Максимов Алексей Анатольевич
Странствующие в Долинах. Часть 17

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Из окна вывалился измазанный копотью и кровью колченогий херулл. От едкого дыма он задыхался. Он махал длинными руками, показывая, что у него ничего нет. Капрал прищурился, презрительно плюнул сквозь сжатые зубы и почти в упор выстрелил в ползающего по обгорелой земле херулла. - Я же сказал, не стрелять! Капрал медленно опустил дымящийся ствол. - Простите, господин, я не слышал вашей команды////
  * * *
  
   Кто бы мог подумать, что первым, кого он встретил в Лидо, был Длинный Хьюл. Седой, с прозеленью, согнутый в дугу, с трясущейся головой - он походил скорее на высохшую мумию, чем на живого человека. Сван издалека приметил одинокую фигуру на пирсе. Старик сидел лицом к морю и, казалось, спал. За эти годы он еще больше поседел и высох. Сколько ему? Не менее ста лет. Длинный Хьюл стал Старым Хьюлом.
   - Я всегда говорил, Хьюл, наберись терпения и твои желания сбудутся. Вот я тебя и дождался, - голос слабый, дребезжащий.
   - Неужели, ты меня еще помнишь, старик?
   - Не было дня, чтобы я не вспомнил о тебе.
  Повелитель блох подошел к каталке и равнодушно понюхал сухую желтую руку старика.
   - Ты не один?
   - Да, это мой пес.
  И тут Сван увидел, что глаза Хьюла покрыты бельмами. И, будто прочитав его мысли, старик проскрипел:
   - Да, Сван, я слеп. Последнее, что я видел - это Большой Пожар. Свет излучателя выжег мне глаза.
   - Как ты жил все эти годы?
  Сван почувствовал себя неловко. За долгие пятнадцать лет он ни разу не был в Лидо, не навестил старика, который любил его, как своего сына.
   - Мне ли жаловаться на жизнь!? Обо мне заботятся, видишь, вывели на прогулку. Люблю слушать плеск волн.
  Старый, изъеденный морской солью и временем, пирс был не многим моложе Длинного Хьюла. Где-то здесь недалеко стояла его лачуга.
   - Вы тогда с Брюком пропали. Все говорили, что утонули у Драконьей Головы, что нашли ваш катер, но я не верил. Потом до нас дошли слухи, что вы направились на север, в Фитор, что вы живы - здоровы. Вы по-прежнему вместе?
   - В прошедшие годы бывало по-разному. Собственно говоря, я и вернулся сюда из-за него.
  Старик замолчал, казалось, он задумался. Ветер шевелил его седые космы. Пес обошел каталку кругом и лег у ног старика. Сван тоже сел на край пирса. Да, где-то здесь он собирал травы для раненого Брюка. Трава - эзора! Сван улыбнулся, вспомнив прошлое.
   В Сотесе он узнал, что колонну с узниками местной тюрьмы отправили в Корлайн еще в конце весны. И что Брюк был среди них.
   - Это лысый, крепкий такой мужик, настоящий фанатик, СЧ ему кости ломала, а он им в морды плевал.
  Сидевший в одной камере с Брюком шулер - игрок рассказал Свану, что в Корлайне заключенных рассортировали.
   - Кого лес валить, кого дороги строить. Я вот, видишь, липкие лапы золотом смазал и здесь, в Корлайне остался. Через пару месяцев документы получу - и в Столицу. Вот там - игра, там деньги! А здесь - мелочь, шваль, дерьмо! Да, мужик - кремень. Только с головой у него что-то не того. Повредился малость.
  Писарь в отделе пересылки долго и внимательно изучал документы Свана, прищурив глаза, осматривал с ног до головы. Презрительно скривившись, цедил сквозь зубы:
   - Зачем тебе он нужен?
  Но после того, как на зеленое истертое сукно стола легла золотая пластинка с изображением Ургу, тон его вопросов и отношение к просителю сразу изменились.
   - Ну, вы ведь знаете, тысячи человек в списках, я не могу запомнить каждого!
  После появления второй пластинки Сван знал и дату отправления, и даже место назначения -- пересыльная тюрьма в Лиэре. А оттуда - путь один, на остров Кото. Место содержания отъявленных злодеев, воров и мошенников со всей Срединной страны.
  Остров Кото - место легендарное. Сперва там было поселение фоэнов. Язык фоэни похож на финерийский, но имеет некоторые фонетические особенности. Его даже считали диалектом финери, но исследования, проведенные учеными, доказали изначальную самобытность языка фоэни. Было выдвинуто предположение, что фоэны - далекие потомки мифических келотов, в дофинерийский период посетившие надземные владения эльваров, о чем свидетельствуют древние письмена на стенах Гостевого зала. С приходом в Вишневогорье племен древних финерийцев, потомки келотов, осевшие на Адмиралтейском полуострове и на островах Кото и Змеином, пришли на службу к Верховным Вождям финери, обеспечивая перевозку людей и грузов по побережью между устьями рек Вишневой и Песчаной. Но так как подтверждения данному предположению не нашлось ни в эльварских источниках, ни в древних письменах финери, эта мысль не была серьезно принята в научных кругах Срединной страны. Хотя, еще сравнительно недавно, остров Кото имел и другое назвние - Кеото, что созвучно слову "келото" или "кельто" -- пришедший из-за моря, мореход.
