Литов Михаил Юрьевич : другие произведения.

Заварушка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   Михаил Литов
  
  
   ЗАВАРУШКА
  
  
  ГРИФОН
  
  КАРЛ
  
  ЗЕНОВИЯ
  
  ТЕМНЫЙ
  
  ПРАВ
  
  СЭ
  
  ДЖИДА
  
  ДЖИНЕТ
  
  ЛЬФОФФ
  
  СОРРОФФ
  
  БУЛКА
  
  МАТЬ ГРИФОНА
  
  1-Й НАЕМНИК
  
  НАЕМНИКИ
  
  
  
  
   1.
   Прелестный уголок древнего города, живущего обособленной и не совсем понятной жизнью. Время в нем словно остановилось.
   Посреди мостовой лежат, расслабившись, Грифон и Карл. Поодаль в задумчивости прогуливается Темный.
  
  
  ГРИФОН. Скучновато... скучненько...и ты, Карл, вчера наблюдал, конечно, как наши отделали Бог весть откуда слетевшуюся сволочь.
  
  КАРЛ. Разумеется. И получил огромное удовольствие. Кстати, этот их Хенкель... ты ведь знаешь, у них Хенкель заводила. Хенкель был великолепен, но и он не спас положение. Он, прямо сказать, единственный в своем роде, подобного ему прощелыгу я еще не встречал, но что он один мог поделать? Наши задали жару.
  
  ГРИФОН. Значит, Хенкель в самом деле заслуживает внимания?
  
  КАРЛ. Скажу больше, он самобытен, во всем оригинален, он прекрасный выдумщик, хитроумный тактик и попросту большой чудак. Но также совершенно очевидно, что наши по всем статьям превзошли его, этого пресловутого Хенкеля.
  
  ГРИФОН. Не только Хенкеля, но и всеобщие наилучшие ожидания.
  
  КАРЛ. Вот тут я с тобой не согласен, хоть ты и трижды знаменитый Грифон, а сегодня к тому же еще, как я погляжу, не в духе. Я всегда верил, что наши способны оправдать самые смелые надежды и ожидания. Не спорю, они малообразованны, почти не вовлечены в процедуры, которые сведущие люди считают обязательными для культурных слоев населения. Поэтому не следует ожидать от них чего-либо немыслимого, из ряда вон выходящего и высшего. Тем не менее, кому, если не им, обуздывать Хенкеля и ему подобных? Так что я с тобой, Грифон, никак не могу согласиться. Да ты потому и перечишь, что ты не в духе.
  
  ГРИФОН. Не затевай ссору, Карл, я вовсе не перечу, слова не сказал. Взгляни-ка лучше на Темного.
  
  КАРЛ. Что мне на него смотреть? Не понимаю только, почему он молчит, будто в рот... того... ну, ты догадываешься... Или ты полагаешь, что он пьян?
  
  ГРИФОН. А ты у него спроси.
  
  ТЕМНЫЙ. Перемените тему. Вы лоботрясы, и это значит... это фактически ничего не значит. В любом случае не смейте меня трогать. Тошно вас слушать.
  
  КАРЛ. Ба, это ему-то тошно нас слушать!
  
  ГРИФОН. Не груби, Темный.
  
  КАРЛ. А ты не ленись, Грифон, задай ему перцу по-настоящему. Откуда сегодня у тебя эта лень? Кстати, встретил я вчера нашего друга Темного в клубе. Ну, никому не запрещено посещать клуб, но все же, что ты там делал, Темный?
  
  ТЕМНЫЙ. Я действительно побывал в клубе. Это факт, не нуждающийся ни в специальном расследования, ни в каких-либо особых доказательствах.
  
  ГРИФОН. Должно быть, наш друг решил приударить за Зеновией.
  
  ТЕМНЫЙ. Я? За этой бабенкой? А где доказательства?
  
  КАРЛ. Давайте проведем расследование.
  
  ГРИФОН. Почему бы и нет? Расследование - это не сговор и тем более не заговор, это, скорее, предпосылки к тому, чтобы найти наиболее разумное и всех устраивающее решение тех или иных проблем.
  
  КАРЛ. Итак, в данном случае мы - дипломаты в первую очередь, и только потом уже наемники, подозрительные типы и тому подобное?
  
  ТЕМНЫЙ. Ваша дипломатия запоздала. Дядя Сэ убьет меня прежде, чем вы доберетесь до каких-нибудь предпосылок.
  
  ГРИФОН. С чего ты это взял, Темный?
  
  ТЕМНЫЙ. Да ведь убьют же меня в конце концов. Это неотвратимо, это ясно как день.
  
  КАРЛ. Нет, это бред, причем полный, обстоятельный. Сколько раз уже, Темный, жизнь опровергала твои домыслы, но ты неисправим, ты все такой же обстоятельный.
  
  ГРИФОН. Как не согласиться с Карлом? Темный, пойми, дядюшке Сэ вовсе незачем убивать тебя.
  
  ТЕМНЫЙ. Он вбил себе в голову, а заодно и другим, что как сначала хуже всех был змей, совративший в Эдеме нашу праматерь, а затем кровавый пес Торквемада, так теперь ужаснее и отвратительнее меня нет человека на всем белом свете. Понял?
  
  ГРИФОН. Дядюшка Прав не допустит убийства.
  
  ТЕМНЫЙ. Дядя Сэ не будет спрашивать у дяди Права разрешения.
  
  ГРИФОН. Ты сумасшедший. Или скрытый фанатик.
  
  КАРЛ. А может, явный пессимист.
  
  ГРИФОН. Ты не веришь, что все тут у нас происходит в полном соответствии с правдой, которой никогда не было где-либо еще и которая возможна только здесь, потому что лишь здесь ей соответствует нечто реальное.
  
  КАРЛ. Ты даже ни в Бога, ни в черта не веришь.
  
  ГРИФОН. Ты признаешь хотя бы, что наши вчера отделали непрошенных гостей? Или ты, может быть, неспособен принять это на веру? А что если... нет, это слишком фантастическое предположение, но вдруг... послушай, а что если ты вчера даже созерцал это славное побоище?
  
  ТЕМНЫЙ. Я был в клубе.
  
  ГРИФОН. Прятался? Под юбкой у Зеновии? Если ты впрямь достоин смерти, тебя убьют. Но без санкции дядюшки Права не получится.
  
  КАРЛ. Не горячись, Грифон. В конечном счете Темный не виноват, что на его счет так трудно определиться. Даже его глупость... что это, как не товар, который он продает и которому можно дать более приятное имя. Впрочем, горе тебе, Темный. Ты никогда не умрешь в нашем знаменитом городе, как бы тебе этого ни хотелось, ведь реальность города слилась в твоем воображении с непролазным вымыслом. А что сказать о вымысле? Назовем его массой. Вымысел - масса, которую бездушно наворачивает на нас злокозненный ход истории.
  
  ТЕМНЫЙ. Ну хватит, насмешники. Вам лишь бы позубоскалить. Шайка! Похабные упыри! И нечего прикидываться, будто не слыхали о замыслах дяди Сэ на мой счет. Да, кстати, а прискорбный факт, вы обратили на него внимание? Или вам невдомек, что грудь у Зеновии поменьше будет, чем соски нормальной кошки.
  
  КАРЛ. Зато побольше, чем у ненормальной коровы.
  
  ТЕМНЫЙ. Не понимаю, что находят в ней Джида и Джинет. А поговаривают, что они как безумные возле нее увиваются.
  
  ГРИФОН. Это что, правда? Они что-то в ней находят?
  
  КАРЛ. Или ты не знаешь отца Джиды, он спит и видит, как его сынок делает удачную партию. То же и папаша Джинета.
  
  ТЕМНЫЙ. Сомневаюсь, что Зеновию можно назвать удачной партией.
  
  КАРЛ. Брось, Темный, ты в этом деле далек от истины. Что ты знаешь о Зеновии кроме того, что у нее тощая грудь?
  
  ГРИФОН. Тише, ребята, идет кто-то.
  
  КАРЛ. Да это Зеновия с твоей матушкой, Грифон. Но какого черта? Не слишком ли рано они явились?
  
  ТЕМНЫЙ. Их нетерпеливость объясняется их неопытностью.
  
  КАРЛ. Это матушка-то Грифона неопытна?
  
  ТЕМНЫЙ. Но, во всяком случае, Зеновия уж наверняка...
  
   Появляются мать Грифона и Зеновия. Идут медленно, торжественно и скорбно, одеты в траурные платья.
  
  КАРЛ. Здравствуй, Зеновия. Как дела?
  
  ЗЕНОВИЯ. Плохо, Карл, совсем плохо, хуже не бывает. Я в трауре и ужасно тоскую.
  
  КАРЛ. Траурное платье тебе к лицу. Клянусь, ты самая красивая девушка в нашем городе.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Заткнись, Карл, неуместны твои слова. Тебе непонятно, зачем мы пришли? Я хочу обратиться к сыну своему, к Грифону. Грифон, сынок, вчера я в страшном гневе прокляла тебя, а сегодня...
  
  ГРИФОН. За что же ты прокляла меня, матушка? Вчера был такой прекрасный денек. Наши задали жару, и Карл говорит...
  
  МАТЬ ГРИФОНА. О сын мой, страдания помутили твой рассудок!
  
  ЗЕНОВИЯ. О Грифон, я вижу кровь на твоих штанах!
  
  ГРИФОН. Не вижу ни капли.
  
  ЗЕНОВИЯ. Не покидай меня, свою возлюбленную, не умирай, Грифон!
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Грифон, я пришла простить тебя.
  
  ГРИФОН. А в чем моя вина?
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Ты содеял великое зло, сын мой. Ты попрал справедливость и всяческие законы, восстал на правду, показал себя мракобесом и посеял смуту в нашем благословенном городе. Ну, были неподобающие жесты, сомнительные телодвижения и даже неприличные выкрики, а такого не прощает Бог, но я, твоя мать, твоя любящая, нежная мать...
  
  ГРИФОН. Ты, дорогая матушка, выдаешь желаемое за действительное, а в каком-то смысле и опережаешь события. Дело в том, что я еще как бы и не сын тебе. Забудь обо мне, пока я жив. А когда мой час грянет, тебя поставят в известность, и ты поспешишь простить меня.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Что ты бормочешь, несчастный? Это бред? Но кто позволил тебе, умирающему, бредить?
  
  КАРЛ. Боюсь, тут попахивает настоящим скандалом, и как бы тебе, Грифон, и в самом деле не услыхать матушкино проклятие.
  
  ГРИФОН. Ты, старая, дала промах, и это не впервой.
  
  КАРЛ. И ты, Зеновия, тоже ошиблась. Грифон все еще жив и здоров.
  
  ГРИФОН. Как же я мог умереть, если дядюшка Сэ и дядюшка Прав до сих пор не согласовали убийство Темного?
  
  ТЕМНЫЙ. Полагаю, этих бедных женщин ввела в заблуждение Коломба.
  
  ГРИФОН. Но Коломба - это кино.
  
  ТЕМНЫЙ. Она, бывает, соскакивает с экрана, и тогда держи ухо востро. Любого надует. А еще разыгрывает из себя святошу, твердит что-то о высшей справедливости, о высшем благе, о духовных ценностях. Дядя Прав и небезызвестный Льфофф кажутся выжившими из ума, когда пляшут под дудку этой мерзкой бестии. О-о, все против меня, все сговорились!
  
  КАРЛ. Ты бунтуешь, Темный, или это твоя предсмертная речь?
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Что-то я не совсем поняла относительно Коломбы...
  
  ЗЕНОВИЯ. У меня мало-помалу складывается впечатление, что не иначе, как она, шепнула мне, будто Грифона уже убили на площади.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Если это так, я посчитаюсь с ней за все. Так нас, бедных женщин, осрамить!
  
  ТЕМНЫЙ. Вот, все вины валят на меня, а это ведь Коломба мутит здесь воду.
  
  ГРИФОН. Идите, женщины. Я позову вас, если меня и впрямь убьют.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Идем, Зеновия. Мы успеем еще опрокинуть по маленькой.
  
   Женщины уходят. Из-за кулис тотчас же выныривают Прав и Сэ.
  
  КАРЛ. Наконец-то, господа, мы уж заждались.
  
  ПРАВ. У нас не с вами встреча.
  
  СЭ. С вами мы поговорим в другое время и в другом месте, а пока не мешайте нам.
  
  ГРИФОН. Хорошо, мы уйдем. Но на прощание я позволю себе выразить одно горячее пожелание: скорее кончайте свой затянувшийся диалог и решите, наконец, судьбу Темного.
  
  ПРАВ. Мы с ним (кивает на Сэ) партнеры, и нам не пристало принимать поспешные решения.
  
  ГРИФОН. Но время уходит, господа, а мы все еще не понимаем, что это за каша заварилась вокруг нашего приятеля Темного. Чем все обернется, а? Бессмысленными жестами? Дурацкими выходками? Кровопролитием?
  
  СЭ. Ты собрался учить нас, как нам жить и как поступать? Я вижу тебя насквозь. Ты лжив с макушки до пят и выглядишь прохвостом, а где-то и подваниваешь.
  
  КАРЛ. Не опускайтесь до очередного скандала, дядюшка Сэ, да и не выйдет, вы сами знаете. А время в самом деле уходит. Зеновия уже приходила хоронить своего Грифона, а он, оказывается, до сих пор жив, словно его ничто, никакая холера не берет. Так не годится, дорогой дядюшка Сэ. И вы, дядюшка Прав, не тяните, не испытывайте понапрасну терпение бедных женщин, а заодно с ними всевозможных стариков и детей.
  
  ТЕМНЫЙ. И я то же говорю.
  
  СЭ. Ну, тебе-то, негодяй, куда торопиться?
  
  ПРАВ. В самом деле! Ведь речь идет о твоей судьбе, Темный.
  
  КАРЛ. Отцы родные, не витийствуйте. Можно подумать, будто судьба Темного не известна и не решена.
  
  ПРАВ. Я знаю только, что он по уши влюблен в Зеновию и готов придушить на месте любого ее жениха, да руки у него коротки. Будет теперь всю оставшуюся жизнь пьянствовать и вздыхать. Это все, что я знаю. Но является ли это правдой, судить не берусь. Нужно сначала расследовать и доказать, а уже потом говорить.
  
  ТЕМНЫЙ. Правда лишь то, что вам, отцы, надлежит решить мою судьбу.
  
  ГРИФОН. Похоже, в нашем городе что-то не так. Еще немного, и мы станем свидетелями насилий, извращений, невероятных искажений божьего замысла. Какой изувер устроил так, что и я не избежал позора? Все теперь знают, что Зеновия изменяет мне с Темным и ему подобными. Она изменяет мне с силами ада, вот в чем штука!
  
  КАРЛ. Плохо, когда не знаешь сомнений. Тебе плохо из-за их отсутствия, и сам ты по той же причине скверен и никуда не годишься. Но я не о тебе говорю, Грифон, я знаю, что у тебя сомнений хоть отбавляй, и за это я люблю тебя. Я толкую о том, что только твердолобый материалист способен верить в реальность и достоверность измены.
  
  ГРИФОН. А если сыщутся доказательства?
  
  КАРЛ. Может, и сыщутся, вот только искать их не следует. Для чего? Чтобы все рухнуло и оказалось, что достоверность - лишь пепел и руины? Нет, дружище, лучше уж позаимствуй простодушие у Темного. Да что говорить, тебе все сполна откроется, когда ты будешь умирать. Тогда ты сам убедишься в моей правоте. Надо хоть на самую малость верить, иначе все курам на смех.
  
