"Нам нравится эта работа - называть вещи своими именами"
(Карл Маркс)
"Не спрашиваю, "от чего" ты свободен,
спрашиваю - "для чего".
(Фридрих Ницше)
Битиё формирует сознание.
Солнечное субботнее утро началось с главного вопроса философии. Судя по матерным крикам потерпевших, бутузили моих сотрудников - бывших радетелей совести за общечеловеские ценности. Состоявшиеся национал-предатели числились на сегодня дежурными дворниками. Им загодя выдали казённые кирзовые сапоги, серые суконные фартуки, дворницкие медные бляхи и мётлы. И каждому - по свистку на шнурке, это чтобы если что трель пустить. Бывшие представители одной из древнейших профессий обязаны были на вверенном участке подметать территорию и следить за порядком - пущать или не пущать. Как демоны Максвелла. И вот их, демонов, заметелили.
- Я не диссидент! Я - профессионал, - кричал, срываясь на фальцет бывший главред Алексей Алексеевич, среди офисных послушниц известный как Але-Але.
- Не трогайте моих либеральных воспитаний там и здесь! - взвизгивая, вторил Виктор Анатольевич, по кличке Витя-матрас. - Я буду жаловаться. Моё эхо докатится до Европы.
- Сейчас ты у меня докатишься! - проникновенно грозил незнакомый голос. - Потому как Европа ваша в полной континентальной жопе.
Я сполоснул лицо водой из алюминиевой кружки, что простояла ночь на подоконнике, и вывел на монитор красивую цветную картинку. Вот чем хорош современный мир? Можно сказать неприличное за углом общественного туалета, а услышит весь мир, потому что там будут камеры. Если же про камеры знать, там будет приличие и порядок. А если глаза и уши везде? Правильно. Благоденствие.
В кустах шиповника возле пограничных ворот в желтую диагональную полоску возился и елозил по траве клубок из человеческих тел. Какой-то мужик спортивной наружности, оседлав загривок и схватив за уши моего мальчика для битья, интенсивно тряс его головой, полагая, видимо, что это мусорное ведро, и он таким образом может вытрясти из него мусор.
- Не хандроз же он ему лечит, - резонно подумалось мне.
Над ними, размахивая туловищем как шваброй, маячил неугомонный Але-Але. Раз за разом он пытался просунуть свои руки-плети незнакомцу под мышки. Но у него не получалось. Алексеич всхрапывал, цокал языком, приплясывал, притоптывал и пускал в камеру солнечные зайчики своей цензурно-католической лысиной. Проще говоря, имитировал активность по спасению товарища по цеху.
Но тут не выдержала издёрганная голова Виктора Анатольевича.
- Владимир Владимирович, - лязгнула она зубами. - Наших бьют.
- Вы под это подписывались, - констатировал я. - И давно бьют?
- Достаточно, - процедил спортсмен. - Покайтесь ужо, грешники.
- Он первый начал, - погрозил небу Але-Але, поправляя очочки.
- Мы между прочим при службе! - пискнул Витя-матрас.
- Удивил козла капустой, - сказал я. - А я по вашему - где?
- За решеткой, - не сговариваясь сказали все трое и как по команде прекратили активные действия.
- Кхм. Может прокрутим запись?
- Не надо запись, - притопнул ножкой Алексей Алексеевич. - Я сказал, что у любого поцреота руки в крови.
- И?
- И что мы вместе с некоторым меньшинством исповедуем ценности, отличающиеся от тех ценностей и тех традиций, которые исторически укрепились здесь и там, - он махнул рукой в меня, а потом за ворота.
- Всё?
- Всё-всё.
- Врёт ведь, гнида либеральная, - радостно сообщил незнакомец и для острастки ткнул Анатолича кулаком под ребро.
- Вру, - взблеял дежурный по метле. - Потому как склонность имею, ага. Мы ему, представляете, взятку предлагали. А он...
- Сколько?
- Муллион.
- Даю десять, - быстро сказал я. - И курортное жильё на атолле до конца ваших дней за государственный счёт.
- И как долго продлятся мои дни? Три, два, один?
- Глупости. Vip-жену дадим. Волочковскую какую-нибудь. Соглашайтесь.
- Я за Россию болею.
- Мы вас вылечим.
- Только попробуйте.
