После спасения из подземелья у городского базара Манцюр неделю не выходил из дома. В комнате он занавесил все окна плотными тканями, а под одеяло спрятал кинжал. Ночами Манцюр не мог заснуть. Когда он закрывал глаза, перед ним появлялись то черные змеи, выскакивающие из травы прямо в лицо, то Задепов, принявший облик прохожего, чтобы заманить в тесный закоулок позади базара, то пузатые ящерицы с желтыми зрачками, лениво ползающие по каменной кладке у колонки во дворе, то незнакомая ухмыляющаяся морда за окном. В своих снах Манцюр ловил чепкеном змей по всему дому: под кроватью, в куче обуви у двери, за комодом, в книжном шкафу и отрезал им головы; спасался от пожара; убегал от кого-то по темному лесу, пока не проваливался в трясину; блуждал по сырым каменным лабиринтам.
Молодой человек в ужасе просыпался и c трудом вспоминал, что он в доме отца, а его темная комната - это не подземные казематы. Иногда ночью Манцюр выходил на улицу с фонариком в туалет, и ему казалось - он наступает на яйца не родившихся ящеров, проваливаясь стопой их скользкое содержимое.
Удивленные таким поведением брата, сестры начали сплетничать подружкам о том, что он привел домой невесту и боится показать ее родителям, ведь она страшная и худая. Но отец быстро положил конец подобным разговорам. Сам Валех тоже стал беспокоиться, но старался не подавать вида. Из-за болезни сына он отменил торжество и справил юбилей в тесном семейном кругу.
Мать сильно волновалась, старалась угодить сыну, суетилась и готовила ему шакербуру с орехами, булочки шор-гогал и пахлаву, поила чаем, айраном и настойкой из трав, чтобы он скорее пришел в себя. Валех велел жене не расспрашивать Манцюра о причине его двухдневного отсутствия, а только сказал, что сын стал свидетелем жестокого преступления в городе и все это время давал показания в милиции, оказывая помощь следствию, поэтому у него от стресса и усталости наступило временное помутнение.
- Валех, может его врачу показать? А то ведь он совсем похудеет, - причитала Кямаля.
- Опять за свое? - раздраженно отвечал муж. - Успокойся. Отлежится и сам встанет.
Бубоки был согласен с отцом и особо не надоедал брату, хотя тот иногда впускал его к себе, и они молча пили на полу чай со сладостями. Вернее, сладости ел, в основном, Бубоки, чтобы мать не переживала за аппетит старшего сына. Есть ему совершенно не хотелось.
Три дня и три ночи Манцюру мерещилась всякая нечисть, стремящаяся поработить его разум, однако вскоре наваждения отступили, он успокоился и подумал, что не нужно паниковать и пугать семью, но надолго выходить из комнаты все же пока не спешил.
"Лежу тут в кровати, как трус последний. Если дружки Задепова и выслеживают меня, то так я их точно вовремя не замечу. Да пусть только попробуют заявиться. Мы с отцом их всех зарежем, как этого медведя-дива", - храбрился Манцюр, лежа на ковре и взлядываясь в трещины на потолке. - "Вот пережду еще немного, а там посмотрим. Наверно, если бы они знали, где я, то уже давно бы пришли. Как бы не так! Еще узнаете, на что способны Алиевы. Хотя, кому там приходить, наверно, пожар там все уничтожил. Интересно, как там Дамир?".
Несколько трещин привлекли его внимание. Манцюр вгляделся и чуть не поперхнулся от омерзения - случайные кривые узоры напоминали открывшую пасть змею с раздвоенным языком.
Парень с криком вскочил, выбежал во двор, схватил там мотыгу, вернулся в комнату и принялся, словно штыком, долбить черенком по потолку, прогоняя навязчивый морок. Сверху сыпалась штукатурка, пыль и старая паутина.
- Вот тебе, вот, получай! - приговаривал он.