  Лет триста назад на остров Кото начали вывозить впавших в немилость вельмож, с семьями и прислугой. Позднее, на западной оконечности острова Кото выстроили цитадель, задачей которой была охрана морских границ Срединной страны. Вместе со своим прямым назначением, цитадель выполняла функции государственной тюрьмы. В ее подвалах и казематах нашли свой конец многие политические противники Властелинов династий Илоров и Геритов ( IV и V). Потом на острова стали высылать осужденных преступников. В годы правления Властелина Пятой династии Геритов, третьего из их числа, Гиса Герита, отца нынешнего Властелина, саму цитадель, которая за прошедшие века изрядно обветшала, и близлежащую территорию обнесли высоким проволочным ограждением, образовав закрытую или "запретную" зону. Суть нововведения была такова: заключенного помещали за колючую проволоку и навсегда забывали о нем. В самой зоне порядки устанавливали сами заключенные. "Если они хотят жить по своим законам, надо предоставить им это право". Таким образом, Властелин избавил бюджет страны от расходов на содержание многочисленных осужденных. Те, кого помещали в "закрытую зону", должны были сами заботиться о своем пропитании и содержании. За продукты и товары надо платить. Первые годы Зоны Кото были ужасны. Каннибализм стал обыденностью. Более двух третей заключенных погибли. Но очень скоро там начало складываться квазисообщество со всеми атрибутами власти. Появились свои лидеры, чей голос или желание оказывались решающими. Возникли неписанные правила - законы, нарушение которых каралось одинаково и всегда - смертью. Лидеры окружали себя приближенными. Все жители зоны были разбиты на касты. Одни принуждались трудиться, чтобы обеспечить относительно безбедную жизнь верхушки этого сообщества. Проблема побегов была решена так же остроумно и жестоко. В случае обнаружения побега в зону входил карательный отряд СЧ и на площадке перед крепостной стеной расстреливали "хауна" -- лидера и его приближенных. При повторной попытке - прекращали поставку на остров любых продуктов питания. Через месяц - два зона пустела наполовину. "Преступники сами должны наказывать себя. Пусть они сами, своими руками осуществляют божественную кару. Да поможет им в этом Святой Банту!". Гис Герит был набожен и никогда не расставался с "Письменами Ота", черпая оттуда вдохновение для своих многочисленных воззваний и изречений.
  Сван поселился в доме бездетного рыбака Эку, знавшего его с первых дней появления в Лидо.
  - Что за работа! Теперь лова нет! Нет рыбы - нет дохода. Многие рыбаки разъехались. Кто в Калед, кто в Фитор. А здесь -- море вымерло. Так, ловлю себе на еду, чтобы не умереть с голоду. А ведь бывали времена, обозами возили рыбу в Уомо и Тину на ярмарки. Теперь здесь дачники обосновались. Гостинцу для богатеев строят у Песчаной косы. В Лиэре видал? А ведь был - деревня деревней, дома-развалюхи. А теперь - рестораны, казино, набережная, не хуже, чем в Городе на Побережье. Бывшие рыбаки на катерах отдыхающих катают, развлекают богатеев, руки им готовы лизать за пару лишних монет... А на Кото я не бывал уже лет десять. Раньше там, на северном склоне, сосновый бор стоял. Сосны - загляденье, ровные, как свечки. Мы закупали лес у фоэнов для своих шлюпов. Ну, была зона, только она на восточном побережье, у крепости. А теперь говорят, весь остров - одна зона. Лес вырубил, траву и кустарник съели - голые камни. Жуткое место. А на Змеином - пограничная застава, катера береговой охраны. Прожектора, излучатели, все как положено. Времена Блокады помнишь? Страшные были годы, но как весело мы жили! Помнишь, как толстяк Эфрун построил подводный аппарат для того, чтобы под днищами крейсеров Властелина таскать контрабанду. Большая бочка с винтом. Как он темной ночью вышел на своем аппарате в море у Песчаной косы. Погрузился, шел под водой часов пять или шесть. Пару раз едва не потонул, измаялся в своей бочке, жира килограммов двадцать сбросил! А когда невмоготу стало - всплыл, думая, что теперь-то он ушел от крейсеров с их излучателями! А оказалось, что он все это время барахтался на мелководье у пирса Длинного Хьюла!
  Возможно, тогда, во время этого разговора, у Свана появился план того, как скрытно попасть в зону и незаметно ее покинуть. Не теряя времени, он начал собирать информацию. Несколько раз на катере Эку он выходил в море. Вдоль берега по Бирюзовой Бухте, до Белого мыса, поворачивал на восток мимо пролива Хабара, южной части Змеиного. Сильное течение в проливе между островами Кото и Змеиный, носившем название Холодный, относило его к югу. В бинокль он внимательно рассмотрел побережье Змеиного и южную часть Кото. Заметил и огневые точки. Излучатели установили с таким расчетом, чтобы своим огнем они могли всю территорию Кото и близлежащую акваторию. И речи быть не могло, чтобы пытаться приблизиться к Кото на катере. Это бы не осталось незамеченным. Особенно опасна излучательная установка на горе Ози, на высшей точке острова Змеиный. С высоты в триста тулонов все надводные цели, как на ладони. Если учесть, что на заставе базируется звено "вампиров" и три катера береговой охраны, то попытка проникнуть на остров морем была бы обречена на провал.
  
  * * *
  
  Жидкий дымок от очага, сложенного из толстых кусков плиточника, вяло поднимался к закопченному потолку лачуги и вытекал через дыру наружу. Вторую неделю у подножия Пирамиды лежит туман. Его не может разогнать ни ветер, налетающий с реки, ни мелкий дождь, который приносят облака из-за хребта. А все потому, что туман этот питается дымом его очага. Погаснет очаг - и ветер разорвет белесую пелену в клочья, ухватит за рваные края и утащит вниз по Седой к месту ее впадения в Корлайн. Но угли тлеют, бледно-розовые пятна тлеют под седыми хлопьями пепла. Из черных трещин перегорающих углей поднимаются струйки дыма, сплетаются в призрачный силуэт Собеседника. Беседа длится долго. Хоко потерял счет дням. Здесь, на этой циновке возле огня, он лежит уже год. Неужели целый год? Мысли путаются. Он старается что-то вспомнить. Холодное черное небо и белый снег, падающий в неподвижной бескрайней черноте. Белые хлопья падают на запрокинутое лицо, но Хоко не чувствует их холодного прикосновения, потому что все это происходит не с ним. А сам он уже далеко-далеко маленьким легким облаком летит в прозрачной синеве нездешнего неба. Незримая земля так далеко, что ее существование вызывает сомнение. Есть ли вообще что-то там, внизу? Хоко догадывается, что мнимое отсутствие тверди - причина легкости его полета. И эта мысль наливает тяжестью его прозрачное тело. Падение, сначала неслышное и легкое, переходит в стремительное, с мучительным ожиданием неминуемого удара. Но столкновения нет. Земля неожиданно появившаяся внизу, немногим плотнее кучевых облаков. Хоко проваливается вглубь, попутно проникая в хитросплетение корней деревьев, в лабиринт мышиных нор, в сеть подземных ручьев и рек. Теперь он стал муравьем. Деловитым лесным работником, частью Великого Муравейника. Основание его покоится на горячих вулканических пластах в глубине земли, а вершина касается желтого края ночного светила. Прекрасный мир, но он не может носить имя "Калларо". Назови его так, и сразу станет заметной бутафорская краска на темно-синем небе, луна превратится в слюдяной диск с масляной лампой позади, Муравейник - в грубо раскрашенный полотняный задник бродячего театра. А сам он - в сумасшедшего бродягу, собирающего огрызки яблок и упавшие в пыль куски кренделей и слоек - все, что оставила праздная ярмарочная толпа после дурацкого балаганного представления.
