- Да хранит тебя Бог, - прошептала Анна Михайловна, пошевелив бледными пальцами, и, спустя минуту, ушла в мир иной...
После похорон матушки Александр Сурин беспробудно запил, стремясь забыться в пьяном угаре. Пил с друзьями, с соседями, с какими-то незнакомыми мужиками. Да какая разница, с кем выпивать, когда не знаешь, как справиться с горем, потеряв самого близкого человека. Неизвестно, чем все это могло закончиться, если бы не случайная встреча, происшедшая в затемнённой аллее бульвара.
Он не помнил, как оказался на этой бульварной скамейки. Рядом валялась водочная бутылка. Убедившись, что в ней не осталось ни капли, стал шарить в карманах, в надежде обнаружить какие-то деньги. Денег не было. Все пропил, а, может, обронил где-то сдачу, полученную после покупки последней бутылки. Придется плестись домой, отрешенно подумал он. Но сил что-то делать почти не осталось; склонив к груди отяжелевшую голову, он впал в полусонное состояние. Очнулся, услышав раздавшийся над головой голос:
- Эй, приятель! Тебе надо отсюда сматываться. Сейчас появится милицейский патруль. Они на соседней аллее.
С трудом разлепив веки, он увидел бородатого мужика и сделал неудачную попытку подняться.
- Ну, ты и набрался, - изрек похожий на бомжа бородач, ухватил пьяного за руку и легко выдернул его со скамейки. - Двигай, браток, ногами. Слиняем с бульвара, а там видно будет, - бубнил мужик, крепко держа Александра под руку, направляя его безвольное тело вдоль бульварной дорожки. - Видишь, как у нас здорово получается. Сейчас нырнем в ближайшую подворотню, там и отдышишься. С виду ты парень интеллигентный. А напился - так с кем не бывает. Может, с горя или праздновал что, да не рассчитал свои силы.
- Мать схоронил, - прохрипел он, с трудом ворочая языком и проталкивая слова между ссохшихся губ.
Бородач промолчал, но Сурин почувствовал, как жесткие пальцы спутника еще крепче ухватили его за локоть.
Они удачно пересекли неширокий проезд и свернули во двор. Обогнув невысокое здание, остановились у придвинутой к кирпичной стене скамейки, сооруженной из старых досок.
- Передохнем, - сказал бородач, усаживая Сурина на самодельную лавку. - Заодно выясним, где ты живешь, и как собираешься добираться до дома?
Во дворе стоял полумрак погожего летнего вечера. Только вдали теплились огоньки в окнах какого-то здания. Тишина и покой пространства, в котором они оказались, действовали усыпляюще. Александр расслабился, прислонился спиной к стене и снова впал в забытье в усмерть пьяного человека.
Не добившись ответа на заданные вопросы, бородатый мужчина вздохнул и закурил сигарету. Подумал, что придется тащить тело спутника к себе в мастерскую. Хорошо, что это не так далеко и не надо подниматься по лестницам.
Когда за ними захлопнулась дверь в полуподвале старого здания, из сумрака расположенного рядом скверика выбрались два человека. Один из них сплюнул и зло произнес:
- Завтра разберемся с добром художника. Кто же знал, что он вернется сюда, глядя на ночь, да еще какого-то пьяного фраера притащит с собой.
***
Очнувшись после провального сна, Сурин долго лежал неподвижно, стараясь не шевелить головой, готовой взорваться от боли, и пытаясь понять, где он находится. Ясно, что не дома. Наверное, заночевал у собутыльников, с которыми умудрился надраться до потери сознания. Очень хотелось пить, ну, хотя бы глоток водицы. Он даже зажмурил глаза, стараясь об этом не думать. Вот полежит немного, соберется с силами и тогда попробует встать. Должна же быть в этом доме вода. Может, и рюмка-другая винца найдется... И все же, где это он умудрился напиться?
Гонимый телесными и душевными муками, он с трудом поднялся с постели и добрался до тумбочки, на которой глаза рассмотрели большой старомодный будильник. Фигурные стрелки показывали двадцать минут одиннадцатого. Конечно, не вечера, а утра, так как за пестрой занавеской окна угадывался солнечный свет. Его кроссовки валялись рядом с диваном, а куртка аккуратно висела на спинке стула. Господи, как же хочется пить. Но воды нигде не было видно.
