В начале сеченя ***года, на кащеевы морозы, объявился в городе знатный гость. Он въехал в Городище через северные ворота и остановился на дворе у Мирошки.
Называл себя гость Улебом и весь месяц вел торговлю изрядно. Также давал деньги под малую лихву, со сроком не торопил, и весьма удивлял купцов и простую чадь своей щедростью. Когда же сечень закончился и пришел сухый, в народе пошел страшный мор и отправилось в навь от того мора без малого половина города.
Тогда стали искать причину и поняли, что зло от Улеба. Вооружившись, горожане собрались на дворе Мирошки (тот уже помер), и ворвались к гостю. Однако Улеба не нашли, а валялся на полу кто-то, на человека не похожий, в его одежде. Лицо у мертвяка походило на лошадиное, а руки и ноги были сломаны, будто его пытали. Мошны, из которой Улеб давал золото, так же не нашли.
("Мор ***года", летопись Городища)
1.
Несколькими годами позже, хмурым весенним утром, в город через северные ворота вошла юная отроковица. Одета она была небогато, всех вещей с собой - один узелок. Правда, на голове у нее красовался дорогой обруч. Он охватывал ее голову, не давая рассыпаться длинным, цвета воронова крыла волосам. Лицо девицы по местным меркам красой не славилось, но стражники на дубовой веже поглядели ей вслед.
- Видал? - спросил один из них, когда девица скрылась из вида.
- Хороша, ведьма! - кивнул головой другой.
Отроковица между тем уверенно ступала по грязной, мощеной досками улице. С боков поджимали заборы. За ними виднелись богатые, вышиной в два жилья, терема. На этой стороне речки Стыри селились бояре, купцы, забогатевшие мастеровые. Жили крепко, золотишко водилось.
Сейчас вокруг было безлюдно. Город еще не оправился от мора, повсюду была грязь, запустенье. По улицам и переулками носились стаи одичавших собак. В небе кружили темные тучи галок. Больше всего их было над видневшейся впереди колокольней.
Улица повернула и вывела девицу на Торжок.
Торговля шла вяло. Несколько мужиков толкались у воза с репой, чуть поодаль рыбарь разложил на соломе пару живых, серебристых рыб. Между рыбарем и возом бродили, уныло расхваливая свой товар, увешанные ложками древоделы.
Девица не пошла на торг, а свернула в сторону и остановилась перед бывшим двором Мирошки. Теперь здесь было пожарище. Городчане спалили его двор во время мора, надеясь остановить смерть.
Немного постояв у проглядывавшего сквозь талый снег пепелища, отроковица направилась по улице дальше, в гору. Там, над меловым обрывом, возвышался крепостной тын. Необхватные бревна кололи остриями серое небо. За древними стенами стоял княжий двор.
Девица добралась до громадных, окованных вороненым железом ворот, одна из створок которых была открыта, и зашла внутрь. На небольшой площади перед высоченной замковой башней-вежей было шумно, теснились люди. Посреди, в окружении холопов и чади бился на земле человек. Кто-то голосил, кто-то давал советы, но никто не пытался помочь. Были и такие, кто злорадно посмеивался.
Отроковица ловко пробралась сквозь толпу и опустилась перед больным на колени. Это был молодец. Лицо его было в грязи, выпученные глаза безумно вращались. Девица опустила маленькую ладонь на его лоб. Прошли мгновения и больной стих.
Толпа тоже умолкла, но тут, расталкивая людей, к ним подоспел наместник Свенельд.
- Елизар! Что с тобой?
Старик упал рядом с девицей на колени и обхватил голову сына.
- Все хорошо. - ответила отроковица.- Я знаю траву, отвар из которой ему поможет.
- Кто ты? - спросил Свенельд, только теперь замечая девицу.
- Меня зовут Марьей. Родители умерли и я осталась одна. Вот и подалась в город.
- Правильно сделала.
Свенельд тяжело поднялся с колен. Несколько дружинников увели Елизара под руки.