  Хоко вытянул вперед слюнявые губы и замычал. Но туман слишком плотен. И тогда он свистнул. Вернее, попытался это сделать. Никто не услышал этот свист, только стрижи его детства радостно защебетали, быстрыми тенями скользя по дну сетчатки закрытых глаз. Но Хоко знает, что и это происходит не с ним. Он везде и нигде. Ему смешно. Как можно одновременно бродить слюнявым идиотом между торговыми рядами в Корлайне, легким облачком парить над степями Загорья и, в то же время, лежать на засыпанной пеплом циновке у подножья Пирамиды? Я - настоящий букат! Дурак, который ни о чем и никогда не думает. Теперь он знает многое. Даже то, чего ему бы и не хотелось знать. Он не стремится к знанию всего, знание само по себе глухо и слепо, как холодны камни неведомых путей. Ты идешь по камням, и они бормочут тебе глухими голосами о тех людях, что когда-то ступали на их спины. О счастье и о горе, о том, что заботило истлевшие уже сердца. Ибо знание есть удел людей.
  Теперь, чтобы коснуться края его рваной куртки без рукавов, люди приходят со всех концов Срединной Страны. Хоко вяло усмехается. Мудрец, что живет у Горы. Гора носит гордое имя - Пирамида. Она и впрямь похожа на пирамиду, с вершиной, слегка наклоненной к северу. Хортары - древние жители этих мест, называли ее "руфр", что означает "пристальный взгляд". Если смотреть на Пирамиду с востока, ее наклоненный силуэт напоминает фигуру пристально вглядывающегося вдаль человека в остроконечной меховой шапке. Теперь он прославил ее по всей Стране. Мудрец у Пирамиды. Наверное, только он один знает, что никакой он не мудрец. Что мудрость, как и знания эти, ему не принадлежат. Что сами букаты, живущие вокруг него, букатом его не считают, а наоборот, с несвойственной им разумностью и предусмотрительностью всячески поддерживают слухи и россказни о его якобы неземной мудрости и волшебной силе. Толпы паломников прибывают в Сотес и Корлайн. Из Тортеса предприимчивые дельцы наладились снаряжать пароходик вниз по Седой до Пирамиды, напротив которой выстроили деревянную пристань. Сами букаты ревностно охраняют его от назойливых, жадных до чуда приезжих. Изредка выходит Хоко к терпеливо ждущей его толпе. Опустит голову, помолчит, закроет руками свое толстое лицо и скроется в дверях лачуги. Не может он терпеть боль и страх всей этой требующей, молящей о помощи толпы. Но год от года слава его растет. Тысячи исцеленных, вдруг обретших смысл своей никчемной жизни, неожиданно разбогатевших, познавших истину, нашедших потерянное. Слепые прозревали, паралитики вставали с носилок. И все они славили великого чудодея, живущего у Пирамиды. Но Хоко знает всему этому цену. И свою непричастность ко всему этому знает тоже. А еще он чувствует безразличие, почти равнодушие. Потому что голос его сердца говорит ему, что этот край не может называться "Калларо".
  За эти пять лет, что он живет среди букатов, сложился целый ритуал посещения. Пароходик, что везет паломников из Тортеса, останавливается у Перешейка и, облаченный в рванье буката, поводырь ведет группу страждущих к развалинам часовни. После осмотра витража и припадания к святым камням с просветленными лицами они направляются дальше. Особо ревностные идут пешком. До Пирамиды путь не близкий. Но места ночлега оборудованы, и за небольшую плату доступны большинству паломников. Наконец, и сама гора. Уже на подступах к сбившимся в грязную кучу лачугам их встречают придурковатые обитатели поселенья. У них можно на мелкую монету или блестящую безделушку выменять камень, который мудрец опускал себе в рот, сучок, которым мудрец в пыли начертал неведомые знаки. Все имеет свою цену. Чтобы слегка прикоснуться к краю одежды мудреца надо выложить пять монет! А чтобы возлечь рядом с ним у его очага - целых сто монет! Хоко знает об этом. И ему все равно. Его рот наполнен слюной, его глаза бессмысленно смотрят потолок. Его здесь нет.
  Отец диулей прислал своего поверенного. Хоко слышал, как он подошел к нему, заглянул в его полузакрытые пустые глаза, что-то прошептал и ушел удовлетворенный. Суетность заразительна, если сам Отец проявил интерес к неведомо откуда взявшемуся Мудрецу.
  И вот уже Хоко летел над его белым островерхим шатром. Смотрел на него глазами огромного волка, старался понять невнятные голоса духов трав и деревьев. Отец диулей стар и мир его стар. Он состарился в нем самом, ему не откуда брать силы для обновления. Для этого нужно молодое, жадное сердце. А сердце Отца диулей опухло и почернело от усталости. В глазах его пыль и песок. Но так ли это? Коснувшись кончиками пальцев миражных струй, Хоко заметил перемену. Будто перелистнул полупрозрачную страницу огромной книги. И здесь было все иное. И небо, и земля, и хмурая злоба волка, и степенная внимательность ворона. И сам Отец диулей стал иным. Молодым, ясноглазым, с легкой усмешкой в седой бороде. Мир умирает и рождается вновь. Гаснут, задохнувшиеся под тяжестью времени, древние звезды и вспыхивает с яростной силой яркое пламя новых светил, торжественным гулом отмечал рождение новой жизни. И это рождение и умирание, то чередуясь, то происходя одновременно, и составляет основу мира диулей. Стоило сделать шаг, и Хоко попадал в живой мир животных и растений, ручьев и камней. И голоса солтов звучали радостно и напевно. И пели они об одном. О радости жизни всего сущего, о радости рождения и радости смерти. От ее истоков, до самого конца.
