Новелла четвертая. Герцогиня
Ирина Макарова

     Почему дверь в мир кошки не закрывается так долго – Сермуш только хмурился и пытался найти причины. Когда истекли три года, он каждый день ожидал тревожных вестей от дозорных хода, но те рапортовали, что признаков закрывающейся двери нет. Кара – подозревала, почему, но держала свои догадки при себе. Да и их с Тором совещание не дало никаких ответов. Тот разве что связывал сие с появлением первого ведьмака на Аубердинии.

     Конечно, были миры, доступные и по десять лет, но в прошлый раз ход в мир ведьм и оборотней закрылся всего через три года. Было логично ожидать, что, открывшись снова, тот продержится столько же. Но прошло еще два года, а дверка упорно оставалась открытой, як срослась уже со своим клином и не желала расставаться.

     И эта неопределенность еще больше не давала покоя Сермушу, чем рапорт гонцов о приближающемся караване маркизы Деровье: в мире кошки, как-никак, его люди.

     А королевский замок сог'Коранету стоял на ушах церемониймейстера и пугал всех, включая самого короля, его же большими глазами. Барон Леопольд Шапик, окруженный слугами и придворными в большем количестве, чем свита самого Неополя, метался по дворцу, постоянно требуя «еще угля»: полы были разукрашены линиями и надписями, кто и где обязан стоять, и куда смотреть, и когда поклоняться, и что думать. Ему дали – изверги! – только два дня, чтобы подготовить дворец ко встрече племянницы короля Лазатона.

     Не имея возможности рисовать углем по снегу, барон повелел принести жидкую смолу и прямо черпаком для супа «чертил» свои линии перед парадным входом, пуская пар, объясняя воеводе, как должны быть выстроены войска. Последний хмурился и слушал вполуха. Парадная форма будет блестеть и без слов барона, а уж как стоять на вытяжку воины знают получше церемониймейстеров.

     На самом деле церемония встречи королевской особы была самая что ни на есть простая и незатейливая. Ее повозка остановится перед паласом, и особа, выуженная на воздух своими же лакеями, чинно поднимется в тронную, где ее уже будет ждать вся королевская семья и придворные оной. Там – примерно час в поклонах, представлении всех, кто этого представления достоин, обмен любезностями, подарками, заверениями и прочей лабуды. Обед, бал и шуты – это уже вне церемонии встречи и пройдут по накатанной. Это и без маркизы замок видит не раз в неделю.

     Но, как говорится, церемониймейстерами не становятся, ими рождаются, и дворец тонул в громком голосе барона Шапика с раннего утра.

     Двери тронной раскрылись. Неополь постоял с полминуты на пороге, изучая откровенно испорченный углем пол, и двинулся прочь. Сегодня он будет принимать просителей в зале для совещаний.

     – Все личные отряды королевичей обязаны стоять вот здесь! – орал Шапик; воевода морщился – он был всего в шаге от церемониймейстера.

     – Личный только один вот уже пять лет, – поведал он барону. – Но, конечно же, они будут стоять здесь, если его высочество снимут их с объекта в другом мире! – рявкнул. – А точнее, вот конкретно здесь они будут левитировать над головами, потому что получасом ранее, ваша милость, вы повелели разместить здесь же второй наземный эскадрон!

     Церемониймейстер осекся и закусил губу, осматриваясь.

     – Еще смолы! – крикнул он в толпу слуг. – И угля!!

     Шарахнувшись от его голоса, Дурб поспешил скрыться в паласе. По всем правилам, он обязан привезти жену во дворец. Граф Дурб Фаррину, правая рука его высочества Сермуша, должен присутствовать на церемониях с семьей – если таковая наличествует – и сверкать парадным камзолом, горящими глазами и стройными рядами зубов – если таковые еще наличествуют за его военным положением при королевиче.

     Кивнув стражам у покоев его высочества, Дурб сам распахнул двери. Он дал супругам Коранету несколько часов, чтобы объясниться. Должно было хватить.

     Кабинет встретил графа упрямым молчанием, а из спальни доносились не двусмысленные звуки. Дурб кашлянул. Еще раз. Он с удовольствием тут же покинул бы покои королевича, но до приезда маркизы всего два дня, Шапик орет дурниной, а король злой, как черт, потому что ему мешает суета.

     – Это стало уже традицией, Дурб? Врываться в мои покои, когда я... разговариваю с женой? – в кабинет вышел Сермуш.

     Следом выползла и кошка, на ходу натягивая камзол. Дурб резко отвернулся; ни один из них так и не проронил ни слова о подробностях похищения Ларисы.

     – Я за Ларисой отправляюсь, летуны прибудут с Франки в рядах сопровождения маркизы.

     – Вряд ли Шапик будет в восторге от такой идеи, – хмыкнул Сермуш, плюхнувшись на кушетку.

     Не досчитавшись среди выстроенной армии молодцев из личного отряда его высочества, церемониймейстер, скорее всего, начнет снова орать. За не имением возможности орать непосредственно на его высочество, под громкий голос подвернутся уши воеводы, уже начинающего терять терпение.

     – Я постараюсь выхватить Тора из процессии перед тем, как они доползут до паласа, – продолжал Дурб.

     Будет удивительно, если тот все еще трезв.

     Сермуш утвердительно промычал, не спуская глаз с Кары у окна.

     – Курта привезти? – съехидничал Фаррину, заметив, что королевич его не слушает.

     Сермуш снова утвердительно промычал и тут же встрепенулся:

     – Я тебе привезу!

     И удручало королевича сейчас только одно: поместье Балья останется на руки только слуг на некоторое время. И если что...

     – Попроси Курта остаться в поместье, – протянул Сермуш. – И дай указания на случай, если дозорные двери принесут... плохие вести. А дозорным передай мой указ выслать гонцов и в Балью, и сюда, если что.

     – А если Курт не согласится? – вполне резонно предположил Дурб.

     – А чтобы согласился, я поеду с тобой, – подала голос Кара. – Только к Рамору зайду. Снежка-то своего отпустишь? – усмехнулась в сторону мужа.

     Сермуш обреченно вздохнул.

     – Постарайся ни во что не... вляпаться, пока меня здесь нет, – попросил Дурб друга, когда Кара вышла.

     – Если что, ты узнаешь обо всем последний, обещаю, – кивнул королевич.

     Тор прослужил придворным ведьмаком при Гонте без малого семь лет. Побывал не на одном конфликте, повидал немало почетных гостей его величества и сам сопровождал короля в его визитах. И за последние годы – сначала в добровольной ссылке в горах, а потом в «добровольном» обучении Франциска в Балье – хороших манер, как бы ни опасался Дурб, не растерял. Никто даже титула-то ведьмака не спросил. А кошка вряд ли поведала, что полное имя наставника младшего королевича – граф Торель поль-Лазан Нарье. Гонт, как и многие короли, не держал при дворе безродных. И когда Тор ответил Франциску, как его представлять маркизе, у молодого королевича глаза на лоб поползли.

     – А ты думал, молодой ведьмак мог получить статус придворного за красивые глаза? – усмехнулся Тор.

     Торелю было удобно оставаться для окружения Сермуша безымянным ведьмаком. Его чины и звания все равно не играли никакой роли для людей из другого мира, а свои, кто надо, и так знают. А кто не знает – значит, и не положено им. Надумал бы вернуться в свет – титул при нем, его не пропьешь и не сожжешь. Семью Нарье при дворе знали. И молодой король не указал бы на дверь. Да и лучшим в королевстве Торель звался не зря, как и его отец. Но судьба распорядилась иначе, и ведьмак-без-имени очень даже хорошо прижился в Балье. В королевский замок не тянуло.

     Одиннадцать всадников шагом, по земле, двигались навстречу каравану маркизы. Они заметили шествие еще с воздуха, но встретить надлежит по земле, а не падать с небес перед вооруженным сопровождением, аки говно с замковых стен.

     Тор покосился на ученика: нервничает парень. Переживал Франциск и за разговор Дурба с братом и кошкой. Если Фаррину опоздает... Королевич прикрыл глаза, стараясь дотянуться до сознания Сермуша, но напрасно: никаких колебаний он не ощущал.

     – Случись худшее, и ты узнаешь об этом первый, – подал голос Тор. – Давай лучше о маркизе сейчас думай.

     – Да чего о ней думать, – огрызнулся Франки.

     И то верно. Политические браки не украшены счастливыми улыбками. Рады, разве что, устроители.

     – Поторопился ты жизнь себе ломать, парень, – протянул ведьмак. – Хотя, какая у вас, королевичей, жизнь... Одно название.

     – А ты предпочел бы войну? – прищурился Франциск.

     – Да мне вообще все равно, – искренне ответил Тор. – Мой дом в горах и даже не в этом мире.

     – А вот мой – здесь, – протянул Франки. – И Сермуш мне – родной... даже если и не брат. И лишать его кошки я не решился бы. Если бы не она, меня вообще уже в живых не было бы.

     – Знаешь, значит, что не родной, – усмехнулся Торель под меховым бортом.

     Франциск промолчал. А как же не знать-то. Ведьмы вообще много чего... знают. Как научил его Тор, в какие уголки сознания заглядывать, да как, он на первом на брате и испытал сие знание. На самом деле – развлечения ради да чтобы «потренироваться». Да так и сел. Королей в родословной Сермуша не нашлось.

     – И молчишь, – продолжал веселиться ведьмак, бросив поводья и растирая руки, пытаясь согреть.

     – Кошка ведь знает наверняка и тоже молчит, – разумно ответил Франки. – С чего мне-то тогда глотку напрягать.

     Торель уже в который раз убеждался, что в тихом омуте черти не просто водятся, а оргии вовсю устраивают. Тихий, послушный – его, кстати, стараниями послушный – и прилежный молодой королевич не растерял-таки своей внимательности. Наблюдая за окружающими, он впитывал всё, до чего только мог дотянуться и использовал, не торопясь растерять, предпочитая хорошенько подумать перед тем как «шарахнуть». Неплохое качество для будущего короля. Но опасное для его окружения.

     – О чем еще молчишь? – снова усмехнулся Тор.

     – Зачем спрашиваешь? Ты и так можешь узнать, я даже не замечу.

     И то правда, Торель при желании мог заглянуть в сознание ученика непрошеным гостем и не вызвав подозрений. И он уже давненько этого не делал, считая Франциска прочтенной книгой. Поторопился с выводами?

     – А сам сказать, что, ленишься? Так и говорить разучишься.

     – Паяц, – беззлобно констатировал Франки.

     Тор рассмеялся.

     Вооруженное сопровождение маркизы выдвинуло вперед десятку – узнать, кто стал на пути каравана. За королевича будет говорить Панир. Поняв, что прибыли встречающие из замка сог'Коранету, открыли дорогу, оповестили маркизу, и та повелела остановить караван – можно подумать, эта скорость вообще на передвижение похожа, – чтобы поприветствовать его высочество. Такие особы редко встречали караваны сами, если встречающие вообще были. К тому же, она, считай, просителем едет: ее землям нужна защита, а не Сомонии.

     Столь долгое передвижение по зиме – вещь не просто утомительная, но еще и холодная. За малой скоростью каравана, втянувшего в себя четыре десятка конных, семь слуг, включая двух лакеев, два сундука с нарядами маркизы и один сундук с подарками для короля Сомонии, не все ночи эта процессия может провести в охотничьих домиках и на постоялых дворах. Хотя капитан и проложил путь «от пункта до пункта», несколько раз приходилось останавливаться под открытым небом. Солдаты – народ привычный. Зимних войн старались не вести, конечно же, оставляя все военные конфликты на весну да лето, но утепленные шатры – тоже, кстати, занимавшие очень не мало места в одной из повозок, – знавали. Но маркизу в такой шатер спать не пригласишь. И ее повозка была обита мехами, да не одним слоем, да еще и древесиной между шкурами животных проложенная. И с учетом дальней дороги повозка была длиннющая – разве что не кровать на колесах. Ночью ее ставили в круг костров, а дозорные следили и чтобы огонь не потух, и чтобы меха не загорелись. Одним словом, больше проблем, чем передвижений. Проще уж было бы выслать маркизу вперед на рысаке, а весь хлам вслед подвезти через пару недель. Но – не положено.

     Распахнулась узкая обитая дверка, лакей развернул подножку, подавая маркизе руку. Франциск спешился, отстегнул борт, терпеливо ожидая схождения королевской особы на снег. Граф Нарье стал около королевича. Ему безумно хотелось выпить. А когда молоденькая девочка показалась пред очи встречающих, опустившись в реверансе и лопоча подобающие моменту слова, Тор и вовсе чуть в сугроб не сел, прошептав: «Изабель».

     Когда два единорога унеслись в сторону двери, Сермуш нагнал слуг в покои, повелев одеть его королевское тело и надушить, и причесать – голову, не тело. А когда отмучился в гардеробной, покинул покои все также в хорошем расположении духа, что не бывало никогда после подобной процедуры.

     Король уже буйствовал в зале заседаний, принимая просителей, и Сермуш, распахнувший двери без доклада и разрешения, сбил отца с мысли. Выгнать королевича не подобало, и король знаком дал понять, что решение текущего вопроса откладывается. Сермуш опустился на колено – поприветствовал. Неополь разрешил ему подняться. И прищурился, не заметив ни гнева, ни злости, ни хмурости на лице королевича. Тут же выдворил всех из зала. Сермуш смотрел на отца, так и оставшись стоять в конце длинного стола, разделяющего их.

     – А лет-то сколько маркизе? – нарушил затянувшееся молчание королевич.

     – Пятнадцать, – Неополь откинулся на жесткую спинку кресла, разминая пальцы.

     – А Каре тридцать, – протянул Сермуш. – Надобно тогда уж две маркизы. Чтобы заменить равноценно.

     Неополь совершенно не понимал, что происходит. Почему его сын настолько спокоен. И с какой стати дерзит монарху. Тут же вспомнилось, как он сумел обвести вокруг пальца придворного сыщика, женившись на своей кошке. Но с королем шутки плохи...

     – Вторую сам подыщешь, – отозвался Неополь. – А если угодно, то хоть десятую.

     Сермуш отмерил шаги до кресла короля, присел за стол, сложив руки перед собой.

     – Твое высочество, наконец, к сорока годам начал думать не только о себе? – протянул король.

     – Мое высочество хочет долгих лет своему отцу, – отозвался Сермуш. – Чтобы ни в коем случае не занять его трон регентом брата.

     Неополь начал теребить кольца на пальцах.

     – А посему, – продолжал королевич, – не хочет волновать монарха понапрасну, следуя предписаниям лекарей.

     Неополь заерзал.

     – Вы хотите свадьбы, ваше величество? Будет вам свадьба, – улыбнулся Сермуш.

     Теодор Курим дернул шнур, снова вызывая служанку – треклятый камин не желал давать достаточно тепла, норовя погаснуть. Девушка засуетилась, подбрасывая поленьев, в который уже раз трогая железные ширмочки, призванные направлять теплый воздух к господину, а не абы куда.

     А господин придворный сыщик снова и снова перечитывал доклады своих шпиков и хмурился. А хмуриться было о чем. Молодая маркиза Деровье, всего пятнадцати лет отроду, отправлена любящими родителями и, конечно же, безумно ее любящим дядей, королем, в зимнюю стужу в соседнее королевство на церемонию помолвки, которую вполне можно было провести весной, а еще лучше – летом! И с чего это вдруг ее так... взлюбили-то? Даже если и война на носу, так раньше поздней весны также не случится. Кому охота... на морозе студить.

     И самым странным было то, что маркиза отправлена была в путь одна. То есть – только вооруженное сопровождение да слуги. Никаких мамок-нянек-подружек. И зимой. И на помолвку. И чем больше Теодор думал, тем меньше ему это нравилось – и думать, и результаты дум.

     Ничего существенного доклады не содержали, ибо не было в них ничего нового. А в голову маркизы шпики не влезут. Не среди же ее тряпок искать подвох, честное слово!

     Теодор бросил на стол истерзанное перо и уселся перед камином, разжившись кубком вина. Ну что же, теперь остается только дождаться прелестницу во дворце и разбираться на месте.

     – Кошка, ты голову потеряла? – рычал Курт, мечась по гостиной.

     Дурб с самого начала разговора поднялся к жене – не желая мешать приватной беседе, как он улыбнулся Каре, за что был награжден вполне красноречивым взглядом. На самом деле, ему действительно было чем заняться.

     – Я не вольный волк! У меня сотня бойцов и две сотни мирных!

     – Ну да, потому ты тут и прозябаешь неделю, – фыркнула кошка.

     – Уже неделю! И мне надо возвращаться!

     Все осложнялось тем, что никто не мог сказать, чем закончится предприятие помолвки Франциска. Ясно было только одно: вот так сразу семнадцатилетний королевич не выдвинется в Лазатон. Да и только после венчания положено-то. Можно, конечно, и венчание тут же организовать, хоть на следующий день. Но, опять же, Франки всего семнадцать, и предстоящая церемония – банальная формальность, подтверждение намерений сторон.

     Если размышлять логически, после помолвки маркизу вполне можно развернуть обратно, и еще четыре года жить, как и жили. Ну или до войны в Лазатоне. Но если учесть, что речь идет о Неополе, Кара не дала бы вообще никаких гарантий, как развернутся события через два дня.

     И когда они смогут увезти Франциска обратно в Балью. И смогут ли вообще. И какова будет судьба сей «резиденции Коранету». О чем и молчала сейчас Курту. Пока что речь шла о «недельке среди служаночек».

     – Курт, я прошу всего о неделе! В свете последних событий оставлять Балью только на слуг и ошметки армии – немыслимо!

     Волк рухнул в кресло и опустил голову.

     – И на кой черт я вообще с тобой связался, полукровка! – возопил он.

     – Волки – галантный народ, – передразнила его Кара.

     – Я приведу своих сюда, – остался серьезным Курт. – Раз в свете последних событий, – не остался в долгу.

