Просыпаться не хотелось, было еще рано, но пес скулил под дверью так, будто собрался разбудить всех живущих в подъезде. Пришлось одеться, накинуть куртку, потому что ночи уже были холодными, сунуть ноги в кроссовки, схватить поводок и наперегонки с псом нестись со своего четвертого этажа на улицу.
Жора жил у меня год. Где обитал до того времени, так и осталось тайной, но достался он мне уже не молодым и основательно потрепанным жизнью на улице. Достался, потому что утром и вечером, жалея, я кормила бездомного пса, прижившегося в нашем дворе. В дом не приглашала: было лето, тепло, да и его могли искать. Однако, когда он стал провожать меня до автобусной остановки, а после работы встречать, сердце мое не выдержало.
Пришлось договариваться с живущими по соседству Артемом и его родителями. Мальчик учился в шестом классе, давно просил завести собаку, но покупка по разным причинам откладывалась. Теперь вопрос решился ко всеобщему удовольствию. Артем обещал гулять с псом не только днем, но и вечером, если мне по какой-то причине будет некогда. Так в моем доме появился новый жилец, которого с легкой руки мальчика все стали называть Жорой.
В этом доме я живу года полтора. После смерти мужа какое-то время думала, что смогу существовать одна в трех комнатах. К тому времени дочь уехала учиться в Москву и возвращаться не собиралась. Как-то неожиданно для себя я вдруг поняла, что нахожусь постоянно в бывшей детской, а две другие стоят закрытыми.
Квартира продалась на удивление быстро, а для меня нашлась двухкомнатная поближе к работе. Жить стало легче.
Пока пес занимался собачьими делами, я стояла и смотрела на свой дом. Уже во многих окнах горел свет, кто-то выходил из подъездов, торопясь на работу. Все как всегда. Подбежал Жора, я взяла его на поводок и заторопилась домой. Может удастся полежать еще полчасика. Поскольку мы с Жорой заботимся о своих фигурах (я - больше, а он - меньше, так как в любое время суток готов съесть все, что угодно), то лифтом стараемся не пользоваться.
В подъезде никого не было. Мне повезло, потому что очень не хотелось, чтобы кто-то видел меня в старенькй куртке со всклоченными волосами и кроссовках на босу ногу. Но радость была преждевременной: двери лифта открылись и появились двое. Он, в военной форме, высокий, широкоплечий, и она, тоже высокая, прекрасно одетая брюнетка, вцепившаяся ему в руку и явно всем на свете очень довольная.
Надо было бы опустить глаза и сдвинуться с места, но я почему-то не могла этого сделать, так и стояла, разинув рот. Жора, почувствовав мое состояние, тоже замер и уставился на этих двоих. Мужчина, не поднимая глаз, кивнул головой в нашу сторону, приветствуя, потом дверь подъезда закрылась, а нам осталось только надеяться, что мы не были слишком смешны.
День начался далеко не лучшим образом. Несколько раз я честно пыталась похоронить в памяти картину встречи с этими двумя и старалась понять, почему так расстроилась. К вечеру решила, что мое поведение продиктовано неожиданностью произошедшего и мне совершенно безразлично, с кем этот мужчина провел ночь, а мое решение остаться одинокой пересмотру не подлежит. Все, что должно было случиться со мной в этой жизни, уже случилось: я любила и была любимой. Больше никаких отношений не хочу и на этом ставлю жирную точка.
Вечером я рассказала обо всем Жоре и увидела понимание, согласие и обожание в его глазах. Вот за что я обожаю собак: им не надо ничего доказывать, они с тобой всегда согласны, они любят только за то, что ты есть. Я обняла пса, он лизнул мне руку, а потом еще долго слизывал слезы с моих щек. После смерти мужа я плакала часто, и Жора утешал меня, как мог.
Вечером мы с псом гуляли не в том месте, где обычно. Там мог появиться этот человек, а нам не хотелось с ним столкнуться еще раз. Утренней встречи было вполне достаточно.
Собачья площадка находилась недалеко от гаражей, и туда из соседних домов часто стекались желающие покурить и поточить лясы. Этакий клуб по интересам. Там все были на ты. Два-три раза в неделю приходил и он, здоровался и оставался в нашем кружке, лениво покуривая и редко встревая в разговоры. Мы не общались, но когда возвращались с Жорой домой, он молча шел за нами. У лифта прощались. Мужчина оставался, а мы с псом пешком поднимались на родной четвертый этаж, свято веря, что по дороге теряем ненужные граммы. Зачем бравый военный так делал - не знаю, но странное провожание растянулось на все лето.
Итак, обо всем забыть и не вспоминать, тем более, что утром я уезжаю. Санаторий с многообещающим названием "Райский сад" ждет меня, и я наконец-то сделаю то, о чем мечтала. Я увижу Алексея... Зачем это мне по прошествии стольких лет - не знаю, что скажу ему - не знаю, увижу - все пойму и решу.
Вот и замужем была, ребенка родила, не так давно стала вдовой. Мужа ценила и уважала, а любила не его, Алексея. Смешно, но завидую тем, у кого все просто: сегодня люблю, а завтра нет. Как говорят, между первой любовью и второй - перерывчик небольшой, а дальше - как получится. А я вот умудрилась всю жизнь помнить о своей первой любви, поэтому после смерти мужа решила больше судьбу не испытывать и остаться одной. Так было честно, так было правильно.
Нестерпимое желание увидеть Алексея появилось пару месяцев назад. Так бывало и раньше, но тогда я была замужем и всеми силами старалась поскорее выбросить ненужное из головы. Вот и сейчас я упорно сопротивлялась нахлынувшему чувству, пока не поняла, что, если не сделаю этого теперь, не сделаю уже никогда. А слова "никогда" я боялась. И правда, мне пятый десяток, я одинока, а он намного старше меня. Чего ждать у моря погоды? Я решилась...