  
  * * *
  
   Бег времени неумолим. Его не замечаешь, когда, отдавшись, скользишь в его струях. Но стоит только случиться несчастью и, выпавший из потока человек в полной мере узнает безжалостную силу времени. То, что произошло с ним, Сиф Оул старался не оценивать, воспринимая как должное. После взрыва в лаборатории матрица времени изменилась. И в новом мире он был отверженным, гонимым судьбой. Десть лет каждодневного ада. Годы падения и угасания. Необъяснимое приключение в Валоре - и у него появилась надежда. В Систе ему повезло. В первый же день на вокзале он встретил своего ученика. С растущим беспокойством Сиф Оул оглядывался на хорошо одетого румяного господина в высокой черной шляпе, который с нескрываемым удивлением, как бы не веря своим глазам, смотрел на него.
   - Извините, уважаемый. Имя Сиф Оул вам что-нибудь говорит?
   - Да, конечно, оно мне знакомо.
   - Простите, не представился. Я - Уор Слим, вы меня узнаете?
  Уор Слим! Никогда бы не подумал, что этот пухлый румяный господин и есть тот вечно восторженный, увлекающийся Уор Слим. Один из тех, кто выжил после того взрыва, с кем он работал над своей машиной.
   - Я узнал тебя. Хоть ты и изменился. Наверное, и я не остался прежним?
  Сиф Оул пригладил рыжую рвань своего пальто.
   - Я могу вам чем-нибудь помочь?
   - А ты действительно этого хочешь?
   - Конечно, учитель. Скажите только чем!
  Они вышли вместе из здания вокзала и направились по узкой, вымощенной булыжником, улочке вглубь старого города. Сист встретил его сухим зноем древних площадей, журчанием бесчисленных фонтанов, шелестом листьев дубовых и буковых аллей, запахом жареных колбасок и свежего пива.
   Уор Слим преподавал в одном из бесчисленных колледжей Систа. После разгрома лаборатории и ареста руководителей, все были напуганы. Спустя какое-то время, академик Хирот ( Сиф Оул вспомнил этого напыщенного, завернутого в лиловую мантию толстяка с острым крючковатым носом и толстыми красными губами вурдалака) предлагал им место в своем проекте.
   - Лаборатория у него, не сравнить с вашей, но некоторые согласились. Жить как-то надо.
  Увидев вопросительный взгляд Сифа Оула, Уор пояснил:
   - Хирот пробовал воспроизвести вашу машину, но у него ничего не получилось. Только где-то через год он понял бесполезность своих попыток. Говорили, что вы намеренно уничтожили описание и чертежи основных узлов и блоков.
   - Это не правда, но теперь - это не имеет значения.
  Потом Уор Слим пригласил его к себе домой.
   - На окраине Систа у меня свой небольшой дом. Женат, двое сыновей.
  И Сиф Оул уже знал, что будет дальше. Способность предвидеть становилось привычной. И теперь он не замирал восторженно, пытаясь хоть как-то объяснить увиденное в зыбкой дымке грядущего. Он просто в это верил. Верил со всей силой возрождающейся надежды.
   - Это прекрасно, Уор. Но хотел бы ты снова вернуться в науку? Большую науку! Продолжить то дело, которое нам не дали завершить.
   - Учитель! Прошло почти пятнадцать лет. Боюсь, я потерял квалификацию. Обучая богатых бездельников, сам со временем тупеешь. Простите, я не хотел вас обидеть.
   - Ничего. Ты говорил о машине. Она вся здесь, -- Сиф Оул коснулся пальцем седого виска, -- вся, до последнего винта. Она даже лучше прежней, она переделана, доработана, улучшена. Она само совершенство!
   - Уважаемый, простите, но вам сейчас вряд ли позволят заниматься этим.
   - Согласен, мне - да. Но тебе! Ты будешь самостоятельно вести исследования!
   - Нет, я не могу этого сделать!
   - Уор, ты был моим лучшим учеником. Разве не ученик должен продолжить дело своего учителя?
   Через некоторое время Сиф Оул переехал в Столицу. Уор Слим получил небольшую лабораторию в Столичном университете. Те идеи, которые Сиф Оул извлек из тайников памяти, заинтересовали руководство Университета. Почуяв добычу, в Столицу слетелись академические стервятники. Прибыл и сам Хирот. Пытались выведать у растерянного Уора, что у него за душой и нельзя ли половчее облапошить его, придавить как-нибудь, а если не удастся, то купить со всеми потрохами. Но узнать удалось только то, что тема, не смотря на свое громкое прошлое, еще сырая. И стервятники до времени отступились.
   Сиф Оул только посмеивался, когда Уор передавал ему хитрые предложения продать секреты машины.
   - Ах, канальи, ах, людоеды! Сиф Оул смеялся открыто и беззлобно. - Пусть они повертятся, пусть поломают головы!
