СБОРНЫЙ ПУНКТ ЛТС

   Самолет, на котором я начал свою работу после выпуска из Вольского военного авиационно-технического училища, назывался ЕР-2. Он был сконструирован незадолго до начала ВОВ, под руководством авиаконструктора Ермолаева. Это был тяжелый бомбардировщик, способный долетать от Москвы до Берлина и обратно, без посадки. У него была относительно небольшая скорость, в бомбовые отсеки подвешивалось полторы тонны груза, а на борт загружалось пять тонн горючего. По тому времени скорость 450-500 км в час считалась приличной. Для такой тяжелой машины показатели были хорошими. Основное назначение ЕР-2 - бомбардировка в глубоком тылу важных промышленных и политических центров вражеской армии. К началу войны промышленность выпустила их всего около 60 штук, как экспериментальная серия.
   После боев под Москвой в двух авиаполках, укомплектованных самолетами ЕР-2, осталось всего не более полутора десятков самолетов, годных к работе. Так как промышленность их больше не выпускала, оставшиеся годными к работе самолеты передали на пополнение мат части в другие подразделения, укомплектованные бомбардировщиками ДБ-3Ф, вместе с летными экипажами. Оставшийся летный и технический персонал, в конце декабря 1941 года, был срочно откомандирован в город Иваново. В эту команду попал и я. Разместили нас в домах военного городка на окраине города, рядом с аэродромом. Иногда тех состав посылали на восстановление поврежденных самолетов, но чаще мы оставались без дела. Ходили в "самоволку", знакомились с городом, посещали кинотеатры. Поселили нас в заброшенных многоэтажных домах, с водяным отоплением и кухонными плитами. Жили здесь не только наши летчики и техники, часть квартир была передана под гостиничные номера.
   Аэродром в Иваново использовался частями резерва ВВС. Ни одна из частей, прибывших на этот аэродром, надолго здесь не задержалась. В Иваново я впервые почувствовал большую беду, которая нависла над нашими людьми, особенно за линией фронта. Квартиры в домах не отапливались, трубопроводы замерзли и полопались, сантехнические узлы никем не очищались, стояли загаженные. Спасало от холода то, что в дома подавалась электроэнергия. Мы над кроватями, на гвоздях забитых в стену, подвешивали самодельные спирали и включали их на всю ночь. В дни, когда энергии не было, рубили столы, стулья, которые оставались в квартирах, и сжигали их в плитах. Использовали также обледеневшие доски ограды, чтобы они горели, обливали их бензином.
   Приближался новый, 1942 год. В городе, во всех харчевнях и питейных заведениях, готовились к встрече Нового Года. Тем, кто желал встретить его организованно, предлагались праздничные столы. В небольшом ресторанчике, за недорогую цену, приобрел два места и я, надеясь пригласить знакомую девушку. Знакомые появились после просмотра фильма в городском кинотеатре. В выходной день, втроем, мы прогуливались возле кинотеатра и встретились с такими же молодыми, скучающими девушками, как и сами. К одной из них мы пошли на квартиру, чтобы попить водички, по дороге распределились по парам, завязались дружеские разговоры. Праздник прошел хорошо, в расположение городка возвратились заполночь.
   Моя новая знакомая работала ткачихой на фабрике, в Иваново приехала из Петрозаводска перед войной, родители остались в Петрозаводске, с ними осталась младшая сестра. После праздника встретиться со своей новой знакомой мне не пришлось, так как был откомандирован в город Бузулук, Куйбышевской области, на сборный пункт летно-технического состава ВВС.
   Вместе со мной были откомандированы еще два авиамеханика - Логинов Т. и Свиридов И. Логинов до армии жил в Мордовии, работал преподавателем в сельской школе, был женат на учительнице, имел сына четырех лет от роду, был мобилизован, как только началась война. Свиридов до армии закончил десятилетку, затем попал в авиатехническое училище, после его окончания, с летной частью, попал на фронт. Полк, в котором он воевал в течении месяца, потерял две трети самолетов, был расформирован, а личный состав был передан в другие подразделения. В пути Логинов рассказывал нам о своей семейной жизни, о работе в школе, особенно часто он рассказывал о своем сыне, по которому очень скучал. Наш путь проходил через железнодорожную станцию и город Саранск - столицу Мордовии. По его просьбе, мы решили сделать остановку в Саранске, чтобы он мог встретиться с семьей.
