Аннотация: О сомайлийских пиратах и чудесном спасении пана Креатита. Опубликовано в сборнике "Авантюра по имени жизнь"
ПИРАТЫ АРАВИЙСКОГО МОРЯ
В детстве Фарах Барокко рыбачил в бассейнах Могадишо. У него всегда была удочка в волосах и полный карман мышей.
- Зачем они тебе, Фарах? - спрашивали пловцы со дна. - Ни одна черепаха или медуза не клюнет на такое.
Барокко мотал головой и смеялся с эфиопов в кулачок. В отличие от чистокровных сомалийцев, все они носили плавки из перьев, которые практически не прикрывали колен. На их ногах не росло волос, что было признаком лживости. Дедушка Фараха учил не верить эфиопам, чем малыш и занимался.
Мальчик хихикал и рыбачил вовсю, топя мышей одну за другой. Трехлитровая банка для улова пустовала, но он не унывал. Даже подводный писк разодетых в драгоценности барышень не пугал его.
Никто не знал, что эфиопы делали в столице Сомали. А между тем ответ находился на поверхности: они просто купались.
Иногда к Фараху приходил дедушка. Он был пенсионером, поэтому бездельничал. Старик садился на краешек бассейна и свешивал обглоданные акулами ноги.
- Твои глаза видят посюстороннее, - говорил он, показывая на припаркованные у воды порше и палантины.
Парень кивал - он и впрямь имел мощное зрение.
- Петух или курочка? - спрашивал дед, показывая на табачный куст.
- Цыпа, - правильно отвечал Фарах, за что получал табачного цыпленка.
Он съедал его, не отходя от поплавка, а дедушка с умилением расчесывал на теле укусы леопардов.
Чаще бок Фараха Барокко грел старый друг - Мохаммед Джубаленд. Его подмышки давно поседели, а глаза прятались за морщинами. Малыш целовал в его щеку и раскрывал все секреты.
Он рассказывал Мохаммеду, что бабушка - сводная сестра дедушки. В молодости кто-то свел с ней счеты. Она совсем не умеет плавать, но зато хорошо водит машину за нос.
Или - что дедушка не только муж бабушки, но и его папа. Просто он стар, и не хочет, чтобы над сыном смеялись всякие эфиопы. Раньше он служил на подводной лодке, которая плавала где-то возле Дакара, а потом поранила брюхо о мачты затонувших кораблей. Дедушке долго обходился без воздуха, он питался одними водорослями, пока не доплыл до Могадишо, где его покусали акулы и леопарды.
Фарах ловил в бассейне морскую кошку. Это было главным секретом. Кошка не попадалась мальчику на глаза, но тот точно знал, что она прячется между эфиопами. Каждое утро Барокко накапывал свежих мышей и шел на рыбалку, но каждый вечер его банка была пуста.
- Зачем тебе кошка? - интересовался Джубаленд. Он был намного старше товарища, успел пострелять и поваляться в лазарете, поэтому никогда не расставался с автоматом и ранами.
- Я возьму на абордаж корабль, - говорил Фарах. - И потребую такой выкуп за матросов, что мои бабушка с дедушкой перестанут думать о завтрашнем дне.
Мохаммед высмеивал друга, но, когда мальчик все-таки поймал морскую кошку, пожалел о своем поведении. Теперь все плевали на его шрамы и увечья, бабки проклинали его со скамеек, а дети бросались с балконов коровьими лепешками и козьими катышками.
После разговора с бабушкой Фараха родители Джубаленда выгнали его из дому. Он очутился на улицах Могадишо с одним автоматом и повязками. Его окружали наркоманы, торгаши и нищие. Всех их манило оружие, но Мохаммеду хватало патронов.
Когда Джубаленд проголодался, он отправился к бассейну с эфиопами. Он думал подстрелить огромную черепаху и сварить из неё суп. Там он и повстречал малыша, который сидел у воды, но уже без удочки. Фарах ел жареную саранчу со вкусом бекона и любовался мохнатым существом, полоскавшим свежевыбритые ножки.
- Привет, Мохаммед, - сказал Фарах как ни в чем не бывало. - Вот моя киска, её зовут Коброй.
Кобра показала зубки, а потом сказала на кошачьем языке, что у Джубаленда красивые шрамы и руки. Все Могадишо посмотрело на ладони Мохаммеда - розовые, как младенцы с других берегов. Кроме того - у него были тонкие пальцы и готические ногти.
- А ещё я метко стреляю, - похвастался Джубаленд. - Я попадал в глаз адмирала, который выделывался на том балконе.
