Моим друзьям из сумрачного детства и тебе, мой свет
Предисловие
Мне двенадцать, и сегодня день везения: парикмахер вовремя отвлёкся, разговорился с кем- то по телефону и практически забыл о маленьком клиенте. Зря. За это время маленький клиент успел открыть верхний ящик стола, достать оттуда все деньги, сесть обратно в кресло и принять ту же самую наивную позу добродушного мальчика. А в голове уже крутится сюжет очередной стрелялки или стратегии, мировая ядерная война и вторжение глупых пришельцев, которых можно убивать тысячами. Парикмахер возвращается и стрижет мальчика так, как неумелый плотник обстругивает брусок. С угрюмым видом забирает свои премиальные. Довольный, он не знает, что выполнил эту работу бесплатно да ещё и накинул пареньку сверху. Маленький клиент медленно, не подавая виду, выходит на улицу и мчится по тротуару в мир фантазии, в маленькую душную комнатку, которую все называют "Прокат". Открывается тяжёлая железная дверь, выдаётся время, слышится привычный гогот таких же фантазёров, но один голос выделяется из толпы, он какой- то сдавленный, глубокий, как будто живое эхо. Оно отражается в стёклах мониторов, вибрирует в жилах тёплой пластмассы, оно твердит: "Голь! Дя! Бехам, Бехам!".
Глава 1
Люди в чёрном
Тёплая ладонь прикасается к холодному, обледеневшему стеклу. Остаётся небольшой след, через который можно видеть вечерний свет жёлтого фонаря, тонкую ветвь тротуара и брошенную, словно булыжник посреди пустыни, пятиэтажку. Кэб прислонился лбом к стеклу, закрыл глаза и очутился в холодных льдах Антарктиды, среди айсбергов, в оковах ледяного щита, один, посреди белого ватного поля. "Иди!". Что это? Кэб смотрит по сторонам, но вокруг только белая пелена. "Нет, здесь никого не может быть! Это моё место!". "Иди ешь...". "Есть?".
- Иди ешь борщ!
Это из кухни доносится крик мамы.
- Опять своих друганов высматриваешь? - отец дёрнул Кэба за плечо, знак доброго расположения.
"Возможно, я сегодня и выберусь из этой дыры, кто его знает". - подумал арестант.
- Никуда он сегодня не пойдёт. Будет химию учить! - мама усмехнулась. - Хоть ночью пусть сидит!
Всё. Шансов нет. Вечер убит. Нужно вытерпеть последний год и...
- Вон, смотри, твои пошли!
На улице, в свете фонаря, показалась группа людей в чёрных одеждах. В темноте не видно лиц и только очертания, тонкие приметы, отличают друг от друга расплывчатые тени. В то время как отец видит лишь тёмную массу, Кэб присматривается и угадывает каждого. Своей утиной походкой ковыляет Колба, за ним Санчо и Фунт, братья, они практически не касаются пятками земли, парят на цыпочках, ещё Блок, длинный и худющий, как столб. Остальные уже скрылись в темноте, но их тени плетутся в начале шествия, сгущая чёрную однотонную краску.
- Твои "люди в чёрном" пошли. Как на подбор.
- Да вы идёте или нет!? Остынет!
В тарелке варится помятая алюминиевая ложка и квадратные кусочки зажарки окружают кружочек жирной сметаны. Откуда- то издалека слышится холодным шёпотом: "Кэб! Кэб!".
- Ну что, получил?
- Ага.
- А я тебе говорил...
- Да помню я.
А "твои" и вправду повыходили из узких квартир бедных пятиэтажек, заклацали кремнии дешёвых зажигалок, задымился табак второсортных сигарет. Люди в чёрном зашли в маленький магазин напротив школы, купили одноразовые стаканы, карты и что- то ещё, содержащее спирт. На воздушных подушках тихого ветра разнеслась по улицам тёмная брань недоношенных подростков. Они ещё не знают, что во дворике, который был их вторым домом, железобетонным замком, уже спилили лавочки работники ЖЭКа. Пузатые дядьки по приказу домкома и просьбам жильцов дома N2 стёрли с лица земли любимое место людей в чёрном. Теперь эту пустоту заполняет непонятный штырь, торчащий из земли и напоминающий о прошлых посиделках.
- Ебать! Фунт! Это всё, что осталось!
В стёклах окон завибрировало многократное "Нууу".
