,
   кроме знаний, боится силы".
  
   Адольф Гитлер.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Два года спустя.
  
   Что-то произошло - едва уловимое, но очень важное, ибо теперь, глядя на Брандульфа, ни у кого язык бы не повернулся назвать его косноязычным варваром.
   Наставления по военному делу, сочинения священников и философов, финансовые отчёты и материалы по важнейшим судебным процессам, заметки путешественников и доклады разведчиков работавших в сопредельных странах в прежние времена... Империя через все эти бесконечные потоки материала представала перед его глазами во всём своём многообразии и динамике.
   Закончив работу в имперской библиотеке, Брандульф начал делать заказы из Александрии, Фив, Антиохии. Книги стали приходить в его адрес целыми сундуками, образовывая собой пирамиду почти в половину человеческого роста. Два года, словно сомнамбула он штудировал важнейшие сочинения, прерываясь только на непродолжительный сон и кратковременный послеобеденный отдых. Постепенно вокруг него и Трибониана образовался некий кружок средневековых интеллектуалов, любивших посидеть иногда допоздна за столом, с хорошим вином и закусками и поговорить о том, о сём. Примерно раз или два в месяц Юстиниан находил время и присоединялся к ним на правах собеседника. Обычно это происходило, когда он уже ближе к вечеру освобождался от текущих дел и заглядывал в библиотеку для того, чтобы вернуть взятую накануне книгу - работа над новым сводом законов продолжалась. Брандульфу бросилось в глаза на этот раз, насколько он выглядел утомлённым: серо-жёлтая кожа, впалые щёки...
   -Бьюсь из последних сил и всё через зад. Стоит уболтать одного, как тут же "встаёт на уши" другой. Не понимаю чего им всем надо? Ведь при Константине же жили нормально!
   -При Константине империи как таковой ещё не было и в помине. Был ни к чему не обязывающий союз с массой фактически независимых племён. Каждое из них делало что хотело, только на словах признавая над собой власть Рима, и все они старались лишь выклянчить для себя как можно больше византийских денег, словно соревнуясь между собой, кому это удастся сделать лучше других. Их верхушка получала ни за что сенаторские и консульские звания, земли, привилегии. Они готовы были буквально ползать в твоих ногах, лишь бы получить звание "предводителя союзного войска", а когда ты, наконец, кого-нибудь из них объявлял "королём", они тут же затевали свару.
   -Ну и что? Люди не ангелы. Я им даю общие для всех законы, умеренные налоги, открываю им торговые пути по всему миру. Ромеи несут по всей Европе цивилизацию, единобожие.
   -Вот именно! - Брандульф залпом допил своё вино - Налоги! А они разве нам говорили о том, что они хотят платить Риму налоги? Те же галлы или бритты только делали вид, что они наши подданные, а на самом деле они не были нам даже союзниками. Они вообще нам никто. Жалкие лжецы и демагоги, которые привыкли лишь паразитировать на нашем золоте и прикрываться в спорах со своими соседями нашими легионами. И все они мечтали пользоваться и тем и другим, как можно дольше и во всё больших масштабах.
   Но вот в один прекрасный день в их земли приходят назначенные тобой губернаторы и вместе с ними утверждаются и твои законы, которые вынуждают их уже всерьёз, действительно становиться римлянами. Вот тут они и начинают брыкаться! И пока рядом с их жилищами стоят твои легионы, им ничего другого не остаётся, как стиснуть зубы и спрятать свои языки себе в задницу, но стоит только убрать солдат, как тут же начинается бунт. Поэтому волна сепаратизма будет нарастать всё дальше и дальше.
   -И что ты предлагаешь?
   -Ты всё равно этого не сделаешь...
   -А всё-таки?
   - Плюнь на них.
   -Как это "плюнь?"
   -Оставь их всех в покое. Занимайся своим собственным народом. Перестань одаривать золотом неблагодарных дикарей, которые и через тысячу лет всё равно не станут цивилизованнее. Пусть не будет империи "от моря и до моря", но зато твой народ станет сам потреблять все произведённые им плоды.
   -Нет! Я не могу так поступить. Моисей завещал нам нести знамя Бога Единого во все уголки земли. Язычники должны быть побеждены от края и до края и обращены в истинную веру повсеместно.
   -Это невозможно.
   -Возможно!
   -Нет, невозможно!
   -Почему?
   -Потому что земля слишком велика! Мириады племён. Тысячи городов. Не хватит и всей жизни, чтобы их просто обойти, не говоря уже о том, чтобы завоевать...
   -У меня не хватит времени - у внука моего хватит. Не хватит жизни внука - дело продолжит правнук. И так до полной победы. Сыну моему будешь служить как мне?
   -Буду! Буду - загомонили порядком охмелевшие имперские интеллектуалы.
   -То-то! - возрадовался вполне удовлетворённый повелитель.
   -Я все твои книги прочитал. - Вдруг объявил Брандульф.
   -Я попрошу, чтобы тебе написали новые. Бумаги и пергамента у нас, слава богу, пока хватает.
   -Я хочу поехать в Италию.
   -В Италию? Какого чорта тебе там делать? Хочешь отдохнуть - я дам тебе свой корабль и плыви на Кипр. Там очень красиво и тихо как в египетской гробнице. Хе-хе! А в Италии, брат, сейчас плохо - там идёт война.
   -Нет. Я поеду в Италию. Хочу собственными глазами увидеть, как строится твоя империя.
   -Вот, упрямец... Хотя... В этом, кажется, что-то есть... Когда надумал уезжать?
   -А когда туда отходит ближайший корабль?
   -Корабли туда отплывают каждый день. Если надо будет, то поплывут ещё чаще. Не в этом дело. У меня есть одна мысль. Давняя. Всё не знал, кому её можно было бы доверить. Так, во-первых: ты за меня?
   -Конечно! - Кивнул Брандульф. Юстиниан поднялся со своего ложа.
   -Вынужден, благородные господа, оставить вас - государственные заботы не оставляют меня в покое даже во время пира с друзьями... К сожалению, достопочтенного Брандульфа я тоже должен увести вместе с собой.
   - У-у-у... тут ещё столько недопито...
   -Оставьте на следующую пятницу. Если не случится ничего экстраординарного, то я вновь присоединюсь к вашей приятной компании!
   -Договорились!
   Положив Брандульфу руку на плечо, император отвёл его в соседние покои и там подёргал за скрытый за портьерой шнурочек, вызывая охрану. Позвякивая доспехами, вошёл офицер-славянин, замер, вытянувшись по стойке "смирно".
   -Проследи, пожалуйста, чтобы никто нас не подслушивал. Я буду в соседней зале. - Сотник отсалютовал и всё также, звеня пластинами катафракты, отправился расставлять дополнительные посты возле смежных дверей.
   -Дело вот в чём. Вся моя свита, все приближённые ко мне люди находятся под пристальным вниманием самых разных дворцовых группировок. Никому из моих старых друзей нельзя было доверить такое задание. Тут нужен новый, никому не известный, находящийся вне всяких подозрений человек. Такой, чтобы его не боялись. Вот вроде тебя.
   -Шпионить?
   -Шпионов у меня у самого хватает! - Хмыкнул Юстиниан. - Нет, тут нужен скорее наблюдатель. Аналитик!
   Дело вот в чём. Епископ Западной империи - тебе ведь известно, что для простоты управления я разделил государство на две части: Западную и Восточную империи. И в каждую назначил по правителю-императору и по двум соправителям. Епископ Западной римской империи обосновался в какой-то захудалой деревеньке в центре Италии, переименовал её, словно издеваясь надо мной, в Рим и теперь во всеуслышание заявляет о том, что необходимо, возродить Империю Запада, утраченную, якобы, в прежние времена. В свой чисто формальный сан, этот прощелыга намерен вложить теперь вполне реальную власть, и он ищет для этого себе опору среди всех тех, кто недоволен моей политикой и вообще Империей. Мне почти ежедневно докладывают о его заигрываниях с королями готов и франков, с бургундами, вандалами, алеманами. Мне всё это очень не нравится. Я считаю его действия крайне опасными, способными спровоцировать варваров на такие нехорошие поступки, до которых они самостоятельно, своим умом, никогда бы не додумались.
   Поэтому, для меня было бы крайне желательно, чтобы ты, являясь некой "свежей головой" - непредвзято оценил бы, находясь непосредственно на месте событий, то, как далеко могут завести нашего друга в рясе все эти его "смелые" речи про "погрязший в пороках Царьград". Кто там подвизается у него в единомышленниках, откуда денежки капают на весь этот балаган. Ну и всё такое прочее. Причём мне вовсе не нужен очередной стукач - мне всего лишь нужно знать, стоит ли мне опасаться его возни и предпринимать более решительные шаги, или же пусть брешет и дальше, а ветер, как говорится, унесёт...
   -Хорошо.
   -Когда хочешь отплывать?
   -Завтра.
   -Завтра? Зачем же так спешить?
   -А зачем тянуть, если уже всё решено?
   -Ну да, логично... Как хочешь... Завтра так завтра. На моём личном корабле тебе отплывать, конечно же, нельзя будет. За тобой придёт мой доверенный человек. Он будет твоим слугой, охранником и связным со мной лично. Он же проводит тебя на другой корабль. Обычный, коммерческий. На нём и отправишься - чтобы быть вне всяких подозрений. Когда во всём разберёшься - сразу же напиши небольшой доклад - и после этого можешь быть свободен. Хочешь - возвращайся назад, во дворец и поступай ко мне на службу. Или преподавай в университете. Хочешь - путешествуй дальше или возвращайся к себе на родину, домой. Как пожелаешь.
   -Спасибо тебе, басилевс. Ты самый лучший в мире император и очень добрый человек.
   Юстиниан пожал плечами. Они пожали друг другу руки и Брандульф, поклонившись, вышел из покоев императора. Сделав шаг за порог, он отчётливо понял, что теперь уже никогда не сможет переступить его вновь...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Готы и римский папа.

  
   Радомиру "повезло" опять. Легионы ушли. Кто-то, преследуя отступающих на север готов, вступил в Нарбонну и двигался теперь по землям залитой солнцем Галлии, некоторые вернулись в Грецию, а вот Радомиру дали задание охранять покой и дражайший зад его святейшества. Епископ категорически отказывался от любой охраны, выделенной ему Нарзесом, потому что панически боялся нечаянного "апоплексического удара". Лишь когда ему предложили роту гвардейцев, сплошь состоящую из наёмников-варваров, он захлопал в ладоши. Наёмники - это понятно! Плати деньги и будет тебе верность! Чего ж непонятного? Как раз то, что надо!
   По условию договора охрана выделялась святому отцу на полгода - до примерного срока окончания задуманного Нарзесом похода по североитальянским землям. За это время ему предстояло самому позаботиться о своей безопасности и создать собственную охрану.
   Бывший уполномоченный императора, которого прежде охранял Радомир, величественно взошёл на корабль. Когда солдаты отсалютовали ему, он даже бровью не повёл. Радомир смотрел на него и поражался - чем меньшим положением обладает клерк, тем больше в нём апломба и спеси, прорывающихся наружу буквально в каждой его ужимке. Сам император в быту был чрезвычайно неприхотливым человеком, абсолютно чуждым роскоши и снобизма и лишь когда давал аудиенции в качестве Басилевса Империи, между ним и всеми прочими сразу же устанавливалась дистанция и пролегала непреодолимая черта, переступить которую, уже не дано было никому.
   А чем же прославился сей господин? Всё это время пан уполномоченный проводил пьянствуя и веселясь с местными проститутками, чем немало озадачивал и напрягал местных начальников, потому что каждый раз требовал себе всё новых и новых девочек.
   Поп же напротив был постоянно занят. Его ставка больше походила на потревоженное осиное гнездо, чем на оплот истинной веры. Хмыри самой подозрительной внешности нагло пёрлись к нему в двери и, оставляя ошмётки грязи на беломраморных ступенях нового дворца, исчезали в глубине покоев.
  
   Теренций - напарник Радомира повёл шеей. Хрустнули позвонки.
   - Трахает он его, что ли там...
   - Целует... по-братски, в щёчку! - усмехнулся Радомир.
   Сегодня им не повезло особенно: смена у парадного входа. А это значит, что весь день надо изображать из себя каменных истуканов и стоять навытяжку по стойке "смирно", да ещё при такой-то жаре...
   Внимание его вдруг привлёк благообразного вида седой как лунь пожилой мужчина и его молодой спутник, тащившие чуть ли не волоком довольно объёмистый и очевидно, очень тяжёлый сундук Челюсть Радомира так и отпала, когда новоприбывшие подошли поближе, и он смог разглядеть их лица:
   - Брандульф! - седобородый недоумённо поднял голову и секунду всматривался в лицо часового. Потом его лицо расплылось от уха и до уха.
   - Радомир! Ты-то как здесь оказался?
   -Я здесь на службе... Охраняю его святейшество... А ты, кажется, как начал мудрость собирать, так и по сию пору остановиться не можешь?
   -Мудрость? Да нет, всё гораздо проще. Император послал меня сюда, передать твоему епископу, новые книги по богословию, вышедшие недавно из под пера наших переписчиков. Так что я здесь задержусь совсем ненадолго.
   - А потом куда?
   - Хочу совершить путешествие по землям галлов и франков. Премного наслышан я о жестокости тамошних варварских королей, так что постараюсь собственными глазами увидеть, что там, правда, а где вымысел.
   -О мой бог... - глаза Радомира округлились - Да твой спутник, кажется, - женщина?! - Брандульф недоумённо посмотрел на него - Ну и что с того? Кто-то же должен готовить мне ужин и штопать одежду... Чего ты так удивляешься?
   Девушка хмыкнула и окатила его с головы до пяток ледяным взглядом. Под этими чёрными как два уголька глазами, Радомир сам, к собственной досаде, густо покраснел.
   -У тебя, когда заканчивается служба?
   - Да скоро уже...
   -Где мы здесь можем остановиться? Похоже, в этой деревне нет ни одного постоялого двора.
   -Нет, почему же, при резиденции епископа есть несколько комнат специально для гостей. Но там сейчас остановилась одна очень шумная варварская компания. И ещё вон там, на околице небольшой постоялый двор - наш либрарий недавно вышел на пенсию и решил остаться тут жить. Говорит, что всю жизнь мечтал пожить на природе, среди крестьян и тишины. Его дом вон там, в конце улицы, крайний слева, вы его сразу узнаете - он самый большой в том районе. А я, как закончу службу, так сразу же приду к вам.
   -Хорошо. Только пусти нас для начала к твоему попу. Побыстрей сбагрим эту церковную лабуду и пойдём отдыхать...
   -Да-да! Только подождите минутку, я заскочу к нему, доложу, что вы пришли. Без доклада он запрещает кому-либо заходить внутрь.
   Когда он вернулся, спутница Брандульфа подошла к нему вплотную, прямо нос к носу.
   - Ну и как? Доложился? - Ехидно спросила она.
   -Констанция! Только давай без драки и разврата! - окликнул её Брандульф. Она хотела, было, ещё что-то сказать, но тут из дверей вышел секретарь его святейшества:
   - Кто на приём? Проходите!
   -Ты их знаешь? - спросил его Теренций когда они исчезли за дверями.
   -Да. Старика. Мы вместе приплыли в империю из Киева. И я серьёзно беспокоюсь, всё ли в порядке дома. Отец обещался приехать в Константинополь ещё прошлым летом, но так и не приехал, и от него уже два года нет ни слуха, ни духа. Боюсь, что что-то случилось дома, если он не смог сдержать своего слова. На отца это непохоже. Чувствую, пришло время мне возвращаться назад.
   -А кто он у тебя? Чем занимается?
   -Купец.
   -А-а. Тогда всё понятно. У купца по дороге действительно, всякое могло случиться.
   Четверть часа они стояли молча и каждый думал о своём. Молчание прервал звук распахнувшихся вновь дверей, из которых выкатилось несколько домашних слуг, девушка Браннохдульфа и всё тот же секретарь епископа. Священник прямиком направился к сундуку и, судя по проявленной им при этом прыти, он представлял для него немалый интерес.
   -Вот этот сундук. Забирайте его и бегом несите к его преосвященству.- Скомандовал секретарь.
   -А вам, милочка, лучше подождать его здесь. - Он презрительно окинул её взглядом с головы до ног и остался с таким видом, будто перед ним материализовался, воплоти, сам сатана-искуситель. Всё-таки являться на приём к римскому папе в мужских брюках, армейских полуботинках и стриженной почти наголо... пожалуй, слишком смело, если не сказать больше. Даже и в более поздние времена.
   Она усмехнулась. Прошлась несколько раз по крыльцу, потом присела на корточки и о чём-то задумалась.
   -О! Вот и смена. Неужели дожили? - вздохнул Теренций.
   Констанция даже не пошевелилась, когда мимо неё прошагали разводящий в красивом, начищенном до блеска шлёме с ярко красным плюмажом из страусинных перьев и смена караула. Этот чудесный, ослепительно сияющий на солнце шлём, легионеры содрали с плеч какого-то варварского рикса, правда заодно вместе с его головой и подарили его своему легату, конечно же, предварительно вытряхнув из него остатки рикса.
   Легат засмеялся: "Я вам что, петух что ли, с таким гребнем на башке ходить?" - и передарил его в свою очередь начальнику епископской караульной службы.
   -Держи! Твоему павлину как раз только этого и не хватает!
   Римский папа, когда увидел на своём офицере такое великолепие пришёл в восторг: он знал, он знал что его солдаты самые лучшие в мире! В казарме Радомир стремительно скинул с себя доспехи и, развешав их кое-как, пулей вылетел на улицу. Констанция всё также прохаживалась по крыльцу и явно не знала чем себя занять. Из дверей снова вышел секретарь епископа и, с трудом преодолевая своё отвращение перед "вульгарной женщиной", обратился к ним:
   - Господин Брандульф просит передать своей спутнице, что он остаётся отужинать с его преосвященством. Вам на сегодняшний вечер предоставляется полная свобода действий. Он убедительно просит также господина Радомира сразу же после окончания службы оказать внимание его спутнице - мадемуазель Констанции. Его преосвященство выделил к вашим услугам два самых лучших номера в своих гостевых покоях. Если вы разделите гостеприимство Его Преосвященства, тотчас же туда доставят и ваш багаж. Кстати, где он?
   Констанция кивнула на небольшую корзинку, с которой домохозяйки обычно ходят на рынок, чтобы прикупить немного овощей.
   -И всё? - Удивился секретарь.
   -И всё. - Она повернулась к Радомиру - Брандульф не любит таскать за собой много барахла. Пошли, что ли? Или будем тут и дальше стоять как два истукана? - она взяла Радомира за руку и потянула его вслед за собой.
   - Мы пойдём в трактир к этому... как его? -
   -К Макрину. - Подсказал Радомир.
   - Да! Именно так. Мы идём к Макрину. - сказала она попику.
   Монашек пожал плечами и скрылся во дворце.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Констанция.
  
  
   Она соскучилась по своим. Так соскучилась, что хоть волком вой. Нет больше под рукой её верного "калаша", нет знакомых, ставших родными за долгие годы совместной борьбы с врагом. Есть только жуткое варварство вокруг, какие-то чужие хитрые морды и полная безнадёга. Ей так хотелось снова влезть в привычное хаки, из этих дурацких, примитивных платьев, неумело сшитых из какой-то дерюги неопытной рукой портного-самоучки. И вместе с ребятами из её взвода вновь отправиться в бесшабашный рейд по натовским тылам, сея панику среди оккупантов и безжалостно гоня их прочь со своей земли туда, откуда они когда-то пришли обвешанные с головы до ног оружием. Спесивые и жестокие.
   И только потом, спустя какое-то время она вдруг осознала, что нет уже больше в живых её ребят, нет больше её родного второго взвода и вообще ничего больше нет... Чужой, абсолютно ненужный и непонятный ей мир вокруг.
   Странный этот малый на часах возле двери. Постоянно краснеет, как девица, смущённо поглядывает на неё, украдкой... Понравилась, что ли? Хорошо хоть роста нормального, а не как эти кривоногие карлики - тычутся носом в пупок и без конца ахают:
   -Смотрите, какая высокая девушка!
   Констанция бесцеремонно подошла поближе и повнимательней начала рассматривать его с головы до ног, отчего бедолага совершенно растерялся - уши его так и пылали как два стоп-сигнала. Кажется ещё немного, и он просто сбежит, начихав и на свой служебный долг и на неизбежную вслед за этим кару командира. Вздохнув, Констанция почесала стриженый затылок и отошла в сторонку, присела на корточки и попыталась изо всех сил сосредоточиться на том, что как будто совсем не хочет курить.
   Ожидание было томительным.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Брандульф и римский папа.

  
   -Восток обветшал. Везде кровосмешение и разврат. В Единого Бога никто не верит. Все думают только о наживе. Наша церковь строит для народа термы, рынки, прокладывает дороги, лечит больных и заметь - всё это делает бесплатно, только за счёт доходов от собственного хозяйства. По прошлому году наши вложения в образование и здравоохранение сравнялись с государственными, а деньги, потраченные на инфраструктуру составили половину от тех сумм, что выделил на эти же цели Юстиниан.
   -Император ведёт войну...
   -Император забывает, что раб должен быть не просто послушным и пребывать в страхе перед сильными мира сего. Этого недостаточно, друг мой. Любые, даже самые сильные поначалу страхи, в конце концов, ослабевают и проходят. Вместе с ними уходит и послушание. Поэтому, раб должен быть счастливым. У каждого раба должна быть своя Надежда и своя Вера. Только тогда, его хозяин может спокойно ложиться спать, и знать, что завтра он проснётся в добром здравии, а не в огне пожара и не с распоротым брюхом!
   А такую надежду человеку можем дать только мы - служители церкви.
   Мы ежедневно обращаемся к людям и следим за содержимым их голов. Мы копаемся по локоть в человеческом дерьме, в самом отвратительном человеческом навозе, в непростительных грехах, в ужасающих пороках, какие только способен придумать извращённый человеческий ум и стараемся искоренить смуту в самом её зародыше, когда она только ещё начинает вызревать в голове человека.
   И что мы получаем в благодарность за свои труды? Басилевс спит и видит, как бы обложить нас новыми налогами и подрезать наши монастырские земли. Ободрать нас в очередной раз. Не понимая, что мы существуем не для того, чтобы зарабатывать для него деньги, что церковь - это не купеческая артель и не гильдия сапожников. Да если мы только на один день перестанем напевать: "Когда тебя ударили по левой щеке, подставь правую..." - империя вспыхнет как ливанский кедр! Только на один день! Полыхнёт всё так, что и всех его двадцати легионов не хватит!
   Мы - церковь и власть - две головы на одном теле. И одна голова не сможет выжить без другой. Ибо в тот день, когда раб перестанет с надеждой смотреть на небо, он обернёт свой взгляд на землю и увидит, что все плоды его труда забирает другой. Он увидит своё ветхое рубище, жалкий дом, крыша которого не может даже толком защитить его в непогоду. Он спросит у своих детей, ели ли они сегодня досыта, и когда они скажут, что нет, потому что всё, что он вырастил своими руками, забрал его господин, он пойдёт к этому господину и убьёт его. И его, и того, кто над этим господином. Неужели это не понятно?
   Вот поэтому на нашем знамени двуглавый орёл. Церковь и Император!
   Но если наш басилевс и дальше будет вести себя подобно страусу, и всякий раз, заслышав неугодное ему, станет прятать свою голову в песок - всё рухнет. Ему, при нынешней его политике, не удержать не только Италии, но и Малой Азии, Утики, Египта. Они все отпадут от империи как куски незакреплённой цементом штукатурки. А таким цементом может стать только церковь. Единая для всех народов империи вера! Государство, особенно такое громадное и скроенное из столь разных лоскутов как наше, не может обходиться без цементирующей идеологии. В этих же условиях, ныне созданных нам императором, когда нас, служителей Господа, сравнивают с обычными купцами, алчущими лишь коммерческого дохода, конечно, мне не остаётся ничего иного, как попытаться возвести здесь, на этих скудных западных землях, новое здание Истинной Веры.
   Эти варвары - они ведь как дети, которые только-только начали открывать свой слух слову божьему и готовы свершать великие дела во славу его. Они кипят нерастраченной энергией! Как знать, может быть именно вот эти тёмные и необразованные варвары, все эти франки, алеманы, готы и пойдут когда-нибудь, в Великий Поход против неверных, чтобы спустя века, создать подлинное царство божье на земле...
   - До сих пор я ничего не услышал о самом боге, только о земных делах. Такое впечатление, что сами священники не верят в то, о чём они говорят.
   -Ну и что, что не верят? Думаешь, я в него верю? Вот давеча приснился странный сон. Думаю, вещий. Может, то видение Господь посылал мне, неразумному. - Поп истово перекрестился. - А может, и нет. До сих пор, Бога никто из смертных не видел. Бумаг с его печатью к нам тоже не поступало. Так что, всяк сверчок чирикает на своё усмотрение. Никто из смертных не может точно сказать, что Богу будет угодно, а что нет, потому что сам он нам про это ничего не говорил и не говорит.
   -А может, его и вовсе нет?
   -Может, и нет. Сие мне не ведомо, впрочем, как и тебе тоже...
   В это время длинная процессия слуг начала заносить сервированные столы и готовые блюда и напитки: святой отец любил вкушать райские блюда ещё при жизни, прямо здесь, на грешной земле.
   -Император выражает беспокойство вашими реформами, святой отец. Его пугает то, что вы выстраиваете государство в государстве. Вся организация ваших западных приходов более подходит для светской власти, или даже для армии, но не для простого собрания верующих, коим является любая церковь...
   -Зря боится. - Поп сглотнул вина, один кувшинчик которого стоил, поболе средних размеров церковного прихода и оттого ему стало очень хорошо и приятное тепло разлилось, внутри, наполняя вены благодатью и блаженством.
   - Здесь, постоянно живя посреди диких варваров, иначе и нельзя. Мы тут все как будто задницей сидим на сковородке с кипящим маслом. Один неверный шаг, и вся Италия может буквально вспыхнуть. Нарзес назначен экзархом, но его имя вызывает скорее ненависть, чем страх или уважение к власти. Он спрятался в Равенне, за её высокими стенами и выходит оттуда не иначе, как только под конвоем не меньше чем в тысячу копий. А я, заметь, свободно хожу, где хочу всего лишь с десятком гвардейцев, да и те скорее для приличия. Вся моя охрана здесь - восемьдесят наёмников-варваров. И никаких стен или башен! Рим не нуждается в солдатах пока, он источает истинную Веру. И даёт надежду для всего окрестного быдла.
   Ладно, давай выпьем за здоровье басилевса!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Констанция.
  
   Радомир и Констанция коротали время в зале для гостей, за деревянным столом, похожим на те, что ставят на своих бивуаках легионеры. Длинные, широкие, едва оструганные доски стола и вкопанные в землю такие же скамейки. Всё просто и по-армейски надёжно.
   - А мне здесь нравится: в воздухе меньше витает лицемерия и подлости!
   -Чем где?
   -Чем в Антиохии, например, откуда меня вытащили, чтобы сопровождать твоего друга.
   -А чем ты там занималась?
   -Сопровождала другого "перца". Скажи, этот человек, он кто?
   -Кто? Брандульф?
   -Нет, хозяин гостиницы.
   -Пенсионер. Дети у него уже выросли, жена давно спуталась с другим, пока он тараканил службу. Так что после выхода в отставку ему просто было некуда идти, и он решил начать свою жизнь с самого начала, здесь, на новом месте. А что?
   -Ничего. Просто он смотрит на меня всё время как-то жалостливо. И в тарелку мне столько навалил... Даже больше чем тебе!
   -Ничего удивительного. Его тип женщин - толстушки. А ты тощая, как вяленая вобла. Глядя на тебя, ему, скорее всего, хочется заплакать.
   Она засмеялась: - Нет. Я, правда, и так ем много. И не такая уж тощая, как кажется. Смотри! - она задрала рубашку на животе и захватила кожу возле пупка в складку.
   - Вот. Видишь, сколько сала? - Выглядело не очень убедительно - складка кожи не больше сантиметра - но зато очень возбуждающе.
   Радомир закашлялся. Она потянулась к нему через стол и неожиданно отвесила такой хлопок по спине, что он чуть не выплюнул из себя кусок лёгкого. Нежная длань хрупкой на вид девушки была тяжела как чугунная.
   -Всё? Или похлопать ещё?
   - Э-э-э! Нет... Всё, всё... Спасибо... Просто... кхм... косточка попалась.
   -Твой друг - этот Макрин - не умеет готовить рыбное филе. Завтра утром, я покажу ему, как это делают у меня на родине.
   -У тебя на родине? А где твоя родина?
   -Где? - Смутилась Констанция. Потом махнула ладошкой - ты всё равно не знаешь где это. - Она улыбнулась:
   -Россия.
   - Не знаю! Первый раз слышу про страну с таким красивым именем.
   -Это огромная страна. На востоке.
   В это время, получив мощный пинок, дверь в трактир с грохотом распахнулась настежь и внутрь ввалилась компания колоритных здоровяков алеманов, до смешного похожих на техасских рокеров конца двадцатого века. Сплошь в коже, с широкими наборными поясами и увешанные всевозможными талисманами и оберегами. Но с нешуточными, вполне конкретными тесаками в ножнах. Ребята были уже основательно на парах и искали, кажется, не столько новой порции пива, сколько новых впечатлений.
   -Это ещё кто такие?
   -Заблудшие овцы нашего епископа...
   -Те самые "шумные гости"?
   -Ну да. Приехали сюда два дня назад и уже успели сломать ребро одному нашему парню, другому все передние зубы повышибали. Собаку нашу - Калигулу камнем убили... Бьюсь об заклад, что сейчас и здесь напакостят.
   -Интересно, что общего может быть у нашего римского святоши с этими отморозками? Они же не верят ни в бога, ни в чорта!
   -Как я понял, он считает, что эти раскаявшиеся в своих прошлых религиозных заблуждениях язычники ближе к Господу, чем обвинённые в ереси христиане.
   -Во как?
   Радомир пожал плечами:
   - Я всего лишь обычный солдат. Моё дело говняное: стоять по стойке "смирно" и сопеть в обе дырки. Решения всё равно принимаем не мы и нас никто ни о чём никогда не спрашивает.
   -И это хорошо... - Констанция пригубила вино и осмотрелась по сторонам: - Когда же он придёт?
   -А куда тебе спешить? И ты кстати, недоговорила.
   -О чём?
   -Ну, как... Почему, например, хорошо, что нас, простых смертных, никто из правителей никогда и ни о чём не спрашивает... Что же тут может быть хорошего?
   Констанция вытащила из своей походной корзинки чистую белую тряпицу и вытерла ею губы и руки, испачканные жиром.
   -Тебе надо? - протянула она платок Радомиру.
   -Давай!
   -Хорошо потому, что мы тоже никому ничего не должны. Родина чихает на нас, мы - на родину. В результате все довольны и всех всё устраивает.
   -Это неправильно. А если завтра нападёт враг?
   -Это не мои проблемы: у меня нет врагов.
   -Подожгут дом...
   -У меня нет своего дома...
   -Изнасилуют...
   -Меня уже насиловали.
   -Убьют...
   -Я не боюсь смерти... Чего пристал? Сам-то не боишься получить по соплям?
   -Я?!
   -Да, ты! Глянь, как вон тот, с цепью на шее смотрит на тебя! Взгляд как у волка.
   -Кий с ним.
   Она усмехнулась. Подошёл Макрин и поставил на стол бронзовый подсвечник с зажжённой свечой: уже становилось темно.
   -Ребята, шли бы вы по домам, да поживее. - Он кивнул на варваров: как бы чего не вышло!
   -Мы им не мешаем - хмыкнула Констанция. Трактирщик сокрушённо покачал головой, тяжко вздохнул и принялся вытирать со стола пятна жира и крошки, а потом пошёл прочь.
   -Эй! Хозяин! Человек! Бегом сюда! Бегом я сказал! - Орали алеманы во всю глотку. Ромей подошёл к их столу и только было, открыл рот, чтобы поинтересоваться, в чём собственно дело, как сидевший с краю германец приподнялся и впечатал старику миску с кашей прямо в лицо:
   - Сам жри своё дерьмо!
   Прикрывая разбитое лицо руками, Макрин отшатнулся, а затем, споткнувшись об ножку стола, и вовсе полетел на пол. Варвары загыгыкали, довольные. Превратили чей-то нос в расквашенный шнобель - и день не зря прошёл!
   - Эй! А ты чего уставился, недоносок, или тоже хочешь получить по морде?
   Радомир медленно встал. Кто-то из алеманов присвистнул - кажется впервые, здесь, в Италии, нашёлся человек, решившийся дать им отпор. Крайний справа - тот самый, что ударил трактирщика, опять встал и сделал шаг
   навстречу славянину. Он был примерно на полголовы выше Радомира и заметно шире его в плечах. Секунд двадцать они молча разглядывали друг друга: Радомир с ненавистью, алеман пренебрежительно усмехаясь.
   Наконец не мудрствуя лукаво, германец ткнул кулаком в челюсть. Славянин пропустил удар, но устоял на ногах. Не торопясь, утёр кровь с висящих лохмотьями губ и хакнув, звезданул как смог, в ответ. Попал прямо в ухо. Алеман мотнул вихрастой, тыквообразной башкой, более крепкой, чем еловый пень.
   Его друзья захлёбывались от восторга: хорошая потасовка не менее круто, чем матч "Спартака"! Они били по столу пивными кружками, топали ногами и орали во всю глотку:
   -Кончай его! Убей сучёнка! Вырви ему печёнку, и мы сожрём её прямо сырой!
   Радомир постояв ещё немного, двинул в челюсть варвару уже с другой руки. Болельщики за столом огорчённо взвыли. Германец зарычал и потянулся к поясу, где у него висел небольшой - для разделки мяса за трапезой, нож.
   -Эй! С ножами мы не договаривались! - воскликнула Констанция и запрыгнула на скамейку, на которой ещё секунду назад спокойно сидела и с интересом наблюдала за происходящим.
   Ничего больше не говоря варвар перешёл в наступление. Он широко размахнулся рукой с ножом, Радомир сгруппировался, приготовившись перехватить удар, но хитрый варвар, всячески демонстрируя своё желание атаковать ножом, вдруг пнул ногой под колено славянину и когда тот присел от боли, нанёс действительно смертельно опасный удар - ножом по шее. Радомир будто в замедленном сне видел этот удар, но ни времени, ни возможности его остановить у него уже не оставалось: перебитое колено начисто парализовало его возможность двигаться, и он лишь расширившимися глазами, наблюдал, за полётом сверкающей полоски стали к своему горлу.
   "Сейчас всё будет кончено..." - мелькнуло у него в голове.
   То, что произошло в следующую секунду и в дальнейшем, вовсе походило на какой-то удивительный сон. Вскочившая на скамейку Констанция успела пнуть по руке варвара. Выбитый нож прокрутился в воздухе и, брякнувшись об соседний стол, полетел на пол, к противоположной стенке.
   Впервые увидев девушку, Радомир удивился её необычным сапогам: мощным, прочным, на толстой подошве. Теперь, когда второй ногой, именно вот этим спецназовским ботинком она врезала под кадык алемана, он всё понял: эти необычные сапоги были её оружием!
   Здоровенный, - под метр восемьдесят мужичина схватился руками за перебитое горло. Он дико вращал глазами, хрипел, краснел, всё больше и больше наливаясь предсмертной синевой.
   Констанция спокойно сошла со скамейки и, не глядя на умирающего врага, оттолкнула его бедром. Германец повалился на пол, рядом с Радомиром. Его судорожно трясло, изо рта шла клочковатая кровавая пена. Ещё через несколько секунд, он обмяк, испустив дух. Констанция стянула с себя свой широкий пояс с большой медной пряжкой и намотала его на руку так, чтобы один конец - вместе с бляхой - оставался свободно свисать. Получилось что-то вроде импровизированного кистеня и толстого кожаного наруча для блокирующей руки.
   Варвары по прежнему сидели за столом и оторопело смотрели то на своего отдавшего новому богу душу друга, то на эту странную девку, невесть откуда взявшуюся в этом захудалом деревенском трактире. Случилось допрежь неслыханное: какая-то пигалица с одного удара завалила известного на весь фатерлянд своими подвигами воина и теперь с невозмутимым видом, даже без тени страха стояла перед ними и вызывающе смотрела прямо в глаза!
   Потом утёрла нос рукавом и кивнула на убитого: - Уберите за собой своё дерьмо!
   Вожак варваров испепеляя её взглядом, стал наливался пунцовым цветом, так что его голова всё больше и больше уподоблялась громадному спелому помидору. Что и говорить, варвар был красавчиком. Губастый, с двумя маленькими дырочками для поросячьих глаз и с целой шапкой густых, соломенного цвета волос, с такого же цвета растрёпанной бородой, больше, правда, похожей на выпачканную жиром и пивом мочалку.
   Германец медленно выпрямился. Следом за ним встали и остальные. Не говоря ни слова, они достали ножи и двинулись на Констанцию. Радомир ожидал чего угодно, но только не то, что произошло в следующую секунду. Она высоко подпрыгнула и в воздухе нанесла два удара ногами: в пах и в живот варвара. Тот немного пригнулся, а затем отшатнулся назад и тут же схлопотал новый удар - прямо по темени тяжёлой бляхой. Когда хрустнули кости черепа Радомир аж поморщился: так безжалостно никто из его знакомых не дрался. Девушка же едва опустилась на ноги, как волчком крутанулось вокруг себя, и закончила поединок изящным фуэтэ. Германцев отбросило к стене, как будто сухие листья. Ихний вожак прямиком из римского трактира отправился на пир к Одину вслед за своим дружком-неудачником. Кто-то в этой наваленной на пол куче человеческих тел ещё пытался барахтаться, встать на ноги. Констанция небрежно перешагивая через поверженных противников, подошла к нему вплотную и коротко, без замаха врезала коленом по челюсти. Голова несчастного повисла на бок.
   Радомир открыл от удивления рот и наблюдал за Констанцией. Разумеется, он тоже был обучен армейскому панкратиону, мог и умел бить ногами, но чтобы так!
   Она же, как ни в чём, ни бывало, вытерла об одежду убитого варвара выпачканную кровью пряжку и водрузила на место пояс. Оставшиеся в живых алеманы жались к стенке, с животным ужасом в глазах наблюдая за ней и больше не испытывали ни малейшего желания продолжать драку. Потом, когда они вернутся в свои земли в эпосе германского народа родится множество сказаний про злых колдуний, убивающих доблестных германских рыцарей всего лишь мановением руки.
   -Ладно... Пошли отсюда. Терпеть не могу покойников.
   Странная женская душа: делать покойников она может, не моргнув и глазом, а вот находиться, потом рядом с ними в одной комнате - боится. Но то, что она сказала дальше, и вовсе добило Радомира:
   -Идти сможешь, или тебя донести?
   Бедняга Макрин, получивший ни за что, всё ещё сидел на полу и закрывал лицо полотенцем, уже успевшим насквозь пропитаться кровью вперемешку с размазанной кашей.
   -Ну-ка... - Констанция нагнулась к нему, осторожно отодвинула руку с зажатой в ней тряпкой и посмотрела на разбитую вдребезги переносицу.
   - М-да, будет горб... Переносица сломана.
   -А я женится ещё, хотел ... Теперь всех баб распугаю...
   Констанция похлопала его по плечу: - Нашёл, чем баб пугать! Этот небольшой изъян в твоей внешности можно легко компенсировать. Так что женщины станут тебя любить даже ещё больше! - Девушка направилась к варварам.
   -Вира за сломанный нос, - кивнула на Макрина. - Иначе ни один из вас отсюда живым не выйдет.
   Один из германцев часто-часто затряс головой и дрожащими руками потянулся к своему кошелю, но другой вдруг процедил:
   - Ромейская потаскуха!
   Ему, вероятно, показалось мало полученной "вертушки".
   Констанция ничего, не говоря, подошла к нему поближе. Варвар скрипел от злости зубами и кажется, готов был вцепиться ей в глотку. Она улыбнулась, но вцепилась первая: в мотню! Глаза алемана округлились от боли, а дыхание спёрло. Он слегка присел, и в этот момент, когда она оказалась одинакового с ним роста, Констанция резко и сильно ударила его головой по переносице. Варвар, обливаясь красными соплями полетел в угол.
   -Я не умею шутить, варвар. И долго ждать тоже. - Сказала она вытирая ладошки об штанины и косясь на копошащегося на полу поверженного противника. Один из германцев оказался трусливее остальных и действительно полез собирать кошели.
   - Шевели булками! - Посоветовала она, принимая из трясущихся рук алемана увесистый мешочек с деньгами.
   - Теперь собери все остальные.
   Когда все кошельки оказались в её руках, варвар промямлил: - Но ведь и нам тоже нужны деньги. На погребение, и чтобы вернуться домой.
   Она не удостоила его ответом и даже взглядом. Подошла к Макрину и свалила перед ним в кучу то, что насобирала.
   -Обычно в бою я никого не оставляю после себя в живых. И пленных не беру тоже. Наверное, это плохо?
   Макрин пожал плечами.
   - Это тебе. На твою будущую свадьбу. От нас с Радомиром. Подарок.
  
