Веселое рыжее солнце нахально, без спроса, заглянуло в треснувшее грязное оконце. За оконцем маленькая девочка что-то старательно выводила карандашом на листе бумаги, склонившись над стареньким с облупившейся поверхностью деревянным столом. Девочка зажмурилась и улыбнулась нахальному солнцу.
В это время другая девочка, чуть больше рисовавшей, закончила возиться в покосившемся буфете и, взобравшись на табуретку, принялась изучать полки покосившегося шкафа.
- Маша, - рисовавшая девочка прекратила рисовать и повернулась к шкафу, - сейчас свалишь чашку, мама ругаться будет.
- Не бойся Дашка, не свалю, - Маша отодвинула чашку подальше от края полки, - здесь сахар должен быть. Ты ведь любишь сахар?
- Люблю, - сказала Даша. Встала из-за стола и подошла поближе к сестре. Ей очень хотелось увидеть, как Маша найдет сахар.
Маша, приподнявшись на цыпочки, попыталась заглянуть на верхнюю полку. Табуретка покачнулась, и Маша, взмахнув руками, упала на пол. Вместе с Машей с полки шкафа упала металлическая кастрюля. Кастрюля, конечно, не разбилась, но вместе с Машей произвела страшный грохот. Маша с Дашей испуганно затаились.
Голоса в прихожей неразличимо что-то бубнившие после сильного грохота, устроенного девочками на кухне, тоже усилились.
- Всё Нинка, - зло сказал хриплый мужской голос. - К Петрухе поеду один. Сиди дома, смотри за девчонками. Понарожают, блин, самих себя, а нам разбирайся.
После этих слов входная дверь с шумом захлопнулась, а по коридору в сторону кухни с девочками зазвучали тяжелые шаркающие шаги мамы Нины.
Маша, быстренько вскочив с пола, подобрала упавшую кастрюлю и закатившуюся под стол крышку и поставила их обратно в шкаф. Едва она это проделала, как мама Нина, появившись на пороге, мутным взглядом окинула небогатую кухонную обстановку и державшихся за руки девочек.
- Что здесь у вас случилось? - спросила мама Нина.
Мама Нина тяжело вздохнула. После вчерашнего ей очень хотелось пить., а совсем не нянчиться с девочками. К тому же у Петрухи, как всегда, полно и водки и бормотухи, и огурчики вкусные малосольные на закуску есть.
А еще там наверно Серега будет. А у Сереги глаза такие веселые, дикие. А руки у него наверно сильные и ласковые. Не то, что у этого противного охламона, зовущегося ее мужем.
- Ладно, некогда мне с вами, одевайтесь. Пойдем к бабушке в Медведково, - мама Нина развернулась и вышла из кухни.
Дорога из Ясной Поляны, где жили Маша с Дашей, до Медведкова неблизкая. Вначале идет полем, потом лугом, потом лесом в горку, потом под горку, низинкой через болотце и снова в горку между елок лохматых, затем меж березок веселых и снова лугом. В-общем путь неблизкий, а с маленькими девочками и подавно. К тому же дни осенью уже короткие, а солнышко обманчивое. То вроде выглядывало еще недавно и согревало, если не тело, то хотя бы душу. А через минутку, глядь, и нет совсем солнышка, а кругом холодрыга, да промозглость от болотца, что в низинке по бокам дороги притаилось. А если уж и темнеть начало, и деревья до того неприветливыми стали, что только жди, когда из-за каждой елки повыскакивают волки, то совсем жуть!
И тут мама Нина стала вспоминать, что бабушки в Медведкове может и не быть. Она вроде как должна была уехать в райцентр за пенсией и остаться у подружки-старушки ночевать. А идти с девочками еще долго. А если потом еще с ними и назад возвращаться? Вот ведь и сейчас они уже еле идут и подхныкивают жалобно. И холодно им, видишь ли, и голодно. Можно подумать маме Нине самой сладко. Голова-то, голова-то до сих пор раскалывается. А маленьким жалобщицам до этого-то совсем дела нет. И то, что им ни копеечки папка их не оставил, тоже дела нет. А ей вот, маме Нине, хоть пополам разорвись, накорми да обогрей маленьких попрошаек. А кругом жуть-то какая. Как бы в самом деле волки не выскочили, да не растерзали. Люди рассказывают, что в Медведкове корова пропала недели две назад, не нашли ее. Но мужики считают, что это серых разбойников дело.
Корова пропала, а ведь девочки маленькие тоже могут пропасть. Да так что и не найдут их больше. А ведь всего-то и делов, оставить их здесь, а самой убежать потихоньку. И не будет больше ни нытья, ни жалоб. Можно будет ходить к Петрухе, когда захочешь, а не заботиться о потомстве никчемного охламона, у которого и копеечки-то для них никогда не найдется. Мама Нина пугливо обернулась вслед своим боязливым мыслям и вздрогнула. Ей показалось, что за дальним кустом блеснула пара желтых глаз.