Пошатываясь, он добрел до неплотно прикрытой двери, за которой слышались звуки музыки. Радио, догадался он. Значит, в доме кто-то не спит и, возможно, поможет облегчить его страдания.
За дверью находился крохотный закуток. Он толкнул еще одну дверь и очутился в залитом электрическим светом помещении с высоким сводчатым потолком.
- Очухался? Ну, и слава Богу, - донесся голос с другого конца залы.
Присмотревшись, Александр увидел склонившегося над столом бородатого человека, лицо которого показалось знакомым.
- Доброе утро, - прохрипел он. - Пить хочется. - Подойдя к столу, плюхнулся на табуретку. Влив в себя кружку воды, спросил: - Вы кто? Вроде бы, нас знакомили?
- Петр Ясинов, скульптор, - бородач протянул ему похожую на оглоблю руку. - Вчера подобрал тебя на бульваре рядом с Петровкой...
Спустя минут сорок, выпив пару стаканов чая, впихнув в себя бутерброд с ломтем вареной колбасы, Александр стал прощаться с приютившим его человеком:
- Спасибо, Петр, за все. Рад был знакомству.
Скульптор с сомнением покачал головой, вглядываясь в лицо Александра:
- Сдается мне, парень, что ты еще не в порядке и собираешься похмеляться. Надо бы перетерпеть.
- А если не хочется мне терпеть! Да и было бы, ради чего.
- А ты подумай об отце с матерью. Каково им смотреть на тебя с небес? - Приставив ко лбу козырьком ладонь, Петр изобразил небожителя, смотрящего на грешную Землю. - Разве таким они хотели бы видеть сына? Тоже мне, сирота казанская. Нет уж, сделай, пожалуйста, над собой усилие. А я постараюсь тебе помочь. Давай одеваться, поедем за город. Лесной воздух вытянит из тебя остатки хмеля. - Высказав это единым духом, он стащил через голову майку, обнажив на груди татуировку в виде птицы с распростертыми крыльями.
В загородной электричке, по случаю буднего дня, пассажиров было немного. Чувствуя себя отвратительно, Сурин лелеял надежду, что вскоре ему полегчает, а пока надо терпеть, потому, что ничего другого в его положении не предпримешь. Чертова водка. Так напился, что приходится балансировать грани между жизнью и небытием.
Поглядывая в окошко вагона, он вяло отвечал на расспросы Петра и отхлебывал из бутылки минеральную воду. Наконец они вышли из духоты вагона на платформу, покрытую корявым асфальтом. Едва ступив на вьющуюся вдоль перелеска дорожку, Петр потянулся и почти что пропел:
- Эх, друзья мои, братья и сестры меньшие, до чего же жизнь хороша!
- Далеко нам топать? - пробурчал ему в спину Сурин.
- Дыши полной грудью. Сейчас в лес войдем, и минут через двадцать доберемся до нашей хибары.
- А кого же вы величаете друзьями и братьями?
Обернувшись, Петр с улыбкой развел в стороны руки:
- Все, что нас окружает. Красота-та, какая! Птицы щебечут. В лесу даже лоси водятся.
- Птичка, которая на груди нарисована, тоже, наверное, в друзьях числится.
Петр остановился, затем уселся у подножия старой березы, пригласив Александра присесть рядом с ним, и начал рассказывать:
- В молодости я окончил высшее художественное училище по классу скульптуры. Казалось, сбылась мечта, и я мог посвятить себя любимому делу. Но в жизни всякое может случиться. Вот и я, по собственной дурости, оказался замешан в историю, в результате которой шесть лет провел в заключении, пока в 91-ом году не попал под амнистию. Так вот, когда отбыл уже половину срока, один из воровских паханов предложил мне сделать на груди эту татуировку как символ свободы, если я надеюсь снова очутиться на воле. Случайное совпадение, но спустя несколько месяцев я был амнистирован.