  СЭ. Я вижу, тут сплошь и рядом не только хамство и дерзости, но и мудрования. Но я не потерплю. Убирайтесь, пустомели!
  
  ГРИФОН. Мы уходим. Карл прав: нужно хоть немного верить. И у нас еще есть капелька веры, что вы, господа, когда-нибудь закончите свой спор.
  
  ТЕМНЫЙ. Тем более что он закончится даже и против вашей воли.
  
  КАРЛ. О, это остроумное замечание. До скорой встречи, господа.
  
   Грифон, Карл и Темный уходят.
  
  СЭ. Они вовремя ушли, мое терпение было уже на исходе.
  
  ПРАВ. Все мы когда-нибудь уходим. И уходим мы куда-нибудь. Никто не знает куда. Но мы уже не возвращаемся, а если и возвращаемся, то снова куда-нибудь. Не больше и не меньше.
  
  СЭ. Что за чушь? Ты, Прав, это брось, нечего разводить философию.
  
  ПРАВ. А я как раз хотел пояснить тебе, что убийство является, по сути своей, тяжким грехом.
  
  СЭ. Сколько можно! Куда мне осилить столько умствований!
  
  ПРАВ. Я ведь в любой момент могу проделать неожиданный и весьма оригинальный ход, и ты, как это уже не раз бывало, окажешься в тупике. Как, любезный Сэ, будешь выбираться, если отказываешься слушать мои пояснения?
  
  СЭ. Когда ты пускаешься в объяснения, у меня все как-то мутится в голове.
  
  ПРАВ. Возьми пример из жизни. Ты много раз уже слышал, как жена зовет тебя к обеду, а между тем это для тебя каждый раз как бы и ново. И что же, из-за этого тоже мутнеет голова? Пойми, духовная пища, как и материальная, нуждается в повторениях и добавках. Что сталось бы с нами, сиди мы только на одной чечевичной похлебке и идеях Фурье? Я всего лишь тот, кто зовет тебя отведать духовной пищи.
  
  СЭ. Порой я начинаю подозревать, что Коломба чересчур потрясла твое воображение, и теперь ты у нее берешь уроки красноречия.
  
  ПРАВ. Коломба - великий образ, грандиозное создание народного гения, поэтому лучше всуе не поминать ее имя.
  
  СЭ. Ты потерял нюх, бдительность, ты не замечаешь, какая опасность грозит нашему городу. А моя мысль заключается в том, что пора очистить землю от скверны, ну, от ее представителей - от сквернавцев.
  
  ПРАВ. Как же, я, разумеется, знаю, что Темный еще тот прохвост, что он плетет интриги. Он, как ему и полагается, темнит. Как не знать, если этому и следует быть? Или я, по твоему, дуралей?
  
  СЭ. Так перестань упираться, и давай поскорее расправимся с ним!
  
  ПРАВ. Я помню, как однажды ты сражался с совершенно одичавшими недоумками, которых было несколько десятков против тебя одного. Ты уподобился льву. Ты даже как-то особенно, исключительно заблистал вдруг умом. Тебе нанесли двадцать ран и всякий побочный урон, но ты достойно продержался до подхода свежих сил. Ты был в шаге от всенародной славы, но она все же решила повременить, еще поэкзаменовать тебя. И вот теперь ты близок к тому, чтобы лишиться ее благосклонности, провалиться в какую-то затхлую дыру и пищать в ней, как ущемленная крыса. А все потому, что тебе взбрело на ум без суда и следствия расправиться с Темным. Так не годится, Сэ. Не те времена, чтобы можно было запросто свернуть человеку голову. И ты уже не тот, кем был прежде. Ты больше не дикарь с дубиной в руках, не предводитель кровожадных кочевников, не Аттила какой-нибудь. Ты вполне респектабельный господин, читавший на досуге Руссо и Карла Поппера. Ну, и что же с тобой происходит? Почему у тебя мутится в голове? Как это ты поддался темным силам? Откуда у тебя фанатичное стремление к расправе над человеком, чья вина совершенно не доказана?
  
  СЭ. Сам не пойму... А только сдается мне, не нужно никаких особых доказательств. И так все ясно.
  
  ПРАВ. Если ты убьешь Темного...
  
  СЭ. А я убью его!
  
  ПРАВ. ...твоя слава только приумножится, но это будет слава негодяя, преступника, конченого человека.
  
  СЭ. Но нельзя не убить. Это не дело.
  
  ПРАВ. Возможно, что и так. Но чего в действительности нельзя, так это убивать без предварительного расследования и вне всяких доказательств.
  
  СЭ. Иногда мне кажется, что этих доказательств уже столько, что не продохнуть.
  
  ПРАВ. Отлично, голубчик. В таком случае ничто не мешает тебе прямо сейчас выступить с заявлением, что подлец Темный убит тобой в честном поединке. Просто-напросто сражен наповал.
  
  СЭ. Ну, подобного я никогда не понимал.
  
  ПРАВ. Чего же ты не понимаешь, парень?
  
  СЭ. Это казус, даже целый силлогизм, вообще какая-то уловка... Похоже на сновидение, где не за что ухватиться, поскольку лишен возможности прямого действия. Нет, я не могу. Что-то тут не так.
  
  ПРАВ. Не тут, так там. Везде что-то не так. А тебе какое до этого дело?
  
  СЭ. Я должен убить Темного, не так ли?
  
  ПРАВ. А если здесь так, то и там тоже так, как нужно.
  
  СЭ. Не путай меня, братец. Где там?
  
  ПРАВ. Там, за кулисами нашей игры, откуда после ряда перипетий уже не выйдет Темный.
  
  СЭ. Не выйдет?
  
  ПРАВ. Конечно, Сэ. А то как же он выйдет? Зачем? Чтобы над ним смеялся весь наш город? Нет, посмешищем он себя не выставит. Всем, и ему в том числе, отлично известно, что он самим ходом истории обречен на уничтожение. Ты говоришь: я убил его - и в понимании всего нашего города Темный уже мертв. Это значит, что его нет, что он ушел куда-то и не вернется, пока не перестанет быть Темным. Истина в том, мой дорогой, что души умерших в прошлом времени переселяются в живущих в будущем времени. А Темный живет только в настоящем, а кем он был когда-то, кем будет когда-нибудь - кому это нужно знать? И когда... не когда-нибудь и не когда-то, а именно - когда - ты объявишь, что убил его, настоящее время сделается для него прошедшим, и это, с позволения сказать, новообразование он потащит за собой к будущим настоящим временам, и потащит, скажем, уже не существуя. Это и есть загробная жизнь, брат Сэ. Загробная, потому что отобрали прежнее имя и не дали нового. Кое-кто из нас бессмертен, ибо в сознании нашего города сливается с однажды счастливо и навеки приобретенным именем, но большинство тех, кто совершает тут нынче кровавую драму, уже и в преддверии столь убедительно политого нами светом познания загробного мира мертво. О, Темный верит, что он Темный и никто другой, но бедняге все же придется уйти в прошлое. Вот и получится, что мы, оставшиеся после него, будем жить не только в настоящем, но и в прошлом времени, и так до тех пор, пока нам нужно будет помнить о Темном. Скажу больше, мы будем жить и в настоящем, и в прошлом, и даже в позапрошлом времени, потому как до Темного от нас ушел куда-то его отец, иными словами, мой добрый друг, память о котором...
  
  СЭ. Погоди, мне всего этого так сразу не осмыслить... и сейчас меня больше всего пугает твое умение говорить без умолку...
  
  ПРАВ. Я по природе своей молчун и бука.
  
  СЭ. Скажи лучше... кто же, кроме меня, увидит смерть Темного?
  
  ПРАВ. А зачем ее кому-либо видеть? Не думаю, что смерть Темного приятное зрелище. Ее не видеть нужно, следует сказать о ней так, чтобы все поверили твоему слову.
  
  СЭ. Взглянуть, как этот поддонок будет подыхать, я готов, а вот что выскажусь как следует, не уверен.
  
  ПРАВ. В таком случае ты рискуешь поставить Темного в неловкое положение. Подумай, каково человеку слышать о своей смерти какие-то жалкие, неубедительные слова? Лучше уж его совсем не трогать, забыть о нем.
  
  СЭ. Этак мы договоримся до того, что он, мол, обидевшись, явится с того света и крикнет мне: на, выкуси, ничего я не умер и сейчас покажу тебе кузькину мать!
  
  ПРАВ. А что, не исключено. Темный в роли Командора...
  
  СЭ. Какого, к черту, командора! Нет у него никакой команды... один он как перст... никто за ним не стоит... я его мизинцем в бараний рог...
  
  ПРАВ. А если он выходцем с того света, предстанет тут да и опозорит всю нашу честную компанию, тогда тебя не то что общественность, тогда тебя последняя уличная собака позволит себе запросто облаять. Вот уж когда совсем не отмоешься, Сэ.
  
  СЭ. Давай я убью Темного, а там посмотрим.
  
  ПРАВ. Я ценю твое рвение, но нет моего согласия на убийство человека, даже если это всего лишь Темный.
  
  СЭ. Значит, заговору быть, и он зреет, и во главе его стоит Темный, и так будет до скончания века?
  
  ПРАВ. А когда было иначе? Будь иначе, город давно освистал бы нас. На то нам и дан разум, чтобы мы постоянно там и сям выкручивались.
  
  СЭ. Полагаешь, и в случае с Темным некая ловкость спасет нас?
  
  ПРАВ. Я претендую на будущее, едва ли не на бессмертие, но я в это будущее не заглядываю. Я готов предположить, что Темный для нас не опасен, но я не уверен, что он не сгубит нас. Ибо все возможно. И если я ратую за то, чтобы покончить с ним лишь на словах и затем поскорее о нем забыть, то делаю я это с такой, скажем, целью: отодвинуть тебя подальше от всяких рискованных авантюр, сберечь тебя, обеспечить твой дальнейший рост. Ты боишься, что некие заговорщики пристукнут тебя. Но тогда город закричит, что ты был подлинным героем. И это лучше, чем убить и... ну, и потупиться смущенно, замяться, когда от тебя потребуют доказательств вины пострадавшего. В нашем городе легче умирать, чем убивать, так пусть убивают Темные и разные там Грифоны, а ты ходи с чистыми руками.
  
  СЭ. Но как же достоверность?
  
  ПРАВ. Минимум расторопности с твоей стороны, и никто не заметит, что ты увильнул от достоверности, предоставив право раскрыть все ее содержание и богатство Темному и Грифону. Никто не заметит, потому что мы говорим: убийство - величайшее зло, и при этом топаем ногами в пол, кричим, взываем к Богу и к совести человеческой. Пусть Темный возьмет на себя смелость, пусть попробует, а мы посмотрим, какие у него способности и каков он в деле. Может статься, что город освищет его. Что ж, это лишь удвоит твой триумф, а я у тебя за спиной буду тихонько радоваться, что воспрепятствовал твоему падению.
  
  
   2.
   В доме. Грифон, Карл, Темный, Зеновия.
  
  ГРИФОН. Я слышал, дядюшка Прав вновь высказался против убийства Темного.
  
  КАРЛ. Да, и этот ужасный Сэ, похоже, внял ему. Теперь ничто не мешает осуществлению нашего замысла. Отцы сами, словно они овцы, суются под ножи. Да, пора убрать из нашего города тиранов и освободить место для людей поэтического настроя, для всякого рода романтиков.
  
  ЗЕНОВИЯ. А, вы задумали урезонить очковтирателей? Так вот, если резать их, то прямо сейчас, в дни праздника.
  
  ТЕМНЫЙ. Что же за праздник нынче у нас?
  
  КАРЛ. Ты в беспробудном пьянстве, и к тому же ты скудоумен.
  
  ТЕМНЫЙ. Я не понимаю.
  
  КАРЛ. Нашел чем удивить.
  
  ГРИФОН. Погоди, Карл, не мешай нашему другу постигать ситуацию. Ты не понимаешь, Темный, какой нынче у нас праздник?
  
  ТЕМНЫЙ. Я не понимаю даже того, какой у нас вообще может быть праздник.
  
  КАРЛ. А чем не праздник помолвка Грифона с Зеновией?
  
  ТЕМНЫЙ. Не понимаю, что Грифон нашел в этой легкомысленной девице.
  
  ГРИФОН. Не говори так, дурачок. Я могу обидеться и тотчас причинить тебе страшную боль. И скажи еще вот что. Ты понимаешь хотя бы то, что наше венчание, мое и Зеновии, станет праздником, который Карл пожелает превратить в горе?
  
  КАРЛ. И что ты, Темный, тоже этого пожелаешь.
  
  ТЕМНЫЙ. А если, Карл, они уже повенчались, как быть в таком случае?
  
  КАРЛ. Время их венчания назначаем мы, ты да я, а мы пока еще этого не сделали. Ты, Темный, не струсил ли? Если так, то ты негодяй.
  
  ТЕМНЫЙ. Я не струсил, я готов ко всему, коль это необходимо. Я рад, что дядя Сэ не зарежет меня, это развязывает мне руки. Хотя лучше бы зарезал, я для вас только обуза. Я многого не понимаю.
  
  ГРИФОН. Ты потому и не понимаешь, что я еще не вынес окончательного решения. Когда ты уговоришь меня его вынести и тем самым возглавить наш заговор, ты все поймешь, ибо тогда пробьет час твоей самоотдачи.
  
  ТЕМНЫЙ. О чем это ты?
  
  ГРИФОН. О том, что тебе придется как нельзя лучше сыграть свою роль.
  
  ЗЕНОВИЯ. А тебя не убьют, Грифон?
  
  ГРИФОН. За что?
  
  ЗЕНОВИЯ. За покушение на отцов.
  
  ГРИФОН. Я еще не решился на покушение.
  
  ЗЕНОВИЯ. Но ты решишься, Грифон, это неизбежно.
  
  ГРИФОН. Зачем же ты спрашиваешь, не убьют ли меня?
  
  ЗЕНОВИЯ. Но я волнуюсь, дорогой, я боюсь за тебя. Я знаю, что мне тебя не остановить, но мое право любить тебя ты у меня не отнимешь. И пусть мой голос, который спрашивает тебя, не погибнешь ли ты, упадет на добрую почву, даст всходы, убедит тебя в безграничности моей любви, хотя мой вопрос и бесполезен, ведь мы оба знаем, что ты обречен.
  
  КАРЛ. Решиться как раз не самое трудное. Два-три слова, и твое решение живет независимой от тебя жизнью. Но жизнь в него вдыхаешь именно ты. Вся загвоздка в том, как ты это делаешь. Кстати, у отцов задачка была потруднее, чем у нас. Им предстояло решать вопрос о достоверности смерти Темного.
  
  ТЕМНЫЙ. Они ускользнули от решения, и теперь весь город прославляет их великодушие, не подозревая, что великодушие это - мнимое.
  
  КАРЛ. Но и мы не дураки, Темный, мы сумеем проучить их. Собственно, мы для того и ввязались в это дело.
  
  ГРИФОН. А тебе не кажется, Карл, что я в роли бунтаря и заговорщика буду выглядеть несколько... как бы это выразить... неправдоподобно, что ли?
  
  КАРЛ. Чепуха, Грифон. Любая попытка отправить на тот свет отцов более чем правдоподобна, даже если при этом они каким-то чудом спасаются.
  
