Махавкин Анатолий Анатольевич
Тьма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Население Земли атаковано вирусом, который превращает людей в кровожадных монстров. Уцелевшие города яростно сопротивляются вторжению заразы. Чтобы противостоять мутантам, созданы спецгруппы опытных бойцов. Одной из них, группе Дьявол, предстоит столкнуться с неожиданной опасностью, которая ставит под сомнение выживание всего человечества.
  Книга 1
  Дыхание тьмы
  
  
  ДЕНЬ СУРКА
  
  
  
   Сегодня - День Сурка. Это, как обычно - весьма бодрит, но каждого - по-разному. Надя привычно выворачивает на нас целый ворох анекдотов, которые успела насобирать за неделю. Среди них попадаются по-настоящему смешные и даже водитель, чьё ухо торчит в открытом люке кабины, хрипит своим кашлеобразным смехом. Егор, делая вид, будто умирает от смеха, пытается положить руку на бедро Нади, но та, не переставая тарахтеть, хлопает наглеца по пальцам. Серьёзен и молчалив, полностью оправдывая свою фамилию, только командир. Он листает документы в планшете и тихо воркует в микрофон шлема.
   Я тоже ощущаю волнение. Нет, не такое, как в первый раз, когда после полугода яростных тренировок, учебных стрельб и мозгоразъедающих тестов, нас запустили в полуразрушенный завод медоборудования. Как позже объяснил полковник, руководящий отделом разведки, опасность была минимальной. Но в тот момент вся группа едва не гадила адреналином.
   Первый раз с нами пустили ветерана. Одного из тех, кто выжил после бойни Прорыва и, кто, по слухам, мог выходить на задание с голыми руками. Впрочем, на тот момент, кряжистый капитан с непривычно детским выражением лица, носил полную выкладку, как и все остальные. Именно от него я и услышал первый раз выражение: "День Сурка".
   Капитан старался держаться за нашими спинами, больше подсказывая, чем действуя. Однако, когда я позже вспоминал ту операцию, то с огромным удивлением осознал, что большую часть работы проделал именно тот ветеран.
   - Кордон, - бормочет водитель и наш броневичок замедляет ход. - Ух ты, сколько их тут сегодня!
   - Да, операции присвоили жёлтый приоритет, - Фёдор прячет планшет и поднимает на нас взгляд своих безмятежных серых глаз. - Забыл предупредить. В нашем распоряжении - целый этаж: гуляй - не хочу.
   Забыл он, как же! Этот забудет. Надя замирает посередине анекдота и прищурившись разглядывает капитана. Потом кивает головой, а её губы произносят нечто, подозрительно напоминающее "засранец". Егор просто пожимает плечами и проверяет крепление шлема.
   Жёлтый приоритет - почти крайняя степень опасности, с которой мы можем столкнуться. Он подразумевает реальные проблемы, а не те возможные риски, если уж ты - совсем безрукий и невнимательный раздолбай.
   - Обычно предупреждают заранее, - говорю я, словно пытаюсь размышлять вслух.
   - Не могли определиться. Координатор и сейчас - вся в сомнениях.
   - Приехали, - хрипит водитель и машина останавливается, - Ни пуха, ни пера.
   - К чёрту, - тихо бормочу я и выпрыгиваю наружу, - И действительно: ух ты!
   И патруль, и местная полиция и куча медиков и даже четыре пожарных машины. Они что думают: мы тут примемся всё взрывать? К Фёдору уже бежит кто-то, из наших - разведчик. Физиономия знакомая, но как его зовут - убей, не помню. Розовощёкий старлей с полоской усиков и какой-то дрянью, типа бородки.
   - Что тут у вас? - Фёдор сосредоточенно проверяет амуницию, а после запрокидывает голову и смотрит на здание, - Здоровая хрень.
   - Ага, сорок этажей, - лейтенант делает приглашающий жест в сторону стола под брезентовым навесом. Там уже сосредоточенно сопят, разглядывая друг друга подполковник полиции и какой-то тип в сером костюме, - Подполковник Вигор и полковник безопасности Надеждин.
   Всем очень приятно, все жмут друг другу руки, а лейтенант включает карту и начинает вводить в курс дела. Наша цель - двадцать седьмой этаж и это не может не радовать, учитывая тот факт, что все лифтовые шахты полностью блокированы. Жителей эвакуировали, поэтому нам разрешают делать любые гадости. Но Вигор всё же просит оставить целыми хотя бы парочку этажей.
   - Как заметили то? - спрашивает Фёдор нарочито беспечным тоном, но взгляд его становится колючим, а на щеках выступают желваки. Надеждин смотрит на него и хмурится. До этого момента полковник не проронил ни слова.
   - Сначала - запах, - бодро тараторит старлей, - Начали грешить на канализацию, но парень из спецслужбы сказал, типа такую вонь он уже слышал и связался с нами. Мы пробили по базе и выяснили, что квартиросъёмщики с двадцать седьмого уже около месяца не посещали рабочие точки.
   - Месяц?! - я не могу в это поверить. - Дебилам же спустили подробные инструкции. Неделя без уважительной причины и срочный рапорт нам. А тут - месяц!
   Старлей только плечами пожимает. Понятно: раздолбаи никак не привыкнут к изменившимся условиям, хоть уже и миновало десять с хвостиком лет. Показательные расстрелы что ли устраивать, чтобы начало доходить? Дебилы, мля.
   - Когда начали опрашивать жильцов, те рассказали про странные звуки и непонятных существ в тёмное время суток. Но сказали, дескать раньше на двадцать седьмом варили сиф, поэтому никто особо не удивился.
   - План этажа загружен в ваши коммуникаторы, - о, в наушниках просыпается Зинаида! Видимо, ради такого случая, её вырвали из любимой оранжереи, - В него включены все последние перепланировки, известные владельцу.
   - Ты чего там с приоритетами не могла определиться? - угрюмо интересуюсь я, - Да ещё и жёлтый впаяла, в конце концов?
   - Судя по опросу свидетелей, - нехотя поясняет Лец, - Всё - стандартно и я бы оставила синий, но один оговорился, что видел здоровую чёрную хрень на стене дома. Возможно, это - Альфа. В любом случае мы должны предусмотреть и такую вероятность.
   Тут она права. Как говаривал мой первый начальник: лучше перебдеть, чем недобдеть. Альфа, ух ты!
   Самое интересное. Когда мы уже подходим к подъезду высотки, до меня доходит, что за всё время нашего разговора полковник в штатском так и не проронил ни слова. Вообще. Полковнику безопасности нечего сказать перед заданием, где может объявиться Альфа? Хм.
   - Заходим с угловой, - Фёдор показывает, помечая точку входа, - Егор, ты движешься по коридору и внутрь не суёшься. Если кто-то покажет своё рыло, засунь его обратно. Если это окажется Альфа - прикинься ветошью и не отсвечивай. Мёртвых героев я совсем не люблю. Готовы? Пошли.
   Двадцать семь этажей в полной выкладке! Охо-хо...Надя тащит груза меньше остальных, поэтому первые десять этажей язвит, издеваясь над слабаками.
   - Может, с вертолёта? - бормочет Егор, - Ну есть же такие, тихие вертушки. Я читал...
   - Вертушка с глушителем, - тут же подключается Надя, - Особая вертушка, для ленивых бойцов. Ножками, Хоменко, ножками. Кто пропустил два последних занятия в качалке? Мышцу он растянул! Паховую, что ли? С той длинномордой рыжей, из супермаркета?
   - Всё то ты знаешь, - пыхтит красный Хоменко, - Это у тебя - от зависти. Сама вон мужика заведи.
   - А я дожидаюсь, - она откашливается, - пока Лёнечка свою Варю бросит. И тут же за него - шмыг! Ка-акие он чебуреки жарит!
   Самое интересное, что пару раз Надя реально заводила непонятные разговоры, напоминающие скрытое предложение. Глупости всё это. Я люблю свою Варвару, а она любит меня. Посему, никаких леваков, даже укрепляющих брак, как советует балабол Егор.
   - Отставить разговоры! - шипит Молчанов на двадцатом, - Мы в зоне тишины.
   Останавливаемся. Каждый открывает коробочку медпакета на плече и достаёт алую ампулу. СУР - стандартный ускоритель рефлексов. Кто-то, из медиков - изобретателей препарата, во время демонстрации, назвал его сурком и понеслось. Отсюда и День Сурка, то есть - время спецоперации, когда мы используем этот мощнейший стимулятор.
   Без него - никак, а употреблять чаще, чем раз в две недели - значит быстро превратиться в конченого наркомана. Пока СУР находился в стадии опытного испытания, полтора десятка пользователей ощутили все прелести ломки на своей шкуре.
   Короткий укол в шею и пустая ампула отправляется в своё гнездо: учёт-с. Попробуй не предоставить медблоку использованную тару - гарантирована куча писанины и отстранение от операций до выяснения. Как говорит Степаныч: кому нужен этот геморрой?
   Минуту все стоят, ожидая. А потом мир точно наезжает на тебя, становится ярче и чётче. Надпись: "Ленка - шалава" и рисунок мужского полового органа на стене приобретают новые глубины и теперь я могу видеть капли крови на ступенях. То ли следы бытовухи, то ли поработали наши подопечные.
   Усталость тоже исчезает, а вес амуниции словно уменьшается вполовину. Похмелье будет жёстким: с головной болью, ноющими мышцами и разноцветными кругами в глазах. Почему всё хорошее в этом мире имеет свои тёмные стороны и неприятные последствия? Это же просто нечестно!
   - Все в норме? - Фёдор внимательно смотрит в лицо каждому и получив утвердительный кивок, командует, - Тогда - вперёд.
   Оставшиеся этажи проносятся так быстро, что едва успеваешь сообразить: мы на месте. Впрочем, даже без полустёртого черепа на распределительном щитке можно определить нужный этаж. Специфика работы.
   Знакомая вонь скользит по ноздрям, вызывая смешанное ощущение отвращения и любопытств. Странный запах не с чем сравнивать, он - один такой и его ни с чем не спутаешь.
   На этаже - почти полная темнота, что никого не удивляет. Тут даже СУР не поможет, приходится использовать обычное оборудование. Щиток шлема превращает тьму в светящийся сумрак, где лениво плывут огромные пылинки, напоминающие чёрный снег. Теперь становится видно, что пол покрыт густой россыпью тёмных капель. Около шахты лифта проходит широкая полоса засохшей жидкости и заканчивается взрывом брызг на двери подъёмника. Тут всё ясно.
   Егор, как огромный кот крадётся в центр коридора и пальцем указывает на огромную рваную дыру в стене. Отверстие точно выбито в прочном бетоне каким-то строительным инструментом. На самом деле его проделали острые зубы. Так всегда: сначала они полностью осваивают ярус и, если не остановить, начинают распространяться вверх и вниз.
   Пока Хоменко изучает проход через прицел, Фёдор кивает и мы, один за другим, становимся около двери, которая должна вести в угловую квартиру. Все отлично знают; у кого - какая задача. Известно это и мне.
   Полотнище бомбы оплетает металл в районе замка и на несколько секунд вспыхивает тусклым багровым светом. Мы прижимаемся к стенам, а Егор отступает к самой дыре, продолжая изучать её чёрные глубины.
   Приглушенный шлемом взрыв кажется отдалённым громом. Всё же эти умные наушники - просто прелесть. Фонтан металлических осколков, направленный внутрь, должен ошеломить противника, ожидающего атаку, но в это раз я не слышу ни визгов ни стонов. Впрочем, понятно, сейчас - день.
   Фёдор бьёт ногой и остатки двери медленно, как в дурном сне, падают внутрь. В прихожие квартиры серый мрак и воздух плотный, от влажного смрада. Около самого выхода лежит тело и нет нужды проверять, жив человек или нет. Судя по обнажённому черепу - умер очень давно. Больше - никого и мы идём дальше.
   Окно в гостиной закрыто жалюзи и завалено всякой рухлядью. Этим у нас заведует Надежда. Дробовик в её руках делает несколько: "Бух!" и во мрак проникают толстые столбы дневного света. Надя тотчас перезаряжает оружие, а мы слышим глухой визг, напоминающий плач младенца.
   Тощая бледная, фигура поднимается из-за опрокинутого кресла и щурит огромные глаза, пытаясь закрыться руками от солнца. Один. Странно. Обычно они пытаются держаться вместе.
   - Движение!
   - Движение!
   Даже если все видят врага, необходимо сообщить о его появлении. Чёрт его знает, может в следующий раз остальные окажутся спиной к возможному противнику.
   Кочет в моих руках содрогается, и бледная тень отправляется обратно. По внешнему виду поражённая цель никак не тянет на взрослого человека, но это - одна из тех вещей, о которых лучше не задумываться.
   - Чисто, - бормочет командир, - Идём дальше.
   Дальше - огромная кухня, совмещённая со столовой. Здесь окно закрыли большим шкафом, и Надя просто валит мебель на грязный пол, где полным-полно липких коричневых пятен. Старлей срывает остатки жалюзи и в свете дня становится видна дыра в стене, похожая на ту, что мы видели в подъезде. В проломе колышутся серые лохматые нити, и кто-то глухо хрипит. Всё, шутки кончились. Пошла жара.
   - Здравствуйте мальчики, - наушники оживают знакомым голосом.
   - О, проснулась, - ворчит Фёдор, - Чего так рано? Подождала бы ещё полчасика.
   - Поумничай мне! Тут такой шухер! - в голосе Зины слышится настоящий восторг, - Куча безопасников и наши жопосиды прям с катушек слетели.
   - Весеннее обострение? - хихикает Надя.
   - Хрен его знает. Пока непонятно. И приоритет ваш, распроклятый, аж три раза успели поменять. Ладно, как дела? Картинка у меня есть, но очень нечёткая.
   - Вроде тихо, - Фёдор подкрадывается к дыре и хрип тотчас стихает. Нас явно ждут, - Один зелёный опарыш и всё. Лёня, давай.
   Граната уже у меня в руке. Остаётся убрать предохранитель и забросить блестящую грушу в отверстие. Сейчас там станет очень ярко. Ослепительный голубой свет различим даже сквозь фильтр забрала и закрытые веки. Как только интенсивность начинает стихать, открываю глаза и поднимаю оружие. Пора.
   Вой стоит такой, что даже защитная система начинает сбоить. Тени мечутся вокруг и приходится вертеться юлой выцеливая быстрые силуэты. Кочет дёргается почти непрерывно, но выстрелов я не слышу из-за оглушительных криков. Впрочем, они не перекрывают нашу оживлённую беседу. Правда, разговор состоит всего из одного слова:
   - Движение!
   - Движение!
   - Движение!
   Надежда, в конце концов, прорывается к окну и срывает наслоения тряпок. Куски одеял, штор и ковров летят на грязный пол. Потом Кротова отступает и несколько раз палит в заколоченный досками проём.
   К этому времени мы с Фёдором прекращаем стрелять. На полу, среди остатков мебели, куч тряпья, свёрнутых в подобие гнёзд и человеческих костей, лежат трупы. Итак, что у нас?
   - Дюжина опарышей, - докладывает Фёдор, переступая через распластанные тела, - и парочка упырей. Лёня, приступай.
   Опарыш - бледная немочь, безмозглая и почти не опасная. Низшая каста, можно сказать. Могут причинить вред, набросившись толпой на безоружного человека. Так обычно и поступают. Достаточно одного попадания спецзаряда, чтобы отправить к Дракуле. Упыри, эти - опаснее. Они способны мыслить, а их рефлексы значительно превышают возможности обычного человека. Застрелить упыря недостаточно, потому как чёртова зараза способна некисло регенерировать.
   Снимаю с набедренного крепежа наш специнструмент - широкий длинный нож с алмазным напылением и отрубаю две уродливые плоскомордые головы. Каждая тварь издаёт недовольное шипение и содрогается в конвульсиях. Пока всё. Остальное доделает группа зачистки. Работа у пацанов тоже - не фонтан: собрать смрадные трупы и доставить в лабораторию.
   - Здесь чисто, - бормочет Фёдор, - Егор, что у тебя?
   - Пока - тихо, - откликается тот, - Какое-то шебуршание за дверью прямо по курсу. Они тут уже начали пол ковырять.
   - Значит мы - вовремя. Идём дальше.
   - Признаков гнезда не видно? - интересуется Зина, - А то мне тут какой-то мудень в жопу дышит. Подполковник.
   - Только спальники опарышей. Всё, не отвлекай.
   Понять, что из себя представляла следующая комната, до начала инцидента, уже невозможно. Сейчас помещение напоминает лабиринт из сдвинутых шкафов, поставленных на бок диванов и чего-то непонятного, похожего на лабораторный щит. Чёрт, да это же - поваленный рояль!
   - Движение!
   Два бледных силуэта вымахивают из-за обломков кресла и пытаются расположиться на наших головах. Не сегодня! Первого сшибаю я, а во второго попадают заряды Фёдора, Нади и мои. Не повезло опарышу. Его разрывает пополам и костлявое тело падает на пол, разбрызгивая чёрную кровь.
   - Два опарыша в минусе, - констатирует Молчанов, - Похоже, они строили что-то, типа защитной полосы. Никогда раньше такого не видел.
   - Совершенствуются, - откликается Зина, - Чтобы вы мхом не поросли.
   Очередная дыра в стене. Даже две. Вторая - чуть поменьше. В такую, наверное, пролезет только ребёнок. Страшно представить, сколько тут жило детей, когда произошло заражение.
   По ту сторону пушистых нитей - тишина. Ну, почти. Можно различить очень тихий скрип и время от времени, дробь осторожных шагов. Нам уже незачем скрываться, поэтому спокойно готовимся к зачистке очередного помещения.
   Из-за входной двери, поначалу принятой мною за грязную нишу, доносятся тяжёлые звуки очередей. Похоже, Егор тоже решил принять участие в нашем празднике жизни.
   - Меня, с почином! - жизнерадостно сообщает Хоменко, - Три опара пытались прорваться к шахте лифта. Там у них - недогрызенная нора.
   - Кто-нибудь считает, сколько мы уже уложили? - интересуется Надя, отгибая предохранитель на гранате.
   - Я считаю, - откликается Зина, - Тебе полегчало, солнышко? Думаю, когда они закончатся, ты узнаешь первой. Или тебя это заводит?
   - Просто любит считать, - хихикает Егор, - Как количество палок.
   - Ну, тебе то с этим совсем просто, - Надя бросает гранату, - До одного даже дети умеют считать.
   Вновь ожидание, пока утихнут голубые сполохи и быстрый рывок вперёд. Тут же сверху рушится огромный шкаф и приходится катиться среди обглоданных костей и вонючих тряпок. Чёртова мебель падает на пол и наполовину блокирует отверстие, через которое я попал внутрь.
   - Громов! - орёт Фёдор и я слышу глухие удары и хруст дерева, - Крепкое, м-мать!
   Это - одна, из тех внештатных ситуаций, к которым нас постоянно готовят. Ослеплённые опарыши ещё ползут по полу, приходя в себя, после светового удара, а троица рослых упырей набрасывается на меня. Ещё один кувырок. Пинаю угодившего под ноги опарыша и почти не целясь, разряжаю Кочет в пространство по широкой дуге. Кажется, попал, но времени, чтобы остановиться и проверить - нет.
   - Громов, ты живой? - кажется шкаф и не думает поддаваться, - Надя, лезь в эту мышиную нору!
   - Уже. Лёня, держись!
   Опарыши успели очухаться и один повис на ноге, вцепившись клыками в щиток. Титановый сплав ему не по зубам, но я - стреножен. Остаётся прижаться спиной к стене и лихорадочно перезаряжать штурмовую винтовку.
   Но я всё же не промахнулся. Один упырь неподвижно лежит на боку, а второй, перекошенный на одну сторону, бессмысленно крутится среди поваленных шкафов. К сожалению, третий - живее всех живых, если подобное можно отнести к нежити.
   Поднимаю оружие, но выстрелить не успеваю. Пять или шесть бледных тощих тварей прыгают со всех сторон и таки валят на пол.
   Чёрт. Совсем скверно.
   Я ворочаюсь под этой грудой, раздавая оплеухи и пинки, но дело продвигается небыстро, а упырь определённо не станет ждать окончания моей вольной борьбы. Скорее ощущаю, чем вижу, как его массивная туша нависает сверху. Опарыши начинают расползаться, открывая добычу для смертельного укуса.
   Ба-бах!
   Какая-то мерзость плюхает на забрало, превращая его в полотно абстракциониста.
   Бах, ба-бах!
   Огромное тело валится рядом и уже без особого сопротивления мы с Надеждой разбираемся с уцелевшими опарышами. Точнее, я просто помогаю, потому как времени протереть пластик не остаётся. Лишь отстрелявшись, достаю салфетку и вытираю чёрную липкую мерзость.
   - Ты мне пиво должен, - вижу ухмыляющуюся физиономию Надежды, - Раз уж на большее тебя не разведёшь.
   - Могу водки налить, - я качаю головой, - Спасибо. Реально, я - твой должник.
   Оглушительно хрустит ломающееся дерево и через пару секунд к нам присоединяется Фёдор. Командир - в диком бешенстве. Его комбинезон усыпан опилками, а физиономия такая красная, точно Молчанов успел побывать в бане.
   - Ублюдки! - шипит он, - Засаду устроили, мрази!
   - Всё в порядке? - интересуется Зина, так безмятежно, словно дело касается занозы в пятке, - Статус?
   - Девять опарышей и три упыря. Зина. Что за?.. Ваши мудоломы из научного сектора никак не хотят это прокомментировать? Нам уже ловушки начали ставить, а что будет завтра? Огнестрел возьмут, бляха-муха?
   - Федечка, спокойно, выпей брому, радость моя. Я-то тут при чём? Моё дело успокаивать истерящих мальчиков, а не объяснять, почему упыри не желают добровольно подставляться под пули. Работайте. У вас ещё пара квартир и Альфа. Удачи.
   - Спасибо, что про Альфу напомнила, - бормочет Надя.
   - Ты в порядке? - Фёдор внимательно осматривает меня, - Ф-фу, пронесло!
   - Кого там пронесло? - тут же откликается Егор, голос которого прерывается короткими очередями, - А у меня тут прут, как тараканы. Но, одни опары, даже странно. А вообще, как в тире!
   - Дуракам - везёт, - резюмирует Надежда, - А ты у нас, Лёнечка, судя по всему - умный, аж страсть!
   - Оставить разговоры!
   Ещё три головы улетают прочь, а я в который раз удивляюсь, что даже после столь чудовищной трансформации, некоторые женские лица способны сохранять остатки прежней красоты. Да, пара упырей прежде была женщинами.
   В следующей квартире мы обнаруживаем искомое гнездо и всего одного, весьма вялого, упыря. Судя по всему, не успел окончательно мутировать и теперь пытается укрыться в недрах кокона от солнечных лучей, безжалостно проникающих внутрь из распахнутого Надей окна. Понятно, почему Альфа определил это помещение для гнездовья. Не знаю, на кой, но кто-то присобачил снаружи крепкие роллеты. Впрочем, для дробовика они - не проблема.
   Фёдор отсекает голову визжащей твари и отступает на шаг, подсчитывая. Я уже успел сосчитать: семь коконов поменьше и один, в центре, самый большой. Значит, осталось два упыря и Альфа. Если Егор не ошибается, то полностью вычистив подъезд, он положил два десятка опарышей. Скорее всего, это - все. Операция близка к завершению, но ещё остаётся вишенка на торте.
   Как ни странно, но я ошибаюсь. Два уцелевших упыря выглядят лишь чуть живее того, которого мы обнаружили в гнезде. Единственный, кто заставляет потрепать нервы - крупный и быстрый лидер общины, Альфа. Но и он быстро сдаётся под перекрёстным огнём и ползёт в дальний угол, пытаясь укрыться за перевёрнутым манежем. Надежда забрасывает дробовик за спину и деловито рубит толстую мускулистую шею.
   Всё. Можно расслабиться.
   - Мальчики, приоритет меняется, - оживает Зинаида и в её голосе звучит неподдельная тревога, - Приоритет - красный.
   - Вы там, должно, грибов объелись? - интересуется Фёдор, - Какой, нахрен, красный? Мы только что полностью зачистили объект, а у вас приплыл максимальный приоритет опасности?
   - Тут за последней дверью какой-то шорох, - докладывает Егор, - Кажется, кто-то остался.
   - Возможно, это - эмиссар, - нарочито бодро объясняет Зина, - Возможно, вам повезло.
   Эмиссар? Мифический заражатель, незаметно проникающий в город, чтобы сделать Альфу и тихо отвалить? Никто и никогда не встречал эту тварь. Даже учёные с очень большой опаской относятся к вероятности его существования.
   - Чушь! - ворчит Фёдор, но в его голосе отсутствует уверенность, - С чего вы это взяли? Обычное же гнездо, которому уже пара месяцев. Какого хрена ваш сраный эмиссар будет торчать так долго? Нас ждал?
   - Капитан, - в наушниках появляется новый голос, колючий и пронзающий уши, точно шпага, - Говорит полковник Егоров, начальник спецсектора. С этого момента операция переходит под моё командование. Приказываю нейтрализовать объект ноль. По возможности, захватить невредимым. Ясно?
   - Ясно, - Молчанов кривляется, - Разрешите выполнять?
   - Разрешаю.
   - Если это - операция спецсектора, на кой мы подставляем свои жопы? - риторически интересуется Надежда и получает, в ответ, ободряющее хихиканье Зинаиды.
   - Егор, держи дверь, - Фёдор тяжело вздыхает, - Внутрь не входи. Остальным - собраться. Красный приоритет, мля...
   Следующая комната чиста так, словно её тщательно вымели и вымыли. Окна задёрнуты жалюзи, но так небрежно, словно обитателю было плевать: попадает внутрь свет или нет. Посреди помещения стоит одно единственное кресло, в настоящий момент - пустое. Возникло странное и неприятное ощущение, будто кто-то целыми днями сидел в нём и ждал. Чего? Или...кого? Нас?
   - Егор, ты точно слышал шорох? - Фёдор крадётся к окну, а мы обходим единственный предмет обстановки в дурацкой надежде обнаружить кого-то за высокой кожаной спинкой. Пусто, - Чертовщина какая-то! И дальше квартир нет, эта - последняя.
   Я толкаю кресло ногой. Одна из ножек подламывается и дряхлая мебель, печально потрескивая, падает на пол. Нет, всё-таки тут порядочно пыли и она тотчас взлетает, образуя в тонких солнечных лучах серые копья, пронзающие помещение.
   - Движение! - истошно вопит Надежда и стреляет куда-то, в моём направлении. По крайней мере, я слышу угрожающий свист у самого уха, - Движение!!
   Не успев сообразить, какое вообще дерьмо может происходить за спиной, делаю кувырок вперёд. В глазах мелькает изумлённая физиономия командира, который зачем то поднял забрало шлема. Прижимаюсь к стене около окна. Комната, как и прежде, пуста, если не считать поваленного кресла и Нади, которая пятится в нашу сторону. Лицевой щиток у неё тоже поднят. Начиная понимать, нажимаю кнопку и картина тотчас преображается.
   - Хитро, - бормочет Фёдор и Кочет в его руках выводит восьмёрки своим тупым рылом, - Смотри, что они, оказывается, умеют!
   Тварь, замершая над лежащим креслом, совсем не похожа на эмиссара, как его описывали немногочисленные свидетели. Никакого гигантского роста, огромных крыльев и когтистых лап. Небольшое существо больше всего напоминает подростка в плотном плаще-накидке чёрного цвета. Из мрака низко опущенного капюшона сверкают жёлтые глаза. Кажется, тварь поочерёдно осматривает нас всех. По крайней мере иногда меня точно обдувает горячим смрадных воздухом, а потом неприятное ощущение исчезает.
   - И как мы его будем паковать? - интересуюсь я, с ужасом представляя, что было бы, если бы Надя не догадалась поднять забрало.
   - Никак, - Фёдор вздыхает, - Мало ли, на какие фокусы оно ещё способно.
   Чёрт. Оказывается, действительно способно!
   Существо превращается в смутную тень, скользящую сквозь пыльные столбы в нашу сторону. Очень быстро. Так быстро, что даже наши органы чувств, подстёгнутые сурком не способны фиксировать его бег.
   Пару раз бахает Надин дробовик и глухо стрекочет Кочет Фёдора. Я не успеваю поднять штурмовую винтовку, потому что тварь уже здесь, рядом и её пасть, полная игольчатых зубов, распахивается рядом с моим лицом. Единственное, на что хватает времени - защититься предплечьем. Ослепительно белые иглы впиваются в пластину титанового щитка. Потом рука точно оказывается в плену зубчатой передачи.
   Однако твари приходится замедлиться и Фёдор, отбросив винтовку, бьёт монстра по шее своим тесаком. Острейшее оружие увязает в чёрной плоти. Монстр, продолжая сжимать челюсти на защитной краге, мощным тычком отбрасывает капитана к стене. Громко клацают зубы, и капитан замирает на полу.
   Пистолет в моей свободной руке несколько раз дёргается, шпигуя нападающего пулями, но всё заканчивает Надежда. Девушка уже стоит рядом и её тесак завершает работу командира. Обезглавленное тело рушится на пол, а голова некоторое время продолжает висеть на моей руке. Потом падет вниз.
   - Мать моя женщина! - тихо бормочет Надя, - Гляди...
   Тело странной твари во мгновение ока обращается в сгусток мрака, клубящийся над полом. Не проходит и минуты, а существо, кем бы оно ни было, полностью исчезает.
   Ругается и мотает головой Фёдор. Он жив. Это - хорошо.
   Операция закончена.
  
  
  
   БРИФИНГ. ПАПА
  
  
  
   - Тилькы глянь, яка тварюка! - восхищённо бормочет Степаныч, рассматривая на свет мою титановую крагу, - Сталюка лопнула!
   Естественно, сплав защитного щитка не имеет ничего общего с обычной сталью, но для нашего техника любая металлическая вещь автоматически превращается в сталюку. Сейчас старый ремонтник крутит пальцем седые усы и рассматривает повреждённую броню, восхищаясь мощью неведомой твари, сумевшей осуществить невозможное. По крайней мере, раньше ни одному упырю не удавалось даже оцарапать доспех, не то что сильно повредить его.
   Каждый элемент экипировки мы сдаём под роспись, поэтому скрыть что-либо практически невозможно. Однако, пока наш вислоусый белорус не показал трещину, в том месте, где клыки существа вцепились в крагу, я и сам не подозревал об этом. Степаныч суёт мне под нос щиток и тыкает длинным пальцем в два крошечных отверстия, откуда расходится тонкая трещина.
   - Глянь, як кислотой поедено, - техник качает головой, - Никогда раниш такого не видал.
   Я напряжённо размышляю. По инструкции мы сейчас должны составить подробный акт в двух экземплярах, подписать оба и пустить по инстанциям. Я - своему начальству, Степаныч - своему. Естественно, повреждение щитка, да ещё и при таких обстоятельствах вызовет много шума, дополнительных объяснялок и чёрт его знает ещё какой хрени.
   - Степаныч, - проникновенно говорю я, - Ты же любишь хороший коньяк?
   Старик опускает повреждённую крагу на стол и подозрительно косится на меня. Седые усы становятся дыбом, как у кота, унюхавшего валерьянку.
   - Точно знаю, у тебя есть неучтённые щитки, - продолжаю сужать круги, - А мне осталось три недели до отпуска. Ну вот зачем мне этот геморрой? Спрячь, пока, эту штуковину, а я проставлюсь, а?
   - Нарушение, - бормочет Степаныч и прячет глаза, - Полковник душу вымет.
   - Пять бутылок Мартеля, - настаиваю я и техник машет рукой, сдаваясь, - Славно. Завтра занесу.
   Степаныч ворчит: "Чёрт, а не ребёнок!" и повреждённая крага исчезает в одном, из бесчисленных ящиков. Взамен техник достаёт другой и командует мне сгинуть с глаз долой. Я немедленно исполняю приказ, получая вслед напоминание о завтрашнем презенте.
   Сурок мало-помалу отпускает, поэтому в душевой я попеременно пускаю то холодную, то горячую воду. Это помогает, но не так, как хотелось, поэтому физиономия в зеркале кажется абсолютно чужой, словно я рассматриваю постороннего человека. Чёрные волосы, стриженные ёжиком, уже щеголяют многочисленными серыми прожилками, а вокруг синих глаз полно мелких морщин, особенно хорошо заметных под остатками сурка. Да, физиономия утратила флёр невинности, как любит говаривать Фёдор, в моменты благодушия.
   Вот с телом всё в порядке. Мог бы и не рассматривать. Для этого у меня имеется специальный человек, обожающий изучать каждую мышцу и с довольной улыбкой сообщающий, что я прибавил ещё пару кило сплошного жира. На вопрос: "Где?" Варвара зажимает и оттягивает кожу где-нибудь на боку. После этого остаётся взять нахалку на руки и крутить, пока не попросит пощады.
   Висок пронзает острая боль и я ещё раз засовываю голову под ледяные струи. Да, такова плата за особые возможности: двое суток головной боли, сонливость и красные, от лопнувших сосудов, глаза. А сегодня, ещё и это....
   Рассматриваю предплечье, на котором проступают синие пятна. Ещё бы! Так сдавить щиток, что лопнул титановый сплав! Сильной боли, впрочем, нет, только неприятная пульсация в мышцах, но всё ещё впереди. Нужно будет непременно зайти в медблок, после совещания.
   Тут меня слегка стопорит. Вообще-то я уже давно собирался проведать наших костоправов, но никак не мог собраться с духом. Три месяца назад заведующим там поставили Анастасию Михальчук. Настю.
   Яростно вытираюсь лохматым полотенцем, пока кожа не приобретает красный цвет, а бодрость понемногу не возвращается в тело. Это помогает слегка отвлечься от сегодняшних приключений и от воспоминаний, которые до этого тихо мирно сидели в потайной комнате ненужных мыслей. Впрочем, помогает плохо.
   Настю я встретил ещё тогда, когда учился в школе. Она была старше меня на пару лет и поначалу относилась с лёгкой снисходительностью, называя мальчиком. В хорошем настроении - милым мальчиком. А я шалел от её холодной отстранённости, такой неожиданной, после податливости сверстниц. Пышные белые волосы, всегда заплетённые в толстую косу, высокая грудь, крутые бёдра и глаза, глаза...
   Я тонул в её невозможных карих глазах, а когда, наши губы касались, казалось, будто впереди находятся два тоннеля, ведущих в бездну. Не знаю, был лия у неё первым, скорее - нет. А вот она у меня оказалась первой и не в обиду Варе - самой незабвенной.
   На пятом курсе биологички она клялась мне в вечной любви и обещала выйти замуж, сразу после того, как я закончу юридический. Я получил свой диплом, а моя Настя, Настюша, Настенька бесследно исчезла со всех мониторов, соцсетей и прочего информационного пространства. Внезапно стало ясно, что ровным счётом ничего про неё не знал. Жила она, снимая квартиру и даже её подруги не могли точно сказать, откуда она родом. Пустота.
   Такая же пустота возникла внутри, когда я пытался понять, что же произошло? Может быть в чём-то обидел? Не то сказал, не то сделал? Почему она не объяснила, не предупредила? Нет ответа.
   Потом была служба, катастрофа и встреча с Варей. Дурацкие воспоминания о несбывшемся я загнал в ту самую потайную комнату, где они благополучно сидели последние восемь лет.
   А потом кто-то из оперативников сообщил, что главная медичка у нас теперь - Анастасия Михальчук - вот такая баба! С вот такими сиськами! И вот такой жопой! И вот...
   Ну, хоть фамилия осталась та же.
   Надеваю мундир, ощущая, как он тихо потрескивает и пахнет морозной свежестью. Этот - особый. Варвара всегда стирает его перед днём сурка и говорит, что он приносит мне удачу. В нём я был, когда встретил её. С тех пор на погонах прибавилась пара звёздочек и сменился нарукавный знак. Последнее время настойчиво говорят о смене дизайна форменной одежды. Не знаю, как и поступить. Наверное, пойду на губу.
   Пока иду по коридору, навстречу то и дело попадаются знакомые физиономии, радостно пожимающие ладонь и интересующиеся, как я додумался до ловли упыря на собственную руку. Как пить дать, Егор успел растрындеть! Доведёт язык парня до цугундера. Один раз он уже умудрился месяц просидеть под следствием, когда сболтнул на рыбалке про сурок. Хоменко долго и с наслаждением тыкали носом в устав, в перечень секретных терминов и в бумагу о неразглашении. Когда штаны нарушителя оказались полным-полны известного вещества, приняли во внимание безупречный послужной список и отпустили.
   Дверь курилки приоткрывается и меня окликает по имени знакомый голос. Сегодня я его вдоволь наслушался. Теперь голос обретает плотность и вещественность, слегка подпорченную клубами неароматного дыма.
   Наш координатор, Зинаида Лец, женщина сверхбальзаковского возраста, компенсирующая любимые пироженки плотными корсетами, курит исключительно папиросы, предпочитая Беломор. Его ей, вроде бы, везут прямиком с завода. Очевидно, именно по этой причине, дым получается особенно ядовитым. Надя как-то предложила брать Зину на операцию и травить упырей папиросами. Фёдор утверждает, что это - негуманно. Дескать, пристрелить - проще и милосерднее.
   - Кхе, кхе, - здороваюсь я и машу рукой перед лицом.
   - Да ладно, - хихикает Лец и суёт мне мятную подушечку, - На, зажуй. И вообще, у всякой безупречной женщины должен присутствовать хоть один недостаток. Ну, в смысле - серьёзный.
   - Очень серьёзный, - я прикрываю дверь, и мы оказываемся один на один, - Ну как расскажи, средоточие совершенства, что за чехарда сегодня творилась?
   В этот момент дым папиросы становится таким же ядовитым, как и выражение на лице Зины. Обычно круглая и довольная мордашка морщится, точно координатор куснула лимон.
   - Ты же знаешь, как я люблю, когда у меня стоят за спиной и дают дурацкие советы, - говорит она, - От этого у меня происходит полнейшее расслабление всего организма, вплоть до полной утраты всякого контроля. Естественно, в такой момент рот способен произнести любую гадость, но я-то не виновата! Нехрен стоять за спиной. А перед этим ещё полчаса трахать мозги с Чередняковым, объясняя, чем синий приоритет отличается от коричневого и почему жёлтый может внезапно стать красным и наоборот.
   - А Папа? - в устах Кац события выглядят забавно, но я представляю, что там творилось. Содом и Гоморра в лице маленькой полнеющей женщины. Кстати, мало кто знает, что она в одном звании с Папой, но мундир надевает по очень большим праздникам.
   - Папа? Как обычно, сначала жевал невесть что, а когда выплюнул - началась активная фаза и я открытым текстом попросила всех идти нахер, - Зинаида тащит папиросу и задумчиво вертит пачку в пальцах. Я показываю часы, и координатор согласно кивает, - Ты, Лёнечка, абсолютно прав, просто некоторые повреждённые клеточки я так и не успела прижечь. Пойдём, лапуша, посмотрим кино.
   Кино, это - изображение с наших камер. Перед брифингом нам покажут все ролики, чтобы начальство получило полный объём информации и знало, кого, куда и за что. Впрочем, Папа - Алексей Константинович Чередняков - наверняка уже успел посмотреть хотя бы пару фильмов и успел получить предварительное представление.
   Зал небольшой, с мягкими креслами, в которых так хорошо засыпается, если сурок отпустил раньше времени. Кажется, что окон нет, но я знаю, они спрятались за незаметной серой ширмой. Правда Папа, сидящий сейчас в кожаном кресле у стола и кивающий всем входящим, открывает их крайне редко.
   Пётр Антонович Егоров, начальник спецсектора, человек проверявший сегодня на прочность нашу Зинаиду, предпочитает вовсе не садиться. Он стоит за спиной Папы и тоже кивает всем, проходящим в двери. Когда у полковников получается кивать в унисон, становится смешно.
   В зале попадаются знакомые рыла из научного отдела, для вида набросившие белые халаты на свою обычную раздолбайскую одежду. Кроме них наблюдается подполковник Надеждин со свитой из таких же невнятных пиджаков. Пиджаки делают вид, будто никого здесь не знают и вообще, в нашем городе - проездом.
   - Как рука? - интересуется Молчанов, когда я сажусь в кресло рядом, - У тебя сосуд в глазу лопнул.
   - Свои видел? - хихикает Надя, - Лёня, глянь, какие попугайчики.
   - Ты про пиджаков? - уточняю я, - Это - недобитые Зиной. Она клянётся, дескать их была пара сотен, со всеми не справилась. Нормально с рукой. Синяк будет.
   - Ещё бы! - хрюкает Егор, - Это ж какая хрень была: хрясь и пополам!
   - Заткнулся бы, - мне становится неприятно, оттого что и действительно: "хрясь и пополам", - Успел растрепать всему управлению, балабол.
   - У? - Фёдор поворачивает голову и Хоменко прячется в складках местности.
   Папа поднимается и читает короткую, наизусть известную молитву про: "Мы сейчас посмотрим видео, снятое с шлемов наших сотрудников и бла-бла-бла. Особая благодарность работникам спецсектора и сотрудничающей с нами фирмой тра-та-та." Короче, если бы не эти люди, то нам просто не имело бы смысла идти на операцию. К чему напрягаться, если этого никто не увидит?
   Свет гаснет, и мы внимательно смотрим захватывающую фильму, основанную на реальных событиях. Фёдор протягивает горячую чашку с кофе. Очень вовремя. Глаза начинают слипаться, а в голове просыпаются колокола.
   Первым идёт видос со шлема Егора и тут же выясняются две любопытные вещи. Первую часть операции Хоменко так внимательно изучает попу Надежды, что среди научников разгорается спор по поводу притягательности ягодиц женских особей для новейших камер оборудования. Папа молчит, но в воздухе пахнет грозой. Надя шипит, а Егор вьёт гнездо.
   Вторая интересная вещь всплывает, когда Хоменко начинает отстрел мечущихся опарышей.
   - О, а такого выражения я ещё не слышала! - кажется. Надя готова простить попытку провертеть в её заднице ещё одну дырку, - Надо будет запомнить.
   Выражение понравилось всем и даже Папа пару раз одобрительно хрюкает. Вот такие среди нас имеются художники слова!
   Когда кино от Егора заканчивается, один из белых халатов делает глубокомысленное замечание, дескать инфицированные Омеги последнее время стали много сильнее и активнее. Остальные важно кивают и делают пометки в планшетах. Если не ошибаюсь, то у одного их халатов открыт какой-то текстовый файл, а у другого застыл кадр из порнухи. Работнички, мля...
   Начинается вторая серия. В этот раз - похождения Надюхи. Обнаруживаю, что чашка успела опустеть и отдаю Фёдору. Командир подаёт новую. Если ничего не изменится, всего их будет три.
   Хм, никогда не замечал, что Надя, во время операции бормочет стихи Барто. Особенно впечатляет: "Зайку бросила хозяйка", когда она рубит головы упырям. Кошусь на коллегу, но она сидит с каменной физиономией, как никогда напоминая молодую Деми Мур, с которой её как-то сравнил Егор.
   На экране мелькают стенки неровной дыры, куда Надя ползёт, торопясь прийти мне на помощь. Совершенно отчётливо слышно: "Держись. Лёнечка, держись, милый!" Каменная физиономия становится красной, точно помидор и это хорошо заметно даже в полумраке. Егор пихает меня в бок, а я очень тихо советую ему засунуть язык в жопу. Больше никто на это не реагирует.
   В общем-то, ничего особо интересного. Один из пиджаков просыпается и посапывая замечает, что гнездо какое-то вялое. Как это высказывание пересекается с предыдущим, об активных опарышах, ума не приложу. Впрочем, научники всегда срутся со спецсектором. Они со всеми срутся.
   Удивительное происходит в той самой, последней комнате. Чёртову тварь не фиксируют и объективы камер. Мы стреляем в пустоту, бьём пустоту и рубим пустоту. Такое ощущение, будто пара здоровых мужиков исполняют странный танец. А Молчанов отлетает до того неестественно, что кинопремии ему век не видывать.
   - Может, там и нет никого? - предполагает один из научников, отвлекаясь от просмотра порнухи. Кажется, зацепило всех, - Надышались чего. Ведь были же прецеденты. Кроме того, сурок иногда даёт необычные побочные эффекты.
   Вместо ответа, Папа отматывает картинку назад и остановив в том месте, где я защищаю лицо поднятой рукой, указывает на тень. Пыльные лучи довольно подробно рисуют мой силуэт на голом полу. Так вот, абрис не только мой, но и ещё чей-то, свисающий с предплечья, подобно уродливой грозди винограда.
   - Дерьмо какое-то! - в голосах учёных слышен отзвук недоверия, - Как это оно...
   - А вот это - ваша работа, выяснять подобные вещи, - подаёт голос Егоров и остальные пиджаки синхронно кивают, - Будь моя воля, я бы уже давно набрал на ваши места кого-то другого. Обратите внимание, только за сегодняшний день мы столкнулись с некоторыми факторами, из разряда: "А чёрт его знает!" Противник научился строить заградительные полосы и устраивать засады. Кроме того, группа обнаружила совершенно новую разновидность врага. Нам начинают противостоять, используя наши слабости, недоработки и главное - неготовность к изменениям. У меня нет претензий к оперативникам; они отлично справились с задачей, невзирая на расплывчатую вводную, а вот вы...
   - А что же хвалёный спецсектор не предупредил о подобных вещах заранее? - тощий очкарик с козлиной бородой бесстрашно возражает, размахивая планшетом, - Вы то чем занимаетесь? Обеспечьте нас материалом, для изучения. Думаете не знаем, что самые интересные экземпляры хранятся в ваших спецхранах? Как мы можем изучить этого невидимку, если у нас нет ничего, кроме чёртовой тени?
   - Тихо! - Папа хлопает ладонью по столу и все затыкаются, - Смотрим дальше.
   После Нади обычно шла моя запись, но в этот раз показывают видео с камеры Молчанова. Ничего нового, по сравнению с предыдущим фильмом. Вот только в самом конце, когда командир получил свою зуботычину, мы получаем доли секунды смазанной картинки, где видно смутную фигуру, висящую на моей руке.
   - Обработайте кадр, - командует Чередняков, - Попробуйте получить чёткое изображение и выясните, почему тварь выпала из невидимости.
   Экран скрывается, а Папа занимает место во главе стола. Мы переглядываемся. Надежда ещё носит алые пятна на щеках и старается не встречаться со мной взглядом. Егор подмигивает, а вот наш командир выше всего этого. В его чётко расписанном мире нет места для служебного флирта. Есть работа. Есть жена Ксения. Есть двое детей и дача. Всё.
   - А картинка Громова? - спрашивает он, - Она же должна быть самой интересной.
   - Мы изъяли камеру Громова. - откликается Егоров и научники начинают недовольно галдеть, - После изучения непременно передадим в научный отдел. Дабы избежать необоснованных обвинений в сокрытии информации.
   Некоторое время продолжается ожесточённая перепалка, в которую папа не вмешивается, постукивая по столу толстой наливной ручкой. Мы тоже помалкиваем, прихлёбывая кофе и мечтая о попкорне. Одна Зинаида периодически вставляет реплики, вызывающие очередное бурное извержение дерьма. Обычно на брифингах не присутствует столько безопасников, поэтому сегодня у научных бубнил появилась хорошая возможность обломать зубы об их гладкие крепкие фразы.
   Наконец Папа не выдерживает и просит Егорова продолжить дискуссию (именно так он именует происходящий бедлам) в более подходящем месте. Например, в виварии. Слова полковника, как обычно веские, в своей значимости, охлаждают горячие головы и противоборствующие стороны, шипя друг на друга и цокая выпущенными когтями, вываливаются в коридор.
   Остаётся Егоров, который долго и убедительно бубнит Папе в ухо. Шеф строит морду старого, умудрённого жизнью, козла. Потом кивает и делает жест рукой, который можно интерпретировать только, как пожелание провалиться ко всем чертям. Начальник сектора безопасности так и поступает, но перед уходом тщательно изучает наши физиономии. Его собственная, в этот момент, напоминает рожу Моны Лизы. В смысле, щеголяет загадочной улыбкой дауна. Не люблю этого мурлокотама.
   - Итак, - начинает Папа, стоит двери плотно закрыться, - Думаю, никому объяснять не надо, что сегодняшняя операция несколько отличалась от обычного дерьма, которое мы вынуждены хлебать.
   - Сегодня похлёбка была особенно насыщенной, - поддакивает Зинаида, а полковник долго и тяжело смотрит на неё. Ходят слухи, что некогда они были близки. Очень близки.
   - Это - беллетристика, - Папа потирает плечо, которое ему прострелили в далёкие дни бурной молодости, - Сегодня вскрылись огромные проблемы. Несогласованность секторов, ошибки в работе научного отдела, утаивание информации жабами - всё это не способствует продуктивной работе. И опять провал в системе профилактики. Мы отказались от проекта Китай в пользу проекта Башня, совсем не для того, чтобы вычищать дома целыми этажами. Сектор информподдержки озвучил число инфицированных. За полгода - четыреста восемьдесят пять. Это же всё - люди и их не вернуть.
   Понятно, если Папу потянуло на словоблудие, значит в данный момент он напряжённо обдумывает какую- то мысль. Ну и да, естественно, читает положенную сектором пропаганды вводную, для оперативных работников. Пропагандисты считают, что мы очерствели и перестали воспринимать инфицированных, как бывших людей. Так оно, в принципе, и есть, однако, много ли смысла перед каждым выстрелом размышлять, дескать, вон тот опарыш месяц назад весело шагал в школу, а тот упырь воспитывал многодетную семью?
   - Короче, - полковник, видимо обратив внимание на Егора, который намеревается внимательно изучить пуговицы на животе, - Всем сёстрам - по серьгам. Зина, эфир нужен совсем не для того, чтобы сраться с жабами и информировать мир о своём мнении. Повторится - заменю на другого координатора.
   - Молоденькую, видать нашёл, старый козёл, - бормочет Лец, но не возражает, ибо - нечего, - Слушаюсь.
   - Вот и славно. Хоменко, постарайся не забывать: ты - не в тире. Судя по съёмкам у тебя со спины можно спокойно заезжать на танке.
   - Так это же - опарыши, товарищ полковник! - сонно бормочет Егор, - Они ж завсегда спереду бегут.
   - Ты видел, какие фортеля могут выкидывать наши старые знакомые? Голос Папы становится колючим, - В следующий раз они тебе затылок прогрызут. Проверяй тылы. Замечу ещё раз - получишь выговор, если жив останешься. Ясно?
   - Так точно. - обещанный выговор лучше всякого энергетика.
   - Молчанов, какого лешего у тебя люди шастают, как по Красной площади? Это - туда, а этот вообще, сам в дыру лезет? Много народу? Хочешь сам ходить? Так у нас и для таких дело найдётся.
   - Никак нет, не хочу, - Фёдор трёт виски, - Тут вы правы, расслабился. Больше не повторится.
   - Надеюсь. Громов, ещё раз устроишь подобные ковбойские выходки, вломлю выговор и усажу на губу. Тебе то будет всё равно, а мне к твоей Варваре идти и рассказывать, каким героем был её идиот-супруг.
   - Понятно, - пожимаю плечами, - В следующий раз действую строго по инструкции.
   - Ты это мне брось! - Папа хмурится и барабанит пальцами по столу, - Инструкции инструкциями, а работа - работой. Просто думай, перед тем, как делать. Кротовой объявляю благодарность за чёткие и разумные действия, а также, за проявленную отвагу при спасении товарища. Надя, ты - молодец, обязательно выбью премию для тебя. Ах да, чуть не забыл, - папа нависает над столом и в его взгляде сверкают молнии, - Хоменко, ещё раз я узнаю, что после операции ты хлестал пиво - шкуру спущу! Понимаю, бредни медиков о сердечном лимите вас никоим образом не касаются, однако, должен заметить, что приступы дурости медицинская страховка не покрывает. Вопросы есть?
   Обычно в этот момент мы чётко отвечаем: "Никак нет!" и уходим, оставляя начальника играть в гляделки с портретом президента. У обоих в этот момент такие хитрые физиономии, словно они собираются поделиться свежей порцией анекдотов.
   - Имеются, - Зинаида подходит к столу Папы и в нарушении всякой субординации садится на край, - Лёша, будь так любезен, объясни нам, какая херня сегодня произошла? И нет, я совсем не о странном поведении упырей.
   - О чём же? - угрюмо басит Папа, складывая ладони домиком.
   - Ну, не юли, тебе не к лицу. Почему сегодня навалило столько жаб, да ещё и точно знающих о грядущей смене приоритета? А они - знали, точно знали.
   - Да, - Чередняков страдальчески морщится и откидывается на спинку кресла, - Я же говорю: несогласованность секторов. Кажется, спецсектор знает нечто, чего больше не знает никто. И совсем не торопится делиться.
   - Угу, в результате Лёне едва не отгрызли руку, а Феденька получил шикарнейшую шишку на дисциплинированной башке. Но ведь могло кончиться и хуже.
   - Могло, - соглашается Папа, - Постараюсь поднять этот вопрос послезавтра в главке и прояснить, откуда ветер дует. Не ты первая заметила, что Егоров, последнее время, ведёт себя совсем иначе. Ладно, это - не вашего ума дело. Других вопросов нет? Все свободны.
   На выходе оборачиваюсь. Чередняков смотрит на президента, а тот - на него. Оба серьёзны. Сегодня анекдотов не будет.
   В коридоре Надя бьёт Егора по печени и спешно удаляется, старательно не глядя в мою сторону. Уши у неё пылают, точно морозное солнце.
   - По пиву? - предлагает Хоменко и получает ещё один тумак, от Фёдора, - Да ладно! Я же пошутил!
   - Дошутишься, - говорит Фёдор и поворачивается ко мне, - Тебя, как я погляжу, прямо из дому прихватили? Подбросить?
   - Не надо, - ушибленная рука тупо ноет, - Мне ещё кое куда зайти нужно.
   Пожимаем друг другу руки и расходимся.
  
  
  
   МЕДБЛОК. НАСТЯ
  
  
   Выхожу на улицу и некоторое время просто смотрю в небо. Сегодня его цвет кажется необыкновенно насыщенным, точно я гляжу в бескрайнее пространство океана, по которому медленно плывут барашки облаков. Солнце с презрительной медлительностью играет в прятки с голубой тенью луны, какого-то чёрта задержавшейся на небе в не полагающееся время.
   Иногда на меня находит эдакое. Когда последний раз мы поехали рыбачить на речку, я принялся рассказывать Варенику про лес из облаков и зверушек, строящих избушку. Варвара долго и терпеливо слушала, хоть на её гладкой мордашке хорошо читалась откровенная скука. Потом любимая обняла меня и посоветовала излагать подобные мысли в словах. Может когда и пригодятся эти сказочки. Хотелось помянуть будущих детей, но не стал: Ватрушка избегает этой темы. Возможно - позже, когда всё устаканится.
   - Здравия желаем, - целая толпа желтоклювых летёх шмыгает мимо с таким перепугом, словно я - щука, а они - заезжие караси.
   Молодёжь, это - хорошо. Мы с Фёдором ходили на их занятия по основам кроссбоя и Молчанов с уважением констатировал: дескать в наше время всё было хуже. Много хуже. А этот блондин, вокруг которого Егоров нарезает круги, точно акула вокруг жертвы. Девяносто девять из ста, надо же!
   Медблок находится немного в стороне, чтобы обычная суета не мешала машинам скорой. Кроме того, здесь же располагается и сектор экспериментальной медицины, и какая-то супер сверх мегасекретная лаборатория спецсектора. Что там происходит, не знает никто.
   У самой входной двери из полупрозрачного пластика ощущаю непривычную слабость в коленях. Можно сослаться на последствия от сурка, от которых пульсирую виски, но я то знаю: дело в другом. Если придётся встретиться с Настей, как вести этот чёртов разговор? Понятия не имею. Будем надеяться, что она окажется слишком занята для какого-то помятого капитана.
   Вахтёр вносит мои данные в банк и интересуется причиной посещения блока. Здесь особых проблем нет: осмотр после операции - крайне важная штука, которую все игнорируют. Кроме того, нам полагается ещё и еженедельное посещение нашего врача и тут уж не отвертишься. Сутулого мужчину за терминалом, естественно, удивляет моя добросовестность. Впрочем, дело ограничивается шевелением вислыми усами, и вертушка пускает меня внутрь.
   Коридоры медблока пусты, светлы и стерильны, точно совсем недавно здесь проследовала бригада биологической очистки. Ну, из тех, что пускают следом за нами во время операций. Их дело выжечь всякую заразу, уцелевшую после истреблённого гнезда. Как-то Папа, в приступе патетической задумчивости, возвестил, что в каждой тряпке гнезда содержится полтора миллиона неизученных штаммов вирусов. Предполагаю, что количество он придумал сам, чтобы вынудить нас принимать те стопятьсот уколов и не посылать медиков в пешее сексуальное путешествие.
   Наш терапевт находится на пятом этаже и сначала я хочу идти по лестнице, но пустота окружающего пространства и режущее глаза освещение давят на психику, поэтому вызываю лифт. Подъёмник не торопится, развлекая одинокого путешественника нейтральной холодной мелодией, вызывающей воспоминания о последнем отпуске и крохотном отеле на берегу океана. Ещё три недели и ждите нас белые пески и огромные волны.
   Двери разъезжаются, и я делаю было шаг направо, но тут же останавливаюсь, поворачивая голову. Ну, как тут не поверить, что мысли материальны? Настя, в ослепительно белом халате до колена, стоит у стены и рассматривает меня так, словно перед ней нечто невиданное. Лицо её почти не изменилось, разве немного прибавилось веснушек на щеках, а вот цвет волос сменился с русого на иссиня-чёрный. Теперь Настя носит короткое каре, и оно ей удивительно идёт. На левой лодыжке замечаю рваный шрам давно зажившей раны, которого прежде не было. Впрочем, он нисколько не портит идеальной формы ног.
   - Здравствуй, Леонид, - она отходит от стены и делает шаг в мою сторону, - Давно не виделись.
   - Очень, - кривая ухмылка как-то сама по себе сводит губы, - Но в этом нет моей вины.
   - Нет. Согласна, - Анастасия осматривает меня с ног до головы, - Моей - тоже. Есть такая вещь, как обстоятельства, которые сильнее любого из нас. Впрочем, думаю, если бы тебя так сильно интересовала причина нашего расставания, ты бы заявился много раньше. Каким ветром?
   Мою версию прихода капитан Михальчук - начальник медблока выслушивает со здоровым скепсисом. Потом интересуется настоящей причиной. В этот момент ступор в голове проходит, и я начинаю воспринимать собеседника той, кем она является, а не своей старой любовью, бросившей сопляка на пороге взрослой жизни. Передо мной - красивая женщина, офицер, медик, а ведь собственно за медицинскими услугами я сюда и пришёл.
   - Ушиб на руке? - она ухмыляется, - Пошли, обслужу по старой памяти. А то я, со своими отчётами да администрированием скоро забуду, как выглядят живые пациенты.
   Помещение, куда Настя меня приводит, больше напоминает лабораторию, чем обычный медицинский кабинет. Несколько лежаков под футуристического вида арками накрыты сверху прозрачными колпаками. Стол, с фиксаторами для конечностей и ещё какая-то, недоступная моему пониманию, хренотень. Над этим исследовательским раем нависает стеклянная кабинка, где сейчас скучают пустые кресла.
   - Это - тебе, - Настя указывает на глубокое кресло, - Только сначала обнажи свою верхнюю часть.
   - У меня, вообще-то, только рука пострадала, - уточняю я, но послушно расстёгиваю пуговицы кителя, - Или ты всерьёз восприняла слова про прохождение осмотра?
   - Соскучилась по твоему телу, - в этот момент капитан Михальчук стоит спиной, перебирая какие-то ампулы в стенном шкафу, поэтому я не вижу выражения её лица, - Давай, давай, раздевайся.
   Моё тело, как выясняется, её интересует не очень, а вот повреждённое предплечье Настя изучает весьма внимательно. Потом зачем-то принимается поднимать мои веки и рассматривать глаза. Заглядывает в уши и светит в открытый рот. Чувствую себя, словно пришёл на приём к стоматологу.
   - Ты чего? - спрашиваю, когда мне разрешают свести зубья, - Рука, вот она.
   - Рука - чепуха, - она отмахивается, - нужно будет пропустить всех ваших. Лёня, ты умудрился подхватить грипп А-19. Эту дрянь мы находим во всех новых гнездовьях. Может оказаться скверной штуковиной, если запустить. Диарея и воспаление лёгких в одном флаконе.
   - Ни кашлянуть, ни пукнуть, - констатирую я, - На кой тогда чёрт твои коновалы пичкают нас всякой дрянью, от которой откат хуже, чем после похмелья?
   - Штамм мутирует. - Анастасия принимается пить кровь из меня, причём натурально: при помощи иголочек, трубочек и прочей алхимии, - Предполагается, что гнёзда пытаются так себя обезопасить. В перспективе, кто-то из ваших может подхватить и смертельный вирус. Я давно предлагала использовать защитные шлемы с замкнутой циркуляцией.
   - В аквалангах нас пускайте, - поддакиваю я, - Мало того, что прёшь на себе целый склад, так ещё и стрелять приходится. А эти говнюки тоже меняются и совсем не в лучшую сторону.
   - Меняются. Да, - Настя прекращает звенеть своими пробирками и поворачивается ко мне. Только сейчас я замечаю сетку морщин у уголков её глаз и начинающую проявляться складку у переносицы. Это её не портит, ничуть, но видно, что Михальчук, Михалыч, как я её называл, прошла через многое, - Все меняются.
   Она вновь принимается за работу. Я сижу и думаю: вот мы, некогда очень близкие люди, встретились после многолетней разлуки и ни словом не помянули прошлое. Неужели всё настолько поросло быльём, что и следа не осталось? Только не у меня.
   Я помню ту нашу последнюю весну, ещё не ставшую последней. Мы просто гуляли по старому городу, и Настя рассказывала про свою поездку в Крым. В Судаке проходил слёт юных натуралистов, как девушка величала коллег биологов и ей вручили почётный знак за экспериментальное исследование мутаций высших позвоночных. Чёрт, я даже это запомнил!
   Ветер нёс ароматы весеннего цвета, солнце палило так, словно спутало сезоны, а я пытался соорудить венок из жёлтых одуванчиков. Проклятые стебли рвались в неумелых пальцах и корявый убор получился лишь с третьей попытки. Но даже эта косая штуковина удивительно хорошо смотрелась в русых волосах, которые под лучами светила горели, подобно золоту.
   Мы остановились на крошечном мосту, переброшенному через местный ручей, гордо именующийся рекой. Настя оперлась о ржавые перилла и я даже испугался: как бы дряхлая ограда не устроила какой подлости. Впрочем, я был готов нырнуть даже на дно Марианской впадины, если потребуется.
   - Иди сюда, - сказала Настя и когда я приблизился, крепко прижала к себе. Потом очень умело поцеловала, заставив вздыбиться волосы на затылке. Пальцы девушки так вцепились в плечо, что стало больно.
   - Ай, - говорю я, - Предупреждать надо!
   - Откуда мне знать, что тебе вздумалось подремать? - она выдёргивает шприц, - Ну что, капитан Громов, можете одеваться и отправляться к супруге. Думаю, она уже заждалась муженька и готова встретить...Ну, уж не знаю, чем тебя там твоя Варвара встречает.
   Смотрим друг другу в глаза. Её так и остались двумя бездонными голубыми озёрами, полными неоткрытых тайн. Однако, то ли я стал наблюдательнее, то ли чувство вины всё же сумело прорваться из глубин души, но я его замечаю. Ну что же, это несколько успокаивает моё самолюбие.
   - Знаешь, значит? - я поднимаюсь и начинаю надевать одежду.
   - Положено, по должности, - Настя прекращает игру в гляделки и принимается складывать пробирки в небольшой чёрный кейс, - Читаю личные дела. Самые интересные изучаю подробно. Надо же знать, какова обстановка в семье, нет ли разногласий, способных повлиять на боеготовность оперативника.
   - Понятно, - фуражка занимает своё место на голове, - Выходит, исключительно профессиональный интерес. А можно вопрос, из области личного интереса? - уже взявшись за крышку кейса Настя внезапно замирает, - Капитан Михальчук замужем?
   - Тебе то зачем? - она захлопывает чемоданчик, как мне кажется, с излишней нервозностью, - Насколько мне известно, капитан Громов полностью счастлив в семейной жизни, морально устойчив и вообще - истинный ариец.
   - Просто интересно, - угу, а почему сердце так колотит? - Не хочешь - не отвечай.
   Кейс пищит, закрываясь, а Настя поворачивается ко мне. Морщинки вокруг глаз сейчас выделяются гораздо отчётливее, как и складка над носом. В этот момент Анастасия выглядит лет на десять старше, а оба её озера точно подёрнуты ледком.
   - Нет, - чеканит она, - Капитан Михальчук не замужем и никогда не была. Доволен? Не желаешь спросить ещё о чём-нибудь? Сразу говорю: ничего интересного в моей жизни не происходило. Ну, разве тебя вдруг начали интересовать проблемы биологии и медицины.
   - Нет, - меня точно ледяной водой окатили, - Не начали. Прости, пожалуйста, я не хотел.
   - Ладно, - она машет рукой, - Пустое...
   Настя похлопывает ладонью по боку кейса и кажется, над чем-то напряжённо размышляет. Даже собирается что-то сказать, но в последний миг по её лицу проходит непонятная гримаса и полные губы произносят нечто иное. По крайней мере, мне так кажется.
   - Тебе придётся походить сюда пару недель, - Анастасия трёт лоб указательным пальцем, - Понаблюдаю за развитием твоего гриппа. Комнату запомнил? Молодец. Каждый день, ровно в пятнадцать ноль ноль. Варе своей не говори, к кому ходишь.
   - Это ещё почему? - я удивляюсь, - Она про тебя знает всё. Да и вообще, девка весьма разумная, не то, что другие.
   - Дурак ты, Лёня. - с лёгкой печалью усмехается собеседница, - Какая бы умная-разумная не была, а всё одно, черти что может подумать. Побереги нервы и себе, и ей.
   Мы выходим в коридор, и Настя запирает дверь ключ-картой. Только сейчас я замечаю, что со стены недавно сняли какую-то прямоугольную табличку, оставив светлое место. Оглядываюсь. Да, комнат на этаже немного, но рядом с каждой висит что-то, типа: "Лаборатория ускорения рефлексов". Так, кстати, я был, на испытаниях третьей версии сурка.
   - И что это за безымянная берлога? - интересуюсь я и Настя задумчиво разглядывает пятно на стене, - Тайное убежище капитана Михальчук?
   - Угу, - она криво усмехается, - тут сейчас идёт передел собственности и некоторые таблички успели смениться раза четыре. Спецсектор считает, что двух этажей недостаточно для углублённых исследований и просит ещё один.
   - Жабы, они - жадные, - по лицу Насти идёт гримаса, точно кличка безопасников её как-то задела, - прости, если что не так.
   - Ничего, - она провожает меня до лифта, - Удачи тебе, Леонид.
   Мне кажется, что перед тем, как я шагаю в открывшиеся двери, Анастасия слегка покачивается. Так, как если бы собиралась поцеловать меня в щёку, но в последний момент передумала. Не знаю, хотел бы я этого поцелуя, спустя столько-то лет. Скорее всего - нет.
   А может и да.
  