     – Договорились! – тут же легко согласилась кошка.

     А когда трое Фаррину спустились, готовые отбыть на Аубердинию, бросила от двери:

     – Кстати, Курт, если прискачет гонец с сумасшедшими глазами с вестью, что дверка закрывается, подымай вояк на уши и пусть спешно отступают на Аубердинию. Вместе со всеми слугами.

     Волк прикрыл глаза, одними губами прокляв тот день, когда Кара родилась.

     – Сгинь с глаз моих! – зарычал он, и кошка выскочила в снегопад.

     Отдав последние распоряжения капитанам, Фаррину помог жене и сыну занять места в крытой повозке, оседлал единорога, и кучер стеганул коней.

     – Чует мое сердце, что вернемся мы к груде камней, – поравнялся Дурб с Карой.

     – Значит, нашим ведьмакам придется отстраивать все заново, – улыбнулась та.

     Когда они миновали дверь, Дурб усадил перед собой жену, Кара – Михалку, и, оставив коробки Ларисы шествовать в замок по земле вместе с повозкой, взяли курс на замок. Близился вечер, а Дурбу еще надо было успеть навестить караван маркизы – у него сердце было не на месте за Тора, напьется ведь, сволочь.

     Рамор отыскал апартаменты господина Серинска не без труда и не без помощи. Не застав Сермуша в его покоях, парень хотел сделать своим провожатым стражника, но тот, ошарашенный просьбой, лишь сдал барона в руки лакея, который, в свою очередь, очень спешил за очередной порцией угля для церемониймейстера. И Рамор перекочевал в руки служанки. Но через несколько коридоров и та была отослана дворецким, разгневанным, что девушка «слоняется без дела», и уже почти отчаявшийся новоиспеченный барон выпал в комнаты господина Серинска в сопровождении самого дворецкого.

     Когда старика не дергали по поводу неожиданно вскочивших прыщей, он предпочитал оставаться со своими настойками, отварами и приправами. Король не желал пить «дрянь», и лекарь из кожи вон лез, чтобы хотя бы смягчить вкус лекарств. В распоряжении Серинска были трое молодых людей, споро снующие по комнате и выполняющие распоряжения старика. Впрочем, если лекарь оставался недоволен их работой, то, вздыхая, сам вставал к очагу. И когда Рамор осторожно приоткрыл дверь, тут же чихнув от резких запахов – ввиду зимы, окна оставались плотно закрытыми вот уже не первый месяц, – старик как раз отчитывал своих помощников за передержанный на огне отвар.

     – Ах, барон... Польск! – не без труда вспомнил имя старик. – Варите заново! – это опять слугам. – Еще раз испортите, всех заменю, остолопы!

     И увел барона в свой кабинет. Впрочем, запахи предательски витали во всех комнатах лекаря.

     – Чем обязан, милый барон?

     Серинск не верил Каре. Да и кто поверит? Привезли молодого лекаря, приписали ему «в помощь», очень убедительно попросили следовать рекомендациям мальчишки, а потом сказали, что при дворе парень не останется, а если и останется, то не вместо старика. Что же, он на дите малолетнее похож, в сказки-то верить? Но виду не подавал, пока ее высочество говорила, мило улыбался и кланялся, полностью во всем с ней соглашаясь. Да и как не согласишься: мало того что королевна теперь, так еще и нечисть, прости господи. А спорить ни с теми ни с другими – не на пользу здоровью.

     – Господин Серинск, – Рамор напрочь забыл, стоит ли поклониться старику, или и так сойдет, решил не разводить церемоний, и сразу перешел к делу, – позволите ли воспользоваться вашим очагом? Мне пару отваров приготовить, честное слово, не задержу надолго!

     Старик опешил, улыбка сползла с его лица, и Рамор понял, что что-то он все-таки сделал не так.

     – Отваров?

     Серинск присел в кресло, мысли неровным строем пронеслись в его голове. Не на смену ему, говорите? Конечно, конечно. И отвары он, наверное, от скуки пришел варить, а не лечить уже кого-нибудь.

     – Понимаете, сегодня госпожа Фаррину прибывает, а она... с ней... в общем, мне бы отваров сварить, – проскулил Рамор, тоже опускаясь на что под зад подвернулось.

     – Госпожа Фаррину? – тупо повторил Серинск.

     – Ну да... На помолвку же...

     Помолвка моментом вылилась в мозгах старика в венчание, а последнее – в коронацию королевича, то есть в очень много перемен при дворе. А молодой барон привезен именно королевичем. И старик явно проигрывал ему. Серинск икнул. Рамор опустил голову и вздохнул. Кошка будет в ярости.

     Разобрав истинный завал на своем столе, Сермуш взял первый листок и начал изучать, меряя кабинет шагами. Даже хорошо, что Кара унеслась в Балью: целый день его не будут беспокоить. И когда постучали в дверь, сам распахнул створки, не отрываясь от чтения – уже привычка. Теодор Курим замер в дверях.

     – С чем пришел? – вместо приветствия спросил королевич. – Дверь закрой, кстати, холодно. Еще дров принесите! – гаркнул в коридор. – А то Кара все покои выстудила ночью.

     Теодор осторожно втиснулся в кабинет. Он не «встречался» с королевичем уже очень долго. Дорожки их не пересекались в спокойные времена, а личной встречи господин сыщик не искал.

     – Весь замок готовится к встрече маркизы, – осторожно начал Тео.

     Сермуш утвердительно промычал, взял следующий листок и снова погрузился в чтение, присев на стол.

     – Слышал, это вы ожидаете ее, ваше высочество.

     Королевич глянул на сыщика поверх листка:

     – Что ты хочешь, Тео? – улыбнулся.

     – Раздумываю, когда... готовиться к аннулированию вашего нынешнего брака, ваше высочество. Вы же понимаете, что у меня будет очень много писанины после этой... церемонии.

     – Помолвку боишься пропустить? – Сермуш устроился на столе поудобнее. – Я за тобой лично пришлю, не переживай.

     – А что же вы встречать миледи не выехали, ваше высочество? – мерил кабинет шагами Тео. – Девочка одна... Зимой... К вам... Что же о Сомонии говорить будут?

     Сермуш следил за сыщиком, пытаясь понять, зачем тот пришел. Теодор Курим никогда и ни к кому не приходил просто так. И не факт, что он подозревает в чем-то именно того, кому нанес визит. Просто... работа у него такая – быть в курсе. Мог Сермуш и выставить его сейчас, конечно. Но лучше повременить с резкими движениями.

     – Я уверен, миледи в очень хороших условиях и надежных руках, – королевич склонил голову на бок. – А пешие прогулки на морозе не входят в мои планы.

     – Значит, как летать на морозе над дворцовой площадью часами, это запросто, а пешочком – не?

     И что же господину сыщику... не спалось, раз он наблюдал за белоснежным единорогом ночью?

     – Небо – это святое, Тео, – остался спокоен Сермуш.

     И это спокойствие не вязалось с предстоящим аннулированием. И Тео был в растерянности ничуть не меньше, чем Неополь, пославший сыщика к сыну разузнать хоть что-нибудь.

     – Так перо с бумагой когда готовить, ваше высочество? – сдался Тео.

     – Успеешь, не переживай.

     Мороз сократил церемонии до минимума, и очень скоро маркиза юркнула обратно в свою меховую повозку. Снова зацепив борт, Франциск поднялся в седло.

     – Ваше сиятельство? – прищурился на, казалось, окаменевшего Тора.

     Тот даже не сразу понял, что обращаются к нему. А процессия снова двинулась, теперь уже во главе с королевичем и летунами. На их пути – постоялый двор, последнее пристанище перед прибытием во дворец. И огоньки сего теплого помещения будут очень долго дразнить чинно приближающийся караван...

     – Ты словно призрака увидел, – усмехнулся Франциск, когда Тор, наконец, поравнялся с ним. – Хотя бы для приличия нарисуй румянец, мороз как-никак.

     – Мне надо выпить, – промямлил ведьмак.

     – Я тебя Дурбу сдам.

     – Ты не можешь быть таким бессердечным.

     Франки вздохнул и проводил взглядом белого с вороным единорога, быстро спускающегося к постоялому двору. А вот и Фаррину...

     Три всадника из сопровождения маркизы стеганули коней, галопом двигаясь вперед – они обеспечат должное размещение миледи на ночь. Дурб пропустил их, уведя единорога в сугроб, и присоединился к королевичу.

     – Все в порядке, – тут же выпалил, чтобы услышали в том числе и летуны; все с облегчением вздохнули. – Но пришел я очень вовремя, надо сказать. Тор, ты как?

     – Да он такой уже с полчаса, – без эмоций ответил за ведьмака Франциск. – Сидит и молчит, словно язык проглотил.

     – Ну, сейчас это даже хорошо, – протянул Дурб. – А утром мы с тобой, Тор, в замок двинем. Послужим гонцами почетным гостям...

     Ведьмак кивнул головой, даже не посмотрев на летуна.

     На всякий случай, Тор закрыл свое сознание – полностью и прочно. Если Франки вдруг слишком озаботится его молчаливостью и попробует постучаться в мозги, то не увидит ничего, кроме пустоты. Мысли ведьмака путались, метались и вопили только о том, что в повозке за его спиной – Изабель, и она двигается на церемонию обручения с Франциском. Тор огрызался на них, посылал к чертям и отбивался, что Изабель мертва вот уже восемь лет как, а мозг предательски вопрошал, неужто он теперь глазам своим не верит.

     – Мне надо выпить, – опять промямлил ведьмак.

     Фаррину взял его единорога под уздцы:

     – Пожалуй, ваше высочество, мы оставим вас прямо сейчас. Панир! – позвал он. – Головой за королевича отвечаешь. Давай, Тор, полетели.

     Лариса держалась приветливо, как и всегда. Ее что-то спрашивали – отвечала рассеянно. Ей что-то предлагали – в основном, отказывалась. И когда ее оставили в апартаментах наедине с Карой, так и осталась при своей приветливой светской улыбке. Кошка выпроводила из комнаты Михалку и присела напротив женщины. Слов ей было не подобрать, да и не надо сейчас утешать Ларису – только хуже будет. Потому она просто повелела принести в апартаменты ужин, обозначив, что также присоединится к графине. А когда в дверь протиснулась голова Рамора, снова с трудом обнаружившего комнаты, кошка была готова расцеловать парнишку.

     – Долго она в таком состоянии пробудет? – спросила Кара Рамора по пути наверх.

     Тот только плечами пожал – все по-разному.

     – Я боюсь ее сейчас возбуждающими поить, пусть пока переживет со своим горем. Там посмотрим.

     Хорошо ему говорить, Лариса, считай, ходячее растение.

     А в покоях уже ожидало другое растение, правда, активно налегающее на вино.

     – Я сама в ступор скоро войду, – разозлилась кошка, посмотрев на Тора и растерянных Сермуша с Дурбом. – Одни лунатики! Что еще случилось!

     – Да он вот такой... Несколько часов уже, – пробормотал Дурб.

     – Двигай к Ларисе, она там одна.

     Присев в кресло напротив ведьмака, Кара посмотрела на того в упор:

     – Говори, черт тебя побери!

     – Там – Изабель, кошара...

     Маркиза была молчалива и все время старалась смотреть в пол, словно именно там происходит все самое интересное. Лакеи суетились, воины уже давно разметались по комнатам, набившись по трое, а то и четверо в одной, летуны устанавливали ширмы – в комнате королевича разместятся еще двое, но не гоже Франциску спать «в общей», вот и изгалялись.

     – Да оставь ты это, Панир, – попросил Франки.

     Его ужин с маркизой прошел очень напряженно, и сейчас, стоя у окна, молодой королевич хмурился. Он не знал, как должны вести себя «обещанные» и «прибывающие» исполнить часть обещания – он кожей чувствовал, что что-то было если не «не так», то уж очень странно.

     Маркиза Деровье ела молча и медленно, очень аккуратно поддевая малюсенькие кусочки, осторожно отпивая из кубка... Франки старался вести светскую беседу, расспрашивая о Лазатоне, о придворных ее дяди, даже о подружках – маркиза отвечала сдержанно и разговор не поддерживала. Ужины в Балье, конечно, нельзя назвать королевскими. Там собирались «свои», и церемоний не привечали. Но и этот ужин с маркизой Франки не назвал бы... нормальным.

     Стараясь разрядить обстановку, молодой королевич неожиданно отбросил столовые приборы и протянул маркизе руку:

     – Разрешите?

     Девочка замялась, уставилась на него – наконец-то! – большими глазами и подала руку. Дурачась, Франки начал гадать по руке. Но что бы он ни делал, какими бы шутками ни сыпал, маркиза, коротко хихикнув, снова погружалась в молчание и опускала глаза. Франциск вздрогнул, неожиданно очень живо поняв, что вот это создание рано или поздно разделит с ним супружеское ложе. Там она в потолок уставится?

     Из своей жизни в замке отца Франки не оставил для себя памяти об отношениях. Жил он там лишь до двенадцати лет, окруженный бесконечными няньками да учителями. Мать уделяла сыну не много внимания, братьев-сестер у королевича не случилось – не выжили. И всё понимание и осознание мира пришлись на года в Балье. А там царили совсем не дворцовые традиции. И перед глазами Франциска были брат с кошкой, Дурб с женой да повеса Курт, умело лавирующий между парой десятков любовниц. А ведьмак-наставник и вовсе редко когда был трезв вечерами, на дне бутылки отыскивая свою Изабель.

     Чего греха таить, Франциск мечтал найти «свою» Кару или Ларису. Но – бросился в омут с головой, подставляя брату плечо. Королевства ради? Да черта с два, первое и единственное, что билось тогда в его мозгу, была мысль о Сермуше. Он не представлял его отдельно от кошки. А потом уже можно успокаивать себя, что и ради королевства, наследный принц, как-никак.

     Встречая караван, Франки убеждал себя, что можно ведь и людьми остаться, можно хотя бы попробовать быть не просто росчерками в церковной книге. Но маркиза не помогала королевичу, словно щит вокруг себя выставила. И иголками ощерилось ее молчание.

     Засыпая, молодой наивный королевич мечтал увидеть сон о Балье.

     Выстроенные парадные войска уже давно устали стоять по стойке «смирно». День выдался не особо морозным – только что закончил валить снег, но воинов сия мысль не согревала. Шапик пробежал по рядам, распахнутые меха волочились по снегу, а шапка все время норовила упасть на глаза.

     – Так и стоим! Так и стоим! Уже прибывают! – вопил церемониймейстер, взлетая по ступеням паласа.

     Преодолев пролеты, кубарем ввалился в тронную. Все придворные – даже король – вздрогнули, резко повернув головы. По залу пронесся вздох облегчения: это всего лишь Шапик.

     Следуя линиям на полу, выложили меховые ковры – в основном, чтобы прикрыть эти самые линии. Придворные выстраивались, следуя четким указаниям Леопольда, да так и замирали, не смея шелохнуться. Неимоверный холод тронной словно примораживал людей к полу. Несмотря на плотно закрытые ставни и обитые мехами стены, отопить такие помещения было невозможно. Вычурные камины, искусно вписанные в общий вид зала, пыхтели от натуги, но были бессильны. И все приплясывали на одном месте – Шапик нагнал придворных аж на час раньше.

     Дамы щеголяли отороченными мехами платьями, но по линии декольте кожа предательски покрывалась мурашками. Благословляя длинные пышные юбки, женщины еще поздней осенью отказались от легкой обуви, но ноги мерзли даже в сапогах – постой-ка с час в тронной! Мужчинам было проще, однако и они переминались с ноги на ногу, проклиная церемонии, Шапика и прибывающую маркизу.

     Трон короля разжился двумя креслами справа: для королевича и его супруги. Отказываясь сидеть, аки истуканы, на одном месте, Сермуш и Кара медленно бродили около камина, вполголоса перекидываясь шутками. Кто-то не выдержал – также пристроился около очага. И вскоре все придворные уже окружили огнедышащие агрегаты. Эту картину и застал Шапик, вкатившись в тронную – и тут же вспотел, несмотря на холод.

     – Прибывают! – прошептали его губы.

     А придворные толкутся около каминов, как стадо баранов.

     – Господа, маркиза уже на крыльце!

     Придворные отказывались слышать церемониймейстера. Вот застучат ее сапожки в коридоре, тогда они и оторвутся от спасительного огня!

     – По местам! – Сермуш пронзительно свистнул.

     Король зажал уши. Придворные, на секунду замерев, тут же отлепились от каминов и заняли свои места, согласно коврам, замерев. Шапик уполз за стройные ряды, дрожащими руками снимая шапку.

     Два лакея чинно распахнули двери в тронную... Первым вплыл огромный сундук на руках двух слуг маркизы... Затем прошествовали двое военных – видимо, исполняющие роль телохранителей и приближенных... Постояв несколько секунд в проеме, все также смотря в пол, в тронную ступила маркиза Нолла Деровье, медленно шествуя к креслу короля... Когда она опустилась в реверансе, Неополь на секунду склонил голову – и замер. В проеме двери показался Франциск.

     Сермуш и Кара улыбнулись.

     Когда молодой королевич поравнялся с маркизой – опустился на колено перед отцом... Тот, не помня себя, разрешил ему подняться, сглотнул... Франциск занял место по левую руку от отца – стоя, на него не рассчитывали и кресло не внесли. Шапик спрятал лицо в ладони.

     А маркиза уже лопотала, преподнося дары, передавая заверения, приветы, ответы... Сермуш склонился к отцу, прошептал:

     – Улыбайтесь, ваше величество, не похороны же. Наш мальчик вырос.

     Вы хотите свадьбы, ваше величество? Будет вам свадьба.