  Дела в лаборатории шли хорошо. Экспериментальная установка доказала правильность теоретических предположений. Она работала! Сиф Оул довольно потирал руки. Уор Слим пошел дальше. Его предложения по улучшению конструкции машины были дельны и значимы. Еще через год они получили первые временные мутации. В ученых кругах заговорили об архивах Сифа Оула. Его имя было наслуху. Кое-кто предполагал, что, возможно, и сам репрессированный академик жив. Был даже направлен запрос в секретную часть. Из директории Секретарей Властелина пришел ответ, что Сиф Оул отбывал срок заключения а лагере для особо опасных преступников в Сухой Балке в Синих горах. После этого прибыл на место своего прежнего проживания в Город на побережье. Спустя несколько лет получил предписание убыть на поселение в город Сотес, после чего след его был потерян. Ученые недоумевали, как случилось, что один из лучших ученых Страны оказался за колючей проволокой. Причем, вина его у многих вызывала большие сомнения. Академик Хирот чувствовал себя неловко под взглядами своих коллег. Наука Срединной Страны отброшена на двадцать лет назад! Вездесущие журналисты, почуяв запах жареного, вцепились в тему намертво. В научных журналах появились статьи, посвященные исследованиям Сифа Оула. Еженедельник "Зеркало" разразился едкой статьей, направленной против Хирота, почти открыто обвиняя обласканного властями, увешанного наградами академика во лжи и корыстолюбии. Сиф Оул смеялся до слез;
   - Вот это удар! Так его, в сытое брюхо!
  Теперь он много работал. Он понимал, что машина, в ее прежнем виде, сделала свое дело. И большего из нее не выжать. Что надо менять концепцию, что этот путь неизбежно заведет в тупик.
   Уор Слим возражал. Он еще не вполне насладился триумфом. Он сумел так изменить конструкцию машины, что вправе был считать ее своим детищем. Ему казалось, что еще немного, и слепая яростная сила времени покорится. И тугая, оплетенная кованными полосами дверь распахнется. Сиф Оул грустно улыбался, узнавая в Уоре Слиме самого себя двадцать лет назад. Это путь в никуда, это он видел со всей очевидностью. Он чувствовал другое будущее. Оно было ярким и радостным. От этого на душе становилось тепло и спокойно.
   Интерес к той далекой истории не ослабевал. Секретариат безопасности признал излишнюю суровость вынесенного когда-то приговора. Академик Хирот, боясь разоблачения, ведь именно с его слов составлялся донос, и на его показаниях строилось обвинение, был вынужден уйти в отставку. Масла в огонь подливали туманные намеки Уора Слима на некую помощь Сифа Оула в осуществлении проекта новой машины. Момент для триумфального возвращения настал. Но Сиф Оул все медлил. Нет, он не боялся новых репрессий, не боялся зависти и клеветы коллег. Он просто не видел себя в Будущем ученым - исследователем. Значит, ему и не быть им. Для чего же тогда нужны эти три года упорного труда? Для чего была нужна эта новая временная машина, если, Сиф Оул знал это точно, у нее нет будущего? Все это послужило опорой для следующего шага.
   - Уор, извини, что сразу не сказал тебе об этом. Я ухожу. Я всегда знал, что уйду. Надеюсь, ты не в обиде на меня за то, что я увлек тебя на заведомо ложный путь. Лишил тебя и твою семью спокойной размеренной жизни в Систе.
   - Вы не верите в меня, учитель?
   - Это твой проект. Твоя машина. Но хочу тебе сказать, истина не здесь. Не за этой дверью. Прощай.
  Сиф Оул пожал протянутую руку.
   - Возможно, я когда-нибудь приду к тебе и попрошу об одной услуге.
  Он видел, что Уор не может понять его поступка. Отсюда его напряженность и недоверие.
   - Я не буду соперничать с тобой, не буду оспаривать твое право на машину. Это твое открытие, по праву твое. А теперь я хочу уйти, чтобы просто жить. Мы оба работали со Временем и знаем, какая это капризная штука. Его не бывает слишком много. Я хочу прожить остаток своих дней в согласии с самим собой и миром вокруг меня. А услуга, о которой я тебя попрошу - пустяк, тебе она ничего не будет стоить.
   Через год Уор Слим получил короткое письмо из Города на Побережье. Сиф Оул писал, что получил небольшое наследство. Что теперь у него дом на берегу моря, маленькая яхта и свой виноградник. Еще через год Уор Слим сам написал письмо учителю, но ответа так и не дождался. Машина его становилась все совершеннее и мощнее. Временные мутанты послушно зависали, позволяя рассмотреть себя со всех сторон, их можно было брать чуть ли не руками. Но от слияния с матрицей Настоящего такого интенсивного выброса энергии, как прежде, не происходило. И это беспокоило Уора. Страну сотрясали политические скандалы. Военные потеряли к исследованиям, пробудившийся был, интерес. Финансирование сократили. И он все чаще вспоминал слова учителя о тупике идеи.
  
  
  * * *
  
   Сейчас о херуллах почти ничего не слышно. Изредка бродячие банды переходят северные границы и нападают на одиночные кары севернее Талой. В Су, у Сахарной Головы, постоянный гарнизон с излучателями и бронемашинами. Залив Дальний со стороны суши прикрывают минные поля и несколько полос колючей проволоки. Город, почти полностью разрушенный во время нападения херуллов, снова отстроился. В нем так же полно кабаков и ресторанчиков, по вечерам зазывающих военных моряков скрасить свой суровый досуг. Военных в Вило стало еще больше. На его улицах то там, то здесь мелькают черные кожаные шапочки моряков с подводных лодок и кораблей, серые пятнистые куртки горных стрелков, зеленые кителя военных летчиков, синие мундиры гвардейцев Властелина и черные - солдат СЧ. Сейчас трудно сказать, чего было больше - недальновидной самоуверенности, потери бдительности или отсутствия должного внимания со стороны Секретариата и самого Властелина, но тогда со всей очевидностью проявилась слабость силовых структур Срединной страны. Несмотря на полученные сведения о концентрации сил херуллов, о закупке ими большого количества вооружений и боеприпасов, не было сделано даже малейшей попытки обезопасить свои северные территории от их возможного нападения.
   Когда Вило уже пылал, а уцелевшие корабли пытались спастись, уходя в море, Властелин через своих Секретарей пытался проверить достоверность информации о нападении банд херуллов. Из Хото сход главарей посылал издевательские радиограммы: "Герит, хочешь, мы распорем тебе брюхо? Ты не можешь принять решение? Мы примем его за тебя".