- А за что же вас осудили?
- Это другая история, - Петр глянул на Сурина.- Для тебя она может быть поучительна. Произошло все до нелепости просто. Зверски напился на вечеринке с бывшими однокурсниками. Очухался, когда в комнатах общежития, где мы гуляли, уже проводили обыск. Меня и еще одного паренька сразу же арестовали, так как в карманах нашей одежды обнаружили солидную сумму долларов. Доказать свою непричастность к незаконным в те времена валютным делам я не смог. До сих пор не пойму, как в кармане моего пиджака тогда оказались доллары. С тех пор не беру в рот ни капли спиртного. И тебе не советую.
Дачный домик на шести сотках фруктового сада оказался премилым местом. Александр прошелся по саду и с удовольствием растянулся в шезлонге на открытой веранде. Незаметно для себя задремал, а проснулся от звуков, напоминающих нестерпимый зубовный скрежет. В дальнем углу участка Петр с треском отдирал почерневшие от времени доски с покосившегося сарайчика.
- Обещал сестренке, разобрать эту рухлядь, - пояснил он подошедшему Александру.
- Я помогу. Ломать, не строить. Вдвоем мы быстро управимся.
Они управились с этой работой спустя полчаса. Оставалось собрать пригодные доски и расчистить место, на котором раньше стоял сарайчик. Примостившись в тенечке передохнуть, Сурин увидел, как Петр вытащил из-под вросшей в землю доски солидных размеров сверток.
- Клад нашел? - спросил он без всякого интереса и подумал, что неплохо было бы в скором времени отведать обещанной Петром картошки с мясной тушенкой.
- Тяжелый, - Петр покачал в руках обернутый куском старой клеенки сверок.
- Осторожнее, - встревожился Сурин, увидев, что Петр разматывает клеенчатую обертку. Подойдя к скульптору, разглядел потертый портфель с двумя металлическими замками-застежками. Почти такой же портфель был у матери, проработавшей много лет школьным учителем.
- Да это портфель Николая Павловича, - удивился Петр. - Помнится, он носил в нем тетради и книги.
- Он учитель?
- Почему учитель? - снова удивился Петр. - Николай Павлович был профессором, известным литературоведом. Эта дача раньше принадлежала ему. Он умер, когда я мотал срок на зоне.
- У профессора, наверное, были причины спрятать портфель. Глянем, что находится в нем?
- Не сейчас, - Петр отрицательно мотнул головой. - Вечером передам находку сестренке. Пусть сама посмотрит, что хранится в портфеле ее отца. - Заметив, что его слова вызвали недоумение, пояснил: - Светлана - дочь Николая Павловича, а сестренкой я называю ее по привычке. Профессор приютил меня в своем доме, когда я приехал в Москву поступать в художественное училище. Мы с ней почти ровесники, но Светланка до сих пор опекает меня, словно младшего брата.
***
Было около семи вечера, когда они подошли к мастерской художника. Вставив ключ в замочную скважину, Петр негромко выругался, затем выпрямился и махнул рукой, подзывая к себе Александра:
- Дверь открыта. Кто-то побывал в мастерской. Может, и сейчас находится там.
Кивнув, Сурин жестом показал, что войдет в помещение первым.
- Давай, - проворчал художник, уступая дорогу, - ты же сыщик, а я, наверное, - потерпевший.
То, что они увидели под сводами мастерской, напоминало картину яростного погрома, учиненного озверевшими или буйно помешанными существами.
- Кто-то очень тебя не любит, - произнес Александр, бродя среди рассыпанных по полу осколков гипса и бесформенных кусков глины - все, что осталось от скульптурных моделей.
Последнюю пару лет он работал в частном сыскном агентстве, и ему уже приходилось сталкиваться с подобными случаями. Обычно, налеты устраивали рэкетиры. Но Петр Ясинов - нищий художник, вымогать у него явно нечего. Причина устроенного погрома в чем-то другом.
Подойдя к Петру, склонившемуся над муфельной печью, спросил:
- Печь тоже сломали?
- Вдребезги! Блок управления разворочен и спирали порваны. Светлана расстроится. Эта печка стоила ей кучу денег. Год назад она сделала мне ее ко дню рождения.