Кэб почувствовал запах пропавшей рыбы, может быть, плесени или сгнивших помидоров. "Нужно с этим что- то делать. Нужно использовать этот шанс, чтобы выбраться из мрака сонной пещеры. Или весь вечер делать вид, что учишь химию, просто висеть над учебником и глазеть на непонятные формулы и таблицы". Кэб решил покончить с мусором, а заодно и прогуляться хоть немного, только немного, он ведь всё- таки наказан. На улице зима. Кэб надевает тёплые спортивные штаны, пуховик и шерстяные носки. В прихожей, на пуфике, уже ждут кроссовки любимой фирмы. Как только подошва соприкасается с податливым свежим снегом, электрический свет фар ослепляет Кэба. Правая рука защищает глаза, и он различает машину со знакомым номером. Из "танка" выходит Блок.
В машине тепло и уютно. В отражении стекла Кэб видит своё лицо, блуждающий, потерявшийся в прозрачной темноте взгляд.
- Я даже не успел заехать за Фрогом, сразу сюда, к тебе...
Эти глаза смотрят на него и ничего не понимают. Что он здесь делает, куда едет, что произойдёт через несколько минут?
- Мамонт в своём стиле. Я обычно не связываюсь с его проблемами.
Запах мусора убивает Кэба, он здесь. Блок его даже не заметил.
- Останови.
- Нахуя? Мы уже близко!
- Останови, блять, у меня мусор между ног!
- Ебать ты тип, Кэб!
Блок останавливает возле мусорки. У Кэба дрожат колени, когда он возвращается в машину.
- Чё, ссышь?
- Холодно, просто холодно...
Когда они подъезжают к общежитию, танк окружают люди в чёрном. Фунт прыгает на капот и изображает гориллу в период полового созревания, Мамонт стоит в свете фар, как бетонный столб, Колба открывает заднюю дверь и запрыгивает на сидение погреться. Кэб вылезает из машины, его колени никак не могут успокоиться. Нет, не страшно, просто он до сих пор не понимает, как здесь оказался. Вроде бы обычная стычка, какие- то нелепые подростковые разборки. Это не страшно, просто неприятно! Опять придётся изображать кого- то, бить кого- то, получать в ответ, чаще всего - избивать. Да, именно этого Кэб и боится: придётся кого- нибудь избивать, калечить.
За углом Блок встретил ещё семерых. Не все лица знакомы, но это и не важно, главное - количество. Причины стычки никто не знал, кроме Мамонта, а это такой тип, который никогда не расскажет всё так, как было на самом деле.
- Я был на Юности, и этот мудак хотел стрельнуть у меня сигарету. У меня была последняя, ну, вы понимаете, пришлось послать его ласково. Да не, я, правда, сказал, что у меня последняя, но этот хуй, видимо, с собачьего района и решил доебаться до меня, типа: ты меня наёбываешь, не последняя!
Эти слова пролетают мимо Кэба. Да ему и не важно, что это за слова, ему всё равно - ему нужна сигарета и спички. Так холодно, что колени выплясывают непонятный танец, похожий на русскую присядку, истеричную, рваную.
Он ещё не знает, что через несколько минут из центрального подъезда общежития выйдут двое в чёрных толстовках. Один выше другого, оба худые, один из них будет что- то прятать в рукаве куртки, пытаясь не выдавать себя. Кэбу представится, что это фокусники, маги и чародеи в чёрных одеждах, и в рукавах - волшебные палочки, тонкие и завораживающие.
Мамонт подкинется к младшему из двух братьев, и старший резким движением левой руки достанет из рукава огромный ржавый тесак. Волшебная палочка, еле различимая в свете фонаря, пройдёт чуть ниже шеи Мамонта, заденет грудь, разорвёт мышцу и сухожилие правой руки. Кэб уже видел этот фокус, два года назад, на затоне... Блок кинется на помощь, но будет остановлен яростным криком старшего брата, криком, сменившимся звериным рычанием. Мамонт без сознания лежит на земле, содрогаясь от частых судорог в теле. Лезвие сверкает во второй раз, теперь чуть выше макушки Блока, и ещё раз - разрезает лишний карман на олимпийке. Фокусники кричат в темноту, руками чертят в воздухе заклинания и медленно исчезают. Остальные, поражённые выступлением братьев, недоумённо смотрят на удаляющиеся силуэты двух необычных, странных, нездешних людей, людей не из этого города. Дверь подъезда со скрипом закрывается, и на сцену опускается чёрный занавес.