  
   ГОРОД. ВОСПОМИНАНИЯ
  
  
   Можно было заказать у дежурного служебную тачку или вызвать такси, но я решаю проехать на троллейбусе. Погода, по-прежнему, радует чистым небом; ярким, словно свежевымытым, Солнцем и тихим ветром, а ехать тут всего девять остановок. Давно я не позволял себе эдакой неторопливой роскоши. На вызовы несёшься с сиреной, на скорости, от которой стены домов превращаются в мазню абстракциониста. Варвара тоже предпочитает езду с ветерком, причём, периодически на грани нарушения правил.
   Троллейбус почти пуст и кроме меня в огромном светлом салоне - тройка старушек, молодая мама с парой карапузов и стайка девиц, судя по всему - студенток, прогуливающих пары. Карапузы, став коленями на сидение, хором читают надписи на магазинах и офисах. В этот момент их мамаша увлечённо рассказывает кому-то по телефону, что Кокоша разбил себе нос, а Тотоша - уронил дорогущую вазу.
   Девицы, обмахиваясь планшетами и телефонами, демонстрируют ноги, по последней моде, обнажённые до середины бедра. Идёт горячее обсуждение "стервы Маши", "сволочи Игоря", "нудной Веры Палны" и "козла Леонида". При этом все они поочерёдно рассматривают меня и их разговор превращается в неразборчивое: "шу-шу-шу". Парочка, из стайки, очень даже ничего, но я уже давно вышел из статуса охотника, остепенился и вообще, не в настроении.
   Тем не менее, одна из озорниц умудряется нащупать мой телефон, и я получаю сообщение, где фигурирует удивлённая мордашка, имя, возраст (охо-хо, какой я старый!) и адрес. Увидев мои манипуляции с девайсом, студентки устраивают оглушительный галдёж и высыпаются наружу. Ещё раз рассматриваю присланное сообщение, вспоминаю слова специалиста о стопроцентной защите от взлома и загоняю данные в память. Может когда и пригодятся.
   В троллейбусе становится много спокойнее и теперь я могу беспрепятственно рассматривать парк, мимо которого мы проезжаем. Огромные клёны и тополя помахивают ветками из-за низкого заборчика и видно, как по аллеям неторопливо бредут женщины с колясками. Жизнь продолжается, какие бы катаклизмы не происходили в мире.
   А у меня в памяти ещё сохраняются воспоминания десятилетней давности, когда кошмар заражения из экзотических новостей о парализованном Вашингтоне и наивных страшилок о провинциальных городах в карантине превратился в суровую реальность.
   Этот же парк выглядел совсем по-другому, когда я, ещё в звании лейтенанта, командовал взводом блокировщиков. Именно так назывались подразделения, в обязанности которых входила установка периметра вокруг очагов заражения. Опыта не было, информации - кот наплакал, а весь инструктаж сводился к неуверенным советам стрелять в голову. Словно мы угодили в сюжет о зомби-апокалипсисе! Сейчас то всё это выглядит смешно и наивно...
   БТРы давили клумбы колёсами, облепленными грязью и остатками цветов, а краснолицый майор исходил криком, пытаясь отпугнуть встревоженных гражданских, не понимающих, в чём дело. Какая-то женщина ползла на коленях и рыдала, умоляя пропустить её за шеренгу автоматчиков в противогазах. Кажется, в парке у неё оставались муж и маленький ребёнок.
   Сухопарый полковник с щекой, залепленной пластырем, стоял у дверцы Тигра и угрюмо слушал доклад капитана в разорванном камуфляжном костюме. Паника, как есть. Никто не понимал, что делать и откуда ждать угрозы.
   Потом поступил приказ, отдельным взводам блокировщиков произвести зачистку местности, по возможности сохраняя жизнь гражданских. Гражданских! Словно мы имели дело с агрессией террористов или вражеской армии.
   Нам "повезло". Полковник с пластырем указал участок, который предстояло зачистить и понизив голос, чтобы не услышали телевизионщики рядом, посоветовал перестрелять всех, кого увидим.
   Это обескураживало. Очень.
   Стояла поздняя осень и деревья стояли, точно покойники, лишённые плоти. Сама их плоть шуршала под ногами, из багрянца и золота обратившись в серый мусор. Листья успели кое где собрать в кучи, но вывезти не успели. Мы едва не прошли мимо одной, когда сержант, кажется его звали Виктор, сказал, что слышит шелест.
   Я приказал проверить источник шума и парочка солдат, нервно целясь в кучу мусора, начала приближаться к цели. В следующий миг груда листьев точно взорвалась изнутри, выпустив наружу чёрное от грязи существо, скалящее зубы и вопящее, подобно сирене. От твари шёл чёрный дым, а её кожа на глазах превращалась в лохмотья. Но она всё же успела добраться до людей и вцепилась одному в горло.
   Нервы моих подчинённых не выдержали. Некоторые и гадость то эту видели в первый раз, поэтому вид полуразложившегося нечто, грызущего горло товарищу вызвал натуральную оторопь у одних и желание поскорее прикончить монстра - у других. Да и я не мог назвать свой опыт по-настоящему боевым: несколько ночных рейдов, когда в свете мощных прожекторов мы вели снайперский огонь по одиноким фигурам, едва ли могли помочь в данной ситуации.
   Приказ то я отдал, но стрельба уже успела начаться. Жертвой, как и следовало ожидать, стала не только тварь, но и подчинённый. Как сказал после медэксперт, в телах обоих он обнаружил по полсотни пуль. И если солдат умер мгновенно, прекратив крик и кулем опустившись в грязь, то тварь, напавшая на него, ещё несколько минут глухо завывала и пыталась ползти вперёд, пока автоматные очереди и солнечный свет окончательно не пригвоздили её к земле
   Пришлось доложить о первых потерях и получить приказ следовать дальше. Остальные кучи не хранили в себе жутких тайн, и мы спокойно разметали их прелое нутро среди деревьев. Настроение подчинённых упало ниже плинтуса, а мне казалось, что физиономия мертвеца, с тремя пулевыми отметинами на лбу, отражает некую укоризну, обращённую к командиру.
   К счастью, участок, выделенный нам под зачистку, оказался не слишком велик. К несчастью, на его территории располагался общественный туалет и офис фирмы по ландшафтному дизайну. Здесь начали попадаться трупы людей, брошенные в грязь, обескровленные и разорванные в клочья. Молодой парень с глубокой раной на груди подавал признаки жизни, но в исполнение полученных рекомендаций, я отдал приказ добить раненого.
   Приказ исполнили, всё же среди подчинённых оказались одни контрактники, но я хорошо расслышал, как меня назвали "обосравшимся мудаком". Похоже, мой авторитет у подчинённых стремительно рос. А впереди уже чернел вход в тот самый сортир, обозначенный теми самыми сакральными буквами и утопленный в земле. Нам предстояло освободить его от новых жителей, если те успели туда заселиться. А они, как пить дать, успели.
   Кто-то из солдат предложил просто залить злосчастное М и Ж напалмом. Предложение казалось здравым и осуществление упиралось лишь в отсутствие огненной смеси. Однако я доложил начальству, получил одобрение за креатив и совет: впредь - просто выполнять приказы, не отвлекаясь на дурацкие идеи.
   Кстати, в качестве сноски, позже такие небольшие здания с большой вероятностью заражения действительно вычищали огнемётчики. Кажется, какой-то полковник даже получил награду и внеочередное звание за инновационный метод. Так, к слову пришлось.
   Я разделил подчинённых на две группы; с одной оставил сержанта, уже бывавшего в переделках, с другой отправился сам. К тому времени мы уже успели поэкспериментировать с источниками освещения и остановились на обычных фонарях, закреплённых в подствольных комплексах.
   Штурм начали одновременно с двух сторон. Сначала запустили "гирлянду" - сцепку светошумовых, а после того, как фейерверк закончился, пошли сами. Внутри к тому времени стоял такой вой - мама не горюй! Охреневшие от подарков твари ломились к выходу, игнорируя выстрелы в упор и удары прикладами по оплывшим физиономиям утопленников.
   И снова, отсутствие опыта. В горячке боя, особенно, когда он так напоминает бойню, не всегда успеваешь заметить, как между воющих существ ползут совсем крошечные, недавно бывшие обычными детьми. Один такой, в считанные мгновения, прогрыз броник и принялся выедать кишки кому-то, из рядовых.
   Вопли. Теперь уже и наши. Кто-то, поскользнувшись, отлетел в угол, а лучи фонарей напоминали дискотеку упоровшихся наркоманов. К счастью, всех монстров-таки нейтрализовали и пострадал лишь боец со вспоротым животом. Мы вынесли его наружу, и я приказал доставить пострадавшего в медчасть. Когда я позже поинтересовался состоянием здоровья раненого, мне расплывчато бросили про: "пошёл на поправку" и посоветовали заниматься живыми.
   А пока я вернулся в темноту и смрад. Мы не знали, стался ли кто в зловонном мраке, поэтому ворочали каждое тело. Гнёзда, в первые месяцы, ещё не выглядели так "культурно", как сейчас, больше напоминая большие кучи вонючего мусора с чёрными норами.
   То, что мы обнаружили в конце помещения с разрушенными кабинками, выглядело именно так. При нашем приближении груда тряпок, пластика и кусков дерева разлетелась и явился Альфа, во всей своей красе. В те времена основатель гнезда напоминал броненосца, из-за массивных кожистых наростов по всему телу. Кстати, эта естественная броня неплохо защищала монстра от пуль, но напрочь лишала маневренности.
   Эта "черепаха" набросилась на нас неожиданно проворно, для такой огромной туши. К счастью тесное помещение всё же позволило нам рассыпаться в разные стороны. Солдаты, повисшие на стенах, выглядели бы даже комично, если бы не напряжённая ситуация. Но даже в столь идиотском положении некоторые умудрялись вести огонь.
   Альфа промчался до стены, врезался в неё, обрушив целый пласт грязной штукатурки и остановился, встряхивая плоской головой. Большую часть этого органа занимала акулья пасть, полная острых зубов. Пока тварь приходила в себя, "обезьянки" спустились вниз и шквальным огнём прижали монстра к земле. Чудовище хрюкнуло и ткнулось окровавленным рылом в зловонную лужу.
   Кто-то из бойцов получил скользящее ранение рикошетом и его отправили наружу. После этого разбросали остатки мусорной кучи и обнаружили ещё одно маленькое существо, в процессе трансформации. Девочка, совсем недавно это была девочка. Теперь же она слепо глядела на нас блеклыми плошками глаз и скалила длинные острые клыки.
   Оставался павильон ландшафтного дизайна. Раненого бойца подлатали, и он даже смог опираться на повреждённую ногу. Естественно, внутрь его брать никто не собирался, поэтому я придал ему напарника и оставил у чёрного входа. Кажется, солдат не очень комплексовал по этому поводу.
   Единственное окно павильона оказалось наглухо завалено мусором, поэтому не возникало сомнений, кто ждёт нас внутри. Оставалось только глухо материться: судя по всему, парк заразили уже давно, а власти начали чесаться только сегодня. Ещё бы; под прикрытием густого тумана монстры вышли за пределы парковой зоны и принялись хватать прохожих.
   Надо сказать, что подобная расхлябанность и невнимание присутствуют и сейчас, пусть и в меньшей дозе. А хвалёная система: "Башня" не всегда способна предупредить трагедию.
   Сержант отёр расцарапанную щёку и переступил сухой куст, некогда изображавший снеговика. Оказывается, именно мой помощник поскользнулся на скользких телах и улетел в угол злосчастного сортира. Мы ещё не привыкли болезненно реагировать на каждую царапину, полученную во время блокировки, поэтому частенько игнорировали даже серьёзные повреждения. Как выяснилось несколько позже, упущенное время не могли вернуть никакие лекарства.
   - Давайте взорвём эту халабуду к чёртовой матери, - сказал один из солдат, протирая забрызганный щиток шлема. Кажется, он цитировал какое-то кино, потому что все засмеялись.
   - Входим, - скомандовал я, ощущая усталость во всех мышцах. Хотелось очутиться где угодно, пусть даже у чёрта на куличках, но только, как можно дальше от чёртового павильона, где неизвестные безжалостно выдрали экзотические насаждения и разрушили подобие каскадного водопада. Сейчас в загаженном водоёме плавали только гнилые листья и плоский труп кошки. В принципе, тоже дизайн, но больше подходящий для фильма ужасов.
   Дверь домика просто прислонили к стене и чем-то прижали изнутри. Стоило приложиться тараном, и тонкая пластиковая пластина хрустнула и подалась. В тёмную щель тотчас выпорхнул знакомый смрад, и кто-то глухо, точно цепной пёс, заворчал. Однако совсем не это заставило всех встрепенуться.
   Тихо захныкал ребёнок, забубнил успокаивающий голос, и кто-то негромко попросил о помощи. Заложники, те, кого захватили сегодняшним утром. Именно это нападение зафиксировали камеры на перекрёстке, после чего и была объявлена тревога. Всё это безобразие окрестили планом: "Парк".
   - Заложники, - предупредил я, меняя обойму автомата, - По возможности, брать живыми. Помните, что на их месте могли оказаться ваши жёны, дети, родители.
   - Я своих во Владик отправил, - пробормотал кто-то за спиной.
   Через полторы недели Владивосток накрыла самая мощная, из волн заражения. Периметр прорвали сразу в нескольких местах. Люди, сумевшие ускользнуть от монстров, гибли под пулемётными очередями блокировщиков. Президент, скрепя сердце, последовал примеру своих американских и французских коллег, отдав приказ выжечь город до основания.
   Но кто мог знать?
   Вновь гирлянды улетели в зловонный мрак, и мы ворвались внутрь, рассекая тьму указками световых лучей. Никого. Вонь усилилась, но никто не пытался свалиться на голову или вцепиться клыками в пах. Это настораживало. Что-то тихо ухнуло и раздался дробный стук, точно в соседней комнате барабанщик третировал установку.
   - Не рассеиваться! - предупредил я, - Особое внимание!
   Опять принялся хныкать ребёнок, но звук странно перемещался, точно рыдал младенец-невидимка. В дальней комнате, как мне показалось, разговаривали два мужчины, причём так спокойно, словно не происходило ничего странного.
   - Дерьмо какое-то! - сказал сержант и тут я был с ним абсолютно согласен.
   - Идём плотной группой, - я передумал делить людей, на что как бы намекали две открытые двери. Возникло ощущение, что нас пытаются заманить в ловушку, - Вперёд!
   Теперь ребёнок плакал не переставая, в перерывах между всхлипываниями, пытаясь звать маму. Один из спокойных собеседников глухо рассмеялся, а кто-то начал протяжно кашлять, словно у него приключился приступ бронхита.
   Помещения павильона оказались абсолютно пустыми, точно их освободили от вещей и тщательно вымели метлой. Срань какая-то! Откуда тогда вонь и кто издаёт все эти звуки? И ни одного чёртового окна...Кто так строит?
   Судя по пройденному расстоянию, мы уже должны были приблизиться к самой дальней комнате. Я заметил, как дрожит оружие в руках у подчинённых. Один солдат тихо выругал долбаный пот. Я думаю! У меня у самого яростно щипало в уголках глаз. А снаружи - плюс три!
   Плач смолк, как отрезало. Затихли голоса и смолкли палочки неведомого барабанщика, исполнив последнюю виртуозную дробь. Наступила окончательная и полная тишина, в которой слышалось только наше дыхание, да треск старых досок под ногами.
   Лучи фонарей упёрлись в закрытую дверь. Первую закрытую дверь, за все время нашего движения по проклятому павильону. Сержант откинул забрало и я вновь увидел его исцарапанную физиономию, блестящую от пота.
   - Лейтенант, - он хрипнул, подавившись и кашлянув, продолжил, - Лейтенант, нет там никаких заложников, мать бы их! Не знаю, как они это делают, но там - засада. Сожжём сраную будку к чёртовой матери!
   И в этот момент ребёнок зарыдал и завизжал, словно его резали заживо.
   Нервы и так были на пределе, а эдакое рыдание способно растопить сердце самого камня. Никто уже не думал о возможной засаде и опасности, грозящей со стороны кровожадных тварей. Один из солдат навалился плечом на дверь и тут же повалился с ней на пол. Ещё один воин ткнул стволом автомата в темноту и световой конус нарисовал на стене тень от чего-то, напоминающего осьминога.
   Плач ребёнка утих, как обрезало и тут же оглушительно врезал барабанщик. Казалось его удары разрывают барабанные перепонки и отдаются на внутренних стенках черепа. Кто-то истошно завопил, и я увидел бледное лицо с закатившимися глазами. В носу что-то лопнуло и по губам прокатилась солёная влага.
   Солдата, лежавшего на двери, рывком втянуло во мрак, а второго, пытавшегося рассеять тьму, вышвырнуло наружу, да с такой силой, что он впечатался в стену. Помогать оказалось некому: остальные, упав на колени, прижимали руки к ушам. Все напрочь позабыли про оружие и неведомую угрозу.
   Один я умудрился остаться на ногах, хоть толчки боли и рвали содержимое головы в клочья, а в глаза заслоняла кроваво-красная пелена. Каждый шаг давался с невероятным трудом, но я всё же сумел стать на границе темноты и опустил руку, нащупывая светошумовую. Пусть яркий свет прогонит мрак и то, что скрывается в его глубинах.
   В то время мы ещё не носили камер наблюдения, поэтому невозможно промотать изображение назад и объяснить, что же я увидел в ничтожную долю мгновения, после взрыва гранаты. В отчёте я указал, что ослеп после вспышки, а зрение восстановилось лишь к вечеру. В стене павильона появилась огромная дыра, куда, судя по всему, ушла тварь, напавшая на нас. Боец, схваченный ею, оказался мёртв. Выпит досуха.
   Но кое-что осталось. Когда я пытаюсь вспомнить тот день, мне кажется, будто перед глазами возникает достаточно отчётливая картинка. Тварь, напоминающая гигантского паука с корпусом человека, сжимает в лапах обмякшее тело бойца. А за спиной уродливой дряни стоит бледная красивая женщина и пристально смотрит на меня. На её плечи наброшен блестящий, точно мокрый, плащ, скрывающий тело до пят.
   И это - всё.
   Звонит телефон. Ватрушка. Вообще-то Варя не любит, когда я её так называю.
   У нас есть уговор: в день сурка - никаких звонков, пока я не вернусь. Но тут сам виноват: задержался.
   - Любимый, всё в порядке? - о, эта приятная хрипотца во взволнованном голосе, - Ты так долго...
   - Всё в порядке, - осталась одна остановка, - Жди. Скоро буду.
  
  
  
   ДОМ. ВАРЯ. СНЫ
  
  
   Кажется, она способна висеть так целую вечность, и я не ощущаю никакой тяжести, прижимая к себе милое "ожерелье". Потом она спрыгивает на пол, целует меня и отступает на пару шагов. Упирает руки в бока и превращается в олицетворение строгой супруги, встречающей нерадивого муженька, после недельного загула.
   - Где тебя носило, засранец? Я вся испереживалась!
   - Нет, не вся, - легко беру её на руки и прохожу в гостиную, - Смотри: сколько ещё непережёванного осталось. Вот, наберусь сил и допережую.
   - Ага, точно, - она юркой рыбкой выскальзывает из объятий и берёт меня за руки, - По тебе заметно. Что, тяжко пришлось?
   Пожимаю плечами. Дело скорее в последствиях сурка, но ощущения да, не из лучших. То кофе, которое я употребил в гостях у Папы, давным-давно отошло в разряд седая древность и поросло быльём. Сейчас на уме всего две вещи: крепкий здоровый сон и...еда. А как вы думаете? Мало того, что перед операцией никто не употребляет ничего, жирнее компота и крепче воздуха, так и ещё и проклятущий стимулятор здорово подстёгивает метаболизм.
   Как бы намекая на это, желудок издаёт длинное протяжное ворчание. С печальным видом хлопаю себя по пуговицам кителя. Варя смеётся:
   - Идём, голодающее. Сегодня буду угощать своего защитника обычным, да необычным. Запах чувствуешь?
   Чувства, после искусственной встряски, работают не лучшим образом, но всё же понимаю, что пахнет борщом. Или это просто воспоминания? Варвара в такие дни всегда готовит вкуснейший борщ и лично лепит настоящую гору пельменей. Вот такой я непритязательный гурман.
   Аппетит разгулялся не на шутку и пока я уничтожаю содержимое тарелки, Варя сидит напротив, подперев щёку ладонью и смотрит на меня так, как только она одна способна смотреть. И лишь убедившись в том, что от голода я уже точно не умру, начинает расспрашивать.
   Все мы, конечно, даём подписку о неразглашении и сумрачный жаб пытается всматриваться в самую душу, пока ты черкаешь автографы на всех бумажках, да ещё и ставишь отпечаток на электронной форме. Нет, я не собираюсь трепаться журналистам или соседям по лестничной клетке о всех операциях, в которых принимал участие, но скрываться ещё и от Ватрушки? Смешно.
   Варя сдержанно реагирует на мой рассказ, но пару раз её гладенький лобик тревожит морщинка. Это когда я угодил в засаду, да во время встречи со странной тварью, ускользнувшей от видеокамер.
   - Такого раньше не было, - констатирует она, - Становится всё хуже. Не думал сменить подразделение? Федька как-то упоминал, что тебя приглашали к безопасникам. Там, вроде, не так тревожно, да и зарплата, я слышала, повыше будет.
   - К жабам? - я отодвигаю пустую тарелку и сдержанно ухмыляюсь, - Вареник ты мой милый, ты же знаешь: я эту братию на дух не переношу. Переквалифицироваться из хищника в паразиты...Меня же мои тараканы в голове засмеют.
   - Да, они у тебя такие юмористы, - Варвара говорит сухо, как обычно, когда я сней не соглашаюсь, - Интересно, а что скажут твои тараканы, когда тебе отгрызут ногу или руку? Посмеются?
   Её слова напоминают про ноющую конечность, и я растираю предплечье, стараясь это делать незаметно, пока Варя ставит на стол миску с парящими пельменями и острую, собственного приготовления, аджику.
   - Чёрт с ними, с тараканами, - беру вилку, - Расскажи лучше: ты уже подобрала место, куда двинем? Там у тебя, кажется, были непонятки.
   Она вновь садится напротив и тяжело вздыхает. Как-то Ватрушка заявила, дескать разговоры со мной напоминают её беседы с маленьким ребёнком, который предпочитает гнуть свою линию, игнорируя советы взрослых людей. Ну а сейчас то что? Не думает же она, что я реально брошу своих и переметнусь к жабам? Сейчас, только штаны подтяну!
   К самому финалу обеда сон, притаившийся было где-то за холодильником, вновь показывает свою помятую физиономию. В этот момент притяжение, особенно то, что касается спальни и кровати, становится воистину непреодолимой силой. Варя хохочет, помогая снимать одежду и сообщает, что язык у меня плетётся, прямо, как на свадьбе Федьки и Людмилы.
   Да, тогда мы хорошо врезали. "По-мужски", как сказал Егор, повисший на плече раскрасневшейся Нади. Молодожён всё рвался устроить всамделишный салют, а него жалкое подобие, хлопающее во дворе ресторана. Розовая от счастья Людмила удерживала непоседливого жениха и временами становилось понятно, что она всё же не на втором, а скорее - на шестом или седьмом месяце. Так и вышло: девочка родилась через три месяца после свадьбы. Варя всё подкалывала роженицу, дескать вот какие иногда бывают недоношенные дети.
   - Что ты там бормочешь, герой-воитель? - интересуется Ватрушка и ложится рядом, - Колыбельную спеть?
   Кажется, я собираюсь отпустить некую шутку, но не успеваю: стоит щеке коснуться подушки и сон, до этого нарезавший круги у кровати, точно голодная акула, набрасывается и пожирает без остатка.
   Чёртов сурок, помимо всего прочего, имеет ещё один неприятный эффект: взбудораженная нервная система заставляет видеть кошмары, от которых способен описаться любой режиссёр фильмов ужасов. Обычно это незапоминающаяся мешанина образов, в глубине которой таится смутный ужас и агрессия.
   Но не сегодня.
   Образы предельно чёткие, словно я действительно угодил в один из этих идиотских фильмов, с эффектом присутствия. Вареник как-то затянула на один, про монтажника питерских мостов. На руке у меня тогда остались синие полосы от пальцев, а в кино мы стали ходить только на мелодрамы.
   Должно быть всё слилось воедино: операция, действие СУРа и воспоминания по дороге домой. Я вновь иду по комнатам чёртового павильона ландшафтного дизайна и луч фонаря рассекает серый сумрак в напрасной попытке отыскать врага. Однако теперь я - совершенно один, отчего кажется, будто сам воздух пропитан ужасом и безысходностью.
   То ли кажется, то ли действительно, чей-то бесплотный голос читает некую нудную лекцию. Пытаюсь понять, о чём идёт речь, однако внутреннее напряжение препятствует и все фразы кажутся бессмысленным набором слов.
   Поворот, ещё один. Здание, как это бывает в сновидениях (а я чётко осознаю, что сплю), превращается в жуткий лабиринт повторяющихся комнат. Начинает навзрыд плакать ребёнок, а на монотонный бубнёж полоумного лектора накладывается тихий женский голос. Очень похоже на песню. Возможно - колыбельную
   Паника в сновидении не уступает реальной, а то и превосходит её. Нет возможности сконцентрироваться, взять себя в руки или хотя бы убежать прочь. Неведомый автор или режиссёр строго прописал тебе движение к следующему повороту, за которым окажется...
   Та самая дверь.
   Прямоугольник сияет, точно его выделяют лучи, а за светящимся периметром стоит непроглядная тьма. Похоже на бездну океана, со всеми его зловещими тайнами и давлением вод, смертельным для беззащитного человека. Луч подствольного фонаря скользит по поверхности мрака и мне чудится скрежет, с которым темнота отвергает сияющее пятно.
   Теперь все звуки объединяются воедино: непонятная лекция, протяжный детский плач, колыбельная женщины. И вот к ним добавляется мерное постукивание барабанных палочек. Если бы существовал джаз-банд преисподней, он бы звучал именно так.
   Мне очень не хочется нырять в пучины равнодушного мрака, но роль в сценарии прописана достаточно подробно и от неё невозможно отступить. Поэтому ноги сами делают оставшиеся шаги.
   Хлоп. И я там.
   Здесь нет ничего страшного. И ничего, напоминающего реальные события. Небольшая комната больше всего напоминает детскую. Чем, не знаю. Возможно манежем, именно таким, какой я собирался купить, если бы у нас, с Варей, появился ребёнок. Над детским ложем медленно вращается мерцающая карусель из бабочек и птичек. Однако манеж пуст.
   Сам ребёнок тихо хнычет на руках женщины, сидящей в кресле-качалке у окна. Тело незнакомки скрывает чёрный блестящий плащ, с капюшоном, опущенным на лицо. Тем не менее я точно знаю: передо мной - женщина. Она баюкает младенца и поёт ему ту самую, слышанную ранее, колыбельную. Меня непреодолимо тянет к окну, поэтому я опускаю оружие и делаю несколько неуверенных шагов.
   Боковым зрением отмечаю огромную паутину в углу, справ. Что-то исполинское, совсем не похожее на паука, выбирается из недр спутанных нитей наружу, однако я не решаюсь посмотреть на странную тварь.
   Когда до кресла-качалки остаётся всего ничего, женщина прекращает петь, а дитя умолкает.
   - Я так давно тебя жду, - звук глубокого хриплого голоса заполняет комнату, - Дай хоть взглянуть...
   Капюшон складками сползает вниз, открывая бледное женское лицо, прекрасное и ужасное, одновременно.
   Тяжело дыша подскакиваю на кровати и смотрю в проём двери, мерцающий бледно-синим. Нет, нет, это - всего лишь спальня, за дверью которой - только коридор. Где-то далеко слышится звон посуды и голос Вари, напевающей песенку. Вот ведь дьявольщина! Прежде такого никогда не было. Нужно проконсультироваться у нашего костоправа. Впрочем, этот может и зарубить, а мне позарез нужно участие в ещё одной операции.
   Пустыни взмокли, от пота. Ни хрена себе меня вштырило! Криво ухмыляясь и позёвывая, шлёпаю босыми ступнями по паркету. Очевидно я ещё не проснулся окончательно, потому как ощущение - словно шагаю по подушкам.
   Ватрушка так увлеклась готовкой и песней, что не слышит, когда я открываю дверь и вхожу на кухню. На любимой - тёмный халат с золотистыми драконами, скрывающий великолепное тело, а на голове - платок. Похоже, Вареник опять решила удивить меня изменившимся цветом волос. Ладно. Сейчас подкрадёмся и...
   Внезапно Варвара оборачивается и платок отлетает прочь, позволяя толстым змеям иссиня-чёрных кос, рассыпаться по плечам. Но передо мной - не Варя, а та самая женщина из сна. Огромные, светящиеся алым, глаза пронзительно смотрят на меня. Женщина хватает меня за руку и с силой тянет к себе.
   - Приди!
   Вновь вскакиваю на кровати, тупо рассматривая тихо сопящую Варю. Судя по темноте за окном и светящимся стрелкам на цифре два, стоит глубокая ночь. Да твою же мать! Что за срань? Нет, я что-то читал о сне, внутри сна, но это вроде бы относилось к ведомству психиатрии. Очаровательно! Наш мозгоправ сделает быструю карьеру, а я гарантированно отправлюсь в отставку. Или в дурку. Благо, прецеденты имелись.
   Нет, нужно срочно переговорить с Настей. Пусть пропишет какой-нибудь валерьянки.
   Перебираюсь через Ватрушку и топаю на кухню. Сушит так, словно вчера отмечал День Армии. Может сурок в этот раз оказался протухшим?
   Пока пью воду, ощущаю боль в предплечье, за которое хватала женщина из сна. Соображаю, что там - синяк, оставшийся после операции. Угу, красивый такой, разноцветный.
   Допиваю воду, глухо матерюсь и возвращаюсь в спальню. Там обнимаю недовольно бормочущую Ватрушку и засыпаю.
   Кто-то с разбегу прыгает на кровать и я, ещё не продрав глаза, хватаю это тёплое, пахнущее чем-то восточным и приятно прижимающееся своими округлостями.
   - Дурак! - кричит Вареник, но не сопротивляется, когда я целую её накрашенные губы, - А если бы я не успела поставить чашку?
   - Ну, было бы кофе в постель, - резюмирую я и ставлю человечка рядом с кроватью, - Давай сюда, буду пробуждаться для важных дел.
   Мне подвигают столик, где исходят ароматным паром две крохотные чашки и пахнут корицей коричневые булочки, ещё горячие, после выпечки. Пока первая порция кофе медленно усваивается организмом, Ватрушка достаёт из кармана джинсов мой смартфон и хлопает им по своей ладони. На алых губах блуждает загадочная улыбка.
   - Ты чего это с моей машинерией таскаешься? - интересуюсь я, поставив опустевший сосуд на столик и вгрызаясь в горячую булку, - Ух и сладючая, прямо, как ты.
   - Так там премиальные пришли, - Вареник пытается казаться виноватой, но получается очень плохо, - Прости, я не удержалась, заглянула.
   - Ну и? - честно говоря, мне не так уж и интересно. В любом случае, следующая операция, плюс отпускные, позволят выполнить любые запросы моего ненасытного чудища.
   Продолжая заговорщически улыбаться, Варя наклоняется и шепчет сумму мне прямо в ухо. Ого! В два раза больше, чем прошлый раз. С чего это руководство расщедрилось?
   - Ну, скажи! Скажи! - Ватрушка толкает меня кулаком в бок, - Лёнька, давай же, говори!
   Я отлично понимаю, чего от меня добиваются, поэтому очень неторопливо допиваю кофе, забрасываю в рот уцелевшую выпечку и тщательно пережёвываю. Варя пытается щипать меня, но её пальцы соскальзывают.
   -А - а, - зеваю я и удивлённо гляжу на любимую, - Ты ещё здесь? Я думал, ты уже собралась. По магазинам же идём.
   Сначала оглушают визгом взбесившейся сирены, потом быстро целуют в обе щеки, нос, губы, лоб и даже уши. Всё, голова идёт кругом, а последняя булочка вращается внутри так, словно это её только что расцеловали.
   Меня прут в самый центр, куда обычно и трактором не затянешь. Почему-то не люблю эти большие скопления праздных людей, невесть откуда взявшихся посреди буднего дня. А машин столько, что место для парковки ищем битый час. Наконец удаётся приткнуться в каком-то, из переулков, недалеко от Визави. Когда мы прямиком направляемся к этим чёртовым бутикам, начинаю подозревать навигатор в сговоре с Варварой. Может она ему корпус каким-то особым лаком вскрывает?
   К счастью во сей этой суетливой ерунде имеется вполне приличная кафешка, где можно спокойно пить кофе, листать новости, время от времени отвлекаясь на видеовызовы. Ну, когда Вареник желает продемонстрировать нечто, особо сногсшибательное. При этом крайне необходимо следить за нюансами гримас светящейся физиономии, иначе рискуешь получить надутые губы и сетования на то, что она мне безразлична.
   Однако, даже надутые губы куда лучше, чем вести основной ветки. Ясное дело, всей правды никто не скажет, её я могу узнать и на работе, но даже то, что есть...Охо-хо! Нас медленно, но уверенно сдвигают в пределы пятидесяти крупных городов, а небольшие посёлки, особенно находящиеся за границами патрульных зон, превращаются в территорию неконтролируемого хаоса.
   "Удалось отбить атаку на цитадель нефтяных вышек". Ура! А раньше на них вообще никто не покушался. Папа уже успел порадовать, что там появился неизвестный штамм, которые воздействует на всё живое. Прорвавшие периметр цитадели, прежде были обычными медведями.
   - Как я тебе, серая некультурная личность? - о, Ватрушка добралась до нижнего белья! Это я заценю.
   - Ну, ничего себе так, - бормочу, прикрывая губы чашечкой кофе, - Целлюлит закрывает и ладно.
   - Я тебя загрызу!
   - Будешь грызть - надень это, - я опускаю сосуд и улыбаюсь, - Глядишь, ещё чем займёмся. Ватрушка, ты выглядишь просто сногсшибательно. Упал бы, но сижу.
   - Значит берём! - она отключается.
   Проклятье! Это она отключилась или погас свет у меня в глазах? В затылок точно бухает приклад, и я на несколько секунд теряю сознание. Прихожу в себя с головой, лежащей на столике. Поднимаю и встречаюсь с удивлённым взглядом девушки-официанта. Воздух вокруг продолжает мерно пульсировать, переливаясь каким-то нездоровым алым оттенком.
   - С вами всё в порядке? - взволнованно интересуется девушка и прижимает крохотные ладошки к синей ткани фирменного комбинезона, - Может вызвать помощь? У нас в центре есть отличный доктор...
   - Нет нужды, - я мотаю неподъёмной головой и смотрю на часы: "Тринадцать сорок три". - Всё в порядке, спасибо.
   Чёрт, совсем забыл!
   Набираю Вареника и пережидаю весёленькую песенку какого-то пискли. В висках, аккомпанируя задорному ритму, перестукиваются озорные лесорубы. Наконец экран показывает слегка недовольную физиономию Вари. На заднем плане маячат два озабоченных консультанта с явными признаками панической паранойи. Да, моя милая кого угодно достанет.
   - Радость моя, - я поднимаюсь, ощущая себя настоящим колоссом на глиняных подпорках, - Мну тут в управу нужно смотаться. Часа на полтора, не больше.
   Какую интересную гамму чувств может одновременно отразить симпатичная женская мордашка. Тут тебе и недовольство, и озабоченность, и тревога и даже подозрение. И это - только снаружи! Представляю, какой ураган притаился внутри.
   - Что-то случилось? - глаза на несколько мгновений превращаются в два рентгена, из тех, что на геостационарной, - Тебя же обычно пару дней совсем не трогают. Совсем озверели?
   - Варенька, - вкрадчиво говорю, зная, что именно такое обращение настраивает её на серьёзный лад. Или - оргазм, что в принципе - одно и то же, - Я же не каким-то менеджером работаю, сама знаешь: где и кем. Неужели я ещё тебе должен что-то объяснять?
   - Ну, ты же должен понимать, что тогда меня некому станет останавливать?
   Ага, как будто моё присутствие на что-то влияет!
   - Печально, - отвечаю я, - Ну что же, передай привет премии, поцелуй её, попрощайся за меня. Скажи: я буду скучать. Ах да, не забудь купить мне носки.
   Вареник принимается недовольно бубнить, но я уже совсем на другой волне. Делаю несколько глубоких вдохов, окончательно очищая голову и окружающий мир от малейших признаков неприятного тумана, после чего направляюсь к машине. Остаётся надеяться, что подорванный организм позволит доехать до медцентра без приключений.
   Я ещё помню, как участвовал в инциденте с капитаном Кизиловой, когда та отключилась за рулём своей Тойоты и протаранила витрину табачной лавки. Каким образом Елизавета смогла скрывать инфицирование на протяжении пяти дней - никто так и не узнал. Однако процесс успел зайти слишком далеко, так что не помогли и лошадиные дозы мощнейшего антивирусника, практически заменившего кровь капитана.
   Когда мы прибыли на место аварии, в воздухе плавал странный аромат, состоящий из пряной составляющей - табака; кислой - разлитого топлива и сладковатой - крови Лизы. Сама капитан уже мало походила на человека: удар, отключивший сознание, подстегнул мутацию. Кизилову отвезли в лабораторию, попытались лечить, но потерпели сокрушительно фиаско. Всё оформили, как гибель во время боевой операции, но вопросы остались. В первую очередь: куда делись все записи с последнего дня сурка, и кто вообще пропустил несчастного капитана.
   Настя несколько рассеянно выслушивает мои жалобы, но симптомы приступа просит повторить прямо в объектив камеры. Всё это время Анастасия работает с крохотной центрифугой, издающей тонкое попискивание и протяжное жужжание. Иногда Михадьчук вынимает из вертящейся штуковины маленькие закрытые ампулы и кладёт их в углубления на столике микроскопа. Потом сравнивает изображения на мониторе с другими, из памяти компьютера. Кажется, до меня ей и дела нет.
   Спустя двадцать минут мне читают короткую лекцию о том, что заболевание подразумевает постельный режим с кратковременным посещением врача, а не длительным шатанием по магазинам. Потом распечатывают длиннющий список продуктов, с которым можно ознакомиться, но никогда не использовать в качестве меню. Ого, на сколько моих любимых вещей доктор в одночасье наложила запретные санкции! Как ни странно, но перечень не содержит ничего спиртосодержащего. На прямой вопрос Настя пожимает плечами, говорит, дескать всё хорошо в меру и просит закатать рукав. Стало быть, пришло время для экзекуции.
   Мне вновь дырявят кожу, но в этот раз - обычным шприцом и внутривенно. Странное ощущение: будто огненные муравьи торопливо разбегаются по всему телу.
   - Держи, - Анастасия протягивает ламинированную карточку с логотипом медцентра спецоперций и телефонами операторов, - Это всё - мои номера. Отвечать буду только я, так что можешь набирать в любое время дня и ночи.
   - Обещаешь? - игриво интересуюсь, застёгивая рубашку.
   - Лёня, иди уже, - медик кажется раздражённой, - У тебя - молодая жена и всё такое... До завтра.
   Ну что же не стану вынуждать повторяться, хоть у меня и имеется пара заготовок в разговоре на тему: "А помнишь..." Не то, чтобы я хотел возобновить наши былые отношения, просто...Чёрт побери, зачем от самого то себя скрывать? В глубине сердца ещё остался свет былого, как это любят называть героини фильмов Казанцевой. Просто за эти годы я очень соскучился по Насте. А вот она, судя по всему, нисколько.
   Кстати, о Казанцевой. Как говорится: помяни чёрта. Вареник, в полной боевой готовности дожидается меня. При этом она находится в плотном окружении пакетиков, пакетов и настоящих пакетных монстров. Всё это торопливо бежит в сторону нашего авто и трусливо прячется в салоне. После этого Ватрушка трётся щекой о плечо, называет наидобрейшим и наищедрейшим, из всех капитанов на свете и предлагает сходить в кино. Естественно, на Казанцеву. Очередная мура под тоскливым наименованием: "Увядшие букеты". Господь, дай мне силы вытерпеть ещё и это! Прошлый раз милосердный Бог ниспослал мне глубокий и крепкий сон.
   В этот раз всевышний, очевидно, гневается и я полностью вкушаю все муки ада, начиная от мозголомного сюжета, про преданную и нашедшую счастье домохозяйку и заканчивая всей невыносимой гаммой цветочных ароматов. Как говорил кто-то, для полноты ощущений не хватает только тактильных ощущений. Ладно бы это была порнуха...
   Ко всему прочему, сегодня я обращаю внимание на звуки во время сеанса. Кажется, госпожа-режиссёр обожает баловаться со сверхнизкими во время ударных моментов. Скорее всего, именно это Варя называет тяжестью внизу живота, от которой ей хочется плакать. У меня же просто всё вибрирует, как во время тренировок на центрифуге. Странно, раньше никогда не обращал внимание. Когда пытаюсь после сеанса рассказать об этом Варенику, она называет меня бесчувственным бревном и тянет в ресторан. Ладно, благо время позднее и готовить дома уже никто не собирается.
   Идём в Трансильванию. Когда первая волна эпидемии схлынула и на улицах города удалось навести порядок, кто-то, из местных бизнесменов, решил поднять немного денег на конъюнктуре рынка. Поначалу это вызвало настоящее бешенство, особенно у людей, переживших потери в семье. Били стёкла, жаловались в мэрию и даже писали письма президенту. Толку то? Формально эпидемия не имела ничего общего с вампирами, посему упоминание известных кровососов, никак не должно было задевать чувств потерпевших. А народ потянулся. Всё больше и больше, пока Трансва не стал самым популярным рестораном в городе.
   Да и то; стильно заведение. Швейцары в ливреях, напоминающих алые плащи, распахивают красные двери в форме крышек гробов и пропускают нас внутрь. Хорошо, я успел оставить заявку, поэтому нас встречают. Ведут между столиками, освещёнными высокими свечами в самый угол. Здесь, под огромным факелом и черепом, похожим на человеческий, Вареник довольно плюхается на диванчик. Её мордашка расплывается в счастливой улыбке.
   - Давно мы тут не были!
   Ещё бы! Я же не в Газпроме работаю, чтобы в Трансву каждый день ходить. И так мы явно вываливаемся из полученной суммы и плавно переходим в раздел средств, оставленных на отпуск. Да и ладно: один раз живём. Пусть Ватрушка порадуется.
   Нам приносят меню, но ещё до этого Варя успевает радостно сообщить, что в этот раз она обязательно возьмёт те красные шарики и ещё синюю светящуюся фигню, тихо попискивающую во рту. Хм, а я, пожалуй, остановлюсь на мясе, тут его готовят вне конкуренции. Сегодня только внесу одну коррективу - заменю поджаренное до хруста, на бифштекс с кровью. Фёдор очень хвалил прошлый раз.
   И действительно: так значительно вкуснее. Отрезая кусок за куском, наблюдаю, как Вареник гоняется по тарелке за последним светящимся шариком, напоминающим сумасшедшую медузу. Поимку беглеца отмечаем звоном бокалов и глотком терпкого, чуть сладковатого, вина. Жидкость золотится в свете факела, и я некоторое время рассматриваю вино на свет. Кажется, мир, видимый сквозь напиток, превращается в иную реальность.
   Помещение ресторана заполнилось алой жидкостью, точно мы опустились на самое дно океана. Состоящего из...крови? Чёрт, почему именно это слово пришло на ум? Видимо вспомнилась капля, дрожащая на конце иглы шприца в руке Насти.
   Передвигаю бокал и гляжу на Варвару.
   Вот только вместо неё на диване, напротив, сидит давешняя жуткая брюнетка из ночного кошмара.
   Едва не роняю фужер и спешно поставив его на стол, тщательно тру глаза. Всё понятно, когда ты спишь, но сейчас!
   - С тобой всё в порядке?
   Голос вареника доносится с противоположной стороны Вселенной. Ещё и свист в ушах. Анастасия предупреждала, что могут проявиться побочные синдромы, однако эти уж очень напоминают галлюцинации, почти неотличимые от реальности. Варя повторяет вопрос, а я чувствую, как прихожу в норму. Свист прекращается, а напротив, как и прежде, сидит самая лучшая женщина в мире.
   - Да, да, - я качаю головой и делаю попытку улыбнуться, - Такое ощущение, будто задремал прямо за столом.
   - Угу, - Ватрушка кивает и напряжение на её мордашке исчезает, - Глянь, какую мне мороженку принесли
   Вечером мы занимаемся любовью, а потом пьём вино, сидя на балконе и глядя на звёзды. Вареник совсем захмелела и прильнув к плечу, рассказывает, как в детстве хотела стать космонавтом и полететь на одну, из звёздочек. Там она собиралась найти единорога и привезти его родителям в подарок.
   - Интересно, - она кладёт подбородок на сгиб моего локтя, - А единороги действительно есть?
   - Это - очень серьёзный вопрос, - я обнимаю её, - Учёные всей планеты трудятся над его разгадкой уже несколько столетий. Кажется, скоро эта загадка окажется раскрыта.
   - Ты - дурак! - императивно заявляет Вареник и тянет меня за руки, - Пошли!
   Мы опять занимаемся любовью, и в этот раз совершенно измочаленная Варвара засыпает. Сразу после того, как успевает, довольно больно укусить меня за предплечье. Некоторое время смотрю на сопящий вздёрнутый носик, а потом тоже отключаюсь.
   Среди ночи у Вари вновь приключается приступ желания и растормошив меня, она в полном мраке садится сверху. Движения женщины быстрые и резкие, а руки кажутся непривычно сильными.
   Сон ещё не успел полностью покинуть голову, поэтому всё происходящее видится, точно сквозь розовую дымку. Потолок, по которому мечутся сполохи от фар проезжающих машин; бледный отсвет луны на стене и тёмный силуэт с распущенными длинными волосами, решительно опускающий бёдра. Мы очень редко занимаемся любовью, именно так; без подготовки, прелюдий и прочих мелких радостей, но в этом тоже имеется определённый шарм.
   Продолжая пребывать в полусонном блаженстве, кладу ладони на обнажённые бёдра, ощущая движение сильных мышц. Какая у Вари холодная кожа! Но это сознание отмечает как-бы мимоходом, фиксируя лишь вспышки удовольствия и тяжёлое дыхание партнёрши. Внезапно я слышу глухое подвывание и это в миг прогоняет остатки розового тумана: никогда прежде не слышал, что Варя издавала подобные звуки! Что-то случилось?
   В этот миг очередной луч света проходит очень низко, озаряя лицо партнёрши. Это - та самая женщина, которая снилась накануне, а после привиделась в ресторане. Глаза незнакомки вспыхивают оранжевым и склонившись, она впивается холодными упругими губами в мои. Поцелуй внезапно превращается в болезненный укус и вскрикнув от боли, я отталкиваю женщину прочь.
   И просыпаюсь...
   - Ты чего? Вареник стоит на пороге спальни и в свете, падающем из коридора, я вижу выражение недоумения на сонной мордашке. Тупо гляжу на неё, пытаясь сообразить, что происходит и куда Варя могла ходить в ночной рубашке.
   - Сон приснился, - тру глаза, - А ты чего?
   Ватрушка хихикает и садится на кровать.
   - В туалет ходила, Отелло ты мой. Доказательства предъявить?
   Не удержавшись, хихикаю, ощущая некий дискомфорт. Мотаю головой из стороны в сторону.
   - Ну, слава Богу. Потом пошла воды попить, слышу, а ты тут кроватью скрипишь, да подвиваешь. Что снилось то?
   - Ерунда какая-то, - почему-то не хочется пересказывать любимой этот странный сон, - Ладно, давай спать.
   Уже после того, как вся иллюминация погашена и Вареник принимается похрапывать на моей груди, я наконец понимаю, в чём заключается ощущаемый дискомфорт.
   Нижняя губа прокушена в двух местах и сочится кровью.
  
  
  
  
   УПРАВЛЕНИЕ. ПАПА. НАСТЯ
  
  
  
   Ватрушка называет меня предателем и изменщиком. Однако, работа - есть работа и если Папа присылает персональное приглашение (демонстрирую Варе экран, на котором шеф лихо отплясывает лезгинку с текстом извещения в зубах. Картинку, в своё время, запилил Егор, за что был жестоко выпорот и поставлен в угол), значит дело того стоит.
   Тем не менее, нам никто особо не мешает, поэтому неторопливо завтракаем, сидя на балконе и созерцая городской пейзаж. Варя пересказывает некую историю о несчастной любви, а я стесняюсь спросить, о чём идёт речь: об очередном "плакательном" сериале или о какой-то, из её подруг, напрочь одуревших от безделья. Да и то, у одной супруг - дальнобойщик бронекаравана, а у второй - оператор боевого дрона. Оба пропадают неделями и приносят благоверным большие тысячи.
   Впрочем, все эти сюжетные перипетии мне до лампочки, и я просто наслаждаюсь утренним воздухом, чашкой горячего кофе и журчанием Вариного голоса. Всё это, в совокупности, успокаивает нервы почище вдумчивого психоанализа и точечного массажа. К этим вещам нас постоянно склоняет Папа, тщательно следящий за психическим состоянием своих людей. Сам он, впрочем, пренебрегает собственными рекомендациями, отчего часто срывается на крик и грозится размазать всех по стене.
   - А сам то, как думаешь? - вопрос Ватрушки врывается в мой медитативный мир, не нарушая, впрочем, царящее там равновесие.
   - Абсолютно с тобой согласен.
   Вареник, в замешательстве, хмурит брови, а потом её мордашка светлеет, приобретает черты классической злодейки и Варя понимающе кивает.
   - Короче, ты не слышал ни единого слова?
   - Ага, - я ставлю пустую чашку и тяну Варю к себе, - Прости, дорогая, ты так забавно бормотала, даже вслушиваться не хотелось.
   - Ах ты гад! Я ему тут распинаюсь, войны с мирами описываю, а он бормотание слушает! Ну ладно, будешь ты в следующий раз про работу рассказывать - ни словечка не выслушаю.
   - Вот и хорошо, - я целую розовую щёчку, - Сама знаешь, работа у нас секретная, мы подписку о неразглашении даём, поэтому сделай мне скромное одолжение - погладь рубашку.
   Ватрушка несколько раз стукает меня пустой чашкой по лбу и удаляется с торжествующим видом победителя.
   Тщательно проверив внешний вид перед зеркалом (Папа ненавидит, когда к нему приходят небрежно одетые подчинённые), целую Вареника в щёчку, делаю короткий заказ на вечер и выдвигаюсь. Солнце на улице пылает так, что больно глазам, поэтому надеваю очки, которые сунула Ватрушка перед выходом. Она говорит, что в них я похож на адмирала из какого-то фильма. Надя же вечно фырчит и называет тонтон макутом. Кажется, так называли полицейских на Гаити.
   Пока я сажусь и завожу авто, пара соседок отрывается от палисадника и принимается рассматривать мою машину. Потом отворачиваются и начинается оперативная сводка. Апогея она достигнет ближе к вечеру, когда длинная лавка перед подъездом заполнится до отказа и информация хлынет полноводной рекой. Давно хотел съехать из этого муравейника в частный сектор, но Вареник упёрлась; сказала, дескать привыкла к многоквартирным домам. Ладно, отгуляем отпуск, попробую уговорить ещё раз. Скачаю фотки Папиной обители, пусть полюбуется на бассейн, японский садик и насыпную горку у ограды.
   Уже почти трогаюсь, когда телефон извещает о том, что звонит номер из тайного списка. Ха, да это же - девица, так лихо ломанувшая защиту моей машинки! Время ещё не давит, поэтому включаю приём и наблюдаю на экране симпатичную мордашку. Обладательница оной смотрит на мой прикид и заметно офигевает. По крайней мере, глаза у неё становятся большие-пребольшие.
   - Охренеть!
   - И тебе: доброе утро. - откликаюсь я. - Чем обязан, милое видение? Желаешь извиниться за вторжение в частную жизнь?
   Как же! Видение, очевидно, имело намерение подшутить над бравым капитаном и лишь его вил, при всём параде, несколько сбил с толку. Слышу оживлённое шушуканье за кадром и различаю пару советов. Вот чертовки!
   - А как зовут такого красавца?
   - Как записано в его учётной записи, так ловко взломанной неведомой почитательницей. Как, кстати зовут её, напомни?
   - Кароль...Каролина, - она вновь теряется и начинает пунцоветь. Ей это очень идёт, - Леонид, значит? Красивое имя.
   - Взаимно. Так чем обязан? Дама попала в беду и нуждается в срочных действиях российской армии?
   - Э-эм...А Леонид не желает более тесного знакомства? - за кадром - настоящий шабаш юных ведьмочек, с хохотом и падениями на мягкие поверхности, - Тихо! Так как?
   - То есть мою новую знакомую не смущает статус: "женат"? - я тоже улыбаюсь, а уши Кароль становятся огненно-красными, - Решила подшутить над стариком? Поманить молодым телом? Неужели я так похож на сатира под прикрытием?
   - Ну да, - она машет рукой, - Нет, не про сатира, про шутку. Но не только. Короче, Леонид, вы мне очень понравились и если вдруг... Ну, если в семье не то...Короче!
   И девица, с видом заправской индианки, обрывает связь, оставив меня хохотать в одиночестве. Что это было, Холмс?
   Эк мне сегодня все настроение поднимают. Лишь бы Папа не испортил.
   Папа не портит. Папа пребывает в задумчиво кофейном настроении, приправленным толикой благодушия и ароматизированным буддистским спокойствием. Он сидит за столом и лениво рассуждает о будущих отпускниках, которым до отдыха осталось всего ничего, а то и меньше. Пространной лекции внимают пять пустых чашек из-под кофе, одна полная, ну и я, не совсем понимающий, к чему всё это.
   От обсуждения отпуска разговор плавно съезжает к средствам, необходимым молодому капитану, который едет на юг в сопровождении ещё более молодой супруги. И чем больше будет этих самых средств у означенного капитана, тем лучше для него и его очень молодой жены.
   Так, становится интересно. С этого момента подробнее, пожалуйста.
   Впрочем, Папа не долго ходит вокруг, подобно коту из поэмы. Он размеренно добивает порцию кофе и рассказывает о неприятной, но необходимой процедуре прослушивания ежеквартального отчёта исследователей управления. Обычно подобные мероприятия посещает руководитель группы, за что ему полагается дополнительная копеечка.
   - Не очень большая, - глубокомысленно цедит Папа, гадая на кофейной гуще, - но - чувствительная. Особенно, в качестве прибавки к отпускным.
   Фёдор сегодня занят. Кумовья повезли сына в какой-то диагностический центр, поэтому принято решение послать другого кандидата. Впрочем, и Папа прищурившись смотрит на меня, возможно всё дело в грядущем повышении. И это, так сказать, одна из многочисленных тестовых проверок на профпригодность. Видимо, на усидчивость.
   Перспектива двухчасовой лапши на уши, естественно, не радует, да и в командиры я совсем не рвусь. Но, раз уж приехал, да и к Насте один чёрт придётся заходить. Ну и плюс прибавка к зарплате.
   Прочитав всё это по моему лицу Папа довольно кивает и приказывает топать в актовый зал, не забыв отметиться в журнале присутствия. До означенных лекций остаётся чуть более пяти минут.
   Напрягаться не приходится. Как и толкаться в огромной очереди у дверей актового зала. Пока секретарь фиксирует отпечаток моего пальца на мерцающем экране, остаётся вполне достаточно времени, чтобы окинуть зал взглядом, оценив "наплыв" посетителей. Три-четыре десятка, не больше. В основном - из научного блока. Тем - только позволь, сразу найдут повод отлынивать от работы. Ну, и с десяток незнакомых офицеров в возрасте, при параде. Должно быть, министерские. Поневоле ощущаешь себя белой вороной. Остаётся посочувствовать Фёдору, которому приходится регулярно посещать подобные праздники жизни.
   На спинке кресла высвечиваются темы лекций. О, а второй будет выступать некая А. Михальчук. И расскажет нам Настя о попытках идентифицировать источник эпидемии. Хоть бы не уснуть до того момента, когда её мордашка сменит усатую физиономию краснощёкого пыхтящего мужика.
   Впрочем, всё оказалось не так уж и плохо. Я даже почерпнул кое-что интересное, вслушиваясь в неожиданно красивый баритон докладчика. Темой его повествования оказалась система защитных башен. Её происхождение, достоинства и недостатки. Судя по всему, усатый рассказчик собирался просить денег на модернизацию. И видимо, у тех самых министерских офицеров, которые под конец доклада принялись активно задавать вопросы, в основном - именно в финансовой сфере.
   Зато я узнал, как шла борьба между сторонниками проекта "Стена", он же - "Китай", которые намеревались спрятать население городов под землю и теми, кто настаивал, дескать башни контроля способны отследить и предупредить любую опасность. Оба варианта казались одинаково дорогостоящими и ненадёжными, но конец прениям положил инцидент в Хельсинки, жители которого спрятались-таки в своих комфортабельных норах. Инфицированным удалось проникнуть под землю и через неделю город превратился в огромное гнездовье. Его чуть позже выжгли напалмом, не став разбираться, остались там нормальные или нет.
   Суть предложений докладчика сводится к оснащению каждой башни ракетной установкой, автоматически реагирующей на любую угрозу. Проблема заключается в том, что во время испытаний автомат один раз поразил гражданский объект, спутав его с врагом. Точная идентификация требует дополнительных вложений, а хомяки из министерства упираются, как могут.
   В конце концов спорщики решают, что финансовые и организационные вопросы можно и должно решать в другой обстановке. На этом первая часть мероприятия заканчивается. Поскольку никто расходиться не собирается, я тоже сижу ровно на жопе и ожидаю добавки.
   Добавка более аппетитная, чем усатый сторонник ракетных башен. Настя выглядит очень эффектно в белом костюме из облегающей юбки и приталенного пиджака. Пока докладчица готовится, слышу конструктивные предложения из лагеря учёных. Сводятся они в основном к тезисам: "Вдул бы - не вдул".
   Когда экран отражает лицо Анастасии, подчёркивая все его достоинства и недостатки, я внезапно понимаю, что бывшая подруга очень устала. Никакая косметика не способна полностью скрыть синеву вокруг глаз, угрюмые складки в уголках рта и какое-то непонятное выражение безнадежной тоски.
   Впрочем, на речи это никак не сказывается, и Настя очень чётко и доступно рассказывает о своих исследованиях. Если судить по фотографиям и видео, то работа произведена реально колоссальная. А учитывая, что на многих фото Настя присутствует лично...Бедная ты девочка, как же тебя помотало по всем этим филиалам ада!
   Не знаю, как других, а меня особенно впечатлили кадры из Краснодарского края. Туда долго шарашили Солнцепёком, пытаясь выжечь целую сеть гнёзд. Когда экспедиция военных биологов прибыла на место, выяснилось, что некоторые гнездовья находились глубоко под землёй и многие твари сумели пережить огненный шторм. Заодно я убеждаюсь, что наши учёные весьма неплохо умеют обращаться с оружием. Ну и да, вид сверху на вскрытое гнездо, это - нечто!
   Сутью рассказа есть предположение, что эпидемия имеет искусственный характер. Прежде такие идеи именовали конспирологической чушью и полностью отметались. Однако же, докладчик очень подробно, едва не на пальцах, со всеми доказательствами убеждает: иного и быть не может.
   Мутанты непрерывно изменяются, причём эти изменения происходят одновременно по всему миру, чего, в принципе, быть не может, если взять за основу природное происхождение пандемии. Все изменения так или иначе связаны с нашими попытками обороняться. Если где-то применяют отравляющий газ, следующее поколение нападающих оказывается полностью невосприимчиво к любым ОВ. Если кто-то разрабатывает биооружие, то вирус активен в одном - двух гнёздах, после чего его воздействие прекращается. Точно где-то существует некий центр, откуда внимательно следят за развитием событий, корректируя методы атаки.
   Не знаю, как другие, а я ощущаю сильный дискомфорт. Одно дело, когда ты противостоишь, пусть умным, но просто заражённым. Совсем другое, если все твои схватки - просто локальные стычки огромной бойни, где мы постепенно терпим поражение от противника, никому доселе неизвестного.
   Настя приводит подробные карты распространения пандемии, постепенно опускаясь в датах, пока область заражения не сужается до крохотного пятачка в центре Европы. Именно здесь впервые зафиксировали случаи, принятые поначалу за очередной штамм обычного гриппа. Дальше события понеслись вскачь и как-то обуздать систематику удалось лишь тогда, когда заражённые принялись прыгать в воды Ла Манша и штурмовать побережье Чёрного моря.
   Бонн первым подвергся массовой атаке мутантов, и Настя предполагает, что очаг пандемии находится именно в окрестностях этого немецкого города. Сейчас трудно, почти невозможно, получить информацию из района, кишащего такими отродьями, что никому и не снились. Однако, судя по сводкам уцелевших медцентров, в окрестностях Бонна ранее располагались по меньшей мере три биологических лаборатории.
   - А если жахнуть туда ядрёным зарядом? - лениво интересуется один из министерских хомяков. Похоже, он и не ожидает ответа.
   - Такое предложение уже было высказано, обдумано и отклонено, - бесстрастно отвечает Анастасия, - Если центр управления распространением пандемии и существует, он явно переместился в Средиземноморье. Так утверждают наши аналитики. К тому же абсолютно неизвестно, какие новые мутации может вызвать применение атомного оружия у заражённых. Нам всё это точно на пользу не пойдёт. Проверено.
   - Можно отправить спецгруппу, - кто-то, из учёных, проявляет больший интерес, - Обыскать лаборатории, найти остатки оборудования, документации, а уж после - плясать от печки.
   - Европейские спецслужбы дважды пытались это осуществить, - Настя проводит ладонью по лбу, - Никто не вернулся. В штабе рассматривают целесообразность отправки наших. Идея действительно хорошая, а игра стоит свеч. Исследование нулевой точки способно дать ответы на многие вопросы.
   Дальше начинаются какие-то, совсем уж узкоспециализированные, расспросы, касательно физиологии мутантов и способов лечения заразившихся. Поначалу пытаюсь вникать, но почти сразу теряюсь в водовороте непонятных терминов, отсылок к неизвестным трудам и каким-то опытам. К счастью этот момент заканчивается довольно быстро, Настя благодарит всех за внимание и народ начинает разбредаться.
   Среди сборища тыловых крыс встречаю знакомое, но разжиревшее до неприличных размеров, лицо. Митька Наверзин, мой однокурсник, который умудрился дослужиться до подполковника информслужбы. Ну да, помнится худенький, в те времена, паренёк, очень нехило хакал любые сервера, за что был обласкан простым людом и неоднократно бит службами безопасности.
   Димка очень радуется встрече, оставляет свои координаты и приглашает встретиться на выходных. Попить пивка, расслабиться. Сейчас, с его слов, прорва срочных дел, но до субботы всё должно разрулиться. Соглашаюсь, ещё раз пожимаю пухлую ладошку и обнаруживаю, что остальная публика успела благополучно разойтись.
   У выхода меня встречает тощий, точно щепка, майор, который вручает мне флешку. Там, сего слов, записаны расширенные варианты сегодняшних лекций. Накопитель в защитной оболочке, с эмблемой управления выглядит весьма солидно, такой брелок не стыдно и на ключах носить. Майор привычно бормочет отченаш про секретность и неразглашение. Всё знаем, не первый год замужем.
   Кроме тощего майора меня ожидает Анастасия с планшетом в руках. Она молча кивает, и я послушно иду следом. Сейчас мою несчастную шкуру станут дырявить в очередной раз, а разговор вновь сведётся к: "закати рукав - опусти рукав - до завтра".
   Я ошибаюсь. Анастасия откладывает планшет, потирает виски дрожащими пальцами, а после интересуется: не желаю ли я кофе с коньяком? Я обескуражен, но - желаю.
   В своё время, очень далёкое время, кода солнце светило ярче, а поцелуи были много слаще, Настя готовила мне кофе и приносила в постель. Кофе у неё получался на редкость гадкий, но я молча глотал эту тёплую противную жижу. Потом целовал жилку, пульсирующую на виске и говорил, как люблю свою утреннюю фею. Иногда я называл девушку будильничком.
   Готовить кофе Настя так и не научилась. Но хоть с коньяком всё в порядке. Поэтому дурацкий вкус непонятной жидкости тонет в торжествующем благоухании благородного напитка. Мир сразу становится краше и добрее, а женщина вновь становится давней знакомой, разом теряя десяток прожитых лет.
   - Помнишь, как мы гуляли по набережной? - Настя трогает губами чашку и с непонятной тоской смотрит под ноги, - Там было столько удобных лавочек, но мы всегда шли в одно и то же место.
   - Да, - я с некоторым изумлением гляжу на собеседницу, - Там стояли два сфинкса. Один - с отбитым носом, а второй - с половиной крыла. Ты ещё говорила, что они смотрят друг на друга с любовью. А потом...
   - Потом ты садил меня на того, что без крыла и говорил, что сифилитичного забираешь себе, - Анастасия вспоминает забавные моменты с такой скорбной физиономией, будто мы поминаем покойника, - А дальше мы пили пиво, разговаривали про будущее и целовались, перегибаясь через головы сфинксов.
   - Угу, - кофе начинает немилосердно горчить и стягивать рот, словно я хлебнул смолы, - А ещё я читал тебе стихи.
   - Гумилёва. Я помню, - она поднимает голову, - Про жирафа. Прочитай сейчас!
   В голове не осталось ни единой строчки, поэтому я растерянно улыбаюсь и пожимаю плечами. Анастасия кивает, допивает кофе и ставит пустую чашку на клавиатуру открытого ноута. Кажется, она вообще не видит ничего перед собой. Не знаю, какие образы стоят перед её глазами, но я просто молчу и делаю глоток за глотком. Магия улетучилась и потребовала расплаты. Все прошедшие годы разом вернулись и Анастасия кажется неимоверной древней, точно прародительница тех самых сфинксов.
   Потом капитан Михальчук издаёт короткий, то ли всхлип, то ли стон. Когда я вскидываюсь, она протягивает ладонь вперёд.
   - Не надо, всё в порядке, - женщина поднимается на ноги и проводит рукой по лицу, - Просто, последнее время столько всего навалилось, и я немного устала.
   Настя гремит своими колбочками, а потом-таки просит меня предъявить руку для экзекуции. Кажется, в этот раз она вводит большую дозу, потому что укол выходит гораздо больнее, а рука даже немеет.
   - Что, ситуация усугубляется? - интересуюсь я, поморщившись, - Или тебе ничего не жалко для старого знакомого?
   - Двойная доза, - на лице Анастасии такое выражение, словно она страдает от зубной боли, - За сегодня и завтра. Поэтому следующий день целиком посвяти выгулу любимой супруги, а про меня можешь забыть. На время.
   - Про тебя забудешь, - я криво ухмыляюсь, разминая предплечье, - Что, куда-то уезжаешь?
   - Да нет. Просто послезавтра у тебя намечается весьма напряжённый день, - Настя садится за стол спиной ко мне и опирает подбородок о подставленный кулак, - Общий сбор всех групп чистильщиков. Лёня, вам предстоит аналог общевойсковой.
   - Папа ни словом не обмолвился, - я недоверчиво качаю головой, - На него не похоже. Да и всё остальное...Мы только-только после дня, а про такие вещи обычно сообщают минимум за неделю.
   - Александр Константинович ещё не в курсе, - отвечает Настя, не оборачиваясь, - Информация строго засекречена и только-только из министерства. Сегодня и завтра проводятся оперативные действия поддержки, а послезавтра вас бросят в пекло.
   Точно решившись на некий экстраординарный поступок, Анастасия открывает ящик стола и чем-то там щёлкает. Потом встаёт и протягивает мне ампулу, по виду весьма похожую на те, которые мы употребляем перед операцией. Только цвет другой: ярко красный.
   - Заменишь свою в инъекторе, - наверное, глаза у меня лезут на лоб, потому как собеседница криво усмехается и поясняет, - Не бойся, цианистого калия тут всего половина, остальное - мышьяк и белладонна. Это - экспериментальный препарат, которым мы планируем заменить СУР. В принципе, тесты эта штука уже прошла и пока процесс упирается в подписание кучи бумаг.
   - А мне, значит, по знакомству, - я разглядываю ампулу на свет и прячу в карман, - Ладно. Как понимаю, желательно, чтобы никто моих манипуляций не заметил?
   Настя кивает и смотрит на меня с очень странным выражением. Да, похоже она реально устала.
   - Правильно понимаешь, - чеканит капитан, - Вообще-то, чтобы ты был полностью в курсе: занимаясь твоим гриппом без отчётности и передавая экспериментальное средство до начала официального использования я серьёзно рискую. За такие фокусы обычно проводят служебное расследование и к чёрту выгоняют. С волчьим билетом.
   Её голос начинает звенеть, подобно надтреснутому бокалу. Ощущая потребность немедленно прекратить тревожащий душу звук подхожу ближе и беру Настю за плечи. И тут она натурально ломается, повисая на мне, точно упавший манекен, из которого вынули жёсткое основание. А спустя несколько секунд происходит ещё более странная вещь: Анастасия начинает глухо всхлипывать, ткнувшись лбом в моё плечо.
   Господи, никогда раньше не видел, чтобы она плакала! Подруга казалась такой же светлой и чистой, как полдень летнего дня. Ведь безумно же ожидать дождь с ясного неба!
   - Что-то случилось? - тихо спрашиваю, легко касаясь губами её волос, - Помочь?
   Ответа нет. Мало того, приходится полностью поддерживать тело женщины, которая прекратила плакать и теперь глухо сопит. Анастасия спит. Вот так, просто взяла и уснула.
   Офигевая от всего этого, я осторожно укладываю Настю на кушетку и надев фуражку направляюсь к двери. Однако, уже около самого выхода слышу яростный шёпот и оборачиваюсь. Анастасия продолжает спать и при этом её губы шевелятся, выпуская наружу: "Прости, прости!"
   Интересно, перед кем же она так провинилась, что эти мысли не дают её покоя даже во сне?
   Покачав головой, я выключаю свет и закрываю дверь. Что бы в жизни Анастасии не происходило, сейчас её просто необходимо немного выспаться.
   К счастью, у меня нет таких проблем. Болезненные ощущения в руке прекратились, мир кажется красочным и жизнеутверждающим.
   Несколько тревожит лишь грядущая операция. Если верить сказанному, то предстоит нечто грандиозное. В чём-то подобном я участвовал лишь пару раз и весьма давно. Просто не представляю, как массовый загон повторится в наше время, когда система пропускает лишь одиночных мутантов. Не за город же нас собираются послать?
   Поживём - увидим.
  
