К сожалению, свой нынешний день рождения она должна была провести одна: сын учился в другом городе, а муж неожиданно был отправлен в командировку, о чем и сообщил ей два дня тому назад, и изменить что-либо уже не представлялось возможным.
Было около девяти часов вечера, когда телефон наконец-то умолк: поздравляли бывшие и нынешние ученики, приятельницы и подруги, но все это казалось не таким уж и важным, потому что мужа не было рядом. Анна не любила разлучаться с ним даже на короткое время и всегда скучала. Однако, вечер надо было как-то коротать, и она, достав заранее купленные к этому дню бутылку вина и конфеты, уютно устроилась на диване. Раскрыв коробку, которая со вчерашнего дня дожидалась своего часа, Анна высыпала на стол школьные и институтские фотографии. Она давно хотела привести все в порядок, рассортировать по датам, что ли... А сегодняшний вечер подходил для этого как нельзя лучше. Отпивая вино из бокала, она стала рассматривать черно-белые снимки, с жалостью отметив, что имена некоторых одноклассников уже и не помнит. Да, с горечью подумала она, рассматривая очередную фотографию, когда ее не будет, а ведь и на самом деле ее когда-нибудь не будет, эти осколки прошлой жизни станут никому не нужны.
Работа была уже почти закончена и оставалось только поместить снимки в два недавно купленных альбома, когда взгляд Анны остановился на небольшой черно-белой фотографии, где она и ее подруга Тоня, взявшись за руки, стояли на поляне, заросшей ромашками. Анна вспомнила этот летний день, тогда они с девчонками отправились в лес за земляникой, а за ними увязался Мишка, который их и фотографировал. Он учился с ними в одном классе и имел странное прозвище - Гад зеленоглазый, а позднее стал мужем Анны, однако в то время ни о какой любви они и не думали. На фотографии поляна была залита солнцем, венки едва держались на головах смеющихся над чем-то девчонок, поэтому, видимо, Анна и придерживала свой рукой, подруги были счастливы неизвестно отчего, просто так...
Анна отложила фотографию, вытерла повлажневшие глаза. Вот уж не стоило бы плакать в свой день рождения, совсем не стоило, однако доброго и все понимающего мужа не было дома, а память услужливо подсовывала ей события того необыкновенного лета, лета ее первой любви. История ее была совсем уж незатейливой: в ней не было ничего такого, что нужно было скрывать и чего можно было стыдиться. Однако для Анны это было одним из таких воспоминаний, от которых иногда хотелось забиться куда-нибудь в уголок, где бы тебя никто не видел, и поплакать, а сегодня, как оказалось, и случился такой вечер, хотя она, по правде сказать, этого и не ожидала. Она могла не вспоминать о Анатолии долго, но иногда все, что как-то касалось его, неожиданно поднималось из глубины души. Анна не гнала эти воспоминания, потому что они были одинаково горьки и желанны, не пыталась как-то избавиться от них, потому что считала, что светлее ничего в ее жизни не было, поэтому они просто терпеливо ждали своего часа. И он, этот час, обязательно приходил.
Весной того года Анне исполнилось шестнадцать. Впереди было так много нового и неизведанного, что душа ее трепетала от предвкушения радостей, которые должна преподнести ей жизнь. А ему было двадцать девять. Он уехал и не вернулся, но это было потом, а тогда...
Как-то быстро распалась семья Анатолия: умерла бабушка, через год - отец, а еще через некоторое время - мать. И он остался совсем один. Наверное, он не был человеком влюбчивым, потому что дожил до таких лет и не испытал чувства, ради которого пожелал бы хоть что-то изменить в своей жизни. Девушка, так долго нравившаяся ему на расстоянии и с которой он никак не решался познакомиться, оказалась просто глупой. Ее постоянное хихиканье выводило его из себя, и он постарался побыстрее разорвать едва начавшиеся отношения.
Позднее Анатолий стал встречаться с женщиной старше его на пять лет, но через полтора года расстался и с ней, потому что, видя ожидание в ее глазах, не мог на него ответить и чувствовал себя так, будто был ей должен и не мог отдать этот проклятый долг. Конечно, ему было с ней тепло и уютно, он был желанен и обласкан, она ждала его в любое время суток, а Анатолий в ответ на ее чувства старался быть нежным и заботливым, но все чаще это начинало его раздражать и он, мучаясь от бессонницы, пытался понять, что же делает в постели совершенно чужой женщины, так доверчиво прижимавшейся к нему даже во сне. Жениться он не хотел, хотя знал, что она была бы прекрасной женой. Ему хотелось самому влюбиться до такой степени, чтобы желать брака и детей с любимой . И хотя женщина была ни в чем перед ним не виновата, ведь она, как и всякий человек, хотела лишь счастья, он ушел, ничего ей даже не объяснив. Да этого было и не надо: она и так все поняла.