Этой ночью Мамонту сделают операцию. Утром он будет рад, что проснулся живым. Через несколько часов узнает, что теперь правая рука - это просто довесок к ещё молодому и сильному телу. Может быть, именно поэтому у Кэба так истерично и нелепо дрожат колени.
В отражении стекла он не видит своего лица, только глаза. Настойчивый, устремлённый в глубину души взгляд. Ему кажется, что он ведёт молчаливый диалог с самим собой, хотя параллельно отвечает на нелепые вопросы Блока. "Ты видел этот чёртов нож!? Хотя какой нахрен нож! Это же топор!" Кэб спрашивает себя: "Зачем всё так? Мог ли ты выбирать? В силах ли изменить что- либо? Кто может нам помочь, кто?". Из состояния размышлений его вывел крик Блока: "Да никто и не подкинулся Мамонта защищать! Да и правильно, а- то зарезали бы нахуй! Мы всё правильно сделали, не парься".
Телефон в правом кармане. Это мама. В трубке послышался монотонный голос: "Ты где пропадаешь?"
- Мусор выносил.
- Домой давай.
"Кто может нам помочь, кто?".
Глава 2
Кэб
Тогда пришлось драться в первый раз. Кто- то во время игры накрошил хлеба в его ботинки и разбавил эту кашу сладкой водой. "Понятно, кто- то из запасных. Француз, чокнутый придурок из собачьего района". Кэб почувствовал, как ступня в ботинке плавает, тонет в сладкой липучей жиже. Он разулся и суровым взглядом оглядел всех присутствующих в раздевалке. "Того, кто это сделал, здесь нет". Через несколько минут в маленькую душную комнату, пропитанную табаком и детским потом, забежал Француз, поедающий на ходу то, что успел схватить в столовой. Кэб стоял посреди разбросанных вещей и косился в сторону обидчика. Франц не обращал на это внимания, шутил, обсуждал прошедший матч, забитые голы. "До выключателя рукой подать. Только я ненавижу тёмные. Обычно мы просто прикалываемся, просто выключаем свет, бросаем друг в друга бутсы, потные гетры, футболки, можем даже договориться о том, чтобы в шутку отмутузить защитника, сплавившего игру. Представляю, как удивится Француз, когда поймёт, что я внатуре бью ему морду. Всё, выключаю".
Кэб резким движением правой руки выключил свет. Босые ноги захлопали по кафелю, и вот он уже нанёс первый удар. Кулак, зажимающий пальцами зажигалку, попал точно в цель, раздробил два передних зуба и задел крючок на вешалке. Адская боль, словно тысячи иголок впиваются в одно и то же место. Кэб как- то по- щенячьи вскрикнул, взвизгнул и инстинктивно поднёс сломанную руку к губам. Конечно, Француз не успел и подумать о том, что произошло. В момент удара в его голове всё ещё прокручивался повтор первого забитого мяча, сейчас же ему кажется, что мяч зашили в голову, огромный, надутый до предела. В правой ладони умирают два окровавленных зуба. Француз понял, что произошло, только когда Кэб включил свет. Они смотрели друг на друга, один дрожал от ужасной боли в руке, другой смеялся беззубой улыбкой, шепелявым голосом повторяя: "Сладкая, сладкая...".
Краска на столе уже потрескалась, и в тонких ранах времени сочится рыжая ржавчина. Хулиган рассматривает состав дряни, на которую подсел Хохол. Кэб скучает, молчит, но в его голове рождается воспоминание. Сначала неотчётливо, затем пробуждается первая картинка, мутная, как будто акварель, затем контуры становятся чётче, и ты не в силах удержать слов.
- Или вот ещё, история с мячом.
Хохол подмигнул Кэбу, докурил, затушил о стол. " Рассказывай!".
- Я точно помню мяч, за который отвечал: на нём была отметина, которую не вариант не запомнить.
Хохол закурил следующую. Казалось, его глаза смотрели не на Кэба, а в другое пространство, наверное, в прошлое. Хохол молчал и внимательно слушал.
- После того как матч закончился, пошёл же за мячом, а его просто нет нигде! Я в панике начинаю рассматривать мячи и натыкаюсь на тренера Т. , спрашиваю его: "Вы случайно мяч не видели?". Он мне: " Какого хуя я за твоим мячом должен следить?".