   В это время на станциях остановки в документах не регистрировались, так как, из-за отсутствия мест в поездах, пассажирам приходилось сидеть на вокзалах по одной - две недели, и это считалось нормальным, все списывалось на военное время. Пользуясь слабым контролем на поездах, в нарушение нашего военного предписания - следовать безостановочно к месту назначения, - тайком, мы сели в товарный поезд и отбыли в сторону жительства Логинова. До станции, куда мы направлялись, было 160 - 180 км, по нашему подсчету, за сутки мы достигнем цели, два дня передышки, и назад. Чтобы не замерзнуть в тамбуре, а затем на пульмане, пришлось всю дорогу орать песни - чем звонче поешь, тем теплее телу. Мороз в эту зиму был очень лютый, поездка в холодном вагоне стоила огромного труда. Через несколько часов езды у Свиридова распухли ноги настолько, что пришлось снять валенки и остаться в одних байковых портянках. Он категорически отказался ехать дальше в открытом вагоне, пришлось ехать на пассажирском поезде, поездка заняла гораздо больше времени, и добрались до места мы только на третьи сутки. С поезда сошли уставшие и измученные. Хозяйка нарубила дров и согрела русскую баню. С каким наслаждением плескались мы в русской, по - черному, бане! Кинешь шайку холодной воды на раскаленные камни, подставишь спину навстречу клубам обжигающего пара, и, что есть силы, хлещешь себя березовым веником, до полного исчезновения зуда на теле. За дорогу угольной и дорожной пыли осело на теле не меньше, чем у шахтеров при рубке угля. За дорогу мы здорово проголодались и с энергией набросились на еду. После сытного ужина, нам со Свиридовым выделили место для отдыха. Мягкая, теплая постель была настоящим благом, такого комфорта я не имел, пока находился на военной службе.
   Спали до полудня следующего дня, поднялись лишь после настойчивой побудки хозяйкой на обед. Первоклассно приготовленный обед нами был съеден в два счета. Поели и снова завалились в постель отсыпаться. С побудкой на обед, ужин и завтрак спали мы целиком двое суток. Уже на третьи стуки после приезда Свиридова повели в больницу, которая размещалась в селе более крупном чем это, и находилось за десять километров от нашей дислокации. За эти дни его ноги превратились в толстые чурбаны. Идти пришлось по глубокому снегу, выпавшему в день нашего прибытия и не успевшему осесть, и мы опасалась за нашего друга, но, слава богу, все обошлось. Для лечения Свиридову выписали какую-то растирку для ног и 200 грамм спирта, заболевания серьезного не было . Ноги распухли от длительной стоянки и малой подвижности. Успокоенные тем, что наш друг не болен, мы счастливые вернулись домой.
   В доме нас ожидали неожиданные новости, всем троим, из военкомата, принесли повестки с категорическим требованием - явиться к девяти часам утра в райвоенкомат. Мы догадывались, зачем нас вызывают, но что предложат, было загадкой, и заскучали. Особой тяжелой вины за собой мы не чувствовали и надеялись, что там нас поймут и дадут побыть еще два три дня в селе. До райцентра было около 15 километров и, так как надеяться на попутный транспорт было нельзя, мы вышли из дому пораньше. Шли весело, шутили, но каждый из нас про себя готовил обстоятельный ответ о причине заезда в Мордовию. Логинову было проще отчитаться, у него здесь родной дом, ему могли сделать скидку, но нам надеяться не нее было трудно. Первым войти к военкому решился Логинов. Дверь в кабинет шла из комнаты, в которую мы вошли с улицы, и Логинов, приблизившись к ней, остановился и стал прислушиваться. Из-за двери до нас доносились неразборчивые мужские голоса. По отрывочным фразам ему удалось понять, что речь шла о нас. Кистью руки он поманил нас к себе и, приложив палец к губам, дал нам понять, чтобы не мешали ему слушать. Через пару минут он сообщил, что в кабинете говорили о нас, и процитировал последние услышанные им слова: "... Сделайте им хороший нагоняй и прикажите немедленно убраться из села по своему маршруту!" Пока мы шушукались, дверь кабинета приоткрылась, и из нее показался капитан, дав последние указания, он быстро обернувшись к нам лицом покинул кабинет. Ответив на наше приветствие, он без задержки прошел к выходу из военкомата. По его обличию было видно, что это работник не рядовой, а скорее всего сам военком. Теперь нам стало ясно о причине предварительной беседы в кабинете, он спешил, мы уже точно знали, чем должен закончиться разговор в нами. Вошли в кабинет и представились, принял нас старший лейтенант, он по-отечески пожурила нас, напомнил нам о нашем долге. А в заключение сказал: "Вы авиационные специалисты, на вашу подготовку затрачены большие деньги. Без вас авиаполк может оказаться не боеспособным, по сему в пехоту мы вас не отправим, хотя в штрафную роту направить вас следовало бы! Сделаем так. Сейчас 12 часов дня, на обратный путь и укладку вещей даю вам четыре часа, в 16-00, чтобы духу вашего не было в селе. Приказываю выбыть в свою часть без заезда в другие населенные пункты. Исполнение настоящего приказа проверят наши работники". Мы повторили приказ, и вышли из кабинета. Домой не шли, а летели, чтобы успеть вовремя, сложить вещи и уехать прочь, хотя поездов в эти часы на станции в сторону Саранска не было, мы это знали еще до прибытия в военкомат. И все равно мы были рады, что отделались так легко. Когда мы явились на станцию, на путях стоял товарный поезд, но он шел не в нашу сторону. Пассажирский ожидался в 19-00, других перспектив уехать у нас не было, следовало только ожидать прибытия пассажирского. К нашему счастью никто за нами не следил, и мы отправились от станции в 19-00, как и намечалось.