Он показал на самый большой небоскреб в городе, видный отовсюду.
- Неправда, - крикнул адмирал из бентли, - ты прострелил мне только ухо. Но мне уже пришили новое.
Вояку звали Абдулом Огаденом. Он плавал на той же подлодке, что и дедушка Фараха. Когда та затонула, Огаден жил под водой, где готовил подъем с переворотом в Сенегале. Вместе с химерами и саркодаками он напал на президентский дворец в Дакаре и поужинал его обитателями. Очевидцы утверждали, что на этом незваном ужине адмирал был самым голодным, ел без вилки и ложки, громко чавкал и гладил чешую на животе.
Долгие годы Огаден правил Сенегалом, чудом увертываясь от пуль ассасинов. Ему не нравились покушения, от постоянного напряжения он даже потерял аппетит. Когда плавники снова стали ногами, он убежал в Сомали, где его ждала медаль и солидная пенсия. К сожалению, даже в родном Могадишо он не получил желанного покоя. В него продолжали стрелять по привычке, одним из таких стрелков был Мохаммед Джубаленд.
Адмирал подошел к друзьям и вкратце рассказал о своих подвигах.
- У меня масса опыта, - сказал Огаден. - Если вы хотите захватить судно, без меня вам не обойтись.
Малыш спросил, что такое опыт. Джубаленд пожал плечами, а Кобра сказала, что военные отлично ловят мышей и умеют причинять боль. В современном мире, где боятся поднять палец или открыть рот, такие способности на вес золота. Поэтому она берет адмирала в абордажную команду.
- Вдобавок, - сказала она, - у него честное лицо и много связей в подводном мире.
Джубаленд не совладал с приступом ревности и разрядил автомат в Огадена. Не попав в цель, пули полетели по Могадишо в поисках других счастливчиков.
- Это любовь, - шепнул малышу Мохаммед. - Я возьму Кобру замуж, наловлю мышей и побрею ей ноги. Я...
Фарах был ещё слишком мал, чтобы думать о таких вещах. Он поймал кошку, значит, она была его собственностью.
- Киса принадлежит мне, - отрезал Барокко.
- Если я женюсь на ней, то мы оба будем принадлежать тебе.
Предложения было выгодным, у Джубаленда имелся автомат и красивые шрамы, поэтому Фарах дал согласие. Свадьбу сыграли по пути на пляж. Весь город принялся танцевать ритуальный зар и стрелять в адмирала. Тот лениво уклонялся, а затем обиженно умчался на своем бентли.
На гулянке были родители Фараха и Мохаммеда, они показывали танец живота и ели на брудершафт. Пить им запрещали врачи, более того - каждый был за рулем.
- Завтра молодые захватят корабль, - предвкушал дедушка, - и мы станем богачами. Достанется и вам, ведь мы теперь родственники.
Гости ели вареных слизней, им было сладко, но они кричали горько. Заснули прямо на берегу, где Мохаммед и Кобра проводили брачную ночь. Утром вернулся адмирал. Его машину изрешетили пули, но он был в приподнятом настроении.
- Свистать всех наверх! - крикнул Огаден. - К нам подплывает добыча!
Адмирал видел вещий сон, в котором он захватывал плавучую крепость с желто-голубым флагом. Трюмы фрегата были забиты салом, а на борту грохотали пушки. Все они палили в Огадена, но ядра попадали в молоко.
Иноземный корабль действительно приближался к берегам Сомали. Он плыл из высокогорной Шамбалы, где продавал интернет великим учителям, в северную страну Гиперборею - за новыми картинами и музыкальными дисками. Капитан, пан Креатит, водил знакомство с самим Аполлоном Кикладским, почетным президентом Гипербореи, поэтому получал скидки на все тамошние товары. Сейчас фрегат держал курс на остров Делос - там Аполлон кормил кожу солнечными лучами.
- Мы должны плыть как ветер, - пояснил Огаден, - чтобы перехватить судно.
Друзья разделись и зашли в воду. Малышу не полагались плавки по возрасту, срамные места Огадена покрывала чешуя, а у Джубаленда хватало повязок. Кошка надела откровенное бикини из зубов сетчатого жирафа.
Абордажная команда отплывала все дальше от берега. Когда Могадишо уменьшился до карманных размеров, Фарах приказал сделать привал. Он достал из волос удочку, нарыл червяков и занялся рыбалкой. Джубаленд и Огаден принялись нырять за дровами, а кошка просто загорала на волнах.
