Лукьянов Денис Валерьевич : другие произведения.

Как я убил Бога

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Как я убил Бога
  Лукьянов Денис
  
  
  
  И все же нет ничего ужаснее, безнадежнее трагедии всякой реализации.
  Д. Бедный
  
  
  
  
  
   Свойства памяти напоминают знаки, вписанные в запотевшее окно: чары происшедшего, вопреки нашему желанию, также со временем развеиваются.
  И вот сейчас, развеиваются и растекаются с каждым новым словом, появляющимся из-под моей руки, и я ясно ощущаю, как иссякает восторг с каждой последующей строчкой. Вероятно ближе к окончанию, разговорившись, я и вовсе сочту все изложенные события всего лишь игрой жуликоватого интеллекта, но пока нем - верю в них.
  И все-таки, не смотря на табу заклятое поэтом, приходится нарушить молчание: не воплем, нет - шепотом. Шепотом, обращенным к самому себе.
  
  
  Ты, милый мой, все всегда рассматриваешь не под тем углом, не с той стороны и мысль от этого течет не зигзагом, как ей и подобает течь, а по прямой: выводы твои сплошная прямолинейность. В одном ты права, в одном с тобой соглашусь: мысль действительно не стоит на месте, но что до того, что зигзагами или по прямой - нет. В таком случае ее траектория это... Круг. Круг? Точнее - спиралевидный круг. Спиралевидный круг? Такой существует? Пока, не знаю. Что тогда? Тогда, пока не знаю. Мысль, болван, это синусоида. Если мысль синусоида, тогда я болван. Ты и выражаешься синусоидами. Нет, спиралью. Да ты и сам - одна большая синусоида. Спираль и ты - вот разница большая. Наш спор беспочвенен. Да, и закручен в огромную спираль. Синусоиду. Спираль. Синусоиду. И так далее, и тому подобная болтовня оказывалась наиболее уместным аккомпанементом бесцельной вечерней прогулки. Мою подругу, человека спор, с которым вы только что прочитали, зовут Надежда.
  
  
  
   А возможно этого и не было. Предположение близкое по глупости к тому, что сущность мысли синусоида. Надя, конечно же, ошибается. Было наверняка. Прекрасно помню эту шокирующую комбинацию, этот почти вселенских масштабов ребус. Надежда всегда была наметана на изобретение игр, с виду бессмысленных, а на поверку, срезающих привычные представления. В этом деле она была виртуозом.
  
  
  
   Надежда входила в список самых причудливых людей планеты. Она бы обязательно туда входила, если бы существование такового не вызывало сомнения. Двадцатидвухлетняя незамужняя чудачка, любящая прогуливаться, ослепленная сном и сиянием ночного города, обожающая преследовать истину, не взирая на глубины, и количество кислорода, оставшегося за спиной в баллонах.
  Неудобочитаемая жестикуляция, легкие платьица или серого цвета юбки до колен, темные, в подражании цвету глаз, растрепанные волосы и папиросы без фильтра - не в знак кичливости, а в указание здоровью. Ум ее, оригинальный ум. Ножки ее, оригинальные ножки.
  
  
   Я безвестный художник, рисующий на чем попало. Я самоучка, самогений, самовнушение. Три мои картины были без шума проданы: одну сцапала паучьими лапкам зеленоватая старушка, две оставшиеся изъеденное тараканами кафе. Все три дарили миру полуобнаженную девочку в полосатой пижаме, застигнутую живописцем в разных проявлениях своего естества - испуг, кокетливость, жеманство - на фоне неопределенно бордельном.
  
  
   Как-то, раз находясь в очередном творческом подрыве, я возвращался домой из питейной, в густом, плотном облаке перегара, возникавшим из топи многочисленных пор, рассыпанных по моей коже. Раньше пьянство питало талант, теперь наоборот - пьянство питается талантом.
   И так, я возвращался домой - бездумно и безнадежно, лишь время от времени сладко похрюкивая.
  
  
  
   Сколько помню себя всегда, везде, в любом доме, где бы я ни жил или попросту останавливался, всегда в прихожей стрекотала лампочка. И вот моя нынешняя квартира, новая, двухкомнатная, в недавно заселенном доме, тоже обзавелась приятным знакомым жужжанием. Это происходит не заметно, как дыхание.
   Я снимаю обувь. Практически каждый человек, ежедневно снимает обувь, испытывая при этом варьируемую долю наслаждения. Наслаждение тем, что нечто окончено. Но сейчас я пьяный разочарованный художник и мне все равно.
  
  
   Я прибывал в бессилии. Бессилье - это такой вид художественной импотенции, когда возможность действовать приравнивается к чуду левитации, а ведь без полета, без мысленного виража творчество вяло и никчемно. Я выпил кофе, сухо поужинал, покурил.
   Вдруг мне страстно захотелось воды: видеть ее блеск, ощущать ее кожей, вдыхать ее безымянный аромат, перекладывать на себя ее мысли и состояния. К счастью наш сегодняшний утилизированный быт позволяет это сделать в любой удобный момент, если конечно тому не помешает банальный прорыв трубы или неполадки котельной. Емкость наполнялась с гулким трубным звуком.
   Мне нравиться залазить в ванну еще задолго до ее заполнения. По мере времени, вода - у ног пенясь и расходясь пузырьками вдоль туловища - медленно, рывками поглощает тебя и незаметно подкрадывается к подбородку.
  
  
   К сожалению, влага не раскрыла мне своих таинств, не выделила тех блаженств, что скрывает эта с виду лишенная качеств субстанция. Кризис, то давление, какое я испытываю - испытываю извне - вместо того, чтобы тухнуть, напротив, с бешеным рвением воспламенился, словно под резким порывом ветра. Выходя из распаренной ванной комнаты, я сначала предчувствовал холод, а затем ощутил его. Алкоголь выветрился, оставив после себя неприятное тягостное жжение в желудке и мутный налет в мыслях.
  Покривлявшись у зеркала - раскрыть широко глаза, сузить их, приторно улыбнуться, взъерошить волосы, профиль, анфас, анфас, белые, вычищенные зубы - я развернулся в сторону двери одной из комнат.
  Обыкновенная дверь с плетенной позолоченной ручкой. За ней притаилась моя мастерская. Там я рисую, там же набрасываю, там же мучаюсь, преследуя ускользающее вдохновение. Сейчас не хочется заходить. Не хочется осквернять храм тщедушным настроением.
  