Хохол перебивает Кэба:
- Оказалось, он реально за ним только и следил. Что происходило в зале - по- барабану...
- Ну да, что ты думаешь, Хулиган, пришлось после турнира зайти в тренерскую.
Хохол усмехнулся по- звериному:
- Я как- то зашёл, мне хватило.
- О том же, зашёл и пожалел. Оказывается, нужно было постучать. Наш П. чуть со стула не упал, когда меня увидел. Уже в жопу бухой был. Вообще банкет там нормальный такой, водочка, шашлык. Главное, я заметил, что и тренер Т. здесь, смеётся, мясо пожирает. Ну, мы с Хохлом дождались, пока всё закончится, и я зашёл ещё раз. П. уже в говно, тренер Т. тоже, и тут я выдаю правду матку: "Дорогой предорогой мой тренер П., тренер Т. украл наш мяч".
Хулиган чуть под стол не закатился. Он- то знал, что Кэб чокнутый, но не на столько же! Зайти к П. и сказать, что его кент крадёт мячи. Нет, Кэб и вправду больной.
- А потом всё было как в страшном сне. Тренер Т., красный, как помидор, вывел нас на улицу. П. хотел его остановить, но было уже поздно, налитые гневом глаза устремились к автобусу. Тренер Т. открыл дверь, залетел внутрь, нашёл сетку с мячами и начал истерично показывать нам "боллы", как он их называл.
Хохол выпустил изо рта кольцо сигаретного дыма:
- Сейчас будет самое интересное.
- Точно, и что ты думаешь, Хулиган?
- Я думаю, мяч был там.
- Браво! - Кэб захлопал в ладоши и выхватил у Хохла остаток сигареты - Тренер Т. доходит до очередного мяча, показывает П., буквально тычет мне в лицо и говорит, что это последний. А ведь этот- то и есть мой! Тот самый, с чёрной отметиной возле надписи! Я посмотрел на П., давящего лыбу, не понимающего, что вообще происходит, и решил всё- таки заговорить. "Вот этот мой и есть". Что же тренер Т.? Его ход был неожиданным. Такую глупую рожу я больше не встречал: губы скривил в лицемерную улыбку, выпучил красные глаза, пальцы веером, сопли летят во все стороны. Я подумал, что сейчас ножичком меня пырнёт и всё, прощай футбол. Ан нет, эта красная рожа сменилась ласковой, такой любящей улыбкой, что мой испуг моментально превратился в ненависть. Этот гад и Хохла мяч спёр на прошлых соревнованиях!
- Да по- любому это он!
- Потом тренер Т. вручил мне мяч, обнял П. и лукавой походкой побрёл с ним рядом... В общем, Хулиган, отвоевал я свой мяч.
Хулиган играл зажигалкой ритм воображаемой мелодии, выпускал изо рта дым тонкой струёй, такая получалась только у него, ни у кого больше.
- Блин, как ты это делаешь?
- Язык трубочкой складываю.
Из магазина вернулся Санчо с картами и выпивкой. Его лицо выражало привычное всем удивление - отстранённая, глупая маска непонимания. Хулиган привстал, протянул правую руку навстречу бутылке и закричал:
- Аллах Адбарчик, Санчо Пансо!
Но пора домой. Нет, ничего не будет, если ты придёшь очень поздно, просто хочется почувствовать заботу о себе, пусть даже со стороны самого себя. И друзья смотрят с удивлением. Зачем так рано? Что ты будешь делать один? Ничего, просто слушать байки отца о прошедших годах. Старик сядет в огромное кресло, закурит сигарету, вздохнёт тихо и заведёт новую пластинку со старыми песнями. Игла отправится в путешествие, настоящее, прошлое, затем...
- Думаешь, мы знали, как переводится слово "Хиппи"? Ха, ну да, никто об этом не знал, особенно мы, молодые оборвыши в рваных джинсах и разноцветных рубашках. Короткие волосы были признаком слабоумия, распевание русских песен - признаком дурного тона.
- Только не говори вот этим языком, ты знаешь, о чём я.
- Ладно, но не перебивай по пустякам, ностальгия - стеснительная женщина.
- Ты опять?