  От Сахарной Головы и Гидо на бронемашинах и карах двинулась пехота. Херуллы были вооружены не только стрелковым оружием, но и переносными излучателями. Монахи и жители Нового города в панике устремились в Того, пытаясь найти защиту у небольшого гарнизона этого приморского городка. В Полоне, скорее следуя жестокой традиции, нежели необходимости, бандиты устроили кровавую резню. У Перкелума они встретили упорное сопротивление. Перевалы Каменного Брода и дорожный узел, охраняемые горными стрелками и гвардейцами, так же оказались им не по зубам. Херуллы, большей частью бойцы мелких банд, орудовавших в округе, отошли, ожидая подхода тягачей с излучателями и свежих сил из Хото.
   Только пять часов спустя неповоротливая военная машина пришла в движение. Более сотни транспортных "вампиров" высадили на горном плато у храмов Гидо ударный десант. Над башнями и арками "Ока света" черные тени военных машин казались стаями хищных птиц. Монахи славили силу Ота и мудрость Властелина, не отдавшего на поругание язычникам древние святыни. Десантники взяли в кольцо храмы и монастыри Гидо, перекрыли горные дороги, чтобы не позволить неприятелю приблизиться к монастырям на луч-выстрел. Но херуллы, издалека увидев высаживающийся на плато десант, подобно потоку воды обошли скалы Гидо и обрушились на деревни и села между городом монастырей и Того. Военные спешно перебрасывали войска из Загорья через Срединный Перевал в верховья Песчаной. А в Арас и Вило направились самоходные баржи с солдатами и бронетехникой. В заливе Жемчужном появился крейсер "Зон-завоеватель". Жерла его излучателей были повернуты к берегу. С базы на Побережье три звена тяжелых "векторов" нанесли бомбовый удар по колонне херуллов южнее Гидо. Но самое кровопролитное сражение в это время продолжалось у Вило. Захваченный врасплох гарнизон военно-морской базы, наконец, пришел в себя и выбил херуллов с огневых позиций на холмах. Были уничтожены два переносных излучателя и группа поджигателей внутри города. Нескончаемый вой гравитонов, горящие дома на берегу, искореженные взрывом, черные от гари останки затонувших кораблей эскадры, удушающий запах раскаленного металла и йодный запах кипящей морской воды. Жители городка попрятались в повалах своих домов. Разящие удары излучателей за пол часа превратили этот цветущий, уютный приморский городок в гуду пылающих развалин. Но даже после того, как удалось выбить херуллов с окружавших его холмов, положение защитников города не стало легче. На окраине города от пожара стали взрываться склады горючего и вооружений. Огненные реки горящего топлива потекли по улочкам пригорода к морю. Зарево пожара высветило в небе черную точку заходящего на боевой курс "вампира". Из-за холмов с двух сторон по нему ударили переносные излучатели. Низкие лиловые тучи на мгновение осветились огненно голубым сиянием. "Вампир" нырнул вниз, круто развернулся и пронзительно воя врезался в песчаную дюну за городом. Уцелевшие корабли эскадры подошли к берегу и с грохотом извергли потоки раскаленной плазмы на черные холмы к востоку и северу от Вило. Центрального командования не существовало. Поэтому действия обороняющихся носили сумбурный характер. Гвардейцы никак не могли приблизиться к холмам. Огонь кораблей заставил их отступить к горящим окраинам города. А катера береговой охраны были встречены огнем зенитных гравитонов стрелков на маяке. Всю ночь не утихала стрельба и грохот взрывов. Херуллы в темноте подползали к позициям стрелков и забрасывали их плазменными гранатами, а потом, бешено завывая, лезли напролом. Рукопашные схватки заканчивались тем, что солдатам приходилось спешно отходить, а вернее, бежать, под защиту излучателей кораблей, которые, наконец, научились согласовывать огонь своих излучателей, встречая озверевших от крови и резни херуллов уничтожающими залпами.
   К утру стало ясно, что своей главной цели в Вило херуллам достичь не удалось. Они не смогли захватить ни одного корабля эскадры. Но урон, который они нанесли, был страшен. Властелин в одну ночь лишился половины своих кораблей.
   Минуя Гидо колонны херуллов устремились вдоль западных склонов Вишневых Гор к Того. Воздушные удары "векторов" приобрели массированный характер. Верховный Правитель Страны Подземных городов заявил резкий протест Властелину Срединной страны по поводу использования в ходе военных действий бомб большой мощности. От их действия разрушались подземные тракты и проходы.
   Передовые отряды херуллов достигли верховий Песчаной. В Фиторе началась паника. Сотня бандитов на пяти карах ворвалась в Касар, тихий городок на берегу Срединного моря. Набережные утопали в цветах, чистые белые домики на склонах холмов прятались в зелени виноградников и яблоневых садов, море спокойное и теплое. Скорее всего, херуллы действовали по заранее разработанному плану. Согнав всех жителей на площадь, они потребовали подготовить к выходу в море все катера и моторные лодки. После этого перенесли на них ящики и коробки из своих машин. Они намеревались выйти в море и под прикрытием лодок с местными жителями приблизиться к крейсеру, стоящему на рейде против Того. По замыслу бандитов мощности взрыва должно было хватить, чтобы повредить корабль и лишить его хода. В это время на базу у Форта возвращалось звено "векторов". Запрет на бомбометание застал их в воздухе. Было принято решение об экстренном перенацеливании. Тяжелые, похожие на утюги, машины появились в небе над Касаром неожиданно. Никто не успел даже удивиться. После взрыва плазменных бомб наступила тишина. В ярко-белом раскаленном небе, скручиваясь спиралями, летали тучи пыли и пепла. Земля пузырилась стекленеющей коркой. Обращенная в пар вода накрыла городок удушливой шапкой тумана. "Векторы" исчезли так же неожиданно, как и появились. На месте цветущего города чернело огромное выжженное пятно. Огня почти не было, все, что могло гореть, сгорело, обратилось в пепел за эти несколько секунд. Сейчас это место, прельстясь дешевизной земли, осваивают переселенцы с севера. Со временем все забывается, даже то, что забыть, казалось бы, невозможно. После нескольких неудачных попыток блокировать херуллов севернее Фитора Властелин объявил о введении чрезвычайного положения. Из Столицы на север спешно отправляли легионы гвардии и СЧ. В Вило высадился морской десант. Через сутки в районе Вило, Су и Гидо не осталось не одного херулла. Они просто исчезли. Потом стало ясно, что они использовали это время, чтобы перегруппироваться. Три уцелевших самоходных излучателя они перетащили в горы и на исходе следующего дня вошли в Мату. Местные жители бежали, оставив поселок на разграбление херуллам. Из Сотеса вылетели "вампиры". Они смогли подавить огонь излучателей. Их удары по Перевалу сделал продвижение войск херуллов невозможным. На бронемашинах со стороны Тины стремительно наступали гвардейцы Властелина. Херуллы дрогнули и, сделав последние выстрелы из лучевых установок, бросая тяжелое вооружение, боеприпасы, награбленное добро, рассеялись среди ущелий, скал и лесов Срединного Хребта. На восток их не пустили усиленные бригады СЧ. С запада их прижимали гвардейцы Властелина и горные стрелки. Со стороны Гидо им угрожал сильный десант. Беспорядочно отступая, они то тут, то там сталкивались с правительственными войсками, ввязывались в перестрелки, наносили удары и вновь растворялись в лесах Серебряной и Кипящей.