  
  
  
   ПАРК РАЗВЛЕЧЕНИЙ. ВАРЯ. ДЕНЬ И ВЕЧЕР
  
  
  
   Как и было приказано, беру Ватрушку и веду выгуливать. Думаю, что хрень, которую колет Настя, если и не прогнала вирус, то загнала его далеко-далеко, потому как моё состояние и настроение с утра - просто великолепные. Дурацкие сны и ранки на губах успели забыться, а мышцы переполняет жажда деятельности.
   Мы занимаемся любовью, потом завтракаем и я предлагаю Варенику прогуляться. Учитывая тот факт, что у неё имеется пара новых нарядов, настоятельно требующих срочной публичной демонстрации, согласие поступает незамедлительно. Мало того, меня непрерывно подгоняют, в результате чего я быстро оказываюсь полностью одетым и сидящим на диване. В это время Ватрушка, в одних труселях, продолжает крутиться перед умным зеркалом, вынуждая отражение комбинировать причёски на лохматой голове.
   В конце концов, когда мне кажется, что никакой прогулки уже не состоится, Варя приводит себя в порядок. При этом она, почему то, надевает брючный костюм, в котором я её уже видел раньше. Кепка с помпоном, правда, новая, как и странные туфли на спиральном каблуке невероятной высоты. Волосы торчат из-под головного убора так, словно никогда в жизни ничего не слышали ни о расчёске, ни о еженедельном походе в салон красоты.
   - Не слишком долго? - невинно интересуется Ватрушка, помахивая сумочкой, которую я всегда называл выкидышем дикобраза.
   - А? Что? - делаю вид, будто просыпаюсь, - Дорогая, выгляни из пещеры: тираннозавр уже ушёл?
   "Выкидыш дикобраза" опускается на мою голову, и мы выходим в ослепительный солнечный день. Вновь приходится цеплять на нос тёмные очки, потому как сегодня светило ещё более безжалостно.
   Вареник толкует о русских, которые любят быструю езду, но я категорически заявляю, что такие красивые ножки нуждаются в тренировке, а столь совершенная фигура - в сотнях благодарных зрителей. Намёк, поданный в столь льстивой форме, воспринимается благосклонно и наш механический друг остаётся дремать под навесом.
   Белые волосы варвары пляшут на лёгком ветерке, а встречные мужчины, которых, к сожалению, немного, глядят на мою жену с восхищением и вожделением. Пусть завидуют.
   По дороге приходится то и дело прерывать порывы девичьей души. Магазинов женской одежды хоть и не очень много, но они имеют место быть. И всякий раз, когда справа или слева появляются витрины, где голографические манекены с лицом Вари демонстрируют последний писк, блеск, шик и прочие чудачества моды, ноги на спиральных каблуках теряют путеводную нить и делают попытку увести нас в чащобу безумных женских желаний. Страшно подумать, что происходит, когда меня нет рядом.
   Впрочем, возможно - ничего страшного. Как-то Вареник отсутствовала полдня и вернулась всего лишь с малюсеньким пакетиком. Она пришла и принялась рассказывать, сколько бутиков, салонов и прочих ловушек, успели её сегодня повидать. Насколько я понял, Варя иногда просто беседовала с консультантами, отчего обе стороны приходили в состояние, близкое к оргазму. Ну что-то, типа того, который я испытываю, когда в автосалон привозят новую резину с гибридным протектором или ускоренный сенсор для торпеды.
   Сегодня всё под контролем: гулять - значит гулять. И мы гуляем; сначала - по нашей улице, потом выходим на центральный проспект и ловим зайчики, прыгающие в сплошном зеркале небоскрёбов. Только здесь, ближе к центральной части города, становится понятно, насколько нас стало меньше. Если во времена детства и юности поток машин казался чем-то монолитным, подобным исполинской сегментчатой змее, то сейчас автомобили даже развивают приличную скорость, перестраиваясь из ряда в ряд.
   И всё это, учитывая, что метро давным-давно закрыто и опечатано из соображений безопасности. Слишком великим казался риск, что кто-то, из заражённых, сумеет найти там место для гнезда, а то и нескольких. Позже выяснилось, что гнездовья в основном возникают в людных районах, а ежемесячные проверки не выявили признака даже чахлого опарыша. Но к тому времени население успело уменьшиться до такой степени, что пускать поезда уже не имело никакого смысла. Ещё один показатель того, что войну мы проигрываем.
   Ладно, к чёрту печаль. Сегодня - солнечный день, тёплый ветер дует в лицо, а Ватрушка, каким-то чудом удерживающаяся на своих спиральных ходулях, чирикает про туристические каталоги. Их она просматривала вчера, пока я занимался "черти чем". С её слов, у нас имеется "пять отличных вариантов", но все они требую небольшой финансовой добавки. Впрочем, как доверительно сообщает Варя, турагентства всегда идут навстречу, когда требуется оформить кредит.
   Естественно, ни с какими кредитами я связываться не собираюсь. Даже если Настя ошиблась, насчёт завтрашней операции, впереди маячит ещё один плановый день сурка и премиальных уж точно хватит на все желания Вареника. Но я помалкиваю, соглашаясь с каждым словом спутницы. Не люблю загадывать на будущее: мама говорила, дескать ангелы подслушивают слова и мысли, чтобы сделать наперекор.
   Нам встречается одна из подружек Вари - Катерина, после чего бесконечные полчаса знакомые тарахтят о малопонятной мне хрени. При этом они щеголяют такими названиями и терминами, от которых мозги медленно, но верно начинают закипать. И хорошо, что мы не дома, иначе в ход пошли бы бумажные и электронные каталоги. В такие моменты я смело ухожу гулять, твёрдо зная, что несколько следующих часов меня точно не хватятся.
   В конце концов я не выдерживаю и сохраняя на одеревеневшей физиономии приклеенную улыбку, увлекаю Ватрушку прочь от закрывающей глаза кати. Несколько минут мне выказывают своё "фе", объясняя, что я - невоспитанный мужлан и тупая скотина. Отрицать бесполезно. Поэтому я просто целую Варю и объясняю, что если она продолжит кипятиться, то её придётся окунуть вот в этот фонтан.
   Окунаться Ватрушка отказывается наотрез, но заставляет её снимать фоне пляшущих брызг. Сейчас Варвара необыкновенно красива, а лучи солнца, разлетаясь в каплях фонтана, образуют вокруг неё радужный ореол.
   - Ну скажи: я - богиня? - настойчиво интересуется наглая физиономия, хоть её вопрос больше напоминает утверждение, - А если я - богиня, то ты должен мне поклоняться и приносить жертвы.
   - Я пожертвовал тебе всю свою несчастную нервную систему, - жалобно говорю я. - Это - самый ценный дар.
   Меня грызут за ухо и требуют сахарной ваты. Указания о том, что данная штуку вредна и вызывает ожирение, решительно игнорируются. Приходится вручать вымогателю огромный ком воздушной субстанции. Ну, ну, посмотрим, что станет с твоим макияжем. К моему удивлению, Вареник умудряется употребить весь продукт и при этом сохранить в неприкосновенности помаду и прочие туши. Ведьма, не иначе.
   После того, как липкая хрень полностью уничтожена, Варя тянет меня в переплетение узких переулков. Этот район, в своё время, отдали на откуп всевозможным мелким фирмам, взяв с них обязательство сохранять в неприкосновенности старину вековых построек. Теперь проулки выглядят, как заправские декорации исторических фильмов и Ватрушка фотографируется то под угрюмым гномом, рекламирующим перфораторы, то под лучником, пускающим стрелы в смартфон.
   Честно говоря, даже жалко, что мы так мало гуляем по собственному городу. Только подумать: на кой чёрт нужны эти дальние поездки, если можно снять номер в гостинице на берегу реки, где-то в отдалённом районе и...Впрочем, не стану озвучивать свои еретические мысли, ибо Вареник тут же примется кипеть, что твой чайник.
   Мы проходим по арке маленького каменного мостика, делая остановку для пары фото и я любуюсь отражением подруги в чистой воде. Главное русло на подходе к городу с обеих сторон перекрыто крепкими металлическими сетями. Там же установлены могучие фильтры и десятки охранных башен. Теперь река - самое безопасное место в городе, хоть ещё десяток лет назад основная часть заразы попадала внутрь именно по водному потоку.
   Варя опирается на полированные брусья деревянной ограды и наклонив голову, постреливает в меня хитрым глазом. Собственно, я отлично понимаю, к чему она клонит: именно так мы с ней и познакомились. Когда я её увидел первый раз, девушка сосредоточенно уничтожала огромный чупа-чупс. Ощутив мой заинтересованный взгляд, незнакомка принялась стрелять глазками, точно заправский снайпер. Как Варя заявила много позже, её сразу впечатлил красивый офицер, но она почему-то решила, что я - женат и максимум, на что можно надеяться, так это на лёгкую интрижку. Поэтому, когда я стал рядом и восхитился шикарным лохматым беретом, Варвара едва не подавилась конфетой. Гм, а ведь и виду тогда не подала.
   - Чупса не хватает, - говорю я и взяв за плечи, прижимаю Варю к себе, - Точно и не было всех этих лет...
   - Каких таких лет? - мне вновь надгрызают ухо, - Ты что, пытаешься мне напомнить про мой возраст? Ты меня только что старухой назвал? Старой некрасивой толстухой? Хамло! Некультурный солдафон, недостойный обладать такой прелестью!
   Всё вроде бы, как обычно, но на солнце словно набегает туча или просто темнеет в глазах. Возникает ощущение, будто ко мне прижимается холодное скользкое тело, а чья-то пасть, полная острых клыков, распахивается, изготовившись вонзить в шею...
   - Лёня, ты чего? - Варя вырывается из объятий и отступает на пару шагов, - Ты меня сейчас чуть не раздавил! Что у тебя с глазами?
   - С глазами? - я тяжело дышу и веду рукой по лицу, - Что с глазами? Ф-фу, голова закружилась.
   - Теперь всё нормально, - Вареник встревожена, - А были - почти чёрные. С тобой всё нормально? Может пойдём домой?
   - Нет, всё в порядке, - я улыбаюсь, ощущая, как нечто внутри продолжает неприятно трепыхаться, - Идём, идём.
   И мы идём дальше, стараясь не вспоминать неприятный эпизод.
   Чтобы окончательно успокоить взбудораженную Ватрушку, предлагаю заглянуть в парк развлечений двумя кварталами дальше. Варя, продолжая морщить гладкий лобик, что ей совершенно не идёт, соглашается. Однако её прикосновения носят оттенок лёгкой нервозности, а радужные речи о будущем отпуске иногда прерываются такими долгими паузами, словно спутница пытается на ходу решить систему интегральных уравнений.
   Мы задерживаемся у небольшой детской площадки, и я покупаю Варенику бутылку минералки. Пока она пьёт, я рассматриваю десяток карапузов, сосредоточенно перемещающихся по лабиринту, между качелями и батутами. Самые спокойные пытаются соорудить в песочнице сложную конструкцию, напоминающую кошмар абстракциониста. Общую идиллию с играющими детьми и дремлющими стариками не портит даже хорошо скрытый пост охраны в десятке шагов. И в самом центре города нужно быть готовым к любым неожиданностям.
   Варя протягивает мне бутылку, опорожнённую на треть и следит за направлением моего взгляда.
   - Хочется? - интересуется она, скорее для проформы. Уж я-то знаю её личное отношение к мелким спиногрызам.
   - Ты о процессе или о результате? - улыбаюсь я, - Ну, если в одном вопросе мы непременно сходимся, то расхождение в другом кардинально препятствует достижению полного консенсуса.
   - А, ты же вчера ходил на какие-то лекции, - Варя понимающе кивает. - Нахватался, видать, всякой гадости. Лёнь, - она прижимается ко мне и жалобно смотрит снизу-вверх, - Я уже почти-почти готова. Давай отдохнём, наберёмся сил. Может меня накроет прям на курорте, и мы будем стараться, стараться и ещё раз стараться! Представь, дочка, которую зачали на океанском побережье?
   - Дочка? Хм, - я рассматриваю хитрые глаза, - А, впрочем, какая разница?
   Мне терпеливо объясняют, в чём заключается разница между мальчиками и девочками, и я согласно киваю, делая вид, будто неимоверно удивлён различием. Пока мы оба наслаждаемся идиотским разговором, длинная аллея, поросшая берёзками, выводит нас к воротам парка.
   Время не совсем праздничное, поэтому у касс нет особого ажиотажа. Я покупаю входные карточки, а Вареник сосредоточенно изучает лоток с сувенирами. Естественно, мы не можем уйти прост так, поэтому приходится купить крайне нужную в хозяйстве вещь - серёжки из разноцветных ракушек. Кажется, такого добра у нас несколько шкатулок.
   - Ты - зануда, - бормочет мне в ухо Ватрушка, - Пошли уже. Хочу мороженку и на колесо обозрения.
   Как ни странно, но оба её желания тотчас осуществляются, причём, даже больше того: я тоже жую мороженку с каким-то непонятным привкусом лайма. Почему -то это вызывает воспоминания о последнем праздновании Нового года и бутылке текилы, выпитой с Фёдором в два горла.
   Нас медленно поднимают над шапками деревьев, над изгибом реки и в конце концов кабинка точно застывает в высшей точке, откуда можно наблюдать весь старый город, вплоть до небоскрёбов, которые отсюда, да против солнца, напоминают взаправдашние горы.
   - Во-от, горы, - бормочет вареник, сексуально посасывая эскимо, - Всё-таки я хочу именно в горы. Всё, решено!
   Горы, это - снег и лыжи; лыжи, это - лодыжка Варвары, которая имеет тенденцию выворачиваться даже на абсолютно ровных плоскостях, не говоря уже про скользкие и наклонные. Видимо я действительно получу в отпуске ребёнка и даже девочку, вот только - великовозрастную.
   - А теперь, вон туда, - подруга указывает пальцем на штуку, напоминающую исполинский маятник, - Чтобы уху-хух!
   - А тебя после ухухуха тошнить не будет? - интересуюсь я, вспоминая прошлый раз и получаю, вместо ответа, щелчок по носу. Ну что же, я своё дело сделал.
   В этот раз всё проходит просто замечательно, и мы ещё идём на охо-хо, то есть - американские горки. После этого тяжело дышащая Ватрушка сообщает, что ей необходимо в комнату для девочек.
   Пока мы шагаем к месту назначения, огибая журчащие фонтаны и группки сосредоточенных карапузов, Варя напоминает, как первый раз я заблудился в голографической карте парка и вместо выбранной точки привёл страдающую Ватрушку в дебри хозяйственных построек. Хорошо, старый спокойный узбек, рассудительно повернул карточку вверх ногами и провёл заскорузлым пальцем кратчайший маршрут.
   В это раз заминок, естественно, не происходит. Мне вручают "выкидыш дикобраза" с приказом беречь, точно зеницу ока и исчезают за раздвижной дверью. Поскольку сам я не имею никаких побочных желаний, остаётся брести по узкому проходу до высокой бетонной ограды парка, окунувшись в густую прохладную тень. Лучи солнца сюда абсолютно не доходят, и прохлада здесь ощущается совсем не летняя. Сильно пахнет сыростью и ещё какими-то странными ароматами.
   Пнув чахлую травинку, я собираюсь возвратиться туда, где ослепительно сияет летний день и слышен гомон голосов на фоне бравурной музыки. Но не успеваю.
   За спиной слышится громкий треск, напоминающий дробь барабанных палочек и непонятный аромат становится много сильнее, обволакивая со всех сторон. Пытаюсь обернуться, но по какой-то странной причине движения напоминают такие же, но во сне или под водой. Тем не менее, я продолжаю напрягать мышцы, преодолевая сопротивление невидимой жидкости и таки поворачиваюсь.
   Хрустят тарахтящие палочки, но я не вижу ничего. И узкий проход, между зданием и оградой больше не пуст - он заполнен колышущимся мраком, похожим на дым от горящих покрышек. Он такой же жирный и непроницаемый, но пахнет, как духи Вареника, которые она называет вечерними: сладкий и тяжёлый аромат.
   Честно говоря, просто не знаю, как поступать дальше. Нет никакого ощущения сна наяву; я - бодр и чётко осознаю происходящее вокруг. Но...какого хрена собственно происходит? Звуки ударов внутри плотной мглы затихают, и я слышу шаги. Обычные шаги, но они почему-то удивительно резонируют в моих ушах, отсекая остальные звуки. И так, пока во всём мире не остаются лишь моё дыхание и эти шаги.
   Внезапно плотная жирная пелена расступается, словно театральный занавес и первым делом я вижу две изящные, определённо женские, руки, которые и убирают эту странную ширму. Потом гибкое тело выскальзывает наружу, и я встречаюсь взглядом с огромными, абсолютно чёрными, глазами на лице мраморной белизны.
   Это должно происходить во сне, иначе и быть не может! Тем не менее, я сохраняю чувство реальности происходящего. Страха нет, да в поведении незнакомки не ощущается никакой угрозы. Покинув чёрную пелену женщина неподвижно замирает и наклонив голову, внимательно рассматривает меня. Она красива, но абсолютно белая кожа и чёрные, без белка и радужки, глаза, вызывают странное отторжение и даже отвращение.
   И вдруг вспоминаю. Называть незнакомкой эту женщину я не вправе. Именно её я вижу во снах, которые снятся последние дни, а ранки на нижней губе можно до сих пор нащупать языком. Что за чертовщина творится?
   Женщина делает шаг ко мне, и пелена за её спиной тоже сдвигается и под стук барабанных палочек перемещается ближе. Сладкий аромат становится много сильнее и внезапно я ощущаю сильное сексуальное влечение. Да, да, именно к этой странной женщине. Удивительно, но отвращение как-то умудряется соседствовать с вожделением.
   На женщине - глухой чёрный плащ, очерчивающий идеальную фигуру, но и тут - не без подвоха. Тёмная ткань, стоит задержать на ней взгляд, внезапно оживает, превращаясь в скопление каких-то мелких тварей, типа многоножек, крепко сцепленных одна с другой. Должно быть - всего лишь искусный узор, но становится совсем не по себе.
   Белая рука поднимается к моему лицу, и кожа ощущает внезапное веяние холода. В то же время я замечаю нечто, вовсе странное: на ладони нет линий жизни, как будто это - плотная перчатка. Может так и есть? Тогда откуда на концах пальцев длинные ухоженные ногти, окрашенные алым лаком?
   Пальцы касаются моей щеки и это оказывается необычайно приятно. Что-то внутри точно испускает вздох облегчения и против собственной воли, я закрываю глаза, наслаждаясь ласкающими прикосновениями. И слушаю тихий голос, произносящий нечто непонятное:
   - Так вот, как ты выглядишь, избранник, - лёгкий смешок и по коже проводят коготками, - Ну что же, не самый плохой выбор. Да и вблизи тебя выглядишь много лучше, чем...
   Тут её речь становится неразборчивой, словно я слышу слова не иностранном языке.
   Сколько всё это продолжается - понятия не имею: секунды и минуты скользят сквозь меня, а их место занимает тягучая липкая тьма, вроде той, что прежде скрывала гостью. Но я не ощущаю ни страха, ни волнения, напротив - кажется, что когда мрак полностью заполнит каждый участок сознания, наступит пробуждение и я пойму...
   - Лёня!!! - голос Варвары доносится с противоположной стороны Вселенной, но его вибрации мгновенно изгоняют темноту, и я открываю глаза.
   Нет ни женщины, ни удивительного тягучего мрака: только узкий проход между оградой и стеной здания. Чахлые травинки, никогда не видевшие солнечных лучей, напоминают остатки волос на черепе мертвеца. Улыбнувшись удивительно мрачной метафоре, я поворачиваюсь.
   Ватрушка стоит рядом, уперев руки в бёдра и гневно смотрит на меня. Когда она принимает такую позу, речь идёт о серьёзных провинностях. Поэтому я поднимаю с земли обронённую сумку (и когда только успел выпустить из рук?) и вопросительно взираю на своего сердитого ангела.
   - Ты вообще слышишь меня? - тонкие бровки напоминают стрелы, указывающие вниз, а это - похуже, чем опущенный большой палец римских патрициев, - Я кричала тебе раз десять! На меня уже люди начали оборачиваться, - люди, это - две дамочки преклонных годов, тискающие ярко-желтую девочку с гроздью шариков. - А ты - застыл, как истукан, лицом в стену и улыбаешься. Ещё и глаза закрыл, словно уснул! - Варя внезапно останавливает своё извержение и ухватив меня за подбородок принимается вертеть голову из стороны в сторону, - Показалось. Ты там говорил, вам какие-то таблетки выдают. Вы их что, и на гражданке принимаете?
   - На гражданке. - я беру болтливую Ватрушку за бёдра и поднимаю высоко над землёй. Девушка возмущена, кто-то, из наблюдателей, смеётся, а кто-то снимает на телефон, - я люблю заниматься только тем, что не при детях будет упомянуто. А вот сама гражданка, как я погляжу, слишком много говорит.
   У меня отнимают "дикобраза" и стучат по голове, пока я не опускаю "ребёнка на планету". Чтобы замять недоразумение мы заходим в кафе, и Ватрушка заказывает такую огромную порцию мороженого с клубничным джемом, что хватило бы заморозить всех пингвинов Антарктики. Я просто пью кофе и размышляю: какого чёрта только что произошло? Идей нет.
   Самое разумное, что способны родить подуставшие мозги - галлюцинация. Вроде тех, что преследую меня последние дни. Возможно, какой-то побочный эффект той вакцины, что колет Настя, а может - ещё какая дрянь. В любом случае, стоит спросить уличного медика, признаком чего являются сексуальные бледные девицы, которые лезут к тебе из чёрного облака. Весеннее обострение, не иначе.
   Ватрушка убирает остатки мороженого и постукивает ложечкой по стеклянной чашке. При этом она внимательно рассматривает моё лицо и в тот момент, когда я ожидаю какого-нибудь резюме о небритости или новых морщинах вокруг глаз, приглашает покататься на лодке. Имеются в виду прогулочные шлюпки, медленно скользящие по магнитным линиям, проложенным под широким каналом, который больше напоминает ухоженную реку.
   Водный поток довольно далеко отходит от парка, петляя среди живописных развалин античного храма, рощей и огороженной площадкой, где выгуливают лошадей. В любой момент лодку можно остановить, чтобы любоваться пейзажем, целоваться, а то и ещё чем-нибудь заняться. Но "чем-нибудь", это уж совсем для самых оголтелых экстрималов.
   Ничего не имею против, тем более, что кроме нас желающих нет совсем. Поэтому мы выбираем розовую, нет - зелёную, нет, всё-таки вон ту, синенькую и я усаживаю Вареника на мягкую лавочку. Приняв подношение в виде карточки, шлюпка начинает медленно двигаться прочь от пристани, старательно делая вид, будто её несут мелкие зелёные волны.
   Ватрушка рассказывает, как в бытность ученицы художественной школы, она приходила сюда рисовать развалины храма. Один мальчик, уже неважно, как его зовут, по секрету рассказал, что храм - настоящий. Дескать, в незапамятные времена отряд римлян заблудился в бескрайних степях и ушёл далеко на север. Здесь они воздвигли храм, чтобы боги помогли им отыскать дорогу домой.
   - Красивая легенда, - я опускаю ладонь в воду и тёплые волны ласково лижут кожу.
   - Ага, - Вареник заметно грустнеет, - А потом мы пошли внутрь. Ну, посмотреть. Наверное, А там - пластик, железные решётки и фонарики, чтобы храм был красивее в темноте.
   - Обидно, - соглашаюсь я и легонько брызгаю на подругу.
   - Угу, - она морщится, - Я так обиделась, что даже передумала целоваться...Ах ты, зараза! Получай!
   Мы плещем друг на друга и в этот момент все проблемы и страхи отступают далеко-далеко. Остаётся только то необыкновенное ощущение свободы, которое доступно лишь в детстве. Пока мы занимаемся милой ерундой, лодка медленно минует местность с пластиковым храмом древних римлян и нас накрывает сень древесных крон. Деревья нависают над водой, подобно диковинным тентам, шелестящим листвой.
   Я подтаскиваю хохочущую Ватрушку ближе и проигнорировав предупреждение о помаде, долго и сладко целую упругие губы, наслаждаясь ароматом духов. Свежий и сладковатый, он напоминает о нашей встрече, молодости и ещё о чём-то, чего я не могу, да и не хочу понимать.
   Глухое изумлённое ржание прерывает сей сладостный процесс и разорвав объятия мы видим парочку каурых лошадей. Очевидно животные пришли на водопой, но встретили здесь парочку чокнутых людей.
   - Кис, кис, - с очень сильным сомнением на лице Вареник протягивает руку в сторону лошадиной морды. Потом поворачивается ко мне, - как их подозвать?
   - Попробуй: цып-цып, - советую я, с самой серьёзной физиономией, на которую способен, - Ну, или: гули-гули.
   Пока я генерирую великолепные идеи, а Ватрушка грозно хмурит брови, разочарованные лошадки дружно фыркают и через мгновение демонстрируют нам мощную корму и длинные распущенные хвосты.
   Звонит телефон и под подозрительным взглядом спутницы я гляжу на экран. Папа. Ну всё. Настроение стремительно летит ко всем чертям.
   - Доброго дня, - приветствую я, стараясь ничем не выдавать эмоций.
   - Громов, - в голосе начальника ощущается сильное сомнение, точно он не был уверен, чей номер набирает, - Леонид...Тут такое дело... В общем, как мне не хотелось бы нарушать твой отдых, но дело есть дело. Завтра, в пять ноль-ноль тебе необходимо прибыть в Управление. Срочная операция.
   - Внезапно? - иронично хмыкаю я, но Папа настроен серьёзно.
   - Внезапно, - соглашается он, - Даже мне сообщили только час назад. Дело - очень серьёзное, так что постарайся выспаться и отдохнуть. И разумеется - никакого алкоголя.
   Лодка тихо касается бортом пристани.
   Отдых закончился.
   Вечером мы сидим на балконе, рассматриваем полупрозрачные ошмётки облаков, которые крадутся между ярких звёзд, периодически наползая на Луну. Тогда мы начинаем играть в театр теней. Вареник загадывает зверя или предмет, а я пытаюсь угадать, кого именно её угораздило узреть на начищенном боку ночного светила.
   Ватрушка попыталась стать в позу, когда сообщил ей о срочном вызове, но быстро утихла, приняв во внимание важность моей работы, угрозу миру и размер премиальных, которые выплачиваются при таком раскладе. Поэтому домой мы поехали, держась за руки и заказали самую большую пиццу, из тех, что нашлись в службе доставки. Кое кто ещё порывался набрать роллов, но я сразу сказал, что японскую дрянь есть не стану и дело ограничилось итальянским блином.
   - Ворон, - говорю я и откусываю кусок хрустящего треугольника, - Нет, ну точно - ворон! И клюв во-такенный!
   - Ладно, - отмахивается Вареник, - Только я думала - ворона. Ага, а сейчас ты хрен догадаешься!
   По жёлтому сияющему диску медленно шествует фигура в длинном, до пят, плаще. Складки одежды колеблются, а ткань иногда облегает тело, позволяя догадаться: я вижу женщину. Внезапно, точно налетает ветер и, волосы облачной дамы разлетаются, демонстрируя длину и пышность. Свет Луны странно проникает сквозь тучку и кажется, будто на лице женщины вспыхивают два огонька. Точно глаза, которые уставились на меня.
   - Ну, женщина, - неуверенно тяну я и вдруг понимаю: тень на Луне весьма напоминает незнакомку, которая чудится мне повсюду, - В плаще.
   - Ты дурак? - искренне удивляется Ватрушка и бьёт локтем в бок, - Приступ спермотоксикоза? Где ты там бабу узрел? Это же - натуральный слон! Хобот, уши и хвост. Женщина, ха!
   И точно: неуклюжий слон медленно уплывает прочь, растворяясь во мраке между звёзд. Похоже, у меня приключилось очередное видение
   - Хорошего понемножку, - я дожёвываю пиццу и поднимаюсь, - Кому-то завтра очень рано вставать и заниматься кое чем, весьма хреновым. Пошли, уложишь милого спать.
   И милого укладывают. Правда процесс получается растянутым во времени, так что засыпаю я достаточно поздно.
   Зато сплю спокойно, без сновидений.
  
  
  
  
   ДЕНЬ СУРКА 2. УТРО. ПРОМЗОНА
  
  
  
   Фёдор выглядит сонным и вообще - крайне вялым. Насколько я знаю, весь вчерашний день он возвращался из какого-то дальнего пансионата и практически не отдохнул. Взглянув на его помятую физиономию. Папа тяжело вздохнул и посоветовал особо не выпендриваться. После этого ещё и посетовал, что не имеет права оставлять кого-либо на скамейке запасных.
   Егор, напротив, живчик-живчиком, что в общем то совсем не удивительно: полтора суток здорового сна, после здоровенной же попойки, способны поднять на ноги даже мертвеца. Единственное, на что жалуется Хоменко, так это на голод, похлопывая ладонью по бронику в районе урчащего живота. Впрочем, невзирая на цветущий вид, товарищ старший лейтенант почему-то умалчивает подробности славного застолья.
   О них периодически напоминает Надя, выдавая такие подробности, от которых вскидывает брови даже подрёмывающий Фёдор, всякий раз вопросительно поглядывая на подчинённого. А с того - что с гуся вода: хихикает да делает морду кирпичом. Кульминацией воспоминаний становится момент, когда Егор затеял потасовку с тремя студентами и уснул, оставив Надежду одну, против троих.
   - Надеюсь, ты их не покалечила, - угрюмо бормочет Фёдор и зевает, до треска в челюсти, - Чёрт, а ещё Людка дуется. Надо же им затеять эту ерунду.
   В этот момент фургон, транспортирующий нас к месту, начинает трястись мелкой дрожью, а потом и вовсе - подпрыгивать. Кто-то из коллег принимается громко материться и ему тут же советуют заткнуться, ибо рядом - дамы, а они и зубы способны пересчитать.
   Понять, где именно мы находимся - решительно невозможно. На брифинге нам показали карту местности, описали задачу и предупредили о крайней опасности. Красный приоритет, с самого начала, надо же! Давненько такого не было. Как и армейских подразделений, которые наглухо блокируют зону операции. Линия оборону, потом мы - линия атаки и огромное пространство заброшенной промки.
   На вопрос, в какое количество голов оценивается противник, Папа замешкался, искоса глядя на знакомого уже штатского полковника Надеждина. Тот угрюмо уточнил, что речь идёт о полутора десятках гнёзд. Ориентировочно. Плюс-минус пять.
   Кто-то охнул, а тот же ехидный голос, кажется принадлежащий капитану Волкову, осведомился, на кой чёрт нам дорогущие систему слежения и служба безопасности, если фактически в черте города сумел обосноваться такой огромный анклав нечисти? Кто-то другой поинтересовался: не проще ли обработать заражённую зону напалмовой смесью?
   - Не проще, отрезал Надеждин и поморщился, - Есть информация, что гнёзда расположены в недоступных огню местах. Кроме того, может сдетонировать топливо в подземных цистернах.
   Безопасник определённо лгал, но не станем же мы ему паяльник в задницу запихивать! А на вопрос, как разведка профукала образование такого исполинского кубла и вовсе никто не ответил. Мило!
   Броневик ещё раз подпрыгивает, делает попытку пойти юзом и дёрнувшись, замирает. Двери распахиваются, и мы принимаемся выпрыгивать в хмурое утро, умывающееся каплями редкого дождя. Чёрт, а когда вчера увидел в прогнозе осадки, ещё поиздевался над синоптиками.
   Фёдор уже полностью собран и сосредоточен. Он разворачивает план и в очередной раз изучает точки входа. Это - большое здание, прежде бывшее то ли складом, то ли - цехом, откуда позже демонтировали станки. Судя по плану, где-то внутри находится спуск в подземелья, кишащие тварями.
   Наша задача - зачистить пару ярусов, оценить обстановку и обеспечить безопасность группе сапёров. Те установит какие-то хитрые заряды и на этом наша задача считается выполненной.
   - Не нравится мне работать под землёй, - бормочет Надежда и хмурится, - Всякий раз какое-то дерьмо приключается.
   М-да, тут не поспоришь. Оба раза, когда нас засовывали в подземные тоннели, пропадала связь, после чего опарыши перекрывали единственный ход наверх и операция по зачистке превращалась в лихорадочные попытки уцелеть.
   - Нас будут страховать, - в голосе Фёдора не ощущается особой уверенности и тут я его понимаю: район промки воистину огромен, а групп - не так уж много. И у всех сходные задачи, как бы самим не пришлось кого-то выручать, - Да и передатчики стали много мощнее.
   - Людке своей расскажи, - вздыхает Надежда и смотрит на часы, - Ну что, до Х осталось пять минут сорок секунд. Почапали помаленьку?
   В наушниках кашляющим соловьём заливается Зина.
   - С добрым утром, девочки и мальчики, - приветствует она нас.
   - Добрее хрен придумаешь, - ворчит Егор и смахивает каплю с носа, - Единственное, что хорошо: там дождя не будет.
   - Канализацию прорвёт - и будет, - откликается Надя и поворачивается ко мне, - А что это Лёнечка сегодня такой молчаливый? Вареник заездила?
   - Без зависти, - я поднимаю вверх указательный палец и грожу ей, - Вот, выйдешь замуж, тогда сама будешь издеваться над благоверным.
   - Я за своего мужа любому глотку перегрызу, - почти серьёзно говорит Надя, - Иди ко мне в мужья, а?
   - Леонид не может. - вступается кум, - Он - на задании. А на задании, как записано в уставе, запрещено вступать в сексуальные и брачные связи. Всё, лирику отставили. Вперёд.
   - У вас там тоже все на ушах стоят? - интересуется Зина, с ноткой хорошо скрываемого сарказма, - У нас тут, как выясняется, полный разброд и шатание. Министерство шерстят за крупную лажу и вроде бы, массовое хищение. Кто-то из хомяков проворовался и оголил целый сектор.
   - Офигеть, - бормочет Хоменко, - Мы тут жопы подставляем, а они нам - кинжал в спину.
   - Не подставляй жопу, - советует Надежда, а мы с Федей хихикаем, - Тогда и в, гм, спину ничего не прилетит.
   - Умник, - сопит Егор, проверяя, как ходит забрало шлема, - Опять сенсор выделывается. Просил же Степаныча посмотреть!
   Солдаты из поддержки держатся в пределах видимости, но сокращать расстояние не торопятся. Кроме того, мне очень не нравится вид стволов, направленных в нашу сторону. Нет, я имею в виду не автоматы, а мобильные огнемётные системы Артемон, которые Папа как-то назвал шашлычными.
   - Ребятушки, вы уж будьте поосторожнее, - напутствует Зина и в её голосе звучит искренняя поддержка, - Тут наши говнюки что-то затевают. Я пробила по своим каналам и узнала про какой-то план: "Ритуал", если план: "Система" не сработает.
   - Зина, - подключается Папа и в его голосе звучит недовольство, - Занимайся делом и прекрати распространять неподтверждённые сплетни.
   - Неподтверждённые кем, тобой? - не сдаётся Зина и подкалывает, - Жопу хоть иногда нужно отрывать от кресла и выходить за дверь кабинета.
   - Не забывай о субординации! - пыхтит Папа.
   - Полковник Чередняков, вы препятствуете работе координатора, - чеканит Зина, - Попрошу покинуть эфир и более его не засорять. Детишки, начинайте выдвигаться. Х через две минуты тридцать секунд.
   "Детишки" начинают выдвигаться, тускло отсвечивая забралами шлемов и придерживая оружие. Судя по количеству тупорылых броневиков, угрюмо уставившихся перед собой зарешеченными глазами, тут - не меньше тысячи бойцов: практически всё управление. Никогда прежде не видел ничего подобного.
   - Степаныч хрень какую-то на пушку присобачил, - сообщает Егор, обращаясь то ли ко мне, то ли к Надежде, - Отдачи почти нет, но тяжёлый стал, зараза!
   - Сейчас ширнёшься, родимый и всё наладится, - голос Надежды почти не меняется во время бега, когда она занимает позицию впереди Хоменко, - Ты это, озабоченный, можешь на мой зад полюбоваться. Судя по прошлому разу, он тебя очень интересует. Белобрысая то, из маркета, на хрен послала. Сублимируй, Хома, сублимируй!
   - И всё то ты знаешь, язва языкатая!
   - Федюнчик, - я догоняю командира и тот поворачивает ко мне голову, отчего в щитке отражается щиток с отражением...Рекурсия, однако, - А ну, колись, что там тебе и другим приближённым господин Егоров чесал на конфиденциальной встрече. Так, не для протокола.
   - Новый тип мутантов, - судя по подёргиванию грудных пластин, Фёдор пытается пожать плечами, - Неподтверждённая информация, поэтому не оглашается, чтобы не допустить паники. Какое-то дерьмо с щупальцами, способное ползать по потолку и молниеносно затягивать раны. Рекомендуют сразу сжигать.
   - Ух ты! - я даже сбиваюсь с шага, - Чем дальше в лес тем толще партизаны. Эдак скоро пакость и летать научится.
   - Опоздал ты, Лёнчик, с предположением, - вновь голос Зины, - В ставке командования распространяется секретный циркуляр, согласно которому дрянь, инфицирующая Альфу, прибывает в город именно по воздуху. По этой причине башни и не способны её отследить и перехватить. Предполагают, если выделенные деньги пойдут по назначению, новая система сумеет обнаруживать и сбивать уродцев на подлёте.
   - Зина! - Папа в ярости.
   - Молчу, молчу, сердешный, только не нервничай, - Зина становится серьёзной, - Ведя, судя по маркеру, вы собираетесь огибать подстанцию по левой стороне. Не рекомендую: там - котлован, заполненный какой-то жидкостью. Давай - направо, между этими сарайчиками. Дальше нырнёте под упавшую стрелу и вуаля!
   Мы бежим между покосившихся построек, которые Зина определила, как сараи и лужи с радужными разводами противно хлюпают под ногами. На бурых от ржавчины стенах сохранились остатки первобытного перфоманса: все эти трёхбуквенные аббревиатуры и символы плодородия. Давненько здесь не ступала нога человека.
   К тому времени, как Егор, пыхтя и отдуваясь начинает тянуть на себя скрипящую дверь ангара, дождь припускается вовсю, хлопая по глине и остаткам бетонки. Я помогаю Хоменко сдвинуть тяжёлую металлическую плиту, и Надя тут же направляет луч фонаря в чёрную щель входа.
   Ничего. Только серые лучи падают из дыр в кровле, чтобы осветить грязные лужи на полу. Тишина.
   - Внутрь, - командует Фёдор и когда мы дружною гурьбой вламываемся в гулкую пустоту, добавляет, - Остановка. Всем принять сурка перед началом боевых действий.
   Пока все снаряжаю инъекторы, я достаю ампулу, подаренную Настей и вставляю в гнездо. Однако, тут же чувство постороннего взгляда заставляет поднять голову, и я вижу, как Надя, подняв забрало, смотрит на меня.
   - Что? - почему-то шёпотом спрашиваю я, но даже этого тихого звука достаточно для появления слабого эха.
   - Какого чёрта у тебя ампула другого цвета? - почти спокойно спрашивает Надежда и щурится.
   - Показалось, - я закрываю крышку и использую шприц, - Ты за своим следи.
   - Лёня, блин, - она тяжело вздыхает, но следует совету, - Вечно у вас какие-то секреты.
   Да, ощущение совсем иное. Словно по венам пустили стаю огненных тараканов. Нет, это совсем не та искусственная бодрость, которая наступает после приёма сурка. Кажется, будто за спиной распахнулись взаправдашние крылья стоит захотеть - взлетишь к потолкую
   - У-ух! - бормочет Егор и приводит пулемёт в рабочее положение, - Точно сто пятьдесят накатил.
   - Закуси, - советует Надежда.
   - Пошли, - голос Фёдора звучит так же угрюмо, как выглядит его обладатель, - Отставить шуточки. Помните, в какую жопу лезем. Предельная сосредоточенность.
   Помимо душевного подъёма ощущаю, как время начало понемногу останавливать бег своего колеса. Товарищи движутся, словно мухи в киселе, а тональность их голосов понижается, стремясь в область инфразвука. Полумрак ангара тоже претерпевает забавные метаморфозы, наполняясь мягким золотистым светом. А столбы, прежде призрачного, света начинают слепить глаза.
   - Лёня, - несколько встревоженно говорит Фёдор, - С тобой всё в порядке? Какой-то ты дёрганый, чёрт возьми.
   - Что там у вас? - вступает Зина, - Картинка начинает пропадать, да и со звуком не всё в порядке. Ребята, хватит чухаться - пора приниматься за дело.
   Командир вопросов больше не задаёт, но его шлем ещё несколько раз поворачивается в мою сторону и странное дело: я вроде бы вижу смутные очертание лица Фёдора и даже тёмные пятна глаз. Чушь какая-то: это - просто невозможно.
   - Вход в преисподнюю, - объявляет Егор, склоняясь над металлическим люком и тянет за массивную ржавую рукоять. Громкий лязг и стук сопровождают его фиаско, - Черти заперлись. Говорят: не приёмный день.
   - Это они от твоих дурацких шуточек спрятались, - Надя поднимает толстую цепь, блокирующую люк и хмыкнув, достаёт из набедренной сумки баллон с кислотой, - Сейчас всё будет.
   Пока едкая жидкость шипит и пузырится, расправляясь с прочным металлом, я прислушиваюсь: снизу доносится быстрый топот, тонкий визг и какое-то глухое, очень неприятное, хлюпанье.
   - Нас уже ждут, - комментирую я и берусь за цепь, - Дай-ка...
   - Провидцем заделался? - ехидно интересуется Егор и тут же восхищённо охает, - Ух ты!
   - Видно настоящего мужика, - резюмирует Надя и хлопает меня по плечу. Ощущаю слабый аромат духов, - А я тебе говорила: ходи в качалку, не филонь.
   - Очевидно металл ослаб, - Фёдор отбрасывает ногой отдельные звенья, на которые рассыпалась цепь и тянет ручку люка, - Не замечал в тебе раньше навыков ярмарочного силача.
   - Скрытые таланты, - я ухмыляюсь, ощущая себя способным перевернуть всю планету, - Берегу, для выхода на пенсию; стану выступать на площадях - рвать цепи и гнуть подковы.
   Мы стоим над открытым люком и луч мощного фонаря скользит по ржавым ступеням, измазанным какой-то липкой мерзостью. Ещё ниже. Ослепительное пятно останавливается на ассиметричной дыре в дне колодца и пропадает, погружаясь во мрак. Именно из непроглядной тьмы доносится дробный топот и хлюпанье.
   - Не похоже на задумку строителей, - комментирует Надя.
   - Так и есть, - вставляет свои пять копеек вездесущая Зина, - Судя по картинке на мониторе, вы сейчас полезете в коммуникационный колодец, а судя по данным разведки, он соединяется с системой тоннелей, которую прорыли эти пакостники.
   Голос координатора звучит всё слабее, пока окончательно не теряется за гулом помех. Временами я различаю тени чьих-то голосов, но они больше напоминают завывания привидений. Мы остались без информационной поддержки.
   - Угу, позовём на помощь, если потребуется, - бормочет Егор и злобно хрюкает, - Видимо кричать придётся, мать бы их...
   - Принимаю решение, - Фёдор поворачивается к Надежде, - Старший лейтенант Кротова, остаётесь здесь. В случае, если группа не даёт знать о себе до, - он поднимает руку с часами, - До шести сорока семи - отправляетесь за помощью. Приказ понятен?
   - Федя, ты что, головой ударился? - совершенно неуставно и определённо обиженно говорит Надежда, - Вон, Егора оставь. Чего это я, как дура, должна одна сидеть?
   - Приказ ясен? - холодно звенит голос Фёдора, и Надя выдыхает воздух, - Если имеются возражения или претензии, можно подать рапорт полковнику. По окончанию операции. Громов - вперёд.
   Ситуация крайне неприятная для всех. Чтобы не ощущать недовольства подруги и бешенства кума, я быстро ныряю в колодец, не забывая поглядывать вниз. Новое средство продолжает радовать притоком живительной энергии, и я почти мгновенно оказываюсь на грязном камне, измазанном в чём-то коричневом. Теперь звуки становятся много громче и к стуку добавляется протяжный шелест, словно кто-то волочит тяжёлый рукав гидранта. Или же неподалёку ползёт огромная змея.
   - Что там? - связь на коротких дистанциях продолжает действовать. И за это спасибо, - За пятки не кусают?
   - Только за член, - ворчу я, пытаясь рассмотреть хоть что-то за рваными краями проломленного бетона. Очень мешает свет, - Спускайтесь. Я прикрываю.
   Пока Фёдор гнёт своим весом похрустывающие скобы я выключаю фонарь и тут же становится ясно: за дырой есть проход небольших размеров. Пожалуй, чтобы передвигаться придётся наклонять голову. Терпеть не могу такие узкие пространства! Как-то наш штатный психолог читал подробную лекцию о тенденциях. Так вот, подобная срань развивается у бойцов из-за неприятностей в которые мы влипаем. Кто бы сомневался!
   - Ты чего, в темноте? - кум светит в лицо, и я заслоняюсь ладонью, хоть светофильтр вроде бы работает, - Всё норм?
   - Да. Убери свой прожектор. Я - вниз, там пока вроде тихо.
   - Осторожнее, - командир целит Кочетом в сторону провала, - Давай! Егор, где ты там?
   - Уже иду, Фёдор Анастасович, - в этот раз хруст много громче. Как бы Хоменко не обломал дряхлые железяки, - Слёзки вытирал нашей принцессе на горошине. Говорит: не бросай меня, Хоменко, жизни без тебя нет совсем.
   - Мгновения до встречи стану считать, - откликается злая Надя, - А потом, как дам, больно!
   - Эта - даст, - бормочу я и осторожно спрыгиваю вниз. Тут же прижимаюсь спиной к ребристой стене тоннеля и попеременно смотрю влево и вправо. Одинаково темно.
   - Лёня, не молчи, чёрт тебя дери! - из дыры над головой падает луч света и обрисовывает чёрную тень под ногами, - Что там?
   - Темно, - включаю фонарь, но разглядеть ничего не удаётся. Кажется, слева проход начинает ветвиться, а справа...Да, тупик, - Впрочем, маршрут начинает вырисовываться. Пока тихо.
   Это тут - тишина, а где-то во тьме напряжение начинает нарастать. Слышу, как тихо ступают чьи-то лапы, а хлюпанье становится много громче, словно его источник приближается.
   Неслышно спрыгивает Фёдор, а следом, точно робот, из детских мультфильмов, грохочет Егор. Прожектор на пулемёте много мощнее нашлемных фонарей и теперь точно видно, что проход справа закрыт колышущейся сетью, неприятно напоминающей творение гигантского паука. Слева - действительно перекрёсток, где наш ход пересекается с другим.
   - Егор - вперёд и помни, что тут может оказаться нечто похуже, чем опарыши и даже Альфа.
   Внезапно прорывается голос Зины, но понять, о чём говорит координатор решительно невозможно. Сплошные обрывки, в которых угадываются: "сопротивление", "потери" и "большие". Ничего, из перечисленного, не вызывает особого оптимизма.
   На пересечении переходов Егор принимается неуклюже, точно бегемот, ворочаться и приходиться его страховать. Но и тут пока покой, лишь с гладкого, словно оплавленного, потолка свисают липнущие верёвки, которые качаются в порывах неощутимого сквозняка.
   - Разделимся? - предлагает Егор.
   - Старых фильмов насмотрелся? - хмыкает Фёдор и указывает рукой, - Туда. Лёня, у тебя луч прыгает. Всё в порядке?
   - Угу, - странное ощущение появляется в центре головы: словно тёмный водоворот, откуда доносятся удары барабана, - В порядке я.
   Топот тихих шагов теперь слышится совсем близко. Как будто из-под ног. А пол странно пружинит, точно мы идём по батуту. Фёдор внезапно вскидывает сжатый кулак и светит вниз.
   - Всем стоп! Твою же мать...
   Под ногами - не камни, а паучья сеть, подобную которой мы уже видели, в самом начале спуска. Только эта - много плотнее. Впрочем, у меня возникают сомнения в её способности выдержать трёх здоровых мужиков. Кроме того, как мне кажется с нитями происходит нечто неладное: по ним скользят крохотные искорки и там, где пробежал разряд, прядь исчезает.
   - Назад, - в голосе командира звучит тихая паника, - На...
   Волна разноцветного сияния позволяет нам сделать лишь пару шагов в сторону спасительного тоннеля. А потом опора исчезает и мы, все трое, падаем вниз. Видимо от неожиданности Егор жмёт на гашетку и его чудовище, взвизгнув, извергает поток свинца.
   К счастью, очередь никого из нас не цепляет и ещё к счастью, падать оказывается невысоко. И ещё, к счастью, грохот очереди отпугивает тварей, устроивших нам эту ловушку. Волчья яма, мля...Ну, если три матёрых волка умудрились попасться, значит - всё верно.
   - Спинами! - кричит Фёдор, поднимаясь на ноги. Кажется, командир прихрамывает, - Господи, сколько их...Огонь!
   Такое ощущение, словно мы оказались в помещении, стены которого внезапно ожили, обратившись десятками омерзительных белых существ. И эти ожившие стены набрасываются на нас с такой жадностью, словно собираются растащить по кусочку. Впрочем, так и есть. Опарыши питаются человечиной.
   Лучи фонарей выхватывают из глухо сопящей тьмы десятки, а то и сотни бледных призраков, несущихся к нам. Кочет больно колотит о плечо и где-то за спиной глухо рокочет пулемёт Егора. Звук винтовки Фёдора полностью потерялся в грохоте крупнокалиберного оружия, да и все остальные звуки - тоже.
   Кочет смолкает, и я тут же переворачиваю обойму, успевая пнуть какого-то опарыша, который подобрался чересчур близко. Стихает пулемёт и становятся различимы короткие очереди штурмовой винтовки. В ушах оглушительно звенит, но я всё же слышу яростные матюги Хоменко:
   - Заклинил, сука! - лязг металла и новая порция ругательств.
   Нет времени отвлекаться: враги перемахивают через образовавшийся вал копошащихся и неподвижных тел, и я стараюсь целить исключительно в голову. Кажется, мы застряли всерьёз и надолго. Немного смещаюсь в сторону, чтобы частично перекрыть сектор Егора и по давлению на спину понимаю, что командир делает то же.
   - Твою мать! - пулемёт летит на пол, и лейтенант принимается лупить из пистолета, - Не было печали!
   Новая обойма. Таких, спаренных, ещё одна, а потом придётся уподобляться Хоменко. Надеюсь, до ножей дело не дойдёт.
   Опарыши начинают действовать осторожнее: лавируют и кувыркаются среди трупов. С одной стороны их ухищрения мешают целиться, а с другой - первоначальный дикий вал сбит и можно немного передохнуть Выстрел, ещё выстрел, промах, чёрт!
   - Хоменко, - голос Молчанова доносится откуда-то, из далёкого-далёка, - Займись оружием, пока есть время. Нам ещё наверх пробиваться.
   - Да я что, против? Вот, ещё одного...
   - Егор, немедленно, мать твою! У нас патроны закончатся, ножами тебя прикрывать?
   Действуй!
   Хоменко шипит и приседает, после чего принимается щёлкать и лязгать. Пока он пытается привести в чувство свой чудо-аппарат, опарыши окончательно теряют свой бойцовский запал и начинают прятаться в многочисленных тёмных норах, украшающих стены пещеры, куда нас угораздило угодить. Убежавших определённо недостаточно, чтобы нанести серьёзный урон и вообще непонятно, в чём заключался смысл этого безобразия. Будь тут кто-то, из Альф, нам пришлось бы гораздо хуже.
   - Чёртовы ублюдки, - бормочет Фёдор и вскидывает голову, нащупывая лучом фонаря потолок, - Смотри ка, дыры уже нет. Да и высоковато. Лёнь, ты хоть понял, что это только что было?
   - Перекосили кучу опарышей, - хмыкаю я, бросая косой взгляд на Егора, - Всё просто зашибись.
   - Ага, замечательно, - командир принимается изучать провалы в стене и пятно света прыгает, подобно огромному солнечному зайчику, - Потратили почти все патроны, настреляли кучу безобидной шелупони и по-прежнему остаёмся в жопе мира. Перспективы ощущаешь?
   - Смердит, от ваших перспективов, - Егор поднимается на ноги и поправляет ленту, - Вроде бы, готово. Степанычу надо будет втык прописать, совсем его орлы распустились.
   - Выберись, сначала, - Фёдор принимает решение, - Двигаем вон в ту дырку. Она, вроде, побольше остальных.
   Некоторые упыри ещё живы и шевелятся. Кое кто делает вялые попытки схватит нас за ноги, но никакой угрозы в этом нет. Я вновь слышу хлюпающие звуки. В этот раз, совсем близко. Кроме того, смрад становится очень сильным. Если так пойдёт и дальше, придётся надевать респиратор, а я терпеть не могу, когда эта хрень касается лица.
   Фёдор осторожно заглядывает в каждую дырку и что-то бормочет под нос.
   - Что такое? - спрашиваю я, рассматривая проход с ребристыми стенами, плавно уходящий вверх, - Чём это они выжигали? Да и пещера определённо их рук дело.
   - Вот и я об этом, - Молчанов делает маленький шаг вперёд, - Вообще ни хрена не понятно: странная пещера, странная паутина, да и нас скорее пытаются обезоружить, чем убить.
   - Проголодались? - делает предположение Егор, но Фёдор отрицательно качает головой.
   - Вот ещё один вопрос, - резюмирует командир, - Чем эта орда вообще питалась? Тут же безлюдная местность, а они выглядят вполне упитанными. Ладно, вопросы можно задавать до посинения. Пошли.
   Шагать по плотной ребристой поверхности оказывается весьма удобно и лишь изредка подошва скользит на каком-то маслянистом пятне, неприятно липнущем к ботинку. На стенах колышутся полотнища паутины, но понять откуда дует ветер я не могу. Возникает странное ощущение пустоты внутри, а хлюпанье кажется таким близким, словно его источник находится сразу за стеной.
   Не в силах удержаться я останавливаюсь и прижимаюсь шлемом к рубчатому камню. И тотчас словно погружаюсь в недра необъятного тёплого пространства, где ритмично пульсирует нечто огромное, опутанное сетью светящихся труб...
   - Громов! - Фёдор оттаскивает меня от стены, и я слышу неподдельный страх в голосе командира, - Что с тобой, чёрт побери?! Тебе плохо?
   - Не знаю, - я мотаю головой, а ноги пытаются подогнуться.
   Но времени на то, чтобы прийти в себя уже не остаётся.
   - Движение! - ревёт Егор и пулемёт в его руках захлёбывается металлическим клёкотом смерти.
   В этот раз - не опарыши. Какая-то дрянь, которой мы прежде не встречали. Конечности тварей в два раза длиннее, чем такие же у людей, а тело - совсем крохотное. Это и всё, что удаётся рассмотреть, пока твари стремительно приближаются из мрака тоннеля.
   Нападение происходит по всей окружности: то есть существа бегут по полу, потолку и стенам. Поэтому врага очень сложно поймать в прицел и успеть нажать на спуск, пока он не сменил плоскость движения. Это - тот самый случай, когда неприцельный огонь крупнокалиберного пулемёта куда полезней наших одиночных выстрелов и коротких очередей.
   Тем не менее я успеваю сшибить парочку, до того, как ситуация скатывается в окончательное непотребство. Добежав до определённого рубежа длинноногие существа на мгновение замирают и распахивая широкие пасти изрыгают в нашу сторону белые сгустки. В полёте эта фигня хрустит и разворачивается в те самые паутинные полотнища, на которые мы успели насмотреться прежде.
   Некоторое время нападающие лажают, пытаясь не угодить под наш огонь, а потом их тактика меняется. Пока одни прут прямиком под пули, другие прячутся за их телами и уже оттуда прицельно щмаляют в нашу сторону.
   Первому достаётся командиру: "плевок" попадает в правую руку, и Фёдор начинает напоминать больного из травматологии. Паутина оказывается необыкновенно прочной и все попытки кума поднять загаженную конечность ни к чему не приводят. Молчанов глухо матерится и пытается дотянуться до ножа.
   В этот момент ещё одна сеть опутывает ноги Егора, но боец даже не пытается освободиться, а продолжает жать на гашетку, сшибая по три-четыре паука зараз.
   Не дожидаясь, пока настанет моя очередь или в Хоменко попадут точнее, я торопливо режу липкие нити, опутавшие руку Феди. Нож вязнет и приходится прикладывать максимум усилий, чтобы проклятая проволока треснула и преломилась. Странное дело: стоит перерезать половину паутинок, как остальные разом ссыпаются на пол.
   - Спасибо, - Молчанов яростно машет рукой, - Егору помоги.
   Вовремя. Ещё одно попадание полностью залепляет шлем бойца и теперь он ведёт огонь вслепую. Естественно, точность намного снижается. Не успеваю я взяться за дело, как ещё одна паутинная дрянь припечатывает правую ногу к земле. Рассудив, что пулемётчик - важнее, я освобождаю Хоменко и лишь после принимаюсь за себя.
   И вновь не успеваю. Стрельба вслепую и заминка командира привели к закономерному результату: часть тварей успела приблизиться и теперь начинает десантироваться на наши головы. А винтовка висит на боку, поэтому я поначалу отмахиваюсь ножом и лишь после умудряюсь достать пистолет.
   Егор отбрасывает загаженный шлем, но стрелять уже не может: пауки кругом. Поэтому лейтенант лупит тварей прикладом и топчет ногами, отшвыривая самых наглых к стене. Фёдор глухо рычит и вертится, как юла В его правой руке - пистолет, в левой - нож и обе руки Молчанов использует одинаково эффективно.
   Хуже всего приходится мне. Одна нога по-прежнему намертво сцеплена с землёй, поэтому ощущаю себя мухой, влипшей в мёд. Ну да, мухи, пауки, всё, как полагается. Приходится лягать тварей свободной ногой и непрерывно стрелять.
   Засранцы умирают далеко не с одной пули. И это - если повезёт попасть. В некоторых попадаю три-четыре раза, прежде чем они падают на спину и замирают. И всё это время одна жуткая мысль гнездится в недрах подсознания: нападающие всё же продолжают сохранять определённое сходство с людьми. Как из человека могло получиться такое?!
   Атака заканчивается так же внезапно, как и началась. Десяток длинноногих теней ускользает во мрак, оставив кучи расстрелянных и исполосованных тел. Подходит Фёдор, костюм которого полностью измазан оранжевой слизью и начинает освобождать мою ногу. Руки у командира дрожат, а сам он молчит.
   Зато Егор матерится, как банда сапожников. Твари оцарапали его веснушчатую физиономию, разорвали краг на ноге и окончательно загадили пулемёт, превратив оружие в серую дубину из паутины. Хоменко использует антидот и шипит, дескать только карантина ему и не хватало. Это же - минимум две недели под наблюдением, без возможности покидать лазарет.
   - Тебе это - только на пользу, печень подлечишь, - ворчит Молчанов и помогает мне встать, - Что думаешь?
   - Забавно ёжики плодятся, - говорю я и поднимаю Кочет, который, к счастью, остался невредим, - Нас словно испытывают, посылая разные типы бойцов. Нехорошая тенденция, однако. Пулемёт накрылся медным тазом, патронов мало, а если предчувствия не обманывают, то скоро появится нечто, особо злобное.
   - Вот и я об этом, - Фёдор поворачивается к Егору, который пытается очистить пулемёт от налипшей дряни, - Оставь. Я приказываю. Видеозапись покажет, что нам было не до сохранения оружия.
   В наушниках внезапно прорезается глубокий бесстрастный голос, не имеющий полового признака. Слова падают так тяжело, словно это - скалы, рушащиеся в озеро. Поднявшиеся волны больно бьют по вискам.
   - Время отмерено, - бухает голос, - Она ждёт.
   - Что? - спрашиваю я и товарищи поворачиваются.
   - Ни хрена, - отвечает Молчанов, - Пошли, говорю. И давай прибавим ходу, пока не началось.
   И мы торопимся. Проход постепенно сужается, но продолжает уверенно подниматься. На стенах по-прежнему - куски паутины, но проклятущие пауки больше не встречаются. Судя по всему, мы уже должны выйти на уровень пола ангара и у меня начинает пробиваться росток надежды, что всё закончится без дополнительных приключений.
   И вновь я ошибаюсь.
   Мы выбегаем в огромное помещение, определённо построенное руками людей. Кирпичные стены, остатки каких-то ржавых контейнеров, провода, свисающие с влажного потолка и металлическая дверь, запертая на засов. Нужно лишь преодолеть три десятка метров замусоренного пола.
   И Альфу, который стоит между нами и дверью.
   Странный такой Альфа, никогда прежде не видел ничего похожего. Тварь абсолютно чёрного цвета и всё мускулистое тело прокрыто чем-то, наподобие крупных чешуек. Даже физиономия защищена этой бронёй, а глаза сверкают странным жёлтым сиянием. Пальцы рук заканчиваются длинными прямыми когтями, каждый из которых не уступит нашим ножам.
   Некоторое время неподвижно стоим против друг друга. Мы изучаем Альфу, а он явно изучает нас и свет в его глазах становится всё ярче. Мне очень не нравится видимая расслабленность мощного чёрного тела и уж совсем не нравится, как всё это напоминает хорошо подготовленную западню.
   - Огонь, - командует Фёдор и мы пытаемся поразить существо одновременно из трёх стволов.
   Пытаемся - то самое слово.
   Могучее тело превращается в смутную тень, скользящую в тусклых лучах света, который попадает сюда из узких окошек под самым потолком. Кажется, будто Альфа заполняет всё помещение подвала, настолько его становится много. И в то же время, все наши пули уходят мимо, то глухо влипая в стены, то звонко цокая по металлу двери.
   - Рассредоточиться, - командует Фёдор, - Следить за директриссой.
   Самое хреновое, что Альфа пока не атакует, а лишь ускользает из-под огня. Боюсь, когда говнюк подойдёт ближе, нам придётся совсем несладко.
   Мы пытаемся окружить чёрного демона, не прекращая стрельбы по шустрому созданию. Как и прежде, это ни к чему не приводит. Распроклятый Альфа точно издевается, временами останавливаясь метрах в пяти и поворачивая шишковатую голову из стороны в сторону. Огонь под его веками продолжает пульсировать и вдруг вспыхивает, точно кто-то нажал кнопку активации.
   Первому достаётся Фёдору. Смутная тень внезапно материализуется перед ним и наносит несколько мощных ударов по корпусу. Тварь вырубает командира, а после отбрасывает безвольное тело через всю комнату к самой дальней стене. Сначала мы не можем стрелять, потому что противники находятся слишком близко, а потом становится поздно и чёрная туша вновь обращается неразличимой тенью.
   Пистолет вылетает из руки Егора, а сама конечность повисает бессильной плетью. Однако Хоменко успевает выхватить нож и даже пытается полоснуть Альфу по горлу. Вновь серия быстрых мощных ударов и второй напарник неподвижно замирает рядом с первым.
   Тварь останавливается и смотрит на меня. Потом стремительно срывается с места и доли мгновения я вижу лишь жёлтые точки глаз. Такое ощущение, будто они очень неторопливо плывут в сумраке подвала.
   Кочет успевает сделать пару выстрелов, а потом его вырывают с такой силой, что я едва не теряю обе кисти. Шипастый кулак кажется частью теней, пляшущих вокруг, но бьёт совсем не по призрачному. Пытаюсь угадывать направление следующего удара, однако - тщетно. Боли почти нет, просто тело немеет в местах попаданий. Огоньки глаза становятся всё ярче, пока последний, самый могучий, удар не отрывает тело от земли, отправляя его в короткий полёт.
   Но я всё ещё в сознании. В висках точно поселились два усердных молотобойца, а в груди поднимается гриб ядерного взрыва, который вот-вот разорвёт меня на куски.
   И время останавливается.
   Я вишу между полом и потолком, а чёрная тварь неподвижно стоит передо мной, выбросив вперёд огромный кулак. Пылинки застыли в тусклых полосах света, подобно уродливому снегу, а чёрная фигура в тёмном глухом плаще пристально следит за мной из того прохода, откуда мы явились сюда.
   Впрочем, я тут же забываю о загадочном наблюдателе. Время сдвигается с мёртвой точки, но очень медленно и какими-то рывками. Вот я медленно плыву в грязном воздухе, а вот уже отталкиваюсь от стены и направляюсь обратно. Странно, оказывается мёртвая морда Альфы способна отражать некие примитивные эмоции.
   Противник удивлён.
   Ситуация меняется. Под перезвон молотобойцев я принимаюсь осыпать врага градом ударов, почти не встречая серьёзного сопротивления. Кажется, что передо мной поставили тренировочного манекена, куклу, которая способна лишь неуклюже шевелить мускулистыми конечностями, не успевая прикрывать жизненно важные места.
   А мои удары, на удивление, становятся всё мощнее: кости под плотной шкурой хрустят, а броневые пластинки слетают с мясом, оставляя кровавые следы. Альфа уже не атакует; он закрывается лапами, точно боксёр в грогги, но очередной удар переламывает руку, и она повисает на мышцах. Пинок по колену и чёрная тварь валится на пол.
   Всё это время алая пелена ярости полыхает в глазах, отчего враг кажется схематичной картинкой и лишь после падения противника всё становится на места. Туман ярости рассеивается, перестук молотов утихает, и я слышу жалобный скулеж существа, распростёртого у ног. Альфа не просто повержен, он находится на последнем издыхании, напоминая кусок мяса, а не машину для убийства, какой был ещё пару минут назад.
   Что произошло?
   Внезапно, как взрыв, вспыхивает воспоминание о раненых товарищах, и я бросаюсь было к ним, но тотчас останавливаюсь. Загадочный наблюдатель в чёрном плаще с глубоким капюшоном никуда не делся. Он, как и прежде, стоит в рваном проломе, и я ощущаю его пристальный взгляд. Почему-то возникает ощущение, будто фигура неизвестного точно окутана роем чёрной мошкары - силуэт смазан и постоянно меняет очертания.
   Наблюдатель поднимает руки и ладони в чёрных перчатках медленно хлопают одна о другую.
   Раз. Другой. Третий.
   Потом смутная фигура исчезает. Причём, происходит это мгновенно: вот я вижу незнакомца, а в следующий миг его уже нет. И лишь глухое эхо скупых аплодисментов продолжает звенеть в ушах.
   К чёрту! Что там с Федей и Егором?
   Молчанов уже пытается подняться, первым делом сбросив с головы лопнувший (да!) шлем. На физиономии красуются несколько кровоподтёков, но в остальном командир выглядит очень даже неплохо. Впрочем, не мешало бы осмотреть тело: мои рёбра до сих пор ноют при воспоминании о знакомстве с кулаками чёрного выродка.
   - В порядке я, в порядке, - бормочет Федя, когда я пытаюсь ему помочь, - Глянь, что там с Егором.
   С Егором - несколько хуже. Кажется, лейтенанту сломали кисть, и он здорово вывихнул ногу. Да и отсутствие шлема дало знать о себе: синяков и шишек на черепе значительно больше, а с затылка так и вовсе свисают лоскуты кожи. Видимо по этой причине у бойца кружится голова, о чём он тотчас сообщает, перемежая информацию знатными матюгами. Впрочем, жив - и то хорошо. Все живы.
   Аптечка Фёдора превратилась в мешанину пластика и стекла, когда он таранил стену. Поэтому обезболивающее Егору колю я. Потом мы подхватываем бойца под руки и ковыляем к двери, останавливаясь, чтобы осмотреть поверженного Альфу.
   Тварь мертва. Окончательно и бесповоротно. Широкая грудь перестала вздыматься, а неистовый свет в глазах погас, обратив их в мутные ледышки.
   - Надо бы забрать, - бормочет Фёдор, - Никогда такого не видел. Даже на фотках.
   - Сильно головой ударился? - интересуюсь я, - Давай ещё вернёмся и пару паучков прихватим. Их я тоже ещё не видел. Пусть учёные дармоеды жопы свои поотрывают от кресел и сами трофеи собирают. Поволокли этого бегемота.
   Когда мы останавливаемся у двери, и я принимаюсь бить ногой по ржавому засову, Молчанов внезапно поворачивает голову и некоторой тревогой в голосе говорит:
   - Лёнь, слышь, а что это было?
   - Что было? - я хекаю, засов поддаётся и зазвенев, слетает на пол, - Фух, ты о чём?
   - Как ты этого муденя лупил, - я уже тяну было дверь на себя, но останавливаюсь и смотрю в прищуренные глаза командира, - Я уже успел немного очухаться и...Чёрт побери! Я тебя почти не видел, так ты быстро двигался. Быстрее, чем грёбаный Альфа!
   - Я же сказал: башкой ты сильно приложился, - дверь распахивается, и мы вываливаемся в тёмный длинный коридор, - Когда меня по затылку лупят, я и не такое вижу.
   В лицо веет свежий влажный воздух, а наушники начинают тихо потрескивать, понемногу пропуская смутные тени голосов. Пока ещё невозможно разобрать, о чём идёт речь, но чем ближе следующая металлическая дверь, тем чётче становится речь. Глухое бормотание мало-помалу обращается оживлёнными переговорами.
   Кто-то отступает, подбирая трёхсотых, причём, один - тяжёлый; где-то рухнуло перекрытие и дальше идти нет никакой возможности. Потом - скороговорка отчёта о начавшемся бое и холодные советы координатора о переброске усиления. Прорывается Папа и спрашивает, нет ли информации о группе Дьявол. Про нас спрашивает. Надежда рапортует, что колодец, куда мы опустились, наполнился водой. В голосе лейтенанта звучит глухое отчаяние.
   А мы - живы! Оп-па!
   Впрочем, настроение у всех - далеко не радостное. Егор шипит, что у него раскалывается башка, Фёдор просто выглядит бледным, точно его прихватила лихорадка, а я ощущаю возвращение молотобойцев, причём каждый их удар сопровождается вспышкой боли в глазах.
   - Смотри, - внезапно говорит Фёдор и обернувшись я вижу, как следом за нами поднимается поток мутной жидкости, - А я ещё думаю, откуда вонь...
   Коридор, по которому мы пытаемся выбраться, имеет внушительный наклон, и зловонная вода постепенно уменьшает размер тоннеля. Очень скоро, если судить по динамике затопления, жидкость поднимется к самому выходу и тем, кто не успеет выбраться, придётся отращивать жабры.
   Точно - придётся! Дверь не просто закрыта на засов, она - заварена. Прямо между двух листов толстого металла проходит жирная гусеница грубого сварочного шва. Похоже - приплыли. Ну, или очень скоро...
   - Нет! - Фёдор бьёт ногой по створке, и та глухо дребезжит, не поддавшись и на миллиметр, - Чёрт, да не может быть!
   Мы садим Егора у стены и смотрим на грязную жидкость пятью метрами ниже. Видимо так и должна выглядеть смерть в её жидком эквиваленте: медленно и неотвратимо поднимающаяся зловонная дрянь.
   - Это - Дьявол! - кричит Фёдор в микрофон, - Говорит группа Молчанова! Мы блокированы в подземном тоннеле! Нас вот-вот затопит! Кто-нибудь слышит? Это - Дьявол, ответьте! Не слышат, мать бы их...
   Командир продолжает кричать в микрофон, а я отступаю на пару шагов и под грохот наковален, бросаюсь на заваренный металл. Молот воображаемого кузнеца поднимается и летит вниз. Удар! Точно близкий разрыв снаряда. Отступить на несколько шагов, почти к самой поверхности тихо шипящей воды и дождаться, пока молотобоец вскинет кувалду. Удар! Звон идёт по всей Вселенной, а огоньки напоминают салют Победы.
   - Лёня, что ты делаешь? Лёня!
   Отступить, замочив подошвы в грязной вонючей жидкости и подождать, пока молот устремится к наковальне. Удар! Расколотый пополам шлем отлетает в сторону, а голова напоминает Сатурн своими светящимися кольцами. Отступить, по щиколотку утопая в плещущемся дерьме и дождаться удара. Удар! Что-то хрустит, возможно - кости плеча. Фёдор, поднявший Егора над мутным потоком, смотрит на меня со странной надеждой.
   Отступить, отбредая по пояс в вязкой жидкости и не дожидаясь тупых кузнецов, броситься на неподдающуюся дверь. Удар! Хруст, треск, сполохи перед глазами и мир рушится, обдавая меня потоками бурлящего дерьма.
   Я лежу на воротах, которые вырвал из крепежа, вместе с длинными штырями, прежде забитыми в бетон. Мутная вода проносит мимо ругающегося Егора, а следом торопится Фёдор, пытаясь схватить подчинённого за мокрую одежду. Фигура командира странно переливается и периодически теряет плотность, как, впрочем, и весь остальной мир.
   Остальной мир, это - стены бараков, подобных тому, который так старательно пытался удержать нас в своём мокром чреве. Когда слух прекращает издеваться над хозяином, развлекая его фугами и сонатами, состоящими из треска и шороха, я слышу далёкие очереди. Операция по зачистке, судя по всему, продолжается. Но для нашей группы она, определённо закончена.
   И вдруг, словно кто-то резко убрал гигантскую непроницаемую заслонку, весь радиоэфир разом обрушивается на мою несчастную голову. Впрочем, ничего особо радостного я не слышу: ребят постепенно выдавливают наверх. Причём непрошенных гостей гонят быстро и решительно: трёхсотых не меньше пары десятков. Хорошо, хоть двухсотых нет.
   - Дьявол, говорит Дьявол, - вступает Фёдор, которому удалось-таки поймать Егора, - Нуждаемся в срочной помощи. У нас, - он запинается и смотрит на меня. Я показываю ему большой палец и начинаю выдирать ладони из липкой дрянь, облепившей пластину двери, - У нас - трёхсотый. Мы находимся у объекта, маркированного: пять - три пять.
   - Ф-фух! - доносится голос Зины, в котором звучит неприкрытое облегчение, - Напугали вы нас. Маркировку не надо: положение группы идентифицировано. Три минуты.
   Я поднимаюсь на ноги и даже умудряюсь сделать пару шагов. Потом останавливаюсь и смотрю на чёрную тушу Альфы, которую потоком вынесло наружу. Что-то кажется странным в облике тёмной твари и некоторое время я стараюсь сообразить, в чём дело. Ага, видимо труп зацепился за что-то острое и часть кожи вместе с мясом отстала от кости. В глубокой ране блестит металл.
   Голова начинает кружиться, когда я склоняюсь над неподвижным телом и осторожно убираю толстый лоскут плоти. Крови почему-то нет совсем, а есть нечто удивительное: кость предплечья по виду очень напоминает металл. Кожа необыкновенно толстая, а в красных прожилках мышц протянулись тонкие серебристые нити.
   Чёрт бы меня побрал, если такое дерьмо могло получиться само по себе! И как я вообще сумел завалить модифицированного мутанта с металлическим костяком? А дверь?
   Впрочем, все вопросы разом отправляются в далёкую страну неполученных ответов. Между двух приземистых строений протискивается медицинский фургон и плюхая широкими скатами по болоту, которое мы устроили, едет к нам. Водитель, как обычно, немного форсит и резко разворачивается, чтобы корма автомобиля оказалась в полуметре от лежащего Егора. Когда-нибудь кто-то довыделывается.
   Ещё успеваю увидеть, как распахивается дверь и внезапно наступает тёмная безлунная ночь. Несколько мгновений я парю над царством мрака и безмолвия, а потом проваливаюсь в объятия тьмы.
  
