Львова Лариса Анатольевна : другие произведения.

Жданка и князь-отступник. Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Глава 1
  
  Жданка и Потычиха
  
  Жданка топталась у двери колдовки Потычихи и не смела войти. Такой ужас навалился, хоть домой беги. Ни руку к скобе поднять, ни постучать. Но ведь явилась к заранее оговорённому времени, не самозванкой. Скоро ноги оцепенели от осеннего холода, а ещё больше заледенила мысль: а что будет, если она вот так и останется на ночь у чужой избы, с места не тронется? И кто знает, что случится ночью. Люди-то про Потычиху болтали разное. Разное, но всегда нехорошее.
  
  А в избе что-то творилось: постукивало, громыхало, звучали низкие хриплые голоса.
  
  Жданка закусила губу, пытаясь сдержать слёзы. И ещё ей стало стыдно и горько, что купилась на россказни подруженьки Голубы, солгала матери, что пойдёт на беседу в просторную избу старосты, где время от времени собиралась несемейная молодь. Обмануть родителей - это же всё равно, что обмануть свой Род. И теперь он от неё отступится, не поможет и не защитит.
  
  Жданку затрясло. Еле набралась сил, чтобы сунуть руку за пазуху кацавейки, - не согреться, а хотя бы чуть унять дрожь пальцев. Они нащупали засохший бутон, пришитый с обратной стороны. И прикосновение к подарку Военега сразу поставило всё на свои места.
  
  Она здесь, чтобы поспорить с судьбой, отвоевать место в сердце одного из самых видных парней в селе. И хорошо, что Голуба её пожалела, навела на мысль обратиться к Потычихе. А то Жданка так и лила бы слёзы ночами, а днём от тоски ходила полоротой дурочкой на потеху всем, на злобу родной матушке. И не случайно цветок, однажды брошенный ей Военегом, снял оторопь и дрожь, подарил ощущение тепла. Не такого, как от солнышка или печи, а того, которое родится в сердце.
  
  Жданка сошла с низкого крыльца, будто и не удерживала её там какая-то сила. Путаясь в траве, пробралась вдоль заросшей мхом завалинки. Заглянула в низкое оконце. В избе горела не лучина, не свеча, а настоящая масляная лампа. По печке, по стенам метались чёрные тени. Так бывает, когда в доме толпится много людей. Однако изба пуста.
  
  Одна из теней вдруг бросилась на окно, заслонила его чернотой. Жданка от неожиданности отпрянула, оступилась и съехала на заднице по траве вниз. Эх, поди, на панёве останется след. Матушка прибьёт, и не отговоришься, что просто упала. Но сейчас в селе люди ужинают, никто не закричит вслед обидное: "Зелёный зад! Зелёный зад!" После такого позора одна дорога - в Девичий пруд.
  
  Жданка поднялась, развязала панёву, стала осматривать. Так и есть - среди тканых полос, родового знака, зелёный мазок. Невелик, но в самый раз для злых языков, которым ничего нет слаще, как опозорить девку, уличить её в любодействе до свадьбы. Жданка стала оттирать пятно рукавом рубахи.
  
  - Долго ещё мне торчать у двери, тебя, такую важную княжинку, ожидаючи? - раздался зычный голос от двери.
  
  Жданка вздрогнула, оправила панёву, перепоясалась и шагнула к Потычихе. Срывающимся от волнения голосом сказала:
  
  - Так я... я сама ждала у двери, когда ваши гости уйдут...
  
  - Мои гости?! - повысила голос худосочная и маленькая ростом колдовка. - Пошто облыжно говоришь? Не было у меня никаких гостей! Виданное ли дело - одинокой женщине на ночь глядя гостей принимать!
  
  - Я слыхала звуки в избе... в окошко тени видела... - робко сказала Жданка.
  
  - А нечего в чужие окошки заглядывать! - буркнула Потычиха. - Или заходи, или ступай до своей избы да панёву застирывай. Ишь ты, сама с кем-то на травке прилегла, а в моей избе ей голоса почудились.
  
  - Не ложилась я ни с кем... - заплакала Жданка. - Упала, съехала по траве.
  
  - Так пятно-то вот оно, все увидеть смогут, - ехидно ответила Потычиха. - А гости в моей избе только тебе почудились. Ну как, хорошо это, когда люди не знаючи всякую чушь городят?
  
  - Прости... - всхлипнула Жданка.
  
  - Заходи, - велела колдовка.
  
  Дальше маленьких сенцов она Жданку не пустила, потребовала:
  
  - Ну, принесла откуп за мою работу? Предупреждала, что будет дорого стоить.
  
  Жданка выпутала из концов девичьей ленты кусочек серебра - "честной рубль", который каждый отец дарил дочери на пятый годок рождения.
  
  - Не возьму! - отшатнулась Потычиха. - Ты, девка, умом тронулась! Что свахам предъявишь, когда они тебя после венца станут обряжать? Покажешь себя порченой? Да вся свадьба тут же разбежится!
  
  - Не будет никаких свадеб, если Военег меня не полюбит. А коли полюбит, то докажу свою чистоту кровью, - твёрдо ответила Жданка.
  
  И откуда только силы-то взялись противоречить колдовке.
  
  - Ох, дурная твоя голова, - сокрушённо ответила Потычиха. - Ты же знаешь его заносчивую родову. До кровей дело не дойдёт, если что-то случится против правил.
  
  - Военег... он такой... сильный и смелый. Ему ни князь, ни родова не указ... - еле вымолвила Жданка, а у самой щёки запылали от гордости за любимого.
  
