Мах Макс : другие произведения.

Авиатор

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.15*128  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вселенная бесконечна, и в этой беспредельности возможны практически любые из невозможных миров. В одном из них, в мире пара и летающих кораблей, живет авиатор Елизавета фон дер Браге. Наша история начинается с ее гибели в воздушном бою с польским крейсером-тримараном. Но смерть отважного пилота неожиданно оборачивается новой жизнью и для нее, и для девушки из иного мира - мира, где СССР недавно отпраздновал 90-ю годовщину Октябрьской Революции. И вот списанная по состоянию здоровья из Флота республики Себерия капитан 2-го ранга Браге принимает командование "Звездой Севера" - бригом искателей сокровищ, летающим под флагом Техасской республики. На дворе начало тридцатых годов, а приключения брига и его шеф-пилота разворачиваются в республике Себерия и ее столице Шлиссельбурге, в Немецких государствах и Венецианской республике, над Средиземным морем и в горах Атласа, над Сахарой и в джунглях африканского королевства Яруба. Добро пожаловать в мир Авиатора, скучно не будет!
  Макс Мах
  
  Авиатор
  Пролог
  1.
  - Что за спешка? - Лиза посмотрела через плечо на Линева и подняла бровь. Предполагалось, что выйдет завлекательно, но Линев не клюнул.
  - Сказали, аврал, - пожал он плечами и пошел рядом.
  - А у нас всегда аврал, - вклинился в разговор Куприянов. - Или пожар, или наводнение...
  - Еще революции случаются, - подсказала Лиза.
  - Случаются, - согласился Линев, бросив беспокойный взгляд через плечо. - И не все они социальные.
  - НТР тоже революция, - сказал, проходя мимо них Коган. - Научно-техническая, - и он скрылся в зале для заседаний.
  "Да, их всех, что - опилками накормили?" - подумала Лиза, входя вслед за Коганом.
  Народу вокруг длинного стола собралось немного. Максимум на половину сидячих мест.
  "Чрезвычайка? - удивилась Лиза, занимая место на дальней стороне стола. - А я тут причем? "
  Между тем, закрыли дверь.
  Во главе стола встал Кашемиров, обвел всех усталым взглядом и тихо сказал:
  - У нас окно и захват.
  - Окно? - подался вперед Линев. - Сколько? Когда?
  - 73 процента... - Кашемиров взял со стола пустой стакан и поднес ко рту, словно, собирался пить. - Первый раз за полгода... И такая удача!
  На боковом столике зазвонил телефон.
  - Да! - Кашемиров подхватил трубку нервным движением, прижал к уху, послушал, поднял взгляд. - Уже семьдесят девять.
  - Быстро растет! - кивнул Коган. - Похоже, пробой.
  - Пробой и есть, - подтвердил Кашемиров. - Если пузырь не сдуется, к ночи откроем портал и...
  - Вот черт! - вскинулся Линев. - Глеб Иванович, вы сказали захват? Локализованный или стохастический?
  - Удача! - Улыбнулся Кашемиров, растягивая толстые губы каким-то техническим движением. - Я же сказал, удача! Локализуется там, где Полынин видел вывеску "Русская книга".
  - Я готов, - встал Полынин.
  - Женщина, - остановил его Кашемиров. - Биологический возраст от двадцати пяти до тридцати. Так что пойдет Елизавета Борисовна.
  - Боитесь, не совмещусь? - сжал зубы Полынин.
  - Боюсь, что понравится, - отбрил Кашемиров. - А Елизавета Борисовна, - добавил через мгновение, не дожидаясь реакции Полынина, - если вы забыли Дмитрий Кириллович, в спецназе ГРУ службу проходила. Не вам чета.
  'В спецназе ГРУ? - удивилась Лиза. - Ну, можно сказать и так...'
  Вообще-то она там действительно служила. Инструктором по выживанию... Но спецназ ГРУ? Звучит впечатляюще, однако, не про нее.
  - Готовы, попробовать? - спросил Кашемиров, начиная хмуриться.
  - Попробовать? - оторопела Лиза, не зная, что и сказать.
  - Такой шанс! - вздохнул Линев, а Лиза подумала, что быть инженером-электриком ничуть не менее почетно, чем долбаным разведчиком.
  - Я готова!
  - Вот и чудесно! - с видимым облегчением улыбнулся Кашемиров. - Приступаем!
  
  ***
  Качнуло. Резко и сильно. Слева направо, и еще раз, но уже в обратную сторону. Лиза открыла глаза, и навстречу ей ударило солнце. Ошеломило внезапностью, оглушило мощью, и рвануло вдруг, убегая куда-то вниз.
  "Продольное вращение... Что?"
  Земля встала дыбом. Нечеткая, невнятная картина. То ли снег и черный лес, то ли просто негатив. Черное и белое. Монохром...
  И снова солнце. Клок голубого неба, стремительно проваливающегося вниз, и взлетающая над головой земля.
  "Русские горки? Двойной луп?"
  Лиза ощутила волну вибрации, мощный толчок вдоль осевой линии, как если бы тормознула со всей дури на полном ходу. Земля ушла вниз, уступая место небу и солнцу, и... Перед ней открылся вид на какую-то огромную и напрочь незнакомую конструкцию. Нечто вроде тримарана - вид из-под воды, - покрытого белыми и голубыми пятнами, а в следующее мгновение откуда-то оттуда, сверху вниз, на нее обрушился шквал огня...
  
  ***
  Жаркая тьма. Холодный мрак. Боль. Багровые всполохи и тяжкий гул. Вспышки звезд. Вопли сирен. И снова боль, жар и душный мрак...
  
  ***
  Она проснулась от боли. То ли неловко повернулась во сне, то ли еще что, но правое плечо пронзило такой болью, что Лиза даже вскрикнула. Словно раскаленная спица прошла насквозь, через мышцы и кости... через все!
  - Ох! - выдохнула Лиза и открыла глаза.
  - Леопольд Карлович, скорее! - крикнул кто-то испуганным голосом. - Она очнулась!
  "Очнулась? Кто?" - Лиза хотела повернуть голову, но добилась только приступа тошноты. Сжало виски, потолок поплыл, и горькая волна желчи подступила к горлу.
  - Тэкс! - в поле зрения появилось лицо, не узнать которое было просто невозможно. Профессорская бородка клинышком, седые волосы, прищуренные светлые глаза за круглыми стеклами очков...
  "Доктор Айболит..."
  У него даже шапочка медицинская - насквозь старорежимная - на голове имелась.
  - Тэкс, - сказал неведомый Леопольд Карлович, вглядываясь в Лизу. - Ну, и как оно Там?
  - Там? - голос звучал хрипло и тихо, но, судя по ощущениям, это был ее собственный голос.
  - А где? - усмехнулся "доктор Айболит". - Или не помните? Вы вообще, что последнее помните?
  - Небо...
  - Уже хорошо! - похвалил доктор. - А как вас звать, помните?
  - Ли... Лизой.
  - Лиза! Неплохо. А по батюшке?
  - Борисовна...
  - Не говори глупостей, Лизка! - встрял откуда-то слева раздраженный женский голос. - Елизавета Борисовна, это бабка твоя, царствие ей небесное! А ты Аркадиевна! Ар...
  - Надежда Федоровна! - укоризненно покачал головой Леопольд Карлович, глядя куда-то поверх головы Лизы.
  - Молчу!
  - Вот и помолчите, пожалуйста! Итак! - посмотрел он на Лизу. - Борисовна или Аркадиевна?
  - Не знаю... - растерялась Лиза. Она, и в самом деле, вдруг засомневалась: Аркадиевна? Борисовна?
  "Бог весть!" - Голова была тяжелая, мысли - неповоротливые, медленные, неловкие.
  - Ладно, - не стал настаивать добрый доктор. - Не помните, и Бог с ним! А что у нас с фамилией?
  - Берг.
  - Это по матери! - снова влез давешний голос.
  - Вот видите, госпожа капитан-лейтенант! - улыбнулся Леопольд Карлович. - Можете, если хотите! Теперь давайте вспомним вашу настоящую фамилию!
  "Капитан-лейтенант?! Он что издевается?"
  - Вы издеваетесь? - спросила прямо.
  - Отнюдь! - улыбнулся доктор. - Всего лишь проверяю вашу память. После таких травм, знаете ли...
  - Я что упала? - попробовала вспомнить подоплеку событий Лиза.
  - Можно сказать и так! - кивнул доктор. - Какой нынче год, помните?
  Лиза хотела было ответить, но осеклась. Она точно знала, что год на дворе девяносто первый, если считать от Революции, как принято в СССР, ну, или две тысячи восьмой от Рождества Христова, но неожиданно почувствовала - говорить об этом не стоит.
  - Не помню, - сказала вслух, надеясь, что доктор не сочтет ее полной дурой. - Сколько времени я?..
  - Долго, - вздохнул Айболит.
  - Можно точнее?
  - Семь месяцев...
  - Сколько, сколько? - не поверила Лиза.
  - Семь месяцев, - грустно улыбнулся доктор. - Но давайте будем оптимистами! Все-таки не семь лет!
  "Это уж точно! - согласилась с ним Лиза, стремительно проваливаясь в сон. - Но отчего мы все время говорим по-польски?"
  
  ***
  Проснулась уже вечером, хотя и не знала, в тот же день или в какой-то другой. Однако же факт - освещение изменилось. В комнате, вернее, в больничной палате - ведь она наверняка находилась на лечении, - сгустились сумерки. Свет исходил откуда-то слева. Теплый. Электрический. Похоже, настольная лампа.. Лиза повернула голову, борясь со слабостью и болью, посмотрела.
  В кресле рядом с кроватью, забравшись в него с ногами, сидела молодая светловолосая женщина, читала книжку. И лампа нашлась. Стояла на тумбочке. Массивная, незнакомой конструкции, под персиковым абажуром.
  - Проснулась? - женщина спросила, даже не повернув головы.
  Голос показался Лизе знакомым, но прошло несколько секунда, пока она не вспомнила. Судя по всему, это была та самая женщина, которая взялась ее давеча поправлять.
  - Надя?
  - Значит, меня все-таки помнишь... - женщина отложила книгу и посмотрела на Лизу. - Это ничего, если я не буду устраивать истерику?
  - А ты умеешь? - Лиза уже поняла, что, как это ни странно, их - ее и эту совершенно незнакомую ей Надежду Федоровну, - связывали давние и весьма близкие отношения. Родственница? Подруга? Сослуживица?
  "Сослуживица!"
  Воспоминания упали на нее, как обвал, и едва не раздавили своей тяжестью. Лиза вспомнила, кто она и откуда, как вспомнила и то, как "пошла" на задание. У них был прорыв и захват, и локализованная женщина лет двадцати пяти - тридцати, в подсознание которой Лиза должна была нырнуть, чтобы увидеть чужими глазами один из миров, лежащих "за стеной". Термин дурацкий, разумеется. Тем не менее, как-то прижился, и даже перекочевал из рабочего жаргона в документы.
  "За стеной!"
  До Лизы на "ту сторону" - еще один идиотский эвфемизм, - ходили всего несколько человек, но самым успешным оказалось хождение Полынина. Он минут двадцать боролся с подсознанием на редкость негостеприимного реципиента, но все-таки "прорвался" к зрительному каналу и увидел городскую улицу, людей, одетых по европейской моде двадцатых годов, какие-то незнакомые машины, - Полынин утверждал, что навстречу ему ехал по проезжей части огромный локомобиль, - многоэтажные каменные дома, магазины, рестораны... К сожалению, он ничего так и не услышал, и поэтому не мог сказать, на каком языке говорили окружающие его люди, но утверждал, что все вывески были написаны латиницей, хотя и на каком-то явно славянском языке. Все-таки, прежде чем подсознание реципиента обнаружило и выдавило "подселенца", - а так, в конце концов, случалось до сих пор со всеми "разведчиками", - Полынин успел увидеть одну вывеску на кириллице. "Русская книга". И окно закрылось.
  Вообще, технология "внедрения" оставляла желать лучшего. Новое дело, недостаточно исследованная область, да и техническая база в Институте была так себе. Тем не менее, группа профессора Константинова свой хлеб ела не зря. Энтузиасты! Работали день и ночь, и лабораторными методами выяснили немало интересного по поводу взаимоотношений реципиента и "трансплантата". Так что, когда Лиза "нырнула в никуда", она твердо рассчитывала на окно длительностью от получаса до часа. Предполагалось, что в отличие от Полынина ей удастся "совместиться" и не только увидеть, но и прочувствовать чужой мир. Может быть даже, взять контроль над телом. Пусть ненадолго, но все-таки взять. На минуту, две... Но семь месяцев?! И еще эти слабость и боль?!
  "Я что, застряла?!"
  - Лиза? - встревоженно спросила Надежда, вставая из кресла и наклоняясь над кроватью.
  - Ох, да! - "очнулась" Лиза. - Извини! Я долго спала?
  - Четыре часа, - бросив взгляд на часы, ответила женщина.
  - Надя, я... - несмотря на слабость, соображала Лиза на редкость быстро. Не то, чтобы на нее "снизошла божественная ясность", но и туман, застилавший сознание, умалился и растаял. - Я...
  - Ты! - подсказала женщина.
  - Я ничего не помню! - решилась Лиза, словно бросилась в полынью.
  - Но меня-то ты помнишь? - нахмурилась женщина.
  - И тебя не помню, - призналась Лиза. - Твое имя назвал врач, вот и все.
  - Совсем ничего?
  - Совсем!
  - Адрес? Звание? Имя мамы? - начала перечислять Надежда. Держалась она, на удивление, хорошо. Не растерялась. Не запаниковала. Не впала в истерику. - Петра помнишь?
  - Не помню! Звание доктор назвал... Леопольд Карлович.
  - Профессор.
  - Что?
  - Леопольд Карлович Ахо - профессор военно-медицинской академии.
  - Не знала... А где я служила?
  - Значит, совсем ничего?
  - Ничего!
  - Это плохо! - покачала головой женщина. - На флот, конечно, в любом случае, не вернут. Но, если признают невменяемой, о личной свободе и правах собственности забудь!
  - Что же делать? - почти искренно растерялась Лиза.
  - А я на что? - подняла бровь Надежда. - Ты вон семь месяцев в коме пролежала, пришла в себя и сходу запомнила и меня, и профессора, и звание. Значит, голова-то работает!
  - Ну, возможно... - неуверенно признала Лиза.
  - Хорошо! - кивнула женщина. - Тогда не станем терять времени! Пить хочешь?
  - Хочу!
  - На вот! - протянула Надежда поильник. - Клюквенный морс, сама знаешь! Или нет? Ну, все равно, пей, и за дело!
  - Значит, так,- сказала Надежда, когда поильник вернулся на свое место на прикроватной тумбочке. - Ты Елизавета Аркадиевна Браге. Баронесса и капитан-лейтенант флота, чем обычно и гордилась немерено. Званием, а не титулом, хоть ты и родственница, пусть даже дальняя, датским Браге, а значит, и самому Тихо. Мать - Антонина Павловна, урожденная Берг, отец...
  
  ***
  Учились, сколько хватило сил. Но и то правда, утомляемость зашкаливала, и Лиза то и дело вынуждена была прерываться на отдых или вовсе задремывала. Но когда утром рядом с ее кроватью объявился средних лет подтянутый "доктор", Лиза была уже готова и в грязь лицом не ударила.
  - Итак, - сказал доктор, назвавшийся Иваном Христофоровичем, и раскрыл блокнот, - давайте, Елизавета Аркадиевна, проверим немного вашу память.
  - Давайте, - согласилась Лиза. - Только недолго. Я быстро устаю.
  Голос все еще не восстановился. Звучал тускло и сухо, слабый и прерывистый, так что на самом деле Лиза и не говорила вовсе, а как бы нашептывала, то и дело, теряя при этом дыхание.
  - Вы, простите, с какого года? - спросил, тогда, подтянутый доктор.
  Ох, знала Лиза таких почетных чекистов из Первого отдела, и голос такой - вкрадчивый, - пару раз в жизни слышала. С этими не ошибешься. Что там, что здесь, из одного полена струганы!
  - С девяносто девятого, - сказала она вслух, хорошо усвоив с вечера "основные вехи".
  - То есть, вам сейчас двадцать девять лет?
  - Нет, Иван Христофорович, - не согласилась Лиза. - Мне сказали, я в коме семь месяцев пролежала. Стало быть, мне сейчас тридцать. День рождения как, раз в январе был.
  - А в армии с какого года? - ничуть не смутившись, продолжил расспрашивать "доктор".
  - На службе с четырнадцатого, но не в армии, а на флоте. Есть разница.
  - Считаете флотских круче? - прищурился Иван Христофорович.
  - А тут и считать нечего! - отрезала Лиза, вживаясь в образ. - Это все признают.
  - Допустим, - кивнул "доктор". - Вы где живете?
  "Интересный вопрос..."
  - Когда где! - если бы могла, пожала бы плечами, но правое плечо ломило не по-детски, да и голову лучше было оставить в покое. - Иногда на базе, иногда на борту. Но вы, верно, имеете в виду мой официальный адрес. Тогда, Шлиссельбург, Смолянка, дом Корзухина, двенадцатый этаж.
  - Вам принадлежит весь этаж?
  - Да, - подтвердила Лиза, - но мои апартаменты именные. Просто "Браге", без номера.
  - Дорогая собственность.
  - По наследству досталась.
  - От родителей?
  - Нет, от дяди - брата отца.
  - От Андрея Николаевича?
  - Нет, возразила Лиза, - от адмирала Дмитрия Николаевича Браге. И вот, что, доктор. Хочу сразу же прояснить. Я знаю, чем отличается опросник психиатра от допроса контрразведчика. А вы даже не флотский, а кирза паршивая! И звание у вас, наверняка, невысокое. Что за притча? Я только из комы вышла, а вы ко мне с допросом? Я старший офицер, между прочим, и по званию равна армейскому штаб-майору. К тому же, как мне сообщили, награждена Полярной звездой! Хотите, напишу жалобу адмиралу Георгиевскому?
  - Э! - опешил "доктор". - Я...
  - Пошел вон, гаденыш! - прошипела по-змеиному Лиза, благо, что на ор сил все равно не нашлось. - И чтобы духу твоего здесь больше не было! Выблядок!
  "Кто? - не поверила Лиза своим ушам. - Выблядок? Я и слова такого..."
  Но нет! Знала, разумеется. Вот только не употребляла никогда. Но это полдела. А дело в том, что все здесь отчего-то говорили по-польски.
  
  ***
  - Вот же, тварь! - вспылила Надежда, когда Лиза рассказала ей о визите подтянутого "доктора".
  У Нади были дела в городе, но ближе к вечеру она появилась в палате и, продемонстрировав Лизе огромную сумку, сообщила:
  - Апельсины, клюквенный морс, шоколад и все твои семейные альбомы!
   - Мне твердую пищу нельзя... - вздохнула Лиза. - Пока...
  - А мы понемножку! - возразила Надя. - Шоколад из Антверпена! Хороший! Я тебе его сейчас растоплю, попьешь горячим!
  Вот тут Лиза ей все и рассказала.
  - Вот же тварь!
  - Ну, я ему так и сказала.
  - Что тварью назвала? - улыбнулась Надя.
  - Нет, - попробовала усмехнуться в ответ Лиза, - выблядком!
  - Ох, Лизка! - рассмеялась Надежда. - Узнаю любимого пилота!
  И как-то так она произнесла слово "любимый", что Лизу даже озноб пробил.
  - Мы?.. - спросила осторожно, сама еще не твердо зная, о чем спрашивает.
  - Было дело! - улыбнулась Надежда. - Но давно, и неправда. Ты Петра встретила. На этом все и закончилось.
  Не то, чтобы Лиза не знала, что некоторые женщины любят других женщин, но в СССР об этом как-то не говорили никогда. О педерастах, да. А о таких - нет.
  - А теперь?
  - Лиза, мы с тобой кузины и самые близкие подруги. Ты мне, а я тебе. И все эти "глупости" ничего изменить не могут. Ты вышла замуж, я в другую влюбилась... Все путем!
  - Так я замужем? - ужаснулась Лиза.
  - Уже нет! - покачала головой Надежда. - Ты же видишь, ни он, ни Гринька - сукин сын, и носа не кажут.
  - А ведь это Гринька, ублюдок, на тебя контрразведку натравил! - сказала через мгновение. - И как я сразу не сообразила?! Ведь, если ты не дееспособна, титул и все прочее к нему перейдут. Вот же урод!
  - А кто он мне? - спросила Лиза, начиная понимать, что просто ей здесь не будет.
  - Хороший вопрос! - кивнула Надежда. - Сейчас я тебе его покажу незаконнорожденного! Дай только, сварю шоколад...
  
  ***
  Григорий Берг - Лизин единоутробный брат, - объявился уже на следующий день.
  - Помяни черта! - Едва не сплюнула Надежда и демонстративно отошла к окну.
  - Может быть, оставишь нас наедине? - холодно поинтересовался высокий статный военный, провожая ее взглядом.
  - Обойдешься! - огрызнулась, не оборачиваясь, Надежда.
  - Я могу позвать санитаров! - сообщил подполковник, голос его звучал сухо, почти равнодушно.
  "Подполковник Берг!"
  О звании своего братца Лиза знала только от Надежды. Погон Григория ей было не рассмотреть, да если бы и смогла! Знаки различия здесь, верно, были не такими, как в ее СССР.
  - Прекрати говорить глупости, Гриня! - вмешалась она в бессмысленную перепалку, отметив мимоходом, что, войдя в палату, Григорий на нее даже не посмотрел. - Переходи к делу, если тебе есть, что сказать, и выметайся!
  -О! - обернулся к ней Берг. - Значит, ты, и в самом деле, очнулась! Мило.
  - И не надейся! - Сейчас Лиза видела, все, что рассказала ей об этом говнюке Надежда, истинная правда. Такие вещи открываются в интонациях, во взгляде, в манере держаться, в мимике и жестах. Такое ни с чем другим не спутаешь!
  - Тем не менее, я хотел бы обсудить вопрос твоей дееспособности... - сказано спокойно, без ажитации, как если бы смертный приговор зачитывал.
  - Опекуном хочешь стать?
  - Ну, я, в любом случае, твой ближайший родственник, - пожал плечами Григорий.
  - Уже нет! - зло усмехнулась Лиза, хотя, казалось бы, ей-то какое дело?! Он ей не родня, она вообще здесь чужая. Но и ее, что интересно, взяло за живое.
  - Ох, милая Лиза! - казалось, торжество зажжет, наконец, улыбку на этих красиво очерченных губах, но нет! Не дано. - Любое твое нынешнее распоряжение может быть оспорено в суде...
  - Поэтому я сделала все распоряжения заранее.
  - Что ты имеешь в виду? - поднял бровь Григорий.
  - Гриня, милый! - через силу улыбнулась Лиза, - я оставила завещание, и в нем ясно оговорено, что ты мне не родственник, а обычный ублюдок. Мать моя, царство ей небесное, женщина была, в целом, неплохая. И меня любила. По-своему. Но блядь, и этих слов из песни не выкинешь. А отец твой, Гриня, и того хуже. Это ж надо быть таким уродом, чтобы прижить ребенка от собственной сестры?! Так что, милый, - подчеркнула она обращение, возвращая его Григорию, как фальшивую монету, - ты не только ублюдок, но еще и выродок!
  - Это грязные сплетни! - поморщился Григорий. - Мой отец...
  - Гриня, - остановила его Лиза, - к моему завещанию приложены письма нашей общей матушки, и они недвусмысленны. Так что, утрись! Ты мне никто и никогда никем не станешь, и не потому, что мать тебя отцу в приданное принесла, а потому что ты всю жизнь ведешь себя, как поганец. И сейчас тоже! А опекун, если понадобится, у меня уже есть. Надежду Федоровну ты ведь знаешь? Вот с ней и будешь иметь дело, если до этого дойдет!
  