Ее мать плакала и настаивала, чтобы дочь серьезно поговорила с Анатолием, она же упрямо отвечала отказом, потому что не хотела его мучить, понимая, что он не виноват в своей нелюбви к ней. И что с того, что любила она, это ведь неважно, когда не любят двое. Женщине жалко было себя, потраченных впустую лет, она до боли хотела ребенка, понимая, что ее женские годы уходят, и родила бы, если решилась бы на обман. Она пыталась успокоить мать, которая не хотела ничего знать кроме того, что дочери плохо, а кончалось это тем, что они плакали уже вдвоем.
Ночь тоже не приносила ей успокоения, и женщина, закусив зубами угол подушки, чтобы слезы не хлынули вновь, с тоской прислушивалась к монотонному бормотанию стоящей на коленях матери, просившей Бога не оставить своей милостью ее неразумную дочь.
Он же, кривясь от воспоминаний, как от зубной боли, после разрыва не испытывал чувства свободы и был неприятен сам себе за то, что не ушел раньше, чем в ее глазах затеплилось ожидание.
Лето, жара, отпуск... Он и сам не знал, зачем, столкнувшись с соседской девчонкой на лестнице, позвал ее на реку. Он, который с ней и не разговаривал никогда, а лишь кивал при встрече. Она, от неожиданности и удивления даже не ответив, просто пошла рядом. Анатолий уже ругал себя за эту глупость, но не гнать же ее теперь? До реки было недалеко, они молча шли у кромки воды, пока он, остановившись у чьей-то лежащей на песке лодки, не сказал, что это его любимое место. Анна уже справилась с волнением и стала рассказывать ему о том, что с водой не особенно дружит, боится, поэтому далеко не заплывает. Он, все еще недовольный собой, не поддержал разговор, и девушка растерянно умолкла на середине фразы, решив, что сказанное ему попросту неинтересно. Он, раздевшись и зайдя в воду по пояс, нырнул, а затем неспешно поплыл, красиво загребая воду руками. Она старалась не заплывать далеко, а когда уже выходила на берег, увидела, что возвращается и он. Все с тем же недовольным выражением лица Анатолий открыл сумку, вытащил полотенце и небрежно накинул ей на плечи. Она хотела поблагодарить, повернулась к нему лицом и неожиданно для себя увидела совсем близко его глаза. Анна тут же забыла обо всем, просто стояла и смотрела, Анатолий тоже стоял и смотрел, потом, смутившись, что бывало с ним крайне редко, отвернулся и тихо спросил, не замерзла ли она. Ответить что-либо вразумительное она, конечно, опять не смогла, лишь кивнула.
Потом они сидели и молчали, потом плавали, потом лежали на горяче песке и снова молчали. Анна думала о том, что же такого увидела в его глазах, что так неожиданно лишило ее возможности просто-напросто отвести глаза, но так ничего и не придумала. Не понимала она и того, что сделала такого, что он не хочет с ней даже разговаривать, но прервать молчание даже и не пыталась, боясь, что скажет какую-нибудь глупость. Нет, уж лучше молчать... Анне казалось, что тело ее растекалось под горячими лучами солнца, а душа - от близости того, кто лежал рядом. Она не сомневалась, что если он даже нечаянно коснется ее мизинцем, она не сдержится и заплачет от какого-то ранее ей неизвестного, мучительного и переполнявшего чувства. Но потом она постаралась прогнать прочь эти тревожащие мысли, ведь он всего-то был соседом, которого она знала всю жизнь. Если бы он сейчас посмотрел на нее, то увидел бы на лице недовольства собой не меньше, чем у него. Но ему смотреть на нее было совсем не обязательно, он и так все давно понимал про себя и тех, кто рядом.
Еще трижды они ходили на реку вместе. Он был так же неразговорчив, она же - натянута, как струна, и слезы все время стояли у самого горла и могли бы пролиться, но он так и не прикоснулся к ней даже случайно. Этим летом по вечерам она часто грустила, а ночами - плакала от неизвестности, потому что нельзя было сказать, что между ними что-то было, но нельзя было и сказать, что ничего не было. Она не понимала, зачем ему нужна, ведь он ничего не рассказывал и ни о чем не спрашивал, но ведь зачем-то звал...
А потом наступила осень, а потом - зима. Она уже давно была счастлива только в те дни, когда видела его. А он, как всегда при встречах, молча кивал и шел дальше. Счастливой она была и в те дни, когда, возвращаясь домой, видела свет в окне его кухни и тень за занавеской. Тогда она останавливалась и наблюдала за ней, пока свет не гас.