Раздался дверной звонок. Вытирая руки, Петр направился открывать, сообщив Александру, что это Светлана и что сейчас он познакомит его с сестренкой.
В прихожей послышались приглушенные голоса. Должно быть, Петр подготавливал Свету прежде, чем она увидит разгромленную мастерскую. Наконец дверь в прихожую распахнулась, и Сурин увидел темноволосую статную женщину в легком облегающем тело платье. Поздоровавшись с Александром, она присела на единственный уцелевший стул и твердо сказала стоящему рядом Петру:
- Не смей даже думать, что придется отказываться от участия в осенней выставке. Не так уж все безнадежно. Имеются фотографии работ, которые ты готовил на выставку. Придется тебе поработать, чтобы повторить их хотя бы в мягком материале. С некоторых сделаешь гипсовые или бронзовые отливки. А с деньгами я тебе помогу.
Рассмеявшись, Петр поцеловал Светлану в макушку, сообщив, что печку тоже угробили, но керамику можно будет обжигать в мастерской Северцева, и что в подсобке сохранился мраморный блок, из которого он сделает скульптурный портрет любимой сестренки.
- Ну, и кто же, по-твоему, устроил этот разгром? С какой целью, ради чего? - Светлана обращалась к Петру, но при этом смотрела на Александра.
- Кто ж его знает? - Петр пожал плечами. - Может, местные хулиганы. Или оборзевшие алкаши в поисках выпивки.
- А вы, что по этому поводу думаете? - Светлана продолжала смотреть на Сурина и неожиданно дружески ему подмигнула.
- Версии о грабителях или о безбашенных любителях алкоголя выглядят неубедительными. Похоже, у кого-то на Петра имеется зуб. То есть - желание отомстить, причинив ему, как можно больше, вреда и зла.
- Вот и я так же думаю, - Светлана стукнула кулачком Петра в грудь. - Сколько раз ему говорила, что в среде скульпторов и монументалистов царят волчьи законы в борьбе за заказы. - Обращаясь к Сурину, пояснила: - Такова сволочная специфика именно в этой области творчества. Но Петруша никак не может поверить в это.
- Не преувеличивай, Светка. Среди скульпторов много хороших людей. К примеру, тот же Владимир Северцев. Разве не он помог организовать мою первую выставку, а затем получить мастерскую?
Вспомнив о найденном на даче портфеле, Петр вручил его дочери Николая Павловича. В портфеле оказалась довольно толстая папка с листками, исписанными убористым почерком. Это была рукопись повести, не имевшей названия, но автором которой, по словам Светланы, вне сомнения, является умерший отец.
- Надо же, - удивилась она, - папа написал сотни научных статей, несколько фундаментальных литературоведческих монографий. Но я даже не подозревала, что он отважился на создание художественного произведения. Почему он писал ее от меня тайком? И почему спрятал рукопись?
Пожав плечами, Петр рассудительно заявил:
- Прочтешь внимательно рукопись, тогда, возможно, найдутся ответы на эти вопросы. А сейчас - возвращайся-ка, Светик, домой, а мы с Александром займемся уборкой.
Поздним вечером, вернувшись домой, Сурин впервые за последние две недели не почувствовал тоскливого одиночества, оказавшись в замкнутом квартирном пространстве, где все напоминало об ушедшем из жизни родном человеке. Хотелось спать, но, порывшись в ящиках письменного стола, он достал заветную папку с тесемочками и стал перечитывать строки, написанные четверть века назад рукою его отца. Потом долго бродил по квартире, вспоминая события минувшего дня, лица Петра и Светланы. Господи, есть же на свете славные люди, вызывающие симпатию и душевное расположение. Надо помочь им разобраться с этим налетом на мастерскую. И нет ничего зазорного, если он попросит Светлану помочь в одном важном, давно не дающем ему покоя, вопросе.