- Что ты делаешь? - забежала в комнату младшая сестра Динара. - Ма-ам, Манцюр сошел с ума, он колотит мотыгой по потолку!
- Замолчи, дура! Ты ничего не понимаешь, - крикнул Манцюр. - Вон отсюда!
Видя, что сестра не собирается уходить, а поднимает все больше шума, он подскочил к ней и, легонько тыча опешившей девочке в бок черенком, выпихнул ее за дверь. Змеиная голова на потолке исчезла, вместо нее там зияла внушительная вмятина.
Вечером, когда Валех вернулся с работы, мать сразу разволновалась в опасениях за здоровье сына, пить валидол большими порциями, а чуть позже собралась идти за врачом-неврологом в районную больницу, вопреки воле мужа. Валех Алиев успел остановить её на крыльце, взял руками за плечи и сердито сказал:
- Куда пошла, женщина? Хочешь, чтобы все сплетни пускали про нашего сына? Поболеет и выздоровеет. Делай, как я говорю, иди в дом.
В этот же вечер у Манцюра наконец-то призывно заурчало в животе, и он с аппетитом съел весь ужин, поставленный за его дверью на табурете. Мама Кямаля впервые после возвращения сына заснула ночью без успокоительных лекарств.
Жизнь с того дня стала постепенно налаживаться. Как-то через несколько дней Манцюр проснулся от звука постороннего голоса за окном. Оказалось, что во двор заявился его сменщик Гусман Берциндоев и недовольным, почти обиженным тоном, выражал Валеху, мол, не собирается он вкалывать вторую неделю на пастбище. Гусман обещал пожаловаться председателю колхоза и в комсомол на Манцюра, написать жалобу в райотдел на этого прогульщика и тунеядца. Чтобы незваный гость поскорей ретировался со двора, Валех сунул ему литровую банку самодельного вина в заплечную сумку и сказал, что завтра его непременно сменят. Гусман недовольно побубнил себе под нос, но вино взял и отправился пасти овец.
Манцюр мало общался с Берциндоевым, считая его высокомерным занудой и скрягой. Год назад в свой выходной день парень решил прогуляться до пастбища и увидел, как к отаре овец подбираются два волка, а Гусман лежит под деревом пьяный на драной фуфайке. Манцюр выстрелил из лука, едва не попав в одного из хищников, волки резко рванули с места и скрылись за холмом. После этого он отстегал коллегу стрелой и велел проваливать домой отсыпаться, чтобы не проворонить отару. О случившемся Манцюр председателю не говорил и теперь никак не ожидал такого визита Гусмана с жалобами, тем более, отец уже сообщил, кому следует, что его сыну сильно нездоровится, и он пока не может выйти на работу.
Поздним вечером Бубоки постучался в дверь к Манцюру, въехал к нему в комнату на своей тележке и предложил сыграть в карты.
- Брат, с тобой там случилось что-то плохое, да? - спросил он, раскладывая колоду на табуретке.
- Да на базаре покупатель поссорился с продавцом и ударил его топором в подворотне. Я как раз мимо проходил, - неохотно ответил Манцюр. - Потом милиционеры прибежали и всех в отдел увезли. Я у них два дня сидел.
- А дальше что было?
- Ну... Разобрались, что я свидетель, а не соучастник. Дал показания и домой пошел.
С минуту Бубоки сидел молча. Затем заявил с укоризной:
- Ты меня обманываешь, брат.
Манцюр смутился.
- Бубоки, прости. Я... я не могу тебе рассказать сейчас. Может потом, когда это все развеется в моей памяти. Тот день с самого утра начался странно. Сначала аксакалы на дороге, потом все остальное. Мне еще никогда так не было страшно, а ведь я просто отправился за подарком отцу. Даже никакого подарка не смог ему достать.
- Главное, ты живой и можешь ходить,- ответил Бубоки.
