Долгие годы научили его просыпаться за несколько мгновений до того, как срабатывал "будильник". Он не любил, чтобы его заставали врасплох, тем более, чтобы его растерянность становилась предметом внимания зевак.
Он распрямился на ложе, потянулся и притворился спящим: больше всего циркены любят естественность, пусть даже показную. Наконец несколько раз проверещал "будильник", комната осветилась скрытыми от глаз лампами, а шторы на громадной стеклянной витрине напротив ложа медленно раздвинулись. Этот момент всегда напоминал ему поднятие театрального занавеса, ведь у него тоже начинался привычный, ежедневный спектакль. И, как в театре, первое действие зачастую определяло настрой и развитие всего дня. Сегодня, правда, зрителей не было - с утра шел дождь, и толстое броневое стекло витрины было разлиновано им, как школьная тетрадь детства. В дождь он обычно чувствовал себя лучше, да и отсутствие посетителей, как правило, давало ему возможность предаться воспоминаниям.
Шторы раздвинулись полностью, и серый пасмурный день попытался было проникнуть в павильон, но витрина не подвела, выдержала упругий, влажный напор и отбросила противника, оставив на себе - будто пятна его крови - желтые и красные нашлепки листьев.
Что ж, надо приступать к туалету. Вообще-то, первое время он стеснялся отправления естественных потребностей на глазах сотен зрителей и пытался все делать по ночам, когда его застекленное, как муравейник в разрезе, жилище было скрыто за глухими непроницаемыми шторами. На него посыпались жалобы. Пришлось смириться - что поделаешь, если публика хочет знать про селектов буквально все, а с каждым годом - все больше и больше. И куда же им идти, как не сюда?
Но сегодня никого не было, и он спокойно, неторопливо привел себя в порядок. Надел традиционную одежду селекта; только здесь он узнал, что она, оказывается, существует и имеет именно такой вид. В целом, одежда эта была не очень удобна, но он уже привык, притерпелся, тем более что шили ее на заказ лучшие портные Орбо-Новы. Затем он проследовал на кухню. Отсутсгвие зрителей позволило ему манкировать одним из пунктов правил и не совершать предтрапезный церемониал. В отличие от одежды, к традиционной кухне он относился весьма и весьма благосклонно, хотя все этм блюда в его возрасте вряд ли были полезны; впрочем, его-то собственное здоровье не интересовало - это уже сфера забот Коллегии Циркуса и вмешиваться в нее бессмысленно... Они не дадут волосу ушсть с его головы, потому что он...
И в который раз он посмотрел на освещенную табличку там, за витриной. На табличке значилось "Selectus Domesticus Vulgaris". Раньше он требовал, чтобы второе определение - "обычный" сменили на "разумный", но куратор Коллегии заявил, что истинным циркенам ближе и понятнее селект обыкновенный... Далее табличка сообщала всякие географические, исторические, социальные и другие сведения наукообразного характера. Наукообразие объяснялось тем, что изучать было некого, объект исследований отсутствовал, если, конечно, не считать его и, разумеется, тех селектов, которые жили за стальным Валом и, тем самым, все равно что не существовали для жителей и ученых Орбо-Новы.
К старости он проникся господствующими вокруг сомнениями относительно того, существует ли вообще что-нибудь за Стальным Валом и может ли оно существовать хотя бы чисто теоретически. Сейчас он не мог бы дать твердых гарантий существования Всего, или даже Чего-нибудь там, за Валом, но одно знал точно - селекты за Валом есть. Да и как их могло там не быть?!
По договоренности с Коллегией Циркуса после еды он имел право на отдых, да, впрочем, и все остальное время мог проводить по своему усмотрению, но в павильоне. Кроме того, его не могли принудить к совершению деяний, опасных для социума и обидных для него, как селекта, как-то: дефлорация мертвых девственниц, занятия черной магией, ритуальное употребление лимфы и т.п. Когда он попытался заявить, что ни один из селектов никогда не совершал подобных злодеяний, куратор Коллегии снизошел до мягкой отповеди:
- Никто и не утверждает, что селекты когда-либо совершали что-либо подобное, а данный запрет нужен лишь для того, чтобы вы не могли нарушить его, как в притче о запретном плоде, сами или будучи понуждаемы кем-нибудь... Сведения о том, что селекты никогда не совершали таковых деяний, до такой же степени бездоказательны, как и противоположные им. А можете ли вы отвечать за всех селектов и, тем более, за их поступки в будущем?! Рядовые циркены, безусловно уверены в том, что селекты в состоянии совершить вышеописанные деяния, что и послужило причиной известных вам событий...