     Для Тореля уже была готова гостевая комната – этажом выше, над комнатой Рамора, но, выслушав его сбивчивые речи об Изабель, кошка притащила в покои мужа молодого лекаря и повелела им обоим оставаться здесь и, по возможности, привести ведьмака в чувства. Напоследок бросила: «Не вином!» Когда двери за разодетыми королевичами захлопнулись, Рамор посмотрел на ведьмака и предложил рассказать ему суть проблемы. А, выслушав, только вздохнул: нет у него отваров от сердечных ран. Да и что тут сделаешь!

     Господину Серинску не пристало присутствовать на церемониях, подобной встречи маркизы. Вот бал после ужина – это милости просим. Да и вдруг плохо кому станет... Даже трапезничал старик далеко не в столовой за королевским столом. И воспользовавшись очередной свободной минуткой, Серинск заперся в своей варочной – предварительно выставив вон помощников. Не их ума, что собирается смешивать старик.

     Бал открыли Франциск и почетная гостья, старательно выводя па. Их «поддержали» Сермуш с Карой, двигаясь значительно более раскрепощено. Братья встретились взглядами, еле заметно улыбнувшись друг другу. А через несколько минут придворные, уже разгоряченные вином, вовсю согревались под музыку менестрелей.

     И как только королевичи могли покинуть веселую толпу, Сермуш аккуратно взял брата под локоть, отводя в сторону от общего веселья.

     – Какого черта ты делаешь, – прошипел он, впрочем, все также мило улыбаясь: издали их беседа должна производить впечатление светской.

     – И тебе здравствуй, – кашлянул Франки.

     – Я тебя просил?

     – А что, мог попросить? Или на войну опять потянуло? – Франки выхватил глазами лакея, подзывая рукой; выставил кубок, требуя еще вина.

     Сермуш перехватил его руку, отбирая посудину: еще немного и юноша упадет.

     – Уж лучше на войну, чем тебя подставлять.

     – Да ну? – улыбнулся Франки. – А кошка хвостиком вильнет – тоже ничего?

     Сермуш опустил голову.

     – Не повезло нам, брат, – неожиданно трезвым голосом проговорил Франциск, вплотную приблизившись к Сермушу. – Но пока мы можем подставлять друг другу плечо – прорвемся, – заглянул в глаза брата, грустно улыбнулся. – Сегодня моя очередь спасать.

     Сермуш проводил юношу взглядом, покрутив кубок в пальцах. И долго смотрел на молоденькую маркизу, поддерживающую светскую беседу с придворными. Неополь как ушел в затяжное пике в тронной, так и оставался хмур и молчалив, только по необходимости открывая рот.

     Отрапортовав, как зазубренный, очередной ответ придворной даме, Нолла снова мило улыбнулась, еле заметно поерзав в кресле, когда Сермуш протянул ей руку, чуть склонившись. Отказать – нельзя. Вел королевич уверенно и легко, мужчины уступали место, не менее элегантно уводя своих партнерш в стороны. Кара опустилась на место мужа подле Неополя.

     – Ваше величество не довольны приемом? – тихо, чтобы только король услышал, проговорила. – Барон разве зря старался? У вас замечательный церемониймейстер, ваше величество. Такой... громкий.

     – Вы оба еще не поняли, что натворили, ваше высочество, – повернул к ней голову король. – Франциск – наследный королевич. Вы подписали себе приговор жить в Лазатоне, как только мой младший сын примет трон.

     Улыбка Неополя стала хищной.

     – Или Сермуш подвинет брата, заняв мое место?

     Кара продолжала мило улыбаться, поняв, что Франциск упустил из виду, да и не мог он знать таких тонкостей.

     – Земли отойдут Сомонии, – продолжал Неополь, наклонившись к невестке, – истинно так. Но ни одно слияние не проходит по щелчку пальцев и по подписям сторон. Волнения... Недовольства... Интриги... Вас ждет очень интересная жизнь, ваше высочество. В Лазатоне. Ибо молодой король нужен Сомонии. А на месте будет разбираться Сермуш. И что там случится... Как повернется...

     Неополь дотянулся до сушеного винограда, с удовольствием закинув несколько изюминок в рот. Кара теребила кольцо на пальце, с цепочки то всегда перекочевывало на свое законное место ради декольте.

     Ссылка в Лазатон.

     Сермушу она и так грозила, он не наследный принц. И по планам, он отбыл бы в новые земли вместе с молодой женой. А куда отправил бы эту самую жену потом, или оставил бы при себе – никого не волновало. Но раз под удар подставился Франциск... Сермуш все равно отправится в ссылку, но теперь уже с Карой, раз так не хочет расставаться со своей кошкой.

     Кара прикрыла глаза. Не ссылка ее беспокоила. Она только сейчас поняла проблему: так или иначе, братья будут разлучены. И кто бы ни женился на маркизе, исход один. Неополь лишал Франциска влияния Сермуша. Ему опять не удалось убрать кошку от сына. Ну что же... Последнее слово все равно останется за королем.

     Нолла не поднимала глаза на старшего королевича, вцепившись в его камзол. И когда он завел беседу, отвечала, опять же, заученно и тихо – Сермушу приходилось напрягать слух, чтобы расслышать хоть что-то. Проплывая перед музыкантами, королевич кивком головы повелел не останавливаться. Он еще не весь шепот расслышал. А слушать ему было чего. Слишком правильная речь, слишком четкие ответы – ей военным надо было родиться. Слишком велико волнение девочки. Первый раз в свете в пятнадцать лет? Глупости. Ее первый бал был три года назад, таковы правила. Первый раз в чужой обстановке? Вот это правда. И так уж прям волнуется? Не среди же волков, придворные в любом замке одинаковые. Если нацепить на них маски – так и вовсе не отличишь двор от двора.

     Кара проводила мужа взглядом и вздохнула, закусив губу, признаваясь самой себе: рано они ликовали. Рядом вырос чуть покачивающийся Франциск. Кошка подняла глаза, принимая его руку.

     – Трезвей, высочество, – прошептала на ухо юноши, – хватит комедию ломать.

     – Не хочу, – упрямо пробубнил Франциск, ведя женщину.

     Не ворваться ей в его сознание. Ведьмак, так его.

     – Добро пожаловать в родные пенаты, парень, – хмыкнула кошка.

     Юноша стиснул ее талию, сжал руку в своей ладони – каким бы хрупким он ни был, все-таки, мужчина.

     – Мне и так тошно, Кара, еще твоего ехидства только и не хватало.

     Сермуш перехватил взгляд жены, подмигнул.

     – Франки, посмотри на меня, – потребовала кошка. – Пока мы живы – у тебя есть на кого положиться. Собирайся, малец. Ты – будущий король. Плакать на плече брата в его покоях будешь, а не при придворных. Съедят и не подавятся!

     Франциск зло оттолкнул Кару от себя, закрутив, с силой вновь прижал к себе:

     – Мне нужен Тор. Здесь.

     – А вот это проблематично, – закусила губу Кара. – Он малость не в форме.

     Франки скрипнул зубами.

     Неополь следил взглядом за сыновьями, его настроение постепенно улучшалось. Поиграть хотите, мальчики? Давайте поиграем. Зубки не обломайте, с королем-то тягаться. Почувствовав прилив сил, Неополь поднялся, приглашая жену. Огоньки свеч дрогнули, словно склоняясь, все освободили центр зала для монарха. Фаворитка сверкнула глазами, но ее роль проигрышная на таких приемах. Последний танец остался за королем.

     Маркиза покинула бал за полночь, но веселье еще только набирало обороты. В окружении слуг поднялась в приготовленную комнату, при себе оставила только двух служанок – из своего сопровождения. Ее начали переодевать, готовя ко сну. Уставившись на пламя свечи, девочка задумалась.

     – Мой футляр? – спросила в пустоту.

     Служанка тут же поднесла продолговатую темную коробку. Щелкнул замочек. Проведя тонкими пальчиками по содержимому, девочка прикрыла глаза и оттолкнула руку женщины. Футляр снова занял место в сундуке.

     – Дайте меха. Я на воздух хочу.

     Франциск тряс наставника, осыпая его проклятиями. Как только маркиза покинула бал, все Коранету тут же улизнули в покои Сермуша. Раньше почетной гостьи уходить не полагалось. Но кабинет королевича встретил их гнетущим молчанием. Тор был относительно трезв, но все также в ступоре. Рамор лежал на кушетке, развлекая ведьмака рассказами о своих скитаниях. Тор, впрочем, не слышал ни слова.

     – Твою мать, Торель! – взревел Франки, резко поднявшись.

     – Иди к себе, – бросила кошка. – Сейчас от него ничего не добиться.

     – Ты с маркизой разговаривала? – прищурился Франциск.

     – На кой она мне сдалась, – вполне резонно ответила Кара, мечтая поскорее избавиться от платья.

     – А я вот разговаривал, – прошипел Франки, подскакивая к кошке. – И мне очень нужен Тор. Я не смогу вползти в ее сознание незамеченным.

     – Хотел бы и я туда... вползти, – промямлил Сермуш, спиной прислонившись к камину, как к родному.

     – Ну, я могу разве что в глазки заглянуть. Но, как понимаете, не незамеченной, – хмыкнула Кара, все-таки скрывшись в гардеробной. – Кто корсет расшнурует? – крикнула.

     Рамор вздрогнул. Сермуш пошел на зов жены. Слуг никто и не подумал звать – без них спокойнее. И ушей меньше.

     – А что не так с девочкой? – спросила Кара, разваливаясь в кресле уже в наиудобнейшем мужском камзоле.

     – Да как тебе сказать, – ответил Сермуш. – Вроде так с виду ничего особенного. Можно даже к волнению приписать... ее молчаливость. Но когда с ней разговариваешь, такое впечатление, будто помрет прямо сейчас от своей же застенчивости.

     – Нагнетаете вы, господа.

     – А ты поговори с ней – тогда и потолкуем, нагнетаем или нет, – бросил Франциск. – Ладно, все равно раньше утра ничего не решится. Я к себе.

     И вышел. Стражи у дверей лязгнули латами. Вскоре торопливые шаги королевича стихли.

     – Я тоже спать хочу, – буркнул Рамор. – Не сидеть же мне около этого растения день и ночь.

     – Составь ему компанию до утра, будь добрым лекарем, – улыбнулся Сермуш. – Чтобы неожиданностей не было.

     – Он же ведьмак, – усмехнулся Рамор. – И значительно сильнее меня. Если захочет – я только через неделю очухаюсь.

     Но все же вывел Тора, обнимающего кувшин с остатками вина, и остался с ним, гадая, какой будет реакция ведьмака, когда тот, наконец, придет в себя. Если начнет крушить все вокруг, парень надеялся успеть выскочить из комнаты и укрыться в покоях королевича. Любого. Не верил Рамор, что, найдя «свою Изабель», ведьмак снова утонет в вине.

     В принципе, молодой лекарь оказался почти прав.

     Торель победил схватку с собственными мыслями глухой ночью. Выстроив остатки сознания по стойке «смирно», глубоко вздохнул и окинул комнату. Он сидел в кресле, а на его кровати мирно сопел Рамор поверх одеял. Помня о слухе оборотней, собрался, наведя морок. Полукровка поморщился во сне, но не проснулся. Не производя ни звука, Тор отставил кувшин, еще немного помедлил и вышел в коридор, плотно и бесшумно прикрыв дверь. Стражей у гостевых комнат отродясь не бывало. И ведьмак заспешил на балкон – освежиться. А заодно и подумать, где искать комнату маркизы.

     Впрочем, вторая задача решилась сама собой: на соседнем балконе, опершись о перила, стояла Нолла. Она уже давно замерзла и подумывала вернуться в комнату, но вышедший ведьмак сбил ее планы.

     – Не боитесь простынуть? – спросила маркиза, заметив, что граф вышел дышать без мехов. – Я не видела вас на балу, – продолжало юное создание. – Неужели мое общество настолько скучно, что тут же и скрылись? Прямо с постоялого двора...

     Ведьмак пробовал приказать языку шевелиться, но тот упрямо сопротивлялся.

     – А я, знаете, очень не люблю все эти... церемонии. Сначала было интересно. А потом как-то приелось. Скучно. Как подумаю, что вот так всю жизнь провести, – в дрожь бросает.

     Она подняла голову вверх, осматривая звездное небо. Мороз обещал снегопад по утру. Торель прикрыл глаза, тихонько сглотнул. Через неделю еще одна скучная церемония отнимет у него и эту «Изабель». Маркиза была младше его почти-жены на семь лет. Но не узнать было невозможно. Всматриваясь в молоденькое личико при свете луны, Тор пытался внушить самому себе, что он просто устал жить без Изабель и ищет похожих на нее. Но тут же скрипнул зубами: черта с два. Маркиза была словно близнецом Изабель. Словно – ею самой. Даже голос.

     – Красиво, правда? – снова повернула к нему голову девочка, кивая на россыпь звезд.

     Торель глупо улыбнулся и подошел к перилам – их балконы разделял метр темноты, резко уходящей вниз. Поднял руку к небу, тихонько прошептал коротенькую фразу и тронул небо. Нолла, как зачарованная, посмотрела наверх и засмеялась: ведьмак «дорисовывал звезды», выстраивая их причудливым узором. Раздвинул те, что «мешали», снова провел рукой в воздухе... рисуя. А сам смотрел на белокожую маркизу, глаза которой радовались неожиданному волшебству. Она даже не задумалась, как такое возможно. Ведь нет в этом мире ведьм... Она просто была еще ребенком, которому хотелось сказки.

     – Какая красота, – рассмеялась она, посмотрев на Тора.

     Тот приложил палец к губам, призывая хранить увиденное в тайне. Подмигнул девочке и вышел с балкона, прижавшись к закрытым дверям. Его уже разыскивал Рамор. Обняв парня за плечи, ведьмак повел его в свою комнату.

     – Знаешь, что меня удивляет, малец, – заговорил Тор. – Люди в мире без магии верят в нее больше, чем нелюди в мире ведьм.

     Кошка выскользнула из-под одеяла, тенью шмыгнув в кабинет Сермуша. Прыгать по стенам зимой ей безумно не хотелось. Сорваться не сорвется, зимы везде леденят камни одинаково, не привыкать. Просто – нет очень уж большой нужды. Вот подойдет к нужной комнате поближе, тогда и скользнет в окно. Вышла в коридор, тут же шикнув на стражей. Те замерли, не лязгнув. И быстро пошла к лестницам.

     Можно было и отмахнуться от слов королевичей о маркизе. Мало ли что челам... привидится. А можно и перепроверить – чтобы самой спать спокойнее. А то в этом дворце очень уж стелют жестко.

     Спустившись на третий этаж, еще в темноте коридора ушла на балконы и, одев бронь, нырнула в окно, легко «сняв» зажим со ставень ударом кулака. Получилось не особо тихо, но кто ночью обратит на это внимание. Главное, вернуть все на места. Чтобы у господина Курима не возникло ненужных подозрений по утру. Отодрав от окна меха, мягко опустилась на ковер, осматриваясь. Глаз оборотня сориентировался в темноте быстро: она одна. Закрыла окно, примостив зажим на место... Клепы, что поддерживают меха, вбила обратно ребром стального кулака, стараясь шуметь как можно меньше... И разожгла свечу, вернув себе человеческий облик. Уйдет она цивилизованно – через дверь, но уже утром, когда слуги отопрут. Кошка сумеет стать «невидимой».

     Где же еще искать сведения, как не в кабинете господина сыщика. Если кто чего и знает в этом замке, то все эти знания вылиты на бумагу и заперты господином Куримом в его бесконечных секретерах, ящиках и даже сундуках. Перерыв тонну бумаг, Кара не нашла ничего – ровным счетом ноль. Неужели Тео «пропустил» приезд маркизы? Вряд ли. Просто искать надо лучше.

     Открыв новый ящик секретера, кошка начала перебирать стопки бумаг, разворачивая свитки, пробегая глазами и цельные листки. Где же ты спрятал доносы о караване, милый сыщик...

     Пробежав один из листков «по диагонали», уже вернула тот на место – и снова подняла к глазам. Снова перечитала. Снова. Выхватила следующий листок, тоже прочитала. Еще один... С десяток докладов о сорвавшемся задании в Балье. Разные почерки, некоторые листки – в крови. В Балье?

     – Там не было «чужих»... – прошептали губы.

     – Конечно, не было.

     Кабинет озарился еще одной свечой: у стены стоял Теодор. Кара не знала, что с недавних пор Курим очень часто оставался за стенкой, не всегда желая подниматься в свои апартаменты. Особенно, когда... работы было много. Дав кошке некоторое время – а это могла быть только она, никто больше по окнам третьего этажа не лазает, знаете ли, – сыщик, все-таки, открыл дверь в нише и вошел в кабинет.

     – Спасибо, что окно привели в порядок, ваше высочество, – кивнул Курим. – А то и так холодно...

     Кара прижала сыщика к стене, вмиг обернувшись, кошачьи глаза моргнули:

     – Что за задания, Тео?

     Сыщик улыбнулся, не отводя взгляд.

     – Говорят, вы сами все узнать можете... Зачем же спрашивать-то.

     – Узнаю, если вынудишь. Говори!

     – Сложно говорить, когда горло сдавлено, – прохрипел Тео, и Кара отпустила его, отступив на шаг.

     Если сыщик пытался посягнуть на их убежище... Ему лучше уже молиться. Но сначала она хочет услышать все о «сорвавшихся планах». Потом – проверит, правду ли сказал и всю ли. А потом – подумает. Объяснять, что выудить события -летней давности не всегда простое занятие, она не собиралась. Когда знаешь, что искать – проще, чем рыться наобум. Курим потер горло, прошел к своему столу, пододвинутому к камину, присел в кресло...

     – Вы вот все ополчились на меня... господа, – заговорил. – А между тем мне ведь не на руку дворцовые перевороты. Да и королевству они нужны меньше всего. Где будет Курим, если разгневанные... люди короля-то... снимут. Мне, знаете, о семье думать надо... О детишках... О королевстве.