  В Полону отряды стрелков вошли уже ночью. На окраине вспыхнула перестрелка. Но она быстро стихла. Солдаты приготовились к ночному бою. Но до утра никто не попытался их атаковать. Когда рассвело, они стали прочесывать село, так как им не раз случалось находить затаившихся херуллов в домах мирных жителей. И здесь, в одном из домов они наткнулись на группу херуллов. Утренняя тишина была нарушена выстрелами гравитонов и взрывами гранат.
  - Капрал, взвод солдат на соседнюю улицу, не дайте им уйти!
  - Не уйдут, улица простреливается насквозь.
  - В подвале затаились, суки. Бутылку сикера трехлетней выдержки тому, кто забросит гранату в окно пристроя!
  Ответный огонь херуллов был бешенным, а главное - точным. Бросившегося к дому солдата подбросило вверх, разлетелись кровавые брызги, и обезглавленное тело мешком рухнуло на землю. Забор за спиной капрала смяло взрывной волной. Солдаты попадали кто где, стараясь укрыться.
  - Я же сказал, пусть взвод зайдет с тыла!
  - Не беспокойтесь, господин, их надолго не хватит.
  Офицеру показались обидными слова капрала. Он подхватил свой гравитон и, пригибаясь к земле, зигзагами бросился к дому. Из окон подвала и с крыши ударили выстрелы, но офицер успел добежать до кучи камней у края сада и нырнул под ее прикрытие. Капрал плюнул с досадой. Этот сопляк решил поиграть со смертью. Нет, чтобы дождаться, когда у херуллов кончатся заряды, или попробовать поджечь дом. Нет - ему захотелось умереть героем. Он вскочил и перебежал к низкой оградке у дороги. С крыши дома рявкнул гравитон, дорожная пыль взметнулась вверх, запорошила глаза. Набилась в рот и нос. Капрал кубарем перелетел грунтовку и упал в придорожную канаву. Над его спиной воздух сотрясался от гравитационных ударов. Будто кто-то навел на него раструб огромного пылесоса. Он даже почувствовал, как его слегка приподняло над землей, и он судорожно вцепился руками в серые, покрытые коростой сухой грязи, камни. От перепада давлений ломило затылок, в глазах все плыло. Разве не понятно - херуллы не ушли, потому что не могли уйти. Скорее всего - раненые. Поэтому биться будут насмерть.
   Справа с шипением и воем разлетелся бетонный столб. Жилы арматуры не выдержали удара, и почерневший обрубок повалился набок, увлекая за собой звенящие электрические провода. Один заход "вампиров" и вся эта стрельба прекратилась бы. Бесы со всех окрестных скал, куда он лезет!? К смерти в зубы! Офицер молодой, солдат не бережет. Капрал повернул голову направо и увидел, как тот из-за кучи камней пытается обстреливать окна дома. Куда там! Херуллы держат его так плотно, что через пять минут от кучи и от него самого, пожалуй, ничего не останется. Вон - все лицо в крови. Изрезало каменной крошкой. За дорогой, в саду снова крики. Кто-то из солдат попал под выстрел. Прямой выстрел - шансов выжить почти нет. Под действием луча вещество, попавшее в зону поражения, увеличивается в весе в тысячи раз, повышается температура, разноплотность рвет его на куски. Пару раз ему случалось попасть под ударную волну - это отраженный луч выстрела. Такое ощущение, будто закипают мозги, глаза вываливаются из пылающих глазниц. Кровь густеет, и сердце превращается в кусок кровавого студня. В тот раз он едва не отправился в гости к Оту. Да продлит он дни его жизни!
   Херуллы сожгли их бронемашину и потом, не спеша, расстреливали выползавших из нее солдат. Как в тире. Ему повезло. Он смог скатиться под уклон и его отбросило ударной волной в воронку от взрыва. Он видел, как херуллы бесновались на выступе скалы - молились своим богам, отправляя души убитых солдат им в подарок. Выстрел из зенитного гравитона ударил в бок машины, чуть ниже крайней бойницы. Защитный экран, как мог, рассеял энергию, но она нашла брешь, расплавила сварные швы, проникла внутрь, сожгла экипаж и бойцов его взвода. Но теперь за них взялись крепко. Здесь, в Полоне, местных почти не осталось. Вчера поселок и его окрестности весь день долбили звенья "вампиров". От Серебряной и Хото их отрезали части СЧ. Десантники из Гидо и Су прикрывают отходы на запад. После того, что херуллы сотворили в Вило, десантники просто озверели. Капрал вытащил из-под бока острый камень, устроился удобнее. До дома тулонов 80-90. Плотность обстрела такая, что головы не поднять. Херуллы - стойкие бойцы. А эти - настоящие смертники, "рулы", как они себя называют. Они считают, что все убитые ими враги после смерти становятся их рабами, надо только успеть до того, как они перестанут биться в агонии, пропеть хвалебную песнь богам войны и крови.