Наместник отряхнул штаны и оглядел Марью.
- Ты вот что...Останешься пока здесь. Присмотришь за Елизаром. Позже решу, что с тобой делать.
Несмотря на указанье Свенельда, Марья на княжьем дворе не осталась. Наместник вполне мог бы и настоять, но не стал, стерпел. Разрешил знахарке выбрать любой пустой дом, благо в Городище их теперь было много, да еще и серебром наградил. А как было поступить с ней иначе, если походя, Марья в тот же день излечила ему больной зуб, да подняла на ноги любимую суку Свенельда, издыхающую под порогом Гельду?
Такими людьми следовало дорожить. Поэтому Свенельд лично, верхом на верном Слепнире, прозванном в честь легендарного коня бога Одина, проводил телегу с Марьей до нового места.
Знахарка выбрала дом мастерового Ноздречи, расположенный у Торжка, рядом с Мирошкиным пепелищем. Не самый богатый двор, да и соседство - дрянь. Свенельд попробовал ее отговорить. Однако на Марью его краткий рассказ о зловещем душегубе Улебе не произвел впечатления. Лишь уточнила, зачем-то, кто нашел гостя, да куда подевали душегубовы вещи. Ответив, что знал, Свенельд оставил знахарку устраиваться, а сам повернул домой. Впервые за долгое время у него было хорошее настроение.
2.
Марья обживалась быстро. Слава знахарки птицей разлетелась по городу, и уже на другой день у ее дома толпился люд. Сновали по двору мастеровые, поправляли крыльцо, кололи дрова, глухо стучали молотками на крыше. Отрабатывали знахаркину помощь за себя, за детей и жен. Иные приносили еду, живность. Предлагать монеты остерегались. Если медь и серебро хоть с опаской, но ходили по городу, то за предложенный золотой могли и прибить.
Правду сказать, знахарка особых чудес не творила. Толи не могла, а может и не хотела. Но измученное, поредевшее после мора население Городища было радо любой помощи. Марью стали ценить, беречь и бояться.
На третий день после новоселья к ней в гости пожаловал Елизар. Оставив у забора дружинников, сам спешился и взбежал на крыльцо. Занес было кулак постучать в дверь, а та сама отворилась. За порогом - девица, Елизар знал и краше. Все же ухмыльнулся, шагнул в дом.
- Вот ты какая, знахарка!
- Вот ты какой, Елизар.- чуть усмехнувшись, в тон ему ответила Марья.
Сын наместника не понял, или не заметил насмешки. Прошелся по избе, сел на широкую лавку.
-Вот ведь как оно все получилось, - сказал он, глядя в оконце.- Я никогда припадками не маялся, а тут - на тебе! И как хорошо, что рядом ты проходила.
Он обернулся и посмотрел в глаза Марьи.
- А правду в народе болтают, будто ты ведьма?
Марья взгляд отводить не стала, ответила спокойно:
- Со стороны завсегда виднее.
Елизар сузил водянистые глаза, втянул воздух с присвистом, через зубы.
- А чтобы припадков не было, надо отвар пить.
Марья отошла к печке, принялась лить что-то в половню из горшка.
В избу забежал дружинник, подручный Елизара, Коснячко.
- Елизар, там Свенельд гонца прислал, тебя к себе требует.
- Подождет! - сын наместника вскочил с лавки, нехорошо зыркнул на дружинника.- Пошел вон!
Того словно ветром сдуло.
-Стоит ли так волноваться? - Марья подошла к нему, ласково улыбнулась. Испей, да не серчай на сироту понапрасну.
Первым желанием Елизара было выплеснуть половню на стену. Но не плеснул, грохнул об стол. Больно хороша была у Марьи улыбка!
Вздохнул с присвистом, да и пошел прочь. Марья прикрыла за ним дверь. Ласковая улыбка исчезла.