     Кошка присела на кушетку, вернув человеческий облик.

     – А король... сам не свой после смерти Ирбина. Вы вот к своим оборотням сбежали... И правильно сделали. Мне самому хотелось к вам сбежать.

     – Если ты не перейдешь к делу, мое терпение кончится, – без эмоций предупредила Кара.

     – К делу... Ну, давай к делу.

     Налил себе вина, кошка отказалась от второго кубка.

     – Вы когда с королевичем венчались, не подумали, кто под ножи пойдет? А зря не подумали... Не дотянувшись до тебя, король повелел «дотянуться» до правой руки сына, – посмотрел на Кару сыщик.

     Та напряглась.

     – Чтобы... не повадно было, знаешь ли. И очень хорошо, что повелел он через меня. Предупредить ни одного из вас я не мог: я же стал вашим первым врагом! – он воздел руки к потолку, допив вино. – Вот и нашел, как уберечь Фаррину от... вдовства. Мне когда доложили, что он таки оставил жену с сыном и улетел, я чуть сам не побежал в апартаменты...

     Кошка сглотнула. Потеряв жену и сына, Дурб не просто озверел бы. На что решился бы Фаррину, даже богу не известно. Но что бы ни произошло, в истории эти события маячили бы со словом «кровавый».

     – За себя ты больше испугался, Курим, – выплюнула кошка. – Он тебя первого на крепостных стенах распял бы.

     – Спорный вопрос, ваше высочество, очень спорный, – покрутил кубок в пальцах Тео. – Да и вообще сложно сказать, «что было бы». А я не настолько любопытен.

     – И как же... гнев монарха-то пережил? – прищурилась Кара.

     – Да впервой, что ли, – усмехнулся Тео. – Стараниями вашего же мужа... – намекнул на тайное венчание. – Или вы считаете, что мое место уютное? Все мы при дворе перед сном бога благодарим, что пережили еще один день. Не мне вам рассказывать.

     – Так что за задания-то?

     Тео вздохнул.

     – А что, еще не догадались? На вас и Ларису было совершено десять покушений. Читать меж строк разучились?

     – Ну так... не было же...

     – Мы начнем разговор по новой? – прищурился сыщик. – Никому не нужен дворцовый переворот, – проникновенно сказал Тео, – и убитые горем летуны, жаждущие смерти короля.

     Все правильно: абсолютная власть – это сказка для молодых королевичей, а не реальность. Балом правят из тени. И гнев монарха не вписывался в планы этих теней. Тени же уберегли и Тео. А Неополь кушал заверения, что женщин все же пытаются достать. Как же, король повелел же. Только не на бумаге повелел, о таких вещах даже шепотом говорить не полезно – даже королям. Вот и вышли на сцену теневые силы, сами мозгами пораскинули и сами же новые приказы раздали. А сцена для зрителей, залитая светом и усыпанная мишурой, продолжала жить своей, светлой жизнью. Как и «беглецы» – своей.

     Тео не спешил обелять себя перед «двором Сермуша». Он берег липовые доносы не шутки ради – понадобятся. А как и когда понадобятся – не знал. Если что, этот разговор состоялся бы в покоях Сермуша. А может, и в покоях короля, на самый крайний-то случай. Ан нет, кошка сама к ним пришла.

     – А зачем пришли-то, ваше высочество? – спросил Курим. – Явно не навестить старика.

     Кара медленно поднялась, подошла к сыщику и склонилась над ним, улыбнувшись:

     – Соскучилась, – и утонула в его сознании.

     ...Курим знал еще меньше. Только какие-то невнятные подозрения, выстроенные на за уши подтянутых фактах. Плюс бормотание Сермуша и Франциска, что с маркизой что-то не так. Кара закусила губу, попивая вино, пока Курим отчаянно мотал головой.

     – Черт... – ругался Тео.

     – Бог даст – привыкать не придется, – протянула Кара.

     Ну и что же у нас не так с милой девочкой? Все вокруг так напряглись на нее... А, может, просто при дворе слишком долго прожили, вот и подозреваете всех вокруг?

     – Чем может быть опасна пятнадцатилетняя девчонка, – протянула кошка.

     – А вы не годами думайте, ваше высочество, а титулами. Она – племянница короля. Обещанная старшему королевичу.

     – Я не вижу пока ничего, кроме убитого горем ребенка, которого подкладывают под чужого мужика.

     Курим уселся поудобнее, поиграл огоньком свечи.

     – А вы циничны, ваше высочество.

     – Сказал волк в овечьей шкуре, – парировала Кара. – Ладно, Тео, бывай. Думала мыслишками у тебя разжиться, а ты и сам ничего не знаешь. Дверку открой, а то сам будешь меха к окну прибивать.

     – И в какую же магию они верят?

     Кошка отлепилась от стены, когда Тор с Рамором уже подошли к двери. Увлеченный словами ведьмака, полукровка не заметил женщину, и сейчас вздрогнул от ее голоса. Да и Торель потерял бдительность. Не к добру, господа, не на воле вы, а в клетке со зверьми.

     Кара ногой пнула дверь, кивая внутрь. Все трое скрылись в комнате. Ведьмак разжег свечи. Трудно здесь будет Франциску – утаивать свои способности-то...

     – Смотрю, ты в себя пришел, граф, – протянула кошка. – Очень вовремя. Что-то интересное закручивается вокруг маркизы, и мне очень хочется узнать подробности перед финальной сценой для зрителей.

     Она с ногами забралась на кушетку, взглядом ведя Тора, меряющего комнату шагами. Рамор рухнул на кровать, желая, все-таки, отдохнуть.

     – А от меня-то ты что хочешь? – хмуро спросил ведьмак.

     – Поговори с прелестницей, – улыбнулась Кара. – Как только вы, ведьмы, говорить умеете.

     Торель остановился напротив женщины, буравя ее взглядом. Таких просьб Кара выдала ему немало – в прошлой жизни. Они оба были при дворе Гонта и играли в паре.

     – А ищем-то что? – просипел ведьмак.

     Кара опустила голову, усмехнулась:

     – Тор, ты никак решил, что Изабель воскресла?

     Разорвав расстояние между ними, граф схватил кошку за грудки мужского камзола:

     – Ты, кошара, даже и не заикайся! И усмешки свои оставь при себе.

     – Очнись, Тор! – прошипела Кара. – Эта девочка – маркиза Деровье, вокруг которой, к тому же, закручивается очень нехорошая воронка! И если мы сейчас эту воронку не разгоним, то можем пожалеть.

     А может, и нет никаких воронок. А может, и что-то похуже. И если они хотят понять, с чем имеют дело до того, как прольется первая кровь, им нужен Тор. В мозгах Ноллы. Только он может сделать все незаметно.

     – Если я отсюда не уеду, то твоей чертовой воронкой буду уже я, – рявкнул Торель.

     – Франки еще не может сделать работу так чисто, – отшвырнула его руки Кара. – Сам же знаешь, я к тебе пять лет назад пришла не из-за бесконечной любви к запаху бодяги!

     Тор тяжело опустился на кушетку рядом с ней, уронив лицо в руки.

     – Если Франциск себя раскроет, ему же первому не поздоровится. И все пять лет пойдут... коту под хвост. Не за тем ты его учил, чтобы он тут же кидался в мозгах людей копаться. Хочешь, чтобы и он жил в горах отшельником? Я же тебя, паскуду, тогда на трон Сомонии посажу и кандалами прикую, чтобы не рыпнулся!

     – Заткнись, кошара, без тебя тошно.

     – Я спать хочу, хватит орать, – пробурчал Рамор.

     Ведьмак потянулся к кувшину.

     – Кошка, если я здесь останусь... Да еще и буду общаться с твоей... маркизой... тесно... Ты первая об этом пожалеешь.

     – А за сорок лет не научился себя в руках держать?

     – Сорок три, – поправил ее ведьмак, глотая вино.

     Кара прикрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

     – Вполне возможно, – заговорила она, – что все это – пустое. И что окажется пустышкой. Но на маркизу напряглись сразу несколько человек, и все с неясными и туманными предположениями. Я прошу тебя просто проверить.

     Торель откинулся на спинку кушетки:

     – Так искать-то чего?

     – Знала бы, что искать, тебя не просила бы, – процедила Кара.

     – Кошара, ты себя слышишь? Ты вот в глазки кому залезь с таким заданием: ищем чего-нибудь, – отпил прямо из кувшина. – Я так копаться веками могу в ее сознании.

     Кара очаровательно улыбнулась ведьмаку:

     – Дорогой, так и копайся.

     И тут же посерьезнела:

     – Если есть, обо что спотыкаться, ты это найдешь. А если нет – я только спасибо тебе скажу.

     – Нужно мне твое... спасибо, – озверел Тор.

     – Морковку могу дать, – прищурилась Кара.

     – Вы заткнетесь сегодня!

     В кошку и ведьмака полетела подушка.

     Дверь в покои младшего королевича открылась, и Сермуш снова высунулся из гардеробной – всего лишь прислуга. Он послал разыскать Кару уже вечность назад, неужели так сложно найти кошку во дворце!

     – Франки, стой смирно, – велел брату. – Иначе в заднице с десяток иголок насчитаешь. Поверь моему опыту.

     Вокруг юноши суетились портные, делая первую примерку. Этот камзол его высочество оденет только один раз в жизни – на помолвку. Для венчания будет совсем другой. Но оба наряда обязаны быть безупречными. А если королевич будет крутиться, то об идеале можно будет только мечтать. Портной благодарно посмотрел на Сермуша. А тот продолжил рассказ, как пройдет церемония помолвки. Франки послал за братом не за этим, но неожиданно налетевшие, как вороны, портные, в ноги падающие, умоляющие о минуточке для примерки – у них очень мало времени, чтобы подготовить наряд, – помешали разговору королевичей, и сейчас братья коротали время, разговаривая «для чужих ушей». А Сермуш ежеминутно выглядывал из гардеробной в ожидании Кары.

     – А сколько времени до венчания? – спросил Франциск, стараясь изобразить недвижимое изваяние.

     – В твоем случае – не известно, – протянул Сермуш.

     – То есть, может, и год?

     Сермуш бросил взгляд на брата, их глаза встретились. Черт тебя побери, парень! Сам не понимаешь, во что ввязался. А у Франциска перед глазами стоял тот ужин на постоялом дворе – и его будущая жена, того и гляди бездыханная рухнет прямо мордой в тарелку со страху.

     Портные быстро разоблачили королевича и нырнули вон из покоев. Скоро они поскребутся сюда опять. Франки отослал слуг, сам одеваясь, – жизнь в Балье сказывалась на всех своих обитателях.

     – Мы можем развернуть ее обратно, – прошептал Сермуш.

     – Даже не думай.

     – Да я только и делаю, что не думаю.

     – Серм, скажи, они все такие забитые? – Франки бродил по покоям двенадцатилетнего королевича.

     Ему уже положено перебраться в другие, но пока речи не шло о его возвращении в замок отца, вот и оставили все, как есть.

     – Я не встречал «обещанных», Франки. Не довелось. Но, подозреваю, что радости в любой из них будет мало.

     – Не до такой же степени!

     – Не знаю, Франки, не знаю.

     – Пожалуй, надо попробовать познакомиться с маркизой еще раз, – пробормотал Франциск.

     Сермуш развернул брата к себе:

     – Даже не думай лезть в ее сознание! Помни, где ты!

     – Мне все это не нравится, Серм. А от Тора помощи ждать не приходится!

     – Через неделю, после обручения, вышлем ее обратно, – все еще удерживал локоть брата Сермуш. – И разберемся. Время еще есть.

     Дело говорил, но Франциск только взвился:

     – Ты всю жизнь будешь за меня... разбираться?

     – А ты решил окончить свою жизнь в Сомонии, только приехав! – не выдержал Сермуш. – Зачем тогда вообще нос сюда сунул! – резко оттолкнул брата от себя.

     Франциск не удержал равновесие, плюхнулся в кресло, от бессилия замолотил кулаками по подлокотникам.

     – Это теперь навсегда, Серм, да? Вот так – по-скотски...

     Сермуш закрыл глаза.

     Не в Балье должен был вырасти Франциск, а здесь, в родном замке. И не знал бы он тогда, что бывает и другая жизнь. Они вырастили достойного ведьмака, а не короля Сомонии. И теперь нужно перевернуть душу парня, вывернуть наизнанку и распять во имя его же королевства. Сермуш надеялся, что у него еще есть время, чтобы подготовить брата. Очень редкие визиты Франциска в родной замок всегда были обычными и светскими, без проблем и лишних дум...

     Человек предполагает...

     Дверь в покои снова открылась, и Сермуш повернул голову: опять прислуга, а не Кара. Проходной двор, а не покои королевича!

     Кару не могли найти не случайно. Очень мало кому придет в голову искать королевну в комнатах почтенной гостьи, да еще и под потолком. Распластавшись над камином, кошка была практически счастлива: и тепло, и всё видно. А ее не замечают.

     Пробраться сюда было сложнее, чем Кара думала. Стражей нет, но личные прислуги маркизы, похоже, никогда не покидают комнат, да еще и постоянно снуют между двумя помещениями...

     Сначала Кара нанесла маркизе «визит вежливости» – подыскала место, где примостится, запомнила, где что стоит из мебели, ибо очень многие гости замка норовили переставить разве что не кровать... И заметила двух женщин, служанок, постоянно рыскающих в комнатах. Очень долго ждала в темноте коридора, когда те покинут комнаты. Но не дождалась. Поняв, что время уходит, Кара приложила ухо к двери, ориентируясь по звукам. И когда поняла, что обе в дальней комнате, а маркиза все еще купаться изволит, нырнула в дверь и тут же прыгнула наверх.

     Если кто чего и услышал – что вряд ли – ее не найдут, а от странных звуков отмахнутся. Люди, что с них взять.

     Сознание протаранил импульс ведьмака, Кара огрызнулась. А через несколько секунд в дверь постучали. Одна из служанок открыла, впуская Тора, ушла докладывать госпоже. Побродив по комнате, Торель бросил взгляд наверх, безошибочно и точно обнаружив кошку. Та подмигнула зеленым глазом. По такой схеме они «работали» в прошлом не раз. Скрестив руки на груди, ведьмак облокотился о стену, не спуская глаз с Кары, пока легкие шажки не заставили его перевести взгляд на дверь около ее укрытия: в комнату вошла Нолла, улыбаясь.

     – А я уж боялась, что... напугала вас вчера, ваше сиятельство.

     Кара прищурилась, Тор еле удержался, чтобы не глянуть на нее. Будь у кошки хвост – сейчас очень зло заходил бы. «Вчера», значит, прохвост!

     Граф галантно поклонился, приветствуя маркизу.

     – Чем же обязана? – девушка прошлась по комнате.

     – Надеялся, миледи, что вы не откажетесь развеять дворцовую скуку с графом, недостойным даже вашего взгляда.

     Кара тихонько фыркнула: Торель распушил перья.

     – Дайте мои меха! – рассмеялась девочка. – Я с удовольствием поскучаю с вами в заснеженном саду, граф.

     Теперь у Тора будет только одна задача: отделаться от сопровождения маркизы. Кара была уверена, что ведьмак справится.

     Когда двери за ними закрылись, кошка удрученно поняла: обе служанки останутся в комнатах. И чего они тут засели. Никак бесценные сокровища охраняют, курицы. Прыгать вниз наобум нельзя, если ее засекут, придется пролить кровь, а это очень нежелательно. Кара снова улеглась в нише, ей ничего не остается делать, как ждать. Тор не «вернет» прелестницу без предупреждения, за это кошка не переживала. Главное, придумать, как убрать из комнат слуг.

     Решение пришло само и совершенно неожиданно. В дверь постучали, и лакей доложил, что кухня требует личных слуг маркизы – чтобы составить меню обеда. К удивлению Кары, утопали обе женщины.

     Не успела кошка спрыгнуть, как скрипнула – боже, здесь так и не научились смазывать петли потайных дверей так, чтобы оборотень не слышала лязга! – ниша около камина. Кара взвилась вверх. А рассматривая одного из шпиков господина сыщика, улыбнулась: служаночки убежали совсем не случайно. Бесшумно спрыгнув за спиной мужчины, кошка зажала ему рот, приставив к горлу кинжал:

     – Брысь отсюда! А Тео скажи, пусть разыщет меня.

     Мужчина тут же согласился с кошкой, закивав, оставляя след от клинка на коже. Ушел он тем же ходом.

     И Кара, наконец-то, погрузилась в изучение вещей миледи. Тряпки, тряпки, шляпки, тряпки, снова шляпки. Как на зимовку собралась... Несколько переплетиков – пробежала страницы: и правда – почитать, а не спрятать что. Опять тряпки. Раскопав футляр, кошка щелкнула замочком и тут же поморщилась: боже, какая банальщина. На черном бархате лежали кинжал и бутылочка с прозрачным ядом. Кому же презентик привезла?..

     Нашлось и несколько писем – а вот это уже поинтереснее клинков с розами. Кошка освободила грудь от брони и спрятала письма за отворот камзола. Больше ничего интересного не обнаружилось и, посчитав свой долг выполненным, Кара снова забралась наверх.

     Тео будет в ярости, конечно же, но деваться ему некуда: она пришла сюда первая! Достав письма, начала читать, ожидая возвращения обитателей комнат. Уж очень ей хочется, так сказать, окунуться в быт маркизы...

     Тор косился на сопровождение маркизы, поддерживая беседу ни о чем. В замке Гонта таких проблем не было. Там вообще работе придворных ведьм никто не мешал. Сказано: надо, значит, надо. А если очень хотелось тайненько куда заглянуть, так любое сопровождение отстанет только по взмаху руки ведьмака. Мало ли куда ему надо заглянуть...

     Здесь на такие привилегии рассчитывать не приходится, значит, надо избавиться от слуг более изящно. И так Тору тоже доводилось действовать, в его прошлой жизни. Главное, чтобы маркиза не испугалась.