   В дверях они нос к носу столкнулись с озабоченным чем-то Брандульфом.
   -Что? В чём дело?
   -Ни в чём! - Констанция резко потянула за собой ковыляющего на полусогнутых ногах Радомира.
   -Опять?! - Браннох толкнул, было дверь, чтобы зайти внутрь, но девушка упёрлась рукой в косяк и не пустила его.
   - Тебе там нечего делать! - Она взяла его под руку и повела обоих мужчин прочь.
  
   Ночевать они решили в небольшой рощице, на берегу Тибра. Разложили костёр, заготовили хвороста. Пока Радомир и Брандульф сооружали себе лежанки на ночь, Констанция молча сидела у костра и смотрела на огонь. Брандульф посмотрел на неё и усмехнулся. Потом, с кряхтением улёгся и, немного поворочавшись, быстро уснул.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   "9 мая".
  
   Констанция уронила голову на колени и задремала. Ей вдруг приснилось, что она падает. Долго и страшно, разбросав по воздуху руки-крылья, и паря над облаками на немыслимой высоте, смотрит вниз. Там, сквозь провалы в клубящихся белых волнах виднеются крохотные клочки вспаханной земли, пятна небольших городков и узенькая, отливающая на солнце оттенками красной меди, река.
   Констанция цепенея от страха, открыла глаза: кругом сонное царство. Мужчины спят, укрывшись, дорожными плащами и видят, наверное, уже девятые сны. Ночь. До рассвета ещё далеко. Интересно, падать во сне - это к чему? Высоты она боялась всегда, сколько себя помнила и поэтому когда однажды им всем объявили, что придётся прыгать с парашютом, тихий страх постепенно перешёл в настоящий животный ужас.
   Это случилось за год до того, как она попала сюда, в Византию. Тогда её батальон вывели из боёв и отправили в тыл для отдыха и пополнения. Первые трое суток они только и делали, что отсыпались и отъедались, даже почти не разговаривая друг с другом - до такой степени все были вымотаны. Лишь на четвёртый день уже оклемались настолько, что могли нормально общаться друг с другом, петь песни под гитару и спокойно воспринимать окружающих. И только тогда к ним в часть прибыл офицер из штаба фронта.
   Их собрали в полковом клубе. Опустили на сцене экран, погасили свет и начали демонстрировать кадры кинохроники, захваченной у противника: английский киножурнал "Национальный Легион" и эстонский "Вохеншау". Солдаты попритихли, перестали перешёптываться и возиться, когда увидели, что им показывают.
   На экране заставленная микрофонами трибуна. На неё быстро, энергично вскарабкивается толстый, с надутыми как у хомяка щеками невысого роста лопоухий человечек. Он одет в клетчатый костюм и коричневую рубашку со звёздно-полосатым галстуком. Кажется, перед тем как начать говорить, он нервничает - его смешные, крохотные усики постоянно топорщатся, а зачёсанная на бок чёлка то и дело норовит съехать на нос. Наконец, он справляется со своими эмоциями, вытирает платочком лоб и начинает быстро и громко говорить, сопровождая свою речь энергичной жестикуляцией.
   -Мы очистили свою землю от агентов русского имперского большивизма, и теперь наши доблестные солдаты готовы нести знамя демократии всё дальше и дальше, в глубь Азии, давая счастье и избавление от жестокой русской тирании её многострадальным народам. Наступает час решительной битвы с диким русским медведем! И нет никаких сомнений в том, кто одержит победу в этой беспощадной борьбе за будущее цивилизации!
   Начиная генеральное наступление этой летней кампании, я уверен как никогда в мужестве и силе духа наших доблестных войск. Мы сокрушим врага любой ценой и уже к осени этого года, ещё до наступления зимних холодов восстановим линию фронта по дуге Волга-Астрахань. Я вышвырну вон из Европы этих русских варваров! Да здравствует Великая Европа от Балтики и до Тихого океана! Да здравствует демократия во всём мире! Да здравствуют наши могучие союзники, наши надёжные друзья и братья по оружию!
   Толпы празднично одетых лондонцев провожают цветами и улыбками отправляющихся на восточный фронт солдат. Преимущественно стариков и юнцов по пятнадцать, шестнадцать лет. Во весь экран сияет круглолиций, симпатичный паренёк с двумя нашивками за ранение и с Железным Крестом Евросоюза с мечами и дубовыми листьями на груди, которую сами британские солдаты называют "медалью за отмороженное мясо". Её впервые начали давать после зимнего сражения под Сталинградом тем немногим счастливчикам, кого удалось тогда на вертолётах вывезти из устроенного там для натовцев огромного "котла". Потом камера сопровождает колонны солдат, входящие уже в "освобождённый" Подольск. Правда здесь встречающих нет - вокруг одни руины и завалы из сожжёной техники.
   Экран погас, потом мигнул снова и в зал хлынули вступительные аккорды звукового сопровождения к эстонскому киноальманаху "Вохеншау".
   Подёрнутое дымной пеленой небо, окоп и два эсэсовца с нарукавными нашивками дивизии "Дас Рейх" интенсивно палят из пулемёта куда-то вперёд. Голосом, срывающимся до визга, диктор начинает патетически вещать:
   -"Восточный вал" неприступен! Тысячи русских танков сгорят ещё на пол-пути к Таллину! Взбесившийся русский медведь расшибёт себе лоб о неприступную крепость под названием Эстония! Все эти неполноценные варвары, эти монгольские орды татар, русских и кавказцев, эти пьяницы и дегенераты сложат свои кости на рубежах тысячелетнего эстонского рейха!
   60 лет нога вражеского солдата не ступала на нашу землю, и мы не допустим этого и впредь! Зиг хайль!
   "Хайль!!!" - вторят какому-то оратору трибуны исполинского стадиона и в ответном приветствии единым порывом выбрасывают вперёд и вверх лес рук. На гигантской арене начинается факельное шествие членов "Молодёжной организации Эстонии" и "трудовой армии Эстонии". Тысячи юношей и девушек в спортивных трусиках чёткими квадратами по военному печатая шаг, несут по кругу сотни многоцветных знамён Евросоюза, НАТО, США, национальные эстонские и красно-бело-чёрные со свастикой гитлеровские...
   Констанция зябко поёжилась. Подкинула в костёр несколько сухих веток, достала из своей корзинки лепёшку и отломив кусочек, сунула его в рот.
   Кинохроника на экране сменилась фотографиями.
   Толпы согнанных со всех сторон русских интенсивно возводят укрепления. Тощие, в рванье, босиком, под надзором многочисленных автоматчиков они строят новые укрепления "восточного вала". За их спинами длинные ряды бараков и линии колючей проволоки.
   Экран погас. На трибуну вышел офицер из штаба фронта.
   -По разведданным около десяти тысяч наших соотечественников принимают участие в строительстве этих новых рубежей обороны. После того как под ударами наших войск были освобождены от врага Новгород, Псков и ряд других крупных городов, неприятель решил окопаться и любой ценой удержать свои позиции. При этом вся конфигурация его линии обороны становится очень невыгодной для него, потому что вынуждает его сражаться с перевёрнутым фронтом. От захваченного нами высокопоставленного пленного офицера, нам удалось получить исчерпывющие данные по структуре этого укрепрайона, составу и дислокации выделенных для его удержания войск. Таким образом, он не является для нас в настоящее время сколько-нибудь серьёзным препятствием и вскоре мы намерены выбить врага и отсюда.
   Но нас очень сильно беспокоит другое. Натовское командование, подозревая об утечке этой важнейшей информации, приняло решение об ликвидации всего русского персонала, задействованого на строительстве. Для этого наших соотечественников погонят на ближайшую железнодорожную станцию и уже оттуда повезут в район Приштины, где, как известно, действуют многочисленные албанские лагеря смерти. Там они закончат свою жизнь на столе криминального хирурга, а их тела будут разобраны на органы. Нам известно о десятках таких мясоперерабатывающих заводов, которые снабжают донорскими органами трансплантологов по всей Западной Европы. Поэтому верховное командование и командование северо-западным фронтом разработали операцию по освобождению всех военнопленных, их эвакуции и доставке на родину. Кодовое наименование операции: "9-е мая".
   На экране возникли карты, схемы, и офицер светоуказкой начал водить от одного края до другого, объясняя и показывая.
   -Десять тысяч русскоязычных заключённых, в основном это так назывемые "не граждане" из стран Балтии, размещаются в двух типовых лагерях в помещениях барачного типа, построенных по образу и подобию знаменитого в прошлом концлагеря Освенцим. Городок батальона охраны находится примерно в двух километрах севернее и окружён двумя линиями обороны, с отсечными и запасными позициями, с окопами полного профиля и мощными железобетонными укреплениями, приспособленными для ведения длительной круговой обороны. Таким образом, из-за близости объекта к баракам с пленными мы не можем уничтожить его ядерным оружием и штурмовать с земли силами морского или воздушного десанта - тоже не представляется возможным, так как многие из солдат противника вступили в "батальоны смерти" и стали, таким образом, камикадзе. Именно от них ожидается самое упорное, самое фанатичное сопротивление до конца, а, следовательно, и большие потери для наступающей стороны.
   Поэтому командование приняло решение уничтожить натовский военный городок массированными ударами с воздуха и моря высокоточным оружием. Вашему же батальону предстоит одновременной высадкой с воздуха вместе с 51 парашютно-десантным батальоном захватить оба концлагеря сразу, уничтожить их охрану и обеспечить вывод людей на побережье по заранее подготовленному коридору, который создаст для вас бригада морской пехоты.
   Должен заметить, что запланированная операция является первой такого рода и самой масштабной по привлекаемым для её осуществления силам и средствам со времён Второй Сталинградской битвы, а по масштабам воздушной поддержки, даже значительно превосходит её. Две воздушные армии будут непосредственно помогать вам, громя аэродромы, командные центры, тыловые колонны и узлы связи противника на всём протяжении северо-западного фронта. Дивизия аэрокосмических сил выведет из строя все спутники и высотные летательные аппараты неприятеля над вашей головой. Ударная группировка из кораблей Балтийского флота подойдёт вплотную к побережью, заблокирует его и парализует переброску резервов врага вдоль всей прибрежной линии коммуникаций. Кроме того, вам будут приданы значительные средства усиления: техника, медики для нуждающихся в срочной медицинской помощи освобождённых пленных, а также самоходная артиллерия. Её задача оказать вам всемерную поддержку непосредственно в ходе самого штурма.
   Сила запланированного воздушного наступления ожидается настолько большой, что весь северный участок фронта противника будет потрясён до основания. Это позволит нам не только осуществить задуманную операцию, но и в целом, опираясь на достигнутое господство в воздухе, перехватить стратегическую инициативу и развернуть, в дальнейшем, обширное летнее наступление по освобождению нашей Родины.
   Впечатлённые увиденным, солдаты выходили на плац для построения. Сегодня им предоставляется ещё один, последний, выходной день, а начиная с завтрашнего - тренировки на макетах концлагеря, огневая подготовка и прыжки с парашютом. На всю подготовку личного состава к операции отводилось шесть дней.
   Боковым зрением Констанция увидела, как небо прочертила падающая звезда. Её глаза наполнились слезами: она вспомнила лица своих боевых товарищей, живых и мёртвых и загадала желание. Она пожелала им победы. И ещё, чтобы больше никого и никогда не убивали на той войне и чтобы все русские солдаты побыстрее дошли бы до последнего вражеского окопа и взяли бы за горло последнего вражеского солдата, а потом живыми и здоровыми вернулись к себе домой.
   Она ещё не знала и не могла знать, сколько потребуется времени до Парада Победы и сожжения натовских знамён на восстановленной Красной площади. Но была абсолютно уверена в том, что эта война именно так и закончится.
  
   Битва под Нарвой.
  
   Констанция плавно кружилась на парашюте над концлагерем и с воздуха старалась огнём из автомата и подствольного гранатамёта прикрыть тех, кто уже приземлился и устремился в атаку.
   Вот несколько фигурок в натовской форме мышиного цвета метнулись из помещения охраны к пулемётной вышке возле КПП. Нельзя, чтобы они дотуда добежали! Под неказистой жестяной крышой вышки угадывались контуры новейшего пулемёта со скорострельностью более миллиона выстрелов в минуту и огромной пробивной силой. Такая штука способна всего за пару минут выкосить всё живое вокруг. Она навскидку, почти не целясь, пустила по ним длинную очередь. Передний в фуражке, офицер, неуклюже дёрнулся и повалился на землю. Остальные кинулись врассыпную.
   Констанция приземлилась, самортизировала ногами и, дёргая за стропы, принялась гасить парашютный купол. Вокруг свистели пули, от разрывов бомб и снарядов ходуном ходила земля и закладывало уши - это лётчики, как и обещали валтузили эсэсовцев на полную катушку.
   Пуля ударила её по бронежилету как кувалда, сбила дыхание и опрокинула навзничь. Констанцию спасло только то, что она полетела прямо на цветочную клумбу, разбитую рядом с крыльцом комендатуры. Вражеский стрелок в предрассветных сумерках не разглядел её толком, и трассирующая цепочка унеслась мимо, скашивая цветочные головки над её каской будто косой. Откатившись в сторону, она затаилась и попыталась восстановить дыхание. Кто-то тут же нарисовался рядом: с колена просек очередью весь длинный, застеклённый холл, а потом швырнул туда гранату и бухнулся рядом, носом в чернозём.
   -Ба-Бах!!!
   Над головами пролетел целый дождь из стальных осколков и кусков выбитого стекла. Солдат повернул к ней лицом:
   -Костян, ты в порядке?
   Серёга Ткачёв. С трудом, стараясь не подавать вида, она выдавила из себя:
   -Всё хорошо!
   Серёга подскочил опять и вместе с другими ребятами из её взвода забежал внутрь здания, из дверей которого уже повалил густой сизый дым.
   Отчаянные матерки. Наши выходят обратно и за шиворот вытаскивают на улицу оглушённого, спотыкающегося полковника - коменданта лагеря. Серёга отвешивает ему "леща" по затылку и, толкая вперёд кричит:
   -Ещё один клиент для Нюрнбергской вешалки!
   Констанция кивнула. С трудом, наконец-то, ей удалось сделать первый вдох. Хотя рёбра нещадно саднило, она кое-как собралась с силами, встала на ноги и побежала вслед за остальными. Бой ещё не был закончен.
   Она встряхнула головой, гоня, прочь от себя воспоминания. Так ведь можно и всю ночь просидеть... Радомир тоже дремал, но долго ему спать не дали: кто-то пребольно ущипнул его за задницу:
   -Двигайся! Ишь, разлёгся... - Радомир зачмокал, пробормотал во сне что-то про святых угодников, но глаза всё-таки разлепил, хотя и с большим трудом и тут же остатки сна слетели с него в мгновение ока: его ладонь легла на её бедро!
   -Только потише! - предупредила она. - Пусть старик хорошенько отоспится. Завтра ему перед римским епископом объясняться, за что мы ухайдакали его дружков...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Пустое утро.
  
   Радомир осторожно ощупывал донельзя распухшую губу и кружил на четвереньках вокруг лужицы, пытаясь получше рассмотреть, что у него стало с лицом. Констанция, когда увидела, как он это делает, прыснула со смеху:
   -Ой, какой ты интересный! Губы трубочкой! - и скорчила смешную гримасу, показывая, насколько он красив, а ещё больше откровенно поддразнивая.
   -Тебе бы так... - Пожаловался он. Она махнула рукой:
   -Меня, брат, били так, что тебе и не снилось. - Она встала от ещё тлеющего костра и подошла к Радомиру.
   -Ну-ка... - Прищурившись, внимательно осмотрела его, потрогала губы, - всё нормально! Тебе повезло. Размозжено только изнутри. Когда заживёт, все шрамы останутся внутри. Так что красатулесть твоя не пострадает. О-ой, не смотри на меня так! - Она опять засмеялась и, засунув в рот остатки мяса и хлеба, вернулась к огню.
   Брандульф проснулся раньше молодёжи и сразу же уселся за написание доклада басилевсу. По его мнению, выходило, что проводимые западными епархиями церковные реформы носят спланированный, целенаправленный характер и идут вразрез с имперской политикой сплочения всех народов вокруг единого центра - Константинополя. Доклад он постарался сделать покороче, без излишнего словоблудия. В конце письма поблагодарил императора за всё, что тот для него сделал, сообщил, что уходит дальше на запад, в земли галлов и франков и попрощался с императором.
   Бумагу Брандульф спрятал в специальный медный футляр, плотно запечатал его крышкой и вручил Констанции. На некоторое время все молча расселись вокруг костра.
   -Тебя сегодня этот толстожопый епископ опять ждёт к себе на приём? - Спросила Констанция.
   -Я не пойду. - Мотнул головой Брандульф. - Мне там больше нечего делать.
   -Тогда давайте прощаться. - Она подвесила футляр на специальную петлю у себя на поясе и встала.
   -Ты бы по дороге... дралась бы поменьше? А то неровён час, опять случится чего... - Брандульф провёл рукой по её "ёжику" на голове. Констанция скривила губы:
   - Ты что, снова смеёшься надо мной?
   -И денег столько отвалила этому Макрину, что ему теперь хватит отстроить себе новую гостиницу. Да не где-нибудь, а в столице. Лучше бы себе, вон, штаны купила новые. Без дырок!
   Она опустила голову: штаны как штаны, новые ещё... почти... Подумаешь, дырка на коленке! Подняла глаза и, встретившись взглядом с Радомиром, вдруг, густо покраснела. Это её совсем смутило и быстро повернувшись, она развернулась и зашагала прочь. На ходу уже крикнула:
   - Удачи вам! Берегите себя!
   -Что за девка... - покачал головой Брандульф - вон и корзинку свою оставила... Радомир посмотрел: точно! Неказистое имущество их подруги сиротливо осталось стоять возле лежанки мудреца, всё также заботливо прикрытое чистой тряпицей от пыли и насекомых. Радомир подхватил её и бегом бросился догонять уходящую быстрым шагом закалённого легионера девушку.
   На шум шагов она резко обернулась и пристально посмотрела на него.
   -Вот. Ты забыла.
   Он протянул ей корзинку. Она улыбнулась.
   - Я никогда и ничего не забываю. Это вам от меня.
   Помахала ладошкой, повернулась и опять пошла по узкой тропинке на юг. Радомир стоял как оглушённый и смотрел ей вслед. Смотрел, как золотят её одежду, и волосы первые лучи восходящего солнца, как весело порхают вокруг неё беззаботные бабочки.
   Констанция, кажется и, не оглядываясь, почувствовала, что он смотрит ей вслед: она не оборачиваясь, подняла руку и помахала ещё раз. Радомир медленно побрёл назад, к огню.
   -Говорит, что оставила это для нас. Брандульф откинул салфетку и заглянул внутрь - в корзине стоял небольшой горшочек с мёдом и лежали две пшеничные лепёшки. Больше там ничего не было.
   Брандульф хмыкнул:
   - И когда успела запастись, да ещё так, что никто из нас и не заметил!
   Они покушали тем, что оставила им Констанция, и направились в город. Здесь, у вестового столба их дальнейшие пути вновь расходились: Радомиру нужно было возвращаться в казарму, а мудрый гот отправлялся на север. Они пожали друг другу руки, и пошли в разные стороны.
  
   Когда сотник, увидел расквашенное лицо своего солдата, лишь покачал головой. Накануне ему крепко нагорело от шефа - римского епископа. Он загородил собой дверь в казарму и жестом указал на заросшую полынью тропинку к резиденции папы.
   -Сначала к нему!
   А епископ был в бешенстве! Он бегал из угла в угол, размахивал руками, как будто отгонял круживших вокруг головы слепней, громко кричал и бил кулаком об массивный стол. Пьяная драка с алеманскими послами привела к тому, что глава посольства - уважаемый Витихис был жестоко убит на месте, прямо в этом самом злосчастном кабаке. Он и его брат Аламир. Готовившаяся в течение двух лет важная встреча окончилась не просто провалом, а невероятным, неслыханным дипломатическим скандалом!
   -Какое ты имел право поднимать руку на моих гостей?
   -Я не поднимал - они подняли.
   -Да хоть бы и они! Ты должен был, в крайнем случае, сдохнуть на месте, если не смог убежать, скрыться от их гнева. Как ты посмел ударить благородного Витихиса?! Ты... Жалкое ничтожество! Червяк!
   -Заткнись. - Радомир высморкался под ноги священнику. И поп и центурион вытаращили на него глаза.
   -Я говорю тебе ещё раз, что я его не убивал. А кто убил - того теперь сам ищи.
   Радомир пинком открыл двери и вышел на улицу. Сзади всё ещё доносились вопли священника:
   - Взять его! В цепи пса!
   -Зае...ся ловить... - буркнул русин. Караульные у дверей - старые кореша - недоумённо переглянулись и уставились на славянина:
   - Чем ты его так?
   Радомир с досады махнул рукой. Он сбежал по лестнице и направился в казарму. Следом за ним пулей вылетел сотник: - Стой! Стой я тебе говорю!
   -Чего тебе?
   -Ты арестован.
   -Не смеши. - Радомир повернулся и зашагал дальше.
   -Я не смешу. Ты пойдёшь под суд.
   -...Суд, где собаки ссут... - пробурчал он по-русски.
   -Чего? - Не понял сотник.
   -Проехали.
   -Ты больше не будешь служить Риму! На этой земле для тебя больше нет места!
   -Умираю от горя! Ты и в самом деле такой тупой, или только прикидываешься? Ты что не слышал, как он меня оскорблял?
   Он на секунду остановился и посмотрел на своего теперь уже бывшего командира. Но тому явно было не до сантиментов: если не задержать провинившегося легионера и позволить ему бесследно исчезнуть, то начальство накажет уже его, сотника. И накажет так, что мало не покажется. Увидев бредущую парочку: местную крестьянку с осликом, гружённым двумя большими сосудами и волокущегося следом за ней солдата из своей сотни, центурион свистнул и замахал ему руками:
   - Поднимай всех наших! Быстро всех сюда!
   Солдат испуганно кивнул и бегом запылил к казарме. Радомир скрипнул зубами и со всей силы врезал промеж глаз бывшему командиру:
   -Если я тебе втащу, ты успокоишься, наконец?
   Центурион, сверкнув пятками, скрылся в канаве.
   - Сколько лет вместе тянули одну лямку, и каков поганец! - пробурчал он потирая отшибленный кулак. Однако дальше действовать приходилось на предельной скорости, чтобы не оказаться действительно в кандалах и не пойти под трибунал, где разговор однозначно будет коротким и очень болезненным для него в конце.
   Он вихрем влетел в комнатку командира. Там, за стенкой он явственно слышал, как затопали ноги солдат, поднятых по тревоге. Благо команда всем была бежать к дворцу священника. Трясущимися от волнения руками, он открыл сундучок-казну, в котором в мешочках лежали сданные на хранение солдатами деньги. Радомир быстро нашёл среди них свой - один из самых увесистых - потому что он почти не прикладывался к "зелёному змию" и не тратил деньги на шлюх и, сунув его за пазуху, выскочил наружу.
   -Ты куда?
   Нос к носу с ним столкнулся Адемар - германец по происхождению. Он жил в соседней контурбении, через одну, слева от его, Радомира комнатки и поскольку неспешно возвращался с другого конца деревни ещё ничего не знал о случившемся.
   -Ухожу. Послал подальше святошу и двинул по морде Клеону.
   -Командиру? - Глаза варвара округлились. - Ха! Я и сам давно хотел это сделать! Он за последний год совсем ссучился. А ты молодец, опередил даже меня! Здоровяк опустил глаза на зажатый в одной руке Радомира набитый монетами "под завязку" кошель и на собранный вещмешок в другой.
   -Что уже ищут?
   -Сдашь меня?
   -Ты что, брат? Мне будет не хватать тебя. И так поговорить было не с кем, одни гомики вокруг.
   Они обнялись и пожали друг другу руки.
   -Прощай, друг, удачи тебе!
   -И тебе пусть помогут твои боги!
   Радомир свернул на незаметную и заросшую густой зеленью тропинку и трусцой побежал на юг. Как ни странно, но ему было на редкость легко и свободно. Полной грудью он вдыхал напоённый ароматами трав воздух, и дышалось ему удивительно хорошо и приятно. Может быть, это было оттого, что он, как и прежде, вновь стал хозяином самому себе, обрёл былую свободу и, кроме того, он точно знал, куда пойдёт дальше и кого станет искать в первую очередь.
  
  
  
  
  
  

Яромир: у днепровских порогов.

  
   -Сколько раз говорить: нет у меня золота. И товара нет. - Степняк состроил омерзительную "лыбу".
   -За совсем глупого меня держишь? Когда было видано, чтобы руссы ходили за море без товара? За мальчика меня принимаешь? Думаешь: " Бакча не купец - его можно обмануть?" Или ты говоришь, где успел спрятать добро, или я вынужден буду начать рубить головы твоим людям. Неужели ты такой жадный, что тебе будет всё равно, когда они один за другим начнут падать к твоим ногам все в крови? Из всех руссов, что я когда-либо видел, - ты самый глупый, потому что самый жадный! - Хан откинулся на подушки и демонстративно отвернулся в другую сторону, как будто не желая больше разговаривать с упрямым урусом.
   Яромир вздохнул. Недавняя битва с налетевшими из степи разбойниками всё ещё стояла перед его глазами во всех подробностях. Как вживую слышались крики сцепившихся насмерть людей и лязг оружия, вопли раненных и предсмертные стоны умирающих. То, что шансов устоять против наскока степной конницы никаких не было, Яромир понял с самого начала боя. Его отряд был составлен и вооружён не для пешей схватки с конницей в чистом поле, а для охраны морского конвоя. У них было совсем иное оружие, чем требуется в подобного рода делах. Слишком мало копейщиков. Круглые, относительно небольшие щиты - такие удобные в абордажных схватках, но абсолютно негодные для пешего строя. Здесь больше пригодились бы длинные - в рост человека - тяжёлые миндалевидные пехотные щиты руссов. И лучников опять же было слишком мало.
   Степняки ударом конских тел разметали ватажников как кучку сухих листьев, с первого же наскока. Человек двадцать тут же были зарублены, а остальных повязали и как овец согнали в одно место - рядом с всё ещё лежащими на брёвнах-катках кораблями и оставили сидеть на земле под присмотром двух сопляков лет по четырнадцати каждому. Пацаны с гордым видом - буквально раздуваясь от важности, прохаживались возле спелёнатых верёвками пленных и время от времени угрожающе поводили перед их носами остриями своих копий.
   -Если убьёшь пленных, то и выкуп не возьмёшь. - Сплюнул сквозь зубы Яромир. - Только зазря жизнь свою положишь.
   -Я положу?! - Степняк от удивления раскрыл рот.
   -Ну не я же. - Хмыкнул Яромир. - Думаешь, киевский князь Бакчу по головке погладит, когда узнает, как он его торговых людей побил, да на караванной тропе напакостил? Он тебя теперь из-под земли достанет и шкуру живьём спустит. Даже если мы все перед ним на коленках станем ползать и просить его, чтобы он отшлёпал тебя по заднице не слишком сильно.
   -Вах! - выдохнул Бакча и почесал затылок. Надо сказать, что тут было о чём подумать. О зимних рейдах русской пехоты по степи, обрушивающейся на сонные становища кочевников как снег на голову - рассказывают многочисленные страшилки, которыми степняки пугают своих непослушных ребятишек, да и сами их не забывают.
   Русские бабы перед такими карательными экспедициями заблаговременно, под присмотром жрецов стряпают целые горы пельменей. Потом эти готовые пельмени пересыпают мукой и выносят на мороз. Промёрзшие хорошенько пельмени ссыпаются в кожаные натёртые воском мешки или в вещевые мешки каждого дружинника - если поход задуман без санного обоза, налегке. Так что кроме этих мешков и котелков руссы с собой больше ничего лишнего не таскают. Не то, что ромеи. Те как в поход идти, так обоз волокут за собой ещё длиннее, чем сама армия.
   Кроме того, жрецы говорят, что пельмени те - не просто пища, а заповеданы всему русскому народу от его самых древних богов, спасших это племя ещё от Великого Потопа. Внутри каждого пельменя мясо кабана, лося и медведя, дающее после специального наговора необычайную ловкость, силу и храбрость каждому, кто вкусит это блюдо. Сам пельмень завёрнут в кольцо с дырочкой посередине, но и здесь не всё так просто: дырочка - не дырочка, а Кол - Полярная звезда, Центр Мира! Пельмени - это тебе не овечий сыр, который жуют сородичи Бакчи - это пища воинов, готовящих себя к смертельной битве. Дружина киевского князя, однажды выйдя за ворота города, может целый месяц скрытно передвигаться по степи и терпеливо идти по следу кочевников, питаясь, всё это время одними пельменями, пока однажды как стая волков не настигнет врага и не порвёт его в клочья.
   Бакча крякнул - нет, совсем не хотелось ему встречаться с разъярёнными руссами, уж слишком хорошо был известен ему крутой нрав ихнего князя.
   - А откуда в Киеве узнают о Бакче? - хан опять состроил хитрющую рожу и выжидательно уставился на русса.
   -Два моих человека ушли с весточкой, пока мы сражались. Я думал ты видел. Боялся, что перехватишь... Хан пулей вылетел из шатра. Яромир презрительно усмехнулся: Пусть очко поиграет и у него, пустячок, а всё равно приятно!
   На самом деле не было никаких гонцов. И быть не могло. Слишком быстро всё получилось, да и куда в степи уйдёшь пешком? Было слышно, как на улице хан истошно орал отдавая команды. Поднялся лёгкий переполох, а затем ржание получивших небольшой допинг лошадей и удаляющийся топот копыт.
   Бакча вернулся в шатёр и сел на своё место. Он натянуто улыбался. Яромир прекрасно его понимал: князь Осмомысл слыл среди окрестных бандюков как полный отморозок. Если он вдруг решал, что кто-то обидел его самого или его людей - он с маниакальным упорством начинал преследовать подлеца до тех пор, пока либо тот не приползал к нему сам в слезах и соплях раскаивания, либо рано или поздно настигал его и давил как клопа.
   К слову сказать, Осмомысл был весьма добрым человеком и охотно прощал многих и многое. А вот на войне его ещё никто ни разу не побеждал. Он одинаково успешно водил свою дружину, как на запад, так и на восток, везде добиваясь победы.
   Пока хан, шевеля кадыком, напряжённо размышлял над новой незадачкой, Яромир пытался придумать, как обмануть степняка и сохранить жизнь своим людям.
   -Тогда скажи, почему шёл налегке от ромеев? Честно скажешь - не буду убивать ни тебя ни их... - кивок в сторону сидящих возле шатра пленных ватажников.
   -Весь товар оптом продал в Цареграде.
   -Где же золото, серебро?
   -Всё вложил там же. Купил два дома внутри старого города.
   -Зачем тебе там дома? Решил уехать из Киева?
   -Нет. У ромеев свара началась. Дома и земля упали в цене. Я нынче купил, а на будущий год, когда там бардак закончится - перепродам. Доход будет больше, чем от большого похода с товарами.
   Хан понимающе кивнул.
   - Хорошо урус, я тебе верю. Убивать тебя не стану. Ты и твои люди пойдёте в мой город. Станете моими рабами. До скончания века! Да будет так, как я сказал!
   Примерно через час, когда и победители и пленники, вытянувшись в цепь, уходили в глубь Дикого Поля, Яромир в последний раз оглянулся назад, на свои корабли, брошенные теперь в степи и подожжённые врагами. Высокие, вперемешку со смолистыми прядями чёрного дыма языки пламени взмывали вверх вровень с мачтами. Столб же дыма поднимался ещё выше и расстилался в небесах, как огромная тёмная шапка. Абсолютно жуткое зрелище!
   Однако не один лишь Яромир обречённо, исподлобья смотрел на это пожарище. В ровной как стол степи столб дыма виден на десятки километров вокруг. И зоркие глаза, замечающие движение каждой травинки вокруг себя, там тоже есть.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Аман.
  