Утром он почувствовал себя отдохнувшим, хотя в теле еще ощущались накопившиеся токсины - последствия многодневного пьянства. Все, хватит пить, заливая водкой неутешное горе. Прав был Петр, говоря, что пьяный загул доставляет огорчение тем, кто продолжает любить тебя, пусть не в этой уже, а в какой-то другой, потусторонней и призрачной жизни. Милая мамочка, она так любила отца, сгинувшего много лет назад в глухомани сибирских лесов. Оставшись вдовой, она больше не вышла замуж. До конца дней хранила верность отцу.
Спустя час он вышел на улицу, направляясь к старинному зданию, где находилась скульптурная мастерская Петра. В чистом небе светило солнце, но утро не было жарким. На бульварах, вдоль которых он шел, пахло влажной землей и травами. Улыбнувшись девушкам, облепившим, словно воробьиная стайка, одну из бульварных скамеек, он подумал, что снова способен радоваться. До конца отпуска еще две недели, а сегодня он продолжит знакомство с интересными для него людьми. Приятно чувствовать, что волнуешься, не зная, как отнесется к его просьбе Светлана. Как бы там не было, он займется конкретным делом - поиском двух или трех громил, уничтоживших произведения скульптора. Версий происшествия всего две. Одну из них высказала Светлана, а другая может быть связана с местью кого-то из тех людей, вместе с которыми Петр отбывал наказание в заключении.
Ровно в полдень он оказался у мастерской Петра, держа в руке потертый портфель, почти такой же, как найденный вчера на Светланиной даче.
- Отыскался еще один папин портфель? - шутливо спросила Светлана и рассмеялась, увидев смущение на его лице. Хотя ей было за тридцать, сегодня она выглядела гораздо моложе. Темные волосы аккуратно уложены в волны, а глаза лучились юным задором.
- Нет, этот мой, - в замешательстве пробормотал Александр. - Вернее, моей матушки. А где Петр?
- Пошел за помощью к местным рабочим. Скоро вернется. Да, вы присаживайтесь. Хотите чаю и бутерброды?
Прихлебывая из кружки чай, он с интересом слушал, что рассказывала Светлана о найденной рукописи:
- Эта повесть, судя по ряду деталей, писалась на протяжении многих лет и, можно сказать, была выстрадана отцом. Давно не читала столь яркого, насыщенного человеческими переживаниями произведения. Повествование ведется от лица молодого поэта, а, по сути дела, эта книга о трагедии творческой интеллигенции во времена Сталина и в более поздние годы.
- Почему же ваш отец спрятал рукопись?
- В ней немало мыслей и фактов, за которые автора могли обвинить в клевете на советскую власть и ее вождей. Что обычно за этим следовало, вы, наверное, знаете или слышали.
- Знаю. Мой отец тоже был одним из советских писателей. Он погиб, когда мне было четыре года, но мама говорила мне, что рассказы отца печатали мало и неохотно, потому что он писал то, о чем думал, и что видел вокруг себя.
- Так вы сын Алексея Сурина, - удивилась Светлана. - Хороший писатель. Говорю это вам как критик и преподаватель Литературного института.
- Петр сказал мне, кем вы работаете. Поэтому я и принес вам этот портфельчик
Более удобный случай, вряд ли, представится, думал он, доставая папки с бумагами. Светлана с интересом за ним наблюдала.
- Это несколько неизданных рукописей отца. Посмотрите, может, что-то из этого теперь можно опубликовать?
- Конечно, внимательно все прочту. Времена теперь иные, чем прежде. Издавать можно все, что угодно. Но издатели, Саша, публикуют только то, на чем можно хорошо заработать. Имя Алексея Сурина современному читателю неизвестно, и сенсаций в его рассказах, думаю, не содержится. Значит и перспектива реализации тиража незначительна, и вряд ли найдется желающий, издать его новую книгу. Но я поговорю со знакомыми мне редакторами. А что в этой папке? - кивнула на папочку, которую он нерешительно убирал обратно в портфель.
- Моя собственная писанина, - еще больше смутился он. - Пытался кое-что написать о войне в Афганистане, возомнив, что унаследовал отцовские способности к литературе.
- Давайте, - протянула Светлана руку. - Прочитаю и скажу свое мнение. Правду, одну только правду. Такой вариант вас устраивает? - неожиданно улыбнулась она, и словно приветливым ветерком повеяло от ее лица.