  
  
   НЕПОНЯТНОЕ
  
  
  
   В ноздри бьёт дикий смрад, и я выбрасываю руку вперёд, пытаясь остановить нападение твари, подкравшейся из мрака. Где-то во мгле заливается хохотом невидимая женщина, а мои конечности опутывает липкая паутина. Проклятье! Значит мы так и не смогли выбраться из проклятых переходов и сейчас...
   - Да держите же его! Ни хрена себе, силища!
   - Лёня, очнись! Да очнись же ты, чертяка!
   Что-то вонючее снова обжигает ноздри, и я открываю глаза, обнаруживая над головой качающийся потолок, с какими-то хитрыми девайсами, явно медицинского назначения. Надо мной склоняются двое: Фёдор и парень в голубом халате, который качает головой и потирает запястье.
   Когда туман в глазах окончательно расходится, вижу ещё пару медиков, удерживающих мои руки. Физиономии у всех - встревоженные. Даже немного испуганные.
   - Очнулся? Вот и хорошо, - парень прекращает тереть запястье и показывает мне пальцы, - Сколько видишь?
   - Три. Всё нормально, - делаю попытку встать, - Да отпустите!
   - Можете отпускать, - парень пристально вглядывается в моё лицо, - Показалось, что ли...У тебя голова не кружится, ничего не болит?
   Сажусь и тут же вижу Егора, на физиономию которого присобачили кислородную маску, а ногу сунули в бледно голубую колбу с амортизаторами. Хоменко в сознании и показывает большой палец. Оптимист, мля. Трезвый месяц тебе гарантирован. Мы, судя по всему, едем в медицинском фургоне, который раскачивается из стороны в сторону. В окошках, под потолком, видно серое небо и мелькающие стены домов. Значит, мы уже в городе.
   Фёдор облегчённо вздыхает и оборачивается туда, где трое медиков что-то оживлённо обсуждают, посматривая в мою сторону. Слышу: "чёрный", "роговица", "склеры",
   - Что там у меня с глазами? - спрашиваю командира, а он только пожимает плечами.
   - Сейчас то нормально, а вот когда только очнулся...Помнишь, я тебе ещё тогда сказал? Такое ощущение, словно глазницы залили чем-то тёмным, типа смолы.
   - Бред, - качаю головой, - Всё же нормально.
   - Ладно, - Фёдор хлопает меня по плечу, - Пройдёшь осмотр - и всех делов. Этому охламону тоже повезло: надкол - ничего серьёзного.
   Медики приходят к какому-то консенсусу и один из них начинает многословно и непонятно разговаривать с телефоном. Обилие неизвестных терминов и тихая речь делают подслушивание бесполезным занятием.
   - Дело-то - дрянь, - сообщает Фёдор и потирает виски. Физиономия командира измазана бесцветным гелем - заменой зелёнки и блестит, точно рядом сидит манекен, - Такой прорвы трёхсотых сроду не было. Как минимум, треть Управления уложили в лазарет.
   - Жабы намудрили?
   - И они, и наши доблестные учёные, - Молчанов внезапно и зло бьёт кулаком по ладони, - Пока ты валялся в отключке, со мной связался Папа. Очень хочет видеть всех, - командир косится на соседнюю койку, - За исключением этого инвалида.
   - С Надькой всё в порядке?
   - Что с ней станется, с твоей Надькой, - физиономия кума на миг становится испуганной, точно он сболтнул лишку, - Уже в Управлении, у Папы. Ломилась к нам, типа мы все - одна большая семья, так её выпихали взашей. Плакала, дура. Особенно, как тебя увидела: покойник-покойником.
   - Надо будет обязательно показать Папе этого чёрного урода, - бормочу я. Воспоминания о драке просачиваются понемногу, словно на пути потока памяти кто-то установил прочную дамбу, - Это же надо. Никогда такого не видел раньше.
   - Никто не видел, - сумрачно вздыхает Молчанов и вновь лупит себя по ладони, - Подробно Папе расскажешь. Ты то запомнил побольше нас, обоих.
   - Что значит: расскажешь?
   Мы долго и пристально смотрим в глаза друг другу. Потом Фёдор яростно скрипит зубами. Ход машины становится тише, и она начинает маневрировать. Кажется, мы почти прибыли.
   - То и значит! Много пропустил. Когда тебя, с Егором, начали грузить в этот катафалк, с неба вертушка - плюх. А внутри - Пётр Антонович Егоров, собственной персоной. И с ним эта - твоя Настя. Предписанием, мудак, тычет: изъять записи видеонаблюдения за операцией. Забрали их, загрузили чёрную тварь и сдрыснули. Я как Папе сказал, думал он на говно изойдёт. Сказал, что надо было сожрать, но этим козлам не отдавать.
   - Надо было.
   Автомобиль останавливается и медик, прикрыв трубку ладонью, кивает на открывающуюся дверь.
   - Вы - двое - на выход. Громов.
   - Да.
   - Как освободишься, подходи в медблок. Сделаешь пару-тройку анализов. С начальством согласовано.
   Охранники на входе и прочие зеваки на этажах смотрят на нас достаточно странно. Впрочем, странным это кажется лишь до того момента, пока я не вспоминаю, где нас носили черти и на что мы, оба, похожи. Точнее - я. Фёдор успел почиститься и теперь его костюм просто грязен. На мне же болтаются ошмётки паутины, темнеют пятна крови чёрного Альфы и ещё какая-то непонятная дрянь. Кроме того, смрадная дрянь, в которой мы едва не утонули, определённо не ароматизирует воздух вокруг. Просто - няша, как сказал бы Вареник.
   Не в пример нам, Надя, ожидающая под кабинетом Папы, выглядит настоящей красавицей - примером для подражания. Впрочем, пример тут же бросается нам на шею, причём с таким энтузиазмом, словно собирается задушить. И со мной у неё почти получается. Фёдор выжидает некоторое время, пока меня тискают и лобызают, а потом тихо ворчит:
   - Кротова, ты поосторожнее, его только на ноги поставили.
   - Угу, хорошо, - наша старлей хлюпает носом и показывает на дверь, - Папа хочет говорить только с нами. Приходил кто-то из жаб, сказал; типа Егоров хочет обсудить, так он его матом послал.
   - Лишь бы нас не посылал.
   Алексей Константинович выглядит несколько непривычно, из-за бледного лица и становится похож на классическую статую Римского патриция. Зинаида, тоже присутствующая в кабинете, терпеливо очищает от пыли полковничью фуражку. Судя по всему, в порыве гнева, Папа запустил головным убором в стену.
   - Садитесь, - полковник первым выполняет собственный приказ, после чего напряжённо сверлит нас глазами, - Думаю, вам не стоит объяснять, что мы сегодня вляпались в какое-то непонятное, но крайне вонючее, дерьмо?
   - Очень, очень вонючее, - ухмыляется Зина и хлопает Фёдора по плечу, - Феденька, не обижайся, солнышко, но смердит от всех вас, мама не горюй!
   - Зина, сядь! Ещё и ты, - Папа тянет шею, и та отзывается глухим хрустом, - Обязательно было посылать начальника Управления на...Туда, куда ты его послала?
   - Прости, Лёша, но, когда я, сложив два и два говорю, что всё это была заранее подготовленная ловушка и есть всего два варианта: либо спецсектор проморгал такую масштабную западню и тогда их нужно гнать в шею, либо они знали и специально погнали ребят в задницу. Тогда жаб нужно брать и вешать за яйца! И нехрен старому мудаку вякать, дескать я - тупая подстилка Череднякова.
   - Да, мудак, - соглашается Папа и на Зину больше не сердится, - Ладно, к делу. Суммируем. Так называемая, тщательно подготовленная, атака захлебнулась в первый же десяток минут, потому что нас явно ждали. Ловушки на всех направлениях, твари, о существовании которых мы и понятия не имели, глушение связи. И в довершение всего, когда все бойцы покинули тоннели и по плану собирались выжечь переходы напалмом, внезапно прорвало сотню источников и заброшенную канализацию. Вуаля - подземка затоплена, без всякой возможности осушения.
   - Похоже, никто и не планировал прорываться в город, - очень тихо говорит Фёдор и морщит лоб, - Какова цель, в таком случае?
   - Учёный сектор, - Папа скрипит зубами, после чего наливает стакан воды и медленно пьёт, - Эти удоды уже выдвинули несколько версий. Одна из них - тестирование новых типов существ. Тех самых, к встрече с которыми мы оказались не готовы. Второе предположение основано на результатах операции. Половина опытных бойцов серьёзно пострадала, а значит - Управление практически нейтрализовано. Третья версия - самая неприятная. Всё это - отвлекающий манёвр, пыль в глаза, чтобы мы не заметили, чего-то ещё. И мы, чёрт побери, не заметили!
   - Но как? - внезапно подаёт голос Надежда, - Как они могли знать, что мы их атакуем сегодня и именно там? Откуда знали, что напалм собираются использовать после, а не до?
   Палец Папы поднимается и указывает на девушку.
   - Самый важный вопрос, - цедит Чередняков, - С самого начала планирование показалось мне несколько странным и нелогичным, а вот теперь, мать бы его, всё стало на свои места! - внезапно он вскакивает на ноги, а пустой стакан летит в стену и с грохотом разлетается на осколки, - Всё становится понятным, если предположить существование пособника тварей. Предателя на самом высшем уровне.
   Гремят кресла, отлетая назад. Надежда и Фёдор одновременно вскакивают на ноги, вглядываясь в полковника так, словно тот лишился разума. Да и Зинаида прекращает чистить фуражку и положив её на подоконник, очень тихо говорит:
   - Лёшенька, ты - переработался, перегрелся, просто устал, мать твою!
   И тут, почти в унисон, выкрикивают мои товарищи. Причём даже возгласы у них схожи:
   - Как такое может быть?! - Надя.
   - Этого просто быть не может! - Фёдор.
   Я же просто молча сижу в стороне. Отчасти из-за шокирующего заявления, отчасти, потому что перед глазами пульсирует жирная чёрная медуза и кажется: стоит ей коснуться головы своими щупальцами, как череп тотчас разлетится на мелкие осколки.
   Тем временем всё успокаивается. Стулья подняты, а Зинаида, тихо ворча, собирает осколки несчастного стакана на лист какого-то приказа. Когда следы начальственного срыва полностью устранены, а сам Папа усажен на место, наша странная беседа продолжается. Полковник старательно держит себя в руках, а мои товарищи, хоть и остаются олицетворением недоумения, но предпочитают держать рот на замке.
   До поры, естественно.
   - Расскажите, как всё было, - Чередняков тоскливо смотрит в окно, где плотная пелена облаков и не думает расходиться, - Сначала - ты, Фёдор.
   Поскольку Надежде особо рассказывать и нечего, она очень внимательно слушает рассказ командира. Зина, та уже успела достать свой супер-пупер девайс с техникой 3-Д записи и фиксирует каждое слово и жест рассказчика. Сейчас координатор кажется неимоверно дряхлой, да и Папа резко набрал десяток годков.
   Потускневшая было медуза, вновь наливается злобной силой, и я ощущаю приступ дурноты. Видимо, это как-то отражается на внешности, потому как Зина морщится и отвлекается от записи, рассматривая меня. Впрочем, тошнота скоро проходит, и полупрозрачная тварь вновь отступает в глубины зелёного космоса.
   Тем временем, Фёдор заканчивает свою историю и делает приглашающий жест. Приглашение относится ко мне, но особо рассказывать нечего. Я до сих пор не понимаю, как мне удалось сломать дверь и что собственно произошло во время поединка с бронированным Альфой. Воспоминания о недавней операции стремительно выцветают, как и весь окружающий мир. Странное ощущение, словно я очутился в глубинах океана, где плавает та самая медуза и не остаётся ничего, кроме холодной мутной воды.
   Я отрицательно качаю головой.
   - Возможно, какой-то побочный эффект сурка, - вспоминаю предупреждение Насти и благоразумно держу рот на замке, - добро, медики тебя осмотрят, может чего скажут. А теперь о моих выводах, - Папа вновь встаёт, и Зинаида накрывает его огромный красный кулак своей ладонью, - Почему вы считаете, что у тварей не может быть пособников среди людей? Забыли, что безмозглыми пожирателями мяса являются только те, кто находится на самой низшей ступени - опарыши, как вы их любите называть. Твари, рангом повыше, вполне себе разумны. Учёные предполагают, что тот или та, кто управляет всеми мутантами по уровню разума превосходит самого умного человека. И такому умнику совсем нетрудно найти общий язык с кем-то, кто жаждет денег, власти или просто беспокоится о судьбе заражённых родственников.
   - Но, работать на мутантов, против своих же...
   В голосе Нади не слышится особой уверенности, и Папа не собирается отвечать. В истории человечества столько случаев предательства, что всех и не упомнить. Даже значительная часть Ветхого Завета посвящена этому прискорбному явлению.
   - Но тот, кто работает на тварей должен понимать, - на лице Фёдора сосредоточенность, - В этот раз несомненно возникнет подозрение и начнётся расследование.
   - Тут тоже есть варианты, - Папа осторожно снимает руку Зины и принимается ходить по кабинету, - Либо он настолько хорошо законспирирован, что не сомневается в надёжности легенды, либо игра настолько стоила свеч, что с той стороны очень сильно надавили. Второй вариант для нас предпочтительнее, ибо результат проявится скоро, а предатель начнёт нервничать и допустит ошибку.
   - Но мы же не можем оставить такую информацию здесь, - спокойно констатирует Зина и отключает интерфейс, - Сектор Б - всего лишь одно, из множества подразделений Управления и далеко не самое главное. Тот же спецсектор стоит в иерархии значительно выше, а жабы определённо играют против нас.
   - Егоров - предатель? - полковник задумывается, постукивая пальцами по подоконнику, - Скорее предположил бы, что говнюк имеет свой интерес и тоже пытается отыскать предателя. Кроме того, Пётр способен играть отдельную партию и пока она не завершится, вскрывать карт не станет.
   - А время уходит, - замечает Фёдор, - Ещё пара подобных операций и Управление опустеет, а город останется без защиты.
   - Что думаешь делать? - интересуется Зинаида, - Ну, кроме как бить ни в чём не повинные стаканы? Станешь рыскать по Управлению и искать предателя?
   - Так. Всем отправляться домой и отдыхать, - Папа протягивает руку и получает свою фуражку, - За всё спасибо. А я попытаюсь напрямую к министру. Мы с ним несколько раз общались и вроде бы он - мужик неглупый.
   - Да они все неглупые, - фыркает Зина и достаёт портсигар, - Пока дело не касается их задницы. А потом начинается: интересы государственной безопасности, честь мундира и прочая чепуха.
   - Остынь и не вмешивайся. Ситуация и так весьма серьёзная, - Папа отправляет фуражку и отдаёт нам честь, - Бойцы, благодарю за доблесть и отвагу, проявленные во время операции.
   - Служим России.
   Потом Фёдор делает шаг вперёд и кивает на меня.
   - Я бы Громова поощрил. За особые заслуги.
   - Не стоит, - вяло ворчу я, - созерцая сокращения чёрных щупалец в зелёной мути.
   - Стоит! Если бы не твои фокусы, там бы мы и остались.
   - За кого ты меня держишь, - бурчит Папа, с которого разом слетает весь пафос, - Естественно. Сейчас, если буду разговаривать с министром, обязательно упомяну и это. Да и вообще, как по мне, парень давно перерос состояние птенчика и заслуживает собственную группу. Ну всё, топайте.
   Мы вываливаемся в коридор, причём Надя хлопает по плечу и шепчет в ухо, что если я надумаю уходить, то она напишет рапорт, с просьбой усилить группу нового командира. Говорит она достаточно громко, но Фёдор не обижается. Напротив, командир замечает, что это - дельная мысль и он её полностью поддерживает.
   Потом мы моемся в душевой, и я ощущаю приступ мерзкого озноба. Всё это весьма отличается от обычной реакции на сурка, и я некоторой завистью смотрю на зевающего Фёдора, который чешет свой ёжик расчёской, где отсутствует половина зубцов. У самого руки дрожат так, что пальцы едва способны застегнуть пуговицы рубашки. Зелёная муть перед глазами сменяется яркими сполохами, точно я вижу праздничный салют.
   В конце концов даже ноги начинают трястись так, что я вынужден присесть в кресло. Фёдор как раз заканчивает приводить себя в порядок и приносит мне стакан с дымящимся кофе. Из второго командир отхлёбывает сам. Молчанов с тревогой всматривается в моё лицо и едва не силой впихивает стакан в дрожащие пальцы.
   - Пей, - Фёдор качает головой, - Совсем дерьмово выглядишь. Помочь до медблока дойти?
   - Угу, - я делаю глоток и ставлю стакан на стол, - А ещё в сортир проводи - подержишь.
   - Это ты - к Надюхе, она с удовольствием, - он хмыкает, - Нет, ну видок у тебя, в натуре...Краше в гроб кладут.
   - Не дождёшься.
   Кофе совершенно не лезет в глотку: и запах, и цвет напитка вызывают тошноту. Кроме того, дрожь, вроде бы, прекращается и преодолевая жуткую слабость я медленно поднимаюсь на ноги. Рука командира, когда я её пожимаю, кажется куском металла, раскалённого в печи. Фёдор глухо ворчит, что я - как ледышка.
   Мы прощаемся, я бреду через двор и поднимаюсь на лифте. Всё это время пытаюсь убедить себя, что происходящее - лишь реакция на неиспытанный препарат. Уж очень все эти симптомы напоминают признаки инфицирования. Если так - карантин на пару месяцев, а наш отпуск благополучно накрывается медным тазом. Вареник просто взбесится.
   На входе меня встречает Настя и после приветствия, внимательно разглядывает лицо и глаза. Поднимает то правое, то левое веко. Наконец кивает.
   - Так я им и говорила: нужно аккуратнее с дозировками, - она кивает, - Пошли.
   - Меня вообще-то приглашали в медблок.
   - Идём, я уже обо всём договорилась, - она улыбается, но улыбка кажется какой-то недоброй и насквозь фальшивой. Впрочем, я сейчас совсем хреново соображаю, - Или ты хочешь, чтобы у тебя в крови нашли плоды нашего совместного греха?
   Честно говоря, я уже вообще ничего не хочу. Поэтому покорно позволяю отвести себя в комнату Михальчук и сделать ещё пару болезненных уколов. Но после них действительно становится легче и дрожь окончательно покидает тело. Вспышек больше нет, а я тут же согреваюсь. Да и дурные мысли разом покидают голову.
   - Как огурчик, - кивает Настя и вносит пометки в планшет, - Но завтра обязательно подойди.
   - Спасибо, - я пытаюсь поймать её взгляд, но Анастасия не отрывается от планшета, - До завтра.
  
  
   ДОМ. ТЕНИ И ТЬМА.
  
  
   Пока добираюсь домой, тучи начинают расходиться и в просвете между серыми рваными полотнищами мелькают золотистые блики. То ли от принятого препарата, то ли по какой, другой причине, но весь мир вокруг кажется таким же ярким и светящимся. Недобрые перипетии первой половины дня отходят на задний план и кажутся совсем неважными. Всё ещё наладится. Сейчас Папа смотается в министерство, перетрёт с шефом и найдёт решение. Да и с предателем полковник определённо погорячился: странно подумать, что эти твари способны на такие сложные комбинации.
   Включаю проигрыватель и подпеваю Кипелову. Обожаю Арию, особенно - раннюю. Жаль, Вареник не разделяет моей страсти и постоянно жалуется, дескать от этого у неё начинает болеть голова. Приходится отрываться в машине. Вот, сейчас начнётся "Химера" и можно прибавить громкости. Почему мне так нравится эта композиция - понятия не имею, но история о тщетности достижения цели цепляет душу.
   Звонит телефон. Замедляю ход и выключаю музыку. Смотрю на экран: Папа. Хм, давно не виделись.
   - Да, Алексей Константинович.
   - Ты ещё не дома? - получив отрицательный ответ, полковник задаёт вопрос, выбивающий меня из колеи, - Послушай, Леонид, ты же знаешь Анастасию Михальчук?
   - Э-э...Ну, да.
   - Начальник медблока, - уточняет Папа, - Мы именно про неё говорим.
   - Знаю. Мы вместе учились, ну и...Дружили, в общем.
   - Понятно, - Ты в курсе, что последние пять лет она работала в одной из обеспечивающих групп спецсектора? Из тех, что курирует лично Егоров?
   Я принимаюсь лихорадочно шерстить воспоминания. Упоминала ли об этом Настя? Вроде бы, нет. Да собственно, она вообще не вспоминала о последних годах жизни. Настя работала в спецсекторе, у жаб?
   - Понимаешь, какое дело, - продолжает Папа, - Поднял список кадровых перестановок за последнее время и некоторые моменты вызвали очень сильное недоумение. Что ты, кстати, про неё можешь сказать?
   - Настя - хороший человек, открытый и добрый. Была, - внезапно я понимаю, что совершенно не знаю ту Анастасию Михальчук, которая изучала мои показатели и предлагала испытать новое средство, - Ну, собственно, вот и всё.
   - Ладно, отдыхай.
   Папа отключается, а я остаюсь в полном недоумении. Что это было? Зачем он звонил? Почему спрашивал именно про Настю? Позолота дня мало-помалу сползает с торжественных фасадов, солнечный отблеск прячется за мрачными тучами.
   К дому я подъезжаю терзаемый непонятными подозрениями и опасениями. Может, кто-то узнал о несанкционированном использовании препарата? Тогда стоит объяснить, что я сам дал согласие и всё делалось в полном осознании происходящего.
   Когда закрываю дверь и ставлю машину на сигнализацию, с неба начинают срываться крупные капли холодного дождя. Некоторое время неподвижно стою, подставляя лицо под ледяные уколы и ощущаю, как влага испаряется с горячей кожи. Потом чувствую чей-то назойливый взгляд и вижу неизменных бабок, обожающих чехвостить обитателей подъезда, проходящих мимо дежурной лавки. До сего дня, как мне кажется, один я не получил почётного звания: "наркоман". Ну что же, давно пора.
   Убегающие от непогоды старухи специально задержались под начесом, чтобы поближе рассмотреть меня. Вежливо здороваюсь, получаю в ответ: "Доброго дня, Леонид" и прохожу мимо. Странное дело, в квакающих голосах сплетниц звучит нечто угрожающее. Или мне просто кажется?
   Лифт, как обычно, торчит на самом последнем этаже, так что приходится подождать. Всё это время на площадке между первым и вторым этажами кто-то методично бьёт мячиком о бетон.
   В конце концов это начинает раздражать, и я выглядываю за угол. Никого. И никаких звуков, кроме шума усиливающегося дождя.
   Чушь какая-то! Возвращаюсь к лифту, двери которого открываются, выпуская наружу...Чёрного Альфу! На мгновение застываю, глядя в искрящиеся глаза, а потом бью кулаком в переносицу и...Проваливаюсь внутрь коробки подъёмника.
   Нет никакого мутанта. Вообще никого нет.
   - Нервы, это - просто нервы, - бормочу я и нажимаю на кнопку.
   Лифт поднимается, а в шахте, за стеной, слышатся удары мяча о бетон. Чёрт возьми, если это - галлюцинации, то они на редкость реальны. Впрочем, что я знаю о видениях? Неужели голова доблестного Леонида Громова не выдержала неприятностей, происходящих с хозяином и отправила крышу проветриться?
   Сейчас приду домой, немного поболтаю с Ватрушкой и завалюсь спать. Всё, как рукой снимет и когда проснусь, то буду, словно огурчик.
   С первым пунктом намеченного выходит незадача. Вареник упорхнул к подруге, оставив пространное, милое и не совсем грамотное послание на кухонном столе. Здесь же дожидается меня кастрюля борща и сковородка жаркого. Внезапный приступ жуткого голода усаживает меня за стол и заставляет уминать сочное мясо. Прихожу в себя лишь полностью уничтожив содержимое всей сковороды. Ну, ни хрена себе! Должно быть, на нервах.
   Ощущая приятную истому, начинаю разоблачаться, попутно листая новостную ветку. Монитор, напоминающий крупную сетку из разноцветных информационных блоков, по жесту руки выбрасывает требуемые окна.
   В Бразилии пожары уничтожают остатки девственных лесов. Неинтересно.
   В Антарктиде мор вызвал резкое сокращение популяции пингвинов. Бедные пингвины.
   В Соединённых Штатах сенатор Мерфи предложил зафиксировать федеративное устройство на основе двенадцати уцелевших штатов. Туда вам и дорога.
   В Центральной Европе зафиксировано странное явление. Непонятное образование, напоминающее по форме купол, расширяется со скоростью полсотни метров в сутки. Аномалия непроницаема для сканирующего оборудования и уже накрывает площадь диаметром в тысячу километров. Предполагается, что в центре образования находится город Бонн.
   Расправляю рубашку, повешенную на тремпель. Потом поворачиваюсь и смотрю на изображение аномалии. Да нет, не на купол она похожа. Чёрные отростки напоминают лапки каракурта или щупальца осьминога. Тысяча километров - нехилый участок. Бонн...Что-то такое я слышал, совсем недавно.
   Точно! Настя говорила, что именно Бонн был возможным центром всей этой гадости. Что теперь?
   За окном полыхает синим, а чуть позже доносится оглушительный раскат грома. В тот же момент изображение на экране собирается в ослепительно сияющую точку и пропадает. Мгновением позже тухнет свет. Просто великолепно. Супер-пупер технологии, а поставить нормальную защиту от гроз так никто и не удосужился.
   Кто-то громко и протяжно стонет. Я оборачиваюсь, испытывая странное ощущение, будто смутные тени быстро мечутся на периферии видимости. Естественно, сзади - никого. Но тут стон повторяется. Кажется, он доносится из коридора. Я не могу понять, мужчина стонет или женщина. Оба варианта равнозначно выглядят бредово.
   Медленно выглядываю за дверь, и кто-то проскальзывает мимо, растворяясь в сером сумраке. Вновь гремит и гром и настойчиво стучит мяч. Теперь стон раздаётся непрерывно и почему-то кажется очень знакомым, точно кто-то прежде уже издавал похожие звуки. В некотором отдалении, может быть за стеной, начинает тонко хныкать маленький ребёнок.
   Всё это мне очень не нравится. Абсолютно не представляю, как поступать дальше. Если это - галлюцинации, то стоит позвонить Насте и сказать, что её лекарство дало очень странный побочный эффект. Или...не стоит?
   А если это - не видения? Что тогда?
   Осторожно выхожу в коридор, и кто-то огромный, нависающий над головой, выходит следом и тяжело дыша, всматривается в мечущиеся тени. Очень хочется обернуться, но я не собираюсь потакать взбесившемуся разуму, а просто пойду на звук протяжного стона. Под раскат грома, невесть откуда взявшийся ветер бросает в лицо горсть сухих листьев. Наверное, Вареник забыла закрыть окно в спальне.
   На мгновение вспыхивает свет и тут же гаснет, успев бросить на стену передо мной жуткую тень огромного паука, изготовившегося к атаке. С хриплым рычанием оборачиваюсь и естественно вижу то, что и должно: пустой коридор. Сейчас проверю спальню и пойду звонить Папе. Он быстро разберётся со всей этой чертовщиной.
   Стон умолкает, а плач невидимого ребёнка становится громче и начинает блуждать от стены к стене. Я узнаю это хныканье. Так рыдал несуществующий младенец из паркового павильона. И стон... Да, он тоже оттуда. Парень с разорванной грудью, которого я приказал добить.
   Он просил о помощи и вспоминал мать.
   Ноги начинают дрожать, и я прижимаюсь к стене, ощущая, как холодный пот липкой плёнкой сжимает лоб. Быть может, я просто уснул и всё это - жуткий сон, от которого вскакивают на липких простынях, не в силах отдышаться?
   Точно! Всё это - сон.
   - Я жду тебя.
   Хриплый женский голос, невзирая на то, что звучит очень тихо, разом перекрывает остальные звуки. Да они и сами стихают, удаляясь. Стоны, плач и стук мячика исчезают. Раскатывается гром и наступает полная тишина. Вот только внутри всё продолжает дрожать, как после той попойки с Егором и Надей, когда внутренности превратились в желе.
   Дверь в спальню прикрыта, так, что осталась только узкая щель, в которой видно сплошной мрак, точно это - выход в глубокую ночь. Однако, тьма колышется и на мгновение я ощущаю чей -то пристальный изучающий взгляд. Потом - перестук барабанных палочек и дверь начинает медленно открываться.
   Если это - сон, то ему самое время завершиться, пока не началось самое страшное. Что? Не знаю и сам.
   - Иди ко мне.
   Голос неизвестной наполнен такой страстью, что ею можно разжигать ядерный реактор. В голове возникает лёгкий туман и несколько шагов я делаю, даже нее понимая, что происходит. Когда контроль возвращается, обнаруживаю себя стоящим на самой границе мрака и сумрачного света. Безумно тянет сделать последнее усилие и преодолеть этот рубеж, полностью погрузившись в колышущуюся массу тьмы.
   Медленно поднимаю руку и протягиваю перед собой, ощущая дуновение прохлады. Сладковатый аромат разложения проходит по ноздрям, вызывая дикую смесь ощущений: отвращение борется с почти сексуальным экстазом.
   Рука не успевает коснуться мрака, потому что в том месте, где пальцы почти погрузились в чернильную массу, внезапно появляется чья-то узкая чёрная ладонь. Это - ладонь женщины, но ухоженные ногти длиной и формой больше напоминают когти хищника. Когда подушечки наших пальцев касаются, по коже словно проскальзывает электрический разряд. Потом пальцы переплетаются, как у любовников в крайние моменты близости
   Я поднимаю вторую руку и всё повторяется. Некоторое время ничего не происходит: слабые электрический разряды, дуновение холода и дрожь внутри. Потом из мрака появляется лицо. Женское. Трудно сказать, красивое оно или нет, но если бы я представлял олицетворение тьмы, оно бы выглядело именно так.
   Закрытые глаза распахиваются, но под веками та же непроглядная ночь. Потом тонкие губы начинают шевелиться.
   - Ты пришёл. Ты уже очень близко. Я долго ждала тебя, - перестук барабанных палочек и чёрная маска внезапно идёт мелкой рябью, - Поцелуй меня.
   Наши губы всё ближе, но в тот момент, когда они должны коснуться, я теряю равновесие и падаю.
   Оказывается, я так и не покинул гостиную, растянувшись перед потухшим экраном. За окном монотонно шумит дождь, и я слушаю шелест струй, иногда прерываемый грохотом далёкого грома. Жуткая апатия поглощает меня и не желает отпускать, убеждая, дескать, лежать на полу - лучшее, что может произойти с человеком.
   - Вставай! Смотри на него, разлёгся!
   - Варя, - бормочу я, ощущая, как меня вздёргивают над полом, - А я и не слышал, как ты вернулась.
   - Ещё бы, - меня наконец ставят в положение, приличествующее человеку, - А морда то бледная! А ну, пошли, воздуха свежего глотнёшь.
   Ноги всё ещё слушают команды мозга с некоторым сомнением, но мы-таки выбредаем на балкон. Створки распахнуты и капли барабанят по маленькому столику, выбивая некий замысловатый ритм. Завеса дождя настолько плотная, что кажется, будто вокруг нет ничего, кроме серой переливающейся пелены.
   - Смотри.
   Мне кажется или голос Вари странно изменился, став глубже и грубее? Однако времени рассуждать об этом уже не остаётся: крепкие пальцы поворачивают мою голову, и я вижу тёмное пятно, приближающееся из смутных глубин ливня. Свежий воздух внезапно сменяется прохладной затхлостью, как будто я оказался в глубинах заброшенной пещеры.
   - Смотри.
   Не остаётся никаких сомнений: рядом со мной - не Варя. Однако, тёмное пятно уже совсем близко и вдруг мир дождя исчезает, сменяясь мраком, пронизанным красным и жёлтым пунктиром. Напоминает трассирующие очереди, только их так много, что прерывистые линии сплетаются в густую сеть. И по этой сети скользят быстрые тени, слабо светящиеся на фоне абсолютной черноты.
   - Что это? - вырывается у меня.
   - Узнаешь, - в голосе ощущается лёгкий смешок, - В своё время.
   Пальцы отпускают голову и в ту же секунду колени подгибаются, а я вновь падаю.
   И вновь на пол гостиной. Дождь шумит значительно слабее, а звуков грома и вовсе не слышно. Взамен, бешено разрывается дверной звонок и одновременно сходит с ума телефон, лежащий в кресле, поверх смятой рубашки.
   Кто там? Ватрушка...Ни хрена себе: с момента моего возвращения прошло уже три часа!
   Шатаясь, добредаю до входной двери и открываю замки, под аккомпанемент цоканья ноготков. Ватрушка нервничает. Как только дверь распахивается, она тут же вешается мне на шею, едва не сбивая с ног. Пока "ожерелье" болтается, выслушиваю укоризненное бормотание: "ну мы же договаривались: ложишься спать - запирай на ключ". Мы, правда, не договаривались, как поступать, когда я отрубаюсь посреди гостиной.
   Наконец Вареник покидает свой насест и начинает восторженно вещать про чудесные вещички, которые ей привезла Маша из последней поездки. Внезапно Варвара останавливается и начинает пристально всматриваться в моё лицо. Её мордашка отражает недоумение и тревогу.
   - Что с тобой? - она щурится, подступая ближе, - Глаза...
   И в этот момент меня накрывает с новой силой. Кажется, мощный разряд проходит через всё тело и пальцы сжимаются, с хрустом ломая телефон. Такое ощущение, будто когтистая лапа прижимает голову к полу, да так, что начинают потрескивать позвонки.
   - Что происходит?! - кричит Варя и наклоняется ко мне, - Боже...
   Не знаю, что происходит дальше, но когда мрак уходит рядом никого нет. Вроде бы слышу торопливый задыхающийся голос из кухни, но уже не понимаю, на самом это деле или только в моей голове. Стены шатаются, а пол норовит уйти из-под ног.
   Кажется, хлопает входная дверь. Чёрт!
   А я ведь не уверен, возвращалась Варя или нет. Впрочем, сквозь колышущуюся пелену вижу пакеты, которые были у неё в руках.
   - Варя! - голос предаёт меня, обращаясь бессильным шипом, - Варя!
   Бессмысленно, я - один. Кое как натягиваю рубашку и туфли. Под ногами хрустят обломки телефона. Нужно выбраться на улицу и попросить о помощи. Но как же это трудно сделать, когда мрак и тени танцуют вокруг, а пол под ногами превращается то в бездонную пропасть, то в переплетение электрических разрядов.
   Даже не помню, как выбираюсь на площадку и с силой бью по кнопке лифта. Может, попросить соседей? Поздно: двери распахиваются и пропускают внутрь.
   Какого чёрта со мной происходит?
   Куда исчезла Варя? Пошла за помощью?
   Двери подъезда выпускают наружу.
  
  
  
   ОШИБКИ И ПРЕДАТЕЛЬСТВА
  
  
  
   На мгновение воздух, наполненный озоном и водяной свежестью, приводит в себя и в глазах светлеет. В серо зелёных полотнищах, закрывающих мир, появляются широкие прорехи. В этих сияющих дырах вижу мокрый асфальт, дома вокруг и тучи, которые с невероятной скоростью несутся по небу. От этого мельтешения кружится голова и подступает дурнота.
   Пока свет не спел снова померкнуть делаю несколько шагов и поворачиваю голову, пытаясь отыскать хоть кого-то, кого можно попросить о помощи.
   Никого.
   Внезапный рёв мотора бьёт по ушам и в следующий миг рядом резко тормозит тонированный минивэн. Брызги воды летят в лицо, и я поднимаю ладонь, отступая назад. Дрожащие ноги подламываются, и я падаю на чёрный от влаги асфальт. В голове мелькает дикая мысль о грязных брюках.
   Додумать чушь не успеваю: боковая дверца автобуса распахивается и наружу, точно чёртики из коробки, стремительно выскакивают рослые парни в чёрных костюмах и масках. У каждого - короткоствольная Скопа, но орудуют все руками.
   Первый протягивает ладонь и почему-то ожидая помощи, я хватаюсь за неё. Мгновенный короткий полёт и физиономия прижимается к шершавой мокрой поверхности. Где-то слышен женский вскрик. Один глаз фиксирует светлое пятно за чёрными силуэтами, а в следующий момент обе мои руки заламывают за спину, и я ощущаю прикосновение металла к виску.
   - Не шевелись, урод! - шипит один, из нападающих и упирается коленом в позвоночник, - Готово? Внутрь его!
   Меня, точно снаряд, забрасывают в автомобиль. Неизвестные запрыгивают следом. Нет времени расслабляться: скованные руки тотчас попадают в магнитный замок на стене и такую же штуку пытаются проделать с ногами.
   Я не знаю, кто эти люди и почему так поступают, однако никто из них не напоминает медика, приехавшего оказать первую помощь больному человеку. В голове бурлит ярость и непонимание. Когда один парень садится на колени, а второй - открывает захват на полу, я вырываюсь и пинаю обоих; одного - в спину, второго - в грудь.
   Удар получается необыкновенно сильным, да ещё и усугубляется тем, что минивэн начинает стремительное движение.
   - Сука! - человек влипает лицом в окно и скатывается вниз. Второй пролетает через весь салон и сшибает с ног сразу пару товарищей.
   Уцелевший пытается ударить меня в челюсть, но почему-то его попытка выглядит словно движение в густом киселе. Поэтому я с лёгкостью уклоняюсь и наклонив голову, бодаю нападающего в челюсть. Его подбрасывает до потолка, а потом отшвыривает в конец машины. Теперь пятёрка неизвестных или вяло барахтается на полу, или вообще неподвижно отдыхает.
   Окошко водительской кабины распахивается и в проёме мелькает чья-то озадаченная физиономия. Судя по удлинившемуся овалу лица, увиденное наблюдателя совсем не радует. Кроме того, откуда-то сзади доносится прерывистые звуки сирены, и машина похитителей прибавляет в скорости.
   Один из сбитых парней выбирается из-под упавшего товарища и почти не раздумывая я бью его ногой в лицо. В висках пульсирует огненная боль, а в глазах порхают сотни зелёных медуз, вроде той, что надоедала в кабинете Папы. Если помотать головой, то твари испуганно разлетаются, но потом быстро возвращаются обратно.
   Хоть и понимаю, насколько это бессмысленно, но упираюсь ногами в пол и пытаюсь вырвать руки из захвата. В этот момент на свет божий появляется ещё один персонаж в маске и тянет Скопу из-под нагромождения тел. За спиной страшно хрустит, а минивэн резко тормозит. Срываюсь с места и кубарем налетаю на боевика, успевшего завладеть автоматом. С протяжными воплями мы образуем новую кучу-малу у кабины водителя.
   Мне везёт немного больше, и я остаюсь в сознании. А противник - нет. Кажется, теперь сирены доносятся сразу со всех сторон. Из-за стены слышны громкие матюги и фургон снова увеличивает скорость. Похоже, про пассажиров тут вообще никто не думает и все шестеро вновь перемещаются на корму. Сотни зелёных медуз тоже.
   Внезапно с диким рёвом тормозов стена автомобиля превращается в потолок, а я, на долю мгновения, зависаю в воздухе. При этом я отлично понимаю, как бы сейчас пригодились свободные руки, но ничего поделать не могу. Да, руки скованы за спиной, поэтому страдает голова, влипающая в новый пол.
   Точно дождавшись подходящего момента, медузы разом набрасываются со всех сторон. Я не выдерживаю их стремительно натиска и сознание со свистом покидает несчастную голову.
   Что-то грохочет, и кто-то рычит неприличные слова. С трудом отрываю голову от мягкого и уютного металла и гляжу вверх. Дверь фургона оторвана к чёртовой матери и с небес спускаются ангелы в знакомой форме 5-го отдела. Рядом кто-то тихо стонет и пытается подняться на ноги.
   - Лежать, паскуда! - рычит Лавров из Шишиги и пинает этого кого-то в лицо, - Костя, а ну, зацени мордашки этих скромняг. Какого-то хера же они их прячут.
   Меня осторожно поднимают, и коллега внимательно осматривает физиономию, поворачивая голову из стороны в сторону. Только теперь обращаю внимание, что все наши - в полной боевой, лишь забрала подняты. Их что, с операции сорвали?
   Лицо Лаврова сосредоточенно, и я не вижу на нём сочувствия или участия, уместных по отношению к пострадавшему товарищу. Потом капитан кивает Антипову, деловито срывающему балаклавы с лежащих.
   - Жабы, - откликается тот, - Парочка - точно, а остальных тоже видел, но не помню по батюшке.
   - Так я и думал, - Лавров поднимает меня на ноги и толкает к подчинённому, - Этого осторожно упакуйте и везите Папе, пусть полюбуется. Мы с Чехом остаёмся охранять этих блядей.
   "Этого"? Меня не узнали? Впрочем, может морду так помяли, что и пластическая хирургия отдыхает?
   - Лавров, - бормочу я, - ты чего?
   - Рот закрой, - он и Антипов поднимают меня и передают в открытую дверь, - С Папой будешь разговаривать. Пацаны, вы там аккуратнее, браслеты не снимайте.
   Дерьмо продолжается. Ладно меня похитили сотрудники спецсектора, но сейчас то я уже попал к своим! Однако, дружелюбием не пахнет и здесь. Мало того, остальные бойцы скрывают лица за щитками, и я даже не могу ни с кем поговорить.
   Снаружи - чистый бардак. Вокруг лежащего минивэна замерли пять наших оперативных автомобилей. За ними - полицейские тачки, мигающие всей имеющейся иллюминацией. А ещё дальше, за оцеплением бойцов, торопливо собираются зрители. Еще на земле лежит парочка, которую, как я понимаю, выдернули из кабины. Над ними стоят оперативники пятого с Кочетами наизготовку. Раньше такой цирк видел только в новостях про задержание контрабандистов или наркоторговцев. Ну надо же, поучаствовал!
   Под пристальными взглядами галдящей толпы, меня ведут и садят в чёрный фургон. Представляю, как это выглядит со стороны, учитывая мою грязную одежду и разбитую физиономию. Впрочем, парни ведут себя весьма корректно и оставив попытки разговорить хоть кого-то, покоряюсь обстоятельствам.
   Как и приказывал Лавров, браслеты не снимают. Кроме того, все четверо конвоиров держат винтовки на коленях, словно готовятся отразить внезапное нападение. Такое ощущение, словно они опасаются меня. Чертовщина!
   Машина останавливается и все выбираются наружу. Меня, как и прежде, ведут плотно и аккуратно, не спуская глаз. Почему-то я ощущаю внимательные взгляды даже через непроницаемые забрала шлемов и это здорово нервирует.
   Мы выгрузились у одного из служебных входов, которым я прежде никогда не пользовался. Здесь тоже имеется охрана и судя по всему они в курсе происходящего. По крайней мере никто не задаёт никаких вопросов, а бойцы просто расступаются, позволяя пройти в длинный узкий коридор, залитый мертвенным голубым сиянием. Ни одной двери или ответвления - прямая кишка с дверью лифта в самом конце.
   Подъёмник опускается невыносимо долго и когда всё же замирает, появляется ощущение, что мы достигли центра земли. За открывшимися дверями - круглый зал с пультами охраны и пятёркой вооружённых бойцов. Они принимают меня у сопровождающих и молча ведут дальше, в левый, из трёх коридоров. В стенах - массивные металлические двери, напоминающие тюремные. По крайней мере в них имеются лотки для передачи пищи.
   Но нам не сюда.
   В самом конце воистину бесконечного прохода находится небольшой кабинет, вполне себе цивильного вида. Похож на тот, где нас обычно принимает Папа. Папа, кстати, тоже тут. Сидит за столом и смотрит на меня так, словно я - случайный бродяга, пробудивший медведя от зимней спячки. Кажется, перед моим приходом полковник что-то смотрел на мониторе, который стоит перед ним на столе.
   Меня усаживают на металлический агрегат, отдалённо напоминающий кресло, после чего пристёгивают ноги и руки. Сидеть достаточно удобно, но вырваться абсолютно нереально. Я по-прежнему ни хрена не понимаю, но надеюсь, что хоть здесь растолкуют, в каком шоу я участвую против своей воли.
   Папа тяжело вздыхает и поворачивает монитор так, чтобы я видел изображение.
   - Смотри, - он тихо кряхтит, - Вопросы - потом.
   На экране - Настя и сначала я так ошарашен её внешним видом, что всё сказанное проходит мимо ушей. Лицо Михальчук покрывают синяки и ссадины, бровь рассечена, а нижняя губа опухла. Под левым глазом - огромное синее пятно. Волосы всклокочены и кажется отсутствует некоторая часть шевелюры. Анастасия сидит, наклонившись вперёд и лишь спустя некоторое время я понимаю, что её руки скованы за спиной. А металлический стержень справа - совсем не микрофон, а ствол Скопы, направленный в голову говорящей. Что она там рассказывает?
   Что она рассказывает?!
   - Когда мы получили информацию о месте и времени появления эмиссара, встал вопрос об объекте инициации. У нас имелись кандидатуры, одобренные проводником, но к моменту операции одна выбыла.
   - Почему? - резонирует неразборчивый голос.
   - Людмила Шемякина подтвердила положительный тест на беременность, а нас не устраивали любые отклонения. Они...Они могли сделать эксперимент непредсказуемым. Так что пришлось выбирать из двух оставшихся.
   - И вы сделали выбор?
   - Да. Пётр Антонович настаивал на кандидатуре Леонида Громова. Все его показатели выглядели много предпочтительнее, чем у Антона Хруцкого, - Настя сглатывает и пытается слизнуть каплю крови, ползущую из уголка рта, - У меня не имелось особых оснований для возражений, поэтому я согласилась.
   - Невзирая на ваши прошлые взаимоотношения? - в голосе звучит искренний интерес, - Ведь вы, вроде бы, были близки? И насколько нам известно, Громов до сих пор испытывает к вам симпатию.
   Михальчук дёргает головой, точно её сильно ударили по лицу. Глаза женщины закрыты, а губы плотно сжаты. На бледной коже особо чётко проступают все повреждения.
   - Отвечайте.
   - Наши прошлые отношения касаются только нас. А дело - есть дело.
   - Ваша позиция понятна. Продолжайте.
   - Мы уже сталкивались с эмиссарами и знали их модус операнди и особенности внешнего облика, поэтому в самом процессе инфицирования проблем не возникло.
   - Уточните. Каков образ действия и особенности внешности? Какие могли возникнуть проблемы?
   - Эмиссар, он - как торпеда, чётко ориентированная на одну единственную цель. После инфицирования он позволяет себя убить, потому что его миссия полностью выполнена. Внешность... Тут имеются определённые различия, в зависимости от места и времени. Но всегда - абсолютная мимикрия. Впрочем, эмиссар может и раскрыться, чтобы произвести оценку объекта инфицирования. Главной проблемой является необходимость скрыть заражение. Иногда получается, иногда - нет.
   - В этот раз получилось?
   - Мы разработали комплекс мер, чтобы перехватить Громова после операции, но этого не потребовалось.
   - Почему?
   - Леонид...Громов сам решил скрыть то, что произошло. Мы не знаем, по какой причине это произошло, но его действия сильно упростили нашу задачу.
   Папа останавливает воспроизведение и сжав кулаки, встаёт. Его взгляд пылает яростью.
   - Понял, идиот? Ты сам, сам, мать твою, облегчил задачу этих уродов! Ты думаешь инструкции пишут для того, чтобы засрать мозги? Нет, придурок, их пишут смертями и кровью! Таких, как ты, остолопов!
   Я слишком ошеломлён, чтобы возражать. Да и что я могу сказать?
   И вновь Настя.
   - Дальше оставалось только вести наблюдение и ждать, пока контролируемый объект покажет нужный результат.
   - Какой?
   - Судя по имеющимся данным, инфицированный должен был стать своего рода супер Альфой - особью, способной справиться с любыми внешними воздействиями, будь то физическое или психологическое насилие.
   - Инцидент в промзоне как-то связан с вашими...экспериментами?
   - Не только нашими, - Настя мнётся, - Изначально инициатива находилась в руках противника, а мы лишь ожидали подходящего момента, чтобы возглавить процесс. За Громовым постоянно наблюдали...
   - Кто?
   - Мы не знаем. Просто наши датчики фиксировали единичные всплески ментальной активности в непосредственной близости с инфицированным. Потом поступило предложение, - Анастасия вновь облизывает разбитую губу, - С той стороны. Нам предложили зачистить хорошо скрытый объект в промзоне. С какой целью, нам не сообщили, но мы предполагали, что противник намеревается испытать Громова в полевых условиях. Никто не предполагал, что противник использует ситуацию ещё и для организации гигантской ловушки.
   - То есть, вас переиграли. Испытание провели, а заодно вывели из строя огромное количество наших бойцов. Вам не кажется, что этот противник умнее вас и не позволит перехватить инициативу?
   - Мы задумывались над этим, - морщится Настя, - Но всё уже зашло слишком далеко. А тут ещё и вы вмешались...
   - На какой стадии инфицирования находится Громов?
   - Между второй и третьей. Ближе к третьей.
   Папа тяжело смотрит на меня, пока я силюсь переварить последнюю фразу. На первом этапе заражения жертву возможно излечить, пусть это занимает много времени и препаратов. Вторая стадия - граничная. Здесь ещё можно побороться, но шансы на успех - минимальны. Дальше - всё. Инфицированный теряет человеческий облик и прекращает мыслить, как человек. Лечить уже бесполезно, мутация состоялась и пытаться применять любые средства - значит делать из жабы гадюку.
   - Значит, это - конец? - глухо спрашивает допросчик и даже через рычание конвертера прорываются знакомые интонации. Допрос ведёт Алексей Константинович, - Благодаря вашим экспериментам хорошего парня придётся усыпить, как бешеного пса?
   - Нет! Нет, есть выход! - Анастасия пытается вскочить и её очень жёстко осаживают два бойца. Удар настолько силён, что Михальчук бьётся затылком, - Я могу поддерживать Громова в таком состоянии, если только материал для сыворотки будет поступать регулярно.
   - Какой материал?
   - Человеческая кровь. Можно употреблять и чистую, даже пить её, но эффект слабеет, да и велик риск положительных подвижек.
   - Ну и на кой ему такая жизнь? - Папа глухо кашляет и тот, что сидит за столом, кашляет в ответ, - Постоянно взаперти, на уколах, как наркоман, с риском в любой момент превратиться в монстра?
   - Я, я сама стану следить за его состоянием! - Настя вновь пытается подняться и в этот момент её бьют в лицо, - Возможно мне даже удастся обратить мутацию! У меня имеются наработки...Оставьте его в живых! - ещё один удар в разбитое лицо, - Он может быть крайне полезен. Сами видели, как он действовал последний раз. Зачем же отказываться от такого сильного бойца? Послушайте...
   Папа выключает запись и пристально смотрит на меня. Потом карандаш в руках полковника трещит и ломается. Алексей Константинович поднимается. Ощущаю движение за спиной.
   - Вот так-то, Лёня, - глухо бормочет Папа, - Придётся думать, как с тобой поступить. Риск велик...
   - Можно мне позвонить? - голос кажется незнакомым, точно слова выплёвывает осипший ворон, - Позвоню Варе, скажу, что со мной всё в порядке.
   Полковник внимательно глядит на меня и внезапно его лицо точно оплывает в гримасе жалости и бессилия.
   - Не надо, - глухо говорит он, - Не стоит.
   Видимо он считает необходимым пояснить отказ, но объяснение даётся ему нелегко.
   - Думаешь, откуда мы узнали? - он пожимает плечами, - Ведина твоя позвонила на контактную линию Управления и сообщила, что её сожитель, Леонид Громов, скорее всего инфицирован. Попросила переслать её вещи, потому что сама она в заражённую квартиру возвращаться не собирается. Вот так-то.
   Полковник подходит к двери.
   - Выйдите все, - тихо командует он, - Пусть посидит, подумает.
   И я остаюсь один.
   Это очень хорошо, потому что никто не видит, как я плачу. Навзрыд, точно мальчишка, у которого отняли самое дорогое.
   У меня не осталось ничего: ни работы, ни будущего, ни любимой женщины. Те, кого я любил, меня предали. Обе.
   Мне плохо. Мне хана.
  