  
   -Гыр-гыр-гыр.
   -Гыр-гыр?
   -Гыр!
   Воин показал рукой на северо-запад. Это где-то возле порогов. Но что там может гореть? Кто-то жгёт купеческие корабли! Опять в степи завелись лихие люди! Аман пришпорил лошадь и вихрем понёсся на небольшой холмик, с которого надеялся получше рассмотреть, что же там происходит. Закрывая ладонью глаза от слепящего солнца, степняк, конечно, ничего особенного не разглядел. Ничего, кроме места пожара и расстояния до него.
   Далековато! С тех пор, как он оставил ромейскую службу, политика абсолютно перестала его интересовать. Потом ещё трагически погиб старший сын. Загнанный в степи непоседливой и бестолковой молодёжью тур внезапно атаковал своих мучителей. Акбай оказался ближе всех к разъярённому животному. Бык сбил с ног и убил с одного удара его лошадь. Лошадь придавила Акбая и он не смог вовремя выбраться из-под неё.
   Аман вздохнул. Что толку без конца вспоминать одно и то же? Легче от этого не станет. И прошлое назад уже не вернёшь. Ничего нельзя исправить...
   -Что будем делать, хан?
   Аман хмуро оглядел торопыгу. Все они такие, сопляки. Ни уважения к старшим, ни терпения. Мозгов и тех нет.
   -Я буду, есть вот этого чудесного сайгака, - хан кивнул на костёр и на шипящего, исходящего над ним соком оленя, а ты... наверное, поедешь туда (новый кивок, но на этот раз в противоположную от огня и вертела сторону) и посмотришь, что там происходит. И если обнаружишь себя, приведёшь за собой "хвост" - назад можешь не возвращаться: убью. Собственными руками. Всё понял?
   Юноша обречённо вздохнул. Он буквально захлёбывался в слюне, глядя, на поспевшее уже мясо и с невероятным трудом отвёл от него взгляд. Какой шайтан дёргал его за язык и подталкивал вперёд всех? Вай!
   Аман усмехнулся уголком рта и незаметно подмигнул Джамбаю - самому старому воину в орде. Джамбай всегда тенью следовал за Аманом, являясь его телохранителем, другом и советником. Пусть молодой человек теперь на всю жизнь запомнит урок терпения и почтения к старшему. Через желудок наука быстрее доходит до головы. Не пристало соплякам раскрывать рты и вякать, когда многомудрые ещё не приняли решения и хранят молчание. Авторитет Амана в его отряде был непререкаемым. Огромного роста мужичина, сидя в седле, мог выпрямить ноги и пропустить под собой коня, словно большую собаку. Его копьё было настолько толстым и тяжёлым, что повергало в священный трепет любого, кто брал его в свои руки. Аман как-то поспорил с гвардейцами басилевса, что ни один ромейский доспех не выдержит его удара. Он поставил под деревом друг на друга три пехотных щита и с десяти шагов пронзил их насквозь, так что только щепки полетели!
   -Вот. Не один. - Здоровяк небрежно отпнул испорченные щиты. Можно ещё и бронь повесить за ними, если не жалко, - предложил он. Но желающих проверять и без того очевидную силу степного богатыря и портить дорогостоящее оружие больше не нашлось.
   Однако настоящие легенды ходили про его меткость. Быстро стрелять Аман не умел. Он считал это баловством. Но зато уж если пускал стрелу - то всегда с первого раза попадал в цель.
   Разведчик вернулся уже в сумерках. Вошёл в шатёр и молча встал, как имуранка, не раскрывая рта. Хан кивнул, довольный.
   -Говори.
   -Орда Бакчи пожгла корабли руссов. Я немного прошёл следом. Видел множество пленных. Добра не видел: все шли налегке.
   -Тебя заметили?
   -Нет, Великий Хан.
   ??? "Великий Хан?"
   Это что-то новое. Хотя... В этом что-то есть... А почему бы и нет? Звучит неплохо. - Аман не сдержался и крякнул - так умелая лесть пришлась ему по душе. Да и юноша, кажется, верно, понял преподанный ему урок. А это самое главное!
   Он исподлобья посмотрел на молодого человека и пододвинул ему деревянное блюдо полное срезанных с боков оленя сочных кусков мяса.
   -Ешь! Только постарайся не чавкать. - Юноша птицей спорхнул к угощению, а старый вождь задумчиво постукивал плетью по ладони и смотрел на огонь.
   "Шли налегке. Это после того, как пожгли, разграбили купеческие ладьи. Что-то здесь не так. Придётся завтра самому всё осмотреть..."
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Старый друг.

  
   Аман подъехал на коне к ещё дымящимся головёшкам. Остальным пока приближаться запретил - чтобы не затоптали следы. Долго разъезжал от одной кучки пепла до другой, что-то внимательно разглядывая. Его люди знали, что их командир опытен как матёрый волк. Но они даже не догадывались, насколько он опытен! Хан дотошно осмотрел оставшийся мусор. Слишком мало керамики от разбитых горшков, нет клочьев от обёрточной ткани. Вообще нет сломанных
   печатей, коими обычно пломбируется пересчитанный или взвешенный заранее товар. Что же тогда везли эти странные корабли руссов?
   Вот здесь только один достаточно большой сосуд. Среди черепков лежал железный наконечник стрелы с обгорелым древком. Аман слез с лошади, подошёл поближе и присел на корточки. Бакча! Сын тростниковой свиньи, его работа! Плоский, не трёхгранный, наконечник из дерьмового металла и с камышовым стеблем в качестве древка. Такое говно клепали по степи только его самоучки, да ещё некоторые, такого же пошиба воры и грабители. Зато с маленькой канавкой для яда. Подонок, он и есть подонок. Сколько их таких "ханов-однодневок" перерезал за свою жизнь Аман - и не сосчитать!
   В нос ударил винный запах от мокрой ещё земли. Вино? Вино! Хорошее вино! Родосское. Аман широко раздувая ноздри, втягивал в себя терпкий винный запах и, прикрывая глаза, наслаждался его ароматом. Ему бы свой виноградник! Клочок земли на залитых солнцем склонах гор и гурьбу внуков у себя на коленях...
   Хан открыл глаза. Вокруг степь и волны ветра гуляющие по покорному им ковылю. Жалко, что боги пока не наделили его внуками. Аман вздохнул, машинально взял в руки один из черепков и перевернул его лицевой поверхностью наружу. Хотел, было, уже отбросить прочь...
   -Вах! - Аман присел на ягодицы от неожиданности - на черепке стояло клеймо торгового дома Яромира. Так вот что это были за корабли! Вот кому - ему! - они везли этот божественный напиток!
   -А-э-ы!!! - Аман подскочил и вспорхнул на лошадь. Его воины, напряжённо следившие за каждым его шагом и сгоравшие от любопытства, поняли только, что среди этих черепков и куч дерьма вокруг, вождь определил что-то очень важное. Не человек - шайтан, их командир!
   Сзади подъехал Джамбай. Аман повернул коня так, чтобы соратник не увидел его лицо и глаза, полные слёз. Хан скрипел зубами и сжимал плеть так, что побелели костяшки пальцев. С трудом, подавив готовый вырваться из груди стон, он тяжко вздохнул и спросил: - Что скажешь, Старый Лис?
   Джамбай выглядел на своей странной, пятнистой лошади как неодушевлённый сфинкс. Только время от времени опускались веки глаз, да лошадь тревожно поводила ушами. Казалось, ничто не задевало его и не привлекало его внимание. Но это было обманчивое впечатление! Цепкий взгляд воина подмечал каждую деталь и все, даже самые незначительные события, происходящие вокруг - вроде поднятых далеко впереди волком степных куропаток с земли или неровный шаг заводной лошади у его соседа справа.
   Вот и сейчас, приближаясь к хану, степняк как бы нехотя бросил по сторонам несколько равнодушных, казалось, безразличных взглядов и наклонился к шее лошади, поглаживая её и слегка похлопывая. С минуту поколебавшись, обдумывая и анализируя увиденное, старый воин ответил:
   - Наверное, Бакча долго расспрашивал твоего русского друга, где его богатства. Даже шатёр ставил. Но там, где стояла его юрта, нет следов крови... - Джамбай умолк. Он и так наговорил на неделю вперёд.
   -Да, не завидую я Яромиру...
   -Не переживай. Бакча его и пальцем не тронет, пока не договорится о выкупе или сам не узнает, о том, где спрятано серебро.
   -Эта мразь так любит чужие деньги, что теряет от этой любви свою голову... И когда-нибудь потеряет её совсем! - Аман хищно улыбнулся. Джамбай - старый воин, всю жизнь проживший в степи и сызмальства кормившийся от меча и повидавший уже на своём веку столько, что простому смертному и на три жизни хватит - даже он содрогнулся при виде этой зловещей ухмылки.
   "Доигрался Бакча." - подумал он и, прикрикнув на лошадь, поскакал к отряду.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Аман.
  
   Пленные руссы, угрюмо понурившись, сидели неподалеку от шатра Бакчи, когда с ближайшего холма кубарем скатился дозорный и, глотая от волнения слова, заверещал: чужая орда! По всему лагерю прокатилась волна беспокойства. Люди спешно хватались за оружие и садились на лошадей.
   -Заткнись! - Рявкнул хан на глупого малолетку. Будь на его месте опытный воин, он бы уже знал, что за орда подходит к становищу, сколько в ней копий и кто из степных рыцарей ведёт её. Хоть не проспал и то хорошо!
   Минут через сорок на гребне холма действительно показалось вражеское войско.
   "Шестьдесят сабель" - оценил Бакча. - "У меня триста - в пять раз больше!" - отметил он и самодовольно крякнул. От чужого отряда отделился одинокий всадник и, не торопясь, направился прямиком к лагерю Бакчи.
   "Старый знакомец! Аман - ромейский прихвостень. Ему-то что надо от меня? Неужели соскучился по хорошему кумысу?" - Поморщился хан.
   Аман не торопясь, проехал сквозь толпу чужих воинов. Яромиру даже издалека было видно, как выделялась его мощная фигура посреди приземистого, невысокого росточком кочевого народа. Словно ожившая крепостная башня, вздумавшая сойти со своего места и пройтись между окружающими её неказистыми домишками крестьян, он спокойно двигался вперёд и все в суеверном страхе перед его исполинскими размерами расступались перед ним.
   Выйдя на свободное место, он остановился. Оглядел лагерь. Заметив, сгрудившихся на полянке пленных руссов и отыскав среди них глазами, фигурку купеческого старшины удовлетворённо кивнул. Бакча первый сделал несколько шагов навстречу и заговорил:
   - Рад приветствовать возле своего огня Большого Амана. Пойдём в шатёр, поговорим там без посторонних ушей. Мяса и кумыса у меня хватит и для тебя, и для твоих людей. Чего они там толкутся, на холме, как сироты? Пускай спускаются к нам. Будем много пить, и веселиться, радуясь нашей встрече!
   -Приветствую и я тебя, хан Бакча. Важное дело привело меня к тебе. Поговорить нам, верно, есть о чём!
   Они зашли в добротный и высокий шатёр разбойника, откуда гостеприимный хозяин предварительно изгнал двух своих наложниц - русскую и армянку. Вожди степенно прошли за полог и опустились на разложенные, на кошме подушки.
   - Я смотрю у тебя в стане много руссов.
   Бакча насторожился. Мгновенно глаза превратились в узкие холодные щёлочки, а руки инстинктивно нащупали кинжал на поясе и тяжёлую, с вшитым в кожу ремня свинцом, плеть.
   -Хочешь купить себе новых рабов? Из руссов плохие рабы. Греки и армяне лучше. Все, кто покланяются новому богу лучше. Из них получаются послушные и трудолюбивые рабы. А руссы язычники, они ничего не боятся и только и смотрят, как бы напасть на своего хозяина, да вцепиться ему в глотку.
   -Нет Бакча, мне не нужны рабы. Я не торгую людьми...
   -Ну да, ты же у нас благородный! Предпочитаешь возиться с купчишками и получать от них за охрану медяки. Поэтому у тебя там, на холме стоит шестьдесят сабель, а у меня здесь триста! И это ещё не все! Я удачлив и смел! Потому что я как волк, питаюсь человеческим мясом и даю его попробовать своим людям!
   -Я приехал сюда не для того, чтобы спорить с тобой. Ты свободный человек и волен поступать как тебе угодно. Если хочешь заниматься грабежом мирных людей и собирать со всей степи под своё начало всех подонков, от которых отвернулись даже их собственные отцы - можешь это делать и дальше, никто тебе не запрещает. Придёт день, когда боги и люди покарают тебя за это. Я здесь по другому и очень важному делу.
   Бакча нервно завозился, поправил разъехавшийся на толстом пузе халат.
   -Говори Большой Хан и уезжай. Ты мне неприятен.
   -Взаимно. Мне тоже не доставляет удовольствия разговор с тобой. Но дело того требует.
   -Я слушаю тебя.
   -У тебя есть друзья, Бакча?
   Разбойник на минуту замер, вперив в пространство свой взгляд, ошарашенный таким неожиданным для него вопросом. Потом он с шумом выдохнул, надувая щёки, и посмотрел на гостя.
   -Ты приехал сюда специально, чтобы поиздеваться надо мной, Большой Аман? Нету у меня друзей! И никогда не было! Если это всё, что тебя интересует - вставай и убирайся отсюда!
   Аман даже бровью не повёл. Он пригубил кумыс, которым угостил его хозяин и кисло сморщившись, поставил его на место.
   -Я так и думал. У такого недоноска как ты, не может быть ни приличного кумыса, ни настоящих друзей.
   Бакча и без того свёкольного цвета от прилившей к лицу крови резко выхватил кинжал и дёрнулся, было вперёд, но тут же осел и сдулся: Аман как более опытный успел быстрее извлечь из специального кармашка в рукаве свой кинжал и мгновенно приставить его лезвие к глотке противника. Потом, как ни в чём, ни бывало, продолжил:
   -У меня, в отличие от тебя, есть много друзей. И среди детей степи, и среди ромеев, и среди руссов. Даже в далёкой стране Хань, тоже есть друг. Но тебе этого не понять: ты же у нас... - Аман брезгливо поморщился - политик!
   -Кто? - такое ругательство Бакча услышал впервые в жизни и удивлённо захлопал глазами. Аман вздохнул. Ханы степенно убрали свои железяки, хотя и сидели в напряжении, готовые в любой миг вцепиться друг другу в глотки.
   - Политик, Большой Хан Бакча, - это человек, ищущий во всём выгоды...
   -Бакча удовлетворённо кивнул головой: несомненно, он благоразумный предводитель огромной орды и действительно способен из всех событий извлечь для себя выгоду. Да, конечно, он настоящий политик. И где этот пройдоха подцепил такое мудрёное слово?
   -... Даже руками в куче говна...
   -Охрана! - взревел Бакча и отскочил подальше, к стене шатра, чтобы Аман не смог бы до него дотянуться. Однако тот с невозмутимым видом оставался по-прежнему, сидеть на своём месте и продолжал говорить:
   -Зная это, я приехал сюда, чтобы обсудить с тобой условия выкупа.
   -Какого выкупа? - Бакча насторожился, ожидая услышать новую колкость в свой адрес. В это время в шатёр ввалились два телохранителя хана - отлично экипированные, в наборных пластинчатых доспехах молодцы с крайне самоуверенными, нагловатыми рожами. Недоверчиво посматривая на чужака, ребята остановились на пороге в предвкушении команды: "Фас!", но вместо этого хан лишь вяло махнул рукой, давая понять, что расправа отменяется (пока!) и они могут и дальше топтаться в своё удовольствие возле входа, но только уже с другой стороны.
   Аман невозмутимо выдержал волчьи взгляды охранников, не отводя в сторону своих глаз и продолжая всё это время исподлобья смотреть им прямо в лицо. Потом медленно повернул голову к не в меру вспыльчивому хану и продолжил:
   -К тебе в плен попал мой большой друг. Я хочу заплатить за него хороший выкуп и забрать его с собой. Прямо сейчас.
   Бакча осклабился. Приторная, слащавая улыбка абсолютно беспринципного человека. Он за последний месяц наловил столько двуногой добычи... Только племенных вождей степи - "гостило" у него сразу целых трое. Впрочем, не сегодня-завтра он их обезглавит - Бакча свято придерживался принципа: нет человека - нет проблем! Так выбивая одного за другим вождей из конкурирующих кланов, он небезосновательно рассчитывал избежать за свои
   пакости хорошо организованной кем-нибудь из них мести и сохранить своё лидерство в степи.
   Но о ком из многочисленных пленников говорит этот здоровяк? О щедрости, справедливости, равно как и о тяжёлой руке Амана давно уже ходят по степи легенды и ни один человек, находящийся в здравом уме не захочет иметь его среди своих врагов.
   "Лучше уж и впрямь с ним договориться. За хорошие деньги, разумеется! И потом спать спокойно, не боясь получить яду в плов или стрелу в бок".
   Рассуждал, про себя, Бакча.
   -У меня так много пленников, что я просто теряюсь в догадках: кто из них тебе нужен?
   -Русс.
   Брови у Бакчи взлетели на лоб. Где это видано, чтобы уважаемый всеми степной князь водил дружбу с руссом? В своём ли он уме? Или может быть, Бакча всё-таки ослышался? Но то, что он услышал в следующую минуту, и вовсе повергло работорговца в глубокий шок:
   -Яромир. Сколько ты хочешь за него?
   Бакча вздохнул и поправил под своим грузным, широким задом засаленные, со стёршейся вышивкой, шёлковые подушки. С минуту он молчал, тупо уставившись на тлеющие в очаге угольки, потом, не торопясь, переломил об колено несколько сухих палок и подкинул их в огонь.
   -Его голова бесценна. - Хрипло ответил хан.
   -Но ты же всё равно будешь брать за него выкуп? Так что говори, не стесняйся! Назначай свою цену.
   -Яромир очень богатый человек. И удачливый. У него денег больше, чем у самого киевского князя. Жизнь и свобода такого человека стоят очень дорого. Мне нужны все его деньги! Понимаешь? Все, до последнего медяка! И только когда я узнаю, что его родственники продали все его дома, все корабли, все торговые лавки, до единой - только тогда, голозадого, я отпущу его на свободу!
   Аман встал с циновки и ничего, не сказав на прощанье, прошёл мимо Бакчи и вышел из шатра. Его конь, будто цепной пёс, едва завидев хозяина сам, не дожидаясь команды, подбежал к нему. Аман легко взлетел в седло и, пришпорив, стрелой помчался прочь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Киевский князь.

  
   В доме Осмомысла царила невероятная суета. Везде, как и в большинстве домов Киева по комнатам метались сосредоточенные и подавленные тревогой женщины, с заплаканными глазами и набрякшими от слёз и бессонной ночи веками. Князь в простых домотканой рубахе и портках, босиком, расхаживал по терему и то и дело отдавал короткие и чёткие приказы своим людям. Рядом сын,
   нахмурив брови, снимал со стен развешанное там оружие отца и укладывал его в походную скатку. Князь одним глазом искоса наблюдал за ним и лишь изредка просил принести что-то ещё или что-то заменить. Когда всё было готово, он похвалил сына:
   -Молодец! Всё сделал как надо. - Он погладил его по взъерошенной голове, а сам присел на корточки и затянул потуже ремни на укладке - пацану это было пока ещё явно не по силам.
   -К тебе княже, человек из степи. Говорит от хана Амана по срочному делу.
   Князь выпрямился. Юный гридень стоял перед ним навытяжку и боялся даже лишний раз выдохнуть.
   "Деревенский. Не обвык ещё". - Подумал Осмомысл.
   - Зови!
   Воин убежал и тут же в двери ввалился порядком запылённый, плоскомордый степняк, одетый в толстый кожаный панцирь и железный шлём-шишак. На боку у него висела украшенная драгоценными камнями персидская сабля, а за спиной, в специальном, защищающим от дождя дорогое и чувствительное к воде оружие кожаном чехле, виднелся наборный составной лук. С другого бедра свешивался полный оперённых стрел колчан. Едва кочевник вошёл, как в комнате запахло конским потом, степными травами и хорошо выделанной кожей. Непроизвольно князь с наслаждением втянул в себя знакомые запахи и представил себя опять двадцатилетним, несущимся по
   степи во весь опор во главе лихой конной дружины таких же, как он юных сорвиголов в погоне за каким-нибудь дерзким степняком или беглым от справедливого суда татем.
   Но вошедший оборвал нахлынувшие воспоминания. Он молча протопал к столу и выложил на него небольшой узелок. Некий предмет, размером с ладошку завёрнутый в льняную тряпицу.
   -Что это? - Удивился князь. Джамбай словно немой, лишь кивнул: дескать, смотри сам! Осмомысл аккуратно развязал узелок. На столе лежал обыкновенный черепок от разбитого горшка. Князь, ещё не понимая в чём, собственно дело, повертел его в руках и, вдруг, увидев клеймо Яромира, охнул:
   -Кий-перевозчик! Громы небесные... Вот почему я его не дождался! Что же случилось?
   Джамбай впервые разомкнул уста:
   - Бакча. Подкараулил его возле порогов, сын шайтана и шелудливой шакалихи. Двадцать человек погибли на месте или умерли по дороге от ран. Остальные сейчас в плену, но весной он и их погонит на рынок.
   -Яромир с ними?
   -Да.
   -Сколько разбойник просит за выкуп?
   Степняк гордо вскинул голову:
   - Великий Хан Аман говорил с этим шакалом. Хан никогда не бросает своих друзей в беде и у него достаточно золота, чтобы помочь любому из них! Но сейчас он послал меня предупредить тебя, князь, чтобы вы, руссы, Бакче не давали денег. Ни единого медяка! Скоро в Киев приползут его прихвостни, обманите их, обещайте высокую золотую гору, но не давайте им ничего!
   Осмомысл опешил.
   - Но почему?
   -Потому, что, получив деньги, Бакча убьёт Яра. Он ни за что не выпустит его живым от себя! Мой Великий Хан ездил к нему, но договориться не смог.
   -Что же тогда нам делать?
   -Тянуть время до зимы. Зимой соберём силы и удавим гадюку в его собственном логове.
   -Ну да... Когда снега по пояс на коне особо не наскачешь... - Князь сел на лавку возле стола и кликнул жену:
   - Свет мой! У нас гости!
   Жестом пригласил Джамбая сесть напротив. В комнату вошла жена, тихонько, с лёгким поклоном поздоровалась и, окинув пришлого оценивающим взглядом, очевидно, соображая, чем именно угостить гостя, ушла.
   -Меня зажали с двух сторон готы - продолжил князь. - Один отряд осадил Полоцк, другой прямиком движется сюда. Почти две тысячи копий. Видишь - поднимаю не только дружину, но и крестьян по деревням. Не сегодня-завтра будет сеча...
   -Аман не успеет со своими людьми. Нам нужно не меньше недели, чтобы обойти и предупредить все наши становища, собрать все силы и привести их в Киев.
   -Сами управимся - отмахнулся русс. - Готы-лревляне жгут деревни, убивают всех без разбора. Два дня назад стало известно о судьбе отправившегося к ним для заключения долгожданного мира посольства. Готы сами пригласили наших старейшин для переговоров, а потом вероломно напали. Кого перебили, остальных распяли на крестах во имя бога единого. Из семидесяти человек не выжил никто.
   Вошла жена и несколько девушек с блюдами полными яств в руках.
   -Откушай, пожалуйста, дорогой гостюшко!
   Джамбай, не привыкший к церемониям, застенчиво улыбнулся и растерянно, хлопая глазами, посмотрел на разносолы. Он-то привык всю жизнь по-простецки срезать ножом ломти мяса с шипящей над костром туши и набивать ими тут же полный рот. А здесь столько всего, что и не знаешь с чего и начать...
   Князя позвали на улицу. Вошедшие сотники многозначительными кивками увели его за собой. Оно и понятно: Большая Киевская дружина - это не ватага малолеток - требует внимания и уважения!
  
   В соседней комнате, едва мужчины вышли за порог в полный голос заголосили бабы. Джамбай, оказавшийся случайным свидетелем этих проводов на войну, положил назад в блюдо ломоть оленины, отодвинул от себя полную чарку. С минуту он сидел, сконфуженный, а потом взял в руки кувшин с крепкой медовухой. Отпив почти половину, поставил. Он знал действие этого старинного русского напитка - одинаково пригодного и в час великой скорби и в минуты радости. Казалось бы, слабая поначалу, она постепенно бьёт в голову так, что даже самые крепкие выпивохи, с трудом могут устоять на ногах. Когда он поедет назад, набирающий силу хмель поможет ему забыть эти полные отчаяния голоса русских женщин, сердцем предчувствующих грядущую беду.
   Джамбай хмуро обвёл взглядом бревенчатые стены терема. Тревога в предвидении тяжёлых времён, глодавшая его по дороге сюда окрепла ещё более. Чуждые его миру силы пришли в движение вокруг всего их бытия: его, хана, этого большого русского города и князя Осмомысла. Тому уже приходится браться за меч. Скоро и для степного народа настанет очередь натягивать луки и точить сабли. Степь уже сейчас кипит как растревоженный муравейник. Хватит ли сил отстоять своё и справиться с многочисленными врагами?
   Рядом пронёсся шустрый пацанёнок лет двенадцати. Белоголовый, выгоревший на солнце как опушившийся одуванчик. Только конопушки на носу по-прежнему сияли, как ни в чём, ни бывало. Ему сплошное веселье! Война! Когда ещё такое увидишь? Отца, князя в полном доспехе, со шлёмом на голове, да с большим красным щитом! И чтоб двор был полон таких же вооружившихся до зубов дружинников.
   Степняк, как хватают на лету шуструю муху, поймал пацана, за руку. Тот с разбега описал полукруг и едва не впечатался в него носом. Малец почувствовал в руке этого страшного, чёрного как головёшка усатого чужака невероятную силу и порядком перетрусил. Оно и понятно: чего ему надо? Вона, как руку-то перехватил, как клешнёй сжал!
   -Есть дело для тебя... только если не забоишься. - Прохрипел странный воин. Он взял со стола черепок и опять - на глазах у подростка - завернул его в тряпицу и завязал на узелок. Потом вложил ему в ладонь.
   -Вот это надо передать жене купца Яромира. Знаешь такого?
   Пацан приосанился и выпятил тощую грудь колесом:
   -Конечно знаю!
   -...Только нужно быстро передать. Прямо сегодня, иначе завтра, может быть слишком поздно и тогда случится большая беда. - Мальчик дёрнулся, было бежать, но степняк удержал его и слегка притянул к себе. Он заглянул ему в лицо и предупредил:
   -Ты должен сделать это незаметно. Если злой человек увидит у тебя в руках этот черепок и поймёт, зачем ты идёшь в дом купца - он тебя убьёт, потому, что это не простой черепок - это смертный приговор для одного разбойника. Будь осторожен и никому об этом не говори!
   -Даже отцу?
   -Отцу можешь, но он не одобрит тебя, потому, что это слишком опасное поручение!
   Кочевник отпустил захват и юный княжич, преисполненный собственной значимости вразвалочку отправился выполнять "важнейшее задание". Напутствуя его, Джамбай специально сгустил краски, чтобы подыграть мальчишке. На самом деле у Бакчи отродясь не водилось голубиной почты, а его лазутчик в Киеве, скорее всего пока не осведомлён о последних событиях. Посланцы работорговца прибудут сюда для переговоров не раньше чем через два, а то и три дня.
   Джамбай встал из-за стола и вышёл на улицу. Он своё дело сделал и теперь может возвращаться домой - в степь. Теперь, настал черёд высших сил, ибо только они способны управлять судьбами людей, как игральными костями, брошенными на стол и решать, кому остаться жить и оказаться победителем, а кому потерпеть поражение и погибнуть...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Руны русского князя.

  
   Быть правителем на Руси всегда было не только трудно, но и опасно. Меч, конь и дальняя дорога - неразлучные спутники практически любого русского князя или царя. Слишком много было вокруг таких лютых врагов, от которых куртуазная Европа подобно впечатлительной, избалованной богатым любовником даме впадала в ступор и начинала, перебирая имена всех святых истерично взывать безмолвные небеса о немедленной помощи.
   "...Боже, о боже, спаси-сохрани нас от гнева норманнов (а также монголов, турок, Бонопарта, Адольфа Гитлера и т.д.)".
   Впрочем, и сама она, норовя время от времени, вцепиться в лицо своему восточному соседу, не слишком-то утруждала себя какими-либо благородными принципами. Все - я подчёркиваю - Все! Господа-завоеватели пришкандыбавшие к нам с запада почему-то считали себя абсолютно свободными вообще от каких-либо нравственных норм, едва только они оказывались с мечём в руке на нашей земле. И только когда вынуждены были уползать отсюда на костылях и с переломанными рёбрами, начинали скулить об ужасающей жестокости русских.
   Чему же эти крикливые, кривляющиеся лживые карлики из-за океана и из "европейских структур" хотят нас ныне научить, когда у них у самих рыльца ещё не успели обсохнуть после пролитой ими сербской и арабской крови? О какой такой демократии они мурлычут, пододвигая к нашим границам натовский кинжал? Ведь вся их гнилая сущность за эти полвека, после Вьетнама и Кореи не изменилась ни на йоту! Всё, что им сейчас только нужно, чтобы окончательно "отдемократизировать" Россию, так это дешёвое пушечное мясо.
   Прибалты тренируются стрелять по стареньким русским "пятьдесятпяткам". Говорят, что так приучают своих новобранцев к борьбе с русской техникой. "Смелый" поступок. Мы, русские, оценили его. Мы хлопаем, глядя на них, в ладоши и ждём продолжения спектакля. Ваша "смелость", господа недомороженные под Сталинградом уподобляется "смелости" прусских дворянчиков, точивших свои сабли на пороге французского посольства. Но у тех хоть хватило отваги потом выйти в поле под Йеной и Ауэрштедтом и потягаться с Наполеоном в открытую. Может быть, и вы желаете попробовать свои силы в реальном бою? Может быть, надеетесь, что у вас, "цивилизованных демократов", это получится лучше, чем у ваших кумиров со свастикой на знамёнах? Ну! Смелей!
   Есть старый как мир закон Ньютона: "Действие всегда рождает противодействие". Вы, бывшие "братские народы" с большой охотой, буквально наперегонки друг с другом стараетесь побольнее ущипнуть Россию. Принародно плюнуть ей в лицо и дружно гыгыкаете всей своей "демократической" сворой, если кому-то удаётся это сделать ловчее других. Мы заметили ваше старание перед вашим заокеанским "паханом" и оценили ваше остроумие. И вашу благодарность. И вашу совесть, и вашу верность данным ранее клятвам. Мы всё это оценили.
   Я прокляну собственных детей, если они когда-нибудь вновь, как мои деды и прадеды полезут спасать ваши блудливые задницы из очередной передряги, в которую вы неизбежно и даже быстрее, чем вам того хотелось бы, вляпаетесь вместе со всеми этими вашими резиновыми "демократическими" "двойными стандартами". Ответ на полёты ваших гружёных бомбами "демократизаторов" не заставит себя долго ждать. Не знаю какой, но он неизбежно будет. И если ваши армады грохочут сейчас вдоль чужих границ - то будьте готовы к тому, что однажды проснётесь от рёва чужих моторов уже у себя под окном. И не устраивайте больше жалких шоу на весь мир. Русские больше никогда не придут к вам. Ни в качестве товарищей по оружию, ни в качестве спасителей и защитников. Мы утрём ваши плевки со своего лица и просто забудем о вашем существовании. Вы были дерьмовыми союзниками и оказались такими же дерьмовыми соседями. Так что перестаньте маяться ерундой - эти три стареньких советских танка ни в чём не виноваты. "Доска сдачи не даёт". Если душащая вас злоба столь велика - будьте мужчинами до конца и бросьте открытый вызов - так будет честнее. А если смелости не хватает... ну что ж, придёт зима, выпадет снег - можно будет ещё вылепить снежного человека и поупражняться на нём, представляя себе на его месте российского президента. Думаю, что это будет как раз то, что вам по силам.
  