- Ладно, ладно... Знаешь, у меня детство было не ахти, работал, шабашил с тринадцати лет. Двор у родителей был на двое хозяев, тесно, бегать не разрешают, ругаются постоянно. На ту половину не ходи - собака искусает, с бабой Верой не разговаривай - башмаком отлупит. Так и жили все вместе, перебивались. Денег мне родители не давали, и я подрабатывал, где приходилось. Соседке по улице, через двор у нас тут жила, бабе Зине, ходил продукты покупать, хлеб там, овощи. Она слепая совсем была да и немощная, не знала даже, сколько хлеб стоит. Даёт два рубля, а я ей возвращаю 50 копеек: рубль потратил, а 50 копеек себе. Она- то думала, что я ей от чистого сердца помогаю, а я зарабатывал на булочку с кокосом, любимую мою сладость.
- Мне тоже с кокосом нравится.
- Это генетически передаётся. Так вот, бабе Зине как что нужно, она форточку откроет и меня зовёт, да громко так, что вся улица слышит. Вот так вот: "Серёёёнька! Серёёёнькааа! И тут я со всех ног давай по улице. Так надо было, а- то ж не один такой хитрый, чуть опоздаешь, уже и Кролик прибежит, а с ним делиться надо, он старше. Но бабка Зинка хоть и старая была, да удалая. Как- то пронюхала, что я её разоряю, и в следующий раз, как я принёс неверную сдачу, спустила меня с лестницы и я руку сломал. Вот так вот. Больше не приближался к старухе, её Кролик потом надувал ещё год примерно.
- А причём здесь хиппи, ты же про них рассказывал.
- Да вот причём! Ребята постарше просто фанатели от хиппи. Ну, знаешь, слушали битлов, одевались в рваную одежду, носили длинные волосы, ну, ты понял, да?
- Не знаю, не встречал.
- Да всё ты знаешь!
- У нас таких нет, а если б и были, то...
- Перебили бы, понятно. У вас же все в чёрном, точно... Года через три я сам стал одним из хиппи, купил джинсы, рубашку, отрастил длинную шевелюру. Ты бы меня видел! Лысина - суровое наказание, быть может, за эту самую историю.
Однажды соседка попросила нас повыкидывать с чердака всю рухлядь и хлам. Мы с радостью согласились. За вознаграждение, естественно. Я и ещё двое ребят (братья Кролики) должны были вечером заняться этим скучным делом. Домик небольшой, так что возни мало.
Уже смеркалось. Младший Кролик залез первым, и из кромешной тьмы раздался крик: "Пацаны, здесь просто до хрена всего!". Халява оказалась хитрой женщиной, скрывающей под толстым слоем пудры истинное лицо. На чердаке было так темно, что через каждые десять секунд кто- то из нас бился головой о толстые деревянные балки. Старые книги, покрытые вековым слоем пыли, банки, фото картины, виниловые пластинки. Старший Кролик отыскал бутылку из- под шампанского, наполненную монетами. Всё, что нам приглянулось, мы скидывали на задний двор. В углу, куда проникал лучик света, я нашёл мешок со старыми иконами и какими- то непонятными бумажками. Мешок был тяжёлый, слишком тяжёлый для деревянных икон. Младший Кролик худыми проворными ручками добрался до дна мешка и нащупал что- то холодное и твёрдое. Мы высыпали всё содержимое, и на горке из икон оказался огромный медный крест. Я с трудом поднимал его одной рукой. Конечно, забрали себе. Кролики спрятали его дома.
- Это всё, конечно, интересно, но у меня завтра контрольная по математике. Селёдка меня уничтожит, если я опять провалюсь!