Незнакомец невзначай поставил ногу на спину несостоявшемуся драматургу и начал отряхиваться. Его строгий в полоску водо- и огнеупорный костюм от известной на всю страну специализированной швейной фабрики "Шанс претендента" слегка пообмялся. Гость наконец повернулся. И я увидел на посконном круглом лице глаза - как две дырки у двустволки.
- Давно хотел, - сказал он, целясь зрачками точно в камеру, - Познакомиться с вами лично.
- Становитесь в очередь, - посоветовал я. - Теперь, пожалуйста, снимите туфлю с Виктора Анатольевича. Он вам её почистит. Обувная фабрика "Скороход", полагаю?
- Верно полагаете.
- Предпочитаете отечественную продукцию?
- Конечно.
- Ваша фамилия Иванов? - уточнил я, глянув появившуюся подсказку. - Александр Сергеевич?
- Вы же читаете.
- Разумеется. Так, обозначьте вашу идею. По возможности, самую суть. Сжато, лаконично. Какую политическую платформу собираетесь предложить народу. Предупреждаю. Заказчик не приветствует либерализм, тоталитаризм, капитализм... Ну и, сами понимаете, всё, что ниже по социально-политической лестнице. Мы это проходили. Если есть что новенькое, прошу. - Я приглашающе развёл руками.
- И еще. Все ваши оппоненты выступают за правовое государство. Что такое правовое государство? Это соблюдение действующего законодательства. Что говорит действующее законодательство о политической системе? Нужно получить разрешение местных органов власти. Заключите договор. Идите и реализуйте. Если нет - не имеете права. Вышли, не имея права, - получите по башке дубиной.
Небо было сине, солнце в злате и серебре. Курлыкающая журавлиная стая тевтонским клином махала крылами на юга. А драчливые галки и дрозды прыгали с ветки на ветку, гадили и ругались.
- Па-анятно, - кандидат вздохнул и расправил плечи. - Предлагаю уголовную ответственность власти за свои поступки.
- Это конец, - трупно побледнел Алексей Алексеевич и вытянулся лицом.
- Приплыли, - согласился Витя-матрас, сунул свисток в рот и просвистел боевой сбор...
Через три месяца затишья засветился Он. Не зелен, не сед, но с этим стальным прищуром и желваками, когда и до алого паруса рукой достать, и рельсы по вечной мерзлоте проложить - раз плюнуть. Блондинистый. Сероглазый. Но с усами. Но обещанный. Я, по правде, уже скучать начал, за Отчизну волноваться. А тут он, как солнышко в конце полярной ночи.
Камеры и микрофоны включены. Изображение на экранах, звук в наушниках. Место встречи взвело курок.
- И куда? По этой дорожке?
- По ней, родимой.
- Она из жёлтого кирпича.
- Все дороги к Изумрудному городу из жёлтого кирпича.
- А вы что ли волшебник?
- Догадливый.
- По́ шло.
- Зато действенно. - одёрнул я. - В Одноклассниках только один ник Нео.
- Согласен.
- Ну, Морфиус, не подведи, - шепнул я самому себе, включил интерком и постучал ногтем по микрофону. - Проверка связи. Тук-тук. Кто там? Это я, почтальон Печкин. Товарищи враги Отечества, настал час нашей расплаты. Явился Избранный. Одно из двух. Или мы учим его уму-разуму, и он указывает нам всем на дверь. Или ломаем ему рога и он, топоча копытами, удаляется в сторону моря. Приготовились. Гражданка Собчак учтите, это не Дом-2, любить вас никто не будет. Итак, он сказал: поехали...
Александр Сергеевич шёл лёгкой, пружинистой походкой. Дистанция в восемьсот пятьдесят метров. От входа на территорию избиркома до моей каморки. Для прошедшего сквозь бюрократические рогатки - сущий пустяк. Видно было, что в радость кандидату эта погода с редкими покрасневшими листочками на ветках. Что нравится ему сухой ветерок скользящий по коже и небо над макушкой, выкрашенное в индиго. И домики в пастельных тонах. Белые занавески в зелёный с красным цветочек. Аккуратные оградки, ещё пахнущие краской. Даже молодые клёны, выстроившиеся по линейке вдоль дорожки и машущие листвой, как пионеры флажками.
Настроение у чела было приподнятое. На душе ни песчинки, в глазу ни соринки. Вот и вышагивал словно на параде. Соблюдая осанку, выставив голову как штык, приподнявши подбородок и демонстрируя идеально косой пробор по-польски - слева от линии носа.