Слава всезнающему интернету! Поиски не заняли много времени, и довольно скоро обнаружилось, что Алексей работает в одном из вузов на Дальнем Востоке. Как далеко его жизнь забросила! Два дня я не решалась позвонить в отдел кадров, но все же набрала номер и ровным голосом произнесла заранее заготовленную речь. Девушка, отвечавшая на звонок, очень впечатлилась ( будет о чем посудачить!) тем, что какая-то женщина разыскивает профессора Радеева, которого не видела более двадцати лет. Оказалось, что он на пенсии и уехал из города, а нового адреса у них нет, однако пообещала связаться со знавшими его людьми.
Звонок раздался вечером третьего дня. Человек, назвавшийся другом Алексея, сообщил его новый адрес, но наотрез отказался рассказать что-либо о нем, сказав, что профессор, если сочтет нужным, сделает это сам.
Директор бросал на меня удивленные взгляды, но на неделю отпустил. Будешь удивляться: лето просидела, а тут неожиданно собралась неизвестно куда. Правда, без ворчания не обошлось.
- Небось, надоело одной жить, нашла кого-то? Чего так срываться, и, главное, куда? В райский сад захотелось... Ева, понимашь... Я тут, можно сказать, терпеливо жду, а ты...
Слышали мы это и не раз, и не два. Я начала отвечать уже ставшей дежурной фразой:
- Кто же работать будет, если мы любовь закрутим? Директор и главбух... Все, фирму можно закрывать! На какие деньги станешь жену и детей кормить?
- Ну, завела, - пробасил он недовольно, - хоть бы новое что придумала. Я с ней серьезно, а она...
- Так и я серьезно, Петр Федорович! Не гожусь я на роль подружки: старая и скучная. С такими романов не заводят. Тебе надо помоложе и повеселей кого найти. От меня может быть только головная боль и несварение желудка... - сказала я, вставая.
Мы уже давно работали вместе, были почти одногодками и все знали друг о друге, поэтому такие разговоры я всерьез не воспринимала, да и директор, конечно, тоже. Любит иногда меня позлить и не больше. На том и расстались.
Геленджик в эту пору был необыкновенно красив. Надо же, у нас вот-вот зима начнется, а здесь и впрямь райский сад. Мне все нравилось, осталось осмотреться и привести свой план в действие. Во-первых, пойти в полицию и узнать, как найти человека. Во-вторых, настроиться на встречу, все-таки столько лет прошло... Если жена Алексея окажется дома, то просто передать приветы от друзей из института, где он работал до пенсии, и просьбу связаться с ними. Вот такая я умная, все предусмотрела, надеюсь не внести смуту в счастливую семейную жизнь.
Поход в полицию оказался удачным. Я рассказала жалостливую историю о том, как друзья разыскивают бывшего сотрудника института, который живет в их городе. Люди мне попались хорошие: расспросили, посоветовали, направили, показали - и вот адрес у меня в кармане.
После ужина я долго гуляла по территории, раздумывая, а не развернуться ли мне и не уехать в свой родной Екатеринбург. Решила остаться. Будь, что будет! Позже ко мне в комнату зашла соседка. Мы познакомились, немного поболтали и решили следующим вечером отправиться на прогулку вместе.
Сна не было. Лежала и смотрела в потолок. Вспоминала.
После окончания школы я поехала вместе с подругами в Екатеринбург поступать в институт. А куда еще? Из Городка ехали либо туда, либо в Тюмень. Поступила, училась хорошо, на третьем курсе влюбилась в Алексея. Он был намного старше, женат. Об этом сообщил сразу же, не скрывал. У меня было время обо всем подумать и отойти в сторону, но не смогла, не захотела.
Закончились летние каникулы, студенты к первому сентября съезжались к местам учебы. До Екатеринбурга ночь на поезде. Удобно: заснул, отъехав от Городка, проснулся - привет институту, к месту дислокации прибыл. Часов в десять вечера к нам заглянул молодой человек.
- Здравствуйте, - сказал он, - я из соседнего купе. Если вы спать не собираетесь, можно я с вами посижу? Соседи маленького ребенка укладывают, не хочу мешать.
Обычно мы ездили в общем вагоне, но в этом году о билетах не побеспокоились вовремя, вот и пришлось родителям разориться. Денег, конечно, жалко, у студента их много не бывает, но зато в купе было просто здорово! Можно болтать целую ночь, никто жизни учить не будет.
Надо ли говорить, что все обрадовались неожиданному развлечению? Молодого человека звали Алексеем, он преподавал в одном из вузов. Худой, высокий, загоревший почти дочерна, с выгоревшими на солнце рыжеватыми волосами, сероглазый, улыбчивый и смешливый он был похож на бывшего спортсмена. А еще чем-то походил на гончего пса, поджарого, азартного и быстрого.
Рассказчиком Алексей оказался хорошим, но я мало вникала в разговор, лежала на верхней полке и смотрела на него. Это, неожиданно, оказалось занимательным. Вот он нетерпеливым жестом поправил упавшую на лоб прядь, вот, засмеявшись, хлопнул ладонью по колену, а вот, на секунду задумавшись, прижал пальцы к подбородку. Алексей тоже несколько раз задержал на мне взгляд. Этакая игра в гляделки. Ну и что? Посмотрел и посмотрел, эка невидаль.
Девчонкам разговор, видимо, нравился, они то и дело смеялись, а на меня внимания никто не обращал, потому что знали, что я всегда больше смотрела и слушала, чем говорила.
- Какие же вы все милые, вы мне так понравились, можно, я как-нибудь к вам в гости приду? Я живу недалеко, так что в долгий ящик откладывать не буду, - шутливо предложил он вдруг и посмотрел на меня.
Все, конечно, тут же согласились, а я промолчала и продолжала разглядывать его. Мне нравилось все: и как он морщил лоб, и как собирались у глаз мелкие морщинки, когда он смеялся, и как двигались губы, когда он говорил.
Беседа продолжалась, Алексей еще о чем-то рассказывал, я не прислушивалась до тех пор, пока не услышала:
- Вот если меня жена когда-нибудь выгонит, то я женюсь на девушке с такими же грустными глазами как у тебя, Лена.
Вот и меня заметил, подумала я, не прошло и полгода. Только зачем он такие глупости говорит?
- Не поняла, - сказала я мрачно и не отвела взгляда, - так мне уже можно начинать ждать?
- Да, конечно! - ответил он, улыбаясь.