Когда вода потушила солнце, друзья стали хлебать уху и кормить косточками индийских комаров.
Тем временем пан Креатит гнал свой корабль в Аденский залив. Стол ломился от сала и чеснока, а капитан пил горилку из горла, не подозревая, что следующий ужин случится нескоро.
- Когда-то я была самой обычной, - сказала Кобра из-под одеяла.
Над головой стояла ночь. Малыш с адмиралом давно уснули, только Джубаленд нес вахту. Он следил за волнами и ласкал грудь жены.
- Я ничем не отличалась от других девушек, которыми полнится Могадишо. У меня не было еды и одежды, каблуков и учебников, прически и роликов. Ничего, кроме черной кожи, живота и отца-пирата, который захватывал фургончики мороженщиков. Впрочем, и его скоро не стало. Папа простудил горло и умер от страшной боли. Я хотела последовать за ним, и доела мороженое из корзинки. Оно даже не зашло в зубы. Тогда я вышла из нашей лачуги, нарисованной мелом на асфальте, и отправилась к бассейну, чтобы утопиться там насмерть. Несмотря на поздний час, бассейн был забит эфиопами, однако я нашла воду между их телами и прыгнула туда солдатиком. Я просидела на дне целую ночь, но не смогла умереть. Эфиопы тоже отказывались убить меня, а когда я попыталась их спровоцировать, выбросили меня вон. Как будто это был их бассейн. Я залезла на баобаб и разревелась на полную обойму. Из глаз полилась вода, и вскоре под деревом выросли колосья пшеницы.
Автомат Джубаленда перебил Кобру. Неподалеку всплыла фашистская подлодка, и Мохаммеду пришлось отправлять её обратно.
- Абордажный ворон прилетел поклевать зёрен. Он был напарником отца, тоже злоупотреблял мороженым, но имел хорошее горло. Ворон рассказал мне, что долго прятался от полицейских в Египте, и только запах пшеницы вернул его в Могадишо. Наевшись досыта, он подобрел и стал моим отцом. Он пообещал мне помаду и сережки, пищу и образование. В тот же день ворон спустил меня с дерева и повел в самый дорогой китайский ресторан, где собирались пираты Сомали. Там звучала мурка и русский мат, а водка текла между столиков. Владельцы зачем-то разбавляли её, подогревали, а затем называли странным словом "сакэ". Я ела салат из бамбука и водорослей, а ворон клевал рис. Под ногами кошка мучила мышку, и мне сказали, что если я хочу стать такой же пушистой, то должна изменить рацион. С тех пор я питаюсь мышами.
Кобра перевернулась на другой бок, её бедра коснулись мокрых повязок Джубаленда.
- Когда ты захочешь детей, тебе придется снять их, - сказала она.
Мохаммед кивнул, хотя не был уверен, что под повязками что-то осталось. В молодости самолет сильно поранил его крылом.
Увидев рассвет, Джубаленд вытащил автомат из-за пояса и подстрелил на завтрак акулу.
- Ворон кормил меня грызунами и рыбой, - сказала Кобра. - Мои лапы и спина покрылись темно-красной шерстью. Как и полагается сомалийским кошкам, у меня быстро зарос живот, но ворон сказал, что это немодно, и купил бритву. Мои уши заострились, а глаза стали как миндалины. Однажды я открыла их ночью, и увидела ассасинов в одежде ниндзя. Они шли убивать бессмертного Огадена. В другой раз я унюхала ворона в небе. С саблей за поясом и попугаем на плече он летел грабить корабль, заснувший в Аравийском море. Я попросилась с ним. Он не отказал мне. В ту ночь я впервые взяла на абордаж судно. Там были какие-то ученые, все в очках и халатах. Никто из них не знал капоэйры, мы легко уложили их на лопатки. Я выпустила на волю бледных крылатых существ. Тем временем ворон набивал мешки лекарствами для больных Могадишо. Мы благополучно вернулись на ветви баобаба, который стал нашим домом. Уже следующей ночью мы напали на круизное судно и наполнили мешки драгоценностями и вечерними платьями. Капитан знал кунг-фу, поэтому ворону пришлось воспользоваться саблей. Тех, кто кричал громче всех, поили морской водой. Мы грабили в свое удовольствие, уже не только ночью, но и днем. Никто не говорил нам и слова. Мы не видели полицейских или военных. В Могадишо не хватало денег на их содержание. Все было чудесно, но одним утром меня остановили штыки. Свирепые бородачи, все карликового роста. Они сказали, что прибыли из Танзании, спустились прямо с горы Килиманджаро. Ворон задолжал им, поэтому они здесь. Они спросили, где он прячется, я послала их на три буквы. Обозвала козявками и сказала, чтобы проваливали из Могадишо, это не их город. В ответ они побрили мне ноги и занялись ногтями. А я недавно сделала новый маникюр... И тогда я сдала им ворона, отвела к баобабу, а сама спряталась в бассейне с эфиопами. Там и прожила последние годы.