  - Дурная девка, ох дурная, - тихо сказала Потычиха. - Разве тебе мать не говорила, что честным рублём баба сможет отвести беду: ребёнка излечить или сердце мужа воспламенить, если он вдруг охладеет. Но только один раз. А ты из-за любовной блажи хочешь лишить себя того, что всяких любовей сильнее.
  
  - Если Военег меня в жёны выберет, то мне больше ничего не нужно. Без него весь белый свет не мил, - так же тихо ответила Жданка.
  
  А у самой по спине побежали мурашки: а вдруг её сейчас слышат Род, другие боги и духи? Может, даже проклинают, насылают на неё погибель. И всё равно она готова повторить свои слова.
  
  Потычиха покачала головой, но открыла дверь в избу:
  
  - Ну раз так, то заходи. Рубль-то свой прибереги, с дураков платы не берут.
  
  В чистой избе Потычихи пылали дрова в печи, красовались застеленными покрывалами лавки вдоль стен, сиял поставец с посудой. Ни чугунков, ни ухватов и кочерёг, ни квашни с опарой, ни кросна с будущим полотном. И пахнет так, будто шиповник цветёт. В голове Жданки завертелись лишние мысли: когда же колдовка успела растопить печь и где чадящая масляная лампа?
  
  Потычиха дёрнула Жданку за рукав: садись. И тут же со стола исчезло странное полотенце во всю его ширину и длину. Зато появилось маленькое зерцало и много всяких склянок, пучков травок.
  
  - В последний раз тебя спрашиваю: на всё ли ты готова, чтобы привязать к себе Военега?
  
  - Да! - ответила Жданка.
  
  - Отрекись тогда от Рода! - зычно гаркнула Потычиха.
  
  И снова Жданку пробрало ознобом, словно она выскочила из тёплой избы на мороз.
  
  Потычиха показала ей зерцало. А в нём Военег, весело скаля зубы, отбивался от девок, которые хотели набросить ему на шею поясок - захомутать. Так и было в самом деле на беседах, на которые недавно стали ходить шестнадцатилетние Жданка и Голуба. Среди девок они считались перестарками - ко многим уже сватались, а кто-то из ровесниц в своей избе уже тетешкал дитя. Но отец Жданки был суров, а Голубина родова - бедна.
  
  И Жданка отреклась.
  
  Колдовка подала ей склянку с тёмной жидкостью, велела: "Пей, только один глоток. Чуть больше хлебнёшь - сомлеешь, а то и помрёшь".
  
  Жданка пригубила остро пахнувшее, отвратное зелье. Как сквозь сон, она услышала повелительные слова колдовки:
  
  - А теперь приказывай своему любушке, да от души. Говори всё, что хочешь. Чтоб в каждом твоём слове звучала любовь.
  
  Но Жданка, дурная голова, от волнения не смогла высказать ничего, что у неё было на сердце. Только промямлила:
  
  - Военег, люблю тебя... Будь со мной до самой смерти...
  
  Ночами такие слова в мыслях повторяла, такие клятвы давала, а вот как настало время произнести их - так у Жданки словно язык отсох.
  
  А в зерцале всё так же веселился на беседе Военег. Одной девке удалось захомутать его. По блёклой ленте, тёмным волосам и сарафану с чужого плеча Жданка признала подружку Голубу.
  
  - Не получается, - сказала Потычиха. - Не слышит тебя молодец. Так оно и понятно: за колдовство ты не заплатила.
  
  Жданка снова затеребила ленту.
  
  - Оставь свой честной рубль, - велела Потычиха. - Заплатить можешь, выполнив мои три просьбы. Но это будет нелегко.
  
  Жданка быстро-быстро закивала.
  
  - Знаешь Девичий пруд? - спросила колдовка.
  
  Ну кто ж в селе не знал проклятого гиблого места? Днём оно манило прохладой под разросшимися ивами, высокими берегами, с которых можно было и ловить на уду здоровенных карасей, и прыгать в тёплую воду. А вот по ночам от блестящей глади поднимался густой молочный туман, чудились в нём те бедняги, которые не смогли снести обид и разочарований несчастной любви. После заката солнца народ на пруд не ходил. Боялся.
  
  - Хочешь по-прежнему в мужья Военега? Тогда сходишь на пруд, покличешь Нежу. Не сразу, но она к тебе выйдет. Отдашь ей мой подарочек. И ответный дар примешь. Принесёшь мне. Да не вздумай холстинку развернуть и полюбопытствовать, что в ней. Сразу зрения лишишься. А то и того хуже - в пруду окажешься. Ну как, согласна?
  
  Жданка снова кивнула.
  
  - Первую просьбу выполнишь - сердце Военега от всех отвернётся. После другой - он сватов зашлёт. А уж после третьей - навек твоим будет.
  
  - А какая третья просьба? - спросила Жданка.
  
  - Ну и торопыга ты, девка. Сначала первую выполни, - сердито ответила колдовка.
  
  Она подошла к печке и вытащила из закрытого шестка рогожку с какой-то вещью, перевязала её ниткой, взявшейся словно из ниоткуда, протянула Жданке вместе со склянкой:
  
  - Родителям подольёшь, чтобы не хватились среди ночи.
  
  Растерянная девка не глядя взяла всё. Её внимание было приковано к зерцалу, в котором Военег снял Голубин поясок с шеи, отстранил других шутниц и стал пристально глядеть перед собой, даже прищурился от усилий. Показалось, что он старается разглядеть Жданку, которая замерла по другую сторону зерцала.
  
  Потычиха грубо вытолкала свою гостью из избы, в спину крикнула:
  
  - Сроку тебе три дня! Ступай к пруду босая, в одной рубахе, без оберегов. После поймёшь, для чего это нужно.
  