- Надежда есть? - не отставала я.
- Надежда всегда есть, но, по правде сказать, это маловероятно. Я счастливо женат уже давно.
- И дети есть?
- Нет, детей нет.
- Хочу предупредить, что я захочу детей сразу. И не менее двух.
- Я все понял, я соглашусь, - ответил он, перестал улыбаться и отвел взгляд.
Все засмеялись. И чего веселого в моих словах? Мне почему-то показалось, что у Алексея испортилось настроение. Еще немного посидев, он посмотрел на часы и удивленно произнес:
- Слушайте, уже три. Давайте прощаться. Надо хоть немного поспать. Не страшно, если утром не увидимся, я обязательно загляну в гости.
Укладывались спать молча. Только я зачем-то сказала:
- Сегодня двадцать девятое августа. Начинаю ждать.
Шутку никто не поддержал.
В сентябре он приходил трижды. Первый раз явился с букетом цветов, поздравил с началом учебного года, посидел минут пятнадцать, от чая отказался. Я молчала, он тоже ко мне не обращался. Есть и без меня кому с ним разговаривать. Через пару недель явился в воскресенье с утра и уговорил всех погулять в парке. Я не хотела, но пришлось идти, чтобы никто не подумал, что я к нему как-то не так отношусь. Почему-то никак не могу начать с ним общаться запросто, как это делают три мои подруги.
Им весело, идут и болтают обо всем на свете, а мы с Вадимом тащимся сзади, и я злюсь на себя и на всех. Вадим - наш общий друг, однокурсник и просто самый хороший человек. Он намертво прилип к нашей компании с первого курса, ни одной из нас не отдавая предпочтения, с ним легко и просто.
Становится несколько лучше, когда Алексей оглядывается и, улыбаясь, внимательно смотрит мне в глаза. Я благодарна, что он не заговаривает со мной. И вправду, что случилось? Почему так грустно? Я вообще-то невеселый человек, но не настолько, чтобы это бросалось в глаза. А тут... того и гляди заплачу.
- Вадим, - говорю я и беру его под руку, - ты самый хороший друг, развесели меня, поведай о чем-нибудь веселеньком.
- Хорошо, - отвечает, вздыхая, он, потому что ему тоже отчего-то невесело, и начинает рассказывать длинную историю.
Мне не интересно и не смешно, но я стараюсь улыбаться, осторожно прижимаясь к его теплой руке. Кажется, все приходит в норму.
На следующей неделе выясняется, что мне нужна новая сумка. С тарую оставила в трамвае. Хорошо, что в ней ничего особенного не было. Небольшую сумму денег жаль, но не настолько, чтобы плакать, однако слезы почему-то потекли. Стипендию еще не получали, на новую сумку денег нет. Как всегда, выручил Вадим: мало того, что дал в долг, так еще и поехал со мной в магазин. Обещала ему за это утром в воскресенье помочь укоротить новые брюки. Он доволен, я тоже.
Оказалось, что пока нас не было, приходил Алексей и пригласил девчонок в кафе, сказал, что получил деньги за летнюю практику. А мы пошли в комнату Вадима укорачивать ему брюки. Зачем ждать воскресенья, если можно сделать сразу? Когда вернулась, все уже были дома и наперебой рассказывали, как было весело. Я покивала головой и легла спать. О моей новой сумке никто и не вспомнил. И чего он ходит? Нашел подружек! Жене бы цветы носил и в кафе водил...
Алексей не приходил до конца сентября, а когда появился, то был как всегда улыбчив и весел.
- Девочки, а не попить ли нам чаю, я конфет принес, - заявил он с порога.
Все радостно засуетились, накрывая на стол. Я отказалась, нужно было подготовиться к семинару, поэтому уселась на кровати и открыла учебник. Несколько раз перечитала пару абзацев, но смысла не поняла, поэтому просто сидела, уткнувшись в книгу. Чаепитие продолжалось недолго, Алексей вдруг засобирался домой. Уже распрощавшись, он остановился у двери и каким-то очень спокойным голосом спросил:
- Лена, не могла бы ты проводить меня? Хотел кое о чем спросить.
- Конечно, - сказала я, почему-то нисколько не удивившись такому вопросу, и встала, - мне одеться или поговорим в коридоре?
- Лучше оденься, я подожду.
Алексей вышел. Пока я одевалась, все молчали, молчала и я.
Алексей стоял у окна и ждал. Нельзя было не отметить, какой он высокий и стройный. Я подошла и остановилась в двух шагах, боясь поднять глаза, потом зачем-то тихо пробормотала, хотя это и так было очевидно:
- Ну, вот, явилась, говори.
Лицо его было серьезным, как будто он и не улыбался несколько минут назад. Мы смотрели друг на друга, никто не хотел опускать глаза первым, и мне вдруг показалось, что он не рад, что я здесь. Стало зябко. Захотелось обнять себя за плечи, чтобы согреться. Молчание затянулось.
- Надеюсь,- наконец-то сказал он голосом, каким, наверно, разговаривал с нерадивыми студентами, - ты понимаешь, что я сюда прихожу только ради тебя?
- Да, - едва слышно прошептала я.
- И что?
- Ты сказал ждать, я жду, - так же тихо ответила я и закрыла глаза, потому уже в следующую секунду почувствовала на своих губах его губы.
Он крепко прижал меня к себе и целовал, целовал.
- Я не ошибся, я знал, я знал, - слышала я его шепот, когда он на короткое время отрывался от моих губ.
Я почти задыхалась и дрожала от переполнявших меня чувств, от запаха его волос и кожи. Закружилась голова.
- Мне нехорошо, - прошептала я наконец, - не могу дышать.
В следующую секунду пальто оказалось расстегнутым, а я стояла, прижатая к стене его сильными руками. Он с тревогой всматривался в мое лицо.
- Боже, как ты побледнела... Дыши, дыши... Какой же я идиот, набросился на тебя...
Наконец дышать стало легче, туман в голове рассеялся, и я прошептала, желая как-то объяснить:
- Просто измучилась от ожидания...