Что ж, он помнил все, что мог и должен был помнить в свои годы. Селекты издавна жили на территории Орбо-Новы, даже тогда, когда и названия этого еще не было. С тех же времен, и отношения с руттами, коренным населением, у них были весьма неровные. И хотя никаких особенных различий между селектами и руттами не было, селектов было значительно меньше и жили они не только на той земле, что ныне ограничена Стальным Валом. Жили селекты по-разному, когда хуже, когда лучше, но в целом всегда выделяясь за счет чего-то своего, сугубо традиционного. А рутты любили, чтобы все живущие с ними рядом были похожи на них. Те же пристрастия были, наверняка, присущи и другим племенам, просто у руттов это выражалось наиболее ярко, ибо соответствовало их верованиям о Великом Единстве. Когда все попытки просветить всех соседей относительно Непреходящего Блага Великого Единства окончились неудачей, рутты, именовавшие себя по-новому - унитарами - не смирились с поражением, выстроили не без помощи окончательно напуганных сопредельных племен Стальной Вал и всерьез взялись за тех, кто жил среди них. Рутты-унитары переходили в новое качество, новую общность - становились циркенами. Сути это никоим образом не меняло, лишь привносило некие новые идеи для укрепления старой, проверенной веками формы.
В ходе Великого Единения далеко не все рутты смогли приобщиться к его Непреходящему Благу и стать унитарами; им выпало умиротвориться. Но зато все унитары стали циркенами. Подобные метаморфозы прельщали и некоторых селектов, видевших в Великом Единстве верный способ выжить; на практике этот способ выживания помог немногим. Были среди селектов и такие, кто не забывал о том, что рутты есть рутты, как их ни называй.
Когда рутты стали называть себя унитарами и подняли Бунчук Великого Единства, многие селекты присоединились к ним и тоже стали называть себя унитарами. Это было выгодно и почетно, а для селекта - вдвойне, ибо он чувствовал себя выше обыкновенного рутта. Однако, как только рутты-унитары стали терпеть поражение за поражением, они сразу вспомнили, что есть среди них унитары-селекты. "Хоть унитаром назовись, а рыло селекта все равно не спрятать", - говорили они и ненавидели селектов пуще прежнего. Наверняка, селектофобов было меньше, чем селектофилов, но основная-то масса была безучастна, и в результате, как всегда на протяжении истории руттов, селектофобы победили. Правда, на словах с селектами считались, открыто ненависти и презрения не выказывали, но между собой их пренебрежительно называли "ушастиками" или другими, еще более обидными кличками и пакостили, как могли, стараясь, однако, не преступать формальный закон. Ни один селект не мог доказать в суде, что его притесняют - ведь законы были писаны руттами для руттов и руттами же приводились в исполнение.
Однажды соседи за Стальным Валом решили поинтересоваться, что же все-таки происходит у унитаров. И селекты, бежавшие еще во времена войн за Великое Единство, организовали помощь своим собратьям. Селекты под злобный шепоток стали тысячами покидать Орбо-Нову, бросая жилища и имущества. Сначала над ними презрительно посмеивались, потом жалели, затем начали завидовать. Конечно, это высокая Честь жить в Орбо-Нове за Могучим Стальным Валом в Счастливые Дни Приближающегося Благоденствия, но ведь этим все блага и исчерпывались, а даже самый отсталый унитар слыхал о первичности материи. 0 жизни же за Стальным Валом тогда было еще известно. И известно было столько, что даже тот самый отсталый унитар понимал: селекты не только ничего не теряют, но еще и выигрывают от побега. Это было уже до обиды нестерпимо - опять этим селектам удалось ускользнуть, отвертеться от Высокой Чести! Обстановка вокруг оставшихся селектов накалялась, побуждая, тем самым, к бегству и их.
По-разному покидали они Орбо-Нову: кто с радостным смехом, а кто и с горькими рыданиями. Уехали многие его друзья и знакомые. Остающиеся говорили, посмеиваясь: "Чем нас меньше, тем крепче будет наша дружба!". Их действительно оставалось мало - в основном, те, кто боялся или не мог уехать. Потом начали разъезжаться и эти. Перед отъездом они приходили к нему, уговаривали, убеждали, упрашивали. Все это они делали от чистого сердца, но он оставался тверд.