  
   Там! Там - сквозь трехсантиметровый слой дуба - посередине комнаты, в окружении разбросанных палитр, стоит, досыхает картина - новорожденный, мною придуманный мирок. Открыть дверь, с порога лизнуть остывшие краски, вцепиться в нарисованное и уволочь с собой в кровать, чтобы и во сне продолжался творческий процесс.
  
  
   Теперь то я понимаю!
  
  
   Казалось, в моей студии завелся и поработал гигантский паук - все было оплетено нитями. Я включил свет и страх от неожиданного, а тем более от неожидаемого, постепенно оттаивал с каждой деталью ухваченной глазом и проанализированной разумом. Разноцветные нити различной прочности были распяты и переплетены между гвоздями, забитыми в параллельные стены комнаты. Получалось нечто подобное кокону, кокону с куколкой. Ровно посередине свитая нитками полая сфера, заключала в себе мольберт с моей картиной, раскладной туристический стульчик, коробки с красками, тряпки, кисти, губки, деталь, деталь, деталь, конверт, в котором вероятно лежала записка с объяснениями. Только как до нее добраться?
  
  
   Теперь то, я понимаю! Останавливаясь перед дверью, открывая дверь, открывая любую дверь, вы всерьез рискуете напороться на неизведанное. Дверь есть нечто символичное, а ее отворение - акт обрядовый, ритуальный.
  
  
   Я отношу Надежду к особому типу творчески бурлящих людей, тех людей, которые схожи с бикфордовым шнуром - сами бесплодно горят и движут искру, благодаря которой другие художники взрываются. Они ничего не рождают, ничего не создают, но постоянно генерируют бездеятельные идеи, и глаголу "воплотить", в этом контексте, равняется глагол "уничтожить". Нервные, мнительные, слабые: они заражают того, кто посильней, со скидками распродают фантасмагорические конструкции за элементарное уважение. Они. Кто это - они? Те, кто тлеет в молодости, и исчезают, не дожив до сорока.
  
  
  
   Самым главным, вынесенным из головоломок, представленных мне Надеждой, не считая тот сор, что остался в фильтрах припоминания, был мозговой импульс. То очередное перводвижение понесшее с предельной скоростью мои нервные клетки по переполненной магистрали созидания. Мне захотелось оказаться в пустоте, в пустоте однако освещенной, абсолютно голым, даже без телесным - достаточно рук и глаз - один на один с холстом, вооруженным кистями и красками. Я готов был создать мир, и себя в мире, заново. Выточить его самыми правдоподобными красками, слагать жизнеутверждающие сюжеты, плодить доподлинно реальные характеры. Надежда дарила мне вдохновение. Вдохновение по форме, а в сущности самую правдивую из иллюзий.
  
  
   На первый взгляд все пространство комнаты было заметено нитями. Удивленному сознанию свойственна медлительность и поэтому только спустя некоторое время, присмотревшись и пристрастившись, наконец, ко всем одновременно, и по отдельности к каждому разноцветному узору, выплетенному до известной степени неизвестной ткачихой, я выудил из представленного клубка нарочно оставленный проход, лабиринтом ведущий к центру - к моей картине.
  Тот факт, что лазейка находилась на уровне пола и размерами была ограничена, нашептывал об истинном замысле творца этой хлопчатобумажной какофонии. Философская притча на тему самоуничижения.
   Я припал на колени и пополз, собирая пыль и растекшиеся краски полами халата. Мое путешествие длилось не долго и в тоже время более долгого путешествия я никогда в жизни не переживал. За те мгновения, в которых скользил подбородком по паркету, я вскрыл в себе тайные кладовые, о которых раньше не мог даже и догадываться. Все те истины, что я пытался разглядывать с вершин, оказалось, залегают у подножий. А коленопреклонение перед неизведанным, оказалось, есть один из прямых путей к прозрению. Добравшись - пыхтя и отплевываясь - до конверта, я раскрыл его и зачитал, вынесенный приговор: твори волшебство собственными руками; подпись: Надежда.
  
  
   Женщина (женщина?) в пышном глазуревом гофрированном платье с бантом у груди, указующе держит в вытянутой руке незамысловатый, обтянутый подарочной лентой, флакон духов. Место головы занимает жемчужина немыслимых размеров.
  
  
   После этого происшествия я два года к ряду упоительно наслаждался живописанием, позабыв обо всем, я жил только своими картинами и только в своих картинах. Казалось, краски циркулировали во мне вместо крови, а на кончиках пальцев колосились кисти. Две выставки сделали меня более менее известным и продаваемым в узких кругах художником. Надежду я отблагодарил благообразно, нарисовав ее обнаженную так правдоподобно и прелестно, что ночь проплакал, расставаясь с картиной - изображение досталось изображенной.
  
  
   Виват! Порочный круг! Виват!
  
  
   Знакомо ли вам ощущение интеллектуального ступора? Когда, затаившись с инструментами (все равно какими) над любимой работой (все равно какой), как обычно ожидаешь, изнутри струящийся сладкой душевной нотой, блаженный прилив всемогущего творения, - и ничего, но ты не теряешь надежды, продолжаешь ждать, ждать до тех пор, пока в конец не разочаровываешься. До завтра. Но завтра все повториться. Виват! Порочный круг! Виват!
  
  
   Уже месяца два я не смешивал краски, взамен этого смешивал алкогольные напитки, оправдываясь тем, что сейчас выдохся, накапливаю по капле впечатления, образы, миражи. Пройдет время, клянусь, все это вольется в холст, вопьется в рамки! - мой зычный голос можно было слышать во многих протухших, беспробудно работающих кабаках. Смастерив только лишь пару эскизов, я воображал себя непризнанным гением, изобразительным вождем эпохи, который из принципа заведет толпу в тупик, язвой вскрывшийся в будущее единственной правильной дорогой. Размышляя так, я гулял по поверхности, совершенно позабыв о сокровищах укрытых глубиной во впадинах и не кому было притопить меня. Хотя с другой стороны: "О, как мелка глубина и как глубоко на мели". Но это не про меня. Надежда отдыхала заграницей: грела ножки, закапывала грудь в песок и пьянила настоявшимся на солнце телом увеселявшихся аристократов. Я совсем не думал о ней. В те дни, сцарапав достаточную сумму с продажи картин, я мог позволить себе вдыхать ванильную мякоть дюжины любовниц, в головах которых, к сожалению, прибывать было так же тяжко, как и между их растанцованных бедер.
  
