Как представить себе то, о чём думает человек перед смертью?
Нет, не так.
О чём он думает, понимая, что возможно уже завтра он встретится с ней? Здесь ключевое слово - возможно. Знать наверняка и предполагать - отнюдь не одно и то же. Смерть пугает уже сама по себе. Не верьте досужим языкам - смерти боятся все. И герои, и трусы, и государственные деятели, и бомжи, и проститутки, и финансовые консультанты, каждый - и все, как один мы боимся смерти. Возможно, людям, знающим наверняка, что в скорой перспективе эта встреча состоится, в какой-то мере проще. Неизбежность примиряет нас с закономерным финалом; но куда страшнее осознание возможной, но отнюдь не неотвратимой смерти. В это стоит вдуматься.
Огромна бездна, разделяющая обречённого онколонического больного в хосписе и пехотинца, занявшего позицию и ожидающего сигнала к атаке. Первый, пережив уже период кричащего несогласия с несправедливостью жизни, с осознанием того, что то, о чём боялся и думать, страшная неизлечимая болезнь, случилась не с кем-то другим, а именно с ним, смирился. Второй, пока вполне живой и здоровый, отгоняет тревожные мысли, поглядывая на своих замерших перед броском товарищей.
Мозг первого уже пришпилен наркотическими препаратами, дарующими временное облегчение от боли и погружающими угасающий разум в мир иллюзий и теней, и возможно, бедняга даже призывает этот момент, не желая проживать свой остаток в понимании своей обречённости. Мозг второго лихорадочно передёргивает мысли, отгоняя ту одну, самую страшную, стараясь зацепиться за что-то малозаметное - за облако в небе, травинку, жука, ползущего по ней. Только не думать о возможной смерти, иначе паника. Стоит сдать, и в сердце прокрадывается мерзкий холод. Паника - гарантия неадекватной реакции на стремительно развивающуюся ситуацию боя, верная смерть. Сжимая в кулак волю, сердце колотится всё быстрее. Скорее бы приказ!
Казалось бы, шансы выжить для этих двоих людей совершенно, абсолютно различны. В случае первого они практически равны нулю, а вот для второго - пятьдесят на пятьдесят. Тут уже начинает играть роль боевой опыт, подготовка, выносливость, сообразительность, умение быстро принимать верные решения, наконец, удача. При схождении хотя бы части этих факторов и доли везения, на этот раз солдат останется жив...
Но жизнь не арифмометр. И вот хирург, на свой страх и риск оперировавший больного практически без надежды на успех и вопреки упрёкам коллег, ратовавших за то, чтобы он дал покой умирающему, вытаскивает - таки его с того света. Долгие месяцы нещадящей терапии, повторная операция, химия, реабилитация - и о, чудо! Смирившимуся с неизбежным сообщают, что он ещё поживёт. Какая буря чувств разорвётся в душе этого человека при этом известии?!
А вот опытный солдат, выживший уже в пятнадцатой атаке, получивший пулевое ранение в плечо, замер на дымящейся траве. Глядя на проплывающие в небе облака - совсем как Болконский - он благодарит Бога, что дешево отделался и ждёт санитаров. Атака закончена, враг разгромлен и отброшен. Что теперь? Госпиталь, подлечат - рана-то пустяковая, откормят. Пока лечат, глядишь, и война закончится. Останется только вспоминать... Санитары, укол, перевязка, санитарный автомобиль, санбат, скоротечная операция, укол, снова перевязка, койка. Надо потерпеть, а куда деваться. Главное - не на передовой! Утро следующего дня, губы сухие, как сено, хочется пить, что мочи нет. Голова разламывается на куски. Несколько минут с момента пробуждения - и накатывает жар. Круги в глазах. Сестрёнка, воды!!! Подходит невыспавшийся хирург с серым, землистым лицом. Фонарик в глаза, заглядывает под веки, слушает стетоскопом, замеряет пульс. Лида!!! Этого - вперевязочную. Отдирают присохшую повязку. Господи, ну можно без энтузиазма же!!! Плохо дело. Лида, а противостолбнячную ставила?! Не помню, Реваз Ахметович, дурдом вчера был! Срочно поставь и двадцать кубиков антибиотика широкого спектра! От лампы голова сейчас трестнет! Укол. И он проваливается в сон... А вечером старый уставший хирург накинет простыню ему на голову. Проведя по лицу рукой, словно это поможет скинуть наваждение, плюхнется на стул, вспоминая, что сделано не так, почему сильный, достаточно молодой мужик вдруг, вот так, умер...