   Когда херуллы спустились со скал к почерневшему остову бронемашины, капрал только начал приходить в себя после контузии. Почему его не пристрелили там же, на дороге, до сих пор не ясно. Может, хотели сделать подарок кому-то из соседней банды, или оставили на вечер, чтобы всласть позабавиться после плясок и попойки. После стакана сатрана они дуреют, вскакивают с войлочных ковриков, выхватывают свои огромные тесаки и начинают скакать, завывая и выкрикивая имена духов. Если дух откликается, то они режут ножами себе предплечья, икры ног, мажут кровью лица и грудь, прося духов принять их подарок. Обычно, это баран или овца, но во время войны - обязательно человек. Солдат или мирный житель, иногда кто-то из своих, тот, кто струсил в бою, или чем-то не угодил главному. Капралу приходилось видеть солдат, которых херуллы убивали во время своих плясок. Сначала им отрезали пальцы, уши, нос, отрезали щеки. Хватали за плечи, оттягивали кожу и острыми ножами отхватывали куски. Но делали это так, чтобы человек не истек кровью. В конце им перерезали горло и отрубали голову. Свое удовлетворение дух должен был обозначить чем-то там во внутренностях жертвы, цветом желудка или кишок. Поэтому после того, как жертве отрубали голову, ей вспарывали живот. И шаман, который всегда есть в любой крупной банде, начинал копаться в потрохах, определяя степень приятия насытившегося духа.
   Сквозь пелену меркнущего сознания до капрала доходил смысл выкриков пьяных херуллов. Он понимал, что жить ему осталось не долго. Его, связанного ремнями, поставили у столба рядом с костровищем. Вокруг на корточках, на своих ковриках сидели херуллы. Одеты они были в военную форму. Какое-то цветное тряпье, некоторые - в национальных халатах. Кто-то щеголял в черной куртке и кожаных штанах, так обычно одеваются бандиты притонов Буля. У каждого сбоку лежит гравитон или плазменная винтовка, нож или широкий тесак. Столб и земля вокруг него почернели от крови. Значит, не мало душ отправили эти бандиты своим богам. Капралу стало страшно. Он часто рисковал, играл со смертью. Это его работа. Ему платят за нее. Но такой смерти он не хотел. Чтобы стая этих шакалов загрызла насмерть? Чтобы, умирая, чувствовать, как от твоего тела отрывают, отрезают, отрубают куски мяса? Шаман раздул угли в глиняной плошке, сунул туда пучок пакли и от загоревшегося пламени разжег костер. Остальные в это время сидели неподвижно, погруженные в транс, страшные своей неподвижностью и безмолвием. Капрал вспомнил ухмылку косого шамана, который видел его мучительный страх.
   - Не боися, финери. Твоя радуся. Духи возьмут - будишь лэтить, как пэтичка!
  Тогда все закончилось хорошо. Дозор горных стрелков подошел со стороны реки. Приборы ночного виденья позволили им приблизиться почти вплотную. Капрал видел, как шаман с удивлением косится на огромную сквозную дыру у себя в животе. Взревели гравитоны, огненный смерч взвился над поляной, увлекая вверх обугленные части разорванных тел. Капрал зажмурился, крепкие ремни, которыми он был привязан к столбу, не дали ему упасть. Всем своим существом он чувствовал нестерпимый жар вспышек, свист раскаленного воздуха. Сквозь закрытые веки он видел ослепительно белые столбы пламени, которые, как грозные демоны мщения, обступили его со всех сторон. Когда все стихло, и мир погрузился в непроглядную темноту, он не сразу понял, что остался жив.
   - Браток, ты как?
  Стрелок в очках ночного виденья походил на огромного филина.
   - Жив? Жив! -- в темноте блеснули белые зубы. "Чем это он зубы чистит, что они у него такие белые?" -- подумал капрал, и когда горный стрелок срезал ремни вокруг его вздувшихся обожженных запястий, свалился на дымящуюся, пахнущую горелым мясом землю.
   После этого он еще не раз участвовал в разных операциях. Но отношение свое к смерти сменил с пренебрежительного на мистически уважительное... "Приняв неизбежность смерти, по возможности отдали ее приход". Поэтому безрассудная смелость офицера порой раздражала его.
   Солдаты осмелели. Вот еще один перебежал дорогу и упал рядом. С крыши дома выстрелом срезало кирпичную трубу. Чей-то заряд угодил прямо в окно пристроя и внутри кто-то завыл от боли.
   - Это не палец дверью прищемить! Вон как разобрало!
  Солдаты подходили все ближе. Некоторые пробовали добросить до дома гранаты. Но они только выжигали землю возле каменных стен здания.
   - Эй, в доме, херульские собаки! Если выйдете с поднятыми руками - оставлю вам жизнь. Нет - будете трудно умирать. Зажарю живьем!
   - А чтобы ты садох, проклятый финери!
   - Пагады! Не стреляй, салдат! Моя сдавайся!
   - Выходи медленно, руки задери повыше. Гравитон возьми за ремень. Чтобы я видел!
   - Тургот! Сын змеи! - Кричал кто-то в доме, называя струсившего херулла последними словами и, израсходовав их запас, перешел на финери, -- Я тэбе, гад, руками парву! Я тэбе сыделаю аюр!
  Он не успел закончить, как раздалось два взрыва. Солдаты из второго взвода подкрались сзади и забросали подвал гранатами. Из окон пристроя вылетели языки пламени. Из дверей дома и выбитых окон повалил белый дым.
   - Салдат! Не стрэляй! Моя сдавайся! Савсэм сдавайся!
  Из окна вывалился измазанный копотью и кровью колченогий херулл. От едкого дыма он задыхался. Он махал длинными руками, показывая, что у него ничего нет. Капрал прищурился, презрительно плюнул сквозь сжатые зубы и почти в упор выстрелил в ползающего по обгорелой земле херулла.
   - Я же сказал, не стрелять!
  Капрал медленно опустил дымящийся ствол.
   - Простите, господин, я не слышал вашей команды.
  
  ( продолжение...)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"