  
   Когда зазвонил телефон, я лежал на взлохмаченной кровати раздавленный, размятый, разбитый очередным чудовищным похмельем. Блуждающей рукой, нащупав трубку, а затем трубкой ухо, меня тут же начали колотить короткие гудки. То ли звонок сорвался, то ли не прошел. Не интересно. Уже было. Скучно. Да, что мне до этого. Угу! Знаю я это! Угу! Знаю я тебя! Ха-ха-ха! Ха-ха! Угу! Повторюшка дядя Хрюшка! Да, пошел ты! Твой фамильный девиз!
  
  
   И опять перелив телефонного звонка. И опять трубка, и опять трубкой ухо. На этот раз:
  - Студия Винсента Ван Гога?
  - Она самая.
  - Винсент Ван Гог?
  - Он самый.
  - Скажите, в вашем промерзшем, окоченелом трупе еще хоть кое-где теплиться надежда?
  
  
  ...вернулась непременно, выведав о моем категорическом запое у нашего общего приятеля, бывшего на курорте, где она развлекалась, проездом по делам работы. Но мне об этом, ни тогда, ни когда-либо еще, не сказала. Выпустил джина все тот же общий приятель. И пусть после этого Надежда упирается, что сущность мысли не является спиралью.
  
  
   Синусоидой!
  
  
   Последние два часа я занимался колдовством, пытаясь при помощи высших сфер и не без помощи гигиенических средств, наворожить из себя более или менее свиданьеспосособного мужчину. Срок был назначен. Время обозначено. Без секундантов. У нее. Явиться трезвым, румяным, по возможности, умным. Да, милостивый государь. Честь холста, прежде всего, милостивый государь. Я подтерся вашей палитрой, милостивый государь. Что ж, придется мне подтереться вами, милостивый... Государь! О, да!? Выбор оружия остается за вами. А что за вами, - надежда?
   Вышло недурно. Царапины и неровная заплатка струпа на лбу (следы полночных потасовок и неудачных падений) до розовой неузнаваемости распарены, глаза уставшие, пресытые, но красивые, (глаза это парижский кутюрье, диктующий ныне модный облик человека) треснутые местами губы с бахромою по краям, (плоховато - сойдет!) залысины и короткая, кроткая шевелюра (после душа всегда в форме одуванчика) с отблескивающей сединой по вискам. Купится ли Надежда? Товар третьего сорта. Три по десять. Вот бы еще семь по десять, да и один сверху для симметрии.
  Ну, я пошел. Скользнул по комнате, по зеркалу, по стулу, забыл ключи, вернулся, взял. Пошел. Ну, я пошел. Ну, все - пошел.
  
  
   Кадр за кадром скачут кони в мыле и, наконец, обгоняют. Кадр. Из кадра в кадр волнисто-жемчужная, журчащая волна то отпадает, отгибается, то прильнет плавным поцелуем, то резко бьет плетью обнаженный песочный брег. Это мыс Доброй Надежды, обдуваемый океаническими ветрами, скулит и стонет, завидуя экзотической позиции. В воздухе ощущение бури, но самой бури не предвещается. Это рвется услада, гонимая безымянными течениями из-за края света. Кадр за кадром. Кадр. У подножья скалы, на песчаном выступе двое любовников пытаются доломать тахту на перекосившихся ножках. Их пластилиновые тела слеплены в подобии кубистскому мировидению. На озвучивания бессвязных реплик удовольствия, привлечены чайки.
  Осталось ответить: в чьем воображении мы сейчас находимся?
  
  
  
   Ты мой любовник. Ты мой любовник, утратил свою знаменитую будуарную ловкость. Да, моя любовница. Да, в отличие от тебя, усердно упражнявшейся в часы южного досуга, нещадно стиравшей сахар с лопаток и ягодиц об раскаленную луной гальку. Представляю: об твою розовую грудь трется нечто смутное и волосатое. Одевайся. И не подумаю. Одевайся - живо! У меня для тебя сюрприз! Как я не люблю сюрпризы!
  
  
   Как я люблю сюрпризы!
  
  
  
   Надежда усадила меня за стул; одна ножка у него была короче других, и вот он готов упасть, но не упал, а всего лишь наклонился и застыл, нащупав опору. Смахнув бытовые безделушки с журнального столика - пузатый будильник, подавившаяся локонами расческа, телевизионная программа на неделю, истлевший огрызок груши, скрученная то ли в восьмерку, то ли в бесконечность резинка - Надя вкатила его мне, чуть ли не между колен.
  - Сейчас это твой единственный друг - сказала она, с улыбкой похлопывая по полированной поверхности стола.
   Ученый высокохудожественными странностями своей подруги я в покорном молчании, в личине ягненка, (чуть ли не блеял) ловил "каждое" исходящее от ее фигуры, засвеченной из окна ярким солнцем.
   Чуть ли не с головой (торчал как поплавок лишь один собранный сзади пучок волос) залезши в один из ящиков массивного комода, Надежда поочередно, то левой, то правой рукой, доставала из него какие-то вещи, доставала и ставила рядом. Юбка трепыхалась, а из-под юбки, обтянутые черным притягательным нейлоном, чуть привставали и опять опускались соблазнительные ножки. Разобравшись с извлечением, она обратилась в мою сторону, резко дернув головой, прежде чем спросить:
  - Заинтриговала я тебя?
  - Ни чуть.
  - Что ж!
  