  Вечерняя прохлада быстро выветрила колдовской угар из Жданкиной головы, и девка снова стала сама собой - сильной, смелой, решительной красавицей, у которой на пути не стой - кувырком полетишь. Эх, если б не её судьба родиться вместо третьего сына, который по правилам должен был заботиться о родителях до самой их смерти! Старшему брату, Радомиру, достанется всё богатство старика Ждана, когда родитель сольётся с Родом и ляжет рядом с предками в священной роще. Средний Радовлад отправился в княжью дружину добывать себе славу. А третьего сына не случилось. Появилась на свет Жданка. Вот отец и замыслил взять в семью примака, который не уведёт дочку за собой, станет жить в доме жены. Подыскать достойного было трудно. А между тем Жданка сохла от любви и мечтала выйти замуж за своего избранника. И против неё было всё на свете.
  
  Жданка припустила домой. Нужно было миновать заросли кустов и высоченных трав. В сумерках там никто не ходил: люди опасались тетюнников, зловредных тварей, которым всласть было напакостить человеку. Жданка и сама не раз видела их красные глаза, высматривавшие добычу.
  
  Только подумала о тетюнниках, глядь, а они уже зашевелились в лопухах. Раньше Жданка бы просто убежала, сжимая обереги на шее. А теперь спокойно и важно прошла мимо, презрительно прищурившись на красные огоньки. И они замигали, погасли! Колыхнулись почерневшие по краям лопухи - это тетюнники скрылись в своих норах. Испугались Жданки. А ей самой стало весело от невесть откуда взявшейся силы и власти над нечистью. Ай да Потычиха! Поди, знала, что Жданке будет страшно идти к Девичьему пруду, и чем-то наделила её. Значит, и помочь сможет, привяжет до смерти к ней Военега.
  
  Военег... Голуба... На сердце у Жданки словно кошки заскребли. Не ожидала она от подружки, которая всё знала о её сердечных муках, заигрывания с Военегом. Может, потому Голуба помогала, что её родова бедна, и чванливые зажиточные родители княжьего дружинника никогда не допустят женитьбы на голытьбе? Помогала, и тут же пыталась захомутать Военега...
  
  Жданка скользнула меж соседских дворов к огородам. Там её должна была встретить двуличная злодейка Голуба. Вот сейчас бы задать ей трёпки, сдёрнуть ленту с головы, разодрать ворот рубахи. Обереги забросить подальше... Да какие там обереги-то? Хорошая ведовская работа стоила дорого, вот мать Голубы и насобирала на шею дочки сушёного шиповника, ореховых скорлупок да лягушачью лапку. Людей только смешить такими оберегами, а не нечисть отпугивать и в делах помогать.
  
  
  У самого тына к ней навстречу кинулась Голуба:
  
  - Ну как? Рассказывай!
  
  Жданка ненавидяще глянула на неё и обронила свой вопрос:
  
  - Лучше ты расскажи, как пыталась захомутать Военега!
  
  Голубины глаза налились слезами:
  
  - Как ты могла подумать, что я замыслила недоброе против тебя! Девки к нему пристали, каждая хотела перед его глазами покрасоваться. И я их стала отталкивать!
  
  Жданкин гнев испарился, как лужа под солнцем. Ведь и вправду, человека нужно выслушать и понять, прежде чем набрасываться с обвинениями. Не могла добрая и отзывчивая Голуба пойти против подруги.
  
  - А что я могла подумать, когда увидела тебя с Военегом в колдовкином зерцале? Ты бы сама на моём месте так же подумала! - сказала Жданка.
  
  Голуба затряслась под материнским изношенным платком. Подруга было решила, что Голуба замёрзла. Это только сильную розовощёкую Жданку осенний вечер не мог пробрать морозцем. А вечно голодная, синелицая Голуба всё время дрогла. Но она вымолвила:
  
  - В колдовкином зерцале беседу видела?! Меня с Военегом?! Правду люди сказали: могуча Потычиха! Ну как, она согласилась тебе помочь? И почему зерцало показало не всё? Если бы ты знала, почему я на Военега поясок накинула, то не серчала бы на меня.
  
  - Это тайна! - важно ответила Жданка.
  
  Голуба с восхищением и страхом глянула на неё.
  
  - Ах вот вы где, гулёны-полуночницы! - раздался притворно-сердитый голос матери Жданки. - Всё бы по задворкам шушукались! Небось, про женихов говорите. А мать стой возле ворот, доченьку выглядывай с единой мыслью: только бы быстрей с беседы явилась, не обидел бы кто, не спуталась бы с кем негодным.
  
  Ольга, статная и красивая, погрозила им и швырнула Жданке ведро:
  
  - Собери репки для завтрашней похлёбки! И ты, Голуба, ступай домой. Материнский платок, поди, не греет, иззябла вся.
  
  Своим именем Ольга была обязана дальним родством с княжьим родом. Не княжинка, конечно, но всё равно знатна. Оттого и привычна насмехаться над бедным людом. Жданка всегда сердилась на мать за это. С другой стороны, не могла не уважать за поступки: Ольга, увидев на ярмонке силача Ждана, влюбилась в него и пошла против своей родовы, связала свою жизнь с простолюдином. Правда, Ждан был с богатого двора, да ещё преумножил достаток в княжьей дружине.
  
  Голуба порскнула в сгущающуюся темень, а Жданка согнулась над грядкой, выбирая крутобокую, медово-жёлтую репку. Мать стояла над ней, не отходила. Словно бы чуяла, что Жданка ввязалась во что-то.
  
  Доить коров пришлось поздно. Ольга предупредила дочь:
  
  - С этого дня ты работаешь на скотном дворе. Наймак-скотник поутру взял у отца гривну в долг и не вернулся, коров не встретил. Даже если завтра явится, отец его не примет из-за обмана. Он уже сказал старосте про гривну.
  