Жизнь - не арифмометр. Её вариантов - не просчитать, не угадать, не подстелить соломки. Чудны дела Твои, Господи! И жизнь, и смерть, и сроки - всё в Твоих руках, и кому что, тот получит от тебя во время своё. На каждого из нас у Господа свои планы и великий грех пытаться выведать их. А ещё больший - препятствовать им, идя на поводу своего несовершенного, часто вредоносного разума.
Есть в сердце вера в благой Божий промысел или нет, но так или иначе, смерти боится каждый. Кто-то живёт с этим страхом в душе, будучи вполне молодым и здоровым, и тем самым каждый день умирает. Кто-то не задумывается о смерти, играя с ней в прятки, но лишь до того момента, пока она громко и отчётливо не постучит в его двери. Кто-то помнит о ней, страшась, и через то управляет свою жизнь в одежды благопристойности, богоугодничества и служения людям. Кто-то встречается с ней каждый день и не воспринимает уже её как нечто особое, а она даёт ему хлеб насущный. Но иной раз, смотря в её очередное неприглядное рыло, цепенеет и молит кого-то там, в кого верует, чтобы тот не торопил его момент. Есть и самоубийцы, но их разум уже отнят Господом, ибо, желая наказать кого-то по-взрослому, Бог отнимает разум. И кто знает, какие мысли проносятся в их головах за секунды до того, как костлявая сожмёт своей дланью их горло?!
Страшился смерти и архимандрит батюшка Зосима. Не столько самого таинственного момента умирания, куда больше он боялся умереть и не сделать. Действительно, каков смысл перед Богом и людьми всего сего начинания, бессонных ночей, голодного и опасного пути, надежд всех тех, кто собирал их в дальний путь и бдел, молясь за удачный исход сего предприятия? Воистину, искушение. Господь забрал у людей мир и жизнь, к которым они так привыкли, но дал взамен здоровье и, вероятно, долголетие. Сидеть бы за благостными монастырскими стенами под сенью куполов и радеть за души спасенных, так нет же! Часы брата Глеба тикают и подходит момент явить себя на поле, полном летящих стрел. Сие заповедано задолго. Если не они - кто тогда?! И выйдут, нельзя не выйти. Но что надо сделать? За что, за какое достижение можно принять такую лютую смерть, в лапах непостижимых, злобных, кровожадных тварей - восставших мертвых?! Книга молчит, она вообще скупа на конкретику. Додумывай сам, раз взялся. Да взялся ли?! Разве можно так назвать всю историю с этой книгой и обстоятельствах, при которых она попала в руки не кому-то иному, а ему, отцу Зосиме?! Ничего лишнего не творит Господь и никому не взвалит он на плечи крест, который тот не сможет до конца нести.
Не умереть страшно, он стар, он пожил, потрудился во славу Господа и на благо людям. Слава Богу! Страшно умереть, не донеся своего креста. Так что откладывать?! Пора поднимать его на плечи, а Господь, свет его, управит!
-Ну что, ребятушки мои?! Боязно? И мне боязно. Вставайте-ка. Помолимся вместе. На святое дело идём, такой молитвы Господь не оставит! - помолившись коленопреклоненно, опираясь на посох, поднялся с пола отец Зосима.
Брр, вроде бы и потеплело на улице, но уж лучше бы, как вчера - снег. Но вместо него - дождь, и достаточно сильный. Стоит выйти - и вмиг промокнешь, не важно, сколько слоёв тёплой одежды там у тебя, под тулупом. В каждую щёлочку зальёт, а обувь? Вмиг промокнет... Дворники семь лет назад закончились, некому убирать снег. А за зиму теперь какие сугробы насыпает! И вот теперь, на глазах, всё это превращается в мерзкую липкую субстанцию. Весна началась! Весну встречайте!
На такое дело, как у них, с голыми-то руками не пойдёшь. Лучше сразу распустить ремень, да на шею. Так хотя бы окружающим вреда не нанесёшь в похабном посмертии, каждого теперь ожидающем. Но и выбор не велик: автомат Глеба, со смешным боезапасом, скорее для самоуспокоения, нежели действенное оружие. Собственно, вот и всё.
Чем поможет автомат против мертвецов? Оно конечно, если ты забрался на охотничью вышку в поле, убрал лестницу, а на полу - полный цинк маслят, то пали в белый свет, пока не закончатся. Да и очередями стрелять - бессмысленно. Но у них - всего два рожка. Всего два - шестьдесят патронов. Всего, не больше, не меньше. То есть, никакого права на промах. Правда, в активе ещё два ножа, но ведь с ними ещё управляться надо иметь, так? Откуда взяться подобному опыту у монастырских монахов? И брат Глеб, осознавая всё это, покачал головой.