Последнее время Анатолий часто ловил себя на ненужных мыслях. Было бы о ком думать, о пигалице, с которой пару раз купался на реке. Тогда ему тяжело и неспокойно было после разрыва с женщиной, девчонка не мешала думать, а то, что она была рядом, было не тольно не плохо, а даже очень хорошо, потому что одиночество и недовольство собой в последнее время стали угнетать все сильнее. Потом он спохватился, что она мала, что ей еще учиться да учиться, что могут пойти ненужные разговоры, а он, старый конь, хоть ничего и не замышлял, мог оказаться втянутым в глупую историю. Это было ему совсем не нужно, поэтому на реку он ее больше не приглашал, при встрече лишь кивал головой, не трудясь даже открыть рот, чтобы поздороваться.
Она же, увидев его, заливалась румянцем, и он понимал, как ей было это неприятно, потому что она явно не хотела, чтобы он догадался о ее чувствах. Что чувства есть, он не сомневался. Она была слишком юна, чтобы научиться скрывать их, а он - слишком для нее стар и наблюдателен, чтобы этого не замечать. Иногда Анатолию хотелось подойти и сказать, чтобы она ничего не придумывала, потому что он не стоит и гроша ломаного, но не мог заставить себя сделать это, так как, во-первых, боялся обидеть ее, во-вторых, в глубине души был рад, что хоть кто-то хорошо думает о нем, да и вообще думает, ведь он был так одинок, и теплое чувство к ней, пускай оно было маленьким и тайным, теплилось в его душе. Оно ни к чему не могло привести, ни к чему его не обязывало, он не собирался вытаскивать его на свет Божий, но убеждать себя в обратном было просто смешно.
А потом для нее наступили черные дни, потому что все чаще она стала видеть рядом с ним девушку. Он был высок и строен, а она едва доставала ему до плеча, и вместе они смотрелись прекрасно. А перед самым Новым годом, возвращаясь домой, Анна увидела, как погас свет в его квартире, и почувствовала, что они были вместе. Это была, наверно, самая тяжелая ночь в ее коротенькой жизни: как только девушка пробовала закрыть глаза, так сразу видела их, счастливых, рядом, слышала шопот, тихий смех. Это было так несправедливо, потому что все, о чем она только могла мечтать, досталось другой. Это не ее обнимали его руки, не ее целовали его губы, не ей предназначался его жаркий шепот.
Утром Анна не смогла встать с постели - поднялась температура, а с простудой, как сказали родители, каждый знает, надо просто полежать три дня. Потом она отправилась на занятия, и все удивлялись, что она выглядела так, будто проболела не три дня, а месяц. Теперь Анна ничего не ждала, ничего не хотела, часто сидела перед зеркалом, всматриваясь в черты своего лица, сравнивая себя с той, другой, и казалась себе некрасивой, глупой и слишком уж обыкновенной для него.
А у Анатолия тоже все как-то не складывалось. Сначала были неприятности на работе, но когда они закончились, он понял, что его это даже не обрадовало, потому что работа была скучной и нелюбимой. Он решил подыскать что-нибудь другое, но ничего подходящего не находилось, поэтому он снова часто бывал раздражен всем вокруг и недоволен собой. Надо было как-то изменить свою жизнь, на что-то решиться, но как и что требовалось для этого сделать - он не знал.
Так прошла зима. Как-то в конце марта она столкнулась с ним на лестнице. Он стоял, загородив ей дорогу, и не сдвинулся с места, когда Анна подошла. Она вдруг почувствовала, как невыносимо устала от долгого ожидания хоть какого-то внимания с его стороны, и у нее не было даже сил поднять глаза. Молчание затянулось. Потом он сказал, что завтра уезжает и хотел всего лишь попрощаться, а затем медленно вынул руку из кармана куртки и провел ладонью по ее щеке. Она не успела ни о чем подумать, тело само отреагировало на это прикосновение: сумка выпала из рук, она схватила и стиснула его пальцы. Говорить она не могла: слезы полились по щекам.
-Что ты, что ты... - ошеломленно прошептал Анатолий. - Все будет хорошо, вот увидишь...
Он осторожно освободился от ее рук, и она поняла, что не сможет задержать его даже на минуту. Потом он, медленно, словно нехотя, повернувшись, ушел. А она осталась стоять одна в холодном коридоре, затем очень медленно поднялась в свою квартиру и, обрадовавшись, что дома никого нет, долго плакала от того, что его уже никогда не будет в ее жизни, и ничего хорошего, как ей казалось, тоже не будет.