  
  
  
  
  
  
   Книга 2
  Тьма на пороге
  
  
  
   Исследовательский центр. Отчаяние и надежда
  
   Сегодня - первый день, когда я вновь вижу солнечный свет. Первый, после бесконечного месяца непонятных исследований и тестов. Непонятных и очень часто, весьма болезненных. Уж не знаю, по какой причине, но пиджаки со мной особо не церемонились, обращаясь скорее, как с подопытным животным, а не таким же, как они человеком. Впрочем, судя по некоторым подслушанным разговорам, таковым они меня и не считали.
   Но лучше уж эти их тесты, когда ты до полусмерти выматываешься на беговой дорожке, в кабине барокамеры или на центрифуге. Лучше, чем бессонница в боксе, который стал для меня временным (а может и постоянным) жилищем. Бессонница, когда ты в бледно голубом свете пялишься в потолок и думаешь, думаешь, думаешь.
  Мысли, как те распроклятые пони в детском парке, бегут по одному и тому же кругу, который невозможно разорвать. Круг, почему и как. Почему всё это произошло именно со мной? Как Варя могла так поступить? И я стараюсь вообще не думать про Настю. То, что она сделала, пусть и не по собственной воле, просто чудовищно и не укладывается в моей голове. И всё это вдвойне жутко, если вспомнить про наши былые (только былые?) отношения.
  Неужели я всё это заслужил?
  Пару раз ко мне приходил Папа.
  Первый раз меня, как и обязывал протокол безопасности, прикрутили к специальному креслу. И это ещё при том, что я круглые сутки не снимая ношу строгач - ошейник контроля. Отличная штука для воспитания непокорных животных, с электрическим разрядником и инъектором снотворного. Как поговаривают в моём украшении имеется и заряд взрывчатки, на случай если подопытный окончательно выйдет из-под контроля. Кроме того, в строгач встроен динамик, чтобы объяснять непокорному животному, за что конкретно его наказывают.
  Увидев меня в кресле, Папа покачал головой и велел освободить. Кто-то из пиджаков предупредил, что некоторые тесты дают понять, что существо (да, именно так меня и называли) может быть нестабильно в психическом плане и теоретически способно нанести вред окружающим.
  Спокойно разглядывая бледнеющую физиономию рыжего пиджака. Папа негромко пояснил, что речь идёт не о "существе", а о его бойце, Леониде Громове. Кроме того, полковник в данный момент ощущает в себе некую психическую нестабильность и даже потребность нанести физический вред тому, кто пытается с ним спорить.
  Меня торопливо освободили, после чего мы с Чередниковым пожали друг другу руки. Честно, протягивая свою, я ощущал, что делаю шаг в пустоту. Если бы Леонид Борисович отказался от рукопожатия я бы его понял, но боюсь, мир вокруг стал бы ещё темнее. Но рукопожатие получилось искренним и крепким, таким же, как и раньше. После этого Папа занял предложенный стул и дождавшись, пока я сяду рядом, начал рассказывать.
  Имелись проблемы. И если Алексей Константинович это так называл, значит препоны на его пути вставали решительно непреодолимые. Верхушка наотрез отказывалась давать добро на то, чтобы меня оставили в живых. Непонятный эксперимент нашего врага мог угрожать безопасности огромного числа жителей города. А то и самому городу. Учитывая, что до этого наши враги во всём переигрывали людей, угроза казалась слишком большой для того чтобы рисковать.
  Проще всего было ликвидировать меня и поставить на этом жирную точку. Тем более, что при всех плюсах подобного исхода, минусов имелось совсем немного. Упрямство Папы и доклад Насти, где она убеждала, что сумеет контролировать мою мутацию и даже попытается обернуть изменения вспять.
  - Даже не знаю, - Папа вытащил из кармана Паркер и недоуменно уставился на ручку, словно пытался понять, зачем доставал вообще. - Михальчук эта. Как она вообще решилась сунуть тебя в эту бочку с дерьмом, учитывая, что сейчас...Ладно, проехали.
  Я не стал спрашивать, о чём он. При мыслях о Насте я ощущал невыразимую словами горечь, точно маленький ребёнок у которого отняли любимую игрушку. Даже вспоминая Варю не чувствовал ничего похожего. Может потому что ещё надеялся, что Вареник просто испугалась и растерялась. Пройдёт время, она успокоится и хотя бы попытается узнать, что со мной случилось.
  - Про Ведину твою, как и прежде ничего не слышно, - Папа пожал плечами и спрятал ручку. - Даже странно как-то. Можно конечно отправить запрос в полицию, но...
  - Не надо, - я махнул рукой. Кто-то из пиджаков, наблюдавших за нашим разговором, сделал охотничью стойку. Они так всегда реагируют на каждое моё резкое движение. - Если всё закончится хорошо, сам поищу. А нет - так и нечего шум поднимать.
  - Надежда за тебя сильно переживает, - Чередняков рассматривал замысловатый узор на плитках пола. - Говорит, что дурак ты и в бабах ни хрена не разбираешься. Зина её в этом полностью поддерживает. И знаешь, что, Лёня? Вот тут я с ними полностью согласен. Вслух, понятное дело, говорить не стану, но соглашусь.
  - Как там Федька? - спросил я, после некоторого молчания. Вообще-то трудно вот так разговаривать, словно я опасный заключённый, к которому пускают посетителей.
  - Носом землю роет. Рвался со мной в министерство, - Папа грустно улыбнулся. - Всё хотел рассказать тамошним крысам, какой ты хороший человек. Как будто этого когда-то было достаточно. Даже, говнюк эдакий, перепрыгнул через мою голову и накалякал какую-то писульку. Не знал, что всё равно такие вещи мне отправляют. Ну что, дал по ушам и отправил разгребать отчёты, чтобы хоть немного остыл. И ещё Леонид, своей глупостью ты одного хорошего человека под монастырь подвёл.
  - Кого?
  - Степаныча нашего. Хочешь не хочешь, а он в твоём дерьме по уши замарался. Ну, когда подменил прокушенную крагу. Завели на него дело о несоответствии, саботаже и ещё хрен знает, чего приплели. Еле-еле удалось всё утрясти и отправить старика с почётом на пенсию. Не могу сказать, чтобы он так этому обрадовался.
  - Вы уж попросите за меня прощения. Не думал, что так выйдет.
  Мы ещё немного поговорили. Папа пообещал, что не сдастся и продолжит стоять за меня горой.
  Судя по второму визиту, своё обещание полковник выполнил и перевыполнил.
  Перед второй встречей меня не стали фиксировать в кресле, однако прочитали долгую лекцию о правилах общения с людьми. Вот так, даже выделили последнее слово. Не повышать голос, не делать резких пугающих движений, минимизировать телесный контакт.
  Ну, последнее мы нарушили сразу же. Папа крепко обнял меня и похлопал по плечу. Настроение полковника разительно отличалось от полупохоронного, в прошлый раз: Чередняков сиял, как начищенный пятак. Нетрудно догадаться, что процесс моего спасения сдвинулся с мёртвой точки, да ещё и в нужном направлении.
  Как рассказал Папа, всё решилось так внезапно, словно министерским хомякам кто-то дал мощного пинка. Ещё вчера всё находилось в обычном подвешенном состоянии, а уже сегодняшним утром Алексею Константиновичу вручили пакет документов со всеми необходимыми подписями и печатями. И да, мне не просто сохраняли жизнь, но ещё и разрешали использовать по назначению.
  Я вновь входил в состав подразделения Дьявол. Правда не как капитан Громов, а экспериментальная боевая единица. Да, именно так, словно новый вид оружия. Кроме того, группе придавалась Анастасия Михальчук, в качестве наблюдателя за означенной экспериментальной единицей. Если избавиться от дурацких канцеляризмов, Настя должна была следить, чтобы я не слетал с катушек и вовремя шпиговать вескими вкусняшками, типа таблеток и уколов. Ну тех, от которых у меня ныл живот и болел зад.
  В этот раз Папа пробыл недолго. Пообещал, что уже через недельку, а то и раньше, меня выпустят на свободу с чистой совестью и я смогу увидеть всех, кого захочу. Ну, почти всех. Варя, как и прежде где-то скрывалась. Хм, никогда прежде не замечал за Вареником навыков великого конспиратора. Странно, конечно, однако в моей теперешней жизни странностей хватало и без этого.
  И да, о странностях.
  После того, как я попал в руки пиджаков и меня начали активно изучать, попутно накачивая всякой сильнодействующей дрянью, видения и галлюцинации пропали. Честно, если бы не цвет глаз и некие физические аномалии, я бы мог считать себя вполне обычным человеком. Только вот необычайная чёткость мира отличалась от прежнего восприятия, как будто всё показывают в кинотеатре.
  Я думал, что уж голову-то мне починили.
  Ошибался.
  В ночь, после второго визита Папы, я как обычно лежал на кровати и рассматривал зелёный потолок своего бокса и вновь кружил мыслями по истоптанным дорожкам замкнутого круга. Правда этой ночью цвет мыслей казался не столь угольно-чёрным, как всегда. Всё же хорошие новости прибавили светлых красок в мою нескончаемую полночь. Это, как на тёмном небе показались первые звёзды. Пока ещё тусклые и маленькие, но звёзды.
  Появилась надежда на то, что всё ещё будет хорошо. У меня оставались друзья, готовые ради меня-дурака даже на нарушения субординации; у меня оставался строгий, но справедливый командир, которому я дорог; у меня оставалась нужная и важная работа. Возможно, оставалась любимая и любящая женщина. Пусть испуганная и сбитая с толку, но ведь всё ещё могло измениться.
  Потолок бокса изменил свой цвет с зелёного на тёмно-коричневый и теперь напоминал поверхность какого-то болота. Такого, куда ступишь и навсегда исчезнешь в бездонной глубине. Сначала я даже не понял, какая чертовщина происходит. Закрыл глаза, полежал, открыл, но болото никуда не делось. Мало того, прямо надо мной в потолке появилось вздутие, как если бы болотную жижу продавливало нечто, всплывающее из глубины.
  Это походило бы на дурной сон, если бы я чётко не осознавал, что бодрствую. Поэтому покосился на индикатор тревоги над дверью: горел зелёный огонёк, значит всё в полном порядке. Что ж, оставалось ещё одно предположение: пиджакам не спалось, и они решили затеять очередную садистскую игру с подопытным существом. Раздражало, но не более. Ко всем этим глупостям рано или поздно начинаешь привыкать.
  Поэтому я не стал вскакивать и ругаться, а спокойно продолжил лежать, вглядываясь, как всплывающий из болота предмет приобретает очертания...Чёрт, женского тела. Ну что же, в этот раз пиджаки переплюнули сами себя. Не могу сказать, что уж так сильно жажду секса, но месяц воздержания всё-таки давал знать о себе. А ещё и воспоминания о наших с Ватрушкой бурных ночах...Короче, только этого мне сейчас не хватало!
  - Эй, ребята, - сказал я, зная что пиджаки непрерывно подслушивают и подглядывают за мной. - Давайте, вы не будете мне портить хорошее настроение, его у меня не так уж и много.
  - Они тебя не слышат.
  Женский голос, который звучал не в ушах, а...чёрт его знает где. Точно пропитывал воздух, сам становился воздухом, и я впитывал его всем телом, просто дышал им. И да, этот голос нёс в себе сладость мёда, аромат цветущего луга и невероятное возбуждение. Никогда прежде не испытывал ничего подобного.
  Пришлось зажмуриться, чтобы взять под контроль взбесившиеся чувства. А когда я открыл глаза, то обнаружил, что потолок вновь стал привычного бледно-зелёного цвета и всякие приятные выпуклости на нём отсутствуют. Оставалось облегчённо выдохнуть и успокоиться.
  Ровно на пару секунд, пока мне на грудь не легла холодная тонкая рука. Крик удалось остановить лишь у самого рта, но я всё же издал тихий протяжный сип. Потом повернул голову и посмотрел на свою соседку по кровати.
  Ну что же, прежде мы уже встречались. Если это так можно назвать.
  Чёрные глаза на бледном лице безупречной красоты. Ярко красные губы слегка приоткрыты, позволяя видеть ослепительно белые зубы. Клыки показались чересчур крупными, но это нисколько не портило общего впечатления. Чёрные волосы выглядели странно, вызывая воспоминания о Медузе Горгоне. И опять же, это нисколько не уродовало незнакомку.
  И вновь то же, уже испытанное прежде ощущение: непонятная смесь вожделения и отвращения.
  Я попытался вскочить и вдруг понял, что не могу пошевелиться. Сходство ситуации с жутким кошмаром усилилось, а воздух теперь пропитывало напряжение, словно стремительно приближалась какая-то беда. Женщина медленно провела по моей груди длинными красными ногтями. Необычайно узкие, они больше походили на звериные когти. Подобные я видел у официанток в Трансильвании. Но там я понимал, что они - искусственные. А эти смотрелись настоящими.
  Женщина забросила ногу на мою и повела коленом от нижней части моего бедра к верхней. Красные губы изобразили улыбку, словно намечалась хорошая шутка. Ну и да, теперь чёрные глаза смотрели на последствия этой самой шутки. Говорю же, месяц без женщины, а сейчас рядом лежала очень даже она самая.
  - Я искала тебя, - мёд, цветы и возбуждение. Хотя, куда уж больше? - Тебя пытались скрыть от меня. И ты сам прячешься от своего предназначения. Не стоит. Пойми одну простую вещь: ты создан, чтобы быть моим и только.
  Мысли начали путаться. Кроме того, я по-прежнему не мог пошевелиться. А незнакомка внезапно оказалась лежащей на мне, так что теперь я мог в полной мере ощутить космический холод её тела. Холод и одновременно жар, от которого плавится всё внутри. Честно, если бы я только смог пошевелиться, то едва бы сумел удержаться.
  Женщина приблизила лицо к моему и медленно провела языком по моим губам. Странный вкус, от которого молния полыхнула в голове, а мириады мурашек побежали вниз по спине.
  - Скоро всё изменится, - меня ещё раз лизнули. - Я приду за тобой.
  Зажужжал и щёлкнул замок двери. Индикатор безопасности мигнул жёлтым и вновь позеленел. А я ощутил, что вновь могу шевелиться. Исчезло ощущение холода и лишь сумбур в мыслях так никуда и не делся, будто в голове кто-то выстрелил хлопушкой.
  В открывшиеся двери не забежали, а запрыгнули два взъерошенных пиджака. Эти из тех, что относились ко мне почти как к человеку. Даже подбадривали перед особо заковыристыми тестами. Тот, что в круглых очках на пол лица, посмотрел по сторонам и направился ко мне. Руку держал в кармане халата: там у него пульт от моего строгача. Второй подошёл к стене и принялся водить по ней плоской чёрной коробкой.
  - Доброй ночи, - сказал я и сел. Естественно, никакой женщины рядом уже не было. - Какими судьбами? Не иначе, проездом.
  - Всё в порядке? - очкарик прищурившись осматривал меня. Я пожал плечами. Понятное дело, всё было далеко не в порядке, но если рассказать, то это лишь прибавит проблем. - На пару минут полностью пропал аудиовизуал из клетки, а сердечный ритм подскочил, как во время пробежки.
  - Может приснилось чего, - я ещё раз пожал плечами. - А камеры ваши...Ну хрен его знает, я же не специалист.
  - Миха, тут всё в норме, - второй спрятал свою коробочку. - Утром зашлём лупыздриков, пусть проверяют.
  У меня осмотрели глаза, проверили грудь, зачем-то изучили ногти на руках и сошлись на том, что произошла какая-то чертовщина. С этим я спорить не стал, ибо так оно и было. А уж после лежал и думал, что получилось странное совпадение: добрая весть от Папы и возвращение незнакомки из непонятных видений. Разве что сегодня не слышалась та жуткая трескотня.
  И вот, тот самый день. Меня поднимают ранним утром, исследуют тело от головы до пят и колют три ампулы багровой дряни, от которой кислит во рту и жутко чешутся подмышки. Потом дородный пиджак, курирующий мою вивисекцию, долго и нудно читает мои права и обязанности. Права помещаются в паре строк, а обязанности с возможными карами можно издавать двухтомником, подобно Войне и миру.
  После техник проверяет строгач, а моё обычное лабораторное тряпьё меняют чёрным, странно тяжёлым костюмом. Похоже на боевой комплект. Техник поясняет, что ткань такая же экспериментальная, как и я. Устойчивая на разрыв, горение и воздействие агрессивных сред. Говорю же, точно, как я.
  Пиджаки снимают меня сразу тремя камерами. Заставляют поворачиваться, приседать, подпрыгивать и расставлять руки в стороны. Не знаю, может просто издеваются напоследок.
  Потом меня долго ведут узким серым коридором. Спереди и сзади топают молчаливые охранники. Тут, вроде работают не жабы, но тоже не очень приятные личности. Все четверо вооружены Сычами и держат дробовики весьма профессионально.
  После - два пропускных пункта, и мы останавливаемся перед дверью. Ощущаю, что снаружи - свобода. Сегодня я, первый раз после целого месяца затворничества, увижу солнечный свет. В груди всё сжимается.
  Дверь звенит и отъезжает в сторону. Свет дня кажется лучом огромного прожектора, который светит в лицо. Но даже через это слепящее сияние я вижу человека, который встречает меня.
  Передо мной стоит Настя.
  
  
  
   Пригород. Торговый центр
  
  
  Все так старательно притворяются, будто не происходит ничего особенного, что от этого притворства натурально сводит скулы. Честно, всё происходящее напоминает дурацкую пародию на обычный день Сурка. Словно начинающим актёрам почему-то доверили играть роли в известном спектакле. Нет, все стараются, выучили текст и запомнили порядок реплик, но...Блин, со стороны видно, что всё представление - дерьмовое подражание.
  Надя, как и прежде, травит анекдоты, но сегодня все её истории или не смешные, или затёртые языками до дыр. И словно этого мало, в глазах рассказчицы затаилась боль. И этого не спрятать за фальшивой улыбкой. И ещё, Надя непрерывно поглаживает дробовик. Так, словно пытается удостоверится в его реальном существовании.
  Егору вреде как на самом деле смешно, однако Хоменко старательно избегает встречаться со мной взглядом. А когда не получается, я замечаю на бледном лице нечто среднее между растерянностью и ужасом. Тут всё понятно, без дополнительных пояснений: как-то Федя рассказывал, дескать у Хоменко патологическое отвращение к любым мутантам. Это - психологическое отклонение на самом грани фола. Ещё немного и парня просто не взяли бы в группу зачистки. Представляю, каково ему сидеть рядом со мной. Толку от того, сколько мы знаем друг друга и сколько сражались плечом к плечу. Подсознанию не прикажешь.
  Фёдор сидит рядом со мной. Глаза у кума закрыты, точно он спит. Планшет свисает из сжатых пальцев и кажется, что при очередном прыжке нашего броневика электронная штуковина вырвется из рук и упадёт на пол. Но Молчанов уж точно не спит, просто не хочет ни с кем разговаривать.
  С нами новенькая. Настя сидит в стороне от остальных и на то есть очень важные причины. Все в группе знают, какую роль сыграла Михальчук в том, что произошло со мной. Свежий синяк на скуле - последствие знакомства с Надей. Та сразу сказала, что если со мной приключится какая-нибудь неприятность, то одновременно издохнет и одна мерзкая тварь. Ну и в довесок к радостной встрече с новыми коллегами, Насте вручили особый подарок: украшение на шею, подобное моему.
  Мы не успели нормально поговорить в тот день, когда меня выпустили из центра исследований. Почти сразу подъехал микроавтобус со знаком Управления, на котором приехали меня встречать Федя и Надя. Именно тогда Настя получила синяк на скуле и предупреждение. Понятное дело, ни о каких задушевных разговорах тогда и речи быть не могло.
  Надежда при встрече обняла меня так, словно пыталась или раздавить, или сделать из нас единое целое. Пожалуй, я не мог бы назвать наши объятия дружескими. Разве, с моей стороны. И когда Надя таки отошла, то лицо она старательно воротила в сторону. Носом хлюпала. Федя сжал мою ладонь в своей и сведя брови к переносице, долго рассматривал глаза.
  - Хрень какая-то, - сказал кум в конце концов. - Хоменко с бодуна с такими гляделками приползает. Там пиджаки ни хрена не напутали? Может, ложная тревога?
  Оба мы отличено понимали, что никто ничего не напутал, да и кто бы дал умникам разрешение на потрошение обычного бойца? А вот что радовало, так это то, что для этой парочки я оставался их другом. Ну, для кого-то может и не совсем другом.
  - А я говорила, - сварливо заметила Надя и коснулась пальцем красного опухшего века. - Говорил: иди ко мне жить. Я бы такой ерунды никогда в жизни не допустила.
  Я заметил, что Настя с неким угрюмым интересом наблюдает за знаками внимания, которые оказывала мне Надя. Наблюдает, поглаживая опухающую скулу. Мне вдруг пришла в голову мысль, что сводить эту парочку в одной группе - не самая лучшая идея.
  Забавно, что о своей судьбе я думал в самую последнюю очередь.
  Понятно дело, что вернуться домой мне не разрешили. Да и как рассказал Фёдор, от квартиры осталась лишь голая коробка с почерневшими стенами. После тщательных исследований, моё жилище дезинфицировали самым радикальным способом. Если и уцелели какие-то вещи, то лишь в качестве научных образцов, которые едва ли вернутся к своему бывшему владельцу.
  Но и возвращать меня в центр исследований никто не собирался. Папа подсуетился. Пару раз стукнул кулаком, нагнул некоторых особо наглых хомяков из отдела снабжения и выбил для меня комнату в общаге для молодых офицеров. Было дело, я уже жил там на заре своей карьеры. Карьера завершилась большой зловонной ямой, а я вернулся туда, откуда начинал.
  В соседи мне определили Настю, а через комнату, как выяснилось, вёл холостой разгульный образ жизни некий Егор Хоменко. Как сказал Папа; буду под присмотром.
  Ещё о хорошем. Кроме "строгача" мне повесили ещё одно украшение: браслет-маршрутизатор, который должен был отслеживать все мои перемещения и сообщать, если я вдруг решу отправиться куда-то не туда. А такого "не туда" для меня существовало пруд-пруди. Почти вся обитаемая территория города.
  Но и тем весьма ограниченным открытым пространством, что осталось, я так и не успел воспользоваться. Буквально на следующий день позвонил Папа и сообщил, дескать принято решение использовать меня немедленно. Дабы проверить экспериментальный образец в действии, узнать, полезен ли, а заодно убедиться, что инфицированная особь не собирается переходить на тёмную сторону силы. Да, именно так, хоть это и может показаться смешным.
  Кстати, звонил Папа мне на специальный телефон, способный лишь принимать вызовы. Так-то по виду - обычный аппарат, но все его функции оказались старательно заблокированы. Даже выхода в сеть не было, как будто я мог там что-то сломать или кому-то навредить. Хрен поймёшь наших умников с их синдромом пуганой вороны.
  Надя притащила ко мне в комнату несколько кастрюль с борщами, пельменями и прочими салатами. После сидела за столом и подперев подбородок ладонями, следила, как я уничтожаю её кулинарные шедевры. Нет, реально, готовила Надюха так, что любые рестораны отдыхают. Я едва не лопнул, а гостья всё приговаривала, перемежая фразы вздохами, что я так сильно похудел, что аж свечусь. Но мной собирались тщательно заниматься и откормить до нужной кондиции.
  После поболтали ни о чём, и Надежда уехала, строго настрого приказав, чтобы я ложился раньше и отдохнул, как следует. Мне показалось, что подруга чего-то ожидала, возможно, приглашения остаться. Но я был к такому не готов, честно. Видимо, дождавшись, пока обидчица удалится на безопасное расстояние, ко мне зашла Настя. М-да, уж если кто-то и похудел за прошедшее время, так это она. Кожа на лице Анастасии казалась тонким пергаментом, через который светятся кости.
  Меня осмотрели, заставили высовывать язык и демонстрировать живот. Настя сделал какие-то пометки в планшете, что-то пробормотала в диктофон и достала шприц-инъектор с парой чёрных к4апсул в стволе.
  - Ничего сказать не хочешь? - спросил я, когда тупое рыло инъектора уткнулось мне в шею.
  - А что ты собственно хочешь услышать? - я ощутил резкую боль. - Если я извинюсь, это хоть что-то изменит? Или ты думаешь, что я была наивной дурой, которая не понимала, что делает и к чему это может привести?
  - Но ты уже просила прощения, - медленно сказал я и потёр место укола. Настя исподлобья смотрела на меня. - Ещё тогда, раньше...Помнишь, я пришёл, а ты уснула? И во сне просила прощения. Так, словно от того простят тебя или нет, зависела твоя жизнь. Я тогда не понимал, перед кем ты так провинилась.
  Настя криво усмехнулась и спрятала шприц в серебристый чемоданчик. Взяла его и подошла к двери. Постояла спиной ко мне.
  - А почему ты думаешь, - очень тихо сказала Михальчук, - что я так виновата перед одним тобой? Лёня, ты просто не представляешь, сколько на моей совести всякого-разного. Но да, ты прав, тогда я просила прощения именно у тебя. Легче стало?
  Очень хотелось подойти и обнять её. Да, несмотря на всё, что она натворила. Да, невзирая на то, что случилось со мной. Обнять и прижать к себе.
  Но я остался сидеть, а Настя открыла дверь и вышла. Даже не попрощалась.
  И вот мы едем к месту операции, а я наблюдаю за представлением провинциальной труппы нелепых пародистов. Очень хорошо, что броневик начинает замедлять ход, а водитель поворачивает голову и говорит, что мы уже почти приехали.
  В этот момент Фёдор прекращает казаться спящим и крутанув планшет между пальцев, привычным движением прячет его в специальный карман на груди. Надя обрывает анекдот на середине, а Егор, уже изготовившийся к смеху, закрывает рот и хлопает себя по поясу. Боковым зрением перехватываю пристальный взгляд Насти, но когда поворачиваю голову, Михальчук уже глядит в окно.
  Судя по невысоким домикам вокруг и обилию деревьев, нас привезли куда-то в пригород. Достаточно редкое место для наших операций. Жителей здесь практически не осталось и казалось бы - раздолье для врага: можно долго прятаться, не опасаясь быть замеченным и уничтоженным. Однако же, единицы, которые продолжают жить в подобном захолустье либо очень старые, непригодные для заражения, либо за годы катастрофы превратились в настоящих экспертов по выживанию. Встречали мы уже таких и как показалось лично мне, большинство способно дать фору лучшим работникам Управления.
  В этот раз произошло нечто непонятное. Наша цель - коробка недостроенного торгового центра на самой окраине города. Ещё до начала всех неприятностей кто-то задумал преобразовать эту часть пригорода в и построить спальный район. Начал с возведения огромного бетонного куба. На этом всё и закончилось.
  Вообще-то подобные объекты положено проверять. Не только на предмет заражения, но и просто на всякий случай. Мало ли кто там может обосноваться, кроме заражённых - бандиты, например, или опасные дикие животные. Однако, как и многие другие вещи, разгильдяйство в этом мире укоренилось настолько прочно, что его не вытравить даже напалмом.
  Короче, дом никто не проверял, как минимум год. А где-то, эдак с месяц назад, один из местных аборигенов обратил внимание на то, что в сумерках по улицам стали шастать подозрительные тени. И чем дальше - тем всё больше. А ещё чуть позже количество местных жителей и без того ничтожное, начало стремительно сокращаться. Когда же в один из жилых домов среди ночи попытались вломиться, едва не выбив толстую металлическую дверь, стало ясно: дело - дрянь.
  Район, как это обычно и происходит, оцепили, эвакуировали пару десятков уцелевших и теперь ожидали, пока приедет группа зачистки.
   Мы, то есть.
  Броневик дёргается и замирает на месте. Водитель суёт в открытую дверь лопоухую голову и желает нам счастливой охоты. Кажется, он не до конца понимает, что в нашей группе произошли некие знаковые перемены, поэтому напряжённая атмосфера его нервирует.
  В ушах щёлкает и объявляется Зина.
  - С добрым утром, мальчики и девочки, - воркует она. - Надеюсь, не скучали? Особый привет нашему темноглазому мальчику. Лёня, тут у меня под боком поселился взаправдашний серпентариум, только вот жаб не хватает, для полного счастья. И не поверишь, все к тебе с таким интересом, ну почти сексуальным. А там, кто их знает, я у них ориентацию не проверяла.
  - В гробу я видал их интерес, - я подхватываю свой слегка модифицированный Кочет и следом за Федей лезу наружу. Тут уже топчется Егор, проверяющий верный пулемёт. - Пусть деньгами передадут.
  Недостроенный центр - как на ладони. Огромный серый куб, посреди изрытого канавами и ямами поля. Утро сегодня пасмурное и туманное, так что здание напоминает нечто призрачное, вроде замка привидений из того смешного ужастика, который мы как-то смотрели с...
  Чёрт, не самое лучшее время и место, чтобы предаваться ненужной лирике.
  - Жахнуть бы по ей бонбой, ядрёной, - бормочет Его и с лязгом вставляет пулемётную ленту. - Какого чёрта задницы понапрасну подставлять?
  - Тебе, дураку, волю дай, так ты полгорода бомбами закидаешь, - надежда косится на Настю. Та предпочитает стоять за моей спиной, - чтобы только свой драгоценный зад сберечь. А для чего, кстати, ты его бережёшь-то? Думала, для нормальных мужиков другой орган более ценен.
  - Отставить глупости молоть, - Фёдор подходит к паре мужчин средних лет, которые беседую у открытой двери армейского джипа. Оба в штатском, но по выправке чётко определяются военные. - Командир группы Дьявол - Фёдор Молчанов. Прибыл для выполнения поставленного задания.
  Оба незнакомца жмут ему руку, но смотрят через плечо Феди. На меня смотрят. С холодным таким интересом смотрят. Пока меня изучают, над головами стрекочет вертушку и садится в полусотне метров от нас. Туман, как мне кажется, становится плотнее и те броневики, что стояли в оцеплении слева и справа, мало-помалу скрываются в непроглядной серой мути. Это - плохо.
  - Как ты? - Надя берёт меня под локоть и смотрит в глаза. - Красавец! Но я тебя, Лёнечка и такого люблю.
  Она не шутит, совсем не шутит.
  Настя приставляет к моей шее тупое рыло шприца, и я ощущаю два болезненных удара. На мгновение голова начинает кружиться, а спустя пару мгновений тело становится лёгким, словно воздушный шар. Возвращается Фёдор. ОН кажется задумчивым.
  - Внутрь заходим только мы, - сообщает командир. - Остальным группам приказано контролировать входы здания и не вмешиваться.
  - Это как же? - пыхтит Егор. - В смысле: такая огромная байда и нам её вчетвером зачищать? Да они там с дуба рухнули или чего?
  - Цель операции - не зачистка, - Федя смотрит на меня. - Это лишь побочка. Приоритеты сегодня совсем другие.
  - Смекаешь, Лёнечка? - воркует Зина. - Недаром тут настоящий консилиум патологоанатомов-гомеопатов собрался. Им так интересно посмотреть на тебя в деле, что все аж из трусов выпрыгивают.
  - Радиопереговоры - только по делу, - морщится Молчанов. - Что там по планировке места?
  - Скучный ты человек. Фёдор Батькович, - хмыкает Зина. - Ну так слушай свою нудоту: имеются пять больших ярусов с тремя переходными площадками. На первом и третьем ярусе - большие открытые пространства. Это всё, что мы имеем по последней достоверной информации. Сам понимаешь, если корпус основательно загажен, то новые обитатели перепланировали его, как им вздумалось
  - А так оно скорее всего и есть, - Надя скрипит зубами.
  - Понятно, - Фёдор осматривает свою винтовку, снимает с пояса шлем и надевает. Забрало пока не опускает. - Выдвигаемся.
  Шагаем по вязкой влажной земле, и Егор ворчит, что нас могли бы доставить прямиком ко входу.
  - А ты такси вызови, - хихикает Надя и скалит зубы, глядя на Настю. Той тоже доверили ствол: компактную Скопу. Значит, Михальчук идёт внутрь вместе с нами. - Совеем обленился, дармоед. Тренер в качалке знаешь, что сказал про тебя?
  - Знаю, - нос у Хоменко тут же становится белым. - Можешь не повторять. Глупый и завистливый человек.
  - Лёня, - тихо говорит Настя, - постарайся себя полностью контролировать каждую секунду операции. Если во время контакта почувствуешь себя хоть как-то непривычно или вдруг начнут путаться мысли, немедленно выходи из боя и отступай.
  Надя кривит рот, собирается что-то сказать, но передумывает. В этот самый момент мы добираемся до входа в постройку. Четыре ребристых колонны, накрытые треугольной крышей, вызывают воспоминания о строениях древней Греции. Закос такой, выходит. Сам вход перекрыт большим деревянным щитом, серым от пыли и старой паутины. Такое ощущение, что тут тысячу лет никого не было.
  Однако Фёдор указывает рукой на землю и становится ясно: ходят тут много и часто: всё изрыто следами босых ног. Многие - совсем свежие. Напоминают человеческие, но чересчур вытянутые с глубокими отпечатками длинных когтей.
  - Сурок, - командует Фёдор и все. В том числе и Настя, принимают препарат. - Лёня, ты должен идти впереди, а мы - сзади, с интервалом в десять шагов.
  - Как на живца, да? - бормочет Надя. - Федь, ты чего, реально его на убой хочешь послать?
  - Хрена, - Молчанов опускает забрало. - Моё решение: двигаемся обычным порядком.
  - Нет, - теперь возражаю я. - Камеры всё зафиксируют, и ты получишь по шапке. Больно получишь. Так что действуем, как приказано.
  - Это ты правильно говоришь, малыш, - бормочет Зина. - Федя, совсем ополоумел? Говорю же, тут целый серпентарий и все к каждому вашему чиху прислушиваются. Не выёживайтесь. А теперь, по делу: за дверью - небольшой коридорчик, а за ним - фойе. Удачи.
  - Странно, - голос Феди звенит. - Щит этот кажется нетронутым лет эдак тысячу.
  - Ну да, - ворчит Надя. - А следов...
  Это - одна из тех вещей, которые не узнаешь, пока не попробуешь руками. Но осторожность не помешает. Поэтому я подступаю вплотную к гнилым грязным доскам и осторожно тыкаю в них прикладом. При этом ожидаю чего угодно: треска ломающейся древесины, падения преграды или даже взрыва. Поэтому готовлюсь тут же прыгнуть назад. В ушах тревожное сопение четырёх носов. Нет, пяти. Зина тоже нервничает.
  Однако, происходит нечто необычное. Приклад легко проходит сквозь деревянный щит. Кто-то удивлённо хрюкает, а я тяну винтовку обратно. Приклад целёхонек, а преграда вновь кажется неповреждённой. Зина скороговоркой произносит длинную матерную фразу.
  - Что-то, вроде голограммы, - Настя определённо озадачена. - Мы такого делать не умеем. Плохо.
  - А что ещё хуже, мальчики и девочки, - Зина кашляет, - что эта дрянь, очевидно, часть их защитной сигнализации. Пиджаки тут сообщают, что в домике этом, сраном, оживление, как у нас на день города. И все торопятся вас поприветствовать.
  - Дерьмо! - шипит Хоменко и мотор его пулемёта начинает жужжать. - Говорю же, бомбами его закидать.
  Всё, дальше тянуть нет смысла. В ушах бешено стучит, по венам бежит расплавленный металл, а мир вокруг окрашивается в кислотные цвета. Выдохнув, делаю шаг вперёд. Всё же ожидаю, хоть какого-то, но сопротивления, вроде лопающейся тонкой плёнки, ощущения тепла или холода. Однако - ничего. Просто серый сумрак, сменяется почти совершенным мраком.
  Забрало шлема реагирует на наступившую темноту, выделяя окружающие предметы и обращая тьму в подобие наружного тумана. Ну что же, лучше, чем обычно. Техники успели поколдовать с начинкой шлема? И тут до меня доходит, что забрало я так и не опустил. Забыл. Стало быть, именно так работают мои новые глазки? Ну что же, хоть какой-то плюс. Ладно, что такого видят мои модифицированные гляделки?
  Передо мной - короткий широкий коридор; очевидно выход в торговый центр, где должны стоять разъезжающиеся двери. Понятное дело, ни хрена подобного тут нет, а есть лишь большая куча мусора, за которой - большое открытое пространство. Отсюда оно напоминает здоровенный пузырь, наполненный мутной белой жидкостью. И в этом пузыре таится кто-то живой. Очень много кого живого.
  - Зина, - зову я и вдруг понимаю, что в наушниках царит абсолютная тишина. Не слышно даже треска помех. - Федя?
  Я медленно поворачиваюсь, стараясь не выпускать из виду выход в зал. На месте, где должна находиться дверь, ну или её голограмма, чёрт знает, что - каменная стена. На вид - очень крепкая и самая что ни на есть настоящая. Прямо-таки веет несокрушимостью.
  - Ни хрена они глюки строгают, - бормочу я я касаюсь ладонью призрачной преграды. - Ни хрена...
  Стена ни черта не призрачная. Кажется, моя крыша стремительно направляется в Строительный. Там, где у нас клиника для психопатов. Бью кулаком, сильно бью, так что трещит пластик перчатки. Результат тот же: крепкая каменная поверхность и не думает поддаваться.
  Всё, приехали.
  Как утверждают пиджаки, потоотделение у меня заметно уменьшилось. Так вот, сейчас этого ни хрена не заметно: глаза щиплет, а по спине бегут самые настоящие липкие реки. А ещё краем глаза замечаю движение внутри мутного пузыря.
  - Движение! - автоматически кричу и понимаю, что в этом сейчас нет никакого смысла.
  Уж не знаю, как так вышло, но я остался совершенно один. Один, в огромном здании, которое под завязку забито злобными кровожадными тварями. И от того, что я - один из них, легче ни фига не становится.
  Поднимаю Кочет и делаю несколько шагов вперёд. На месте стоять нет никакого смысла, а если зажмут в этом аппендиксе, то мне точно конец. Мутный пузырь словно увеличивается в размерах и внезапно лопается, обдав меня зловонием близкой помойки. В голове раскатывается протяжный гул, как будто недалеко кто-то ударил в огромный колокол. Чертыхаясь, пробую поймать в белой мути хоть что-то, похожее на цель.
  Под ногами скрипит какой-то мусор и этот звук некоторое время остаётся единственным в звенящей напряжением тишине. Переступаю через кучу хлама и быстро поворачиваю ствол Кочета налево-направо, вскидываю к потолку. Чувствую, здесь кто-то есть, но пока вижу только серые тени стен и что-то вроде фонтана в центре зала. Три рыбы поднялись на хвостах и держат на носах большой шар.
  - Зина, - зову я. - Федя. Настя, чёрт побери!
  То ли мне кажется, то ли я реально слышу тихий смех откуда-то спереди и справа. Там что-то вроде лестницы. Слишком далеко, отсюда на разглядеть. И ещё, почему-то мне кажется, будто дальняя стена с тремя трубами лифтовых шахт, словно затянута густой паутиной. Паутиной, в которой повисли продолговатые чёрные пятнышки. Отсюда непонятно, имеют ли они форму человеческих тел.
  Думаю, имеют.
  - Вызываю группу Дьявол, - получается не крик, а какое-то шипение, вроде змеиного. В любом случае, ответа нет. - Да что за гадство!
  - Лапуся, жду тебя в спальне, - я замираю на месте и некоторое время удерживаю рот открытым. Это - голос Вареника. Причём, слышно так отчётливо, словно она где-то совсем рядом. - Если задержишься хоть на минуту - покусаю.
  - Какого чёрта? - кажется, будто за спиной стоит нечто огромное, не имеющее формы. Оборачиваюсь - никого. Ощущаю движение воздуха слева и резко поворачиваюсь. - Кто здесь?
  - Завтра непременно поедем в центр, - голос Вареника удаляется. - Я там видела та-акую сумочку, закачаешься!
  Что-то не так с троицей рыб. Такое ощущение, будто изменилась форма шара на их носах. Он стал заметно больше и теперь напоминает не сферу, а какую-то бесформенную кучу. Вонь становится сильнее. Я иду вдоль стены, стараясь не упускать из виду трансформирующийся шар. А он словно оплывает и роняет в бассейн большие чёрные капли. В полёте "капли" размахивают длинными лапами.
  - Мне Ленчик вчера рассказывала, как они на Лазурье мотались. Говорит, что там просто отпад. Обслуживание по высшему классу, а официанты все - загорелые красавцы. Но до тебя им, конечно, далеко. Поедем, а?
  Голос Вари сбивает с толку, заставляет непрерывно вертеть головой, ведь я даже не могу сообразить, откуда он доносится вообще. Одно понятно, я хорошо помню все эти фразы - они из нашего совместного прошлого. Того, радостного, светлого и счастливого. Того, что накрылось медным тазом и уже никогда не вернётся.
  В башке бьётся мысль: уж не очередная ли это подстава пиджаков? Может и нет никакого торгового центра, а просто я лежу на кушетке, накачанный лошадиной дозой галлюциногенов?
  - Я люблю тебя, - говорит Ватрушка, но интонации её голоса незнакомые, угрожающие. - А ты меня?
  Твари, которые падали в бассейн с каменного шара, теперь выпрыгивают наружу и шустро скачут в мою сторону. Тела существ совсем маленькие, округлые, а конечности - тонкие и длинные, отчего уродцы здорово напоминают пауков. И несутся гады с огромной скоростью, так что в несколько секунд сокращают расстояние между нами вдвое.
  - Положи телефон! - в голосе Вареника гнев. - Выслушай меня, в конце концов.
  Выслушивать некогда. Кочет дёргается, колотит прикладом по плечу и скороговоркой сообщает гостям, что я им не рад. Всем: и тебе, покатившемуся по грязному полу, и тебе, получившему пулю в прыжке, и тебе, раскинувшему лапы в стороны.
  Меняю магазин на бегу. Понимаю, что на такую здоровенную ораву патронов у меня точно не хватит. Не поможет и Колибри с увеличенным магазином. Бежать, бежать. Перемахнуть через массивный металлический ящик и развернувшись, стать на колено. Уродцы уже совсем близко: шагах в двадцати. Теперь я вижу, что голов, как таковых, у тварей почти что и нет: просто большущая пасть на длинной шее. Это определённо мутанты не первого поколения: из обычных опарышей такое не вырастает.
  Но умирают они так же просто, от одной полученной пули. Благо я ещё ни разу не промазал. Когда заканчивается второй магазин, твари уже совсем близко, считай- на вытянутой руке.
  К счастью, я хреновый математик. Существ уцелело чуть больше десятка. Бросаю Кочет, выхватываю Колибри и даю очередь почти в упор. Ещё шестеро увалено наглухо, а парочка серьёзно ранена, так что на мою долю остаётся всего пять мутантов.
  Что-то не так, что-то совсем не так. Ясное дело, что пасть на такой длинной шее выгодно использовать, чтобы хватать и грызть жертву. Вместо этого твари пытаются схватить меня своими тонкими лапами. На концах длинных пальцев, что-то вроде присосок. Не понимаю, то ли это глупость нападающих, то ли какой-то хитрый план, однако ломаю протянутые конечности, бью ножом, тыкаю под выступающие рёбра и перекатываюсь по полу.
  Уцелела лишь одна тварь и сейчас она почему-то стоит неподвижно, подняв распахнутую пасть к потолку. Перезаряжаю Колибри и отправляю тварь к её собратьям. Прячу пистолет, подбираю винтовку и меняю магазин.
  - Какой молодец! - в голосе Вареника злобная насмешка. - Но ты должен кое-что знать. Есть кое кто и получше тебя. Во всех отношениях. Ты, по сравнению с ним - пустое место.
  Этой фразы Ватрушка в жизни не говорила. Но это - точно её голос, поэтому в груди всё болезненно сжимается. Подумать, я только чудом выбрался живым из схватки с кучей злобных тварей, а испытываю боль от обычных слов.
  - Так что тебе придётся доказывать.
  - Доказывать, что? - бормочу я, не ожидая ответа. Но он приходит.
  - Доказывать, что ты достоин меня.
  Пол внезапно больно бьёт по пяткам и начинает дрожать. У меня возникает ощущение, что я нахожусь в кабине опускающегося лифта. Слышен жуткий грохот где-то наверху, словно там что-то взрывается. Со всех сторон несётся громкий вой, а серый свет в глазах мигает и начинает быстро тускнеть. Опускаю забрало шлема. Похоже у организма сели батарейки.
   И да, здание однозначно уходит вниз. Не хватало ещё чтобы меня живьём закопали! Где-то там, впереди я видел лестницу наверх. Попробую найти окна этажами выше, ну или, на худой конец, добраться до крыши.
  Бегу. Паутина с продолговатыми свёртками шевелится и по ней вниз торопливо ползут зубоголовые твари. Их столько, что не сосчитать. Если они все набросятся на меня, то не поможет даже ядерный заряд. Нужно ускориться. Напрягаю все силы и воздух внезапно превращается в подобие киселя, который старается удержать в своих липких объятиях. Существа в паутине двигаются так медленно, точно начинают засыпать. М-да, даже Сурок не вызывал такого ускорения рефлексов. Надолго ли меня хватит?
  Чтобы прорваться на лестницу приходится резать сеть толстой паутины. Перед глазами всё пульсирует алым, а в ушах колотит мощный молот. Пол содрогается, будто началось землетрясение и с потолка падают огромные куски перекрытия. Протискиваюсь сквозь разрезанную паутину и по грязной пыльной лестнице бегу наверх.
  Навстречу пошатываясь и тихо завывая плетутся два белых призрака - обычные опарыши. Даже не стреляю, просто сбиваю обоих прикладом и перепрыгиваю содрогающиеся тела. Забегаю на второй ярус. Тут смердит почище, чем на первом этаже и ни хрена не видать из-за переплетения толстых чёрных труб. Среди труб пульсируют жёлтым овальные коконы, а в самой глубине ворочается большущая, не меньше бегемота, блестящая туша.
  Нет времени разбираться, есть ли в омерзительных зарослях проход к окнам, и я продолжаю бежать вверх. Двери на третий ярус лежат на полу и из-под них торчит человеческая рука, высохшая и мумифицированная. В пальцах - разбитый телефон. Проход за дверями обвалился и через завал не перебраться. Бегу дальше.
  На четвёртом приходится быстро расстреливать какую-то смрадную дрянь, вроде разжиревшего альфы, с пучком щупалец в выпуклости живота. Сквозь проём двери протискиваются ещё двое таких же, и я бегу выше. Ощущение спуска становится всё сильнее. Как, мать его, может так быстро погружаться такое большое здание?
  В наушниках появляется вой и шипящие голоса. Пытаюсь докричаться, но безрезультатно. Вновь грохот взрывов над головой. Теперь уже совсем близко.
  Между заросшим чёрной паутиной входом на пятый ярус и проходом выше меня ожидают два здоровенных чешуйчатых альфы, вроде того, которого я свалил под промзоной. Выжимаю из тела всё, что ещё в нём осталось и стреляю в упор. Из Кочета удаётся прикончить одного врага и со вторым схожусь в рукопашную. Лупим друг друга о содрогающиеся стены, валимся на пол, и я яростно колочу тварь кулаком в плоскую рожу. Когда гад замирает без движения, поднимаюсь и бегу по ступенькам.
  Я вымотан до предела, поэтому, когда вижу что-то, вроде солнечного света, едва удерживаюсь на подгибающихся ногах. Снизу слышится громкий топот. По лестнице следом за мной несётся огромная толпа зубоголовых. Если они меня догонят - всё, хана. Разряжаю в тварей Колибри и ковыляю вверх.
  Нет, я точно слышал взрывы. Вся крыша раскурочена вдребезги, пылает, дымит и разваливается на куски. И ещё, верхняя часть центра едва торчит над землёй. Вижу несколько вертолётов, которые кружат в туманном небе. Вой в наушниках внезапно сменяется человеческими голосами. Их много, все они знакомые и все очень встревожены. Однако, понять, о чём говорят знакомые голоса у меня нет времени.
  Почва вокруг бурлит и та часть здания, которая ещё возвышается над землёй, погружается с невероятной скоростью. Кричу, что-то непонятное самому и оттолкнувшись, прыгаю к насыпи из грязи и камней. Уже в полёте понимаю, что оттолкнулся чересчур слабо и вряд ли сумею допрыгнуть.
  Начинаю падать в исполинскую яму, заглотившую торговый центр и в последний миг кто-то хватает меня за руку. Этот кто-то громко кричит и пытается тянуть вверх. Сил у этого кого-то явно недостаёт. Этот кто-то - Настя. Она висит на краю обрыва надо мной и закусив губу, пытается удержать. Мы ползём вниз, медленно и неотвратимо. Ещё чуть и оба улетим в провал.
  - Брось! - кричу я. - Брось, дура!
  Внезапно ещё одна рука хватает меня за волосы (оказывается, я без шлема) и тащит вверх. Резкий рывок и я лежу на земле. Настя лежит рядом и тонко поскуливает. Над нами стоит Надя и угрюмо глядит на Михальчук.
  Кажется, я в безопасности.
  
  
  
   Папа. Брифинг
  
  
  Пиджаки демонстративно подносят к своим носам платки, салфетки или просто воротят рожи в сторону. В кои то веки Папа разрешил Зине дымить её чудовищными сигаретами в своей сокровенной вотчине. Только полковник Надеждин, да новый начальник жаб, подполковник Лихов, то ли не замечают вони, то ли им всё равно.
  А вонь, если что, исходит от нашей славной пятёрки. Когда весь торговый центр окончательно отправился к центру планеты, из огромной ямы, поглотившей здание, ударил фонтан смрадной жидкости. Концентрированное содержимое канализации, судя по аромату. И уж подобного счастья хватило всем, кто находился в радиусе полутора сотен метров.
  Конечно, разумнее было бы сначала нас отмыть, а уж после пускать к нормальным чистым людям, но у кого-то точно горит в одном месте. Поначалу не только я, но и другие не понимают причин подобной спешки. Нет, ясно, очередная операция, которая с такой помпой отправилась коту под хвост, но ведь сколько уже происходило подобного? Кроме того, никто не погиб и даже не ранен. Как мне кажется, моё испытание в полевых условиях можно считать удачным: с катушек слетать не стал, покрошил в капусту целую кучу упырей и выбрался наружу.
  Но чем дальше, тем понятнее становится: фонтан нечистот, в котором нас искупали, на сегодня - далеко не последний, да ещё и не самый мощный.
  Поначалу пиджаки нагло требуют, чтобы им немедленно показали всё, что я наснимал внутри. Папа угрюмо смотрит на наглецов, а Зина ехидно интересуется, какой вообще в этом смысл. Ну, если от пиджаков есть хоть какая-то польза, пусть объяснят, как голографическая стена в один момент превратилась в самую что ни на есть настоящую? Пиджаки фыркают о дилетантах, но ответа не дают, ибо его, как все понимают, у них нет.
  Подаёт голос Настя. Она говорит, что перед просмотром имеет смысл послушать мой рассказ. Почему, Михальчук не уточняет, но Папа, пару раз недовольно крякнув, таки соглашается. Пиджаки опять устраивают бучу. Возмущаются, дескать субъективное восприятие мутирующего разума не идёт ни в какое сравнение с объективной реальностью видеофиксации. Надеждин поднимает голову и очень тихо рекомендует Папе выгнать посторонних нахрен. Папа глубоко задумывается и пиджаки тут же успокаиваются. Мне дают отмашку, и я принимаюсь рассказывать.
  Рассказываю, стараясь не упустить ни единой подробности. Почти. Про голос Вареника всё же не говорю. Во-первых, подозреваю, что слышался он только в моей башке, а во-вторых - это уж чересчур личное. Во время рассказа Надя похлопывает меня по колену и шепчет: "Бедненький, досталось тебе". Ясное дело, тут я всегда найду поддержку.
  Мой рассказ записывают, как только могут и оживлённо делятся впечатлениями. Потом с потолка опускается экран, и мы смотрим снятую мной фильму. Камера работала сразу в нескольких режимах одновременно, так что техникам приходится колдовать, чтобы на картинке стало понятно, хоть что-то. Внутри здания, оказывается, было не просто темно, а хоть глаз выколи. Кто-то из пиджаков интересуется, не разумнее ли в таких ситуациях использовать фонарь или даже мощный прожектор. Те, кто в теме, презрительно смотрят на дурака.
  Однако же, изображение становится всё чётче, и мы видим, как главный герой фильма стучит по загадочной стене и не получив ответа, отправляется навстречу приключениям. Подполковник Лихов спрашивает, как стало возможно обеспечить столь совершенную зону радиомолчания. Ответа, как и на предыдущие вопросы он не получает. Пиджаки делают вид, будто поглощены просмотром. Папа сидит с постной мордой, а Зина глубокомысленно рассматривает чадящую папиросу.
  Дальше мне становится как-то нехорошо, а тут ещё и полковники с подполковником активно бурят во мне глубокие отверстия. Работают глазами, но очень продуктивно. Дело-то в чём? Оказывается, голос Ватрушки звучал не только в моей несчастной голове, но и на самом деле. Именно такой, какой я и слышал. И если начальство глядит на меня с неким подозрением, то Настя, что неожиданно, с жалостью и каким-то страхом.
  - Почему не доложил о голосе? - Папа останавливает картинку и барабанит пальцами по столу. - Не слышал? Если не ошибаюсь - это голос твоей сожительницы, Варвары Вединой?
  Лихов почему-то морщится, а жалости во взгляде Насти прибавляется. Ох, не к добру это...
  - Думал: галлюцинация, - неохотно поясняю я, а Папа несколько раз стучит кулаком по столу.
  - Петух тоже думал, - шипит полковник, - да, как сам знаешь, в суп попал. Лёня, мать твою, объясни: тебе прошлого раза мало было? Когда вы делаете доклад, то обязаны указать всё, что с вами происходило, вплоть до бурчания в животе и пускания газов, чёрт бы вас побрал! "Думал!" Уже, блин, додумался. Продолжаем.
  - Всё нормально, - шепчет Надя и сжимает мне колено. - Всё будет хорошо.
  Мы смотрим бой с зубоголовыми и кто-то из пиджаков отмечает странное поведение нападающих мутантов. Другой обращает внимание на то, что двигаюсь я чересчур быстро. Сурок такого эффекта не даёт. Ну, это я и сам бы им мог сказать.
  Дальше начинается форменная чертовщина. Нет, пол трясётся, падают куски перекрытия, но вот паутины, по которой спускались твари, нет вообще. Вместо неё - волна багрового пламени, от пола до потолка. Если там и была какая-то сеть, то камера на зафиксировала её ни в едином из режимов. И ещё, все выходы на лестницу перекрыты пульсирующей тьмой. То есть, или меня реально глючило, или я видел больше, чем камера в шлеме.
  Просмотр закончен и начинается выдача плюшек. Больше всего достаётся тем, кто никаких подарков вообще не ожидал. Пиджаки начинают бодрое обсуждение новой разновидности мутантов, однако Надеждин многозначительно хмыкает, глядя на учёных и те тотчас затихают. Сейчас все пиджаки напоминают сборище мышей, внезапно застигнутых голодной кошкой. И это при том, что полковник ростом ниже среднего и на вид, весьма хилого телосложения. Видимость, правда, обманчива. Я видел Надеждина в спортзале и знаю, на что он способен на татами.
  - Промзона, - тихо говорит Надеждин, постукивая пальцами по планшету, который лежит у него на коленях, - теперь вот этот торговый центр. Да, все эти здания не находятся в центральной части, но всё же - в черте города. А это значит, что враг имеет доступ к территории, которая считается безопасной. Я всё правильно понимаю?
  Папа отхлёбывает кофе и морщится. Нам, кстати, до сих пор так и не налили. Ладно, не до того, хоть Егора уже натурально ломает. Фёдор, как и прежде, угрюм и молчалив.
  - И если враг способен проводить на контролируемой нами территории столь масштабные операции, - продолжает Надеждин и обменивается быстрым взглядом с Лиховым, то откуда нам знать; может быть он в следующий раз устроит подкоп в Центральный парк? Или к зданию мэрии? Можете дать гарантии, что это не произойдёт?
  Самый крупный (по размерам) из пиджаков нервно вытирает красную потную плешь и мычит что-то о попытках исследования подземных коммуникаций, которые наталкиваются на нехватку средств и необходимых специалистов. Папа замечает в пустоту, что первый раз слышит о таких исследованиях. Пиджак хватает воздух ртом, точно рыба, выброшенная на берег.
  - Но даже если такие исследования не проводились, - продолжает Папа, как ни в чём не бывало, - думаю, имеет смысл их начать. Немедленно. Взять одну или несколько наших групп и попытаться отыскать проход к норам этих гадов.
  - Начнём с группы Дьявол, - Лихов усмехается, и его улыбка мне совсем не нравится. Ну да, а что я ожидал от руководства жаб?
  - Не имею возражений, - Папа вновь отхлёбывает из кружки и недовольно плямкает. - Сегодня же согласую с руководством.
  - Но это далеко не все неприятные вопросы, - вступает подполковник Лихов. - Мы тут немного посовещались с коллегой. Просто было необходимо, после одной интересной информации. Короче, весь этот инцидент весьма походил на специальную операцию, по извлечению вашего оперативника. Громова. Ну, с поправкой на специфическую логику противника.
  Папа долго кашляет, а Зина едва не давится папиросой. Рука Нади на моём колене сжимается так, что становится больно. Егор сидит с открытым ртом, а Фёдор хмурится. Кажется, не удивлена только Настя. У пиджаков натуральный шок.
  - Обоснуйте, - Папа понемногу приходит в себя.
  - Ну, собственно видеозапись лишь подтверждает наши предположения, - Лихов выбирается из кресла и заложив руки за спину, шагает по кабинету. Подполковник смугл и абсолютно лыс. На левой щеке - треугольный шрам. Кроме того, покончил жизнь самоубийством Фёдор Ильич Птахов, а именно он курировал все действия по Громову. Кстати, конкретно он дал разрешение на включение капитана в разработку и именно Птахов предложил торговый центр в качестве испытательного полигона для Громова.
  - Самоубийство? - Зина закуривает очередную папиросу.
  - Да, произошло, - Лихов непроницаем, - сразу же после того, как стало понятно: Громов остался на свободе.
  - А по видео? - интересуется Папа. - Что вы там такого узрели?
  - Модус операнди противника, - вступает Надеждин. - Они не пытались загрызть Громова или вцепиться и разорвать на части, хоть строение их тела определённо к этому предназначено. Нет, они явно собирались схватить капитана.
  Пиджаки кивают, все, как один и я невольно вместе с ними. Ну что же, тут вообще не поспоришь. Да и те два Альфы на лестнице. Если бы они вели себя подобно твари в промке, думаю, до крыши я бы не добрался.
  - Возможно, в таком случае стоит на время отстранить Громова от оперативной работы? - неуверенно спрашивает Настя.
  - Почему? - Надеждин и Лихов глядят на неё. - Напротив, нужно более активно использовать капитана. Мы должны понять, что конкретно необходимо врагу от Громова.
  - Голос Вединой, - Папа стучит пальцами по столу. Зина тушит окурок и подходит к кофемашине у окна. - Что это было вообще? А главное -зачем?
  У пиджаков завязывается очень милая дискуссия о ментальном контакте заражённой особи с координирующей силой противника. Большинство сходится на том, что враг пытался вызвать у особи стрессовую ситуацию, посредством давления на уязвимые точки разума. Ну, на те, которые способны причинять особи боль.
  - Вообще-то его зовут Леонид Громов, - злобно цедит Надя и добавляет непечатное. Кротова бледна, точно смерть и скрипит зубами. Пиджаки глядят на неё с откровенным ужасом и умолкают.
  Некоторое время в кабинете царит молчание, прерываемое лишь пыхтением кофемашины. Прямая спина Зины и её высоко поднятая голова источают флюиды недовольства. Папа хмурит брови и катает по столу ручку. Фёдор, кажется, уснул. Лихов и Надеждин играют в гляделки.
  - Если противник имеет какие-то виды на Громова, то хотелось бы знать, какие они, хотя бы приблизительно, - Папа смотрит на Михальчук. Взгляд полковника имеет температуру абсолютного нуля. - Вы же устанавливали связь с врагом, значит должны иметь определённые предположения.
   - Почти всеми вопросами занимался Пётр Егорович, - Настя буквально выдавливает из себя по одному слову. Видно, что ей неприятна эта тема. Или же человек, которого она вынуждена упоминать. - Некоторое время мы думали, что враг намеревается вывести посредника, способного общаться, как с людьми, так и с мутантами. После того, как противник нарушил перемирие, это предположение отбросили, как несостоятельное.
  - Жук в муравейнике? - подаёт голос, вроде бы спящий Фёдор. Все с удивлением глядят на него. - Книга такая была, про кукушат от другой цивилизации. Может и тут, задумали что-то, вроде часовой мины?
  - Смысл тогда в сегодняшней попытке похищения? - Папа складывает ладони домиком. Зина ставит перед Алексеем Константиновичем чашку кофе и закуривает. - Прошу, дыми хотя бы в форточку.
  - Насчёт похищения - всего лишь предположение, - Надеждин явно думает нечто иное, но с интересом слушает Лихова. - Возможно - обычная дымовая завеса, пыль в глаза, а на деле Громов им нужен именно здесь. Поэтому и говорю: стоит использовать его и дальше. Если попытки выкрасть продолжатся, значит капитан им нужен именно там. Нет - принимаем версию про засланного казачка и отстраняем.
  - В каком смысле, отстраняем? - Папа щурится, а рука Нади вновь до боли сжимает моё колено.
  - Возвращаем в исследовательский блок, - Надеждин поднимается и направляется к двери. - Сейчас об этом думать рано - думайте о подготовке к операции по исследованию подземелья. Не стоит паниковать и бояться возможных последствий.
  Пиджаки суетливо собирают все свои планшеты, телефоны и компьютеры. Кажется, учёные чувствуют себя весьма некомфортно. Ну да, под таким-то взглядом Нади. В дверях образуется небольшая толчея. Егор хмыкает и бормочет что-то о лабораторных крысах, потом замирает с открытым ртом и косится на меня. Надя лупит болтуна по затылку. С силой лупит.
  Лихов задерживается. Стоит вполоборота к нам и перекосив рот рассматривает Настю.
  - Есть какие-нибудь предположения, где может скрываться Егоров? - спрашивает начальник жаб. - Именно у вас?
  Михальчук исподлобья глядит на подполковника. На щеках Насти - красные пятна. Потом она медленно качает головой. Лихов не огорчён и не удивлён.
  - А вы подумайте, - спокойно говорит он. - Хорошенько вспомните всё, что касается Петра Антоновича. Поймите, нам крайне необходим Егоров, чтобы выйти на его контакт с врагом. И если судьба Громова вам действительно небезразлична, советую, как следует пошевелить извилинами.
  Лихов кивает и выходит за дверь. Папа вздыхает и откидывается на спинку кресла. К кофе полковник так и не притронулся.
  - Почему он акцентировал это: "именно у вас"? - Зина выпускает струю дыма. - Что ты ещё скрываешь, мышка-норушка? Как я посмотрю, секретов у тебя побольше, чем у бродячего кота блох.
  - Мы были любовниками, - Настя кажется спокойной, но голос её дрожит. - У Егорова есть такое правило: когда он намечает человека в разработку, почти всегда для получения информации сближается с ним. Учитывая внешность Петра Антоновича и его харизму - это не составляет особого труда.
  - Сближается? - интересуется Папа. В его голосе звенит металл. Зина почему-то смотрит на меня.
  - Да, в сексуальном плане. Пётр Антонович считает, что это максимально плотный контакт.
  - Тот ещё извращенец, - бормочет Зина. - А с мужиками он как, тоже, того?
  - Обычно у мужчин, пущенных в разработку есть женщина, - кажется, Михальчук вот-вот сорвётся и закричит. Или это крик только в моей голове? Становится отчего-то жутко и пусто. - Егоров действует через них.
  - Закроем тему? - Зина косится на Папу и бледнеет.
  - Погоди, - собственный голос кажется чужим и незнакомым. - В этот раз...
  - В этот раз всё было по-другому, - Фёдор неожиданно вскакивает и нависает над Настей. - По-другому, ясно?
  Михальчук молчит и смотрит в пол. А я падаю, проваливаюсь через перекрытия этажей, лечу вниз, в бездонную тьму. Какие-то голоса пытаются пробиться ко мне, кто-то хлещет меня по щекам, но я ничего не вижу, кроме абсолютного мрака.
  Внезапно темнота обретает форму лица. Знакомое лицо. Незнакомка из моих кошмаров. Она улыбается.
  - Ну и за кого ты здесь собираешься сражаться? - спрашивает она и распадается на сгустки мрака.
  Понимаю, что лежу на полу. Силы стремительно покидают тело, словно я - проколотая надувная игрушка. Кто-то кричит, вроде бы женщина.
  Всё. Тьма.
  
  
  
   Спортзал. Бессмысленные разговоры
  
  
  
  Жилы на шее Хоменко выступают так, словно это он, а не я поднимает тяжеленую штангу. Впрочем, судя по полубезумному взгляду Егора, сейчас он находится в шаге от того, чтобы отобрать у меня железяку и самостоятельно толкать её к голубому потолку. Ну, чтобы проверить, способен ли он на это вообще.
  Лично я в этом сомневаюсь.
  Впрочем, сейчас я сомневаюсь во всём. В башке до сих пор стоит холодная стена какого-то необычайно плотного тумана, а в груди поселилась и жжёт тяжёлая боль. Даже не знаю, как это объяснить сточки зрения здравого смысла. Ведь было же понятно, что Вареник меня бросила, покинула в самую трудную, для меня, минуту. Как это назвать, если не предательством?
  И вдруг выяснилось, что любимая предала меня много раньше. Натурально изменяла и при этом спокойно жила рядом, радовалась, шутила и целовала.
  В любви признавалась...
  Я скрежещу зубами и толкаю штангу вверх. В этот момент мне кажется, что снаряд не весит ровным счётом ничего. Егорову очень повезло, что его до сих пор никто не может найти. Боюсь, если бы я узнал, что ублюдок находится где-то, в пределах досягаемости, то не удержался бы и рванул к нему. И плевать на охрану, ошейник и прочие преграды.
  Сейчас этот гад для меня - олицетворение всего зла в мире, хуже мутантов и прочих гадов, обитающих за городом.
  Он отнял мою любимую и заставил Настю превратить меня в чудовище.
  Ещё один толчок и штанга едва не улетает к потолку
  - Давай накинем ещё! - бормочет Егор. Глаза у него пылают. - Десяточку накинем, а?
  - Валяй, - кажется, зубы вот-вот начнут рассыпаться в порошок. - Тебе-то чего за прикол?
  - А может я того, - Хоменко накидывает с каждой стороны по "блинчику", - тоже попрошу, чтобы мне укольчик забабахали.
  - Тебе штангой приложить? - боже, а ведь вроде как взрослый человек! Да и мутантов же на дух не переносит. - Егор, ты что думаешь, оно того стоит?
  - Не знаю, не знаю, - кажется, товарищ не слышит, что я ему говорю. Ну да, с таким-то ветром в голове. Давай, жми! Эх, видел бы это наш тренер...
  В том-то и дело, что показывать меня разрешено только тем, к то в теме. А это, если не считать пиджаков, очень ограниченный контингент. И практически весь он, сейчас собрался в этом зале. Один вон пожирает меня сейчас бешеным взором и потирает рук. Федя сидит за столиком в углу и сравнивает какие-то картинки на паре планшетов. Со своего места я вижу, как Молчанов морщится и трёт затылок, точно у него болит голова.
  И ещё парочка допущенных к телу уже некоторое время перестала имитировать активную тренировку и вполголоса беседуют. Насколько я понимаю, их разговор достаточно личный, поэтому женщины удалились в противоположный от Феди угол. Там, как им кажется, их никто не сможет подслушать.
  Но мои новые распроклятые способности позволяют, в том числе и слышать на больших расстояниях. Если бы ещё не натужное дыхание Хоменко. Нет, ну реально непонятно, кто из нас поднимает штангу.
  Я токаю снаряд и прислушиваюсь. Мне действительно интересно. По ходу, Настенька - истинный кладезь всевозможных тайн и секретов. Подумать только, всё время знать, что твоего бывшего парня превращают в монстра, а его жену охмуряет другой мужчина и ни разу даже вида не показать! Как сказал Папа, тяжело взглянув на Михальчук: "Я бы против тебя в покер играть не стал." Зина ничего не сказала, но её взгляд был весьма красноречив.
  - Круто! - бурчит Егор, но я его уже не слушаю.
  - Ты же не просто так тогда проговорилась, - голос Нади кажется спокойным, но я слышу, как через это видимое спокойствие рвётся натянутая струна. То ли тревога, то ли - бешенство. - Ведь так?
  - С чего ты это взяла? - Настия тоже спокойна, едва ли не расслаблена. И это - тоже фальшь, маска, но что под ней я понять не могу. Ну да, покер, такие дела.
  - Потому что я начала тебя немного понимать, - Надя хмыкает. - Ты - не из тех, кто способен ляпнуть языком, не подумав, а после - ой, ой, не то врывалось.
  - Ты меня поняла? - кажется в голосе Михальчук звучит открытое презрение. - Да ты со мной практически не общалась. Если не считать того подарочка.
  - За это - прости, - Надя обманывает: ей не жаль того, что она сделала. - И всё же, так бывает. И про эту б...дь ты не просто так проговорилась, а специально, в нужный момент. Правда, похоже ты не ожидала, что на Лёню это подействует так сильно. Ведь так?
  - Специально? - кажется Настя недоумевает, но в её вопросе звучат совсем иные нотки. Похоже на усталость. У меня в висках стучит так, что кажется: ещё немного и череп лопнет. - Ну и зачем же мне это нужно, гений дедукции? Или у тебя уже крышу рвёт на почве конспирологии? Готова видеть во мне средоточие всех зловещих заговоров нашего мира? Повторю для тупых: идея с Лёней была не моя. Да, выполняла приказ, о чём и тогда и сейчас искренне сожалела. Думаю, об этой глупости стану жалеть до самой смерти, но идея - не моя.
  - Ну ещё бы, сама-то ты - белая и пушистая фея! - шипит Надя. Мне кажется или она скрипит зубами?
  - Ну, ещё десяточку, - бормочет Егор, когда я опускаю штангу. Не понимаю, о чём он говорит: в башке стоит такой жар, словно там пылает солнце. Слышу звон. - Давай!
  - Нет, не белая, не пушистая. - Некоторое время никто ничего не говорит. Краем глаза вижу, как Надя и Настя смотрят друг на друга. Руки Михальчук сложены на груди, а Кротова упирает кулаки в бёдра. Такое ощущение, что эти двое вот-вот вцепятся друг другу в глотку. - Но не надо и делать из меня исчадие ада. Тем более сейчас, когда я на вашей стороне.
  - Меня терзают смутные сомнения, - ворчит Надежда и медленно отирает ладони о штаны. Под аккомпанемент стука в ушах я толкаю штангу вверх. Почти не ощущаю веса. Егор точно добавлял? - А по поводу того, что я сказала...Лёня очень сильно любил эту паскуду и может быть даже сейчас...Ну, после того, как она бросила его...
  - Возможно, - соглашается Настя. Вот сейчас с её голос точно что-то не так. - Психотип у него такой. Жаль, что у нас с ним тогда не вышло. Сейчас имела бы самого верного мужа на свете.
  - А хотела? - тихо спрашивает Надя. - Тогда, сейчас, не важно.
  Михальчук молчит. Сейчас она смотрит в пол. А вот Надя буквально пожирает собеседницу взглядом. Я не понимаю, в чём смысл этого разговора: какого хрена эти две перемываю кости мне и ...Ватрушке. Привычное ласковое прозвище не ложится на язык, почему-то сейчас оно воспринимается с душком плесени, точно некогда годный любимый продукт начал разлагаться. От этого вновь болит в груди, и я снова ощущаю, как падаю в бездну. Не хватало ещё сейчас взять и отрубиться. Скриплю зубами и толкаю штангу.
  - Класс! - бормочет Егор и его голос быстро отдаляется, словно Хоменко стоит на перроне, а меня уносит скорый поезд. - Ещё десяточку?
  Плевать, хоть двадцаточку. Мне не до этого.
  - Значит, я правильно догадалась, - в голосе Нади звучит удовлетворение. Вроде бы она даже улыбается, вот только улыбка больше смахивает на гримасу злости и страдания. - Решила, под шумок, себе прибрать?
  Этот дурацкий разговор напоминает диалоги из тех мелодрам, которые обожала смотреть Варя. И я бы мог посмеяться, если бы всё это не касалось меня. А так...Стук в висках и боль в груди превращают банальную разборку двух женщин в нечто особое. По крайней мере, для меня.
  Егор заканчивает возиться с "блинами", и я толкаю штангу. Веса в ней нет, словно я просто поднимаю руки. Только в глазах всё краснеет, а стук в висках становится громче.
  - А ты никак надеешься, что Лёня поведётся на твои борщи и пельмешки? - В голосе Насти неприкрытая злоба, которая граничит с ненавистью. Собеседницы решили отбросить притворное миролюбие. Сейчас - это две хищницы, готовые пустить кровь за вожделенную добычу.
  За меня.
  Вот только, чёрт побери, никто из них не удосужился поинтересоваться у самой добычи: нужно ли оно ей.
  Нет, не нужно. Я не хочу вновь к кому-то привыкать, открывать душу и доверять. Чересчур больно, когда тебе разрывают грудь и тыкают палкой в сердце. Нет, не хочу!
  Штанга висит прямо перед глазами. Блестящая, словно ёлочная игрушка и такая же лёгкая. Стук в голове кажется грохотом близкой грозы и вроде как через этот гром ничего не должно проникать. Но я по-прежнему слышу разговор двух женщин.
  - Пельмешки? Да хоть бы и пельмешки! - вот сейчас ощущается, что Надя из последних сил сдерживается, чтобы не врезать собеседнице. - Ты видимо не в состоянии сообразить своей тупой башкой, что Лёне сейчас нужно больше всего?
  - Ну и что же, просвети тупую, - Анастасия усмехается. В её усмешке презрение становится огромным, как вселенная. - Ты же так много знаешь о том, что нужно мужчинам. Я, если что, читала твоё личное дело.
  - Ну понятно, как же такая крыса, как ты и не сунет свой нос в грязное бельё!
  Вроде бы что-то бормочет Егор, но я его не слышу. Блестит штанга над головой, громыхают отзвуки близкого грома, и кто-то ведёт холодными пальцами по моей обнажённой груди. Слышен тихий насмешливый голос: "Смотри, слушай и думай. Решай, с кем ты хочешь остаться. С этими?"
  Кажется, я вижу сон наяву. Но я удивлён не странному ощущению. Странно другое: неужели у образцово-показательной Нади есть какие-то скелеты в шкафу? А с другой стороны, если подумать: что я вообще про неё знаю? Что я знаю про Егора? Как-то так получилось, что работа и личная жизнь в равных пропорциях заполнили всё моё существование, не оставив места для чего-то ещё. И к чему это привело?
  Я потерял одно и едва не утратил другое. Что осталось бы в сухом остатке? Ни-хре-на! Если хорошенько подумать, то Леонид Громов - совершенно неинтересный человек. Ограниченный, даже. Неужели за такого стоит ломать копья?
  Но женщины продолжают.
  - Грязное бельё? Ты так это называешь? Ну-ну. Однако же, вернёмся к нашим жизненным ценностям. И что же ты собираешься предлагать, в качестве эдемского яблока? Ну, нашему Адаму, лишившемуся Евы.
  - Обычную человеческую жизнь. То, чего он всё время так сильно хотел. Почему и выбрал эту...дрянь.
  - Ну, то что дрянь, тут не поспоришь.
  Первый раз собеседницы в чём-согласны одна с другой. А мне режет грудь острая боль, будто кто-то ткнул туда ножом и раскачивает оружие из стороны в сторону. Нет, я не могу понять и принять происходящее. Проще смириться с том, что я стал монстром, опасным для людей, чем допустить, что та, кого я считал самым близким человеком, так поступила со мной.
  - Значит ты уже успела придумать, что именно я ничего подобного Лёне предложить не смогу, так? - в голосе Анастасии звучит то ли сомнение, то ли отзвук глубокого раздумья. - Потому что я под колпаком, как и твой разлюбезный Громов?
  - Мой? Ха! Типа для тебя он не твой. - Настя мычит что-то неразборчивое. - Вот и помалкивай. Нет, не потому. Просто ты не в состоянии хоть кого-то сделать счастливым вообще.
   Много ты во мне понимаешь!
  - Много. Ты даже себя не смогла сделать счастливой, что уж тут говорить о других. В погоне за хрен пойми чем, ты угробила свою жизнь, жизнь Лёни и чёрт знает кого ещё. Я не читала твоё досье, да и не стала бы, даже если бы получила такую возможность, но думаю там точно есть что-то эдакое.
  - Заткнись! Заткнись! Ты ни хрена про меня не знаешь!
  Штанга с диким звоном отлетает на пару метров в сторону, а Егор отпрыгивает назад и приседает, выставив руки перед собой. На лице Хоменко - неподдельный ужас. Такое ощущение, будто товарищ вот-вот бросится наутёк.
  Спорщицы смотрят на меня и их лица бледны, до синевы. Не думаю, будто в этом повинен испуг из-за отлетевшей штанги.
  - Какого дьявола тут происходит? - Федя уже рядом и быстро окидывает взглядом нашу компанию. Потом тяжело вздыхает. - Ребята, понимаю, что обстановка - напряжённее некуда, но...Блин, давайте поубиваем друг друга; легче кому-нибудь станет, а? - он пинает ногой штангу. - Егор, ты совсем сбрендил, столько накидывать? Ладно у Лёни в башке непонятно какие тараканы шастают, но ты же должен меру знать. Таким весом слона задавить можно.
  - Эксперимент, - вяло ворчит Хоменко. Испуг мало-помалу сходит с его физиономии.
  Я медленно поднимаюсь и смотрю на женщин. Они смотрят на меня и расходятся прочь друг от друга. Всё, брэк. Ничья. Пока что.
  - Папа прислал план операции. - Федя качает головой. - Обнаружили несколько проходов в норы под городом. Есть достаточно крупные, куда можно пролезть.
  - Сколько групп принимает участие в операции? - усталость медленно наполняет мышцы, точно отравленная жидкость чистый сосуд.
  - А ты как думаешь? - Федя криво усмехается. - Смешной...Целая одна. Наша. Собираемся.
  