Вот и напрасны были мои сомнения, подумал он, немного при этом лукавя. Еще вчера, как только увидел Светлану, сразу уверовал, что она отзывчивый человек.
- Пока не вернулся Петр, - торопливо сказал он, - мне нужно кое-что у вас уточнить. Что за люди окружают Петра? Вчера вы упомянули о волчьих повадках в среде современных скульпторов. И еще - расскажите, кто свидетельствовал против Петра на суде восемь лет назад? Сам он вряд ли мне об этом расскажет.
Выслушав Свету, записав с десяток фамилий и адресов, Сурин направился в офис охранно-сыскного агентства, где работал уже несколько лет. Зайдя в кабинет своего начальника, не мешкая, озадачил его вопросом:
- Можно узнать, кто в течение последнего времени вернулся в Москву из мест заключения? Вот из этого мордовского лагеря, - он протянул шефу листок бумаги. - Помоги, Артем Захарович, выясни у своих друзей в уголовном розыске.
- Занялся сыском во время отпуска? - добродушно усмехнулся отставной полковник милиции. - Так и быть, помогу. Если расскажешь мне, как на духу, все обстоятельства дела.
- А как же иначе, - радостно согласился Сурин. - Кое-что уточню, и обязательно доложу.
Захарыч был неплохим начальником, по-отечески опекал бывшего десантника Сурина и всячески помогал ему освоить профессию сыщика. Недавно намекнул Александру, что, если он поступит на заочное отделение юридического факультета, сделает его одним из своих заместителей.
Выйдя на улицу, Сурин подмигнул своему отражению в витринном стекле. Неплохое начало. Вскоре удастся проверить одну из версий. А теперь надо собрать сведения и познакомиться с рядом людей, о которых ему сообщила Светлана.
На Полянке он покрутился около двухэтажного дома, где находилась мастерская Владимира Северцева - одного из друзей Петра. Расчет оказался правильным. Во дворе мастерской удалось познакомиться с белобрысым парнем, который разгружал машину с коробками. Они покурили, сидя на ступенях крыльца, и Сурин узнал от грузчика, что Владимир Сибирцев - известный и удачливый в своей профессии скульптор, но ужасный жмот, к тому же, человек заносчивый в общении с рабочими и форматорами. На дальнейшие расспросы Александр не отважился, но и того, что узнал о Северцеве, было достаточно, чтобы оставить его в списке подозреваемых.
Спустя два дня он продолжал знакомство с лицами, которые могли бы быть причастны к разгрому в мастерской Петра Ясинова. В разговоре с одной из работниц студенческого общежития он наткнулся на разгадку совершенного восемь лет назад преступления.
Спеша поделиться с Петром полученной информацией, он взял такси. По дороге лихорадочно перебирал в уме возможные варианты. Нет, ошибки или других объяснений происшедшему в те давние дни быть не может. Значит все-таки Северцев - друг Петра, известный и удачливый скульптор. Но прямых доказательств нет. И мотив гнусных деяний злоумышленника пока что неясен.
У дверей мастерской Петра, Александру припомнилось, что Светлана обещала прочесть тексты его рассказов. Сейчас услышит ее критический отзыв и придется забыть запавшую в душу мечту написать большую интересную книгу. Так хотелось сделать то, что не успел выполнить погибший отец. Ну, что же, не всякому дано стать писателем. Впрочем, это слабое утешение, с усмешкой подумал он и вошел в мастерскую.
В центре зала плечистая фигура Петра склонилась над глиняной глыбой, а Светлана рассматривала разложенные на столе фотографии. Увидев Сурина, помахала рукой, приглашая его подойти.
- Посмотрите, - она придвинула к нему фотографии. - Эти работы Петр готовил к выставке. Теперь придется их восстанавливать. Это, конечно же, выполнимо, но то, что художнику удается создать в момент творческого озарения, в копиях обычно теряется. Нечто подобное киношники называют "уходящей натурой". Упустили, к примеру, запечатлеть на пленке неповторимый момент заката - и все, такого именно кадра больше не будет.