Манцюру нелегко было общаться с братом: тот много грустил, подолгу сидел где-нибудь в одиночестве, и жалость, которую он вызывал своим видом, с годами стала настолько будничной и зацепенелой, что с трудом вызывала сильный отклик в душе.
Не сказав ни слова, Манцюр обнял Бубоки, взял его на руки и вынес на улицу. Во дворе он усадил брата в специальный чехол на кожаном ремне и вдвоем они отправились в степь смотреть на желтую луну и считать звезды. Бубоки прочитал уйму книг по астрономии, хорошо знал карту звездного неба, и Манцюру было очень интересно слушать его рассказы о далеких бескрайних галактиках и фантазии о возможных жителях далеких планет.
В этот раз они, как и в детстве, улеглись на принесенной с собой подстилке из овечьих шкур, и начали просто глядеть вверх на яркую звездную россыпь. Вскоре он отвлекся от рассказов Бубоки и стал думать о том, кем на самом деле был Задепов. "Человек? Нет. Тогда кто? Здесь такое чудовище вряд ли могло бы заслужить рождение, если только не вылезло откуда-то из-под земли, с такой глубины, где уже почва - не почва, а какая-то черная бесплодная глыба. Торговец тогда в гневе что-то крикнул про "свой" народ, возвращения которого он так ждет. Возвращения откуда? Где родилось это страшное создание, делающее себе костюмы из людской кожи и плоти? Что бы это ни было, слава Богу, от него остался лишь пепел...".
- ...А вот та звезда называется Капелла, - увлеченно говорил Бубоки, показывая пальцем в небо, - Представь только, до нее аж сорок два световых года!
- Каких-каких? - рассеянно переспросил Манцюр.
Созвездия шевелились и складывались в причудливые очертания чего-то неясного. "Только бы не змеи", - подумалось ему, - уже тошнит от них".
- Брат, ты что! Один световой год - это такое расстояние, которое проходит свет за один год. Вот за секунду он проходит триста тысяч километров, за минуту свет пройдет восемнадцать миллионов километров. Ты только представь, сколько их за год наберется.
- Да, до звезд очень далеко, - кивнул Манцюр. Одно из созвездий упорно напоминало извивы тела рептилии. А это уже знак того, что ночного неба на сегодня хватит.
- Пойдем домой, звездочет, - встал он на ноги. - А то мать не уснет.
Утром отец зашел в комнату к Манцюру, сорвал с окон плотные занавеси и велел идти колоть дрова, стричь овец, и вообще, начать заниматься делом.
- Если бы наш дед так же лежа фашистов бил, то работал бы ты сейчас на Гитлера, - с укором сказал Валех. В семье все знали - когда отец вспоминал войну, лучше с ним не спорить и делать, что он говорит. Остаток дня и вечера Манцюр трудился во дворе.
Мать очень обрадовалась и решила - раз сын выздоровел, не терять времени. Вечером после ужина она подсела к Манцюру за стол и начала расспрашивать:
- Сын, ты думаешь о будущем? Не пора ли тебе найти достойную невесту?
- Ай, мама. Ты опять? Выдай пока замуж моих сестер, - поморщился Манцюр.
- Не передергивай мать! Тебе уже сколько лет, а все без жены, - прикрикнула женщина и отошла помыть посуду.
Манцюр очень не любил эти разговоры, а когда мать наседала слишком сильно, ему и вовсе хотелось нагрубить и уйти из дома в горы.
Временами он все же задумывался о том, что стоит уже найти себе невесту, но эти порывы быстро проходили, когда он вспоминал о старом друге Тахире Ширбатове.