***

   Сборный пункт размещался в городе Бузулуке Куйбышевской области. Название города происходило, по-видимому, от названия реки, на берегу которой он стоял. В те годы город ничем особенным не выделялся, его население достигало 50 - 60 тысяч человек, дома преобладали низко-этажные, основной транспорт - автобусы. Поселили нас в частном доме. Хозяева отнеслись к нам с вниманием и заботой, конечно трудности военного времени ощущались и здесь, но не так как в Иваново и областях близких к фронту.
   Задержался я в Бузулуке не долго, через 10 или 15 дней меня направили в железнодорожный поселок, станцию Безенчук. Здесь размещалось авиационное училище летчиков Военно-Морского Флота, вначале войны эвакуированное из города Николаева. Зачислен я был в группу переподготовки на новый вид самолетов. Здесь впервые, я увидел пикирующий бомбардировщик ПЕ-2 авиаконструктора Петлякова, самолет только-только осваивался летным и техническим составами.

   Проучившись два месяца, я освоил самолет и готов был к самостоятельной работе. Вскоре зачитали приказ командующего резерва Ставки Верховного Главнокомандования Авиации Военно-Морского Флота о создании 28 и 29 авиаполков пикирующих бомбардировщиков специального назначения. В мае 1942 года были сформированы экипажи на самолеты созданных авиаполков. В составе 28 авиаполка, поездом, прибыл я в город Казань. Город, как мне показалось, грязный, задымленный, зелени очень мало, по закоулкам кучи мусора. Прохожие сновали без улыбок и веселого смеха, как будто бы чем-то озабоченные. Смотрел я на город, на людей с большим уважением, ведь это они день и ночь, не покладая рук, трудились для фронта, для победы. На женщинах не видно было красивых и ярких нарядов. Подростки как-то повзрослели, были похожи на взрослых мужчин, уже познавших жизнь.
   В Казани строили самолеты ПЕ-2, здесь на аэродроме их и испытывали, редкий день обходился без аварии. Горели самолеты в воздухе от замыкания электропроводки или падали на землю при пикировании на цель. Конструкцию самолета признали вполне надежной и приступили к серийному выпуску. Были ликвидированы ошибки в приборах управления и электропроводке, аварий по этой причине не наблюдалось. Дело было в том, что до этого управление самолетом при подъеме, развороте и посадке производилось механически, то есть вручную, летчик посредством штурвала выполнял все движения самолета. На ПЕ-2 для этих целей были внедрены электромоторы, и нажимая на кнопки летчик мог направить самолет в пикирование или выход из него. Другие кнопки служили для разворота самолета вправо или влево, а следующие для взлета и посадки на землю. Тренировочные полеты закончились в середине июня, и полк был направлен на Ленинградский фронт в район Тихвина.

   Летный состав отбыл по воздуху, а я с другими техниками и авиамеханиками добирались до места назначения поездом. Ехали через Москву окольными путями, где-то на окраине нас задержали на половину суток. По путям ходить было запрещено, и мы сидели в вагонах, как заключенные. К вагонам то и дело прорывались незадачливые спекулянты, предлагали махорку, порции хлеба: 100 грамм за 5 рублей, пачка махорки - 50 рублей. Мне курева было достаточно того, что получал в части, а питание выдавали в буфетах на каждой станции. Мимо нашего поезда без остановки, через каждый час, проходили составы санитарных поездов. Везли в тыл раненых с фронта. Смотрел на поезда и ужасался, как много искалечено людей ни за что, ни про что. В прошлые войны раненых было значительно меньше, это было связано с появлением скорострельного оружия, которое впервые применили немцы в широком масштабе. Автоматами были снабжены все солдаты Вермахта, а наши пехотинцы выступали против них, по старинке, с пятизарядными винтовками и могли вести только прицельный огонь. В результате, половина воинов выбывала из-за ранений. Казалось мне, что наши солдаты не стойко дерутся на фронтах, боятся немцев и бегут с передовой при самом незначительном ранении, стараются попасть в лазарет. Был я еще не обстрелянный и таил в себе большой патриотизм, казалось, что я ни за что с фронта живым не ушел бы.