  Жданке стало жалко скотника Тита. Хромой и хворый Тит тянул работу на чужих дворах, чтобы прокормить ребятишек сестры. Своей семьи не имел, жил в чужом углу. Такому бы село подсобило в его бедности, но Тит прикладывался к бражке или медовухе. Пьянство всеми осуждалось. И вот теперь против него проведут сход, чтобы наказать за обман и стребовать долг.
  
  А ещё жальче было белых рук, на которых Жданка кислым молоком выводила мозоли. Смазывала их на ночь жиром, чтобы кожа не загрубела. По ночам она представляла, как будет ласкать своего любушку...
  
  - Почему молчишь, дочь? Ты целый год сама не своя... Ровно как подменили тебя. Нужно сходить к ведуну, спросить совета, как извести твою грусть-печаль, - с досадой сказала Ольга, попытавшаяся обнять Жданку. - О тяготах работы не беспокойся, скоро отец что-нибудь придумает. Коровок-то шесть голов, да ещё стадо свиней, овцы, куры. Сразу двух наймаков приведёт. Торговля маслицем и сыром в базарный день хорошую денежку приносит. Всё тебе пойдёт. Будешь жить с мужем и детками, как княжинка. А мы с отцом за тебя порадуемся...
  
  Жданка дёрнула густой, красиво выписанной бровью и отстранилась от материнской руки. Какое маслице, сыр и денежка?! Не нужно ей ничего, коли нет рядом Военега. И в лубяной избушке прожить можно, лишь бы рядом с любушкой. Вон Голубино семейство - семеро по лавкам в худой избёнке, при хозяйстве, которое ещё гаже... А смех и песни не стихают. И мать дочке как лучшая подруга.
  
  Жданка ухитрилась плеснуть в тюрю заговорённой на сон водицы, и в громадной избе, почти хоромах, очень скоро всё стихло. Даже две кошки куда-то спрятались. Девка постаралась не шевелиться, глядя в окошко на робкие лунные лучи. И когда они залили избу мертвенным сиянием, тихонько поднялась. Колдовка велела идти к Девичьему пруду в одной рубахе и босой. Даже в тёплой избе Жданку пробрала дрожь: каково это телешом в осенний лес идти? Но она вспомнила тетюнников и решила, что властью Потычихи не продрогнет. А если даже и замёрзнет, то важно ли это? Ведь наградой ей будет любовь Военега.
  
  И тут Жданка спохватилась, что на ночь не поставила за печку плошку с молоком. Ай, нехорошо! Домушник может прогневаться! Сделает так, что опара не будет подниматься, нитки запутаются, а то и вся семья захворает. И Жданка впотьмах плеснула в особенную плошку из кувшина с молоком, прошла за печь, прошептала:
  
  - Батюшка домушник, вот тебе еда, а из избы прочь беда!
  
  Когда повернулась, будто кто-то ткнул в спину и сказал:
  
  - Не ходи!
  
  Жданка выскочила из-за печки как ошпаренная. Домушника ей никогда видеть не довелось, но его помощь была видна во всём: и семья здорова, и изба что полная чаша. Её мысли вдруг повернулись в другую сторону: а так ли уж нужно было привязывать к себе Военега? Жданка - одна из самых завидных невест в селе, и собой хороша, и работяща, и родова крепкая, богатая. Неужто не достойна княжьего дружинника? Правда, Военег ни за что бы не согласился войти в избу примаком, как хотел того Ждан. Но ведь время бежит, а человек меняется. И ещё вспомнилась другая часть поговорки, которую ей сказала Потычиха: "С дураков денег не берут... они сами всё отдадут!" Что же придётся отдать за колдовской обряд? А всё батюшка... у него полушки не выпросишь. Прижимист и хитёр, его провести трудно. Для дочки ничего не пожалеет: ни ярких дорогих бус с базара, ни заморского тонкого полотна, ни расписного платка. Но с денежкой невесть на что не расстанется. Украсть Жданка бы не смогла даже ради Военега.
  
  Жданка тряхнула головой. Если решила, значит пойдёт.
  
  Село, залитое яростным лунным светом, показалось ей одурманенным: не было слышно ни собачьего лая, ни других звуков с тёмных подворий. Жданкины ноги не зябли, не ощущали ни камешков, ни щепок на дороге. И она помчалась к лесу, словно полетела.
  
  Лес встретил её кромешным мраком. Однако удалось не наткнуться на ветки, стволы и пни, не свалиться, запнувшись о выступавшие корни. Даже бурелом не помешал: Жданка легко перемахнула через поваленные деревья. Какая-то удаль кружила голову, придавала уверенность: её не тронут ни зверь, ни лихой человек.
  
  А вот когда между стволами показались языки плотного тумана, весь кураж пропал. Бежать придётся вслепую. Жданка глянула вверх, на шатёр переплетённых ветвей. Сквозь их черноту были видны кусочки ночного неба. И свет луны, иглистые огоньки звёзд словно путались в ней, не достигая земли. А ещё показалось, что туман живой: вон кто-то протягивает к Жданке белейшую руку, но ногти на ней чёрные... Или силится ухватить её за рубаху...
  
  Тонкий горестный вой разогнал тишину. Ему откликнулись другие голоса. Туман стал ещё плотнее, окружил Жданку. Те, кто прятался в нём, готовились к нападению!
  
  Жданка привычно поднесла руку к сердцу - но на ней не было кацавейки с засохшим подарком Военега. В голове закружились странные мысли: спастись от страха нельзя, лучше сразу слиться с вязким туманом... Он излечит от сердечной боли, даст покой... и вечность.
  