   Осмомысл объезжал строй своего войска. Воины вдоволь наслушавшиеся рассказов беглецов из опустошённых земель об зверствах врага кипели от ярости и требовали только одного: в бой! На ножах! Так, чтобы ни одна поганка не ускользнула бы от возмездия не получив по заслугам. Князь остановился посредине строя. Некоторое время усмирял испугавшуюся оглушительного рёва толпы лошадь. Наконец справился. Достал из ножен меч и, протягивая руку, указал им на надвигающиеся уже на руссов плотные колонны врага:
   -Если мы их сейчас не остановим, они сделают с нашими домами то же, что уже сотворили в Выселках, Горелово и в других деревнях в округе. Они всё разграбят, сожгут, пустят по ветру. Они осквернят наши капища, снасилуют наших женщин и передавят как щенят наших детей.
   Даже умирая, мы должны зубами вцепляться в их глотки и рвать их, пока они, поджав хвосты, не уползут туда, откуда пришли. В бой! Сомкните ряды! Встаньте плечом к плечу! Слушайтесь своих командиров и, если я паду, не теряйтесь! Не падайте духом! Промеж себя, решите, кому быть новым князем в Киеве. А здесь, на этом поле у нас у всех одно общее дело: рубить врага! Защищать свой дом! С князем или без князя - ни шагу назад!
   Свою дружину князь разделил: конная сотня прикрыла фланги, а пешие встали в центре, усиливая его и создавая мощную точку опоры для всего ополчения. Весь строй таким образом не терял прочности классического построения фалангой - "стеной" и в тоже время преобретал большую гибкость пятиполкового расчленённого строя.
   Наступающие готы шли двумя большими колоннами, человек по пятьсот-семьсот в каждой. Копейщики второго ряда прикрывали секирщиков и мечников первого. Осмомысл слышал от бывалых людей о такой тактике древлян, но на поле боя сталкивался с ней впервые. Готы шли как на прогулку: неторопясь, небрежно опустив к земле щиты и положив до времени на плечи свои ужасающие секиры. Каждая такая колонна состояла в основном из родовичей, во главе со своими старейшинами. Самые сильные, самые опытные и лучше вооружённые воины размещались в передних рядах. Между отрядами врассыпную семенили лучники: сплошь малолетки, которым пока ещё было рано влезать в настоящую рубку, но "попробовать на зубок", что такое настоящая сеча - уже время пришло. Весь замысел древлянского воеводы таким образом первоначально заключался в охвате русского строя с флангов, но к своему удивлению он теперь обнаружил нечто новенькое в построении славян. Гот распорядился сблизиться полкам ближе к центру и перенацелил их в стыки между русскими отрядами.
   Руссы пристально следили за надвигающимся врагом. Наконец неприятельские стрелки остановились - Осмомысл будто в замедленном сне видел как они подняли луки и оттянули назад тетивы с вложенными в них стрелами. Воздух разорвался от близких хлопков тетив и свиста сотен стрел: наши дали залп первыми!
   -Щиты! Поднять щиты! - Заорал князь, но его уже почти не было слышно - от крика и грохота оружия, которыми оба войска приветствовали друг друга.
   Сверху на головы обрушился дождь падающих стрел. Послышались первые, полные боли стоны раненных и отчаянный мат. Со стороны готов прогнусавил рог и тут же всё их войско покончив с выпендрежем прикрылось стеной щитов, обнажило мечи, взяло наперевес копья и секиры и перешло на бег, постепенно наращивая его скорость.
   Лучники успели дать ещё один залп, почти в упор, целя уже прямо по оскаленным, раззявленным ртам и прыснули сквозь ряды назад, в тыл, где сотник Мстислав перегруппирует их и быстро разведёт на фланги.
   Удар готских клиньев был ужасен! Осмомысл отъехал на левый фланг - самый уязвимый - и кричал так, что набрякли жилы на шее:
   -Держать строй! Не отступать!
   Треск, грохот, лязг оружия, крики и вопли, вонь от пролитой крови и выпущенных кишок - всё слилось в одну кашу, управлять которой казалась уже просто невозможно.
   Навалилась готская конница. Крестьяне-ополченцы всё ещё держали строй, но падали снопами. Осмомысл размахивая, мечём, напал сразу на двух конных готов. Ему не поддались, тогда он бросил, отъехал от одного из противников и отрубил руку вместе со сжатым в ней мечём другому. Противно хрястнула сломанная кость, обрубок повис на длинном кожаном лоскуте. Князь отвернулся. Его кто-то сильно ударил промеж лопаток, но кожаный с нашитыми поверх железными пластинами панцирь выдержал.
   Опять засвистели, забарабанили по щитам и доспехам стрелы - князь с тревогой обернулся: несколько готских всадников вывалились из сёдел - всё в порядке - свои поработали! Всадники врага подались назад и встали позади своих лучников. От конных руссов осталось всего несколько человек - Осмомысл жестом остановил их и не дал преследовать врага: нужно прикрывать пехоту! Он посмотрел направо: центр стоял как вкопанный - пешие дружинники князя уверенно перемешивали с дёрном оба клина врага. Откуда-то оттуда гундосил время от времени командирский рожок и там маячило несколько прикрытых добротными клёпаными шлёмами татуированных готских харь.
   "Но ничего, не долго им ещё осталось землю топтать!" - в своих гриднях князь был уверен больше чем в самом себе.
   "Лишь бы устояли фланги!"
   А там, на флангах, стало совсем кисло. Мимо протопали лаптями лучники. Сам Мстислав ведёт своих людей где-то справа, а здесь стрелками командовал его помощник, старик - охотник из какой-то лесной глухомани на древлянском порубежье.
   -Возьми левее! Левее! - Князь кричал, что было сил и махал старику-сотнику рукой, боясь, чтобы его лучники не втянулись в кипевшую совсем рядом отчаянную поножовщину. Дед кивнул и повернул отряд немного влево, отводя его на некоторое расстояние от дерущийся пехоты. Справа, в центре, раздался торжествующий вой и князь увидел, как в ряды противника полетела чья-то рыжебородая башка, всё ещё одетая в круглый готский шлём.
   -Кто-то уже доигрался - ухмыльнулся Осмомысл. И тут же побледнел от ужаса: фланги окончательно рухнули! Ополченцы не выдержали натиска мощных клиньев врага и наскоков его конницы и начали пятиться. Он что-то ещё кричал своим лучникам, но только сейчас заметил, что сорвал голос и его уже попросту никто не слышит.
   "Неужели всё кончено?"
   Готские кавалеристы, отошедшие в тыл с правого и левого крыльев, вновь собрались вместе. В этом сводном отряде их насчитывалось всё ещё больше полусотни и они явно приценивались куда бы нанести удар. Какой-то человек, вышедший к ним из центрального отряда вскарабкался на поспешно подведённую к нему лошадь и, очевидно принял командование отрядом на себя. Он что-то визгливо прокричал, и весь эскадрон сорвался с места, устремившись, на левый и без того уже сбитый с места фланг киевлян. Осмомысл высоко поднял над головой меч и во главе десятка всадников оставшихся от его конной дружины бросился наперерез, прямо в лоб атакующим. В голове как калёным железом жгла только одна мысль: "Позади Киев... Не пущу!"
   Вместе с княжьими дружинниками в атаку перешли и лучники - они, рассыпавшись в цепь перебежками сближались с неприятельскими стрелками, останавливаясь лишь на несколько мгновений, чтобы сделать очередной выстрел. Когда расстояние сократилось почти до дуэльного, древлянские юнцы не выдержали такого бешеного натиска и обратились в бегство.
   Всадники сшиблись со страшной силой. Осмомысл отвёл щитом чьё-то направленное ему в прямо в грудь тяжёлое копьё и тут же воткнул меч в бедро проезжающему противнику справа. Меч пронзил и ляжку человека, и попону и бок бедной лошади. Пронзительно заржав, она понесла раненного, с поля битвы. Князь с трудом удержал в руке застрявший во вражеском мясе меч, а другой рукой рывком сбросил с себя разорванный и сковывающий движения плащ.
   Развернулся на месте и посмотрел на сражающихся: ополченцы бежали. Всё место боя, где они прежде стояли было завалено сотнями окровавленных, изуродованных трупов. Пешие дружинники киевлян во главе с Твердом, оправдавшим в этот страшный час своё имя, отбивались от навалившихся сразу с двух сторон дружин древлян.
   "Долго им не выстоять..." - у князя опустились руки. Однако в этот момент опять засвистели стрелы - это расправившиеся с лёгкой пехотой лучники обратились против повернувшихся к ним спиной клиньев врага и принялись почти в упор расстреливать готскую тяжёлую пехоту.
   Осмомысл воспрянул:
   "Врёшь сука!"
   Он ударил пятками по бокам своему Буяну и поскакал на перехват чужим всадникам, устроившим на левом фланге настоящую охоту за беззащитными русскими лучниками. Старик-сотник - его имя князь силился, но всё никак не мог по-горячке вспомнить, спешно рассредоточивал, разводил своих людей в широкую дугу, чтобы они могли хотя бы огнём хоть как-то прикрыть друг друга.
   Однако для такого приёма требовалось значительно больше людей. На глазах Осмомысла налетевший гот рубанул ему по плечу и дед, морщась от боли и зажимая рану рукой, повалился наземь. Князь с разгону, захватив меч в обе руки, изо всех сил полоснул вражину поперёк туловища. Проезжая мимо уже боковым зрением увидел, как перевернулась в воздухе нелепо размахивая руками его верхняя половинка. Не оборачиваясь больше к поверженному Осмомысл налетел на следующего.
   Его заметили: с десяток древлян отстали от разбегающихся в разные стороны лучников и устремились к нему со всех сторон. Осмомысл именно этого и хотел. Там, за его спиной лежали мёртвыми все его конные дружинники. Со многими из них он ещё в детстве играл в лапту, а были и такие, кто нянчил его совсем маленьким на своих коленках. Разве мог он отступить от их, пусть и бездыханных, тел? Там, наверху, во время суда богов, им не придётся краснеть от стыда перед ликом Перуна-громовержца за своего князя: он проведёт над своими павшими товарищами свой последний бой достойно.
   Князь увернулся от первого же налетевшего на него гота и обрушил удар сверху вниз по шее коня следующего. Всадник, нелепо размахивая руками, будто собирался взлететь аки птица выронил свой шестопёр и кубарем полетел на землю вместе с агонизирующим животным. Третий гот, явно не ожидал встречи с глазу на глаз со столь опытным и хорошо вооружённым бойцом и остановился, хлопая глазами и озираясь по сторонам в ожидании помощи. Осмомысл налетел на него как ураган: противник вяло попытался защититься, неумело подставляя под удар то свой меч, то щит, но русич быстро, несколькими сильнейшими ударами разнёс его в щепки, а затем разрубил и самого бедолагу едва ли не напополам.
   Краем глаза князь увидел, как правый отряд древлян стремительно тает под огнём лучников Мстислава, как десятками враги валятся на землю, утыканные стрелами, словно иголками подушки белошвеек. Тверд с лицом залитым кровью из рассечённой насквозь щеки обеими руками обхватил покрепче секиру и с хаканьем широко размахивал ею направо и налево, калеча и убивая каждого, кто оказывался на его пути. Постепенно, шаг за шагом после каждого такого замаха, он вдавливался вглубь толпы неприятелей и за ним следом наседали на врага остальные дружинники.
   -Князь! Я уже иду! - помахал он своим залитым кровью ужасающим оружием, с налипшими на него щепками от разбитых вдребезги чужих щитов и пучками волос. После развала правой колонны врага бой вновь принял характер лобовой рубки лицом к лицу и потери с обоих сторон были просто ужасными.
   Осмомысл завертелся волчком, отчаянно отбиваясь от налетевших на него со всех сторон врагов. В голове зашумело от пропущенного удара, однако шлём, хотя и помялся, но всё-таки выдержал. По телу ручьями струился пот, нижняя рубашка промокла насквозь и противно прилипла к телу. В пылу схватки он даже и не заметил как кто-то отсёк ему два пальца на правой руке.
   Князь так и умер с улыбкой на губах. Вражеское копьё ударило его в спину и показалось окровавленным наконечником из груди. Осмомысл не почувствовал боли и даже не стал смотреть на рану.
   Зачем? Он и так понял, что с ним произошло...
  
  
  
  
  
  

Яромир.

  
   Бакча злорадно скалил зубы:
   - Теперь, сын русской свиньи - ты от меня никуда уйдёшь. Пошёл вон на своё место! - хан пинком сбил купца на землю.
   Два дня назад Яромир попытался сбежать. На него устроили настоящую облаву: шестьдесят человек с собаками гоняли его по ровной как стол степи, пока, наконец, не настигли. Ослабевшего от непрерывного, безостановочного преследования и изнурительного бега. Степняк накинул на него аркан и волоком притащил к ногам Бакчи.
   "Теперь всё кончено, придётся умирать. Денег от меня он всё равно не дождётся!"
   А хан был взбешён не на шутку. Во-первых, он до сих пор не получил за голову русса и ломаного медяка. Во-вторых - этот побег - плохой пример для остальных рабов. Что если каждый из них начнёт думать о том, как бы сбежать? Необходимо было достойно наказать строптивца. Так чтобы другим стало неповадно. Тем более что переговоры о судьбе купца постоянно заканчиваются ничем. Его киевские родственники по-прежнему тянут время и под разными предлогами откладывают выплату денег. Да и сама оговоренная сумма оказалась значительно меньше той, на которую он рассчитывал.
   Однако духи милостивы к великому Бакче! Самый страшный враг степного воинства - киевский князь Осмомысл погиб в стычке с лесовиками-готами где-то на западном порубежье. Лазутчик доносил о бессчисленных жертвах среди руссов. По его словам, только погребение тел павших заняло три дня. Теперь им будет не до Бакчи! Никто не придёт мстить за пленников! А Бакча терпеливый! Он умеет ждать! Он все жилы вытянет из этого упрямого и хитрого русса по одной, но деньги всё равно получит!
   Для начала всех, кроме Яромира весной он отведёт на рынок. Пока ещё, правда, не знает куда. Может быть в Персию. Или к ромеям. Где больше предложат! Строптивого купчишку он уже наказал: велел подрезать ему мясо на пятках, накрошить в рану нарезанного конского волоса, да и сомкнуть края плоти, чтобы опять заросло.
   -Теперь русс, ты уже никуда не убежишь! Всю жизнь будешь ползать на четвереньках. До выгребной ямы и обратно. Только смотри не свались туда, да не утони в дерьме!
   Бакча на минуту представил себе мучения русса и самодовольно крякнул: даже самые лютые душегубы из его войска опешили при виде новой жестокой выдумки своего предводителя и долго стояли над лежащим на куче грязного тряпья русским купцом и одобрительно цокали языками:
   -Ай да Бакча! Самый великий хан степи!
   -Когда за мной придут, последние из вас, кто ещё останется в живых, будут завидовать мёртвым.
   Разъярённый степняк пнул купца по лицу.
   -Пусть приходят! Тогда мне не нужно будет бродить по вашим лесам. Я наловлю себе новых рабов прямо здесь!
   Яромир сплюнул кровяной сгусток, утёр губы.
   - Посмотрим, хан, кто кого, в конце концов, поймает!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Феодора.
  
   Феодора в сопровождении двух фрейлин и телохранителя быстро шагала из своих апартаментов по направлению к рабочему кабинету императора и на ходу кусала себе губы - она нервничала. Предстоял серьёзный разговор: кто-то из "доброжелателей" только что напел какую-то очередную грязную выдумку черни Юстиниану, прозрачно намекая ему, будто он рогоносец. Конечно. Её прошлое. Куда же без него. Оно теперь до самого последнего её дня будет тащиться вслед за ней как облитый помоями хвост павлина и постоянно напоминать о себе. И будь ты хоть трижды образцом добродетели - это не изменит ровным счётом ничего. Ядовитые языки сплетников всё равно будут сочинять за её спиной гнусные выдумки, а их злобные глазки сверкать в полутьме дворцовых переходов обжигая спину ненавидящими взглядами.
   Сосредоточенный ход её мыслей прервал чей-то громкий смех и разговор на славянском языке. В коридоре направо, возле небольшого слюдяного оконца стояли мужчина и молодая женщина и о чём-то непринуждённо беседовали.
   Императрица, проходя мимо, бросила мимолётный раздражённый взгляд на бестактных весельчаков и продолжила свой путь дальше. По-иному рассудил её мавр-телохранитель. Он отстал от своей госпожи и направился к славянам. С ходу врезал по челюсти парню. Тот крутанулся волчком и полетел на пол со сломанной челюстью. Следующий замах - по его шлюхе - и...
   Мавру показалось, что его правое колено вывернулось наружу. Боль была абсолютно непереносимой. Он сжался в калач и безвольно опустился на пол, стеная и проклиная шайтана и всё его племя. Констанция поймала его за шиворот, подтащила к стене и хорошенько, с разгона хрястнула об неё мордой. Мавр отключился. От его выразительного, мужественного лица осталась лишь кровавая лепёшка.
   -Подождите. Что это? Где Муса? - остановилась императрица и настороженно прислушалась к шуму драки за спиной. Потом быстро направилась туда, откуда доносилась вся эта возня.
   У Олега, собеседника Констанции, до этого мирно рассказывавшего ей скабрезный анекдот про пчёлок и получившего за это по челюсти, кружилось в голове, и он едва не падал в обморок. Про кулак Мусы во дворце знали все. Этот злющий как собака мавр колотил всех без разбора. Иногда от него доставалось даже вельможам. Он много раз учавствовал в дуэлях, но всякий раз побеждал в них не получая при этом даже царапины. Когда он налетел на Олега, то у того даже в мыслях не было защищаться. Ведь этот чернопопый бугай был телохранителем самой императрицы. Лицо неприкасаемое!
   Констанция испоганила ему не только лицо - она перечеркнула крест-накрест всю его сытую жизнь блудливого, зажравшегося придворного кобеля. Превратила из героя-любовника во всеобщее посмешище. На второй день, едва он повыковыривал изо рта обломки зубов и нарисовался среди придворных, как вынужден, был выбежать из дворца будто ошпаренный.
   Больше его там никто не хотел видеть.
   Оставив в покое мавра, Костик опять начала заниматься Олегом. Осторожно вправила ему деформированную челюсть, взвалила на плечо и потащила в казарму. От полученного сотрясения мозга тот всё ещё "плыл" едва переставляя ноги.
   Императрица вышла из-за угла и остановилась подбоченившись.
   -Что здесь случилось?
   Констанция семенила, подгибаясь и волоча на себе тяжеленного гридня. Заслышав голос за спиной, она обернулась в пол-оборота, и увидела перед собой какую-до дамочку примерно одного с ней возраста. Правда, видать дамочка та была ещё той штучкой. Стопудово из числа "их благородий". И явно чем-то раздражена. Вся её внешность прямо таки кричала окружающим об оскорблённом самолюбии и о том, что она относится не просто к сильным, а к самым сильным мира сего. В каждом её жесте сквозила многолетняя привычка повелевать, уверенность в себе и острый "мужской" ум, приправленный изрядной толикой богатого опыта придворной жизни.
   Констанции было глубоко наплевать и на её величавость и на сословные предрассудки:
   -А сама не видишь?
   Императрица от неожиданного ответа, в котором не просматривалось и намёка на чинопочитание, растерялась и не нашла ничего лучшего, как выкрикнуть:
   -Я - Феодора!
   -Очень приятно... - прокряхтела Констанция и поудобнее взвалив на плечо могучего соотечественника вместе с ним скрылась за поворотом.
   Императрица гневно фыркнула и пошла дальше. На своего поверженного телохранителя она даже не посмотрела.
   Вечером собственной персоной императрица явилась в рабочий кабинет Бруксия и на повышенных тонах изложила ему свою историю, потребовав выяснить и доложить ей немедленно, что это за наглючка поселилась во дворце прямо у неё под боком. Бруксий краснел, пыхтел, шумно вздыхал и, в конце концов, пообещал "разобраться". На том и порешили. Фрейлины государыни, сгорая от любопытства, тут же метнулись по своим знакомым-мужчинам и принялись расспрашивать их о некой странной особе, разгуливающей по Палатину в мужском платье посреди бела дня. При этом не забывали добавить, что она "невероятная уродина". Уж слишком изумлялись мужики, заслышав о редкостном позоре, свалившемся на курчавую голову мавра, и слишком большой интерес сами начинали проявлять к этой девице.
  
  
   Зевс поражающий молнией.
  
   Бруксия вызвали во дворец поздно ночью. Он торопливо шагал по опустевшим коридорам, и гулкое эхо разносило цоканье его каблуков по всем его закоулкам. Эти новые башмаки с прибитыми к подошвам каблуками он приказал скопировать, по мере возможности, с обуви Констанции. Оказалось немного непривычно, но всё равно гораздо лучше, чем щеголять по грязным константинопольским улицам в бесформенных ромейских говностопах. И ещё велел своему портному перешить брюки - сделать их с карманами. Тоже как у неё.
   Однако неожиданный полуночный вызов вселял тревогу. По всей империи осенним листопадом летят головы начальства. Увольняют со службы командиров, чьи солдаты отказывались подчиняться во время бунта, чиновников и священников, что допустили в своих округах волнения, полицейских, не справившихся с толпой. Всех подряд. Теперь вот его, Бруксия, настала очередь. Что, в общем-то, и справедливо. Будь он сам на месте императора, так за такое ротозейство вообще бы голову с плеч снял. Так что пенять не на кого, будь что будет.
  
   Император находился в своём рабочем кабинете один. Сидел и смотрел на пламя свечи, думая о чём-то своём.
   Бруксий вошёл и тихонько присел рядом, за стол.
   -Догадываешься, зачем я тебя вызвал?
   -Чтобы наказать за то, что я допустил мятеж.
   Юстиниан усмехнулся.
   -Как раз именно ты и предупреждал меня накануне о том, что простолюдины на грани бунта. Что ты ещё мог сделать?
   Император вздохнул, встал из-за стола и стал прохаживаться из угла в угол.
   -Всё так сложилось, одно к одному, очень неудачно для нас. И если бы не твои грамотные действия, твои и твоего ведомства, империя вообще могла бы погибнуть. Но я вызвал тебя сюда не для того, чтобы лить елей и сочинять героические поэмы. Этим займёмся потом, когда выйдем в отставку. Сейчас есть куда более важные дела.
   -Случилось что-то?
   -Пока нет, но если мы ничего не предпримем, то обязательно случится.
   Император опять сел за стол
   -У меня всё не выходит из головы та девчонка из славян, что твои люди поймали на рынке. Судя по тем вещам, которые были у неё при себе, что-то непонятное для нас творится на Руси. Боюсь, как бы русские не набрали слишком большую силу, пока мы тут почиваем на лаврах, да возимся в Италии, да в Иудее со всякими отбросами. Если у нас под боком возникнет могучая империя варваров - нам мало не покажется. Северные племена ещё не растратили свою первобытную силу, не выродились, сидя по городам. Они полны здоровья и свежих сил. Протухшей от коррупции ромейской империи с ними не совладать. Они сожрут нас с потрохами.
   Я долго думал, и, наконец, принял решение: тебе необходимо сдать все дела кому посчитаешь нужным, и отправляться в Киев. Там, на месте сам разберёшься в том, что у них происходит. Потом, когда вернёшься, будем думать что делать дальше.
   -Хорошо!
   Бруксий встал.
   -Иди, отдыхай, утром предложишь мне своего кандидата на твоё место.
  
   Бруксий вышел из кабинета. Вытер платочком лоб и подумал:
   "Гром прогрохотал, но молния ударила мимо... Даже всемогущий Зевс нуждается в услугах такой мелюзги как я!"
   И заспешил домой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Радомир.

  
   Царьград успешно приводил себя в порядок после прекращения беспорядков. Сожженные дома отремонтировали, а те которые пострадали слишком сильно разобрали и на их месте отстроили новые - ещё краше и богаче прежних. Те два дома, что купил ещё в то злополучное лето отец Радомира заново оштукатурили, починили разрушенную каменную изгородь и вместо чахлой калитки водрузили высокие, с прочными железными засовами, ворота.
   Радомира узнали и без слов пропустили внутрь. Всеми работами здесь руководил, как и прежде, представитель отцовской торговой компании в Константинополе, некий Олекса. Помимо присмотра за домами этот угрюмый, молчаливый как рыба русс ещё и следил за складом, несколькими лавками на городских рынках в разных концах города, а также вёл какие-то уж совершенно мутные для постороннего глаза дела с местными "инвесторами".
   Впрочем, молодого человека интересовало, конечно же, не скучное прозябание за ворохами финансовых отчётов, не движение цен на зерно где-нибудь на прожаренных солнцем рынках Александрии и уж точно не сухие сводки о прошлогодних объёмах продаж мехов в Суассоне или Неаполе. Нет! Что может сниться по ночам в двадцать лет и не давать покоя потом, отравляя остаток жизни?
   Бабы!
   Но, увы! Кроме как в своих грёзах увидеть Констанцию где-либо ещё у Радомира никак не получалось. Сколько он её не разыскивал, напасть на её след не удавалось нигде. Она словно растворилась в воздухе. Опрос дворцовой стражи, среди которой всё ещё оставалось много старых приятелей - тоже ничего не дал. Вроде бы то тот, то другой, где-то и когда-то видели тут некую "малэсенькую" бабёнку с прибабахом: лысую, но зато в кожаных штанах. Чего она тут болталась по дворцу? А хрен её знает!
   "А тебе-то, какое до неё дело? Или тоже хочешь как она - налысо? Давай! Мигом оболваним!"
   -Да пошли вы... - Радомир выскочил из "караулки" сопя от злости. Хотя ребят тоже можно понять - когда весь день стоишь на часах как бронзовый истукан - к вечеру, освободившись от службы, любое сказанное или услышанное слово или шутка - в радость! Поэтому после службы сами того, не желая, они и начинали чесать языками без остановки.
   Вечером в "Троянском коне" повстречался с Зеноном. Только начал его расспрашивать, как тот отмахнулся:
   -Забудь! Посмотри лучше, какая восхитительная жопа, и скучает без мужского внимания! В три обхвата! - легионер смачно приложился ладонью по своему "сокровищу" - самого развратного вида бабёнке бальзаковского возраста. При этом Радомир не смог сдержаться - его аж передёрнуло от отвращения: по жирной, обильно вспотевшей туше безостановочно заколыхались вдоль и поперёк нескончаемые волны потревоженного сала...
   Не внёс ясности и сириец. Вдобавок он куда-то отчаянно торопился, и Радомиру приходилось всё время бежать за ним почти бегом, чтобы не отстать.
   -Ну и откопал ты себе подружку. Ты хоть знаешь, кто она?
   -Нет! Потому и пришёл к тебе. Ты ведь всегда знаешь то, что никто другой не знает.
   -Я-то - знаю. Поэтому и говорю тебе: ты - дурак!
   -Это почему же? Потому что она лысая и ходит в штанах?
   Сириец вместо ответа махнул рукой и попытался, было войти в дверь какого-то двухэтажного дома, но Радомир успел поймать его за руку и удержать.
   - Ну, я тебя очень прошу, скажи, мне, кто она и где мне её можно найти? Ты же здесь всех знаешь, как облупленных, начиная от сановников и кончая последними козопасами!
   -Что тебе сказать? Что она варварка и, скорее всего "посвящённая"?
   -Посвящённая? Во что?
   -Как ты меня приморил со своей подружкой... Хорошо. Про марианн когда-нибудь слышал?
   -Ну, вроде слышал что-то краем уха. Только толком ничего не помню.
   -Это варварская храмовая стража. Отборные воины. Лучшие из лучших. Они служили прежним, старым богам. Так вот, в женских храмах, куда запрещалось ступать мужикам, тоже была своя охрана. Там у маленьких девочек отбирали кукол и вместо этого заставляли упражняться с мечом, копьём, скакать на лошади, стрелять из лука и всё такое прочее. Годам к восемнадцати такая красотка, вполне была способна прихлопнуть любого легионера как муху. Когда Юстиниан по всей империи позакрывал языческие храмы, а всех кто при них отирался разогнал: жрецов, гадателей и прочих мошенников, то по свету пошло бродить много разного народа. В том числе и бывших храмовых стражей. От таких девиц советую тебе держаться подальше. Они обижены на весь мир. И драчливы: чуть что, сразу хватаются за меч. А первая же ссора с ней может стать для тебя и последней. Чтобы победить храмового стража, нужно быть очень опытным воином. Сириец открыл дверь и собирался, уже было, войти внутрь, но остановился:
   - Невежды обычно врут, что как будто у них не то срезают, не то выжигают правую грудь, чтобы она не мешала им стрелять из лука. Я дважды сталкивался с этими амазонками и сам видел: сиськи у них на месте!
   -Во как!
   - Радомир стоял с открытым ртом и морщил лоб, очевидно напрягая память, и пытаясь что-то вспомнить, а когда вспомнил, то довольный ухмыльнулся и бодро зашагал прочь.
   Утром он проснулся поздно. И то не по своей воле: в окно влетела здоровенная муха и принялась бесцельно носиться по комнате, пока пролетая возле самого носа, не разбудила его.
   Наспех перекусив, он отправился на рынок - перед отъездом домой нужно было пройтись по "железным рядам" и выбрать себе кое-что из оружия.
   Первым на пути встретился лучник. Большая лавка, заваленная под потолок разными полезными для каждого охотника либо воина прибамбасами. Радомир, в основном от скуки, чем от действительной нужды брал в руки то один лук, то другой, придирчиво осматривал жилы тетивы или допытывался каким именно клеем, мастер соединял вместе костяные и деревянные пластины составного лука.
   -Хочешь - купи гастрафет. Бьёт как господен гнев - наповал!
   -Долго заряжать. В степи скорость нужна.
   -Голова там нужна, молодой человек, а не скорость. Возьми вот этот... - мастер подал ему покрытый слоем пыли громадный лук.
   -Кельтский пехотный. Ни один степняк и близко не подойдёт, если только сам не подзовёшь!
   -Ну-кось... Во! Вот это "балда"!
   -Ромеи такими не пользуются. Он больше подойдёт воевать в горах или в открытой степи. Сырости не боится, не то, что клеенный. И бьёт метко. Один недостаток - слишком большой и тяжёлый. Я привёз сюда несколько таких, хотел продать, да городская гильдия лукоделов запретила мне их даже показывать, не то что продавать.
   -А чего сейчас надумал? Не боишься, что "цеховики" штрафанут?
   -Не боюсь. - Буркнул мастер - ты же русс, ты не выдашь. Да и чего обманывать, - деньги уж очень нужны. Сын заболел у меня. Он с кряхтением повесил на вбитый в стену железный крюк сколоченную из грубых не оструганных досок мишень и отошёл вбок. Скрестив руки на груди, стоял и ждал.
   Радомир не целясь, навскидку, пустил тяжёлую, длинную стрелу с прочным, кованым наконечником и она, расщепив надвое толстенную доску мишени, ещё на пол пяди вошла в стену.
   -Вот это да!
   -Бери! Кроме меня тебе здесь больше никто такого не даст.
   -По рукам!
   Побродив ещё немного, Радомир остановился напротив бронника.
   -Где это ты урвал такой? - поинтересовался оружейник, кивая на купленный лук.
   -Из дома привёз. У нас там теперь все с такими ходят - соврал русс.
   -То-то мне рассказывали, что в Киеве одни ненормальные живут. Слово вам лишнее не скажи - только дай подраться. Эвон, какую ужасть смаздрюкали! Это ж надо было додуматься - лук выше человека! - бронник ещё долго бубнил себе что-то под нос, время от времени, исподлобья посматривая на посетителя и на его чудо-оружие. Потом вытер руки чистой тряпицей, и издевательски состроив подобострастную рожу, наконец, удосужился поинтересоваться:
   -Чего тебе? Если что-то навроде вот этого ("опять, падла кивает на мой лук! И чего пристал?"), то у меня всё оружие нормальное и для нормальных людей.
   -Щит. С железной оковкой и умбоном.
   Хозяин обвёл рукой вдоль стены с развешенными на ней щитами. Щитов было весьма много. Некоторым не хватило даже места наверху, и они стояли на земле. Небольшие, треугольные с усечёнными вершинами углов.
   -Готские. С таким щитом меня свои же и прибьют. Не признают. Плюнул от досады юноша и побрёл домой.
   -Подходи, налетай, себе нового раба покупа-а-ай! Слюшай, дарагой! Почему твоя мимо идёт, а? Смотри, какой урус! Здоров как вол - запрягай вместо быка и паха-а-й, только пинай, верёвкой бить не забыва-а-й! Всю землю хоть до Китая паха-а-ай!
   Радомир свернул на этот визгливый голосок работорговца и нос к носу оказался... со всей отцовской ватагой, сидящей на земле, в рванье, с ввалившимися от истощения щеками и торчащими сквозь дыры в портках острыми коленками.
   -Светогор? Хват? Вы-то что здесь делаете? - Радомир опешил и едва не потерял дар речи от неожиданности.
   -Вон у него спроси - буркнул Светогор
   -А? Что? Чего тебе, дарагой? Хочешь купить себе нового раба? Бери! Отдам задёшево! - Торгаш вцепился в рукав Радомира и поволок его в сторонку, чтобы спокойно "дожать" клиента до нужной цены. Но результат оказался совсем не тот, на какой он рассчитывал. Радомир стряхнул себя, его руки, с лязгом извлёк из ножен меч и заорал на него так, что у степняка неприятно заурчало в животе:
   -Раба? Ты что же пёс, русских купцов на невольничий рынок приволок? Продать вздумал? Стража! Стража! Держи вора!
   -Вах! Что же ты кричишь так громко! - работорговец заметался, словно застигнутый ярким светом таракан. Но двое приставленных к нему вооружённых степняков оказались куда как посмышлённей и посмелее. Они тут же вытащили из ножен кривые сабли и, размахивая ими, устремились в атаку.
   Радомиру пришлось не сладко: без щита, да против двух опытных драчунов. Но в этот момент сидевшие до того с безучастным видом славяне вцепились в своих врагов и, повалили их наземь, кусая, царапая, беспрерывно нанося по ним удары руками и ногами. Меньше чем через пару минут все три степняка уже бездыханными валялись на земле, не подавая решительно никаких признаков жизни.
   -Ну, вот и встретились, дядька Светогор!
   -В чём дело? Что здесь произошло? - Сила и власть империи в лице толстопузого рыночного стража уже прибыла на место.
  
   Сразу же после драки на рынке руссов под конвоем привели к местной тюрьме и втолкнули в какую-то тёмную зловонную нору, являвшуюся, очевидно, неким средневековым И.В.С. По углам прямо на полу лежали полуразложившиеся кучки испражнений, а немного дальше, к двери - тускло отсвечивала в полумраке лужица мочи.
   Сбившись в тесный клубок, руссы просидели в камере остаток дня и половину следующего. За это время Радомир услышал печальный рассказ Светогора о приключившихся с его отцом и ватагой бедствиях.
   -Наступит день и этот разбойник пожалеет о том, что появился на свет. - Прорычал Радомир и опустил голову.
   В полдень на той стороне заскрипел засов, и дверь распахнулась настежь, пропуская внутрь двух стражников и начальника тюрьмы. Стражники, будучи уже опытными вошли нормально, а вот незадачливый начальник прямиком, с разбега угодил своей ухоженной, обутой в дорогой, тонкой работы сандалий, ножкой - прямиком в зловонную лужу.
   Руссы аж поморщились: в разные стороны полетели мутные брызги, а вонь стала настолько непереносимой, что вызвала резь в глазах.
   "Теперь понятно, почему заключённые сделали эту лужу именно здесь, возле дверей - это своеобразная месть тюремному начальнику!" - Догадался Радомир. Но тюремщик, к всеобщему удивлению узников - оказался настроен более чем дружелюбно. Правда он густо покраснел от досады и конфуза и поспешно удалился, чтобы "привести себя в порядок". Зато руссы могли по его словам теперь "идти куда хотят, но должны впредь помнить о том, что соблюдение имперских законов обязательно для всех, кто находится на её территории".
   А ближе к вечеру из дворца прибежал скороход с предписанием Радомиру немедленно явиться во дворец.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Опять Юстиниан

(В последний раз).