     Девочка уже давно раскрепостилась, лопоча о своем Лазатоне. Поторопил ее сознание опять же ведьмак, но глубже пока не зарывался. Люди здесь вряд ли привыкли к инспекциям ведьм и оборотней, но то, что Нолла не напряжется – инстинктивно, – если Тор окунется в ее сознание «с разбегу», он гарантии не дал бы.

     Маркиза резко сменила тему, начав рассказ об обитателях родного замка, припоминая какую-то забавную историю. И будь у Тора свобода воли, он сейчас с удовольствием увлекся бы рассказами, да и сам припомнил бы с тысячу казусов и смешинок. Они проговорили бы до ночи, а потом и сами не вспомнили бы, о чем, а вдоволь наморозившись, продолжили бы беседу за ужином в чьих-нибудь комнатах – где кошек поменьше.

     Торель прикрыл глаза, желваки заходили. Но когда Нолла бросила на графа взгляд, он уже светски улыбался, поддакивая.

     – А вы покажете мне еще... фокус, ваше сиятельство? – неожиданно остановилась девочка; сопровождение чуть в маркизу не ткнулось.

     Торель, сделавший уже несколько шагов вперед, медленно развернулся к прелестнице и грустно улыбнулся:

     – Фокус-то, миледи? Можно и фокус.

     Он протянул ей руку. Нолла коснулась его ладони замерзшими пальчиками. Подойдя к маркизе вплотную, Торель поднес ее руку к губам. Фокус... Покус... Согрел ее руку в своих, а когда распахнул ладони, в небо, чирикнув, устремился воробей. Нолла раскрыла рот, провожая птицу взглядом, а Тор смотрел в ее полные восторга глаза. Фокус...

     Это был единственный верный момент. А ведьмак остолбенел и не смел шевелиться. Наконец, провел рукой за спиной маркизы, сжав зубы и проклиная кошку, себя и тот час, когда вообще ступил в этот мир, снова встретив свою Изабель.

     – А где... – Нолла обернулась, не увидев слуг.

     И бросила на ведьмака тревожный взгляд.

     – Это тоже... фокус, миледи, – мягко улыбнулся ведьмак, приложив палец к губам и подмигнув девочке.

     Та тихонько хихикнула, расслабилась. И в этот самый момент Торель уже был готов задушить кошару даже поверх ее чешуи. Зачарованная глазами ведьмака, Нолла следовала за ним вглубь снежного сада.

     Девушка готова, ваше сиятельство, извольте нырять, издевалось сознание Тора. Ведьмак огрызался, теребя в руках ладошку маркизы. Оба молчали. Нолла простоит так хоть всю жизнь, он знал. Она не лишена воли, она все также чувствует, живет, дышит. Она пошла за ним по своему желанию: он не снасильничал ни капли. Все, что он сделал, это лишил ее страха новой обстановки и помог раскрепоститься.

     Она шла за ним по своей воле.

     Торель проклял себя в очередной раз и наклонился над девушкой в долгом поцелуе. Иди ты к черту, кошара!

     Чем больше Кара читала, тем меньше ей нравилось содержание.

     Она ожидала – любовные послания.

     Или «заметки» ни о чем.

     Она не ожидала – перехваченных писем короля Лазатона.

     Кому – судя по содержанию, другим соседям. И далеко не с просьбой о помощи. Мозг кошки взорвался тысячей осколков. Лазатон уже давно и надежно «продан». И, отсылая дочь в мороз в Сомонию, Деровье все еще надеялись спасти свои земли, не имея возможности пойти против собственного же короля. Нет никакой угрозы, сам король Лазатона – угроза своим землям. И почем же нынче место на троне?

     С чего бы король не решился на «продажу» своего кресла, причин у него может быть не много. Например, слишком шаткое положение. И пока еще можно что-то сделать, либо ищут новых союзников, либо сбегают. Либо, вот, «продают». Кровавой войны не будет. Может, и вовсе все решится «полюбовно», как то «трон за жизнь». Но есть Деровье, которые в корне не согласны с идеями короля. И, судя по тому, что их дочь здесь, отосланная в зимнюю стужу, «несогласие» уже перерастает в угрозу. Сомония призвана видом своей армии отговорить короля от своей идеи и уступить трон по-честному. То есть – даром.

     Кошка плюнула, сворачивая письма. Как же все эти игры противны.

     Резко потеряв интерес к «быту миледи», Кара покинула комнаты маркизы.

     – Ваше высочество, я разыскиваю вас полдня, твою мать, Кара! – взвился Сермуш, когда кошка мягко закрыла двери в его кабинет.

     Вынув письма из-за пазухи, бросила на стол мужа:

     – Вот твое чудовище, наслаждайся.

     Маленькая девочка везла послания ко двору Сомонии, чтобы попросить помощи и уберечь свои земли от «покупателей». Союзников в Лазатоне, видимо, не нашлось. Только одно не сходилось: Неополь честно собирается поддерживать нынешнего короля. Не в курсе? Может, он должен все узнать только после обручения? Глупость какая. Если что, Неополь первый ворвется в церковь, требуя сжечь запись о союзе. И сам же отправит юное создание взад, пожелав удачи с новым королем.

     Ни одно слияние не проходит по щелчку пальцев и по подписям сторон. Волнения... Недовольства... Интриги... Вас ждет очень интересная жизнь, ваше высочество. В Лазатоне.

     Знал, старик. Все он знал. Может, даже и письма везутся в доказательство ему же, вряд ли Неополь поверит словам Деровье. И все в этой истории безумно спешат.

     Деровье спешат убрать короля, пока сделка не совершена.

     Неополь спешит убрать Сермуша от Франциска.

     А Франки поспешил подставить брату плечо.

     – А брак зачем? – тупо спросил Сермуш, повернув голову к жене.

     Та улыбнулась.

     – Ты задаешь правильные вопросы.

     Налив себе вина, присоединилась к мужу на кушетке.

     – А брак затем, чтобы вы с Франки были подальше друг от друга, – щелкнула его по носу. – Дурное ты влияние оказываешь на брата. Да и молодым королем вертеть проще, чем молодым королем, плюс его окружением. И кто бы из вас не женился на Деровье, исход один: вы распиханы по разным замкам. А кто там претендует на трон Лазатона – дело десятое. Армия Сомонии отговорит очень многих от посягательств. Мы проиграли, Серм, как ни крути.

     – И девочку отправили в зиму, потому что дело начало стремительно набирать обороты, – не то спросил не то сказал Сермуш. – И весной может уже быть поздно.

     – А если Лазатон неожиданно будет продан, то место ссылки у Неополя пропадет. И ты останешься при брате. Он убивает двух зайцев, женив одного из вас на Деровье.

     Не давали Каре покоя только кинжал с ядом. Кому привезла их молодая маркиза? В дверь постучали и тут же распахнули. Коранету дружно повернулись на шум.

     – С каких пор господин сыщик врывается в покои королевича? – нахмурился Сермуш.

     – С тех, как ее высочество приставляет ножички к горлу моих... людей! – озверел Тео, плотно прикрыв двери.

     Кара поморщилась, брови Сермуша поползли вверх.

     – Хватку теряем, господин Курим? – прищурилась кошка. – Зациклился на девочке, а то, что военной угрозы Лазатону нет – прощелкал?

     Теодор отмахнулся от кошки, набросившись на письма, как оголодавший пес.

     – Я на твоем месте не доверял бы... сыщику, – протянул Сермуш.

     В общем и целом, теперь совершенно наплевать, кто посвящен: супруги Коранету уже все прознали, хоть сам король ворвись сейчас в кабинет, роли не сыграет. Тео бросил на принца уничтожающий взгляд.

     – Мы с вами в одной лодке нынче, ваше высочество, – пробубнил, не отрываясь от чтения. – Это все, что вы нашли? – потряс он письмами перед носом кошки.

     Та утвердительно покачала головой, прищурившись.

     – Вы хотите сказать, что это – всё?

     Кара снова утвердительно покачала головой. Не надо пока Куриму знать о ядах и ножичках, не дай бог поранится. Бросив письма обратно на кушетку, Тео развернулся на каблуках и покинул покои, не прощаясь. Сермуш посмотрел на жену:

     – А ну, рассказывай.

     – Она привезла яд с кинжалом, – не стала ломаться Кара. – Я вот гадаю – кому.

     Лицо Сермуша посерело.

     – Надеюсь, они при тебе?

     Кара отрицательно покачала головой.

     – Да ты с ума сошла! А если – будущему супругу?

     Кошка посмотрела на мужа долгим взглядом:

     – Ей этот брак нужен больше, чем твоей Сомонии. Она Франциска на руках будет носить. А мне все еще интересно узнать, кому сей подарок. И Куриму о нем знать не надо, только под ногами будет крутиться и все испортит.

     Собрав письма, Кара аккуратно сложила их и снова спрятала за отворот камзола. Сей клад нужно вернуть на место. Не надо печалить прелестницу... понапрасну.

     – А с чего такое доверие к Тео вдруг? Письмами поделилась...

     – Он доложит Неополю, что мы все знаем. Партия будет разыграна вничью. А пока твой батюшка сдает новый кон, я соберу побольше информации о нашей маркизе. Белых пятен еще очень много.

     Когда за кошкой закрылась дверь, Сермуш нахмурился. А ведь свадьбы могло и не быть. Сомония вполне может заявить о поддержке Деровье, и в свете новых событий – вынудить короля Лазатона снять свой зад с трона миром. Дальше – либо посадить на трон «своего короля», либо банально выступить другими покупателями трона, заплатив той самой поддержкой. Дело приняло совершенно другой оборот, чем было заявлено изначально. Проблема теперь была только одна: Неополь все еще король, и он на такую «покупку» не согласится. Теперь даже кружев плести не надо – карты открыты. Можно хоть пробуравить Неополя взглядом, он только открыто заявит, что желает видеть сыновей в разных замках. Шах и мат.

     А Сермуш поднять армию Сомонии не может.

     Кара успела вернуть письма на место очень вовремя. Как только она скользнула из комнат наружу, ее сознания коснулся Тор, предупреждая о возвращающейся маркизе. Ступив в черноту коридора, кошка пропустила девушку и быстро пошла к лестницам.

     Торель был хмур и – трезв. И кошке не нравилось именно второе.

     – Рассказывай, – потребовала она, усевшись на кушетку.

     – Нечего рассказывать, – буркнул Тор, опустив голову и подперев стену.

     – Ты ничего не нашел подозрительного, или...

     – Или, – не стал скрывать ведьмак.

     Кара глубоко вздохнула.

     – Ваше сиятельство, наше дитя привезла с собой ножичек и яд. Раз ты не нашел в себе силы залезть в ее мозги, моли бога, чтобы я успела узнать, кому этот подарок.

     Кошка резко поднялась, но Тор удержал ее, поймав за руку:

     – Я узнаю, не кипятись. Завтра узнаю.

     – Знаешь, Тор, а я скучаю по нашей с тобой... работе в паре, – тихо сказала кошка. – Но как же, черт побери, хорошо, что это уже в прошлой жизни.

     Отсалютовав ведьмаку, вышла.

     К удивлению кошки сегодня замок не погрузился в ночную жизнь. Устали веселиться? Кошка бродила по спальне, пытаясь представить, кому можно вести яд, если ты – проситель... Наконец, плюнула. Вряд ли маркиза будет опаивать кого сегодня же ночью. И вообще, утро вечера мудренее... Заглянуть бы в глазки короля... Да что искать – не знает пока. А на поверхности, скорее всего, окажется «подвох» с венчанием. Что уже не тайна.

     Дверь спальни открылась, впуская Сермуша, и мысли кошки понеслись неровным строем уже в другом направлении.

     Тор отодрал шкуры с окна и распахнул створки. Огонь камина недовольно треснул, и ведьмак резко выкинул в сторону руку, раздувая его заново, словно желая обогреть еще и улицу. Целуя маркизу, послать кошку к чертям было проще, чем после ее слов о яде и кинжале. И граф сейчас был зол на всех сразу и ни на кого конкретно. Самое печальное то, что теперь он не представляет, как подойти к девочке опять. Не с куклой же он целовался в саду, а маркиза вполне может неожиданно начать думать головой и избегать его общества. Что, в принципе, логично. Не тебе обещана, куда влез.

     Закрыв ставни, Тор упал на кровать, продумывая план завтрашнего визита покаянного графа к миледи и так далее и тому подобное. Слово за слово, раскроет ее опять и нырнет-таки в сознание, старый козел... На этих ласковых словах ведьмак и провалился в сон, а когда открыл глаза, чуть не вскрикнул от неожиданности: около его кровати стояла Нолла. Без кинжалов и ядов. И если это сон, то Торель отказывался просыпаться – вообще.

     Протянув руку, сжал тонкую ладонь маркизы, потянул, приглашая... Тонкий шелк длинной рубахи, каскадом стек на пол... Укрывая маркизу от холода одеялами, разжег-таки погасший камин, выбросив руку в сторону – Нолла даже не удивилась, уже утянутая совсем другой магией. Когда ведьмак понял, что маркиза невинна, заглушил ее всхлип поцелуем. Он не касался ее сознания, он все узнает потом.

     Некоторое время Нолла лежала не шевелясь, словно боялась даже дыханием спугнуть время. Тор запустил пальцы в ее волосы, проклиная самого себя. Через шесть дней...

     – Увези меня, – прошептала Нолла, прижимаясь к ведьмаку.

     Граф прикрыл глаза и мысленно застонал. Да что же за...

     – Тор, увези! – заплакала девочка, заглядывая ему в глаза.

     Сейчас было правильно окунуться в ее сознание. И вывернуть наизнанку. Ведьмак сглотнул.

     – Я не маркиза, Тор, увези меня!

     В комнате неожиданно стало жарко.

     Тор отпаивал себя и не-маркизу вином. На всякий случай, поставил на комнату заслон, чтобы ушей не прибавилось. Закутав девочку в пледы, усадил перед камином, а когда слезы иссякли, заверил, что готов к исповеди. Нырнуть он всегда успеет.

     Деровье нашли поддержку очень не многих в Лазатоне. В оппозиции были знать, вполне довольная иными соседями. И когда Сомония неожиданно согласилась поддержать Деровье в обмен на те же условия: земли Лазатона перейдут к ним, – те тут же согласились. Речь уже шла даже не за трон, а за собственные жизни и будущее. Деровье искренне желали лучшей доли своему народу, нежели политика иных соседей. Да и сами уже опасались не проснуться однажды утром. Другим условием Неополя было всенепременно венчание его сына с Ноллой.

     Торель поднял руки:

     – Давай перейдем к тебе, политика тревожит меня мало.

     «Нолла» вздохнула и опустила глаза.

     Девочка оказалась служанкой, очень похожей на свою госпожу. Росли они, считай, вместе, Нолла даже своих учителей заставляла уделять внимание обеим. Родители не противились. Если бы кто из замка Коранету потрудился повнимательнее рассмотреть единственную дочь Деровье – остальные дети супругов были мужеского пола, – то по ее приезду в Сомонию тут же вскрикнули бы: это не маркиза! Но визитов в земли Деровье было не много и совсем не праздных, чтобы гости уделяли внимание подрастающему поколению.

     – Зачем же тебя послали? – промямлил Тор.

     Маркиза сбежала. Граф икнул.

     Нолла истинно была обещана Ирбину, еще когда только родилась, аж пятнадцать лет назад. И тогда земли Лазатона не раздирала грызня знати. Сомония, как одно из самых сильных королевств, согласилось породниться с семьей Деровье, потирая руки на будущую сделку – земли лишними не бывают, а если надо, то и короля подвинуть можно будет.

     Когда начались волнения в Лазатоне, а Деровье оказались зажаты в тисках из-за собственной же оппозиции, они спешно провели новые переговоры с Сомонией. Маркизу, которая должна была прибыть на собственную помолвку только по исполнении двадцати лет, начали собирать в дорогу.

     – И зачем она сбежала?

     А сбежала прелестница с неким бароном. Торель понял, что одного кувшина вина мало.

     Естественно, в замке барона их не нашли, а время шло. Отправлять весть в Сомонию, что невеста в бегах – не просто глупо, а самоубийственно. И Деровье бросили взор на молодую служанку, так потрясающе похожую на их Ноллу. За неделю отмыли, причесали, обучили манерам... Впрочем, учить особо не пришлось, девочка разве что по крови сестрой Нолле не была. И благословили в путь. Надо ли говорить, что сейчас очень спешно пытаются отыскать-таки настоящую маркизу.

     В принципе, ничего страшного для Сомонии не произойдет, если, конечно, беглянку все-таки отыщут... На помолвках и даже свадьбах вполне могут быть «заместители» одной из сторон, а то и вообще обеих – церковные книги запишут истинные имена обручившихся. Правда, если истинные супруги не отыщутся... Вот тут начнутся проблемы. Но Деровье все еще не теряют надежды найти свою дочь – у них есть пять лет, в принципе...

     – То есть, ты должна была сыграть роль на помолвке, – Тор отпил еще вина, – а потом спешно ретироваться обратно в Лазатон?

     Девочка кивнула. Уже это было бы для Сомонии гарантией, и начались бы активные действия на землях Лазатона. А там, глядишь, и маркиза отыщется.

     – А если не отыщется?

     Девочка передернула плечиком.

     А если не отыщется, Франциск будет вправе требовать расторгнуть помолвку за... неимением невесты, собственно.

     – Увези меня, – снова заплакала девочка.

     – Звать-то тебя как?

     – Телла, – всхлипнула прелестница.

     – Телла, – повторил ведьмак, улыбаясь, – а теперь расскажи мне, зачем тебе яд с кинжалом.

     Девочка вздрогнула, но Тор уже опустился на корточки напротив нее, положив руку на плечо.

     – Откуда ты знаешь?

     Тор вздохнул, ничего не ответив.