  ***
  Проснулась ночью. Лежала без сна, слушая, как заполошно колотится сердце. Лежала, уставившись в залитый лунным светом потолок, и ощущала, как захватывает душу тоска. Холодная, безысходная, словно стылая бесплодная земля, на которой не выжить. Да и не надо, потому что, чем так жить, лучше умереть.
  К ней, наконец, пришло осознание случившегося. Сейчас, ночью, на этой больничной койке, Лиза вдруг с предельной ясностью поняла, что напрочь и надолго, - а скорее всего, навсегда - отрезана от своего мира. Вырезана из него. Вычеркнута, потеряв и себя, Елизавету Борисовну Берг, какой саму себя знала и ощущала, - и какой знали, видели и ощущали ее все вокруг, - и сам тот мир, в котором родилась и до сих пор жила. Ничего не осталось. Ни облика, ни места, ни друзей, ни близких. Никого и ничего, кроме испуганного сознания инженера-электрика Елизаветы Борисовны Берг, запертого в чужом немощном теле, в чужом незнакомом мире, среди чужих незнакомых ей людей.
  Что с ней случилось? Как такое могло произойти? Все это казалось безумием, бредом, ночным кошмаром, но, увы, не привиделось, не пригрезилось, а происходило с Лизой на самом деле. Похоже - и это была пока единственная рабочая гипотеза, - она "подселилась" к реципиенту не в самый подходящий момент.
  "Оказалась в неудачном месте в неудачное время..."
  Со слов Нади - и из принесенной подругой статьи в газете "Шлиссельбургский курьер", - Лиза уже знала, что капитан-лейтенант Браге была пилотом штурмового коча, - чем бы эта штука ни была на самом деле, - и во время вооруженной провокации поляков в районе Опочки атаковала их крейсер-тримаран. Поступок героический, разумеется, но одновременно самоубийственный, поскольку не оставляет пилоту одиночного штурмовика никаких шансов на выживание. Так и случилось. Лиза смутно помнила вид на тримаран снизу, и ощущение полета, и ленты трассеров, стремительно развертывающиеся ей прямо в лицо... И это не сон, а жизнь. Объективная реальность, данная нам в ощущениях. По факту, Елизавета Браге прорвалась сквозь заградительный огонь, поразила - из пушки или пулемета - правый корпус тримарана, вызвав детонацию боезапаса на нижней артиллерийской палубе, но и сама была буквально расстреляна в упор кинжальным пулеметным огнем. Как все это выглядело на самом деле, Лиза представляла себе в самых общих чертах, так как не знала, ни что такое этот чертов крейсер-тримаран, ни как выглядит этот ее штурмовой коч. В голову приходили лишь образы из фильмов про войну с немецкими фашистами. Одинокий истребитель с красными звездами на крыльях, атакующий идущие строем немецкие бомбовозы. Что-то такое. Но реальность, наверняка, была куда причудливее.
  Однако, так или иначе, штурмовик капитан-лейтенанта Браге был сбит и, разваливаясь на части, упал на окраине села Орлово. Там ее и нашли. Надя сказала, сначала подумали - мертвая. Но она неожиданно ожила и начала дышать. Остальное в сжатом пересказе из вторых уст выглядело знакомо и оттого, наверное, понятно. Эвакуационный транспорт, госпиталь в Пскове, затем еще один, в Ниене, - где бы ни находился этот неизвестный Лизе город, - и, наконец, Шлиссельбург, где она - но уже не та, что прежде, а нынешняя, - очнулась от комы и открыла глаза всего лишь несколько дней назад.
  Когда же произошел обмен? Лиза полагала, что именно тогда, когда одна женщина умерла, а другая начала дышать. Одна умерла, другая воскресла. Такой поворот многое объяснял. Хотя вполне мог оказаться пустой идеей, высосанным из пальца пустяком...
  
  ***
  В следующие несколько дней никто Лизу не тревожил: ни Гриня - сукин сын, ни Петр, которому, слава богу, было нынче не до своей бывшей жены. Со службы, правда, через лечащего врача вежливо поинтересовались, когда и в каком составе ее можно будет навестить, но Лиза эту робкую попытку убила на корню.
  - Виктор Павлович, - сказала она доктору Егоршину, - вы же не только мой лечащий врач, вы еще и молодой мужчина. А теперь посмотрите на меня и скажите, только честно, стоит мне нынче принимать гостей, или ну их?
  Доктор посмотрел, кивнул и, ничего к этому не добавив, ушел.
  Лизу оставили в покое. Даже Надя исчезла, сославшись на форс-мажор в ателье, а с персоналом - со всеми этими нянечками, милосердными сестрами, докторами и фельдшерами, - Лиза старалась вести себя предельно сдержанно. Лишнего не говорила, предпочитая молчать везде, где это было возможно. Зато слушала внимательно, - людей и радио, - смотрела по сторонам, читала газеты и журналы, старалась понять увиденное и услышанное, систематизировать, запомнить. В общем, училась, и при этом изо всех сил старалась себя не жалеть. Получалось, впрочем, плохо. Особенно ночью, когда слезы не только подступали к глазам, но и текли из них потоком, стоило лишь вспомнить, кто она на самом деле, и что с ней произошло.
  Себя было жалко до безумия, местную Лизу, впрочем, тоже. Судя по фотографиям, Елизавета Браге была высокой стройной женщиной. Не красавица, но скорее симпатичная, чем наоборот. Вернее, не так. "Симпатичная" - это не про нее. Эта женщина-пилот была интересная. Умная и с характером. Авиатор, герой... И все, что от нее осталось, это тело, в котором жила теперь другая женщина, от собственного тела которой не осталось ничего. Это Лиза поняла не сразу, но со временем разобралась. Разумеется, физика процесса была ей известна лишь в самом общем виде, но и этого достаточно. При "захвате" происходит синхронизация двух временных потоков, и значит, пролежав в коме семь месяцев здесь, там она, скорее всего, просто умерла.
  "Или нет..."
  
  ***
  В понедельник разрешили вставать с кровати, и целых пять минут выгуливали по палате. Теснота не мешала, наоборот - пугали расстояния. Ноги были слабые, с трудом выдерживали вес исхудавшего тела, и никак не желали идти. Однако, не зря говорится, что упорство и труд все перетрут. Лиза старалась изо всех сил. Потела, сходила с ума от тоски и боли, но все равно шла. Шаг за шагом - ведь капля камень точит, - вздох - выдох, усилие и еще одно. Прошла метр, осилила другой. Добралась до двери и упала в объятия Надежды.
  - Молодец! - похвалила та, волоча Лизу обратно на кровать. - Пять минут отдыха, и вперед!
  Напоила морсом - брусника с морошкой, - рассказала, как сдавала вечернее платье кинодиве Анни Кингисепп, и снова подняла на ноги. На этот раз удалось выйти в коридор и добраться до сестринского поста. Там отдохнули немного, и пошли обратно. Когда добрались до кровати, ноги дрожали и горели огнем.
  - Лиха беда начало! - рассмеялась Надежда, чмокнула Лизу в щеку и принялась хлопотать над своими сумками.
  В термосе нашелся куриный бульон, в судках - осетрина холодного копчения, паюсная икра и салат из яблок с апельсинами и клубникой.
  - Ешь, Лизка! - приговаривала Надежда. - Ешь, а то никто замуж не возьмет!
  - Надя, - спросила Лиза, прожевав очередной золотистый ломтик безумно вкусной осетрины, - мне кажется, или у рыбки вкус изменился?
  Спросила и тут же спохватилась, уж вкус-то осетрины, Елизавета забыть никак не могла. Но Надежда не удивилась. Напротив - обрадовалась.
  - Точно! Это потому что, я тебе у Исайченко каспийского осетра купила, а не балтийского, как ты любишь! Он сказал, этот жирнее, я и повелась. А память-то, выходит, Лизка, к тебе возвращается!
  Лиза промолчала, но про себя отметила, что при всем сходстве между двумя мирами - ее родным и этим новым, - различий у них никак не меньше. В ее мире осетров нигде, кроме Волги и Каспия не осталось. Повывелись.
  "Кажется, еще есть в реке Урал и где-то в Сибири", - припомнила Лиза, однако совершенно очевидно, что на Балтике осетров нет. Во всяком случае, на памяти последних трех поколений...
  
  ***
  Через десять дней Лиза самостоятельно дошла до киоска и купила у артельщика горячий бублик с маком. Деньги ей оставила Надежда, так как бухгалтерия Адмиралтейства все никак не могла отменить ранее выданное поручение о переводе оклада содержания капитана Браге прямиком на ее закрытый - иди его теперь открывай, - банковский счет. Они же не знали, что она очнется, вот бюрократия и показала себя, какая она есть "на этом свете"! А в результате, если бы не Надежда, осталась бы Лиза на неопределенное время без копейки в кармане. Однако Надежда о такой мелочи, как деньги, не забыла, и Лиза отправилась к артельщику.
  Это был первый раз, когда Лиза решилась что-то купить самостоятельно. Порядка цен она не знала, но на ее счастье в ходу здесь оказались рубли и гроши. Про гроши Лиза знала не понаслышке. В детстве она жила с родителями в Гданьске, ходила там в обычную польскую школу, дружила с местными девочками, что означало, между прочим, покупку мороженного и прочие девчачьи радости. С тех пор она знала - сто грошей равны одному злотому. Но здесь вместо злотых были рубли.
  Надежда оставила ей две "трешки" и "десятку" ассигнациями, - это слово было отпечатано на бумажных деньгах латинскими буквами, как, впрочем, и слово "рубль", - пять металлических рублей и несколько монет достоинством в десять, двадцать и пятьдесят грошей. Поразмыслив, Лиза расплатилась с артельщиком - еще одно смешное слово, - серебряным рублем, который, похоже, и в самом деле, был отчеканен из серебра. Во всяком случае, Лиза нашла на нем пробу. Клеймо - "скрещенные мечи" ничего ей не говорило, как и число "900". Однако словосочетание "девятисотая проба" показалось знакомым. А бублик, как выяснилось, стоил пять грошей, так что, получалось, гроши здесь, как и в Польше ее времени соответствовали копейкам. Сто грошей - один рубль.
  Купив бублик и, отщипнув от него крошечный кусочек, Лиза отправилась искать библиотеку. Доктор Егоршин сказал, что библиотека находится на третьем этаже, и Лиза впервые после пробуждения вступила на лестницу. Что сказать! Лучше бы она занялась чем-нибудь другим. Когда добралась до следующего этажа, в глазах уже было темно, дыхание сорвано, и сердце заполошно билось, пытаясь прорваться сквозь решетку ребер.
  "Твою ж мать!"
  Могла запросто грохнуться в обморок, или еще что, но какая-то сердобольная девушка довела до скамейки, усадила и принесла воды. Лиза сделала маленький глоток, постукивая зубами о стекло стакана, и ее чуть не вывернуло. Горечь подступила к горлу, но второй глоток явно пошел на пользу, а после третьего начало проясняться в глазах.
  "Ох, ты ж!.."
  Но поблагодарить вслух свою спасительницу Лиза смогла лишь после пятого или шестого глотка.
  Потом долго сидела одна. Собиралась с силами. Вдыхала носом, выдыхала ртом. Дождалась, пока выровняется дыхание и успокоится сердце, осторожно встала на ноги и медленно, по-стариковски пошла по коридору.
  До библиотечной комнаты дошла минут за десять.
  - Хотите что-нибудь почитать? - спросила пожилая библиотекарша, одетая, как и все прочие работники госпиталя в белый халат.
  - Да, - с трудом улыбнулась Лиза. - Можно я полистаю энциклопедию?
  Энциклопедия - большие толстые тома в тесненной золотом коже стояли на полках прямо за спиной библиотекаря. И на корешках, что характерно, золотыми латинскими буквами так прямо и написано - "Большая Русская Энциклопедия".
  Вообще, если уж придется здесь жить, то со всем этим следовало разобраться, и как можно скорее. Лиза все еще не знала, в каком времени и в какой стране она оказалась. Если судить по одежде и приборам - телефонам и радио, термометрам и прочим тонометрам, - это было похоже на двадцатые - тридцатые годы двадцатого века. Да и в газетах датой выпуска значился двадцать девятый год. Однако в небе над госпиталем пару раз проплывали воздушные корабли необычной конструкции, да и в самом госпитале Лиза видела уже телевизоры и самодвижущиеся устройства на голенастых лапах, сделанных из бронзы и стали. Роботы? Скорее всего. Но роботы какие-то не такие, какими они должны были быть, исходя из довольно обширных знаний в электротехнике и устройстве ЭВеЭм, которыми располагала Лиза. Что же касается страны, то тут все обстояло куда сложнее, чем хотелось бы. И спросить не у кого, потому что о таких вещах Лиза боялась спрашивать даже Надежду, которая в каждый свой визит проводила с Лизой "уроки прошлого". Но одно дело забыть свою жизнь, и совсем другое - не знать основополагающих вещей!
  Окружающие Лизу люди говорили на языке, удивительно напоминающем польский, но польским, тем не менее, не являющемся и называвшемся, как это ни смешно, русским. Лиза польский язык знала неплохо. Умела говорить и читать, вполне грамотно писала, но вот какое дело. Она понимала этот их "русский" не слишком хорошо. В нем было много незнакомых слов, да и некоторые грамматические обороты ставили Лизу в тупик, не говоря уже о, черт знает, каком произношении. Однако, когда она говорила сама, ее произношение ничем существенно не отличалось от того, как говорили другие люди. Вернее, отличалось немного, но совсем не в том смысле, в каком стала бы думать Лиза. Доктор Егорычев сказал ей как-то, что ему очень нравится то, как она говорит.
  - Все-таки, - сказал он ей с улыбкой, - у вас, пскобетян, язык куда лучше, чем у нас, на севере.
  "Мы скобские? - вспомнила Лиза старый советский фильм "Мы из Кронштадта", - Пскобское произношение? Умереть, не встать!"
  Получалось, что говорит и пишет Елизавета Браге, а понимает и читает Елизавета Берг. Стоило Лизе задуматься, и фразы выходили так себе, корявые и неправильные, да и произношение "проседало", что свидетели ее очередного фиаско относили обычно на счет ее плохого самочувствия. Все-таки Лиза семь месяцев пролежала в коме, ей можно.
  Однако если не задумываться, а говорить "автоматом", не переводя с "русского" на "русский", Лизина речь лилась свободно и звучала правильно, хотя иногда она и сама не понимала, "что несет". То есть, по смыслу это, судя по всему, было именно то, что она хотела сказать, но таких грамматических оборотов, поговорок и прочих фразеологизмов она никогда раньше не знала и знать не могла.
  Ну и еще, писали здесь, как и в Польше, не кириллицей, а латиницей.
   - Хотите что-нибудь почитать? - спросила библиотекарша.
  - Да, - с трудом улыбнулась Лиза. - Можно я полистаю энциклопедию?
  - Какой вам дать том? - ничуть не удивившись, спросила женщина.
  - "Эн", - ответила Лиза. - "Ни".
  - "Ник-Нис", - добавила, рассмотрев маркировку томов.
  - Садитесь за стол, сударыня! - кивнула библиотекарь на ближайший стол. - Вы едва стоите на ногах, и лица на вас нет. Хотите, позову врача? Нет? Как знаете. Я сейчас принесу вам этот том.
  И она принесла.
  "Ник-нис", "Ниен", - прочла Лиза. - "Ниен - столица Ижорского княжества. Расположен на северо-западе республики Себерия, на побережье Финского залива и в устье реки Невы... Город основан в 1193 году шведами... Крепость Ландскрона... стена... захвачен Новгородом в 1351 году... ...важнейший экономический, научный и культурный центр Себерии, крупный транспортный узел... Население... 3785190..."
  
  2.
  Когда пришло время выписываться из госпиталя, Надя пригласила пожить у нее, - "поживешь, осмотришься, то да се!" - но Лиза настояла на том, чтобы "вернуться домой". Домой, как бы двусмысленно это ни звучало в ее случае.
  "Домой... Кто бы мог подумать!"
  В конце концов, Надежда согласилась и даже подготовила апартаменты на Смоляной улице к возвращению хозяйки.
  - У вас там, на Смолянке, артель уборщиков работает, - рассказывала Надежда в вечер перед выпиской. - Дом Корзухина убирают и два соседних. Я им заплатила, так они тебе и окна вымыли, и полы, и все шкафчики на кухне. В общем, все, что надо, то и вымыли, - хохотнула в своем обычном, несколько фривольном стиле. - Ледник я включила, продукты на первый случай завезла... Что еще? Электричество есть, телефонная линия в порядке, радиоскоп работает...
  - Спасибо, Надя! - улыбнулась Лиза, совершенно очарованная тем, как к ней относилась эта молодая красивая женщина. Один из лучших и невероятно востребованных модельеров столицы, - так о Надежде Вербицкой писали газеты, - она находила время, чтобы навещать увечную подругу, сидеть с ней долгие часы, воссоздавая по крупицам "утерянное" прошлое, едва ли не с ложечки кормить вкусностями и разностями и рассказывать со смехом новости светской жизни. Однако Лиза понимала, когда-нибудь ей все равно придется "встать на крыло" и начать жить своей головой, и лучше сделать это раньше, чем позже. Потому что она здесь, похоже, навсегда. Ей здесь жить! Оттого и отказалась погостить у Надежды, хотя чем дальше, тем больше воспринимала ее, как свою собственную - Лизы Берг - самую близкую подругу.
  И был вечер, и было утро... день второй... Таксист - их называли здесь извозчиками, - остановил свой тяжелый локомобиль у парадного подъезда дома Корзухина и помог внести дорожную сумку Лизы в вестибюль. Управляющий Федор Емельянович вызвал звонком мальчика и приказал ему сопроводить госпожу Браге в ее апартаменты на двенадцатом этаже. Потом был лифт - монументальный и роскошный - коридор, устланный ковровой дорожкой, и дубовая дверь, на которой значилось новое имя Лизы.
   "Капитан 2-го ранга баронесса Е. А. Браге".
  Капитаном 2-го ранга Елизавета стала практически посмертно. Никто ведь всерьез не ожидал, что она выживет. За "подвиг самопожертвования, совершенный во время боевых действий" князь Новгородский - это был, как выяснилось, отнюдь не титул, а должность, наподобие президента, - наградил ее орденом Полярной звезды, что предусматривало - среди прочего, - внеочередное производство. Так что в отставку Лиза вышла не капитан-лейтенантом, а полновесным капитаном, поскольку в обыденной жизни, - на службе и вне ее, - капитаны рангом не меряются.
  Лиза вошла. Закрыла за собой дверь, уронила на пол кожаный баул.
  "Ну, вот я и дома..."
  Она неторопливо осмотрелась. Просторная прихожая, три украшенные резьбой двери с бронзовыми ручками, венецианское ростовое зеркало, мебель из дуба, - шкаф, обувная тумба, вешалка для шляп, - оленьи рога по обе стороны от центральной двери, маленькая люстра. Красиво, недешево, незнакомо...
   За дверью слева оказался короткий темный коридор. Кладовка, уборная и вход на кухню. Лиза долго не могла найти выключатель, но потом смирилась и "отпустила" мысли гулять самих по себе. Получилось хорошо. Ноги привели, куда надо. Левая рука поднялась и коснулась плоской эбонитовой коробочки с рычажком. Вниз - свет выключен, вверх - включен.
  "Забавно..."
  В кладовке нашлось несколько пар лыж, шипованные ботинки для горных восхождений, коньки, клюшка для игры в русский хоккей, солдатская каска, противогаз, несколько чемоданов и баулов, и много всего прочего, что предстояло еще разобрать и изучить.
  "Дело номер раз - отметила Лиза, - кладовка".
  Кухня была просторная и совершенно замечательная. Таких кухонь Лиза никогда не видела. Разве что в американских фильмах. Газовая плита с двумя духовками, большой и маленькой, огромный, едва ли не ее роста холодильник, который здесь называли ледником, шкафы и стол светлого дерева, и еще один стол, но уже со столешницей из белого мрамора, чайник, посуда, кастрюли и чугунки, сковородки и, бог знает, что еще.
  "Кухня! - записала мысленно Лиза. - Не забыть. Посмотреть, где что, разобраться и запомнить!"
  "Кофе! - вспомнила она вдруг. - Я чертовски хочу крепкий кофе!"
  Теоретически она была здорова, - во всяком случае, так сказал доктор, а она его не стала переубеждать, - поэтому технически ей можно было пить хоть водку, хоть кофе с чаем, но практически, в госпитале кофе не варили. Чай был, а кофе - увы!
  "Ничего, наверстаем!" - весело подумала Лиза, вскрывая банку консервированного кофе. Такие упаковки делали специально для армии и флота. Двести грамм молотого бразильского кофе, запечатанные в пакет из алюминиевой фольги и закатанные в жестяную консервную банку. Срок хранения - три года...
  Лиза понюхала, кофе пах, как свежемолотый.
  "Великолепно!" - И в этот момент она сообразила, что не могла знать про армейский консервированный кофе, как не знала и того, где стоит эта банка и как ее открыть. Получалось, что тело Елизаветы Браге, вернее, ее мозг хранит не только моторную информацию, - всякие там рефлексы и навыки, типа походки и пскобского произношения, - но и обрывки знаний о разных неизвестных Лизе вещах. Она не знала, правда, как много таких обрывков сохранила память и каким способом их оттуда извлечь. Тем не менее, кофе она нашла. Кофейник тоже. Это оказался весьма замысловатый агрегат из литого алюминия, являвший собой вариацию на вечную тему гейзерной кофеварки.
  "Ну, не бином Ньютона!" - решила Лиза, разобравшись с конструкцией, и решительно взялась за газовую плиту. Но тут все оказалось еще проще. Клапаны и краны, серная спичка, как источник возгорания, и газовые конфорки с распределителем.
  "Детский сад!"
  Пока варился кофе, Лиза нашла колотый сахар в хрустальной сахарнице с серебряной крышкой и такими же щипчиками, пачку турецких папирос "Эрос" и бутылку французского коньяка "Бисквит".
  "Бисквит? - удивилась Лиза, но бутылку все-таки открыла. - В самом деле?"
  Запах показался знакомым, хотя в прошлой жизни Лиза французский коньяк никогда не пробовала. Однако отчего не предположить, что и это знание принадлежит капитану Браге?
  Итак, глоток коньяка, раскуренная папироса и чашка кофе. Вкус коньяка оказался необычным, но приятным, что, скорее всего, тоже было не совсем Лизиным мнением. Дым папиросы... В прошлой жизни Лиза курила спорадически, но никогда запоем. А вот сейчас курение ей неожиданно понравилось, даже несмотря на то, что от первых же затяжек закружилась голова.
  Она отхлебнула из чашки, и несколько мгновений просто наслаждалась вкусом горячего, чуть сладкого кофе. Глотнула коньяка и подумала, что ходить по квартире с бутылкой некрасиво, даже если она дома одна, да и неудобно, если честно.
  "Но мы не боимся трудностей!"
  Казалось, рука сама - без вмешательства воли и разума - поднялась и открыла один из кухонных шкафчиков. На полке перед Лизой выстроились в ряд с полдюжины серебряных фляжек
  "Грамм сто пятьдесят..." - определила Лиза на глаз, взяв в руки самую маленькую из них. Плоскую, низенькую и кругленькую. И в самом деле, на дне фляжки было выгравировано - "пять унций".
  "А пять унций - это и есть сто пятьдесят грамм, если, конечно, унции американские. Если английские, то чуть меньше..."
  Лиза наполнила фляжку коньяком и, допив кофе, продолжила рекогносцировку.
  Дверь из кухни вела в столовую. То есть, сначала Лиза подумала, что это гостиная. Но потом решила, что у богатых свои причуды, и это все-таки столовая, там и стол, бог знает, на сколько персон имел место быть. А гостиная, стало быть, это комната параллельная столовой, просторная, светлая, красиво обставленная и декорированная, - куда можно пройти и прямо из прихожей через ту центральную дверь, по обе стороны от которой висели оленьи рога.
  "Хорошо, понятно! - кивнула мысленно Лиза, рисуя в уме план квартиры. - А тут у нас что?"
  Она вернулась в прихожую и открыла дверь справа. Здесь тоже был короткий коридор, симметричный кухонному, и вел он в "личное пространство" хозяйки дома, в ее спальню, кабинет и библиотеку, не считая еще двух полупустых помещений непонятного назначения.
  "Красиво жить не запретишь..." - Лиза окинула долгим взглядом спальню, вздохнула, заглянув в прилегающую к ней огромную ванную комнату, и открыла платяной шкаф, занимавший всю стену.
  Одежды в нем, однако, оказалось немного. По всей видимости, капитан Браге платья и юбки носила редко, штаны гражданского покроя, впрочем, тоже. Зато мундиров - и юбочных, и брючных - здесь было довольно много и, что называется, на все случаи жизни.
  - Красота! - Лиза сняла с перекладины вешалку с черным брючным мундиром. - Наверное, какой-нибудь парадно-выходной...
  Кители морских офицеров отчего-то везде красивые. В СССР они Лизе тоже нравились, но этот... Черное хорошего качества сукно, золотое шитье по стоячему воротнику и обшлагам, погоны, знаки различия, орденские планки...
  "Черт! - сообразила вдруг Лиза. - Я же во всем этом ни бельмеса не смыслю!"
  Она с сожалением вернула мундир на место, тронула рукой темно-коричневый кожаный реглан, тяжело вздохнула, увидев несколько вполне стимпанковских костюмов из желтой и коричневой кожи, и задвинула дверь шкафа.
  "Делу время, потехе - час! Еще успею примерить! А сейчас в библиотеку и... работать, работать, работать!" - хихикнула она мысленно, вспомнив старый анекдот про Ленина.
  "Учиться..." - Кабинет ей понравился. Массивный письменный стол со столешницей, обтянутой зеленым сукном, несколько застекленных книжных шкафов красного дерева, оружейная витрина с пятью поставленными в стойку ружьями, политическая карта мира в резной раме, старинный напольный глобус, гравюры и картины на темы моря и неба - сплошные парусники, дирижабли, и, черт знает, что еще.
  - Так! - сказала она вслух. - Весьма занимательно, но чем это мне поможет?
  "Придется, наверное, просматривать шкаф за шкафом..." - Лиза пересекла кабинет и, открыв следующую дверь, заглянула в соседнее помещение, которое после беглого осмотра решила считать библиотекой.
  Вдоль стен здесь плечом к плечу стояли высокие книжные шкафы, в единственном разрыве был устроен крошечный бар и стойка для киёв. И, разумеется, посередине комнаты стоял большой бильярдный стол.
  - Занимательно, но не актуально! - сказала Лиза вслух, запомнив, тем не менее, что ей так же придется научиться играть в бильярд.
  Она вернулась в кабинет, закурила и пошла, изучать содержимое книжных шкафов. Первый из них оказался заполнен книгами и справочниками по физике и математике, а так же по теории и практике проектирования и строительства машин и механизмов. Впрочем, нашлись в нем книги и по электротехнике, что было любопытно, но, увы, несвоевременно.
  Во втором шкафу стояли большеформатные книги: Атласы и альбомы. Лиза достала с полки один из атласов - он назывался "Политическая и экономическая география Нового времени" - и перенесла его на стол. Вернулась к шкафу и хотела, было, закрыть, но взгляд упал на солидных размеров том, переплетенный в тисненую кожу - зеленую с золотом.
  "Русский эрос? - удивилась Лиза. - С картинками? Серьезно?"
  Она достала альбом и раскрыла наугад. Ну, что сказать? Бывала она в музеях, и ее не удивляло изображение обнаженной натуры. Слыхала кое-что и о порнографии, хотя сама никогда ничего подобного не видела, если не считать, разумеется, фотографий в стиле "Ню" из журнала "Чешское фото". Однако "Русский эрос" потряс ее до глубины души. Это было собрание великолепно выполненных цветных гравюр, иллюстрирующих все разнообразие половых отношений, возникающих между мужчиной и женщиной. Со всеми возможными и невозможными подробностями, и в таких ракурсах, что Лизе даже стыдно стало, хотя она и была здесь одна, и видеть ее никто не мог.
  "Вот ведь, прости господи!"
  Вернула альбом на место, подумав мимоходом, что она уже взрослая девочка и может себе позволить, пролистать его как-нибудь на сон грядущий.
  "Почему бы, нет?"
  В третьем шкафу стояли две энциклопедии: уже известная Лизе "Большая Русская Энциклопедия" и другая - на немецком языке. Немецкий Лиза знала сносно, но, в любом случае, энциклопедию стоило оставить на крайний случай. Лучше было все-таки найти профильную литературу. И она нашлась. Разумеется, в последнем - четвертом шкафу.
  "И.А.Р. ван дер Хоффен. Титулы, чины, награды", - Лиза пролистала книгу и поняла, что это самое то. Как говорится, то, что доктор прописал.
  "М. Викторов, "Награды Себерии.1693-1927".
  "Ну, ни фига себе!" - Лиза глазам своим не верила, этот шкаф был просто сокровищницей какой-то, никак не менее.
  "О порядке пожалования орденами, и об актах пожалования, по Своду учреждений орденов и других знаков отличия, изд. 1918 года", "Л. Н. Дигерт, "Справочная книжка для офицеров. Части I и II", "Устав корабельной службы Вооруженных Сил Республики Себерия"... Шесть полок самых актуальных на данный момент книг!
  