  ГРИФОН. Нет, кроме шуток, вот с нашей точки зрения, в чем тут правдоподобие, с нашей, не навязанной, не позаимствованной?
  
  КАРЛ. А разве возможна такая точка зрения?
  
  ГРИФОН. Ты смеешься, а я не вижу ничего смешного.
  
  КАРЛ. Зато я вижу. Ты, друг, не хитри и не маневрируй. Тебе следует всего лишь обосновать свое желание участвовать в заварушке. Что бы ты ни говорил, ты так или иначе приедешь к мнению, что участвовать желаешь. Сама логика вещей докажет тебе, что иного мнения быть не может.
  
  ГРИФОН. Но я вправе отказаться.
  
  КАРЛ. Это детский разговор, Грифон. Если откажешься, тебе придется выйти из игры и скрыться с глаз наших долой, исчезнуть без следа, словно и не было тебя никогда. Я вижу, друг мой, ты слегка запутался, и именно потому, что нет у тебя никакой собственной точки зрения. Но не пытайся придумать ее, напрасный труд. Ты ничем не лучше отцов, стало быть, отнюдь не выиграешь в наших глазах, если попробуешь прыгнуть выше головы.
  
  ТЕМНЫЙ. Ты забыл, Карл, что на случай препирательств со стороны Грифона у нас припасен вариант с Зеновией.
  
  ГРИФОН. Опять вы о ней? Ты, Зеновия, согласна с Карлом?
  
  ЗЕНОВИЯ. Он прекрасно говорит. Можно только позавидовать его красноречию.
  
  ГРИФОН. Хорошо, давайте свой вариант с Зеновией.
  
  ЗЕНОВИЯ. Неужели нельзя обойтись без этого?
  
  ГРИФОН. С какой стати мне щадить тебя?
  
  ЗЕНОВИЯ. Вот оно что, встречный вопрос. Тогда и я спрошу. Разве ты не знаешь, как мне неприятен Джида?
  
  ГРИФОН. Ну, отдай предпочтение Джинету.
  
  ЗЕНОВИЯ. Но послушай, Грифон, один ты горы не перевернешь. Меня легко оттолкнуть, вернуть трудно. Отсрочкой решения ты разве что потешишь свое самолюбие, а мне, значит, возиться с этим отвратительным Джидой, принять бесчестие, испить позор?
  
  ГРИФОН. Так нужно, Зеновия.
  
  ЗЕНОВИЯ. Это все, что ты можешь мне сказать?
  
  КАРЛ. А что еще ты хочешь от него услышать?
  
  ЗЕНОВИЯ. Оставь меня в покое, Карл. Дай напомнить этому тупоголовому, что он фактически мой муж, и всему городу это прекрасно известно.
  
  ГРИФОН. Но город еще не знает, на что способен я, Грифон. Я разворочу этот проклятый муравейник.
  
  ЗЕНОВИЯ. Но не ценой моих страданий с Джидой.
  
  ГРИФОН. При чем здесь Джида?
  
  ЗЕНОВИЯ. При том, что во всем городе нет человека более гадкого, низкого, подлого, чем он. Я понимаю, моя возня с ним необходима для дела, но у него дурно пахнет изо рта, и я задыхаюсь, стоя рядом с ним. А разве это подходящие условия для игры и всяких там выходок, если начинаешь задыхаться? В интересах дела я готова принять от тебя побои, только не толкай меня в объятия человека, которым я сыта по горло. Он и в подметки тебе не годится, Грифон. Он бездарен, и непонятно, как подобный тип мог оказаться в нашем обществе.
  
  ТЕМНЫЙ. Тем не менее ты вступила с ним в преступную связь, о чем мы сейчас же расскажем Грифону.
  
  ЗЕНОВИЯ. Замолчи, глупец!
  
  КАРЛ. Наш друг Темный лишен такта. К тому же бедняга потерял всякую способность отличать реальность от сна. И в нашей игре он правдоподобнее всех, счастливчик, слепо несущий несчастье остальным. Я уж не помню, убьют ли его. Да и какая разница... если и убьют, то слишком поздно, он успеет, глядишь, обрести бессмертие. А пока зови, зови своего Джиду, и пусть он откроет глаза недоверчивому Грифону.
  
  ТЕМНЫЙ. А вот иДжида.
  
   Появляется Джида.
  
  ГРИФОН. Ты легок на помине, Джида.
  
  ДЖИДА. Я знал, что вы ищете встречи со мной. Я был тут неподалеку.
  
  КАРЛ. Это все козни Темного, его дьявольская выдумка.
  
  ДЖИДА. Но я-то не выдумка. Может быть, для вас одно это уже повод ненавидеть меня. Пусть так. Только меня, однако, утешает соображение, что имеются и более основательные причины, и быть иначе не может, поскольку я - фигура, личность, я... ого-го!..
  
  КАРЛ. Ты в силе, кто же спорит, и тебя ненавидит весь город.
  
  ДЖИДА. Не просто в силе, это слабо сказано, Карл, нет, я в расцвете сил и талантов, понимаешь?
  
  КАРЛ. Когда-нибудь тебя непременно вытолкают отсюда взашей.
  
  ДЖИДА. А тебя не вытолкают? Ты уже давно под подозрением, на тебя косятся, ты слишком много болтаешь, а кому это понравится? Тебя в конце концов отправят на свалку.
  
  КАРЛ. Видишь ли, Джида, если бы не свора твоих детишек, которых мне от души жаль, я бы давно сделал все, чтобы тебя отправили куда подальше.
  
  ДЖИДА. Ты? А кто ты такой? Простая пешка...
  
  КАРЛ. Ты плохо меня знаешь. Зато ни для кого не секрет, какие зловония исторгает твоя пасть.
  
  ДЖИДА. Протестую! К исторической судьбе нашего города и его будущему это не имеет ни малейшего отношения. Это мое личное дело.
  
  ГРИФОН. Изумлен и рад, подумать только, у тебя завелось личное дело! Но объясни, Джида, зачем тебе понадобилось еще и вторгаться в мою тихую, почти эфемерную семейную жизнь? Вот ты довел меня до такого состояния, что мое сердце обливается кровью, как только подумаю, что моя жена, возможно, вступила в связь с тобой. Зачем ты это сделал, мерзавец?
  
  ЗЕНОВИЯ. Не ломай, Грифон, комедию.
  
  ГРИФОН. Как, и ты, Зеновия, и ты не веришь мне?
  
  ЗЕНОВИЯ. Скажи еще, что я предала тебя.
  
  ГРИФОН. А разве нет? Ты заодно с Карлом и Джидой.
  
  КАРЛ. Это уже переходит все границы. Ты юродствуешь, Грифон. А тебе ли не знать, что Зеновия реалистически смотрит на логику вещей и не желает потакать твоим прихотям.
  
  ТЕМНЫЙ. Одну твою прихоть мы уже удовлетворили - вытащили на свет Божий Джиду. Этого вполне достаточно.
  
  ДЖИДА. Сдается мне, что вы крепко заблуждаетесь... либо забыли... либо постарались забыть, какой выход на свет Божий мне еще предстоит.
  
  КАРЛ. Не обольщайся, дружище, этот выход не увековечит твое имя.
  
  ДЖИДА. История рассудит.
  
  КАРЛ. История! Ха-ха! История!
  
  ГРИФОН. Однако пора начинать. Не хватит ли тянуть резину, господа?
  
  ТЕМНЫЙ. Итак, Джида, признаешь ты, что сделал своей любовницей Зеновию, невесту и без пяти минут жену Грифона?
  
  ДЖИДА. Да. И я никогда не скрывал этого.
  
  КАРЛ. А Джинет сказал бы "нет".
  
  ДЖИДА. Джинет - остолоп, обалдуй, осел, мне плевать на все, что бы он ни сказал.
  
  ЗЕНОВИЯ. Джида нагло соврал. Ложь, жестокая, злая, губительная ложь! Мерзкий, ты намеренно лжешь, чтобы у Грифона от горя помутился рассудок и это погубило его.
  
  ДЖИДА. Я прощаю тебе твою дерзость, женщина. Понимаю, тобой движет страх перед потенциальным женихом, но, дитя моя, чего тебе бояться, если я рядом? Наберись храбрости и в полный голос объяви, что любишь меня.
  
  ГРИФОН. Слушаю тебя, Зеновия. Готов услышать и самую страшную правду.
  
  ЗЕНОВИЯ. Не верь ни единому слову этого прохвоста, Грифон.
  
  КАРЛ. Послушай, Зеновия, не лучше ли и впрямь объявить, что ты любишь Джиду, и тем самым покончить с этой мучительной сценой?
  
  ДЖИДА. А ты не торопи ее, Карл. Пусть она хорошенько все взвесит.
  
  КАРЛ. Мы говорим на разных языках, Джида. Обращайся к Темному, он тебя поймет.
  
  ГРИФОН. Продолжай, Джида. Расскажи мне все без утайки.
  
  ДЖИДА (обнимая Зеновию). Я отбил у тебя невесту, парень.
  
  ГРИФОН. О, горе мне, горе! Моя невеста в объятиях проходимца!
  
  ЗЕНОВИЯ. Это уже слишком! (Вырывается из объятий) Убери руки, придурок!
  
  ГРИФОН. За что, за что так жестоко распорядилась мной судьба?
  
  ТЕМНЫЙ. Теперь ты убедился, что кругом одни предатели и кое-кто заслуживает смерти?
  
  ГРИФОН. Я проклят и сам проклинаю. Я буду мстить. Становись, Джида! Я бросаю тебе вызов. Мы будем драться на кулачках.
  
  ДЖИДА. Что-то я в недоумении... Не припомню, чтобы по условиям...
  
  ГРИФОН. Так защищайся же, окаянный!
  
   Устремляется на Джиду.
  
  ДЖИДА. Держите его, он сошел с ума! (Убегая) Проклятие, его место за решеткой.
  
   Карл и Темный удерживают Грифона.
  
  КАРЛ. Ты зарываешься, друг. Джида не простит тебе этого. Увидишь, он доберется с жалобой на тебя даже до Коломбы, а это, сам понимаешь...
  
  ДЖИДА (за сценой). Я еще посчитаюсь с тобой, Грифон. Ты мне ответишь за все.
  
  ГРИФОН. Но и ты, Карл, не был с ним учтив.
  
  КАРЛ. Я играл по правилам. А если кое в чем и перегнул палку, так не будем забывать, что нашему другу Джиде не привыкать к оскорблениям. Он готов все стерпеть, лишь бы выбиться в люди. Господь Бог не одарил его талантами и даже, кажется, не посчитался с его скромным желанием обладать некоторым разумом, так что ему не позавидуешь. Страдает бедняга жутко. И, на мой взгляд, ты обошелся с ним слишком резко, слишком...
  
  ГРИФОН. Я все равно не убил бы его.
  
  КАРЛ. Это понятно. Но твои угрозы напугали его, скажу больше, ты своим натиском заставил его раскрыться, показать свое истинное лицо, жалкое личико, ты обратил его в позорное бегство, и вот этого он никогда тебе не простит.
  
  ЗЕНОВИЯ. Пустое, важно лишь то, что Джида наконец ушел.
  
  ТЕМНЫЙ. А еще главнее, что мы все же вырвали у Грифона согласие замахнуться на отцов.
  
  ГРИФОН. Будто вы не замахнулись бы и без меня.
  
  КАРЛ. Я так не думаю. Именно тебе надлежит стать во главе заговора и прибрать власть в городе к своим рукам.
  
  ЗЕНОВИЯ. У меня дурные предчувствия. Все это плохо кончится. И сон еще нехороший, надо сказать, снился мне на днях.
  
  КАРЛ. Не важно, чем все это кончится. Важно, что дело сдвинулось с мертвой точки, а там как Бог положит. Темный, теперь слово за тобой.
  
  ТЕМНЫЙ. Я все сказал.
  
  КАРЛ. Когда?
  
  ТЕМНЫЙ. Теперь слово за Грифоном.
  
  КАРЛ. Если кто-нибудь из нас и кончит плохо, так это Темный. Он абсолютно сопьется и будет нудно твердить, что любил Зеновию, а она предала его, обманула его надежды.
  
  ГРИФОН. Пора действовать, господа, я преисполнен жажды мщения.
  
  ЗЕНОВИЯ. Ты несносен, Грифон. Если так будет продолжаться, я уйду от тебя.
  
  ГРИФОН. Молчи, блудница.
  
  КАРЛ. Не сходи прежде времени с ума, Грифон, ты еще нужен всем нам. Оставь Зеновию в покое. Уверен, у тебя сложился уже какой-то план. Откройся нам, пока не поздно. Не действуй наобум. Я всегда считал тебя в высшей степени одаренным и вполне благоразумным человеком, но иногда ты ведешь себя, словно дитя малое, и это не нравится мне.
  
  ГРИФОН. Похоже, Карл, это моя последняя игра. Теперь-то я скажу свое настоящее слово.
  
  КАРЛ. Лебединая песня? Глупости, Грифон, в этом городе умирающих лебедей предпочитают не слышать, и умирать они улетают отсюда куда-нибудь, как говорит почтенный дядюшка Прав.
  
  ГРИФОН. Ты был здесь моим единственным другом, Карл, единственным. Была еще невеста, но я потерял ее.
  
  ЗЕНОВИЯ. Ну что ты болтаешь, глупенький!
  
  ГРИФОН. Хватит слов, нас ждут дела и большие свершения. Итак, Темный, ты говоришь, что сегодня в нашем городе праздник?
  
  ТЕМНЫЙ. Это Карл говорил. То ли помолвка, то ли свадьба.
  
  ГРИФОН. Да, Грифон венчается с Зеновией. И мы устроим им кровавую свадьбу. Мы зададим жару, и это будет великолепное зрелище.
  
  КАРЛ. Уж не задумал ли ты прикончить их прямо в храме, Грифон?
  
  ГРИФОН. А почему бы и нет, Карл?
  
  КАРЛ. Полагаю, Зеновии сейчас самое время удалиться.
  
  ГРИФОН. Да, ступай, женщина.
  
  ЗЕНОВИЯ. Когда мы увидимся?
  
  ГРИФОН. Когда меня убьют и ты придешь с моей матушкой на площадь, чтобы простить меня.
  
  ЗЕНОВИЯ. Неправда, Грифон, тебя не убьют. Я буду ждать тебя в нашем доме.
  
  ГРИФОН. И все же твой долг - явиться на площадь.
  
  ЗЕНОВИЯ. Знаю. Но и явившись на площадь, я буду ждать тебя дома.
  
  ГРИФОН. Хорошо, Зеновия, иди. Накорми детей, голубей, ну, стариков там каких-нибудь и, пожалуй... приготовься к отъезду в Суоми.
  
  ЗЕНОВИЯ. В Суоми? Что мы там потеряли?
  
  ГРИФОН. Ничего не потеряли. Просто что-нибудь поищем. Что-нибудь другое.
  
  ЗЕНОВИЯ. Я сделаю все, как ты хочешь, Грифон. (Уходит)
  
  ТЕМНЫЙ. Не совсем понятно, как это ты предполагаешь одновременно и венчаться, и напасть на каких-то брачующихся. И про Суоми я мало что понял.
  
  ГРИФОН. Я никуда не уеду, останусь в этом городе и буду здесь похоронен. А Зеновия с детьми, голубями и разными подвернувшимися ей под руку стариками отправится в Суоми.
  