Хват, зажмурив глаза, лежал на старом, еще в прошлом году упавшем дереве, и блаженно грелся на неярком осеннем закатном солнышке. Дел у него сегодня не было никаких. Добычей он свою семью на неделю вперед обеспечил. Мало того, что зайцев всяких наловил, так еще не далее как вчера лосенка завалил. Замучился потом его до логова тащить. Пришлось даже Рыжую звать на подмогу. Вот теперь она с жиру и бесится. Выгнала его, Хвата, из логова. Дескать, не понимает он тонкую душу волчицы. А чего тут не понимать? Брюхо набила до отвала, волчата тоже накормлены, вот и захотелось хвостом покрутить. М-ммда! Хват зевнул. Чего уж тут понимать, он может быть тоже хотел бы, чтобы звали его не Хват, а Акела. Да только что ж с этим поделаешь? Зато вот он Хват ни разу не промахнулся. И волчата у него накормлены и Рыжая вот даже с жиру бесится. Не то, что Кусака. Что это за волк? Совсем непутевый. И подругу себе найти не может. И себя-то прокормить не может. Вот недавно с такими же оболтусами корову завалил. Пир себе устроили. И дела им никакого нет, что людишки обозлиться могут, да облаву организовать. Хват, как только об этом подумал, так сразу глухо зарычал, ощетинился. Последнее дело Кусака с товарищами сотворил. До сих пор Хват на него зол. Скоро в стаю надо будет собираться, холода близко. Там Хват еще раз строго поговорит о поведении Кусаки. Нельзя такое просто так оставлять. Хват снова сладко зевнул, во всю широкую и зубастую волчью пасть.
Дунул ветерок. Хват принюхался. Зарычал тихонько. Вот ведь легки на помине. Стоит только о людях подумать, а они тут как тут. Вроде бы ничего страшного - женщина со своими щенятами. Но лучше пойти, да разведать, что да как. Хват поднялся, отряхнулся перед неприятным делом. Не любит он людей. Совсем не любит. Да и за что их любить? Ведь из-за них паршивцев земля проклята. А досталось больше всего, как всегда, волкам. С детства помнит Хват это предание, что наскуливала ему мать-волчица длинными вечерами в логове. Дескать, когда-то давным-давно, волкам жилось привольно. Люди на них не охотились, и волкам охотиться тоже надобности не было. Под каждым деревом и кустом были для волков специальные большие-пребольшие кушанья. Съел только одно кушанье и сразу сыт. А ведь когда волк сыт, то ему совсем не хочется за зайцами всякими да лосями гоняться. Вот ведь времечко было! Когда Хват вырос из щенячьего возраста, то позабыл про эти сказки. Не дело ведь взрослому волку сказочками-небылицами услаждаться - охотиться надо, семью кормить. Но потом один волшебный дед, которому десять тысяч лет, подтвердил ему, что все так и было. А потом вдруг бац и исчезло. И во всем, как всегда, оказались виноваты люди - из-за них землю прокляли. Почему да зачем прокляли Хват не очень-то и понял, но тому, что все это случилось из-за двуногих поганцев совсем не удивился. От них всегда одни неприятности, что в настоящем, что в прошлом. И чтобы избежать новых неприятностей, Хват серой тенью скользнул на разведку.
Поздней осенью ночи уже холодные. А тут и вовсе то ли иней стал на земле появляться, то ли нахмурившееся к ночи небо мелкими белыми искринками-снежинками разродилось. Холодно, промозгло, а на душе до того тоскливо, что Хват поднял морду и завыл на невидимую за облаками луну.
- Что ж это в мире творится?! - горестно выл Хват. Убежала женщина, бросила своих детенышей совсем одних в лесу. А детеныши совсем слабые, не то, что его волчата. Замерзнут ведь к утру совсем. А если не замерзнут, то помрут потом с голоду. Совсем маленькие детеныши. Совсем плохо на душе у Хвата. Разве б его Рыжая поступила бы так со щенками? Но чем он Хват может тут помочь? Если отнесет человеческих детенышей в свое логово, не поймет его Рыжая, совсем не поймет. Да и не место человеческим детенышам в волчьем логове. Не порядок это. И тут Хвата осенило. Дед, волшебный дед со своими волшебными оленями от копыт, которых разлетаются искры, и которые могут скакать по небу! Вот кто может помочь!
И Хват, подняв морду, завыл в полную силу.
- Дед, волшебный дед! - выл Хват. - Прилетай поскорее, ты мне очень нужен!