Он заворожено рассматривал снимки с моделей, отлитых в гипсе и бронзе или вылепленных из глины. Почти нет привычных бюстов и барельефов с декоративной или сюжетной начинкой. Большинство работ - произвольные, не всегда понятные, композиции, вызывающие волнующие ассоциации. Хотя бы вот этот фрагмент женской руки, с трепещущим пальчиком, устремленным к желанному прикосновению. Даже, будучи неискушенным в вопросах скульптурной пластики, понимаешь, что на снимках произведения мастера, наделенного неуемной фантазией. Дал же Боже Петру талантище!
Его мысли были прерваны словами Светланы:
- По поводу ваших рассказов, Саша. Думаю, что любой редактор выкинет их в корзину, не дочитав первой страницы. Не отчаивайтесь. У вас имеются способности к литературному творчеству: воображение, наблюдательность, чувство гармонии и ритма в построении фраз. Все это, как говорится, от Бога. Но вам, друг мой, надо многому научиться. Я посоветовала бы поступить на один из филфаков или на факультет журналистики. Конкурс туда большой, но, все же, это реально, если задаться целью стать писателем и разбиться в лепешку ради достижения цели.
Слова Светланы сняли с души груз тяжких сомнений. Это вам не отзывы друзей и знакомых, а мнение профессионального критика. Значит, есть за что побороться. Если надо, будет поступать на филфак до тех пор, пока не поступит. Впрочем, надо еще подумать...
Рассказ о том, что довелось узнать в общежитии художественного училища, не произвел впечатления на Петра.
- Ну, и что? - скульптор пожал плечами. - Почему всему этому надо верить? Я помню натурщицу, которая присутствовала на той злосчастной для меня вечеринке. Шалава, позировавшая студентам обычно в состоянии легкого опьянения. Даже, если она не врет, и это Володька Северцев подсыпал в мое вино снотворное, где доказательства, что именно он подложил мне эти чертовы доллары? К тому же, сам говоришь, что натурщица, моющая теперь полы в общежитии, разговаривала с тобой в сильном подпитии. Могла что-то напутать или присочинить.
Светлана с тревогой смотрела на Александра Затем встала и, подойдя к Петру, заглянула ему в лицо.
- Ты так уверен в невиновности Северцеве?
- Конечно. Помнишь, как он помог мне после моего возвращения из заключения.
- Ты же знаешь, только не хочешь в этом себе признаться, что только у Северцева был мотив упрятать тебя за решетку. - Обернувшись к Сурину, она пояснила: - Они оба после окончания института были рекомендованы к участию в международном конкурсе на создание в Польше монумента узникам нацистских концлагерей. Все, даже замшелые пни из худсовета, тогда считали, что на конкурс надо представить эскизный проект Петра. Но получилось иначе: в Польшу поехал Северцев, а Петр оказался под следствием.
- И все же, - обратилась она к Александру,- я не спешила бы с выводами. Подозревать Северцева в причастности к недавнему нападению на мастерскую, пока что нет убедительных оснований.
В словах умницы Светы был несомненный резон. Но Александр ни за что не хотел сдаваться. Вернувшись домой, стал готовиться к нелегкому разговору.
Ближе к вечеру он снова отправился на Полянку. К счастью, Северцев оказался на месте, не пришлось тратить время на ожидание. Скульптор вышел к нему, держа в руке стальной стек, и сообщил, что может уделить представителю сыскного агентства лишь пару минут.
Трудяга, неприязненно подумалось Сурину. Ничего, сейчас испорчу ему настроение.
Совсем не таким он его представлял. Перед ним стоял щуплый мужчина с бородкой, в свитере и потертых джинсах с отвислым задом. Внешне - полная противоположность Петру.
В нескольких фразах он поведал о том, что произошло восемь лет назад в общежитии на Ленинградском шоссе и о погроме, недавно устроенном в мастерской Петра. В завершении сообщил, что есть свидетели, знающих основного виновника этих связанных друг с другом событий.
- Советую, Владимир Сидорович, обратиться в милицию с чистосердечным признанием. Все равно наше агентство доведет расследование этих дел до конца.