Алексей ахнул и опять обнял меня, на этот раз нежно и ласково. Потом мы вышли из общежития и дошли до остановки автобуса. Ехали недолго. Так я впервые оказалась в квартире по улице Малышева, которая надолго стала нашим пристанищем. Руки моей он так и не выпустил.
Квартирка была маленькой, однокомнатной. Я осмотрелась и решила, что женщина здесь не живет.
- Это твоя?
- Нет, но мой друг разрешил нам приходить сюда.
- Ты был уверен, что мы окажемся здесь?
Алексей отвел глаза, секунду помедлил, а потом ответил вопросом на вопрос:
- Так ужасно находиться в квартире, а не в чужом подъезде?
Не знаю почему, но его слова мне не понравились, однако эта мысль тут же улетучилась из головы, потому что он опять обнимал меня и целовал так, что я забывала дышать. Потом мы, обнявшись, молча сидели на диване. Кровь, казалось, стала густой, вязкой и с трудом наполняла сердце, а веки отяжелели так, что трудно было открыть глаза. Никаких желаний не было кроме одного - прижаться к нему еще ближе, ощущать на своих губах его губы. Я даже не сразу расслышала шепот Алексея, а когда услышала, то очнулась сразу, будто он нажал на выключатель внутри меня.
- Лена, Леночка, у нас всего час времени. Если бы я мог, то никогда бы не отпустил тебя, но ты ведь все понимаешь.
Да, я понятливая, понятливая, черт бы меня взял такую понятливую. На глаза наворачивались слезы. Вот только этого не хватало.
- Да, - сказала я, переведя дыхание, - я поняла. Времени у нас час. Я должна быть понятливой.
- Не надо так, не надо!
Он соскользнул с дивана на пол, обнял мои колени и торопливо заговорил, заглядывая в глаза:
- Думаешь, я не понимаю, на что толкаю тебя? Прости, что не могу предложить большего. Но от тебя отказаться тоже нет сил. Пробовал, но не могу. И дома не все просто. Понимаешь, мы были студентами, когда жена забеременела. Лера - сирота, помочь некому. Мне надо было перевестись на заочное, но, не хочу тебе врать, сделал бы я это без особой охоты. Ну, не хотел я ребенка так рано. Лера все поняла, решилась на аборт, а я не отговаривал, в душе был рад ее решению. Что-то пошло не так. Сказали, что детей у нее больше не будет. Я чувствовал себя последней дрянью. Вскоре мы поженились и я обещал, что не брошу ее никогда. Я говорю тебе правду, как ни трудно мне говорить такое о самом себе.
Все-таки я заплакала. Мне было жалко себя, Алексея, его жену. Он положил голову на мои колени и замолчал.
- Знаешь, - сказала я, тщательно подбирая слова, - не кори себя, потому что я тебя не лучше. Знала ведь, что ты женат, а вот размечталась... Думала, хоть бы один раз обнял, поцеловал, и больше ничего не надо. И что теперь делать? Обманывать твою жену? Она без тебя не может, я понимаю, но ведь и я не могу.
Алексей молчал. Наконец я попыталась отодвинуться и встать.
- Пора, нам надо уходить.
- Да, пора, - уныло сказал он, поднимаясь.
На улице уже стемнело, и я порадовалась тому, что никто не видит моего лица. Мы молчали, понимая, что все зависит от него, а он ничего не мог или не хотел решить. Остальное было неважным, потому что без решения главного все становилось бессмысленным и неприличным. Наконец мы дошли до общежития и остановились, не зная, как распрощаться.
- Ну, все, Алексей, я пошла, - все-таки первой решилась я.
Он пытался заглянуть в мои глаза, не решаясь хотя бы взять за руку, а когда заговорил, голос был тихим и каким-то безжизненным.
- Неужели ты и вправду думаешь, что сможешь вот так уйти? Поставить точку? Я вот не смогу, даже и пытаться не буду. Давай не будем торопиться. Я ведь не тащу тебя в постель, а при нынешних обстоятельствах ты тоже туда прыгать не собираешься. Мы можем просто встречаться время от времени. Мне нужно время, чтобы жену подготовить, не могу я так сразу. Потерпи. Я все решу. Всего-то и прошу дать мне месяца два- три.
Я опять оказалась в кольце рук, а его поцелуи враз рассеяли мои сомнения. Все стало казаться простым и ясным. Конечно, надо подождать несколько месяцев, зато потом... За эту черту я старалась не заглядывать, просто была убеждена, что там меня ждет счастье. Что такое счастье, я не вполне представляла, но, наверно, это было что-то очень большое, нежное, мягкое и необыкновенно хорошее, ведь не зря об этом все мечтают и так много говорят.
Значительно позже я поняла значение слова "искушать", значительно позже я поняла, как просто обмануть себя, если этого хочется. А мне, видимо, хотелось обмануться, очень хотелось, ведь каждому нравится думать, что он сможет кого-то полюбить, а я, разумеется, не была исключением.
Мы стали встречаться пару раз в неделю. Встречи были короткими, он мог выкроить от силы два-три часа. Иногда сидели в нашей маленькой квартирке и не могли наговориться. Изредка ходили в кино или просто бродили по городу. Больше о его жене и их отношениях не вспоминали, нам этого не хотелось.
Мое время теперь разделилось на две части. В одной - минутная стрелка еле-еле тащилась по кругу, разумеется, в этой части не было его, там было одиноко и пусто; в другой - стрелка сходила с ума, бежала без устали, там был он, с ним было тепло и радостно. Я купалась в наших чувствах, была безмерно счастлива, и улыбка не сходила с моих губ, а руки ощущали вселенский холод, если не касались его.
Алексей был терпелив, но я знала, что он ждет. Через два месяца мы стали близки. Шаг навстречу сделала я, потому что хотела отдать единственное, что у меня осталось. Все остальное уже давно мне не принадлежало.
Сейчас, вспоминая о том времени, я понимаю, как сузился круг моих интересов, моих друзей. Мне становилось скучно, когда Алексея не было рядом, меня раздражали разговоры с кем-либо. Хотелось отделиться от всех стеной и жить с ним в нашем мире, или хотя бы одной в моем мире с мыслями о нем. Я становилась все замкнутее, нелюдимее. Мне безумно нравилось жить только им. Он чувствовал меня, как самого себя, а я льстила себе, думая, что знаю и понимаю его до донышка.