  КАРЛ. Хочешь ее бросить?
  
  ГРИФОН. Я хочу только одного: покончить с негодяями.
  
  КАРЛ. Но не в храме, Грифон, в храме невозможно.
  
  ГРИФОН. Согласен. Там мы просто затеряемся в толпе, и в результате нас закидают гнилыми помидорами. Но, черт возьми, пусть не в храме, пусть в доме или в подземельях неких, пусть во сне или наяву, мне безразлично, где вырезать осиное гнездо. Лишь бы оно больше не отравляло воздух своими миазмами, всем тем, что усыпляет мозги людей, делает их слепыми и бездушными. Все зло от них, от негодяев. Все здесь приходит в упадок и гниет оттого, что таковы они, негодяи, погубившие этот некогда блиставший город. Мы задумывали сотворить всемирный разум, а материал, который мы решили использовать для этого, то и дело крошится у нас в руках.
  
  ТЕМНЫЙ. Верно, в храме никак нельзя. В храме негодяи легко одолеют нас, даже если мы всем им перережем глотки.
  
  КАРЛ. Браво, Темный, ты начинаешь кое-что понимать в этом мире.
  
  ГРИФОН. К черту всю эту вашу достоверность или как вы там ее называете. Я перебью негодяев как щенят, а всех, кому их гибель не покажется убедительной, прикажу упрятать за решетку, и пусть они в сырой темнице разбираются, в чем состоит истинная достоверность.
  
  КАРЛ. С досадой тебя слушаю, Грифон. Кого ты хочешь упрятать за решетку? Весь город? А ты существуешь для него?
  
  ТЕМНЫЙ. Поговорим серьезно, господа.
  
  КАРЛ. Скажи, Грифон, ты понимаешь, что дядюшка Прав сделал очень хитрый ход, не дав своему другу Сэ согласия на убийство Темного?
  
  ТЕМНЫЙ. Под влиянием дяди Права дядя Сэ приготовил нам ловушку.
  
  ГРИФОН. Ее суть ясна всякому, кто живет по законам этого города.
  
  КАРЛ. Следовательно, на их хитрость мы должны ответить своей хитростью.
  
  ГРИФОН. Я перебью негодяев у выхода из собора.
  
  КАРЛ. Нас мало, а в решающий момент оказаться негодяями могут не только отцы, но и вообще все эти Джиды, Джинеты, Льфоффы, Сорроффы...
  
  ТЕМНЫЙ. И даже Булка!
  
  КАРЛ. Горстка храбрецов против группы отчаянных головорезов? Город не поверит, что мы одолели их, нас поднимут на смех, муниципалитет не отдаст нам власть, и тогда, Грифон, тебе волей-неволей придется бежать в Суоми.
  
  ТЕМНЫЙ. Что же ты предлагаешь, Карл?
  
  КАРЛ. Я предлагаю воспользоваться примером дядюшки Права и тоже устроить западню.
  
  ГРИФОН. Избежать прямого столкновения?
  
  КАРЛ. Знаю, столкновение неизбежно. Дядюшка Прав использовал ситуацию в свою пользу, поскольку у него еще был выбор, у нас же выбора нет. Наш путь извилист, но сворачивать уже некуда. Нам предстоит либо посрамить негодяев, либо стать персонажами фарса. Если мы не убедим город в правдоподобии гибели негодяев, или хотя бы тех, на кого мы вдруг укажем как на негодяев, мы проиграем, и нас изгонят.
  
  ГРИФОН. А если убедим?
  
  КАРЛ. Это приумножит нашу славу, но и в таком случае мы почти ничего не выиграем. Мы лишь добротно исполним свою работу.
  
  ГРИФОН. А негодяи?
  
  КАРЛ. Они и не выиграют, и не проиграют. Они уйдут с арены, по-своему тоже сделав свое дело.
  
  ГРИФОН. Весьма утешительная философия, Карл. Но в этот раз все будет иначе.
  
  КАРЛ. А в итоге мы утешимся все той же философией. Что обладает большей властью над умом человека, чем философия, способная его утешить? Ее не я придумал. Она возникает из самой потребности быть утешенным, потребности, которой я, кстати сказать, пока не испытываю. Надеюсь, вы понимаете, друзья мои, что мы прежде всего должны довести до конца свое дело, а там уж кто как - кто в Суоми, кто хлестать вино в кабачке.
  
  ГРИФОН. Я уничтожу отцов раз и навсегда. Им больше не воспрянуть.
  
  КАРЛ. Ты теряешь рассудок, старина, а меня стараешься, хочешь ты того или нет, превратить в старого резонера дядюшку Права. Ну, негодяи, да, но что они тебе, в конце концов, сделали, чем насолили? За что ты их вдруг возненавидел? Если начистоту, с дядюшкой Правом мне вовсе не хотелось бы портить отношения. Он скучен и назойлив, всюду сует свой нос, но это не тот господин, которым следует пренебрегать, не тот, с кем можно проделывать разные забавные штуки.
  
  ТЕМНЫЙ. Дядя Прав влияет на дядю Сэ, и его влияние можно, с некоторыми оговорками, назвать благотворным, так что... сами понимаете...
  
  КАРЛ. И это верно. Как видишь, Грифон, не просто сказка сказывается. Ты словно перестал нынче понимать жизнь нашего города, потому и судишь круто, а это к добру не приведет. Если хочешь по-настоящему разворошить осиное гнездо, действовать нужно осмотрительно. Ведь мы, наша слава и значение, растут от успеха к успеху. А успех для нас пока - качественно сыграть свою роль до конца и не угодить в ловушку, подстроенную негодяями. Опрокинуть их совершенно мы еще не в силах, но мы опрокинем - дай только время, дай только нам окрепнуть. Мы еще отвоюем себе права. Но добудем их не дракой у храма, а кропотливым, будничным и долгим трудом.
  
  ГРИФОН. Короче, Карл, какой у тебя план?
  
  КАРЛ. Я предлагаю перед решающим выступлением посовещаться с отцами.
  
  ГРИФОН. Абсурд!
  
  КАРЛ. Не абсурд, Грифон, не абсурд, а военная, если угодно, хитрость.
  
  ТЕМНЫЙ. А меня не убьют, если мы промедлим и предпочтем сначала поболтать?
  
  КАРЛ. Струсил?
  
  ТЕМНЫЙ. Просто размышляю вслух...
  
  КАРЛ. О, похвально. Надеюсь, ты сообразишь, что в интересах дела и нашего будущего, которое пока в наших руках, нам необходимо предупредить отцов о готовящемся на них покушении, чтобы им, после их гибели или что там с ними случится, не казалось, будто мы обошлись с ними несправедливо, не по-товарищески.
  
  ТЕМНЫЙ. Я постараюсь оправдать твои надежды, Карл.
  
  КАРЛ. Согласованные действия приведут к тому, что ни они, ни мы не испытаем ужасающей горечи поражения, что для нас уже и будет победой. Мы трое - как овцы, брошенные пастухом на произвол судьбы, однако на нас смотрит весь город, и мы не имеем права забываться и не одергивать друг друга. Мы должны выработать свой особый подход к врагам, даже к отъявленным негодяям. Мы в мире и согласии покончим с отцами-негодяями, и, возможно, это станет нашей последней уступкой их проклятой Богом и людьми породе, а город по достоинству оценит наше мужество, нашу беззаветную храбрость. И только тогда мы, окрепнув, швырнем наземь разных там дядюшек, возомнивших себя отцами города, и растопчем их ногами навсегда. Ты присоединяешься к нашему плану, Грифон?
  
  ГРИФОН. Да.
  
  КАРЛ. Вот оно, ты наконец спустился с небес на землю, с чем мы тебя и поздравляем!
  
  ГРИФОН. Но это моя последняя уступка вам.
  
  КАРЛ. Что ж, поспешим к отцам.
  
   Входит мать Грифона.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Сын мой, я опять не вовремя?
  
  ГРИФОН. Да, матушка, я до сих пор жив.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Хорошо, пойду еще послушаю Коломбу.
  
  
   3.
   В дворце. Прав, Сэ, Льфофф, Джида, Соррофф, Джинет, Булка.
  
  
  ДЖИНЕТ. Верно ли толкуют, будто Темный с компанией плетут заговор против нас?
  
  СЭ. Я тебе, Джинет, отвечу так: по словам Джиды, очень даже верно.
  
  ДЖИНЕТ. Значит, на самом деле совершенно неверно.
  
  ПРАВ. От меня требуют согласия на убийство Темного, а я не соглашаюсь.
  
  ЛЬФОФФ. И правильно делаешь.
  
  БУЛКА. Дурак ты, Льфофф. Как бы вся эта очевидная беспечность не вышла нам боком.
  
  ЛЬФОФФ. Я дурак? Ну, Булка, теперь только держись, сейчас я тебе устрою...
  
  ПРАВ. Замолчите оба. Твоя единственная обязанность, Булка, помалкивать и слушать, что говорят старшие. Ты кто? Ты Булка. Так отчего бы тебе не помалкивать? Не будь ослом, Булка, не уподобляйся Темному, который свято верит в свое правдоподобие.
  
  БУЛКА. Но мне вовсе не хочется, чтобы какой-нибудь Темный или Грифон проткнул меня ножом, как тыкву.
  
  СОРРОФФ. Ты говоришь словами труса, несчастный. Только трусу приходит в голову нелепая мысль, что его могут проткнуть, как тыкву.
  
  ПРАВ. Ты произнес замечательные слова, Соррофф, но в данном случае несущественные. Впредь остерегайся говорить наобум.
  
  СОРРОФФ. Хотелось бы высказаться начистоту...
  
  ЛЬФОФФ. Ты умен, и нам остается лишь с удовольствием слушать тебя.
  
  ДЖИДА. Весь наш прославленный город ждет от тебя великих плодов ума и готов самозабвенно наслаждаться ими.
  
  ДЖИНЕТ. Жалкий льстец, заткни свою вонючую пасть.
  
  ДЖИДА. В чем дело, сволочь, тебе не по душе наш общий друг Соррофф?
  
  ПРАВ. Уймитесь все, и сообразите наконец, что я тот, кто без причины никого не даст в обиду, ни Соррофа, ни Темного. Я здесь для того, чтобы утверждать мир и согласие, разбирать жалобы, вершить справедливый суд, защищать вдов и сирот.
  
  ДЖИНЕТ. Признаться, я склоняюсь к мнению, что Соррофф из тех, кто этих самых вдов и сирот готов обижать без всякой на то причины.
  
  СОРРОФФ. Так вот почему ты возмущаешься, когда другие хвалят меня? Глупые и совершенно необоснованные подозрения мучают тебя? Хорошо, продолжай в том же духе. Договорись даже и до того, что я хуже самого Темного.
  
  ДЖИНЕТ. Начать следует с того, что ты хуже змея, сбившего с пути истинного праматерь нашу Еву.
  
  СОРРОФФ. А дальше что?
  
  ДЖИНЕТ. А дальше - страшно вымолвить! - ты хуже самого Торквемады.
  
  СЭ. Я, можно сказать, одержим идеей убить Темного, а тут, похоже, мое внимание желают заострить еще и на общем нашем друге Сорроффе. Не слишком ли это будет, а?
  
  ПРАВ. Не слушай их, старина. Пусть забавляются.
  
  ЛЬФОФФ. Что и говорить, заговор Темного - это проблема.
  
  ПРАВ. В конечном счете я устрою так, что вы о нем и не вспомните никогда.
  
  СОРРОФФ. Ты или Коломба?
  
  ДЖИДА. Ты полегче с Коломбой, не по адресу твои шпильки.
  
  ДЖИНЕТ. А я думаю, в самый раз!
  
  ДЖИДА. Коломба здесь любого заткнет за пояс. Разве что матушке Грифона по силам тягаться с ней, да и она готова поступиться ради нее любовью к сыну. А это, согласитесь, немалая цена.
  
  ПРАВ. Коломба - это сама святость. Все мы должны глубоко чтить ее тонкую, благородную, чувствительную натуру.
  
  СОРРОФФ. И при этом не забывать, что наличие у нее натуры под вопросом.
  
  ПРАВ. Твои слова кощунственны и похожи на богохульство. Не зарывайся! Мало-помалу складывается повод для твоего изгнания.
  
  СЭ. А то и убийства.
  
  БУЛКА. Боже праведный! Темный с дружками идет сюда! Они уже близко, спасайтесь!
  
  СЭ. Все, мое терпение лопнуло, и теперь я разберусь с этими мошенниками.
  
  ПРАВ. Спокойно, Сэ, разбираться буду я.
  
  СЭ. Но я по-своему... не на словах... я делом...
  
  ДЖИНЕТ. Вообще-то, с негодяями следует держать ухо востро. Иди знай, какой трюк они выкинут.
  
  ДЖИДА. Наверняка пришли для мирных переговоров.
  
  СОРРОФФ. Самое верное - перебить этих свиней, как только они войдут во дворец.
  
  ЛЬФОФФ. Воюй лучше с Зеновией в постели, коль ничего не смыслишь в политике. Обойдемся без твоих советов, Макиавелли недоделанный.
  
  ДЖИДА. Замечу кстати, что Зеновия в постели пошибче самого Макиавелли будет.
  
  ДЖИНЕТ. Такого, как ты, она и близко к своей постели не подпустит.
  
  ПРАВ. Сосредоточьтесь, други! Встретим гостей так, словно в нашем городе и не слыхали никогда о распрях и смутах.
  
   Входят Грифон, Карл и Темный.
  
  КАРЛ. Низкий поклон дому сему.
  
  ПРАВ. Здравствуй, Карл. Чем обязаны такой чести?
  
  КАРЛ. Тяжкие времена наступают, дядя Прав, видит Бог, какие тяжкие.
  
  ПРАВ. А позволь спросить тебя, Карл, отчего ты так думаешь? И как раз сейчас, в дни праздника. Или ты не знаешь, что наш общий друг Грифон обвенчался с Зеновией, прекрасной девушкой из хорошего дома?
  
  КАРЛ. Выходит дело, теперь и мы, то есть Грифон... а он, как видите, тоже здесь в настоящую минуту... а также Темный и я, вправе твердо осознать, что венчание уже состоялось. И как же не знать этого, дядя Прав. Знаем, наслышаны.
  
  ПРАВ. Так что же, тебе кто-то из нас не по вкусу? Скажи прямо. А может быть, ты воображаешь, будто где-то здесь у нас припрятана так называемая закулиса?
  
  КАРЛ. Нет, все по вкусу, и закулисы я никакой не воображаю. Всем вам желаю я многих еще счастливых безоблачных дней впереди и дальнейшего беззаботного пребывания в этом чудесном дворце.
  
  ПРАВ. Что же в таком случае печалит твое сердце, Карл?
  
  КАРЛ. Ужас перед разными там несчастными судьбами и перед роком в целом гнетет меня, дядюшка Прав. И что проклятие вновь восходит над всевозможными негодяями, ужасает больно и страшно. Как бы кровавым не выдался праздник, кровавым и горьким.
  
  ПРАВ. Грустно мне слушать подобные речи. И тем более грустно, Карл, что дошли до меня известия, будто ты и есть один из тех, кто сплел паутину чудовищного заговора.
  
  КАРЛ. С великой душевной скорбью признаю, отец, что известие это справедливо.
  
  СЭ. Тебе конец, гадина!
  