  ***
  Читала весь день. Пару раз сварила кофе. Выпила полбутылки коньяка и скурила пачку папирос. Съела сковороду жареной на сале картошки с грибами - подберезовики, в основном, - и плитку горького швейцарского шоколада. Примерила парадную форму капитана Браге, отметив в уме, что необходимо поменять погоны капитан-лейтенанта на погоны капитана 2-го ранга. Выяснила, между делом, что кожаный реглан и черная фуражка с низкой тульей, "крабом" и коротким козырьком ей к лицу, и в начале двенадцатого ощутила усталость, какой и не помнила. Давно, со времен подготовки к экзаменам в Политехе, никак не позже.
  "Ну, что ж, - Лиза посмотрела на разбросанные по столу книги, встала и потянулась, - кажется, я заслужила отдых!"
  Она приняла душ, надела пижаму и халат, налила в хрустальный стакан коньяка на четверть, закурила и вышла на балкон. Наступила ночь, и на чистом небе ярко светили звезды севера. А перед Лизой открывался невероятный по красоте вид на тихую в этот день Ладогу от Старого города и крепости Орешек на западе до Кобоны на востоке. И, разумеется, на освещенные лунным светом острова Малый и Большой Зеленец...
  
  Часть I. Кавалерственная дама
  
  Глава 1. Увечный воин, Декабрь, 1930
  "Качество бьет количество, а рутина - тоску!" - Красивый лозунг. Его стоило бы записать монументальными готическими буквами - красной и черной тушью, - и вывесить над притолокой двери в спальню. Разумеется, делать этого Лиза не собиралась, но идея понравилась.
  "Порядок и дисциплина - наше все!" - она выбралась из постели и встала босыми ногами на холодный пол. Конец декабря на шестидесятой параллели - самая середина зимы, даже если случилась оттепель, и снег растаял, а новый выпасть не успел. Бывает холодно, особенно ночами. В домах тоже не жарко, и уж тем более, если оставлять окна открытыми и из принципа отключить паровое отопление. По идее, ей следовало надеть войлочные тапки, но Лиза решила "не потакать слабостям", разрешив себе до зарядки лишь заскочить в уборную, да всполоснуть лицо. Заскочила, всполоснула, и за дело! Наклоны, приседания, отжимания - в общем, все, как положено, и даже сверх того. Много, до упора, до полного "не могу", до боли в мышцах и пота "ручьем".
  Закончила комплекс, - Лиза составила его сама себе, припомнив занятия в детской спортивной школе и то, как гоняли спецназовцев ГРУ, - вытерла пот с лица и взялась за гири и гантели. С четверть часа "тягала вес", давая мышцам ног, между делом, немного отдохнуть, потом перешла на велотренажер. К сожалению, беговых дорожек здесь еще не делали, но велотренажер, лыжный и гребной стенды и устройство для тренировки брюшного пресса, хоть и не были похожи на знакомые Лизе образцы, выполняли все те же функции, что и тренажеры ее мира. Стоили они недешево и занимали много места, но деньги у Лизы водились, а квартира на двенадцатом этаже дома Корзухина была настолько большой, что впору в прятки играть. Только не с кем.
  Еще через три четверти часа, "усталая, но довольная" она встала под горячий душ. Дом Корзухина был выстроен в начале века, - как раз тогда, когда столицу перенесли из Новгорода в Шлиссельбург, - и являл собой пример современного жилого здания. Электромеханические лифты, электричество и газ, вода, канализация и даже мусоропровод. В ванной комнате и на кухне стояли громоздкие, но как оказалось весьма эффективные, - газовые бойлеры товарищества "Мотор", и горячей воды было, хоть залейся. Однако Лиза долго нежиться под горячими струями себе не позволила, закончив водные процедуры холодным душем, что, учитывая время года, означало - ледяным. Обтерлась насухо махровым полотенцем и, наконец, позволила себе посмотреться в зеркало. Оно было большое, во всю стену - от пола до потолка.
  "Ну, - решила Лиза, - все не так уж плохо! Можно даже сказать, хорошо".
  За прошедшие полгода мясо на кости наросло, шрамы окончательно зарубцевались, а мышцы окрепли. И вид этой еще недавно совершенно чужой женщины не вызывал больше у Лизы ни отторжения, ни раздражения. Она начинала воспринимать этот облик, как свой собственный, хотя все еще помнила себя такой, какой была где-то когда-то Лиза Берг, то есть невысокой, подчеркнуто женственной блондинкой. Елизавета Браге была иной. Длинноногая, с узкими бедрами и плоским животом, с высокой и все еще упругой, но небольшой грудью - где-то между первым и вторым размерами. Тонкие плечи и запястья, длинные и узкие кисти рук. Да и лицо скорее интересное, чем наоборот: длинный прямой нос, большой рот с узкими, но красивого очерка губами, высокие скулы и большие серые глаза. Не красавица, но внимание, судя по реакции мужчин, привлекает. Светло-русые волосы, которые капитан-лейтенант Браге стригла коротко - под мальчика - отрасли и на поверку оказались пышными и волнистыми. И еще нынешняя Лиза была выше себя прежней сантиметров на пятнадцать. Та была метр шестьдесят три, а эта - пять футов десять дюймов, то есть, где-то под метр восемьдесят. Точнее, метр семьдесят семь или восемь.
  "Дылда! - усмехнулась мысленно Лиза, рассматривая свое отражение. - И жрет, как кабан! И да, с этим надо что-то решать..."
  Последнее относилось не к повышенному метаболизму Елизаветы Браге, а к местным нравам и обычаям. Прожив здесь уже почти шесть месяцев, Лиза так и не выяснила пока, является ли приличным и приемлемым для порядочной женщины брить ноги и подмышки. В Советском Союзе для современной городской девушки - это был не вопрос. Некоторые шли даже дальше, приспосабливая природу к моде на бикини, но это там, а что здесь? И спросить неловко. Даже Надю. А не спросишь, можешь угодить впросак. Надежда уже сколько раз приглашала Лизу то переночевать у нее, то пойти искупаться, то съездить загород, попариться в баньке. Приходилось отнекиваться, ссылаясь то на плохое самочувствие, то на неподходящее настроение. Ведь одно дело в госпитале, где все естественно и простительно, и совсем другое - в повседневной жизни. Лиза просмотрела, правда, целую кучу модных журналов, но, во-первых, они не давали однозначного ответа на вопрос, что принято делать с растительностью у женщин Себерии. И во-вторых, было неизвестно, что в этом смысле предпочитала Елизавета Браге. Глупость, конечно, но именно на таких глупостях, как утверждали авторы романов о советских разведчиках, нелегалы обычно и проваливаются. Обстучал сигарету о ноготь, и ага!
  Занятая мыслями, Лиза и не заметила, как оделась и перешла на кухню, нарезала и обжарила несколько толстых кусков Тихвинской свеженины - так здесь называли ветчину, - и как разбивала яйца, не запомнила тоже. Руки сами делали, как случалось с ней теперь сплошь и рядом.
  Завтрак вышел на славу. Жареные яйца и ветчина, два куска белого хлеба с маслом, марокканский апельсин и большая кружка черного, как ночь, кофе. Лиза Берг не завтракала вообще, разве что выпивала чашечку кофе. Елизавета Браге съела все, и еще добавила кусок шоколада. Калории не мешали ей жить, напротив - помогали.
  
  ***
  После завтрака Лиза пошла в кабинет, села за стол и придвинула к себе первую из трех книг, приготовленных на это утро. Первым оказался альбом "Виды Ниена. Гравюры, живопись, фотографические снимки". Хороший альбом, толстый, с комментариями к каждой иллюстрации.
  - ... крепость Ландскрона, - прочла Лиза вслух подпись под одной из наугад выбранных гравюр. - Речной равелин... Н-да...
  Тяжело вздохнув, Лиза встала и пошла к книжному шкафу, где хранились географические атласы. Если уж изучать город, который она теоретически должна знать совсем неплохо, то только с привязкой к местности.
  "Ох, ты ж!" - оказывается, она чуть не забыла, что в Ниене - как, впрочем, и в любом другом городе, - офицер флота, наверняка, не столько наслаждается красотами архитектуры, сколько наливается напитками разной степени крепости. Вопрос - где? И куда в этом случае идут после выпивки мальчики? И чем заняться девочке, пока мальчики резвятся в бардаке?
  Лиза швырнула атлас с картами городов Себерии на столешницу, взяла из папиросницы - резное дерево и темное серебро, - папиросу "Норд", закурила и в задумчивости посмотрела на книжные шкафы. Библиотека у нее была просто замечательная. Впрочем, книг, купленных самой Елизаветой, здесь было относительно немного. Основное собрание вместе с апартаментами, мебелью и всем прочим старший лейтенант Елизавета Браге получила в наследство от старшего брата ее отца - адмирала Дмитрия Николаевича Браге. Но дело, разумеется, не в том, кто и когда собирал эту библиотеку, а в том, что тех книг, о которых подумала сейчас Лиза, в ней не было, и быть не могло.
  "Нет таких книг... - с сожалением признала Лиза. - Что?"
  Слово всплыло в памяти, казалось, без всякой причины.
  Дневник.
  "Дневник?!"
  Лиза прожила в этой квартире почти шесть месяцев. Осмотрела в ней каждый угол, открыла каждый ящик, но никаких дневников не нашла. Ну, ладно дневник! Елизавета то ли вела его, то ли нет. Но Лиза не нашла и наградных знаков Елизаветы Браге. Планки на кителе есть, наградные свидетельства лежат в кожаной папке вместе с офицерскими патентами, дипломами и прочими официальными бумагами. А вот самих медалей и орденов нет, как нет и ювелирных украшений. Ну, ладно! Пусть, Елизавета - царствие ей небесное! - была синим чулком, вернее, сапогом, раз уж она военная дама! Но чтобы совсем ничего? Ни колечка, ни медальона с камушком?! Это явный перебор. В конце концов, Елизавета была замужем, и где, спрашивается, ее обручальное кольцо? Украли? Возможно, конечно, но маловероятно. В выдвижных ящиках письменного стола лежали никем не тронутые полторы тысячи рублей ассигнациями, две золотых десятки и чековая книжка банка "Балтийский кредит".
  "Вот же я дура! - ударила она себя по лбу. - Вот же идиотка безмозглая! Сейф! Здесь должен быть сейф!"
  Разумеется, оставалась вероятность, что у Елизаветы Браге имеется личная ячейка в каком-нибудь банке. В том же "Балтийском кредите", например. Но как-то не верилось. Зачем?
  Лиза встала посередине кабинета и попыталась понять, где бы она сама стала прятать сейф?
  "За картинами? Слишком очевидно, но отчего бы не проверить?"
  Но ни за картинами, ни за гравюрами сейфа не оказалось. Другое дело стены, обшитые панелями мореного дуба. За любой из них вполне можно было спрятать небольшой по размерам сейф, но, естественно, не на уровне пола - это было бы неудобно, - и не выше головы. Так что зона поисков сузилась, и Лиза уже нисколько не удивилась, обнаружив, что одна из панелей имеет свободный ход. Никаких "тайн Мадридского двора" и прочих "Секретов замка Моррисвиль", все просто и функционально. Нажимаешь на панель, она немного уходит в глубину стены, освобождая пространство для поворота, и открывается. Всех дел - дубовая панель, две стальных петли, простой пружинный механизм, и "ключик наш!"
  "Ключ!"
  Но, похоже, это был сейф, в котором ключ нужен лишь для подстраховки, а открывается он набором кода из шести цифр. Шесть колесиков с цифрами и неизвестно где хранящийся ключ.
   "Хорошая задачка! Но, может быть, стоит поискать ключ?"
  Был, правда, еще один способ решить задачу. Вернее, надежда, что такой способ существует. Лиза выровняла дыхание, расслабилась, "отпуская сознание гулять, где вздумается", и коснулась кончиками пальцев первого колесика. Мгновение, другое, поворот - щелчок, еще один - и снова щелчок, "5". Второе колесико, было, заартачилось, но с третьей попытки, определились с цифрой "1". И так цифра за цифрой - все шесть. "512974". Щелчок, и сейф открывается. И никаких чудес, одна лишь ловкость рук.
  "Не прошло и года..." - Лиза открыла дверцу сейфа и заглянула внутрь.
  На верхней полке как раз поместились две шкатулки - серебряная и малахитовая. В первой нашлись медали, знаки отличия и орденские знаки. Все, кроме "Полярной звезды", которую она получила уже в госпитале. Во второй - драгоценности. Не слишком много, но и немало. Старое золото, крупные камни. Вряд ли их покупала Елизавета. Наверняка, получила по наследству. От матери, скажем, или от бабки. Теперь уже не узнаешь.
  На нижней полке револьвер в кобуре, шесть толстых тетрадей в коленкоровых переплетах и пачка писем. Странная все-таки женщина эта Елизавета Браге. Офицерские патенты, финансовые документы и прочие официальные бумаги хранит в письменном столе, а личную переписку и дневники - в сейфе. Впрочем, один документ в сейфе все-таки нашелся. Вернее, два. В конверте из плотной желтой бумаги лежали копии двух завещаний - адмирала Браге и его племянницы, то есть самой Елизаветы Браге. Лиза просмотрела их по диагонали, нахмурилась, вернулась к началу, прочла внимательно. За прошедшее время она виделась со своим частным поверенным всего один раз, сразу после госпиталя. И все, собственно, хотя Самуил Исаакович Веккер неоднократно напоминал ей о необходимости принять от него полный отчет о состоянии ее финансовых и имущественных дел. Однако все было недосуг. Вот Лиза и не знала, что кроме апартаментов на Смолянке, ей так же принадлежит мыза "Кобонский бор" - сельский двухэтажный дом постройки 18-го века на реке Кобоне, в десяти километрах на юго-восток от ее устья; пакет эмиссионных ценных бумаг товарищества "РусоБалт", строящего автомобили, а так же воздушные и морские суда; и капитал в размере двухсот тысяч золотых рублей, большей частью вложенный в государственные ценные бумаги республики Себерия и королевства Нидерланды.
  
  ***
  Лиза фон дер Браге, - а именно так, на самом деле, звучала ее фамилия, - начала вести дневник в 11 лет, в 1910 году. Первая тетрадь так и была озаглавлена, разумеется, задним числом - "1910-1912". Странно, но, даже будучи ребенком, она была чрезвычайно внимательна к деталям, и не столько описывала свое настроение или чувства, испытываемые по тому или иному поводу, - что было бы естественно для девочки ее возраста, - сколько фиксировала события. Число, когда выпал в 1910 году первый снег, количество роз в букете, который батюшка подарил матушке на именины, и количество карат в бриллиантах, прилагавшихся к цветам. Не слишком приятные ощущения от первой менструации, и приятные - от стрельбы из дядиного револьвера, первого поцелуя - мальчика звали Сергеем, и он приходился Лизе троюродным братом, - и от первого полета на планере. Лаконично, спокойно, деловым тоном, и только по существу. Почерк четкий, строчки ровные, мысли ясные.
  Лиза очнулась, словно вынырнула из омута, только тогда, когда перевернула последнюю страницу. Очнулась, огляделась удивленно. Все тот же кабинет. Знакомый стол, и хрустальная пепельница полная окурков.
  "Ну, ты даешь, девушка! - подумала удивленно, обнаружив тут же на треть опустошенную бутылку коньяка. - В смысле, под такое настроение можно и дать, только, жаль, некому..."
  Посмотрела на часы.
  "Однако, полдень! А завтракала я когда? В восемь? В девять?" - голова чуть кружилась, тянуло спину и правое бедро, и зверски хотелось есть. К тому же кончились папиросы, Лиза ведь не рассчитывала скурить за утро целых полпачки.
  "Ладно, семь бед - один ответ! Пойду к Шергину".
  Афанасий Шергин содержал стильный трактир буквально напротив дома Корзухина. Готовили там отменно, атмосфера была приятная, но главное - часов до пяти-шести вечера посетителей у Шергина немного, и в трактире можно просто посидеть, где-нибудь в нише за колонной, выпить чаю или взвару, почитать, подумать...
  Сказано - сделано. Лиза быстро переоделась. Увы, не во флотский мундир, в котором, как ей теперь казалось, была, ужас, как хороша. Тем не менее, усилиями Надежды ее гардероб стал теперь куда разнообразней, чем в былые времена. Так что было из чего выбирать. Она и выбрала. Надела длинную - по щиколотки - темно-серую шерстяную юбку, лиловую кофту и подбитую мехом опаловую кацавейку из велюра. Посмотрелась в зеркало. Добавила к образу шарфик и шнурованные сапожки на высоких - двухвершковых - каблуках, кивнула одобрительно своему отражению, набросила шубку и, прихватив сумочку со "вторым томом дневника", вышла из апартаментов.
  Дом Корзухина стоял на западной оконечности Смолянки - длинной широкой улицы, застроенной высокими массивными домами, облицованными гранитом и песчаником. Она начиналась у Гренадерского моста на Новом канале, пересекала по диагонали район Бугры, возникший в конце прошлого века, и затем шла параллельно берегу озера. В этой части Смолянки - и на всех близлежащих улицах - располагалось множество хороших и недешевых лавок, ателье и трактиров на любой вкус. Однако, на вкус Лизы, ресторация Шергина выделялась даже на их фоне.
  Лиза перешла улицу - движение в этот час было спокойным, - вошла в трактир, поздоровалась с приказчиком и устроилась, как и предполагала, в нише за колонной. Подошел старший половой, и Лиза сделала заказ. Она чувствовала себя уставшей и голодной, а потому взяла паштет из дичи, чашку бульона из телятины с мясным расстегаем, бифштекс с луком, сто грамм водки и кувшин холодного сбитня, сваренного с северными травами и ягодами. Спросила еще пачку папирос "Норд", и сразу же закурила, как только их принесли. Закурила, отхлебнула из кружки сбитня, и открыла дневник.
  "1913-1916". Чтение захватило сразу и уже не отпускало. Ощущения при этом были странные, словно бы Лиза не только - и даже не столько, - читала чужой дневник, сколько сама записывала в него свои собственные мысли и впечатления четким почерком, простым и, в то же время, нетривиальным языком. Елизавета Браге записывала приметы обыденной жизни, впечатления и события, описывала механизмы и пейзажи, здания и внешность встреченных ею людей, фиксировала характеристики оружия и машин. Весьма содержательно, хотя и без литературных красот. И без соплей. Между делом, Елизавета Браге разрешила и некоторые недоумения Лизы, заметив, что маменька, купив новое летнее платье без рукавов, начала брить подмышки, что тогда показалось Елизавете нелепым и чрезмерным. Однако через год, поступив в Академию Аэронавтики, она и сама начала брить не только подмышки, но и ноги, и "все вообще". Причина была тривиальна и убедительна - гигиена.
  Лиза стала первой - и еще долго оставалась единственной, - женщиной-пилотом в Себерии. Военным пилотом, если быть точным в определениях, вернее, флотским. Однако принимать ее в академию решительно не желали. Девка, да еще молодая. Пятнадцать лет! Где такое видано! Но Елизавета Аркадьевна фон дер Браге на своем настояла, ссылаясь на недавно принятый закон "о равенстве полов", и по временному постановлению военного губернатора - "до окончательного решения вопроса" коллегией Военного Министерства, - была все-таки допущена до испытаний. При этом она выдержала экзамены по физике и математике лучше всех остальных соискателей, имела самый большой налет на планерах, - еще бы, она же с двенадцати лет в воздухе, - стреляла одинаково хорошо с обеих рук, и вообще была полным совершенством. К тому же за нее ходатайствовали пятеро из семи великих бояр Адмиралтейства, - включая родного дядю, - отказать которым никто "в здравом уме и твердой памяти" просто не мог. Ну, ее, в конце концов, и приняли. Приняли, и тут же начались проблемы. Курсанты спали в общих спальнях повзводно, и Елизавета заявила, что имеет право спать со всеми. Ей, разумеется, отказали и поселили в спешно приспособленной под жилье "запасной" каптерке старшины. Поселили, но возникла проблема с помывкой. Елизавета не возражала ходить в баню со всей учебной ротой, но на нее только руками замахали. Вот и пришлось раз в неделю отпускать Елизавету в город, в женскую баню. Однако во все остальное время мыться приходилось в своей комнате - тазик и кувшин, - и только холодной водой, а не мыться Лиза не могла, особенно во время цикла. Так что решение напрашивалось: сбрить все к чертовой матери и подстричь волосы "под корень", чтобы попросту не завшиветь.
  Следующий казус возник, когда роту первокурсников - но, разумеется, повзводно, - повели в сопровождении военного лекаря Кондрашова в бордель. О Лизе никто даже не подумал. По умолчанию предполагалось, что она останется в казарме. Но не тут-то было. Елизавета Браге потребовала соблюдения правила равенства курсантов "в получении довольствия", и начальнику курса пришлось взять ее в бордель. Описание публичного дома занимало полстраницы дневника, а само посещение оказалось для Лизы Браге ничуть не менее важным, чем для мальчиков. Антонина Павловна, мать Лизы, как-то так и не удосужилась посвятить дочь в "таинства любви" и прочие необходимые самостоятельной девушке предметы, так что наверстывать упущенное пришлось в бардаке, где добросердечные бляди открыли перед Лизой все прелести половых сношений, не забыв, естественно, и о технике вопроса. Даже посмотреть в дырочку на подвиги других курсантов разрешили. Так что, вошла она в бордель наивной дурой, а вышла циничной сукой.
  За чтением дневника Лиза нечувствительно "перемолола" весь свой ранний и весьма плотный обед, попросила принести чаю с морошкой и совсем уже собралась возвратиться к прерванному, было, занятию, когда к ее столику подошла незнакомая молодая женщина. Впрочем, для Лизы все здесь были незнакомцами, даже те, кого она раньше "хорошо знала". Лиза насторожилась, и это, по-видимому, не укрылось от взгляда незнакомки.
  - Простите, ради бога! - сказала голубоглазая хорошенькая блондинка лет двадцати двух - двадцати трех. - Я понимаю, это неприлично, ведь мы не знакомы...
  "Не знакомы! Уже хорошо!"
  - Давайте, оставим реверансы! - сказала она вслух. - Чем могу быть полезна?
  - Я ваша новая соседка, - с явным облегчением улыбнулась блондинка. - Вы ведь живете в доме Корзухина? Я вас там видела несколько раз...
  - Да, - кивнула Лиза, - я живу в доме напротив, кивнула она в сторону своего дома.
  - Ну, вот! Ну, вот! А я здесь никого, представьте, не знаю, - обрадованно затараторила блондинка. - Мужа недавно только из Ямбурга перевели. А вы такая красивая! И одеваетесь стильно. Я вас видела на показе мод в доме купца Лопатина. Вы там с Надеждой Вербицкой рядом сидели. Вы актриса? Модель? Балерина?
  - Ну, какая из меня балерина! - усмехнулась Лиза. - Я ношу обувь сорок первого размера.
  - Сорок первого? - округлила глаза женщина.
  - Присаживайтесь! - предложила Лиза и убрала дневник в сумочку. - Меня зовут Елизавета Браге.
  Ее имя, однако, никакого впечатления не произвело. Блондинка его просто никогда не слышала.
  "Или слышала, но забыла..."
  - Ох, извините! Я Ксения Раевская, - представилась женщина и села напротив Лизы. - Спасибо за приглашение, госпожа Браге! Но я, собственно, на минуту. Мы устраиваем сегодня вечеринку... все-таки послезавтра Новый Год! Может быть, зайдете на огонек? Ну, просто по-соседски. Мы живем на девятом этаже...
  