     – Для меня, – опустила голову Телла. – Если бы сог'Коранету догадались, что их откровенно дурачат... Я не хочу в темницу.

     Ведьмаку очень хотелось встряхнуть милое создание, закричать, какая она дура, а, может, что и похлеще, но он лишь шумно вздохнул и сказал:

     – Идите к себе, миледи, а то слуги... забеспокоятся.

     В глазах девочки мелькнул испуг. Но Торель приложил палец к губам и улыбнулся.

     Тор разбудил кошку еще только поднимаясь по лестницам. Ему не досуг было ждать, пока супруги разлепят глаза и будут способны воспринимать информацию. А посему, когда ведьмак распахнул двери покоев Сермуша, злой хозяин кабинета уже был способен – поведать ему, каким негодяем был его прадедушка в седьмом поколении.

     Слушали Тора молча и хмуро. Даже кошка ни разу не перебила. А когда ведьмак закончил, только спросила:

     – Ты это все как узнал?

     – А тебе есть разница?

     Кара уселась на кушетке поудобнее, опустив голову. Ехидная кошка – это норма. Хмурая кошка – это плохо.

     – Тор, сейчас глухая ночь. Еще вечером у тебя было ноль информации, – она сделала паузу. – Ты кого дурачишь? – посмотрела на ведьмака исподлобья.

     Граф прикрыл глаза, вздохнув.

     – Кошара, какая тебе разница, как я это узнал?

     – Ты трахал маркизу, идиот, – процедила Кара. – Обещанную. Ты с головой вообще не дружишь?

     Сермуш взъерошил волосы.

     – Ну так служанкой оказалась, – вполне резонно ответил ведьмак.

     – Идиот!!

     Стражи за дверьми вздрогнули.

     Кара запустила в ведьмака кубок. Тор отвел посудину в сторону.

     – Дай догадаюсь, – шипела кошка, – ты не нырял.

     Пуфик перехватил Сермуш, пока тот не последовал за кубком.

     – Так, хватит, – сказал он, опускаясь рядом с женой.

     – Кара, она не соврала, – спокойно проговорил Тор. – И нас никто не слышал, я заслон ставил.

     – Хоть на это мозгов хватило!

     – Ты бы лучше начала думать, что теперь делать, – огрызнулся Тор, поняв, что больше в него ничем не кидаются.

     – Ничего не делать, – ответил за Кару Сермуш. – Пусть все идет... по плану. Главное, чтобы она не выдала себя. Ну и ты особо... не распускай.

     – И ты туда же, – прищурился ведьмак.

     Подскочив с кушетки, Сермуш поравнялся с Тором:

     – Если она себя выдаст, или ты ее выдашь, помолвка сорвется, Лазатон отойдет не тем соседям, а девочка наложит на себя руки. Если все пройдет по плану, через шесть дней маркиза вернется в Лазатон, и Сомония начнет действовать. А ты сможешь забрать свою Ноллу-Теллу хоть к черту на рога! Я ясно излагаю?

     И Франки благополучно останется холостым. Коранету разыщут-таки Ноллу, благословив ее с милым бароном.

     Кара поднялась, разминая шею.

     – Нырни в нее, Тор. Потому что если она хоть где соврала... И себя погубит, и всех нас. Я сама поведаю ей, что роль свою она теперь обязана отыграть до конца. Если рыпнется – сама же ее и покусаю, – кошка очаровательно улыбнулась.

     Когда за ведьмаком закрылась дверь, супруги переглянулись. Кошка вздохнула.

     – Для себя яд, значит, везла, – протянула.

     – Тебя тоже это цепануло?

     – Ты Франки пока не говори ничего, пожалуй, – предложила Кара. – Не хватало нам еще за двумя детьми следить.

     Сермуш согласно кивнул.

     Замок ожил на рассвете, засуетившись ногами слуг. Придворные просыпались нехотя и капризничая. Слушая привычные хлопоты, Кара щурилась, сидя за столом мужа и постукивая пером о столешницу. Чертова зима лишила кошку распахнутого окна. Когда Сермуш скрылся в спальне досыпать, Кара воспользовалась часами до рассвета, чтобы привести мысли в порядок. Нолла, Телла... Побег молодой маркизы... Напрягла память, вспоминая, какие переплеты были в вещах девочки... Что-то романтическое, для мозгов ненапряжное. Очень уж вся эта история отдавала песнями менестрелей, а не реальностью. И яд для себя. И кинжал. Это что же, кинжал в грудь и ядом запить? Смех да и только.

     Кара бросила перо, растерла виски.

     Девочка пришла к Тору... ночью. Вполне понятно – не Библию почитать. А потом все это вот так взяла и выдала. Графу, которого видела второй раз в жизни. Торель – мужчина видный, с этим кошка согласна. Можно и ночью к нему прийти. Только в постель Франциска ее никто через неделю не толкает, чтобы лишаться невинности «по любви». Все, что от девочки надо – сыграть роль на церемонии помолвки и вернуться в Лазатон маркизой. С чего она так разоткровенничалась-то?

     Намного логичнее было бы вернуться домой маркизой, а потом тут же вскочить на рысака и прискакать к полюбившемуся графу, тут уже и открывшись. И представители Сомонии уже будут в Лазатоне, и король уже «уступит». Он уступит, судя по письмам, как только Сермуш войдет в тронную. Не вязалось все это с откровенностью девочки, совсем не вязалось.

     Но больше всего Кара боялась, что Тор не нырнет в сознание Ноллы-Теллы. А ведь не нырнет, паскуда. Хоть сотню раз советуй – не нырнет теперь. И сорокалетним голову сносит ничуть не хуже, чем пятнадцатилетним. Выдать ее не выдаст, а вот наизнанку не вывернет.

     Подхватив плащ, Кара вышла из покоев. Спустившись на нижний этаж, тихонько поскреблась в апартаменты Фаррину. А когда голова полураздетого Дурба высунулась наружу, поманила пальцем, поняв, что Лариса еще спит. Разговаривали в саду – стен поменьше.

     – И что ты от меня хочешь? – хмурился Дурб.

     – Метнись в Лазатон к Деровье.

     – С учетом морозов я буду останавливаться на ночь на постоялых дворах чаще, чем летом, иначе единорога застужу, – прикидывал Дурб. – То есть я вернусь только дней через пять. И это если развернусь обратно тут же.

     Кара остановилась, пиная снег ногой. То есть как раз под церемонию.

     – А тебе и не придется там задерживаться. Привет от дочки передашь – и вернешься.

     Фаррину хмыкнул.

     – Не на кого больше положиться, Дурб, сам знаешь, – поймала его взгляд Кара.

     – К Ларисе заглядывай, – попросил Фаррину; кошка кивнула. – Я ее разбужу и снимусь...

     Завтрак прошел под общее ворчание. Как правило, к сему приему пищи выползали, дай бог, треть придворных. Не у всех дела рано с утра начинаются. И не у всех они вообще есть. Сидя рядом с мужем по правую руку короля – Кара настояла, чтобы они спустились в столовую, – кошка наблюдала за маркизой. Та была бела, как мел, ела мало и хмурилась – от головной боли, видать: Тор влил в нее пару кубков вина ночью, если не больше. Похмелье у ребенка. Смачно хрустнув яблоком, Кара снова заскользила по лицам придворных и опять повернулась к маркизе.

     – Плохо спали, ваша милость? – спросила кошка через стол.

     Та покраснела, смутилась и промямлила, что спала отлично, просто долгая дорога все еще сказывается.

     – Вы знаете, прогулка на свежем воздухе – это самое лучшее лекарство от головной боли, – улыбнулась Кара. – Составите мне компанию, ваша милость?

     Вопросом это было назвать сложно, а гул придворных и правда нагнетал дурноту, и маркиза согласилась. Сойдя с крыльца, Кара повела девочку вглубь сада. Неожиданно резко остановилась и обернулась на слуг:

     – Я не кусаюсь, обещаю вернуть вашу госпожу в ценности и сохранности, вы свободны.

     Заметив их нерешительность, произнесла более убедительно:

     – Вы свободны.

     С невесткой короля спорить лучше не надо. И слуги торопливо повернули обратно.

     Кара соглашалась затягиваться в корсет только по случаю торжеств. «Повседневно» она всегда была в камзоле, о чем уже давно устали судачить придворные. Кара не была против их шпилек, она их просто не замечала с высоты своего статуса. Если ей будет угодно, она и голой начнет разгуливать по замку. Правда, сейчас холодно, зима, все-таки. Король сначала пробовал возражать мужскому наряду королевны. Но Кара сказала «нет», заслужила гнев короля и мило улыбнулась, повторив «нет». На том и сошлись.

     И сейчас, ведя маркизу под руку по припорошенной снежком дорожке, Кара больше походила на молодого человека, выгуливающего прелестницу. Разве что длинные меха были, все же, женского кроя. Хотя кто в этих тонкостях разбирается.

     – Знаете, ваша милость, я никогда не была в Лазатоне, – медленно проговорила Кара. – Не довелось как-то...

     – Правда? – пролепетала маркиза, борясь с дурнотой.

     – Но я уже успела наслушаться, что у вас самые красивые замки.

     Девочка опустила голову, прикрывая рот рукой. Кара улыбнулась, делая вид, что не замечает.

     – Ваш – какой формы?

     – Круглый... Бубликом... – пролепетала прелестница, чувствуя, что завтрак рвется наружу.

     Кара остановилась – они еще недалеко ушли. Коротко свистнула, рукой подзывая стража с крыльца. Те уже давно привыкли к выходкам королевны.

     – Кубок вина, живо, – скомандовала кошка.

     – Не надо... вина... – округлились глаза девушки.

     – Надо, надо, – заверила ее Кара, помогая присесть на выстуженную скамью, подвернув подол мехов – девочка плюхнулась на вполне сносную защиту от ледяного камня.

     А когда все-таки не удержала завтрак в желудке, кошка резко развернула ее в сторону, закрыв от любопытных глаз-окон паласа, присев рядом. Подбежал страж, отдав кубок.

     – Пей, – Кара протянула маркизе вино.

     Та попробовала отказаться, но кошка пригрозила влить силой, и девочка пригубила.

     – Всё пей, – процедила кошка.

     Когда кубок опустел, отставила посудину на скамью, подняла маркизу на ноги и повела глубже в сад.

     – Ты когда напиваешься ночами, думай о последствиях.

     – Откуда...

     – Потому что твои служанки – бабы в годах, и очень быстро не состыкуют твою чертову дурноту с мирным сопением в подушку ночью, дура.

     Давая осознать всю тираду полностью, Кара замолчала, но локоть девочки держала крепко. Мимо проплыли несколько придворных, поклонившись королевне, та ответила коротким поклоном головы и светской улыбкой – застудиться этим утром желали не только Кара с Ноллой.

     – Откуда вы знаете, – прошептала маркиза.

     – Я люблю все знать, – продолжала улыбаться кошка. – А теперь слушай меня... И улыбайся, черт тебя побери, люди ходят. Ты отыграешь свою роль до конца, а потом маркизой же вернешься в свой чертов Лазатон с красивыми замками.

     – Граф, – ахнуло создание.

     – С красивыми замками, – повторила Кара, сжав локоть Ноллы-Теллы. – А потом умотаешь со своим ра... графом, куда угодно. Доброе утро, – еще кивок.

     Остановившись, Кара мягко развернула девушку к себе, взяв за плечи и тут же стиснув пальцы, приводя девушку в сознание.

     – Ты меня поняла, твоя милость?

     Девочка закивала. Кара скрипнула зубами: создание напугано до чертей. Снова взяв ее под локоть, кошка продолжила прогулку.

     – Никому твое разоблачение не нужно. Мы все дружненько получаем, что хотим. Сомония – твой прелестный Лазатон, а ты – своего прелестного графа.

     – Пообещайте, что с графом ничего не случится! – выпалила девочка.

     Очень хотелось залепить ей пощечину и встряхнуть, приводя в чувства. Но лучше – выпороть. Кара взяла руку девочки, теребя в ладонях ее тонкие пальцы, поглаживая нежную кожу... Похмурилась. Нолла-Телла сглотнула, воспринимая ее молчание по-своему.

     – С ним ничего не случится, девочка. Ни с кем ничего не случится, если маркиза Деровье совершит церемонию помолвки и отбудет в Лазатон. А вот если... Телла будет раскрыта, то я бы уже не поставила на счастливый финал. Ясно?

     Отпустив ее руку, Кара развернула маркизу обратно к замку.

     – Вы продрогли, миледи, давайте вернемся.

     Актриса она от бога, призналась сама себе кошка.

     Кара подбросила в руке яблоко, спеша в кабинет Курима. Поймала плод, снова подбросила. И надкусила. Что-то она на яблоки стала налегать, столь редкие зимой. Поди, все «золотые» плоды уже схрумкала за несколько дней...

     Тео сидел за столом, снова и снова изучая уже знакомые письма. Поднял глаза на кошку, когда та вошла без стука и разрешения.

     – Служаночка принесла? – кивнула на письма; Тео кивнул.

     Ясно, что служаночка, госпожу выгуливали.

     – Тео, приставил бы ты шпиков к маркизе. Пять дней до помолвки еще... Мало ли что случится.

     Сыщик отложил листок и в упор посмотрел на королевну.

     – И что бы это мне приставлять к ней кого?

     Кара пульнула огрызок в камин.

     – Да понятия не имею, – соврала не моргнув. – Женское сердце чует беду. Натворит девочка глупостей, а нам всем потом расхлебывать...

     – И что же ваше сердце не договаривает?

     Кара пошла к двери, обернулась:

     – Мое сердце, Тео, говорит только с мужем. А мы с тобой после помолвки потолкуем, – подмигнула и вышла.

     Кошка старалась не упускать маркизу из виду ни на минуту, или хотя бы бывать «поблизости» постоянно. Заставила и Тореля слоняться рядом с собой, вспоминая светскую жизнь, как можно чаще показываясь на глаза девочки.

     – Если она не будет видеть тебя живым и в здравии, может натворить глупостей!

     Перекрыла Кара и возможность влюбленным встречаться ночами, спешно подселив ведьмака к Рамору.

     – Начинай думать головой, Тор! – кричала кошка. – Погорите ведь!

     Ведьмак скрипел зубами, но доводы рассудка, нагло переметнувшиеся на сторону Кары, победили. И графу с маркизой оставались только короткие случайные взгляды и натянутые улыбки – желательно издалека. Настояла Кара и на присутствии Тореля хотя бы за одним приемом пищи.

     По случаю почетной гостьи, король бывал на каждом, неизменно в хорошем расположении духа и приветливый, почти полностью завладевая вниманием маркизы.

     Будучи графом, Тор занимал место за длинным столом аж через пять морд от кошки, но это не мешало им с маркизой, сидевшей на другой стороне и подле короля, постоянно пожирать друг друга глазами. Кара скрипела зубами и молилась, чтобы никто ничего не заметил. А перехватив однажды взгляд Франциска, поняла, что тот уже нервничает.

     Брата взял на себя Сермуш. Разговаривали они долго, с кулаками на Тора младший королевич не накинулся, но стал еще более хмур и молчалив – не меньше маркизы. Он опять впитал новую порцию информации и не спешил действовать, понимая, что всё еще на плаву только благодаря «своим» же с Бальи. Кошка теряла терпение с каждым днем.

     Цеплять «маркизу» было бы совершенно не незаметным и бессмысленным занятием: родословную ее она не увидит, а то, что творится в голове девочки, Кара уже и так знает. Разве что раскопает ее ночной визит к графу, что кошке совершенно не хотелось лицезреть. Они не зря работали с Тором в паре: один увидит одно, другой – другое, вот и полная картина... Ведьмак очень был нужен в мозгах прелестницы... Но заставить его Кара не могла.

     Подходил к концу пятый день. Супруги Коранету бросали тревожные взгляды на небо, вздрагивали на все спешные шаги... Дурб не возвращался. Сермуш засел в покоях; всех, даже тех, кого не надо, предупредив, где он, на случай возвращения графа Фаррину – чтобы не искали долго. К ужину не спустился. Но Дурб так и не прилетел.

     Кара обойти ужин стороной не могла. Рассеянно ковырялась в тарелке, обратившись в слух, отсеивая множество ненужных звуков... Пробежала взглядом по лицу маркизы напротив себя и зло стиснула зубы: по щеке девочки бежала слеза. Король, наконец, отвлекся от Деровье, переключившись на разговор с Франциском, и, никем не замечаемая, Нолла-Телла поедала глазами Тореля. И вот – заплакала. Впрочем, взяла она себя в руки очень быстро, как только споткнулась о хмурый взгляд Кары.

     Когда король встал, единым движением завершая трапезу, маркиза спешно покинула столовую. Заметив движение Тореля, кошка преградила ему дорогу, взяла под локоть, мило улыбнувшись:

     – Рыпнись, и я тебе... голову откушу.

     Оставив Тора стоять, как вкопанного, вышла вслед за маркизой. Нагнав девочку, мягко толкнула ее к балконам, выпихала на мороз и развернула к себе:

     – Один день, и всё закончится, – зашипела. – Хоть завтра же умотаешь! Не продержишься, твой граф сам на себя руки наложит.

     Девочка замотала головой и разревелась. Кара засадила кулаком по каменным перилам, уже на автомате бросила взгляд на небо. Трясти, плеваться пощечинами, уговаривать, угрожать – бесполезно. Оставив маркизу приходить в себя в одиночестве, кошка ушла с балкона, выхватив две фигуры шпиков Тео – тот, все-таки, поддался ее словам.

     Подниматься в покои мужа времени не было, и Кара быстрым шагом пошла в сторону гостевых комнат.