Он почему-то осторожно закрыл за собой дверь, прошел в комнату и лег на диван. На улице было темно, но свет ему был не нужен. Наверное, он был прав, твердо решив не сообщать ей о своем отъезде, но почему-то все сделал наоборот, когда встретил ее. Да и не встретил вовсе, мог бы хоть сейчас не хитрить сам с собой, а долго ждал у окна, а увидев, ни на минуту ни в чем не сомневаясь, вышел навстречу. Вот только зачем он это сделал, Анатолий так и не понял, знал только, что для него в какой-то момент это оказалось важным и необходимым.
Взрыв ее чувств смутил его, и он, нерадостно усмехнувшись, похвалил себя за то, что был тверд и не дрогнул. В ее глазах было столько нежности и отчаяния, что сделать это было совсем не легко.Он убеждал себя снова и снова, что по-иному поступить было просто невозможно, так как он чуть не вдвое старше ее и, совершенно точно, не нужен ей, почти ребенку, со своей неустроенностью в жизни, со своей неприкаянностью. И одного только никак не понимал: если он прав, то почему так мерзко на душе, словно он опять сделал какую-то гадость и не знает, как исправить то, что натворил.
Прошло еще полгода, и из разговора родителей она узнала, что Анатолий погиб. Какой-то пьяный ударил его ножом, а проспавшись, даже не смог вспомнить, что натворил.
Утром Анна опять не смогла встать с постели, не было сил даже открыть глаза. Фельдшер, с нерусской фамилией Баллиэт, как мог успокоил родителей и посоветовал дать дочери отдохнуть, списав все на переутомление от занятий. Она лежала, не двигаясь, почти не чувствуя своего тела, и очень надеялась, что сердце, которое почему-то еще было живо, остановится.
Однако через неделю Анна встала, а еще через два дня вышла на улицу. Снова светило солнце, но она ничего не чувствовала, кроме усталости. Она смирилась с его смертью, но еще долго мучилась, гадая, было ли ему больно. Знать об этом казалось ей важным. Позднее она узнала, что он умер сразу, и успокоилась, потому теперь точно знала, что он не испытал боли и ужаса.
Однажды, много лет спустя, она разговаривала с мужем о первом серьезном увлечении сына. Муж, подсмеиваясь над собой, рассказывал, как тоже был несчастлив в семнадцать лет, когда девушка, ничего не объяснив, оставила его. Она не захотела встретиться в последний раз, но согласилась поговорить по телефону. Он долго убеждал ее, что никто не будет любить ее так, как он. Девушка терпеливо слушала, а потом сказала, что для нее важно лишь то, что разлюбила она, и пусть все будет так, как должно быть. Больше они не встречались, а влюбленность неожиданно быстро и незаметно, как вода, утекла сквозь пальцы и не оставила даже чувства сожаления. Муж со смехом называл это юношеское увлечение трагедией номер один.
Затем муж, на правах, как он сказал, близкого родства, стал расспрашивать Анну о ее первой любви. Она рассказала, как смогла, но он, человек действия, не понял, что же было, если ничего не было. А она не захотела говорить о том, что может случиться, если вдруг близко - близко увидеть глаза другого человека. Потом она жалела о своей откровенности, ведь это была тайна двоих и говорить о ней было нельзя. Муж не был глупым человеком и, почувствовав, что воспоминание расстроило ее, никогда больше об этом не заговаривал. И ее первая любовь вновь осталась только с ней.
Около десяти раздался телефонный звонок, и Анна сразу почувствовала, что это звонит муж. Он долго поздравлял ее, расспрашивал, как она провела вечер, потом, смеясь, рассказывал, как целый день занимался скучными делами и чувствовал себя виноватым, что в такой день он не с ней. Анна, слушая эту милую сердцу чепуху, постепенно успокаивалась и была рада, что муж не услышал в ее голосе недавних слез, не потому что она хотела что-то скрыть, а потому что объяснять что-либо было сложно и никому из них не нужно.
Разговор подходил к концу, и Анна жалела, что в начале его они не сказали друг другу тех главных слов, которые всегда говорили при расставании когда-то давно, но сейчас момент, казалось, был упущен и эти слова, будь они сказаны, стали бы казаться заплаткой на разговоре. Она попрощалась, но в ответ услышала то, в чем так нуждалась, чего ждала.
-Анна, не торопись, ведь это я, и ничего не забыл, пожалуйста...
Считать часы до втречи... Это было таким милым пустячком, но это было то, что принадлежало только им и никогда не будет принадлежать кому-либо. Анна заторопилась:
-Я очень скучаю и считаю часы до встречи, осталось 35.
-Я тоже считаю, - прошептал в трубку муж тем самым голосом, который всегда волновал ее, - но, Анна, милая, ты никогда не была сильна в математике, даже в школе. Осталось 34.
Все сомнения враз развеялись, а она почувствовала себя счастливой обладательницей выигрышного лотерейного билета, который разыграла жизнь. Анна легко засмеялась: самый главный подарок на день рождения она получила.