  ***
  Сначала думала не ходить. Чужие люди, незнакомая среда, что ей там делать? Но ближе к вечеру, устав от занятий и почувствовав, что впадает в черную меланхолию, Лиза решила, что стоит попробовать. Тем более, что никто ее там не знает, и любой промах можно списать на своеобычность характера и оригинальную манеру поведения.
  Сказано - сделано. Вернее, не сразу и не вдруг, но она приняла все-таки душ, накрасила губы и подвела глаза. Подумала немного, играя в "гляделки" со своим отражением, и добавила пудры, чтобы губы казались ярче. Оделась "скромно и со вкусом" - в гарнитур, сшитый по эскизам Нади и в ее же ателье. Гарнитур назывался "Принц осени" и, как ни странно, названию соответствовал. Надела туфли на высоком каблуке, добавила к облику колье и серьги с изумрудами, и пошла.
  Спустилась на лифте до девятого этажа, прошла по коридору, ориентируясь на звуки музыки, постучала в дверь и тут же - словно ее специально поджидали, - оказалась в объятиях Ксении Раевской. Впрочем, хозяйка быстро сообразила, что ее порыв неуместен, да и не обдуман. Разница в росте оказалась впечатляющей, и Ксения просто уткнулась Лизе лицом в грудь. Тогда она отпустила гостью и отступила на шаг назад.
  - Ох, извините, Лиза! Я такая порывистая! Алексей! - обернулась Ксения, подзывая молодого мужчину приятной наружности. - Пожалуйста, иди сюда, мой друг, я познакомлю тебя с нашей соседкой.
  Мужчина подошел, оценил рост Лизы, поднял бровь и неожиданно улыбнулся.
  - Алексей Иванович Раевский, - представился он, принимая руку Лизы. - Муж этого неугомонного создания!
  - Елизавета Аркадиевна Браге, - ответно улыбнулась Лиза.
  По-видимому, ее фамилия показалась Алексею Ивановичу знакомой, но, разумеется, соотнести это имя с реальной женщиной "во плоти" он не смог. Зато смог кто-то другой, и даже не имя, а саму женщину.
  - Лиза?! Ты?! - лавируя среди гостей, как штурмовик в зоне ПВО, к ней шел коренастый капитан-лейтенант, на лице которого отражалась неслабая игра чувств. Удивление, надежда, неподдельная радость... Все сразу и в одном флаконе. Одна беда, он Лизу знал, а она его - нет.
  Следует заметить, любая встреча с "товарищами по оружию" представляла для Лизы нешуточное испытание. Начать с того, что она никогда в точности не знала, знакома она с этим человеком или нет, и, если все-таки знакома, то насколько близко? В госпитале, особенно в первое время, выкручиваться было относительно легко. Лиза ссылалась при этом на плохое самочувствие и ужасный внешний вид. Звучало убедительно, и количество встреч с сослуживцами удалось свести к необходимому минимуму. Ну, а те, что все-таки случались, - их было просто не избежать, - согласовывались заранее, и Лиза к ним, как могла, готовилась. Первым ее посетил командир корабля-матки Иван Николаевич Широков, однако его адъютант, предварительно созвонившийся с начальником госпиталя, упомянул в разговоре, что каперанг Широков с капитаном Браге лично не знаком, так как сменил контр-адмирала Гирса на посту командира корабля совсем недавно, но "оно и к лучшему, так Елизавете Аркадиевне будет проще". И он был прав. Говорить с незнакомым офицером оказалось несложно, тем более, что капитан Широков чувствовал себя с Лизой крайне неловко. Он не привык навещать в госпиталях раненых женщин, одетых к тому же не в форму или платье, а в больничный халат. Набольший адмиралтейства боярин Порхов, прибывший, чтобы собственноручно вручить Лизе знаки "Полярной звезды" и погоны капитана 2-го ранга, чувствовал себя еще хуже, чем Широков. В прошлом он встречался с Лизой несколько раз, - в большинстве случаев еще тогда, когда она была ребенком, - но никогда с ней лично не общался. Проблема же адмирала состояла в том, что Порхов был любимым учеником и, в каком-то смысле, приемником адмирала Дмитрия Николаевича Браге, и от того переживал еще больше. В результате он не столько смотрел на Лизу или слушал ее, сколько старался не смотреть на нее и не слушать. А уж Лиза, ухватив нерв момента, постаралась дожать. Она была "совсем плоха", только что сознания не теряла. После этого посещения - и по ее повторной настоятельной просьбе, переданной по инстанциям, - Лизу оставили в покое, приняв, как должное, что в этом случае "братство по оружию" отступает перед правом "увечного воина" на приватность, тем более, если этот военный инвалид - женщина. Зашел, правда, зам начальника управления контрразведки, чтобы извиниться лично за "неуместную самодеятельность" своего подчиненного, но и только.
  Ну, а после выписки к встречам подобного рода Лиза уже была более или менее готова. Сориентировалась в названиях кораблей и баз, фамилиях командиров и "в своем послужном списке", изучила фотографии и газетные статьи, правила и уставы. Так что, если мало говорить и больше слушать, проявлять сдержанность и демонстрировать плохое самочувствие, дурное настроение и некую - вполне простительную, - отчужденность, общение с бывшими сослуживцами проходит вполне сносно и достаточно быстро сводится к минимуму. Другое дело случайные встречи, вот их Лиза боялась по-настоящему и ненавидела всей душой.
  - Лиза?! Ты?!
  "О, Господи!"
  - Глазам своим не верю! - моряк, наконец, подошел и встал напротив, что называется, глаза в глаза. Роста хватило, даже с ее каблуками.
  - Мы знакомы, не так ли? - спросила Лиза, пряча испуг и раздражение, за маской холодноватого равнодушия и легкой отчужденности.
  - Ну, не знаю! - рассмеялся незнакомец; похоже, он принял ее вопрос и выражение лица за шутку. - Человека, которому сломал нос, обычно запоминаешь!
  У капитан-лейтенанта нос, и в самом деле, был сломан, и, хотя лицо это по-прежнему ничего Лизе не говорило, - с чего бы вдруг? - историю со сломанным носом она по невероятному совпадению прочла в дневнике Елизаветы Браге как раз сегодня днем. Но вот беда, фотография Вадима Ильина была всего лишь одной из многих в любом из курсовых альбомов Елизаветы Браге, как, впрочем, и в выпускном. И все эти мужики были молоды тогда...
  - Вадик, - кивнула она, все еще оставаясь невозмутимо "прохладной". - Ильин. А нос я тебе сломала во время драки в бардаке.
  - Точно! - снова рассмеялся Ильин счастливым смехом человека, выигравшего первый приз. - В заведении мадам Куприяновой!
  - Ты залез мне в штаны, - пожала плечами Лиза, заметив краем глаза, что свидетели их более чем странного диалога оторопели, и уж точно полны недоумения. - И ведь я предупреждала!
  - Ну, конечно, предупреждала! - добродушно согласился Ильин. - Сломала и правильно сделала! Нас обормотов учить надо было, и учить, а своя юшка лучший педагог!
  - Обнять-то тебя можно? - спросил, отсмеявшись. - Как офицер офицера.
  - Ну, что ж, - улыбнулась Лиза, вживаясь в образ, - если как офицер офицера, то можно. Только под юбку не лезь!
  Обнялись. Вполне по-дружески, без намека на эротику. Как старые друзья или подруги. Где-то так.
  - Мы в Академии вместе учились, - объяснила Лиза по-прежнему недоумевающим Раевским.
  - В Академии? - переспросила Ксения.
  - Браге! - сообразил, наконец, ее муж. - Это ж надо так опростоволоситься! И ведь мне показалось, что фамилия знакомая. Извините, госпожа Кавалер!
  - Вообще-то, не Кавалер, а Кавалерственная дама, - усмехнулась Лиза, вспомнив разъяснения к уложению о награждении высшими орденами республики. - Но, знаете что, Алексей Иванович, давайте не будем усложнять! По имени отчеству, мне кажется, в самый раз!
  - Почту за честь, Елизавета Аркадиевна, - поклонился Раевский и, подхватив жену под руку, увлек куда-то в глубину гостиной.
  - Н-да, вот так встреча! - покачал головой Ильин. - Может быть выпьем?
  - Отчего бы не выпить! - согласилась Лиза.
  Отошли к буфету. Закурили. Ильин, спросив взглядом, налил обоим водки.
  - За тебя, за живую и красивую!
  - Про живую, согласна, - кивнула Лиза, опрокинув стопку в рот. - А про красивую, оставь!
  - Зря ты так! - покачал головой Ильин. - Ты многим нравилась. Еще по одной? Или тебе нельзя?
  - Мне можно, - криво усмехнулась Лиза. Временами ей трудно было понять, играет она Елизавету Браге, или это "ее собственное".
  Выпили. Постояли молча.
  - Ты где сейчас? - спросила она, просто чтобы прервать неловкую паузу.
  - Первым помощником на "Гогланде".
  "Гогланд", - вспомнила Лиза раздел "опознание судов" из Морского справочника, - крейсер 1-го класса, низко-высотный, потолок пять или шесть верст, артиллерия главного калибра 18 фунтов, сиречь... 137 миллиметров...Совсем неплохо!"
  - Ну, и как служится?
  - Вам, истребителям , не понять! - улыбнулся Ильин. - Но ты же знаешь, если что, решать будут отряды крейсеров, разве нет?
  - А разве да? - подняла бровь Лиза. - Будь у меня, Вадик, в Опочке звено, я бы поляка в гроб уложила, как два пальца...
  - Это мужская присказка! - хохотнул Ильин.
  - Много ты знаешь! - огрызнулась Лиза, которой неожиданно пригрезилось, как она атакует триморан полным звеном.
  "Бред какой-то!" - она вдруг посмотрела на Ильина другим взглядом. Не как испуганная "иностранка", и не как однокашница по Академии, а как женщина на мужчину.
  "Если забыть...", - но о чем она собиралась забыть, Лиза уже не помнила, зато отметила ширину плеч Ильина, крепкую шею, волевой подбородок и много чего еще, включая большие ладони и темные - "цыганские" - глаза.
  - Ты здесь, каким боком? - спросила, все еще неуверенная, что способна на безумие.
  - Меня приятель привел, он с Раевским в Военном министерстве служит, тыловое обеспечение...
  - То есть, ты здесь один? - Прервала его Лиза, чувствуя, как убыстряется ход сердца и проседает голос.
  - Ты серьезно? - смутился Ильин.
  - Не хочешь, не надо! - получилось излишне резко, но что есть, то есть.
  Лиза повернулась и пошла прочь ровным шагом и с каменным лицом. Но Ильин ее не отпустил. Догнал. Придержал за локоть.
  - Ну, ты, как была дикая, такой и осталась!
  - На любителя, - пожала плечами Лиза. - Ты идешь?
  - А ты думала, нет?
  
  ***
  Стресс, гормоны и алкоголь - страшная смесь. Но главное - припоминая творившееся ночью безумие, Лиза не могла теперь с определенностью сказать, "кто вел партию": она или Елизавета. Более или менее, ясным оставалось лишь то, что "начала" все-таки Лиза. Это ей пришли в голову "разные мысли", ей понравились глаза и руки Вадима, и именно она увела Ильина в свои апартаменты. Как относилась к Вадику Елизавета, было неизвестно, но, судя по некоторым его репликам, Ильин на свой счет не заблуждался. И уж точно, что в прошлом у них никогда ничего не было. Так что, все-таки Лиза. Однако позже, в постели и до нее, а так же после, то есть, практически везде, начиная с гостиной и заканчивая ванной комнатой, партию вела, скорее всего, Елизавета Браге. Лиза замужем не была, но мужчины в ее жизни случались. Не девственница, одним словом, да и не простушка. Кое-что попробовала сама, о другом слышала от подруг, но такого и так никогда не умела и даже вообразить себе не могла. Одна "верховая езда" на капитан-лейтенанте чего стоила! Но, как бы то ни было, - кто бы, на самом деле, ни взял верх, Лиза или Елизавета, - удовольствие от "этих игр" Лиза получила немереное, и капитан-лейтенанта Ильина заездила едва ли не до смерти.
  Впрочем, как порядочная женщина, - что скорее, относилось к Лизе, чем к Елизавете, - утром она дала мужику опохмелиться, накормила плотным завтраком, напоила крепким кофе, да и отправила восвояси, разрешив Ильину, - так и быть, - "как-нибудь позвонить". Вадим ушел, но в течение всего дня настроение у Лизы было отличное. Послевкусие страсти ее не покидало, а муки совести и прочие отголоски "морального облика строителя коммунизма", если и посещали, то редко и ненадолго.
  После ухода Ильина, Лиза немного посибаритствовала: посидела, покуривая, в горячей ванне, послушала Моцарта в записи Новгородского симфонического оркестра, выпила бокал шампанского - не все же пить водку, в самом деле! - потом, укрывшись теплым пледом, вздремнула в кресле, компенсируя ночной недосып, но в одиннадцать утра была уже "в строю". Сварила кофе, устроилась в кабинете и открыла очередную тетрадь дневника Елизаветы Браге. "1917-1921". Захватывающее чтение, и эмоционально, - хотя там и не было почти никаких эмоций, - и содержательно. Знакомство с "кузиной Надин", их "странная любовь", мичманские погоны, полеты на штурмовиках, учебные бои, сопровождение конвоев, лейтенантские погоны, и служба на восточной границе, а граница с Киевом в то время была самой сложной. Молодой Великий князь играл мускулами, постоянно то здесь, то там, проверяя оборону себерян на прочность. А значит, пилотам дежурных звеньев скучать не приходилось. Летали. В любую погоду, днем и ночью. С примитивными дальномерами и радиоискателями, на маломощных дубасах и лодьях первых серий. И опять, как и накануне, казалось, что Лиза не столько читает, сколько пишет сама, переживая события тех дней, вместе с автором дневника. Ничего определенного, но, тем не менее, обрывки эмоций, ощущения - холод, например, или тепло, прикосновение Надиных губ, - "моторная", даже скорее, вестибулярная память о полете в пургу. Зрительный образ идущего на перехват киевского "кречета", который, судя по записи от 17 июня 1920 года, Елизавета благополучно "уронила" в Северную Двину. Медаль, внеочередное производство, братец Гриня, поездка в Венецию, знакомство с Петром...
  Ближе к вечеру позвонила Надя, заставив Лизу спуститься с небес на грешную землю, где так неплохо порой грешилось, что кровь закипала от одних только воспоминаний.
  - Привет!
  - Здравствуй, Надя! - ответила Лиза таким голосом, что Надежда тут же насторожилась.
  - Ты не одна?
  - Одна, к сожалению.
  - От сожалений не кончишь! - хохотнула подруга. - Ладно! К делу. Давай, скоренько одевайся, бери извозчика и приезжай ко мне в ателье. Мы тут с Клавой таких костюмов напридумывали, обидно будет не надеть!
  Клава являлась более или менее постоянной Надиной подругой уже в течение трех лет, что для такого рода отношений большая редкость, тем более, когда обе женщины красивы и на виду, а Клавдия Добрынина была на редкость красивой женщиной. Высокая брюнетка с синими глазами, сложенная, как греческая богиня, да еще и обладательница редкого по силе контральто с невероятно широким диапазоном грудного регистра. Умная, элегантная, артистичная, она редко пела в опере, но часто и охотно появлялась то на подиуме, то на театральной сцене, иногда давала сольные концерты, и всегда с аншлагом.
  - Какие костюмы? - опешила Лиза, все еще находившаяся под впечатлением "полетов в Арктике" и "собачьих свалок" с киевскими истребителями.
  - Заинька, у тебя обострение или как? - возмутилась Надежда. - Завтра же маскарад во дворце князя Василия!
  - Точно! - опомнилась Лиза. - Мне даже персональное приглашение прислали.
  - А я о чем! Там весело будет, но без костюма никак нельзя. В особенности тебе, заинька! Ты же не хочешь, чтобы все "сапоги" Шлиссельбурга перед тобой расшаркивались?
  Разумеется, Лиза этого не хотела, а потому еще через час была уже в ателье Вербицкой на Староладожском бульваре. Здесь, что называется, было весело. На всех трех этажах дым коромыслом, и Содом с Гоморрой в одном флаконе. Швеи шьют, художники пьют, закройщики орут, по углам гомики целуются, и такое невероятное количество полураздетых красавиц, что попади сюда незнакомый с миром высокой моды мужик, наверняка подумает, что попал в специальный мужской рай.
  Лизу сразу же подхватил этот веселый ураган и увлек куда-то в недра ателье, где ее раздели до исподнего, сунули в руку бокал шампанского, и принялись драпировать и примерять, одновременно рассказывая скабрезные анекдоты, смеясь и переругиваясь.
  - Нет, это не то! - кричала Клава. - Так вы мне испортите красавицу!
  - Я не красавица! - смеялась Лиза. - Эй, Надька, ты что! Если декольте будет шире, как раз шрам вылезет!
  - Точно! - соглашалась Надежда. - Тогда, давай так! Спереди прикроем выше ключиц, зато сзади откроем до самого крестца.
  - Ты бы еще до копчика предложила! - возмутилась Лиза.
  - Хочешь до копчика, откроем, как не фиг делать! - ухмыльнулась Надежда.
  В конце концов, сошлись на пояснице.
  - А панталоны у вас такие есть, чтобы поясницу открывали? - по-деловому спросила одна из Надиных моделей.
  - А зачем ей панталоны? - засмеялась Клавдия. - У нее платье длинное, никто и не заметит!
  - У меня есть заниженный кюлот, - предложила Лиза, которой не хотелось ходить без трусов даже под длинным платьем.
  - Кюлот будет торчать, - возразила Клава.
  - Шурочка! - обернулась Надежда к одной из своих помощниц. - Посмотри там, в белье. Кажется, у нас были французские тонг, только я не помню, есть ли там Лизин размер. Медиум, я права?
  - Права, - кивнула Лиза. - Можно я закурю?
  