   Из Москвы выехали ночью и без остановок ехали более трех часов, затем вдруг остановились, послышалась команда "Воздух!" на дворе было уже светло и все, кто не спал, кинулись к дверям, начали прыгать, тут же падали на землю, потому что по обеим сторонам поезда взрывались бомбы. Выскочил и я из вагона, задрал голову вверх, высоко в воздухе кружилось несколько самолетов. Они уже отбомбились и, построившись в боевой порядок, уходили на запад. К счастью раненых и убитых не оказалось, и мы продолжили движение дальше. Приехали к месту назначения ночью. Маленький полустанок в степи, темно на станции кроме семафора и стрелок, огня не было видно. На станции нас ожидали автомашины. Привезли к землянкам в лесу и выгрузили возле дверей. Вышел дежурный офицер из нашего авиаполка и сообщил, что сюда сейчас прибудут представители из эскадрильи и разместят нас на ночлег. В это время под Ленинградом наступил период белых ночей, и было все видно за 100 - 200 метров. Вскоре в воздухе послышался звук приближающегося самолета, летел он очень низко, это ощущалось по звуку работающих моторов, но его силуэт с земли не просматривался. Местные жители потом рассказывали, что это прилетал немецкий разведчик, и если бы заметил нас, то непременно сбросил бы бомбы.
   Разместили нас в землянках, вырытых наспех, с бревенчатым накатом наверху. Внутри землянки, в углу возле двери, сложена из камней плита, рядом дощатые нары на пять - шесть человек. С дороги, усталые, восемь человек один за один, как селедки в бочке, улеглись мы спать на нары и уснули мертвым сном. Проснулся от нестерпимой боли в шее, на руках было несколько свежих волдырей от укусов комаров. Было утро, на улице светило яркое солнце. Быстренько собравшись, я вышел во двор. Вокруг землянки стояли высоченные сосны, в прогалинах между сосен блестела вода вперемежку с кочками, покрытыми зеленой травой. Стало понятно, откуда здесь комары, вокруг нашего жилья стояло болото, комары кружились над его водами роями. Они лезли в уши, нос, забирались в рукава и брюки. Было боязно снимать штаны по естественной надобности. Позже научились снимать штаны в любом месте, не боясь комаров, оказалось, что они боялись дыма от зажженных еловых веток и не беспокоили. Однако их назойливое отношение к человеку мне пришлось испытать на себе. Пришлось мне ремонтировать в кабине какой-то прибор и так, что туловище находилось в кабине пилота, а руки надо было протолкнуть в небольшое отверстие перегородки, отделяющей кабину радиста. Как только мои руки нащупывали там болт, который мне предстояло затянуть ключом, комары усаживались на мой нос, на лоб и загоняли свои "кинжалы" чуть ли не до моего сердца. Крутил я головой, бился лбом о стенку кабины, но комары оставались на своих местах и делали свое черное дело. Много пришлось потерять мне крови, пока завершил я свою работу в кабине.
   Днем укрывали самолеты сверху маскировочными сетками, и немцы выявить нашу стоянку не смогли. Взлетная площадка с виду ничем не отличалась от окружающей территории. На ней виднелись разбросанные в беспорядке огромных размеров валуны, только в одном направлении неширокая полоска была чиста, по которой и взлетали и садились самолеты.
   Тренировочные полеты проводились редко, или из-за того, чтобы не выдать аэродром, или по другой причине, только чаще летчики и техники под соснами изучали материальную часть самолетов. Питались в воинской столовой, которая размещалась в центре села. В памяти сохранилось лишь то, что в ту пору нас кормили с блюдец, в них подавали завтрак и вторые блюда во время обеда. Пищу съедали в один миг и налегке уходили на аэродром. Ждали обеда, ждали ужина, казалось нам, что солнце долго задерживалось в одной точке и медленно движется к ожидаемой точке. Жалоб на плохую пищу от товарищей я не слышал, не жаловался и я никому. Мы видели общенародную беду рядом с нами. Возле столовой в помойной яме целыми днями копались в мусоре тощие дети, они выискивали разные объедки, чтобы что-нибудь съесть и не умереть с голода.
   По ночам, чтобы уснуть, мы запаливали в плите землянки сосновой хвои, чтобы не задохнуться, на голову надевали маски противогазов и в них ложились на нары. Тяжело было спать, но зато мы не подвергались укусам комаров. Боевых вылетов не было долго, и личный состав полка уже заскучал по настоящей, боевой работе. Вскоре все определилось, Ставка Верховного Главнокомандования определила нашему полку архиважное боевое задание. Ставилась задача - на севере страны разгромить группировку вражеской авиации, сосредоточенной на аэродромах Финляндии и Норвегии. 28 и 29 авиационные полки вскоре были переброшены в Мурманскую область, на аэродром в прибрежный портовый город Ваинга, ныне переименованный в город Североморск.