- Дослушай до конца. Этот крест мы использовали в будущем. Не знаю, сплавляются ли сейчас парни по реке, но в наше время мы это частенько проворачивали. Надували камеры и спускались на воду где- то в районе Хим. завода. По два человека на круг. Среди нас был Ёся, худой, с редкими волосами, невыразительной бородкой, добрым взглядом, в общем, единственный из нас, кто хоть чем- то был похож на хиппи. На берегу возле Ореховой рощи расположена маленькая заброшенная беседка, в которой обычно фотографируются новобрачные. Вот, что мы придумали. Ёся, камера и крест. Это было гениально, просто умора. Представь себе: Ёся, худой, как скелет, в рваной одежде, на камере, посреди бегущей медленным потоком реки, с огромным крестом в руках, поднятых над головой, показывается из- за поворота новобрачным, всем гостям и родственникам. Наша компания наблюдает с другого берега. Помню, как классический коллектив родственников в изумлении открывает рты. Совсем разные реакции: кто- то ржёт, как сумасшедший конь, кто- то показывает пальцем и издаёт непонятные звуки, одна бабуля (я её на всю жизнь запомнил) подбежала к берегу, упала ниц перед божественным явлением, её колени опустились в воду, и при каждом поклоне морщинистый нос касался мутной воды. Ёся плыл медленно по течению, ни на кого не обращая внимания. Взор сына божьего равнодушно устремлён далеко за горизонт, как будто что- то светлое и великое открывается там, за поворотом медленной реки. Как только Ёся терялся в камышах противоположного берега, из пустоты доносился громовой хохот толпы недоделанных хиппи. Свадьба постепенно приходила в себя, и возгласы сожаления направлялись к фотографу, не успевшему заснять явление причудливого паренька. Ёся срывал аплодисменты.
За время рассказа Кэб несколько раз прерывал отца и просто взрывался от смеха. "Не может быть, что у этого человека, сидящего в поношенных подштанниках и грязной майке, было такое насыщенное детство! Главное - сделать вид, что история так себе".
- Ладно, па, я пойду уроки делать.
Как Кэбу хотелось перебить отца и сказать: "Па, мы тоже сплавляемся! Да! Каждое лето!". А потом рассказать тот случай, когда быстрое течение чуть не унесло его далеко- далеко, прямо в костлявые руки смерти. Прошлым летом Фунт всё- таки умудрился поставить тарзанку на "живое дерево". Его ветви уходят далеко в сторону реки, и верёвку приходится не упускать из рук, а- то придётся опять лезть на дерево. Кэб схватил тарзанку и сразу же прыгнул с обрыва. Нужно рассчитать место падения так, чтобы тебя не захватил поток реки. Нужно приземлиться точно на край воображаемой бухты, где нет течения. Кэб нырнул и опробовал на вкус скользкой и противной речной глины. В уши попала вода, глаза забило песком. Ничего не видно, но слышатся голоса где- то на берегу: "Гррр...и, гррр... и!". Потом видно ошеломлённые лица друзей и слышится отчётливо, точно: "Греби! Гррреби!". Кэба уносит всё дальше от берега. Один шанс - грести против течения и в нужный момент напрячь все силы и добраться до выступа, до него метров сто. Руки и ноги устают очень быстро, когда борешься с силой реки. Остаётся только барахтаться, как погибающий, (а ты такой и есть, просто пока не веришь в это, смеёшься даже). Ты напрягаешься всем телом и, когда тебе кажется, что ты победил, поток подхватывает и уносит ещё дальше. Главное - никогда не сдаваться! В самый сложный момент хочется поддаться потоку. "Будь что будет!". Но руки двигаются и ноги тоже, и всё тело просит - плыви!
Да ну его! Расскажу, ударит ещё. Он - не я.".
Никаких уроков. Просто там, за окном, послышался приятный женский голос, зовущий далеко- далеко, в мир воздушных замков, полётов, прекрасных книг. "Всё равно завтра в школу не пойду. Блин, последний год в школе и такая лажа!". Есть время дочитать книгу про взбунтовавшихся матросов, перестрелки, драки, запах пороха и ...
"Не дойдя трех шагов до Барта, он встал навытяжку и произнес с какой-то необычайной торжественностью:
- Капитан, к сожалению, вынужден заявить вам, что я считаю вас убийцей.
- Думайте, прежде чем говорить, мистер Мэсон, - спокойно отозвался Барт. - Я не потерплю наветов. Произошел, само собой разумеется, несчастный случай.
- Нет, - четко проговорил Мэсон. - Это был не просто несчастный случай, а убийство. Вы с умыслом убили Джимми.
- Вы просто спятили, - сказал Барт. - Я даже не рассердился на этого мальчишку.
- Вы убили его потому, что я его любил, - продолжал Мэсон монотонно и вяло. Матросы сразу насторожились. Ни один из них как-то не подумал об этом, но сейчас, когда капитану было предъявлено обвинение, оно стало неоспоримо очевидным.
- Если вы, мистер Мэсон, придерживаетесь такого мнения, вы имеете право привлечь меня к ответственности. Я же подам на вас в суд за клевету.