За три дня, что Марья провела в Городище, она выведала все, что в народе знали про убийство Улеба. И все еще не узнала главного. Оставался один человек, способный пролить свет на его смерть. Тот, кто, ворвавшись в комнату гостя, обнаружил страшное тело. И мог подсказать, куда подевались его вещи.
Когда стемнело и последний за день больной, получив облегчение, ушел восвояси, Марья вышла из дома и отправилась на Заречье. Она уже знала где искать двор кузнеца Наслава. Перейдя по узкому мостку через тихую Стырь, она углубилась в район ремесленников.
Заречье, расположенное в низине, возникло позже остальной части города и застраивалось случайно. Марья долго кружила по хитрому сплетению кривых улочек, тесных переулков и тупиков. Мостовых, как на другом берегу Стыри, тут не было. Свежее дыханье ожившей после зимы реки перебивали зловонные запахи нечистот, которые жители выбрасывали прямо за заборы и изгороди.
От мора Заречье пострадало куда меньше левой стороны Стыри. Большая часть Улебова золота оказалась в боярских и купеческих кошелях. Наславу не повезло. Кованую решетку, которую он сработал купцу, тот оплатил, прислав золотую монету с холопом. Кузнеца, как на зло, дома не было. Жена приняла золотой и дала подержать его детям. Когда заполночь Наслав вернулся, то ничего и не понял. Решил, что все спят. И только утром увидел: случилось горе...
В то утро многие выбегали на улицы, крича, потерянно озираясь. Никто не знал, откуда пришла беда. И только к вечеру смутные догадки переросли в уверенность - Зло идет от Улеба!
Наконец Марья обнаружила его дом. Потеряв всю семью, Наслав с тех пор жил один. Значит, разговору мешать не станут. Марья отворила хорошо смазанную калитку и зашла на просторный двор. Злющий пес, державший в ужасе всю округу, тихо скуля улегся у хозяйской избы. Марья погрозила ему пальцем и тот вовсе затих. Знахарка постучала кулаком в дверь и услышала тяжелый скрип половиц. Дверь отворилась. На пороге стоял Наслав.
- Тебе чего, милая?
- Поговорить с тобой надо.
Кузнецу не понравилось как она это сказала. Был бы парень, - научил его, как со старшими говорить. Но, делать нечего,- гостья. Наслав пропустил девицу в дом.
- О чем говорить будем? - спросил он, приглашая жестом присесть.
Марья приглашенья будто и не заметила. Прошлась по большой избе, заглянула за тряпицу, что висела между стеной и печью. Раздув ноздри, принялась нюхать воздух.
На скулах кузница обозначились желваки.
- Ты, милая, того...Не тяни.
Марья наконец обернулась.
- Ты на постоялый двор к Мирошке ходил. Был в светлице Улеба. Говори, где его вещи!
Лицо кузнеца потемнело. Заплясали перед глазами костры, на которых лежали тела детей и жены. Показалось, будто пахнуло в избе паленым. Толкнув дверь, указал пальцем на двор.
-Уходи!
Марья не шелохнулась. Проговорила тихо, с угрозой:
- Не зли меня, кузнец. Отвечай, видел ли ты кошель?
Наслав даже рот приоткрыл. Ему, первому силачу в заречье, угрожают у него дома! И кто? Тощая девка! Выдавил, багровея:
- Иди отсюда подобру, девонька.
-Или?
Марья уставилась в глаза кузницу. Наславу показалось, что он заглянул в черную яму.
Страх медленно, неотвратимо наполнял душу, такой же как тогда, на постоялом дворе, у Улеба...
Из одного упрямства, которое одни назвали бы глупостью, а другие отвагой, а может еще из неутоленного желания отомстить за гибель семьи, ибо Наслав кожей чувствовал какую-то связь между этой тощей и тем, невыразимо мерзким и жутким, что лежало ряженое в одежду гостя, он попытался шагнуть вперед. И ...не сумел.
Наслав дернулся, захрипел, угибая голову и услыхал девичий смех.
