Не знаю, чего ожидали другие авторы от конкурса хоррора, а Кляпашок предвкушала получить самый жирный ништяк -- испугаться. Миров в текстах авторов, их героев, и конечно же, Великого и Ужасного Судейства.
Кляпашок обломилась. Тексты, за двумя исключениями, повеселили; судейство озадачило. Кроме отзывов Олега Кожина. С этого судейского кадра Кляпашок уржалась по самое не могу.
Детка "изрядного возраста" решил, что он будет очень круто смотреться в образе Старого палача, и выдумал этакую ролевушку, которую и реализовал в сценках. Их герои, конечно, выглядели жалкими и убогими на фоне эпического злодея, вершащего свой суд. Кляпашок вспомнила Фрейда и всех причастных к благодатному делу психоанализа. А ещё слова какой-то песенки: "Жертва мечтает когда-нибудь стать палачом". Ибо ничем нельзя объяснить той эмоциональности, даже страсти, с которой Кожин пытался "оценить" тексты, как именно сложностями... ну, все Кляпашок понели. Адекватно и веско воспринимались те судьи, кто не позёрствовал, не пытался играть роль хоррор-бога или этакого батьки-ипанько, который тут всех родил и, если захочет, назад в п***у отправит.
Несколько слов об истории отношений конкурсанта и судьи. Конечно же, человек не может знать всего, а уж мужчина по определению не должен быть осведомлён об униформе кормилиц девятнадцатого века. Когда Кляпашок возразила, да что там возразила, попыталась обосновать деталь текста, Кожин (каг таг? Он сказал - клюква, стало быть клюква) глянул в Википедию и заявил, что кокошник -- парадный головной убор. Всё так, но данный наряд -- сарафан и кокошник -- был создан императором и прижился в качестве формы служанок высшей российской знати, а затем и распространился на все слои населения. Картины и фотографии того времени не впечатлили судью, ибо не соответствовали новой кожинской версии -- кокошник надевался только для выхода в свет. То есть речь шла о том, что автор ошибся-ошибся, сто раз ошибся, иначе и быть не может -- ну кто знает про кокошники больше Кожина, аж посетившего мэстечковый музэй и побеседовавшего с мэстным искусствовэдом. Отрицался даже факт -- обслуга носила форму при господах. По-кожинскому, ливреи, парики лакеев, мундиры дворецких, фартуки и наколки горничных -- всё это не в счёт, ибо только для выхода в свет, фотографии, и никак иначе. Да что там, в пользу Кожина истолковывалась цитата из Некрасова: "Против меня — кормилица, Нарядная, в кокошнике, С ребеночком сидит". Ага, собралась фотографироваться у постели Матрёны Тимофеевны. Или это такой "выход в свет". И классики, говоря о "нарядных кормилицах", поразумевали не их исторически сложившуюся форму одежды, а то, что оная обслуга только и делала, что шастала с визитами и устраивала селфи. Какой смысл спорить? Судья всё равно не примет ни одного аргумента. Или интерпретирует классику по-своему. Оне ж Кожин, "существительное", а всё остальное - "прилагательное", ибо "прилагается" к известной личности, согласно фонвизинскому толкованию. И вообще "Недоросль" вспоминался очень часто при беседе с судьёй, а тень Митрофанушки незримо прорастала из каждого оценочного суждения Кожина.
Возник вопрос: а что же подпитывает святую уверенность Кожина в личной правоте и праве на любую ахинею? Наверное, то же самое, что и в рассказе Шукшина "Срезал" позволяет герою "резать" своим интеллектуальным превосходством тупиц-кн.
Однако Кляпашок решила прочесть что-нибудь из писателя-Википедника. Вот зря она это сделала. Ибо авторитет конкурса начал рушиться. А без доверия к команде организаторов какое участие? Только ради развлечения, а не для творческого росту и "пропаганде русского хоррора", как заявлено в конкурсных Правилах.
Рассказ "Сученыш" Кляпашок не одолела дальше первых абзацев. Нет, такое читать -- только на необитаемом острове при наличии одной-единственной книжки.
Начнём с того, что в названии орфографическая ошибка. Даже в Викисловаре говорится, что написание "сучёныш" неверное. Но это ж Кожин, хоррор-бог и интеллектуальное знамя конкурса. Ему, как Салтыкову-Щедрину, когда-то использовавшего в названии слово "пискарь", дозволено запечатлеть орфографическую ошибку в истории русской литературы. Ну да ладно, читаем начало рассказика, вошедшего в Самую Страшную Книгу 2015 года:
Осенний лес походил на неопытного диверсанта, неумело кутающегося в рваный маскхалат сырого промозглого тумана.