Воцарилось молчание, потом Мэсон произнес вялым, бесцветным голосом, как бы говоря с самим собой:
- Я десять минут размышлял об этом случае у себя в каюте.
И так как он замолк с отсутствующим видом, Барт сухо осведомился:
- Ну и что же?
- Да то, - проговорил Мэсон все с тем же отсутствующим видом, - что ежели я подам в суд, вас все равно оправдают. А меня затем привлекут за клевету, разорят судебными издержками и разжалуют.
- Я восхищен вашей проницательностью, мистер Мэсон, сказал Барт. - По моему мнению, именно так все и произойдет.
- Да, капитан, - продолжал Мэсон бесцветным деревянным голосом. - Вот поэтому-то я и принял решение. Я не стану привлекать вас к суду.
- Радуюсь вашему благоразумию, мистер Мэсон, - бросил Барт. И добавил, криво усмехнувшись: - Однако мое решение независимо от вашего остается неизменным. Вы оскорбили меня в присутствии экипажа и по возвращении в Лондон я подам на вас в суд.
- Вам не представится такой возможности, - проговорил Мэсон безразличным тоном. И, сунув руку в правый карман сюртука, он вытащил пистолет, недрогнувшей рукой прицелился в Барта и нажал курок".
Ещё одна глава, страница, слово, следующий день.
Утром, когда в доме никого не было и пространство наполнялось тишиной и спокойствием, Кэб ставил стул около дверцы старого высокого шкафа и доставал из антресоли любимый фотоальбом. Бумага пожелтела, и листы белые только там, где нет ни одного человеческого лица. Интересно смотреть на совсем неизвестных людей, на лица, запечатлённые неизвестно кем, неизвестно где, неизвестно каким фотоаппаратом. На тебя смотрит старик с седой бородой, в огромных очках с толстой оправой. Он улыбается. Кэбу кажется, что старик счастлив, что его взгляд встречается со взглядом не бездушной оптической линзы, а взглядом родного человека, а в глазах старика, как в разбитом зеркале, отражаются кусочки человеческого тепла. Сухие пальцы касаются седины, по щеке, как альпинист с отвесной скалы, спускается тихая слеза. Это одна из любимых фотографий Кэба. Свадьбы, армия, природа..., но этот старик заполняет собой всю пустоту, которая остаётся в наигранных ситуациях будничных празднеств. Когда дома никого нет, когда Кэб чувствует одиночество, его согревает взгляд этого человека.
"Стоп. А что же хранится в том чёрном пакете? Во второй антресоли, где мама хранит всякую дребедень. Там, рядом с папиным дембельским альбомом, между драгоценностями и нижним бельём".
Кэб переставил стул к соседнему шкафу. Под толстым слоем пыли покоится загадочный чёрный пакет. Кэб бросает его на кровать, старается безболезненно развязать тройной узел. "Как же я раньше до него не добрался!".
Разочаровался. Какие- то документы, старые чеки, свидетельства о рождении, о смерти бабушки, дедушки, и что- то. Что это? Красная книжечка, красивая, с трафаретным портретом, точно, это Ленин. " ВСЕСОЮЗНЫЙ ЛЕНИНСКИЙ КОММУНИСТИЧЕСКИЙ СОЮЗ МОЛОДЁЖИ". На первой странице - " Комсомольский билет N 34505875". Фотография мамы. Печать. Вторая страница- "Уплата членских взносов". Печать. Следующая - " Уплата ...". Это фотография! Небольшая, как раз на страничку. Какая- то голая женщина, фото цветное, возле пальмы. Красивая, молодая. Лучи солнца падают на чистую здоровую кожу и отсвечивают прямо в объектив. От этого как будто слепит глаза. "Или от красоты?". Но кто это? "Мама?". Кэб переворачивает фото -- сзади надпись: "Всегда такая любовь". Почерк отца, это точно. Только он мог... Неужели это мама? Кэб ещё раз посмотрел в лицо женщины. "Какая же она красивая!". И будто её губы произносят слова, но через тонкий глянец их невозможно разобрать. Нужно прислушаться, забыть обо всём и вспомнить эти слова. Кэб слышит шелест синтетического материала. Это мамина спортивная куртка. В комнате тепло. Это дедушка добавил жара в газовую печь. "Мама приехала! Мама!". И ему опять четыре года, и теперь он узнаёт эту женщину, быстрыми шажками приближается к скрипучей двери и выбегает на улицу. Там холодно, зябко, но чьи- то руки, сильные и добрые, приближают к себе. Мальчик целует маму сто раз и только потом говорит: "Привет, мамочка!".