     Наплакавшись вволю, Нолла-Телла, наконец, осушила глаза и, опустив голову, юркнула с балкона, медленно побрела в свои комнаты. Если бы Кара сейчас зацепила ее взглядом... наверное, только грустно улыбнулась бы. Мысли, роящиеся в голове девочки, были далеки от реальности происходящего. И нежелание графа Нарье общаться с ней она воспринимала по-своему, со всей высоты своих пятнадцати лет. Слова же Кары, почему им не надо общаться сейчас тесно, были восприняты Ноллой-Теллой также по-своему, а невестка короля уже давно записана в злейшие враги. Девочка задыхалась в дворцовых играх и уже кожей чувствовала, как каменные стены сжимаются вокруг нее.

     Нервы ребенка сдали.

     Закрыв за собой двери, Нолла-Телла прижалась к косяку. Слез уже не было, только пустой тупой взгляд в пустоту. Прибежали служанки, молча и споро помогая госпоже освободиться от платья. Та стояла, как кукла, что-то шепча. А когда осталась в одной шелковой рубашке, еще больше холодящей кожу, причесанная и совершенно и полностью готовая ко сну, сказала в пустоту:

     – Распорядитесь о завтраке... сейчас.

     Служанки переглянулись, помялись.

     – Сейчас, – твердо повторила маркиза.

     Женщины вышли, тихо притворив дверь.

     Посидев перед зеркалом несколько секунд, девочка молча встала, вышла из спальни в смежную комнату... Раскопала в сундуке продолговатый футляр... Провела тонкими пальчиками по кинжалу и бутыльку... Опустившись на кушетку, взяла яд. Некоторое время вертела склянку в руках. А потом откупорила и выпила залпом. Отбросив опустевшую посудину в сторону, свернулась на кушетке калачиком и прикрыла глаза.

     Кара глубоко вздохнула, мягко прыгнув из своего убежища, еще в полете возвращая себе человеческий облик – чтобы не напугать. Подойдя к кушетке, опустилась на корточки.

     – Ты кинжал в грудь забыла.

     Она еще пять дней назад перелила яд в кубок, который и вручила Рамору на изучение. А бутылочку очень тщательно промыла, залив водой...

     Маркиза распахнула глаза и уставилась на королевну. Кара провела рукой по волосам девочки, мягко улыбнувшись.

     – Не для тебя жизнь во дворце, – помолчала. – Потерпи один день, завтра все закончится.

     Подхватив кинжал – на всякий случай – вышла в коридор. Второй раз на самоубийство девочка уже не решится.

     Ни Сермуш, ни Кара не сомкнули глаз всю ночь. Молча бродили по покоям, опустошая кувшин с вином. В какой-то момент в кабинет втек Торель, Кара рассеянно заверила его, что маркиза в порядке. И мягко выдворила вон – ему не надо знать, какие думы сгустились нынче в покоях.

     Снова хмуро переглянувшись, Коранету бросили взгляд на небо: окно было нараспашку с вечера, выстужая комнаты... Так и встретили рассвет.

     Наступивший день не будет похож на все предыдущие. Не будет завтрака в столовой, как и обеда. Будет только праздничный ужин – в честь помолвки. А сейчас... Шапик опять поднял весь замок на уши: через пять часов церемония начнется.

     Сермуш молча вышел из покоев, направляясь к брату. Кошка, снова занявшая свое место в окне, опустила голову и закрыла глаза. Если что... она пойдет к Ларисе только с Рамором. А сейчас ей надо к маркизе.

     Ту уже облачали и причесывали. Служанки метались по комнатам, наряжая девочку, безвольно стоявшую посреди комнаты. Естественно, второй раз на самоубийство она не решилась. Как правило, хватает одного. Если попытка срывается – мозг оживает и уже силой запрещает повторять эксперимент. Когда Кара вошла, маркиза поймала ее взгляд – так и стояли, молча поедая друг друга глазами. Как и на будущем венчании, лицо девочки будет закрыто, так что ее «радость» не омрачит церемонию.

     Сермуш рыком выгнал слуг и портных, сам начал помогать брату облачаться.

     – Что дальше, Серм? – хмуро спросил Франциск.

     – Ничего, – буркнул. – После церемонии она вольна покинуть Сомонию хоть сей же час. Больше ты ее не увидишь.

     Сказал больше, чем надо, но сейчас это уже не важно.

     – Как это – не увижу? – прищурился Франки.

     – А ты что, тоже в нее неожиданно влюбился? – взвился Сермуш.

     – Серм, что происходит, черт побери!

     Старший королевич одернул камзол брата, отошел на пару шагов, оценивая наряд:

     – Пойдем, спасатель, у тебя помолвка.

     Парадные войска опять морозились – но уже перед входом в церковь замка. Придворные опять дули на руки, пытаясь согреть их, – но уже внутри церкви, примерзнув к скамьям. Помолвка могла быть проведена, как угодно. Хоть тихо и только на бумагах, хоть в церкви-капелле, хоть вообще никак. На усмотрение и желание сторон. Но сейчас надо было пышное действо – читай: свидетели со стороны. Вот и надрывался Шапик, стараясь, все же, не увести церемонию в сторону уже венчания. Все-таки, они обязаны отличаться друг от друга.

     А когда уже все придворные были оторваны от скамей... Когда девочка ступила в церковь, в сопровождении своих телохранителей шествующая к будущему жениху... Когда Кара и Сермуш, стоя чуть поодаль от алтаря, уже прикидывали, в какую секунду можно будет сорваться в Лазатон вслед Дурбу... В церковь юркнул Фаррину, тенью шмыгнув влево от дверей, чуть не наступив на длинный шлейф платья маркизы. Коранету вели его взглядом – они не могли сорваться с места. Зайдя им за спины, Дурб прошептал:

     – У нас проблемы.

     А что, их когда-то не было?

     Тор на церемонии не появился. Он понимал: нервы сдадут. Даже если это простая формальность... а настоящая невеста непойми где в бегах – не выдержит. А срывать церемонию не гоже. Рамор сидел с ногами на кровати, усердно пытаясь постичь тайны грамоты. Не имея сейчас возможности уделять парню внимание, Кара всучила ему переплеты, банально отмахнувшись: закончатся дворцовые игры – она обязательно поможет Рамору.

     Тор мерил комнату шагами. Кара очень настоятельно просила его не напиваться – на всякий случай. Вот и цедил один кубок все утро. Изверги.

     – Ты дыру в полу проходишь, – промямлил Рамор, не отрываясь от листка, старательно выводя буквы.

     Покрывало было уже в кляксах, пальцы в чернилах, а скомканные листки усеивали всю кровать.

     – Помог бы лучше, – продолжал молодой лекарь.

     Тор рывком подошел к нему, наклонил голову, с минуту изучая, что он там пытается вывести, и повел рукой в воздухе, ведя кисть юноши.

     – Плавнее, плавнее пиши.

     За этим занятием их и нашел господин Серинск, предварительно постучавшись. Ведьмак, забывшись, с расстояния распахнул дверь и тут же светски заулыбался.

     – Добрый день... господа, – пролепетал старик, осторожно втекая в комнату и косясь на дверь. – Ваше сиятельство, – поклонился Торелю; тот ответил кивком. – Я ни в коем случае не хотел... мешать...

     Серинск прижимал к груди кувшин, подходя к кровати – Рамор, вопреки нормам, не удосужился снять себя с кровати, чтобы поприветствовать старика, лишь головой мотнул.

     – Я, вот... вина принес... подумал...

     – Вина – это хорошо, – оживился Тор, принимая из рук старика кувшин.

     Разлил по кубкам, чуть не подав по воздуху. Вовремя спохватившись, сам поднес один старику, другой – Рамору.

     – А вы, я смотрю, что-то составляете, – Серинск подошел к молодому лекарю, и Рамор резко захлопнул переплет, заводя за спину, перевернул листки, тут же снялся с кровати.

     Старик замешкался. Ему такие жесты не понравились еще больше, чем постоянные визиты юноши в варочную.

     Рамор упорно молчал, не зная, что надо говорить и как себя вести. По идее, надо начать «светскую» беседу. Но в голову ничего не лезло. На помощь пришел ведьмак, заговорив «о чем-то». Рамор склонился над кубком, поднес его к губам – и замер. Метнул взгляд на руку Тора: тот все еще не пригубил, развлекая господина Серинска какой-то чепухой. Старик и вовсе держал кубок больше для виду. Пить, похоже, не собирался.

     Когда Торель, наконец, перевел дух, желая смочить горло, полукровка резко сократил между ними расстояние, уже стальным кулаком выбив кубок из рук Тора.

     – Что за... – пролепетал Тор.

     Серинск сглотнул, осматривая полу-оборотня.

     Шшух – упал в обморок.

     – Много пить – вредно, – улыбнулся Рамор.

     Господин Серинск решился убрать соперника ядом.

     Церемония длилась, казалось, вечность. Сермуш и Кара нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Священник постоянно скашивал на них глаза. Франциск был меланхоличен. Нолла-Телла глотала слезы. В общем, всё шло по плану.

     Как только заветные подписи были проставлены, а церковную книгу украсила надпись о закреплении намерений сторон – ради чего все это действо и разыгрывалось, – супруги Коранету и Дурб тут же исчезли, но Фаррину увел их... в стойла единорогов. Там, под мрачными взглядами Натоля и Шанира куталась в меха девушка, большими заплаканными глазами умоляя своих конвоиров отпустить ее. Кара стала у входа, замерев.

     – Это кто? – спросил Сермуш.

     – Это Телла, – прошептала Кара.

     Дурба задержала непогода. Он не смог поднять единорога с одного из дворов на рассвете, а когда только подлетал к замку Деровье, с воздуха понял, что дело – плохо. Суета на земле говорила сама за себя.

     – Деровье вырезаны, – без эмоций говорил Дурб. – Приди я пораньше, может, успел бы на расправу. Но... Я опоздал совсем немного.

     Поняв, что все с последним именем Деровье мертвы, а также их близкие слуги, мамки и няньки, Дурб метнулся из паласа, в суете и панике пытаясь отыскать либо Ноллу, либо Теллу, либо кого-нибудь, кто способен внятно говорить. Он вполне правильно рассудил, что глаза для кошки лишними не будут. Нашел Теллу. Еле добившись от нее, что ее действительно зовут Теллой, потащил в палас, откуда девушке только что чудом удалось улизнуть. Та билась в истерике, пытаясь вырваться. Переворошив несколько сундуков, Фаррину нацепил на нее меха и, усадив на единорога, под истошное визжание поднял животное в небо. Скарб Деровье уже полыхал, на летуна никто не обращал внимания, а он никого и не трогал.

     Деровье были преданы и вырезаны собственными слугами – подкупили, по всей видимости.

     Кара подошла к девушке, отстегнула борт, отбросила капюшон... И правда, сходство есть. Не близнецы, конечно... Но действительно никто не отличил бы – именно потому, что никто особо не запоминал, как выглядит Нолла, как маркиза и говорила. Для помолвки сошло бы.

     – Если это – Телла, – нахмурился Сермуш.

     – То из церкви сейчас выходит Нолла, – улыбнулась кошка.

     Девочка снова заплакала, кутаясь в непривычные меха на плечах. А Кара уже зацепила ее взглядом, узнавая, как погиб замок Деровье. А потом резко отбросила несколько лет назад. Нолла не соврала: они и правда росли вместе, вместе обучались, вместе играли детьми. Раз они были так близки... Кошка «листала» дни, нашла утро отъезда – и удивленно подняла брови: а вот это уже интересно.

     Есть страхи большие, они всегда с человеком и всегда на поверхности, их цепляешь, даже если не хочешь. Они тревожат ночами, теребят мысли и не дают покоя. А есть страхи, только существование коих мы боимся. И они выталкиваются глубоко в подсознание. Куда путь праздному взгляду закрыт. И найдя темные пятна, Кара задумалась. Выудить – можно. Но нужно очень долго разговаривать, нащупывать, искать словами, чтобы растворить эту темноту и заставить человека вытолкать сведения наружу. А потом уже – новая зацепка. С учетом того, в каком состоянии Телла... Кошка и сама в таком же была бы. Шутка ли: сначала чудом избежала смерти, потом кто-то погрузил на единорога и через постоялые дворы привез непонятно куда, а теперь и вовсе чертовщина творится.

     – Ведите Тора, мне нужен ведьмак, – распорядилась Кара; Натоль кинулся в палас.

     Граф Нарье окунется в подсознание без проблем.

     – Представляешь, этот старик пытался нас отравить, – веселился ведьмак. – Это что? Кто, я имею в виду.

     Кара, уже отпустившая девушку взглядом, развернула ту к Тору.

     – Нам нужно ее подсознание.

     Тот уставился на служанку, сглотнул.

     – Тор, проснись! – повысила голос Кара. – Нам нужны сведения!

     Ведьмак послушно подошел к девочке, та сделала несколько шагов назад, ткнулась спиной в Дурба. Тор протянул руку, касаясь ее растрепанных волос, чуть улыбнулся и заговорил тихим успокаивающим голосом, словно усыпляя. Дурб почувствовал, как девушка расслабляется. Кара медленно мерила пространство шагами, не мешая работе ведьмака. Все молчали, больше завороженные магией его слов, нежели понимая, что любой посторонний шум может сейчас всё сорвать. А говорил ведьмак совершенно обычные успокаивающие слова. Просто в помощь им призвал свои чары. Поднял руку, сжатую в кулак, на уровне лица девушки, начал отгибать пальцы.

     – Считай, – ласково улыбался Тор. – Считать умеешь? Вот и хорошо...

     – Один, – послушно сказала та, – два... три... четыре... пять...

     Ведьмак снова сжал кулак, выставил один палец.

     – Шесть, – пролепетала девочка.

     Тор сжал ладонь, повернулся к Каре, поймал ее глаза.

     «Что ищем?»

     «Имя, родословную и загляни в подсознание».

     Отвела глаза.

     Тор стоял недвижим несколько минут, так и не опустив руку, цепко держа девочку под своими чарами. А потом резко щелкнул пальцами. Телла вздрогнула. Ведьмак улыбнулся, тронув ее подбородок.

     – Телла, безродная, – повернулся к Каре, хмурясь. – Когда ты узнала? – прищурился.

     – Что в подсознании? – пропустила его вопрос мимо ушей.

     – Глупости одни.

     – Тор!!

     Ведьмак вздохнул.

     – Они обе выкрали футляр. Яд предназначался королю Лазатона. Они сорвали планы Деровье. Узналось, когда караван уже подходил сюда. Дуры, в общем.

     Этого даже Кара не ожидала. Понимали ли девочки, что творят? Вряд ли. Зачем выкрали?

     – Нолла побоялась за родителей, – ответил Тор, приседая – ноги не держали. – Маленькая девочка думала, что если отравить короля... то случится то, что случилось, собственно, – последние часы замка он узнал походя. – Женскую логику, надеюсь, не потребуешь раскапывать? – опустил голову.

     Отец был зол, когда понял, что дочь подслушивала у двери кабинета. И повелел снарядить караван в зиму. Кара закрыла глаза, застонав. А не потому, что ситуация обостряется... Армия Сомонии уже пришла бы на грызню за трон, без особых проблем заявив права Деровье – а, значит, уже и свои – на земли. В ночь перед отъездом девочки посетили тайник отца...

     – Перехваченную переписку, кстати, везла служанка, а не Нолла, – уточнил ведьмак.

     Глава замка Деровье не желал, чтобы та еще и в письма сунула нос. Он и так был уже сыт ее слезами и мольбами не убивать короля.

     – Мол, они успеют вовремя, не бери грех на душу... ну и так далее, – качал головой Торель. – Подозреваю, успей он отравить короля, их не вырезали бы. Появились бы более насущные проблемы.

     Телла села на снег, зайдясь слезами, началась истерика. Кара поморщилась. Побродила немного. Тор поднял на нее глаза.

     – Когда ты узнала, что здесь в гостях все-таки маркиза?

     – Когда в саду с ней погуляла, – задумчиво протянула кошка. – Но нужны были более веские доказательства, кои сейчас и истерят, спасибо Дурбу.

     Остановившись, Кара перехватила взгляд ведьмака.

     – Я тебе говорила, что надо нырять! – прошипела.

     Сермуш оперся о дверцу стойла. Он не перебил жену с ведьмаком ни разу. Он пытался понять, что делать дальше. Деровье мертвы, им некого поддерживать. Если только не найти их союзников, коих должно быть от силы полтора человека. Только вряд ли и они всё еще живы.

     Пятнадцатилетняя Нолла вполне может выступить оппозицией, и Сомония ее поддержит... Если маркиза... герцогиня того пожелает. Ее слово решит сейчас все.

     – Лазатон может быть потерян, – прошептали губы Сермуша. – И слава Богу.

     Кошка метнула на мужа взгляд.

     – Господа, я очень советую вам забыть все, что тут было сказано. Все Деровье мертвы. И я имею в виду – все.

     Ведьмак поднял на нее глаза:

     – Тронешь Ноллу...

     – Я не убиваю глупых детей, идиот. А ты, – она метнула взгляд на Теллу, – вообще забудь, что существует такое королевство, как Лазатон. Поняла? Черт, да приведите ее в чувства!

     – У тебя потрясающий талант всех пугать, – покачал головой Тор, щелкая пальцами; Телла затихла, потеряв сознание.

     Лучше, чем ее истерика сейчас. Дурб подхватил служанку, со слов Сермуша понес ее в его покои – не надо ее сейчас всем... показывать. Натоль и Шанир удалились в свои апартаменты – они уже всё напрочь забыли; они помнят, где служат. Сермуш вздохнул.

     – Нолла должна исчезнуть до того, как король узнает, что все Деровье мертвы, – тихо проговорил он. – Или, наоборот, не исчезнуть...

     Кара снова посмотрела на ведьмака. Тот хмурился.

     – Тор, – осторожно начала кошка, – мы не можем тащить ее к тебе силой.

     Граф кивнул. Закрыл глаза. Сглотнул.

     – Я буду в комнате Рамора, – просипел.

     Он не пойдет к Нолле, он дождется ее решения. Не «отказа» боялся ведьмак, он хотел ее осознанного решения, а не под влиянием «увлечения» рядом.