Он всегда был одинок - это выделяло его даже среди селектов. Друзьям не доверял: селектам - потому, что слишком хорошо знал их, руттам... Да кто же и когда мог им доверять?! Он чувствовал себя большим руттом, чем любой из них, и уже одно это настораживало всех его знакомых.
Женщин он не сторонился, но соплеменниц презирал - чем гордиться, если всего-то достоинства в них - принадлежность к селектам, словно эта принадлежность определяет все прочие качества? У руттов же хватало мужчин без него.
Его приспособленчество как раз и выражалось в том, что он, научившийся мыслить, чувствовать и жить согласно традициям и устоям руттов, хотел раствориться среди них полностью и окончательно.
Но этого не случилось - судьба! Он был фаталистом. Если все, что ни делается, и не к лучшему, то, во всяком случае, иначе быть не может, и следует принять свой жребий со смирением. Он понимал, что ему, рожденному среди руттов, руттами же воспитанному, сросшемуся с их, пусть даже варварским, образом жизни, делать за Стальным Валом нечего. И пусть никто не считал его руттом - но и он сам не считал себя селектом. Еще и сейчас ему не были понятны мотивы, побудившие его остаться.
А друзья уезжали. Сначала они еще писали письма, присылали гостинцы, потом ограничились редкими весточками. Его жизнь шла своим чередом. Селектов вокруг оставалось все меньше и меньше - старики умирали, молодые либо уезжали, либо вливались в ряды руттов-унитаров, или циркенов, как они с некоторых пор именовали себя сами. 0днажды к нему на работу пришел дородный циркен с галунами и позументами Покровителя искусств II ранга. Представился он аудитором Коллегии Циркуса. Изысканно-туманно - видимо, в силу природного косноязычия - он передал приглашение-приказ явиться в Коллегию.
Утром следующего дня в Коллегии, кроме знакомца-аудитора, его ожидали еще десятка полтора личностей, обильно разукрашенных галунами и позументами, в том числе - несколько Слуг народа. Не объясняя ничего, его попросили раздеться догола; присутствовавшие женщины обьявили ему, что это их нисколько не шокирует, так как в данном случае они не женщины, а специалистки. Он было воспротивился, но тут к нему сзади подошли трое из Сил Добра... Пришлось подчиниться.
Его долго осматривали, ощупывали, цокали языками, присвистывали; особенно усердствовали женщины, и вскоре ему стало ясно, в какой именно области они специалистки. Потом озабоченно шушукались, совещались, спорили до хрипоты, но о чем - он не понимал. Наконец, один из Слуг народа сделал ему знак глазами: одеться.
Ему было заявлено следующее: "Вы являетесь единственным селектом, проживающим на Благословенной Земле Орбо-Нова. Это придает вам особую ценность. Жаль, правда, что у Вас нет самки ("Простите, я оговорился - женщины!"), но с этим приходится смириться, тем более, что найти ее все равно негде.
Вы, безусловно, знаете, сколько бескорыстных услуг оказывали добродушные могучие циркены селектам еще в те времена, когда были руттами и унитарами. Но селекты всегда были неблагодарны, они не только не ценили братскую заботу о них, но и пытались строить всяческие козни хозяевам земли, на которой жили. Впрочем, речь идет не об этом, а о сложившейся в данный исторический момент ситуации. В условиях пресловутого абсолютно беспричинного повального бегства селектов из Орбо-Нова назрела необходимость решить и ваш вопрос. Ведь вы же не хотите быть высланным?!
Те, кто еще какое-то время просуществует за Стальным Валом - исключительно из нашего снисхождения - нас не интересуют. Но подрастает Бодрая Молодежь, и она должна знать всю правду о селектаx. Вам не хуже, чем нам, известно, что бежавшие за Стальной Вал селекты плетут сети гнусных заговоров против вскормившего и вспоившего их народа Орбо-Новы, никогда не забывающего ни добро, ни зло. Не раз грязноухие селекты пытались поработить трудолюбивых терпеливыx циркенов - поэтому предателей и пришлось выслать из Орбо-Новы всех до одного. Об этом знают все - от мала до велика. Лишь невероятные усилия Слуг народа и Сил Добра удерживали циркенов от выражения накопившегося негодования, но эта плотина под напором народного гнева может рухнуть в любую минуту. Вы должны понимать, что это будет означать лично для вас,
Коллегия Циркуса готова помочь вам в решении этого непростого вопроса. Мы предлагаем вам контракт, весьма выгодный для вас во всех отношениях, и прежде всего, в отношении вашей личной безопасности. Вы должны отказаться от своей работы, жилища, от своего имени, вы должны стать в каком-то смысле актером. Специально для вас уже оборудован комфортабельный павильон в уютном, тихом районе, поблизости от зоопарка. Туда будут приходить любознательные граждане вместе со своими семьями, и вся ваша жизнь - так уж устроен павильон - будет им видна, понятна и доступна. Циркены убедятся воочию, что селекты ничуть не страшны, и не смогут не заметить, что образ жизни и привычки селектов неприемлемы для честного циркена. Это истребит в них страх перед потенциальным противником, внушит уверенность в своих силах.