Всё бы ничего. Почти само совершенство. Вдох-выдох, отмашка левой. Но не в силах был Александр Сергеевич, голубчик наш, поэт восходящего дня, совладать с глазами. Зыркал герой и стрелял по сторонам, в ожидании подвоха.
- И то правильно, - профессионально отметил я эту его особенность. - Нельзя расслабляться. Ох, нез-зя. С его-то будущей работой. Съедят.
Вот он поравнялся с первым домиком, миновал крыльцо. Ставни распахнулись.
Стал Александр Сергеевич лицо поворачивать, да не успел. Ку-ку. Метнувшаяся навстречу рука длиною была метра полтора, не меньше, и походила больше на волосатого питона с пудовым кулаком вместо головы.
- Йэх! - всхрапнул кандидат и отлетел к противоположному, через дорогу, домику, как вспорхнувшая куропатка.
И упал, обломавши крылья и штакетник.
"Отлично, Коля! Свинг слева. Не напрасно налогоплательщик отстёгивает копеечку, - подумал я, фиксируя скользнувшую в глубину комнаты гигантскую тень со скошенным назад лбом. - М-да... И какой умник додумался, что неандертальцы вымерли сто тысяч лет назад? Антро-по-логи!"
Тело кандидата возлежало в конце траншеи вспаханной им клумбы и не подавало признаков. Я взглянул на секундомер. На счёт "пять" Александр Сергеевич встрепенулся, сел и потряс головой. На "шесть" - завозился и закряхтел, на "семь" встал на карачки; на "восемь" - вытянулся в полный рост и посмотрел через дорожку в сторону закрывшихся ставень.
- За что?
- Было бы за что, уж не встали бы.
- Понятно, - его глаза встретились с моими. - Владимир Владимирович, почему вы, якобы патриот, не отдали под суд Семью, олигархов? Не назначили пересмотр итогов приватизации? Не провели национализацию?
Я вздохнул и укоризненно покачал головой:
- Молодой человек, я ошибочно полагал, что деньги решают всё.
- А теперь?
- Золотой телец - бог другого народа.
- Ну а Рохлин, Квачков?
- Поэтому я по эту сторону решётки, а вы по другую.
На экране высветилась статистика, и я выдавил из себя скупую улыбку:
- У вас отличный результат! Четыре лишних секунды и мы помахали бы вам ручкой.
Кандидат потрогал взбухающий на лбу желвак, сморщился и сплюнул в ромашки передний зуб.
Зря конечно. Потому что позади отворилась расписная, под хохлому, дверь. В проёме возник заиндевевший стакан апельсинового сока, грациозно перевернулся и вылил на Александра Сергеевича содержимое.
- Хааааааааааааа!.. - протяжно выдохнул кандидат, делая олимпийский прыжок с места. - Холодно же... Сдурели совсем!
"Есть у Бори опыт, есть. Несомненно. Приобрёл в девяностые в трудных дискуссиях. Не отнять. Да и герой наш, прям хоть за золотой медалью отправляй", - согласился я, наблюдая разворачивающиеся события.
Покрытый мурашками Александр Сергеевич вытанцевал на дорожку и, пытаясь разглядеть на спине расплывающееся пятно Роршаха, по инерции шагнул назад. Ну и... получил пинок под крестец. Само собой. Только и мелькнула нога в гольфе и бутсе из очередной раскрывшейся двери. Фалды пиджака взметнулись и опали, а надежда народа и Отечества растянулась посреди лужи, в расчётной точке.
"Молодец Андрюха, - отметил я, ставя очередную мысленную галочку. - Не растерял навыков. Футбол должон служить людям".
Кандидат, фыркаясь, отжался над водой, поглядел вниз на грязевые струйки, стекающие в место упокоения, и принял неординарное решение - сел. В лужу.
- Что-то не так? - проявил я любезность. - Вы же мирный гражданин. Учитель истории. Зачем вам это нужно?
- Я хирург. Буду резать по живому и изымать лишнее.
- Зачем это? Резать, изымать? А по мягше как-нибудь нельзя?
- Нельзя. Больной при смерти. От ваших мякишей у его живот вспучило. Непроходимость. Нет, будем резать.
- Гомофобия? Опиум для души?
- Извращенцев в распыл, без суда и следствия. Акт линчевания, как гражданский долг перед потомством.
- Народ?
- Народ должен знать, кто его герои.