Алексей был умен и очень мил: умел говорить, когда я этого ждала, молчать, когда я этого хотела. Он постоянно говорил о своих чувствах, а я замирала и не уставала его слушать, размышляя о своем необыкновенном везении и о незаслуженной благосклонности судьбы. Я, как губка, впитывала все, о чем мне говорилось и шепталось, я была очарована им и новой взрослой жизнью.
Мы были на одной волне: каждое его слово, прикосновение вызывали трепет и восторг в моей душе, и я хотела отдавать ему не меньше, чем получала. Вот поэтому, когда услышала, что хозяина квартиры в выходные дни не будет дома, я впервые решила остаться с Алексеем до утра.
Он был, разумеется, рад, я - тоже. И, видимо, поэтому оставила без внимания странный разговор, который произошел между нами.
- Знаешь, мне, конечно, лестно слышать, что ты сама заговорила об этом, но я боюсь, что проклянешь меня, если что-то пойдет не так.
- А что может пойти не так? Ты сказал ждать - я жду. Ты сказал тебе верить - я верю. Если ты хочешь забрать свои слова - забери, но тогда я уйду, и мы ставим на всем точку.
Я опять припирала его к стенке, и это не нравилось ни мне, ни ему. Да, решение принято мной, хотя как я могла этого не сделать, если он постоянно искусно подводил меня к нему? Я уже давно перестала понимать, что хорошо и что плохо. Желание быть с ним заслонило все. Я перестала корить себя за безнравственность, я стала считать, что имею право на подобные отношения, потому что любила Алексея и свято верила в его желание развязать узел. Вот уж точно говорят, что любовь - добровольный отказ от мозгов.
Он долго смотрел на меня, он умел вот так, одним взглядом, усмирить мое готовое вырваться раздражение, потом спросил:
- Решилась?
- Да!
- Не пожалеешь?
- Никогда и ни за что.
Что могло бы остановить меня тогда? Не знаю! Я была уверена, что это сделает нас ближе друг к другу и как-то поспособствует скорейшему решению проблемы.
Уже под утро, выскользнув из кольца его рук, я уселась так, чтобы видеть лицо Алеши. Нежность к любимому, казалось, затопила меня, и мне очень хотелось сказать, что после случившегося я буду любить его еще больше и ждать столько, сколько потребуется, лишь бы никому из нас троих не было слишком больно.
- Знаешь,- говорила я, выводя пальцем узоры на его груди, - мне раньше никто и не нравился. Правда, в десятом классе стало как-то тревожно, что в меня не влюбляются и на свидания не приглашают. Потом один мальчик из параллельного класса начал оказывать мне знаки внимания и назначил встречу. Я, конечно, не пошла, а вприпрыжку поскакала, интересно же... Мы в парке гуляли, он сказал, что я ему нравлюсь и хотел меня поцеловать. А губы какие-то мокрые, и волосики жиденькие над верхней губой и на подбородке. Противно... Я его оттолкнула, а он меня дурой назвал. На этом моя личная жизнь закончилась. Никто не интересовал меня, ни я никого. А вот тебя увидела, и все сразу поняла о тебе и обо мне. Почему так?
- Почему что? - спросил он, лениво приоткрывая глаза.
- Почему я ни в кого не влюблялась, и в меня никто?
- Все просто: ты не такая, как все. На тебе как маска надета, по лицу ничего не прочтешь, в глазах не увидишь, но внутри - огонь. Я это сразу почувствовал. Меня к этому огню потянуло, ни о чем думать не мог, только о тебе. Боялся, что оттолкнешь. Твои одногодки еще малы, чтобы это увидеть, а мужчины постарше всегда будут о тебя спотыкаться. Хотя...
Он задумался, и я принялась тормошить его, требуя закончить фразу.
- Хотя, - продолжил он несколько растерянно, - вот Вадим тоже, кажется, это увидел.
- Неправда, - зашлась я от смеха, - мы друзья с первого курса.
- Вот и дружите, а больше ни-ни, - и Алеша погрозил мне пальцем.
Я, все еще смеясь, прижалась к его большому горячему телу и легонько пощекотала. Он взвизгнул от неожиданности, и в следующую минуту я оказалась прижатой к дивану. Вырываться почему-то не хотелось. Кожа Алеши между плечом и шеей оказалась такой нежной и чуть соленоватой на вкус, что я, не удержавшись, слегка прикусила ее, а потом нежно целовала до тех пор, пока не услышала его участившееся дыхание.
О праздновании Нового года вспоминать не хотелось. От этого дня я не ожидала ничего такого, что стоило бы ждать с великим волнением и радостью. Так и случилось. Он провел праздник, разумеется, с женой, я - без него.
Зимняя сессия была сдана еле-еле, но как могло быть иначе, если каждая свободная минута была полна мыслями о Алеше. На каникулы в Городок ехать не хотелось, но комендант решительно велел всем убираться, чтобы заселить заочников. Тех, кому некуда было ехать, он знал в лицо. Я к их числу не относилась. Пришлось собираться, да и Алеша настаивал на отдыхе, потому что выглядела я просто отвратительно.
- Что плохого в том, если ты отдохнешь? - спрашивал он меня в десятый раз.
- Я не хочу расставаться с тобой.
- Не всегда надо делать то, что хочешь, иногда надо делать, что необходимо. Тебе, родная, нужен отдых.
Он всегда был прав. Я нехотя согласилась.
Мое нынешнее состояние можно было списать на трудную сессию, но я-то знала, что дело не только в этом. Меня съедала ревность. Пока были только встречи и разговоры, все было проще. Но вот сейчас... Я стала зависимой от Алеши настолько, что частенько целую ночь не могла сомкнуть глаз, представляя его в постели с женой. И что бы он ни говорил, как бы ни убеждал, что жена часто болеет и они спят отдельно, что вот-вот он выберет подходящий момент и скажет ей о нас, я понимала, что она ему не только борщи варит и носки штопает, поэтому с каким-то болезненным постоянством принюхивалась к его волосам и коже, боясь уловить запах чужих духов. И иногда, не сумев сдержать накопившееся раздражение, говорила об этом...