-Значит так, родные. Теперь послушайте меня. И спорить не время, Софроний: просто делйте так, как я говорю. В отличии от вас, я в монастыре не родился... На лыжи, батюшко, не смотрите. Всё, они своё дело выполнили. Тут их оставим, дальше - пешком. До ворот - рукой подать, а с лыжами, появись мертвяки, одна беда у нас будет. Не развернуться, ни повернуться. И палки лыжные, хотя и острые, нам ни к чему. Голову мертвяку ими не проткнуть и не срубить. Лишний груз. Поэтому, Софроний, иди-ка сюда!
Софроний подошёл и брат Глеб вручил ему, достав из кучи хлама в углу, ржавую, но заточенную штыковую лопату с обломанным черенком. На его конце была сделана из провода петля. ЭЭто изделие и вручил Софронию Глеб, поясняя:
-Гляди! Руку в петлю продел и держишь крепко. Это для того, чтобы в разгар боя с мертвяками ты её не выронил. Ну-ка, взмахни!
Лопата свистнула в воздухе. Софроний с уважением посмотрел на своё новое оружие:
-Удобно.
-Хорошо. Смотри: бей либо замахом обеими руками, отвесно по голове. Либо - наоборот, одной рукой, но по шее. Запомни - это наиболее эффективные удары. Кроме, того, думаю, что тычок в колено - тоже действенен должен быть. Целей-то две - лучше голову снести, или разрубить. На худой случай - обездвижить. Понял, нет?
-Понял. - кивнул брат Софроний.
-Теперь про одежду. Смотрите на меня! - развёл руками, показывая, как он собрался, Глеб. - Рясы снимайте - и в котомки. В них вы только запутаетесь. Батюшко - тебя это в первую очередь касается. Мы с Софронием, в общем-то, крепкие мужики. А вот Вы - в возрасте, и свобода движений для Вас - первое дело. Так что - снимайте.
Но отец Зосима наотрез отказался.
-Я, Глебушка, без рясы не могу. Снимаю её - и словно голый. Понимаешь? Вжился я в неё, она как вторая кожа уже. Зато святые отцы вот чему меня научили, идя в былые времена на работы! - и споро и умело старик продёрнул подол рясы между ног и накрепко завязал узлом на боку. - Так пойдёт?
-А не мешает? - недоверчиво оглядывая превращение основного элемента монашеского гардероба, спросил Глеб.
- Проверено! - подмигнул ему старый священник.
-Ну ладно. - согласился Глеб и протянул батюшке посох, усовершенствованный им ночью. На навершие, имитируя крест, была примотана перекладина, на которой умелой рукой брата Глебы были вырезаны инициалы: ИН - с одной стороны, и ЦИ - с другой. Иисус Назореянин, Царь Иудейский.
Отец Зосима бережно взял свой новый посох.
-Зная то, что оружия в руки не берёте и силу молитвы Вашей... я, вот, своею волей... - смущённо сказал Глеб.
-Спасибо, Глебушка. - улыбнулся старик и потряс рукой с посохом. - Теперь уж точно конец всем адовым выползням!
-Ну, раз собрались - чего теперь ждать... - вздохнул брат Глеб. - Софроний, лестницу со мной хватай, да пошли.
И, уготованные к худшему, они вышли под мартовский дождь...
$$$
То, что в этих местах они не одни, стало понятно сразу, лишь только вышли из гостеприимного гаража. Там и тут - везде - следы, море следов, и по их рисунку понятно - ходили не люди. Мёртвые. А значит, они где-то тут, рядом, затаились. Липкие, мокрые сугробы чуть ли не по пояс, через такие не убежишь, где встретишь супостатов - там и бой принимать. Перебираться через эти лавины было непросто, кроме того пыхтящий сзади отец Зосима с его коротенькими стариковскими ногами, сильно задерживал движение.
- Вот что. - остановился, когда понял, что таким темпом они далеко не уйдут, брат Глеб. - Софроний, клади-ка лестницу на плечи, а Вы, батюшко, на неё забирайтесь. Иначе далеко не уйдём так, только силы израсходуем.
-Да что ты, сынок! - отмахнулся, с трудом копошившийся в сугробе, старик. - Где это видано, чтобы монах на людях ездил?!