  
   -Что вы руссы за беспокойный народ! Один геморрой от вас. - Юстиниан отхлебнул горячего чая из небольшой китайской чашечки и о чём-то задумался. - Со службы сбежал... Сотнику, опять же нос разбил, что тоже является воинским преступлением. Не хорошо!
   Разбаловал я вас тут всех! А надо было, похоже, шкуру драть, да плетьми пороть нещадно! Вот придёт следующий император, уж он вам покажет!
   -Ты басилевс, самый лучший император!
   -Не льсти! Был бы на моём месте покойный император Константин - царство ему небесное! - не сносить бы тебе головы! Впрочем, я распорядился пригласить тебя сюда не для душеспасительных бесед. То, что римского епископа послал подальше - не велика беда. Я и сам давно хотел это сделать, да должность, сам понимаешь, со слугами Господа ругаться не позволяет. И уж тем более не за убитых твоими товарищами разбойников я переживаю. Дело всё гораздо сложнее.
   Юстиниан присел на край стола и взял в руки одну из стоящих там пиалок, плеснул туда немного чая и протянул её Радомиру.
   -Горячая!
   Славянин осторожно попробовал: какой-то, наверное, целебный отвар. С небольшой горчинкой и странным, пряным привкусом. Юстиниан некоторое время вертел в руках свою чашку, потом отхлебнул из неё немного и, поставив на стол, пристально посмотрел на Радомира:
   -Это чай. Из далёкой страны хань. Придаёт сил уставшим, прогоняет болезни. Очень полезный напиток. Империя ромеев вообще держится на торговле. Торговля - это тот самый цемент, который способен склеить все народы в единое целое. Если нет торговли - нет и прочности в государстве. На одних копьях, да в обнимку с попами на троне долго не усидишь. Думаешь, товары, что возят купцы по Днепру - это деньги? Нет! Это кровь империи текущая в её жилах. Без всех этих тысяч безвестных купчишек всё встанет. Не будет никакого прогресса.
   Юстиниан подошёл к стоящему в углу шкафчику и извлёк оттуда пузырёк с благовониями из тёмного египетского стекла.
   - Вот смотри! - он показал пузырёк Радомиру - Стекло. Его придумали египтяне. Благовония - сирийские. А вот... - он взял со стола другой флакончик, с лекарственным настоем от изжоги. - Видишь? Это итальянское стекло, более чистое. Глянь, какое прозрачное! Какой-то мастер придумал, как сделать его чистым. Но не будь купцов, которые первыми заметили, что товар этого стеклодува лучше, чем у других, мы бы так никогда об этом изобретении и не узнали! Точно так же, как не узнали бы ни о слоновой кости, потому что в наших землях не водится слонов, ни о прекрасных мехах из твоей родины, ни о множестве других полезных и необходимых для цивилизованного человека предметов. Мы бы всю жизнь пользовались каменными топорами, кутались в овечьи шкуры и думали о том, что так и надо.
   И так везде, куда не посмотришь! Лекарства, благовония, книги, ткани, лошади, оружие, украшения. Всё это многократно ощупывается, обнюхивается, пробуется на вкус купцами по всем уголкам Ойкумены. И если вдруг на глаза им попадается какой-то стоящий, качественный товар как они тут же засовывают его в свои тюки, грузят на спину верблюда и волокут на продажу буквально, на край света. Только благодаря им, ни одно великое изобретение не пропадает даром. Слава о настоящих мастерах вместе с караваном торговца обходит весь мир и заставляет сотни других мастеров работать ещё лучше. Это и есть прогресс!
   И я не могу позволить какому-то негодяю, ломать по его собственной прихоти весь этот сложившийся механизм! Я. Это. Не потерплю!
   -Ты говоришь о том степном разбойнике, который захватил моего отца?
   -Именно. Но только теперь, это уже не просто разбойник. По всей степи слагают легенды о храбром и удачливом Бакче. Великом и могучем хане, который не побоялся бросить вызов всем и победить. Понимаешь? Этот вор и грабитель стал кумиром для сопливой молодёжи, которая уже косяками прёт к нему и просит лишь об одном - чтобы он взял их под свою руку, принял в свою шайку. Они уже не хотят пасти стада, не хотят зарабатывать кусок честным трудом, как это делали их отцы и деды. Они мечтают о грабежах и лёгкой добыче!
   Кажется, я уже в значительной степени выпустил ситуацию из рук. Нужно было раньше, потихоньку, удавить змеёныша и дело было бы с концом.
   -Ещё не поздно.
   Император бросил на юношу укоризненный взгляд: дескать, ты первый, кто осмелился меня перебивать. Потом вздохнул и продолжил:
   -Потихоньку - поздно. Тогда на его место тут же выберут нового выскочку и всё это безобразие продолжится в прежнем духе. А я не желаю начинать затяжную войну со всей степью. Сотни степняков на своих лошадях идут вслед за нашими караванами и добросовестно охраняют их. Им за это хорошо платят, и они потом на эти деньги наряжают своих жён и кормят своих детей. И я хочу, чтобы так продолжалось и дальше! Но стоит мне сейчас выслать в степь на поимку этого мерзавца тысячу-другую конных лучников, как он мгновенно превратиться в героя!
   Этот гадёныш так и вынуждает меня начать гонятся за ним как за тараканом с тапком в руке, выжигая одно его вшивое стойбище за другим и заваливая степь сотнями трупов. Я не стану разжигать злобу там, где её и быть не должно. Он этого не дождётся! Я не позволю ему стать народным героем за мой счёт! Всё что его ждёт - это смерть в какой-нибудь грязной канаве. Я утоплю его в его собственном дерьме!
   После продолжительных размышлений, я, наконец, принял решение.
   -???
   -Его накажешь ты!
   -Я?
   -Ну конечно. Он же захватил в плен твоего отца. И мучит уже третий год.
   -Но я один... Разве я справлюсь?
   -С чего ты взял, что ты один? Те руссы, которых ты вытащил из рабской неволи, разве они не помогут тебе? Они ведь немало натерпелись, от этого ... как его...
   -Бакчи!
   -Да. И, наконец, ещё есть я, Император Рима! И шутки со мной, кончаются очень быстро и с превеликим вредом для здоровья.
   Вчера я послал голубиную почту в Херсонес. Там наш человек. Он уже получил задание на уничтожение разбойника, но я рассудил, что, объединившись, вам будет легче справиться с этим негодяем. Поэтому, он останется на месте, и будет дожидаться тебя. Пока ты не приедшь к нему со своим отрядом. В случае чего этот человек поможет тебе ликвидировать разбойника своими методами, если вам, вдруг, не удастся, почему-либо, одолеть его в чистом поле.
   Я хочу, чтобы вся эта операция выглядела бы именно как месть со стороны частных лиц, а не всей ромейской империи. И ещё... - Юстиниан посмотрел в глаза Радомиру - постарайтесь, уж там, сделать всё так, чтобы смерть этого подонка не выглядела бы в глазах степняков героической. Он должен умереть так, чтобы все его родственники покраснели от стыда. А у членов его шайки затряслись бы поджилки и они разбежались бы кто куда, навсегда позабыв про своё ремесло. Я хочу, чтобы внуки разбойника стеснялись признаться другим в том, что они с ним одной крови.
   Радомир вытер пот со лба. Вот тебе и на! С отрядом! Когда же это он,
   блин, успел командиром-то стать? Он почесал затылок и что-то промычал в ответ, очевидно, готовясь к длинной речи, но император взмахом ладони перебил его, а сам юноша и не стал настаивать.
   -Всё ясно. Женщина.
   -Дык, как в Италии видел её в последний раз, так и найти больше не могу!
   -С этим пустяком, поверь, справиться не так уж и сложно.
   -Так ты знаешь кто она? - Радомир вытаращил глаза и, не мигая, уставился на императора. Тот хмыкнул:
   - Про своих телохранителей - хоть и бывших - я знаю больше, чем их собственные матери. Иначе бы я не был императором. Здесь - Юстиниан обвёл ладонью вокруг себя - к каждой стене приделано во-о-т такое ухо! Неужто, не знал? Я тебе обещаю, что помогу найти твою избранницу. Тем более что она и сама не возражает против этого.
   Феодора.
  
   Фрейлина влетела в покои императрицы со скорстью стрелы:
   -Я знаю кто она! Она здесь!
   Феодора опешила
   -Кто "она"?
   -Ну, та, которая Мусе зубы повышибала, помните?
   Феодора отложила в сторону своё рукоделье и подскочила:
   -Веди меня к ней!
   Фрейлина сникла
   -Нельзя... Она в мужском гимнасии.
   -Что???
   -Учит наших гвардейцев как правильно драться. Мне один знакомый только что рассказал.
   Феодора стояла, закусив губу. Она обдумывала, как бы ей без скандала проникнуть в гимнасий и понаблюдать за таинственной незнакомкой. На причиндалы обнажённых мужчин ей было наплевать - она этого добра и без того в своей жизни повидала достаточно, но вот что там делает эта краля? Её взгляд нечаянно упал на часового у входа. Его варварский шлём до самого рта закрывал лицо пластиной забрала с узкими прорезями для глаз, и под этим забралом ни фига не было видно.
   ...Да ещё если сверху накинуть плащ, скрывающий женскую фигуру ...
   Она подошла к часовому:
   -Снимай!
   -Что, снимать? - удивился тот. Как и любой мужик на его месте, он первым делом подумал про штаны. И тут же покрылся испариной: вот только ещё понаставлять рогов самому басилевсу не хватало! Тогда точно, конец!
   Феодора сама стащила с его головы шлём. Торопливо скомкала в узел волосы, кое-как закрепила их заколкой и, водрузив на голову отобранный у гвардейца варяжский шлём, подбежала к зеркалу:
   -Ну, как?
   -Не узнать! - поддакнула фрейлина.
   Императрица повернулась к бедному гвардейцу:
   -Теперь сапоги, перевязь с мечом, плащ. И побыстрей!
   Схватила одежду и скрылась в смежной комнате.
   - Штаны не забудь!
   Бедолага занозился: ему-то, чем срам прикрыть? Он переминался с ноги на ногу, боясь поругаться с императрицей и в то же время, не желая окончательно потерять своего достоинства.
   Что делать-то?
   Фрейлина вышла из комнаты, где переодевалась Феодора.
   -Государственная необходимость! - прошептала она и многозначительно подмигнула. Сунула солдатику старую сенаторскую тогу. Почиканную мышью и пахнущую старыми вещами.
   "Уж не Юстиниана ли? Во дела!"
   Гвардеец обмотал ткань вокруг пояса и под этой юбкой застенчиво стянул с себя портки.
   -Долго вы там? - рявкнула из-за стены Феодора.
   -Несу уже!
   Наскоро переодевшись, императрица вместе с фрейлиной вышли в коридор.
   -Только бы сотник не пошёл посты проверять... Тогда хана! - скулил страж не зная куда себя деть от стыда. Без штанов и в императорской тоге!
  
   -Дальше я пойду сама. Тебе там, в женском платье нечего делать!
   Зал был полон народа. Вначале Лука показывал Констанции приёмы фехтования, обучая её обращению с мечём, потом она, отбросив в сторону оружие, поборолась с ним "на кулачках". И одолела мгновенно. Солдаты ржали до упаду. Вышел какой-то здоровяк. Глядучи на неё, тоже попытался разок, другой, взмахнуть ногами. Но получил подсечку и с грохотом полетел на пол, под дружное гыгыканье зрителей.
   Феодора протиснулась в уголок, к стеночке и тихонько наблюдала со стороны за происходящим. На её удачу прямо у неё за спиной кто-то пояснял своему товарищу:
   -"Делающая вдов". Работает на Бруксия. Так что если вздумаешь ущипнуть её за задницу...
   -Да что я, самоубийца?
   Феодора пошла на выход, протискиваясь сквозь толпу солдат. Главное, она уже узнала.
  
   Бруксий заострял крохотным ножичком гусиное перо, готовясь к письму, как к нему в кабинет ворвался варвар-гвардеец с надвинутым на самый лоб шлёмом и с самым угрожающим видом.
   Глава шпионского ведомства опешил: неужто покушение?
   Но грозный гот вдруг заговорил голосом императрицы Феодоры:
   -В чём дело, Бруксий?
   Бруксий потух. И действительно, в чём дело? После этого дурацкого мятежа вся страна как с цепи сорвалась. Не знаешь уже от кого и чего ожидать.
   Гот снял с себя шлём и отбросил его в угол. Так и есть: Феодора! У этой оторвы семь пятниц на неделе. Трудно даже представить себе, что у неё может быть на уме на этот раз. Но судя по тону и нелепому наряду - что-то серьёзное.
   -Я весь во внимании!
   -В говне ты, Бруксий, а не во внимании! Ты что, ничего не видишь, что делается вокруг тебя? Как слепой котёнок? Или совсем мозги потерял на старости лет? Сводней решил стать?
   -Что-о???
   -Молчать!!!
   -Да что ты тут такое несёшь? Что напала на меня? Потрудись немедленно объяснить, в чём дело!
   -Почему у тебя в казарме женщина? Посреди мужиков! В мужской одежде! Что если вот так - императрица показала на свой наряд - завтра начнут ходить по городу все женщины из благородных семейств? В мужских штанах! С открытым животом! Голышом! Да потом прямиком, как эта твоя русская - в мужской гимнасий. А ещё лучше - сразу в мужскую баню! Ты представляешь себе, что сделают с тобой отцы этих семейств, когда узнают, какой пример для подражания их дочерям ты тут подаёшь вместе со своей варваркой?
   Кто она, чем занимается, почему живёт во дворце? Почему разгуливает среди приличных людей в таком вызывающем виде?
   -Так... э-э...
   -Перестань блеять! Говори!!!!!!!!
   -Кхм... Она находится на службе империи. Выполняет различные деликатные поручения от моего ведомства.
   -Прыгает в постель, к кому прикажешь?
   -Фу! - поморщился Бруксий - для этого есть другие. Констанция делает работу посложнее.
   -Например? Подсыпает яд?
   -Да что ты... Всё о каких-то пошлостях! Она Хрисагора захватила и передала нам. Помнишь такого? Хорошо поработала в Болгарии, когда там готовился мятеж... Да мало ли для чего нужна женщина? Особенно такая способная, как Констанция.
   -Всё. Я прикрываю вашу богодельню. Сейчас же отправляюсь к басилевсу. Нельзя допустить, чтобы императорский дворец превратился в вертеп!
   Феодора подобрала с пола шлём и, водрузив его на голову, выскочила за дверь.
   Бруксий смачно выругался и плюнул в угол. Только этого ещё не хватало... Что за жизнь пошла? Не знаешь когда, и за что тебя нахлобучат в очередной раз. Почесал за ухом: хочешь, не хочешь, а придётся догонять Феодору. Иначе она сейчас такого напоёт, что как раз хватит бедному Бруксию на дорожку до виселицы!
  
  
  
  
   Бруксий.
  
   Бруксий не знал, что и подумать. Доводы Феодоры не звучали пустым звуком даже для него. А её убеждённость в своей правоте придавала ей силу. Да и император стал каким-то мягкотелым. Может быть, сказался пережитой в дни смуты стресс. Кто знает. Словом, Бруксий согласился с Феодорой по всем пунктам. Варварку надлежало немедленно удалить из дворца и впредь не подпускать к нему ближе, чем на два полёта стрелы. А ещё лучше вовсе вернуть на Русь. От греха подальше. С "хвостом", конечно же, впридачу. Она честно и много послужила на благо империи, проведя за два года более десятка операций, каждая из которых стала шедевром в своём роде. Никогда ещё Бруксий не работал с таким удовлетворением, как в эти два года. И во многом благодаря ей.
   Но всякая сказка, даже самая красивая, однажды всё равно подходит к концу.
   Императрица потребовала достойно вознаградить девушку. Когда Бруксий назвал свою цифру такой награды, Феодора презрительно скривилась и не поленилась сходить в свои покои и принесла оттуда свою собственную коллекцию драгоценных камней.
   -Служащий честно империи человек не должен быть нищим. А награда императора не может быть мелочью! - гордо заявила она.
   Бруксий вежливо поклонился, соглашаясь с ней. Феодора права.
   Впрочем, как и всегда.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Констанция.
  
   Констанция вытерла о портьеру испачканный в крови стилет и вышла на террасу. Тенью соскользнула вниз вдоль увитой плющом колонны и бесследно растворилась в ночном сумраке. Дело сделано!
   Убийство ножом, как это ни покажется странным, является вершиной искусства киллера. Подойти к настороженной, вечно ожидающей удара изподтишка жертве на расстояние вытянутой руки, нанести смертельный удар и ускользнуть из-под самого носа взбешенной охраны - это по силам далеко не каждому наёмному убийце.
   Но Констанция в выборе тактики и оружия своим женским умом исходила из других соображений: она использовала нож только тогда, когда находила свою жертву "достойной" того, чтобы быть прирезанной подобно обыкновенной свинье. Этот убитый ею всего несколько минут назад еврейский толстосум с любой точки зрения давно уже заслужил возмездия. Хотя внешне он и вёл благопристойный образ жизни и даже прославился среди своих соплеменников копеечной благотворительностью, но на самом деле он являлся важной "шишкой" в среде бунтовщиков-зелотов. Он был их "денежным мешком", той самой "светлой головой", которая способна выжать золото из прошлогоднего снега в Сибири или из песка в синайской пустыне.
   Сам он никогда не высовывался в передние ряды и формально властям, не в чем было его упрекнуть. Он не бросался с копьём наперевес на римские легионы, не водил в бой отряды мятежников. Он лишь "делал бабки". На войне, на крови, на разрухе, на голоде, на грабежах. На всём, что угодно. И чем больше разрастался катящийся по Иудеи и Самарии ком человеческого горя, тем больше наливались презренным металлом его сундуки.
   Констанция появилась в его доме-дворце посреди ночи, словно материализовавшийся из воздуха зловещий призрак. Аккуратно вырезала охрану - благо ночь длинная, спешить особо некуда. Потом добралась до спальных покоев "бизнесмена"
   -Кто ты? - промямлил он.
   Однако вместо ответа девушка бесшумно скользнула вперёд и молниеносно вонзила ему в грудь тонкий и узкий как осиное жало стилет. Теперь обречённая жертва, обоссавшаяся от боли и страха могла хоть до рассвета кататься по полу, хватая ртом воздух и захлёбываясь в собственной кровавой пене. У раненного иудея не было даже сил, чтобы позвать на помощь, впрочем, помощь бы и не помогла.
   Император мог быть доволен - "Делающая вдов" устранила не просто пешку - ферзя в лагере мятежников. В очередной раз взяла на свою душу тяжкий грех, распорядившись чьей-то жизнью и, спасла тем самым, многие сотни, а может быть, даже, тысячи других жизней. Которые неизбежно были бы брошены в дальнейшем в горнило войны ради нового, лишнего медяка в мошне этого негодяя.
   Небольшой баркас с четырьмя матросами стоял в условленном месте и ждал её ещё с прошлого вечера. Операцию по ликвидации чуть было не сорвала приехавшая к приговорённому дочка вместе с зятем и Констанция, подобно затаившейся рыси, просидела на ступеньках соседнего храма в рванье нищенки, якобы выклянчивая для себя у добрых людей милостыню, а у богов здоровья и удачи - ещё целые сутки. Всё это время она терпеливо выжидала удобного момента для нанесения рокового удара. Однако даже предупреждённые об её приходе моряки, насмерть перепугались, когда она будто пантера, одним прыжком взлетела на палубу из кромешной тьмы.
   Ничего, не говоря, она прошла на корму, небрежно сбросила ногой со скамьи прямо на палубу подушку для сидения, на которой ещё минуту назад нежил свой зад капитан кораблика и плюхнулась на неё. Обхватив руками колени и положив на них подбородок, она словно оцепенела. Глаза её были закрыты. Капитан подошёл к ней, прокашлялся, чтобы обратить на себя внимание, но девушка по-прежнему оставалась сидеть всё в том же положении, как будто спала. С удивлением, старик заметил, что её всю трясёт как в лихорадке! Он шумно вздохнул, отвернулся, и дал команду своим людям выходить в море. Потом набрал в простенький деревянный кубок вина и вернулся с ним к Констанции.
   -На, выпей! - голос его был приглушённым и немного хриплым. Она посмотрела на него: чем-то он был похож на её деда - такой же седой, с короткой опрятной бородкой и как будто смеющимися, всегда добрыми глазами.
   Она кивком поблагодарила его и залпом опустошила кубок. Вино было дешёвым, кислым, но оно и впрямь пустило по жилам волну внутреннего тепла.
   Старик принёс толстый шерстяной плед и набросил ей на плечи - во второй половине ночи в открытом море всегда становится свежо.
   Под утро баркас доставил её в порт Тира. Здесь уже стояла имперская боевая галера, которая должна была отвезти её дальше, в Константинополь. Непродолжительное плавание, хорошая погода и ненавязчивый армейский сервис. Всё как обычно! Констанция никогда не страдала от морской болезни. Больше того, ей нравилось смотреть на рассекаемую форштевнем воду, ощущать, как вдруг начинает уходить из-под ног палуба, когда большой корабль плавно скользит с одной волны на другую. В первое время она была избавлена от чьёго-либо назойливого общества, проводя большую часть времени в небольшой каюте на корме наедине с собой.
   Но на третий день отрешённое одиночество закончилось - с ней заговорили: импозантный, высокий мужчина в дорогом и невероятно чистом - по меркам средневековья - костюме, воспользовавшись обеденным временем, подошёл к ней, когда она оказалась одна. Галера ходко шла при попутном ветре, под парусом и большая часть матросов, возбуждённо суетилась возле котлов с пищей. Так что время для того, чтобы спокойно переговорить было выбрано наилучшее.
   -Басилевс просил передать, что тебя искали.
   -Кто? - Безучастно спросила она.
   -Некий молодой человек, с разбитым в лепёшку лицом.
   Констанция улыбнулась.
   - Он методично обходил все порты на юге Италии и везде приставал ко всем встречным, выспрашивая у них, видел ли кто из них девушку с короткими волосами и в кожаных штанах.
   -И что, кто-нибудь видел?
   -Если бы видели, то сейчас, наверное, с тобой разговаривал бы он, а не я.
   Некоторое время они молча стояли рядом и наблюдали за кружащимися над водой чайками - галера шла неподалеку от побережья.
   - Завидую я вам. - Сказал подошедший.
   -Почему?
   -Потому, что с тех пор как в этот мир пришли деньги, в нём почти не осталось места для любви.
   -Деньги не самое важное в жизни.
   -Я знаю. Но у твоего друга сейчас действительно горе.
   Констанция повернулась к нему и внимательно посмотрела в глаза: - Из-за меня? Из-за той драки в Риме?
   Незнакомец поморщился.
   -Я не знаю, какую драку ты имеешь в виду. Мне известно лишь то, что он сбежал со службы, оскорбил при этом римского епископа, которого охранял. А в данный момент он вместе с отрядом вооружённых до зубов своих соотечественников уже возвращается домой, в Киев.
   -???
   -Нам стало известно, что его отца захватили в плен степняки. Вместе со всей его командой. Напали на них внезапно, когда руссы перетаскивали свои ладьи через пороги. По счастливому стечению обстоятельств, пленные ватажники попали на наш, константинопольский рынок и недавно были освобождены самим же Радомиром. Но в их числе не оказалось его отца. Как нам сообщил недавно наш агент из Итиля, главарь разбойников намерен взять за него большой выкуп и после этого убить, не выпуская на свободу. Мне же велено было передать тебе, чтобы в Константинополе сразу по прибытии, ты пересаживалась на другой корабль и немедленно отправлялась дальше, в Евпаторию. Там находятся наши люди, которые владеют информацией и помогут тебе выполнить твоё следующее и, как я надеюсь, последнее задание.
   Констанция стояла, облокотившись об борт и грызла ногти. Потом сплюнула:
   -Что-то я ничего не понимаю. Что за новое задание? Мне что, даже не дадут отдохнуть?
   -Нужно помочь Радомиру. В силу некоторых обстоятельств, устранение Бакчи очень выгодно для Империи. Хотя дело это очень сложное и дорогостоящее - потребуется задействовать много людей и средств. Всё складывается так, что ждать, откладывать твой отъезд хотя бы на несколько дней, абсолютно невозможно. Вот твой гонорар и выходное пособие. - Незнакомец снял с пояса небольшой мешочек и вложил ей в ладонь
   - Осторожнее! Не смотри, что он маленький, там целое состояние! Драгоценные камни. Самые дорогие, с хорошей огранкой, из мастерских лучших ювелиров. Каждый из них и через сто лет будет стоить дороже, чем целый мешок золота.
   -Чем это я так ублажила своё начальство? - Она, усмехнувшись, привязала кошелёк к своему поясу, даже не удосужившись, заглянуть внутрь.
   -Басилевс признателен тебе. Империя не может существовать без людей, которые ради неё готовы идти на самую грязную работу, ничего не прося взамен, да вдобавок ещё и постоянно рискуя при этом своей жизнью.
   -Только без пафоса - я это не люблю.
   -Это не пафос. Это жизнь. Ни крестьяне, ни ремесленники, ни священники не могут защитить сами себя с оружием в руках. Для того чтобы они могли спокойно жить, работать, растить своих детей, нужны солдаты и... мы! Карающий меч империи! И пока есть мы, враги Рима будут и впредь ложиться спать, обливаясь от страха холодным потом и ежеминутно ожидать, что вот-вот из ночной темноты выйдет к их постели очередная "Делающая вдов" и принесёт заслуженное возмездие на кончике своего кинжала.
   -Тебя послушать, так нет ничего прекраснее, чем во славу Рима перерезать глотки людям, подкрадываясь к ним по ночам.
   -Именно это я и хотел тебе сказать, несмотря на всю твою иронию. Тот иудей, - который обоссавшийся и обосравшийся лежал у твоих ног с дырявым лёгким послужил причиной гибели примерно тридцати тысяч человек, убитых в междоусобице. Это если не считать умерших от голода и болезней. К сожалению, нам не удалось вовремя прикончить эту мразотину. Мы дважды отправляли в Иудею своих агентов, но все они были раскрыты охраной банкира и зверски убиты. Если бы нам удалось убрать его вовремя - мятежники не получили бы денег на оружие, не смогли бы организоваться и эти тридцать тысяч человек, несомненно, остались бы живы.
   И если бы устранить его не удалось и тебе, то будь уверена - он успел бы свести в могилу ещё многих и многих своих соплеменников, а нам пришлось бы посылать туда всё новых и новых агентов, которые, скорее всего, тоже были бы им раскрыты и уничтожены.
   Констанция пристально посмотрела ему в лицо:
   -Что-то ты очень складно говоришь, красавчик... Кто ты?
   -Тебе не обязательно это знать. Просто знай, что басилевс очень благодарен тебе за всё то, что ты сделала во имя Рима.
   -"Сделала"? То "сделала", то "последнее задание", то "выходное пособие"... Ты чего это меня преждевременно хоронишь? Я ещё пока не собираюсь на "тот свет!"
   Она сплюнула сквозь зубы и отвернулась. Офицер засмеялся: - А тебя никто туда и не торопит! Просто во дворце Феодора - ты же знаешь, что она повсюду суёт свой нос и все сплетни обычно узнаёт ещё до того, как они попадут в уши её супруга-императора - закатила целый скандал из-за тебя.
   -Ей-то что от меня надо?
   Офицер пожал плечами.
   -Не знаю. Мне нет дела до слухов, которые не затрагивают безопасности государства. Скорее всего, она увидела тебя где-нибудь во дворце и сильно удивилась твоему внешнему виду. Ни одна женщина в империи никогда не осмелилась бы добровольно сбрить "под ноль" все свои волосы на голове и появиться на глазах мужчин в кожаных штанах в ОБТЯЖКУ!
   Конечно, ей стало жутко интересно, и она постаралась выяснить, кто это такой смелый завёлся у неё прямо под боком. А когда узнала, едва не оттаскала за волосы нашего Помазанника Божьего. Дескать: как ему не стыдно вынуждать бедную девочку творить богопротивные женской природе поступки. Басилевс после этого два дня не разговаривал с ней, но, в конце концов, согласился, что в её обвинениях в его адрес есть доля истины.
   -...И?
   -И решил сразу же после этого, последнего для тебя поручения, дать тебе отставку. Правда, пенсию, обычную для таких случаев мы дать тебе не сможем, но зато снабдили, как видишь, приличным, я бы сказал, выходным пособием.
   Констанция присвистнула: - Кажется, я становлюсь не в меру популярной.
   -Можешь не задаваться - все бумаги выправлены на другое имя, да и в лицо с тобой знакомы лишь несколько человек. Но всё равно у меня к тебе будет ещё одна, большая просьба.
   -Какая?
   -Начни свою жизнь с начала. Поменяй внешность. Просто стань нормальной, как все женщины. Без этих... штанов...
   -Хочешь, чтобы я сняла их прямо сейчас?
   Офицер отскочил от неё как ошпаренный, а она, смеясь, направилась на "камбуз", откуда ветерок доносил одуряющий запах каши с мясом.
  
  
  
  
   Ла-Манш. Утро последнего дня войны.
  
   Серёга Ткачёв получил назначение в 35 батальон специального назначения. Его служба начиналась здесь, и сюда же он вернулся после госпиталя. Да ещё с повышением: комбатом!
   Мелкие, невысокие волны одна за другой набегали на каменистое, усыпанное галечником побережье и тихо шебуршали и пенились между камней. Серёга докурил сигарету и щелчком бросил её в воду. К нему подошли "камрады" - китайские союзники. Они обступили приданные батальону для усиления самоходки и заинтересованно осмтривали их со всех сторон.
   -Караша машина! Осень караша! - одобрительно похлопал по броне один из них. Серёга посмотрел на его знаки различия: взводный.
   -Машина - зверь! - согласившись, подтвердил он. И вытянул шею: посмотреть на взлётную полосу. Тягачи перестали расставлять самолёты, катая их по полю как игрушечные, и теперь вереницей уезжали прочь. Вот-вот начнётся погрузка.
   Серёга вдохнул полной грудью прохладный морской воздух. Вокруг было опостылевшее до чёртиков чужое европейское раздолье - заросшие сорняком поля, выжженные ядерными взрывами во времена разгула апокалипсиса города и деревни, стёртые в радиоактивную труху следы человеческой цивилизации. На десятки и сотни километров вокруг ни одной живой души. Тот, кто не погиб под бомбами, потом вымерз в страшую "ядерную зиму", загнулся от голода, радиации и болезней. Которых нечем, да и некому было лечить.
   -Людей нету?
   -Нету. - Подтвердил Серёга. - Автоматика. Бортовой компьютер.
   -А-а-а... кивнул головой китайский лейтенант и вновь углубился в изучение русского чуда техники.
   "Въедливый парень. Такой обязательно чего-нибудь да достигнет в жизни" - с одобрением подумал он и, увидев полковника-летуна, свистнул ему.
   -Извини, брат! - хлопнул по плечу китайца и побежал к лётчику. Долговязый, сухой "летун" - командир авиполка транспортников оглянулся и помахал ему рукой, подзывая. Пора было начинать погрузку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Керкенетида.

