Наконец-то я вступила в эту странную пору, которая называется "бабье лето"! Это совсем не значит, что сентябрь согрел нас лучами теплого, летнего ещё солнышка, и появилась возможность показать прохожим свои ювелирные украшения во всей красе! Калейдоскопом мелькают кольца, серьги, подвески... Одна моя подруга сказала, что мы, мол, Дашка, уже в том возрасте, когда нужно коллекционировать бриллианты. А я и коллекционирую. У меня их аж два бриллианта: один - семнадцати карат, другой - десяти. Фишка в том, что они эти бриллианты постоянно растут и их обязательно нужно подкармливать. Мало того, у меня именные бриллианты: один - Екатерина, второй - Евгений. Ты спросишь меня, чем кормят бриллианты, которые растут? Отвечу: любовью, теплом, добротой.
Вот выхожу я, надев свои бриллианты, и все мне завидуют: вот мол, какие у тебя, Дашенька, украшения на шее висят. Пусть себе висят! Мои бриллианты - моя гордость и самые, что ни на есть, показатели моего бабьего лета.
Кстати, "бабье лето" - это начало осени. Было, вроде, холодно и вдруг резко становится тепло, даже жарко! Это на самом деле последнее напоминание об ускользающем лете... Вообще, мне кажется, что все женские грехи приходятся именно на этот период. Согласитесь, есть что-то неприличное в этом названии. Это как сигнал всем бабам: "Пора! Лето заканчивается. До зимы ещё успеешь! Как "что успеешь"? Влюбиться успеешь, дорогуша! Без любви - какая ты баба? Ты - особь женского пола!"
Когда-то и я была любящей женщиной. И любимой. И единственной. Или не была?.. Я так о себе написала, как будто бы мне сто лет. Когда-то - это имеется в виду "не так давно". Двадцать лет тому назад я познакомилась со своим бедующим мужем, не хочу называть его по имени. В моих письмах к себе он будет именоваться просто "муж". Почему говорят: "Муж объелся груш", знаешь? И я не знаю. Но, думаю, это как-то связано с яблоком, который Адам попробовал в райском саду. Откусил он кусочек - и сразу же был изгнан из Рая на Землю. Изгнанный и затравленный, он быстро поумнел и с той поры мужики яблоки не любят. Только груши: за груши, мол, ничего не будет.
Я была молодой и наивной девицей-перестарком, потому что в 20 девушка, не вышедшая замуж, презрительно именовалась старой девой. Половина девочек в нашем педагогическом уже была на сносях, так что я и была классической старой девой, хранившей свою девственность для любимого мужа. Именно так меня учила моя дорогая и правильная мамочка. Маму же, в свою очередь, премудростям семейной жизни обучала не менее правильная бабушка. И обе были несчастны всю жизнь. Правда, во времена моей бабушки, счастливый брак встречался не так уж часто: существовал институт сватовства, и бабушка была просто просватана за моего деда. Любила ли когда-нибудь моя дорогая бабуля - история умалчивает, и я уже никогда об этом не узнаю. Но, иногда, когда она смотрела не меня маленькую, в её взгляде читалось: "Девочка моя дорогая, Дашенька! Будь хоть ты счастлива! За нас за всех будь! Отомсти, Дашка, всем мужикам за поруганную и попранную любовь!"
Да уж... Легко сказать: отомсти! А, может, я ошибалась в отношении своей бабушки? Дед погиб на войне, она хранила ему, погибшему, верность до самой смерти, но не потому, что так уж любила, а потому, что так было правильно с ее точки зрения. И эта чудесная женская пора, именуемая "бабьим летом", мою бабушку миновала.
Теперь о маме. Как только я стала что-то понимать в вопросах "про это", я всегда задавала себе один единственный вопрос: как эта суровая женщина меня зачала? Глядя на неё, я думала, что Библия не врёт: непорочное зачатие имеет место быть. Все вопросы секса и любви мне приходилось решать с моими подружками, или читать в не совсем хорошей и не совсем правильной литературе. Вернее, в совсем нехорошей и совсем неправильной литературе. Да что там говорить: само слово "секс" никогда не произносилось громко, вслух. А страшное слово "презерватив" всегда произносилось шёпотом, передавалось по цепочке, по нашему девичьему телефону, от одного уха к другому.
Листовки, найденные кем-то из девчонок у родителей, кассеты со вздохами и непонятным мычанием под музыку - это были атрибуты того времени, которое называлось "социалистический строй".