В детстве они были закадычными друзьями. Играли в футбол, ходили вдвоем в горы, на песчаный карьер и воображали себя партизанами, целыми дивизиями уничтожая воображаемых фашистов. Закончив школу, Тахир поступил в индустриальный техникум и после второго курса стал жить с молодой учительницей черчения гражданским браком. В райкоме этим были очень недовольны, уволили учительницу и отчислили Тахира. Кое-как он устроился на работу автомехаником. С тех пор Тахир стал после работы помогать жене по дому: стирать, убираться, готовить и совсем забыл о друге детства. После очередного отказа съездить в степь - пострелять из лука, Манцюр в сердцах сказал, что Тахир - подкаблучник, а тот в ответ назвал его бестолковым овцепасом. После этого молодые люди больше не общались и даже не здоровались.
Тем временем мать домыла посуду и опять подсела к Манцюру, который поел плов с мясом и уже собрался уйти к себе комнату играть с братом в шахматы.
- Сын, у меня на фабрике работает одна очень видная девушка - Гулдаста. Она не замужем, комсомолка, приехала в прошлом году из Бухары, учится в сельскохозяйственной академии. Давай я тебя с ней познакомлю?
- Ты уже рассказывала. Это у нее левый глаз косит? - спросил Манцюр.
- Ну и пускай косит! Внешне она симпатичная, это любой скажет. А тебе что, прямо Шахеризаду подавай?
- Молодым всем только шахеризады нужны, - с улыбкой сказал с кресла Валех, опустив газету.
- Это для утех вам всем таких подавай, а для жизни - человек нужен, - наставительно ответила мама Кямаля. - Манцюр, ты вообще о будущем не думаешь! Знаешь только - с братом просиживать да по горам слоняться. Другие работают в городе, а ты все овец пасешь. Когда за ум возьмешься?
- Мать, тебе мало того, что я делаю? - вздохнул Манцюр. - Для людей же работаю. Или мне, может, в армию пойти?
- Да хоть и в армию. Был бы потом офицером. Дали бы тебе жилье казеное. Пора уже самостоятельным быть. Так за тебя ни одна женщина замуж не пойдет, когда посмотрит, что у тебя своего жилья нет.
- Вот это мы еще посмотрим, - рассердился Манцюр и резко встал из-за стола.
- Да ты послушай! - окликнула мать сына. - Она скромная, кареглазая, стройная, только ноги немного полноватые, но зато и грудь большая.
- Ладно, видишь же, не вовремя ты со своими невестами, - остановил ее муж. - Оставь его в покое.
- Не оставлю! Я внуков хочу! - завелась Кямаля. - Вот в следующий раз принесу её фотографию.
- Вот в следующий раз и принеси. А сейчас - хватит, - повысил голос Валех. Когда глава семейства говорил, то все его слушали. Когда он кричал, все молчали и не смели перечить.
У себя в комнате Манцюр недолго почитал книжку Бубоки про операцию "Эдельвейс" и планы гитлеровцев о захвате Баку, но быстро потерял к ней интерес и лег в кровать. Настроение было скверное, заснуть не получалось. Бубоки уже спал: весь день он пытался писать стихи и под вечер утомился.
"Надоело, - с досадой подумал Манцюр. - Может, действительно, надо было в армию идти. Сколько еще вот так жить со всем этим хозяйством. Если девки выйдут замуж, то мы останемся жить дома вчетвером. С отцом-то еще ничего, но мать вообще не отстанет с идеей меня поженить. Хоть на хромой, хоть на кривой, хоть на одноглазой - все ничего, лишь бы свадьбу, как положено, сыграть. Да, надо было в институт поступать, там хоть в общаге жить можно". На потолке темнело крупное пятно. Манцюр заделал выбоину сразу на следующий день после того, как проделал ее мотыгой,
но побелить еще не успел. Высохшая цементная клякса теперь до жути напоминала медвежью голову - круглую,с маленькими ушками. "Ну вот, не змеи, так теперь этот "брат названный" мерещится", - вздохнул Манцюр и отвернулся к стене.