  
   Галера, на которой она приплыла в Крым стояла пришвартованная всего в нескольких шагах от пирса и Констанция только сейчас заметила, насколько же был громаден по сравнению с размерами человека этот корабль. Настоящий плавучий остров! Люди похожие на букашек ползали по её палубе, вяло шевеля своими слабенькими ручками-лапками. Даже не верилось, что именно этими самыми крохотными ручонками и был построен этот исполинский корабль. Нарисованные с большим искусством глаза на носу корабля казалось, были полны печали и, не мигая, смотрели прямо в лицо Констанции, как будто тоже прощались с ней. Ей даже показалось в какой-то миг, что они вполне живые и вот-вот моргнут, а сам корабль, того и гляди, с силой ударит по воде своим гигантским, поднятым высоко вверх хвостом и, разорвав как нитки канаты, которыми он был привязан к берегу, уйдёт в открытое море.
   -Береги там себя, в море! - Прошептала Констанция кораблю. Потом отвернулась от него, мысленно попрощавшись и пожелав ему удачного плавания. За спиной кашлянул офицер. В подчинённой Драганосу службе женщин больше не было, и он просто не знал, как вести себя в подобных случаях. Констанцию завербовал ещё прошлый начальник контрразведки, Бруксий. Но неделю назад того сместили с должности без каких-либо объяснений. Он заявился к нему домой, долго сидел, разговаривал о пустяках, а потом неожиданно предложил занять его место, возглавить службу. Сказал что с императором и сенатом всё уже согласовано. В чём причина его ухода - не объяснил. Но намекнул при этом на какую-то жуткую тайну.
   Драганос согласился. Тут и думать было особо не о чем: прохлопал его друг детства Бруксий начало бунта в столице, когда пользующийся в народе репутацией провидца местный юродивый вдруг, вместо того чтобы и дальше выклянчивать у торговцев на рынке пирожки, неожиданно "предсказал" повсеместный и полный "абздец". Последовавшая дальше лавина событий, управлять которыми так никому и не удалось, послужила причиной сильнейшего внутриполитического кризиса. Головы имперских чиновников полетели как просыпавшийся из дырявого мешка горох. Практически все должности "силовиков" занимают теперь новые люди. Бруксий был последним из "старой гвардии", кто ещё оставался при портфеле.
   Увольняясь со службы, он попросил, намекая на желание императора, чтобы Драганос лично сопроводил Констанцию до Тавриды и там проследил бы за ходом операции. Не раскрывая при этом своего участия во всём этом деле.
   Потоптавшись на месте, офицер несмело похлопал её по плечу:
   - Удачи тебе! - Констанция кивнула ему в ответ и, небрежно закинув на плечо дорожную сумку, пошла в город. Драганос долго смотрел ей в след, потом нанял экипаж и поехал в одну из загородных дач, где намеревался остановиться, чтобы оттуда наблюдать за ходом всей операцией.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Евпатория
  
   У крепостных ворот стояло несколько важных господ, которые, ведя между собой неспешную, великосветскую беседу, заодно наблюдали за тем, как десятка полтора не то рабов, не то уж совсем заморенных бескормицей слуг разгружали какое-то барахло с огромных телег прямо на землю. Лысый, желчного вида мужичишка с навощенной дощечкой в одной руке и острой бронзовой палочкой в другой педантично проверял и пересчитывал каждый предмет, не забывая поминутно подгонять "ленивых варваров, которые только и знают, как объедать своих благодетелей-господ". Господа, однако, на возню "чёрного люда" возле своих ног не обращали абсолютно никакого внимания. Они беседовали о вечном - о политике.
   -Суки! Чем трепаться, лучше бы людей покормили! Не стыдно? - Констанция кивнула на доходяг. Самый важный, седой, с блестящей на солнце, как будто лакированной лысиной недоумённо повернулся к ней.
   -Чё уставился? Я говорю, - не стыдно, что твои работники такие тощие? Урод...
   Она смачно высморкалась ему прямо под ноги. При виде такого бесчеловечного обращения с людьми ей всегда ужасно хотелось подраться. Врезать бы хорошенько по рогам хотя бы вон тому холую, с "азбукой" в руках!
   Констанция вздохнула и пошла дальше.
   "Не-ет! Этот бардак здесь вовек не исправишь!" - мрачно заключила она.
   Постоялый двор больше напоминал большой и потому нелепый двухэтажный сарай, со страшными, облупленными стенами и покосившимися скрипучими дверями. Трактирщик, едва заслышав условленный пароль, сразу же перестал презрительно кривить губки и пялиться на её штаны. Напротив, угодливо засуетился, лично сопровождая "дорогую гостью" в её апартаменты.
   Этими апартаментами оказался меблированный номер на втором этаже, справа, в самом углу коридора. Правда, вся его меблировка заключалась в низенькой, древней, как сам мир кровати, небольшом столе, сплошь покрытом нанесёнными постояльцами граффити и трёх сундуков, расставленных по углам комнаты. Сундуки были с встроенными внутрь хитромудрыми замками, открыть которые, как задумывалось их создателями, можно было лишь с помощью ключа.
   Констанция "на раз" смогла бы вскрыть всю эту допотопную механику с помощью одного лишь своего стилета или шпильки. Впрочем, прилагаемый набор ключей в перечень услуг тоже входил.
   -Что-нибудь ещё? - расплываясь от уха и до уха, поинтересовался хозяин.
   -Жрать! И горячей воды. Много. Хочу смыть с себя дорожную пыль.
   Улыбка трактирщика мгновенно пропала, и всё его лицо приняло выражение объевшегося кислой гадости ребёнка: смыть с себя пыль? А разве её смывают? Но спорить с таинственной гостьей из столицы он не рискнул: себе дороже! Пришлось, быстренько спускаться вниз, прошлёпать на кухню и велеть поварихе освободить место над очагом для большого медного таза с чистой водой.
   -Зачем это? - Искренне удивилась женщина. - Подмыться, что ли решил, старый козёл?
   -Тебе-то, какое дело? Сказано: грей воду! Значит, грей, а не трепи языком!
   -Умные все больно стали... нестоячка ходит тут, командует!
   Констанция тем временем скинула с себя обувь и повалилась на кровать. Там, на галере, ей так ни разу и не довелось толком выспаться: слишком незнакомая обстановка вокруг, слишком много чужих людей рядом и расслабиться, отключившись от всего не получилось. Посему не прошло и пяти минут, как она элементарно "вырубилась". Ей приснился далёкий-предалёкий деревенский дом. Дед возле колодца на большущем пне колет топором дрова и осторожно кидает их ей, ещё совсем маленькой девочке. Она смеётся и вприпрыжку бегает вокруг, подбирая с земли, брошенные им поленья. Сколько же ей было тогда? Лет пять, шесть... Может быть, ещё меньше...
   Удары деда сильные и резкие и звук от них разносится далеко вокруг...
   В дверь настойчиво долбили. Констанция с трудом разлепила глаза.
   -Суки... Потные...
   Она ещё с минуту посидела на кровати, потирая виски и пытаясь сообразить, где она и зачем тут находится. В это время дверь опять содрогнулась от новой барабанной дроби.
   -Что за дятел? - удивилась она и, не влезая в обувь, босиком прошла к выходу. "Дятлом" оказался весьма симпатичный малый с полным тазом кипятка в руках.
   "Жалко, маловат ещё... Хотя" - она искоса, внимательно осмотрела его: кудрявую шевелюру, плутовские, несомненно, многоопытные, несмотря на юный возраст глазки и, собиралась, уже было, опустить взгляд ещё ниже, как тут из-за спины добра-молодца выглянула какая-то безобразная карла.
   "О, мой бог! Это ещё что за уродина? - содрогнулась Констанция.
   -Это вам, благородная госпожа, вода для омовения! - Карла прямо на
   пороге, изобразила некий гибрид из менуэта и русского земного поклона для боярыни Морозовой. Потом как бы, между прочим, "по-товарищески" отпихнула Констанцию плечом, освобождая себе дорогу. И вот уже вся торжественная процессия с исходящим паром медным тазом в руках "вьюноши", важно прошлёпала в глубь комнаты и, поставив его на пол, всё так же степенно удалилась.
   Констанция подошла к кипятку и оторопело уставилась на него, не понимая ещё, это что, сервис такой или просто особо смешная шутка?
   -Ну и где здесь слово "лопата?" Ну, я вам сейчас покажу! - рванулась она за дверь.
   Радомир.
  
   Чтобы договориться обо всём со своими людьми, Радомиру понадобилось всего несколько минут. И ещё меньше - для переговоров с Олексой. Тот сказал, что и сам охотно пошёл бы выручать купеческого голову, но тогда на кого оставлять артель? Не рассказывать же всякому встречному-поперечному о коммерческих секретах компании. Тем более в такое тревожное время. Это будет равносильно смертному приговору для всей фирмы.
   Вечером русичи составили примерный список необходимого для похода оружия и имущества, а утром, спрятав его за пазуху, Радомир взял у Олексы деньги и полетел на рынок, где и того и другого водилось более чем достаточно, было бы серебро. Прежде всего, стоило наведаться к старому знакомому - лукоделу, у которого он купил такой замечательный, необычный лук.
   -Чего вернулся? Если хочешь вернуть назад - не возьму!
   -Нет, я не за этим. - Отмахнулся Радомир. - Наоборот, мне надо ещё точно таких же луков. И побольше.
   -Готовых нет ни одного. А заготовок, может быть и найдётся несколько штук... Не знаю точно... Надо на складе смотреть. А тебе, юноша, сколько их нужно и к какому времени?
   -Не меньше дюжины. И побыстрей: я решил через несколько дней возвращаться на родину.
   -Лук - это не палка с верёвкой, как думают невежи. Такие луки, как тот, что я тебе дал - это специфическое оружие. Конечно, он более неприхотлив, чем склееный из костяных пластин, но дерево тоже очень капризный материал. Посмотрю, может быть, что-то ещё и осталось. Тогда может быть, и удастся что-нибудь придумать. Приходи через... четыре дня. Да... через четыре. В это же время.
   -Хорошо! - Радомир пошёл дальше: нужно было ещё посмотреть на продукцию бронников. Так в хлопотах и пролетел весь день. Вереницы людей сновали возле занятых руссами усадеб как муравьи, стаскивая бесчисленные тюки, мешки, но то, что произошло позднее, вечером, шокировало уже не только соседей-греков, с завистью наблюдавших из-за забора за оборотистыми чужаками, но и самих дружинников.
   -Дорогу! Посторонись! Эй, вы там! А ну живо отворяйте ворота!
   -Чего орёшь, морда?
   -Открывай давай! Именем басилевса!
   -Че-его? Какого такого басилевса?
   -Да хватит вам!
   Радомир выглянул в боковую калитку и увидев большой караван у ворот, сам отодвинул щеколду и распахнул створы настежь, запуская важного ромейского господина и тощего, но крайне воинственного на вид погонщика с напущенным по самые брови кушаком, а также нескольких одетых весьма прилично господ и десяток сопровождающих всё это собрание охранников.
   -Ты есть Радомир из Киева? - Спросил ромей, бывший, очевидно, в этой компании за самого главного.
   -Ну, я, а что?
   - Велено тебе передать, - вошедший господин - судя по богатству одежды, не иначе как настоящий сановник, ладонью обвёл вокруг себя, показывая на целый караван ишаков, нагруженных "под завязку" тюками с поклажей. - От басилевса. Всё что на ослах - твоё, а животных я заберу с собой - собственность государства.
   Приведёшь их назад сам! - распорядился вельможа погонщику и, кивнув на прощанье, забрал с собой свою свиту и ушёл.
   -Ну, чего рты раззявили? Я, что ли всё это буду таскать? - погонщик грозно насупил брови, а Радомир улыбнулся: - вояке от силы было лет десять. Руссы принесли несколько зажженных светильников и заинтригованные потянулись к поклаже. И не в силах были сдержать изумлённые восклицания. Из тюков, ящиков и свёртков они принялись доставать и укладывать на землю ровными рядами аккуратные, круглые кавалерийские щиты, мечи, копья, брони, железные каски - простые, но очень прочные, с наланитниками, закрывающими щёки и со стрелками переносий. Даже несколько мотков верёвки, чтобы было чем повязать пленных! А ещё крупа для приготовления каши, вяленое мясо, сухари, несколько объёмистых коробов со стрелами, тёплые шерстяные плащи, навощенная ткань для палаток, составные клееные луки, аккуратно лежащие в кожаных, непромокаемых чехлах, походные котелки, кремни для разведения огня...
   -Ай-да басилевс! - качал головой Хват
   -У ромеев всё так, - сказал Светогор - всё организовано, будто у пчёл.
   -Теперь я понимаю, почему они держат под своей властью полмира! - Из-за порядка! Порядок у них во всём и он даёт им силы! - Заключил Хват
   -Ага... Порядок... Забыл, как весь город горел, да потом в говне едва не утонул, когда бунт был? - Оживился почуявший возможность поспорить со своим старым корешем Светогор. То, что он при этом начал противоречить уже собственным словам, его не волновало. Но Радомир отошёл от них - его потянул за рукав грозный "начальник каравана"
   -Дядя, скажи, а вы что же это, на войну собрались?
   -На войну.
   Кивнул Радомир. Отпираться ввиду обширности приготовлений не было смысла.
   -А потом куда?
   -Как куда?
   -Ну, после того, как победите врагов, куда пойдёте?
   -Домой. Известно куда.
   -В Киев?
   -В Киев...
   Паренёк медленно опустился на колени перед Радомиром и обнял его за ноги, причитая:
   - Возьмите меня с собой! Сил больше нету уже, тут оставаться!
   При этом слёзы текли у него ручьями, а трясущиеся руки сжимали коленки с такой силой, что Радомир едва устоял на ногах.
   -Эй! Ты чего! Мы же не на прогулку собираемся! Там ведь и убить могут, как за здрасте!
   -А мне всё равно! Ежели, вы не возьмёте с собой домой, то всё равно утоплюсь! Домой хочу! На Русь! А-аа-ы...
   Радомир озабоченно почесал затылок: как быть-то? Его выручил Олекса - поднял пацана с земли, поставил на ноги, отряхнул пыль с порток. Подобрал упавшую шапку и, ударив её несколько раз об колено, водрузил обратно на голову отрока:
   -Ступай за мной. Как звать-то тебя?
   -Святослав.
   -Меня Олексой. Идём!
  
   В наступающих сумерках терраса императорского дворца была ярко освещена светильниками. Там неподвижно стоял наделённый небывалой властью человек и задумчиво смотрел на расстилающийся под его ногами громадный город.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Ла-Манш.
   Последний день войны.
  
  
   Натужно гудя и скользя из одной воздушной ямы в другую, самолёты ложились на конечный курс. Проложенный штурманами путь подходил к концу и вскоре предстояла выброска десадка. В иллюминатор было видно, как головная машина заложила вираж влево и начала выравниваться, заходя на цель. Ещё выше, над пузатыми транспортниками, кружилось звено истребителей сопровождения. Они быстро пронеслись над головой и скрылись из вида.
   Раздалась команда "Приготовиться" и замигала лампочка. Серёга Ткачёв встал и двинулся к хвосту самолёта. До десантирования оставались уже считанные секунды. Почему-то в этот момент ему вспомнилась Констанция Смородинова. Она всегда перед высадкой доставала свой нательный крестик и целовала его. Высоты боялась жутко. Однако прыгала всегда в числе первых.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Констанция.

   Констанция испытала невероятную растерянность, когда, выйдя за городские стены, оказалась лицом к лицу со степью. Бескрайней и бесконечной. Что делать? Как поступить? С чего начать? Всё, что она осуществляла до сих пор - она делала в других, более привычных для неё городских условиях. А тут ещё прибыла голубиная почта и вообще дала "отбой" всем её приготовлениям. Приказывалось лишь находиться на месте и ожидать дальнейших распоряжений. Чего именно ожидать и сколько - в письме не говорилось.
   Поэтому вполне понятно, что она испытала только облегчение оттого, что выполнение задания откладывалось на неопределённый срок по каким-то независящим от неё причинам. В депеше говорилось о том, что ей необходимо оставаться на месте и ждать прибытия "дополнительных сил". Ждать, так ждать. Констанция впервые в жизни позволила себе беззаботно прожигать время на пляже - купаясь и загорая в своё удовольствие. Она гуляла босиком по мокрому песку, смотрела на накатывающие одна за другой волны и пыталась представить себе своё будущее, свою новую - без приключений и крови - жизнь.
   Не представлялось!
   Ещё недавно, она была абсолютно уверена, что однажды, во время выполнения очередной операции, её просто убьют, как и множество других агентов, служивших империи вместе с ней и до неё. Утром и вечером она устраивала шокирующие местных рыбаков и крестьян пробежки, когда вдруг сталкивалась с кем-нибудь из этих добропорядочных средневековых обывателей на ведущей из города к морю узкой тропинке или на самом побережье, возле стоящих у воды рыбацких лодок. Аборигены буквально выпадали в осадок, всякий раз, когда встречали на своём пути коротко стриженную, одетую в несуразные штаны бабёнку, несущуюся бегом неведомо куда с бешеной скоростью. Так прошло почти две недели.
   Она давно уже открыла оставленные специально для неё в гостиничном номере сундуки. Там было всё как обычно: оружие, кой-какие хитрые приспособления, яды, несколько комплектов одежды, накладные волосы и борода, немного мелких денег, карта местности к северу от Херсонеса и ещё разная мелочёвка, вроде нескольких кусков битого стекла или порванного и брошенного на самое дно сундука дешёвого ожерелья.
   Но сейчас, больше всего ей пригодилось обычное женское платье и сандалии, в которых она теперь ежедневно спускалась вниз покушать или выйти в город. Вся византийская резидентура на полуострове находилась в Херсонесе. Здесь же к её услугам был предоставлен какой-то мелкий чиновник из местной администрации и всё тот же владелец гостиницы. Помимо шпионской деятельности этот чиновник, как, оказалось, заведовал имперской почтой в этом захолустье, а трактирщик кормил её и время от времени отдавал распоряжения согреть для странной заезжей гостьи горячую ванну. Словом полный покой и идиллия. Про миссию Драганоса ни она, ни кто-либо из местных, пока не знали. А тот постепенно, по мере прибытия в Херсонес всё новых его людей, стягивал на себя все нити управления, как паук, которого пока не видит никто, но который знает всё о том, что оказывается в сетях его паутины. Однако в один прекрасный день летние каникулы для Констанции закончились. Утром, во время завтрака, когда прислуга ещё только накрывала на стол, трактирщик подошёл к ней и как бы невзначай обмолвился, что в порт пришло судно, полное вооружённых до зубов варваров.
   -Кто они? - спросила она, не поднимая головы и продолжая жевать.
   -Руссы. Около полусотни. - Констанция отодвинула от себя тарелку и встала из-за стола.
   -Погоди! Поела бы! Что за молодёжь пошла... - трактирщик сокрушённо покачал головой и тяжко вздохнул.
   До пристани быстрым шагом она дошла уже через пяток минут и ещё издали увидела, как там покачивается на волне крутобокий купеческий корабль ромеев. По сходням, похожие на мурашей, сновали несколько десятков человек - обычные грузчики и воины. Они спешно выгружали на берег различное имущество и оружие.
   -Сбегай-ка в город, найми там пару подвод, чтобы не тащить всё это на себе!
   Скомандовал шустрому подростку молодой человек, одетый в белую рубаху и просторные, варварского покроя шаровары. На ногах у него были обычные армейские сапоги с укороченным голенищем, но вместо подобающего важному мужу наборного пояса виднелась лишь простая верёвочка.
   - Всё такой же! Нисколько не изменился!
   Молодой человек, присевший на корточки, для того чтобы заново перевязать один из мешков с провизией, медленно выпрямился и повернулся к ней лицом.
   -Констанция? Ты?
   - Неужто, не признал?
   Радомир стиснул её в своих объятиях, Сильно и нежно... Потом, спустя несколько минут, когда они смогли, наконец между поцелуями, перевести дух, он спросил:
   -Как ты здесь оказалась?
   -Так же как и ты. - Она кивнула на корабль. - Уже вторую неделю тут х...м груши околачиваю, тебя дожидаюсь.
   -Так...
   -Так, так, именно... - Она подошла поближе и прильнула к нему всем телом.
   - Идём, что ли? Не век же здесь торчать... Или ты хочешь попробовать сделать ЭТО на виду у всех?..
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Военный совет.
  
   План, привезённый Радомиром из Константинополя, был предельно прост: добраться до указанного ему места и там встретиться с проводником и ещё с одним отрядом. "Наёмники..." - хмыкнул ромейский офицер, излагавший ему в Константинополе суть стоящих перед руссами задач. Наёмники, так наёмники. Особенно цепляться с расспросами он не стал. Ему-то что? Чем больше удастся собрать в кулак народа, тем легче будет победить вражину и тем меньше они потеряют при этом своих людей.
   Хозяин, взяв с руссов заранее деньги за постой, удивлённо вскинул брови: хоть бы кто из них раскрыл ему секрет, где они столько денег наковыривают, что потом серебро целыми горстями раздают? Трактирщик велел накрывать руссам на стол, а сам выставил слугу снаружи, возле входных дверей, чтобы тот отправлял восвояси всех сторонних посетителей. На недоумённые вопросы, которых, велено было отвечать: "Сегодня для местных не работаем - прибыла важная комиссия из столицы".
   Таким образом, Радомир, вместе со своими товарищами имел возможность нормально поужинать и поговорить без чужих ушей, потому что трактирщик спровадил по домам и прислугу, едва они расставили на столах снедь и напитки.
   -Я-то что? Я - ничего. Сидите, кушайте, общайтесь. Тут всего вдоволь, до утра хватит. А я, тоже, пожалуй, к себе пойду. Нечего, мне ещё и в ваши дела встревать. Своих забот хватает.
   Констанция села напротив.
   - Куда теперь?
   Она пожала плечами
   - Не знаю. Отныне я "вольный стрелок" Вот помогу тебе - и баста. Моя служба империи закончилась.
   Радомир нахмурился.
   - Из-за той драки в Риме?
   - Нет. Просто начальство решило, что хватит мне скакать, где попало, пора и "за ум браться". Детишек нарожать. Будущих защитников родины, мужа ублажать, по мере возможностей. Тебя, тоесть. - она кивнула на него - ты же меня не бросишь? Приданное у меня вроде есть, наверное, не меньше, чем у твоей княгини. Так что тут всё в порядке. Только...
   -Что "только"?
   - Не решила я ещё, где на жительство оседать. Где дом покупать, семьёй обзаводиться. Родни-то у меня здесь нет. Я вообще осиротела, когда ещё совсем маленькой была.
   Констанция задумалась. Взрывы, оторванные конечности и вывороченные наружу кишки, полуразложившиеся трупы своих и врагов и руины, руины, до самого горизонта... До сих пор ей всё это снится едва ли не каждую ночь. Во всех отвратительных подробностях.
   Она встяхнула головой, отгоняя от себя неприятные воспоминания.
   - У нас в Киеве, у тебя будет много родни. Мои вообще дружно живут. Хату, к примеру, молодожёнам, всем родом ставят. Такой дворец отгрохают, что за три версты со всех сторон видно будет! И не как тут, у ромеев, всё в каменных городульках. Зимой, хоть и не так морозно, как у нас, а всё равно всё стыло, будто в леднике. В ромейских домах только тюрьмы устраивать да покойников держать. То ли дело у нас, зимой, в бревенчатом тереме: спать ляжешь - тепло, воздух лёгкий, лесной смолой, от брёвен пахнет. Красота!
   -Да, дружок, тебе бы певцом-аэдом быть, про Русь песни петь. Так и хочется заглянуть туда хотя бы одним глазком.
   М-да... И ещё написать в них про три мировые войны, опалившие её до самых костей, про бесконечные кризисы, реформы, революции, про свирепые гражданские войны. Про тупых и самодовольных правителей, про министров-воров, про генералов, которые извели своих солдат больше, чем вражеских, про нескончаемую нищету, бесправие, унижение народа...
   Нет уж, чтобы там рожать детей нужно быть понастоящему сумасшедшим!
  
   Радомир сидел и часто-часто хлопал глазами. Констанция и не заметила, как, задумавшись, сказала ему всё это вслух. Воцарилась неловкая тишина. Первым молчание нарушил Радомир. Прокашлялся и сказал-упрекнул:
   - Ты говоришь так, как будто сама всё это видела. Откуда знаешь?
   Констанция пожалела о своей глупой несдержанности. Что-то объяснять парню, едва ли имело смысл. Отпираться - тоже не хотелось. Там, на войне она была полна сил, и не было боя, в котором она целовала бы землю под пулями или плелась в хвосте, мешая другим своей слабостью. Она всегда была в числе первых. Не первой - но всегда среди первых. И в штыковой атаке, и на марше и во время тяжёлой физической работы.
   И только здесь, в мирной жизни она впервые почувствовала себя выжатым лимоном. Может быть поэтому, из-за этой вдруг непонятно откуда навалившейся усталости, она и не смогла устоять под напором Бруксия и согласилась работать на византийцев.
   Теперь всё кончено. Наконец освободилась и от этого ярма. Кроме того, помешать какому-то шелудивому говнюку изводить русский народ, просто святое дело. Слишком много их вокруг, этих ухарей охочих до русских богатств и русской шеи.
   Она усмехнулась:
   -Ты не бери в голову. Я того, кто твоего батьку в плену держит, сама достану и кадык ему вырву. Собственными руками. И никто и ничто ему не поможет.
   Радомир посмотрел на неё, как будто впервые увидел. Даже жевать перестал.
   -Освободить моего батьку будет не так-то просто. Враг очень силён. Но когда мы это всё-таки сделаем, то всё равно поедем домой. На Русь. Я так решил. А если ты чего-то знаешь, что случиться должно, так скажи. Предупредим князя, соберём дружину, поднимем ополченцев. Враз хребет переломим любому вражине. Будь он хоть миниситр, хоть сам генерал.
   Констанция улыбнулась. Странно, но ей стало легче. "Миниситров" на Руси ещё пока нет, милицейских генералов тоже. Так что жить можно!
   -Там свадебку дня на три как закатим, чтоб пол-Киева захмелело! Народу в отцовский терем созовём человек триста. Не меньше. Это только тех, кто позначительней, а остальные пущай на лавках, во дворе угощаются. И дом срубим большой. С большой усадьбой. Я тесноты не люблю. Пускай будет самым лучшим в Киеве!
   Размечтавшийся Радомир не обратил внимание на то, как после его слов округлились глаза у Констанции, явно не привычной ни к подобным масштабам, ни к такому проявлению чувств.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Великий хан.

  
   Констанция была крайне опытным и прекрасно подготовленным бойцом. Но открытая степь и конная битва - это были явно не её стихии. Уже на следующий день она вынуждена была с головой окунуться в водоворот событий, в которых ориентировалась с большим трудом. Так, для начала, всему отряду освободителей пришлось опять сесть на старую, гнилую как трухлявый пень понтийскую галеру и тащится на ней в обход Херсонеса и через Керченский пролив до самой Гермонассы. Там, согласно некому приказу из Константинополя, на весь отряд местные власти должны были выделить верховых лошадей и упряжь. И то и другое наместнику пришлось буквально выдирать у тамошних вояк и трясущимися руками и со слезами на глазах передавать в пользование руссам. Причём за обещание вернуть всё в максимальной целостности пришлось расписываться не только Радомиру - как предводителю отряда, но и каждому из его воинов в отдельности.
   Отсюда уже, с этого северо-восточного форпоста империи и предстояло им выходить в степь и искать врага, сообразуясь с собственным чутьём. А для большей остроты этого самого чутья, примерно в трёхстах километрах на северо-востоке, нужно было соединиться с небольшой группой неких "добровольных помощников", в числе которых, должен был, быть толмач и проводник, знающий степь как свои пять пальцев.
   Констанция никогда в жизни не была за северной границей империи. Всё, что она смогла вспомнить о северных народах и населяемых ими землях - вполне могло бы уместиться на наклейке на спичечном коробке. Однако уже в самый первый день путешествия её глазам предстала совершенно фантастическая картина: громадный купеческий караван, растянувшийся сплошной цепью почти на целую милю. Причём важно вышагивающий впереди верблюд нёс на своём лбу ослепительно блестящую на солнце табличку-пайцзу, сделанную из чистого золота и предупреждающую всех встречных о том, что владелец сего каравана, находится под личным покровительством персидского шаха.
   -Сколько же их тут! - удивилась она, с изумлением разглядывая тянущиеся бесконечной вереницей косяки гружёных товаром верблюдов.
   -А вон, смотри! Ещё один караван идёт! - Радомир протянул руку на восток и, приглядевшись, Констанция и вправду заметила возле самого горизонта, новый шлейф поднимающейся к небу пыли.
   Азия торгует с Европой!
   Примерно через каждые тридцать-сорок километров вдоль тракта стояли постоялые дворы, огороженные каменными или сложенными из саманного кирпича стенами. Внутри этих небольших замков находился колодец, помещения для ночлега и небольшой отряд лучников. Справа и слева от дороги иногда можно было увидеть в этом жарком, колышущемся мареве далёкие деревни, окружённые обширными полями с копошащимися на них крошечными человеческими фигурками или даже целые городки. Уютные, по провинциальному тихие, утопающие в тени высоких тополей.
   Время от времени на встречу руссам попадались дозоры ингушской конной стражи: местные жители, хотя и не подчинялись Византии или Киеву, но порядок вдоль тракта старались блюсти строгий. Именно поэтому разбойник Бакча скакал тут как вошь на гребешке по всей степи и нигде не знал покоя. И именно поэтому же дело его поимки представлялось куда как более трудным, чем поиск иголки в стоге сена.
   На восьмой день пути, руссы подошли к высокому камню, установленному на развилке дорог и покрытому письменами-каракулями от земли и до самой макушки. Никто из отряда прочитать, что там написано, не смог. Однако этого и не требовалось: рядом с литером, на небольшом пригорке стоял всадник и внимательно рассматривал двигавшихся в его сторону руссов.
   - Я ещё вчера увидел вспугнутых вами черепах, пробежавших мимо меня вечером, и решил, что вы уже совсем близко и утром можно будет выходить на большак, чтобы встречать вас.
   -Что-то ты не весел, хан! Али не рад встрече?
   -А ты, Светогор, наверное, оттого так рад, что зажила задница после плетей Бакчи?
   Светогор опустил голову, густо покраснел и поспешил затеряться среди прочих руссов. Аман пошевелил пятками, и его лошадь покорно затрусила вперёд. Он не спеша, объехал русский строй, внимательно разглядывая запасных лошадей, упряжь, припасы и оружие. Потом, довольный увиденным, вполне удовлетворённо крякнул:
   - Не зря, видать, ты у ромеев столько времени провёл. Отряд твой хорош. Теперь можно будет и в степь идти.
   -В степь? А где мы сейчас? - Удивилась Констанция.
   -Мы на тракте. - улыбнувшись ответил Хват. - Степь - она вона! - и махнул рукой на расстилающийся перед ними безбрежный океан колышущихся ветром трав.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Аман.

  
   Констанция валилась с ног - эта бесконечная (на самом деле всего лишь обычный, хотя и затянувшийся дольше запланированного, переход) гонка верхом превратила её в сплошную развалину. Радомиру приходилось каждый вечер буквально на руках снимать её с лошади и относить к костру, к расстеленной на земле кошме.
   Аман сквозь полуприкрытые, по-восточному непроницаемые глаза смотрел на неё и, не говоря ни слова, размышлял. По малейшим, неуловимым для обыкновенного мирного поселянина признакам он ещё в первую встречу понял, что девица не промах. Например, когда они ещё в первый вечер остановились в степи, напротив небольшого укреплённого городища, и он увидел, как Констанция взяла в руки нож и как она принялась им орудовать, разделывая мясо. Хан тогда обвёл взглядом лица сидящих рядом с ним, желая сверить своё наблюдение с их реакцией, но увидел только, что все они просто сидели, отдыхали и утоляли голод, не обращая больше ни на что ни малейшего внимания. А может быть то, о чём он сейчас начинал только догадываться, уже не являлось тайной для них?
   М-да-а... Женщина-воин... И несомненно - хороший воин. Аман не склонен был напрямик задавать кому-либо вопросы личного порядка, особенно если сделать правильные выводы мог и сам, основываясь на своих собственных наблюдениях. Ведь любой человек, когда кто-то лезет к нему в душу с расспросами про жену, детей, чаще всего закрывается как раковина и либо отделывается отговорками, либо говорит неправду. С каждым днём догадки степняка всё больше и больше укреплялись, пока не переросли в настоящую уверенность: эта странная молодая женщина действительно прошла многолетнюю подготовку где-то далеко отсюда. Может быть, у парфян или у египтян - известных на весь мир своими интригами, заговорами и ловкими шпионами.
   А то, что она сидела поначалу в седле как куль с мукой, так джигитом ей и не быть. Не скакать на горячем жеребце с луком в руках и уж тем более не сидеть на спине тяжеловоза в двухпудовом панцире катафрактария её готовили. Любой, кто не рождён в степи и с детства не приучен к лошади, всегда болеет, когда оказывается вдруг вынужденным долгое время находиться в седле. Даже лучшие из воинов оседлых племён ездят верхом так, что любого степняка просто смех берёт, глядя на них.
   Нет! Её удел - это атака из-за угла, молниеносный, точно выверенный удар кинжалом или незаметно подмешанный в чей-нибудь плов яд...
   Точно!
   Аман не справившись с собой, неожиданно для окружающих даже зацокал языком, сокрушённо покачивая при этом головой: как же он сразу не догадался!
   -Что? Что-нибудь случилось? - Спросил его Радомир.
   -Ай... пустяк, один, вспомнил. Ничего особенного.
   Но в ход его мыслей теперь приходилось встраивать новую координату: ведь если она действительно профессиональный убийца, то кого тогда она должна прикончить здесь, в степи? Неразумного Бакчу? Или... его, отвернувшегося от кайсара ромеев хана... а может быть - этого наивного русского юношу, который в ней души не чает?
   Аман прикрыл глаза, задумавшись. Неожиданно его довольно сильно толкнули в плечо - он потерял, даже, дар речи от такого возмутительного обращения к себе. Встрепенулся, открыл глаза и увидел стоящую перед ним Констанцию.
   -Отойдём, хан, в сторонку - поговорить надо! - она окинула всех взглядом, остановилась на Радомире и, заметив его недоумение, предупредила:
   -Мы ненадолго, скоро придём.
  
   Они отошли довольно далеко от костра
   -Хватит, - предложил Аман останавливаясь. Он, зябко поёживаясь, поглубже укутался в свой плащ и выжидательно смотрел на девицу. Та, как казалось, мялась, не зная с чего начать.
   - Мне кажется, ты даже ночью присматриваешь за мной. Отчего так? Как будто точно знаешь, что я хочу отравить тебя во время еды или перерезать твоё горло во время сна!
   Аман кашлянул, вздохнул.
   -Я старый степной волк, который видел в своей жизни очень много и очень многих. И если я заметил в своём стаде овечку, которая настолько сильна, что может легко убить не только напавшего на неё волка, но и самого пастуха - разве это недостаточный повод, для того, чтобы начать беспокоиться?
   -...Так ты... догадался? Когда?
   -Окончательно - сегодня утром, когда ты от нечего делать, пока все остальные собирали после ночёвки вещи, украдкой метнула свой нож в дерево и с первого раза попала в выбранное тобой небольшое пятно на коре. С пятнадцати шагов. В моей орде нет ни одного человека, который смог бы повторить твой бросок - а ведь они не самые последние воины в этой степи. Кто ты и зачем здесь? Ведь тебя кайсар послал сюда?
   Констанция шмыгнула носом и пробормотала несколько слов на каком-то чужом, но очень похожем на язык руссов языке. Всё что смог при этом понять хан - так это упомянутое ей зачем-то склабинское ритуальное угощение, которым его как-то потчевал в своём тереме Осмомысл: блин.
   -То, что я скажу - останется между нами?
   Аман нахмурился:
   - Нет камня прочнее моего слова.
   -Я даже мужу об этом не рассказываю: сама хочу забыть. Я действительно занималась тем, что убивала опасных для империи людей. Так получилось, что мне пришлось заняться именно этим. Но теперь император дал мне отставку. Всё! Последней его просьбой было проследить, чтобы разбойник Бакча не ушёл от заслуженного возмездия, чтобы и через десять лет, любой, вздумавший стать грабителем, содрогался бы при одном воспоминании о постигшей его участи.
   -Мудрость императора по-прежнему соразмерна с его могуществом. - Согласился Аман - Бакча - шакал, он сын шакала и сдохнет как шакал. Я сам позабочусь об этом. Боги подскажут нам, как правильно поступить с этим недоноском, когда мы его поймаем. Ты же, дочка, в бою не высовывайся наперёд мужчин - хотя ты и многое умеешь, но здесь степь, а она не твой мир. Здесь люди живут по таким законам, о которых ты ничего не знаешь. Так что держись, лучше, за моей спиной - там будет спокойнее всего. Может быть, если, совсем жарко станет, и подмогнёшь, чем, старику!
   Последнее он сказал явно не всерьёз, а с улыбкой, щадя профессиональное самолюбие девушки. Она улыбнулась ему в ответ и по-мужски протянула ему руку.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Капитан Ткачёв.
   Ла-манш. Последний день войны.
  