  
  
   Раздевалка. Воспоминания и раздумья
  
  
  На стекле окна можно различить тонкую сетку из тёмных линий. Почему я никогда прежде не обращал на них внимание? Может, потому что в раздевалке ещё ни разу не было так тихо и безлюдно, и я не сидел, предоставленный сам себе, меланхолично рассматривая белые облака, лениво плывущие над крышами домов.?
  Тишина неприятно давит на уши, словно кто-то недобрый приложил две большие подушки к моей голове и удерживает их. Остальных выгнали ещё за полчаса до нашего прихода и остался лишь хмурый крепыш с бритой загорелой головой, едва торчащей над покатыми плечами. Он выдаёт нам оружие с таким выражением на лице, словно перед ним находятся злейшие враги. А возможно, он и реально так считает. Многие до сих пор винят именно меня в том, что произошло со Степанычем.
  Не хочется даже шевелиться. Хочется просто откинуться на спинку стула и зажмуриться. Однако чёртовы веки и не думаю подчиняться, так что я продолжаю рассматривать облака за тонкой паутиной тёмных линий.
  До начала операции - ещё прорва времени, поэтому меня никто не тревожит. Ещё есть время посидеть и хорошенько обдумать...Вот только, что именно? Брифинг у Папы или то, что происходило параллельно ему? То, о чём знаю я один. И то, из-за чего хочется взять пистолет, приложить к виску и...Не ломать голову, как поступать дальше.
  Нет, я никогда не был слабаком, который ищет утешения и спасения в смерти т даже катастрофа, превратившая жизнь в ничто, не смогла заставить меня сдаться. Дело тут совсем в другом.
  Поэтому я вспоминаю и думаю. Нужно взвесить всё.
  Ну что же, для начала Папа рассказывает нам о предстоящей операции. И да, особо рассказывать ему нечего: нам предстоит опуститься на нижний уровень недостроенной ветки метро и через свежепрорытый тоннель проникнуть в сеть переходов, которые враг выкопал под городом. Даже по очень осторожным прогнозам, сеть эта очень велика и разветвлена почище, какой-нибудь грибницы. Абсолютно не представляю, как такое можно заблокировать. Судя по некоторым мыслям, высказанным вслух, Папа тоже не представляет.
  Но наша задача в этот раз - просто исследовать проходы. И как я догадываюсь, в очередной раз подставиться, чтобы враг попытался сотворить со мной нечто эдакое, что поможет нашим умникам определить его намерения.
  Зина с прищуром смотрит на меня и покачивает ногой, закинутой за ногу. Она сидит на краешке Папиного стола. Полковник морщится, глядя на вопиющее нарушение дисциплины и субординации, но почему-то молчит.
  - Я так понимаю, - Федя поднимает голову и в упор смотрит на Папу. Кажется, от их сталкивающихся взглядов в середине комнаты громыхнёт взрыв, - что главной целью этой эскапады, станет очередное исследование способностей Лё...капитана Громова. Может уже достаточно использовать его в качестве хрен пойми кого?
  - Ну почему же, хрен пойми кого, - улыбка на лице Нади кажется приклеенной. Сама Кротова смотрит не на Папу - на Настю. - В качестве лабораторной мыши и приманки одновременно, да?
  - Вообще-то сам Лёня тоже здесь, - хмыкает Зина. - Не думаете, что от подобной заботы у мальчика и вовсе кукуха потечёт?
  - А от другого у него кукуха потечь не может? - не пойму, серьёзен Егор или нет, но рожа у него дубовая - что тебе деревянная маска.
  Я молчу. Отчасти потому что, от всех этих дрязг хочется удрать куда-нибудь подальше, хоть и к самому чёрту. Мало произошедшего с Варей, так ещё и близкие друзья словно с цепи все посрывались. И Папа, который прежде в момент осаживал скандалистов, сейчас молча сидит за столом и кажется древним, будто языческий истукан. Всё, полковник перестал играть в гляделки с Федей и перевёл взгляд на меня.
  Но всё это вторично и даже неважно по сравнению с одной вещью, которая не даёт мне покоя с самого начала брифинга.
  В воздухе раздевалки смешались запахи пота, каких-то одеколонов с дезодорантами и резкой терпкой химии. От этой смеси свербит в носу и першит в горле. Я открываю бутылку с водой и делаю несколько глотков. Вода отдаёт той же химией, так что возможно чёртовы ароматы лишь мерещатся моему повреждённому мозгу. Кто-то из пиджаков утверждал, что подобные галлюцинации вполне возможны.
  Ну, раз уж все остальные имеются в наличии, так почему бы и нет?
  Подбрасываю бутылку на ладони, испытывая сильное желание запустить ею в окно. Проверить, выдержит ли армированное стекло. Выдыхаю и ставлю несчастный сосуд обратно: в конце концов он ни в чём не виноват.
  Во всём виноват один я.
  Так вот, в тот момент, когда я открываю дверь Папиного кабинета и вхожу внутрь, в стене напротив тоже открывается дверь и в комнату входит человек. При том, что в противопожарной стене никогда не было двери и зеркала, чтобы отразить моё появление, там тоже нет.
  Да и вошедший совсем не человек.
  Наверное.
  Это всё та же женщина, которая регулярно появляется в моих кошмарах. Даже толком не рассмотрев её, я понимаю это так же чётко, как и то, что за окнами - ясный день и солнечные лучи пересекают пол, подобно дорожной разметке. Пересекают, доходят до стены и...
  Вот только боковой стены кабинета сейчас нет. Напротив Папиного стола - ещё одна комната. Она зеркально отражает кабинет Алексея Константиновича. Там даже имеется некое карикатурное подобие полковничьего стола и кресло, больше похожее на трон из струящегося мрака.
  Чёрная женщина, покачивая бёдрами медленно удаляется вглубь зеркальной комнаты и неторопливо занимает место на тёмном престоле. Я не вижу её лица, но почему-то кажется, что губы неизвестной сложены в улыбке.
  - Ты чего столбом стал? - Фёдор подталкивает меня в спину. - Как призрака увидел. Или...увидел? Лёня, с тобой всё в порядке?
  - Почти, - говорю я и прохожу к своему креслу. Очень трудно делать вид, что всё в норме, когда с тобой происходит нечто эдакое. И ведь обидно же, что эту чертовщину вижу только я один.
  Папа задумчиво щиплет подбородок, уставившись в экран монитора, поэтому момент моего замешательства упускает. А вот Зина поджимает губы, сводит тонкие брови и внимательно рассматривает стену, за которой я вижу ещё одну комнату. Понятное дело, Лец ничего не сумеет там увидеть, так что Зина лишь покачивает головой.
  Все собираются, рассаживаются и Папа принимается за своё брифинговое бла-бла. Задача предстоит весьма нетривиальная, поэтому все слушают инструктаж с повышенным вниманием.
  Все, кроме меня.
  Потому что я непрерывно ощущаю взгляд непрошеной гостьи на затылке, так что всё время хочется обернуться. Оглянуться и убедиться, что я ещё не окончательно сошёл с ума.
  И ещё один вопрос упрямым дятлом лупит в висок: если пришелица не плод моего больного воображения, а реальная посланница вражеских сил? Ведь получается, что сейчас она слушает инструктаж Папы, а значит - в курсе всех наших замыслов. Может мне стоит остановить полковника, объяснить в чём дело?
  Чёрт! Хрен, кто мне поверит. Скорее всего получу очередную вкусную пилюлю от Насти и дружеский совет держать себя в руках.
  - Наши полномочия, - Фёдор щёлкает пальцами. - А то, как-то всё расплывчато: зайти, продвинуться, проверить степень инфицирования, - тему со мной, видимо решили на время отодвинуть, ибо уж очень она нервирует буквально всех присутствующих. Оно и к лучшему, да и мне много спокойнее не находиться в фокусе всеобщего внимания. Если бы ещё так не зудел затылок; как же хочется оглянуться! Даже шея задеревенела. - Вступать ли в активное противодействие или при первом же контакте отступить?
  - Молчанов, - Папа легко постукивает кулаком по столу, - ты мне эту дурацкую канцелярщину брось! И без того вижу, что ты дуешься, как мышь на крупу. Не я виноват, что в сортире воняет дерьмом, - Надя косится на Настю, а та делает вид, будто что-то читает в планшете, - И вопросы твои дурацкие: естественно, при первом же укусе за пятку, не обязательно тут же бросаться наутёк.
  - Пуглив стал наш командир, - бормочет Кротова. - От всякого куста шарахается.
  - И правильно, между прочим, делает, - машет незажжённой сигаретой Зина, - ибо в наших кустах что угодно может таиться. Хорошо, если обычный волчок. Ну, тот что просто за бочок укусит.
  - Обрати внимание, как много они шутят, - низкий голос обволакивает со всех сторон, пеленает и баюкает. - А знаешь, почему? Потому что до смерти напуганы.
  - Итак, ваша задача: придвинуться, как можно дальше, - Папа откидывается на спинку кресла. - Естественно, никто и не думает требовать, что вы положили живот в неравном бою. Однако же, уровень вашей подготовки вполне достаточен, чтобы завалить пару-тройку опарышей.
  - А ведь он считает, что твоё участие в операции позволит справится и с угрозой посерьёзнее, - незваная гостья хмыкает. - Боюсь, что всех вас ожидает весьма неприятный сюрприз.
  Это важная информация. Теперь я как-то должен предупредить, что группу ожидает некая пакость, но опять же, мать его, не знаю, как. Однако, чувство долга сильнее, чем опасение прослыть чокнутым. Поэтому откашливаюсь и поднимаю руку. Все умолкают и сморят на меня.
  - Мне кажется, что Алексей Константинович делает ставку на мои новые способности, - Папа непроизвольно кивает, а Зина и Фёдор синхронно улыбаются. Невесело так улыбаются. - Однако же, никто пока не знает, какой предел прочности у этой ерунды и не даст ли она сбой в самый неподходящий момент. А если я просто во время боя возьму и потеряю сознание?
  - Громов, не бери на себя слишком много, - Папа грозит пальцем. - То, на что я делаю ставку, тебя не касается, ясно? Ты - не пуп земли и не единственный боец в группе, так что, даже если произойдёт некий сбой, твои товарищи вполне способны постоять за себя и бе твоих, хм, суперспособностей. Всё, закрыли тему.
  - Гордыня, мой друг, - Егор хлопает меня по плечу. - Ишь ты, суперспособный какой!
  - Он прав, - комментирует невидимая всем гостья. - И ты сам знаешь лучшее лекарство от подобного недуга: смирение.
  Как-то нелепо слышать о смирении, от чёрного призрака, олицетворяющего наших безжалостных врагов. Скорее подобное пристало вещать священникам, но те последнее время не слишком болтают о непротивлении злу насилием. Понимают бородатые: не станешь противиться - подохнешь.
  - Когда ваши священнослужители говорят о смирении, - чёрт, неужели она читает мои мысли? Или всё это и впрямь - плод моего воображения? - то имеют в виду конечную цель, а для нас с тобой смирение - лишь очередная ступень к достижению вершины. Ступень, одна из многих, которые нам предстоит преодолеть.
  В висках стучит. Меня не так волнует высказанная мысль, как то, что гостья впервые соединила себя и меня в некое общее: "мы". И честно говоря, мне это совсем не нравится.
  Вот вообще ни хрена не нравится.
  Папа запускает проектор и демонтирует карты шахты, куда нам предстоит спуститься. Потом идёт видеоряд заброшенного метро и собственно пролома, ведущего в подземный лабиринт, вырытый противником. И если само метро смотрится просто неприятно, то чёрная дыра, с мигающими индикаторами движения, выглядит весьма зловеще.
  - Как ход в преисподнюю, - замечает Надя.
  - Так и есть, - хмыкает Зина. - И черти, как я думаю, имеются в полном комплекте. Да, кстати, связь там не пашет.
  - Ничего нового, - сумрачно говорит Федя. - Скоро на задание голубей станем брать. Голубиная почта - самая надёжная.
  - Ещё можно гонцов посылать, - продолжает его мысль Зина, после чего поворачивается к Папе. - В свете всего этого, три группы поддержки на случай форс-мажора - нонсенс. Откуда они узнают, когда это самый мажор наступит?
  Почему-то в голову внезапно приходит одна, весьма странная мысль, не имеющая никакого отношения к делу. Незваная гостья тут же хмыкает. Ну точно, она сидит внутри моей башки!
  - Весь мир, по сути, находится в твоей голове, - такое ощущение, будто меня поучают. - Ведь познаёшь ты его через свои органы чувств и если какой-то из них начнёт выдавать ложную информацию, то сам ты об этом никогда не узнаешь. А касательно твоего вопроса: да, у меня есть имя.
  - И какое же? - не удержавшись, задаю вопрос вслух. Папа, собиравшийся что-то сказать замирает с открытым ртом. Одна бровь полковника неудержимо ползёт вверх.
  - Лёня, ты сейчас о чём? - совершенно спокойно спрашивает Зина. - Приснилось чего? Ты последние пару минут словно спишь с открытыми глазами.
  К счастью, за меня отдувается Настя. Она читает всем короткую лекцию о вероятности кратковременных выпадений из реальности. Типа, нейронные цепочки в мозгу работают иначе, чем прежде и возможны своего рода сбои.
  - Лишь бы не засбоил посреди боя, - ворчит Надя и гладит меня по коленке.
  - Не знаю, знаком ли ты с творчеством вашего писателя Курта Воннегута, - в голосе гостьи звучит насмешка, - но один из его романов называется именно так. Намекну, связано с темнотой.
  - Всем всё понятно? - Папа хлопает ладонями по столу. - Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны.
  Чёрный силуэт медленно шествует мимо, открывает несуществующую дверь в стене и замирает в проходе. И вновь ощущаю странную смесь вожделения и отторжения. На пределе слышимости - стук барабанных палочек. Солнечные лучи на полу закрывает тень исполинского паука.
  - Смирение, помнишь? - говорит гостья и исчезает.
  Зина смотрит на стену, где мгновение назад была дверь. Судя по всему, Лец следила за направлением моего взгляда Лоб женщины полосуют морщины. Много их.
  Переговариваясь все покидают Папин кабинет. Я задерживаюсь, не зная, стоит ли задавать этот вопрос. Можно было бы позже тихо-мирно найти самому, но любопытство гложет почище голодного волка.
  - А у Воннегута есть какой-нибудь роман, с названием про темноту? - я знаю, что полковник прочитал кучу книг, он сам рассказывал. Возможно, читал и это.
  - Мать-тьма, - вместо Папы отвечает Зина. - А ты это почему сейчас спросил?
  Она смотрит на меня и в глазах Лец - спокойная убеждённость.
  - Так, - я машу рукой и выхожу. А что я им могу сказать?
  Слышу, как открывается дверь, и Федя входит в раздевалку. Командир в полном боевом и вопросительно смотрит на меня.
  - Лёнь, ты чего? Через пять минут выдвигаемся, а ты тут на расслабоне. Соберись, не на прогулку идём.
  - Не вопрос, - я закрываю глаза, глубоко вдыхаю и поднимаюсь. Подмывает признаться, что все наши планы известны врагу, потому что в отряде есть предатель. Пусть невольный, но от этого не легче.
  Страшно, если из-за меня пострадает кто-то из товарищей. А если нет? Если всё это - галлюцинации?
  Поживём - увидим.
  
  
  
   Нисхождение
  
  
   Кабина лифта ползёт вниз со скоростью беременной черепахи и при этом издаёт такие звуки, будто в неё вселился целый сонм демонов ада. Иногда, когда визг и скрежет становятся особенно пронзительными, Надя кривится, словно у неё болят зубы, а Егор повторяет шутку про рвущийся трос. Хохмы и первый то раз не показалась особо смешной, а на третий Фёдор дёргает бровью и командует заткнуться.
   - Какого чёрта так долго? - спрашиваю я. - Такое ощущение, будто ползём к центру Земли.
  - Так и есть, - капитан из группы поддержки, кажется, его зовут Андреем, кивает. На круглой физиономии - ухмылка. Вообще-то эту ветку планировали под экспериментальный поезд. Вакуумная труба, сверхзвук, то - сё. Искали сейсмоустойчивые пласты и зарывались всё глубже. А потом всё накрылось...В общем, ни хрена не вышло, а нам теперь приходиться спускаться в задницу дьявола.
  - А ведь норы ублюдков ещё глубже, - многозначительно хмыкает Надя. - Сегодня однозначно завтракаем с Люцифером.
  - Ты это, сплюнь, - бормочет Егор. - Я туда не торплюсь.
  В наушниках несколько раз тихо квакает. Устойчивая связь окончательно пропала ещё пять минут назад, но видимо Зина не торопится опускать руки. Ну что же, пусть, может быть у неё что-нибудь и получится. Без связи нам придётся хреново. Даже туалетной бумаги не подвезут, с памперсами, как шутит Егор. Сегодня он вообще необычайно много хохмит. Видимо нервничает.
  Лифт скрежещет особенно противно, лампы на потолке несколько раз мигают, и я ощущаю чувствительный удар по пяткам. Всё, мы добрались до места. Капитан открывает двери и первым выходит наружу. Обращаю внимание на то, что рука проводника опускается на кобуру с пистолетом. По сводкам, враг несколько раз пытался прорваться наверх и один раз у него это получилось. Десяток чёрных чешуйчатых гадов сутки отлавливали в полумраке тоннелей заброшенного метро.
  Возле дверей лифта стоят два бойца. Они небрежно козыряют нам и обмениваются парой фраз с Андреем. Тот неохотно ворчит что-то о скорой ротации и машет нам рукой, пошли, мол.
  Вживую метро выглядит всё-таки не так зловеще, как на фотографиях. Всюду установлены мощные прожектора, бронещиты и пулемётные гнёзда. От этого подземелье больше напоминает боевой рубеж, а не транспортную ветку. Вдалеке в полумраке виднеется какая-то строительная техника и штабеля чего-то, напоминающего шпалы. Хоть, если тут собирались строить вакуумную трубу, то какие, к чёрту, шпалы? Впрочем, мне-то что?
  Мы идём по полосе относительно чистого бетона, и бойцы на огневых позициях нас внимательно рассматривают. Кое-кто из них курит, а кое-кто даже подрёмывает.
  - Дисциплинка! - ворчит Федя. - Вот придёт серенький волчок...
  - А пусть приходит, - машет рукой проводник. - Выход мы укрепили так, что не то что волчок, мышь не проскользнёт. Сейчас ещё прорву времени убьём, чтобы вам норку проделать.
  - Не могли заранее подсуетиться? - спрашивает Надя. - Лень-матушка?
  - Заранее? - Андрей качает головой. Это чтобы ваш серый волчок мог спокойно в гости заявиться? Нет уж, лучше медленно, но надёжно.
  Тут с ним не поспоришь, поэтому поток критики с нашей стороны стихает. А уж на подходе к собственно преисподней и критиковать становится нечего. Здесь самый настоящий укрепрайон, где крупнокалиберные Лазари соседствуют с огнемётами, а вся эта смертоносная братия контролируется не только человеками, но и сканерами слежения. Со слов Андрея десять метров узкого прохода напичканы сотнями лазерных глаз.
  - Ну и как же вы при таких машинериях умудрились в тот раз пропустить уродов? - интересуется Надя. Замечаю, что этот вопрос очень сильно интересует и Настю. - Или вы всей этой ерунды опосля натыкали? Как говорится, наш мужик задним умом крепок?
  - В том то и дело, что нет, - провожатый отдаёт приказ и парочка бойцов в тяжёлой броне медленно идёт перед нами, нажимая кнопки на сенсорах планшетов. Зелёные огни на стенах меняют цвет на красный, а впереди загорается круг из пары десятков оранжевых точек. - Если честно, там вообще какой-то бред получился: сначала прыгнула напруга, а чуть позже кто-то из пацанов заметил, как по потолку точно тени мечутся. А сигнализация молчала, мать её! Ни лазеры не сработали, ни акустика.
  - А я уже говорила, что кое в чём их технологии опережают наши, - замечает Настя и Федя пристально смотрит на неё, точно видит в первый раз. - Опасное заблуждение считать, будто нам противостоят тупые пожиратели мертвечины, как это было в самом начале.
  - Да брось ты! - машет рукой Андрей. - Делать такие выводы из простого сбоя программы. Ну вот ни до, ни после ни хрена подобного не было. Случайность и всё.
  А я вспоминаю странную дверь в заброшенный торговый центр, заражателя, которого мы не видели через забрала шлемов и ещё многое другое. В том числе и людей, которые продались врагу. Нет, Настя абсолютно права: нам противостоит умный и хитрый противник, который нас уже во многом переигрывает. А если подумать хорошо, то почти во всём.
  Бойцы с планшетами убирают последние защитные устройства. Из комментариев Андрея становится ясно: отключают мины всех видов. За нашими спинами с тихим жужжанием разворачиваются пулемётно-огнемётные турели и вспыхивают солнца мощных прожекторов. Наши тени кажутся чёрными ручьями, которые бегут в сторону бездонного колодца - прохода в лабиринт врага.
  - Сурок, - командует Фёдор и все без промедления используют препарат. Его, вроде как, немного доработали: увеличили срок действия и уменьшили отвратительный откат. Впрочем, мне всё это, как соловью - у меня свой наркотик.
  Сегодня Настя вставляет в инъектор сразу две ампулы: одну багровую, до черноты, а вторую - ярко розовую, "гламурненькую", как её тут же крестит Егор, успевший сунуть свой нос и сюда.
  - Экспериментируешь? - интересуюсь я и Анастасия, не глядя мне в глаза, кивает. - И какой кайф от гламурненькой?
  - Попытаюсь тебя вылечить, - я не слышу в голосе Насти особой уверенности. Оно и понятно, существуй вменяемый способ лечения, его бы уже давно пустили в оборот. - Но, как сам понимаешь...
  - Понимаю, - мне наконец удаётся поймать её взгляд. Такое ощущение, будто смотришь в обындевевшее окно. - Когда всё закончится, приходи, поговорим.
  - Всё, это что? - она улыбается застывшей улыбкой. - И думаю, когда всё закончится, говорить будет некому. И не о чём.
  В этом момент мне кажется, что Настя знает намного-намного больше, чем все остальные. Возможно, имеет смысл сломать эту корку замёрзшего стекла и посмотреть, что таится под ней. Но это определённо выше возможностей заражённого бойца, со сломленной судьбой. Тут бы со своими тараканами справиться.
  Все эти размышления разом вылетают из башки, когда несколько раз подряд натужно взрёвывает сирена и бойцы, которые освобождали нам путь, медленно пятятся назад. В их руках уже не планшеты, а тупоносые Дрофы с барабанными магазинами. Точность у этих монстров слабая, зато убойная сила - держись!
  - Путь свободен, - губы Андрея кривятся в непонятной гримасе. Капитан опускает забрало шлема и держит Колибри наизготовку. - Желаю вернуться в полном составе. По крайней мере - вернуться. Удачи.
  - Спасибо, - Фёдор опускает лицевой щиток и делает шаг вперёд. - Лёнь, там эти умники опять по поводу тебя опционал скинули.
  - Я в курсе, - ощущаю, как из норы веет тёплым смрадом. Таоке ощущение, будто там разворошили большую кучу слежавшегося мусора. - Папа предупредил. И ещё сказал, что если ты начнёшь выкобениваться, то поставит в угол. Так что, не стоит.
  - Ублюдки! - бормочет Надя. - И Папа ещё...Говорил задницу за нас порвёт, а сам пошёл на поводу у говнюков.
  Егор что-то ворчит под нос, но его фраза скорее относится к новому питомцу: мощной машинке с какими-то хитрыми свистоперделками, как их обзывает Хоменко. Калибр пулемёта уменьшили, а заряды стали мощнее, плюс каждая пуля в полёте расщепляется на множество игл. Оружейники уверяют, что убойная сила повысилась в разы. Проверим
  Снимаю с плеча Кочет и включаю подствольный фонарь. Всё по инструкции. Предполагается, что в подземелье царит такая тьма, которая сделает бесполезными самые продвинутые режимы шлема. Пока же в слепящем свете прожекторов понять, что именно творится впереди, просто невозможно.
  Бетон человеческой части подземки заканчивается и подошвы ботинок погружаются в рыхлую почву. Ступать пока что легко, но приходится пригибать голову, чтобы не задевать низкий потолок. С него свисают белесые пряди, напоминающие толстую паутину. То ли мне кажется, то ли на самом деле, но вроде как отвратительные наросты пытаются избежать соприкосновений с моим шлемом и отклоняются в стороны.
  - Ты как? - спрашивает Фёдор. - Никаких дополнительных спецэффектов? Чёрных женщин?
  Останавливаюсь и поворачиваюсь к командиру. В висках - сильные толчки, а в голове один вопрос: откуда он знает?
  -Что тебе известно? - шиплю я.
  - Кое-что, - сквозь пластик шлема вижу, как Федя щурит глаза. - Кое-что, о чём уже давно следовало мне рассказать. Если не как командиру, то хотя бы, как другу.
  - Вы другого места для разборок найти не могли? - мягко и тихо интересуется Надя и тычет стволом дробовика вперёд. - Там что интересное.
  Ну да, похоже дальше ход расширяется. Но сейчас меня больше интересует, откуда командиру стало известно о моих галлюцинациях. Если это конечно галлюцинации. И вообще, какого чёрта тут все знают больше меня?
  - Ладно, - бормочу я, с некоторым трудом утихомиривая тёмную волну ярости, поднявшей в душе. А может командир и прав: прошлый раз скрываемые секреты едва не похоронили меня насовсем. - Иду вперёд, страхуйте.
  - Ты там только вовремя в сторону отвали, - хмыкает Егор. - Да и остальным тоже не мешало бы подальше держаться, когда я шмалять начну. Не хватало ещё своих покоцать.
  Что-то ему язвительно отвечает Надя, но её ответ проходит мимо мох ушей. Световое пятно от подствольного фонаря мечется по рыхлому коричневому полу, по блестящим кристаллам, которые торчат из гладких, будто полированных стен и по белёсым наростам, свисающим с потолка. Кажется, этой гадости стало ещё больше и шевелятся они гораздо активнее.
  - Белая дрянь на потолке, - говорю, не поворачивая головы. - Кто-нибудь может в курсе, что это? Настя?
  - Попадалось что-то похожее, - с сомнением говорит Михальчук. - Так же реагировало на всё живое. Правда, те были чёрного цвета. Возможно, имеем дело с каким-то механизмом защиты, сигнализация, например.
  - Ну да, - поддакивает Фёдор. - Наши ведь понатыкали на входе всяких индикаторов да мин. Эти, видать тоже.
  - Вот п поводу мин ты меня сейчас совсем не обрадовал, - комментирую я, а Егор хихикает, но как-то очень нервно. Надеюсь, всё обойдётся тем, что о нашем приходе просто узнают. И не от звука взрыва.
  - Ну меня и это не обрадует, - замечает Надя и на этом наша беседа затихает.
  Дальше проход действительно начинает расширяться. Мало того, блестящие камни в стенах теперь светятся призрачным зелёным светом, отчего кажется, будто мы идём по дну какого-то водоёма. И да, вонь по плотности ничуть не уступает взаправдашней жидкости. Егора начинает тошнить, и Фёдор командует нацепить намордники - респираторы. Пока дышим через фильтр, но возможно придётся подключать баллоны с кислородной смесью. Не хотелось бы: её хватит ненадолго.
  Говорить в намордниках можно, но не очень удобно, поэтому по большей части все молчат. Ну ещё помалкиваем оттого, что ждём появления хозяев и нервничаем. Чёрт возьми, прошло уже минут пятнадцать, мы успели продвинуться хрен знает куда, а встречать нас никто не торопится. Когда озвучиваю эту мысль, Фёдор замечает, что лично он совсем не рвётся знакомиться с местными аборигенами, а Настя предполагает, что лабиринт не так уж активно используется врагом.
  - Он сделали то, что хотели: обеспечили доступ к любому участку города, - говорит Михальчук. - И теперь им осталось дождаться нужного момента.
  - Нужного - это какого? - интересуюсь я. - И с чего ты взяла, что у них имеется проходы к любому району? Пока я вижу лишь норы, которые идут всё глубже.
  - А к чему тогда весь этот сыр-бор? - возражает собеседница. - Изрыть всё пространство под городом и сделать один единственный выход? Который ещё и под наблюдением? А цель...Возможно, крупномасштабное вторжение, когда наступит срок, но это уж такое, что лежит на самой поверхности.
  - Похоже на правду, - соглашается Фёдор. - В таком случае, нам кровь из носу необходимо найти как можно больше ходов наружу. В идеале, отыскать их все.
   - Главное, чтобы нас в процессе никто не нашёл, - бормочем Егор и тут же получает от Нади обвинение в трусости. Дескать, такой здоровый лоб, на котором пахать можно, да ещё и с такой пушкой, боится парочки подземных опарышей. - Ага, опарышей, гляди ты! А если такая хренотень, какая нам тогда с Федей люлей наваляла? Если бы тогда не Лёнчик...
  - Так и Лёнечка здесь, - подзуживает Надя. - Можешь расслабить булки.
  - Вы их все, по-моему, и так чересчур расслабили, - сухо ворчит командир. - А ну, держать дистанцию и прекратить трёп.
  - Движение, - говорю и я смотрю в конец коридора через зелёную мглу. Свет фонарей здесь почти бесполезен, а забрало постоянно плывёт разноцветными артефактами, отчего хочется поднять раздражающий щиток. И это в любом режиме. Нужно в следующий раз брать технарей с собой, пусть решают проблемы в полевых условиях, глядишь начнут башкой думать.
  
  - Не вижу, - Фёдор становится рядом и прицелившись, ведёт стволом штурмовой винтовки. - Лёнь, хоть убей...
  Может мне и показалось из-за дурацкого освещения и пятен, плывущих по забралу, но вроде как видел в полусотне метров прямо по коридору, как что-то большое отцепилось от стенки и прилепилось к другой.
  - Может это, как с той чёрной женщиной? - равнодушно спрашивает командир. - Ну, то ли есть она, то ли нет?
  Ощущаю злость из-за дурацкого сравнения и уже хочу выругаться, но тут в голову приходит отрезвляющая мысль. Нужно проверить и немедленно.
  - Федь, - говорю я. - Ты что там последнее сказал? В ушах зазвенело, прости.
  - Сказал, что ни черта не вижу, хоть убей. Ты уши давно чистил?
  Теперь всё ясно. Надо мной продолжают изощрённо издеваться. То ли просто хотят, чтобы я слетел с катушек, то ли пытаются натравить на товарищей. И слава богу я не стал выяснять, откуда Фёдору известны мои тайны. То-то бы он удивился!
  - Иду вперёд, - командир хлопает меня по плечу.
  - Будь внимателен, - говорит Фёдор. - Не стоит игнорировать даже ложную тревогу.
  Это происходит даже не через пятьдесят метров, а намного раньше. Краем глаза вижу движение справа и не супев сказать ни слова, отпрыгиваю назад. Через долю секунды участок стены, ничем не отличающийся от соседних, выпускает змееподобные отростки метровой длины, перелетает через проход и становится частью монолита, с другой стороны. Успеваю оценить толщину непонятной штуки и обливаюсь потом, при мысли, что произошло бы, если не успел бы отпрыгнуть.
  - Движение! - хриплю я и целюсь в стену. Зачем, хрен его знает.
  - Видим, - бормочет командир над головой, и его винтовка выпускает короткую очередь. Пули впиваются в гладкую поверхность, оставляя в ней самые обычные отверстия. Одна из пуль разбивает светящийся зелёный камень и тот выпускает наружу струйку изумрудного дыма. Вонь проникает даже под респиратор. О дьявола, теперь понятно, что здесь так смердит!
  - И что? - спрашивает Надя. - Дальше идём или как? Что это вообще?
  - Хрен его знает, - я поднимаюсь и выставив оружие перед собой, веду прикладом сверху вниз. Ничего не происходит. Делаю шаг. - Осторожнее, осторожнее...
  По-прежнему ничего не происходит. Стены остаются на местах. Пока, по крайней мере. Настя делает предположение, что перед нами - те самые защитные приспособления врага, вроде наших мин, о которых мы говорили раньше. А Надя обращает внимание на участок пола, перед сработавшей ловушкой. Почва тут отличается от других мест: более плотная и едва ощутимо пружинит. Но сколько мы не давим на подозрительный участок, ничего не происходит.
  - Одноразовая ловушка? - предполагает Надя.
  - Или это вообще ни хрена не значит, - хмыкает Егор. А то, гляди: сыщик выискался. Шерлок в юбке.
  - Затихли, - Фёдор поднимает руку. - Лёнь, может оно и не значит ничего, но ты обращай внимание на то, что под ногами. В следующий раз можешь и не успеть.
  Я обращаю. Участки пола, вроде того, что обнаружила Надя начинают повторяться через каждые шесть-семь шагов. Указываю товарищам на каждый, после чего перепрыгиваю опасное место. Начинает доходить, почему тут не шастают местные твари: кому охота быть расплющенным? И ещё: вот какого чёрта я тогда увидел впереди? Кто-то решил нам продемонстрировать, чего тут нужно опасаться? Предупреждали? Бред какой-то!
  Ещё метров пятьсот мы занимаемся изысканиями и прыжками. Потом стены тоннеля расширяются, пол становится каменным, а сам ход начинает вести вверх. Я осторожно сдвигаю респиратор, после чего сообщаю остальным радостную весть: воздух очистился от вони.
  - Фу-фу! - бормочет Надя. - Как же я ненавижу эти намордники! Чувствуешь себя какой-то овчаркой.
  - Ты и так постоянно злая, как собака, - Егор поднимает щиток и вытирает лоб. - Вот же тяжёлая зараза! Никто не хочет помочь? Поднести немного. Хотя бы коробку с лентами, а?
  - Тебе это только на пользу, - ворчит Фёдор. - На последней сдаче нормативов такое позорище показать - мне Папе в глаза было стыдно смотреть.
  - Я что-то слышу, - говорит Настя и все тут же смолкают, прислушиваясь.
  Звуки раздаются сверху, оттуда, куда идёт тоннель. Больше всего это напоминает болтовню множества людей. Что говорят непонятно, из-за большого расстояния. Понятное дело: людей здесь нет, так что на самом деле мы слышим что-то иное.
  - Приготовить оружие, - командует Федя. Все понят: наша задача - обычная разведка, так что в случае прямого столкновения с превосходящими силами, просто отступаем.
  Обычно все эти рекомендации хороши, пока ты их слушаешь на брифинге, в кабинете у Папы. Стоит только оказаться в боевой ситуации и все планы тут же летят коту под хвост. Не знаю, как будет в этот раз, но интуиция или то, что её заменяет чуть пониже спины, подсказывает, дескать, ничто не ново под луной.
  Мы поднимаемся. Бормотание множества голосов становится громче, но слова, если это всё же слова, так же неразличимы. В висках запускает отчёт быстрый метроном, а движения товарищей как бы замедляются. Теперь они шагают, словно преодолевают сопротивление прозрачной вязкой жидкости.
  Сквозь звуки шагов и шелест тяжёлого дыхания, слышу, как Фёдор несколько раз насмешливо спрашивает про чёрную женщину. Понятное дело, даже не думаю отвечать.
  Гул голосов становится оглушительным, точно кто-то включил мощную акустику и вдруг стихает, оставив звенящую тишину. Становится слышно, как продолжает по инерции материться Егор. Сообразив, что теперь его могут слышать все, Хоменко затихает.
  Итак, мы добрались до входа в большую куполообразную пещеру. Здесь, в отличие от полумрака тоннеля, где мы до этого шагали, почти темно. Но к счастью, забрало перестаёт глючить, так что можно подробно рассмотреть помещение впереди. Именно помещение, потому как пещера определённо является творением чьих-то рук. Или - лап.
  Во-первых, купол идеальной формы, во-вторых три десятка ходов, вроде того, где мы стоим, расположены на одинаковом расстоянии друг от друга, и в-третьих, аккурат в центре плоского пола пещеры проделано треугольное отверстие.
  - Мы же не пойдём внутрь? - уточняет Егор. - Прикинь: если нас там запрут, то отступать будет некуда: разве что прыгать в ту треугольную дырку.
  - В кои-то веки я согласна с этим балбесом, - говорит Надя. - Имеет смысл вернуться, взять народу побольше и уж тогда...Первую разведку мы провели, кое-что увидели и поняли, так что на доклад начальству ты наковыряешь.
  - Да, - Фёдор наклоняет Шлем. - Думаю, Папа сам посмотрит видео и не обвинит нас в излишней осторожности.
  К сожалению, нашим планам вернуться или отступить, при встрече с с сильным противником сбыться не суждено. Ну, как я собственно и предполагал.
  - Движение! - кричит Настя, которая всё это время смотрела назад. Чувствовала, что ли?
  И движение - это не то слово! Пространство тоннеля быстро наполняется массой быстро движущихся тел Паукообразные твари несутся по полу, стенам и потолку, точно им плевать на гравитацию.
  - Поберегись! - кричит Егор и пулемёт в его руках оживает, издавая протяжный глухой вой.
  Если смертоносная машинка и прибавила в мощности, то сейчас этого просто не заметно. Тварей так много, что сбитые без следа исчезают в массе ещё живых. Однако же бешеная скорость наступления немного уменьшается и это даёт нам возможность отступить в пещеру. Последним отходит Хоменко, непрерывно поливая монстров огнём.
  - Куда? - кричит Надя.
  Все тридцать ходов, выглядят абсолютно одинаково. Какой из них ведёт к спасению, если тут такой вообще имеется? Поэтому, пока мы просто отступаем к центру с его треугольным колодцем и вертим головами, в поисках хоть какой-то подсказки. Но её нет, а есть только проход, через который внутрь вваливается орава монстров.
  Егор ругается и начинает меняет ленту, так что пока развлекаемся все мы. Промахнуться, стреляя по такой орде просто нереально, но и увидеть результаты стрельбы - тоже. Твари начинают охватывать нас с двух сторон, так что выбор доступных для бегства тоннелей уменьшается вполовину. А если не пошевелимся, то реально придётся прыгать в колодец.
  - Туда! - машет рукой Фёдор. Как я понимаю - это выбор наугад, потому что проход, к которому мы бежим, ничем не отличается от всех остальных.
  Хоть мысли в голове скачут почище блох, за одну мне таки удаётся зацепиться: не та ли это ситуация, в которой все мои новообретённые способности не смогут никому помочь и спасти? Хоть расшибись в лепёшку, но такая орда поглотит нашу группу в считанные мгновения. А топот паукообразных существ раздаётся всё ближе.
  Тем не менее, мы всё же успеваем добежать до прохода. Думаю, если бы не сурок, о подобных спортивных подвигах не стоило бы и мечтать. Но все вымотаны до предела. А ведь это - ещё не конец пути и вообще, неизвестно, куда нас занесёт в самое ближайшее время.
  Покуда остальные бегут в тоннель, м ы с Егор задерживаемся и в очередной раз пытаемся остановить натиск нечисти. Теперь, когда чудища рассредоточились по всей пещере, можно увидеть, результат действия машинки Егора. Пулемёт ревёт, и набегающие монстры валятся, будто колосья под ударами косы. Моё участие здесь не требуется, и остаюсь с Хоменко я на всякий случай: вдруг заклинит механизм или ещё что.
  Удар по плечу вызывает ощущение, подобное удару током: пронзает от пяток до затылка. На мгновение в глазах темнеет и кажется, что кто-то враждебный вот-вот вцепится клыками в горло. Беру себя в руки и оглядываюсь: Федя машет рукой: уходим, мол. В руке у командира дистанционный детонатор. Похоже товарищи что-то придумали с взрывчаткой, возможно заминировали проход. Ну что же, реальная возможность удержать лавину врага.
  С трудом привлекаем внимание Егора, который, похоже, вошёл в раж. Все трое бежим в тоннель, который, если что, ведёт вверх.
  - На землю! - командует Молчанов и падает вместе с нами.
  Я даже не слышу звука взрыва, а просто ощущаю, как подпрыгивает пол. По спине топчется горячий ветер и льётся дождь из мелких камешков. Вроде бы всё.
  Поднимаю голову, ощущая, как сердце пытается сломать рёбра и вижу совсем рядом оскалившееся рыло чёрной твари. Альфа, мать его! Откуда? Винтовку доставать уже поздно, поэтому просто бью монстра кулаком между глаз. Хрустит и чудище отлетает назад. Слышу недовольный рёв и вижу сбоку ещё одного гада. Слишком близко! Вскакиваю на ноги, задеваю ногой Кочет и он катится в сторону. В кобуру лезть - слишком долго, поэтому бью ногой. Промахиваюсь. Монстр ускользает, глухо ворча и замахивается когтистой лапой.
  Похоже, первый успел прийти в себя и теперь тоже лезет ко мне. Куда делись Фёдор с Егором? Где все стальные?
  Вместо подмоги приближаются ещё мутанты. Двое. Они верещат и тянут лапу ко мне. Очевидно, из этой схватки живым мне не выбраться! И сверхскорость, мать её, никак не хочет включаться.
  Одно из чудовищ внезапно бросается в ноги и сшибает меня на землю. Сверху наваливаются, впиваются когтями в руки и ноги, так что я не могу пошевелиться. Злобно рычат в уши сразу несколько голосов...
  Голосов?
  С меня срывают шлем и переворачивают на спину. Ноги и руки продолжают удерживать, но я особо и не вырываюсь, уже соображая, что произошла некая мерзопакость. Кто-то отвешивает мне мощную оплеуху, отчего туман перед глазами, расцвечивается искрами фейерверка. Потом насекомое с холодным жалом колет мне шею и мир вокруг становится чётким и прозрачным.
  Я лежу на спине посреди коридора, усыпанного осколками камня. Перед глазами -коричневый потолок с чёрной шевелящейся порослью. А много ближе - лица товарищей. Фёдор супит брови, Настя и Надя - откровенно испуганы, а Егор, у которого сочится кровь из носа, в ярости.
  - Очухался? - спрашивает Фёдор. - Может объяснишь, какого хрена ты на нас набросился? Ты понимаешь, что если бы не щиток, ты бы Егору череп проломил?
  Он поднимает с земли шлем Хоменко. Забрало обломано, стался лишь какой-то нелепый козырёк. Егор бормочет ругательства.
  - Галлюцинации? - спрашивает Настя. В руках у неё - инъектор. Вот, как мне прочистили мозги. - Что именно видел?
  - Вместо всех вас видел тварей, - бормочу я, ощущая необычайный стыд. А ведь на меня надеялись, как на какой-то НЗ. Дескать, наступит трындец и Лёня выручит из беды. Выручил, мля! Хорошо, хоть до оружия не сумел добраться.
  - Это хорошо, что в момент припадка у него никакого огнестрела в руках не было, - вторит моим мыслям Молчанов и кивает. - Ты как там, вообще? Отпускать можно?
  - А что, есть варианты? - хмыкает Надя. - Или предлагаешь, связать его и тащить? Может, здесь оставим?
  - Да, глупость, - Фёдор вздыхает и отпускает мои руки. - Тварей, говоришь, видел? А соображалка не включилась: откуда они вместо нас появились?
  - Да брось - это у нас уже на уровне рефлексов, - Надя протягивает мне руку. - Увидел мутанта - убей, а уж потом думай, откуда он взялся.
  - Так он нас точно в следующий раз положит! - шипит Егор и хлюпает разбитым носом. На меня Хоменко не смотрит. - Сами видали, какие закидоны начались. А я сколько раз говорил: если эта дрянь в кровь вошла - пиши пропало!
  - Заткнись! - сразу, Настя и Надя.
  - Все помолчите, - командир поднимает мой Кочет и качает на ремне. - Вот что, ребята, а пулемёт я вам не дам. В смысле, Лёня, остаёшься ты пока без огнестрела, уж извини... Но реально, мы и так вчетвером тебя едва завалили, а...
  - Да я понимаю, - вытаскиваю Колибри, достаю нож и протягиваю Молчанову. Он, помедлив, принимает оружие. - Чёрт, не было же такого!
  - В том то и дело, - бормочет Настя, постукивая пальцем по ошейнику. - Почему сейчас вдруг появились абсолютно новые симптомы? Что их могло инициировать?
  - Смирение, - голос гулко отдаётся в голове. - Смирение - наш путь к выживанию. И победе.
  Кажется, мне что-то пытаются объяснить или подсказать. Но то ли я туп, то ли подсказки чересчур расплывчаты. С чем я должен смириться? С тем, что едва не убил товарищей? С тем, что я заражён неизлечимой дрянью и постепенно схожу с ума?
  - Двигаем, - Федя вешает мой Кочет на плечо. - Предельная осторожность. Лёня, пожалуйста, если хоть что-то...
  - Понял, - я безнадежно машу рукой.
  - Да я с него глаз не спущу! - ворчит Егор. - Ещё чего вытворит и я за себя не отвечаю.
  - Держи себя в руках, - шипит через сцепленные зубы Надя. - Иначе Я за себя не отвечаю.
  Настя перезаряжает инъектор. Потом подходит и приподнимает мне веки. На лице Михальчук - тревога.
  - Ты как? - шепчет она.
  - Хреново, - бормочу я. - Когда вернёмся, кое-что расскажу. Может это поможет понять.
  Настя кивает. Отпускает веки и нечаянно проводит пальцами по щеке. А может и не нечаянно.
  Взрывом плотно перекрыло проход, так что со стороны пещеры до нас уже никто не доберётся. Впрочем, нам выйти тоже не светит. Так что, если впереди по тоннелю нас ждёт засада, отступать будет некуда.
  Очень скоро выясняется, что даже без лишнего драматизма ситуация может оказаться весьма и весьма хреновой.
  Засады нет. Но есть проход, который выходит в пропасть. И другой дороги просто нет. Мы стоим на краю обрыва и смотрим в непроглядную темень, где бессильны наши фонари и усилители лицевых щитков.
  - Вот и всё, - в голосе Фёдора слышится спокойное отчаяние. - Пожалуй, здесь наша разведка и закончится.
  Обычно наш командир не сдаётся даже в самых отчаянных передрягах. Если он считает, будто выходя нет, значит его реально нет.
  Егор кричит что-то матерное и жмёт на гашетку. Эхо пулемётной очереди глохнет необычайно быстро и наступает абсолютная тишина.
  
  Жираф. Настя. Прошлое
  
  
  Я сижу, опираясь спиной о стену тоннеля и смотрю прямо перед собой. Так уж вышло, что напротив сидит Настя. И она смотрит на меня. Что-то бормочет под нос Егор и это, пожалуй, единственный звук, который нарушает полную тишину, царящую вокруг.
  Мы успели вернуться и осмотреть собственноручно устроенный завал. Глупо, понятное дело, возвращаться в то место, где нас, скорее всего, ожидает орда безжалостных мутантов, но там всё же оставался шанс, пусть и ничтожный, прорваться на волю. Завал оказался очень хорошим, надёжным. Ни одна тварь через него бы не смогла прорваться. Группа Дьявол - тоже. Разве что найдём где-то горнопроходческий комбайн. Можно же помечтать?
  Надя заикнулась о том, чтобы рвануть пробку, но сама же себе и ответила. Понятное дело, больше вероятности завалить весь аппендицит, где мы оказались. Тогда останется лишь прыгать в пропасть. Да и не так много взрывчатки осталось. Имело смысл поберечь её на тот случай, если кому-то придёт в голову мысль получше.
  После осмотра завала начали изучать стены тоннеля. Имелась слабая надежда на то, что где-то спрятался секретный проход. Ну, как в дурацких книгах и фильмах: поворачиваешь незаметный камешек, наступаешь на плиту или хлопаешь в ладоши и вуаля: открывается дверь в стене. Что ж, видимо наш сценарист оказался редкостной сволочью, ибо означенных предметов не нашлось, и потайная дверца так и не открылась.
  Последним шансом оказалось изучение стенок пропасти. Мы лежали на самом краю, светили фонариками в разные стороны и искали ступени, разломы, выступы, да хоть что-то, чёрт побери! Ни хрена. Гладкая поверхность. И вообще, такое ощущение, что её специально шлифовали, чтобы стены стали, как стекло. Федя, немного отошедший от приступа депрессии, попытался ковырять гладкий камень ножом, но острие оружие скользило по монолиту, так что командир в своём усердии едва не улетел вниз. В последний миг Егор успел ухватить Молчанова за ногу и вытащил наружу. Больше никто не пытался ковырять неподдающийся материал.
  Идеи иссякли. Мы оказались заперты в небольшом проходе, с одной стороны заваленным тоннами камня, а с другой - обрывающимся в пропасть. Связь не работала, а голубей, о которых мы так легкомысленно шутили на брифинге у Папы не имелось. Да и не факт, что птичкам нажглось бы куда лететь: когда смотришь наверх, то не видишь никаких просветов. Вот ещё загадка: куда и откуда ведёт эта гигантская тёмная труба? Федя назвал её прямой кишкой, куда мы угодили и сел, опёршись спиной о стену тоннеля. Через некоторое время все последовали примеру командира.
  И вот мы молча сидим и думаем. О чём думают другие, понятное дело, я не знаю, но предполагаю, что думы у каждого не слишком светлые. Очень надеюсь, что хоть кто-то пытается найти путь к спасению, ибо у самого нет ни одной вменяемой идеи. Не считать же таковыми мечты о крыльях, которые могут вырасти, благодаря моей мутации. Нет, ну существуют же крылатые мутанты, так может и я, по-быстрому...
  Всё, отбрасываю глупости и просто смотрю на Настю.
  - Слушай, - говорю я и начинаю читать:
  Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
  И руки особенно тонки, колени обняв.
  Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
  Изысканный бродит жираф.
  Настя закрывает глаза. Мне кажется или на её скулах проступают алые пятна? Краем глаза вижу, что Надя, сидящая рядом, поворачивает лицо ко мне. Кротова подбрасывает свой шлем, ловит и вновь подбрасывает. Я продолжаю:
  Ему грациозная стройность и нега дана,
  И шкуру его украшает волшебный узор,
  С которым равняться осмелится только луна,
  Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
  Егор прекращает ругаться и щурится. Потом опускает ладонь на своё оружие и нервно барабанит пальцами. Такое ощущение, будто Хоменко хочет задать какой-то вопрос. Алые пятна на скулах Насти становятся больше и ярче. Кажется, женщина закусывает нижнюю губу.
  Вдали он подобен цветным парусам корабля,
  И бег его плавен, как радостный птичий полет.
  Я знаю, что много чудесного видит земля,
  Когда на закате он прячется в мраморный грот.
  Надя прекращает подбрасывать шлем и поднимается. Стоит рядом, опираясь рукой о стену и смотрит на меня сверху вниз. Кротова тоже покусывает губу и её отражает беспокойство. Она и Егор, наверное, решили, что от переживаний у меня совсем снесло крышу. Возможно они отчасти правы.
  Я знаю веселые сказки таинственных стран
  Про черную деву, про страсть молодого вождя,
  Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
  Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
  Фёдор покачивает головой. На губах командира непонятная усмешка. Когда-то я ему рассказывал про наши встречи с Настей, так что он отлично знает, кому именно я читаю Гумилёва.
  И как я тебе расскажу про тропический сад,
  Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...
  - Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад
  Изысканный бродит жираф.
  Настя открывает глаза. По её щекам бегут слёзы.
  Чёрт.
  При первой встрече мы не понравились другу на все сто. То есть, скажи кто-то что мы вскоре станем встречаться едва не каждый день и время в разлуке будет казаться вечностью, ни за что бы не поверил. Ну вот как можно такое подумать о человеке, который в компании знакомых сходу раскритиковал тебя с ног до головы? Начиная от причёски, продолжая лицом и заканчивая одеждой. Потом язва предположила, что человек с такой физиономией определённо не отягощён интеллектом. Ну а стоило кому-то упомянуть, что я учусь в военке, всё для критикессы стало окончательно ясно: тупой мужлан и солдафон.
  В общем, ясно-понятно: встретились два куска антиматерии, стоит которым соединиться и произойдёт взрыв.
  Так и произошло. Причём, в тот же вечер.
  Парень, с которым Настя пришла на вечеринку, перебрал. И это ещё мягко сказано. Что называется, нарезался до зелёных соплей. Анастасия оказалась человеком ответственным и не могла бросить друга, попавшего в эдакий форс-мажор. А поскольку тот оказался ещё тем крепким бычком, то девушке потребовалась помощь в транспортировке.
  Как это всегда получается, помогать готовы все. Пока помощь не потребуется реально. Ну, а как потребуется, начинается: "Мне срочно домой", "Я бы рад, но не могу бросить Катьку", "Руку вчера на треньке потянул, прости" и так далее. Короче, остался один единственный тупой солдафон, которого даже не стали просить. Сам вызвался, потому как учили никого в трудной ситуации не бросать.
  И вот я пёр неподъёмное тело до такси, а после - из такси, да ещё и на пятый, блин, этаж. Слушал, какие-то непонятные угрозы, обещания разобраться и приглашения поговорить по-мужски. Настя ругалась и сетовала на то, что познакомилась с говнюком неделю назад и ещё как следует не узнала, чем тот дышит. А дышал тот определённо перегаром.
   Мы затащили тело в квартиру, преодолевая вялое сопротивление, уложили на диван и вышли на улицу. Настя села на лавку, неумело закурила и принялась ругаться. Все её ругательства сводились в основном к тому что: "мужики - козлы".
  - Я - тоже? - спросил, присев на лавку рядом.
  Анастасия покосилась на меня и закашлялась. Отбросила сигарету и хмыкнула.
  - Не курю же. Ты? - девушка улыбнулась. - Редкий у меня дар: с первого взгляда влюбляться в уродов всех мастей. Так что, если подходить с точки зрения логики, ты - отличный парень.
  -Ломай привычки, - сказал я, точно первый раз рассматривая высокие скулы, чётко очерченные губы и тёмные глаза. А девчонка-то хороша! Видать, слишком злился, если сначала не понравилась. Встречайся с хорошими парнями.
  - Ишь ты, - она прищурилась. - Ишшо супружнино ложе не остыло, а он уже торопится. Шучу, шучу, говорю же, ничего серьёзного с этим даже не намечалось. Встречаться?
  - Давай, хоть провожу. Время-то уже позднее. Полным-полно тех, кто тебе с первого раза нравится. Увидят меня рядом - упустят шанс подтвердить поговорку про козлов.
  - Это про злую любовь? - я кивнул. - Ладно, уломал чёрт языкатый - провожай барыню к хоромам.
  Насчёт языкатого, как сглазила. Стоило нам немного отойти от дома, как в голове у меня приключился настоящий ступор: я, хоть убей, не мог придумать ни единой темы для беседы. Казалось бы, не можешь ничего рассказать, так хоть спроси что-то, так и тут не выходило: в башке осталась только звенящая пустота и нарастающее отчаяние. Ну как же, девушка только начала мне нравиться и проявила интерес, так давай всё завалим к чёртовой матери - покажем себя тем самым тупым солдафоном, кем считали изначально.
  Мы как раз проходили по узкому тёмному переулку, и Настя пихнула меня локтем в бок.
  - Ты чего притих? Испугался? Тишину боишься нарушить?
  - Я долго шёл по коридорам, - вырвалось неожиданно для самого меня, - кругом, как враг, таилась тишь.
  - М-да, со статуями тут беда, - спутница рассмеялась. - Вот никогда бы не подумала, что ты читаешь Гумилёва. Или это так, наносное?
  Вот тогда я первый раз и прочитал Насте Жирафа. И ещё много чего.
  Воспоминания резко обрываются и на то имеется веская причина.
  В том месте, где прежде находилась Анастасия, сейчас сидит совсем другая женщина. Тёмное лицо кажется маской из чёрного обсидиана.
  - Шутки в сторону, - говорит женщина. - Слушай очень внимательно. Я расскажу, как выбраться отсюда.
  