  ПРАВ. Не обессудь, Карл, твое неосторожное признание и впрямь способно внушить необузданный гнев. Так вот, не теряй почву под ногами, внемли доброте своего благородного сердца и продолжай рассказ.
  
  КАРЛ. Явился я, господа, за мудрым советом, который, как я знаю, лишь у вас и могу получить. И мои друзья на то же уповают. Не хуже меня вы знаете, что столкновение неминуемо и, к великому нашему огорчению, случится в ближайшее время. Вот мы и взяли на себя смелость, представ перед вами, а конкретно сказать, очутившись в вашей не очень-то благоприятствующей нам среде, смиренно просить... не мира, нет, а согласия или, если угодно, соглашения, суть которого, конечно же, не может быть не ясна таким хитрецам и лицедеям, как вы. Ну, к примеру сказать, положим мы вас на одну хотя бы лопатку. Как видите, не многого мы просим. А потому и просим, что все мы, то есть и вы вместе с нами, умны, доброжелательны друг к другу и хотим - не правда ли? - хотим, чтобы избиение негодяев, а оно, разумеется, неизбежно, ибо рок... да, в общем и целом хотим мы, чтобы наши манипуляции и операции в вашей среде прошли без накладок, честно, с выгодой для всех и каждого. Чтобы вы не окрысились внезапно... А главное, чтоб ни у кого в городе не закралось подозрение, будто мы всего лишь блефуем.
  
  ПРАВ. Одобряю твои идеи, Карл.
  
  ТЕМНЫЙ. Господи, благодарю тебя, что не оставил нас и помог нам договориться. А Грифон, знаете ли, предлагал напасть на вас прямо в церкви...
  
  СЭ. Какая подлость!
  
  ТЕМНЫЙ. Но мы с Карлом...
  
  КАРЛ. Но я воспротивился, и Грифон, человек разумный, равно как и отважный, согласился с моими доводами.
  
  СОРРОФФ. Еще бы не воспротивиться. Ты прекрасно понимаешь, что в храме ваши шансы на успех равнялись бы нулю.
  
  КАРЛ. А поскольку ваша победа исторически невозможна, то что же нам, курам на смех идти было в храм?
  
  ПРАВ. Ты, Карл, рассуждаешь тонко и умно, у тебя нигде не рвется, и я рад приветствовать столь достойного собеседника, как ты. Так ты и есть зачинщик?
  
  КАРЛ. Это тайна.
  
  ТЕМНЫЙ. А еще, между прочим, подразумевал Грифон...
  
  КАРЛ. Подразумевается, что любой из вас, отцы, в состоянии дать нам полезный и мудрый совет. Даже и Льфофф. И это не полдела, как может показаться со стороны. Внимающий гласу благоразумия не рискует угодить пальцем в небо, торжественность момента придает его фигуре черты монументальности. С предельной отчетливостью и даже величаво выдвигается на первый план его личность со всеми ее удивительными качествами и свойствами, и в это мгновение он бесконечно далек от тех, у кого только и есть, что хорошая мина при плохой игре.
  
  ПРАВ. Я бы добавил еще несколько суждений, напоминающих нам о таких поразительных вещах, как идеализм, красота, благо, совершенство. Следует упомянуть и абсолют со всеми его аспектами, тот самый абсолют, который, разумеется, не годится путать с абсолютизмом, как это с упорством, заслуживающим лучшего применения, делают некоторые. Но и без того, Карл, ты отлично выразился и вполне ухватил мысль, то четко, то отрывочно крутящуюся в голове каждого из нас. Да... Так что скажешь, Льфофф?
  
  ЛЬФОФФ. Позволю себе высказаться в том смысле, что, дескать, вариант с храмом никуда не годится.
  
  ПРАВ. Это уже всем ясно.
  
  ЛЬФОФФ. Полагаю также, что и уличная схватка не сулит успеха ни одной из сторон.
  
  ПРАВ. Я всегда был против так называемых эффектных сцен. Обычно в них наши усилия пропадают всуе и идут кошке под хвост. К тому же и риск... Иди знай, где и на чем поскользнешься. А еще вся эта настырная масса свидетелей происшествия, бесконечная вереница очевидцев, всегда готовых выставить тебя в смешном свете. Эффектные сцены требуют какой-то физической игры, изумительных телодвижений, и на этом-то пути как раз и легче всего оступиться, дать маху. Не лучше ли с самого начала попытаться придать нашему делу что-то этакое, ну, я бы назвал, духовное, не лучше ли вообще ограничиться игрой ума? Исторические примеры свидетельствуют, что среди умных людей именно так обстояло веками, эти же примеры учат, что лучше бы так оно было и впредь. Вспомните о силе слов. За словами теряется предметность человека, и человек, заслоненный словом, уже фактически недостоверен. Те же самые свидетели, о которых нам неприятно думать, но не думать о которых нельзя, склонны отлично запоминать слова, а человека легко забывают. Напрашивается мысль, что человека и невозможно запомнить. О человеке можно лишь сказать что-то или подумать. Город, где нам выпало счастье жить и в известном смысле властвовать над умами, способен запомнить слова о чьей-то гибели, не задумавшись при этом, как, собственно, приключилась эта самая гибель, а все потому, что он не помнит и не видит человека. Именно человеческий язык властен переносить человека из прошлого в настоящее и обратно... а кому из нас под силу такое путешествие? Мы умираем в дороге, но путешествие продолжает наша маска, и она живет. И даже того, кто действительно умер, легко оживить благодаря слову и заставить жить на благо или во вред нашему великому городу.
  
  ЛЬФОФФ. Да, слова острее ножей, и бьют они больнее бомб.
  
  КАРЛ. Слова, произнесенные великим Правом и подтвержденные благородным Льфоффом, чудесным образом поднимают нас на грандиозную высоту, где царят всевозможные бессмертные идеалы, а мудрецы с потрясающей легкостью умерщвляют одних из нас и воскрешают других, чего нельзя было бы сделать, если бы мы не были простыми смертными и обыкновенными грешниками.
  
  ПРАВ. Я сейчас мечтаю о времени, когда уже почти угнездившаяся в моей голове правда станет единственной в своем роде, а оттого абсолютной, и каждый из вас сможет черпать из нее все необходимое для жизни.
  
  КАРЛ. Мы убьем тебя прежде, чем твои мечты осуществятся, но это и будет торжеством твоей правды. Я бесконечно рад, что ты высказываешься в пользу нашей бескровной победы.
  
  ЛЬФОФФ. Надеюсь, наш договор учитывает интересы всех сторон.
  
  КАРЛ. Со своей стороны заверяю, что мы будем неукоснительно следовать всем оговоренным пунктам.
  
  ТЕМНЫЙ. Но в чем сущность договора?
  
  КАРЛ. Бедняга, как всегда, ничего не понял.
  
  ЛЬФОФФ. Оговаривается ли в договоре, что непонятливость никому не дает права перебегать в стан наших врагов?
  
  ПРАВ. Верю, что непонятливость этого бедного человека не является хитростью.
  
  КАРЛ. Не беспокойтесь, господа, он сделает все так, как того потребует обстановка. Темный отнюдь не желает себе зла. Темный не слишком расторопен среди прихотливо и с некоторым сумбуром играющих умов. Но он не станет слабым звеном, когда начнется та общая и, позволю себе выразиться, абсолютная игра ума, в тайны и принципы которой столь блестяще посвятил нас дядюшка Прав.
  
  ПРАВ. Однако меня смущает молчание Грифона. Что за нелегкая дума омрачает его светлый ум?
  
  КАРЛ. Да, пришло время поговорить о великом будущем этого человека, о предстоящем ему возвышении. И раз уж пошла такая откровенность, что на всякое проявление искренности нельзя не ответить еще более заметным проявлением, так отчего же и не удариться в нескрываемое чистосердечие, как не попытаться достичь полного взаимопонимания? Открою... именно Грифон стоит во главе нашего заговора.
  
  ДЖИНЕТ. А чем же прославился Грифон, что за штуки такие, что за везение? Как может быть, что именно он претендует на величие и высокую миссию?
  
  КАРЛ. Возглавлять заговор, верховодить в таком городе, как наш, - это высокая миссия? Величие - это когда дядюшка Прав. Это когда дядюшка Прав горделиво шествует на зов высшей правды. А все прочее - вздор.
  
  ПРАВ. В благородстве Грифона и силе его духа никто не сомневается, но говорить, что победа достигнута благодаря его заслугам, было бы преждевременно и даже как-то глупо. Ведь он нынче ни слова не сказал, ни для истории, ни просто так, для приличия.
  
  КАРЛ. Зачем ему говорить, если сейчас сама история говорит твоими устами, дядюшка Прав?
  
  ПРАВ. Но для приличия он мог бы все же высказаться... Согласитесь, перспектива узурпации власти подобным человеком выглядит довольно странно. И не удивлюсь, если кто-то выскажется за необходимость проведения специального расследования, потребует сбора доказательств, что молчание этого господина не таит в себе угрозы нашим интересам, нашему подлинному благополучию и дальнейшему росту нашего процветания.
  
  ГРИФОН. Я теперь выслушайте меня.
  
  СОРРОФФ. Ага, вот оно! Ну-ка!
  
  ГРИФОН. Ваши игры меня не касаются. У меня одно на уме. Я ненавижу всех вас. Я брошу клич и подниму восстание.
  
  БУЛКА. Неслыханная дерзость!
  
  СЭ. Все, твоя песенка спета, негодяй!
  
  ПРАВ. Дайте ему высказаться.
  
  ГРИФОН. Я все сказал. Словам я предпочитаю звон и грохот оружия, сумятицу сражения и мясорубку сечи. Этот проклятый город увидит меня в деле, когда я буду одну за другой сносить и разбивать на куски ваши мерзкие головы.
  
   Грифон уходит.
  
  СЭ. Я возмущен и требую одного, разрешите мне догнать этого человека и растоптать его, как ядовитую гадину.
  
  ПРАВ. Видели, а? Видели достойного соперника? Вступая с таким в схватку, приходится многое ставить на кон и даже не шутя рисковать жизнью. Так что лучше, Сэ, остепенись пока.
  
  БУЛКА. Что действительно требуется, так это консолидация сил.
  
  ДЖИДА. Можно заняться сбором доказательств.
  
  ДЖИНЕТ. Добавлю к сказанному моим другом Джидой, что при этом совсем не обязательно проводить расследование.
  
  КАРЛ. Прискорбие, чувствую прискорбие, чувствую, как оно веет и нарастает, как овладевает мной, когда я с грустью размышляю о некоторых выходках нашего общего друга Грифона.
  
  ЛЬФОФФ. Невыносим впадающий в необузданность нравов человек, невыносима сама мысль о том, что там, где раньше был теплый бок соратника или просто небезразличной тебе женщины, вдруг происходит что-то невероятное, дикое и злое и уже приходится жить бок о бок с закусившим удила господином.
  
  СОРРОФФ. Но ситуация окажется поправимой, если выскажется дядя Прав.
  
  ПРАВ. Если вдуматься... что Грифон! Он один против всех нас. Он не устоит. Да и сама история предусмотрела достойное его наказание, ибо история не любит гордецов и выскочек. История всегда наказывает их. Такова уж история, и не нам ее переделывать. Я сказал.
  
  СЭ. Если негодяй пойдет до конца, он будет опасен. Я предлагаю поторопиться с ликвидацией. Пока не поздно. Не будем забывать и о величайшем значении превентивных мер, упреждающих ударов. Один из таких ударов я готов нанести прямо сейчас.
  
  ПРАВ. Если он сломается прежде, чем станет по-настоящему опасен, никто не увидит в твоих ударах великолепия и не поверит, что они были вызваны глубокой осмысленностью, а не одним лишь бредом нервного раздражения и горячки.
  
  СЭ. Это высокие слова, а я жажду дела.
  
  ПРАВ. Тогда стой и помалкивай, а мы поразмыслим, что означает твое неожиданное молчание. Дай достойную оценку примеру Грифоне. Он долго молчал, и это было неспроста. Он сделал. Помолчать бы теперь и мне, но обстоятельства, увы, призывают меня коснуться больного вопроса и ответить на него. Всех вас интересует, конечно, кто за нас, живых и мертвых, отомстит зарвавшемуся прохвосту. Я скажу. Слушайте! Это будет Джида.
  
  ДЖИНЕТ. Не может быть! Кто бы мог подумать!
  
  ДЖИДА. Я всегда верил, что на мою долю в конце концов выпадет великая миссия и вместе с ней удача. Я справлюсь. Я давно шел к чему-то подобному.
  
  ДЖИНЕТ. Не спеши задирать нос, суслик, пока ты еще не на коне.
  
  ПРАВ. Не ревнуй, не завидуй его славе, сынок. Ты уйдешь не проиграв, чтобы выиграть в следующий раз.
  
  КАРЛ. Итак, Джида?
  
  ПРАВ. Да, Карл.
  
  ТЕМНЫЙ. А почему бы этому Джиде не отправиться вместе с прочими к праотцам?
  
  ПРАВ. Не хотите Джиду, что ж, получите Булку.
  
  БУЛКА. Я готов! Почти... Все-таки надо еще решить кое-какие вопросы...
  
  КАРЛ. Больше никаких вопросов. Пусть будет Джида, нам ведь, говоря вообще, без разницы. А на том прощай, дядюшка Прав. Прими во внимание, что в юдоли сей нам не суждено больше свидеться, и позволь облобызать тебя на пороге вечной разлуки.
  
   Целуются.
  
  ПРАВ. Прощай, Карл. Без слез не могу... Растроган...
  
  ТЕМНЫЙ. Земной поклон всем вам, господа. До встречи на небесах.
  
   Карл и Темный уходят.
  
  СЭ. Какое несчастье, что нам приходится уступать этим негодяям. Это так похоже на катастрофу. Встречу на небесах посулили... А состоится ли она? Где гарантия, что Грифон не воспрепятствует? Он может, я слышал, у него кое-какие связи в небесной канцелярии.
  
  ПРАВ. Он в состоянии посрамить нас здесь, на земле, а какие у него возможности на небе, о том не нам судить, не наша это епархия.
  
  СЭ. На земле нам ничего не стоит посрамить его.
  
  СОРРОФФ. Мы сильнее.
  
  БУЛКА. Я выступлю в первых рядах, вы только бросьте клич.
  
  ПРАВ. Карл молод и напорист. Сейчас он еще не в силах одолеть меня, несчастного старика, но неизвестно, как дело обернется в будущем.
  
  ДЖИДА. Значит, все дело в Карле?
  
  ДЖИНЕТ. Карл - пустой звук.
  
  ДЖИДА. Помолчи, дуралей, мне с этим Карлом биться не на жизнь, а на смерть, ты же лезешь со своими глупостями...
  
  ПРАВ. Мы идем на уступки, прикрываясь исторической необходимостью, как любит говорить Коломба, но в сущности мы просто отступаем, и делаем мы это для того, чтобы сохранить свои позиции. Сохраняя позиции, мы сохраняем традиции, а это значит, что наши позиции примут в городе традиционный характер и будут ему нужны, как ничто другое. И уже сам характер традиций будет не только защищать наши позиции, но и выступит в роли бастиона, противостоящего наступлению Карла. А оно со временем примет массированный характер. В сложившихся условиях было бы ошибкой по мелочи или как-нибудь гнусно ущемлять интересы этого проходимца, потому что его хитроумие растет день ото дня, и наступит миг, когда он сразится с нами уже на равных. С молодыми нужна осторожность и бдительность. Возможно, когда-нибудь Карл одолеет меня и опорочит мое имя, заставит меня уносить отсюда ноги, улепетывать, словно я заяц какой-то трусливый и бессмысленный. А возможно, что он сорвется, как сорвался нынче Грифон. Да, могущество пока на моей стороне, и я по-прежнему, на радость всем вам, купаюсь в лучах славы, и именно благодаря моему авторитету нам удалось почти что уничтожить Грифона. Даст Бог, уничтожим когда-нибудь и Карла, но я еще не знаю, когда и как это случится.
  