  
  Гляньте, он недоумевает! Где? Там на сцене! С чего вы взяли, собственно? Точно вам говорю, внимательно присмотритесь к выражению лица. Ну и что? Чуть удивлен, чуть утомлен, да он же пьяница, взгляните, как руки трясутся. Нет, не пьяница, у вас поверхностные представления. Извините, можно мне вмешаться. Конечно, конечно. Да, давайте. Вы забываете, он художник, а художник в некотором смысле - волшебник, до чего бы он ни дотронулся, все обращается в совершенство, и алкоголь не исключение тому. Получается так, все ему простительно, лишь бы был художником. Отвечу - да, даже если материалом будет ничтожество, даже если сам он ничтожество, да, пусть порождает прекрасное. А, по-моему, вы отошли от темы недоумения, и перешли к причинности. Причина есть корень всему. Хорошо, но причина здесь одна, очередная ловушка, разложенная этой разложенной потаскушкой. Как вы ее назвали? Вы слышали. Да, я слышал, ты козел однорогий, да, я тебе сейчас голову оторву... Извините, можно потише, из-за вас мне не ничего не слышно, под каким забором уснуло ваше воспитание?
  
  
  Комната плескалась в солнечном свете. Я сидел напротив окна: щурился и удивлялся как прямо перед моим носом - сантиметров десять, не больше - зачинается нечто пока мне не понятное. На прямоугольном журнальном столике, соблюдя таинственную очередность, появлялись предметы, ведомые знакомыми и одновременно такими чуждыми, обособленными, словно заведенными собственной жизненной силой, руками Надежды. Наблюдая за происходящим, я почувствовал как осторожно, на цыпочках, по-воровски сзади, подкрадывается то тонкое редкое чувство прорыва суетной околоплодной пленки бытия, какое я испытывал раньше при столкновении с так бдительно охраняемыми пограничными областями вечности.
  
  
  Вот Надежда! Посмотрите! Колоритное платьице - все в цветах, выточенные ножки с утонченными щиколотками, в походке нет недостатка, в походке не выпирает излишек: каждое движение подчинено единому непредсказуемому ритму, схожему с весенней капелью; прохожие оглядываются, чуть заслышав ее мелодичный шаг. Посмотрим, куда заведет ее этот ультразвуковой мотивчик. Угу! Церковная лавка. Здесь Надя покупает иконку Божьей матери. Угу! Дальше. Магазин сувениров: миниатюрная скульптура мыслителя и жжено-красная, будто раскаленная, статуэтка дьявола. Ага! Садимся в троллейбус, проезжаем две остановки. Выходим. Что же мы находим? Паноптикум: тут приобретаем сломанную музыкальную шкатулку - кавалер и дама, по нещадной судьбе времени безногая, вместо механического танца, лишь только дергаются из стороны в сторону, под проржавелую музыку, клубами пылящеюся из потайных отверстий. Но еще не все: стеклянный куб с неприметной рукоятью на одном боку, устроенный так, что если вертеть ручку, две противоположные стенки сжимаются, раздавливая предположительное содержимое.
  - А есть ли у вас...?
  - Есть! - уверенно отвечает продавец - старик, запросто бы сошедший за один из своих экспонатов, - этим молоточком, был вынесен не один смертный приговор.
  - Охотно верю!
  
  
  Все это теперь лежало передо мной. Вскоре к загадочному набору присоединилось: овальное зеркало, от чего-то расчерченное карандашом пополам, сам карандаш, остро зачиненный, глянцевитая пластиковая карточка, бережно охраняющая сбережения Надежды, и телефон. Если и правда существует связь между этими предметами, то нащупывать ее мне придется в одиночку.
  
  
  Объяснения последуют?
  
  Убей Бога.
  Настольная игра.
  
  Цель игры: найти и убить Бога в одном из двенадцати предложенных предметов.
  Предложенные предметы: Икона, статуэтка дьявола, пресс с заключенной живой мухой, зеркало, пластиковая карточка, скульптура мыслителя, телефон, судейский молоток, карандаш, музыкальная шкатулка, рекламный проспект ресторана.
  Правила игры: В игре участвуют двое и только двое: ведущий и игрок. В праве игрока: задавать вопросы, осматривать предметы, размышлять, делать ходы (см. ниже). В праве ведущего: уходить от ответа, намекать, напрямую подсказывать (два раза), отвлекать, наблюдать за соблюдением правил.
  Как делать ходы: Игрок неопределенное время размышляет, затем, предположительно отыскав решение, он либо указывает на предмет, в котором скрылся Бог - если угадал, нужно провести некоторую манипуляцию, тогда игра окончена в пользу игрока, если нет - вход идут подсказки, а предмет исключается, путем проведения некоторой манипуляции; если подсказок нет, то игра окончена не в пользу игрока - либо на предмет, в котором Бога нет - в этом случае: если угадал, игрок должен провести некоторую манипуляцию и исключить вещь из предложенного набора, затем продолжать игру, в том случае, если указанный предмет содержит Бога, то игра окончена не в пользу игрока.
  Примечание: 1) Набор лжепредметов отбирается по желанию. 2) Композиция напряженности и интриги в игре более всего зависит от ведущего. 3) Не рекомендуется играть людям с повышенной нервной возбудимостью.
  
  
  
   - Это все ты написала, придумала? - спросил я, помахивая свежепрочитанным листком.
   - Нет. Ты в своем уме? Купила в магазине игрушек!
   - А-а! - объяснения последовали.
  
  
  
   Начнем, пожалуй!
  
  
  Вот уж точно божественная мимикрия. И грех и смех. Непостижимый, вневременной, (мой кумир в сфере искусств, если хотите) затаился в одном из предметов - не двигается, не дышит, выжидает - испытывает вероятные неудобства. Если в этом хотя бы предположительный смысл? Или, в связи с похмельем, я воспринимаю происходящее излишне буквально, и это всего лишь на всего измученная аллегория? Ведь это аллегория? Не совсем.
  
  
   Начинайте, пожалуйста!
  
  
  
   А ведь это не так сложно, рецепт прост: сплав интуиции и логики плюс отстранение, да самокритичность. Будем работать методом редукции. Итак, по порядку - икону оставим на потом, дьявол - слишком очевидно, муха под прессом - загадочно, зеркало - вероятно тщеславие (но почему расчерчено пополам?), пластиковая карточка, в общем, деньги - в этом я уверен.
  