  
  "Батут" и "Дискотека". Смирение
  
  
  
  Все смотрят на меня. Как бы так лучше охарактеризовать взгляды товарищей...Странно смотрят. Если быть абсолютно честным, то взгляд Егора чётко говорит: "да ты сбрендил, приятель", Фёдор - само недоумение, а обе женщины определённо встревожены.
  - Да ты сбрендил, приятель, - говорит Егор и крутит пальцем у виска.
  - С тобой всё в порядке? - спрашивает Надя. - Лёня, я же вижу, что-то не так.
  - Не понимаю, - в конце концов говорит командир. -Лёнь, ты это сейчас на полном серьёзе предлагаешь? Кроме шуток?
  Я киваю. А что я ещё могу сделать или сказать? Сам понимаю, как выглядит предложение, но тут уж выбора особого нет. Или мы остаёмся здесь, ждать у моря погоды и понятное дело, эта самая погода вряд ли изменится в лучшую сторону. Или же делаем то, о чём мне рассказали.
  - Я прыгать не стану, - Егор отрицательно качает головой. - Хотите, слушайте этого чокнутого и бейтесь, к чёртовой матери, а я ещё поживу.
  Настя делает несколько шагов и становится на краю обрыва. Смотри вниз, вверх, светит фонариком и тяжело вздыхает. Да, уже все так сделали, после того, что я сказал и никто не заметил малейшего признака фактора, который может нас спасти, после прыжка. Ну вот вообще ничего - провал и провал.
  Вопрос: доверяю ли я своей невидимой собеседнице настолько, чтобы прислушаться к её безумному предложению? Вопрос: доверяют ли товарищи мне, чтобы присоединиться к попытке спасения, выглядящей, точно самоубийство? Проверить можно одним единственным способом: прыгнуть во тьму.
  - Не знаю, - говорю я и становлюсь рядом с Настей, - как убедить вас п-другому.
  Внутри всё замирает. Так бывало, перед прыжком с парашютом. Но тогда, блин, я знал: за спиной у меня есть то, что должно спасти. А сейчас? А сейчас я почти уверен в хреновом исходе. Анастасия хватает меня за рукав и смотрит в глаза.
  - Лёня, - говорит она. - С чего ты вообще это придумал? Какая муха укусила, а? Сидел, сидел и вдруг выдал это. Озарение?
  - Типа того, - я осторожно освобождаюсь от её хватки. Рядом становится Федя. - Следите, за мной. Если просто улечу, то придумывайте другой вариант.
  - А что ещё может быть? - командир криво ухмыляется. - Воспаришь? Давай, ты не будешь хренью страдать, посидим ещё, подумаем...
  - И ничего мы не надумаем, - я на миг зарываю глаза и смотрю вниз. Там без изменений. - В конце концов на одну проблему станет меньше. И всё. А то ещё передумаю.
  - Лёня, - в голосе Нади слышится надрыв. Лицо у неё белее мела. - Не надо, прошу! Я же без тебя...
  Настя смотрит на неё и молчит. Ещё этого не хватало. Пытаясь не допустить дурацкой мелодрамы, я глубоко вздыхаю и прыгаю вниз. Слышится короткий вскрик.
   Я, честно говоря, ожидал чего угодно: бесконечного падения, удара и хруста костей или даже чудесного воспарения, о котором говорил Фёдор. Вместо этого происходит нечто неожиданное. Пролетев пяток метров, я опускаюсь на упругую подушку и несколько раз подпрыгиваю на ней, точно на батуте. Внизу, как и раньше не, не видно ни черта, кроме непроглядной тьмы. Зато в стене становится заметно круглое отверстие, где мерцает слабый голубой свет.
  Поднимаю голову и смотрю на товарищей, которые стоят на краю обрыва. И Егор подошёл. И выглядит таким же потрясённым, как и все остальные. Потом Надя прыгает ко мне и с коротким возгласом, несколько раз подпрыгивает рядом. Подлетает ко мне и крепко обнимает. Всё лицо Надежды в слезах.
  - Придурок! - закончив обнимать, бьёт в грудь кулаком. - Напугал, гад.
  Рядом уже приземляется (или как это назвать?) Фёдор. После - Настя и последним решается Егор. Мы вновь в сборе, живы-здоровы и вроде как нашли выход из безвыходной ситуации. Осталось выбраться на поверхность.
  - Ладно, - говорит командир. - Не знаю, как ты это делаешь, но теперь стану прислушиваться к самым безумным твоим предложениям. Похоже, они работают.
  Анастасия пришла в себя и даже более того, она уже начала работать и анализировать ситуацию. Встаёт на колени и щупает нашу непонятную опору. Федя тыкает в "подушку" столом винтовки. Видно, как металл погружается в упругое нечто, а после то выталкивает посторонний предмет обратно.
  - Силовое поле? - предполагает Егор. Он поправляет съехавший шлем. Похоже, мой удар повредил не только забрало, но и фиксирующий ремень.
  - Фантастики перечитал? - рассеянно говорит Настя и пытается ножом резать "батут". Фёдор издаёт предостерегающий возглас. Ну да, если эта штука разорвётся или лопнет, мы точно улетим вниз и уже ничего не поможет. - Не переживай, тут прочности хватит выстрел выдержать.
  - Это ты на глаз определила? - язвит Надя и делает несколько шагов в сторону отверстия в стене. - Ты ещё шмальни, для проверки. Но только когда мы уже отсюда свалим ко всем чертям.
  - Никто никуда не стреляет, - Фёдор уже рядом с Надеждой. - Уходим. Не стоит испытывать судьбу, она и так к нам неровно дышит сегодня.
  - И сегодня, и каждый день, - бормочу я и хлопаю Настю по плечу. - Пошли, исследователь. Даст бог ещё вернёшься, с нужной снарягой и всё тут изучишь, как следует.
  - А знаете, - Анастасия поднимается и прячет нож, - эта штука вполне может быть живой. Может мне и показалось, но вроде бы она реагирует на уколы. И да, учитывая, что враг использует в основном биологическое оружие, в этом нет ничего удивительного.
  - А тут они, сталбыть, на живых батутах прыгают, - резюмирую я. Непривычно в боевой обстановке оказаться без оружия, поэтому буквально не знаю, куда деть руки. Киваю Фёдору и Наде, которые осторожно заглядывают в круглую дыру. - Что там?
  - Тоннель, - Надя не оборачивается, - Вроде как вверх идёт.
  - Страшно вообще-то, что под городом такие огромные пустоты, - Федя поправляет мою винтовку, висящую у него на плече. - Как ухнем когда-нибудь, только яма останется.
  - Страшно другое, - говорит Анастасия. - То, что эти огромные пустоты населены нашим злейшим врагом. И он готовится выйти на поверхность.
  Впрочем, всё это мы уже обсуждали, поэтому тему решаем не развивать. Пока тихо и это наш шанс выбраться наружу. Командир идёт вперёд, Надя и Настя прикрывают тыл, а мы с Егором шагаем в середине группы.
  - Помочь? - я указываю на пулемёт.
  - Ну уж нет! - товарищ смеётся. Его вроде как отпустило. - Если тебя накроет с пулемётом, наверх точно никто не выберется.
  - На нет и суда нет, - говорю я.
  Проход мало-помалу начинает уводить вверх. Стены влажные и с низкого потолка летят большие мутные капли. Когда попадают на лицо, я ощущаю ледяной холод.
  - А вот если бы ты начал окончательно сходить с ума, - говорит Егор, - ушёл бы к этим, чёрным, а? Ну всё лучше, чем умереть, или нападать на своих? А так, какая-никакая, а жизнь. Так ещё может и понравилось бы. Что думаешь?
  - Ты это с какого момента такими мыслями стал задаваться? - ощущаю злость. И так на душе темнее тёмного, а он ещё и подзуживает.
  - Какими? - недоумевает Егор. - Ты это о чём?
  Ну вот, блин, опять! Как, мать его, отличить настоящие фразы от тех провокационных, которые невесть откуда берутся в башке? И что это сейчас вообще было? Попытка переманить на свою сторону? И как по-хитрому действуют, ублюдки: морочат голову, настраивая против своих, откровенно натравливают на друзей, а после помогают спастись из безвыходной ситуации. Или у меня просто едет крыша, а все эти рассуждения - просто дурацкая теория заговоров? Но тогда, откуда я знал про "батут" в пропасти?
  - Движение, - в голосе Фёдора нет уверенности. - Вроде...Чёрт, такое ощущение, что там кто-то долбаный стробоскоп включил.
  И реально, из-за спины командира я вижу яркие вспышки где-то впереди. И полыхает не так уж и далеко. Конкретнее сказать трудно, потому как прямо перед нами тоннель поворачивает влево, так что мы видим лишь отсветы на стене перед поворотом.
  - Дискотека? - предполагает Надя, останавливаясь рядом со мной. - Лёнь, пригласи меня на танец.
  - Белый танец, - ворчит Настя, с другой стороны. - Дамы приглашают кавалеров.
  - Отставить, - шипит Фёдор и вытирает руку о штанину. - Ну вот просто чую, что нас ожидает очередная мерзопакость.
  - Ага, - говорю я. - А ты такой думал, что мы преспокойно наверх выберемся? Ещё красную дорожку потребуй.
  - Я - вперёд? - Егор не настроен шутить.
  - Нет. Но будь готов, - Фёдор поднимает винтовку и делает несколько шагов вперёд. - Всем - максимальная осторожность. Надь, следи за тылами.
   Надежда ворчит что-то, про то, как её вечно не берут на веселье, но слушается. Настя держится рядом со мной. Я же ощущаю что-то непонятное. Вспышки света вызывают внутри непонятный отклик, как будто что-то быстро сжимается и разжимается в такт световым импульсам. Перед глазами появляется алая пелена.
   - Настя, - говорю я и она внимательно смотрит на меня. - Что-то не так, ну в смысле, со мной что-то не то. Этот свет...
  - Ясно, - она лезет в поясную сумку, где хранит медикаменты. - Потерпи секундочку...
  - Эй, идите сюда, - Федя, понизив голос, машет нам рукой. - Я такого бреда ещё не видел. Только тихо.
  Видно, что командир всех заинтриговал. Мы, точно дети, которые крадутся за запретным лакомством, идём на цыпочках и за поворотом останавливаемся, недоуменно уставившись на то, что уже успело удивить Молчанова.
  Итак, мы очутились в куполообразной пещере, метров эдак тридцати в диаметре. Три выхода, причём один - на высоте полутора метров. И этот неудобный лаз определённо уводит куда-то вверх, в отличие от второго, больше смахивающего на колодец.
  Нео всё это - фигня. Пещера полна тварей. Отчасти они напоминают обычных опарышей - тощие бледные монстры с оплывшими, как воск свечи физиономиями, но имеются нюансы. Те, кого я сейчас вижу, имеют мощную мускулатуру и длинные загнутые когти на концах пальцев. Кроме того, у некоторых на коже блестят серебристые чешуйки. Предполагаю, что эти гады доставят нам больше неприятностей, чем обычные опарыши.
  Доставят, если проснутся. Или, как это у них называется?
  Твари стоят на коленях вокруг небольшого шара, который лежит на невысоком - в полметра - столбике. Именно сфера является источником странный вспышек и похоже они ввели в транс десятки монстров.
  И, чёрт возьми, меня эта гадость тоже отключает! Ноги начинают подгибаться, а в глазах сплошное багровое марево. Опираюсь рукой о стену, промахиваюсь и падаю на колени. В ушах слышен стук барабанных палочек и через красный туман вижу тень гигантского паука.
  - Подымите его, - командует Фёдор. - Осторожно. И давайте быстро, пока вся эта мерзопакость в отключке. Идём к той ступеньке. Там, вроде подъём.
  Меня практически несут, так что ноги волочатся по земле. Шёпотом ругается в ухо Егор и что-то подбадривающее бормочет Надя. С трудом открываю рот, чтобы предупредить.
  Поздно.
  - Смотрите! - в голосе Насти откровенный страх. - Они просыпаются.
  Я ощущаю, как туман стремительно меняет цвет с красного, на синий, а в тело возвращаются силы. Очень много сил. Такое чувство, будто я перебрал сурка, раз эдак в пять.
  Вспышки прекращаются, и опарыши начинают подниматься с колен. Пока ещё они просто мотают головами и трут морды лапами. Я освобождаюсь от помощи, и мы ускоряем шаг. Проклятье, нужный нам ход находится на противоположной стороне пещеры, и чтобы не потревожить монстров приходится идти вдоль стены. Ещё полтора десятка метров и...
  И мы не успеваем.
  Всё, твари окончательно пришли в себя и утробное рычание множества глоток возвещает о том, что теперь они готовы уделить нам толику своего внимания. Или всё внимание, без остатка.
  - Огонь! - командует Фёдор и первым жмёт на гашетку.
  Несколько коротких очередей из винтовок. Егор вообще не успевает сделать ни единого выстрела. Твари слишком близко и начинается рукопашный бой. Ярость захлёстывает меня так, что не вижу ничего, кроме пронзительной синевы с тёмными прочерками в глубине. Бью, так что трещат кости, хватаю и рву, ощущая, как поддаётся кожа и мышцы. Вопли, рёв и омерзительный хруст рвущейся плоти.
  Кто-то повис на моей спине и дышит жарким смрадом в ухо. Хватаю за голову и отбрасываю прочь, под хруст ломающихся шейных позвонков. В синеве, окружающей меня, проявляются серые тени. Они рычат, визжат и воют. Тени бросаются под ноги, вцепляются в руки и пытаются повалить на землю. Пинаю тех, кто внизу и отшвыриваю прочь, висящих на руке.
  Внезапно время словно останавливается. Хватаю очередную визжащую тень и готовлюсь свернуть ей шею. В ушах бешено звенит и появляется ощущение приближающейся непоправимой беды. Потом спокойный голос тихо произносит в ухо:
  - Смирение. Помнишь, о чём я говорила?
  Скорее чувствую, чем понимаю, о чём идёт речь. Разжимаю пальцы и отступив на пару шагов, опускаюсь на колени. Всё, пусть меня лучше прикончат, чем я причиню боль кому-то из товарищей. Касаюсь лбом земли, закрываю глаза и жду. Жду чего угодно: удара, укуса, даже смертельного мрака. Синева медленно покидает голову, как жидкость вытекает из разбитого кувшина. Слышу автоматные очереди, ругательства и ощущаю укол в шею.
  - Уходим, уходим! - кричит совсем рядом Фёдор. - Валим, пока они не начали опять.
  Меня вновь хватают за руки и куда-то тащат. Открываю глаза и вижу багровое лицо Егора. Товарищ почти несёт меня на себе. Пулемёта при нём я не вижу. В руке у Хоменко - пистолет, затворная рама отведена назад, значит боец опустошил магазин полностью.
  - Оклемался? - шипит Егор и помогает мне забраться на полутораметровую "ступень". Сверху уже протягивает руку Настя. - Ты её чуть не прикончил, придурок.
  - Можно подумать, кто-то из вас сильно переживал бы, - криво ухмыляется Анастасия и затаскивает меня наверх. Говорит почти шёпотом, но я слышу. - Да и поделом было бы.
  Оглядываюсь. Пол пещеры устлан телами тварей. Повсюду - лужи чёрной крови и куски оторванных конечностей. Видимо - это моя работа. С ужасом представляю, что там могла бы лежать и Настя. Поворачиваюсь к ней.
  - Прости, - бормочу я одеревеневшими губами. - Прости, я...
  - Не хотел, - она продолжает криво ухмыляться. - Знаю. Я сама сотворила то, что должно меня прикончить. Тебе на за что извиняться.
  - Нашли время и место, - рычит Егор и карабкается на возвышение. - Валим!
  Протягиваю руку и помогаю выбраться Наде. Лицо у неё серое от пыли, а на щеке кровоточит длинная царапина. Кротова постоянно отплёвывается и поминает всех родственников местных опарышей. Судя по всему, Надя едва не утащили. Кажется, именно я прикончил тварей, которые волочили её в колодец, потому что Кротова коротко благодарит меня и обещает достойно расплатиться.
  Последним на уступ запрыгивает Фёдор, смотрит на меня, качает головой и буквально запихивает нашу дружную компанию в тоннель. Проход действительно ведёт вверх и очень круто ведёт. Приходится едва не карабкаться, цепляясь руками за осыпающиеся стены.
  Чуть позже становится ещё веселее. Снизу доносятся вопли тварей. Судя по всему, они успели очухаться после боя и начали нас преследовать. Просто охренительно карабкаться по узкому осыпающемуся тоннелю, когда за тобой гонится орда монстров, жаждущих твоей крови! В глазах появляются синие проблески и сцепив зубы, я пытаюсь успокоиться. Не хватало ещё в третий раз наброситься на своих.
  Слышно только тяжёлое дыхание. Ни у кого нет сил даже на короткое ругательство. Вопли преследователей слышны совсем рядом. Кажется, ещё немного и они вцепятся в пятки и потащат назад. Боюсь в таком узком тоннеле, серьёзного сопротивления мы оказать не сумеем. Всерьёз раздумываю над тем, чтобы отстать и задержать тварей.
  В этот самый миг Егор, ползущий впереди, издаёт торжествующий возглас и чем-то гремит. Странно, но одновременно крики монстров прекращаются, и я слышу лишь дыхание товарищей и громыхание чего-то металлического наверху. Потом ещё один радостный возглас Хоменко и в тоннель проникает солнечный свет. Солнечный свет и свежий ветер.
  - Канализационный люк, мать его! - кричит Егор и лезет наружу.
  Действительно, чуть выше рыхлая почва стен сменяется старым потрескавшимся кирпичом. Мы - в канализационном колодце, который твари соединили со своим подземным лабиринтом. Интересно, насколько часто эти колодцы проверяют вообще?
  Сейчас нам не до этого. Все просто рады, что остались живы и сумели выбраться наружу. Один за одним товарищи выбираются на поверхность. Одно желание: добраться до кровати и отлежаться. Нет, сначала принять душ, вот! Теперь свяжемся с управлением и...
  Мимо нас пробегает парочка испуганных женщин. Кажется, они сначала вообще не замечают, что кто-то вылезает из земли, а когда замечают, то визжат и бросаются прочь. Я вижу бегущих по улице людей, причём несутся они в разных направлениях. Так бывает, когда горожане паникуют.
  Ощущается запах дыма, а из-за домов доносятся звуки автоматных очередей. Потом отдалённо ухает что-то, гораздо мощнее.
  - Какого хрена? - бормочет Егор, озираясь. - Что вообще, мать его, происходит?
  - Сдаётся, что мы, - Фёдор обрывает фразу и принимается что-то разглядывать, щуря глаза.
  - Опоздали, - заканчивает Надя. - Вот гадство-то!
  Сквозь крики и звуки стрельбы прорывается рёв автомобильного мотора и стало ясно, что рассматривает командир. К нам приближается микроавтобус со знаком Управления на рыле.
  - Быстро они, - хмыкает Настя. - Лёнь, это они наши ошейники отслеживают. Видать, сигнал пробился.
  - Оно только к лучшему, - отвечаю я. - По крайней мере, сейчас.
  Автобус останавливается, опускается стекло и высовывается голова водителя.
  - Грузитесь, - говорит он. - Город атаковали. Твари, мать его, на улицах!
  
  
  
  
   Хаос и непонимание
  
  
  После поворота на улице начинают появляться и другие едущие автомобили. Но честно говоря, лучше бы их не было! Полное ощущение того, что я участвую в аттракционе Автодром. Такой же дурдом, где машинки летят со всех сторон, а ты бешено крутишь рулём, пытаясь от них увернуться.
  Вот только, за рулём сижу не я, а матерящийся водитель. И думаю, что эффект от столкновения в нашем случае будет куда сильнее, чем в парке развлечений. Об этом же непрерывно бормочет наш водитель, когда перестаёт ругаться. Нам же приходиться из всех сил держаться за поручни, чтобы не вылететь из кресел.
  - Твою мать, - шипит Егор, - а под землёй-то было куда спокойнее.
  И разве только машины. На улице полным-полно людей, которые, кажется совсем сошли с ума и норовят броситься под колёса.
  - Все эти учения по гражданской обороне, - хмыкает Фёдор и придерживает винтовку во время очередного крутого виража. - И отчёты: всё сделано на пять баллов. Вот оно - все, мать их, пять баллов!
   - Сейчас немного срежем, - хрипит водитель и круто выворачивает баранку руля, так что автобус едва не опрокидывается на бок. - Держитесь!
  - Главное, вовремя предупредить, - ругается Надя и ловит улетающий дробовик. - Чувак, ты там совсем с катушек слетел?
  Мы сворачиваем в переулок и автобус ускоряет ход. Машин тут практически нет, а редкие пешеходы жмутся к стенам домов.
  - Так что происходит-то? - интересуется Фёдор.
  Водитель не успевает ответить, потому что именно в этот момент в наушниках прорывается голос Зины:
  - А, пропажа нашлась, - трещат помехи. - Очень вовремя, надо сказать. Тут у нас такой завал, фиг лопатой разгребёшь.
  - Что случилось? - в голосе командира звучит раздражение. Оно и понятно: Фёдор терпеть не может всяких непонятных ситуаций. Да ещё и после того, как нас изрядно погоняли в подземелье.
  - Нас атаковали, - голос Зины то приближается, то удаляется и слышен он на фоне какого-то глухого рокота. Такое ощущение, будто наш координатор едет в танке. - Весь, мать его, чёртов город атаковали.
  Все кивают: именно то, что и предполагали, но не успели сообщить наверх.
  - Из-под земли? - уточняет Надя, придерживая скачущее оружие. Автобус успел ещё раз повернуть и теперь гонит по колдобинам.
  - Из-под земли? - Зина некоторое время молчит, точно обдумывает эту нехитрую мысль. - Так там-таки есть кому атаковать? Офигенно просто! Папа лезгинку станцует от радости, когда ему расскажу. А нет, сами поведаете ему эту охренительную новость. Ребятушки, периметр прорван, точно мои колготки в двадцать ден - сплошные дырки.
  - Но, Башня же, - ворчит ошарашенный Егор. - Как так-то?
  - Эта перехваленная хрень не сработала, - кажется Зина вот-вот рассмеётся. Возможно у неё истерика. Рокот в наушниках усиливается и становятся слышны непрерывные очереди. - Но в её оправдание могу сказать, что система не сработала потому как её нахрен отключили!
  Над домами проносятся вертолёты. Сразу три штуки, один за другим. Идут так низко, что звук ревущих моторов заполоняет всё вокруг, давит к земле. Водитель автобуса уменьшает скорость и опасливо глядит наверх через лобовое стекло.
  - Пару сшибли, - говорит водитель. - Один - аккурат над Виноградным, на дома упал.
  Происходит что-то немыслимое. Кто-то отключил охранную систему города, и ворвавшиеся твари сумели сбить два боевых вертолёта. Что, чёрт возьми, творится?!
  - Там сейчас натуральная жара, - продолжает водитель. - Твари прут вдоль канала, да ещё и пожар от вертушки...
  Я хорошо знаю город, поэтому сопоставив увиденные знакомые ориентиры, с тем, что сказал шофёр, спрашиваю:
  - Так мы в пригород? Егор топорщит брови. - В Виноградное?
  - Да ребятушки, - вместо водителя отвечает Зина, и в наушниках слышны звуки близких выстрелов. Что-то мощно ухает, так что закладывает уши. - Все наши группы сейчас здесь. Не сумеем остановить прорыв - городу капец. Думаю, под землёй вам пришлось несладко, но соберитесь.
  - Принять Сурок, - после некоторого раздумья командует Фёдор и смотрит на меня. - Лёнь, сейчас совсем не время для твоих закидонов и думаю, каждый ствол на счету. Сумеешь удержаться и не баловать?
  Что я ему могу обещать? Но...каждый ствол на счету, и я молча киваю. Настя хочет что-то сказать, но только вздыхает и поворачивается к окну. Мы как раз едем по Индустриальной и тут уже заметно, что происходит какая-то дрянь. Машины стоят поперёк дороги. Некоторые так и вовсе воткнулись в столбы и стены зданий. Из переулка торчит зад скорой помощи. Дверь открыта и наружу свисает длинный кусок белой материи. Вокруг - никого.
  Автобус лавирует среди брошенных автомобилей, и водитель скрипит зубами. Звуки очередей становятся всё громче и над нами пролетает ещё один вертолёт. Он внезапно выпускает пару ракет и те поражают что-то в полукилометре от нас. Столбы пламени до неба и адский грохот.
  - Охренеть! - бормочет Егор. - Охренеть!
  - Всё, ребятушки, - Зина почти кричит, но её всё равно едва слышно. - Надеюсь, ещё свидимся.
  Это её: "надеюсь" напрягает, если честно. Вообще не помню, когда наш координатор последний раз принимала участие в чём-то серьёзнее перепалок с начальством.
  Громыхает и стрекочет совсем рядом. Мимо едут автобусы, много автобусов. В окнах видно женщин, мужчин и детей. Эвакуация, понятно. Хреново. Если мы отдадим окраины города врагу, то до полной капитуляции останется совсем немного. А полная капитуляция в нашем случае - истребление всех горожан или обращение их в монстров, что в сущности одно и то же.
  За автобусами едет Манул - серьёзная машинка, на которой кроме спаренных пулемётов имеется ещё и ракетная установка. Башенка автомобиля повёрнута назад и у меня возникает ощущение, что машина совсем недавно вышла из серьёзной заварушки. Возможно из-за пятен ржавого цвета вдоль правого борта.
  Мы доезжаем до перекрёстка и становится понятно, что дальше придётся топать пешком. На пересечении улиц стоит танк. Его массивное тело полностью перекрывает проезд, и никто не собирается убираться в сторону, чтобы пропустить нас дальше.
  Фёдор выбирается наружу и обменивается парой фраз с командиром боевой машины. Экипажу поставлена задача, любой ценой остановить врага, буде тот таки прорвётся сюда. Кроме танка здесь окопались два взвода автоматчиков из добровольцев Факела. Вот никогда не думал, что этих ребят когда-то позовут на помощь. Да, надо понимать, насколько всё хреново, если привлекли гражданских.
  - Дома заминированы, - сообщает Фёдор, возвращаясь в автобус. - Если станет совсем фигово, начнут рвать. Ну, чего расселись? Пошли, тут всего пару кварталов.
  Командир молча протягивает мне винтовку. И смотрит прямо в глаза. Что он собирается сделать? Заглянуть мне в черепушку? Так я и сам не знаю, что там внутри. Вот только странно: стоило нам выбраться наружу и те глюки, что преследовали под землёй, тут же исчезли, как отрезало. То ли потому что здесь эта заваруха, то ли ещё почему, чёрт его знает, но мне такое - только на руку.
  Мы успеваем пробежать ровно квартал: домов шесть, не больше. Но и за это время я понимаю, какая беда произошла. Возле подъездов валяются брошенные при торопливой эвакуации вещи людей. Особенно хреново на душе становится, когда видишь лежащие игрушки. Некоторые растоптанные, разломанные в спешке бегства. А ведь мы же специально работаем, чтобы такого никогда не происходило.
  - Печально, - бормочет Егор, пиная разноцветного зайца.
  В этот самый момент всё и начинается. Из ближайшего переулка выхлёстывает чёрная волна и на бешеной скорости катится в нашу сторону. Натуральная волна: между бегущих тварей не видно просвета и в первые секунды я вообще не могу понять, как выглядят чудища.
  Да и не время заниматься изысканиями. Егор занимает позицию в центре улицы и пулемёт в его руках сначала клокочет, а потом издаёт торжествующий рёв. Мы стоим по обе стороны товарища и помогаем его "газонокосилке", как можем. У меня, правда, некое раздвоение внимания: целюсь в нападающих и одновременно изо всех сил контролирую себя. Ведь реально, не дай бог накроет с оружием в руках.
  Чёрная волна натыкается на невидимое препятствие и расплёскивается на огромные тёмные капли: дохлых и раненых монстров. Очевидно, гады не ожидали, что кого-то здесь встретят, поэтому особо не стереглись. А теперь им приходится спешно искать укрытие. Открытые двери некоторых подъездов - самое очевидное, поэтому нашей задачей становится не допустить, чтобы хоть одна мерзость успела туда нырнуть.
  - Держим подъезды, - командует Фёдор. Ну, умные мысли нам приходят в головы одновременно. Как и некоторые глупости, кумовья, всё же. - Двинули.
  Наша группа начинает постепенное движение вперёд по улице. Шагать достаточно сложно: асфальт завален чёрными тушами. Они не то чтобы воняют, но слабый запах неприятен и от него кружится голова.
  - Башка у всех кружится? - спрашиваю я, на всякий случай.
  - У меня точно, - ворчит Егор, меняя ленту в пулемёте. - Воняют падлы!
  - Маски, - командует Фёдор. - Это может быть опасно.
  - Ну ладно под землёй, - Надя ворчит, однако выполняет приказ. - Но ещё тут! Где в следующий раз, на кухне?
  - Ну, если у тебя котлеты подгорят, - говорю я и надеваю респиратор. - И не смотри на меня так - это шутка.
  Улица зачищена полностью. Около полусотни чёрных гадов валяются без движения в лужах тёмной жидкости. Мы шагаем дальше, но вдруг Настя останавливается и склоняется над трупом мутанта.
  - Это не такие, как под землёй, - говорит Настя. - Там больше похоже на стандартные формы, а тут - что-то совсем новое.
  - Нет времени, - Фёдор машет рукой. - потом пиджаки изучат и расскажут нам.
  Меня больше тревожит то, что очень большая группа врага сумела каким-то хреном просочиться через наших и считай почти прорваться в глубокий тыл. Спросить кого-то, о том, что происходит невозможно: в наушниках стоит треск и свист, а отдельные непонятные фразы просто тонут в этом шуме.
  Ещё несколько домов и мы выходим на берег канала. И да, похоже мы добрались до побережья Стикса. Противоположная сторона затянута дымом, сквозь чёрные клубы которого видно, как что-то ярко пылает. Источников пламени много - не меньше двух десятков, но пара - особо яростные, там что постоянно вспыхивает и выпускает фонтаны искр. Очевидно - это те самые сбитые вертушки.
  Здесь нам наконец-то попадаются люди. Около моста стоят три танка и четыре Манула. Стволы орудий и пулемётов смотрят на тот берег канала. Ещё несколько боевых машин стоят чуть дальше. Безлошадных бойцов тут совсем немного, но среди них имеется важная шишка. Полковник Залесный, из группы стратегического контроля - всегда считал этих ребят бесполезными дармоедами. Возможно, ошибался.
  - Капитан Молчанов, группа Дьявол, - докладывает Фёдор. Полковник морщит лоб, видимо силится понять, какого чёрта мы тут делаем. А может, у него просто несварение желудка, кто знает, однако командир всё же поясняет. - Выполняли особое задание руководства. Сейчас не можем ни с кем связаться.
  - Это да, - полковник кивает. - Ублюдки как-то глушат всю нашу связь. Однако контроль над периметром уже восстановлен, прорывы локализованы, сейчас мы анализируем информацию с дронов и принимаем решение.
  Видно, что офицер привык общаться с журналистами. Пока он важно вещает, мне кажется, что где-то за спиной притаились оператор и интервьюер. Однако, радует, что атака врага захлебнулась. Хоть бы там наши уцелели. Однако, понимаю, что после такой яростной стычки обязательно будут и раненые, и убитые.
  Залесный поднимает с брони танка лежащий там планшет и показывает Молчанову, куда нам следует выдвигаться. Знакомое место. Когда-то мы довольно часто ходили туда с Варей. В сердце словно засела тупая игла и чьи-то пальцы медленно проворачивают её. Странная всё же тварь, человек: мы едва выбрались живыми из одной заварухи и вот-вот поучаствуем в другой, не менее опасной, а я думаю чёрт знает о чём.
  - Понял, - говорит Фёдор. - Дожимаем до Петровской, а там уже соединяемся с основными силами. Хреново, что связи нет.
  - Работаем, - говорит полковник и досадливо морщится. - Что-то ваши учёные умы ни о чём таком ни разу не упоминали.
  - Потому что ничего подобного раньше и близко не было, - вполголоса говорит Настя. Залесный смотрит на неё в упор. Похоже они знают друг друга. Но вида не подают. - Раньше все их действия укладывались в шаблон биологической цивилизации, а сейчас они пытаются использовать нечто, имеющее отношение к технологиям.
  - Да, собственно, плевать, - Залесный массирует пальцами опухшие красные веки. - Главное, чтобы эти мрази сдыхали, как можно быстрее, а что они при этом используют - неважно.
  - Всё, - Фёдор поправляет винтовку, висящую на плече. - Топаем, времени в обрез.
  - Эй, Костя, - Залесный машет рукой кому-то в кабине ближайшего Манула. - Подбрось ребят и поддержи там, если что. Похоже, вы здесь уже не потребуетесь.
  - О, с комфортом покатимся, - хмыкает Егор. Хоть что-то хорошее за сегодня.
  Пока едем по мосту, Костя - белобрысый коротышка с конопатым носом рассказывает, как жарко тут было ещё полчаса назад. Ну, это мы и сами видим: мост буквально засыпан трупами мутантов. Кое где в бетонной поверхности видны глубокие рваные воронки, оставшиеся после разрыва снарядов. И почти не осталось места, чистого от чёрной крови. Твари почему-то не стали форсировать реку по воде, а пёрли прямиком на пулемёты и пушки.
  - Водобоязнь? - спрашиваю я у Насти, и она кивает. Однако же, не слишком уверенно. - Что не так?
  - Никто особо не задавался целью проверять фобии врага, - она пожимает плечами. - Всех больше интересовала физиология, ну чтобы понять, какие имеются уязвимые места. Возможно, стоит провести широкие исследования.
  - Ага, который годик мы барахтаемся в этом дерьме? - с кривой ухмылкой спрашивает Надя. - И тут только доходит, что надо бы как-то изучить врага получше. Поширше, так сказать. Ну, ещё лет сто, и мы всё окончательно проясним. Если к тому времени ещё останутся живые люди, конечно.
  - Крайне сложно изучать привычки и фобии тех, кто в заключении проявляет лишь суицидальные наклонности, - Настя качает головой. Кажется, она не сердится на колкость Надежды. - Похоже, в отрыве от своих сородичей, мутанты полностью утрачивают стремление жить дальше. Кое-кто предполагает, что у противника имеются зачатки коллективного разума. Но это всего-навсего предположение, ничем пока не подтверждённое.
  - Наука-шмаука, - бормочет Егор, - Приехали, кажись.
  Два тяжёлых Ирбиса бок о бок застряли в глубокой яме, так что наружу торчат только их бронированные задницы. Яма почти доверху наполнена мутной коричневой жидкостью и смердит так, что ощущается даже на расстоянии в десяток метров. Вокруг воронки - натуральные кучи дохлых мутантов. Похоже, наши били уже в упор, потому, как от некоторых чудищ остались лишь жалкие ошмётки.
  Около ямы стоят автоматчики с ног до головы заляпанные чёрной кровью. Большинство заняты тем, что пытаются зацепить трос за буксировочный крюк Ирбиса, а остальные, судя по всему, следят за тем, чтобы спасателям не откусили чего-нибудь, жизненно важное.
  Стены домов вокруг покрыты множеством выщерблин, а окна на первых трёх этажах отсутствуют, как факт. М-да, придётся поднапрячься, чтобы жители сумели вернуться домой. Если они, конечно согласятся. После сегодняшних-то событий.
  Мы выбираемся наружу и тут же обнаруживаем знакомые лица. Маленький худой боец с физиономией чёрной от копоти, бросается на грудь к Феде и колотит командира руками по спине. Кум несколько фигеет от такого, но всё быстро проясняется.
  - Ребятушки, - почти кричит Зина, - как же я рада вас всех видеть! Да ещё и живыми, чёрт вас дери!
  Папа, которого по пятам преследуют двое автоматчиков, тоже рад, но ограничивается пожатием руки. А Зина поочерёдно вешается на всех. Даже Насте достаётся небольшая толика радости нашего куратора.
  Папа начинает коротко вводить нас в курс дела. Вроде как, всё закончилось и закончилось более-менее благополучно. Наши дроны фиксируют массовое отступление противника за полосу периметра. Тех немногих, кто пытается затаиться, выжигают огнемётами. Потери, конечно велики, но безвозвратных - немного. Но и этих вполне достаточно, чтобы кого-то серьёзно взяли за причинное место.
  - Мы тут уже не нужны, - говорит Папа и смотрит в небо. Оттуда доносится усиливающийся рокот вертолётных моторов. - Экстренное совещание в министерстве - через час. До этого, я хочу, чтобы вы показали мне результаты ваших, гм, развлечений. Я должен понять, как разобраться в этом проклятом хаосе.
  - Хаосе? - уточняет Федя и Папа кивает.
  - Не знаю, как по-другому назвать всё это, - он качает головой. -Честно говоря, у меня очень сильное ощущение, будто мы на пороге больших неприятностей.
   - То есть всё это, - я тыкаю пальцем в Ирбисов, - ещё не?
  Папа молча смотрит на меня. В этот момент в полусотне метров приземляется вертушка.
  - Грузимся, - говорит Папа. - Времени - в обрез.
  
  Кабинет Папы. Странные события. Странные звонки
  
  В этот раз - никаких пиджаков и вообще посторонних. Зина, едва успевшая отмыть закопчённую физиономию, сама загружает информацию в Папин комп, и сама же контролирует процесс воспроизведения наших подземных похождений. При этом Лец всякий раз недовольно шипит, когда Папа заставляет её ускорять запись.
  Мне кажется, что полковник по большей части смотрит не на экран проектора, а на свои наручные часы. И это замечаю не я один.
  - Возможно имеет смысл посмотреть всё это позже, после совещания? - подаёт голос Фёдор. Зина останавливает картинку, аккурат на том месте, где мы оказываемся в тупике. Папа приподнимает бровь и изображение вновь начинает двигаться.
  - Погоди, - внезапно подаёт голос полковник, первый раз за двадцать минут просмотра. - Дай картинку от Нади.
  Нетрудно догадаться, куда смотрит Кротова. Чёрт возьми, даже не думал, что это так заметно. Папа глядит на меня с каким-то очень странным выражением на лице. Я плохой физиономист, но мне почему-то кажется, что во взгляде Папы есть что-то, от хорошо скрываемой надежды.
  - Лёня, - говорит Папа, - в той информации, которую ты получаешь от этой самой твоей Матери, есть что-то полезное или ни хрена, пустышка?
  - Есть, - вместо меня отвечает Настя. Все смотрят на неё, но особого удивления никто не выказывает. Даже Зина, которой с нами тогда не было. - Более того, некоторые моменты до такой степени неочевидны, что без подсказки мы бы до них никогда не додумались.
  Папа кивает, точно Михальчук только что озвучила его собственные мысли. Мы смотрим ещё минут пять, и полковник встаёт из-за стола. Лец выключает проектор и тоже поднимается.
  - Отдыхайте, - Папа трёт лоб, - После совещания, жду у себя, продолжим. А пока, информация для размышления: твари, которые прорвали периметр кардинально отличаются от тех, что вы встретили под землёй. Начиная от внешнего облика и кончая поведением. Переваривайте.
  Мы перевариваем. Пока занимаемся этим важным делом, Лец варит кофе. Пока варит, рассказывает про сегодняшнюю заваруху.
  - Это же полный атас, - говорит Зина. - Я такая сижу, пытаюсь с вами хоть как-то связаться, а тут вбегает наш настоящий полковник и глаза у него, точно он свою первую встретил во плоти. И главное, рожу у него так перекосило, что я даже перепугалась, подумала - инсульт хватил.
  - Чёт я сомневаюсь, - подаёт голос Надя, - что всё уж так прям и было. Не думаю, будто Константиныч реагирует на неожиданности, точно какой-то голубец из учебки.
  - Ладно, - фыркает Зина. - Но рожу у него один хрен косило. А какой в управе шухер поднялся! Если бы не всё это дерьмо, я бы даже повеселилась, глядя, как мечутся эти наши тюфяки. Ладно, короче пришла инфа, что периметр прорван, все системы даже не почесались и дерьмо уже на улицах, плывёт и булькает. Хорошая, кстати была идея разместить блок казарм у самого периметра; если бы не срочники - точно хана бы наступила.
  - Хорошая была идея вообще оставить призыв, - говорю я. - И периметр охраняют и на гражданке, если что, помогут. Тот же Факел - очень полезные ребята.
  - Под ногами постоянно путаются, - ворчит Федя, но злобы в его голосе нет.
  - А дальше выясняется вообще лютая хрень, - Зина разливает кофе по чашкам и делает прыгающий жест. - У нас сегодня самообслуживание, извиняйте, устала, как собака. Так вот, мало того, что отключены комплексы обороны периметра, ещё и все дроны спят так, что хрен добудишься.
  - Но сигнальные системы периметра и управление беспилотниками - это же разные ведомства, - медленно говорю я и делаю глоток. Обжигаю нёбо и морщусь. - То есть, даже если это был какой-то сбой, то...
  - Смекаешь, - Зина кивает и садится на место Папы. - Хоть боссом себя почувствовать. Охо-хо, как болят мои старые кости! Ни о какой случайности и речи быть не может, на лицо явный саботаж. Причём, на самом высшем уровне, о чём мы, кстати, уже говорили.
  - Охренеть, - тихо бормочет Надя, рассматривая свою чашку так, словно в руках - абсолютно незнакомый предмет. - Сначала та операция с торговым центром, теперь - это. А что дальше?
  - Папа предполагает, что дальше будет хуже, много хуже, - Зина кривит рот и качает головой. - Ладно, я пока продолжу. Так вот, электроника в отказе, связь выкидывает коленца и чтоб с кем-то связаться, приходится из кожи вон лезть, а три четверти наших бронированных лоханок нуждаются в дозаправке.
  - Всё, один к одному, - Федя хмурится. - Ни хрена это не случайность.
  - Мы вроде это уже выяснили, - Зина проворачивает чашку на столе и случайно плюхает кофе на какой-то документ. - Блин. Ладно, просохнет. Короче, кое-как подняли в воздух шесть вертушек, так и тут лажа: недокомплект боеприпаса - сказочная жопа! Срочников к этому времени уже подвинули от периметра на пару сотен метров, хорошо, хоть время выиграли, чтобы начать эвакуацию. И тут ещё одна радость: сбили сначала одну вертушку, а следом - ещё одну.
  - Как сбили-то? - подаёт голос Настя.
  Зина пристально смотрит на неё, дёргает щекой, но отвечает:
  - Какими-то чёрными шарами, вроде густой плетёной сетки, видео потом покажу. Когда попадает в машину, оплетает её, от брюха до винта и вертушка валится на землю. Наши пока сообразили, что происходит, едва ещё одну машину не потеряли. Ладно, когда прибыли на место, там был настоящий ад. Всё горело, от домов куски отлетали, а эти уроды пёрли не останавливаясь. Твою мать, что лавина, чёрная такая! И главное, чтобы свалить одного, надо в него всадить полрожка, не меньше. Ещё бы чуть и нас бы погнали ссаными тряпками. Но тут сумели запустить дронов и ситуация мал-мал изменилась. Потом ещё бронелоханки подоспели и на этом собственно всё закончилось. Причём тоже странно: стоило прийти помощи и чёрные сразу начали драпать на всех направлениях. Точно им приказали отступать.
  - Так и есть, - говорит Настя. - Ими управляют из одного центра и система связи гораздо лучше нашей. Ни сбоев, ни помех.
  - Вот умеешь ты радовать, - Зина скалится. - Хорошее бы чего сказала; типа все они возьмут и сдохнут.
  - Скорее уж мы, - Федя откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. - А ещё эти непонятки с саботажем.
  - Фёдор! - очень строго говорит Лец. - Ты мне эту панику завязывай разводить. Тебе ещё детей вырастить и в свет выпустить, так что никаких подобных мыслей и не вздумай допускать.
  Мы пьём кофе и молчим. Надя смотрит на меня, я смотрю на Настю, а Настя - просто в пространство. Кажется, Михальчук что-то обдумывает и судя по выражению лица у неё, это что-то никак не приходит к общему знаменателю. У меня во внутреннем кармане внезапно звонит телефон. Все вопросительно глядят в мою сторону. Я бы и сам так посмотрел. Кто, чёрт побери, может звонить на кастрированную мобилу. Все, кто мог бы связаться со мной, сидят рядом. За исключением Папы, но я думаю, что полковнику сейчас не до того.
  Вытаскиваю телефон. Как и предполагал, вместо номера, сплошные звёздочки. Снимаю с блокировки и подношу к уху.
  - Привет, красавчик, - голос кажется знакомым, но чтобы вспомнить его приходится напрячь память. Ага, помню, ещё в той далёкой прошлой жизни. - Как поживаешь?
  Та самая девушка, с которой я познакомился в троллейбусе. Как же её звали? Ка...Точно: Каролина!
  - Ну, как сказать, - я настолько ошарашен этим звонком, что на несколько секунд теряюсь. - По-всякому.
  Она смеётся, а у всех в комнате глаза лезут на лоб. Могу их понять: как кто-то вообще сумел прорваться на абсолютно закрытый номер? Тем временем девушка прекращает смеяться.
  - Не знаю, как там по-всякому, - говорит она, - но добраться до тебя было нелегко: пришлось порыться в вашей базе, а после ещё и ломать десяток серваков. Представляешь, на какие усилия я пошла? И всё ради тебя.
  - Ценю, - а что я ещё могу сказать. - И что станем делать дальше?
  - Ну, - голос кажется задумчивым. - Если у тебя обстоят дела так, как я прочитала, надеяться на свидание особого смысла нет. Но мы же можем время от времени просто поговорить?
  - Конечно, - я по-прежнему не могу проникнуться ситуацией и возможно, туплю. - Почему нет?
  - Вот и славно, - Каролина вздыхает. - Сам ты, понятное дело, до меня не дозвонишься, так что в нашем случае, дамы приглашают кавалеров. Ладно, для первого раза достаточно, завтра позвоню ещё раз. И ещё, - она хмыкает, - я знаю, что сейчас ты - свободен.
  Всё, разговор закончен и врубке - тишина: ни гудков, ни даже шорохов.
  - Что это было? - спрашивает Зина. - А главное - как? Неужто наши спецы, как обычно облажались?
  - Самое смешное, - Надя качает головой, - что я иногда не могла дозвониться Лёне даже по нашим спецномерам. А тут...
  - Юное дарование, - я прячу телефон. - Но, настойчивая, этого не отнимешь.
  - Ну да, - Надя улыбается, но как-то напряжённо, - тут есть за что бороться.
  И смотрит на Настю. А та смотрит на неё. А мне, если честно, все эти пассажи до лампочки. Вернуть бы то время, когда мы тихо мирно жили с Варей и большего не надо.
  Некоторое время пьём кофе и отвечаем на вопросы Зины, касательно нашего подземного вояжа. Наш координатор каждый ответ тщательно обдумывает и чем больше задаёт вопросов, тем больше морщин появляется на её грязном, от копоти лбу. Потом говорит, что не мешало бы досмотреть записи, на что Фёдор предлагает дождаться полковника. Зина приниматься возражать, дескать после посмотрим ещё раз. Федя не в настроении спорить, но в этот момент открывается дверь и входит Папа.
  Он мрачен, точно грозовая туча и в раздражении бросает фуражку на вешалку. Промахивается и сорвавшаяся с места Зина водружает головной убор на положение место. Потом торопливо готовит кофе, а полковник сидит на своём месте и постукивает пальцами по столу.
  - Всё так хреново? - спрашивает Зина.
  - Не то слово, - Папа принимает чашку, но не пьёт, а некоторое время просто держит её в руках. Потом ставит на стол. - Такое ощущение, будто некоторые белены обожрались, чёрт бы их побрал, а другие - ещё хуже. Записался на приём к министру, постараюсь его убедить хотя бы в разговоре один на один.
  - Убедить в чём? - тихо интересуется Фёдор.
  - В том, что у нас измена в высших эшелонах и если мы не найдём предателей, то всякие там комендантские часы, пропускные режимы и мобилизации будут до одного места.
  - А что вводится комчас? - полковник кивает и наконец делает глоток из чашки. - Когда?
  - День-два, как примут комплекс мер. - Папа в сердцах стучит чашкой и кофе разливается, кажется, на тот же документ, что успела испачкать Зина. - Но это бессмысленно! Ты защищаешь живот в тот момент, когда тебя бьют в спину. Я подсчитал, чтобы отключить периметр и вырубить беспилотники, необходимо, как минимум девять человек с уровнем доступа не меньше второго. Девять! Девять предателей на самом верху.
  - А что Надеждин и этот, из жаб? - Зина трёт виски. - Они что думают? Они же, блин, что-то думают?
  - Надеждина не было, прислал заместителя, а Лихов...Странно он себя ведёт. Сказал, что займутся, но, честно говоря, такое ощущение, будто просто хотел, чтобы я от него отвязался.
  - Жабы, они такие, - Надя кривит губы. - Что делать-то будем? Не сидеть же на жопе ровно, пока дерьмо разливается.
  - Пока не знаю, - Папа глотает кофе и смотрит на чашку с такой ненавистью, слово несчастный сосуд виноват во всех наших неприятностях. - Ладно, давайте досмотрим съёмку. Мне нужно кое в чём убедиться.
  И мы смотрим. Кстати, я хоть посмотрел со стороны на свои художества, когда отключалось сознание. Жутковато, вообще-то. Рожа становилась спокойной, как у мертвеца, а вот движения, напротив, чёткими и ловкими, без единого лишнего. В тот момент, когда вцепился в Настю, даже страшно стало: ещё бы немного и Михальчук бы точно погибла. М-да, смирение, да? Будем работать над собой.
  Начинаются кадры нашей надземной прогулки, и полковник велит отключать - это ему пока что неинтересно. Некоторое время Папа что-то сосредоточенно чиркает пальцем в планшете, перелистывает страницы, возвращается обратно и кусает нижнюю губу. Временами ловлю на себе быстрые взгляды. Что-то уже надумал. Вот, заблокировал планшет, значит принял какое-то решение.
  - Итак, - говорит Папа. - Не знаю, может быть это только мои домыслы, но хочу ими поделиться, ибо одна голова хорошо, а...
  - Две - это мутация, - поддёргивает Зина. - Ладно, всё, не смею перебивать большого босса. Надеюсь, только, что ничего плохого ты нам в этот раз не скажешь. Наелись уже по самое не балуй.
  - Плохого ничего не скажу. Скорее тут нечто странное. Итак, я уже говорил, что внешний облик мутантов, которых вы видели под землёй сильно отличается от тех, что прорвали периметр. Подземные - это те, кого мы гоняем всё прошедшее время, а атаковавшие город - сплошь неизвестные, до сего дня.
  - Да, - подаёт голос Настя. - По некоторым признакам, я бы сказала, что новые мутанты эволюционировали от прежних, а не от заражённых людей, как те.
  - Следующее поколение. - кивает Папа. Он так сосредоточен, что даже не делает замечание перебившей его Михальчук. - Дальше, во время боя нападавшие проявляли достаточно неплохие тактические маневры. Уж не знаю, кто ими командует, но он - далеко не дурак. И допустить прокол в том, что могло разом развалить нашу оборону...Ну, я даже не знаю, как такое возможно.
  - Какой прокол? - спрашивает Фёдор.
  - Вы все были под землёй и видели там сотни, если не тысячи мутантов. Логично было бы в момент прорыва периметра выпустить их наружу и ударить нам в спину. Честно, не думаю, что нам удалось бы справиться на два фронта и даже если бы получилось, то потери оказались бы просто ужасающие.
  - Две группы врагов, которые не дружат одна с другой, - ну, тут уже совсем не трудно сложить два и два. Папа смотрит на меня и как-то странно усмехается. - Что-то не так?
  - Мне кажется, что подземных пока что рано включать в перечень явных врагов. Возможно понятие: ситуативные союзники. Спокойно, - это полковник уже всем остальным, которые вскочили с места и пытаются возражать. - Я всё объясню.
  - Вы же видели, как эти "союзники" нас драли на части! - возмущается Надя и сжимает кулаки. - Хороши "союзники"!
  - Ещё раз говорю: успокоились и сели на места, - Папа повышает голос. - Нет, я не видел, чтобы вас драли на части. Как по мне, все в целости и сохранности. Скорее, имело место нечто, не совсем понятное. Думаю, не ошибусь, если предположу, что обе серьёзные потасовки каким-то образом были связаны с Леонидом Громовым.
  - Несомненно, - фыркает Надя. - Оба раза Лёнечка с катушек съезжал и...
  Она замолкает и хмурит брови. Я вижу на лице Михальчук просветление, будто какие-то картинки в её голове наконец-то стали в нужное положение. Зина щёлкает пальцами:
  - Бинго! - говорит она. - А ты ещё не разучился шевелить извилинами.
  - Не забывайся, - но в голосе Папы нет строгости. - Леонид, расскажи пожалуйста, что творилось в твоей голове в те моменты. Только прошу: ничего не утаивай.
  Сосредоточившись, я пересказываю всё, что творилось в башке, во время нашего подземного вояжа. Про беседы с "товарищами", про видения напавших чудищ и наконец, про смирение, которому меня пытаются обучить.
  - Вот оно, - бормочет полковник. Похоже, что из Громова действительно готовят оружие. Однако, не против нас, а против тех, кто сегодня напал на город.
  - То есть Лёня скоро окажется между молотом и наковальней? - спрашивает Надя и с жалостью смотрит на меня.
  - А твой начальник - весьма умная особь, - чёрная женщина поднимается со стула и подмигнув мне, исчезает в стене. Слышу торопливый стук барабанных палочек.
  
   Настя и Надя. Выбор
  
  Моюсь под душем. Но не так, как обычно, а долго, очень долго. Точно так же долго, как тянется этот бесконечный день. Правда, ещё вопрос, тянется он или летит прочь, набросав целую кучу событий, оставив прорву вопросов, большая часть которых пока что остаётся без ответа.
  А те ответы, которые получил, мне очень сильно не нравятся.
  Кому понравится информация, что тобой всё это время манипулируют? И ненамного легче от того, что эти манипуляции ничем не угрожают товарищам и людям вообще. Ведь Папа может ошибаться, а слова чёрного призрака не значат ровным счётом ничего, учитывая тот факт, что собственно она и есть кукловод игрушки, которую зовут Леонид Громов.
  Кожа уже натурально скрипит, а я всё продолжаю тереть её мочалкой. Что собственно от меня хотят? Пусть полковник прав и действительно - оружие. Но смысл? Я же не могу в одиночку уничтожить армию врага и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы осознать этот факт. А мой кукловод - весьма разумная личность, если постоянно умудряется переиграть наших аналитиков. Значит у неё имеется какой-то план.
  Хорошо, если бы эта самая мать-тьма просто объяснила, чего она хочет добиться. И без этих своих загадочных фраз, а просто взяла бы и сказала: тебе, Лёнечка, предстоит сделать то-то и то-то.
  А ещё лучше, просто оставила бы меня в покое.
  В моей жизни и так хватает проблем и неприятностей. Однако, тот кто управляет моей судьбой, очевидно считает иначе. Потому что в раздевалке на диванчике сидит Настя. Вне всякого сомнения, Михальчук поджидает меня. Учитывая ту чертовщину, которая творится последнее время, я, на всякий случай, уточняю:
  - Ты - это ты?
  Её мой вопрос не удивляет. Анастасия обозначает губами улыбку и взяв меня за руку, садит на диванчик рядом с собой.
  - Я тебе это в любом случае не докажу, - говорит она. - Твоя Мать-тьма, будем звать её так, как она сама себя зовёт, работает с такими глубинными слоями разума, что ей нетрудно создать в твоём воображении целый мир и оставить тебя в нём навсегда.
  - Откуда знаешь? - возвращаются былые подозрения. Очевидно, Насте понятен ход моих мыслей, и она похлопывает по руке.
  - Думаю, тот, кто общался с нами прежде - именно она и всплески ментальной активности возле тебя - её работа. Мать - необычайно мощный телепат, мощный, даже на уровне тех, с которыми мне приходилось встречаться. А попадались...Скажем, я своими глазами видела, как десять бойцов бросили оружие и брели на убой, когда их взяла под контроль одна тварь.
  - Так почему бы ей попросту не вынести мне мозги?
  - Нет, - Михальчук качает головой. - Ей нужно что-то другое. Мало того, она, насколько я поняла, пытается обучить тебя защите от ментальных атак.
  - Так, - я пытаюсь улыбаться, хоть мне совсем не весело. - Теперь я верю, что ты - это ты. Иначе в приватной беседе, я бы уже получил все пояснения.
  - Лёня, - Настя смотрит мне в глаза. - Сколько у тебя уже было приватных встреч с ...этой? Молчишь? Не одна, правильно? И ответов ты не получил. Думаю, что до поры до времени, ты будешь оставаться в неведении. Ладно, собственно я тут ждала тебя не затем, чтобы гадать на кофейной гуще о мотивах этой твари. Я собиралась к тебе зайти сегодня вечером
  Я молчу и думаю. Думается хреново, мысли с трудом ворочаются в жиже уставшего мозга.
  - Готовить шампанское и свечи?
  - Задницу готовь, - Настя вздыхает. - И руки. Буду тебя ковырять. Вчера закончила экспериментальную вакцину. Будут сдвиги, немного доработаю и пустим в производство. Возможно получится стопроцентная фиксация второй стадии заражения.
  - Ага, а я тут, как подопытный кролик?
  - Без всякого: "как". Кролик и есть. Помнишь, как говорил мне, что тебе всегда мало?
  - Давно это было, - мы смотрим друг другу в глаза. - Давно и неправда. Ладно, заходи, раз уж так. Значит, обойдёмся без свечей и шампанского.
  - В другой раз, - и вновь скрещенные взгляды. - Сегодня, можешь чаем угостить, не откажусь.
  - Ага, ты во мне дырки ковыряешь, а я тебя чаем угощаю, - непонятное напряжение отступает. Настя поднимается с дивана и подмигивает. После этого машет рукой и покидает раздевалку.
  Появляется Егор. Он взъерошен и супит брови. Бормочет что-то матерное и трёт левую руку около запястья.
  - Что-то не так? - спрашиваю я. Хоменко раздражённо отмахивается.
  - Потянул, что ли? - говорит Егор. - Кости ломит, аж руку выворачивает, чтоб её. Ладно, не обращай внимания, ща мотнусь в медблок, колёс выпрошу.
  - Заодно попроси, чтоб внимательно осмотрели, - советует Фёдор, вытираясь большим лохматым полотенцем, - а не просто таблетками закинули. Один, - он кивает на меня, - уже занимался самолечением. Видишь, к чему привело?
  - Ага, к тому, что он такие штанги тянет, на которые я и смотреть не могу, - болтун получает по загривку от командира. - Хорош! Шутю я, шутю.
  - Подкинешь? - спрашиваю я Федю, и он кивает. Я поворачиваюсь к Хоменко. - Ты со мной?
  - Не-а, - он мотает головой. - Надо в центр заскочить, по особой надобности.
  - Надобность как звать? - интересуется Молчанов. - Ладно, не вздумай только нажираться - душу выну. И не забывай, что полковник сказал: в любой момент могут ввести комендантку. Думаю, нас заранее известят, но всё-таки...Лёнь, где тачка ты знаешь, там ещё Надя на хвост падала, так что в дороге не заскучаем.
   Надя уже стоит возле машины и смотрит в темнеющее небо. Там уже появились звёзд и тонкий серп молодого месяца.
  - Просто не верится, - говорит Кротова, когда я подхожу ближе, - что сегодня столько всего разного происходило. Кажется, во всём мире тишь да покой.
  Почти сразу, диссонируя с её словами слышится вой сирены. Следом - ещё и ещё. Судя по звукам, едут скорые и пожарная.
  - Ну вот, - Надя вздыхает, - поломали пасочку. А так хотелось представить, что наступил мир и уже ни хрена плохого не произойдёт. Знаешь, - она смотрит мне в глаза, - как хочется, всё это бросить и просто жить обычной человеческой жизнью? Нет, даже не так - обычной бабской жизнью, с мужиком и парой детишек. А тебе хочется?
  Что ей сказать? Что я уже так жил? Она это знает и без меня. Поэтому просто пожимаю плечами. Надя понимающе улыбается.
  - Я к тебе сегодня вечером зайду, - говорит Кротова. - Есть чуток наливки, делала в прошлом году. Отпразднуем сегодняшние приключения, выпьем за их благополучное завершение.
  - Отставить, - говорит Федя, приближаясь к нам. - Только одному по ушам надавал за поползновения, а тут уже эти двое договариваются.
  - Молчанов, - Надя хмурит брови. - Ты меня с тем охламоном не сравнивай. Я по сто грамм, для настроения, а не килограмм в одно рыло. И вообще, будь человеком, чай не каждый день выпиваю, а раз в столетие.
  - Ну, если сто грамм, - Молчанов садится за руль. - Тогда разрешаю.
  За всем этим трёпом, я как-то забываю, что на сегодня ко мне уже собирается прийти одна гостья. А после просто не знаю, как отказать Надежде. Подумав, мысленно машу рукой: может Настя уже закончит свои медицинские эксперименты, к тому времени, как придёт Надя.
  Машин на улицах мало, что и неудивительно: по радио то и дело звучит предупреждение, чтобы жители не высовывались без особой причины. То же самое, как я понимаю, передают по телеку и высылают на телефоны. Посему, по большей части попадаются полицейские патрули и ирбисы. Пару раз нас останавливают и проверяют документы. Извиняются и пропускают.
  - Дебилизм, - бормочет Надя. - Нет, ну в самом деле, неужели они думают, что твари станут разъезжать на тачках?
  - Что-то не то, - соглашается с ней Фёдор. - Папа прав: приближается какая-то жесть. Блин, надо думать, как отразить внешнюю угрозу, а нас - сплошные подковерные дрязги. Так и весь город недолго просрать!
  - Не просрём, - говорю я, но без особой уверенности. Уж кто-то, кто-то, а я точно знаю, что далеко не всё заканчивается хорошо.
  У въезда во дворик перед общагами нас останавливают ещё раз. В этот раз - только свои. Документы, понятное дело, не проверяют, зато сообщают о новшествах в безопасности. Жабы организовали патрули, которые имеют право в любое время дня и ночи проверять комнаты. Посторонним вход категорически запрещён и ещё миллион других ограничений.
  - Совсем башкой трахнулись, - комментирует Надя, вылезая из машины. - Пусть ещё гинекологов привлекают, с проктологами, чтобы проверяли. Если какая-то жаба ко мне сунется, в тыкву прорежу.
  - Завтра позвоню, - говорит Фёдор. - Пока всё в подвешенном состоянии, но у Папы имеются определённые мысли, так что особо не засиживайтесь и не больше ста грамм, ясно?
  - Чего же тут непонятного? - почти в унисон говорим мы и улыбаемся друг другу. Федя ворчит и уезжает.
  - Пойду, приготовлю всё к нашему интиму, - говорит Надя и в ответ на мой вопросительный взгляд, успокаивает. - Лёнечка, не бойся, я на твою девственность покуда не покушаюсь. Покуда...
  Ну раз так, я иду к своему блоку, поражаясь непривычной тишине и пустоте между корпусами. Даже на балконах не заметно курящих, как это бывает обычно по вечерам. От всего этого становится тревожно и ощущается холодок в груди. Да и ощущение стремительно приближающейся беды. Уже в который раз, за последние дни.
  На вертушке сидит не Валентин Степанович, а какой-то незнакомый мужик в штатском. Он долго изучает мои документы, сверяется со списком в планшете и кому-то звонит, отворачиваясь и приглушая голос. Естественно, со мной подобные штуки не проходят, и я отлично слышу, как голос говорящего, так и того, кто ему отвечает. Жабы, как я и думал. Жабы и пиджаки. Мужику советуют ничего не предпринимать и говорят, типа всё под контролем.
  На этажах тоже тихо. Нет обычной беготни из комнаты в комнату, разборок на лестничных площадках и курильщиков возле пепельниц. Как повымерло. Всё это, плюс события прошедшего дня заставляют нервы напряжённо трепетать, в ожидании...чего? Нападения из-за угла? Атаки со спины. Я буквально ощущаю чьё-то тяжёлое дыхание за плечом и вижу, как на мою тень падает другая - выше и гуще.
  Нервозность не спадает до самой комнаты и увидев приоткрытую дверь я ощущаю облегчение: ну, сейчас-то всё и начнётся. Приготовившись встретить если не мутанта, то отряд вооружённых жаб, я резко распахиваю дверь...
  - Извини, - говорит Настя, сидящая на диване рядом с открытым чемоданчиком, - решила не откладывать в долгий ящик.
  - Ты, - я тру лоб, - но как ты смогла так быстро?
  - Опять подозреваешь? - она невесело улыбается. - да, Лёня, представляю, как тебе тяжело. Ещё раз, прости. Ребята из медцентра подвезли, поэтому и не стала напрашиваться к Молчанову.
  - Только поэтому? - я снимаю куртку и вешаю в шкаф. - Ладно, ты тоже не сердись, когда я задаю идиотские вопросы: у меня в башке сейчас такая кутерьма...
  - Садись. - Михальчук поднимается и достаёт из чемоданчика непривычно большой инъектор, ампулы у него установлены в своего рода барабане - четыре штуки, все разных цветов. - Видал, какого монстра для тебя приготовила? Эксклюзив, если что.
  Из приоткрытого окна веет прохладой и слышен далёкий звук сирены. Вот и вся наша теперешняя романтика: вечер, мы двое и шприц. А всё это под аккомпанемент тревожных сирен. Я обнажаю руку, но Анастасия качает головой:
  - Э-э, нет, раз уж мы уединились - снимай штаны.
  - А говорила свечи не потребуются, - я ложусь на живот. - Может, музычку включить?
  - Ковырять пятую точку под вальсы? - Михальчук смеётся, причём в её смехе почти нет напряжения. - Лёнь, да ты - истинный романтик.
  - Хочешь сказать, что твои вкусы не изменились? - я поворачиваю голову и вижу, как Настя кивает. - Ну, это в музыке, а в мужиках, как я погляжу - очень даже.
  - Хочешь сделать больно? В отместку? Валяй, я уже привыкла. Егорова я, к твоему сведению, никогда не любила, как и он меня. Он вообще никого и ничего не любит, кроме власти, почему и спит со всеми бабами, которые находятся у него в подчинении. Думает, что получает над ними дополнительную власть. Когда понял, что со мной это не работает, тут же отстал.
  - А ты почему, тогда с ним? - тихо спрашиваю я. - Если не любила?
  - Потому что, Лёнечка, женщинам тоже нужна полноценная взрослая жизнь. И если любимый мужчина далеко и ко всему прочему женат, то почему бы не использовать того, кто рядом и не вызывает отторжения. Тогда, не вызывал.
  - Не помешаю? - я поворачиваю голову и вижу Надю, стоящую у двери. В одной руке у Кротовой - бутылка, в другой - сумка, по виду - тяжёлая. - Я вижу тут у вас веселье в полном разгаре.
  - Интим, можно сказать, - сухо отвечает Настя и я ощущаю сильный укол, от которого позвоночник сворачивается в спираль, а перед глазами порхают бабочки вперемешку со звёздами.
  - Ёкарный бабай, - в глазах темнеет, но тем не менее, я тороплюсь натянуть штаны. - Как же это прикольно! Как дубиной по башке.
  - Может я позже зайду? - хмыкает Надя. - Пока вы тут...
  - Я уже ухожу, - сквозь туман в глазах вижу, как Михальчук прячем инъектор в чемоданчик. - Лёня, если почувствуешь себя плохо, немедленно звони. Спиртное в больших количествах не рекомендую. В принципе, вообще бы нежелательно, но...
  Пока я стою, совершенно дезориентированный, Настя закрывает чемоданчик, поправляет пиджак и неожиданно целует меня в губы. Потом идёт к двери, по дороге останавливается и смотрит Наде в лицо. Та щурится. Обе шепчут что-то короткое. Странно, но я не слышу ни звука. Дверь захлопывается за спиной Анастасии и Надежда идёт ко мне.
  - Ну вот обязательно что-то да испортит настроение, - бормочет женщина. - Сначала этот мудень на вертушке, вот вынь ему да положь, к кому я иду и с какой целью. Да может трахаться иду, - Надя косится на меня, но я никак не реагирую. - твоё какое собачье дело, жаба? Поймай себе гадюку, да издевайся.
  - Ты же ему это не говорила? - она ухмыляется. - Ох, Надя, небось ещё и не так сказала? Ну, точно! Ну ты и засранка. Опять Папе жаловаться побегут.
  - А, пускай, мне не привыкать, - странно, но эта её фраза как-то переплетается с похожей, которую я слышал от Насти. Тем временем Кротова ставит на стол бутылку, до половины заполненную золотистой жидкостью. Из сумки появляются миски и кастрюли. Пахнет очень вкусно. - Вообще-то, готовила вчера, так что вкус - уже не айс. Ну, ты уж прости.
  И опять. Две женщины, которым я нравлюсь, да что там, я и сам к ним неровно дышу, но...Я точно знаю, от меня обе не получат ничего, кроме неприятностей. Имею ли я моральное право, сблизиться с кем-то, чтобы после разбить сердце, как это сделала Ватрушка? Или, плюнуть на всё, ухватить хотя бы маленький кусочек счастья в стремительно ускользающих днях нормальной жизни? Стоит ли одно другого? И если да, то кто из этих двух более достоин? Та, кто так настойчиво добивается моего внимания, или та, кого жизнь истрепала до кровавых лоскутов?
  Я запутался, я не знаю.
  Надя хозяйничает в моих шкафчиках, извлекая оттуда посуду, о наличии которой я даже не подозревал. Картошка, котлеты и салаты так быстро оказываются в салатницах и тарелках, как будто процессом управляет колдунья. Представляю, как Надежда колдует на кухне. Кротова сейчас чудо, как хороша и я понимаю, что за очень короткий промежуток времени она успела не только собрать сумку с продуктами, но и поменяла одежду, наложив новый макияж. Узкая юбка обтягивает широкие бёдра, а светлая блузка подчёркивает большую грудь.
  - Ну и чего мы молчим? - интересуется Надя, заканчивая сервировать стол. - Замер, как столб.
  - Любуюсь, - честно отвечаю ей и Надя, смахнув чёлку, упавшую на глаза, смотрит мне в глаза. - Обычно на это нет времени, сама знаешь.
  - Очень жаль, что его нет, - Надежда делает приглашающий жест. - Добро пожаловать, гости дорогие. Вообще-то это ты должен был сказать, как хозяин, но вижу, что сегодня гостеприимства не дождусь, так что приходится брать процесс в свои руки.
  - Так ты уже давным-давно его взяла, - улыбаюсь я и сажусь за стол. Кротова уже сидит напротив и наливает в рюмки жёлтую жидкость из принесённой бутылки. - Приворотное зелье?
  - Понюхай, приворотное зелье, - она протягивает мне рюмку. В глазах Нади пляшут чертенята, а на скулах горят ярко-красные пятна. Это делает женщину неотразимой, и я ощущаю волну жара внутри. - Потом ещё просить будешь, а я подумаю, давать тебе или нет.
  Мы оба отлично понимаем двусмысленность фразы и пятна на щеках гостьи становятся больше и ярче. Нюхаю напиток, который пахнет далёкой горечью полыни. Потом выпиваю, ощущая, как настойка вяжет язык и обжигает горло. Впрочем, неприятные ощущения тут же отступают и сменяются теплом и послевкусием шоколада.
  - Странно, - говорю я, - странно, но вкусно. Сама делала?
  - А то, - Надя уже накладывает в тарелки. - Давай, пока горячее. Потом уже будет не так вкусно. Знаешь, я ведь с детства хотела быть поваром в ресторане. Нравилось, как всё это выглядит: все эти люди в белом, блестящие штучки и особенно ножи - всё так круто!
  - И из всего тебе пригодились только ножи, - котлета оказывается зразой с грибами и сыром. - М-м, вкусно то как! Когда ты успеваешь? А как всё-таки к нам попала? Чёрт, уже столько вместе, а такие подробности узнаю лишь сейчас.
  - Ага, потому что раньше и не спрашивал, - Надя накладывает салат и наливает в рюмку. Чёлка опять падает ей на лоб и это выглядит просто чудесно.
  - Не убирай, - говорю я, когда Кротова тянется к непослушным волосам, - тебе идёт.
  - Да? - теперь она пунцовая полностью. - А как попала? Так, как и большинство остальных. Не могла сидеть на жопе ровно, когда творится эта хрень. Разгребём всё дерьмо, а там может ещё и в повара пойду. А может, замуж выйду, - она исподлобья смотрит на меня, - и будет у меня трое-четверо постоянных клиентов. Ну, муж и трое ребятишек, в смысле. Хотел бы, чтобы тебя так каждый день кормили?
  - Разжирею, перестану тебе нравиться.
  - Не перестанешь. А чтобы не разжирел, я тебя на пробежки дополнительные выгоню, - она чокается со мной. - За тебя.
  - За нас, - я смотрю ей в глаза. - Чтобы наши мечты сбылись, рано или поздно.
  - Желательно пораньше, - Надя выпивает и трёт нос. - У-ух!
  - Постоянно говоришь, что хочешь мужа и детишек, - ощущаю, как в голове начинает шуметь, - так в чём же дело? Ты же красивая, думаю, любой нормальный мужик со мной согласился бы.
  - А мне любой не нужен, - она щурится. - Мне нужен только самый лучший. Такой, как ты.
  Она закидывает ногу за ногу, и я даже удивлён: как это у неё получилось в такой-то узкой юбке? Теперь тонкая ткань хорошо обрисовывает красивую ногу и жар внутри меня становится много сильнее. Пытаясь отвлечься, закусываю чем-то со стола и даже не понимаю, чем именно. Видимо, испачкал подбородок, потому что Надя смеётся и берёт салфетку. Наклоняется и медленно вытирает мою кожу. Сейчас лицо гостьи совсем рядом, но Надежда смотрит куда-то в сторону. На щеках всё так же алеют пятна смущения. Я ощущаю аромат духов - пряный и слегка тяжеловесный, однако, возбуждающий, как и всё остальное.
  Надя убирает салфетку и в этот миг наши взгляды встречаются. В глазах женщины - такое неистовое желание, что я проваливаюсь в открывшуюся бездну. Некоторое время не могу понять, что происходит, а потом Надежда отрывается от моих губ и опирается о спинку стула. Надя берёт бутылку и наливает в рюмки. Внутри меня всё дрожит, словно я вновь - неопытный юнец, который пришёл на первое свидание.
  - Я хочу, чтобы ты исполнил моё самое заветное желание, - говорит Надя и смотрит на меня, через налитую жидкость. - Сегодня исполнил. Не знаю, что с нами будет дальше; остаемся ли живы и с кем останемся, тоже не знаю, но хочу, чтобы сегодня ты был только мой, - она выпивает, не дожидаясь, пока я чокнусь с ней. - И не вздумай отказать - загрызу и скажу, что так и было.
  А чёрт с ним, со всем, - думаю я, пока пью из рюмки. Потом ставлю ей на стол и поднимаюсь. Надя - тоже. Её стул падает, но мы не обращаем на это внимание. Жар вырывается наружу и заполняет всё вокруг. Мы целуемся и срываем одежду, расшвыривая её по полу. Усталость от тяжелейшего дня отступает, словно ничего и не было. Да и нет ничего, только мы, и с нами - ощущение упругой кожи под пальцами, губ на губах и ноги Нади, обвивающие мои бёдра.
  Сколько продолжается это безумие - не знаю, но когда всё заканчивается, мои силы тоже подходят к завершению. Могу только лежать на спине и смотреть в потолок. Надежда лежит на мне и её волосы разметались по моей груди и простыне кровати. Судя по ровному сопению, моя гостья благополучно уснула. Я тоже нахожусь на самой грани падения в яму сна, когда внезапно ощущаю посторонний взгляд.
  Поворачиваю голову и вижу тёмный силуэт на стуле за столом. Мать-тьма играет опрокинутой рюмкой, вращая её по скатерти.
  - В этом есть свой резон, - говорит пришелица. - Время уходит и надо успеть взять от жизни всё, что можно. Это то, что касается Кротовой, а ты...Скажи сам: чего больше было в этом: желания или жертвенности? Ты готов отдать всё, чтобы сделать счастливыми своих близких, да и людей, вообще. Завтра тебе это пригодится. К несчастью.
  И она исчезает.
  