  
   4.
   Улица. Группа наемников проделывает что-то похожее на строительные работы.
  
  
  1-Й НАЕМНИК. Родные мои, расчудесные, пошевеливайтесь, мы должны успеть. Эй, ты там, чего копаешься? Нечего было браться, если руки не стоят! Поговори у меня, я тебя живо уму-разуму научу! Ну что вы копошитесь, родные мои? Вы же наемники, на все руки мастера, так в чем дело? Баран, куда несешь колонну? Неси обратно, ей здесь не место, пора бы уж запомнить. Не первый раз власть в городе меняется!
  
  2-Й НАЕМНИК. Слушай, забыл, какие фонари ставить...
  
  1-Й НАЕМНИК. Болван, козел, мразь!
  
  3-Й НАЕМНИК. Фонари в другой раз поставим.
  
  1-Й НАЕМНИК. Молодец, умница! А ты безмозглая скотина.
  
  2-Й НАЕМНИК. Ты бы все же того... не хамил бы ты... Нечего! Я, конечно, всего лишь рабочая лошадка, но и ты... тоже мне... невелика птица!..
  
  1-Й НАЕМНИК. Поговори у меня! Убирайся отсюда! Уноси свои фонари к псам египетским!
  
   Появляется Мать Грифона.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Скажи, добрый человек, теперь-то я в самый раз, а? Его убили?
  
  1-Й НАЕМНИК. Куда прешь, старуха? Тебе мыши глаза выели, что ли?
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Как ты смеешь дерзить мне? Я мать Грифона.
  
  1-Й НАЕМНИК. Да? И впрямь... Я не узнал тебя. Что это за платье на тебе?
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Служанка, вечно она... По ошибке облачила меня в римскую тунику. Или это греческая тога?
  
  1-Й НАЕМНИК. Не знаю, вопрос сложный. Я в подобных вещах не искушен.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Одно из двух: либо римская туника, либо греческая тога. Третьего не дано.
  
  1-Й НАЕМНИК. Логично.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. А служанка дура, это уж точнее точного.
  
  1-Й НАЕМНИК. Накажи ее.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Сразу видно, что ты пролетарий, наемный работник и можешь исполнять любые обязанности, а при этом самых простых вещей усвоить не в состоянии. У нас за глупость наказывать не принято. Потому мы и живем в царстве справедливости. Так что касательно моего сына, где он и что с ним?
  
  1-Й НАЕМНИК. Ты знаешь, я всегда уважал твоего сына, он малый что надо, к тому же смазливый, и девчонки к нему так и липнут. Но сегодня он дурака свалял. Сейчас он уже не иначе как в заднице... впрочем, ты, конечно, прости, я человек необразованный, грубый, говорю то...
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Постой... его убили?
  
  1-Й НАЕМНИК. У нас Карл теперь главный. Нет в городе человека важнее Карла.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Карл? Ушам своим не верю! Этакий сморчок, да в князи?
  
  1-Й НАЕМНИК. А мне кажется, он достойный, распорядительный, милый человек. Не случайно мы, наемники, теперь у него в распоряжении.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Дело не в случае, а в том, что он вас нанял. И вовсе не для добрых свершений и разумных преобразований.
  
  1-Й НАЕМНИК. Наша суть в том и заключается, что нас всегда кто-нибудь нанимает.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Вот и получается, что Карл вас нанял и вы исподтишка убили моего сына.
  
  1-Й НАЕМНИК. Только посмотрите на этого идиота, опять он тащит сюда колонну! Пошел вон! А ты, старая... я тебе так скажу: нанять нас Карл, может, и нанял, а вот убили мы твоего сына или нет, в этом пусть ученые люди разбираются, разные историки, лаврами увенчанные. И вот выходит, что сказать я сказал, и сказал я все, что в таких случаях полагается говорить мне, простому наемнику, а к сказанному должен добавить, что твоего Грифона еще сегодня, пожалуй, вытолкают из города взашей. А золотишко, которое он припрятал, найдут, это как пить дать.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Золотишко? Что ты болтаешь, свинья?
  
  1-Й НАЕМНИК. Свиньей меня еще никто не называл. Всякое бывало, но чтоб свиньей... А про золотишко знаем, да, наслышаны.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Моего сына не вытолкают, он не шут, он достойно и поучительно умрет.
  
  1-Й НАЕМНИК. Перегнул твой Грифон палку, понимаешь? Нельзя в этом городе своевольничать, а он полез на рожон. Нельзя даже колонну лишнюю без специального разрешения поставить, а он вдруг - грудь колесом, и сам весь гоголем, как петух какой-то. Мне, говорит, никто теперь не указ, я сам себе указчик.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Да что же он натворил?
  
  1-Й НАЕМНИК. Пойди к людям, послушай их толкования. Может, даже Коломба уже высказалась. Сожрут твоего Грифона, хотя лично я всегда только добра ему желал. Я не хотел быть главным наемником и командовать другими наемниками, которых Бог главными не сделал. Но, видно, Богу было угодно сделать меня главным наемником, чтобы я командовал другими, мне подобными. Но нельзя, оказывается, одновременно командовать наемниками, которых Бог не сделал главными, и желать им только добра, потому что я вынужден быть суровым и непреклонным, иначе никакого дела не будет. А желая всем добра, я не могу не желать добра и этим наемникам, хотя Бог, как сама видишь, не сделал их главными, не даровал им права распоряжаться моей судьбой. Но за моей непреклонностью они не видят моего добра. Нет, я не просил Бога делать меня главным наемником, чтобы я командовал другими наемниками, и они за моей вынужденной суровостью не видят известных противоречий и некоторого трагизма моей судьбы. Я хотел лишь всем желать добра, а для этого...
  
   Появляется Зеновия.
  
  ЗЕНОВИЯ. Опять ты поторопилась, матушка.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Что с Грифоном, Зеновия?
  
  ЗЕНОВИЯ. Он все еще жив.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Этот человек, главный наемник, говорит тут весьма интересные вещи, я даже заслушалась, но среди прочего он утверждает, что моего сына намереваются изгнать из города.
  
  ЗЕНОВИЯ. Быть такого не может.
  
  1-Й НАЕМНИК. Да почему не может? Я сейчас вам все растолкую.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Ты погоди, наемник...
  
  1-Й НАЕМНИК. Главный, главный наемник, не просто наемник, а главный, и в этом мое как призвание, так и проклятие. Дело в том, что я всегда желал добра Грифону и другим, в частности вот этим наемникам, которых можно безнаказанно назвать болванами, но Богу было угодно...
  
  МАТЬ ГРИФОН. Идем, Зеновия, мы должны все узнать. Вдруг получится, что нам не придется выходить сегодня на площадь и оплакивать Грифона?
  
  ЗЕНОВИЯ. Матушка, мне страшно.
  
  МАТЬ ГРИФОНА. Идем, Зеновия. Несколько глотков доброго вина, и твой страх как рукой снимет.
  
  ЗЕНОВИЯ. Да, да...
  
   Уходят.
  
  1-Й НАЕМНИК. Идите с Богом. Грифон ждет вас. О-о! Опять? Опять здесь эта колонна? Но это же издевательство!
  
   Быстро и решительно выходят из-за кулис Карл и Темный.
  
  КАРЛ. Ну, что скажешь, наемник, все готово?
  
  1-Й НАЕМНИК. Да, Карл, я все сделал, как ты велел.
  
  КАРЛ. Можно начинать?
  
  1-Й НАЕМНИК. Начинай. А вы, наемники, внимательно слушайте, что будут говорит Карл и Темный.
  
  КАРЛ. Говори первый, Темный.
  
  ТЕМНЫЙ. Мы одержали полную, убедительную, в высшей степени бесспорную победу.
  
  1-Й НАЕМНИК. Победа! Победа! С нами Бог!
  
   Остальные наемники громким ропотом выражают ликование.
  
  ТЕМНЫЙ. Я собственноручно расправился с Джинетом. Он упирался, не хотел, а я буквально вот этой своей рукой... Джинет трус, но к его чести следует заметить, что дрался он до конца и даже словно лев. Но я расскажу обо всем по порядку. Я узнал, что мой долг - убить Джинета, сразу сел на коня, вооружился и, оседлав, поехал ко дворцу, где этот предатель обитает. Джинет увидел в окно, что я приближаюсь, и выбежал мне навстречу, я же ловко пригнулся к заметно вытянутой вперед голове коня, который сильно прядал ушами. Тут еще какой-то конь мне почудился, так что даже стало не по себе... Однако я с завидным проворством слез с седла и крепко ударил Джинета по голове таким образом, что рукоятка ножа выскользнула из моей руки и наполовину погрузилась в череп врага.
  
  КАРЛ. А что за нож у тебя был?
  
  ТЕМНЫЙ. Нож был мясницкий, со следами запекшейся крови. Так вот, Джинет и тут не растерялся, собрался с духом и честно, без всякой видимой подтасовки пустил со своей стороны нож, то бишь в ход, и тоже мясницкий. Я уж думал, что мне несдобровать, но повезло, знаешь, и вообще, пригодились необычайная выучка и доблесть, я, коротко сказать, насильно затолкал в упомянутый череп и вторую половину рукоятки, чего Джинет выдержать уже не мог. Заверещал он, как недорезанный. Дрались же мы в портике его дома, и никто нас не видел, разве что несколько доверенных лиц, которые, само собой, хоть под присягой подтвердят мои слова. Умер Джинет, как обычно умирают, если погрузить в череп обе половины рукоятки мясницкого ножа, иными словами, как и подобает настоящему жителю нашего города и герою.
  
  КАРЛ. А что с Булкой?
  
  ТЕМНЫЙ. Ты разве не прикончил его?
  
  КАРЛ. Не путай, Темный, не перевирай. Или ты забыл, что мы разделили обязанности? На мою долю выпали дядюшка Прав, Соррофф и дядюшка Сэ.
  
  ТЕМНЫЙ. Прошел слушок, что Булка будто бы сбежал.
  
  КАРЛ. Вот так-то лучше. И Джида, разумеется, сбежал тоже?
  
  ТЕМНЫЙ. Да, и с ним Льфофф. А с последним еще какие-то негодяи, но их судьба мне совершенно неизвестна. Это все, что я могу сказать. Теперь, Карл, расскажи-ка ты о своих победах и в целом об успехе нашего дела.
  
  КАРЛ. Как я и ожидал, успех сам пришел мне в руки, но это не значит, что я пальцем о палец не ударил и не попотел. Я трудился не покладая рук. Ведь известно, что успех сам в руки никогда не идет. Мой день начался с того, что я нагрянул к дядюшке Праву и с изумительной легкостью проткнул эту старую обезьяну. Я торжествовал над его трупом, но мое торжество носило несколько преждевременный характер. Добавлю еще, что убить такого слабого, почти беззащитного человека, как дядюшка Прав, труд необременительный, его можно было и книгой прихлопнуть или пепельницей, такой он слабый в смысле плоти, такой похожий на тень. Но одно дело убить, и совсем другое - поверить, что его уже нет с нами. Как? Еще вчера он говорил с нами, смеялся, пил вино, шутил, казался всесильным, неистребимым, вечным, а сегодня уже спит вечным сном после того, как упал с раной в груди и валялся в луже крови. Неужели не спасли его ни власть, ни слава, ни заслуженный авторитет, ни Коломба? Нет, не спасли. Как ни трудно поверить в это, верить приходится. Дело в том, что если такого человека, как дядюшка Прав, хорошенько ткнуть и в конечном счете проткнуть, он безоговорочно окочурится. В этом ничего удивительного или сверхъестественного нет, да и многочисленные примеры из историй прошлых лет показывают, что подобное вполне вероятно и сомнению не подлежит. Пусть любой из вас, господа, повторит мой опыт, и тогда вы окончательно убедитесь, что я не лгу.
  
  ТЕМНЫЙ. Мы тебе верим, Карл. Правда, ребята?
  
  НАЕМНИКИ. Правда! Верим!
  
  ТЕМНЫЙ. Ну, а как ты поступил с прочими негодяями?
  
  КАРЛ. Очень просто, хотя, как я теперь припоминаю, эта простота нелегко мне далась, и мне еще придется попотеть, доказывая, что все именно так и было, как я сейчас расскажу. Да-а... Стало быть, возвышался я над трупом дядюшки Права, созерцая его бесславную агонию, и тут вдруг, откуда ни возьмись, дядюшка Сэ собственной персоной, ну, мы и схлестнулись. Нужно ли говорить, что этот подлый старикан и не думал сдаться? Но куда ему тягаться со мной, он и оглянуться не успел, как я его уложил. Стою я, значит, над трупами и задаюсь вопросом, может, чего доброго, сыщутся такие, кто усомнится в быстроте, с которой я этого негодника Сэ прикончил. Ну так мне, думаю, мне кажется, что я как раз слишком даже долго с ним возился, и кто докажет, что я неправ? Но уж совсем неоправданно долго я возился с Сорроффом. Это был бой так бой! Соррофф держался великолепно, и очень жаль, что город не видел его кончины. Но видел я, и вот мой рассказ, мое свидетельство. Соррофф стоял вполоборота ко мне, когда я нанес ему по шее удар такой страшной силы, что у другого голова отскочила бы на три четверти мили в сторону от своего прежнего местопребывания. Но Соррофф даже не почесался. Сжав в руках пудовую гирю, он зашел в тыл ко мне, замахнулся и... как ухнет!.. но, к сожалению, мимо. Я потому выражаю сожаление, что, попади он в меня, остались бы на моем теле следы, самые настоящие вещественные доказательства, весомые улики, а так, сколько ни ищи, ничего нет. Вообще-то хорошо, что он промахнулся, ведь приятнее повествовать о чьей-то гибели, чем валяться в могиле и слушать, как некий балагур распространяется о твоем горе. Нет уж, пусть лучше Соррофф слушает меня и в ярости скрипит зубами. А гиря-то, скажу вам, была чугунная, с ободком, на цепочке и синего цвета. Жаль, что я не догадался ее прихватить, когда шел сюда, сами убедились бы. Ну, короче говоря, Соррофф от злости, что промахнулся, хватил меня кулаком по уху, но и тут один только звон, и ни зуба хоть какого завалящего он мне не выбил, ни мыслей в голове не привел в беспорядок. Между тем нечеловеческие усилия понадобились мне для победы над этим страшным врагом. Вы можете не верить рассказу Темного, но мне-то вы верить должны, господа. Да вот же, пот градом катится по лицу моему! Я стол на того Сорроффа перевернул, там тогда меня в пот и бросило. Ну и взвыл же этот парень! А я не мешкая ему голову гирей проломил и мозги расплющил. И так было жутко смотреть на его обезображенный труп, что проходившая мимо дама личико закрыла руками и, убегая, прошептала, чтобы я на нее как на свидетельницу не рассчитывал. Я же сгреб в кучу всевозможные останки и похоронил тех покойников с почестями, как они того заслуживали. Вот и все, господа. Я всех помянул? Один дядюшка, другой, Соррофф... да, всех. Но я хочу еще несколько слов от себя прибавить. Вот мы, люди, часто, идя на риск, рассуждаем, что, мол, снесут нам, предположим, голову, так что же с того, всяко ведь бывает, глядишь, еще, может, и не снесут, и мы выйдем победителями и будем купаться в лучах славы, а снесут, что ж, такая у нас, стало быть, фортуна и путеводная звезда, вообще, что называется планида. Как часто мы говорим это, а все потому, что не дорожим жизнью, не понимаем ее ценности и обычно не идем дальше самых смутных представлений о ее содержании. Мы не даем себе труда сравнить проживание на земле во всех его видах и проявлениях с тем довольно однообразным состоянием, когда мы просто лежим в земле, а черви нас беспрепятственно и нагло пожирают. Мы не задумываемся о том, каково это, солнце, трава, небо, пение птиц, женская ласка, и что подразумевает отсутствие доступа ко всем этим прекрасным вещам. Так во имя чего мы рискуем? Мир сам по себе чудесен, и никакая наша победа в действительности нимало не украсит его, а тем более ломаного гроша не стоят сомнения в правдивости моего рассказа. Если мы убьем всех своих врагов, мир от этого прекраснее не станет и соловьи звонче не запоют, а про сомневающихся замечу, как бы между прочим, что они, в свете моего нынешнего мировоззрения, и смерти порядочной недостойны, и если все же убивать их, то просто как бешеных собак. А потому самое время подумать о примирении с врагами, о том, чтобы возлюбить их пуще домашних своих и при случае, если им вздумается ударить нас по одной щеке, подставить и вторую.
  