На следующий день Манцюр ушел пасти овец. Он уже успел соскучиться по полю и подпирающим его горам. Парень уселся под небольшим, иссушенным солнцем, полотняным навесом на широкое бревно, которое сюда давным-давно привез на телеге еще отец аксакала Адыльбека, и принялся жевать припасенный кусок вяленого мяса. Место было относительно спокойное и за все три года его работы пастухом, стадо было в опасности лишь дважды: когда его атаковал старый раненый волк, и когда на отставшую овцу напали одичавшие собаки. Однако, как написал потом в объяснительной записке старший овцевод, благодаря бдительности молодого пастуха, никакого ущерба колхозному имуществу нанесено не было. Манцюр сел на телогрейку, оперся спиной о бревно и начал читать журнал "Юный техник". Этот журнал, как и несколько потрепанных приключенческих книг, нож, моток бечевки и длинный запасной кнут, хранился в небольшом, защищенном от дождя тайнике под бревном. Листая страницы с картинками и чертежами, Манцюр снова вспомнил про Задепова. Откуда он взялся и сколько еще таких, как он, ходит по миру, выжидая удобный момент, чтобы украсть чье-то лицо?
Поглядывая на беспечных животных, пастух рассуждал про себя: "Сколько овец... Для чего живут - сами не знают. Пьют, едят и спят. Шерсть дают, потом - на мясо. И все. А мы, люди - зачем живем?.. Эх. Надо бы снова завести собаку, чтобы она бегала тут и лаяла, если что".
Прошлая овчарка Надира полгода назад умерла от старости и какой-то собачьей хвори, а без второго сторожа было как-то неспокойно. Сидя на телогрейке, Манцюр устал размышлять на вечные темы и начал вспоминать свое недалекое прошлое.
В отличие от большинства сверстников, он никогда не бегал за одноклассницами, не говорил девочкам комплименты, не предлагал им донести портфель после школы, и не ходил на танцы в местный дом культуры. Его больше интересовали книги о приключениях, полярных исследованиях и дальних плаваниях, деревянные и глиняные поделки, охота и незатейливая игра на простом четырехструнном сазе.
Некоторые девочки сами проявляли к нему интерес, во многом благодаря тому, что, будучи сам по себе вполне симпатичным, Манцюр единственный из всего класса умел стрелять из лука и разделывать шкуру зверя. Но в разговорах с девочками завзятый охотник робел, боялся оконфузиться и не находил, что сказать. Ему казалось, стоит открыть рот - и он обязательно сморозит какую-нибудь непоправимую глупость, отчего его перестанут уважать и мальчишки.
У края бревна мелькнула тень, мгновенно выдернув пастуха из воспоминаний. Лисица-корсак, осторожно ступая, будто земля была усыпана ветками колючего астрагала, легла на траву в двух метрах от него и дерзко взмахнула хвостом с темным кончиком.
Несмотря на испуг, парень не шелохнулся, подавив первый порыв схватиться за лук. Его удивило, что лиса беззаботно лежит на траве, словно собака. Вспомнив медведя, Манцюр нахмурился. Может, это тоже какой-нибудь див?
'Если вдруг начнет говорить человеческим языком, - решил он, - даже слушать не буду, сразу пущу стрелу промеж глаз. С меня хватит всей этой чертовщины'.
Но лисица молчала, скучающе поглядывая по сторонам. Вскоре Манцюру надоело за ней следить, он достал из переметной сумки суп в литровой банке, старую солдатскую флягу с чаем, кусок лаваша, пирожки и начал обедать, с опаской наблюдая за лисой.
- Да ты совсем странная, раз так близко подходишь, - сказал он. - Сейчас возьму тебя и пристрелю, чтоб не шныряла возле моего стада.
Но вместо выполнения угрозы он бросил животному остатки пирожка. Лиса вздрогнула от летящего в ее сторону предмета, но когда он упал возле ее острой морды, тут же проглотила подачку и внимательным лукавым взглядом посмотрела в глаза Манцюру.