По поводу моего рождения вообще всё было неясно. Отца своего я не знала и никогда в детстве не видела. Мама утверждала, что он был то ли лётчиком, то ли космонавтом. И погиб мой таинственный папа при прыжке: то ли с парашюта, то ли в капсуле, когда она оторвалась от космического корабля и упала на Землю. Я искренне верила в сказки о героическом отце и гордилась им, его подвигом, правда не совсем понимала, во имя чего этот подвиг был совершён. Гордилась до тех пор, пока однажды не раздался звонок в дверь, и на пороге не показалась небритая физиономия моего прародителя.
"Доча!" - заорал он пьяным голосом и рухнул на пороге нашей квартиры. Потом всё было как в тумане: горькие слёзы матери, признание ошибки своей молодости, ругань бабули, которая предупреждала маму, чтобы она не путалась с этим "голожопником" и её же стенания по поводу непутёвой дочери, родившей внебрачного ребёнка, то есть меня.
Таким образом, развеялось сразу два мифа: миф ?1 о моём непорочном зачатии, и миф ?2 о том, что секса в СССР не было. Неприятно, конечно, осознавать, что ты - незаконнорожденная, но я как-то научилась с этим жить и вышла замуж за своего "офигенного", чтобы моя, наспех сделанная в общежитии Катька, не оказалась незаконнорожденной. Или я его, всё-таки, любила?..
Жила бы я себе и дальше в несчастливом браке, воспитывала бы детей, работала бы, как заведенная, но наступила беда. И эта беда носила конкретное название "бабье лето". Моё "бабье лето" пришло ко мне неожиданно и очень бурно: неделю назад. Всё было банально и тривиально - я торопилась на работу. Работаю я в школе, учителем биологии. Машину не вожу, к моему великому сожалению. И не потому, что не умею. Хотя и поэтому тоже. Мой муж никогда даже не предполагал, что меня в принципе можно этому обучить. Так что, когда у меня есть деньги - езжу на такси, а когда их нет - на чём придётся.
Уроки у нас начинаются в восемь часов тридцать минут утра. Милые министры просвещения! Такое чувство, что вы никогда не учились в школах и не помните себя, родимых, на первых уроках. Скажите честно, вам хотелось спать? А у вас ведь тогда ещё не было компьютеров! Кто придумал, что несчастных, сонных детей нужно будить в семь часов утра, чтобы в восемь они вышли из дома, а в половине девятого в полудрёме сидели за партой и пытались что-то услышать и чему-то научиться? Но ты даже представить себе не можешь, моя дорогой друг, Дневник, как на первых уроках хотят спать учителя! Я научилась спать с открытыми глазами: задаю вопрос, вызываю ученика и, пока он отвечает, сплю. Но при этом киваю, как будто слушаю. К концу первого урока сон проходит и дальше я работаю творчески и с подъёмом! Правда, к концу седьмого урока я опять засыпаю.
Я жду субботу, как манну небесную, чтобы выспаться и отдохнуть. Но не тут-то было: всё моё семейство встаёт в такую рань, что я вот уже пятнадцать лет думаю, что делают они это специально, чтобы за что-то мне отомстить.
Итак, возвращаюсь к бабьему лету. Опаздываю я на работу. Стою, голосую - все маршрутки переполнены и проносятся мимо. В автобус не влезла, такси не поймала. Я уже отчаялась добраться до школы на транспорте и решила добежать до неё ножками. Выскочила на проезжую часть и, по какой-то счастливой или не счастливой случайности, по той же проезжей части ехала машина серебристого цвета. Ауди-С4, как потом мне представил ее владелец. Я бежала, он ехал... Мы встретились. Всё было как в замедленном кино: скрип тормозов, мой портфель взлетел вверх и отлетел метров на тридцать. Сама я задета не была, но на всякий случай упала. Лежу себе на проезжей части и думаю: открывать глаза или ещё помучить этого гада? А он из машины выскочил, бегает вокруг меня, толпа зевак тут же собралась, все охают, кто-то вызывают скорую - всё это я видела как в тумане, сквозь ресницы.
Театрально вздохнув, я приоткрыла глаза, а водитель в это время прижался к моей груди, благо есть к чему прижиматься. Услышав, что я дышу, увидев мои приоткрытые глаза, он радостно закричал: "Она дышит!" Конечно, дышу, хотелось сказать мне ему в ответ, но я продолжала лежать. Было такое чувство, что я снимаюсь в каком-то кино. Приоткрыв чуть шире глаза, я увидела прямо перед собой лицо моего "убийцы": это был немолодой, седовласый мужчина, лет пятидесяти, с белым, как мел, лицом. "Не надо скорую", - томно произнесла я, чувствуя, что цела и что ничего у меня не болит.