  Утро. Тревожные вести. Опасное предложение
  
  Когда просыпаюсь, Нади рядом нет, однако я ещё ощущаю аромат её духов. Он навевает воспоминания о вчерашнем, и я почему-то ощущаю чувство лёгкой неловкости. Мне как-то не по себе, оттого, что я был не с Ватрушкой, а с другой женщиной. И хоть разум подсказывает, дескать Варя предала меня ещё до того, как бросила, чувства трудно переубедить. Наверно, придётся сживаться с мыслью, что я уже могу заводить новые отношения.
  Переворачиваюсь на бок. В комнате - идеальный порядок: со стола убрали последствия нашего вчерашнего застолья, и чистая посуда блестит вымытыми боками в свете утреннего солнца. Хм, крепко же я спал, если не услышал, как Надежда наводит порядок. Да, повезёт тому, кто станет её мужем. С радостью бы представил себя в этом качестве, но...И дело вовсе не в том, что имею другие планы. Тут скорее планы имеют меня и всю мою жизнь.
  Поднимаю телефон, чтобы посмотреть время. По ощущениям, должно быть рано, однако чувствую себя полностью отдохнувшим. И это, несмотря на вчерашний подземный вояж и ночные забавы. Он, кстати, кроме стыда, вызывают ещё и некое удовлетворение, словно я осуществил нечто, о чём долго и тайно мечтал. Вот оно, иронично говорю сам себе, вот оно и выплывает наружу, твоё тайное желание переспать с Надей. А сколько скрывал, и от себя, и от других.
  Время действительно раннее: половина седьмого. Однако же, невзирая на то, что Папа дал нам отдых, не мешало бы и вставать. В этот момент телефон неожиданно звонит, так что я едва не роняю его себе на лоб. Хм, на экране надпись: "номер неизвестен". Вариантов не так и много и в любом случае я бы ответил.
  Так я и знал. Юное дарование.
  - Привет, - говорит Каролина. - Не разбудила?
  - А если бы и да? - я проворачиваюсь на живот. - Ты как вообще это делаешь? Мне сказали, что на мою трубу вообще невозможно дозвониться снаружи.
  - А я не снаружи, - она хихикает. - Никому не скажешь?
  - Сейчас, - я усмехаюсь, - уже побежал всем докладывать. И так выхода наружу нет никакого.
  - Я знаю, - судя по голосу, девушка становится серьёзной. - Я прочитала твоё дело: некрасиво, честно говоря, с тобой поступили. И эта твоя Варя...
  - Не надо, - прошу я, - ещё болит. Ты вообще, чего звонишь-то? По делу или так, развлечься?
  - Ну да, - она хмыкает, - месяц лопатить сеть и ломать фаерволлы в вашей конторе, ну чисто для развлечения. Вы, мужчины - очень странные животные. Хочешь, верь, хочешь - нет, но это была любовь с первого взгляда.
  Только этого мне не хватало. И по голосу я не могу определить, шутит она или нет. Сажусь на край кровати и провожу пальцем по подбородку: пора бриться...Что за хрень лезет в голову? Надо сказать, молодой дурёхе, чтобы прекратила валять дурака и нашла себе нормального пацана.
  - Только давай без этого, - голос Каролины становится предельно серьёзным, - не занимайся ерундой, найди сверстника без закидонов и живи спокойной жизнью.
  Слова, которые не успел сказать, застревают в глотке, и я долго откашливаю их, не в силах произнести что-то членораздельное. Она что, мысли читает? Или у неё есть какая-то хитрая программа?
  - Что, угадала? - она торжествующе фыркает. - Вы, мужики - такие предсказуемые. Должна тебе сказать, что если я чего задумала, то обязательно это сделаю, ясно? Я тогда Светке сразу сказала: будет мой, чего бы это не стоило. Ну подумаешь, появились лишние препятствия - только интереснее стало.
  - Да? - тупо переспрашиваю я. - Ну, знаешь, тут интерес тот ещё.
  - Прорвёмся, - она цокает языком. - Ладно, сейчас меня немного пытаются отследить. Фиг им, но придётся прерваться. Всё, жди свою судьбу.
  И отключается. Я некоторое время смотрю на телефон, а после начинаю смеяться. Нет, не так - дико ржать. Ну это надо же! Мир валится в тартарары, а кое-кто настолько заинтересован в завоевании меня, что готов ломать защиту нашей службы. Интересно, а Каролина не желает поинтересоваться у меня, как я сам к этому отношусь? Э-эх! Да и вообще, если подумать, какой-нибудь другой, был бы счастлив, если бы к нему проявляли благосклонность сразу три симпатичные особы, а мне бы...
  Мне бы вернуть то время, когда я был просто счастлив с Вареником. Но это уже не вернётся. Никогда.
  Какое-то сообщение приходит на телефон, но я не успеваю посмотреть, потому что в дверь стучат. Догадываюсь, кто, ибо остальные пользуются звонком, либо же входят без спроса. Поднимаюсь и в тот же момент в приоткрывшуюся щель всовывается взъерошенная голова Егора. Судя по общей не ухоженности и красноте в глазах, товарищ, если и спал ночью, то совсем немного.
  - Надька от тебя? - спрашивает Егор и я отрицательно качаю головой. - К кому это она в такую рань, да ещё и так разодетая? Мужика себе что ли нашла...
  - Думаю, это - не наше дело, - я не мальчик, чтобы хвастать любовными успехами и чем меньше людей знает о наших отношениях с Надеждой - тем лучше. - С добрым утром, пугало. У тебя такой вид, будто тебя послали с дурными вестями. Ну, или просто послали.
  - Не, не послали, - Егор расплывается в широкой и довольной улыбке сытого кота, однако тут же становится серьёзным. - А вести в натуре дурацкие, мать их так. Ты уже читал сообщение?
  Ага, то, что не успел просмотреть. Смотрю. Ух ты, и в действительно: мать их так. В связи с введением комендантского часа, всем сотрудникам следует немедленно прибыть к месту прохождения службы. Бессрочно, если что. Похоже, мы с Надей вчера сорвали джек-пот.
  Не успеваю дочитать простыню сообщения, со всеми предупреждениями и предостережениями, как телефон начинает звонить. Папа.
  - В норме? - интересуется он, тоже забыв поздороваться, что ему в общем-то не свойственно. - Дуй ко мне, мухой.
  - Сейчас буду, - я вздыхаю. - Уже прочитал.
  - Там не всё, - по голосу чувствуется, что полковник пребывает в весьма угрюмом состоянии духа. - Далеко не всё. Федя и Михальчук уже здесь. За вами я высылаю машину. Скажи Егору, пусть собирается. Надя, я так понимаю, с тобой?
  Хочется выругаться. Но вместо этого, я говорю, что со мной только Егор и он уже готов.
  - Тогда, жду, - и Папа отключается.
  - Жужжать умеешь? - спрашиваю я у Егора, и товарищ недоумевая смотрит на меня. - Значит, будем учиться. Папа сказал, чтобы мы мухой летели к нему. Похоже, задница, как обычно, глубже, чем хотелось бы.
  - Вообще не хотелось, - Егор зевает. - А вот поспать бы не помешало.
  Привожу себя в порядок. Всё это время Егор рассказывает, как он прекрасно проводил вечер и ночь. Насколько я понимаю из рассказа, пассия товарища старше его по возрасту и сумела окрутить пацана так, как не способна ни одна анаконда. Впрочем, жертве это нравится.
  За окнами время от времени слышится сирена и гром голоса, который зачитывает объявление. Сокращённый вариант, того, что прислали на телефон. Думаю, такое же сейчас слышится из каждого телевизора, утюга и микроволновки. Представляю, как это радует людей. Впрочем, после вчерашнего, все должны понимать, что привычная жизнь, какой бы она ни был, подошла к концу.
  Машина, присланная Папой, уже стоит возле выхода. Надя тоже здесь. Она успела переодеться в джинсы и серый кардиган. Желает доброго утра. Лицо у Кротовой спокойное, однако глаза светятся так, словно в каждый вставили по лампочке. Хорошо, что Егор этого не замечает, рассуждая о том, будет ли у него возможность хоть немного подремать. Надежда выражает сдержанное сомнение в этом и когда садится в машину, легко проводит рукой по моему бедру. На лице женщины довольная улыбка.
  На улицах города всё, как обычно, разве что чаще попадаются патрули в полном боевом, да время от времени проезжают облегчённые оцелоты с матюгальниками на крыше. За то время, пока мы добираемся до управления, успеваю четыре раза прослушать объявление о комендантском часе, о недопущении свободного перемещения жителей после двадцати ноль-ноль, о наказаниях, грозящих нарушителям и бла-бла-бла.
  - Заколебут, - говорит Надя и так, чтобы не видел Хоменко, гладит мою ногу. - Как спалось?
  - Никак, - ворчит Егор, а мы с Надеждой улыбаемся друг другу. - Выспишься с вами!
  Возле управления тоже наблюдаются новшества, в виде свежевозведённой ограды. И это - плюс к той, что уже имелась. Похоже, кто-то собирается держать осаду.
  - Параноики, - Говорит Надя и хмурится. - Они что думают, если дело дойдёт до этого, у нас останутся какие-то шансы?
  - Хоть время потянуть, - не соглашается Егор. - Жить-то хочется, до последнего. А там, может и помощь откуда-нибудь подоспеет.
  - Откуда? - Я качаю головой. - С Марса? Другие города в таком же положении, как и наш.
  Как вскоре выясняется, я ошибаюсь.
  В кабинете Папы пахнет свежесваренным кофе и хорошим коньяком. Ага, а вот и бутылка, стоит на столе перед полковником. Фёдор, сидящий в кресле, смотрит на коньяк с явным неодобрением С нами кум здоровается, определённо пребывая в некоторой растерянности, а вот в голосе Насти ощущается холодок. Особенно, когда она желает доброго утра Наде. Та только улыбается. Эти женские игры по доминированию...
  - Постеснялся бы, - Зина забирает бутылку со стола и прячет её в открытый сейф. - А что дальше? До синих соплей в разгар рабочего дня? Своим вечно какие пистоны вставляешь за один запах!
  - Башка трещит, - Папа трёт виски. - Три капли в кофе добавил, а ты уже устроила Армагеддон. Лекарства эти ваши, хвалёные! Ни хрена они не помогают.
  - От того, что у тебя вызывает головную боль, они и не помогут, - Зина вздыхает и кивает. - Давай уже, рассказывай ребятам все хорошие новости. Ну, чтобы не у тебя одного башка болела.
  Мы рассаживаемся и так выходит, что я сижу между Надей и Настей. Кажется, Анастасия что-то хочет спросить, но не успевает, потому что полковник начинает говорить:
  - Сегодня ночью прервалась связь с Омском и Ростовом-на-Дону. По имеющейся информации у обоих городов имелись проблемы, весьма сходные с нашими: то есть, одиночные проникновения начали сменяться массированными атаками на периметр. И ещё, самое неприятное, ряд руководителей, связанных с обороной городов, погибли при загадочных обстоятельствах.
  - Это у них, - говорит Молчанов. - А у нас?
  Папа некоторое время смотрит на него, а потом начинает загибать пальцы:
  Лихов, Надеждин, Семенцов, Зямов, Федорчук и Раков. Только за сегодняшнюю ночь. Надеждин и Семенцов застрелились. Федорчук выбросился с пятнадцатого этажа. Раков - остановка сердца. Зямов - повесился.
  Он молчит. Все отлично понимают, что список не полон и Папа явно специально не упоминает командира жаб.
  - Что с Лиховым? - спрашиваю я. Ну, кто-то же должен это спросить.
  - Его машину расстреляли, - лицо Папы кривится. - Кажется подполковник о чём-то догадывался: с ним было четверо до зубов, вооружённых человека, да и сам Лихов взял Кочет и надел броник.
  - Видимо, не помогло, - бормочет Егор. - Хрена себе!
  Папа залпом выпивает кофе из чашки и выдыхает так, словно глотнул спирта.
  - Машина похожа на решето, - он бьёт кулаком по столу. - Жабы отстреливались до последнего, так что ближайшие дома все в следах от попаданий. Хорошо, что никого из мирняка не задело - окраины, живут мало. И ни следа нападавших. Точно призраки атаковали.
  - Чего их туда понесло, на окраины, - Надя трёт лоб, - особенно, если Лихов что-то подозревал?
  Папа разводит руками. Об этом мог бы рассказать только сам Лихов, но он мёртв. Да и вообще, столько мертвяков за одну ночь! Что-то грядет - это точно. Что-то, очень хреновое.
  - Спутники что по Омску и Ростову показывают? - спрашивает Федя. - Какие-то телодвижения должны же быть?
  - Оба города не отслеживаются, - говорит Зина. - Пятно темноты и вся недолга. Даже непонятно: что-то реально накрыло их сверху или хакеры какие балуют.
  - Наши действия? - Федя сидит с закрытыми глазами и его сцепленные пальцы белы, как снег. Не будем же ждать, пока и нас не накрыло этой тьмой.
  - Поступило предложение, - Папа указывает на Анастасию. - Сомнительное, но...Чёрт побери, я просто не знаю, как поступить. Давайте думать вместе.
  Настя встаёт и поворачивается к нам. Видно, что женщина волнуется, но старается скрывать беспокойство за ровным голосом и спокойном лицом.
  - Предложение поступило от тех, кто в своё время курировал эксперимент с Громовым, - Фёдор хрюкает и открывает глаза. - По тому же каналу. Честно говоря, я держала его открытым просто так, на всякий случай, а вчера на него пришло сообщение. Нашу группу приглашают спуститься под землю.
  - Приглашал паук муху в гости, - хмыкает Зина. - Чаем поить станут или конфет насыплют? Хрень это, а не предложение.
  - Подробностей нет, - Настя спокойно продолжает. - Однако, обещают, что помогут справиться с надвигающимся кризисом. С тем, который поглотил Омск и Ростов-на-Дону.
  - Да, она упомянула оба города, до того, как я получил информацию о прекращении связи, - подаёт голос Папа. - И до этого я был склонен относиться к предложению с сильным скепсисом. А теперь...Не знаю.
  - Приглашают всех или одного Леонида? - Зина морщит лоб. - До этого этих ваших приглашателей, вроде как интересовал исключительно Громов. Или этих подробностей тоже нет? Как вообще выглядело сообщение-то? Айда к нам, под землю?
  - Зина, погоди, - Папа досадливо морщится и заглядывает в чашку. - Все знают, что ты можешь генерировать вопросы по тысяче в секунду, но никто не умеет так быстро отвечать.
  - Громов в сообщении не упоминался вовсе, - Настя прикладывает указательный палец к виску. На меня Михальчук не смотрит. - В сообщении упоминается группа: Дьявол. Её, в полном составе, ждут сегодня в одиннадцать ноль ноль в том месте, откуда мы поднялись на поверхность.
  - Хм, говорит Фёдор, - Там, если кто забыл, очень узкий проход, по которому сможет спускаться один человек за раз. Бери да принимай по одному.
  - Если там будет засада, нас примут в любом случае, - говорю я, - по одному или всей группой - не имеет значения. Думаю, нужно идти.
  - Безумству храбрых, - бормочет Зина. - Я - против. Это - натуральная глупость; игра в поддавки.
  - Я склонна поверить, - говорит Настя. - Обычно наши...оппоненты не скатывались до явных провокаций, их игра была намного тоньше.
  - Им нужен Громов, - говорит Фёдор. - Думаю, имеет место быть ещё одна попытка его заполучить. И повторюсь: всё это очень напоминает банальную засаду в неудачном, для нас, месте. Не могу это поддержать.
  - Дык, понятное дело, подстава, как есть! - просыпается Егор. - И чего нам, спрашивается, лезть в натуральную задннцу?
  - Как по мне, стоит рискнуть, - Надя хлопает меня ладонью по бедру. Настя замечает этот жест и щурит глаза. - Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. А я бы сейчас хлопнула бокальчик.
  - Голоса разделились, - Папа скребёт подбородок указательным пальцы. - Значится, решение принимать самому умному.
  - Где же ты его найдёшь? - язвит Зина. Судя по всему, она уже сообразила, какое решение примет полковник. - Не забыл: не тебе подставлять свой зад, а вот этим?
  - Не забыл, - Папа вздыхает и обводит взглядом всю нашу группу. - Вылазку проводить с предельной осторожностью, при малейших признаках опасности - немедленно отступать. Ну, вы все не маленькие и сами знаете, как действовать в таких ситуациях.
  Пока он говорит, меня преследует одна мысль: почему сообщение получила Анастасия? Почему Мать-тьма в этот раз ничего не сказала, ограничившись каким-то невнятным предупреждением? И пока я думаю, меня не покидает ощущение пристального взгляда, направленного в затылок. Очень хочется обернуться, но понимаю: за спиной нет ничего, кроме гладкой стены кабинета.
  
  
  
  Вопрос выбора. Барабанные палочки во плоти
  
  
  Улицу перекрывают. Ругаются с какими-то местными сумасшедшими, которые грозятся жаловаться в самые высшие эшелоны, уж не знаю, что они имеют в виду. Майор, который обеспечивает безопасность, внимательно слушает каждого жалобщика и отвечает, что непременно разберётся и примет необходимые меры. Даже завидую его индифферентному спокойствию.
  Пока майор беседует с чокнутыми старухами и нервными мамашами, солдаты растягивают сетку с предупреждениями и устанавливают передвижные баррикады. Защита плотно блокирует тот самый люк, через который мы выбрались из подземного ада. Папа, который приехал вместе с нами, поминает дураков, до сих пор никак не озаботившихся о злосчастном спуске вниз. И действительно: укреплять периметр внешней защиты и напрочь забыть о тысячах тварей, засевших под ногами.
  - Этот мир погубит глупость и лень, - ворчит полковник и Зина, успокаивая, гладит его по плечу. - Самое обидное, что-мы-то делаем всё, чтобы эти долбоклювы остались живы, а вот им по-видимому, абсолютно похрен!
  - Всё в норме, - майор, который общался с местными, козыряет, после пожимает всем руки. - Байка, про утечку газа, наверное, будет работать до скончания мира.
  - Сколько там того мира осталось, - ворчит Зина. - Вы тут больше посматривайте, чтобы из дырки всякая нечисть не поползла, после того, как наши спустятся.
  - Сделаем, - майор смотрит на Папу, а после переводит взгляд на меня. Это - один из тех, кто в своё время вызволял меня из автобуса жаб. - Как здоровьечко?
  - Помаленьку, - отвечаю я. - Жить буду.
  - Эт хорошо, - отвечает майор и вновь смотрит на Папу. - Я продолжу?
  - Да, да, Петя, работайте, - у полковника звонит телефон, и он вытаскивает трубу. Смотрит на экран и лохматые брови ползут вверх. - Да, Константин Сергеевич, с добрым утром. Взаимно. Вашими молитвами. Как, повторите? К скольки? С чего такая срочность, вчера даже намёков не было? Ага, ага, понял. Добро, буду.
  Он прячет аппарат и сдвинув фуражку, чешет затылок.
  - Совещание намечалось на полдень, - говорит Папа в конце концов. - Сдвинули на полдесятого. Причём, звонил не Игорь, а почему-то зам самого. Что-то у меня свербит в одном месте. Дело нечисто.
  - Ты так всегда говоришь, - ворчит Зина, однако на её лицо ложится тень. - Поехать с тобой, поддержать?
  - Побудь здесь, - полковник внезапно целует Зину в щёку. - У меня реально хреновое предчувствие. Ну, если что-то пойдёт не так, ты знаешь, что делать.
  - Не маленькая, - Лец хмурится. - Ты там тоже без надобности грудью на амбразуры не бросайся.
  - Ребята, - Папа подходит к каждому и крепко жмёт руку. - Не знаю, что и сказать. Возможно, от вас сегодня реально зависит наше выживание на этом чёртовом шарике, а возможно и нет - не суть. Главное - возвращайтесь живыми и невредимыми. Возвращайтесь.
  - Сделаем, - говорит Федя. - Не сомневайтесь.
  Пока полковник идёт к машине, он ещё пару раз оборачивается. Неприятное ощущение сосания под ложечкой усиливается с каждым мгновеньем.
  - Только у меня хреново на душе? - спрашивает Надя и сообразив, что ответа не будет, кивает. - Ясно-понятно. Тогда - работаем.
  - Без твоего приказа не понятно было, - бормочет Егор. - Он по-прежнему выглядит сонным и не собранным.
  - Лёнь, - говорит Фёдор и машет рукой. - На пару слов.
  Мы отходим к стене дома и командир подбрасывает шлем на ладони. Такое ощущение, будто Молчанов не знает с чего начать. Настя и Надя глядят на нас, а Егор лениво пинает носком ботинка сухой лист.
  - Почему ты не сказал ни слова, про приглашение? - говорит Фёдор, в конце концов. - Какая информация пришла тебе? Должен же понимать, что важна самая малая зацепка.
  - А ничего не пришло, - Молчанов не выглядит удивлённым. - Что-то непонятное, про мою склонность к самопожертвованию и к тому, что завтра она потребуется. Это - всё, хочешь - верь, хочешь - нет.
  Молчанов думает. Потом кивает.
  - Сходится, - говорит он. - Если бы приглашение пришло от тебя, Папа заподозрил бы банальный контроль, уж очень плотно эта хрень засела в твоей башке. Змеюка эта твоя, Настя, права на все сто: с нами играет очень умный враг. И это очень хреново. Нас переигрывали уже не один раз, боюсь сделают и сегодня. Отсюда и дурные предчувствия буквально у всех.
  - Эй, девочки, - кричит Надя, - ещё долго секретничать будете? Третий звонок.
  - Звонок, да, - Фёдор трёт шлемом лоб. - Звонок, которого не слышишь, читал в детстве. Ладно, идём.
  Солдаты из поддержки, осторожно открывают канализационный люк и светят вниз мощными фонарями. Кто-то держит гранаты, кто-то целит в отверстие из Кочета, а подрывники готовят напалмовый заряд - на всякий случай. Фигово, если этот случай приключится, когда мы будем внизу - не останется и костей.
  Майор что-то по-быстрому обсуждает с Молчановым, и командир начинает спуск под землю. Следом собираюсь я. Вроде бы уже не первый раз мы идём на такое, а внутри сейчас странное ощущение. Ровно такое, как было, когда я первый раз нырял в прорубь во время крещения. Будем откровенны: тот случай не имел ничего общего с моими религиозными убеждениями - просто хотелось взять себя на слабо, проверить; смогу или нет. Смог, но ощущения, пока спускался по короткой мокрой лесенке - я вам скажу!
  Вот и сейчас, ровно такие же. И для полноты сходства с тем случаем, рядом стоит Настя и смотрит на меня. Да, я тогда специально пригласил её, чтобы уж точно не иметь пути к отступлению. Не мог же я облажаться на глазах любимой девушки? Вот и сейчас не имею никакого права, потому что все мои поступки будут на её глазах. И от меня зависит, вернётся ли она живой-здоровой на поверхность земли.
  - Ни пуха, пацаны, - говорит майор. - Ну, и девчонки, понятное дело.
  - С девчонок и надо было начинать, чёртов шовинист! - бормочет Надя, которая спускается следом за мной. - Выбить бы с вас всю эту дурь...
  - Развоевалась, - откликается сверху Егор. Ему предстоит спускаться последним. И уж потом сверху добрые люди опустят тяжеленный пулемёт. - Тоже не выспалась, что ли? Кто там тебя ублажал? Изменяешь Лёнечке своему любимому?
  Надя ворчит что-то непотребное о дураках вокруг, а Федя приказывает всем заткнуться. Тут я с командиром согласен на все сто. И не только из-за скользкой темы, но и потому, что настроение у товарищей какое-то странное: с одной стороны, все предчувствуют нечто плохое, а с другой стороны ощущается некая расхлябанность, несобранность, точно все до смерти устали.
  Впрочем, может быть, так оно и есть. И дело не в физической немощи: она запросто купируется дозой Сурка и той хренью, что колют мне. Дело тут скорее в моральном истощении: жить в осаде, ежеминутно ожидая, что обычный мир вокруг внезапно в очередной раз рухнет и уж теперь точно погребёт всех людей под обломками.
  Почему-то кажется, будто ступеней стало в несколько раз больше, чем во время подъёма. Или это потому что мы тогда спасались от опасности? А так, реальное ощущение, будто спускаешься к центру Земли. Даже интересно: на кой чёрт рыли такой глубокий колодец? Планировали устроить норы, типа тех, которые нарыл враг? Тот самый непринятый проект Стена?
  Ну, вроде бы почти спустились. Молчанов готовится спрыгнуть в пещеру и ждёт меня, чтобы его страховали. Вроде бы ничего не изменилось: тот же узкий проход, ведущий на высокую ступеньку. В пещере - полумрак, так что приходится светить фонарями, раздвигая почти материальную тень.
  Никого.
  С одной стороны - это хорошо: отодвигается необходимость расчехлять оружие. А с другой - мы же сюда пришли, чтобы получить какое-то сообщение, а не просто пялиться на пол и стены.
  - Осторожно, - говорит Молчанов и спрыгивает в пещеру. Ведёт стволом Кочета вправо-влево. - Ничего.
  Я тоже спрыгиваю и оглядываюсь по сторонам. Пока- через прицел штурмовой винтовки. Командир прав: небольшая пещера абсолютно пуста и чиста; исчезли даже следы недавней потасовки, точно кто-то тщательно убрался, после нашего ухода. Делюсь этой мыслью с Федей. Он хмыкает.
  - Или перед приходом, - говорит кум. - Торжественный приём, то-сё. Красной дорожки не хватает.
  - Не нужно ни красной дорожки, ни хлеба-соли, - наша компания увеличивается сразу на двух женщин. - Лучше пусть сообщат, что им нужно и отпустят восвояси.
  - Думаю, так просто не получится, - Настя опускает Иволгу. - Хотели бы просто сообщить - так бы и сделали. Им что-то от нас нужно. Или от Громова.
  Куда пойдём? - Надя светит сначала в один, из двух проходов, потом - во второй. - Чёй-то тут, по-моему, очень глубоко. Шмякнемся - костей не соберём.
  - А там мы уже были, - Молчанов кивает на второй выход. - Доберёмся до батута и дальше что? Будем прыгать, пока не запрыгнем?
  Я подхожу к дырке в полу, напоминающей большой колодец и смотрю. Свечу фонарём: та же темнота, без изменений. Балуюсь с режимами забрала - то же самое. Снимаю шлем вообще, под негодующее ворчание командира и ложусь на пол.
  - Уронил чего? - в пещере объявляется Егор. - Или рыбу ловишь?
  - Рыбка плавает по дну, - бормочу я, вглядываясь в темноту. - Не поймаешь ни одну. Нет, поймаешь. Думаю, нам - сюда.
  - Петух тоже много чего думал, - Молчанов ложится рядом. - Что ты там уже узрел? Табличку: Добро пожаловать, Леонид?
  - Типа того. Гляди, видишь: вон там светится. И свет точно обрезает темнотой. Похоже, что там есть ещё один батут и выход.
  Надя, которая успела присоединиться к нам, молча бросает вниз гранату, которую всё это время держала в руке. В свете фонаря видно, как металлическое яйцо летит вниз и на глубине полутора десятка метров ударяется о что-то невидимое. Несколько раз подпрыгивает и замирает на месте. Молчанов поворачивает голову и некоторое время безмолвно смотрит на Кротову.
  - Что? - спрашивает та. - Что опять не так?
  - Всё так, - Фёдор вздыхает. - Но пару секунд я очень опасался того, что швырнула её, чтобы рвануло погромче.
  - Что я, дура какая-та, - бормочет Надя, но без уверенности. Похоже эта мысль всё же посещала её голову.
  - Обезьяна с гранатой, - хихикает Егор и получает по рёбрам от успевшей подняться Кротовой. - Эй, на правду не обижаются!
  - Ладно, - пока они препираются, я подхватываю свой модифицированный Кочет-к и прыгаю вниз. Вслед доносится чей-то негодующий возглас, кажется - Фёдора.
  Полёт продолжается очень недолго, так что я не успеваю испытать даже лёгкого дискомфорта. В этот раз на мгновение словно прилипаю к невидимой поверхности и тут же мои ноги освобождаются от непонятного захвата. Понятно, чтобы долго не подпрыгивать; какие-то местные заморочки. Овальная дыра в половину моего роста светится жёлтым, и я ныряю туда, освобождая место для следующего прыгуна. Места вроде бы достаточно и для четверых, но вдруг прилетит аккурат на шею?
  Место, куда я попал и пещерой-то назвать язык не поворачивается: взаправдашняя комната, с каменными лавочками и подобием стола из того же коричневого камня. Стены - гладкие, бледно-голубого цвета. В ровной поверхности имеются прямоугольные ниши одинаковых размеров.
  - Напоминает учебный класс, - комментирует Молчанов из-за плеча и стукает меня ладонью по шлему. - Совсем страх потерял? Или я у вас здесь так, для вида? Не посмотрю, что кум, вернёмся - пойдёшь на губу.
  - Пойду, - соглашаюсь я. - А по поводу учебной комнаты...Да, похоже. Учебников не хватает.
  - Ума не хватает, а не учебников, - ворчит Надя, выныривая из проёма в стене. - Доколе будешь хренью страдать, друг мой разлюбезный? Когда-нибудь твои прыжки закончатся сломанной ножкой. В лучшем случае. И ножку эту я тебе сама сломаю.
  - Там, наверху они вроде как медитировали, - задумчиво говорю я, посматривая на ещё одно овальное отверстие, в этот раз прикрытое чем-то серебристым, - а здесь, что, учились? Какой-то развивающий центр? Бред!
  - Нет, не бред, - появляется Настя, - Долгое время мы недооценивали противника, считая, что мутанты опускаются после перерождения до животного уровня. Возможно, на первых стадиях, так оно и есть, а после...
  - А после проходят учебку и становятся типа нас? - хмыкает Надя. - Охренеть.
  - Что тут? - в дыре возникает дуло пулемёта, а чуть позже и его обладатель. - Во блин, на мою школу похоже. Только сиденья помягче будут.
  - Это там, где ты три букваря скурил? - уточняет Кротова. - Не думала, будто гамадрилы посещали школы. Ты хоть буквы знаешь, первобытное?
  - Отставить, - Молчанов поднимает забрало шлема и трёт лоб. - Не нравится мне эта тишина и пустота. Прошлый раз, куда не сунься - везде хозяева, а тут...
  - Скоро это изменится, - Михальчук успела повесить Иволгу на плечо и внимательно изучает экран на предплечье. - Впереди ментальная активность просто зашкаливает. Обычно такие показания можно снимать в густонаселённых городских кварталах.
  - Час пик, - вдыхает Фёдор. - Ну что же, пойдём, увеличим траффик местного мегаполиса. Оружие приготовьте, болтуны, а то, как я погляжу, у всех отпускное настроение.
  Серебристая поверхность оказывается чем-то, вроде упругой плёнки. Она сопротивляется нажатию, так что приходится доставать нож. Лезвие касается преграды, и она с тихим щелчком растворяется в воздухе.
  И тут же становится очень громко. Так, что все от неожиданности отодвигаются от проёма. Похоже, Настя оказалась права, и мы вот-вот окажемся посреди очень населённого места. Впрочем...Услышанное больше смахивает на ожесточённое сражение, чем на озвученный командиром час пик. Истошные вопли, ожесточённый рёв и удары. Очень много ударов и криков боли.
  - Нам точно туда? - Егору приходится повышать голос.
  - Туда, - Молчанов опускает забрало. - Держимся вместе, что бы не происходило. Огонь по обстоятельствам.
  Проход низкий и узкий, так что приходится почти ползти навстречу звукам яростного сражения. Командир ковыляет впереди, а я сразу же за ним.
  - Осторожно! - кричит Федя и сдвигается в сторону. - Тут - обрыв.
  Даже с предупреждением, я едва не оступаюсь и не валюсь с пятиметровой высоты вниз. Хорошо, что справа имеется выступ, на котором можем поместиться все мы. Что группа благополучно и делает. После этого смотрим, куда нас занесло и что происходит. С первым в общем-то всё понятно, а вот со вторым - не совсем.
  Находимся мы в большой пещере, плоский потолок которой светится красным светом. От эдакого освещения тут же начинают болеть глаза, поэтому я переключаю фильтр забрала, на более нейтральный режим, который не выедает гляделки. Пол тоже плоский, но кое где глаз цепляется за круглые воронки, напоминающие лунные кратеры. Или следы от взрывов, что больше похоже на правду, ибо вокруг дырок валяются неподвижные тела мутантов.
  Судя по всему, как убитые, так и ещё пока живые прибыли сюда из многочисленных отверстий в стенах пещеры. Ну да, они изрыты ими, почище швейцарского сыра и из проходов продолжают валить чёрные твари, вроде тех, которые вчера атаковали периметр. Большие злобные существа и можно только радоваться, что их ярость сейчас направлена не на нас.
  - Они что, бодаются между собой? - недоверчиво кричит Надя. - Чё за херня?
  Но так оно и есть. Напротив нас, у самой стены имеется пологое возвышение, переходящее в круглую плоскую площадку. Там находится немногочисленная группа мутантов серого цвета. Именно их и атакуют чёрные. Судя по грудам тел, прежде обороняющееся занимали большую территорию, а теперь их отодвинули практически к самой стене. Не ошибусь, если предположу, что серым осталось жить считанные минуты.
  - Добьём уцелевших? - деловито интересуется Хоменко и его агрегат начинает жужжать.
  - В своём уме? - Надя крутит пальцем у виска. - Глаза открой: видишь, сколько этих уцелевших?
  - Почему мы здесь? - бормочу я, всматриваясь в горстку ещё сопротивляющихся серых. Почему-то взгляд притягивается к этой горстке, так, словно...
  - Помоги, - доносится мысленный зов. - Спаси!
  Голос Матери настолько силён, что несколько мгновений я вообще ничего не вижу и не слышу, кроме него. Потом алая пелена, закрывшая мир, рассеивается и я мотаю головой. Шлем командира повёрнут забралом в мою сторону и через тёмную пластину я вижу глаза Молчанова.
  - Ты хрипел, - говорит Федя. - Что-то случилось?
  - Да, - я указываю стволом Кочета на сражающихся. - Нам нужно помочь серым. Срочно.
  - Это даже не безумие, - Фёдор качает головой. - Это - просто самоубийство, ты понимаешь? А главное: во имя чего? Я так понимаю, что именно там находится эта самая Мать-тьма и она просит тебя о спасении?
  - Да, - к чему скрывать?
  - И ты предлагаешь, ради твари, которая сделала тебя таким, рисковать жизнями наших товарищей? Лёня, с тобой сейчас всё в порядке?
  - Не ради неё, - я качаю головой и перехватываю винтовку поудобнее. - Ради меня.
  И прыгаю вниз. Высота достаточно большая, даже для моих модифицированных ног, поэтому приземлившись, падаю на бок и перекатываюсь, как учил инструктор по прыжкам с парашютом. Вслед несутся встревоженные возгласы товарищей. Им придётся пройти чуть дальше по уступу, там, где высота - метра два с половиной.
  Поднявшись на ноги, немедленно открываю огонь из Кочета. Стараюсь стрелять прицельно, потому как тварей очень много и на всех плюшек банально может не хватить. Что будет потом - стараюсь не думать. Как и о том, почему решил помочь своему врагу. Просто пришло понимание, что - это необходимо. Не знаю, может Мать вложила эту решимость в мою голову, а может она выкристаллизовалась за время общения с ней. Нет времени раздумывать.
  Пули по большей части попадают в головы чёрным; пока ещё есть возможность стрелять спокойно и прицельно. Кто-то из мутантов сразу валится на пол пещеры, а кто-то ещё некоторое время бежит вперёд и лишь после начинает дёргаться в конвульсиях.
  Всё, твари заметили, что их врагу прибыло неожиданное подкрепление. Да и попробуй не заметить, когда у меня над головой вовсю работает машинка Егора. Рёв пулемёта перекрывает крики чудищ, показывая им всем, кто главный на поле боя.
  - Придурок! - Надя опускается рядом со мной на колено. Филин в руках Кротовой хлопает без перерыва и мутанты, рванувшие в нашу сторону, едва не отлетают назад, получив заряд из дробовика прямиком в чёрную блестящую грудь.
  - Громов, отвечаю: по возвращении пойдёшь на гауптвахту, - в голосе Молчанова слышится холодная злость. - Реально, достал своими приколами.
  - У-ух! - кричит Егор сверху. - Как же я давно ждал этого!
  - Два дебила - это сила, - шипит Надя, вышибает кассету из дробовика и вставляет новую. - Выживу, посажу обоих голыми жопами на муравейник - вам должно ещё больше понравиться.
  Нам удаётся отбить первую волну, катившуюся к нам. Чёрные отступают, оставляя множество неподвижных тел. Вообще, пол пещеры сейчас не видно из-за чёрных и серых трупов. Главное, чтобы здесь не остался никто из наших.
  Серых, очевидно воодушевила помощь, и они тоже бросаются в атаку.
  - Идите к нам, - передаёт Мать. - Это ещё не конец.
  - Идём туда, - я киваю шлемом в направлении возвышения. - Вместе будет легче.
  С лёгким вздохом Молчанов отдаёт приказ, и группа медленно движется вперёд. Чёрные отступают к стене, некоторые прячутся в дыры, но заметно, что мутантов словно что-то подстёгивает идти в атаку. Они рычат, топчутся на месте и внезапно бегут к нам. Однако, сейчас, когда их не не так много, как в самом начале, нам легко удаётся контролировать ситуацию на поле боя. Короткие очереди и выжившие твари вновь бегут к стене пещеры.
  - А говорила-то! - Егор на ходу меняет ленту и щёлкает крышкой. - Та мне тут на десять минут работы и дело в шляпе!
  - Быстрее, - передаёт Мать. - Сейчас подойдут основные силы.
  Я пересказываю товарищам послание.
  - То есть всё это были цветочки? - спрашивает Надя. - Понятно, попробуем ягодки.
  Настя всё это время молчит. Не знаю, о чём она думает, за тёмным щитком вижу лишь её глаза.
  - Всё в порядке? - спрашиваю у неё. - Ты молчишь...
  - О чём говорить? - Михальчук проверяет магазин Иволги. - По крайней мере сейчас. Выберемся - поговорим.
  - Ты как будто в этом не уверена?
  Ответа я так и не получаю.
  Мы очень быстро двигаемся к возвышению, перепрыгивая через тела мутантов и стараясь не скользить на лужах чёрной крови. Её здесь столько, что хватило бы наполнить небольшой бассейн. Судя по состоянию трупов, схватка была яростной и бескомпромиссной.
  - Твои дружки на нас не накинутся? - спрашивает Надя на бегу. А то мы им помогаем, а они - нас за глотку и привет.
  - Не накинутся, - отвечаю я, сам не будучи уверен в сказанном. Гарантий безопасности мне никто не давал. А нет, уже дали, посоветовав не паниковать.
  Всё, мы на месте.
  Серых, на быстрый взгляд, осталось около трёх десятков и выглядят они весьма потрёпанно. Ну, при том, что вообще по мутантам не сразу поймёшь, в каком они состоянии. Здесь - сплошные взрослые особи. В костяной броне с длинными когтями на мускулистых лапах. Не Альфы, но что-то вроде. Все сторонятся нас и пытаются не встречаться взглядами. Мы тоже не торопимся целоваться в дёсны.
  - Ну вот и встретились лицом к лицу, - говорит Настя и смотрит куда-то за спины серых тварей. - Честно говоря, ожидала кого-то, крупнее.
  Ну да, Мать-тьма оказывается совсем крохотной, на две головы ниже меня. В отличии от своих подопечных она имеет нечто, вроде одежды - чёрная ткань без складок прилегает к совершенному женскому телу - никогда прежде не видел столь идеальных пропорций. Даже в такой обстановке, против своей воли, ощущаю возбуждение. На белом (да у Матери - бледная кожа) лице появляется улыбка. Ну да, моя голова же перед ней, как открытая книга.
  - Какой нам смысл выступать на вашей стороне? - Фёдор тут же берёт дело в свои руки. - Кроме явной опасности я не вижу ни малейших признаков выгоды.
  - Сегодня ваше селение будет захвачено, - Мать продолжает улыбаться. - Как и те два, о которых вы уже знаете.
  - Что значит: захвачено? - Надя отбрасывает забрало и враждебно смотрит на предводительницу мутантов. - Пусть попробуют!
  - Это не предположение, женщина Леонида, - Настя, которая тоже успела поднять щиток, щурится. - Это - объективная реальность, с которой вам придётся смириться. А от того, останусь ли я сегодня живой и свободной зависит, сумеете ли вы освободить своё селение. Даже более того, от этого зависит, наступит ли перелом в нашем противостоянии.
  - Перелом в вашу сторону? - уточняет Молчанов. По поводу захвата города командир не спрашивает.
  - Нет, будет ли достигнут паритет и сотрудничество или вас полностью уничтожат, как вид. Однако же, время для разговоров закончилось. Помните: я, для вас - ключ к выживанию человечества.
  - Много на себя берёшь, - ворчит Егор. - Вертел я такие ключи...
  Мать смеётся, но тут же обрывает смех и указывает рукой. Но и без её предупреждения мы слышим нарастающий рёв стремительно приближающихся монстров. Я говорил до этого о катящийся на нас волне из чудищ? Забудьте: вот это была настоящая волна. Да что там: истинное цунами! От стены до стены, полностью заполонив пещеру, к нам бегут сотни если не тысячи чёрных гадов.
  - Гранаты! - приказывает Молчанов. Чтобы перекричать вопли мутантов командиру приходится едва не кричать. - Из подствольников - залп!
  Под нарастающий вой пулемёта, хлопают подствольники Кочетов. Иволга Насти не имеет оного, поэтому Михальчук просто шпигует наступающих свинцом. Кажется, будто бегущих тварей невозможно остановить и наши усилия - что слону дробина. Гады перепрыгивают через упавших, бегут по ним, не обращая внимания на вопли погибающих под их ногами.
  Краем глаза вижу, что наши новоявленные союзники готовятся к рукопашной, поднимая когтистые лапы на уровень морд. Хреново, если дело дойдёт до такого: нас просто сметут.
  Всё, запас гранат исчерпан. Мы швыряем ручные и принимаемся шмалять из винтовок. До врага остаётся шагов тридцать - не больше. Кажется, нам так и не удалось чувствительно потрепать тварей, по виду их так и невозможно посчитать. Егор ставит последнюю ленту и орёт, что живым его не возьмут. Хм, кажется живыми нас брать никто и не собирается.
  - Это - последние, - сообщает Мать. - Держитесь.
  Винтовки лупят почти в упор. Надя отбрасывает пустой дробовик и вытаскивает Колибри. Пулемёт Егора тоже отработался по полной и Хоменко вынимает пистолет. В этот самый миг враг преодолевает последние шаги, разделяющие нас, и начинается безумие рукопашной.
  Бью прикладом и ногами, а после того, как кто-то вырывает винтовку из рук, работаю ножом. Повсюду чёрные оскалившиеся рыла и кривые когти, больше напоминающие небольшие сабли. От костюма летят клочья кевлара и пару раз мощно прилетает по шлему. Защитный щиток идёт трещинами и через секунду разлетается на обломки. Ну ни хрена: он же должен выдерживать попадание пули!
  Ножом по жилистой чёрной глотке1 А тебя - в глаз, выпученный от ярости. Ногой в мускулистый живот. А тебя - промеж ног, тут не до джентльменства. Нас теснят и довольно проворно. Вижу, как одному из серых отрывают голову. Твою мать, нас ожидает что-то вроде... Получай, гад! И ты, тоже!
  - Я помогу, - присылает Мать. - Дай войти...
  Не совсем понимаю, что она имеет в виду, но силы на исходе, поэтому тут не время строить недотрогу.
  - Валяй, - шепчу я, не слыша себя в воплях атакующих мутантов.
  Тело словно пронизывает сильный электрический разряд. Несколько мгновений не вижу ничего, кроме красивых ветвящихся молний, а после соображаю, что нахожусь в гуще чёрных и успел где-то потерять боевой нож. Однако, оружие мне и не нужно - я сам оружие. С одного удара проламываю череп уродливой твари, другой легко отрываю лапу и луплю ею по морде сразу двух чудищ, так что они отлетают прочь. Клыки клацают у самого лица, кто-то бьёт в живот, а ещё кто-то вешается на спину. Рычу, точно бешеный зверь и вращаюсь на месте, нанося удары во все стороны. Даже самому ощущается, насколько они выходят мощными, ломающими чешую на телах мутантов и кости под плотной кожей. Кое где тёмная шкура лопается и наружу летит густая чёрная кровь.
  Сквозь алый искрящийся туман перед глазами вижу, что врагов стало намного меньше, а те, что пока уцелели скорее стремятся убежать, чем продолжать атаку. Хлопают пистолетные выстрелы, радостно вопит Егор и что-то говорит Фёдор.
  - И-иху! - Кто-то вешается мне на шею, и я лишь в последний момент успеваю понять, что это - Надя. - Мы сделали это! Лёнечка, мы смогли!
  - Ф-фу, - дурында, - я выдыхаю. - Не делай так больше, чтоб я тебе случайно шею не своротил. Реально, плакать стану. Потом.
  - Он не шутит, - подходит Настя и внимательно смотрит через расколоченный щиток. - Видала, какая мясорубка на ногах?
  Только тут я с некоторым ужасом начинаю понимать, что успел натворить, пока Мать хозяйничала в моей башке. М-да, если бы она в тот раз серьёзно взялась за моих тараканов, пожалуй, ребят бы ничего не спасло. Вокруг меня - натуральные ГОРЫ чёрных тел. Причём среди трупов нет ни единого, более-менее целого. Не знаю, сколько потасовка продолжалась реально, но для меня всё прошло, точно пара минут.
  - Хорош! - Егор хлопает меня по плечу. - Если бы я так мог, я бы уже показал всем, кто в доме хозяин.
  - Я тут хозяйка, правда, Лёнечка? - Надя подмигивает. Настя криво улыбается, но молчит.
  Лишь Федя не радуется вместе со всеми. Он идёт к Матери. Из всего её эскорта уцелела лишь пара израненных серых, которые замерли по обе стороны от хозяйки. Молчанов прячет пистолет в кобуру и сняв шлем наклоняется. Видимо, чтобы взглянуть в глаза Матери. Та не торопится поднимать голову, а глядит куда-то за спину Молчанова.
  - Ты позвала нас вчера, - говорит командир. - Значит знала, что так будет? Или спровоцировала эту атаку к нашему приходу? Тогда - зачем?
  - А если и так, и эдак? - Мать наконец поднимает голову. На полных алых губах - широкая улыбка. - Человек, я умею предугадывать линии будущего и могу сама их направлять. В определённых границах. Но ты прав, я пришла сюда, как раз, перед вашим приходом.
  - Чтобы мы устроили это? - Фёдор поворачивается и указывает рукой на поле боя. Я ещё раз ужасаюсь количеству мертвецов, усеявших пол пещеры. Да, это враги, мутанты, но сколько же их полегло сегодня! И ведь когда-то они были людьми и возможно внутри ещё осталось что-то человеческое. Нет, теперь точно не осталось.
  - Нет, - улыбка становится саркастичной. - Для того, чтобы Леонид уничтожил это.
  Даже не повернувшись в ту сторону, куда указывает Мать, ощущаю, как по спине дерёт мороз. И лишь после слышу знакомые звуки: удары, напоминающие стук барабанных палочек. И вдруг начинает истошно рыдать младенец.
  - Что за чёрт? - вижу, как глаза Нади закатываются, а сама она падает на груду чёрных тел. - Эй!
  Настя медленно опускается рядом с Кротовой. Егор падает, подобно старому кряжистому дубу, а Фёдор некоторое время держится на ногах и даже делает пару шагов. По подбородку командира ползёт кровь из прокушенной губы. Всё, падает и Молчанов, замирая между тел мутантов.
  Плач ребёнка становится всё громче, как и удары барабанщика.
  - Познакомься, - тихо говорит Мать. Серые, что прежде стояли рядом с ней, тоже лежат на земле. - Мой ошейник и поводок. С рождения и до сегодняшнего дня. Очень надеюсь, что ты сумеешь разорвать нашу связь.
  Внутри меня всё трясётся, но не от страха, а так, словно кто-то неведомый пытается вывернуть тело наизнанку. Чертовски неприятное ощущение.
  Тварь, которую Мать назвала своим поводком, выглядит точно гигантский паук, тело которого больше лошадиного крупа. Шесть длинных лохматых лап несут чудище вперёд, издавая звук барабанных палочек. На бесформенном раздутом бурдюке чёрного цвета торчит крошечное тельце грудного ребёнка, отчего монстр выгляди особенно жутко. А самое страшное - открытая клыкастая пасть на сморщенном младенческом лице и чёрные мёртвые глаза, неотрывно глядящие прямо на меня. Временами гад открывает пасть во всю ширину и тогда я слышу плач ребёнка.
  - С ним я тебе помочь не смогу, - Мать внезапно отступает и прижимается спиной к стене пещеры. - Тут - сам. И помни то, чему я тебя научила. Пригодится.
  Ощущаю, как меня накрывает волной леденящего холода, отчего немеют руки и ноги, а сердце работает с перерывами. Колени трясутся, хочется рухнуть на пол и лежать без движения. Переде глазами пульсирует мрак, и я с трудом вижу чудище, до которого остаётся чуть больше двух десятков шагов. Чем больше я сопротивляюсь подступающему мраку и холоду, тем сильнее становится их натиск. Через пелену темноты замечаю, что паук поднимает две передние лапы. На конце каждой - что-то, вроде когтя, полметра длиной.
  Ну же, надо разорвать эту пакость и что-то делать, пока меня не проткнули насквозь! Ещё одно яростное усилие и слабость едва не валит меня на колени. Точно, как я мог забыть!
  Здесь нет никого и ничего, что могло бы сопротивляться. Пусть волны холода и марка катятся через пустоту, ничего не встречая на своём пути. Я - пуст, во мне нет воли к сопротивлению и вообще, меня здесь нет.
  Паук уже совсем рядом. И в тот миг, когда его когти наносят удар, я бросаюсь в сторону. Похоже, что доли секунды тварь пребывает в растерянности, потому как стоит неподвижно. За это время я успеваю вытащить клинок из ножен на поясе Нади и ещё раз прыгнуть. Теперь - вглубь пещеры, подальше от обездвиженных товарищей. Не хватало, чтобы во время нашей потасовки паук исколол их своими лапами.
  Плач младенца, в котором явственно ощущается недовольство. Тварь несётся ко мне с бешеной скоростью и стук барабанных палочек превращается в единую слитную дробь. Успеваю увернуться от удара в самый последний момент. Нет, не успеваю! Эта гадина бьёт не только передними конечностями, но и вообще всеми. К счастью, удар не когтем, а боковой частью лапы и меня лишь отшвыривает в сторону. Падаю на груду тел и сразу начинаю катиться. Времени подняться нет: паук непрерывно лупит когтями перед собой. Помогает то, что тварь постоянно застревает своим оружием в телах и вынуждена отбрасывать их в сторону.
  Чёрт возьми, мне нечего противопоставить этому неудержимому натиску! Всё, что я могу - уворачиваться, стараясь не поскользнуться на кровавой луже, коих вокруг - превеликое множество. И даже об этом я думаю какими-то отрывками, потому что все мысли заняты смертоносными когтями, которые бьют, едва не попадая в цель. Это - чудо, что меня ещё ни разу не задело!
  Но подобное чудо, полагаю, нервирует тварь, потому что она внезапно приседает на всех своих конечностях и взлетает в воздух. Мгновение и паук обрушивается на то место, где я только что был. Если бы я промедлил долю секунды, то получил бы сразу шесть проколов и уже был бы мёртв. Чудище разражается квакающими звуками, ничуть не напоминающими плач младенца.
  Возможно - это выражение крайней ярости, плевать. У меня наконец получилось вскочить на ноги и даже попытаться атаковать монстра. Не очень удачно, впрочем. Взмахиваю ножом, но тварь, стоящая ко мне боком, резко отдёргивает лапу, куда я целил и тут же наносит ответный удар. Коготь попадает по шлему и меня прокручивает на месте. В глазах плывут туманные кольца.
  Не дожидаясь, пока полностью приду в себя, прыгаю вперёд, под брюхо паука. Сам не понимаю, почему решил так сделать. То ли какое-то неожиданное наитие, то ли кто-то всё же немного помогает мне в этом поединке. Живот паука белый, напоминает тесто, поросшее жёстким чёрным волосом.
  Успеваю один раз полоснуть ножом, прежде чем, паук отбегает в сторону и два раза бьёт сразу четырьмя лапами. Один раз едва задевает нагрудную пластину, а один раз коготь пропарывает броню и вонзается мне в тело. Боль просто невыносимая и оскалившись я режу лапу твари. Брызгает чёрная кровь и кусок вражеской конечности остаётся торчать у меня из груди.
  Из раны во все стороны по телу распространится жгучая пульсация, как круги на воде, от брошенного в неё камня. Когда круги достигают головы, время останавливается. Вижу тварь, нависшую надо мной с лапами, изготовленными для смертельного удара. Пасть на сморщенном личике младенца оскалена и с клыков свисают клочья жёлтой слюны.
  Коготь упорно не желает выходить из раны, и я натужно хриплю, вытаскивая из себя посторонний предмет. Паук мало-помалу начинает двигаться. Когти опускаются всё ближе к моей голове. Ещё немного и они вонзятся.
  Выдёргиваю отрезанную лапу и почти не целясь, швыряю её вверх, в сморщенную физиономию чудовищного младенца. Потом вновь ныряю под брюхо чудища и вонзаю клинок в плотное тесто шкуры. Жму изо всех сил, вдавливая нож как можно глубже. Внезапно кожа гадины лопается и меня обдаёт фонтаном тёмной смрадной жидкости. Напор столь силён, что сбивает с ног и я не могу даже уползти, барахтаясь в потоке крови.
  Тварь визжит так, что закладывает уши и вдруг начинает оседать. Истекающее кровью пузо опускается всё ниже. Ещё немного и меня просто задавит. Цепляясь ногтями за трупы мутантов, ползу вперёд. Ни вижу ровным счётом ни хрена, потому что глаза залило чёрной вонючкой. Потом за спиной слышится тяжёлый удар и тела подо мной и вокруг подпрыгивают.
  Последний раз всхлипывает младенец и слышится одинокий удар барабанной палочки. Пытаюсь стащить шлем, чтобы очистить глаза, но пальцы скользят по крови и ни хрена не выходит. Потом слышатся чьи-то шаги, и кто-то снимает шлем с головы. Этот кто-то не один, потому что другой кто-то вытирает моё лицо, а третий помогает подняться.
  Невыносимо болит проколотая когтем грудь и по броне, среди тёмных пятен медленно ползёт красный ручеёк. Настя делает перерыв в обтирании лица и достаёт маленький блестящий пистолет инъектора. Колет прямо в рану и боль тут же начинает отступать.
  - Какую гадину увалил, - уважительно бормочет Егор, поддерживающий меня под руку. - Да ещё и в одиночку. Говорю же - это круть!
  Настя вновь молча вытирает мне лицо. В глазах Михальчук - медленно тающий испуг.
  - Это чудо, - едва слышно говорит Настя. - Ты и сам - чудо. Прости, но я без тебя не смогу дальше жить. Прости меня, пожалуйста.
  Надя подбрасывает мой шлем и качает головой. Ну да, мало того, что мне расколотили щиток, так ещё и разрезали прочный металл, точно консервную банку, а сам шлем смяли.
  - А если я буду не с тобой? - шепчу я Насте.
  - Я подожду, - бледные губы обозначают улыбку. - Рано или поздно, но мы будем вместе.
  Командир стоит чуть дальше. Он смотрит не на меня, а на Мать, которая очень медленно шагает в нашу сторону. У неё такой шаг, словно она идёт не по горам мёртвых тел, а по танцевальной площадке бального зала.
  - Красавица, ети, - сквозь зубы цедит Надя. - Усадила нас в лужу дерьма и рада.
  - Нисколько, - отвечает ей подошедшая Мать. - Понятие радости не входит в круг моих интересов.
  - А что входит? - интересуется Фёдор.
  - Целесообразность. Однако, понимание этого приходит с взрослением индивидуума, одиночная ли он личность или сборная, неважно. Вы же находитесь на самом раннем уровне взросления.
  - Поучи нас, - хмыкает Егор и ловко вынимает из ножен клинок. Так же ловко прячет его.
  - Со временем. - Мать кивает. - Если вы ещё будете существовать. Ну, об этом я уже говорила, не вижу смысла повторяться. Сейчас мне необходимо поговорить с Леонидом Громовым. С глазу на глаз. Вы же можете покинуть пещеру тем же маршрутом, которым сюда явились.
  - В смысле? - удивляется Надя. - А на вашем батуте как, прыгать станем?
  - Батут, как вы его называете, доставит вас наверх, но, - Мать кажется задумчивой, - на вашем месте я бы осталась здесь. Всё же вы оказали мне услугу, а благодарность за услугу - основа целесообразности.
  - Почему мы должны остаться? - спрашивает Егор. - Темнишь, зараза?
  - Нет, нисколько. Незачем. Наверху вас ожидают неприятности. Я же говорила: ваше селение будет захвачено.
  - Тогда нам точно наверх, - Молчанов вздыхает. - Но без Громова мы никуда не пойдём, даже не надейся.
  - Пойдёте, - в голосе Матери звучат жёсткие нотки. Кажется странным, что эта кроха смеет угрожать пятерым опытным бойцам, но она именно что угрожает, - Либо по собственной воле, либо я вас заставлю. Но мне этого сильно не хочется, поэтому надеюсь на ваше благоразумие. Могу успокоить: общаться с Леонидом мы будем недолго и никакого вреда я ему не причиню.
  - Лёня! - Надя берёт меня за руку, и я легко хлопаю её по плечу.
  - Всё нормально. Федя, не гони волну. Идите, я вас догоню. Надо же мне ещё на губе посидеть, которую ты обещал.
  Ещё некоторое время мы спорим, стоит ли доверять всяким... Всякая стоит рядом и делает вид, будто её это не касается. Потом внезапно внимательно смотрит на Настю.
  - Это ты, - говорит Мать. - Та, с которой мы имели дело? - Михальчук молча кивает. - Чувствую знакомый запах. Но мы с тобой сталкивались ещё раньше. Любопытно, нужно подумать.
  Наконец мы-таки приходим к общему мнению, что меня всё же не съедят и не украдут и вообще, я - взрослый мальчик, которого иногда можно оставлять один на один с посторонними женщинами. Последнее особенно подчёркиваю Надя и Настя, который, видимо, ощущают некий соревновательный интерес к Матери во плоти. У Егора, насколько я вижу, Мать, помимо враждебности вызывает ещё и несколько противоположные чувства, так что спокоен и объективен здесь лишь Молчанов.
  В конце концов командир забирает группу и взяв с меня обещание не задерживаться дольше, чем на пять минут, уходит из пещеры.
  - Я тебя представлял более, хм, чувственной, - говорю я, припоминая все свои видения. В том числе и то, где мы реально или нет занимались сексом.
  - А откуда тебе знать, какая я на самом деле? - Мать с неожиданной нежностью проводит по моей щеке длинными тонкими пальцами. - И тогда так было нужно, чтобы установить и упрочить нашу связь. Тем не менее, ещё ничего не кончено и возможно ты ещё узнаешь, какая я. Если останешься со мной навсегда.
  - Как же вас много, - я качаю головой, - тех, кто хочет, чтобы я остался именно с ней. А мне вот нужна только одна...
  - Об этом в другой раз, - лицо Матери становится спокойным и гладким, точно физиономия манекена. - Наверху вас всех поджидает засада и твои товарищи уже в неё угодили.
  - Что? - я хватаю ей за узкие плечи и встряхиваю. - Что же ты раньше молчала?
  - Я говорила -вы не слушали, всё, как обычно, - как-то получается так, что Мать стоит в стороне, а я хватаю руками воздух. - Успокойся, теперь этого не избежать. Остановить тебя я не сумею, да и не собираюсь. Пока в этом нет никакого смысла. Когда ты сумеешь освободиться, то поймёшь, что нужно делать и куда идти.
  - В смысле: пойму?
  - Вспомнишь то, о чём я говорила сейчас и что временно вырезала из твоей памяти. Ради этого я тебя и оставляла. А сейчас, наклонись.
  Не понимая, что она ещё от меня хочет, я опускаю голову и получаю неожиданно глубокий и крепкий поцелуй, от которого темнее в глазах. Когда прихожу в себя, рядом нет никого - только трупы мутантов и содрогающееся до сих пор тело гигантского паука.
  Всё, нет времен, нужно спешить на помощь друзьям. На бегу хватаю злосчастный шлем. В качестве защиты он уже практически бесполезен, но передатчик в нём ещё должен быть цел. Под землёй от него мало проку, но на поверхности можно будет связаться с кем-нибудь и попросить помощи. Твою мать, в какую ещё засаду могли угодить наши?
  Батут, стоит на него наступить поднимает меня наверх так плавно, как не смог бы ни один наш лифт. Двигаюсь почти прыжками, а на лестницу так и вовсе запрыгиваю. В наушниках появляется прерывистый гул, и я слышу чьи-то отрывистые голоса. О чём говорят непонятно, но в переговорах ощущаю гнев и непонимание. Потом начинают проскальзывать отдельные фразы. Вроде бы речь идёт о перестрелках. Перестрелках, с кем? С мутантами?
  В этот миг я поднимаюсь на поверхность. Первое, что вижу - лицо майора, провожавшего нас вниз. На лице - безграничное удивление. На мёртвом, мать его, лице! Майор убит, убит пулей в лоб и лежит в паре метров от люка. И убит не он один; вижу ещё тела: солдаты из группы поддержки.
  Поворачиваю голову. Наша группа. Все здесь. Стоят на коленях, уткнувшись головами в асфальт. Над каждым замер боец в странной чёрной одежде - прежде такой никогда не видел ни в Управлении, ни в армии. У всех в руках непонятные штуки, отдалённо напоминающие автомат и судя по тому, что эти фиговины приставлены к головам моих товарищей - это какое-то оружие.
  От всего происходящего путаются мысли, а тут ещё и ор в наушниках. Запросы о помощи, требования вызвать подкрепление и отчаянные вопли кого-то, попавшего под перекрёстный огонь. Нужно сосредоточиться. Сосредоточиться и попытаться войти в то состояние, когда мне удалось прикончить паука.
  - А вот и оно - средоточие зла. Даже не вздумай что-то делать, - слышится знакомый голос. Пётр Антонович Егоров собственной персоной. Человек, сломавший мою жизнь и укравший любимую женщину. Стоит за спиной Егора и целит ему в голову из Филина. - До меня уже дошла информация о твоих последних подвигах, поэтому постараюсь подстраховаться. Громов, вздумаешь баловать - твои друзья умрут, все до единого. Ну, а чтобы ты не подумал, будто я блефую...
  Сначала я даже не понимаю, что собственно происходит. Глухо кашляет Филин и Егор медленно опускается на бок. Опускается и больше не шевелится. У головы товарища появляется красное пятно, которое становится больше с каждым мгновением. Злобно рычит и царапает землю пальцами Надя, что-то кричит, повернув голову Молчанов. Чёрные бойцы прижимают их стволами к земле.
  - Выбирайся, живо! - командует Егоров и приставляет ствол Филина к голове Насти. - Быстрее, я сказал!
  Человек, до которого я так хотел добраться, чтобы разорвать собственными руками сейчас находится прямо передо мной. Один прыжок, и никто из чёрных бойцов не сумеет меня остановить. Я быстрее, чем кто-либо из них и единственное, что Егоров успеет сделать - это нажать на спуск. Нажмёт и Насти не станет.
  Человек, укравший мою жизнь и убивший товарища на моих глазах, вот он, совсем рядом...
  Я очень медленно поднимаюсь на поверхность. Внезапно все голоса в наушниках умолкают и наступает тишина. Что-то трещит и вдруг сквозь подушку безмолвия прорывается неожиданно чёткий голос Каролины:
   - Леонид Громов, - говорит девушка. - Леонид, ты слышишь меня? Я хочу предупредить...
  - Помоги мне, - выдыхаю я, глядя на чёрных, которые быстро бегут ко мне. - Спаси!
  - Что он там бормочет? - Егоров хмурит брови. - Снимите с него шлем. И в конце концов, найдите эту долбаную жидовку, пока она нам всю малину не обломала. Как вы, остолопы, вообще могли её упустить?
  Меня валят на землю, срывают шлем и ловко застёгивают браслеты на руках, заведённых за спину. Потом поднимают и бьют в лицо; раз, другой, третий, пока в голове не начинает всё кружиться. Ещё несколько ударов по рёбрам и меня тащат куда-то в сторону. Слышу крики Надежды. Сквозь кровавый туман вижу борт микроавтобуса. Меня забрасывают внутрь и закрывают двери. Ещё несколько ударов в живот и лицо, так что я почти перестаю соображать.
  Последней в угасающем сознании бьётся мысль, что следовало согласиться с предложением Матери.
  Потом эта мысль пропадает, а следом с ней исчезаю и я.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"