  
   - Я делаю ход? - спросил я с усмешкой, должной подразумевать наивность этого мероприятия.
   - Делай, делай!
   - Исключаю деньги. Это точно не бог, хотя пол бога есть.
  Надежда развела руками, скептически махнула головой, скрестила руки на груди.
   - Что-то еще? Ах, да... - беру правила, нахожу, читаю - "провести некоторую манипуляцию". Какую манипуляцию?
   - Манипуляцию, развенчивающую тот или иной порок, лежащий подспудно в форме предмета, а быть может даже являющийся его функцией или связью.
   - Деньги: тщеславие, сытость и тому подобная ерунда. Их можно потратить.
   - Верно. Трать.
   - Каким образом? У тебя есть, что продать красавица? - чувствовалось, что диалог неизбежно приближается к тупику, но нет.
   - Все, что у меня есть лежит перед тобой. Ладно: подумай о взаимообусловленности.
  
  
   Элементарная комбинация. Классический получается треугольник. Деньги. Реклама. Телефон. А что можно купить в ресторане? А в ресторане, что еще можно купить? Съестное. Выпивка.
  Я неуверенно и осторожно поднял со стола рекламную брошюру; свежеотпечатанная, чудно пахнущая полиграфией, она представлялась мне некой реликвией, и потому кончики пальцев подергивались в священном трепете впервые посвящаемого.
  
  
   ...но я ведь не хочу! В этом вся суть, дорогой, спусти с поводка свое воображение. Воображение... Что вам за дело до моего воображения? Воображение - брожение ума. Где твое чувство юмора, дорогой? Юмора? Да, дорогой!
  
  
   Здравствуйте. Да, да, я знаю куда позвонил, пожалуйста, примите заказ: романтический ужин на троих, да, да, на ваш вкус, да будем: шампанское. Карточкой возможно? Фастер-кард. ?239547490. Записали? Записываете? Улица Потусторонняя, строение 1 дробь 8, квартира 99, Владимиру Владимировичу Щукину. Хорошо. Отлично. Жду.
  
  
   - Владимиру Владимировичу? - притворно удивилась Надежда - она стояла напротив, чуть выпустив вперед скрытую свитером грудь. - Позволь поинтересоваться, кто это?
  - Преподаватель из академии. Дань уважения. Я давно планировал.
  - А почему на троих? - если Надя, спрашивая, изображает безразличие, то это любопытство.
  - Потому что Владимир Владимирович как минимум ест и пьет...
  - За троих, - закончила она и, помолчав, (потрясена!) добавила: "Потрясающе!"
  
  
   Мой бедный-бедный, мой любимый-любимый, такой беспомощный и странный как ребенок, которого у меня не... Бесплодность - застывшая метафора селекционеров. Что ж, пусть я буду театральной декорацией - яблоней, приносящей одну лишь пластмассу.
   Я усыновлю тебя, милый.
  
  
   Вселенная. Солнечная система. Планета земля с ее рваным, дымчатым полотном атмосферы. Состоит главным образом из азота и кислорода, а также небольших количеств газов - углекислого, аргона, водорода, гелия и других. К этой смеси примешивается пар воды. Голубой цвет атмосферы зависит от рассеивания световых лучей молекулами газов. Ионосфера. Стратосфера. Тропосфера - высота до 18 километров. Россия. Западно-Европейская равнина. Московская область. Город Москва. Район N. Проспект N. Дом N. Квартира N. Прихожая. Кухня. Ванна. Единственная комната редко обставленная: мозаичный ковер на стене, убранный альков, громоздкий комод, три стула (один из которых перекошен из-за несоразмерности ножек), растворенные зеленые занавески. Журнальный столик, заставленный предметами, расположенными в виде концентрических кругов.
  
  
  
   Итак, снова по порядку - карандаш, вещь в высшей степени непонятная; музыкальная шкатулка - музыка? драгоценность? воспоминание? - к той же категории; скульптура мыслителя - здесь, может статься, неплохое место для конспиративной квартиры; икона - оставим на потом, слишком очевидно; муха под прессом - загадочно; статуэтка дьявола - становится не так уж очевидно; молоток - власть, суд, аукцион? - позже; зеркало, расчерченное пополам - неужели все-таки тщеславие?
   Не простой выбор. Пока я буду думать, отвлекитесь немного.
  
  
  
   Вы, комнатная муха, насекомое отряда двукрылых длинной 5-9 миллиметров. Ваша личинка обитает в бытовых отбросах. Вы, переносчик возбудителей ряда заболеваний, особенно кишечных. Волей судьбы, вы оказались в плену стеклянного куба - с неприметной рукоятью на одном боку - устроенного так, что если вертеть ручку, две противоположные стенки сжимаются, раздавливая предположительное содержимое, то есть вас.
   Непонятным образом, быть может присущим всем живым организмам, вы чувствуете приближающеюся угрозу. Ваши лапки нервно трутся друг об друга в попытке оставить потомство. Время от времени вас одолевает предположительная паника, и вы с гулким жужжанием мечетесь, сталкиваясь с непоколебимыми стенками, ломая лапки, обламывая крылья.
   Ваши ощущения расплывчаты, вы не осознаете преграды, окружившей вас со всех сторон, вы убеждаете себя, что это лишь элементарная неудача, сложившиеся обстоятельства, и вместо того, чтобы сесть, наконец, и успокоиться, вы продолжаете суетно жужжать, развлекая тем самым людей по ту сторону стекла, даже не подозревая об их существовании.
  
  
  
   Тщеславие, нарциссизм, самовлюбленность - суть один порок, являющийся удобрением для почвы, из которой вскоре заколосятся другие. Я выбираю зеркало. Последний раз вгляжусь в свое худосочное отражение и... И? Почему расчерчено пополам? Можно сказать, расчерчено, а можно и - намечено.
   Беру двумя руками зеркало, оставляя на поверхности едва заметные отпечатки пальцев, чуть надавливаю, равномерно распределяя силу, как с левой, так и с правой стороны, еще чуть надавливаю... Хруст. Дрожащий на потолке солнечный зайчик, раскололся надвое, отыскав себе, таким образом, подружку, и видимо флиртуя с ней, забегал вокруг.
  
  
   Все правильно? Правильно все. Все верно? Верно все.
  
  
   Теперь уже, спустя месяцы, странствуя карандашом по бумаге, заново выворачивая слипшиеся внутренности, я отчетливо вспоминаю свое тогдашнее состояние. По-настоящему увлекшись игрой, я будто спасательный круг держал наготове скептически отлитую маску, но после того как раскололось зеркало, таким же образом раскололась и личина, скрывавшая под собой искреннее потрясение. Что же потом? А потом безвременность и фрагментация пространства, то есть фактически суррогат вечности, бессмертия.
  