  ***
  В конце концов, платье вышло такое, что "умереть не встать!", но одевать его пришлось действительно на голое тело. Ни бюстгальтер, ни трусы с достаточно высокой линией талии, - а других здесь еще не было, - к этому чуду не подходили.
  - Ладно! - махнула рукой Лиза. - Проехали! Пусть думают, что блядь.
  - А под маской, глянь, - улыбнулась Надежда, - целый полковник!
  Маску Лизе сделал Соломон Дектярь - скульптор из первых в Себерии, и уж точно - в Шлиссельбурге. Белый атлас на легком каркасе, а на нем нарисованное гением лицо. Красивое, но холодное.
  - Снежная королева, - оценила маску Клавдия.
  - Так и задумывалось, - пожал плечами Дегтярь. - Мой совет, капитан! - обратился он к Лизе. - Оденьте длинные белые перчатки выше локтей и встаньте на самые высокие каблуки, на каких устоите. А волосы заплетите в косу, но не обычную, а в ту, что называется "водопад". В четыре пряди, и чем-нибудь красивым зафиксировать.
  - Я не умею, - растерялась Лиза.
  - Я умею! - вызвалась помочь Клавдия.
  - А скрепим атласной лентой в цвет маски, - предложила Надя.
  На том и порешили.
  ***
  И вот спустя сутки, Лиза входила во дворец князя Ижорского. Странно было слышать этот титул, в голове все время крутилось словосочетание "Ижорский завод", но завод тот остался где-то там, в далеком и недостижимом теперь СССР, где Лиза, скорее всего, уже умерла, или, в лучшем случае, лежала в коме.
  Она опустила на лицо маску, и вслед за Клавдией, - одетой в костюм "Жар-птица", - вышла из локомобиля. Третьим шел актер кино Земский, который Лизу не знал, и разоблачить ее инкогнито, соответственно, не мог. Поднялись по широкой лестнице к парадным дверям, предъявили распорядителю свои пригласительные билеты, и маскарад начался.
  Клавдия, было, позвала за собой, но Лиза намеренно отстала и растворилась среди гостей. Прогулялась неторопливо, привыкая к высоте каблуков - четыре дюйма, не кот насрал! - присматриваясь, прислушиваясь, и ни о чем особенном не думая, просто существуя, что доставляло ей лёгкую ничем не замутненную радость.
  "Я умерла, - подумала с неожиданным спокойствием, - два раза. Там и здесь. И вот я живая, а вокруг праздник..."
  В бальном зале танцевали, но Лиза этих танцев не знала, а Елизавета никогда танцевать не умела. Отвернувшись от вальсирующих пар, вошла в просторный коридор.
  - Не любите танцевать, или настроение такое? - голос сзади, из-за плеча. Мужской, приятный.
  - Не люблю, - ответила, не оборачиваясь, но готовая продолжить, если мужчина проявит настойчивость.
  - Может быть, бокал шампанского?
  - Может быть...
  Как назло, им не встретилось ни одного лакея. Вот только что, казалось, натыкалась на них везде; на них, и на эти их подносы с бокалами, а когда понадобились, как корова языком слизала.
   "Вот ведь!.." - и тут Лиза почувствовала запах табачного дыма и услышала характерные щелчки ударяющихся друг о друга бильярдных шаров.
  "Серьезно? - удивилась она. - Во время маскарада?"
  Но, по-видимому, правилам хорошего тона это не противоречило. В бильярдной оказалось довольно много народу, притом не одних только мужчин.
  - Играете? - Мужчина просто спросил, без подтекста. Ни иронии, ни порицания. Вопрос между делом.
  - Играю, - подтвердила она с той же интонацией, что и он, - но не сейчас. Давайте просто посмотрим!
  Теперь она к нему обернулась, смерила взглядом. Высокий, чуть ниже нее на этих ее одиннадцатисантиметровых каблуках. И сложен неплохо. Не богатырь, но и не хлюпик.
  - Елизавета Аркадьевна, - сказал мужчина, встретив ее взгляд, - мне, право, неловко нарушать ваше инкогнито, но промолчать было бы куда хуже. Согласны?
  "Вот же оказия! Нигде от вас не скрыться!"
  - Мы знакомы? - Лиза лишь надеялась, что он не услышит интонации обреченности в ее вопросе.
  - Я вас знаю, вы меня - нет.
  - Как так? - удивилась Лиза.
  - Мне вас один общий знакомый показал.
  - Кто, если не секрет?
  - Каперанг Добрынин.
  Увы, но Лиза каперанга не знала. Елизавета - да, она - нет.
  - А смысл?
  - Хотите выпить? - вопросом на вопрос ответил мужчина и кивнул в сторону буфетной стойки.
  - Вы, сударь, еще не представились, а уже предлагаете девушке выпить. - Усмехнулась Лиза. - Выглядит подозрительно, да и выговор у вас странный. У нас так не говорят.
  - Вы правы, - кивнул мужчина. - Извините! Выговор у меня новоархангельский, я Райт. Иан Райт!
  - Англичанин?
  - Нет, дворняжка! - улыбнулся мужчина.
  - Что вы имеете в виду? - нахмурилась совсем сбитая с толку Лиза.
  - Давайте, я принесу выпивку, и мы с вами все обсудим. Итак?
   - Ладно, - согласилась Лиза, которую Иан Райт умудрился заинтриговать. - Принесите мне старки. Да, смотрите, Иван, не в рюмке, а в стакане. На два пальца будет в самый раз.
  - Пальцы мои?
  - Ваши!
  На "Ивана" Иан не отреагировал, видать, она не первая переиначила его имя на русский лад. Лиза проводила мужчину взглядом. Походка хорошая, уверенная, и да!
  "Он же авиатор! - поняла она, оценив, как Иан ставит ноги при ходьбе. - Военный? Да, нет, вряд ли... Скорее, торговый флот".
  Она достала из сумочки портсигар, маленький на шесть папирос, но со встроенной бензиновой зажигалкой. Закурила. Затянулась, выдохнула дым, а тут и Иан вернулся со стаканами в руках.
  - Прошу вас!
  - Спасибо! Так что вы начали рассказывать про дворняг?
  - Матушка у меня русская из Ситки, - объяснил Иан, - а отец американец из Нового Амстердама.
  - Что ж, биография, как биография, - чуть пожала плечами Лиза. - А ко мне, что за интерес? Только не врите, что влюбились!
  - Ну, лица я вашего пока не видел, однако фигура у вас, Елизавета Аркадиевна, весьма хороша. Это комплимент. А дело простое, мне нужен пилот.
  - Уссаться можно! - фыркнула Лиза и сделала глоток старки.
  - Я в курсе ваших проблем, - на полном серьезе сказал Иан и тоже выпил.
  - Ваня, - улыбнулась Лиза, - вы, может быть, и "в курсе", но только я разбилась насмерть.
  - А это тогда кто? - показал на нее пальцем Иан.
  - Тень отца Гамлета! - резко ответила Лиза и одним глотком допила все, что у нее еще оставалось в стакане.
  Выпила, выдохнула, затянулась табачным дымом.
  - Я больше не пилот, Иан. Увы!
  
  ***
  Она оставила американца в бильярдной и ушла гулять среди масок. Много пила. Еще больше флиртовала. Один раз даже согласилась на танец, но едва не рухнула, запутавшись в подоле платья.
  "Не мое!"
  Домой вернулась под утро. Раздевалась на ходу, но до кровати все-таки добралась. Упала, натянула на себя одеяло и провалилась в сон.
  
  ***
  Ей снилось небо. Разное и при разном освещении. Чистое, прозрачное, пронизанное солнечными лучами, и темное, низкое, занавешенное сплошной пеленой туч. Снились крейсера и фрегаты, десантные шняки и штурмовые кочи, брандеры с дистанционной системой управления, и раз за разом снилось, как прорывается она сквозь заградительный огонь польского тримарана и садит в правую гондолу из двадцатимиллиметровой пушки бронебойными снарядами с сердечником из деплеталя ...
  "Умри, сука! Умриии!!!"
  
  ***
  Проснулась в поту, едва соображая, кто она и где. Сердце колотилось, как бешеное, а перед глазами плыли багровые облака.
  С трудом выдралась из сна. Доплелась до ванной, и последним усилием воли втолкнула себя под ледяной душ. Стояла, сжимая зубы, широко открыв глаза. Терпела и терпела, как истая великомученица. По-видимому, долго терпела, потому что, когда вылезла, была синяя, как утопленница, и зуб на зуб не попадал. Но оно и к лучшему, растерлась, как смогла, полотенцем, закуталась в теплый халат, накинула на плечи плед и потащилась, продолжая дрожать, в кабинет. Там у нее был устроен главный бар, и выбор был на любой вкус. А сейчас и повод нашелся: общий упадок организма, депрессия в острой форме и колотун, от которого сводило мышцы ног и живота. Дрожащими пальцами цапнула, что первое под руку попалось, налила, расплескивая, в хрустальный стакан, и уже двумя руками поднесла его к губам. Клацнула зубами, - дрожь пробивала не на шутку, - но все-таки удержала стакан у рта и выпила глоток за глотком все, что в нем было. Вкуса не почувствовала, крепости тоже. Так можно было пить хоть воду, хоть молоко. Но это было не молоко. Стало теплее. Сначала в животе, а потом уже тепло пошло распространяться по всему телу. Тогда Лиза налила себе еще полстакана коньяка, - а был это, оказывается, именно коньяк, - села в кресло за письменным столом, закурила деловито, и вдруг заплакала. Уронила папиросу в пепельницу, отставила стакан и завыла от тоски и безысходности. Рыдания душили ее, прокатывались волной, сотрясая все тело, и было неизвестно, о чем она плачет на самом деле. С чем она расставалась в этот момент, и кто была эта Она? Лиза ли окончательно прощалась со своим миром, родными и друзьями, с коллегами по работе и с самой работой, или Елизавета отпевала свою мечту о высоком небе? Бог весть...
  
  Глава 2. Старая девушка, Апрель, 1931
  В понедельник позвонил Ильин.
  - Ты что-то зачастил! - усмехнулась в трубку Лиза. - Не дай Бог, влюбишься, хлопот потом не оберешься!
  - Странная ты женщина, Лиза! - вздохнул на другом конце провода Вадим. - Ну чем тебе любовь не угодила?
  Разговор не новый и, вроде бы, в шутку, но Вадим, похоже, в нее влюбился по-настоящему, хотя и боится признать это вслух. Себя боится, но ее, кажется, больше, и не напрасно! Лизе его любовь ни к чему. Сама она к Ильину ничего такого не испытывала, и от него никаких особых чувств не ожидала. Зачем? Ей и так хорошо. Вадим отменный любовник: сильный, в меру нежный, в меру грубый. Умеет поддержать компанию, во всех смыслах этого слова, и при этом не хам. Воспитанный мужчина, симпатичный, интеллигентный. Опять же - авиатор. Одним словом, не раздражает, и, слава Богу!
  Крейсер Ильина стоял на капитальном ремонте в Арсенальных доках, и они с Лизой виделись достаточно часто, хотя Вадим имел по этому поводу "особое мнение". Для него раз в неделю, означало, - редко, но Лизе этого пока хватало, а чаще встречаться - можно и привыкнуть. А привыкать - плохая затея. Да и не скучно ей было без Ильина. Лиза плотно встроилась в Надину компанию, пеструю, словно ярмарка, веселую, аки кутеж, и разнообразную, как жизнь. Ей с этими людьми было хорошо, не только, когда курила с ними гашиш или пила шампанское. Она вполне могла обойтись и без алкоголя, тем более, без кокаина. Другое дело - хорошие люди. Без них не проживёшь! А с ними - жизнь, и в самом деле, похожа на праздник, даже если летать теперь - не судьба.
  - Странная ты женщина, Лиза! - вздохнул Вадим. - Ну чем тебе любовь не угодила?
  - Ты какую любовь имеешь в виду? - попробовала Лиза свести опасную тему к шутке. - Плотскую але любовь к Родине? Так в постели не мерзну, а за любовь к родине "Полярную звезду" ношу!
  На самом деле не носила. Мундир так ни разу за все это время и не примерила, тем более не красовалась алмазной звездой. В ресторанах и на вечеринках, где она проводила время с Надеждой и Клавдией, в ателье костюмеров, - так здесь называли модельеров и кутюрье, - и в мастерских художников, где Лиза иногда засиживалась допоздна, мундир и ордена выглядели бы более чем странно. В опере и на лыжной прогулке, впрочем, тоже, а Лиза в эту зиму бегала на лыжах много и с удовольствием. Иногда в близлежащем парке, а иногда в Кобонском боре. Собирала друзей и друзей этих друзей, и они все вместе ехали к ней на мызу, оказавшуюся настоящим маленьким замком. Выпивали, не без этого, но только вечером - после бани, - а днем ходили на лыжах, катались на финских санках, просто гуляли по окрестным дорогам, когда те не были завалены снегом. Местность красивая, и в хорошую погоду - гуляй не хочу.
  - Ладно, сдаюсь! - "сдал назад" Ильин. - Ты свободная женщина в свободной стране. Делай, что вздумается, иди, куда хочешь!
  - Это ты меня так элегантно на х-й посылаешь? - поинтересовалась заинтригованная Лиза.
  - Ни в коем случае! - возразил Ильин. - Лично я приглашаю тебя в кабак. "Антарная баженица" подойдет?
  "Любимая из янтаря? Янтарная любовница? Вот такое название? Умереть не встать!"
  - Это где? - спросила вслух.
  - В Старой Гавани. Неужели, никогда не бывала?
  - Вадик, ты знаешь, сколько в городе кабаков?
  - Ну, не была, так не была, тебе же лучше! Будет сюрприз! Я за тобой заеду, если не возражаешь, в 20.00?
  - С боем курантов?
  - Я же авиатор!
  - Ну, да, - согласилась Лиза. - Ты авиатор. Можешь переходить ко второй части.
  - Откуда знаешь? - удивился Ильин.
  - Догадалась. Итак?
  - Адмирал Ксенофонтов передает через меня официальное приглашение, посетить крейсер "Гогланд" девятого дня сего месяца в 10 часов утра по Гринвичу и принять участие в торжественном построении экипажа по случаю окончания ремонтных работ. Фуршет прилагается.
  - Ты что, читаешь?
  - Разумеется, - подтвердил Ильин. - Официальное приглашение передам вечером...
  
  ***
  Утром, когда Ильин уже ушел, а других дел пока не нашлось, Лиза решила починить старенький гироплан - доходягу, хранившийся в бывшей конюшне Кобонского бора. Просто из интереса, ну и чтобы не спиться. Так, наверное.
  Дело в том, что к великому своему огорчению, Лиза так и не нашла себе до сих пор никакого полезного занятия. Между тем, положение "увечного воина", с одной стороны, и богатой аристократки - с другой, развращало, как развращает всякое бесцельное существование. Пускаться в загулы не профессия, если, конечно, ты не кокотка. Сидеть за кулисами оперы, наблюдая, вернее, слушая, Клавдию Добрынину в "Князе Игоре" или "Золоте Рейна", - не работа, а удовольствие. Можно еще помогать Наде, но ни талантом художника, ни мастерством закройщика Лиза не обладала. Еще хуже, однако, сидеть дома, на Смольной улице, или на мызе, в Кобонском бору, и бесконечно читать умные книжки, смотреть дурные фильмы по радиоскопу, - так называли в Себерии телевизор, - или, маясь от безделья, заниматься совсем уж дурными делами, вроде пальбы из всех имеющихся в наличии стволов по бутылкам и консервным банкам. Чего-чего, а книг и огнестрелов у Лизы было достаточно. А вот какой-нибудь положительной профессии - не было. То есть, была когда-то, но сплыла "по состоянию здоровья". Однако, положа руку на сердце, Лиза вряд ли бы пошла теперь в пилоты, даже если бы ее не списали вчистую. Она не Елизавета, и этим все сказано. Оставалась, правда, возможность, получить диплом инженера-электрика. Или механика, что тоже не исключено. В конце концов, формально Елизавета знала технику совсем неплохо, - во всяком случае, была обязана знать, - ну а Лизе сам Бог велел! Надо было лишь подверстать свои знания к местным реалиям, да, может, быть взять в университете курс или два, а там, глядишь, и инженерный патент смогла бы получить. Одна беда, ее совершенно не тянуло к электротехнике. Раньше - да, а теперь - нет. А вот разобраться с автожиром - ведь этот их гироплан, не что иное, как автожир, - было бы любопытно.
  Сказано - сделано. Прихватила из дома пару книжек и несессер с инструментами и, кликнув извозчика, поехала на мызу. По правде говоря, стоило, наверное, купить уже какую-нибудь "самоходную повозку" и ездить самой. Но паромобили были, на взгляд Лизы, крупноваты, а агрегаты с двигателями внутреннего сгорания, в известном смысле, примитивны. Просто багги какие-то, а не полноценные авто.
  Между тем, за мыслями, о своем, "о девичьем", Лиза и не заметила, как добрались до места. Приехали в "замок", - а Кобонский бор и был, собственно, замком, - заехали во двор. Лиза расплатилась, отперла дом, и первым делом озаботилась "системами жизнедеятельности": подняла массивный рубильник на мраморном распределительном щите, подключая дом к сети. Сняла стопор с колеса, погруженного в малый, но быстрый приток Кобоны, пустив воду в трубы. Разожгла огонь в камине в комнате, служившей ей кабинетом, и затопила печь, обогревавшую спальню и "совмещенный санузел". В самом "санузле" пришлось еще растапливать угольный водонагреватель, но, если браться за ремонт старого автожира, лучше иметь хороший запас горячей воды, чтобы вечером смыть с себя всю собранную за день грязь.
  - Ну, что ж, все, вроде бы, в порядке... - Лиза спустилась в подвал и принесла в кабинет пару банок мясных консервов, банку острого турецкого салата - перец, лук и помидоры, и до хрена всякой зелени, - пачку галет и баночку земляничного варенья. Выпивка, чай, кофе и сахар хранились в буфетном ящике, так же как и нехитрый "инструментарий" - медные кофейник и чайник, чугунный котелок и такая же черного чугуна сковорода. Решетка и пара шампуров, да крючки для чайника и котелка. Зимой, если без прислуги и гостей, Лиза готовила прямо в камине, чтобы не заморачиваться. На этой же идее остановилась и сейчас.
  Пока разгорались березовые дрова, - их завозил на мызу лесник с ближнего кордона, - Лиза переоделась в старый кожаный комбинезон, в каких летали пилоты лет тридцать назад, сменила обувь и нашла шерстяную шапочку, чтобы запрятать волосы. Пока искала перчатки, настало время закрывать вьюшки. Так что в конюшню Лиза отправилась, только после того, как обеспечила тыл.
  - Ну-с, уважаемый, на что жалуемся?
  Она обошла машину кругом, постучала костяшками пальцев по корпусу, крашенному в голубой - подвыцветший от времени - цвет. Оказалось, алюминий.
  - Совсем недурно, для комнатной собачки... - Лиза щелкнула замком и откинула плексигласовый колпак. Кокпит, как и следовало ожидать, крохотный, и для Елизаветы - с ее-то габаритами, - что называется, впритык. Приборная панель примитивная, ручка управления, располагавшаяся между ног, рычаг управления двигателем под правой рукой. В целом разумно, экономично, и максимально просто: крен, тангаж и тяга. И даже ниша для чемодана за спиной пилота предусмотрена. Ну и все остальное тоже правильное и ни разу не избыточное: несущий винт отклонен назад, толкач прикрыт защитным кожухом, и сразу за ним - два вертикальных руля. Все, вроде бы, на месте. Ничего не сломано. Может быть, он, вообще, исправный?
  Лиза залезла в кокпит, и на дурака, - типа Бог убогих любит, - попробовала машину завести, но, разумеется, не смогла. Для начала, электрическая сеть оказалась абсолютно мертвой. Ноль напряжения, но это устранимый дефект. Снизу, как раз под задницей пилота, должен находиться аккумулятор, - который, наверняка, давно сел, - и разъем для временной подпитки от любого внешнего, но, разумеется, стандартного источника.
  Лиза вылезла из автожира, нагнулась и, заглянув снизу, сразу нашла технический лючок...
  
  ***
  Работала допоздна, измызгалась с ног до головы и устала, как собака, но душ принимала в приподнятом настроении, что называется, "довольная до ушей". Еще бы! Все, до чего дотянулась, проверила и, где надо, починила. Прежде всего, проводку, клеммы и разъемы, изоляцию проводов. Больше с электричеством ничего делать было не нужно, кроме замены аккумулятора, разумеется, но аккумулятор Лиза еще днем заказала в Кобоне, и завтра с утра его обещали завести, так же как несколько деталей для муфты ротора, редуктора и демультипликатора. Пока же, она там все перебрала, почистила и смазала, а сам двигатель оставила "на сладкое", решив заняться им с утра - на свежую голову.
  Выбралась из-под душа и только успела вытереться и одеться, как зазвонил телефон. Возможно, он звонил и раньше, - Лиза могла его просто не услышать, - но сейчас затрезвонил, как раз тогда, когда она вошла в кабинет.
  - Браге у аппарата, - сказала она в трубку, пододвигая к себе свободной рукой бутылку коньяка, - слушаю вас.
  - Э... - то ли блеяние, то ли мычание.
  - Говорите! - потребовала Лиза, не любившая, когда люди не могут в трубку и слова сказать. Не умеешь говорить, зачем тогда вообще звонить?
  - Здравствуй, Лиза, это я! - сказал низкий мужской голос.
  - Ну, и кто он этот "ты"? - спросила она, свинчивая с бутылки колпачок.
  - Ты в своем праве, - вздохнул мужчина. - В, конце концов, я должен был навестить тебя еще в госпитале... Все-таки муж... хоть и бывший... и...
  Голоса Петра Лиза, понятное дело, не знала, но сообразить, кто ей звонит, было несложно. Сам сказал.
  - Рожай уже! - предложила она и плеснула себе в стакан буквально "пару капель" коньяка.
  - Елена Константиновна устраивает семейный обед, - голосом обреченного на казнь сообщил Петр.
  - Что серьезно? - удивилась Лиза и, нервно "цапнула" папироску из открытой коробки.
  - Говорит, старая стала, скоро помрет. Хочет всех видеть.
  - Когда? Где? - спросила, закуривая.
  - В Гатчине, разумеется. Послезавтра.
  "Гатчина? - задумалась Лиза. - Что-то знакомое... Ах, да! Это же Троцк! Старое название, вот в чем дело!"
  - Ну, Гатчина, так Гатчина, - сказала вслух и сразу же приложилась к стакану. - А кто будет?
  - Да, все! - вздохнул Петр. - Мы с Варварой, братец твой с невестой, как раз знакомить с семьей привезет, Виктор с Дарьей, Татьяна с Иваном, Ольга Николаевна, ну, и дети, конечно.
  - Зоопарк! - сказала Лиза, вспомнив посвященный семье пассаж из дневника Елизаветы. - Вольер с макаками!
  - Зря ты так! - возразил Петр. - Это они к тебе, может быть, неласковы, а так - милейшие люди.
  - А я им чем мешаю? - спросила Лиза, пыхнув папироской.
  - Ты в шаблон не укладываешься. Помнишь, у нас с этим тоже возникли проблемы?..
  - Твои проблемы, Петя, стояли раком, если забыл, в моей собственной постели!
  Эту сцену Елизавета Браге описала в таких подробностях, что впору было заподозрить ее в мазохизме. Но, скорее всего, она просто фиксировала убогую "прозу жизни".
  - Ну, извини!
  - Извинения приняты, - Лиза решила пока не обострять. - Напомни мне, как к дому на машине подъехать?
  Вопрос не такой уж и странный, если учесть, что в зрелом возрасте Елизавета в доме бабки была считанные разы.
  - А ты откуда поедешь? - Петр вопросу не удивился, и, значит, она все правильно сказала.
  - Петя, ты же банкир! - искренно удивилась вопросу Лиза. - Или вас совсем думать не учат? Только деньги считать?
  - А! - Петр, разумеется, был не дурак, но иногда, когда говорил с Елизаветой, попросту терял способность соображать. - Значит, вернешься в Шлиссельбург и поедешь через Мгу на Гладкое, потом на Войсковицы и в Колпанах свернешь на Гатчину, так?
  - Так! - подтвердила Лиза, лихорадочно пытаясь вспомнить карту.
  - Ну, тогда, просто! Свернешь на Петровское шоссе, потом по Двинской до большого перекрестка...
  Он говорил, а она слушала. Слушала, запоминала, рисуя в уме карту, которую позже наложит на обычную - географическую.
  - Значит, приедешь?
  - Не боишься?
  - Нет, с чего бы? Хотела бы застрелить или покалечить, в тот день - самое время было!
  - Ну, да! Есть в этом что-то...
  На том и распрощались.
  