- Ах ты, хитрюга! - рассмеялся он и бросил ей целый пирожок.
Зверь незамедлительно расправился и со второй порцией.
- А, может, ты и ручная совсем, раз не боишься? На вот.
Манцюр протянул корсаку на вытянутой правой руке кусок мяса, выловленный из банки с супом.
Лиса замерла, недоверчиво посмотрев на него, затем приблизилась, с каждым шажком сильно наклоняя голову к земле, принюхалась и резко цапнула Манцюра за руку.
Парень вскрикнул от боли и бросился к луку.
Хищник взвизгнул, рванул в сторону и, пока Манцюр налаживал стрелу, благополучно скрылся за холмом.
- Надо было ее сразу пристрелить. Идиот! - сокрушенно пробормотал пастух, осматривая предплечье.
Поспешно собрав отару, он отправился в поселок, не доработав около часа. Гусман должен был давно появиться и сменить его, но, видимо, решил в отместку напарнику сегодня никуда не ходить.
Дома парень к своему разочарованию не встретил от Валеха должного понимания.
- Бестолковый! - сердито сказал отец,- Это надо было такое придумать: корсака он покормить решил. С руки! А если он бешеный? Хорошо, домой не догадался притащить!
- Не вышло, она слишком резвая была, - залихватски усмехнулся Манцюр, надеясь, что отец это оценит.
- Завтра пойдешь в амбулаторию анализы сдавать, - распорядился Валех и продолжил ремонтировать соседские сапоги.
Мама Кямаля сделала сыну спиртовой компресс из женьшеня, налила молока и испекла пирогов с мясом. А вечером принесла ему травяной чай с медом и вином, чтобы лучше спалось.
Ночью Манцюру приснился сон, как его дед Джамал Алиев стоит возле старого дерева, которое он в молодости посадил возле пруда, перебирает четки и смотрит куда-то вдаль. Затем с земли по его одежде в карман заползла небольшая змея, но дед Джамал ловко зажал ее между четок и передавил извивающееся тело сразу у головы. После чего перевел взгляд на Манцюра и чуть дернул бородой. Встав с постели, парень с ужасом обнаружил, что рука в области запястья стала толщиной чуть ли не с его ногу в районе голени. Недолго думая, он побежал в местную амбулаторию за помощью.
Пожилого врача-терапевта Марии Асимовной на месте не было, ее скрипучий стул у большого полированного стола, который Манцюр помнил еще с детства, пустовал. Манцюр никогда не любил приходить к Марии Асимовне, от нее сильно пахло лекарствами, она больно делала уколы и давала микстуры с отвратительным вкусом. К тому же женщина постоянно задавала неудобные вопросы: 'Как дела у мамы? Когда уже женишься, наконец? В какой институт будешь поступать?'. 'Если ей интересно, как дела у матери - пусть пойдет и сама спросит, - ворчал про себя Манцюр после посещения амбулатории. - И какое ей дело до того, когда я женюсь? Как будто это собаку завести: увидел, понравилась, накормил и в будку посадил. Отец так Надиру завел. В институт какой поступать, спрашивает. Я хочу, может, работягой быть. А то кто же, кроме нас, говорил дед Джавад, накормит всех этих лоботрясов'?
В коридоре ветхого деревянного здания дореволюционной постройки тоже никого не было, и парень робко заглянул в процедурный кабинет. Молодая девушка в белом халате набирала лекарство в шприц из ампулы. Длинные черные волосы были собраны в пучок и запрятаны под задорный белый колпак.
- Привет! - улыбнулась она.
Манцюр смешался и молча кивнул.
- Что у тебя? - бесцеремонно спросила девушка. - Да не смотри ты так на этот шприц, это для другого больного. Итак?
- Да вот, рука, - как можно небрежнее объявил Манцюр.
- Проходи скорее. Сейчас закончу и посмотрю.