- Напугал, кузнец! Сейчас убегу!
Марья, глядя на тужившегося Наслава, еще посмеялась, потом нахмурила брови:
-Хватит. Мне завтра вставать спозаранку. Твои земляки у меня на дворе только что не ночуют. Будешь говорить по-хорошему?
Кузнец приподнял багровое, залитое потом лицо, кивнул.
-Ладно...
Марья отступила на шаг и Наслав, кое-как доплетясь до лавки, рухнул на нее, так что та сухо треснула.
Отдышавшись, тяжело сказал:
- Там не было ничего. Я искал кошель или мошну. Улеб всегда их с собой носил. Люди видели, как он натрясет из кошеля в мошну, украдкой, а потом из нее монеты сует.
Неожиданно Наслав всхлипнул. По лицу кузнеца покатились слезы.
- А если бы я чего и нашел,- тихо добавил он,- то спалил вместе с той тварью.
Марья нахмурилась, но промолчала. Пошла к двери. Напоследок оглянулась.
- Ты не болтай, кузнец. Я девица честная, сплетни мне ни к чему.
3.
Вернулась домой лишь заполночь. Еще издали, у забора приметила темного жеребца, а перед домом, у двери - тень. Улыбнувшись, зашла на двор. У крыльца вскрикнула, будто-бы испугавшись.
- Ой, кто здесь? Сейчас закричу!
- Да погоди!
Марья услышала знакомый присвист.
- Елизар? Ты ли?
-Я! Как ты меня узнала?
Давя смех, Марья прижала руку к груди.
- И сама не ведаю.
- Долго гуляешь...- голос сына наместника стал неприятен.- Где это тебя ночью носило?
Марья осеклась. Надо было вживаться в облик. Только как быть с этим молодцем? Она видела Елизара насквозь. Не витязь, конечно, да и вообще - дрянь, но и такой на что-то сгодится. Тем более, в Городище ей придется задержаться на какое-то время.
- Не злись, что заставила тебя ждать. К больному ходила, за реку.
- Не бережешь себя, Марья. На заречье одни разбойники. Того и гляди, ухватят, да и прощай!
Елизар вдруг оказался совсем рядом и Марья ощутила его руку на себе, пониже спины.
-Ах ты бесстыдник!- рассерженно закричала она, однако не столь громко, чтобы перебудить соседей. "Сгоряча" стукнула ладошкой в грудь, вроде бы не сильно, по-девичьи, но статный Елизар не удержался на крыльце, рухнул в сугроб.
Невнятно ругаясь, поднялся на ноги.
- Тяжелая у тебя ручка, знахарка!
Марья в волнении прижала ладони к лицу.
- Не ушибся? Как же это так вышло?
-Не знаю. - в голосе Елизара слышалась ярость.- Отец приказал тебе завтра с утра на княжий двор приходить. Не придешь, силою приведут!
- Буду, буду.
Марья послушала, как стучат, удаляясь копыта его жеребца и пошла в дом. Надо было поспать.
Наутро она собралась к наместнику. За воротами ее уже ждали. Две старухи с сомнительными корзинами, молодка с отрочем на руках и крепкий бородатый мужик. Лицо и руки его были в язвах.
- Я ухожу. Меня ждет Свенельд.
Мужик пожал плечами и сразу пошел прочь, молодка не шелохнулась, а бабки принялись униженно умолять. Марья неожиданно для себя рассердилась. Отмахнувшись от бабок, подошла к дитю.
- Дай мне.
Молодка передала малыша знахарке. Мальчишка не шевельнулся, не разомкнул воспаленных глаз. Только хрипло дышал. Тело его было горячим.
Марья побормотала для вида, провела ладонью по лбу, потом по спине. Более внятно, для старух, выдала что-то против нечистой силы. Дыхание отроча стало помягче, жар уходил.
- Пусть пьет больше. Но в меру. Если есть коза, давай молоко.