- Я бы поступил так же, - сказал Джубаленд. - Он тебе не отец.
Малыш с адмиралом проснулись, громко зевнули и пошли по нужде.
- А я бы отвел их к другому баобабу, - сказал адмирал из туалета.
Все согласились, что это мудрое решение, ведь баобабы похожи друг на друга как березы.
После легкого завтрака команда поплыла дальше. Впереди показались маленькие острова, они веселились, брызгались и размахивали песочными лопатками.
- Когда они вырастут, на них поселятся наши внуки, - сказал Огаден, посолив воду слезами. Он горевал, потому что не оставил наследников.
- Предлагаю устроить здесь засаду, - предложила Кобра.
Малыш кивнул и достал удочку, адмирал окопался поблизости, а Джубаленд поплыл устанавливать мины. Кошка притаилась в тени, которой бросались острова.
В это время пан Креатит смотрел по телевизору заседание Верховного Совета. Он жутко интересовался политикой, поэтому никогда не пропускал передач и выборов. Капитан заполнял бюллетень точно в срок, засовывал его бутылку и бросал в море. Волны приносили бутылку к ближайшему избирательному участку. Чего-чего, а участков в мире хватало. Государство делало все возможное, чтобы украинцы могли голосовать даже из космоса. Нужно было просто зашвырнуть бюллетень на Луну.
Корабль знал куда плыть и без капитана. За годы странствий он подружился со многими странами, ветрами и течениями. Завел он и нескольких врагов, но пан Креатит обещал расправиться с ними при встрече. В каюте капитана стояли вилы, которые предназначались отнюдь не для водной писанины.
Пан Креатит писал только в Интернет. На одном сайте он вел бортовой журнал, на другом не отдавал страну НАТО или России, на третьем просто разглядывал фотографии девушек. У него не было подруги. На корабле не водилось никого, кроме крыс и самого Креатита.
Фрегат несся к маленьким островам, а капитан ерзал перед телевизором. Парламент пытался принять закон Ома, но ему не хватило нескольких голосов. Пан Креатит сразу сообразил, что грядут перевыборы, поэтому стал изучать лица депутатов. Ему понравился усатый парень в вышиванке и толстяк с лицом Брюса Уиллиса. Увы, они были из разных фракций, и капитан задумался, кого выбрать.
Его размышления прервал корабль. Налетев на мину, он корчился и выл от боли. Креатит залез на мачту и посмотрел в подзорную трубу - лишь острова смеялись впереди. Они сказали, что не знают ничего о взрыве. Им не стоило верить, ведь они были ещё детьми. Однако линзы сильно увеличили их.
А потом застрочил автомат. Капитан поймал несколько пуль, вскрикнул и выбросил их в воду. Он приказал пушкам палить по островам, а сам скрылся в каюте. Там он промыл и перебинтовал раны. В это время депутаты проталкивали закон бутерброда.
- Сдавайся! Или сразись со мной как мужчина.
Голос был таким сладким, что Креатиту захотелось воды.
Он обернулся, и сердце застучало в висках. Женщина-кошка. Ноги на всю ширину плеч, руки по швам. Никаких белых ниток. Натуральная шерсть и грудь в обрамлении зубов жирафа. Капитан позавидовал животному.
- Я буду сражаться, - сказал он и потянулся к вилам. Но там уже стоял Огаден в чешуе и адмиральских звездах.
- Как мужчина, - уточнил он, передавая вилы малышу. - Хаджиме!
Кобра прыгнула на него и разодрала китель. Тельняшка окрасилась кровью, бескозырка и ласты прикатились к ногам Огадена. Капитан стонал, все принялись его жалеть, не зная, что пан Креатит давно не видел женщин. Когда застонала кошка, Джубаленд потянулся к автомату. Но он опоздал - всё уже произошло.
- Он изнасиловал мою жену! - кричал Мохаммед. - Отдайте мне его, и посмотрите, что я сделаю!
- Нет, Джубаленд, - отвечал Барокко. - Он мой пленник, я потребую за него хороший выкуп.