  ТЕМНЫЙ. Ты хорошо, хорошо сказал, Карл, это была речь, знаешь, прямо-таки фестивальная, выставочная. Настоящий фурор, словно ты тутовый шелкопряд, а вдруг разговорился, и не где-нибудь, а буквально на съезде лучших людей мира. Позволь выразить уверенность, что твои слова останутся в веках и долго еще будут нескончаемо греметь. Признаться, я всегда придерживался мнения, что такие, например, люди, как Соррофф или Джида, отнюдь не мешают мне наслаждаться пением соловья или созерцанием луны. Я не понимаю только, зачем ты их убил...
  
  КАРЛ. Джиду я не убивал, скорее ты.
  
  ТЕМНЫЙ. Я Джинета убил, а Джиду я и пальцем не тронул, так что не вали с больной головы на здоровую. Экий ты, однако, махинатор!
  
  КАРЛ. В любом случае, Джида парень отличный, и я никогда не сомневался, что мне до него так же далеко, как до Марса или Юпитера.
  
  ТЕМНЫЙ. Что твой Юпитер! Джида человек грандиозный, красивый, бессмертный.
  
  КАРЛ. На редкость талантливый человек, и тот факт, что мы его не порешили, безусловно свидетельствует в его пользу.
  
  ТЕМНЫЙ. Выходит дело, он и впрямь избранный? Если так, то следует сказать пару лестных слов в адрес незабвенного дядюшки Права.
  
  КАРЛ. Дядюшка Прав всегда являлся для меня недосягаемым образцом, самым что ни на есть настоящим оратором, семьянином, человеком с большой буквы, величайшим знатоком эстетики и глубоким последователем этики. Я надеюсь, существенная разница в нашем нынешнем положении не мешает дядюшке Праву, где бы он сейчас ни находился, в раю или на пути к словам абсолютной правды, слышать дифирамбы, которые я пою ему от всего своего чистого и переполненного любовью к нему сердца.
  
  ТЕМНЫЙ. Как он любил дядюшку Сэ, как умело направлял на стезе жизни, аргументировано возражая, когда тот в очередной раз поднимал спорный вопрос о моей немедленной ликвидации.
  
  КАРЛ. Все эти люди, как павшие от нашей могущественной длани, так и убежавшие от нас, подлинные герои, гордость нашего великого города. Верно, ребята?
  
  1-Й НАЕМНИК. Слава героям! Вечная память!
  
  КАРЛ. Они, как никто, сумели по достоинству оценить выдающиеся заслуги Коломбы, этой святой женщины, единственной среди нас, кому высшими силами дарована способность творить бесспорные, ни у кого не вызывающие подозрений чудеса.
  
  1-Й НАЕМНИК. Слава Коломбе!
  
   Вбегает, с длинным ножом в руке, Грифон.
  
  ГРИФОН. Где все?
  
  КАРЛ. О ком ты?
  
  ГРИФОН. Куда все попрятались?
  
  КАРЛ. Успокойся, Грифон. Что с тобой? Что за вид? Убери нож, в этой игрушке больше нет надобности.
  
  ТЕМНЫЙ. Ты нас пугаешь, Грифон. Нет нам покоя, пока в твоей руке нож. Ради Бога, не заставляй нас волноваться...
  
  ГРИФОН. Объясни, Карл, почему я нигде не нахожу ни дядюшки Права, ни его приспешников.
  
  КАРЛ. Они все отправились в фамильные склепы, на небеса и попросту в места, которые мы, ничего не умея толком объяснить, называем сферой непостижимого.
  
  ГРИФОН. Это ложь!
  
  ТЕМНЫЙ. Я собственноручно похерил Джинета.
  
  ГРИФОН. Ложь!
  
  ТЕМНЫЙ. Почему же ты не веришь мне, если вот этой рукой, этой... вот она! Разве я не был достаточно убедителен?
  
  КАРЛ. А я отправил к праотцам дядюшек Права и Сэ, а также Сорроффа.
  
  ГРИФОН. Вы оба лжете.
  
  КАРЛ. Ну, заладил!
  
  ГРИФОН. Продажные твари, лицемеры, уроды!
  
  КАРЛ. А между тем нам все верят. И город в наших руках. Да, Грифон, мы добились своего, и наша слава растет, как на дрожжах.
  
  1-Й НАЕМНИК. Слава Карлу и Темному!
  
  КАРЛ. Но твоя матушка, Грифон, уже ищет тебя.
  
  ГРИФОН. Не каркай, злыдень, твои зловещие слова не смутят мой дух. Теперь меня ничто не остановит.
  
  ТЕМНЫЙ. Даже я, старина Грифон, понимаю, как неуместны и нелепы слова, которые ты вздумал тут бросать на ветер.
  
  ГРИФОН. Сейчас ты вещаешь над собственной могилой, Темный.
  
  ТЕМНЫЙ. Ты хочешь убить меня? Я встревожен... За что? Что я тебе сделал?
  
  ГРИФОН. Ты уже давно мертв.
  
  КАРЛ. Пустые слова, Грифон, жалкая риторика. Признай лучше, что с головой у тебя нынче не все в порядке, и мы снова примем тебя в свою компанию. Мы найдем применение твоему безумию.
  
  ТЕМНЫЙ. Поговори с нами, например, о Коломбе, и все сразу станет на свои места.
  
  ГРИФОН. Прочь с дороги!
  
  КАРЛ. Тебя никто не держит.
  
  1-Й НАЕМНИК. Твоей матушке, Грифон, я сказал, что тебе грозит большая опасность. Она очень расстроилась.
  
  ГРИФОН. Почему ты предал меня именно сейчас, Карл?
  
  КАРЛ. Это вопрос для истории? Я отвечу. Потому что раньше ты не знал, что я могу тебя предать.
  
  ГРИФОН. Будь же и ты проклят!
  
  КАРЛ. Благодарю, за все благодарю. Прощай, Грифон.
  
   Грифон убегает.
  
  ТЕМНЫЙ. Как бы он не натворил бед.
  
  КАРЛ. Нас не должно это волновать. Игра сделана без него и за него. Не скрою, немножко жаль, что так вышло. Мы были друзьями... А теперь я на коне, он же выглядит беспомощным, глупым, смешным.
  
  1-Й НАЕМНИК. Ты зря относительно жалости высказался, Карл, как бы тебя не услышали. Всюду ведь уши.
  
  КАРЛ. Прикуси язык, служивый. Не хватало еще от тебя выслушивать наставления.
  
  ТЕМНЫЙ. Итак, все устроилось наилучшим образом. Но что нам делать дальше?
  
  КАРЛ. Дело найдется. Для начала проследи, чтобы этот служивый... а он, гляди, назойлив, гляди в оба, Темный... проследи, друг мой, чтобы этот тип не совал нос куда не следует.
  
  ТЕМНЫЙ (1-му наемнику). Ну ты, вошь...
  
  КАРЛ (замечает вбегающего наемника). А, вот, очень кстати. Видишь этого юношу с талией борца, Темный? Он тебе подскажет, что делать дальше.
  
  ТЕМНЫЙ. Он? Мне? Да я второй человек после тебя!
  
  НАЕМНИК. Джида вернулся в город, а с ним целая толпа сочувствующих, всякий возбужденный сброд. Все орут и размахивают руками.
  
  КАРЛ. Слыхал? Вот так вот!
  
  ТЕМНЫЙ. Я-то слыхал... Да только я ума не приложу, что тут за дело. Как не понять, что от Джиды и его сторонников добра ждать не приходится, но что нам делать в сложившихся обстоятельствах, я понять не в состоянии. Успех вскружил мне голову... да еще знаешь, Карл, скажу тебе по секрету, уложив Джинета, я поспешил в кабачок и выпил немного в честь нашей победы... Так что я малость все подзабыл... Не драться же нам с Джидой?
  
  КАРЛ. А ты вспомни пророчества дядюшка Права.
  
  ТЕМНЫЙ. Он столько всего напророчил...
  
  КАРЛ. Дядюшка Прав наш враг.
  
  ТЕМНЫЙ. Так, воистину так.
  
  КАРЛ. И Джида тоже.
  
  ТЕМНЫЙ. Иначе он не врывался бы в город с толпой забияк и погромщиков.
  
  КАРЛ. И о чем все это тебе говорит?
  
  ТЕМНЫЙ. О чем это мне говорит? Да как бы ни о чем... и обо всем понемножку...
  
  КАРЛ. А мне говорит, что пришло время спасаться бегством.
  
  ТЕМНЫЙ. Погоди, а не смешно ли получится, если мы уступим негодяям теперь, когда наголову их разбили?
  
  1-Й НАЕМНИК. Вовсе не смешно, просто в порядке вещей, вот и все. И чем скорее вы уберетесь, тем лучше для вас будет.
  
  КАРЛ. Этот наемник куда дальновидней тебя, Темный.
  
  ТЕМНЫЙ. Я всего лишь немного запутался, Карл, прости... Неужели нет такой народной мудрости, которая мне все в двух словах разъяснила бы? Прости, Карл. Я буквально не в своей тарелке.
  
  КАРЛ. Этот город не любит путаников.
  
  ДЖИДА (за сценой). Я иду! Я уже близко! Руководствуясь совестью, я несу свет в непроглядную тьму бытия!
  
  КАРЛ. Это Джида. Ему не терпится свести с нами счеты. Его голос предупреждает нас об опасности. А опасность как черная туча или как окровавленный меч повисла над нашими головами. Пора сматывать удочки, Темный.
  
  ТЕМНЫЙ. Но нас не сгонят с насиженных мест, Карл?
  
  КАРЛ. Нет, если ты будешь достаточно убедителен в своем бегстве.
  
  ТЕМНЫЙ. А как же Грифон?
  
  КАРЛ. Грифон сделал свой выбор. Ему теперь не до нас.
  
  ТЕМНЫЙ. Тогда бежим.
  
  КАРЛ. Прощай, город наших несбывшихся надежд!
  
  ТЕМНЫЙ. Мы еще вернемся!
  
   Карл и Темный убегают. Наемники бросают на землю цветы. Входит Джида, окруженный шумной толпой приспешников.
  
  1-Й НАЕМНИК. Приветствуем тебя, непобедимый Джида! Слава герою!
  
  ДЖИДА. Как?! Эти мерзавцы, эти ужасные заговорщики, эти исчадия ада, обагрившие руки кровью моих друзей, сбежали?
  
  1-Й НАЕМНИК. Унесли ноги. Город в твоих руках.
  
  ДЖИДА. Город сдался мне без боя.
  
  1-Й НАЕМНИК. Потому что ты настоящий герой, а не шут гороховый. Я горжусь тем, что дышу одним с тобой воздухом. А Карл с Темным засверкали пятками, как только узнали о твоем приближении.
  
  ДЖИДА. Этого и следовало ожидать.
  
  1-Й НАЕМНИК. Но они живы, не растоптаны, не изгнаны и могут вернуться. Быть может, они притаились где-нибудь здесь.
  
  ДЖИДА. Это не твоя забота, наемник, знай свое место. А что до их возвращения, то пусть возвращаются, мне они не страшны. Весь город на моей стороне. Я внес свет, и тени пропали. Больше негде укрываться мракобесам.
  
  1-Й НАЕМНИК. Вот разве что Грифон... Он точно против, против тебя, света и твоих грандиозных затей, и спешу, великий воин, о том тебя известить. Он затеял что-то свое... Мысли у него... и все такие супротивные, гадкие, невыносимые для всякого объективно мыслящего ума...
  
  ДЖИДА. Его судьба мне известна до мелочей. И сейчас ты узнаешь, что с ним случится, но прежде я скажу несколько слов. Я долго был беззаботным, веселым юношей, своего рода глуповатым мальчишкой. Я лихо скакал на лошадях, ежедневно посещал балы и ударом пальца загонял в стену гвозди по самую шляпку. Однажды я даже украл кусочек сыра и до сих пор не раскаялся в содеянном, не попросил у Бога прощения. Но прошу теперь, теперь, когда жизнь заставила меня практически в одно мгновение повзрослеть и принять позу зрелого человека. А разве могло быть иначе, если судьбой мне было предначертано подняться на защиту города, попавшего в лапы узурпаторов и кровопийц, и совершенно естественным образом понять, что в этом мире, когда решается его участь, нет места легкомыслию. Ну, а сейчас я расскажу, какая судьба ждет Грифона.
  
  1-Й НАЕМНИК. Нетрудно догадаться, что его ждет изгнание. Но Грифон настроен нехорошо, нездорово, я бы сказал, что его можно назвать непредсказуемым.
  
  ДЖИДА. Помнишь макет рыцаря у входа в здешний музей. В его руках обнаженный меч. Но разве это тебя пугает?
  
  1-Й НАЕМНИК. Я-то что? Я маленький человек, по-своему ограниченный, недалекий, у меня нет заметных перспектив. Меня легко испугать. А возле музея я и не бывал. Я, между прочим, не просил Бога делать меня главным наемником, но Бог...
  
  ДЖИДА. Да покажи мне Грифона, и я рассею все твои страхи. У меня теперь такое величие и такая сила в руках, что дух захватывает. А Джинет, вечно мне перечивший, сдулся.
  
  1-Й НАЕМНИК. Славный Джида хочет, чтобы я позвал Грифона?
  
  ДЖИДА. Вот именно. Зови его, пусть приходит, и не рассказывай мне сказки, будто он крылат и свободно может воспарить в небесах. Если он впрямь крылат, я обрежу ему крылья. Если он в каком-то таинственном месте прячет золото, я отниму у него золото.
  
  1-Й НАЕМНИК. А великолепный Джида не опасается безмерной наглости Грифона? Не боится, что распоясавшийся Грифон подмочит его репутацию какой-нибудь дерзкой выходкой?
  