Молодка схватилась, на глазах превращаясь в живую женщину. С слезами на глазах приняла дитя, что-то залепетала о поросе, курах...
-Потом...- махнула рукой Марья, но ту уже оттеснили старухи, подсовывая в лицо корзины и заголяя болячки.
- Сказала, потом...Отпустите!
Едва вырвавшись от старух, быстро зашагала на гору. Редкие встречные приветливо улыбались.
"Как бы вы улыбались, знай кто я?" - равнодушно думала Марья. Поскользнувшись на льду, она едва не упала в талую лужу. Не забыть поговорить с наместником. Пусть даст коня, раз уж решил видеть ее у себя частой гостьей.
Марья добралась до ворот, пересекла площадь перед сторожевой вежей, где не так давно корчился Елизар, и миновав узкий проулок между башней и длинным домом дружины, очутилась на просторной княжеской площади. Земля здесь была вымощена темным камнем. На другом конце площади высился Дом.
Городчане именовали его княжьим теремом, но Марья называла его для себя по-старинке. Многое она могла бы поведать о Доме, о капище Велесу за ним и об изгороди, которую строили позже, но все-таки так давно, что даже воспоминания о том сгинули. Сколько раз она была здесь гостьей? А если копнуть совсем глубоко...
Марья так погрузилась в воспоминания, что едва не пропустила появленья Свенельда. Наместник встретил знахарку радушно. Обнял, назвал Марьюшкой. На северный манер это звучало забавно.
Вобщем-то особых причин для ее приглашения не было. Марья подлечила двух старых бояр, проведала Гельду. Сука ее дичилась и к искреннему возмущенью наместника даже показала желтые зубы, но чувствовала себя славно.
Наступил полдень. На княжий двор пожаловал гость. Это был Ярополк, удалой сын тысяцкого Путяты. Как позже догадалась Марья, он приехал не столько к Свенельду, сколько к его воспитаннице, белокурой красавице, княжне Малуше. Наместник пригласил Марью разделить с ними застолье и она задержалась.
За столом собралось семь человек. Помимо Свенельда, Марьи, Малуши и Ярополка к столу вышли два вылеченных боярина и Елизар.
Марья с тщательно скрываемым интересом наблюдала за ними. Свенельд почти ничего не ел и исподтишка следил за воспитанницей и Ярополком. Рыжекудрый красавец и Малуша были так поглощены друг другом, что тоже не притрагивались к еде.
Неважный аппетит был и у Елизара. Гостя и сводную сестру он даже не замечал и сверлил взглядом Марью.
Пожалуй, единственными, кого за столом интересовала только еда, были бояре. Они так радовались поправке здоровья, что проявили завидное усердие не только в еде, но и в питье.
Марья с удовольствием скушала изрядную часть печеной в меду гусыни, не побрезговала телятиной с хреном, а вот от соленых рыжиков с презрением отказалась.
Прислуживавшие за столом холопы только дивились. Знахарка, даже по мужским меркам ела немало!
- А скажи, нам, знахарушка, что ты думаешь про то, что у нас стряслось?- спросил один из бояр. Хмель уже порядком вдарил в седую голову и боярин с трудом подбирал слова.
- Да, про мор! - поддержал другой.
Свенельд встрепенулся, переведя взгляд на Марью. Малуша и Ярополк стихли. Все ждали что ответит знахарка.
- Такое иногда случается.- Марья чуть пожала плечами. - Жаль, что тогда здесь не было меня.
- И что, - спросил первый боярин,- остановила бы злыдня?
- Не знаю.- честно ответила Марья.
Ярополк улыбнулся, Малуша подняла бровь. Елизар с присвистом втянул воздух и опрокинул в себя половню зелья. Свенельд оглядел всех и остановил задумчивый взгляд на Марье.
-А скажи, знахарушка, - не унимался первый боярин,- если ты так знатно лечишь людей, то, верно, знаешь, как их ...того?
Все напряглись. Второй боярин толкнул под столом первого.