  ***
  Наверное, ей стоило бы пропустить эту "теплую" семейную встречу. В конце концов, это не ее семья, не ее родственники, не ее враги. Так что, отказ и игнорирование - лучшая политика. Но с некоторых пор Лиза не только жила жизнью Елизаветы, стараясь ничем не выбиваться из образа и не привлекать к своей особе излишнего внимания. Она, в какой-то мере, жила за капитан-лейтенанта Елизавету Браге. Делала то, что Елизавета хотела делать, если верить ее дневнику, но не делала, исходя из очень разных обстоятельств и соображений. Из чести мундира, например, или страха выглядеть "чересчур женщиной". Теперь все это перестало быть актуальным, и Лиза могла себе позволить одеться, как хочется, пить, где придется, и общаться с теми, кого выбрала. Но, с другой стороны, такое положение дел накладывало на Лизу определенные обязательства. Она не могла допустить, чтобы было задето достоинство Елизаветы, чтобы кто-нибудь обидел ее, оскорбил или унизили. Лиза могла надеть платье прямо на голое тело и устроить дебош в компании гомиков и лесбиянок, но показаться слабой в образе Елизаветы Браге, права не имела. Поэтому и решила ехать.
  Семейные обстоятельства Елизаветы оставляли желать лучшего. Ее отец, Аркадий Николаевич Браге был военным инженером. Вернее, оружейником. Работал в Псковском и несколько позже в Новгородском Арсеналах. Умный, если не сказать талантливый, образованный и воспитанный, полковник Браге был еще и просто хорошим человеком. Он любил свою жену, - притом, что взял замуж "девушку с ребенком", и воспитывал Григория, как родного сына, - но больше, вернее, более искренно, он любил Елизавету, и отнюдь не за то, что она-то ему была как раз родной. Елизавета отвечала отцу взаимностью и в гораздо меньшей степени любила и уважала свою "маменьку", у которой на уме были "всякие глупости", а для мужа и детей ни времени, ни внимания уже не оставалось. Елизавета ее не осуждала - во всяком случае, став взрослой и сообразив, что к чему, - но нежности к Антонине Павловне Браге - в девичестве Берг - не испытывала. Впрочем, отец Елизаветы погиб, когда ей было всего шестнадцать лет - на Новгородском Арсенале произошел взрыв нового боеприпаса, - а мать, спустя, одиннадцать месяцев после его смерти, снова вышла замуж. Однако Аркадия Николаевича пережила ненадолго - умерла во время эпидемии Кантонского гриппа. И с этого времени центр тяжести в "семейных отношениях" переместился в дом Елены Константиновны Вересаевой - бабушки Елизаветы по отцовской линии. Семья матери отпадала по вполне очевидным обстоятельствам - с ними и при жизни Антонины Павловны никогда не общались, - а из Браге к тому времени в живых оставались лишь Дмитрий Николаевич, бессемейный, старший брат отца, и многосемейная Ольга Николаевна Шумская - младшая его сестра. Адмирал все больше служил и "на огонек" заглядывал редко, предпочитая встречаться с матерью на "нейтральной территории" - в Ниене, Новгороде, Шлиссельбурге или еще где. Елизавета же в доме бабки чувствовала себя чужой. Ничего общего со всей этой компанией, никаких точек соприкосновения. Исключительно одна сухая вежливость, да и то, лишь до определенного момента. Обстоятельств, ухудшивших и без того паршивые отношения, было, собственно, два. Во-первых, - и, в сущности, это была главная причина, - Елизавету в этой компании не любили, считая отчего-то синим чулком и старой девой, даже при том, что она все-таки сходила однажды замуж, пусть и ненадолго. И, во-вторых. Петр изменил Елизавете не с кем-нибудь, а с ее собственной двоюродной сестрой. И более того, женился на Варваре после официального развода, прижил с ней двух детей и стал членом их дружной крепкой семьи, окончательно вытолкав из гнезда "бедную Лизу", которую и так уже не слишком привечали. Ну, а когда после смерти Дмитрия Николаевича, титул баронов Браге перешел к Елизавете - единственной, к слову сказать, кто все еще носил эту фамилию, отношения испортились окончательно. Отчего-то считалось по умолчанию, что титул и значительное наследство адмирала должен получить Григорий Берг, даже при том, что он незаконнорожденный и носит другую фамилию.
  Так что, Лиза не имела права ударить лицом в грязь, опростоволоситься, показать себя слабой. Она обязана была поехать на этот долбаный семейный сбор и отстаивать там всеми силами честь и достоинство своего Альтер эго - капитана 2-го ранга баронессы Елизаветы фон дер Браге.
  
  ***
  С утра занялась делом. Встала спозаранку, быстро умылась, позавтракала "чем Бог послал", и пошла в конюшню. Включила лампу-прожектор, удачно нашедшуюся в хозяйстве, еще раз пробежалась по пунктам вчерашнего ремонта и открыла, наконец, двигательный отсек.
  "Твою ж, мать!" - Ну, других слов у нее просто не нашлось.
  "Они что?.. А я? Я же, вроде..." - мысли скакали, но ничего путного из попыток, привести их в порядок, не выходило.
  "Но как!!!!!"
  На самом деле, у нее возникло только два вопроса: "Как это возможно?" - вариация, "как они это сделали?" - и "А я о чем думала?"
  Не отрывая взгляда от двигателя, Лиза достала фляжку, свинтила колпачок и сделала несколько глотков подряд. Потом убрала фляжку и достала из кармана портсигар. Закурила, пыхнула папироской раз, другой и опрометью бросилась в дом. Разворошила весь дядькин книжный шкаф со специальной литературой, но искомое нашла. Книга называлась "Двигатель Римана". Именно эти слова были выгравированы на матовом боку двигателя автожира. "Двигатель Римана", "ОС - С2", "Каблуков и компаньоны", серийный номер 27659.
  Лиза села к столу, открыла книгу и углубилась в чтение. Ну, это только так говорится - "чтение". На самом деле, в книге было больше физических, химических и математических символов, формул и вычислений, чем слов русского языка. Ну, а еще там имелись многочисленные схемы и чертежи.
  Прошел час, другой, третий. Лиза по-прежнему сидела у стола и читала книгу. Но чем больше она углублялась в текст, тем больше недоумевала.
  "Но это невозможно!" - восклицала она мысленно.
  "Это бред! Ненаучная фантастика!" - думала она, перелистывая страницы.
  "Это вообще не наука! Это магия, гребаная, а не физика!!!"
  "А я? Я куда смотрела? Я же здесь уже почти год обретаюсь! И что, ни одного вопроса?! Вот же курица тупая!"
  От мрачных мыслей, буквально сводивших Лизу с ума, ее отвлек приезд посыльного из Кобоны. Парень, что характерно, приехал на повозке, запряженной лошадью, но при этом привез Лизе новенький свинцово-кислотный аккумулятор, несколько коробочек с электрическими проводами и разъемами, и завернутые в промасленную бумагу детали для муфты ротора и демультипликатора.
  Лиза поблагодарила паренька, дала ему "на чай", расплатилась за покупки и хотела, было, сама перенести все это добро в конюшню, но посыльный не позволил. Сам все отнес и сложил на старом дубовом столе, заменявшем адмиралу Браге верстак. Раскланялся - все-таки вежливые в провинции живут люди, - и отбыл. А Лиза осталась в конюшне. Одна. Один на один с двигателем Римана.
  Начать с того, что это был двигатель не внутреннего сгорания, а тепловой - внешнего. Паровая машина, вот что это было такое! Гребаная машина Уайта! Паровоз Ползунова! Ступа Бабы-Еги...
   "Матерь божья, но как же вы, блядь, такое чудо слепили?!"
  Но матерись или нет, по факту это был четырехцилиндровый паровой двигатель двойного действия, работающий на сухом паре высокого давления. При этом энергия отнималась от сгорания прессованного малита . Что такое этот их малит, Лиза не знала, но утром специально посмотрела в энциклопедии. Прочла статью и обалдела. В ее мире ничего подобного не было и, кажется, вообще, не могло быть. Уголь был, нефть, газ, сланец, торф... Дрова, наконец! Но совершенно невероятное вещество с удельной теплотой сгорания равной 127 миллижоулей?! В три раза больше керосина?
  Такого не может быть, потому что не может быть никогда!
  - Такое даже вслух не произнести, - сказала Лиза вслух, - потому что такого в природе не существует!
  Но, как ни странно, ТАКОЕ существовало.
  Малит являлся природным ископаемым горючим, представленным в различных сочетаниях с другими минералами и веществами. Его месторождения были разбросаны по всему миру, но самые богатые - и по общему объему и по процентному содержанию вещества в породе, - находились в Бразилии, Экваториальной и Южной Африке, в Канаде, в Сибири близ Кижмы и на Кольском полуострове в районе Сирки-Соколово.
  Горел малит не просто сильно и жарко, он мог и рвануть, что иногда случалось в Южной Африке, когда молния ударяла в какой-нибудь одиночный выход породы с высоким содержанием горючего вещества. Месторождение в Сирки-Соколово в этом смысле было безопасным, так как содержание малита в породе было там чуть ниже критического. Однако на обогатительных заводах его перемалывали в порошок и очищали до 96-97 процентов, а на заводах по производству горючего и боеприпасов доводили процент содержания почти до ста, что означало, между прочим, еще большее измельчение в связи с технологией очистки, и, наконец, прессовали в брикеты различного размера и назначения.
  Что ж, если принять, как вводную, всамделишнее существование такого высокоэффективного горючего, это бы объяснило малый объем топки и незначительные запасы топлива на борту: три брикета, в обойме автоматической системы "заряжения" - как раз на триста пятьдесят километров полета без встречного ветра, разумеется. Но тогда возникали вопросы к материалам, из которых сделана эта топка. А заодно уже и к системе циркуляции сухого пара и системе охлаждения, работающей на аммиаке. Там возникали нешуточные давления, да и среда, если иметь в виду перегретый пар, была более чем агрессивной. Однако здешним металлургам удалось создать сплавы на основе никеля, легированные молибденом, и это вкупе со специальной керамикой решало практически все проблемы...
  
  ***
  Ближе к вечеру, Лиза, смирившаяся на первый случай с вычурными изысками местной технологии, не удержалась и подняла автожир в темнеющее небо. Опыт оказался захватывающим! Небо бескрайним, вид сверху завораживающим, а управление автожиром - простым до изумления. Впрочем, возможно, не для всех и каждого, однако руки Елизаветы Браге, ее глаза и вестибулярный аппарат великолепно знали, что и как нужно делать. И не только знали, но и делали.
  Лиза сделала несколько кругов над домом, поднялась выше - барометрический высотомер утверждал, что на триста метров, - и пошла над рекой Кобоной в сторону озера. Прибавила скорость - сто десять километров в час - и с ветерком промчалась над лесом и рекой, вылетев, наконец, на простор Ладоги. Смеркалось, но с высоты четырехсот метров видимость была сносной, тем более, что день выдался погожий, ясный. Тем не менее, Лиза решила не рисковать и, пока окончательно не стемнело, вернуться домой. На обратном пути попробовала снизиться и лететь над самой водой. Оказалось несложно, а дух захватывает, как на крутых русских горках, только не так страшно. И, наконец, последним приятным открытием оказалось то, что сажать автожир совсем несложно.
  Впечатлений хватило на весь вечер и часть ночи. Лиза протопила баню, попарилась от души, стараясь не думать о местной физике и геологии, нажарила картошки с консервированными лисичками и, увлекшись, съела под стакан семидесятиградусной самогонки, все жарево, а было его немало. Как раз на троих, ну, максимум, на двоих. Зато и спала после этого, как дитя, а проснувшись в семь часов утра, быстро позавтракала и сразу же начала "готовиться в поход". Она собрала вещи - невеликий труд, - и отнесла сумку в автожир, затем последовательно перекрыла водозабор и обесточила дом. Проверила окна и ставни, печи и камин. Достала из подпола в конюшне запасные топливные элементы для двигателя, и только после этого позвонила в Центральную Диспетчерскую столицы.
  - Говорит капитан Елизавета Браге, прошу разрешения на пролет над городом на автожире категории Эм-9. - сказала она, как только откликнулся центральный пост.
  - Где будете садиться, госпожа капитан? - деловым тоном, не предусматривающим долгих объяснений, спросил диспетчер.
  - На крыше дома Корзухина, на Смоляной улице. Крыша приспособлена.
  - Вы зарегистрированы, - сообщил диспетчер. - Счастливого полета!
  "Ну, - подумала Лиза, закрыв двери дома, и устраиваясь в кокпите автожира, - помолясь!"
  Машина, как и в прошлый раз, поднялась легко. По-видимому, это была модель, не нуждающаяся в разбеге или встречном ветре. Лиза о чем-то подобном читала в одной из книг Елизаветы. Впрочем, какая разница! Аппарат оторвался от земли, набрал высоту - Лиза решила, что ста метров, на первый случай, будет достаточно, - и пошел над лесом. Лиза держала курс на запад с небольшим склонением к югу, и, хотя не знала местность так хорошо, как, наверняка, знала ее Елизавета, идти по компасу оказалось совсем несложно. Она пролетела над лесом, постепенно поднимаясь выше и набирая скорость, внизу открылся вид на современное шоссе, затем снова пошел лес, а еще потом, пролетев сначала над Старым, а затем и над Новым Ладожским каналом, Лиза вылетела на простор озера. День снова выдался хороший, озеро было спокойно, и вид, открывшийся с высоты в полтора километра, просто зачаровывал. Ладога, прозрачное небо апреля, солнце, и высокие - в двенадцать - пятнадцать этажей, - дома Смолянки, обращенные гранитными фасадами к озеру...
  "Жизнь моя, иль ты приснилась мне!"
  Хотелось петь, но Лиза сдержалась. Судя по дневнику, Елизавета в полете никогда не пела, только ругалась матом, да и то редко. Между тем, дома приближались, и вскоре Лиза начала плавно разворачивать машину к западу, чтобы выйти из поворота прямо над домом Корзухина. Самое любопытное, что маневр получился, как и задумывался. Снизилась, увидела заасфальтированный круг посадочного пятна и аккуратно приземлилась. А еще через несколько минут, закрепив автожир за вбитые в крышу крюки, она спустилась к себе в апартаменты. Благо и идти было недалеко: в доме Корзухина всего двенадцать этажей, и в большинстве квартир последнего этажа имелись выходы прямо на крышу. У Лизы тоже.
  Спустилась по короткой лестнице, с балкона зашла прямо в спальню, бросила сумку на пол.
  - Так! - Лиза встала посередине спальни и посмотрела на часы. - Не плохо, но и не хорошо!
  Было десять часов утра, а обед Елена Константиновна назначила на шесть вечера.
  "Времени в обрез!"
  Если лететь в Гатчину, - а она твердо решила лететь, - то Лизе следовало срочно обновить знания о своей семье. Фотографии, немногочисленные письма и поздравительные открытки, записи в дневниках Елизаветы. Это раз. Два - это карта. Лететь легко, трудно прокладывать маршрут.
  "Значит, карта десятиверстка... Путеводитель по княжеству Ижорскому... И вот еще что, надо приготовить термос с кофе и взять радиоприемник, а то со скуки помрешь!"
  Следующие четыре часа она усердно изучала документы и фотографические снимки, и постепенно в голове Лизы начал возникать непротиворечивый образ ее "милой семейки". А, исходя из этого, выстраивался и "модус операнди" . В три часа Лиза уже точно знала, с кем, как и о чем она будет говорить, где промолчит, а где нахамит.
  "Что ж... Недурно! Но что надеть?"
  Однако и этот вопрос разрешился сам собой. Если вести себя так, как задумала Лиза, к столу она выйдет в парадно выходном мундире для ношения вне строя, без кортика, но с орденскими планками и "полярной звездой" с лентой на шее под стоячим воротником и с самим орденом над верхней пуговицей кителя. Значит, надо взять с собой так же фуражку, перчатки и черные туфли на низком каблуке, пижаму и халат - ведь, наверняка, придется остаться ночевать, - и какой-нибудь симпатичный наряд на утро, чтобы дамам стало завидно. Ну, а для полета у нее имелся очаровательный костюм в стиле стимпанк. Темно-зеленые брюки галифе с высоким - чуть ли не под грудь, - поясом, коричневые сапоги, белая шелковая рубашка, которую ради разнообразия можно надеть прямо на голое тело, кожаная куртка пилота, шелковый черный шарф, перчатки с крагами и кожаный шлем с очками. Гоглы, впрочем, были непростые, а с изменяемой цветностью и кратностью увеличения. Дорогие, редкие - хрен достанешь и за деньги, - летные очки венецианской работы.
  "О! Как я могла забыть! Последний штрих!"
  Лиза открыла сейф, достала револьвер, проверила, зарядила, вернула в кобуру и положила вместе с кожаным поясом рядом с другой одеждой, приготовленной на кровати...
  
  ***
  Как и следовало ожидать, прибытие Лизы вызвало фурор. Особенный восторг выказали дети, а их тут было много. Они с криками, переходящими в вопли, гурьбой высыпали из дома, вихрем пронеслись, роняя друг друга, по лужайке и тут же окружили автожир.
  Лиза заглушила двигатель, что для паровых машин отнюдь не то же самое, что для двигателей внутреннего сгорания, откинула колпак, и вылезла из кокпита, довольно ловко, спрыгнув на землю и никого из детворы при этом не покалечив.
  - А говорили, что спилась...
  Лиза оглянулась через плечо. Прямо за спиной - ну может быть, всего в метре от нее, - стояла Варвара. Вредина Варька приходилась Елизавете двоюродной сестрой, и в детстве постоянно ее ревновала ко всем подряд, - к другим детям и ко взрослым, - завидовала, норовила навредить. Тем более обидно было узнать, что Петр изменил Елизавете именно с этой дебелой сисястой бабой. Впрочем, еще обиднее было то, что не просто переспал, а женился, разведясь, и уже лет пять живет с ней, регулярно производя на свет отпрысков, некоторые из которых крутились сейчас около автожира.
  - Я тоже рада тебя видеть, - почти равнодушно кивнула Лиза. - Опять беременная?
  - Что? - смутилась Варвара. - Нет, я...
  - Значит, просто растолстела, - все тем же прохладным тоном заметила Лиза и отвернулась, оставив Варвару краснеть и потеть, что всегда с ней случалось, когда попадала впросак.
  - Здравствуй, Петр! Как поживаешь? - Петр шел к ней от дома. Большой, сильный, и, чего уж там, красивый сукин сын. Лизе он, как мужчина сразу понравился, но бывший супруг, судя по всему, нравился и Елизавете.
  "А что, если переспать с ним сегодня назло Варваре?" - эта мысль возникла в голове Лизы совершенно неожиданно и крайне ее удивила. Во-первых, совсем не ее стиль. Во всяком случае, раньше - в той жизни, - она так не могла. А, во-вторых, Лизу ошеломили эмоции, которые она испытывала. Ну, кто ей Варвара? Да, никто, и звать ее никак. Это у Елизаветы могут быть с ней счеты, а Лизе то с какой стати?
  - Лиза! - оказывается, Петр называл ее Лизой. - Рад тебя видеть!
  И он несмело улыбнулся, как если бы ждал удара по яйцам, но хотел этого избежать.
  - Хорошо выглядишь, Петя! - почти искренно улыбнулась Лиза. - Это правда, что б ты знал, хотя ты и подлец! Мог хотя бы разок меня в госпитале навестить. Не чужой все-таки человек, три года в одной постели спали!
  Петр смутился и отвел глаза, а сзади охнула "от такой наглости" курва Варька.
  - Извини! - выдавил из себя Петр.
  - Бог простит! - И, оставив, Петра, как минутой раньше оставила Варвару, Лиза пошла к дому.
  Поднялась по лестнице и в дверях столкнулась с какой-то светло-русой и голубоглазой девушкой. Фотографии ее Лиза точно не видела, и кто бы это мог быть, не знала. Но оказалось, что незнакомка Елизавету не знает тоже.
  - Здравствуйте! - вежливо поздоровалась девушка, с явным удивлением рассматривая Лизу и ее костюм. - Я Полина, а вы кто?
  "Симпатичная! - отметила Лиза. - Высокая, стройная, и грудь ничего! Невеста Грини? Все может быть..."
  - Полина, говоришь? - спросила Лиза, очевидным образом вредничая, хотя виновата перед ней была отнюдь не эта славная девушка, а ее паскудный жених. - Мило! Что же ты делаешь, Полина, в доме моей бабки?
  - Ой! - мгновенно побледнела Полина. - Вы Елизавета? А Григорий говорил...
  - Что я умом рехнулась, слюни пускаю и в инвалидной коляске путешествую? Так, Гриня? - Посмотрела она на "единоутробного", который как раз появился в поле зрения.
  - Сомнения в твоей вменяемости, Елизавета, посещали меня еще в детстве, - тон брезгливый, выражение лица соответствующее, не говорит, мерзавец, а словно бы, сквозь зубы цедит. - Что же касается твоего нынешнего диагноза...
  - Командующий округом запретил тебе интересоваться моей историей болезни. Хочешь из армии вылететь? Так я тебе это мигом устрою. Не веришь?
  - Бодался теленок с дубом, - оскалился Григорий, но Лиза увидела, он испуган. Просто перед своей девушкой не может показать слабины.
  - Ты не дуб, Григорий! - усмехнулась в ответ Лиза. - Ты кирза в звании подполковника.
  Она раздвинула собеседников и прошла между ними в дом.
  - Да и я не теленок! - Бросила через плечо. - У нас с тобой звания по факту равные, но я Кавалерственная дама, а кто ты?
  "Трое есть! - отметила мысленно, направляясь в гостиную. - Остались пятеро!"
  Но, как тут же выяснилось, она ошибалась. В гостиной находилось едва ли не с дюжину мужчин и женщин. Однако центр композиции, несомненно, формировался вокруг Елены Константиновны и Ольги Николаевны. Интрига же заключалась в том, что после смерти мужа титул перешел к ней, но в тот момент, когда она вышла замуж повторно, право на имя фон дер Браге и баронский титул перешли к ее старшему сыну. И уже от Дмитрия Николаевича к Елизавете. Минуя всех остальных родственников, как и требовало принятое в Себерии правило. Имущественное право - одно, дворянские фамилии - другое.
  Что ж, Лиза знала, куда едет, и правила игры знала тоже. Во всяком случае, предполагала, что знает.
  Она расцеловалась с Еленой Константиновной, не соизволившей даже встать из кресла, и позволила Ольге Николаевне, во всем - даже в глупых мелочах, - подражавшей старухе-матери, обслюнявить себе щеку.
  - Дамы, - сказал за спиной Лизы Григорий, - господа! Кто не знает, это моя сестра Лиза. Она бывает резковата, но, в целом, безобидна.
  "Безобидна? Я?! Сестра?! Лиза?!" - от возмущения Лиза едва не пристрелила наглеца, но потом решила промолчать. В конце концов, хорошо смеется тот, кто смеется последним!
  Лиза положила шлем и очки на столик рядом с креслом бабки, сняла куртку - "Ну, у вас и натоплено! Жарко же!" - и повернулась к "публике".
  - Лиза, - представилась она, воспользовавшись формулировкой Григория, и увидела, как мечутся взгляды мужчин между ее кобурой и сиськами, торчащими под полупрозрачным шелком.
  - Что-то не так? - нахмурилась, словно бы, и не понимала, о чем речь.
  - Лиза, ты забыла надеть бюстгальтер! - начиная краснеть, пролепетала Татьяна, еще одна двоюродная сестра Елизаветы.
  - Пустое! - "с видимым облегчением" отмахнулась Лиза. - Я его никогда не одеваю, когда пилотирую. Мешает, знаешь ли. Стесняет движения! - и она мило улыбнулась гостям.
  Началось представление, и третьим по счету мужчиной, склонившимся над Лизиной рукой, оказался ее старый, хотя и эпизодический, знакомый.
  - Иван Чарлахович Райт!
  - Вы что, преследуете меня? - тихо спросила Лиза.
  - Да, Елизавета Аркадиевна, - так же тихо ответил он. - Вы мне нужны, я вам об этом уже говорил.
  - С кем вы здесь?
  - С Петром. Я один из клиентов его банка, но давайте поговорим об этом позже, а то мы привлекаем к себе внимание...
  