  
   Ты знаешь, я сейчас внимательно перечитал правила. Ну и? У меня есть две подсказки. Да, есть. Пожалуй, использую одну. Это твое право. Пусть это банально - о как мелка глубина, и как глубоко на мели - но икона отвлекает меня, мешает сосредоточиться, я говорю себе, что это очевидный подвох, но дребезжащий голосок упорно настаивает на своем - а вдруг нет? Итак, икона.
   Какая трагедия, что вы не угадили! Не угадал, да? Да, не угадали, но не расстраивайтесь, у вас осталась еще одна подсказка, и выбор редуцировался на два предмета, что, несомненно, увеличивает ваши шансы на победу. На два? Теперь следите за мной.
   Надежда сделала нечто кощунственное, однако это не произвело особого впечатления на мое далеко не ортодоксальное христианское воспитание, в какой-то степени даже было забавно и ново наблюдать эти карикатурные школьные пробники.
   Она взяла со стола карандаш и смелым росчерком пририсовала страдальческому изображению усы, шрамы, сережки, густые волнистые волосы; ребенку досталась дымящаяся сигарета и бутылка в сжатую кулачком руку. После всего убрала икону со стола.
  - Да и карандаш оставь себе, - сказала, отчего то грустно Надежда и протянула мне карандаш.
  - Что он означает? - ее грусть передавалась и мне, передавалась вместе с карандашом.
  - Творчество, не способное, однако достать до самой верхней полки.
  - А Икона?
  
  
   Объяснения последуют?
  
  
   Вы все та же комнатная муха, насекомое отряда двукрылых длинной 5-9 миллиметров. Ваша личинка по-прежнему обитает в бытовых отбросах. Вы, также как и раньше, являетесь переносчиком возбудителей ряда заболеваний, особенно кишечных. Следуя информации, полученной от ваших нервных окончаний, - пространство катастрофически уменьшается - вы в панике мотаетесь в доступные еще пока стороны, извлекая жужжание из своих перламутровых крыльев. Места осталось настолько мало, что вам ничего не остается делать, кроме как ползать вверх-вниз и отчаянно жужжать. В какой-то момент вы понимаете, что обречены. Подвижные стенки сначала слегка прижимают вас, затем чуть выдавливают внутренности. Пауза. И, наконец, вконец раздавливают вас. Жизнь, находившаяся в стеклянном кубе, более не существует.
  
  
   Объяснения не последовали.
  
  
   А ты уверен, что это именно муха? Нет, не уверен. Не спеши, взвесь все как следует взвесить. У меня же еще две подсказки. А вдруг это и есть... Бог? Да! Ведь, если так, то ты, мой любимый, хоть и мой любимый, но проиграл. Ты специально вводишь меня в заблуждение, не так ли, дорогая? Не так, дорогой! Плевать, я выбираю муху. Что ж! Гляди!
  
  
  - Ты прав, исключаем муху, - призналась Надежда, сохраняя, однако лукавое и в голосе и во взгляде.
   - Ха-ха-ха-ха! - я беззаботно рассмеялся, радуясь очередному попаданию в цель.
  
  
   Осталось четыре предмета. Так что, спешите делать ставки, дамы и господа! Делать ваши ставки! Распахните по шире глаза, раскройте по размашистее кошелки, будьте азартней, приоткройте ставни - направьте сноп света страсти в склеп вашего замшелого существования. Спешите делать ставки, дамы и господа!
  
  
   Судейский? С Аукциона? Для колки орехов? Психотерапевтический? Лак на ручке истерт, взамен дерево отполировано безызвестными кистями: психотерапевтическими? с аукциона? судейскими? Резная, ударная часть чуть надтреснута, на боку проступает спиралеобразным овалом сучок. Не тяжелый и не легкий. Без смысловых нагрузок. Скольких обездоленных ты отправил на этот, на тот свет? Власть. Кто удостоен правом, судить? Не тот ли кто вне закона, потому что он и есть закон, не тот ли кто безпринципиален, кто вездесущ и всенравственен, только лишь потому, что он сам когда-то установил законы, принципы и пределы нравственности? Не ошибусь ли я, сказав, что молоток тире суд, а суд тире Бог, а Бог просто без всего тире?
  
  
   Каменный, нерушимый артефакт, грубая копия, с грубой копии бездарного оригинала. Родина, родной, родимый, Роден. Горбатая фигура со сжатым кулаком у подбородка, жалко, что не со сжатой фигой у носа. Так и распирает желанием, подкрасться сзади и дать размашистого пинка. Как вы смеете? Чево? Медитативного человека? Каво? Тогда давайте, пожалуйста, сажайте на воду и воздух, ему равно, он сыт одними размышлениями.
   Мышления, размышления все суть неестественные, надуманные процессы, я уже давно представляю себе их не полноценное, лабиринтообразное естество. Вот понимаю: созревание, вызревание, - озарение рождает истину нежданную, непредвидимую, и оттого взрывной эффект последней не просто увеличивается, а разрастается вне всяких земле принадлежащих размеров.
   Да и к тому же, величие смысла ни как не может подразумевать бытие Бога; смысл, даже сверхсмысл - это мнимое противоядие всего религиозного. Почему мнимое? Да потому что божество не то, к чему должно применять такой инструмент как разум. Не пытайтесь выпрямить гвоздь кувалдой, в лучшем случае, вы покалечитесь.
   Теперь оговорюсь. Я не как не становлюсь супротив рассудка, в ясной и полной мере осознаю его роль. Вот именно - роль. Роль самопожертвования: появляться лишь для того, чтобы, растратившись, исчезнуть и вновь появляться...
   Так что, этот китч, эту банальную гипсовую статуэтку я исключаю, отключаю. Уберите карбункул от глаз моих!
  
  
  
   Угадал. Твоя уверенность, милый, ошеломляет. Еще немного упрямого безрассудства и, помяни мои слова, ты расколотишь голову в щепки об свои же умозаключения. Напоминаю: в твоем праве задавать наводящие вопросы, не дающие, правда, тебе гарантию на наводящие ответы, держись хотя бы за них, это многим лучше, чем сломя голову мчаться вниз по откосу, понадеявшись только лишь на чутье. Не торопись или хотя бы, торопись медленно. Не рассуждай, не сделав выводов из предыдущих размышлений. Тебе до сих пор везло, и вполне вероятно, что от сих пор везти не будет. Festina lente.
  