  Жданка вздрогнула оттого, что возле ног шевельнулись папоротники, прибитые к земле осенним холодом. Сверкнули красные глаза. Но замигали, словно бы от страха. Да это ж тетюнник! Как он очутился в лесу?! Не за ней ли погнался? А может... И Жданка приказала ему дрожавшим от страха голосом:
  
  - Веди меня, тетюнник, к озеру!
  
  Приказала и замерла: а вдруг тварь на неё набросится? Сил-то уже никаких нет её укротить.
  
  Но тетюнник зашуршал сохлыми папоротниками, двинулся вперёд. Над ним раздвинулся туман, луна вырвалась из плена ветвей и пролила робкий свет на тропинку. Жданка ринулась вслед.
  
  И вот уже перед нею блеснула гладь пруда, а над ней, на высоте в полсажени, заколыхался, как живой, туман. Жданка воочию увидела тех, кто когда-то отдал гиблым водам свою жизнь. Все они приглашающе махали ей.
  
  - Нежа! Выйди ко мне! - крикнула Жданка изо всех сил, но тишина как будто съела её голос, таким он прозвучал глухим и слабым.
  
  Жданка облизнула губы: они стали мокрыми, точно она сама только что из воды. И рубаха промокла, и с волос полились струйки. Теперь от обитательниц тумана её отличало только сердце, гнавшее судорожными толчками кровь по жилам. Но она знала: если даст слабину, позволит бесплотным рукам обнять себя, утешить и пожалеть, то навсегда останется возле пруда. Может, и Военег когда-нибудь придёт сюда, вспомнит ту, которой подарил цветок и заронил в её душу сильнейшую любовь. Поймёт дружинник, что ради этой любви и погибла Жданка. И уронит Военег слезу, в мыслях повинится перед умершей и познает, от какого счастья отказался... А вдруг да кинется в пруд и обретёт вечную жизнь со Жданкой в таинственных глубинах...
  
  Жданка почувствовала укол в лодыжку, опустила взгляд вниз. Возле неё сидел тетюнник и сердито мерцал красными глазами. Как ни жаль было расставаться с печальными и приятными грёзами, Жданка ещё раз позвала Нежу.
  
  От тумана отделилось белейшее облако, и перед Жданкой предстала прозрачная красавица. Краем сознания Жданка отметила, что рубаха на ней вышита по вороту, рукавам и подолу узором, похожим на цветы шиповника. А на лебединой шее нет оберегов и бус.
  
  - Вот, возьми, тебе Потычиха передала, - сказала Жданка и протянула Неже увязанную в холстинку вещицу.
  
  Нежа протянула руку и приняла вещицу. Нитки сами по себе упали на травянистый берег. А внутри оказалась часть венца, который надевают на голову невесты перед тем, как идти в священную дубовую рощу, где ведун и староста объявят её женой. До увенчания невеста предъявляет свахам честной рубль.
  
  Жданка почувствовала, что рядом с Нежей ей так же холодно, как и зимой, когда дрогнешь без шубейки на ветру, а босые ноги утопают в снегах.
  
  - Это не всё... - вымолвила Нежа и растаяла.
  
  Жданке сразу стало теплее, будто она и не стоит на пожухлой траве.
  
  Тетюнник снова чем-то кольнул Жданку. И в её голове раздалось: "Беги! Что есть мочи, беги!"
  
  И Жданка помчалась. Только наговорная сила исчезла. Пришлось бегунье надеяться на скорость ног да ловкость. Ей не было равных средь девок в разных играх. Да и с иным парнем могла поспорить. А вот тягаться с густым лесом было тяжко. Жданка два раза полетела кувырком, оставила клочья рубахи на ветках, зацепилась косой о кусты. И если бы не тетюнник, который указывал ей путь, то застряла бы в лесу до рассвета и явилась бы пред строгие очи сельчан вся истрёпанная. Вот разговоров бы потом было! И отцовой плети бы отведала.
  
  У околицы Жданка, едва переводя дыхание, шепнула тетюннику:
  
  - Спасибо... помог... молочка принесу...
  
  Тварь цвиркнула по-птичьи, сменила кровавый цвет глаз на розоватый и шустро скрылась в обжитых лопухах.
  
  Остаток ночи Жданка провела, приводя себя в порядок: отмылась, причесалась, переоделась в свежее. Надела лёгкий кафтан. Тут и утренняя зорька рассеяла полумрак избы. А голоса отца всё не было слышно, видимо, заговорённая водица оказалась сильной. Или Жданка перестаралась и плеснула лишку.
  
  Цепные псы, задорого купленные у горцев, загремели железом, подняли остервенелый лай. Значит, кто-то подошёл к воротам. Жданка отправилась открыть. Псов не утихомирила: мало ли какой человек явился ещё до солнца.
  
  Она открыла калитку и увидела зарёванную сестру бывшего наймака Тита с двумя подростками. У Ждана было много наймаков, но с животинкой лучше всех управлялся Тит.
  
  - С батюшкой твоим бы словом перемолвиться, - сказала женщина без приветствия, впопыхах. Потом стала быстро-быстро кланяться.
  
  Жданка поздоровалась со старшей первой. Она ещё не хозяйка, такая же прислуга во дворе, только дочь Ждану.
  
  - Отец ещё от постели не встал, - сурово ответила ей Жданка. - Мне говори, с чем пожаловала.
  
  Женщина снова заревела, утираясь платком. Парнишки тоже слезу пустили, как малые детки.
  
  - Тит в соседнее село вчера уехал. Матушка померла, а следом за ней и вторая наша сестра. Он задержится. Пусть твой батюшка на него не серчает и не гонит. Суровый он и стребовать работу умеет, но копеечкой нас, бедолаг, не обижает. Вернётся Тит и отработает.
  