Что в это время было у меня? Торопливые встречи, отмеренное время, постоянное ожидание. Я ничего не знала о другой стороне его жизни, но, казалось, знала все. Что было у него? Тихие вечера с женой, поцелуй на ночь, шепот в темноте, когда и шептать-то незачем, никто не услышит, но уж очень хочется, едва шевеля губами, произносить милые глупости и признания, а потом потянуть губами за мочку уха, зная наперед, что ему это безумно нравится, поэтому через минуту он вздрогнет и ставшими вдруг жадными руками прижмет ближе к себе.
Были совместные завтраки, когда он притворно хмурился, если жена подкладывала ему на тарелку лучшие куски. Вместо слов благодарности он просто гладил ее по руке, а она, легко улыбаясь, не опускала глаз, чтобы показать предназначенную только ему нежность. Были и другие милые пустячки, когда она уже у порога, целуя, поправляла ему галстук, спрашивала, не забыл ли он перчатки, ключи. Были еще тысячи нитей, которые незримо привязывали его к ней.
И был еще довесок, который звали Леной. Довесок, который ему очень нравился и в который он был, несомненно, даже немного влюблен. Довесок будоражил кровь, потому что любви и обожания от противоположной стороны много не бывает, заставлял делать глупости и давать какие-то обещания, чувствовать себя молодым, гордиться в глубине души, что стал объектом первой любви пылкой наивной девчонки, с которой чувствовал такой душевный подъем, какого не ощущал уже давно, и думал, что остались далеко в прошлом редкие, и от этого еще более желанные, ожидаемые до дрожи бессонные ночи, и доводящая до головокружения нежность, и неуемное желание обладать
Он, конечно, знал, что прекрасных ночей, проведенных с дорогой сердцу женщиной, много, но глубоко врезаются в память лишь очень очень немногие, их помнишь от первой до последней минуты. Он искал это со мной и, видимо, находил.
- Знаешь, - шептала я, прижимаясь к нему, - у меня сегодня новое платье. А ты и не заметил. Я покупала и думала, понравится тебе или нет.
Он виновато вздыхал, и его объятия становились еще нежнее.
- Прости, родная. Целыми днями какая-то кутерьма, всем что-то от меня надо. А сюда прихожу - и весь мир за нашими плечами. Мне никогда не было так хорошо и спокойно. Ты - мой настоящий дом, мое убежище.
Мне безумно нравилось, что я не была для него ни птичкой, ни рыбкой, ни зайчиком. Я была родной. Все остальное было просто неважно.
Леша умел прогнать мои страхи. После свиданий я возвращалась в общежитие уверенная в том, что он меня любит, что вот-вот наступит подходящий момент для решительного разговора с женой, что он уже начал готовить ее к неизбежному разводу, что нельзя так сразу обо всем объявить, ведь она такая ранимая, болезненная, мнительная, сирота... И я едва ли не начинала извиняться, что в чем-то сомневалась, что здорова, что у меня есть родители. Все казалось уже не таким страшным, но вот наступала ночь, и вместе с ней возвращались сомнения, а вместе с ними и слезы.
Мама, встретив меня на вокзале, лишь всплеснула руками.
- Вот как чувствовала, что с тобой что-то не так, сейчас сама это вижу. Ты, конечно же, болела и боялась нам сообщить. Опять, наверно, мороженое без меры ела?
Она еще долго говорила, жалея свою непутевую дочь, а я кивала головой, соглашаясь со всем. Я знала, для кого предназначены эти слова. Конечно же, для отца. Мама не хотела, чтоб он волновался: у него было больное сердце.
Вечером, зайдя в мою комнату и присев на кровати, она взяла меня за руку и тихо произнесла только одно слово:
- Рассказывай.
В душе поднялась досада на себя: не сумела скрыть. Да и как скроешь? Она и раньше всегда все чувствовала, ее не обманешь
- Мама, - сказала я, и голос мой задрожал, - мама, я полюбила женатого человека. Мне трудно. Наверно, надо было и не начинать эти отношения, но я не смогла все прекратить. Я ничего не могу, мама.
Слезы потекли по лицу. Она прижала мою руку к своей щеке.
- Он обидел тебя?
- Нет, мама, нет! Никто не обижал меня. Он очень хороший, он меня любит. Просто не может пока расстаться с женой. Они давно женаты, он очень добрый, жалеет ее и не может вот так сразу...
- Сразу? - переспросила мама. - Как долго это продолжается?
- С сентября, - сказала я и опять заплакала.
Мама охнула и сильнее сжала мою руку.
- Он старше тебя?
- Мама, какое это имеет значение? Да, старше. Больше, чем на десять лет, - я готова была защищать его перед всем светом и перед своей матерью тоже.
- И теперь ты думаешь, что он не оставит свою жену?
- Нет, мама, нет! - почти закричала я. - Я ему верю, он не может так поступить со мной!
- Не может, - помолчав, спросила мама, - но ведь поступает? Я всегда учила тебя называть вещи своими именами и не обманываться, так проще во всем разобраться.
- Мама, я боюсь, - призналась я, - боюсь рвать отношения, хотя иногда думаю, что пора. Я решила, пусть это сделает он. Для меня так будет легче.
- Глупая моя дочь, - со вздохом произнесла мама, - для тебя это будет труднее, да и для него тоже.
И через некоторое время добавила:
- На ногах надо стараться стоять крепко, а не плыть по течению.
Мама взяла с меня обещание, что я постараюсь заснуть и мы поговорим обо всем позже. Однако, продолжение разговора не состоялось: я не захотела, так как не могла представить свою жизнь без Алеши. Будь что будет, но конец нашим отношениям, если так случится, положит он.
Вернувшись в общежитие, я обнаружила на вахте записку для себя. Алеша сообщал, что жена заболела и лежит в больнице, поэтому встретиться мы пока не сможем. Просил подождать некоторое время.