Не дожидаясь ответа, он вышел на улицу, закурил и, намеренно не спеша, прошелся несколько раз перед фасадом двухэтажного дома. Затем медленным шагом, с остановками и перекурами, стал бродить по ближайшим улицам и переулкам. Если он прав, то Суровцев пошлет кого-нибудь проследить за ним, чтобы выяснить, куда он пойдет и с кем будет общаться.
Когда свернул в переулок, ведущий к метро, впереди появилась фигура мордатого мужика в распахнутой брезентовой куртке. Мужик уверенно продвигался навстречу Сурину по узкому тротуару. Приблизившись на расстояние шага, раскинул в сторону руки и прошипел:
- Когда, сучонок, отдашь нам долг? - и попытался схватить Сурина за грудки.
Александр вывернулся, в голове мелькнуло: вот оно то, на что наделся, намеренно подставляя себя. Это было последнее, что он нпомнил. В глазах вдруг сверкнули молнии, и он потерял сознание от жестокого удара в затылок.
Он мучительно долго припоминал детали событий, в результате которых оказался в больнице. Когда в палату вошла медсестра, раздавая лекарства, Сурин взволнованно приподнялся. Спустя минуту узнал от нее, что она уже позвонила по месту его работы, а также его знакомой Светлане. Оставалось дождаться установленного для посетителей часа.
Первым в больничной палате появился Артем Захарович. Осмотревшись, присел у постели Сурина.
- Рассказывай, орел, где это тебя угораздило?
Выслушав подробный рассказ Александра, начиная со дня его знакомства с Петром Ясиным, пожилой сыщик некоторое время хранил молчание. Наконец встрепенулся, словно сбросил с грузного тела тяжесть:
- Не переживай, Алексаша, тебе сейчас это вредно. Выбрось на какое-то время из головы эту историю. Мордатого мужика и его сообщника, который сзади стукнул тебя обрезком трубы, мы непременно разыщем. Они связаны с Северцевым и должны обитать поблизости от его мастерской. А в отношении их хозяина-скульптора, без серьезных улик ничего пока предпринять не можем. Подумаем, как вывести на чистую воду этого стервеца.
Прощаясь, Захарыч погрозил Александру пальцем:
- Не забыл, что в конце лета экзамены на заочное отделение юрфака?
- Не забыл. Но еще не решил, в какой институт поступать.
- Решай. Все наши желают тебе быстрее поправиться и ждут твоего возвращения.
Вскоре в приоткрытую дверь палаты заглянул Петр Ясинов и посторонился, пропуская мимо себя Светлану. Сурин обрадовался их приходу. Даже мысль, что придется еще раз рассказывать о событиях вчерашнего дня, не убавила радости.
В конце разговора, Светлана вскользь заметила, что у Северцова много влиятельных покровителей в Академии художеств и в Министерстве культуры.
- Этот тип, - сказала она, - после вчерашнего разговора может устроить Петру крупные неприятности.
Взглянув на нее, Александр подумал: "Конечно, конечно же, милая Света права в своих опасениях. Хорошо, что она рядом с Петром. Умная, славная, добросердечная и все понимающая, словно моя незабвенная матушка,. Почему же такая прекрасная женщина до сих пор не устроила свою личную жизнь?"
- Не будем думать о грустном. Все наладится, - заверил их Петр. - Бог не выдаст, свинья не съест! Буду творить свои композиции и готовиться к выставке.
- Удачи тебе, - пожелал Александр и прикрыл глаза, задумавшись над вопросом: а есть ли в нем, Александре Сурине, та самая Божья искра, которой одарены талантливые творцы? Если нет, то напрасными будут усилия, затраченные на достижение цели. Может, не мучить себя и оставить все, как есть?
Тут же вспомнились слова Светы, что у него способности к литературе. Не хочется оказаться в числе людей с неиспользованными возможностями...
Ночью, ворочаясь в душной постели, он долго не мог уснуть, размышляя о разных вещах. О простых и о жизненно важных. В том числе, о дорогах, которые мы выбираем, оказавшись на перекрестке своей судьбы.