-Да не спорьте Вы тут, отец Зосима! - раздражённо прикрикнул на него Глеб. - Полезайте, кому говорю! Но если что - в сугроб прыгайте сразу!
Старик забрался и уселся на лестнице, недовольно причитая о том, что не след ему, монаху, так-то передвигаться, и что сил в достатке, но Глеб его не слушал. Подняв лестницу, оба молодых монаха пошли. И не больно отяготились - старик, хоть и укутанный в зимний полушубок, весил от силы килограмм пятьдесят. Что этот вес молодым, крепким инокам? Идти стало хоть и не легче, а всё ж быстрее. Доковыляли до стены, пошли параллельно. Скоро и ворота, и вроде нет поганых пока. Что, дождь их смыл, что ли?! Монахи, пыхтя и обсуждая эти обстоятельства, продолжали свой путь по сугробам.
Не доходя ворот, Глеб остановился, откашлялся.
-Всё. Здесь перелезать будем. - кивнул он на стену. - Ворота - вон, близко. Но лучше через стену - лестница всё равно ниже. Но, учитывая толщину снега.... Сойдёт. Значит, так. Сейчас ты, Софроний, на неё заберёшься, и батюшке руку подашь. Затащишь его туда. Гляди - там колючая проволока. Попробуй её лопатой разрубить. Если не получится - тоже не беда. Главное - руками за неё не хватайся. Потом мне поможешь, я лестницу затащу. Мало ли где внутри она нам может пригодиться... А там, все спрыгнем. В сугроб!
Приставили лестницу, огляделись. Пока нежелательного присутствия никакого, но нужно быть внимательными. Софроний полез на стену. Лестница не доходила до гребня стены где-то на метр, да под весом монаха осела ещё ощутимее, поэтому Софронию пришлось подтягиваться, чтобы перекинуть ногу на гребень. В итоге, ему это удалось, да сверху посыпалась нецензурная брань - инок поранился о колючую проволоку. Проволока распорола ему штанину, немилосердно расцарапав правую ногу. Да до кучи, на гребне стены образовалась наледь, и Софроний чудом не поскользнулся на ней, отчего и поранился. Пришлось сколачивать её лопатой, а уж затем пытаться рубить проволоку. В конце концов, пыхтение Софрония принесло плоды, проволока была разрублена, гребень - очищен, и брат Глеб подсадил старого священника на лестницу.
-Брат, что там, внутри? - спросил Глеб ожидающего старца Софрония, тот покрутил головой, всматриваясь в территорию за забором.
-Вроде - никого. - стараясь не кричать, ответил тот.
-Что такое?! - удивился Глеб. -Вчера же смотрел, были там они.... Не к добру! Внимательнее!
Софроний вытащил на стену отца Зосиму, тот залез, крепко держась за руку своего келейника, и первым делом перекрестился:
-Слава Тебе, Господи!
А Софроний уже подавал руку Глебу, быстро вскарабкавшемуся сразу за старцем... Глеб, забравшись, перегнулся вниз, и вместе с Софронием, они втащили за собой и лестницу. Отдышались, перекрестились - как - никак, большая часть пути позади, и пока без происшествий. Велика сила молитвы старца!
В глубине территории, огороженной забором, плотно росли сосны. Наверное, хорошо тут было, пока не Началось. Идиллия! Сквозь строй высоких сосновых стволов в глубине просматривалось приземистое здание, а за ним - ещё одно. До него - метров триста, по таким же сугробам. Странно лишь то, что ночью, всматривавшийся сквозь щель ворот Глеб, видел мертвецов - много мертвецов - а теперь их нет. Где они? Не верится в то, что от дождя попрятались! Да и встреча с неприятной сущностью с хоботом на морде не давала иноку покоя... Ох, не к добру эта пустота и тишина! Не к добру!
Но рассуждать можно до заговенья, а за них никто и ничего не сделает.
-Ладно, пошли. - подышал на руки Глеб, и снова натянул рукавицы. Перекрестившись, он скинул лестницу вниз, а затем и сам сиганул за ней. Отряхнувшись, махнул спутникам рукой:
-Давайте, по-одному! Снег глубокий, мягко будет!
Сперва старец, а за ним и его келейник спрыгнули вниз. Покрестившись и облагодарив Господа краткой молитвой, пошли дальше, к зданию. Пробираясь сквозь сугробы, дивились тому, что не так уж и страшно всё оказалось. Ну и кто решил, что исполнение речённого в книге должно происходить исключительно через непереносимые лишения и, как водится в фантастической литературе - будь она проклята, бесовской инструмент порабощения неукрепившихся человеческих душ - финальным поединком Добра со Злом? В книге о том речи не было, а они и так лиха в пути хлебнули. Может, по ним Господь-то над ними и смилостивился - даровал лёгкий исход начатого. Ну вот, ещё метров сто преодолеть, а там уж....