В процедурной пахло лекарствами, а из-за белой ширмы виднелись ноги пациента, лежащего на кушетке. Она долго возилась с пробирками, и Манцюр заскучал.
- Уснул что ли? - спросил он, показывая взглядом в сторону ширмы.
- Это УВЧ-терапия у Ленизы Айтматовны, - не поднимая головы, ответила медик.
- А с виду как померла, - нервно пошутил Манцюр.
- Что ты, Лениза Айтматовна еще всех нас переживет, - засмеялась девушка.
Парень ничего не ответил. На ум ему пришел Задепов, которому, вероятно, много кого удалось пережить на этом свете.
- Доктор, а как вас зовут? - удивляясь собственной смелости, спросил Манцюр.
- Ох, извини, с этими делами совсем забыла представиться, я пока еще не доктор - фельдшер Гузель Абаева к вашим услугам, - весело проговорила девушка.
Пока она делала необходимые процедуры, Манцюр украдкой рассматривал ее шею и волосы. Совсем молодая, видать, недавно из техникума.
- Кто это тебя так? - полюбопытствовала она, ополаскивая руки в раковине. - Только не говори, что с мотоцикла упал, не люблю врунов.
- Я не врун! - всполошился Манцюр. - Лису в поле встретил, решил прикормить, она подошла и цапнула, гадина. Вот и все.
- Почти, как в сказке, - приветливо посмотрела на него Гузель. -
Мама рассказывала, как ты в детстве принес волчонка домой, а он тебя укусил. Вот ты верещал у Марии Асимовной!
- Что? - изумился Манцюр.
- Твоя мама, говорю, - объяснила фельдшер. - Она недавно приходила - я ей таблетки от мигрени прописала. Про твою травму тоже рассказала, спрашивала, как быть. Волнуется за тебя. Знаешь, вообще-то животные первые не кусают. Наверно, ты лисичку напугал, и она...
- Сам виноват. Не нужно было ей еду протягивать, - перебил ее Манцюр, рассердившись, что мать рассказывает чужим о его детстве. - В следующий раз сразу уложу стрелой.
- Ну, что ты. Какие еще стрелы - это же зверь, он пользу лесу приносит.
Манцюр не стал спорить с женщиной, а только усмехнулся про себя. Посмотрел бы он, как она вещает о том, какую пользу лесу приносил, к примеру, его 'братишка'-медведь.
- Придется делать прививки от бешенства, - деловито объявила фельдшер. - Сегодня ближе к вечеру привезут новые ампулы из райцентра, наши закончились.
- А это разве обязательно? - встрепенулся пациент.
- Тебе что - так хочется умереть молодым? Это же может быть вирус. Заражение им в случае развития симптомов почти неизбежно приводит к летальному исходу в течение нескольких дней. Уколы ставим, больной, это не обсуждается, - строго проговорила медик.
- Ладно, - сник Манцюр. - Когда приходить?
- Я сама зайду вечером. Мне так удобней, я мимо вас домой хожу. Заодно книжку с рецептами твоей маме занесу, сегодня говорили с ней как раз об этом.
Манцюр немного замялся, стоя на пороге, потер забинтованное запястье, и сообщил:
- Ладно, я тогда пойду... Спасибо.
- До встречи, - не глядя на него, попрощалась фельдшер и ушла за ширму будить Ленизу Айтматовну.
* * *
Вечером она, как и обещала, пришла в дом Алиевых и сделала Манцюру укол в живот. "Хорошо, что не пришлось трусы перед ней снимать", - подумал он.
- А эти глиняные головы ты сам лепил? - спросила Гюзель, показывая пальцем на неровный ряд глиняных поделок в серванте.
- Да, сам. Нравятся?
- Некоторые ничего. У тебя талант скульптора, кажется, - ответила Гюзель и взглянула на Манцюра, словно он был известным и почитаемым мастером по изготовлению глиняных изделий.