     Замок погрузился в очередное пиршество. Когда Сермуш с Карой вошли в столовую, Неополь кинул на них недовольный взгляд, но решил оставить нравоучения на потом. Увести Ноллу со всеобщего торжества удалось только через несколько часов. Сермуш повернул к своим покоям, кивнув жене; та под локоть вела герцогиню в ее комнаты.

     – Пошли вон, – зашипела Кара на служанок. – Вон!

     Когда двери за ними закрылись, кошка перевела взгляд на испуганное личико герцогини. Кара не стала говорить «если бы», она сказала только факт: все Деровье мертвы. А уж почему да как... Зачем заставлять девочку жить с таким грузом. К тому же, никто никогда и не может сказать наверняка, «что было бы». Даже если кажется все кристально чистым и понятным, не зарекайся, что так оно и есть.

     Нолла рухнула на кушетку, несколько секунд сидела молча, а потом зашлась слезами. Кара вздохнула, начала отпаивать девочку вином. До герцогини еще не полностью дошел смысл слов кошки... Она все осознает окончательно только позже.

     – Чего же ты так убиваешься? – тихо спросила Кара. – Не дочь же им...

     – Дочь, – прошептала Нолла.

     Кошка усмехнулась.

     – Ты в следующий раз, когда служанкой называешься... На руки их посмотри.

     Нолла метнула на Кару быстрый взгляд и снова спрятала лицо в ладошках. Кошка терпеливо ждала, когда слезы высохнут. У герцогини есть ночь, чтобы принять решение. Только ночь.

     – Нолла, я не пришла бы сейчас к тебе... Но твое слово решит судьбу твоих земель. И твою... судьбу тоже.

     Странно было говорить это пятнадцатилетнему ребенку. Кто там рвется в знать? Подходи, получай титул. Только потом не жалуйтесь.

     – О том, что твой замок вырезан... знают сейчас только несколько человек, – помолчала. – Тебе решать: остаться герцогиней и привести армию Сомонии на земли Лазатона, или назваться Теллой и... уйти с графом Нарье.

     Они могли просто вырезать ее слуг... «позаботиться» о сорока всадниках сопровождения... и пихнуть девочку на руки Тореля, чтобы тот надежно укрыл ее в мире ведьм и оборотней... Они не могли так поступить с Тором. Они хотели остаться людьми среди придворных. А братья Коранету найдут возможность быть вместе. Они – прорвутся.

     – Решай, Нолла, – вздохнула Кара. – Мы не звери решать за тебя. Торель – этажом ниже, в комнате под своей... если надумаешь. Если нет, за герцогиней Деровье придут утром, чтобы проводить на совет двадцати. Решай...

     И вышла.

     Поднявшись в покои мужа, закрыла двери и прислонилась к створкам. Сермуш, умостившийся за столом, поднял на нее глаза, постукивая пальцами по столешнице. Телла уже пришла в себя и стараниями Рамора была тиха и спокойна. Юноша хотел было покинуть покои, но кошка задержала его:

     – Ты сегодня у нас переночуешь.

     Сермуш протянул руку жене.

     Тор лежал на кровати поверх одеял и смотрел на луну в распахнутое окно. Зимний воздух приятно замораживал мысли, чтобы те не ехидничали над хозяином.

     А вы покажете мне еще... фокус, ваше сиятельство?

     Фокусов у ведьмака в запасе на несколько жизней вперед. Можно и звезд на небе подрисовать... И воробья выпустить... И влюбиться, как мальчишка, в ту, которая есть его Изабель, однажды уже сделавшая свой выбор. Не в его пользу.

     В этот раз он не накинется на кошку с молниями и огнем. И винить будет некого. Даже Ноллу – не за что. Королевская кровь диктует правила игры. И решение попросить с утра поддержки у совета двадцати – официально произнести эти слова – это правильно.

     Торель усмехнулся, спрятал лицо в руках, тихонько застонал.

     Не тебе обещана, куда влез.

     Не факт, что другие соседи, так активно претендующие на трон, будут хуже Сомонии... Не факт, что они вообще удержат трон, завладев им... Не факт, что земли, уставшие от войны и разорений, не издадут животный рёв, притянув к себе еще какое королевство... Фактом остается только то, что очень часто история пишется слезами людей, которые рожают детей, обрекая их на распятие во имя...

     Увези меня.

     Девочка ехала спасать свои земли. Ради чего, ради кого, почему – она должна быть «продана» вместо земель; кто вспомнит, что хрупкое создание, по воле случая оказавшаяся единственной возможной разменной монетой, «спасла» свой народ? Да и спасла ли – вопрос, который утонет в веках.

     И шепот ее голоса будет будить Тореля не одну ночь.

     Тор, увези!

     Не ей править своими землями. Не ей вершить судьбы. Зато ее – уже решена, разменяна и выплюнута в расход. Завтра она исполнит свою единственную роль на совете двадцати – роль своей жизни. А потом резко состарится и умрет, перестанет дышать, прыгнет с замковой башни – никому не интересно, потому что больше ее жизнь не стоит ничего. Ведьмак сам приготовит себе яд, и, чокнувшись со своими призраками в горах, выпьет за процветание Сомонии.

     Маленькая девочка умрет за волю Неополя сог'Коранету решить свои семейные проблемы...

     Увези!

     Торель снялся с кровати и вылетел в коридор. Не помня себя, взлетел по лестницам – и уже около дверей в комнаты Ноллы обернулся на визг служанки, выбежал на балкон...

     Она не смогла принять единственного не-верного решения. Ей всего пятнадцать лет, и вершить судьбы людей – не для нее.

     Кара и Рамор сорвались одновременно, выбежав из покоев. Чуть не кубарем скатились по лестницам, подбегая к замершему в коридоре ведьмаку. Кошка повернула голову и снялась с места, в секунду одевая бронь.

     Нолла, не удержавшись на каменном скользком карнизе, ухнула вниз, приняв единственное верное для себя решение. Она видела глаза Тореля, когда он рванулся вслед за кошкой, но Нолла – не кувшин с вином, он не может поднять ее в воздухе.

     А вы покажете мне еще... фокус, ваше сиятельство?

     Кара оттолкнулась от пола еще когда герцогиня заскользила. Перемахнула перила, левой рукой зацепившись за камень, ногами нашла более-менее сносные выступы. И ухватила руку Ноллы. Вес герцогини рванул, стальные пальцы заскользили по перилам. Рамор и Торель уже вцепились в ее запястье, втягивая назад.

     ...Ведьмак обнимал Ноллу дрожащими руками, все еще не веря, что та жива. Глаза зло горели, а ноги подкашивались. Она уже отреклась от титула – шесть дней назад, в его спальне, сколько еще раз нужно толкать ее на перила балкона, чтобы поверить, что в замке Лазатона погибли все Деровье!

     Кара посмотрела в глаза ведьмака, сложив руки:

     – Курт по тебе соскучился.

     Торель коротко кивнул, унося Ноллу с балкона.

     В ночное небо взлетели четыре единорога, унося в сторону двери в мир ведьм и оборотней людей, которые останутся жить, если согласны начать новую жизнь. Трем служанкам Кара дала очень простой выбор: смерть или – куда единороги привезут. Никто из них даже не взвизгнул, удерживаемые крепкими руками летунов в седлах впереди себя.

     Нолла была в шоке. Твердо решив умереть, и теперь уже наверняка, она только смотрела в лицо Тора и тихонько плакала. Мороз тут же оставлял росчерки на ее щеках. Не выдержав, ведьмак осторожно коснулся ее сознания, погружая в сон.

     А утро началось с переполоха: король не досчитался на совете двадцати просителя с последним именем Деровье. Лакей оповестил о желании его высочества Сермуша и графа Фаррину присутствовать. Неополь кивнул... Привычным жестом разрешил мужчинам подняться с колена... Пробежал взглядом по лицу королевича и вздохнул...

     Совет слушал отчет графа Фаррину о визите в Лазатон по просьбе его высочества, чтобы развеять подозрения, которые, вот, и сам господин Курим может подтвердить, – что маркиза была самозванкой. Доклад был окончен словами «все Деровье мертвы».

     Таким образом, бдительность незаменимого при дворе господина сыщика и бдительность его высочества королевича Сермуша сог'Коранету спасли Сомонию от, несомненно, ловушки, в которую прибыли бы люди короля на землях Лазатона.

     А его высочество заверил совет, что и он, и господин Курим будут следить за развивающимися в Лазатоне событиями, чтобы найти подходящий момент и, по возможности, заявить свои права на земли соседей сильной армией. Читай: войной – если овчинка будет стоит выделки, а многоуважаемый совет двадцати сочтет такие меры необходимыми...

     ...Теодор икнул и посмотрел на кошку поверх записей о прошедшем совете. Та снова хрустнула яблоком, подмигнув сыщику.

     – Ты читай быстрее, – подтолкнула она его, – мне эту писанину еще обратно возвращать.

     – И где же... самозванка, позвольте спросить, выше высочество? – Тео откинул бумаги на стол.

     Кошка пожала плечами.

     – Сбежала, должно быть, как узнала о смерти Деровье. Уж больно ушей много в этом замке. Как ни шептал Фаррину, вернувшись из Лазатона, а все равно все услышали... Хочешь поискать?

     Ее глаза смеялись. Пульнув огрызок в камин, она достала из-за отворота камзола еще несколько листков и обменяла их на отчет.

     – А это тебе от Дурба. Лично. Он специально для тебя свой отчет несколько раз отписал. Бывай, сыщик.

     И вышла из кабинета.

     Тео погрузился в чтение.

     – Кара, хватит пугать животное!

     Сермуш держал повод, ведя единорога по кругу. Он почти силком затолкал жену на гнедого, не желая больше уступать белоснежного. «Только если ты согласна разделить седло со мной!» – прошептал он ей на ухо, дразня.

     – Это он меня пугает! – огрызалась кошка.

     Когда Тор и трое летунов ввалились на рассвете в поместье Бальи, Курт радовался, словно щенок. Проблем за неделю не случилось, его волки даже умудрились найти общий язык с бойцами Сермуша, но родные стены всегда лучше... Однако... Бросив взгляд на трех новых служаночек... А потом и на Ноллу...

     – Волчара, – протянул Торель, – клыки вырву и в задницу воткну, – перехватил взгляд Курта на герцогине.

     Волк тут же сосредоточился на Телле, хлопоча вокруг нее.

     Тор просидел около кровати Ноллы полдня, не решаясь разбудить самому. Ей и правда нужен отдых. Слишком много всего произошло за последнюю неделю, не для пятнадцати лет.

     Нахмурившись, потеребил в ладони пальчики Ноллы. Ей всего пятнадцать. Ей всё – еще рано. А он, сорокатрехлетний ведьмак с уже двумя жизнями за плечами, и вовсе...

     – Старый козел, – вздохнул Торель.

     Твоя Изабель умерла.

     Когда Нолла проснулась, ведьмак измученно улыбнулся. Он уже успел распять себя, расчленить, вывернуть наизнанку и прибить чучело к стенке.

     Коранету со всем своим «двором» прибыли через несколько дней. Сермуш принял доклады, что неделя прошла спокойно и поднялся к Торелю, привычно войдя без стука. Если ведьмак не хочет быть побеспокоенным, его дверь не открыть.

     Граф стоял у окна, наблюдая за Ноллой в саду. Он обещал ей спуститься следом – он не мог заставить ноги идти. А с каждым днем становился все более хмурым.

     – Разместил герцогиню? – спросил Сермуш вместо приветствия.

     – Не находишь вопрос глупым? – ведьмак не повернулся.

     – Немного. Все Деровье погибли, Тор. Я подумал, ты захочешь быть уверенным, что все в порядке.

     – То есть, она заперта в этом мире?

     Сермуш прошелся по комнате, став около ведьмака.

     – А ты предпочел бы видеть ее среди... своих призраков в горах?

     Тор не ответил. Он наблюдал за Франциском, подошедшим к теперь уже не-герцогине. Двое молодых людей разговаривали, медленно гуляя по саду. Королевич проследил за взглядом ведьмака.

     – Вот, что правильно, Сермуш.

     Нолла подняла голову, улыбнулась Тору, и ее вниманием опять завладел Франциск.

     – Кстати, – встрепенулся ведьмак, поворачиваясь к королевичу, – мне нечему больше учить Франки. Дальше – только опыт. Но с учетом того, что ему жить, постоянно скрывая способности... Да и не нужен ему опыт... боевого ведьмака. А без огня уже не останется...

     Единорог встал на дыбы, и Кара дернула поводья, поднимая животное в небо. Сермуш натянул повод.

     – Кара, не дури! Он тебя сбросит.

     Кошка достала кинжал, перерезав повод, и гнедой поднялся в небо. Выматерившись, королевич вскочил на белоснежного, нагоняя жену. Выведя единорога наперерез гнедому, ухватил под уздцы, ведя к земле. Вытащил жену из седла... И оба обернулись – из поместья выбежала заплаканная Нолла, чуть ли не повисла на мехах Кары в истерике:

     – Отвези... Отвези меня!

     – Да куда угодно, если скажешь, что произошло, – растерялась кошка.

     Граф все-таки ушел.

     Сермуш закрыл глаза, Кара непонимающе переводила взгляд с мужа на герцогиню и обратно... А когда высочество объяснил ситуацию, спихнула Ноллу ему на руки и вскочила на неоседланного жеребца.

     – Тор! – крикнула Кара, осматриваясь. – Черт, это становится традицией, – пробурчала. – Тор, твою мать!

     – Кого еще обучить? – снял морок с дома ведьмак, выходя наружу.

     Спрыгнув на землю, Кара без приглашения вошла в дом.

     – Ну, проходи, – поплелся за ней Торель.

     – Выпить есть?

     – Тебе нельзя.

     Кара прижала ведьмака к стене, не удержавшись.

     – Ты что творишь, скотина. Ты чем подумал, когда уходил? На кой ляд вообще голову ей морочил, сюда привез? Оставил бы уж тогда... на Аубердинии!

     Упала в кресло. Тор так и остался стоять у стены.

     – Сюда привез, потому что не укрыть нигде больше. А ушел, потому что ей пятнадцать, Кара, и не место рядом со старым пьяницей. Это все, зачем ты пришла?

     Кошка нашла-таки кувшин и глотнула из горла, но ведьмак отнял у нее посудину.

     – Сказал же, тебе нельзя.

     – Раз ты такой умный, иди и сам объясняй бьющейся в истерике девчонке, где и рядом с кем ее место! – взвилась Кара. – А ты, вообще, подумал, что с ней будет, когда нам уже придется покинуть Балью? Поместье – липа, Тор, и ты это знаешь. Мне ее в лес вытолкать? Зачем было все это, если теперь она никому не нужна!

     Ведьмак закрыл глаза.

     – Отвезешь ее в мой замок, я предупрежу сестру...

     – Идиот!! – накинулась на него кошка.

     – Кара, очнись! – перехватил ее руки Тор. – Мне, черт побери, сорок три! Я живу отшельником в горах и ничего, кроме камней, здесь нет! А ей – пятнадцать, у нее вся жизнь впереди! Сестра выведет ее в свет...

     – Чтобы и она умерла также, как Изабель! Или задохнулась при новом... дворе, – выплюнула ему в лицо кошка, и ведьмак разозлился, толкнув ее от себя. – Очень, очень по-мужски, ваше сиятельство, – уже спокойно сказала Кара.

     – Не привози ее сюда. Я не сниму морок, – буркнул Тор. – Ей лучше будет... так.

     Кара упала на кушетку, уронив голову в руки.

     – Тор, она бьется в истерике в поместье. Через несколько дней она, вполне возможно, войдет в ступор. А потом – сляжет. Когда Рамор скажет, что уже ничего сделать нельзя, я привезу ее сюда, и ты лично ее похоронишь. Понял? – крикнула.

     – Не нагнетай, – Тор поставил кувшин с вином подальше от кошки. – Она увлеклась мной только потому, что... я был рядом. Мог быть и любой другой. И ты понимаешь это не хуже меня.

     Кара вспомнила, как сама улизнула из замка... Как три года прошли в лесах и бесконечных мыслях. И как двенадцать летунов личного отряда его высочества рыскали по землям Сомонии целый год, разыскивая кошку.

     – Значит, решил за двоих, – сказала Кара.

     – Ты же знаешь, что я прав, – грустно улыбнулся Тор. – Максимум через год она поймет, что жизнь – не здесь. Это у меня в запасе две-три сотни лет, я могу лишние пятьдесят пересчитывать скалы. А у нее – нет. Ей жить надо, а не с призраками моими беседы за смерть вести.

     Кара снова дотянулась до кувшина, и Тор снова отобрал у нее посудину.

     – Дай мне выпить, – процедила кошка.

     – Найдешь еще какого юнца для обучения – приводи, – усмехнулся ведьмак. – Кстати, я серьезно: тебе пить – нельзя.

     Кара побрела на выход и стала в проеме двери. Улыбнулась.

     – А вот теперь, ваше сиятельство, вы все это скажете миледи – лично.

     Сермуш не удержал Ноллу. Если вообще пытался.

     К дому в скале приближался еще один неоседланный рысак.

     – Знаешь, Тор... Я тоже сбегала, и даже мотивы у меня были... повесомее твоих. Я очень жалею о потерянных трех годах в бегах. Не глупи, ведьмак. Тебе, черт побери, сорок три, а ты дурак-дураком.

     Нолла выпала со спины коня, пробежала в дом и – Кара ступила вон. Грош им обоим цена, если ведьмак сможет ее теперь прогнать, а она – уйдет. Теперь пусть сами разбираются, объясняются и считают года и скалы.

     Невдалеке ее ждал Сермуш, не решившийся отпустить девочку одну. Когда Кара поравняла с ним коня, подал ей руку, пустив шагом.

     Ноябрь 2012 г. Португалия, Вузела