Но сладкие надежды их не исполнились. Вздымая над собой сугробы, разбрасывая их, вставали из-под снега мертвецы. Один за другим, вся нетронутая снежная целина вокруг троих одиноких живых пришла в движение разом, словно кто-то, дождавшись наиболее подходящего момента, отдал загробным тварям приказ. Выбираясь из снежного плена, мрецы, кто на своих ногах, а кто и на карачках, устремлялись к застывшим, прислонившимся друг к другу монахам, оторопевшим, умолкнувшим в понимании ужаса и близкого, теперь уже неотвратимого, конца.
Поняв, в какую западню они попали, все трое вжались друг в друга. Глеб передёрнул затвор, но затем, оценив количество мрецов, взялся за свою косу, ожидая первых тварей. Выставил перед собой лопату, держа её в дрожащих руках, брат Софроний.
-Ну вот и всё... - унимая страх, пробормотал молодой монах. - Как же мы, батюшко?!
-Веру в Господа крепкую имей, Софроний! Не он ли един может попрать врата адовы, лишь дунет ни них! Ну-ка, ослобоните, братья!!! - раздвинул руками закрывшие его тела спутников старец, и громко, отчётливо, потрясая посохом, принялся читать молитву. Оба монаха, судорожно отслеживая приближение мертвецов, сильно удивились его выбору - отец Зосима читал Водосвятный чин!!! А старец нараспев затянул всю полную ектению! Господи помилуй!!! Ведь не успеть, никак не успеть! Но, невзирая, на опасность, уже приняв первых подобравшихся тварей на совё оружие, монахи подкрепили отца Зосиму своими голосами.
Мёртвая стена из гниющих тел смыкалась вокруг монахов. Но, подобравшись к ним вплотную, замерла, словно наткнувшись на непроницаемую невидимую стену. Изредка особо ретивый мряк дёргался вперёд, и тут же получал хлёсткий удар косой или лопатой, падал в снег, заливая его белизну своим серо-зелёным гноем. Брат Глеб, понадеявшись на где-то слышанную им помощь от спасительного круга, очертил оный вокруг, но тварей он не сдерживал. Чувствовалось, что ещё немного - и чудесная защита падёт, и тогда мертвецы, единым порывом устремившись на них, покроют их враз своею гнусной, вонючей, гноящейся массой, вопьются своими изломанными гнилыми зубами в плоть. Но мертвецы прибывали, пополняя эту и без того внушительную бесовскую рать, а к молящемуся старцу, нараспев читающему молебен, приблизиться не смели.
Отец Зосима обладал феноменальной памятью. Ведь это не шутка: помнить в его возрасте все богослужебные последования. Но он читал не ошибаясь, отпел 142 псалом, гласы, принялся за пятидесятый. Какая же сила в этом тщедушном старичке?! Как можно? Когда наступала очередь Трисвятого, то все трое, в один голос восклицали: " Святый Боже, Святый крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!", и казалось, тёмная стена нежити отступала, корёжась.
Но это лишь казалось. Но молитва, общая молитва, даровала им открытую дверь из области страха и ужаса. Даже Сафроний, расклеившийся поначалу, собрался. В глазах горел божий огонь, помогавший воинам христовым преодолевать и посрамлять поганого во все времена, и Сафроний чувствовал себя одним из них, осязал эту неразрывную связь времён и осознавал бытие своё, как части этой великой общности - рати Христовой. Великую силу имеет молитва в самый тёмный час над истинно верующим человеком! Скольких восставила она в воистину безысходных обстояниях! И люди потом говорили - это чудо!
Это было действительно чудо. " Приклонись к мольбам рабов Твоих, Всенепорочная, прекращая беды, на нас восстающие, от всякой скорби нас избавляя: ибо Тебя одну как твердую и надежную опору мы имеем, и в Тебе защиту обрели. Да не постыдимся, Владычица, Тебя призывая! Поспеши исполнить моление Тебе с верою взывающих: "Радуйся, Владычица, всем помощь, радость и покров и спасение душ наших!"" - гремел распевный голос отца Зосимы. Закрыв глаза, махонький, худенький, такой нелепый в своём мешковатом зипуне, с мокрыми седыми волосами под утлой камилавкой, молился он своему Господу, попирая тьму, навлекая на бесовы полчища неотвратимую и ужасную Божью кару. Бог долго ждёт, но больно бьёт: эта мудрость показательно проявила себя, лишь последний возглас "Аминь!" прогремел над мёртвыми снегами.