-А зачем их "того"? - удивилась Марья.- Человеческий век и так короток.
-Точно! - Елизар шумно опустил половню на стол.- Я вот все думаю, с чего это у меня был припадок?
-Хватит! - Свенельд грохнул кулаком об стол, во все стороны брызнули осколки тарелки.- Пошел вон!
Первыми, как ни странно, скрылись бояре. Елизар, ухмыляясь, ушел чуть погодя.
Ярополк тоже поднялся и поблагодарил Свенельда. Малуша вызвалась проводить гостя.
Наместник покачал головой.
- Не обижайся на него, Марья. Сын пошел не в меня. Весь в мать! Сын рабыни...
- Я не обижаюсь, Свенельд.- улыбнулась Марья.- Наверное и мне тоже пора.
- Погоди...- Наместник сгреб жесткой ладонью на пол разбитые черепки.- Я хотел у тебя спросить...
Он запнулся.
- О чем? - подняла брови Марья.
- О том, как лучше... избавиться от человека?
4.
"Вот старый сыч!"- подумала Марья. Мало им было Мора, который извел половину города. На кого же он свой клюв точит?
Марья лихорадочно соображала. Из того, что она видела, будущей жертвой мог стать Ярополк. Или Малуша. Воспитанница была острым мечом, занесенным над властью и положеньем наместника. Стоило ей выйти замуж и Свенельду конец. Конечно, преданная дружина, часть которой, как она уже знала, пришла вместе с ним с далекого севера, кое-что значила. Но в Городище правило Вече...А против городского ополчения три десятка старых волков - смех.
С другой стороны - Ярополк. Как поняла Марья, молодец был настроен решительно. Устранив его, Свенельд оттянет конец. Конечно, лучшим способом укрепить власть для наместника было выдать Малушу за сына. Тогда из наместников они сразу перескочат в князья. А тут уже никакое Вече не страшно...
- Все зависит от того, кто этот человек,- непринужденно сообщила Марья. Заметив, как напрягся Свенельд, добавила, - мужчина или женщина?
-Мужчина.- глухо отозвался наместник.
"Все таки Ярополк!" Марья покусала полные губы. Что ж, из этого можно было что-то извлечь.
- Я слышала, где-то на севере живет тварь... Одноглазое Лихо. И есть у него волшебные гусли. Гусли эти сами играют, да как пойдет гудьба, все в пляс пускаются. Вот только, - Марья вздохнула с притворным сожалением, - добыть те гусли очень уж тяжело. Украсть или купить их нельзя, а можно только в дар получить.
- А это не сказка?
- Нет. Впрочем, какая разница?
Свенельд улыбнулся.
- Будет о пустяках! Скажи, как ты устроилась, не нужно ли что?
Марья улыбнулась в ответ.
- Как раз хотела тебя просить. Дорога на княжий двор не долга, да и не близка. А я сегодня едва не упала.
-Чего же ты хочешь? Перебирайся сюда!
-Не могу. Там у меня болезные. А разве они решаться прийти сюда?
-Городчане не так уж пугливы. На Вече сбегаются словно крысы.
Марья вздернула брови. Похоже, она все рассчитала верно.
-Дай мне коня. Только смирного, резвый мне ни к чему.
-Оно и правильно! - ухмыльнулся Свенельд.- Не зря говорят, что старый конь борозды не испортит.
Марья по-новому глянула на наместника. Неужто и у него бес в ребре? Этого ей было не надобно. Рассмеявшись, взяла Свенельда за руку:
-Я не сказала "старого"! Не хватало, чтобы он околел на середине пути!
Она убрала руку. Свенельд посмеялся с ней, но прежнего огонька у него в глазах уже не было.
Вернулась домой она вечером, верхом на задумчивом коне по прозвищу Пень. Впрочем, когда Марья впервые уселась на него, Пень устроил такое, что Свенельд едва не поколотил конюха.
Марья незаметно положила ладонь на соловую голову, шепнула что-то в настороженно торчащее ухо. Пень успокоился и притих.