Да, теперь он узнал её. И голос звучит отчётливо, ясно. Мама говорит: "Посмотри на меня, ведь я тоже была молодая, посмотри, такая я буду всегда". По белым стенам с голубыми разводами, по тонкому одеялу дуновением ветра, по нежной коже теплым шепотом: ''Неправда''.
Кэб закрыл красную книжечку. "Зря я это сделал, зря увидел эту фотографию. Теперь она опять со мной. Ведь только начал забывать. Уже год, как мы попрощались, и осталось совсем немного, немного потерпеть...". Всё было тщетно, вот, теперь, он видит её. Опять.
Когда она смеялась сильно, откровенно, её улыбку украшали два маленьких зубика, своей симпатичной кривизной образующие крошечный домик с приоткрывшейся дверцей. Как будто фотография, это мгновение хранилось в памяти, осталось там навсегда. Всё осталось, и её чистое красивое лицо, карие глаза, губы, родинка под тонкой бровью, светлые волосы с запахом кедрового ореха, апельсиновое платье... Я не успел. Не успел услышать стук твоего сердца, шёпот твоего дыхания, чтобы понять, тебя не отняли у меня, ты здесь, рядом, мой свет.
На уроках она часто поворачивалась и смотрела на последнюю парту, где сидел сонный Кэб. Она не верила в то, что когда- нибудь повернётся назад, а там его нет, там - кто- то другой смотрит в эти карие глаза и чувствует всё, кроме самого главного. Жаль.
Никогда. Больше никогда он не увидит её. "Только представь себе - никогда. Боже, никогда! Зима. Снег. Ветер. Холод, замёрзшие пальцы, дрожащие губы, карие глаза, её руки... Боже, никогда... Зачем всё то, о чём я думал, зачем всё то, что говорил ей, зачем всё то, что она говорила мне! Уезжает. Зима. Ветер. Снег. Её руки... Боже, как мне жаль!".
Он думал о ней, как о мягком шёлковом свете, как о счастливом сне, как о кошке, спасающей слепого котёнка от холодной жестокой воды, как о поцелуе матери, встречающей проснувшегося малыша. Она думала о нём, как о защите от мира бездуховности и безразличия, как о последнем шансе удержаться на уровне человека, как о реальном счастье без границ и препятствий. Последняя встреча. Молчание, как спящий колокол, покоилось между двумя мирами, полными нежности и надежды. Последняя встреча.
Нет, это не миф, это реальность. Доспехи из лёгкого метала и щит с золотыми вставками, изумрудами... Слепец видел мир другими глазами, осязал предметы глазами ветра, песка, меча и кинжала. Имя её, всего лишь имя убило тысячи людей. И вот, он стоит посреди песчаной пустоши, в правой руке - длинный меч, в левой- старый, но проверенный в боях друг, помятый щит. Его противник - лёгкий, сильный и бесстрашный юноша по имени Ахилл. Он - Гектор, храбрый и опытный войн. "Они думают, что я должен отомстить за брата, думают, что я честный и достойный трона человек. Но ведь я тоже влюблён, я -- такой же, как и тысячи погибших, готов умереть за имя её. Почему? Да просто от любви сносит крышу и ты готов на всё, чтобы добиться одного её взгляда!". Кэб несколько раз перечитывал эпизод смерти Гектора и с каждым разом убеждался, что этот парень не так уж и прост. Всего лишь имя.
"Почему его называют Кэб?". До сих пор она не верит, что отец пришёл раньше обычного. Теперь смешная троица сидит на кухне и глупо молчит.
"Теперь он спросит, как же зовут прохвоста напротив".
- И как же тебя зовут?
" Вот видите".
- Меня зовут Кэб...
- Как? А имя у тебя есть?
" Ну и морда. Придётся вмешаться, а- то папаша врежет половником по лицу Кэба".
- Его зовут Лёша, папа, Алексей.
- Хорошо, Лёша- Алексей. И что ты намерен... Вернее, как ты... В каких же ты отношениях состоишь с моей дочерью?
" Бла, бла, бла... в каких отношениях? Посмотри на себя... ты просто вернулся раньше".