Словно ждал его, и наконец, всё-таки, дождался, проинизывающий дождь ливанул словно из ведра! И эта вода, по молитве старого архимандрита Зосимы ставшая Святой, сотворила с загробными перерожденцами страшное: их корёжило, бросало оземь, но и там не находили они покоя, поливаемые сверху ливнем, а снизу - тающим снегом. Крючась в судрогах, они падали, исторгая дымящийся пар, их плоть вздувалась и лопалась, словно не дождь проливался с неба, а концентрированная серная кислота. Растекалась по бывшему ещё недавно белым снегу, дымящаяся и пузырящаяся субстанция, то, во что превращались их мёртвые тела.
Всё закончилось в считанные минуты, а дождь продолжал лить. Монахи стояли как истуканы, не вполне понимая произошедшее, не зная верить им в только что увиденное, или нет. Трупы исчезали, разлагались на глазах, оставляя после себя лишь костяки. Словно обгорелые останки, извлечённые из пожара, напоследок крючились они в так называемую "позу боксёра", да так и оставались лежать, усыпав собою снег, сколько хватало глаз. Вот он Божий гнев каков! Вот он, триумф веры нашей, Православной! Сафроний замер с округлёнными глазами, а брат Глеб, пав на колени, неистово крестился, кладя земные поклоны.
-Будет вам! - выводя из ступора своих спутников, проговорил отец Зосима. - На всё воля Божья! Возьмите себя в руки, родные мои - и пошли. Ибо это ещё не конец, а только начало. Чую я, приготовил нам особую встречу Враг тут, но с Божьей помощью - посрамим его, и все козни его переможем. Не просто мертвецы это были, ребятки. Ох, непростые! Это его волей, проклятого, всё деется! Оттого Господь и помощь нам такую ниспослал великую. Пошли! Потерянная минута - ворогу содействие!
И снова бег, что есть мочи, через сугробы. Только теперь это уже не идиллическая белоснежная целина - кругом ямы, ямы от мертвецов, выбиравшихся из них. Лихо придумана Поганым эта засада! Там и тут из сугробов торчат осклизлые черепа перерожденцев, не во время возжелавших покинуть свои берлоги. По пути, тяжело дыша, старец поучал молодых монахов:
-Трижды испытает нас Господь! Первое испытание - дорогой - мы, слава Троице, прошли. Второе - мертвецами - с Божьей едино помощью, тоже. Третье предстоит, самое лютое! Господом так попущено, а сатана, быть ему прокляту, нас им испытает. Крепитесь, братья! Вот - вот уже!
$$$
Пробравшись к зданию, они нашли дверь -массивную, железную - запертой. Лишь одинокая лампа в плафоне горит над ней - её-то и видел в ночи брат Глеб. Это значит только одно - работает аврийная энергосистема, где-то там, в глубине, генератор. Вот только как это возможно, ведь семь лет уже, как люди покинули это место!
Дверь мощная, правильная. Объект - режимный. Пробовать выламывать - терять драгоценное время. Что-то приготовим им Ворог на десерт?! Обошли здание кругом, нашли ещё две двери , и тоже заперты. На окнах - решётки, и что делать?
-Дальше - ещё какие-то строения. Посмотрим там? - предложил Сафроний, когда Глеб в досаде сел прямо в сугроб.
-Бессмысленно. - отмахнулся он. - Тут всё закрыто. Видимо, сработал аварийный режим, и теперь попасть внутрь будет можно только если оттуда кто-то откроет... Думать надо, думать!
-Просвети нас, Господи и матушка Богородица! - перекрестился отец Зосима. - Давайте думать!
-Весь комплекс - он под землёй, их все так строили. На случай войны. Так, чтобы внутри можно было практически бесконечно долго отсиживаться. Смена, заступающая на дежурство, была готова к этому... Теперь вот что: помните, как война началась?
-Конечно. - кивнул Софроний. - С Севастополя всё началось, когда американцы в Чёрное море свои корабли притащили. И через неделю, если память не изменяет, наши-то по ним, как раз, и ударили... А через день мертвецы поднялись!
-Вот. - поднял вверх палец Глеб. - Война не вдруг началась. Был приказ, был, конечно.