- Много во мне силы! - на всякий случай, чтобы предотвратить кривотолки, объяснила она.- Вот животные и пугаются. Но потом, видя что им ничто не грозит, привыкают...
Поместив коня в стойло, Марья засыпала в ясли овса и напоила Пня из ведра чистой водой. Потом отправилась спать. За последние несколько дней она порядком устала.
Через два дня в городе пронеслась весть, что удалой храбрец Ярополк, сын тысяцкого Путяты, отправился куда-то на север по порученью Свенельда.
ЧАСТЬ 1
1.
Едва над темными грядами лесистых холмов стало розоветь небо, Прошка тихо выбрался из душной избы. Поднял с земли и сунул за пазуху берестяной туесок, в котором с вечера извивались черви, схватил удило и припустил к реке. Там у него было давно облюбованное, прикормленное отрубями место.
Ежась от предрассветной прохлады, он спустился с высокого обрыва к воде и, почти не замочив ног, перебрался на поваленный бурей ствол вербы. Ближе к затопленной вершине, в жуткой глубине водяной крутил хороводы с русалками, а здесь, у берега, вода была поспокойней. Прошка наживил червяка и забросил под осоку. Вырезанный из коры поплавок встал торчком, готовый в любой миг устремиться под воду.
Ждать Прошке пришлось не долго. Вот поплавок дрогнул, снова застыл... Потом, словно решившись, короткими толчками пошел под воду. Прошка резким, скупым движением подсек и тут же ощутил живую тяжесть ходящей в глубине рыбы!
Медленно пятясь к берегу, он пытался сдержать ее бешеные рывки. Эх, не порвалась бы леса, а за удило и кованный на кузне крючок он был спокоен!
Солнце розовым блином встало над лесом, когда Прошка облегченно перевел дух. У его ног, в траве, шевеля двухаршинным телом, лежал красавец сазан. Солнце жаром переливалось на его чешуе, похожей на золотые монеты. Теперь можно было возвращаться домой. Матушка сделает к ужину рыбные пироги, а хвост и глазастая голова пойдут на уху.
Не забыв поблагодарить водяного, он высыпал оставшихся червей под осоку. Затем продел гибкую ветку ивняка рыбе сквозь жабры, взвалил ее на спину и принялся взбираться наверх.
Тропинка вела его по берегу вдоль реки. Могучие вербы еще сохраняли под собой густую ночную тень, но снаружи переливалось в росе яркое солнце. Тропинка круто нырнула вниз, к широкой песчаной отмели, а оттуда и до родной деревни Березы рукой подать.
До Прошки долетели звонкие голоса. Затем он услышал собачий визг, сменившийся воем. Он застыл, вслушиваясь. Вот снова послышался чей-то смех...Так и есть, с отмели!
Прошка прибавил шаг. Смех и собачий визг становились все ближе. Не утерпев, он побежал. Тяжелая рыбина била его по спине, но Прошка не замечал этого. Густые кусты наконец осталась у него позади и он увидел, в чем дело.
У воды стояли четыре брата, с соседской Ольхи. Прошка знал их. Старший, Аким, был выше его на голову и намного шире в плечах. Он держал в руках двух щенят и дразнил ими суку.
Собака подпрыгивала на задних лапах, пытаясь не то лизнуть детенышей, не то выхватить их из хозяйских рук. Братья так веселились, что не сразу заметили его появления.
- Ты чего делаешь? - спросил Прошка у старшего. Остальные сразу же взяли его в кольцо.
- Слышь, Аким, - раздался из-за спины голос,- у него тут рыбина!
-Да ну? Хорошо! Я рыбу люблю!
Собака, воспользовавшись тем, что Аким отвлекся, снова прыгнула вверх, но, промахнувшись, зацепила клыками руку.
Аким размахнулся и мощным пинком угодил собаке в живот. Та отлетела и громко плача поползла обратно к мучителю.