Нет, вы видали такое: на двенадцать слов (без служебных частей речи) приходится семь слов-эпитетов, ибо наречие тоже к таковым относится! (Под эпитетами понимаются зависимые слова, связанные с главным характеризующими отношениями) Далее можно не читать, ибо перед нами "чуйственная дефачковая проза", за которую на любом конкурсе СИ автор отхватил бы люлей. Над смыслом тоже лучше не задумываться, ибо вопросов возникнет больше, чем эпитетов, к примеру: опытные диверсанты кутаются в рваный маскхалат умело? Зачем вообще кутаться в рваный маскхалат?
Сердитая щетина нахохлившихся елок не спросясь рвала маскировочную накидку в клочья.
О боги! (с) Яду мне, яду (с) Кляпашок хочет отравить нахрен борзописца за насилие над изобразительно-выразительными средствами родной речи. Ну разуй же гляделки, Кожин, включи мозги или что там у тебя: у кого(чего) должна была спросить разрешения щетина? Почему она сердитая, если это её основное качество -- колоться? Может она быть другой, к примеру, доброжелательной? Что именно, какой признак по действию понимался в "нахохлившихся"? Какую картину должен увидеть читатель? Кляпашок видит лишь неумелые попытки использовать тропы, а точнее, насквозь дефектное описание.
Высоченные сосны беззастенчиво выпирали в самых неожиданных местах.
Позвольте спросить, а где в туманном лесу ожидаемые/ожиданные места? Высоченным деревьям по определению полагается "выпирать", но то они и высоченные. А вот эпитет-олицетворение уводит воображение в совсем ненужные дали.
И только скрюченные артритом березки да обтрепанные ветром бороды кустов старательно натягивали на себя серую дымчатую кисею.
"Скрюченные артритом" деревья можно наблюдать в тундре. Действительно, в таких условиях им не подняться. Но как же беззастенчивые высоченные сосны? Или природа, мать наша, берёзки покорёжила, а рядом растущие сосны пригрела? Автор лепил абы что -- читатель схавает. Это ж Кожин с самой Википедии. Можно и бородам приделать ручонки -- пущай дымчатую кисею натягивают.
Еще вчера, на радость горожанам, уставшим от ноябрьской мелкой мороси, выпал первый снег. А уже сегодня, отравленный выхлопами ТЭЦ, одуревший от паров бензина, он растаял, превратившись в липкую и грязную "мочмалу". Вынесенные в препозицию причастные обороты иногда имеют причинно-следственное значение и выделяются запятой. Поэтому читается так: из-за отравления выхлопами и одурения от бензина снег растаял. Сравним: Утомлённый дорогой, кот носился по двору. Носился, потому что утомился. И в этом случае причастный оборот выделяется запятыми. Кот, утомлённый дорогой, носился. Здесь причастный оборот имеет характеризующее значение.
Налицо фактическая ошибка -- нарушение причинно-следственной связи в картине таяния снега. Что, автор-википедник не изучал в четвёртом классе предмет "Естествознание"? Скорее всего, изучал. Чай, не Митрофанушка. Или Митрофанушка? Просто автору очень захотелось всунуть в текст поболе олицетворений -- худлитра у нас тут или чо? Расступись, элементарная логика, сгиньте, законы словотворчества, сам Кожин ваяет художественный мир! Ему плевать на то, что смешение функциональных стилей без особой значимой цели считается грубейшей ошибкой и переходные периоды (встретившееся далее словосочетание) смотрятся дико на фоне прочей "лепоты". Придирки? Да. Имею право.
В общем, Кляпашок плюнула и закрыла текст. Отбросила раздумья на тему роли печатного слова в обществе, ибо раз оно допускает наличие такого гуано в продукции, стало быть, того и заслуживает -- хавать это гуано. А социофобка и социопатка Кляпашок как-нибудь обойдётся. Решила прочесть что-нибудь посвежее. Глядь, рассказик "Граффити" номинируется на какую-то премию. Обрадовалась -- прочтёт-де сейчас что-нибудь стоящее. Куда там!
Вот не было ни одного пункта обвинительных судейских заключений, которые бы не нашли воплощение в убогой графомани номинанта.
Элементы дигитальности, занявшие нишу в искусстве, в кожинском писеве смотрятся лютыми штампами.