  
  
  
   Из-за несообразности, этот предмет трудно вписать в какую-либо ясно очерченную категорию. Каким боком антикварная механическая безделушка соотносится с целью игры? На первый взгляд - никаким. Вот это то и настораживает! Предмет нельзя рассматривать в качестве религиозного атрибута, как нельзя его рассматривать и атрибутом всеядного порока. Значение (если таковое существует) его, едва различимое, кроется где-то в области полутонов, где-то в области ультразвука, кстати, по-моему, доступного ряду насекомых. Жаль, что я так хладнокровно расплющил муху, даже не попытавшись выведать дельный совет.
  
  
   Какое же это замечательное чувство - держать в руках дьявола. Пластилиновый, облаченный в лаковую, до красна распаренную скорлупку, он кажется таким беззащитным, таким управляемым, таким жалким, (а в этом случае жалость отнюдь не соседствует с кажимостью) не смотря даже на рогатую оскаленную физиономию и скотские подковки копыт. Наступательное движение выставленной вперед козлиной ноги, дополнялось стрелкой агрессивно вогнутого кверху хвостища, и уродливыми когтистыми лапами, расставленными в хищной позиции. Но и это не помогало всплыть тому кровоточащему образу нечистоплотной силы, что представлялся мне в особо дико бессонные ночи.
   Неужели ад и адское, в отличие от божественного, это всего лишь заляпанный монтерский халат, всего-навсего жесткие рабочие рукавицы, всего только маска сварщика, в оконце которой отражается ослепительный, полный искрящихся истин, взгляд демиурга. Предположить такое означает поверить в неминуемость апокалипсиса, ведь известно, смешение контрастов, в большинстве случаев, предполагает взрыв. Неуместная выпуклость, горбом возникающего противоречия, между светлым X и сумрачным Y извечна, исправить ее в силах лишь могила, но где найти могилу таких размеров, кроме как не в сознании? Невозможно представить себе отъятие дьявола от вселенной. Здесь торопиться с решением не следует!
  
  
   Дорогая, ответь... Да, дорогой. Ответь мне на один вопрос. Вопрос? Да, дорогая. Если бы ты была, куда бы ты? Глупо, холодно, расчетливо - не буду отвечать, побереги провокации для поклонников и в следующий раз постарайся быть поконкретней.
   В следующий раз: является ли молоток подобием символа власти? Да, это так. О! Бог - властолюбец? Ты вновь рассуждаешь в не верных плоскостях. В каких же плоскостях рассуждать вернее? В тех, которые не столь плоски, насколько кажутся. Запутываешь? Запутываю! По твоему мнению, какие ассоциации должна навевать музыкальная шкатулка? Тайна, утраченное время, завораживающий стрекот мелодии, зеркальный отблеск лаковой поверхности. Прости, я не все расслышал. Все, что ты не расслышал у прошлого в пасти.
   Ты веришь в силу разума? Да, верю. Из этого следует, что присутствие оного, не исключает присутствие Бога? Да, иначе игра бессмысленна. Но ведь присутствие Бога, исключает разум. Только лишь как самодовлеющую субстанцию. А что кроме этого "только лишь". Инструментарий. Логика нагоняет зевоту. ЗевОту. (sic!)
   Зло составная часть добра? Отвечу так: у народов севера более тридцати эпитетов описывающих снег, всегда один и тот же для нас и такой разноликий для них. Дьявол скрывает в себе нечто? Попадание в цель дорогой.
  
  
   Надежда поцеловала меня в лоб, чуть-чуть выше брови, в ответ я ласково и непринужденно шнырнул ей под юбку, и с едва слышным шуршанием, провел рукой по горячему, пропитавшемуся нектаром нейлону. В то время как я трепал ее ягодицы, она трепала мои волосы. Она шептала мне на ухо раскаленную страстью абракадабру, а тем временем я уже вгрызался в ее пуп. Будто конфетти разлетались оторванные пуговицы и бесполезными тряпками, одежды усеивали пол. Тела икали, извивались обуреваемые желанием соития.
   Распростертое, подобранное под меня, тело Надежды, послушно, словно веками отрегулированный механизм, тикал и содрогался стонами, по два, по три на каждое нашествие моего члена.
   Карамельный перелив единого пластичного существа: приятный щекот гребня ребер, мускатные запахи, лавообразное тепло, отливающее с каждым новым усилием к мозгу, набухшая сладостью кожа.
  
  
   Где ты? Где ты, милый? В какой стороне путешествуешь? Какую страну открываешь?
  
  
   Мне осточертела твоя игра. Сплошные хитросплетения толку от которых, что от рукастой обезьяны-пианиста. И грудь у тебя блинами отвисла и ноги подобны косолапой омеге, ты не мила мне более Надежда. Признаюсь честно, твой поцелуй - гадливый, я отчетливо чувствовал кончиком языка каждую дырку, выгрызенную кариесом, в твоих нездоровых зубах. Твое лицо внушает ужас духам симметрии, а косой взгляд твой сродни расколотому перископу.
  
  
   Так вопили монстры прошлого в душе моей обитающие.
  
  
   - ...просто, просто возьми, и выбери! - вопли Надежды отскакивали от стен и дробью мне по нервам - Хватит сомневаться, хватит раздумывать, хватит, хватит, хватит, хваткий прощелыга, соблазнил бедную девочку - я так и знала, что секс притупит твое обоняние. Сидит, довольный до небес, аж похрюкивает! Покажи им сиськи, вильни бедром и Джоконда им уже не Джоконда, а Вермеер - всего-навсего заляпанный маляр. Три предмета. Одна подсказка. Используй хотя бы ее, если ничего другое в голове не образуется. Или так и будешь сидеть, пень трухлявый, пнем трухлявым.
  
  
   А, что мне еще оставалось делать?
  