  ДЖИДА. Заткнись, раб, и зови Грифона.
  
  1-Й НАЕМНИК. Я... раб... вот оно что... Ну и дела! А не лучше ли будет, если прекрасный и бесстрашный Джида просто объявит об изгнании Грифона?
  
  ДЖИДА. Не забывай, ничтожный, что ты говоришь с победителем. Не смей мне указывать, как поступать.
  
  1-Й НАЕМНИК. Я лишь забочусь о чести великого победителя и действую в силу исторической необходимости, обязывающей меня приумножать славу этого города. А вообще-то мне все равно. Я маленький человек, всего лишь какой-то наемник, которого Бог зачем-то сделал главным.
  
  ДЖИДА. Если хочешь удобно устроиться и даже, скажем, попасть на скрижали, а не того, чтобы струна лопнула и, рассекши тебе лоб, откинула твое обеспамятевшее тело к жерновам, если хочешь хлеба и зрелищ, а не доброй порки, беспрекословно исполняй все мои повеления.
  
  1-Й НАЕМНИК. И вы замолвите обо мне словечко, о великий, когда будете давать отчет дядюшке Праву?
  
  ДЖИДА. Он мертв.
  
  1-Й НАЕМНИК. Ах да, а я, черт бы меня побрал, забыл. Но в моей памяти он будет жить всегда. Кстати о памяти... Не думаю, что дядюшка Прав успел далеко уйти, и то, как мы храним о нем добрую и светлую память, наверняка бодрит его. Он слышит нас. Ничто не мешает вам, господин, замолвить обо мне словечко...
  
  ДЖИДА. Я при первой же удобной возможности поговорю о тебе с самой Коломбой.
  
  1-Й НАЕМНИК. Неужели?
  
  ДЖИДА. Ты заслужил. Ты внушаешь мне доверие. А вот Грифону - никакого снисхождения. Мы накажем его на глазах всего города, чтобы все видели, какая кара ждет отступника. Зови его!
  
  1-Й НАЕМНИК. Грифон! Грифон!
  
  ДЖИДА. Зови, подлец, так, чтобы все слышали!
  
  1-Й НАЕМНИК. Грифон, выходи! Знаменитый Джида здесь, он желает говорить с тобой. Он ждет тебя. Ну как? Недурно получилось? Мне кажется, я справился.
  
  ДЖИДА. Давай зови, бродяга!
  
  1-Й НАЕМНИК. Грифон! Где ты там? Грифон?
  
   Вбегает Грифон.
  
  ГРИФОН. Кто меня звал? А, ты здесь, Джида!
  
  1-Й НАЕМНИК (выслушав что-то от Джиды). Понял. Все исполню.
  
  ГРИФОН. Вы чего там шепчетесь? Джида, я вызываю тебя. Ты же не трус?
  
  ДЖИДА. Тебе конец, Грифон.
  
  1-Й НАЕМНИК. Мы тебя теряем.
  
  ДЖИДА. Ты покойник. А я не занимаюсь трупами, мое дело - весело шагать в ногу с живыми. Мои люди займутся тобой, в частности, воздадут тебе последние почести, а я удаляюсь. Прощай! К счастью, нам не суждено больше свидеться.
  
  ГРИФОН. Погоди, ты что это порешь горячку? Ну-ка давай действуй, как положено.
  
  ДЖИДА. Я умываю руки.
  
  ГРИФОН. Я тебя сейчас всего умою!
  
   Бросается на врага, но путь ему преграждает толпа наемников. Джида и его сторонники уходят.
  
  ГРИФОН. Вернись, трус! Как ты смеешь не принимать мой вызов?
  
  1-Й НАЕМНИК (подручным). Ну-ка, братцы, возьмитесь за этого храбреца. А я посижу маленько, что-то сердце пошаливает. Эй, стул мне! (Приносят стул, он садится) Покажите этому зазнайке, на что вы способны. А город не забудет вас. Ох, вот он я, сижу, прямо как барон какой-нибудь, как первый ученик Вельзевула. Сижу и смотрю. Наблюдаю. Выпал случай посозерцать, не прикладывая усилий. А люди забавляют.
  
   Наемники окружают Грифона.
  
  ГРИФОН. Назад, не прикасайтесь ко мне! Я в ваших головах не нуждаюсь.
  
  1-Й НАЕМНИК. А город не нуждается в твоей.
  
  ГРИФОН. Я презираю этот город.
  
  1-Й НАЕМНИК. С каких это пор?
  
  ГРИФОН. Мне плевать, что город думает обо мне. А тебя я накажу за дерзость, я не люблю наглых рабов.
  
  1-Й НАЕМНИК. Опять обзываются... Ну и денек! Так его, ребята! Ату!
  
   Наемники мечутся вокруг Грифона. Он пытается поразить их ножом, но они ловко уворачиваются.
  
  ГРИФОН. Что это значит? Доставайте ножи и честно бейтесь со мной, а я вас всех порежу, всех до одного!
  
  1-Й НАЕМНИК. А это значит, Грифон, что ты не умрешь. Красивой и правдоподобной смерти тебе не добыть. Ты покойник, это Джида верно сказал. Но ты покойник в высшем смысле, как его понимает наш город, и при этом твоя смерть - скользкая тема. Ты скользкий труп. Мои люди не достанут ножи, не тронут тебя. Все увидят, что ты всего лишь жалкий комедиант. Тебя освищут и с треском прогонят. Ты сопьешься и умрешь под забором. Вот твоя участь.
  
  ГРИФОН. Но я должен умереть, здесь, на площади!
  
  1-Й НАЕМНИК. Да, ты должен был умереть, должен был лежать тут, оплакиваемый матерью и женой. Но этого не будет. Ты повел себя безрассудно, а потому не умрешь, и город не будет рукоплескать тебе. Ты слишком поздно вспомнил, что должен был умереть. Теперь расплачивайся за свои грехи, за свою гордыню, за свое тщеславие. Ясно тебе?
  
  ГРИФОН. Я должен умереть, даже если и не желаю этого, даже если этого никто не хочет, понимаешь, глупец? Город перестанет существовать, если я не умру.
  
  1-Й НАЕМНИК. Не перестанет. Какое у тебя, однако, самомнение! Мы смеемся над тобой. А надо будет, повернем историю в другом направлении и в любом случае сохраним удобства, энергию и верный взгляд на истинное положение вещей.
  
  ГРИФОН. Да ты кто такой?
  
  1-Й НАЕМНИК. Я? Простой наемник.
  
  ГРИФОН. Какое тебе дело до города и его истории? Почему ты внимаешь Джиде, а не голосу своей совести.
  
  1-Й НАЕМНИК. Не исключено, я займу освободившееся после тебя место.
  
  ГРИФОН. Так дай мне умереть.
  
  1-Й НАЕМНИК. Ты и без того освободишь для меня местечко. Тебя убьют слова тех, на кого ты вздумал восстать. А пока позорься, барахтайся в грязи. И не думай, что ты, став вечным изгнанником, возьмешь верх над нами. Даже не мечтай. Имя твое вычеркнут из памяти. Ты и не существовал, Грифон, ибо не мог существовать человек, который должен был умереть, когда пришел его черед, а взял и не умер. Люди скажут, что ты придумал себя и твоя выдумка нелепа.
  
  ГРИФОН. В чем-то ты прав, негодяй...
  
  1-Й НАЕМНИК. Я прав безусловно и абсолютно.
  
  ГРИФОН. Смейся, смейся, свинья. Ты задумал швырнуть меня под колеса истории и показать всем...
  
  1-Й НАЕМНИК. Всему миру, Грифон, всему миру.
  
  ГРИФОН. ...как нелепа и бессмысленна моя попытка остановить это колесо, как смешон я, который решил умереть на благо всему человечеству и не умер, потому что ты, с подсказки негодяя Джиды, взялся осмеять меня...
  
  1-Й НАЕМНИК. Ну, не только поэтому ты не умер. И тон, замечаю, у тебя такой, будто ты сомневаешься в реальности происходящего.
  
  ГРИФОН. Я умру, как того требует истина, я не пойду наперекор своей судьбе, и пусть моя смерть докажет всем вам, что я существовал не только на потеху всякому сброду.
  
   Достает нож и ударяет им себя в грудь.
  
  1-Й НАЕМНИК. Бессмысленная глупость, этим ты ничего не добьешься. Уже завтра о тебе никто не вспомнит.
  
  ГРИФОН. Уйди, не мешай мне отдаться во власть смерти.
  
  1-Й НАЕМНИК. О, как заговорил - отдаться во власть смерти. Да кому не известно, что настоящему Грифону никогда в голову не пришло бы сказать подобное. Так говорят самоубийцы и поэты, а не герои. Какой-то ты надуманный, липовый, насквозь фальшивый... Тьфу на тебя, выродок.
  
   Сплевывает в сторону медленно оседающего на землю Грифона и уходит. Вслед за ним спешат остальные наемники. Пауза.
  
  ГРИФОН. Неужели никто не придет проститься со мной? Матушка, где же ты?
  
   Появляется Зеновия.
  
  ЗЕНОВИЯ. Ах, Грифон, что я вижу, ты умираешь, насмерть пораженный ножами подлых убийц. Покажи мне свои раны... Ну да, тебе недолго осталось жить, вот, достаточно взглянуть на твое израненное, истекающее кровью тело, чтобы понять это. А раны свои покажи всем, пусть все видят, что с тобой сделали и что ты действительно умираешь. А то уже ползут всякие слухи... Ты узнаешь меня, Грифон? Это я, Зеновия, я прокляла тебя вчера за бунт и бежала из города, а сегодня прощаю и заклинаю тебя простить всех своих врагов и умереть...
  
  ГРИФОН. Остановись, к чему теперь твоя болтовня? Я в самом деле умираю. Где моя мать?
  
  ЗЕНОВИЯ. Зачем тебе мать, если даже меня ты не хочешь выслушать?
  
  ГРИФОН. Но я умираю...
  
  ЗЕНОВИЯ. Это яснее ясного. Так и должно было случиться, я вовсе не удивлена. Я пришла проститься с тобой.
  
  ГРИФОН. Всего ты не знаешь, тебе, похоже, не успели донести. А выслушать тебя я еще успею. Но матушка... впрочем, Бог с ней.
  
  ЗЕНОВИЯ. Она не придет. Скверные людишки внушили ей, будто ты вел себя недостойно, и теперь она не склонна прощать тебя. Это нечестно, мерзко, правда, Грифон? Это что-то из ряда вон выходящее, и я не сомневаюсь, твоя мамаша сама роет себе могилу. А я... позволь мне стереть кровь с твоего лица и всплакнуть немного...
  
  ГРИФОН. На моем лице нет крови.
  
  ЗЕНОВИЯ. Мне виднее, Грифон.
  
  ГРИФОН. Я выхожу из игры, Зеновия.
  
  ЗЕНОВИЯ. Да, чтобы завтра начать новую.
  
  ГРИФОН. Нет, чтобы уже никогда не просыпаться.
  
  ЗЕНОВИЯ. Какой вздор! Скажи, милый, ты что, не хочешь простить своих врагов, всех этих разнообразных негодяев?
  
  ГРИФОН. У меня нет врагов.
  
  ЗЕНОВИЯ. Неужели сейчас, перед лицом смерти и вечного блаженства на небесах, ты не в состоянии кротко и с любовью взглянуть в глаза тех, кто предательски сокрушил тебя... это... ну, этим, орудием смерти? Подумай, что скажет Бог о твоем упрямстве. Одумайся, Грифон, заклинаю тебя твоей совсем не напрасно пролившейся кровью!
  
  ГРИФОН. Всю жизнь я один и был себе врагом, однако нынче я проснулся... впрочем, лишь для того, чтобы увидеть, как ничтожно мое прошлое и что будущего у меня нет... такие вот дела... Я проснулся, чтобы уснуть уже навеки, причем, надеюсь, сном здоровым, крепким, мирным. Не какие-то мифические враги убили меня. Я сам... Я один вправе решать, жить мне или нет. Я сам ударил себя ножом.
  
  ЗЕНОВИЯ. Ты бредишь, это агония. А как же... как же Джида?
  
  ГРИФОН. Джида - клоун, марионетка. Он ушел, бросив меня на осмеяние. Но он не учел, что я уже не прежний Грифон. Я существую.
  
  ЗЕНОВИЯ. Он бросил тебя, не убил? Но ведь это предательство! А как же я?
  
  ГРИФОН. Если кто и не существует, так это Джида, ваш новый господин. А ты... Если ты веришь, что Джида, а вместе с ним и этот город существуют...
  
  ЗЕНОВИЯ. Господи, Грифон, что будет-то? Значит, правду люди шептали, что ты повел себя неправильно и дал маху?
  
  ГРИФОН. Я умру. Нам пора прощаться. Когда-то я любил тебя, и это был сон, но этот сон мне приятно унести с собой в могилу. Пора нам сказать друг другу последнее прости.
  
  ЗЕНОВИЯ. Подавись ты своим последним прости. Тоже, нашел, называется, панацею! Ты подумал обо мне, о наших детях?
  
  ГРИФОН. Я вовсе не обрекаю тебя на нищету и забвение. Ты будешь жить в тени моей славы.
  
  ЗЕНОВИЯ. Какой славы, безумец ты этакий? Город изгонит тебя и, чего доброго, меня вместе с тобой. А я не желаю. Мое место здесь. Ты хоть как собака подыхай, дело твое, а мне с тобой не по пути. Я вывернусь. Где наша не пропадала!
  
  ГРИФОН. Мой конец близок, Зеновия.
  
  ЗЕНОВИЯ. Чепуха!
  
  ГРИФОН. Я изо всех сил ударил себя в грудь ножом. Посмотри, убедись.
  
  ЗЕНОВИЯ. Я уже говорила, что твои раны выглядят вполне убедительно, но я же не знала, что ты сам это придумал, а вовсе не Джида пристукнул тебя. Ты дал лишний повод для насмешек, и больше ничего.
  
  ГРИФОН. Ты не веришь, что я умираю?
  
  ЗЕНОВИЯ. Разве можно чему-то верить здесь, в этом городе? Если ты и умрешь, это будет какая-то другая, неизвестная игра, которой город все равно не поверит. Так что не обманывайся, дорогой. Я люблю тебя, какой ты ни есть, и это, может быть, единственная правда.
  
  ГРИФОН. Я всегда был немножко груб с тобой, Зеновия, отчасти легкомыслен, я не понимал тебя, прости.
  
  ЗЕНОВИЯ. Оставь, Грифон. Мы проиграли...
  
  ГРИФОН. Но ты выкрутишься?
  
  ЗЕНОВИЯ. Я постараюсь. Мы проиграли, и тебе незачем тут валяться. Какие у тебя планы? Отправляйся, куда хотел.
  
  ГРИФОН. Но разве я, умирающий, не должен проститься с тобой?
  
  ЗЕНОВИЯ. Простись лучше с городом.
  
  ГРИФОН (откидываясь на спину). Все кончено, Зеновия, прощай! Не забывай своего бедного Грифона!
  
   Издалека доносится шум.
  
  ЗЕНОВИЯ. Слышишь? Это те, против кого ты вздумал бунтовать, идут принимать поздравления. Вставай, Грифон. Будь мужественным до конца, сумей достойно принять горечь поражения. И уберись лучше отсюда поскорее, если не хочешь, чтобы торжествующие господа затоптали тебя. Уступи им дорогу. Вдруг это спасет тебя от участи паяца...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"