Аннотация: Случайное воспоминание автора об армейской службе.
Зимняя Робинзонада.
В салоне стало совсем холодно. "Ми-8" со снятыми створками рампы уже полтора часа висел над севером Белоруссии в снежных облаках, гоняя вуруны снежных хлопьев обоими винтами, из-за чего за проёмом рампы в фюзеляже движение потоков воздуха становилось видимым и осязаемым. Снег наметало во внутрь, и он скапливался под жёлтым топливным баком, стоящим посреди салона.
Он должен был замёрзнуть больше, чем другие, потому что он сидел ближе всех к рампе и наблюдал всё, что происходит вокруг. Земли почти не было видно. Она была того же цвета, что и висящая в воздухе снежная взвесь. Он не мог дождаться того момента, когда зазвучит сирена, и все, наконец, покинут вертолёт, и он следом за всеми. Кроме него в салоне сидели ещё десять человек - разведвзвод, которому он помогал укладывать парашюты, проверял их уже на них, и уже теперь он должен был их выпускать. Парашют, который он уложил себе, отдали кому-то другому, а ему достался неизвестно чей.
Разведвзвод должен был уйти на лыжах, а его должны были оставить на несколько часов сторожить "купола".
Сирена затрещала, когда он утонул в своих мыслях. Он задумался о чём-то совсем неармейском. Первым выходил "замок" - старший сержант Петровский. Приземлившись он должен был зажечь бездымную огневую шашку, на которую все должны были ориентироваться при посадке. Вертолёт сделал несколько кругов, и сирена затрещала ещё раз. Все встали. Тело вертолёта качнуло. Двое подтолкнули к краю рампы укутанную в брезент связку лыж с четырьмя оранжевыми стабилизирующими парашютиками, с такими, которые выдёргивают основной купол сразу после отделения. Связка кувыркаясь полетела вниз.
Он начал всех по очереди выпускать, отщитывая за каждым по три секунды и проверяя открытие парашюта в пропасти за рампой. Вот вышел радист, вот пулемётчик с РПКСом, за ним командир взвода, лейтенант Гаврилов.
Он оглянулся в салон, там уже никого не было, только второй пилот выглядывал из-за двери кабины. Он в полуприсяди подошёл к краю рампы, стянул лямки себе под бёдра, чтобы при отделении ему не прищемило его мужское "Я" и спрыгнул.
Прыжёк с "Ми-8" всегда напоминал ему прыжёк с табуретки на кухне, когда он был ещё совсем маленьким. Но в отличии от табуретки при прыжке с этого вертолёта не было удара подошвами о пол через мнгновение после того, как ноги отрывались от края рампы. Он больше любил прыгать с "Шестёрки"(Ми-6) или с самолёта. Ему нравилось, когда его сдувает и уносит неизвестно куда.
Снежная лавина понеслась ему навстречу, наростая сугробом у него на животе. Он сощитал до трёх и рванул кольцо. Камера с основным куполом оторвалась от его спины, но почему-то снежный поток не утих. Он поднял лицо и увидел, как над его головой взвился собранный шар от которого к нему спускался жгут скрученных строп. У десантников эта шутка называлась "Вертолёт", когда при укладке стропы закручивают в спираль и затем запихивают в глазыри. "Режь стропы!" - закричал кто-то ему, и он увидел, что двоих он уже обогнал. Он знал, что купол откроется, но рука инстинктивно заёрзала в поисках стропореза в сугробе, всё ещё продолжающем укутывать его со всех сторон. Стропорез нашёлся, но стропы начали раскручиваться, и его закрутило юлой. Он упустил стропорез, который заболтался где-то у него в ногах.
Купол хлопнул, и снежный комок с его очертаниями стряхнулся с него и полетел вниз. Он услышал последние аккоды музыки и голос диктора: "Вы слушали передачу по страницам любимых оперет..." Он подумал, что сходит с ума, а затем до него дошло, что когда все сели в вертолёт, он включил свой маленький приёмник и положил его в карман. Все слушали музыку, передаваемую по "Маяку", пока не засвистели движки вертолёта и не зачавкали лопасти винтов, и он, конечно же, забыл выключить приёмник. Он оглянулся, над ним было четыре купола, а под ним пять. Вертолёт таял уже где-то вдалеке. Все должны были приземлиться в максимальной близости от яркого зеленоватого огонька, который просматривался сквозь снежную взвесь, которая теперь для него стала неподвижной. У него изо рта шёл пар, который почти не удалялся и висел рядом с его лицом вместе с хлопьями снега.