Долго-долго протяжно-протяжно выл Хват. А потом остановился передохнуть. А вокруг только тишина. Все звери притихли-попрятались от его воя. Только маленькие снежинки-искринки медленно-медленно падают. Вот и пригорок, на котором сидели девочки, уже совсем белый. И девочки совсем-совсем замерзли. И у меньшей выпал из кулачка листочек с рисунком, который она до этого сжимала. Хват уткнулся носом в замерзший кулачок и тихонько словно щенок заскулил:
- Дед, волшебный дед! Почему тебя нет, когда ты очень-очень нужен? А говорил, только позови, и я приду.
- Что ты плачешь, Хват, словно щенок? Зовешь меня не в свое время? - на волчью холку опустилась тяжелая и холодная рука.
- Как же мне не плакать, дед, когда такое творится? - поднял морду с тоскливыми глазами Хват.
- Да, дела, - развел руками дед. - Ну да сейчас что-нибудь придумаем.
- Поздно уже что-нибудь придумывать, дед, - сказал Хват. - Замерзли уже девочки. Совсем замерзли.
- Не переживай серый, - потрепал волка по холке дед. - Что-нибудь обязательно придумаем.
Дед поднял Машу с Дашей, прижав к своей большой и мягкой красной шубе, и понес к стоявшим неподалеку саням, запряженными оленями.
Волк подхватил зубами упавший рисунок и пошел за дедом. Дед аккуратно положил девочек на скамейку, а рядом волк положил рисунок.
- Это их, - пояснил он деду.
- Не переживай серый. Что-нибудь обязательно придумаем, - еще раз обнадежил на прощание Хвата волшебный дед. И сани, запряженные волшебными оленями, бесшумно взмыли в небо и вскоре исчезли вдали.
Когда Даша проснулась, то поразилась в какой мягкой, чистой и белой постели она лежит. А еще она поразилась запаху и тому, как по чудесному светло было в комнате. Чудесный свет был от свечек, которые во множестве горели на ветвях большой и густой елки, стоявшей в углу. А запах был и от свечек и от елки. Но Даша была еще очень маленькая и все это понять не могла. Ей просто понравились и запах, и комната, и постель. Она зажмурилась и множество блестючих радуг от свечек заплясало в ее глазах. А потом Даша поднялась с постели и подошла к елке. На ветвях елки кроме свечек висело еще множество конфет в разноцветных обертках. И Даша стала осторожно снимать одну конфету, потому что она очень любила конфеты.
А потом Даша перепугалась, потому что в комнату вошел заяц. Это был необычный заяц. Во-первых, он был косоглазым, потому что шел прямо к Даше, а смотрел не на нее, а на стенку. Во-вторых, заяц шел на задних лапах. В-третьих, на шее зайца висел барабан. В-четвертых, заяц, остановившись возле Даши, сказал "привет!"
- Привет, - сказала в ответ Даша.
И тут заяц изо всех сил принялся колотить двумя передними лапами в барабан, так что Даша снова перепугалась, а Маша, спавшая в той же постели, что и Даша, проснулась. И тут же бросилась защищать перепуганную сестренку.
- Ты зачем так барабанишь?! - набросилась она на зайца.
- Так положено, - важно ответил заяц. - Я должен дать сигнал о вашем пробуждении.
- Да? - удивилась Маша. - А зачем?
- Так положено, - снова загадочно ответил заяц.
- А можно мне взять конфету? - спросила, наконец, перестав пугаться, Даша.
- Конечно, - сказал заяц и, шустро сорвав пару конфет с ветвей елки, протянул их Даше и Маше.
- А еще я могу угостить вас вот чем, - заяц протянул девочкам пару маленьких солнышек.
- Что это? - спросила Даша, которая никогда не видела мандаринов.
- Это мандарины, - важно сказал заяц. - Их надо чистить.
- Я знаю, - сказала Маша, - Спасибо, - она принялась помогать Даше очистить ее мандарин.
- А еще барышни у меня есть то, что вы потеряли, - сказал заяц и протянул сестрам рисунок. На рисунке девочки бросали мяч.
- Ой, - сказала Даша, - это мой.
- Спасибо, - снова сказала Маша. - Даша нарисовала, как девочки играют в пионербол, а нас они не взяли, потому что мы еще маленькие.
- Если вы хотите играть в мяч, то на дворе вас ждет команда зайцев-барабанщиков, - произнес заяц. А затем, поклонившись, направился к двери.
- Конечно, мы хотим, - воскликнула Маша. - Только оденемся.
Сестры принялись быстро надевать новенькие платьица, лежавшие возле кровати. И тут Даша, на минутку остановившись, серьезно произнесла:
- Вот видишь, мама правильно сказала, что нам надо только подождать и за нами придут и отведут в самую-самую лучшую сказку.