"Идти можете?" - спросил меня водитель?
"Могу только ехать..." - грустно сказала я, и добавила - "Если вы поможете мне подняться и бесплатно довезёте до школы, я вам буду очень признательна!"
Толпа, как только увидела, что мозги при мне и руки-ноги целы, стала расходиться. Мужчина помог мне встать, посадил в свою красавицу "Ауди" серебристого цвета, и мы поехали. Почти доехав до школы, я вдруг обнаружила отсутствие моего драгоценного груза - портфель так и остался лежать на тротуаре.
"Мне очень неудобно вас просить, но я не могу идти в школу без портфеля", - вежливо сказала я водителю. Он молча развернул машину и поехал обратно. Интересный всё-таки у нас народ! Загадочный! Учительского потрёпанного портфеля нигде не было. Старушка, от нечего делать сидевшая на остановке, сообщила, что полиция и "Скорая" всё же приехали, и сейчас моему несостоявшемуся убийце грозит, как минимум, штраф. А как максимум, у него могут забрать права чуть ли не на всю оставшуюся "жисть". Бабуля так и сказала: "жисть". А также она сказала, что "пОртфель" прихватил полицейский, как улику. Сбивший меня водитель совсем сник.
Я позвонила в школу и предупредила, что только что попала в аварию и попросила, чтобы мои уроки заменили. Потом предложила мужчине проехаться до ближайшего отделения милиции, чтобы забрать портфель и взять вину на себя. Он деликатно отказался от моей жертвы, но я нагло залезла к нему в машину и сказала: "Вперёд!". Несколько незабываемых часов, проведённых в отделении, как-то незаметно нас сблизили. Мы писали объяснительные, рисовали мудреные схемы нашего происшествия и платили штраф. Я узнала, что водителя зовут Андрей Трофимович, что он директор какого-то большого предприятия по переработке отходов (я только не поняла промышленных или пищевых), и что он вдовец. "Вдовец - это хорошо", - грешно подумала я и включила флирт на всю свою бабью мощность.
Я никогда не была красавицей в классическом смысле, но когда мне нравился мужчина, со мной происходило что-то невообразимое. Я вся перевоплощалась. Я становилась прямо-таки Мэрилин Монро и Памела Андерсен в одном флаконе. Я играла, острила и делала всё то, что положено делать женщине, желающей понравиться мужчине. И никто уже не замечал ни моего маленького роста, ни моей слегка расплывшейся грации. Правда, дальше флирта, дело зашло один только раз. Но и этого хватало для поднятия самооценки на какое-то время.
Трофимыч, как я сразу стала его называть, тоже не стал исключением. Он был сражён и обескуражен моей искренней заботой о его водительских правах и тем, как мужественно я брала на себя всю вину за случившееся. Из отделения мы вышли с его правами, моим портфелем и, что самое главное, под ручку. Он предложил пойти в кафе и отметить моё второе рождение. Я, как ты понимаешь, не отказалась.
Обед был превосходным! Я рассказывала анекдоты, мы пили шампанское за моё здоровье, нам было так хорошо, что я забыла про время. Катька с Женечкой предположительно были дома, муж должен был вот-вот приехать с работы, а я поняла, что независимо ни от чего в мире, наступило моё "бабье лето". Мне определённо понравился мой собеседник!
Трофимыч расплатился за обед и мы вышли из кафе. До машины шли молча. За нас говорили наши сплетённые пальцы рук. Мы сели в машину и только тронулись с места, как увидели перед собой чёрный милицейский жезл. Дальше всё пошло как обычно: предъявите документы, пили - не пили, превысили - не превышали, штраф или взятка?.. Сошлись на взятке...
Домой я пришла поздно. Муж даже не заметил моего столь долгого отсутствия. Или сделал вид, что не заметил. Катька, сидевшая на кухне, укоризненно посмотрела на меня и сказала, что Женечка уже спит. Я закрылась в ванной и подошла к зеркалу: я улыбнулась себе. Мне было хорошо. Так хорошо мне не было вот уже много лет. Я ощущала себя молодой и высокой. "Я" в зеркале была счастлива и, как ребёнок, радовалась произошедшим во мне переменам! Это не первое мое отхождение от семейного кодекса, но на сей раз это отхождение определённо носило более постоянный характер. В общем и целом, "бабье лето" накрыло меня так, что дыхание перехватило!
Иду спать к Женечке. Так будет честнее.
Пока-пока, друг мой, Дневник! Спокойной ночи, Я!" - сказала я себе. "Целую тебя, я!" - ответило мне моё отражение...