  Глава 3. Преображение, Апрель, 1931
  Обед прошел сносно, учитывая, какое впечатление на знакомых и не знакомых с Елизаветой людей произвела ее брючная парадно-выходная форма, погоны капитана 2-го ранга и алмазная звезда. Все самое интересное, однако, началось после окончания застолья и продолжалось до самого утра.
  Первым к ней подошел Иан Райт. Лиза курила на веранде, так как идти с мужчинами в курительную комнату не захотела. С дамами в малую гостиную тоже. Вышла на свежий воздух, пододвинула себе плетеное кресло, села, закурила, и в этот момент чуть скрипнула, отворяясь, дверь.
  - Это кто там? - не оборачиваясь, спросила Лиза.
  - Иан, Елизавета Аркадиевна. Позволите?
  - Переходим на американский стиль, - предложила, находившаяся сейчас в состоянии умиротворения, Лиза. - Ты Иан, я Лиза, идет?
  - Почти, - Иан подошел и встал у перил лицом к Лизе.
  - По именам, но на "вы", если позволите, - сказал он. - Я не уверен, что смогу так быстро перейти с вами на "ты".
  - Русское воспитание, - добавил, закуривая сигарету, - от матушки.
  - Тогда, приступайте к делу, Иан, только учтите, я списана на берег. Вчистую.
  - Я не военный и медосмотр вам устраивать, не намерен, - Иан был в меру дружелюбен, в меру корректен. Выглядел, как человек общества, но при ближайшем рассмотрении оказался куда старше, чем ей показалось на балу у князя Василия.
  - В чем подвох?
  - Никакого подвоха! - улыбнулся Иан. - Я частное лицо. К слову, не американец, а гражданин республики Техас.
  - Продолжайте! - не то, чтобы ей это было интересно, в изначальном смысле этого слова, но любопытно, наверняка.
  - Я владелец брига "Звезда Севера", такое, представьте, совпадение.
  - То есть, это не комплемент?
  - Вообще-то, да, - чуть улыбнулся Иан, - но, правду сказать, мой бриг уже три года так называется.
  - Бриг? Военный борт в частном владении? - удивилась Лиза. Название брига ей понравилось. Многозначительное имя. Но малый крейсер в собственности частного лица - это нонсенс!
  - Бриг старенький, - объяснил Иан. - Голландской постройки. Состоял во флоте Мексиканской империи, оттуда и списан два года назад. Разумеется, разоружен, и после этого продан на аукционе. Все законно!
  - Допустим, - кивнула Лиза. - Но на кой он вам вообще сдался? Трюмы маленькие, кают, пригодных для пассажиров - кот наплакал, или вы его капитально перестроили?
  - Только отремонтировал, - покачал головой Иан.
  - С какой целью?
  - С целью наживы, естественно!
  - Не интригуйте, Иан! А то пошлю на... все четыре стороны. И ведь пойдете!
  - Пойду, - согласился он, - хотя и не хочется. Я, собственно, искатель сокровищ, капитан. Дело интересное и прибыльное, если подходить к нему с умом и фантазией.
  - Атлантида, Лемурия, Эльдорадо? - прищурилась Лиза.
  - Империя инков, - добавил Иан, - Южная земля, Переход...
  - В районе Атлантиды навигационные приборы не работают, - вспомнила Лиза кое-что из читанного в последнее время. - В Лемурии кстати тоже. Эльдорадо - миф, а Переход - сказка. Вы бы меня еще на Авалон пригласили!
  - На Авалон не приглашу, но ориентироваться в Лемурии можно и без приборов. Есть способы. К слову, я дипломированный штурман, Лиза. Пилот средний, но навигатор - хороший. А вот нормального пилота у меня как раз и нет. Есть несколько молодых. Желторотые. Совсем без опыта. Вот я вас и соблазняю. Идите ко мне шеф-пилотом! Бриг, конечно, не штурмовик, но зато целый крейсер, пусть и маленький. Условия... Адмиральская каюта... Полное довольствие. Оклад... Ну, скажем, тысяча золотых рублей в месяц, и пять процентов с выручки. Соглашайтесь!
  - Я в отставке... - ей вдруг ужасно захотелось согласиться и полететь с этим Ианом, искать сокровища Эльдорадо, но Лиза вовремя вспомнила, что она не Елизавета.
  - Вот и отлично! Никакого конфликта интересов! Никаких заморочек с контрразведкой! А приключения какие! Вы только представьте, Лиза! Неизведанные земли... Древние сокровища, неизвестные науке звери и растения. Сказка, ставшая былью!
  - Звучит заманчиво, - вздохнула Лиза, - но все-таки нет.
  - А вы не спешите! - остановил ее Иан. Подумайте. А окончательный ответ дадите, скажем, первого мая. Я в Себерии по делам. Буду в Ниене и Шлиссельбурге. Вот моя визитка, - протянул он Лизе карточку с золотым обрезом. - Возникнут вопросы... или просто захотите поболтать, звоните. Я всегда к вашим услугам.
  Откланялся и ушел.
  "Вопросы? - подумала Лиза, провожая мужчину взглядом, - Вопросы, у меня и сейчас имеются, только вы, Иан, на них все равно не ответите!"
  Как-то так вышло, что весь прошедший год Лиза жила, как под наркозом. Хотя, возможно, так все и обстояло. Переход из одного мира в другой вряд ли можно считать обыденным делом. И все-таки...
  "Все-таки..."
  Как она могла не заметить, что этот мир отличается от ее собственного, - если, разумеется, слова "свой" и "чужой" все еще для нее актуальны, - не только модой или политическим устройством? Начать с географии и геологии. Здесь нет Австралии. Нет, и все! Несколько архипелагов и отдельных островов на месте целого материка, но зато в центральной части Индийского океана существует другой континент - Лемурия. И Атлантида - большой остров размером с две Великобритании, - как раз между фламандской Мавританией и Антильскими островами тоже существует. Наверное, есть и другие отличия, но о них Лиза или еще не узнала или их просто не заметила. В конце концов, там и тогда, где и когда она была инженером-электриком в городе Ленинграде, география отнюдь не являлась ее сильной стороной. И все-таки, оставалось непонятно, как она умудрилась не заметить такие бросающиеся в глаза - вопиющие! - отличия? Но она их не заметила. Не обратила внимания. Не поняла.
  То же и с геологией. Лиза никогда не была сильна в этой области знаний, но, если бы в ее мире на Кольском полуострове добывали малит, она, наверняка, об этом узнала бы. Знали же советские люди и про уран, и про титан, и про другие "совершенно секретные" вещи. Узнали бы и про это. Но не малитом единым исчерпывались наиболее впечатляющие различия двух миров. Здесь явно было много меньше нефти, но зато добывался минерал, который по-русски называли кравитом. Кравит - это на самом деле искаженное латинское "Gravitatis lapis", что в переводе означает "невесомый камень". Но минерал, разумеется, имел вес. Другое дело, что металл, получаемый из этого минерала путем сложной химической и термической обработки, имел ряд невероятных с точки зрения физики качеств, одно из которых заключалось в потере веса при воздействии электромагнитного поля высокой напряженности. Лиза не знала физики процесса даже в общих чертах. На самом деле, она не знала про эту физику ничего существенного, но получалось, что с помощью металла, который называли кравитом или гравитатисом, ученым и инженерам этого мира удалось решить проблему физической левитации. И это объясняло существование воздушных кораблей. Ведь левитация это по определению "устойчивое положение объекта в гравитационном поле без непосредственного контакта с другими объектами"! И левитторы - приспособления или, скорее, устройства, способные компенсировать силу тяжести и создающие так называемую, возвращающую силу, изготовлялись как раз из этого металла...
  
  ***
  К ночи похолодало, и принялся накрапывать мелкий дождь. Не лучшая погода, чтобы коротать вечер на открытой веранде, и Лиза уступила обстоятельствам: встала из кресла и ушла в дом. Прошла в буфетную, нашла среди бутылок ильменскую старку, откупорила и плеснула в подвернувшийся под руку бокал для вина. Понюхала. Запах ей понравился. Будил воображение, горячил кровь.
  "Совратить Петра?" - сейчас мысль не показалась нелепой. Глупой тоже. Красивый мужчина, крупный, сильный. Елизавета писала, что "Петр невероятно жаден до близости" и "изнуряюще неутомим". Так отчего бы "не согреться"?
  "Один раз? - подумала она осторожно, все еще стесняясь перед самой собой. - Не из любви, а просто для удовольствия? Мне можно, я не замужняя!"
  Попробовала старку на вкус.
  "А ведь недурно!" - сделала глоток побольше и, отставив бокал, потащила из кармана портсигар.
  - Перестань уже прятаться! - сказала в полумглу обеденного зала. - Не знаю, кто ты такой, но я тебя слышу!
  - Извините!
  "Полина?"
  - А суженный твой, ряженный где? - спросила вслух.
  - В карты сел играть, - ответила девушка, входя в буфетную.
  - Ну, так и постояла бы за плечом! - Лиза закурила и снова глотнула из бокала. - Или нет?
  - Он, если сел, то до утра... А вы что пьете, Лиза?
  - Это крепкое, - усмехнулась Лиза. - Не для детей.
  И сделала еще глоток.
  - Я не ребенок!
  - В самом деле? - Лиза посмотрела на Полину, подумала, да и решила уважить.
  "Почему бы и нет? Замуж выходит, должна сама за собой следить!"
  - Это старка, - сказала, наливая Полине, - сорок шесть процентов алкоголя. Приходилось пробовать?
  - Нет, - Полина взяла у Лизы бокал и сразу же из него отпила.
  - Ох!
  - Я предупреждала!
  - Я... я слышала! - ответила Полина и сделала еще один глоток.
  Ей явно перебило дыхание, и слезы выступили на глазах.
  - Дать воды? - участливо спросила Лиза и снова отпила из бокала.
  - Нет! - мотнула головой Полина. - Дайте... Дайте, пожалуйста, сигарету!
  - Я курю папиросы. - Лиза долила себе в бокал и достала портсигар. - Будешь?
  - Да, спасибо! - Девушка взяла папиросу, покрутила в пальцах, не зная, должно быть, нужно ли ее сминать или обстукивать. Наверняка ведь видела, как курят другие, но не приглядывалась и не запомнила.
  - Вот так! - Лиза взяла у нее папиросу, обстучала о портсигар, сдавила и протянула Полине. - Зажми губами, но зубы не смыкай! Хотя можно и зубами, но нежно! - усмехнулась, вообразив очередную "глупость". Поднесла огонь.
  - Втягивай!
  Полина затянулась и тут же закашлялась.
  - А кому сейчас легко? - пожала плечами Лиза и сделала еще один большой глоток.
  Между тем, Полина откашлялась и тоже приложилась к бокалу. Глаза ее начали поблескивать.
  "Не рано ли развезло? Впрочем, если в первый раз..."
  Постояли молча, покурили, рассматривая одна другую.
  - Григорий сказал, от вас муж ушел, потому что вы больше женщин любите.
  "Вот же сукин сын! Везде норовит нагадить!"
  - Ты ради этого ко мне пришла? - Лиза была удивлена, но еще больше удивилась ответу Полины.
  - Вы красивая и... сильная. И от вас хорошо пахнет! Вот!
  "Ох, черт! - сообразила Лиза. - Да она же, как Надежда, но я... Я не по этой части!"
  "Или и по этой тоже?" - тело Елизаветы реагировало на Полину неоднозначно, и это настораживало.
  - Ты уже?.. - осторожно спросила Лиза, поймав себя на том, что смотрит на грудь и губы Полины с тем же интересом, с каким обычно смотрела на зад и плечи мужчин. И на кисти рук, разумеется, но кисти рук Полины ее не заинтересовали.
  - Ты уже?..
  - Да, - хрипло ответила девушка. - С подружкой... в школе...
  - Как же ты замуж собралась?
  - А как вы?
  - Тоже верно! - согласилась Лиза, чувствуя, как жар охватывает низ живота.
   "Вот черт! Но, с другой стороны... Петра толи удастся затащить в постель, толи нет, а эта красавица сама просится!"
  - Пошли! - протянула она руку девушке.
  - Куда?
  - Ко мне! - улыбнулась Лиза, чувствуя необыкновенный прилив сил и такое сильное желание, что бороться с ним было невозможно. - Или передумала?
  - Идем! - протянула ей горячую ладошку Полина, и они опрометью бросились искать лестницу наверх.
  
  ***
  "Есть многое на свете, друг Гораций..."
  Страсти отбушевали. Полина ушла. А Лиза задумалась над странностями своего нынешнего бытия. Лежала в некоторой приятной расслабленности на девичьей кровати Елизаветы, - а Елена Константиновна, разумеется, поселила Лизу именно в "светелке под крышей", - курила, изредка прихлебывая из серебряной фляжки, и благодушно размышляла о том, что, если не лицемерить и не морализировать, ничего страшного не произошло.
  "А что случилось-то?"
  Да, ничего особенного. Она всего лишь занималась любовью с другой женщиной. И следует отметить, получила никак не меньшее удовольствие, чем в объятиях Ильина. По-другому, но не меньше. И опять, как это уже случилось с Вадимом, тело Елизаветы знало куда лучше самой Лизы, что и как надо делать. Получалось хорошо. Во всяком случае, Лиза не разочаровалась. Полина, кажется, тоже, хотя вот она как раз ничего правильно делать не умела. Впрочем, быстро училась, и легко компенсировала отсутствие опыта молодостью и красотой. И вывод напрашивался вполне оптимистичный: "Можно в охотку, но злоупотреблять не следует!"
  Лиза бросила окурок в пепельницу и совсем уже решила спать, когда в дверь тихо постучали.
  "Еще кого-то на подвиги потянуло?" - удивилась Лиза, бросив взгляд на часы.
  Без четверти двенадцать. Не сказать, чтобы поздно, но в таком доме, как этот, для большинства постояльцев - глубокая ночь.
  Стук повторился.
  - Кто это? - спросила Лиза через дверь.
  - Это Иван. Мы можем поговорить?
  "Иван?!" - удивление Лизы было неподдельным.
  Иван Гаврилович Кениг - муж двоюродной сестры Елизаветы, той самой Тани, которая спросила давеча, не забыла ли Лиза надеть бюстгальтер. Мужчина спокойный, молчаливый, и как бы безликий, хотя и офицер флота. Капитан 2-го ранга, но, по знакам различия сразу видно - тыловое обеспечение. Тыл и транспорт, что-нибудь в этом роде. Такое возникло у Лизы впечатление, и оно полностью совпадало с мнением Елизаветы. "Пресный хлеб".
  - Это так спешно? - спросила на всякий случай.
  - Полагаю, что да.
  - Тогда подождите, я что-нибудь наброшу...
  Лиза быстро убрала мундир в шкаф, надела пижаму и халат и оглядела спальню. Увы, скрыть вполне узнаваемый опытным глазом беспорядок, она никак не успевала.
  "Ну, и Бог с ним! Не ребенок, чай!"
  И она отперла дверь.
  - Входите, Иван! У меня тут, правда, не прибрано. Я...
  - Я в курсе, - остановил ее Иван, - но меня это не касается. Я по другой части.
  - По какой? - насторожилась Лиза, почувствовав в словах мужа Татьяны некий едва уловимый подтекст.
  - Лиза, - Иван посмотрел ей прямо в глаза, и сейчас взгляд его был тверд. - Вы знаете, где я служу?
  - Управление тыла, разве нет?
  - Нет, - Иван по-прежнему смотрел ей прямо в глаза. - Я служу в отделе документации канцелярии боярина Порхова.
  - Так вы шпион? - поняла всю тонкость ситуации Лиза, ведь Порхов был Набольшим адмиралтейства, а отдел документации его канцелярии занимался разведкой.
  - Предпочитаю думать о себе, как о разведчике, - Иван отвел, наконец, взгляд. - Позволите угостить вас хорошей старкой?
  - Насколько она хороша? - Лиза понимала, Иван неспроста раскрыл свое инкогнито и пришел к ней ночью не просто так.
  - Польская, - усмехнулся Иван. - Из Кракова. Чистая контрабанда!
  - А у вас откуда?
  - Конфискат, - Иван достал из внутреннего кармана пиджака фляжку и протянул ее Лизе. - Мой школьный приятель работает в таможенном управлении. Посуды у вас, разумеется, нет?
  - Отчего же! - Лиза раскрыла дорожную сумку и извлекла на свет божий стопочку серебряных стаканчиков, сложенных один в другой.
  - Великолепно! - Иван взял два стаканчика, разлил старку и протянул один Лизе. - Держите, Лиза!
  - За что пьем? - спросила она.
  - За взаимопонимание!
  Выпили. Лиза закурила и выжидательно посмотрела на Ивана.
  - Итак?
  - Вообще-то, это не мой профиль, но, учитывая наше родство, руководство попросило меня побеседовать с вами, Лиза, так сказать, тет-а-тет. Приватно и не привлекая внимания.
  - Завершили вводную, - пыхнула папиросой Лиза. - Атакуйте!
  - Что ж... Райт уже сделал вам предложение?
  - Да.
  - Отлично! Соглашайтесь!
  - То есть, как это соглашаться? - нахмурилась Лиза. - А если я не хочу? Опять же здоровье...
  - Здоровье у вас, Лиза, отменное. Медицинский феномен, как говорят медики. Небольшие провалы в памяти и шрамы - вот и все.
  - Но из Флота меня, тем не менее, турнули!
  - Хотите вернуться?
  - Вы серьезно? - не поверила своим ушам Лиза.
  - Вполне! - кивнул Иван. - Моему руководству, Лиза, вас купить нечем. Патриотизм в вашем случае, к сожалению, не стимул, деньги и ордена тоже. Остается только это. Они там посоветовались и решили - сходите с Райтом в "потаенные земли", вернетесь на Флот. Не на штурмовик, разумеется. Этого вам никто в здравом уме не пообещает, но командиром крейсера 1-го класса - вполне.
  - Иван, "вполне" - это красивая фигура речи...
  - Не верите на слово, получите гарантийное письмо Набольшего боярина Адмиралтейства.
  - Красиво! - признала Лиза. - А теперь объясните, будьте любезны, в чем подвох?
  - Никакого подвоха, Лиза, просто это тема, которая обычно никем вслух не обсуждается, вот общественность и не в курсе. Вы же знаете, в районе Атлантиды, Гипербореи и Лемурии радиосвязь не работает, навигация обычными средствами невозможна, да и места эти недаром моряки - я имею в виду тех моряков, которые по морям плавают, - издавна называют "Богом проклятыми". Успешной колонизации не получилось. Ни в древности, ни в Новое время. Научные экспедиции ходят туда с переменным успехом: обычный счет два к одному. На каждую вернувшуюся экспедицию, две - пропавшие. Есть еще свидетельства выживших в кораблекрушениях. Мы знаем кое-что о прибрежных районах, у нас есть карты побережья и наиболее высоких гор, наблюдаемых с моря и с берега. Есть данные о климатических феноменах и о неустойчивости физических констант, но этого, как вы понимаете, мало. Особенно в свете того, что искатели сокровищ - тот же Райт, между прочим, - туда ходят и привозят много любопытных вещей. И даже людей...
  - Людей? - удивилась Лиза.
  - Да, - кивнул Иван, - и людей. А ведь есть еще Южная земля и Переход...
  - А разве это не мифы? - насторожилась Лиза, которая и так была буквально оглушена внезапно обрушившейся на нее информацией.
  - Похоже, что нет, хотя твердых доказательств мы пока не получили.
  - Что же вы хотите от меня? Чтобы я шпионила?
  - Ни в коем случае! Мы хотим только, чтобы вы взяли на себя пилотирование "Северной Звезды" и через год, скажем, или полтора поделились с нами вашими впечатлениями. Но, разумеется, на всякий случай, мы обеспечим вас связными во всех основных портах, находящихся поблизости от интересующих нас районов. Вы сможете получить от нас любую возможную помощь или "сойти с дистанции" там и тогда, где и когда захотите. Ну, и кроме того, мы поделимся с вами всей имеющейся в нашем распоряжении информацией. Итак?
  - Неожиданное предложение.
  - Я понимаю. Вы отказались?
  - Не совсем. Я обещала Райту подумать.
  - Подумайте! - кивнул Иван. - О его предложении и о нашем. Мы подождем.
  - Хорошо! - вздохнула Лиза, уверенная, что "тут и думать не о чем!" - Я подумаю.
  
  ***
  Разумеется, о том, чтобы принять предложение Иана Райта, не могло быть и речи. Так что и задание "партии и правительства" Лиза при всем своем желании выполнить не могла. Да и желания выполнять, если честно, не было.
  "Навыполнялась!"
  Прожив почти целый год при капитализме, не избавившемся от родимых пятен феодализма, и не просто прожив, а вполне насладившись положением знатной и небедной женщины, Лиза теперь смотрела на свою прошлую жизнь совсем другими глазами. Не то, чтобы ей не хотелось вернуться. Хотелось и еще как! Ведь там - при социализме - остались все ее родные: отец, мать, братья, не говоря уже о дедушке, тетках и дядьях. Там остались ее друзья и сослуживцы, горные восхождения и сплав на байдарках по сибирским рекам. Там остался любимый город и несколько симпатизирующих ей мужчин. Но, с другой стороны, иллюзии, на которых была воспитана Лиза, растаяли, и она увидела этот свой "социализм с человеческим лицом" таким, каким он всегда и был. Мрачноватым, холодноватым и бедноватым обществом, недостатки которого компенсировались давно уже не актуальной "верой в идеи коммунизма" и заемным оптимизмом "уверенно глядящего в будущее нового поколения советских людей".
  "Ладно, проехали!" - на самом деле, это была запретная тема. Даже критиковать свою прошлую жизнь, было чревато острым приступом ностальгии и ревом в три ручья.
  - Вот же паскудство! - она одним глотком допила старку, оставленную ей Иваном, и поняла, что, если не добавит, то уже не успокоится и, как следствие, не заснет.
  - Паскудство и есть!
  Она получила этим вечером два совершенно невероятных предложения, но не могла принять ни одного из них. Лиза не пилот, не авиатор, каким была Елизавета Браге, она лишь тень той женщины, которая была способна в одиночку атаковать крейсер-тримаран. Она, как бы ей этого ни хотелось, не сможет управлять "Звездой Севера", потому что это требует таких знаний и умений, каких не наберешься из книжек, и такой воли и решительности, такого мужества, с которыми просто надо родиться.
  По ночному времени Лиза решила не переодеваться, а идти, как есть, в пижаме и халате. Вышла из комнаты, подсвечивая себе фонариком с динамо машинкой, прошла на цыпочках по коридору, спустилась по лестнице на два этажа и вскоре оказалась в буфетной. К большому удивлению Лизы, в комнате горела свеча, а в плетеном кресле, наверняка, позаимствованном на веранде, сидел, положив ноги на высокую стойку буфета, Петр. В руке у него была бутылка, во второй - тоже.
  - Пьешь с двух рук по-македонски? - спросила Лиза, подходя к буфету.
  Петр от неожиданности вздрогнул и едва не выронил обе бутылки.
  - Ты меня испугала!
  - Ну, извини! - она нашла чистый бокал для вина, но давешнюю бутылку со старкой не обнаружила. Пришлось довольствоваться водкой.
  - У тебя там не коньяк, случаем? - спросила с надеждой.
  - Водка.
  - Что, в обеих бутылках? - удивилась Лиза.
  - Не люблю смешивать!
  - А что любишь?
  Зачем спросила? Бог весть.
  - Шла бы ты, летчица, на...
  - Договаривай!
  - Достала!
  - Слушай, Петя, - Лиза отпила немного водки, посмотрела на Петра, - а чего ты такой неласковый? Вызверился, будто это я под твоего брата легла, честное слово!
  - У меня нет брата.
  - Ну, ты меня понял, - Лиза сделала еще глоток, но "ужас" не рассасывался. - А где, к слову, Варвара?
  - Спит, поди... - пожал он плечами и отхлебнул из левой бутылки.
  - Ты, что, Петя, неужели разлюбил? - Она сделала еще глоток, потом второй, третий, и пила до тех пор, пока водка не закончилась.
  - А ты чего мыкаешься? - спросил Петр и отхлебнул из правой бутылки.
  - Да, так как-то, - вздохнула Лиза. - Нашло вдруг...
  - А знаешь, почему я ни разу не пришел в госпиталь? - спросил вдруг Петр, опустив ноги на пол, и оборачиваясь к Лизе всем корпусом.
  - И знать не хочу! - Лиза не хотела услышать еще какую-нибудь гадость, которая добьет ее окончательно.
  - Я боялся!
  - Боялся? - переспросила Лиза, совершенно сбитая с толку.
  - Да, боялся! - кивнул Петр и встал. - Я, знаешь ли, все время причины разные находил, чтобы не ходить. То да се, третье, десятое. Но, правда в том, что я не хотел тебя такой увидеть! Ну, ты понимаешь. Люди говорили, разбилась вдребезги. Если бы я тебя такой увидел, наверное, руки бы на себя наложил!
  "Это он мне что, в любви объясняется?!"
  Это был совершенно неожиданный поворот, ведь Елизавета считала, что при всей мерзости его поступка, виновата в разрыве отношений именно она. Хороший авиатор, но недостаточно женщина...
  - Ты извини, Петя, но я не поняла, ты что, мне сейчас в любви объяснился?
  - Наверное, - пожал он плечами и, поставив бутылки на стойку, повернулся, чтобы уйти.
  "Если хочешь любви, сейчас самое время!" - подумала она отстраненно.
  "А не жирно будет? - попробовала саму себя образумить. - Сначала Полина, теперь Петр?"
  "Полина девочка! - возразила Лиза самой себе. - А Петя мальчик. Есть разница! И потом я его еще с вечера хотела! Я..."
  - Постой! - сказала в спину уходящему мужчине. - Этой ночью все возможно, Петя, но учти, продолжения не будет!
  