Подлечив фрегат, друзья поплыли на нем в Могадишо. Кошка облизывалась на кровати капитана, на её лице читалось удовлетворение. Малыш с адмиралом готовились ко сну, а Джубаленд пытался просочиться в трюм, забитый салом и Креатитом. Но дверь была заперта, а ключ выброшен в Аравийское море от греха подальше.
- Нужно позвать телевизионщиков, - сказал адмирал среди ночи. - Они расскажут о нас всему миру.
Вечером Огадена дернуло включить телевизор, от него он заразился бессонницей.
На экране белел президент Украины. У него было обиженное лицо и руки картежника. Президент жаловался, что у него отобрали всю власть, заставляют ездить по миру, ходить на глупые ток-шоу и плохой футбол. Нигде не дают слова, а ему так хочется рассказать, что раньше было плохо. Все пожирала инфляция, на ушах болталась лапша, но люди боялись открыть рот даже у зубника. Только благодаря ему слепые прозрели и услышали правду. Когда он позвал друзей на площадь, они пришли. Президент не знал, что у него столько друзей, ему было приятно. Они устроили славную революцию. О ней услышали даже в Америке, там наконец узнали, что Украина - это не Россия. Президент плакал, когда слушал гимн своей страны, а теперь у него нет никаких эмоций. Значит, снова настали плохие времена. Друзей испортили деньги, а новых он не завел. Никто не хочет с ним дружить, это печально.
Президент понравился Огадену. Адмирал облизал губы, представив вкус политика. Там был ещё журналист, такой молодой и чистенький, что у Огадена заурчал голодный живот.
- Нам бы таких, - мечтательно сказал он, выключая "Первый Национальный".
В Могадишо обитали телевизионщики, но они пока не обзавелись каналом. Им приходилось использовать чужие диапазоны, ловя их в небе.
Адмирал дождался рассвета и вышел на палубу, где едва уклонился от пули Джубаленда. Тот выстрелил по привычке.
- Клю-юч, - взмолился он, угрожая автоматом.
- Поищи на дне, - предложил малыш. Он шел чистить зубы.
Огаден долго перемигивался с солнцем, а потом громко позвал телевизионщиков. Те мигом спустились с неба, нацелив камеры и микрофоны на адмирала.
- Мы захватили это судно, - официально заявил Огаден, - и взяли в заложники капитана. Его зовут пан Креатит, за него нам заплатят выкуп.
- Он изнасиловал Кобру, - провыл Мохаммед Джубаленд.
- Большой выкуп, - сказал малыш Барокко. - Я не хочу, чтобы бабушка с дедушкой в чем-то нуждались.
- А ещё верните власть украинскому президенту, - добавил адмирал.
Ему было жалко президента. Он решил, что в случае чего может стать его другом.
Уже днем репортаж о захваченном судне увидели в Аддис-Абебе и Дубаях, в Найроби и Джибути. К вечеру о зверствах сомалийских пиратов стало известно всему миру.
"Первый Национальный" показал экстренное выступление президента. Тот много говорил о флибустьерах, от которых настрадался американский народ, а в конце речи призвал свою нацию мысленно сплотиться вокруг пана Креатита.
- Какой красивый язык, - сказала Кобра.
- Хорошо говорит, - сказал Огаден.
- Лучше бы собирал деньги, - сказал Фарах.
Тем временем украинцы всего мира пожелали пану Креатиту спасения. Капитан принял сильнейший энергетический посыл. У него все забурлило внутри, мышцы и аппетит прорезались через полосатую робу. Он принялся поедать сало, которым был забит трюм, и увеличиваться в размерах. Его уши стали такими большими, что он услышал слова президента. Ощутив себя национальным героем, пан Креатит уперся плечами в потолок, напрягся и превратил фрегат в щепки.
Ночью все спали, поэтому не слышали ничего. Один Джубаленд тарахтел автоматом, пока не приземлился в Йемене. Пан Креатит подобрал кошку, поправил месяц на небе и побрел в Украину. Море было ему по колено.
В Эль-Рияде великан увидел репортаж о малыше и адмирале. Их спасли мурены, обнаружив спящими на дне. Рыбы узнали адмирала - тот брал Дакар вместе с их братьями.
- Давайте захватим Могадишо, - предложили мурены.
Барокко и Креатиту так понравилась идея, что они двинулись на город без промедления. Один думал о дедушке с бабушкой, другой просто любил это дело.
Креатит растоптал телевизор и пошагал дальше. Кошка мурчала на его плече. Он спешил вернуть власть президенту.