Затем, почесав бороду, Глеб поднялся и направился к зданию. Подойдя, он вскинул автомат и дал короткую очередь по окну, затем ещё по одному.
-Что ты делаешь, Глебушка? - замахал на него руками старик. - Зачем???
-Смена - внутри, отче. А я лишь сигнализацию им включил. Покойники из автоматов не стреляют.
-Да ладно, Глеб! Откуда такая уверенность? Семь лет прошло... - попробовал возразить Софроний, но Глеб прервал его.
-Теперь ждите. Либо так - либо не знаю как... - подойдя к недоумевающим отцу Зосиме и Сафронию сказал он. - Не вижу я другого пути. Смотрите: заступает смена офицеров. Затем приходит приказ: готовность "один". Значит, война. Что происходит, они там видят. Потом - пропадает связь... Что делать в такой ситуации? Варианта - два. Первый: наплевав на всё, они бросают объект и уходят искать своих. Тогда вот что: будут они тут запирать всё, если так?
-Ну, если люди ответственные... - попробовал размышлять Сафроний, а Глеб отмахнулся:
-Если присяге верны и по инструкции действуют - то там они. Внизу. А если бы бросили всё, то и закрывать незачем. Тогда второй вариант: через какое-то время, когда поняли, что дело нечистое - послали кого-то наверх. Те - вышли; тут уж мертвецы. Их действия? Правильно: обратно, и закрыться. Тут они - я вам говорю.
Глеб показал пальцем на сугробы, под которыми угадывались силуэты автомобилей.
-Это вон, что? Как считаете???
-Машины, Глеб!
-А чьи они, машины эти??? Если бы люди бежали, бросив всё - что, машины бы тоже бросили??? И пешком? А ну-ка пошли! - вскочил он и бросился к зданию, старец и Сафроний подались за ним.
Бешено заколотил брат Глеб своими кулачищами по двери.
-Эй, там!!! Открывайте!!! Скорее!!! Свои мы! Живые! Эй!!!
Но ответом ему было молчание... Глеб неистово колотил ещё минут пять, выхватил у Сафрония из рук его лопату, перепачканную в трупном гною, колотил и ею, но всё было тщетно. Потом все вместе кричали, бегали вокруг здания, стучались в окна, во все двери... Тщетно. Здание молчало...
-Ошиблись мы в чём-то, Глебушка. - остановил его старец. - По всей видимости, нет там никого...
-А машины?! - неунимался Глеб.
-Неисповедимы пути Господни, сынок. Не нам и мудроствовать... Другое решение надо искать! - продолжил отец Зосима, хотел и ещё что-то добавить, но взволнованный вскрик Сафрония его прервал.
-Батюшко! Глеб! Вон они!!!
Оттуда, со стороны ворот, наплывали они - эти сущности с хоботами. Их было три - непонятным, чудным образом держась в воздухе, они неукротимо приближались. Вперёд вышел старец, воздел, как и ранее, свой посох - крест, погрозил им, и принялся за девяностый псалом. Но это не остановило чудищ. Они всё ближе, и какова их вредоносность???
-Бегите! - тихо прошептал Глеб, а затем крикнул: - Ну! Бегите! А я с ним сейчас вот как поговорю! Поговорю я с ними на своём языке!
Глеб вскинул автомат, прицелился и дал краткую очередь. Не попасть он не мог, он попал бы - расстояние уже метров десять, но... Существа мгновенно переместились в сторону, словно телепортировались!
Глеб повернулся на миг к своим спутникам, испепеляя взглядом:
-Бегите нахрен отсюда, мать вашу! Чего замерли? Я задержу их!!!
-Глебушка!!! - смог пискнуть отец Зосима, а Глеб рыкнул на него:
-Да всё!!! Бегом пошли, я что сказал?!
Они уж было бросились прочь, но...
...Но в этом момент за ними, проскрипев петлями, приоткрылась дверь!!! И хриплый голос изнутри:
-Сюда, быстрее. Быстрее, сюда!
Отец Зосима с Софронием метнулись к двери и в мгновение ока исчезли за ней. Но твари уже настигли их, Глеб отмахивался косой. Не попадал, твари отлетали прямо из-под удара, и снова набрасывались на него. Две твари сосредоточились на брате Глебе, третья же расставив руки, неслась к двери. Ужасен был её лик: истлевшая хламида, суставчатые когтистые пальце, этот жуткий хобот и... глаза. Огромные человеческие глаза!
Во тьме не было видно лица их спасителя, но действуя чётко, он захлопнул дверь.