   Серёга ожидал того, к чему уже привык за долгие годы войны - бешеного огня с земли по кружащимся в воздухе парашютистам, ливня пуль, грохота разрывающихся рядом снарядов.
   Но на этот раз не было ничего похожего. Полнейшая тишина.
   Он приземлился на бывший травяной газон. Теперь заросший сорняками и молодым кустарником. Порывом ветра его немного протащило, но он смог зацепиться за землю и встать на ноги. Рядом десятки его товарищей спешно гасили купола и, торопливо избавившись от опутывавших их строп и ремней рассредотачивались, занимая позиции для обороны. Все напряжённо ожидали остервенелой атаки врага со всех сторон... но...
   Но было оглушительно тихо.
   Слева от объекта - резиденции британского премьер-министра виднелся полуразрушенный временем посёлок. Удобные, комфортабельные небольшие домики для обслуги и двух-трёх этажные особняки для чиновников, асфальтированные дорожки, зелёные изгороди, магазины... Всё цивильно, удобно, красиво. Не зря сюда перевели правительство из Лондона, где после многолетних бомбёжек камня на камне не осталось.
   Серёга не выдержал и зло прошипел:
   -Что же вам блядям дома не сиделось, какого чёрта вас потащило за тридевять земель?
   Объект штурмовать не пришлось. Он был пуст. Солдаты выволакивали из брошенного особняка какие-то папки с документами, кипы стенограмм, целые коробки с секретными докладами и депешами. Всё это сваливалось в одну большую кучу прямо на земле и ногами утрамбовывалось по большим мешкам - для изучения потом разведчиками.
   Серёга ещё раз сверился по карте - всё совпадает, высадились куда надо. Сапёры с миноискателями прочёсывали сам дом и его окрестности, старательно отыскивая мины, а остальные наскоро осмотрев особняк, залегли наизготовку и наблюдали за обстановкой. Подошёл командир сапёров:
   -Всё чисто.
   -Пройдись по посёлку. Смирнов!
   -Я товарищ капитан!
   -Со своим взводом иди вместе с сапёрами. Проверьте посёлок. Каждые полчаса выходить на связь.
   -Есть!
   Настороженно озираясь и прикрывая друг друга солдаты перебежками направились к посёлку. Серёга не верил, что там кто-то из врагов всё ещё есть. Все признаки напротив говорили о том, что посёлок давно уже опустел. Чёрные от многолетней пыли, местами выбитые стёкла, выщербенный, уже начавший терять свою целостность асфальт, брошенные и уже успевшие проржаветь автомобили. На перекрёстке двуствольная зенитная пушка у которой в одном из стволов торчал букетик засохших полевых цветов.
   -Вон там кажется склад, товарищ капитан!
   -Ну, идём, проверим.
   Подошли к складу. Дверь открыта. Вокруг груда пустых банок из-под консервов, засохшие кучки человеческого дерьма, обрывки испачканных экскрементами старых газет. На одном из таких клочков фотография улыбающегося британского солдата выглядывающего из башенного люка танка и крупными буквами заголовок: "Британские солдаты штурмуют Кремль!"
   -Отштурмовались, покойнички...
   Сержант взял наизготовку автомат, включил фонарик и шагнул внутрь. Серёга, сплюнув в лицо скалющемуся с газеты бывшему завоевателю-демократизатору пошёл следом.
   Внутри темнота. Луч фонаря выхватывает сломанные морозильные установки, раскуроченные ящики, обглоданные кости, и всё те же пустые консервные банки и кучки дерьма. Только уже заметно посвежее.
   -Похоже, здесь кто-то ещё живёт.
   Предположил сержант. Серёга включил рацию:
   -"Сапфир", "Изумруду" ответь!
   -На связи "Сапфир".
   -Выдвигайся сюда, у нас тут хозяева нашлись.
   Солдаты быстро обыскали склад и в дальнем углу нашли небольшую нишу, похожую на крысиную нору, до отказа забитую старыми матрасами, крысами же и изъеденными, какими-то ветхими, грязными тряпками, в прошлом бывшими, кажется, занавесками на окнах и посреди всего этого пыльного вороха с трудом отыскали щупленькое человеческое тельце. Найдёныш оказался очень проворным. Он укусил за руку одного из солдат, пнул в пах другого и, вырвавшись на свободу, на четвереньках поскакал на улицу.
   -Держи его! Держи!
   Дежурившие у входа солдаты с трудом сбили с ног вспугнутого со своего логова Маугли и по новой скрутили его.
   -Кто это, товарищ капитан?
   -Хотел бы я знать... Хотя... Подожди-ка...
   Серёга достал из нагрудного кармана пластиковую фотографию лопоухого "объекта" на какой-то трибуне и поднёс её поближе к лицу пойманного дикаря, сверяя.
   -Мать моя женщина! Извольте познакомиться, господа россияне - это тот, кого мы ищем. Бывший премьер-министр бывшей Британии. Собственной персоной!
   Комбат отошёл в сторонку и связался со штабом:
   -"Первый", "объект" у нас, как понял?
   -Вас понял "второй", ждите амфибии. До связи.
   -Вас понял, до связи.
   Так закончился последний день третьей мировой войны. Пентагон взяли штурмом союзники ещё год назад. Оставалась последняя воюющая держава - Великобритания. После отречения её новой и так недолго правившей королевы Дульсинеи все думали, что англичане не хотят вести никаких переговоров о капитуляции из-за своей обычной гордости. Оказалось, что всё гораздо проще - к исходу войны у них уже просто не оставалось никого, кто мог бы вести эти самые переговоры...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Степь.
  
   Аман внимательно и довольно долго наблюдал за полётом орла, кружившим высоко в небе впереди них. Потом слез с лошади (его спутникам показалось, что он просто выпрямил ноги и жеребец жизнерадостно осклабившись, сам выскользнул из-под богатыря) и подошёл к вчерашним следам разбойников, остававшимся до сих пор хорошо различимыми на примятой копытами лошадей траве. Кочевники Бакчи столь поспешно протрусили к стойбищу своего вожака, что даже не заметили попрятавшихся в траве буквально у них под носом, руссов: несколько верховых с заводными лошадьми на поводу и аккуратными, небольшими тюками, уложенными на спинах вместо сёдел.
   -Что они везут? Золото?
   -Скорее всего, ткани. Шёлк или тонкую, крашеннаю шерсть. Может быть, дань от какого-нибудь крохотного городка вдоль тракта, в котором осталось совсем мало опытных воинов, чтобы отбиться от этой шайки. Всякое бывает.
   Констанция потихоньку подошла сзади к мужчинам и стоя за их спинами, попыталась понять, что они там такого увидели, на мокрой от росы траве.
   -Завтра мы их догоним - предположил Радомир, кивая на прибитую копытами траву.
   -Можем быть, даже сегодня, если захотим: становище Бакчи уже совсем близко!
   Хрипло выдохнул хан. Но мы не захотим. Чтобы его не вспугнуть, нам нужно наоборот уйти с их тропы, на которую мы вчера так неосторожно залезли, и подойти к ним вон оттуда - с заката. Ветер дует как раз в ту сторону, так что собаки нас не должны учуять.
   -Гыр-гыр-гыр! - Аман подозвал к себе троих воинов из своего отряда и что-то приказал им. Степняки - все в облезлых куртках, косматые, изрядно попахивающие какой-то кислятиной молча и часто закивали ему в ответ и, как только хан закончил свой "инструктаж", похватали луки и сразу же растворились посреди высокой травы, как будто их на белом свете и никогда не было.
   Во ящерицы, блин! - восхитилась Констанция.
   -Пусть проследят, чтобы по нашему следу никто не пошёл! - пояснил Аман, кивая им в спину. Отряд народных мстителей, тем временем растянувшись в цепь, друг за другом, двинулся в сторону возвышающегося на самой линии горизонта отлогого, вытянувшегося с запада на восток, холма, на обратном скате которого - как предполагали Аман, Светогор и другие опытные воины - и затаился Бакча.
   Радомиру даже не верилось, что двухмесячное непрерывное скитание по степи наконец-то подошло к заветному концу и завтра, на рассвете, он встретится лицом к лицу со своим отцом и с его мучителем. Кожаное седло мерно поскрипывало, в такт перекатывающимся под ним мышцам животного, а человек, сидящий на нём сверху продолжал размышлять о последних событиях.
  
   Это произошло примерно неделю назад неподалеку от того места, где тракт разделяется на два рукава и перестаёт существовать как единое целое. Южная ветка, круто заворачивая вправо, уходила куда-то вдоль кавказского предгорья в сторону Нарын-Кале, а левый рукав - менее широкий, без густой сети постоялых дворов - на север, в обход Каспийского моря. Где-то там, севернее будущей Астрахани шумели густонаселённые приволжские города, сновали многочисленные купеческие караваны... Но вот беда: волжские булгары, или как их сейчас почему-то называют - "татары", вовсе не были дикарями, а очень даже умели считать деньгу. Поэтому и товары свои норовили отправлять всё больше по воде, да на кораблях.
   А посуху зачастую, шлёпали разные, там, нищеброды в драных халатах, верхом на тощих лошадёнках или блохастых, колченогих верблюдах. Ковыляли, угощая время от времени своих "скакунов" попадающимися на пути сухими ветками верблюжьей колючки, да зыркали по сторонам лукавыми глазёнками: нельзя ли где чего стырить?
   Волжские же правители, накрепко оседлав важнейший торговый путь, не только держали под собственным контролем всю торговлю между севером и югом; востоком и западом, но и в значительной степени - окружающую их границы степь. Кочевые рода - извечная головная боль для многих государств, тоже доставляли им время от времени проблемы. Отношения с ними были то, что называется "душа в душу", то на многие месяцы перерастали в яростную борьбу, когда конница булгарского хана прочёсывала как стальная гребёнка всю степь "от моря и до моря" зачищая её при этом от кочевников буквально "под ноль".
   Степная молодёжь, будучи не в силах справиться со своими гормонами, иногда вбивала себе в голову, "замечательную", с их точки зрения мысль о том, что ничего не стоит вот так вот, просто, налететь вместе с порывом ветра из степи на какую-нибудь деревню землепашцев, пострелять из луков мирных поселян, да и повеселиться потом с награбленным добром "на всю катушку".
   А кто их потом найдёт в степи-то? Откуда, кто, будет знать, что это именно они наколобродили? В пятнадцать-шестнадцать лет - это по настоящему захватывающая идея. В неминуемое возмездие, в сожженные юрты собственного стойбища и в отрубленные воинами итильского хана головы своих родственников как-то ещё не особенно верится ...
  
   Стояла жара. Лето кончалось, земледельцы вовсю, пользуясь последними тёплыми деньками, орудовали в полях своими серпами, завершая жатву, а в восходящих потоках разогретого солнцем воздуха искрились уже тонкие паутинки разлетающихся во все стороны крохотных паучков. Воины ехали, расслабившись, не спеша, нежно переваривая ещё не успевший до конца рассосаться завтрак. Только вечно подозрительный ко всему Аман беспокойно поглядывал то на небо, то на линию горизонта. Но, в конце концов, и эта привычка хана смотреть на мир в основном через прицел лука уже не казалась для руссов необычной. И только когда к нему пристроился ещё и "муж многоопытный" - Светогор, Радомир счёл нужным пришпорить свою лошадь и нагнать их. Констанция же от скуки, просто забавлялась тем, что, свешиваясь с лошади, срывала ромашки и, отрывая от них один лепесток за другим, гадала то на одну какую-нибудь ерунду, то на другую.
   Птицы! Не надо сирены и проблесковых маячков, чтобы понять, по их полёту и тревожным крикам, что чужой человек близко. Отряд, немного свернул в сторону и остановился, затаившись, на всякий случай, а Аман выслал вперёд двух своих лазутчиков - в разведку, чтобы поглядели, что там впереди творится. Примерно через час оба разведчика примчались с округлившимися от возбуждения глазами: как же! Ведь они напали на следы недавней битвы! Тут уже встрепенулись все.
   -Никого, говоришь, рядом? - Аман с минуту размышлял, теребя, на манер старика Хоттабыча, свою бороду.
   -Не напороться бы на засаду! - Остерёгся Хват.
   -Не должны. Если бы была засада, разведчиков не отпустили бы за просто так. Обязательно бы взяли и принялись рвать по кусочкам, до тех пор, пока не дознались бы из какой они орды и зачем пришли сюда.
   -Пожалуй, ты прав. - Хан положил ладонь на плечо Радомира - Давай, веди туда отряд сам! Он запрыгнул на коня и, наподдав ему, поскакал куда-то в сторону. При этом все воины из его отряда сохраняли абсолютно невозмутимый вид и даже и не подумали проследовать за своим вожаком.
   Примерно километрах в пяти, шести отсюда, как, оказалось, подвергся нападению неизвестных разбойников довольно большой табор переселенцев направлявшихся в "татарские" земли откуда-то со стороны нынешнего Дагестана. Руссы и степняки Амана ходили между опрокинутыми, разбитыми повозками, осматривали тела погибших крестьян, и мрачно качая головами, останавились возле трупа беременной женщины, привязанной к дышлу большой, высокой телеги и истыканной стрелами так, что живого места на ней не оставалось. Скорее всего, её просто использовали в качестве живой мишени, забавляясь, а потом стрелы, воткнувшиеся в её тело вместе с драгоценными железными наконечниками, а заодно и с клочками кожи, мяса и обломками костей, повыдёргивали. Жутковатое зрелище, явно не для слабонервных.
   Констанция, бледная, тоже ходила между телами убитых и кусала себе губы: "Боже мой, какое сумасшествие. Откуда такая жестокость у людей? Из-за чего? Какие такие несметные сокровища могли быть у этих бедных нищих, чтобы из-за них вот так вот беспощадно убивать всех до последнего: от стариков до грудных младенцев? Грошовые бусы на замусоленной верёвочке, в лучшем случае ..."
   -Не смотри, зачем тебе это всё? - Попросил её Радомир.
   Констанция обошла перевёрнутую телегу и оказалась сбоку от утоптанной, залитой кровью площадки. Цепь следов на примятой лошадьми траве уходила на северо-запад.
   -Как думаешь по этим следам можно их ещё догнать? - спросила она Обадия - воина из дружины Амана.
   -Легко. - Меланхолично ответил лучник и зевнул. Что-то сегодня он не выспался, хотя и встал позже всех - грех, весьма пятнающий репутацию в воинстве Амана.
   -А как ты думаешь, далеко они отсюда ушли?
   -Не-а. Трупы ещё не успели, как следует окоченеть. Часа через два хорошей скачки, думаю, их можно будет настигнуть.
   -Что ты задумала? - Подозрительно уставился на свою невесту Радомир.
   -Ничего особенного. Аз воздам, по делам их ... Фью-и-ть! - Констанция свистнула соловьём-разбойником, подзывая к себе свою лошадь, а когда та, недоумевающая, подбежала, одним прыжком взлетела ей на спину и помчалась в степь по следам ушедших разбойников.
   -Чего? - Удивился Радомир. Эй! Остановись! Стой, я тебе говорю!
   М-да... - теребил бороду Светогор - ещё месяц назад она выпадала из седла, едва только её переставали в нём поддерживать за руки. Не поверил бы, что такое возможно, если бы не увидел собственными глазами!
   Отряд, вытянувшись цепью, устремился в погоню за беглянкой. Последним в этой кавалькаде всадников стремительно несущихся непонятно куда, был чертыхающийся Аман.
  
   Два десятка разбойников из двух дружественных кочевых родов остановились на берегу довольно широкого ручья с чистой, холодной водой. Пёстрая компания из сопляков, ещё ни разу прежде не побывавших ни в одном настоящем деле, нищих неудачников и нескольких законченных мерзавцев, которые считали, что высшее наслаждение - это как раз грабежи и убийства себе подобных, недавно отужинала и теперь коротала время.
   Чистая вода - довольно большая редкость в открытой степи, поэтому кочевники решили задержаться здесь на пару дней, чтобы спокойно отъесться и накоптить впрок побольше свежего мяса, благо скота для этих целей у переселенцев удалось захватить достаточно.
   Сентябрьское солнце уже давно клонилось к закату, опускаясь всё ниже и ниже к земле, раздуваясь и наливаясь краснотой. Разбойники, отрыгивая от обжорства, валялись кверху пузом или неспешно копошились, занимаясь, кто чем. Внезапная дробь копыт подняла их на ноги и заставила потянуться к оружию. Из густых, уже желтеющих и подсыхающих трав, вывалился всадник и остановился неподалеку, уставившись на них. Потом он спрыгнул на землю и неспеша, как ни в чём, ни бывало, направился прямиком к костру. Никакого оружия или доспехов при этом на нём не имелось, кроме, разве что, небольшого ножа на поясе.
   -Да это же женщина! Вах! Откуда она здесь? - Уронил челюсть крупнолицый, весь перепачканный жиром разбойник. В этой компании уродов он считался очень крутым, после того как хладнокровно распорол животы двум крестьянам, вздумавшим оказать ему сопротивление. За что теперь и получил особую привилегию от атамана: кушать лучшее мясо на одной полянке с ним.
   -Что ты у меня спрашиваешь, а? Спроси у неё сам! - буркнул вожак.
   Мордастый поднялся с земли и, внимательно всматриваясь в лицо незнакомки, спросил: - Ты кто, красавица? Ты понимаешь, что я тебе говорю?
   Констанция молча подошла к разбойникам и остановилась, оглядываясь вокруг себя. Потом неожиданно пинком опрокинула котёл с ещё горячей шурпой так, что его содержимое полетело прямиком на брюхо и мотню сидящему на земле атаману.
   Что тут началось!
   Обваренный кипящим жиром вожак заревел нечеловеческим голосом. Не теряя времени, Констанция выхватила из костра горящую палку и воткнула её прямо в глаз потянувшемуся уже было за мечём Мордатому. Тот, отшатнувшись, сделал несколько шагов назад, но споткнулся и, широко раскинув руки, полетел на землю. Очевидно, ему хватило. Констанция перепрыгнула через костёр, отвесила хорошего пинка всё ещё копошащемуся на земле и громко стенающему от боли ошпаренному атаману, а затем, перекувыркнувшись, увернулась от брошенного кем-то копья. Быстро подобрала это копьё, треснула его тупым концом по зубам подбегающему сзади с саблей в руке степняку, а потом с силой метнула его туда, откуда оно прилетело. Удар был настолько сильным, что бедолагу нанизало на рожно как насекомое на булавку.
   Констанция вошла в раж: она изящно уклонилась от нескольких размашистых ударов, а потом, перехватила руку одного из нападавших, мгновенно опрокинула его наземь, и с треском переломила ему локтевой сустав как сухую палку. Бандит взвыл и изогнулся дугой. Она отпустила захват, выпрямилась и быстро пошла на второго бандита. Тот с воплем широко размахнулся саблей, нацеливаясь снести ей голову, но девушка мгновенно уклонилась, подныривая под удар и одновременно сближаясь с противником. В следующую долю секунды на того уже обрушился целый шквал ударов, которые делались с такой скоростью, что её руки мелькали подобно спицам в колесе. Довершил серию мощнейший удар в солнечное сплетение, от которого степняка подбросило вверх, а затем отшвырнуло далеко в сторону, как подхваченную ветром соломинку. Он кулём шмякнулся на землю, юзом проехал по ней ещё метра два и угодил головой прямо в костёр. От его вопля заложило уши, и зашевелились волосы на затылках у тех, кто ещё оставался в живых.
   Когда они увидели его вывалившийся от боли глаз, вспыхнувшие факелом волосы и вспенившуюся на огне пузырями кожу, они поняли, что шутки закончились. Все забегали, подбирая разбросанное, где попало во время отдыха оружие. Кто-то схватился за лук, но тут же обмяк, после того, как женщина-злой-дух метнула ему в живот трофейной саблей. Ещё один буквально развалился напополам, когда попытался ткнуть в неё копьём, но промахнулся и не смог остановить уже её саблю, перерезавшую его поперёк туловища до самого позвоночника. Недоварившийся атаман с кинжалом в руке опять было ринулся вперёд, остервенело махая оружием и скаля зубы, но тут же истошно завопил и ползком пополз прочь, потеряв при этом и свой нож и всякое желание драться дальше, потому что имел глупость пропустить мощный пинок под колено. Его коленная чашечка была раздроблена, а искалеченная нога плетью волочилась сзади, неестественно вывернутая и полыхающая болью так сильно, что не было сил даже выдохнуть.
   Посреди становища остановился преклонных лет кочевник и, отбросив на землю свой лук, стоял и орал, вытаращив навыкат глаза. Казалось, он совсем обезумел от охватившего его нечеловеческого ужаса:
   -Шайтан! Это не женщина - это злой дэв, пришедший из ада, чтобы убить нас всех! Спасайтесь! Бегите, кто может!
   Констанция с разбегу воткнула ему в рот подобранный с земли обломок копья.
   -Заткнись!
   Железное остриё пронзило челюсть и вошло в грудь как раз промеж ключиц. Степняк снопом повалился к её ногам.
   В это время со свистом и шумом в становище разбойников ворвались руссы и воины Амана. Они быстро добили немногих продолжаюших сопротивляться с оружием в руках и скрутили благоразумно сдавшихся. Но таковых оказалось немного: всего пятеро, включая и изуродованного Констанцией вожака разбойников.
   -М-да ... Она бы их и в одиночку перебила. Без нашей помощи. Никогда такого не видел! - Задумчиво покачал головой Аман.
   -Так могут сражаться только Воины Неба! Человекам недоступна такая ярость! - Шепнул Аману Обадий.
   -Сам вижу. - Ответил Хан. Теперь его взгляд, направленный на Констанцию был прищуренным и очень пристальным. Ещё бы! Никто из его людей и даже из знакомых ему воинов в иных землях и народах не посмел бы напасть на двадцать отмороженных степняков в одиночку, с одним лишь засапожным ножом в руке. Да ещё и устроить среди них такую бойню!
   Констанция сидела на земле, обхватив руками колени. Её как обычно после боя изрядно подтряхивало: расплата за неимоверное нервное и физическое напряжение во время схватки. Пугало лишь то, что с годами это возвращение в обычную жизнь становилось переносить всё болезненнее и болезненнее.
   Радомир накинул ей на плечи свой дорожный плащ. Она укуталась в него и с благодарностью посмотрела на него:
   -Спасибо!
   Остановиться на ночлег решили поблизости, в небольшом укреплённом посёлке, причём жалкий вид пойманных и хорошо известных здесь своими "подвигами" разбойников столь впечатлил местного начальника, что он выставил за счёт своего гарнизона ужин и пиво. Радомир в знак признательности пообещал выдать ему для последующего правосудия задержанных, но только после того, как он сам предварительно с ними "побеседует".
   "Беседу" решил проводить лично сам Аман. Не спеша, с чувством, он, тем не менее, довольно быстро узнал от них не только всё о событиях связанных с избиением переселенцев, но и ещё кое-что очень прелюбопытное!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   В крепости.
  
   На глинобитном полу примитивный очаг, выложенный из камней и тлеющие в нём багрово-красные угли. Посреди каменного круга, прямо над огнём, стоит закопченный медный треножник с поставленным на него медным же сосудом. Внутри котелка исходит паром и пряными запахами целебное снадобье для Констанции, приготовленное Аманом. Сама она лежит под одеялом, сшитым из нескольких волчьих шкур и тяжело дыша, спит. Иногда рука её подёргивается, а с губ вырывается нечаянный стон.
   -Нельзя отдавать её одну ночным демонам, человек слишком слаб, чтобы в одиночку противостоять им.
   -Разбудить?
   Спросил Радомир. Аман кивнул. Со вздохом он потянулся к серебряной пиале, которую вечно таскал за собой уже лет двадцать и плеснул в неё содержимое котелка. Радомир осторожно потрогал лоб любимой, проверяя, есть ли у неё жар, а потом разбудил её.
   -На... пусть выпьет.
   Протянул Аман свою пиалку с отваром.
   -И долго я спала?
   -Долго. Уж скоро рассвет. - Ответил Радомир. Она взяла его ладонь в свою и прижала её к своей щеке.
   -Тебе снилось что-то нехорошее, и мы подумали, что это могли быть души убитых тобой сегодня врагов, которые пришли под покровом ночи, чтобы досадить тебе.
   Сказал хан.
   -Правильно и сделали, что разбудили. Снилась какая-то херня.
   -Кхъе-рнья? - Что это такое? Ужасное заморское животное, вроде элефанта? - удивился Аман.
   -Херня - это херня. И ничего больше. Как вкусно! Что ты там намешал, что получилось такое вкусное лекарство?
   Аман широко улыбнулся:
   - Это степь! Она даёт нам всё необходимое для жизни и для поддержания сил. Разве дарованное нам Богом, может быть омерзительно на вкус?
   -Но эллинские снадобья нельзя употреблять, не зажимая нос. - Возразил Радомир.
   -Верно, - согласился Аман - но это оттого, что на словах поклоняясь Богу, они на деле служат только сами себе. Они давно оторвались от матери-природы, но сами так и не смогли создать своё царство справедливости на земле. Их священники называют себя рабами божьими, но кто им сказал, что Богу нужны рабы? Тем более такие жадные до власти и денег. Поэтому в их снадобьях есть толчёные лягушачьи лапки, но нет божественной благодати. Их снадобья не только противны на вкус, но и вредны для здоровья.
   -Я с тобой полностью согласна, хан. И налей-ка мне, пожалуйста, ещё твоего лекарства!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Смерть шакала.
  
   -Бакча близко!
   Воины Амана - а он взял с собой лишь самых молодых и скорых на подъём - прячась среди высоких трав, почти вплотную подбирались к стойбищу разбойника, наблюдали за ним, а затем ужами ускользали прочь, и возвращались к своим. Двадцать татарских конных лучников и полсотни руссов - серьёзная сила! Если боги будут милостивы, а сами мстители удачливы, Бакче недолго осталось небо коптить.
   Аман плеснул на землю немного кумыса. Надо бы в костёр, но боги на верху всё равно будут довольны: они же не глупцы и понимают, что разводить огонь так близко от врага нельзя - багровые отсветы в небе даже от небольшого пламени видны ночью за много километров.
   -Завтра будем рубиться. На рассвете. - Сказал Аман. Он поплотнее запахнул на себе халат и, закрыв глаза, попытался уснуть.
   Под утро над землёй появилась тонкая, похожая на искусственный дым во время концерта рок-звезды, пелена. Постепенно она стала утолщаться, подниматься всё выше и вот уже густой, непроницаемый туман окутал собой степь так, что люди превратились в бредущих непонятно куда призраков.
   Впрочем, Аман не был настроен лирически. Едва послышались первые голоса птиц, как он проснулся и разбудил всех остальных.
   -А почему твои люди за нами не идут? - Удивилась Констанция.
   -Лошади. Своими копытами они поднимут и мёртвого. Когда начнётся "дело", мои воины не опоздают: даю слово!
   Аман поднёс указательный палец к губам: теперь тихо! Он вспомнил, что становище Бакчи состояло из десятков трёх-четырёх шатров. Это очень много - обычно степняки кочевали со своими стадами и насчитывали в своих коллективах вдвое, а то и втрое меньше народу. Но Бакча был "удачливый хан"! Держаться возле него - означало получить шанс на сытое существование, приключения, а некоторые полоумные малолетки, даже всерьёз лелеяли мечту разбогатеть!
   Аман перешёл на бег. Констанция держалась справа от него и с удивлением наблюдала за этим, в общем-то, уже немолодым человеком: высокий, плотный воин в толстенном панцире из дублёной кожи - он нёсся вперёд как выпущенная из арбалета стрела - быстро, бесшумно и точно к цели! Пригнувшись к земле, а иногда и почти на четвереньках, за ним следовали и остальные.
   Аман жестами начал командовать, расставляя людей на исходные для атаки места. Воины прыснули в разные стороны, исчезая в клубящихся облаках тумана.
   Ох уж эти мужчины! Она решительно ничего не могла понять во всех их ужимках.
   Быстрее бы в драку, а там всё станет само собой!
   Становилось уже достаточно светло. Аман повернулся к ней и пальцем показал себе за спину. Всё ясно: "Держись за мной"! Так и договаривались. Впереди показались полускрытые в тумане контуры каких-то больших не то обтянутых кожей, не то тканью шалашиков. Пахнуло дымом, какой-то кислятиной, а с противоположного конца стойбища послышался отчаянный лай собак.
   Аман хищно улыбнулся: поздно тявкать!
   Больше не прячась, он выпрямился во весь рост и, вложив в рот оба пальца, свистнул так, что у бедной Констанции заложило оба уха... и тут началось!
   Они с места рванули вперёд. Из ближайшей юрты выпрыгнул голый татарин - Аман с одного удара развалил его почти по пояс. Констанции стало плохо - это вам не шприцом в задницу тыкать - когда на твоих глазах человека как будто пропускают через "циркулярку".
   -Следи, чтобы никто больше оттуда не выскочил. Если кто башку высунет - сразу бей!
   Она кивнула и обнажила свой тесак - не то кавалерийская спата, не то татарская сабля... Непонятно что, но как оружие - очень удобная штука. Радомир дал. Констанция затаилась сбоку от входа в шатёр, а хан побежал дальше. Дорогу ему перегородили сразу двое разбойников. Аман быстро отразил несколько очень опасных ударов, а затем... лучше бы она отвернулась... Проклятое женское любопытство!
   Становище превратилось в палубу взятого на абордаж корабля: и там и тут яростно сражались десятки людей.
   Часовые на пороге главного шатра заполучили по длинной стреле ещё в самом начале "дела" и валялись теперь на земле как два куля. Хан Бакча, едва только услышал лай собак, сразу понял, в чём дело. За ним пришли! Он быстро натянул шаровары, сапоги и осторожно отогнув полог, сквозь узкую щёлку выглянул наружу.
   И похолодел! Он увидел лежащие на земле трупы своих людей, занимающееся пламя пожара и бредущих между шатрами руссов с огромными (у страха глаза велики!), окровавленными мечами и секирами в руках.
   -Любимый, куда ты?- нежно проворковала проснувшаяся жена.
   Она протягивала к нему руки и звала его к себе.
   -Заткнись, дура! - зашипел хан. Он метнулся к ней и вонзил ей клинок в сердце. Потом подошёл к стене шатра и саблей распорол его, змеёй пролез в образовавшуюся щель и бросился бежать. Ноги несли его грузное, уже немолодое тело со скоростью ветра: только бы уйти от налётчиков и добраться до своих! Тогда степь наполнится реками крови, а от деревень руссов останутся одни головёшки!
   Плотоядным мечтам улепётывающего хана положили конец резко и внезапно: наброшенный аркан сбил его с ног и куда-то поволок за ноги. Всадники Амана кружили вокруг разбитого становища и аккуратно отлавливали тех, кто пытался ускользнуть от расправы. Или добивали, щёлкнув разок, другой тетивой, если беглец оказывался вооружённым и вдруг начинал брыкаться.
   -Пойдём, тебя зовёт хан! - воин-татарин кивнул головой куда-то в сторону. Радомир стряхнул со своего меча кровь и пошёл следом. Татарин подвёл его к группе стоявших воинов и столпившихся вокруг них освобожденных из неволи рабов: руссов, персов, ромеев и своих же - степняков, взятых в плен из враждебных Бакче кочевых родов.
   Увидев Радомира, они все расступились, пропуская его... к отцу!
   Вместо здорового, физически крепкого человека он увидел сидящего на земле старика, с трясущимися руками, иссохшимся, вытянутым лицом, обтянутым кожей, будто пергаментом и глазами, полными слёз.
   -Ну, здравствуй, сынок!
  
   Бакчу, не мудрствуя лукаво, разорвали пополам, привязав между двумя лошадьми. Его останки сбросили в выгребную яму в его же бывшем становище, откуда ещё долго полные червей и гноящейся, зловонной слизи, мёртвые глазницы хана светились по ночам фосфорными огоньками и пугали проходящих мимо них случайных путников.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Британия.
   Первый день мира.
  
   Комбат сидел на камне и, глядя на набегающие к его ногам волны, курил.
   Три десантные амфибии на воздушной подушке слева от него выехали на берег и остановились, дожидаясь погрузки. Возле особняка премьер-министра щёлкали фотовспышками журналисты, бегали операторы с камерами на плечах. Одичавший глава британского правительства нечленораздельно мычал и время от времени пытался поймать за ногу и укусить девушку-журналистку, что настойчиво пыталась взять у него интервью. Та испуганно взвизгивала и отскакивала в сторону, но уже через минуту снова начинала лезти к нему, просовывая между прутьев клетки микрофон.
   Ткачёву надоела вся эта бестолковая суета телевизионщиков, и он пошёл побродить по берегу. На поясе сипло переговаривалась разными голосами радиостанция, кто-то безуспешно тормошил повара, чтобы тот внёс дополнения в меню, поскольку прибыла масса гражданских лиц, и какому-то большому начальнику вдруг захотелось, чтобы тот побаловал их чем-нибудь более вкусным, нежели обычная солдатская каша. Приставаниям не было конца и комбат рявкнул в эфир:
   -Отстань от него!
   Рация на минуту замолчала, размышляя, потом вопросила:
   -А ты кто?
   -Командир тридцать пятого батальона, в чьём подчинении находится повар Жуков. А вы кто? Почему разговариваете на моей частоте?
   Рация замолчала.
   Давно бы так. Он поднял с земли гальку и швырнул её далеко в воду. Всё. Теперь долгожданный дембель. Домой-домой-домой. В свою деревню, на Урал. Где течёт широченная Волга, и шумят на склонах древних гор сосновые леса.
   Женится. Дом построит. Пойдёт куда-нибудь на работу. Всё будет хорошо! Всё как у нормальных людей!
   Он опять вспомнил Констанцию Смородинову - девушку своей мечты. Каждый день думал о ней. Раньше всё хотел признаться ей в своих чувствах, да боялся, откладывая со дня на день. Пока однажды и вовсе не стало поздно. Там, в московских руинах он потерял её для себя навсегда.
   Дрались они в те дни так, что под ногами плавились камни. Атомные бомбы сыпались одна за другой, как град. Отборные натовские дивизии: 20-я панцергренадерская "Эстланд", неистовая в своей жестокости "Скандеберг", 1-я Балканская танковая дивизия СС, "покорительница столиц" - знаменитая 101-я американская парашютно-десантная, две бандеровские добровольческие бригады из экспедиционного корпуса "Флориан Гейс"... Кого там только не было... "Армия двунадесяти языков"...
   Сергей собственными глазами видел, как выпущенная Констанцией "игла" отшибла хвост вражескому самолёту и как он вихляя в воздухе рваными лохмотьями, рухнул на землю. Потом где-то совсем рядом шарахнул ядерный взрыв и все полезли по машинам, спеша укрыться от радиации. Потом была короткая контратака, бегство противника и общее отступление с заражённой территории.
   Только неделю спустя похоронные команды смогли вернуться назад, вслед за наступающими частями и обыскать развалины. Подобрали множество трупов и своих и чужих, но тела Констанции среди них не было. Сергей сам ходил туда, сам всё обыскал, порвал об кусок арматуры костюм радиохимзащиты, заглядывал в каждую щель, но тела её так и не нашёл. В плен она тоже попасть не могла - натовцы сразу же после ядерной атаки напоролись на танковую засаду, свернули своё наступление и откатились назад. А потом и вовсе побросав технику и имущество, дали стрекача.
   Что с ней могло случиться тогда, уму не постижимо...
   -Второй, второй, как меня слышишь?
   Комбат выплюнул окурок. Жизнь одних вместе со смертью других, не должна прекращаться.
   -На связи второй!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Сборы.
  
   -Ничего в юртах не трогайте! - распорядился Аман. - Добра от этих вещей всё равно не будет.
   Тела двоих своих убитых дружинников он приказал аккуратно завернуть в ткань и погрузить на лошадей. Эти воины сражались за правое дело и должны быть похоронены достойно, в своей земле, как герои. Татарский отряд молча, легко снялся с места и поскакал на юго-запад, в степь, по одному ему ведомому пути посреди бескрайнего моря ковыля.
   -Не заблудишься? - усмехаясь, спросил Аман
   Радомир улыбнулся в ответ:
   -Жду тебя в Киеве. На свадьбу. Через три месяца.
   -Ладно. Приеду. Береги невесту!
   Аман пришпорил скакуна и помчался вслед за своими людьми.
  
   -Ну что, куда теперь? - спросила Констанция Радомира
   Тот с минуту подумал, а потом ответил:
   -Домой!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Киев.
  