Мы не виделись больше месяца, а когда он появился, то я сразу же забыла о своих обидах. Алеша рассказал, что попытался поговорить с женой о разводе, но это спровоцировало такой нервный срыв, что она оказалась в больнице, а сейчас уехала долечиваться в санаторий. Мне, конечно, было ее жаль, но... зато никто не мешал нам проводить вместе все свободное время.
Мы были счастливы, много и обо всем говорили, провели, не расставаясь, два прекрасных выходных дня. Голова снова кружилась от любви и близости любимого мужчины.
- Я весь твой,только твой, - говорил он, целуя меня, - ты должна верить.
Единственное, на что я была способна, так это шептать распухшими от поцелуев губами:
- Верю. Мой.
Две недели пролетели быстро. Жена вернулась из санатория, но, как оказалось, улучшение здоровья не наступило. Мы опять не виделись около месяца, а когда встретились, были так ненасытны, так пьяны друг от друга, что ни о каком расставании не могло быть и речи. Все оставалось по-прежнему.
За время наших встреч мы поссорились лишь однажды, хотя ссорой это назвать было сложно. Я, измученная бессонницей и ревностью, в очередной раз пожаловалась ему, что мне нелегко мириться с таким положением дел. Алеша, который всегда был необыкновенно терпелив и мягок со мной, неожиданно вспыхнул от гнева, быстро откинул одеяло, поднялся с дивана и стал торопливо одеваться. Завязав галстук, повернулся ко мне.
Я лежала и молчала, потому что онемела от ужаса, увидев его глаза. Они были уже спокойными, но чужими и равнодушными. Вот такими они и будут, когда он бросит меня, подумала я.
- Жалуешься? Опять жалуешься? - заговорил он таким тоном, о наличии которого я и не подозревала. - Ты думаешь мне легко? Дома бесконечные вопросы и подозрения, истерики и слезы, а тут ты... Неужели обязательно каждый раз напоминать об этом? Я все знаю, но что мне надо сделать? Ее в таком состоянии бросить не могу. Как ты не понимаешь очевидного? У меня много работы, с диссертацией полный завал, а я, как влюбленный мальчик, каждую свободную минуту стараюсь провести с тобой. Если неделю тебя не вижу, у меня бессонница начинается. Но, оказывается, этого мало, ты все время заставляешь меня чувствовать себя виноватым. Там виноват, тут виноват... Я устал, понимаешь, я устал!
Он смотрел на меня так, как мог бы смотреть на любого до смерти надоевшего человека. Я продолжала молчать, потому что до мурашек испугалась этой неожиданной вспышки гнева. Он постоял так еще некоторое время, потом, видимо, приняв какое-то решение, круто развернулся и вышел в коридор. Я услышала, как щелкнул замок. Через полчаса он не вернулся. В общежитие я шла пешком, чтобы хоть немного успокоиться. Винила во всем себя и свою несдержанность. Очевидно, это был конец.
Я оказалась не права. На следующий день после лекций Алеша встретил меня. Для примирения хватило только виноватой улыбки. Все осталось по-прежнему. Я очень старалась ничем не раздражать его. Мы даже, кажется, стали чаще встречаться, но никуда не исчез страх, что выбор Алеши между мной и женой уже сделан. Я почти не сомневалась, что он был не в мою пользу. А может и не было никакого выбора? Я гнала эти мысли, так как одинаково страшно было признать себя как отвергнутой, так и обманутой. Наверное, существовал и третий вариант, я не знала...
В мае Алеша пригласил меня в ресторан.
- Давай посидим, поговорим, потанцуем.
Я была удивлена, потому что во время последних встреч мы редко бывали на людях, а чаще всего оставались наедине. Теперь в этих свиданиях была и капелька горечи: иногда мне казалось, что он старательно доказывает себе и мне, как по-прежнему счастлив и влюблен. Чуточка веселья нам бы не помешала.
- Ну, если ты так хочешь, - согласилась я.
Все, казалось, было хорошо, но я чувствовала, что Алеша напряжен, рассеян. Оркестранты заняли свои места, раздались первые звуки музыки, редкие пары устремились на середину зала.
- Мы с тобой еще ни разу не танцевали, - сказала я, стараясь заглянуть ему в глаза, - какое упущение! Пригласи меня, пожалуйста.
Он встал и протянул руку.
- Конечно. Пойдем.
Мы медленно двигались среди танцующих, и я находилась в самом лучшем месте на земле, в кольце его рук. Это продолжалось недолго, потому что вскоре Алеша отодвинулся так, чтобы видеть мое лицо, потом нежно коснулся губами виска, волос.
- Вот решил сказать, а слов не нахожу.
- Говори, раз решил, - я улыбнулась ему так, как делала это только для одного человека на земле.
Однако, улыбка осталось без ответа. Он по-прежнему оставался серьезным.
- Знаешь, я много думал и решил, что мы должны расстаться. Столько проблем! И потом, я не могу бросить Леру. Ты сильная, справишься, а она слабая, у ней никого нет. Прости меня, прости.
Он произнес это скороговоркой, и какое-то время я старалась понять услышанное. Не хотелось верить, что страхи были обоснованными и Алексей уходит из моей жизни. Как могло так случиться, что до этой минуты у меня было так много, а теперь вот - ничего?
Мне было больно смотреть на него, и я закрыла глаза. Ноги стали ватными, захотелось опуститься на пол. Алеша снова прижал меня к себе. Слезы мочили его рубашку, но я не замечала, что плачу. Музыка закончилась, он осторожно отодвинулся, легко приобнял меня за плечи и повел на место.
- Открой глаза и дыши, - услышала я его голос, - дыши.
Пока я сидела, пытаясь это сделать, он быстро рассчитался с подошедшим официантом. Заверив его, что со мной все в порядке и помощь не потребуется, взял меня за руку и вывел на улицу. Я шла, видела, дышала, но говорить почему-то не могла. Алеша занервничал.
- Скажи хоть что-нибудь, хоть негодяем назови, что ли, - попросил он.
Слов не было, желания что-то сказать - тоже.
- Поверь, я не хотел, чтобы так все закончилось, но выхода-то ведь нет.
Я, с трудом шевеля губами, зачем-то повторила:
- Выхода нет.
Лицо Алеши сморщилось, будто он съел что-то кислое.