  ***
  Летать понравилось. Следующие дни Лиза гоняла с утра до вечера: то в Ниен, то в Новгород, то на Карское море. Расстояния не страшили, непогода - тоже. Один раз летела в грозу, даже понравилось. Летала и ночью, под звездами, рассматривая подсвеченную разноцветными огнями ночную карту города. При хорошей погоде, под чистым небом, луна обливала сияющим серебром реку и многочисленные каналы, заставляя их светиться.
  "Красота!"
  О сложностях жизни, напротив, думать не хотелось. На звонки Петра Лиза не отвечала, с Полиной связаться не пробовала, да и та встречаться, по-видимому, не хотела или хотела, но боялась. Надя и Клава улетели в Италию. Клава должна была появиться в Веронском амфитеатре в партии Розины в "Женитьбе Фигаро" и в Венецианской опере в партии Эрды в "Золоте Рейна". Надежда участвовала в неделе высокой моды во Флоренции. Звали Лизу с собой, уговаривали, обольщали, обещая "шампанское рекой", песни гондольеров и любовь знойных итальянских мужчин, черноволосых, смуглых и кареглазых: "Не чета нашим белобрысым ефимкам!" Впрочем, о тамошних девушках разговор зашел тоже.
  - Совсем другой темперамент, - сказала Клава задумчиво. - Не то, чтобы я хотела изменить Наде, но тебе-то, Лизонька, кто мешает?
  Однако не поехала. Решила повременить, чувствуя невнятицу в душе, которую хотелось понять, с которой следовало разобраться.
  Между тем, пришло время посетить крейсер "Гогланд". И Флот, следует сказать, не подкачал. Все было обставлено по первому разряду - встретили на площадке "подскока", взяли на борт десантной шняки и разом перебросили на борт крейсера. Пилот сказал Лизе, "В вашу честь, капитан", и, видимо, поэтому разогнал машину до двухсот пятидесяти. Практический предел для малых судов вспомогательного класса. Как ни странно, для Лизы оказалось самое то. Она даже смутно пожалела, что летит не на штурмовике. На коче можно было выжать почти под четыреста. Двигатель позволял и больше, но аэродинамика была не ахти, да еще и вооружение парусит!
  "Но почему не спрятать пушки в обтекатели? - удивилась Лиза, сообразив, что конструкция местных "истребителей-штурмовиков" оставляет желать лучшего. - Все, к чертовой матери, убрать в корпус! Шасси в первую очередь! И форштевень! Это же надо быть такими уродами, чтобы летать с тупым рылом! А обтекатель сообразить - никак?"
  Потом построение. Оркестр, слитные вопли экипажа, рапорты и речи, стрельба холостыми, и, наконец, фуршет. Лиза выпила с адмиралом Ксенофонтовым и капитаном Бахметьевым шампанского, улыбнулась в ответ на какие-то двусмысленно-сладкие улыбки, перехватила несколько вполне заговорщицких взглядов господ офицеров, теряясь в догадках, что тут не так, и вдруг...
  - Елизавета Аркадиевна, - обратился к ней адмирал Ксенофонтов, - не соблаговолите ли пройти с нами в рубку!
  - Почту за честь!
  Было очевидно, сейчас отойдут от причальной башни и пройдутся парадом над озером, чтобы все в городе увидели, какой "Гогланд" красавец. Находиться в эти мгновения в рубке, и в самом деле, немалая честь. Но Лиза даже представить не могла, что случится в следующие несколько минут.
  Поднялись в рубку. Капитан Бахметьев встал, было, к рычагам управления, но переглянулся с адмиралом, и вдруг отошел, приглашая Лизу жестом, занять его место.
   Это было вполне безумно, но, по-видимому, безрассудство заразно. В каком-то невероятном помрачении, Лиза козырнула адмиралу и встала к панели управления. Вдохнула, выдохнула и положила руки на рычаги.
  - Начинайте, капитан!
  И Лиза плавно повела правым рычагом вперед, одновременно осторожно играя левым рычагом. Скорость была небольшая, - еще даже не скорость, а легонькая подработка вспомогательным двигателем. Но, тем не менее, громада крейсера медленно двинулась вперед, и "Гогланд" начал аккуратно отходить от башни, втягиваясь в пологую кривую подъема с разворотом. Секунда, другая...
  - Малый ход! - приказала Лиза и почувствовала подошвами сапог, как судорогой прошла по кораблю волна вибрации. Это включились маршевые двигатели.
  Крейсер шел, чуть задирая нос, плавно, спокойно набирая скорость и высоту. Он был огромен, но послушен, легок в управлении, впечатляюще великолепен...
  Прошло несколько минут, Лиза завершила маневр отхода и, когда крейсер лег на курс, передала управление капитану Бахметьеву.
  - Безукоризненно! - сказал ей в глаза Ксенофонтов. - Давно не испытывал такого удовольствия. Благодарю вас, капитан Браге! - и отдал ей честь.
  "Что это было? Как я смогла?!" - ужаснулась Лиза, но в следующее мгновение увидела улыбающегося ей Ильина и еще одного офицера, в качестве одобрения показывавшего ей большой палец. Это был Иван, разумеется. Холодновато-собранный боец невидимого фронта и Лизин двоюродный зять в придачу.
  
  ***
  Через неделю "Гогланд" ушел на север, патрулировать Карское море на границе с неспокойной Гипербореей, от которой то и дело жди беды. А вместе с крейсером исчез из жизни Лизы и капитан-лейтенант Ильин. Оно и к лучшему! У этих отношений не могло быть будущего, и поэтому их не к чему было затягивать.
  Но вот, что любопытно, уже через несколько дней после той памятной прогулки на "Гогланде", Лиза поняла, что же с ней тогда произошло. Думала над этим. Вспоминала. Анализировала, и, в конце концов, додумалась. Елизавета умела управлять тяжелыми кораблями, но не имела опыта. В Академии, разумеется, пробовала, и на практике, наверное, водила. Однако в таком деле, талант иногда значит больше, чем годы практики. Елизавета чувствовала корабль. У нее было чутье на правильные действия, интуиция, безукоризненное чувство массы, пространства и движения. Но Лиза не была на этот раз всего лишь медиумом почившей в бозе Елизаветы Браге. Это она сама - Лиза Берг - двигала рычагами управления, располагая крейсер в пространстве в соответствии с векторами скорости, движения и инерции, целью и намерениями, возможностями и их реализацией. Она сама. Впервые самостоятельно и осмысленно.
  Открытие поразило Лизу. Заставило сомневаться и недоумевать, но в глубине души она уже знала - слияние произошло. Лиза теперь была уже не совсем Лизой. Она и выглядела иначе, и думала по-другому, и чувствовала на иной манер. Эта Лиза, например, оказалась женщиной довольно-таки свободных нравов. Не проститутка, прости Господи, но на полпути к бляди, это точно. Пила, пожалуй, многовато, курила, просыпалась от боли в правом плече, в голени и бедре, носила на теле шрамы, ругалась и сквернословила, но главное: она - пилот. Испытывать восторг от полета, ощущать аэромашины, как саму себя - вот это стоящие чувства! Правда, ей не хватало пока еще знаний, но Лиза трудностей не боялась. Сидела за столом в своем совершенно замечательном кабинете и, прихлебывая чай с морошкой, читала технические описания и наставления, воспоминания известных капитанов, штурманские росписи и метеорологические таблицы.
  Изменения происходили постоянно, или, может быть, они в ней давно уже произошли, но Лиза обратила на них внимание только сейчас. Раньше она любила готовить, особенно печь пироги, но теперь ей это разонравилось, зато она могла с дотошностью провизора четверть часа "создавать" настоящий марокканский чай на поморский лад. Имелся в природе и такой гастрономический изыск: китайский зеленый чай сорта "Люань Гуапянь", английская мята, палочка цейлонской корицы, кавказский бадьян и калифорнийский лайм. Но при всем при том самым сложным блюдом в ее кулинарном арсенале стал теперь "пастуший пирог", который, на самом деле, не совсем пирог, и о существовании которого Лиза раньше даже не подозревала. Дома, в Ленинграде она теоретически знала, как делать картофельные котлеты с мясным фаршем внутри, но никогда их не готовила, полагаясь на искусство мамы и бабушки. А вот в Шлиссельбурге она готовила картофельную запеканку часто и по разным рецептам, почерпнутым, как из книг, так и из рассказов знатоков.
  Изменились вкусы, поменялись предпочтения. Елизавета Браге любила природу, как ее видит пилот, сверху, - на расстоянии, - портретную живопись и симфоническую музыку. Лиза Берг знала природу изнутри, как видит ее турист, с запахами, звуками, тонкими оттенками красок. Она предпочитала пейзажную живопись, и легкую музыку. Пьеха, Кристалинская, - что-то такое. Нынешняя Лиза приходила в восторг от оперных арий, могла долго и с интересом рассматривать рисунки моделей одежды, фотографии обнаженных красавцев и красавиц и сложные геометрические орнаменты. К природе она относилась спокойно. Могла отметить красивый пейзаж, увиденный с высоты, или понаслождаться минутой покоя у тихого ручья, но и только.
  Она стала другой, вот в чем дело.
  
  Глава 4. Шеф-пилот, Апрель - Май, 1931
  Совершенно неожиданно для себя, уже в десятых числах апреля Лиза начала ждать весточки от Райта, но американец не объявлялся. Это нервировало, но не звонить же ему самой! Лиза пару раз вытаскивала на свет божий визитку с золотым обрезом, но неизменно убирала назад. Без последствий. А Райт, скотина, позвонил ей лишь двадцать шестого, в восемь тридцать утра. Лиза как раз начала тягать гири - были у нее припасены на такой случай две пудовые, - когда в кабинете затрезвонил телефонный аппарат.
  Подошла. Взяла трубку, гадая, кому так не терпится, оказалось Иану Райту.
  - Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна! - он был сама вежливость. - Надеюсь, я вас не разбудил!
  - Пустое! - усмехнулась Лиза. - Не разбудили, Иван Чарлохович!
  - Тогда, сразу к делу! Каково ваше решение?
  - Предлагаете, купить кота в мешке?
  - Тоже верно, - не стал спорить шкипер. - Могу ли я, в таком случае, пригласить вас на экскурсию? Заодно и обедом угощу!
  - Экскурсия? - задумалась было, Лиза. - А вы где сейчас?
  - В Ниене.
  - В принципе, недалеко, на автожире...
  - Не надо на автожире! Как быстро вы можете прибыть на Самсоновское поле?
  - Это близко от меня, - прикинула Лиза. - Умыться, переодеться... Через час могу быть.
  - Через полтора, - внес поправку Райт, - сектор "Синий - 6", винтокрыл с белым петушком в красном треугольнике.
  - Винтокрыл?
  - Четырехместный "Фоккер".
  - Тогда, до встречи! - и она дала отбой.
  Постояла около стола, собираясь с мыслями. Хотела, было, закурить, но не стала. Пошла в ванную комнату, и минут двадцать принимала душ. Горячий и холодный по очереди, и так три раза. Потом еще четверть часа выбирала, что надеть, но, в конце концов, остановилась на привычных уже галифе и кожане. Только рубаху одела не белую, а черную, и на этот раз "не забыла" про бюстгальтер.
  На автожире до Самсоновского поля двадцать минут лета, но территория там немалая, да еще и аппарат следовало пристроить. Так что набежало дополнительных двадцать минут. Однако к "фоккеру" Лиза подошла без опоздания.
  "Точность вежливость королей? Верно! Но и офицеров флота тоже!"
  Пилотом винтокрыла оказалась женщина. Возможно, Райт все так и задумал, а может быть, и случайность.
  - Клара ван де Хёлст, - представилась она по-франкски, протягивая руку. - И на всякий случай, я не голландка, а фламандка.
  - Приятно познакомиться! - ответила Лиза на том же языке. - Елизавета ван дер Браге.
  - Датчанка? - удивилась пилот винтокрыла.
  - Себерянка, - уточнила Лиза, и они полетели.
  Лететь оказалось не близко. Это только так говорилось, что "Звезда Севера" швартуется в Ниене. На самом деле, корабль был причален в гражданском порту Ниен-3 в Устии . Сто двадцать километров по прямой, и почти все время против ветра. Даже при относительно высокой скорости "фоккера", отняло минут сорок.
  Подлетели с кормы, где у бригов обычно находится летная палуба. Сели аккуратно, не придерешься. Лиза выбралась на бронепалубу, огляделась. Бриг корабль довольно большой. Этот был восьмой серии, так что длина около 130 метров, ширина - до 20, а тоннаж под восемь тысяч. И пусть Райт не сочиняет! Как же, старенький! Восьмую серию в Роттердаме стали строить только в 1919 году. Следовательно, самому старому бригу не могло быть больше восьми лет, и списать такой борт мексиканцы могли только за очень большие деньги и только своему.
  - Прошу вас, госпожа ван дер Браге! - пригласила ее Клара, и они пошли в сторону правой бортовой надстройки. А там их уже встречал Райт в окружении нескольких мужчин и женщин, одетых кто во что горазд, но непременно с намеком на флот.
  - Дамы, - сказал он, когда Лиза и Клара подошли ближе, - господа! Разрешите представить, капитан Елизавета Браге! Между прочим, настоящий капитан!
  - Госпожа капитан, - после церемониального поклона произнес он, обводя рукой собравшихся на палубе людей, - разрешите представить, наш женский клуб. Дамы вперед!
  - Рейчел Вайнштейн - представил он невысокую блондинку, чем-то неуловимо похожую на Лизу, какой она была раньше, - первый трюмный инженер! Анна Монтанелли - эта была чуть выше, темноволосая и смуглая, -командир десантной группы, Надин Греар - высокая, русоволосая, голубоглазая, - второй пилот, ну, а с пилотом винтокрыла вы, по-видимому, уже знакомы.
  Потом представились мужчины, и Лиза поняла, что на борту "Звезды Севера" собралось каждой твари по паре. Корабельный лекарь - не просто себерянин, а настоящий помор - Леонтий Тюрдеев, и этим все сказано; третий пилот - немец, а баталер - американец из Провиденса, где бы эта дыра ни находилась...
  - Разнообразный у вас, однако, экипаж, - мягко выразила свои впечатления Лиза.
  - Верно! - согласился Райт. - Поэтому три основополагающих правила на борту "Звезды Севера" следующие. За половую агрессию расстрел на месте, за воровство - безоговорочное списание, за дискуссии на тему вероисповедания и происхождения - аналогично. А еще мы вне политики.
  - Серьезно? - подняла бровь Лиза.
  - Какие с этим могут быть шутки? - искренно удивился Райт. - У нас экипаж - сто семь душ, из них двадцать девять женщин. Улавливаете, капитан, ход моей мысли? Представлены пять христианских конфессий и две иудейские...
  - А разве у иудеев не одна конфессия? - уточнила Лиза, которая, как и положено советскому человеку, во "всех этих глупостях" не разбиралась.
  - Разумеется, нет, - пожал плечами шкипер. - Вот госпожа Вайнштейн - иудейка.
  - Я, вообще-то, атеистка! - возразила госпожа первый трюмный инженер.
  - Но происхождение-то это не отменяет!
  - Да, пожалуй, - согласилась Рейчел Вайнштейн.
  - Ну, вот! - словно, нашел подтверждение своим словам, кивнул Райт. - А командир второй десантной группы у нас Кумуш Сатчи - караим. Есть разница, не правда ли?
  - Не знаю, - призналась Лиза.
  - В Себерии евреи есть? - спросил, вздохнув, Райт.
  - Разумеется.
  - Они похожи на литовских рейдеров?
  - Вот черт! - сообразила Лиза. - У литовцев же половина рейдеров - караимы.
  - Теперь понимаете?
  - Пожалуй, да.
  - Тогда, в путь!
  - Куда? - Лиза попросту не поняла оборота.
  До этого момента они говорили по-французски, вернее, на франкском языке, который в этом мире - во всяком случае, в Европе, - сохранил за собой функции "лингва франка" . Но сейчас Райт перешел на русский, а по-новоархангельски это его "тогда, в путь" прозвучало невнятно, да и грамматика оставляла желать.
  - На экскурсию, - улыбнулся Райт, снова переходя на франкский. - Составишь нам компанию, Рейчел?
  - Разумеется, - ответила блондинка, и они отправились осматривать корабль.
   Проводил "экскурсию" сам шкипер, трюмный инженер давала пояснения, а Лиза преимущественно молчала. Она заранее выучила "домашнее задание", и поэтому знала, что легкие крейсера голландской постройки, которые принято называть бригами, - корабли довольно крупные. Впрочем, их размер был продиктован очевидной необходимостью. Если вам надо разместить на летающем объекте шесть сто миллиметровых пушек, двенадцать полуавтоматических 57-миллиметровок и двенадцать 22-мм автоматов, не считая целой прорвы пулеметов, то вам нужен достаточно крупный борт. Ведь на нем еще и абордажные гарпуны надо ставить и, как минимум, две системы для сброса бомб, не считая кранового хозяйства и прочего "всего". Впрочем, орудийные башни, во всяком случае, внешние на "Звезде Севера" были демонтированы, а в артиллерийских погребах устроены универсальная мастерская и вполне приличная лаборатория. Однако, на взгляд Лизы, в нескольких местах, куда они попросту не зашли, с высокой степенью вероятности могли сохраниться внутренние орудийные башни артиллерии малого калибра. Впрочем, учитывая то обстоятельство, что она здесь всего лишь гость, - во всяком случае, пока, - Лиза щекотливых вопросов не задавала.
  Конструкция у бригов 8-й серии - классическая. Три котла и главная турбина расположены в средней части корабля чуть ниже условной ватерлинии, две вспомогательные машины - в корме. Восемь левитаторов - оттого и восьмая серия, - поставлены симметрично, но не в плоскости, а в трех измерениях. Тогда, за вычетом вооружения и боезапаса, горючего и водяных цистерн, а так же ангара для малых летательных аппаратов, полезной площади для размещения экипажа и его обслуживания остается совсем мало. Два симметричных продольных коридора, прикрытых бортовой броней. Три жилых зоны - две носовых и одна кормовая, - кают-компания, камбуз, лазарет, баталерная, вот, собственно, и все.
  - А здесь живут старшие офицеры, - они поднялись по лестнице и оказались в левой надстройке.
  - Салон и буфетная, - кивнул Райт на открытую дверь, сквозь которую Лиза успела увидеть полированный бок красного рояля, - но сюда мы еще вернемся, чтобы отобедать. А в этих коридорах, - продолжил Райт, увлекая Лизу за собой, - каюты шкипера, то есть, моя, первого помощника, главного навигатора, старшего механика, первого трюмного инженера, командиров палубной команды и десанта, лекаря и шеф-пилота. Каюту шеф-пилота смотреть будем?
  - Обязательно! - кивнула Лиза, и перед ней открылась дверь.
  Ну, что сказать? Красиво жить не запретишь! Просторная спальня с широкой кроватью, небольшой, но удобный санузел с душевой кабинкой, и салон-кабинет. Вся мебель, включая шкафы, красного дерева, - красный сандал, уточнил Райт, - кое-где со вкусом инкрустированная эбеновым деревом, самшитом и слоновой костью. Широкое панорамное окно с видом по ходу движения в салоне и обычное - круглый иллюминатор в спальне, тканные гобеленовые шторы, паркет и ковер, и несколько симпатичных цветных гравюр.
  - Что скажете, Елизавета Аркадиевна?
  - Лиза! - напомнила она об их соглашении.
  - Впечатляет! - улыбнулась она. - А сейчас я хочу увидеть рубку.
  - Три этажа вверх, Лиза! - усмехнулся Райт. - Вообще-то, есть еще резервный пост в правой надстройке, но основной здесь.
  "А в правой надстройке, небось, еще и боевой пост оружейников..." кивнула мысленно Лиза, и пошла вслед за шкипером "примеряться" к ходовому посту.
  
  ***
  Вечером, уже из дома, Лиза позвонила Надежде и пригласила их с Клавой в калабрийскую тратторию на Малой Якорной.
  - Только мы одни, - предупредила заранее, чтобы не оказаться вдруг посередине загулявшей толпы знакомых и малознакомых людей.
  Встретились в начале девятого, на еду не налегали, но под красное аутентичное вино попробовали - всего понемногу, - всяких итальянских вкусностей и разностей, посмеиваясь, да похихикивая над тем или этим, но о главном речь зашла, только когда камирьере убрал со стола посуду и принес крепкий кофе и граппу.
  - Рассказывай! - Надя закурила и смотрела на Лизу, Клавдия, впрочем, тоже. Это у них как-то синхронно получилось.
  - Я уезжаю.
  - Когда? - кажется, Надежда не удивилась.
  - Куда? - уточнила Клавдия.
  - Через неделю, - Лиза тоже взяла папироску, но пока не закурила, - далеко, надолго, шеф-пилотом на искателе сокровищ "Звезда Севера".
  - Ты серьезно? - нахмурилась Надежда.
  - А, что! - восхитилась Клавдия, - вполне в Лизкином духе. "Безумству храбрых..." и все такое!
  - Но почему?!
  - Потому что они предложили мне летать! - Лиза и сама от себя такого не ожидала, но сейчас поняла - в точку!
  - Большой корабль, - объяснила она, прикурив, - в бескрайнем небе. Рули - не хочу!
  - Значит, бескрайнее небо... - повторила за ней Надежда. - Куда пойдете?
  - В Лемурию.
  - Ну, не хрена себе! - Клавдия умела радоваться, и за себя, и за других. - За это надо выпить!
  Выпили. Потом под разговор о дальних странах и больших кораблях - еще по одной. А дальше, как поется в одной себерской песне, "сама пошла". А когда идет, значит, спиртное льется рекой со всеми вытекающими из этого последствиями. Так что Лиза не удивилась, проснувшись утром в постели с Клавдией и Надеждой. Вспомнила прошедшую ночь и улыбнулась.
  "Все себе, себе, себе! Пей, гуляй, Себерия!"
  Лиза притулилась к Клавдии, закрыла глаза и снова уснула, и никаких угрызений совести, что характерно, при этом не испытывала. Никаких, нигде, ни о чем.
  
  ***
  Улетала все с того же Самсоновского поля и на том же четырехместном "фоккере". На этот раз, правда, не только багажное отделение, но и все оставшиеся свободными сидения были битком набиты. Лиза отправлялась в долгое путешествие, а значит, вещей с собой брала по максимуму: и одежду на все случаи жизни, и белье, и всякие безделушки, картины и прочее добро, которым предстояло украсить каюту шеф-пилота и которые этому шеф-пилоту должны были скрасить в путешествии жизнь. А еще оружие - пара охотничьих ружей и револьвер, - книги и набор новгородской работы для письменного стола. Походный несессер с туалетными принадлежностями, подаренный Надеждой. И такой же - из теснённой испанской кожи - походный поставец с рюмочками, стаканчиками и прочими относящимися к еде и выпивке причиндалами, подаренный Клавдией, запас папирос на первый случай и много чего еще. Вещей могло быть и больше, но с Лизой заранее связались судовой баталер и старший корабельный стюард и выяснили у нее, какие папиросы она курит, что пьет в различных обстоятельствах, и что хотела бы иметь "под рукой" в своей каюте. Кроме того, по поручению кока они задали еще целый ряд вопросов, демонстрирующих, насколько серьезно на корабле относятся к удобству экипажа. Во всяком случае, к одному из членов экипажа - шеф-пилоту Браге. Кока интересовало, нет ли у Лизы каких-либо ограничений в еде, связанных с состоянием здоровья, народными традициями или религиозными предписаниями. А так же ее личные вкусовые преференции касательно отдельных продуктов и блюд. По второму пункту Лиза кое-что упомянула, по первому же - лишь выразила удивление и подчеркнула, что никаких ограничений не соблюдает.
  Прилетели на бриг. А на борту - дым коромыслом: краны скрипят, грузчики кричат, палубные матросы носятся туда - сюда, а первый помощник с бесстрастной миной на лице отдает короткие распоряжения. Корабль готовится в дальний поход - не фунт изюма!
  - Не сегодня, и даже не завтра! - охладил ее пыл Райт. - Послезавтра. Но дела лучше доделать заранее. Так что, идите, Лиза, устраивайтесь! Если захотите что-нибудь поменять, переделать, починить - звоните по внутренней линии 05 - главному стюарду. Он решит практически любые ваши проблемы.
  Январь - апрель 2016
Оценка: 6.15*128  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"