  Жданка и посочувствовала сельчанам, и обрадовалась, что Тит гривну не пропил. Однако Ждан и вправду суров, данного слова никогда не меняет. А если вместо него добросердечие проявить? Получится, что отец вроде слово сдержал, только вот дочь поперёк поступила. В сердце-то Ждан справедлив, зачем невиновного заработка лишать.
  
  Сестра Тита истолковала Жданкино молчание по-своему: прогневался на их семью хозяин. Бросилась на колени перед хозяйской дочерью и попросила:
  
  - Мои сынки трижды за вчерашний день отработают! Они сильные, хоть и недоростки!
  
  Жданка пристально оглядела парнишек. Не просто худые, а костлявые. Но в плечах широкие, а мослатые руки все в мозолях. Стало быть, к труду привычные. К тому же наймакам нужно платить больше, чем детям. Жданка сама не подозревала, как оценивающим, расчётливым взглядом напоминает отца.
  
  - Пусть заходят, - важно сказала она. - Станут играть или лениться - выгоню! И долг за Титом останется.
  
  - Не станут! Они сызмальства при хозяйстве! - обрадовалась их мать, вытащила из кармана два сухарика, сунула сыновьям. - Работайте так, чтобы руки-ноги мелькали. Иначе я сама вас вожжами выпорю!
  
  У Жданки защекотало в носу, когда она увидела эти жалкие сухарики. Но она сдержала слёзы, сурово ответила:
  
  - На нашем дворе работников досыта кормят за одним столом с хозяином. - И кивнула парнишкам: - Идёмте.
  
  Она отвела их под навес, где тёплыми месяцами трапезничали хозяева и работники, принесла из чулана горшок со вчерашней кашей, кринку молока и калач. Не успела выставить бадейки из дубовой клёпки для утренней дойки, как со стола исчезла вся еда, которой можно было накормить двух взрослых наймаков. Жданка снова расчувствовалась и хотела было принести ещё калач, но потом решила: "Сытое брюхо от работы тухнет". В обед больше хлеба на стол подаст. Сварит щи с курицей. А на ужин... как поработают, так и поедят.
  
  Вышла мать и повязала голову белым платком - пора доить коров. Удивлённо глянула на парнишек за тыном, которым был огорожен скотный двор, но ничего не сказала. Зато Ждан, появившись на крыльце, гаркнул на жену:
  
  - Это кто такие?
  
  Ольга пожала плечами. Отец перевёл грозный взгляд на дочку.
  
  - Это Титовы парнишки отрабатывают за вчерашний день. У него мать с сестрой разом померли. А платить им нужно меньше, чем наймакам, - зачастила Жданка.
  
  - Так... кто на дворе не знает хозяина? Кому тут слово дано? Кто плётки давно не получал? - с показной злобой произнёс Ждан.
  
  Жданка ринулась со всех ног к бадейкам, подхватила их и скрылась в коровнике на скотном дворе. Отец, сдвинув брови, поглядел ей вслед. Но под его усами мелькнула довольная усмешка. Из дочки выйдет хорошая хозяйка: расторопная, рачительная... Конечно, он как отец должен расстараться, чтобы дочь после замужества не возилась с коровами да в огороде. Жила княжинкой в хоромах. Для этого и копятся денежки. А пока пусть трудится.
  
  Ольга подошла к нему и тихо сказала:
  
  - Ждан... Ты бы не гремел словами на дочку. Она, почитай, уже год тоской исходит...
  
  Ждан охнул:
  
  - Заболела?! Так чего ты молчала! Приведи бабёнку из села для чёрной работы, чтобы дочь отдыхала больше. Лент, всяких полушалков ей накупи... бус и сарафанов... К родне съезди на праздники. У ведуна была? Снадобий принесла?
  
  Ольга рассердилась:
  
  - Ты, Ждан, жизнь прожил и мало что понял. Здорова дочка, на ней воду возить можно. Боль её вся здесь!
  
  И Ольга хлопнула ладонью в грудь.
  
  Ждан высоко поднял кустистые брови и моргнул округлившимися глазами.
  
  - Любит она кого-то... - сказала со слезой Ольга. - Мается ночами, бредит... Помню себя в её годы, когда вся родова против тебя была. Это больно... разрываться надвое.
  
  Ждан тут же из испуганного отца превратился в расчётливого торговца, крепкого хозяина и грозного неприятеля для всех, кто посягнёт на благополучие его семьи. Он поднял выше густую бороду и рявкнул:
  
  - Раньше всё нужно было рассказать! Я б давно дочь замуж выдал, чтобы не маялась ночами! Готовь приданое, а я поговорю с кем нужно. Будет Жданке муж! Любого улещу деньгами. Пусть хоть из княжьего рода. Но жить станут с нами. Хоромы им позже отстроим.
  
  - А если по бедному человеку Жданкино сердечко тоскует... - начала было Ольга.
  
  Но Ждан сжал пудовый кулак и вознёс его повыше, грозя воротам или небу:
  
  - А вот тому, кто наимилейшую мою дочку, красавицу и умницу, хочет заполучить как работницу в полях и на скотном дворе! В порошок сотру!
  
  Потом он одумался, разгладил морщины, привлёк к себе Ольгу и сказал виновато:
  
  - Я себе простить не могу, что свою жену обрёк на простолюдинский труд. А уж кому-то испортить дочкину долю тем более не позволю.
  
  - А если он, наоборот, знатен? И не захочет связать жизнь с дочкой торговца сыром и маслом? - шепнула Ольга.
  
  - Сторгуемся, - уверенно возразил Ждан. - Готовь приданое.
  