   Родина встретила своих заплутавших на чужбине детей осенней слякотью и дымом пожарищ. Славяне проезжая мимо деревень устали выслушивать сначала слухи о вражеском вторжении, а потом и рассказы очевидцев едва унесших свои шеи из-под готских секир.
   После гибели Осмомысла нового лидера способного организовать сопротивление не нашлось. Семьдесят старейшин родов заманенные якобы для переговоров и распятые на крестах во славу Бога Единого составляли цвет зарождающейся русской нации. Это были как раз те люди, которые хорошо знали, как нужно было поступать в подобной ситуации и которые своим непререкаемым авторитетом могли сплотить и повести на борьбу весь разбросанный на необозримом пространстве русской лесостепи народ. Теперь германо-готские племена постепенно складывающиеся в карликовые княжества и микрогосударства почувствовали слабину исконного врага и заторопились как можно скорее урвать зубами хотя бы кусок русской плоти. Война превратилась в повсеместное широкомасштабное наступление на русские земли и тотальное истребление всех, кто осмеливался противостоять этому натиску.
  
   Костик нахохлившаяся сидела в седле и, сдувая с кончика носа капельки дождевой воды недовольно смотрела по сторонам. Широкая лесная тропа, которую её земляки высокопарно именовали "дорогой" была по колено залита скопившейся водой и скользкой жирной грязью. Между деревьев, в глубине сумрачного елового леса виднелись нерастаявшие проплешины выпавшего накануне снега с путаными следами убегавшегося на нём за ночь лесного зверья. И когда ей на глаза попался первый человеческий труп, лежащий на обочине этой глухой лесной "дороги" она невольно содрогнулась - эта "милая деталька" любой войны достала её уже поперёк горла. На протяжении последних пяти лет ещё "той", "своей" жизни она только и делала, что разглядывала очередного покойника. Обугленного как головёшка, высунувшегося наполовину из подбитого танка, или разбухшего, изъеденного рыбами, болтающегося где-нибудь на речном мелководье. Синюшного от порции яда или покрытого отвратительными гноящимися язвами радиационной болезни. Разорванные в клочья взрывами и валяющиеся где попало, или со снесёнными пулями и осколками снарядов черепами. Повешанные карателями на торопливо сколоченных виселицах или просто заживо раздавленные гусеницами в противотанковых рвах и лежащие теперь на их дне сплошным отвратительным мессивом. И везде этот мерзкий, тягучий запах разлагающейся человеческой дохлятины, забыть который навсегда она мечтала сейчас больше всего в своей жизни...
  
   -Их гнали. Там впереди деревня. Здесь они пытались убежать, но конные догнали их и всех посекли...
   Костик вздохнула: это Радомир с мужиками как заправский Шерлок Холмс рассматривает следы на земле. Но только что толку на них сейчас глазеть? Люди давно уже мертвы, а их дома сожжены. Смотри, не смотри, а надо браться за вилы и идти мстить. Или бежать в Сибирь и отсиживаться там. Как крысам. Ждать пока у какого-нибудь очередного захватчика не отрастут достаточно длинные руки, чтобы достать их и там.
  
   Так и есть: от деревни одни головёшки. Даже вода не смогла смыть все следы погрома: в воздухе вместе с запахами прелых осенних листьев стойко витает примесь горелого. Между домами, на огородах, у колодца - везде лежат трупы убитых поселян.
   -Какие с крестьян воины... Побили как зайцев, вот и всё...
   Хват. Этот любому готу запросто шею свернёт на бок и в таком виде отправит назад, к маме. Скажет, что так и было. Силища как у быка. Хотя сам добрый как дитя. Наверное, по-настоящему сильные мужики все такие.
   Она ехала позади мужчин и через их плечи и из-за их спин смотрела на окружающую обстановку. Яромир усилил дозор: послал туда третьего человека. И руссы впредь шли с особой осторожностью, чтобы не напороться неожиданно на врага. Но того и след простыл. Пограбив и пожегши, готы ушли.
  
   Зато через три дня пути, все смогли увидеть то, куда они так стремились.
   Под бревенчатыми стенами Киева царило оживление и разноголосый гвалт. Враг без особой суеты, будто вышедший на работу в механосборочный цех педантичный немецкий слесарь, вёл осаду и методично готовился к штурму. Слева возле леса Яромир заметил передвижную лесопилку - хитро устроенный большущий верстак, на котором опытные мастера распиливали тут же, неподалёку сваленные древесные стволы и клепали из них штурмовые лестницы. Ещё дальше, как раз напротив городских ворот, высился установленный на колёсной платформе толстенный таран. Как раз сейчас, готы собрались толпой и стоя вокруг него, неспешно обсуждали, как половчее приспособить к нему металлический набалдашник. Так называемую "голову". Потом этот таран спрячут под передвижную крышу из прочных досок, общитых поверх сырыми шкурами и потащат к воротам. В готовом виде он будет напоминать примитивный средневековый танк.
   Если посмотреть влево, то дальше можно было увидеть, как параллельно киевской крепостной стене тянется частокол установленный осаждающими. И там тоже, вдоль него, прохаживались вооружённые многочисленные вражеские воины. Что было на самой реке, отсюда было не понять из-за расстояния и деревьев. Констанция прищурилась, напрягая зрение, и разглядела таки на гребне стены стоящих там воинов в остроконечных славянских шлёмах.
   "Удивительно! - подумала она - вижу наяву тех, кто может быть, напрямую мой предок. Ну и дела!
   Яромир дал знак, и руссы втянулись в лес. Констанция проходила мимо сидевшего на корточках Яромира и, опершись о его плечо, заметила:
   -Они быстро заметят наше присутствие. Нужно что-то решать уже этой ночью.
   -Она права.
   Согласился Хват и с уважением посмотрел на неё.
   -Готов кишит. А мы на снегу оставили достаточно следов. Скоро они на них наткнутся и обязательно захотят проверить, кто их наследил прямо у них под носом.
   -Что вы предлагаете?
   Яромир на этот раз сразу повернулся к своей невесте, ожидая от неё дельной мысли.
   -А что здесь думать? Вот враг. Значит надо нападать и бить его.
   -Да они нас задавят числом. Посмотри сколько их! Без счёта! - возразил Светогор.
   -Да уж, тысячи две, не меньше - вздохнул кто-то.
   Констанция хмыкнула:
   -Когда мы напали на англичан, нас было ещё меньше, чем вас, а их раза в полтора больше, чем этих. И мы укладывали их штабелями, одного к одному, рядами, пока их командиры не начали ползать у нас в ногах и вымаливать себе пощады!
   Она сплюнула под ноги и отвернулась.
   Остальные, не ожидая услышать подобного, сидели и хлопали глазами. Про англосаксов в купеческой среде были понаслышаны. То, что они творили в кельтских деревнях, тоже не один раз рассказывали побывавшие в тех землях знающие люди. Вот только где и с кем эта хрупкая на вид девушка могла вступить в бой против этого зверья, да ещё и проучить его как следует, большая загадка.
   А ей всё неймётся:
   -Как начнёт светать, я сама пойду в бой. С вами, или без вас, мне всё равно. Если идёте со мной, отдыхайте до ночи. Спать много, сегодня не получиться.
   Уселась на кучку нарубленных еловых лап и втянула подбородок в одежду, дыша внутрь неё тёплым выдохом. Вот так. И плевать ей на то, что у славян так не принято, говорить своё слово поперёк мнения ватаги, вылезать вперёд, минуя признанного вожака. Не принято демонстративно игнорировать мнение коллектива. Но Бог создал её такой и плакать оттого, что кому-то не нравятся её слова она не будет. Как кошка, которая мурлычет в ответ на ласку и угощение, но которая никогда не станет за них, визжа от радости, лизать задницу хозяину. Яромир смолчал, а остальные "заостряться" тоже не стали. То, что эту оторву не остановить, и что она и в одиночку полезет в любую драку, никто не сомневался. Как это делается, она уже однажды показала. Посему, как ни странно, все успокоились. Драться - так драться. Даже огонёк развели. Маленький костерок, который едва подогрел воду для варки пельменей, но почти никого не согрел. Русичи боялись выдать себя запахом гари или дымным столбом. Когда сварили пищу, его тут же погасили.
   Радомир даже позавидовал этой женской натуре, для которой весь мир был проще пареной репы: пища рядом - ешь! Враг рядом - бей! Бьют - беги, дают - бери. Какие ещё могут быть сомнения? Чёрт, все вопросы бы так решались...
   -А ты что скажешь? - спросил он отца
   Яромир вздохнул.
   -Что я могу сказать. К реке нужно пробиваться. Там ихние лодки стоят. Для Киева они сейчас самое страшное, что может быть. Если готы затеют общий штурм и с воды и на стены, Киев может не устоять. Говорят защитников там не густо.
   -Лодки захватим. А какие не сможем увести, пожгём. - буркнула Констанция.
   А вот это уже план. Успокоившиеся воины повозились ещё немного, устраиваясь поудобнее, и задремали. Только Яромир задумчиво смотрел на огонь и размышлял о чём-то своём.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Бой.
  
   Констанция проснулась первой. Её разбудило лёгкое похрапывание лошадей - очевидно, их встревожило близкое присутствие волков. Она встала, сходила до кустов и вернулась назад. Было уже около трёх часов ночи: самое время!
   -Хватит спать! Вставайте!
   -Пожрать бы сейчас! - размечтался юный Святослав.
   -Днём наешься, в Киеве. - Успокоили его. Отряд быстро приводил себя в порядок. Уже через пару минут все сидели на лошадях и при оружии наизготовку. Девушка перекрестилась:
   -С богом!
   И первая вывела свою лошадь на лесную опушку.
   Примерно километр пути можно было двигаться неспешным шагом на фоне тёмного леса. Однако дальше дорога закладывала петлю и шла через открытое место. Ещё шагов через пятьсот начинался собственно готский лагерь растянутый вдоль укреплений длинным и узким полумесяцем..
   Дружина руссов без всякого шума прошла вплоть до его частокола, а затем взяла в карьер. Отряд высыпал на речную долину и устремился к пристани. Часовые готы сообразили, что к чему и протрубили в рог сигнал тревоги. Сотни воинов по всему лагерю мгновенно слетели со своих лежанок и схватились за оружие. Стало ясно, что ни сжечь, ни порубить вражеские лодки не удасться. Оставалось их угнать.
   Что и было в основном сделано. Силы прикрытия лодочной флотилии состояли из сотни воинов. Это была очень большая сила. Сбить с места изготовившуюся к обороне пехотную сотню не так-то просто. В полутьме завязалась отчаянная рубка. Костик метнулась, размахивая своей спатой на коренастую тёмную фигуру впереди, но, сблизившись, увидела, что это свой. Справа два вражины окопались внутри баркаса и дрались там как бешенные. Кто-то из них разрубил топором голову русса и теперь хищно осклабившись, сцепился со вторым. Видать матёрые вояки, как бы не порешили ещё и того. Констанция посмотрела на свою саблю - всё равно фехтовать по-настоящему она так и не научилась. Без сожаления запустила спатой в грудь готскому витязю. Та провернувшись в воздухе пару раз по самый эфес вошла в тело врага. Констанция достала свой спецнож и с ним с одним пошла в атаку. Чуть не споткнулась о брошенное кем-то на землю весло: Во! Как раз то, что надо! Подобрала, взяла в зубы нож и, разбежавшись, воткнула весло в землю как шест для прыжков в высоту и, перебирая ногами по обшивке баркаса, буквально забежала внутрь него.
   Внизу раздражённо сплюнул Радомир - он-то так не умел!
   -А-а-а!!! - заревел гот и ткнул ей в лицо секирным остриём и тут же вдогонку уважил длинной железной рукоятью. Костик успела увернуться от одного удара и подставить под другой предплечья. Хорошо мужики подогнали ей железные наручи. Без них этот гад переломал бы ей все кости. От сильнейшего удара её подбросило вверх как тряпичную куклу. Описав дугу, Констанция спикировала в ряды скамеек для гребцов.
   Даже нет необходимости приводить здесь всё то, что она произнесла, страдая от боли в покорёженной пояснице. Но гот тут как тут. Он даже отвалил от тех русских, что топтались внизу, возле баркаса. Так ему было важно добить именно бедного Костика. Она, морщась от боли, открыла глаза, и они мгновенно округлились от ужаса: прямо на неё обрушивалась всей своей мощью боевая готская секира. Она успела лишь слегка отклониться в сторону как рядом с её виском в дерево с грохотом вошла секира. Констанция тут же пнула в пах немного нагнувшегося к ней противника. Откатилась кувырком назад и встала на ноги. С разбега в прыжке шикарным мае тоби врезала в челюсть врагу так, что тот подлетел в воздух и, перевалившись через борт, грохнулся прямо к ногам обалдевшего Радомира.
   -Твою мать... Ты меня так когда-нибудь заикой оставишь! - погрозил он ей кулаком.
   Заслон смяли. Понеся потери, конечно, но смяли. Теперь разбившись на группы и надрывая кишки, начали спускать на воду одну за другой готские лодки. Причём именно в этих лодках находилась значительная часть припасов, привезённых врагами с собой. Их попросту побоялись вытаскивать на землю, опасаясь, что мыши быстро попортят ценные продукты. Выстроившиеся вдоль берега вражеские лучники засыпали спины отплывающих русских градом стрел. Однако из-за темноты и значительного расстояния особого успеха не имели. Парочка легкораненых - вот и весь пшик.
  
   Крепкий, рослый мужчина в кожаной куртке и с мечом на поясе стоит у берега реки и смотрит на осаждённый Киев. Его густая соломенного цвета борода аккуратно расчесана и острижена, а заплетённые в тугие косички волосы выбиваются из-под круглого варяжского шлёма с небольшим забралом и свободно свисают на плечи. Шлём откинут назад, на затылок, чтобы не мешал смотреть и мужчина стоит не шевелясь, и глядит в сторону виднеющихся на поверхности реки медленно уплывающих лодок. ЕГО лодок! К нему подходят несколько человек в богатых пластинчатых бронях и с византийскими касками на головах. Человек с косичками поёживается от утренней прохлады и закутывается в плащ.
   -Прикажешь начинать штурм? - спрашивает один из подошедших. Это парень лет двадцати пяти от роду. Судя по виду и богатству одежды и оружия - родом из самых отборных сливок германского общества.
   -Свои сражения я привык начинать и выигрывать по собственной воле, а не по желанию неприятеля. До наступления утра, ещё есть время поспать. Ступайте отдыхать сами и успокойте своих людей. Подъём сегодня произвести на два часа позже.
   Голос вождя оказался неожиданно мягким и лишённым эмоций. Однако молодёжь прекрасно помнила о том, на что способен этот человек, когда кто-то пытался оспорить его решения. "Король" - германский термин обозначающий собой избранного вожака союзного войска. И полномочий казнить и миловать, у этого средневекового Хуицилихуитла было более чем достаточно.
   Вождь уже пошёл, было, к себе в шатёр, как вдруг обернулся и сказал всё тем же милым, спокойным голосом уставшего за день доброго дедушки:
   -Передайте всем воинам, чтобы завтра, когда мы раскатаем по брёвнышкам этот трухлявый русский сарай, они не брали пленных.
   И уже на ходу добавил:
   -Я не хочу оставлять от этого народа даже памяти!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Дома!
  
  
   В сенях темно.
   -Осторожно! - предупреждает Радомир. Констанция напрягает зрение и вовремя перешагивает через высокий порог. Избалованная электрическим освещением и светопанелями она до сих пор никак не может привыкнуть к архаичному средневековому быту. В это время внутри дома за дверями раздался встревоженный женский голос:
   -Кто там?
   -Открывай, свои!
   -Кто свои?
   -Ты что мать, уже и сына не признаёшь? - Улыбаясь, подаёт голос отец.
   -Ой!!!
   Дверь лязгает отпираемым запором и торопливо распахивается настежь. Всё семейство, мал, мала меньше поднято на ноги и высыпает в сени встречать пришедших отца и брата.
   -А это что за девица? - мать Радомира подносит зажжёную свечу поближе и напряжённо всматривается в лицо Констанции.
   -Невестка твоя.
   -Ой, батюшки! Да что ж ты сердешная на пороге-то стоишь? Проходи, давай, в залу!
   Костик шмыгнула носом и переступила порог.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Осада.
  
   -Ой мороз мороз, не морозь меня!
   В обнимку с Радомиром она горланила во всю глотку. Ещё бы! Новый князь проставился "за встречу" - раз.
   "За освобождение из плена отца" - два.
   "За большой вклад в укрепление обороноспособности Родины" - три!
   Медовухи не шибко много, но окосеть вполне хватило.
   Радомир вернувшись домой, тут же среди народа обрёл признание и популярность не меньшую чем у Майкла Джексона. Или у фельдмаршала Кутузова. Его оторвали от цепких объятий подруги и потащили на военный совет к князю. Ведь теперь его дружина выглядела куда как лучше по сравнению с княжеской, в которой опытных бойцов оставалось раз, два и обчёлся. Остальные или пали вместе с Осмомыслом или лежали по домам, поправляясь от ран. Ещё хуже было дело с оружием. А Радомир из освобождённых из плена Бакчи людей и из остающихся в Киеве стражников отцовской купеческой компании сколотил такую дружину, что просто любо-дорого смотреть. Две сотни вооружённых до зубов воинов. Всего лишь на треть меньше, чем было в лучшие времена у Осмомысла.
   Костик, впрочем, горевала недолго. Она посидела на лавке в душной комнате рядом с квохчущими на своих насестах бабами, да и поплелась вслед за мужем на военный совет.
   -Реввоенсовету Киева - привет от бойцов Северо-Западного фронта! - махнула она рукой и прошлёпала, протискиваясь между чинно сидящими на своих скамьях боярами прямо к князю и сидящему по-соседству от него Радомиру.
   Князь опешил. Бояре раскраснелись, закипели от возмущения как перегретые самовары. Сейчас одна искра - и может начаться такой "кикоз". Ведь обычай местничества соблюдался всегда пунктуально, а женщинам прощалось присутствие на подобных мероприятиях только в одном случае - если вошедшая в комнату, где проходило совещание военначальников являлась великой княгиней.
   Радомир осуждающе посмотрел на подругу, прокашлялся и пояснил:
   -Ей можно присутствовать. Она в Византии была ефрейтором.
   Он долго пытал её как-то, дознаваясь, где она так научилась драться. Но получил только небрежный ответ: служила в армии, дослужилась до ефрейтора.
   Никто из бояр понятия не имел о том, кто такой ефрейтор. Посему страсти на время поутихли. Спрашивать даже у соседа по лавке, что бы это значило, никто не осмеливался, дабы не прослыть "чайником". Тем более загадочным было приветствие этой особы. Князю только оставалось многозначительно кивнуть в ответ на него и показать ладонью на место по правую руку от Радомира. Который и сам сидел справа от него. Боярина Улеба при этом пришлось пододвинуть на пол-ягодицы левее, отчего по рядам собравшихся сразу же пронёсся шепоток обсуждений его нового "слегка приопущенного" статуса.
   -Так! - начал князь. Но его пока никто не слушал, все обжёвывали в головах роль и значение "реввоенсовета".
   -Твердислав! Каков твой план?
   Тверд был единственным оставшимся сотником из дружины Осмомысла и все сейчас склонялись к мнению о его скором назначении на вакантную пока должность командира ополчения. Более подходящей кандидатуры на этот пост, пока не просматривалось ни с какой стороны. Боярин Улеб уже являлся опекуном молодого князя, которому пока ещё было четырнадцать лет. Вкладывать в его руки дополнительные полномочия означало сломать всю систему противовесов во властной пирамиде и подтолкнуть его на некрасивые дела. Так что предстоял серьёзный передел "портфелей" после гибели старого князя и в ожидание его чувства "элиты" были предельно обострены. То, что Радомир оказался так близко от самого князя все посчитали дурным, досадным, но недоразумением, хотя сила его дружины заставляла всех считаться и с его фигурой.
   -Я с полусотней воинов держу ворота и предвратные башни. Сотня Радомира занимает северную стену. Сотня Олексы западную. Остальные стоят напротив реки и между мной и людьми Радомира. Легкораненные и больные в резерве. Всего набирается пятьсот двадцать два человека.
   -Не густо. - Вздохнул кто-то из бояр.
   -Должны выстоять.
   -Только бы тараном ворота не вынесли!
   -Что ворота, у них штурмовых лестниц давеча насчитали больше двух дюжин.
   -А ещё лодейный флот!
   -Теперь уже меньший - вставил слово Радомир. На него посмотрели, но слов его всерьёз не приняли. По сравнению с боярами он всего лишь удачливый выскочка. Как появился, так и сгинет в водоворотах киевского политеса.
   Констанция запрокинув ногу на ногу, флегматично посматривала то на одного оратора, то на другого.
   -Таран надобно поджечь. И побить каменьями. Я велел поднять таких на стены побольше.
   -Чанов больших для кипятка восемь. Дрова все собрали, какие нашли, но этого всё равно мало. Я у Миколки Рябого сарайку велел разобрать на дрова. Он всё равно мне должник ещё по прошлому году.
   -Теперь хватит?
   -Должно с избытком. Если осада затянется, разберём иные строения.
   Обсуждали ещё довольно долго, потом Тверд подмигнул Улебу, тот склонился к уху юного князя и что-то тихонько прошептал ему. Княжич напустил на себя важный вид и встал со своего места. Следом за ним привстали все бояре и даже Констанция.
   -Спасибо за совет. Ступайте к своим отрядам, скоро начнётся бой.
  
   -Вся стратегия - полное отсутствие стратегии - хмыкнула Констанция, когда они вышли на улицу.
   -Не понял? - спросил Радомир.
   -Это я ни фига не поняла. По пятеро врагов на одного нашего и никакого плана. Так они уже к вечеру нащупают где-нибудь слабину и скинут вас со стен как котят.
   -А ты что предлагаешь?
   -Не знаю. Нужно заманить их в какую-нибудь мясорубку и там всех перебить.
   -Легко сказать!
   -Ладно, хватит базарить попусту, идём, посмотрим на твоё хозяйство.
   Хозяйство оказалось весьма обширным. Да ещё и с неприятным сюрпризом в виде довольно ветхих деревянных ворот. Собственно, сами ворота были из лиственницы, для которой время - ничто, а вот железные детали крепежа подгнили основательно.
   -Надо подпереть...
   -А зачем?
   -Как зачем? Чтобы не выломали - удивился Радомир.
   -Не выломают ворота, значит, полезут на стены. А у тебя там против их пятерых только один свой. Усёк?
   -Ты хочешь, чтобы они вошли в город?
   -Не в город - в ворота. А это согласись, большая разница.
   -Хотя, кое-что в твоих словах есть. Если вот здесь выкопать большую яму, да перегородить эти промежутки, то, пожалуй, я со своими лучниками тут дров наломаю...
   Хват! Давай всех сюда, срочно. И пошли кого-нибудь за лопатами и ломиками. Будем "волчью яму" копать!
  
   Готский король не спал. Он ещё раз обошёл русские укрепления, осматривая их и выбирая наиболее подходящее место для нанесения главного удара. Главные ворота атаковать тараном он не будет. Тот муляж, что изготовили его парни, послужит всего лишь для отвлечения внимания. Настоящий стенобитный порок готы спрятали в зарослях кустарника к северу от киевской цитадели. Главные ворота укреплены двумя мощными деревянными башнями, на которых полно лучников. Даже если удастся проломить их, то потери для атакующей стороны всё равно окажутся чрезмерно большими. А он привык бережно относиться к своим людям. С севера же подлесок позволяет укрыть от внимания врага свои отряды и нанести оттуда внезапный и мощный удар. Нужно только для большего успеха отвлечь внимание русских.
   Прогнусавил рожок сигнала к побудке. Лагерь оживал на глазах. Воины ополаскивались водой, разводили костры для приготовления пищи, расчехляли оружие. Примерно часа через полтора-два начнётся разводка отрядов по отведённым для них секторам.
   Король заметил группу военачальников и направился к ним.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Осада. Продолжение.
  
   Постепенно, не спеша, готские отряды стягивали удавку вокруг города. Они подходили на перестрел к его стенам и останавливались, ожидая приказа. Это был народ воинов, который уже не один век воевал со славянскими племенами, вытесняя их шаг за шагом из центра Европы всё дальше и дальше на восток. Теперь пришёл черёд Киева.
   Люди Радомира взмокшие от пота долбили землю и тут же раскидывали её по сторонам. Все промежутки между стенами ближайших домов и крепостной стеной наглухо забивались деревянным частоколом. Не хватало необходимого материала и в ход опять пошли разломанные поблизости хозяйственные постройки киевлян. Окна и двери домов наглухо заколачивались, вся улица постепенно превращалась в один глухой коридор с рассаженными по крышам домов лучниками.
   -Заканчивайте! Скоро начнётся! - крикнул со стены Светогор.
   Однако напротив сектора Радомира было всего две штурмовых лестницы врага и сотни три воинов. Волноваться было не из-за чего.
   -Кажется мы перебдели. - пробурчал Радомир.
   -Не теряй осмотрительности. Сюрпризы могут быть самые разные - предостерегла Констанция.
  
   Провыл рожок, и готская армада двинулась вперёд. Несколько сот неприятелей бегом заскочили в ладьи и, налегая на вёсла, направились на противоположный берег. Отряд киевских ополченцев прикрывавших пристань тут же снялся со своего места и побежал к воротам цитадели, стремясь укрыться за её стенами ещё до высадки врага. Одновременно с этой атакой начался демарш в сторону главных ворот, но и там враг не ввёл в дело свой главный козырь - таран, а ограничился лишь обстрелом стен лучниками. Полчаса воплей, суеты, пустой пальбы из луков и, наконец, штурмовые лестницы покачиваясь на плечах несущих их воинов плавно двинулись вперёд.
   Начиналось главное действо этого дня.
   Хват руководил обороной сектора, пока Радомир тем временем продолжал изводить людей на доделывании "волчьей ямы". Тонкие жердинки, ветки и присыпанная сверху земля и вот уже практически не заметно приготовленной для врага западни.
   -Таран!!!
   Из тополиного подлеска обнажённые по пояс готы выкатывали массивный порок с железным набалдашником на конце. Радомир и Констанция стрелой взлетели на стену. Так есть! Вот он главный козырь неприятеля! Пока всё внимание князя и его воевод было приковано к штурмовым отрядам возле пристани и предвратных башен, враг неожиданно нанёс свой главный удар, причём в совершенно другом месте.
   Прыснули русские лучники. Готы побросали свои лестницы и сгрудившись в плотный ком прикрылись щитами. Из-за этой живой стены спрятавшиеся там лучники открыли ответный ураганный обстрел.
   -У них скоро закончатся стрелы - успокоил Радомир.
   -Банг!!! - стрела на полпяди вошла в дерево как раз в сантиметре от его носа.
   Воздух буквально потемнел от разрывающих его стрел, однако, несмотря на сильный огонь со стены, обнажённым готам много времени и не потребовалось. Они подкатили к воротам своё чудо техники и заскочили под венчающий его навес. На дороге осталось лежать всего лишь двое убитых их товарищей. Костик свесилась вниз, чтобы получше рассмотреть, как враг будет долбить ворота. Башка тарана плавно отошла назад, скрываясь под навесом, а потом под кряхтение и надсадные крики воинов саданула так, что содрогнулась вся стена под ногами.
   Радомир за штаны быстро затащил её обратно на стену. Десяток стрел сразу же вонзились как раз в то место, где только что было её туловище.
   -Сумасшедшая!
   Стена под ногами опять затряслась, и ржавые навесы ворот предательски скрипнули, грозя вот-вот рассыпаться в прах.
   -Ба-бах!
   Звон лопнувших железяк и рёв толпы за стеной.
   -Приготовиться!
   Хват с крыши углового дома хищно осклабился и показал большой палец: Не боись командир!
   Головной отряд готов тем временем устремился в образовавшуюся брешь. Из лесочка гуськом подтягивались всё новые и новые сотни воинов, и когда Радомир увидел всю эту массу мчавшихся в его сторону противников, у него зашевелились волосы на затылке. Готы ворвались внутрь "предбанника" у ворот, но остановились и опять обложились щитами. Пару минут, завладев воротами, они поджидали подходивших товарищей. Когда их число перевалило за полутысячу, огромная толпа разом устремилась на штурм.
  
   Едва раскрылся готский комок, как русские лучники заработали так, будто их помазали скипидаром. Враги тем временем плотным комом кинулись вперёд, прямо в западню и казалось, что уже ничто не способно остановить их напор. Они вломились в преградившую им путь стену русских воинов и обрушили на неё свои ужасные секиры. Ещё минута, другая, и этот слабый заслон будет смят и растоптан. Но как раз в это самое время раздался громкий треск и жердины, прикрывающие яму не выдержали и подломились. Десятки готов, бросая оружие и нелепо размахивая руками, полетели вниз, в приготовленную для них яму-ловушку. Началась бессмысслення свалка: сзади напирали всё новые и новые сотни, а передние упирались изо всех сил, но не могли удержаться на краю ямы и всё равно летели вниз, погибая десятками под ударами русских копий и стрелков засевших на крышах домов.
   Наконец, вопли боли сменились криками: - "Назад!" - и вся эта огромная человеческая масса покатилась обратно, к выходу, оставляя за собой завалы из трупов.
  
   Король поймал рукой как муху посланную в него стрелу и небрежно отбросил её. Он заглянул в пролом вынесенных тараном ворот и поразился количеству убитых земляков.
   Этот город должен дорого заплатить за их смерть!
   -Бросайте поверх ямы штурмовые лестницы и, не останавливаясь, вперёд, в город!
   Голос короля, несмотря на постигшую его неудачу нисколько не изменился. Он взмахнул рукой и к Киеву вновь устремились отряды штурмующих.
   -Смотри, они сейчас прикроют яму! - Закричала Констанция.
   Радомир вертел головой, скрипел зубами но не знал что делать - у него просто не было людей, чтобы помешать врагу.
   -За мной! Все кроме лучников - за мной!
   Он кубарем скатился со стены и наперегонки с бегущими врагами помчался вглубь своего коридора, чтобы закупорить его. Руссы ещё выравнили свои ряды, когда готы забросали "волчью яму" лестницами и по ним стали перебегать вперёд, чтобы продолжить атаку. Началась настоящая бойня.
   Готский король взял из рук своего оруженосца громадную обоюдоострую секиру и, положив её на плечо, направился к пролому, где сражались его воины.
   Только бы добраться до этих вонючек! Он рассекёт их черепа как еловые поленья! Он сомнёт любые их заслоны и в одиночку погонит эти трусливые толпы вспять, как уже неоднократно делал это за свою нелёгкую жизнь воина.
   -Вперёд!!!
   Дряблый голос неожиданно преобразился в оглушающий рёв могучего хищника и всё его тело стало словно выростать на глазах, расправляя плечи и наливаясь сверхестественной силой. Гот с немыслимой скоростью устремился вперёд, так что шедшие за ним воины, хотя и перешли на бег из всех сил, но всё равно отстали.
   Ба-банг!
   Длинная оперённая стрела пробила аккуратную, круглую дырочку в шлёме и пригвоздила его к голове готского короля. Причём намертво. Маленький Святослав утёр рукавом засопливевший нос и, вложив в лук ещё одну стрелу, начал прицеливаться к новой двуногой мишени.
   Ба-банг!
   Ещё один враг растянулся на земле, выронив меч. Готы прекратили атаку и заметались.
   -Король! Спасайте короля!
   Загундосил сигнальный рожок и готские отряды по всему фронту прекратили штурм и начали, прикрываясь щитами, пятиться назад. Их предводитель пал. Его распластанное на земле тело подхватили под руки его телохранители и потащили назад, за ворота, подальше от этих негостеприимных славянских стен.
  
   Всё-таки не зря Святослав так стремился на Русь из этой протухшей заживо, затхлой Византии, где ему всё осточертело хуже горькой редьки. Ему суждено было сыграть свою роль в истории своей родины. Кроме того, здесь ему определённо понравилось! Он нашёл свою собственную нишу в этой жизни и теперь никому её не отдаст.
   Ба-банг!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эпилог.
  
   БТР командующего группой армий "Север" плавно скользит по просёлочной дороге и следом за ним поднимается высокий шлейф пыли, закрывающий собой Луну. В открых люках сидят два американских офицера и ведут между собой глубокомысленную беседу.
   -Восколько нам нужно прибыть на КП?
   -Без пяти двенадцать. Ровно в полночь начнётся артподготовка.
   Раздаётся тяжкий вздох собеседника:
   -Ох...
   -Что так горестно, коллега?
   -Не нравится мне всё это. Мы как-то незаметно превратились в пугало для всего остального мира. И в борьбе за демократию засыпали бомбами уже добрую дюжину чужих столиц. Боюсь, что в России этот номер не пройдёт. Это не та страна, которая после оплеухи, какой бы сильной она не была, опускается на колени. Ещё остаётся время, чтобы остановить надвигающееся безумие.
   -Не переживайте так, Чарли, Россия уже не та, что была раньше, во времена императора Александра 1 или даже Сталина. Мы развалили её на куски и эти отколовшиеся от неё части, натравили на неё же. Поверте, нам даже не понадобиться встревать в эту свалку, достаточно будет только крикнуть: "Фас!" и на огромного русского медведя со всех сторон набросится целая свора мелких шавок, которые веками кормились с его стола и которые теперь смертельно ненавидят его за это и только ждут нашей команды, чтобы напасть и вцепиться ему в горло. Нам останется лишь стоять в стороне и подгонять нерадивых. Всё пройдёт как по маслу, вот увидите!
   Его собеседник скептически улыбнулся.
   -Гитлер тоже был уверен в своей победе. И у него тоже были свои сявки.
   -Вы путаетесь в собственных мыслях, друг мой. При Сталине русские защищали свою Родину. Которая гарантировала каждому из них достойную жизнь. Нынешняя русская власть ничего кроме нищеты простым людям не дала. Они начисто лишены какой-либо мотивации. Поверте мне, я двадцать лет занимаюсь Россией и знаю, о чём говорю. Россия слаба как никогда, у неё выбит внутренний духовный стержень, а все её руководящие, жизненно-важные органы поражены коррупцией как гнилью. Мы развалим этот трухлявый сарай с одного пинка.
   -Не знаю, не знаю...
  
   В далёком сибирском городе за тысячи километров от будущей линии фронта.
   "Передаём запись выступления президента России Анатолия Борисовича Чубова на саммите в Мюнхене".
   Телевизор мигнул синим цветом и на экране возникло пышущее здоровьем лицо новоизбранного президента:
   -...Мы провели плодотворные переговоры с нашими европейскими партнёрами и выразили им нашу озабоченность в связи с возрождением нацизма в странах Балтии. И как мне кажется, наши европейские партнёры..."
   -Чмо!
   Фёдор надавил на кнопку и экран погас. Какие к чёрту, "партнёры?" Война на носу! Нужно быть косым на оба глаза, чтобы не видеть этого.
   Нет, о плохом лучше не думать. Особенно перед сном. Хотя какой там сон...
   В соседней комнате беспокойно завозилась в своей кроватке маленькая Констанция. Наверное, ей тоже приснилось что-то недоброе. Какая-то странная ночь - как будто перед грозой. И спать совсем не хочется. Машинально посмотрел на старинные, дедовские ещё, настенные часы: без четверти двенадцать...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   318
  
  
   317
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"