-А как же Глеб? - удивлённо спросил старик, понимая, однако, что всё кончено.
-Всё. - ответил ему хриплый голос. - Левитаны убьют его. Идите за мной.
Сафроний вдруг оттолкнув его, бросился к двери, но тут же хлёсткий удар в челюсть свалил инока на пол.
-Не дури. Пошли.
-Помоги душе брата нашего Глеба, Господи! - поклонился тёмной двери, за которой слышались звуки борьбы, отец Зосима.
И в этот момент снаружи грохнул выстрел. И всё сразу затихло.
-Скорее. -подтолкнул старика вперёд обладатель хриплого голоса. - Помолитесь позже. Не стоит раздражать левитанов, если ещё не собрались стать ходячими. Пошли.
Как в бреду, сатрец и его келейник спешили тёмными коридорами с редкими красными лампами, тускло светящими с потолка , еле успевая за силуетом своего спасителя. Сначала несколько пролётов лестницей вниз, затем куда-то по этому уровню, вправо, влево, вперёд, снова влево. Потом снова лестница, снова пролёты, пролёты, всё ниже и ниже. Страшно было предположить на какой глубине под землёй они уже находятся! А провожатый спешил, подгоняя их, и кроме его спины, они ничего в нём не рассмотрели. Скорбь по брату Глебу жгла их сердца пожарче адова пламени. Ведь на секунду раньше открой ты дверь, мужик - и Глеб бы был с ними, и радости бы не было конца! Глеб, Глебушка, без которого не дошли бы они сюда! И, казалось обоим, нет и не было человека, роднее чем он. И от этого становилось лишь тяжелее, лишь горше!
Наконец, после получасового бега по уровням и лестницам, они вошли за своим провожатым в круглый проём, за которым горел свет. Заведя их внутрь, он закрыл массивную круглую дверь и повернул на несколько оборотов полуметровый штурвал, прерывая надолго их связь с внешним миром. Затем, он повернулся к ним лицом, и монахи отпрянули - настолько безобразным показалось оно им! Вся правая часть лица представляла собой исковерканную рубцами маску, да и слева на челюсти алел огромный рубец. Правого глаза не было, а левый пронизывал монахов насквозь. Софроний, держащий рукой начавшую набухать челюсть, перекрестился.
-Монахи? - хрипло спросил этот урод в офицерской форме. - Надо же, кого Бог послал... Я - Дуров. Майор Алексей Дуров. Добро пожаловать в мою пещеру. Помыться, поесть, поспать - всё это я вам гарантирую, лишь только вы объясните мне внятно следующие вещи: кто вы и какого рожна делаете вы конкретно тут? А главное - что творится там, наверху???
$$$
Когда за старцем и Софронием захлопнулась дверь, Глеб всё понял. До этой секунды в душе ещё жила надежда, что как-то, каким-то чудесным образом он сможет спастись, ведь до этого Господь помогал им во всём. Но теперь, вспыхнув, надежда угасла. И на душе вдруг стало так легко, всё сделалось таким простым и понятным вдруг, что Глеб успокоился. Смерть? Когда-то мы должны умирать. Вечная жизнь, а нужна ли она? Когда вокруг - смерть и страх, быть может смерть - и есть тот Божий дар, о котором молим Его? Лишь бы только не вот так, как эти... не бродить потом. Ну это-то ясно, как сделать...
Тварь, рванувшаяся к двери, не успела и ударилась об неё в последнюю секунду. Издав пронзительный, заставивший сердце Глеба застыть на половине удара, вой, тварь распласталась на снегу, и Глеб, прыгнув, вонзил в ненавистную тушку свою косу, и выдёргивая, провернул. Существо, взвыв, затихло...
-Аха!!! Так вы не бессмертные!!! - вскрикнул Глеб.
И в этот момент в него вонзились сотни красных, мерцающих нитей. Твари испускали их с кончиков своих мерзких суставчатых пальцев, и падая на снег, уже парализованный этими разрядами, Глеб остатком разума воззвал к Господу. И тот, услышав его предсмертный вой, дал ему то, что Глеб просил, на что надеялся... Снег был пропитан дождевой водой. Водой, освящённой отцом Зосимой. И эта сила - сила Святой воды - дала порабощённому чужой волей Глебу несколько лишних секунд. Корчась на этом снегу, оплетённый красными ядовитыми разрядами, инок приставил ствол своего автомата к подбородку и нажал на спусковой крючок...
И душа верного монаха унеслась ввысь с его последним вздохом. Третье испытание Глеб прошёл...