Кормить, одевать и обувать вас будут бесплатно до самой смерти, и таким образом вы сможете лишний раз оценить наше благородство и бескорыстие. Мы ждем от вас понимания и благодарности".
0н огляделся по сторонам, уже понимая, что это не какая-то странная шутка, вновь увидел троих из Сил Добра за своей спиной. Закрыл глаза. И согласился.
...Он не помнит, сколько лет прошло с тех пор - наверное, немало. На своем посту скончались уже девять кураторов Коллегии Циркуса, а люди все они были здоровые, скроенные на века. Детишки, которых когда-то приводили на него посмотреть, сами стали дедушками и бабушками, и приходили сюда со своими внуками.
Он не устал от жизни, хотя жил уже слишком долго. Он притерпелся к ней и был готов умереть, а смерть все не приходила. Читать не хотелось, и он вспоминал свое допавильонное прошлое, далекую, магически-легендарную жизнь.
Он вспомнил, как в город приезжал на гастроли последний театр селектов. Актеры были среди тех немногих, кто еще помнил язык и традиции. (Кстати, первое время Коллегия Циркуса очень упрекала его за то, что он не только почти ничего не знал о своем племени, но и не желал знать и вести себя соответственно этому знанию, что существенно уменьшало воспитательное воздействие на зрителей. Ему даже собирались урезать рацион и ввести дополнительные к уже имеющимся дни поста). Расфуфыренная публика, в большинстве своем, естественно, селекты, толпилась у входа в театр. Среди них не было ни одного ушастого, так что оставалось только догадываться о происхождении древней клички.
Потом они три часа смотрели спектакль на языке, которого не понимали, о традициях, которые забыли. Тем не менее, актеры были вознаграждены овацией, а расходившиеся ублаготворенные зрители, так и не поняв ни слова, ни жеста, делились мнениями и впечатлениями. Где они все теперь, театралы?...
...0т размышлений его отвлекли неясные звуки, В принципе, он не мог слышать того, что происходило на улице, но то ли у него с возрастом обострился слух, то ли начала сдавать система шумоподавления. Сегодня был день коллективных посещений, поэтому обычных дедушек с внучатами не было, как, впрочем, и влюбленных парочек. Ему, правда, было все равно, чувства испарились, высохли с годами; ни стыда, ни страха он уже не ощущал.
Посетительницы были из женской гимназии, судя по всему, с предпоследнего уровня. Их сопровождала весьма экзотичная особа, вероятно, классная дама. В его времена педагоги выглядели несколько иначе, да и ученики - тоже.
Гимназистки оказались - загляденье, лет тридцать назад он, может быть, и отреагировал бы, тем более, что настроены девицы были весьма игриво. Они хихикали, находя его "мужчинкой еще очень даже ничего", хотя, конечно, не первой и не второй свежести; вообще, интересно, а как ЭТ0 у селектов? Может, как-то по-другому?! Преподавательница тоже хихикала, что-то объясняла им, отчего они еще пуще заливались хохотом. В целом - пикантно, весело и вместе с тем поучительно. Одна девочка, правда, не смеялась и не участвовала в общем разговоре. Она смотрела на него, и ему казалось, что во взгляде ее отсутствует незыблемый стереотип представлений о селектах. Он не знал, хорошо это или плохо. Точнее, ему было безразлично, как к нему относятся зрители...
Экскурсия уходила, первая часть практических занятий по теме "Лицо врага" прошла удачно, и лишь та девочка, не обращая внимания на хлещущий в лицо дождь, молча смотрела на старика за толстым бронестеклом. Дождь смывал слезы, и это было хорошо: если классная дама заметит - неприятностей не оберешься...
"Что ж, может быть, еще не все потеряно", - думал старик, глядя на плачущую девочку под дождем. А что "не все" - он уже и сам не знал.
Быстро истлевал короткий осенний день. Гимназисточки, изучающие врагов, перешли к следующему павильону.