  - Всё давно готово, - сказала Ольга и отстранилась от мужа. - Как ты ей честной рубль подарил, так я и начала копить полотна, дорогую утварь, вышивки и украшения. Четыре сундука в горнице видел? Всё Жданкино. И её труда там много.
  
  - Вот только и дела мне, что на женские сундуки заглядываться. Пойду к овинам, проверю, как просохли хлеба. Овёс давно пора на молотилку везти, - ответил Ждан и, казалось, забыл про неприятный разговор.
  
  Но Ольга знала: её муж никогда ничего не забывает.
  
  И точно, после обеда он переоделся в самый лучший кафтан и съехал со двора на двуколке, запряжённой красавцем Лебедем, которого он задорого перекупил у кого-то.
  
  А Жданка подоила коров, вытирая слёзы рукавом. Родители обо всём покричали. Не упомянули только любовь. Без неё Жданка - только в омут, а не замуж.
  
  Потом она готовила обед, перекладывала на грядах лук для лучшей просушки, копала морковь и свёклу, ломала хрусткие толстые листья капусты для кур и свиней. Сама распорядилась работникам вести коней в ночное по подросшей отаве на лугу, разрешила мальцам сбегать домой, чтобы предупредить мать. А ещё сунула им старый калач и два печатных пряника с базара - гостинец от хозяев. Отец, наверное, раскричался бы из-за такого расточительства. Но Жданке понравились парнишки. Они не то что работали на совесть, а просто жилы рвали. Такое старание Жданка, как и её отец, особо ценили. За него ребята и получили в ночное репки - печь на костре, ещё хлеба и кусочек старого мёда.
  
  И только по темноте Жданка вспомнила, что за ней невыполненное обещание - принести тетюнникам молока. Но как со двора-то уйти? Не получится без обмана. Да и ладно. В первый раз что ли? Жданка крикнула матери, что она ненадолго сбегает к Голубе и умчалась, не дождавшись разрешения.
  
  Она не могла видеть, что Ольга бессильно уронила руки на шитьё, горько покачала головой, а потом вытащила из маленького ларца одну-единственную ценность, которая там хранилась - кусочек серебра. Честной рубль. Но он не принадлежал Ольге. Его дала ей чернавка тётки, на чьём подворье выросла сиротка. Ольга знала только то, что этим рублём она может единожды укротить беду или совершить чудо вместо бывшей хозяйки. Но на нём чужая кровь и злодейство. Поэтому Жданкина мать никогда не трогала заговорную вещицу. А вот теперь пришло время помочь единственной дочери.
  
  Жданка подошла к побитым осенними дождями лопухам, улыбнулась без всякого страха, увидев россыпь светящихся красных точек. Её ждали.
  
  Она поставила на землю кринку и сказала:
  
  - Благодарствую за помощь. Вот ваше молоко.
  
  Но тетюнники не двинулись к лакомству. Жданка подумала, что твари остерегаются человека, и собралась уйти. Но окинула взглядом заброшенное, гиблое место. Не зря сельчане обходили его стороной. Чуть дальше лопухов чернел остов сгоревшей избы. То ли от небесной молоньи, то ли от недосмотра хозяев этот дом вспыхнул ещё до Жданкиного появления на свет. Никто не захотел заново строиться на развалинах. А дальше вилась тропка к жилью колдовки Потычихи.
  
  Чёрная печка, потерявшая часть кирпичей, почти полностью скрывалась в могучих полынях с красной жухлой листвой. Жданка передёрнула плечами, потому что не любила разрухи, и повернула назад. Но тут раздался знакомый голос:
  
  - Тетюнники не возьмут подношения, пока не капнешь в молоко своей кровью. Просто уйти тебе нельзя: ты им должна за помощь.
  
  Жданка обернулась так быстро, что взвихрились полы кафтана:
  
  - Вячко?!
  
  - Я самый и есть, - приветливо сказал человек, до невозможности грязный, в лохмотьях вместо одежды.
  
  - Тебя же волки задрали! - воскликнула Жданка, не веря своим глазам.
  
  - Значит, плохо драли! - засмеялся Вячко.
  
  - Где же ты был два года? Почему в селе не объявился? - Жданка засыпала вопросами своего ровесника, сироту, который воспитывался всем селом, но жил в избе Ждана. - Отец так горевал, когда ты исчез. Облаву с княжьей дружиной на волков устраивал, искал твои косточки по лесу, чтобы в дубовой роще земле предать. Нет-нет, даже сейчас иногда вспомнит.
  
  - Я никуда не уходил. Вон там жил в землянке, - ответил Вячко и указал на горелое место.
  
  - И как же ты никому не попался на глаза? А пропитание-то где добывал?
  
  - Не захотел, вот и не попался. Пропитание мне теперь не очень-то нужно, - сказал Вячко, и Жданка заметила, что его глаза сверкнули, как у тетюнников, только жёлтым пламенем.
  
  Она отшатнулась, но всё же преодолела мгновенный страх и храбро ступила на то место, где стояла. Вячко улыбнулся и сказал:
  
  - Теперь понимаешь, почему я прятался от людей? Но село мне родное. Вот и не смог уйти. Все столько мне добра сделали...
  
  - Чем же ты занимаешься? - прошептала Жданка непослушными губами.
  
  - Тем, к чему моё сердце лежит, - коровками. Летом помогаю вашим пастухам-засоням, которые без меня уже всё стадо бы порастеряли. Зимними ночами за скотом приглядываю. Разве дядька Ждан не заметил, что животинку как подменили?
  
  - Отец всё заметил. Даже ведуну в рощу отнёс золотую монетку. Подумал, что это его радение помогло.
  