Александр Сергеевич отшвырнул пиджак, вскочил, по-спринтерски изогнулся и теодолитным ходом, стараясь не приближаться к домикам, бросился в мою сторону...
Я вздохнул и нажал сигнал "Общий сбор". Тут же в кустах мелькнула до боли родная конопатая физиономия Толика, отстрочившего положенные двенадцать пуль в молоко; возникли и пропали деревянные солдаты с деревянными "калашами" на деревянной Iveco; тут же взлетела в небо, рассыпая стружки, фанерная "Булава" и, прежде чем развалится, выронила в пруд, за домом, дырявую боеголовку...
Распахивались и захлопывались окна и двери, из них под ноги бегущему летели бусы, леденцы, колбасы, ампулы против куриного, свиного и козьего гриппа. Толстые и худые, симпатичные и, прямо скажем, страшные и не симпатичные мужчины и женщины бросались на перевес, кто молча, кто с криком, уже не стесняясь своих известных на всю страну наружностей, намерений и возраста. Терять им было нечего - они итак всё потеряли. И потому казались как львы. Хотя были из них козлы, ослы и бараны. Но больше всех - паразиты. И все бывшие. Все проворовавшиеся, потерявшие честь, достоинство, совесть и Родину.
- Ату его! Хватай! Держи!..
Пол под ногами тряхнуло. Потом ещё. Я стал считать. Один, два, три... Чёртова дюжина. Мигнул свет. Импортная аппаратура приказала долго жить. С ней согласилась резервная. Тогда на помощь пришла "Мёртвая рука" и конец света кончился.
Когда в уши сквозь звон барабанных перепонок пробилось воробьиное чирканье и дымовая гарь рассеялась, под окном обозначился сгорбившийся Александр Сергеевич. Он тяжело дышал и сквозь прутья решётки нехорошо смотрел на меня.
С неба посыпались пух и перья. Я поднял глаза. Тевтонский клин таки врубился в крякающий беспредел.
- Закурите? - поинтересовался я.
- Не курю.
- Спортсмен! Надо же.
- Вы мне зубы-то не заговаривайте. Договор? Или как?
Я помедлил с ответом. Кандидат претерпел явные метаморфозы. К добавленному выше прибавились: лапша на ушах, подпись губной помадой на расцарапанной ногтями щеке "от Ксюхи с любовью"; отсутствие рукавов на рубашке; следы ожогов от сигарет; обрывок женского плаща цвета беж, переброшенного через плечо, с надписью на спине: "А я одна такая умная тут стою, а вы..."; судорожно сжатая в руке раскрытая чековая книжка с незаполненными страницами; из-за пазухи - раздутая от антибиотиков куриная ножка Буша с потёками парафина; пачка баксов в кармане штанин, толщиною с докторскую колбасу, перевязанная резинкой, и пара мужских стрингов на месте галстука.
На оба подбитых глаза, надкушенное ухо и прочие мелочи вроде двух-трёх огнестрельных и одного ножевого ранения, я не обратил внимания.
- Не так быстро, - и кивнул влево, на палатку возле крыльца.
Прихрамывая и промакивая раны ладонью, кандидат развернулся, а я нажал кнопку в подоконнике. Александр Сергеевич проковылял ко входу, по пути избавляясь от подарков и гостинцев, и отдернул полог.
Сидящая за столиком парочка повернулась на свет и, под щёлканье фотокамер, изобразила: che-e-se.
- Ну вот, здрастье вам. Явился, - вальяжно подбоченясь, тут же скривился первый. - Прихлебатель. Борец за народное счастье. Типо отэц родной.
- Вам бы нахамить, либеральный вы наш, - одёрнул его второй и, приподняв над макушкой будёновку, приветливо сощурился. - Мы вас ждали, товарищ.
- Какой он вам товарищ? Мерзавцы! Подонки! Негодяи! Вы где были в девяносто третьем? Почему не вывели народ, не поддержали? А в девяносто шестом? Кстати, неуважаемый, что вы делали до́ семнадцатого года?
- А кто это заявил, что кто больше заплатит, с теми и будем работать? Сапоги вон лучше помойте. В Индийском океане.
- Штааа?..
Я присел на топчан, подвёл время на таймере, воткнул беруши в уши и смежил веки.
Когда прозвенел звонок, я выглянул. Колышки, привязанные к верёвкам, отплясывали возле лунок чечётку, а на месте палатки, под взвизгивающим, блеющим и дергающимся брезентом, скакали и прыгали большие, ну очень большие, кегельные шары.