Кто-то уже приземлился на небольшую поляну, но огонёк был на другой поляне. Они приземлялись на парашютах "Д-6", на них можно было с трудом вырулить туда, где будет поменьше деревьев.
Он увидел, как кто-то уже повис на макушке сосны недалеко от огонька. Он подумал, что ему повезло, его выносило на открытое место у лесной опушки, но он рано обрадовался, потому что когда он уже выбрался из сугроба, купол его парашюта был подхвачен ветром, и его потащило по снегу прямо в лес, и он сильно ушибся боком о дерево. Одевшись на кусты, купол погас сам по себе. Он встал и следом за ранцем уложил скомканый купол в парашютную сумку.
Утопая в сугробах он через полчаса выбрался на поляну, на которой все должны были собраться. На ней он увидел троих. Ещё двое снимали повисшего с сосны. Затем на эту поляну выбрались ещё двое, и ещё через четверть часа двое последних приехали на лыжах, волоча за собой на верёвке связку лыж. Это были комвзвод и пулемётчик.
Все выстроились в ряд. Командир махнул рукой отменяя формальность. Все его окружили.
"Я рад видеть всех вас благополучно приземлившимися. Правда, кто там повис, Соврасов? Да, и Фридлянт спускался на "вертолёте". Наша задача..." - начал Гаврилов. Он подробно выкладывал цель их диверсии, и какие ещё попутные задачи им предстояло решить. Далее он повернулся к нему: "Фридлянт - ты остаёшься на этой поляне. У тебя одиннадцать куполов и сухпай на четыре дня. Тебя заберут через несколько часов. Я понимаю, сегодня холодно, минус двадцать семь, но костёр разводить запрещено, чтобы не привлекать ненужного внимания. Под вечер за тобой пришлют вездеход." - затем он обратился ко всем: "У кого есть проблемы или вопросы ко мне?" В ответ было всеобщее молчание. "Тогда через четверть часа все в готовности к походу на лыжах."
Через четверть часа он остался один среди одиннадцати парашютных сумок, деревьев и кустов. Несмотря на то, что вокруг поляны были деревья, задувал холодный ветер и его начинало пробирать, несмотря на тёплый десантный комбинезон, который был на нём. "Купола" он сложил в "стенку", чтобы как-то оградиться от ветра. Он крутил ручку настройки приёмника, слушал музыку и новости. Он поймал себя на мысли о том, что уже полтора года новости его просто не интересовали. Хотя многое из них, например что-нибудь про Политбюро ЦК КПСС, его не интересовало никогда.
Он отложил приёмник и открыл картонную коробку. В ней было содержание обычного общевойскового сухого пайка без сгущёнки, как в десантном, или шоколадки, как в лётном. Там были четыре банки с разными кашами и две с тушёнками: со свиной и с говяжей. Ещё он там нашёл хлебцы, пакетики с чаем и брикетики сахара. Он достал штык-нож и вскрыл банку с перловкой, к которой он не потерял вкус даже в армии. Каша оказалась твёрже камня. Он отставил её в сторону. Незаметно стемнело, и он подумал, что костёр он всё-таки разведёт. Ему не хотелось замёрзнуть посреди леса. Он ненадолго удалился, чтобы принести дров и чуть не заблудился в лесной темноте. Он с первого раза разжёг костёр, чтобы ориентироваться на него, и продолжил таскать дрова.
Уже прошло почти десять часов после их приземления. За ним никто так и не приехал. Он съедал разогретые на костре кашу и тушёнку, в зимнем ночном лесу казавшиеся ему ещё вкуснее, чем обычно. По радио негромко играла музыка. Он растопил в котелке снег и заварил чай, добавив в него сухих еловых иголок. Когда-то он так делал ходя в походы с друзьями или с родителями. Костёр розыгрался не на шутку. Он снял с ног валенки и портянки, и поставил их поближе к огню. Впервые за десять дней этих двухнедельных учений у него нашлось время и возможность снять с себя обувь. Его босые подошвы просто наслаждались свежим воздухом и теплом, исходящим от костра. Дров хватало, чтобы топить костёр всю ночь.