- Я отношусь к тебе лучше, чем к кому-либо на этом свете, ты об этом знаешь, но давай не будем начинать все сначала, от этого никому не будет лучше, поверь.
Я молчала, я верила, я всегда ему верила. Когда мы долго не виделись, он говорил, что был занят раскидыванием накопившихся проблем, сегодня он расстался, надеюсь, с последней.
Алексей подозвал такси, усадил меня, назвал адрес, отдал деньги. Машина тронулась. Краем глаза я успела заметить тень облегчения на его лице и поняла, что он рад расставанию.
- Моей дочери скоро семнадцать, - зачем-то сказал шофер, разглядывая меня в зеркало.
Я ничего не ответила.
Плохо, когда у человека нет места, где бы он мог остаться один, поплакать, погоревать при надобности. Если подумать, то общежитие - одно из самых дьявольских изобретений человечества. Гореть в геене огненной тому, кто его придумал. В студенческом муравейнике мне было всегда трудно. В общежитии любой на виду, и это никому не доставляет удовольствия, а для меня просто невыносимо. Мне даже в библиотеке сосредоточиться трудно: мешает шорох страниц, тихие разговоры. Одиночество и тишина нравятся больше. Вот такая я. И ничего с этим поделать нельзя.
Плохо было и то, что делиться горем с подругами я просто не умела, все предпочитала держать в себе. Раньше об этом не задумывалась - всегда была такой. А вот сейчас подумала, что с моей бедой мне идти не к кому и некуда. Мир такой большой, а для меня в нем ничего нет.
Однако, просто необходимо было найти такое место, где была бы возможность завыть в голос. Сдерживаться становилось все труднее, и только страх, что я стану причиной бесплатного представления для целого этажа, заставлял держать себя в руках. Я остановилась у окна. Это было то место, где Алексей впервые поцеловал меня.
Не знаю, сколько я там простояла, но от раздумий очнулась, услышав голос Вадима.
- Привет, подруга! Я уж третий раз мимо прохожу, а ты все стоишь и стоишь.
Он подошел ко мне и заглянул в лицо.
- О, да тут все серьезно.
Потом взял за рукав и потянул.
- Пойдем в мою комнату, на тебе просто лица нет.
В последнее время с девчонками в комнате и с ним я общалась мало, предпочитая отмалчиваться, если ко мне не обращались, однако мои отношения с Алексеем ни для кого из них не были тайной. Не знаю, осуждали они меня или сочувствовали, но с расспросами не лезли, и я была за это благодарна.
В комнате Вадима никого не было. Это была "двухместная камера", как он называл свою комнатушку, предмет зависти многих. Тем более, что его "сокамерник" в общежитии частенько отсутствовал: во-первых, он где-то подрабатывал; во-вторых, в городе жила его одинокая тетка, у которой тот мог зависнуть на пару дней, если денег до стипендии не хватало; в-третьих, сокамерник был влюбчив и постоянно бегал на свидания, которые частенько продолжались до утра. Когда он занимался, было неизвестно, но учился неплохо.
В комнате Вадим усадил меня на стул, сам сел рядом.
- Ну, рассказывай, кто обидел мою подругу, - проговорил он голосом, каким врачи разговаривают с маленькими пациентами.
Видя, что я не отвечаю, он произнес с какой-то мрачной решимостью:
- Наверно, на правах друга мне пора ему морду набить...
- Не надо, - сказала я, наконец, дрожащим голосом, - не надо. Он сделал все правильно, он бросил меня.
- Поплачь, - сказал Вадим тихо и, подвинув стул ближе, обнял за плечи.
Я прижалась к чужому телу, чужим рукам и наконец-то зарыдала. Плакала долго, Вадим молчал, только гладил меня, как маленькую, по голове. Кто-то зашел в комнату, но он показал вошедшему кулак, и тот молча скрылся.
Когда слезы кончились и я немного успокоилась, то попробовала отстраниться и встать, но оказалось, что ослабла настолько, что ноги не слушались. Я растерянно посмотрела на все еще сидящего рядом Вадима и проговорила хриплым после слез голосом:
- Я еще немного посижу и пойду.
- Куда? - поинтересовался он. - Глаз не видно, и нос картошкой, видок еще тот... Здесь переночуешь. Сокамерника не будет, на свидание ускакал. А я где-нибудь перекантуюсь...
Он вышел, но скоро вернулся с мокрым полотенцем и обтер мне лицо, проворчав:
- Далеко не красавица, но уже гораздо лучше...
Я, по-прежнему замерев, сидела на стуле. Состояние было такое, будто из меня ушли все силы.
- Спать будешь на моей кровати, я комнату закрою, приду с начале седьмого. В туалет хочешь?
Покраснеть у меня не хватило сил, я только слегка покачала головой.
- Вот видишь, - продолжал он, - друзья на что-то годятся. Вот и я тебе пригодился. Не бойся...
Вадим осторожно снял с меня туфли и платье, приобняв, помог дойти до кровати, потом накрыл одеялом.
- Спи!
Мне стало страшно, когда он собрался уходить, потому что впереди была длинная бессонная ночь; я знала, что не засну и буду раз за разом прокручивать в голове все, что случилось сегодня.
- Подожди, не уходи, - проскрипела я.
Вадим повернулся и посмотрел на меня. Он казался чем-то очень недовольным, но мне было все равно, я боялась остаться одна в темноте.
- Посиди со мной немного.
Он послушно присел на краешек кровати. Я долго не решалась, но потом все-таки сказала:
- Понимаешь, он меня в ресторан пригласил, чтоб кругом люди были. Видимо, боялся, что наедине закачу истерику. Как будто не знал, что я на такое не способна. Хотел без слез и быстро...
- Как же ты не разобралась в нем? Ведь сразу было видно, что это за тип.
Вадим грязно и длинно выругался.
- Не говори о нем плохо, - прошептала я распухшими от слез губами, - Алексей хороший, просто так получилось.
- Ха, защитница нашлась, - со злой усмешкой ответил он.
Я в первый раз видела его таким злым и слышала, как он ругается. Вадим еще какое-то время посидел молча, затем крепко сжал мою руку.