  Вячко только усмехнулся.
  
  Жданка пошевелила бровями, как отец в минуту раздумья, и решительно задала самый главный вопрос:
  
  - А мне-то почему явился?
  
  Лицо Вячко в сумерках показалось старым и угрюмым. Видимо, он не захотел больше разговаривать с Жданкой. Но после раздумья всё же ответил:
  
  - Ты мне как сестра была. А сейчас ввязалась в страшное дело. Не смог бы я перенести твою погибель. Вот и нашёл тебе помощников.
  
  - Так это твой наказ выполнил тетюнник? А я думала, что Потычиха наделила силой управлять тварями.
  
  - Потычиха наделит... Так наделит, что с бела света сживёт, - добавил Вячко.
  
  - Но она сделала так, что я лесным зверем мчалась, птицей по лесу летела...
  
  Вячко расхохотался, закинув голову. На его шее даже сквозь грязь просвечивал страшный чёрный шрам. И смех был похож на плач.
  
  - Как же так?.. - оторопела Жданка. - Неужто ты и в этом мне помог?
  
  - Неважно, - отмахнулся Вячко. - Сейчас капни крови в молоко и уходи. И да пребудет с тобой Род и благо.
  
  В ответ на его слова зарокотало сумеречное небо, будто собиралась гроза.
  
  - Отреклась я от Рода... - повинилась Жданка, опустив глаза в землю. - Нет теперь мне защиты и поддержки. Попросила Потычиху сделать приворот, чтобы Военег полюбил меня. Она заставила идти к Девичьему пруду.
  
  А когда подняла взгляд, то Вячко исчез, будто и не бывало его. Тетюнники сверкали красными глазами из-под лопухов. Они выжидали.
  
  Жданка подобрала обломанную ветку и её острым концом проткнула палец. Выжала несколько капель крови в кринку и повернулась, чтобы уйти. В спину саданул порыв ветра, и в шелесте сухих трав ясно прозвучали слова Вячко:
  
  - У матери спроси про Нежу...
  
  Жданка остановилась от неожиданности, но не обернулась. А потом зашагала к дому.
  
  Во дворе стояла нераспряжённая двуколка, гневно косил глазом Лебедь, весь по брюхо в дорожной грязи. Жданка громко выругалась, распрягла коня, увела его на скотный двор. Насыпала овса, поставила ведро с водой. А потом сердитая прошла в избу. Даже в сенях воняло медовухой. Что за пир-то средь будних дней?!
  
  Выскочила полусонная мать и отправила дочь на вечернюю дойку, а сама снова ушла в избу. И только слушая, как упругие струйки ударяют с шипением в бадейку, Жданка поняла, что смертельно устала. Шутка ли - двое суток без сна! Но она была согласна не спать ещё столько же, чтобы размотать клубок всех тайн. Однако дела одно за другим цеплялись за руки, и Жданка не остановилась, пока не отлила молока в глиняный подойник для домушника и на утро для родителей и работников.
  
  Хмельные родители спали на лавках у неубранного стола. Это было такое невиданное окаянство, что Жданка топнула ногой, поставила плошку домушнику и прошла в свою горенку.
  
  И ночь наградила её странным и чудесным сном. Жданке привиделась пышная свадьба, только вот среди гостей она не распознала ни одного знакомого. Когда свахи поднесли ей необыкновенной красоты венец, она выпутала из ленты свой честной рубль. Но он оказался кусочком золота, так ярко сверкнувшего, что пришлось зажмуриться. Ей убрали волосы, почему-то оказавшиеся не пшеничного цвета, а тёмными, как у Голубы. Поверх венца накинули фату из шёлка, надели сразу несколько кафтанов, а ноги обули в невиданные сапожки с загнутыми носками. И повели не в священную рощу, а в терем. К ней вышел Военег, который одарил её ларцами с монетами и другим добром. Потом им связали руки расшитым полотенцем. И Военег повёл её в опочивальню, к богато убранному ложу шириной в несколько лавок. Жданка всё оглядывалась в поисках родителей. Но они не вышли к молодым.
  
  И многое другое случилось не по заведённому предками порядку. Военег, лицо которого почему-то каждый миг менялось, стал раздевать её, с каждым снятым убором бросая на ложе золотую монету. Когда Жданка осталась совсем нагая, он показал ей последнюю, громадную, как плошка. Мягко опустил на тончайшее покрывало, которое холодило кожу, приник душистыми усами к её губам. Жданка ощутила прикосновение горячих рук к бедрам. От него по телу пошла такая сладкая щекотка, что Жданка не смогла терпеть мужних ласк, заметалась под тяжёлым телом, пышущим жаром, обхватила Военега руками и ногами, прижалась так, чтобы двое слились в единое целое. Ей показалось, что она истекает мёдом в предчувствии ещё большей радости. Даже краткая боль была сладкой, а когда мир исчез для Жданки и стал лишь одним острым наслаждением, перед глазами мелькнули разноцветные огни.
  
  Военег оторвался от неё, положил ей на живот холодную большую золотую монету и сказал: "Я купил твою жизнь, блеск глаз, улыбку и лоно, которое подарит мне детей. Клянусь быть хорошим хозяином того богатства, что ты мне принесла, моя возлюбленная жена Голуба..."
  
  Жданка проснулась до свету, дыша со всхлипами. По её щекам текли слёзы. Она плакала редко, только от страха или боли. Но сейчас рыдала от сна, который явил ей радости разделённой плотской любви. Ей было всё равно, что Военег назвал её во сне чужим именем. Может, и не именем вовсе. "Голуба" значило кроткая, послушная. Главное - он был этой ночью с ней. И Жданка сделает всё, чтобы сон оказался явью.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"