Но самая главная беда автора Кожина -- неумение пользоваться средствами художественной выразительности. Отсюда уже второе провальное начало текста. Автор не организует восприятие, а наоборот, отталкивает читателя штампом, охотно используемым младописцами -- пресловутыми "сумерками". Ох, как они популярны: то обязательно сгущаются, то окутывают, то в них что-то тонет. Ну да ладно. Всё равно бредово, потому что указаны две формы двора -- колодец и чаша, аж из камня и кирпича. Ну неужто трудно попытаться самому представить то, о чём написано? Колодец может формой напоминать стакан, но никак не чашу. А чего стоит троп из категории "стремительных домкратов" - "напитывались чернотой". К тому же оная ещё и "насыщенная". Попытайся, читатель, увидеть картинку. Не выходит? Не можешь сравнить насыщенную и ненасыщенную черноту? Гуляй себе в поисках иного чтения, а здесь территория хоррор-бога и знатока великого русского. А великокожинский русский -- это вам не хухры-мухры. Он здорово жонглирует предложениями, принадлежащими то рассказчику-повествователю, то самому Мишке, причём состоящими в противительных отношениях. "Марево" напитывается, НО Мишка сюда не пришёл бы. Маленький союзик, ляпнутый без приданного ему в грамматике значения, рушит всю картинку, которая и без того покорёжена. Далее логическая чехарда продолжается: рассказчик сообщает в одном предложении, что раньше дворик был уютным, а в следующем приводит "обоснование" - сотрудники выбегали покурить и перекусить. Как связан уют с действиями сотрудников, неясно. Завод забросили -- деревья засохли, ибо их задавила тень. А раньше что мешало этой тени всё задавить, ежели двор -- колодец?
Далее автор попытался нагнать тайны в свойственной ему манере -- в одном предложении сказать, в следующем -- опровергнуть. Дворик выпал из реальности, стал призрачным - и тут же: какие-то "здешние завсегдатаи" знали, но помалкивали. Кто они, эти всезнайки? Автор делает акцент на кучах мусора, сырости, плесени, унынии. А может, то были чоповцы с рациями?
Текст тут же пополнился фактической ошибкой: Мишка с Риней прибегают в дворик под вечер - "между шестью и семью, сбежав с последних уроков". Фигасе школа, в которой учатся детки, нарушает Закон об образовании! В нём сказано, что учащиеся первых, пятых, девятых и одиннадцатых классов не должны учиться во вторую смену. А Мишка явно выпускник девятого класса, ведь, исходя из его интеллекта, до одиннадцатого ему не дотянуть.
Ладно, худо-бедно, но автор провёл героя до встречи с рисунком. И он должен был бы стать той искрой, от которой воспламенится ужасом читатель. Однако фиг вам. Не пугают ни поза хищника, ни описание, данное в коротких номинативных предложениях. "Чёрные иглы... белые зубы... красные глаза... Только эти три цвета да ещё серость бетонной стены". Ага, жуть как выразительно, ярко и пугающе. В тексте мелькнут прямо-таки характерные для деграданта-девятиклашки слова - "схематичный, мастер, дилетант" - и окончательно собьют восприятие читателя. Ну хочешь напугать -- так рисуй мир через состояние героя, покажи, что зассал чувак, что очко у него заиграло. Не, мы более лутше и красивше сделаем...
Йожик, рисованнное Нёх, очень даже мил. Покушал с аппетитом бродячим котом, отданным ему на заклание героями. Кто после этого будет сочувствовать им? Только не Кляпашок. И то, что Йожык хвостом привязан к подвалу, её только раздосадовало. Для сохранения генофонда было бы полезным устроить Йожыку пышную трапезу прямо в этой сцене.
Интрига с Вортексом -- самая годная часть текста. По крайней мере, вызывала тревогу и чувство соприкосновения с тайной. Ощутилось что-то некарикатурное, а именно карикатурой являются по сути все попытки автора показать "реалистичность" героев и их действий.
Автор продолжил "нагнетать", и повествование сверзилось в Нёх знает кому принадлежащие чуйства, такие дефачкавые, такие заботливо укутанные в разноцветные фантики словесных кружев:
Ночь окружила дом, припав влажным лицом к окнам, Мишка видел, как ее тяжелое дыхание оседает на стеклах за тонким тюлем. Где-то там, во мраке, обитал черный, как сажа, кошмар, слившийся с темнотой, которая его породила.
Свойственно ли герою-полудурку такое мировосприятие? Далее всё по накатанной киношниками колее. Ни неожиданного поворота сюжета, ни особого страха -- да и откуда ему взяться-то? Если прочитанное и увиденное делает любой авторский ход ожидаемым, лучше сказать, закономерным? К тому же порождают иллюзию отстранённости, ненастоящести (ага, Кляпашок израсходовала весь словарный запас) И всеобщая опасность выглядит карикатурой. Скучной карикатурой.
Кляпашок утомилась, спс з внмн, нх вс, ндл.