В его приёмнике села батарейка. У него, правда, была запасная, но он решил, что поменяет её уже утром. Его стало валить в сон. Он обернул ноги в портянки и натянул на них валенки. Костёр продолжал гореть. Он свернулся калачиком на еловых лапах, и сон не заставил себя долго ждать. Ему приснилась тёплая летняя погода. Он шёл по пляжу держа кого-то за руку, и солнце обжигало его тело.
Он проснулся от того, что ему действительно было жарко. Уже было светло. Он лежал под снегом, и узкая воронка поднималась от его лица. Он начал шевелиться, и когда он, наконец, выбрался из-под снега, то увидел, что всё кругом занесло, и только верхушки трёх верхних "куполов" слегка торчали из-под снега. Он остановился. Несмотря на то, что ему не было холодно, его зубы колотились друг о друга. Он начал усиленно разгребать снег на том месте, где он лежал, и где прошлым вечером был костёр. Всё это занятье заняло у него, наверное, не меньше часа. Он выкопал дрова, сухпай и снова разжёг костёр. Горячий завтрак с чаем из хвойных иголок ему точно бы не помешал. Он сменил батарейку в приёмнике и снова стал носить дрова. Он не знал, сколько времени он тут ещё проведёт.
К нему на поляну вышел лось. Он вроде как и не испугался его, но подумал что это мог быть медведь или волк. Его АКСМ был без патронов в магазине. "Просто так - игрушка." - подумал он.
Он экономил сухпай. Хотя понимал, что надолго о нём не забудут. На следующий день учения Белорусского военного округа должны были подойти к концу. Он всё больше налегал на чай. Он заваривал его из малиновых прутьев и, кроме того, на некоторых малиновых кустах он находил оставшиеся с лета засохшие ягоды малины, они тоже шли в заварку.
Ещё один день его одинокого пребывания в лесу подошёл к концу. Уже стало совсем темно. Он снова собрался лечь спать и уже сидел с босыми ногами у костра, как вдруг услышал рычание мотора. То был не шум большого дизеля, а тарахтение "Запорожского" движка. Он выключил радио и быстро обулся.
Неуклюжая "ТПКашка" без тента приближалась к нему переваливаясь с боку на бок и сверкая фарами. Если он ждал вездеход, то уж что-нибудь покрупнее. А тут нелепое корыто с мотором от "Запора", хотя его проходимости мог позавидовать и танк. Он замахал руками навстречу "ТПКашке". Она подъехала ближе, и из неё ыпрыгнул незнакомый ему лейтенант:
- Фридлянт, это ты?
- Гвардии младший сержант Фридлянт... - начал рапортовать он, но лейтенант оборвал его:
- Отставить. Где "купола"?
- Да, здесь они, в сугробе.
Лейтенант махнул солдату, сидящему за рулём, и они втроём взялись загружать парашютные сумки в машину. Одиннадцать куполов заняли почти весь кузов, практически не оставив ему места для сидения.
- Товарищ лейтенант и ты, браток... вы чая не хотите? А то костёр ещё горит, и прутья есть малиновые...
Они не отказались. Они сидели и пили чай, и тут лейтенант заметил:
- Фридянт, это хорошо, что у тебя тут костёр, а то мы бы тебя так и не нашли. Борисенко тебя заметил. - кивнул он на водителя. Тот пил чай и о чём-то думал. Он даже не обернулся - может, из скромности.
Гружёная "ТПКашка" с рёвом пробиралась по занесённому снегом просёлку. Почти ночь они ехали к расположению их десантно-штурмовой бригады. Несколько раз пришлось разматывать лебёдку, чтобы выбраться из сугроба. Когда они, наконец, добрались, то уже было светло, и все рассаживались по грузовикам. К нему подошёл лейтенант Гаврилов:
- Фридлянт, тебя забыли? Ну я же говорил тебе костра не разжигать. Ночью с вертолёта тебя видел условный противник, но к счастью до тебя им было не добраться.
"Почему, к счастью?" - подумал он и уже собрался возразить, как Гаврилов дружески хлопнул его по плечу:
- Да, ладно тебе. Ты всё сделал правильно. Вертолёт условного противника по нашей просьбе долго тебя искал. Пойди выпей чего-нибудь горяченького, пока не тронулись.
Давно в Белоруссии не было такой суровой зимы, как эта, почти минус тридцать. Через день они доберутся до части и затем целый день будут отогреваться, потому что будет воскресенье, и им позволят никуда не ходить, сидеть и смотреть телевизор. А пока ему не хватило места в грузовике, в котором ехал его взвод, и он ёжился в "ТПКашке" с открытым верхом.