Я принюхался. Нет, лосьоном для бритья здесь и не пахло.
Александр Сергеевич, перевязанный крест на крест бывшей рубашкой, как гренадер на привале, скучающе сидел на складном стульчике и насвистывал "Марсельезу". Увидев меня, поднялся.
- И что?
- Лихо у вас получается. У кого учились?
- На ваших ошибках.
- Странно. Обычно наступают на те же самые грабли.
- У меня лопата. Я ваш могильщик.
- Кхм. Как скажете, - я взял с полки папку, авторучку и протянул ему сквозь прутья. - Хотя время. Время идёт, - я обозрел небосвод, оценивающе посмотрел на солнце. - Обедать, однако, пора.
- Мне спешить некуда, - Александр Сергеевич раскрыл папку и впился глазами в страницу.
- Вам здесь читальня что ли? - я попытался выдернуть документ. - На двадцать пятой страничке оно и есть. Подписи обеих сторон. Печати.
В образовавшейся тишине хрустнула зубная эмаль. Кандидат поднял голову:
- Вы что же, прохвост, мне подсовываете? Думаете, что после всего этого, - он кивнул себе за спину. - Я нюх потеряю? - Он вернулся к тексту и ткнув пальцем в страницу, процитировал, - ...неустановленные лица в неустановленном месте в неустановленное время провели неустановленную операцию по...
- Стоп, стоп, стоп. Я понял, - и протянул Правильную папку. - Ну вот опять. Справились же. Плюсик вам. Галочка. Всё по науке - договор пре́жде читают. Уже потом подписывают. Не обманешь вас. Поднаторели.
- Поднатореешь тут. Чуть страну не угр-робили!
- Кстати. Чемоданчик. С красной кнопкой.
- Кнопка теперь не у меня, а у народа.
Александр Сергеевич отступил, вытащил из кармана штанин сложенные вчетверо листки бумаги, расправил, откашлялся и начал читать вслух:
- Первое. Федеральное Собрание и Президент избираются на защиту народа от духовного и материального ухудшения жизни.
Второе. Плохая организация защиты граждан Президентом и Федеральным Собранием является не имеющим срока давности преступлением против народа.
Третье. В рассмотрении данного преступления членом суда народа над Федеральным Собранием и Президентом является каждый гражданин...
Время, что кандидат зачитывал программный текст, принимая тем самым присягу, я и команда моих подопечных стояли не шелохнувшись, по стойке смирно. Камеры, что демонстрировали этапы прохождения Александра Сергеевича, теперь сосредоточились на Объекте. Они фиксировали мимику, движение глаз и пальцев, перелистывающих страницы; они "отъезжали", показывая панораму и "приближались", чтобы зрители могли оценить лицо, в профиль и в анфас, каждую его складку, морщинку и как следует запомнить. В кругу семьи, в офисе, в цехах заводов, в казармах. Чтобы при случае пожать руку, передать личное "спасибо". За чистые улицы, светлые города и уютные квартиры. За самое лучшее образование и медицину. За сытые и обеспеченные годы. За детей и стариков.
Или сыскать в самой далёкой и глубокой дыре, выкрасть из-за бугра. И наказать по Закону. Если обленился. Если запустил руку в государственный карман. Или не заметил, совершил непростительную ошибку, что привела к несчастью страны, города. Или человека.
Ведь это был их Президент! Самый ответственный винтик в государстве.
Софиты погасли. Камеры прикрыли чувствительные глаза.
Иванов захлопнул папку, подступил к решётке и посмотрел на меня:
- А что, Владимир Владимирович, неплохо на вас костюмчик сидит. Согласитесь. Милая такая полоска.
- Не говори гоп, герой, - поморщился я, обесточивая аппаратуру. В голове уже роились мысли о новом сценарии, который придётся изобретать для следующего кандидата. Нужно быть готовым ко всему. Кто знает, может этот продержится месяц, может год. А вдруг исхитрится не ошибиться и прослужит и пять, и десять лет. Станет народным героем, настоящим спасителем Отечества.
Я сделал свои дела и поднял на Президента глаза:
- Иди уже. И запомни сегодняшний день. Споткнёшься - лишний костюмчик всегда найдётся. Ты главное работай. Честно. А то замочим. Даже в сортире...
(C) Yeji Kowach /Ноябрь 2010 г./
|