- Отдай щенков, гад! - багровея сказал Прошка.
- И щенки и собака мои.- ухмыльнулся Аким.- Если есть деньги, купи!
- Бери рыбу.
Четверо братьев залились громким смехом.
- Она же и так наша, дурак!
С этими словами Аким швырнул одного из щенков на середину реки. Сука взвыла, а щенок сразу ушел под воду. В глазах у Прошки вдруг потемнело и весь залитый утренним солнцем мир внезапно сжался до ухмыляющегося лица.
Прошка отпустил рыбу с удилом и бросился на него.
Наверное, Аким этого ждал. И не предвидел особой возни. Но кинуть второго щенка вслед за первым все-таки не успел. Тот немного не долетел до воды, шлепнувшись в мокрый песок, где его тут же схватила мать.
Из-за щенка он и пропустил Прошкин удар. Небо в глазах Акима неожиданно кувыркнулось, в голове загудело, а во рту появился соленый вкус крови. И тут же на него обрушился град ударов...Когда братья опомнились и бросились на подкидыша, Аким едва шевелился. Не особенно вникая в то, что творилось рядом, он кое-как дополз до воды. Попытался умыться, но жесточайший приступ тошноты вывернул его на изнанку.
Между тем Прошке приходилось тоже не сладко. Ольховские были не новичками в драках и выбитым зубом, или подбитым глазом их было не удивить. И все таки он держался. Вот от клубка из четырех тел медленно отвалился в сторону Фомка. Его правая рука была странно согнута и он до крови закусил губу, чтобы не зареветь. Потом с криком отлетел в сторону младший Васятка. Этот не утерпел и, громко плача, пополз куда-то в кусты.
У самой воды продолжали молча бороться двое. Прошка почти ничего не видел, глаза совсем заплыли. В какое-то мгновение он различил перед собой искаженное от натуги лицо Демьяна, и, откинувшись, ударил по нему лбом. Демьян обмяк и остался лежать на песке.
Прошка поднялся, шатаясь зашел по колено в воду. Осторожно умыл изуродованное лицо. Зубы оказались на месте, а это по его мнению, было самое главное. Зачерпнув воды, он немного попил, затем подошел к Акиму.
Тот уже отлежался и при его приближении попытался вскочить. Сильный удар в живот, такой же как тот, которым Аким отшвырнул собаку, опрокинул его на спину. Прошка уселся ему на грудь и размахнулся, приготовившись бить.
- Не надо, Прошка...- послышался сбоку плачущий голос. Это был Фомка. Лицо у него не особенно пострадало, но было серого, словно пепел цвета.
-Размахнулся - бей! - ответил Прошка и обрушил сильный удар.
-Это тебе за "подкидыша"! - поднимаясь на ноги сказал он.
- А раньше? - прошептал разбитыми губами Аким. Он до сих пор не понял, чего так взбеленился березовский .
- До этого - просто так.- невесело пошутил тот, поднимая удило и рыбу.- Клевало сегодня плохо.
Он не был уверен, что братья поняли шутку. По пути домой из кустов к нему выскочила собака. В зубах она держала попискивающего щенка. Прошка взял его в руки и положил запазуху. Теплый меховой клубок щекотал живот.
2.
На другой день, вечером, к ним пришел старейшина Мокша.
Микула, приемный отец Прошки, пока стояло ведро, решил подлатать покров. Два старших сына, Ивашка и Вакейка, помогали ему на верху, а Прошка, как не оправившийся после драки, подносил им бересту с дерном. Маленькая сестра Лада игралась во дворе со щенком. Его мать лежала рядом, сонно наблюдая за ними.
- Велес вам в помощь! - сказал Мокша, заходя во двор.- Никак крыша потекла?
Отец с старшими сыновьями спустились вниз, справились у старейшины о его делах и здоровье. Когда все приличия были соблюдены, Мокша сказал:
- А ведь я к вам с жалобой. Ольховские схода требуют, хотят Прохора наказать.