  
  
   Действовать. К черту! К дьяволу! К черту дьявола! Точнее дьявол и есть черт. Тьфу, черт! Да, да, да - Бог и есть дьявол. Или нет - дьявол и есть Бог. Какая разница? К черту разницу. Говори, не томи изъеденную сомнениями душу!
  
  
  
   К всеобщему сожалению, вы не угадали. Это, ни есть то. И даже более того - то, ни есть это. Подсказки аннулированы. После того, как вы проведете некоторую манипуляцию, предмет указанный вами будет убран с игрового стола. Спасибо за внимание.
  
  
  
   Какая к черту манипуляция? Какая с чертом манипуляция?
  
  
   Ай! А ты как хотел? Тут иголка! Бусинка крови. А ты как хотел? Не шути с дьяволом.
  
  
   В общем, так: беру, я значит этого черта, можно сказать, почти за горло, ну он то пластилиновый, что с него взять, ну и прям так сразу, интеллигента даю, говорю мол, ты че козел, вот так в ладонь беру, зажимаю, говорю ему, ты че козел, тебе че копыта в жопу запихнуть, вот так в ладони его держу и сжимаю как говна кусок. И что же ты думаешь? Иголка! У этого козла в утробе была припасена иголка! И что же иголка? Прямо мне в палец!
  
  
  
  
  Да, да, да! В точку! Попал! Бом. Бом. Бом. Все кто хоть каплю уважает цвета радуги, все, все, все! Слушайте и повинуйтесь! Сдохните! Пока еще не поздно - сдохните! Хотите ли вы этого или нет, настанет день и с небес на головы ваши обрушаться камни, а из-за дефицита строительных касок падет нерушимая экономика мелкобуржуазного самодовольства. И тогда - о, это "тогда" - восторжествует, воспрянет, возликует, взволнуется, и, наконец, встряхнется волна настоящего, которое окажется ничем иным как будущем. А прошлое - о, это "прошлое", хотите, отрекайтесь от него, хотите, нет, оно все равно вас догонит - расстелется туманом у вас под ногами. И неровными шагами, вы будете двигаться в этом тумане, опасаясь, споткнуться о полуистлевшие трупы былых прегрешений. И знаете что? Не бойтесь! Вам нечего опасаться! Вы в безопасности! Ваша судьба уже определена! Вы умрете тихо и мирно - во сне. Потому что вы бездарны! Ваша судьба примитивна, и кроме как спокойной смерти, в собственной постели, она не способна ничего срежиссировать! Вот так! Смирение, дамы и господа, смирение! Не долго вам осталось! Тихо и спокойно, ровным шагом, на тот свет шагом марш! Раз, два, левой, правой, раз, два, левой, правой, раз, два! Хорошо! Вот так вот! Левой, правой! Молодцы! Так держать! Прекрасно!
  
  
  
  Так вновь вопили монстры прошлого в душе моей обитающие.
  
  
  
  Дорогая, я так понимаю, обнаруженная иголка каким-то образом соотносится с нашей замысловатой игрой? Ты правильно понимаешь, дорогой. Это не честно! Честнее некуда!
  И так, милый, осталось всего три предмета: молоток, шкатулка и новоявленная иголка. Посмотрим, посмотрим! И смотреть тут нечего! Ход за тобой. Я не заставлю тебя ждать. Уж надеюсь! Уж надейся!
  
  
  
  Иголка, иголка, иголка, милый, набей мне наколку! Какую тебе, дорогая? Звезды, луну, я не знаю. Давай наколю тебе сердце. Слишком банально, без перца. Крылья, икону, словечко, а на какое местечко? На душе выбей наколку, чтобы страдать без умолку. Я тебя, дорогая... Ты меня? Я не знаю.
  
  
  
  ...давай, играй! Будь моей, я тебя умоляю! Играй, давай! Если ты сейчас же не сделаешь ход, я уйду, и это тебе не шуточки! Я только теперь понял, чего мне не доставало. И чего же, дурья твоя башка! Тебя, милая, тебя мне не доставало! Зато ты меня уже достал! Я трачу на тебя драгоценное, едва уловимое время, а ты этого не ценишь! Я змеей извиваюсь, чтобы привить тебе вдохновение, а ты этого не хочешь! Будем вместе, Наденька! У моей бабушки в огороде растет хрен, ну так вот, хрен тебе! Для начала попытайся убить Бога, а уж после будет видно.
  
  
  
  А как же наколка?
  
  
  
  Что ж, ладно! Не хочешь быть моей, не надо! Мне все надоело. Твоя игра у меня в печенке сидит! Знаешь, что я сейчас сделаю? Не веришь? И правильно делаешь! Будет эффектнее!
  
  
  
  Делая немыслимый прыжок из прошлого. Я только теперь понимаю, почему этот немыслимый игровой процесс заворотил в тупик. И почему же все же? Все очень просто, как и всегда впрочем. Ну, говорите. Доктор, будьте терпеливы. Говорите же! Мы рассредоточились. Неужели? Да, доктор, к сожалению, этот так. И? Я, сам того не ожидая, исхитрился вернуть все на свои места. Как же? Слушайте, доктор.
  
  
  
  Из дневника одного очень не хорошего человека. "Я как всегда, взял бинокль, удобно расположился в кресле напротив окна и стал наблюдать. День начался у меня сегодня вполне обычно: сигарета, завтрак, сигарета, так что увидеть что-то из ряда вон выходящее, я и не надеялся. Но! Как же я был глуп! Теперь я, наконец, разобрался. Все самое необыкновенное происходит при вполне заурядных обстоятельствах. О, да! Вначале, я зашел в гости на третий этаж, там проживает местный дворник. Ничего нового я там не увидел: на столе стакан, бутылка, тарелка, и хозяин в ней же. Э-хе-хе, когда же Василий ты бросишь дурную привычку спать в салатах. После взгляд дернулся на пятый этаж, тут должно быть поинтересней: озабоченные молодожены, живущие там постоянно радуют меня первосортными сексуальными игрищами. Чего они только не перепробовали, господи! Но! Шторы задернуты. Не везет мне сегодня! Вдруг, краем глаза я уловил какое-то движение на четвертом этаже. Там проживает моя любимица. Хрупкая молодая девушка, частенько шныряющая по квартире туда и сюда абсолютно нагая, доводя меня тем самым до исступление. О, какие у нее бедра! С ума можно сойти! А движется, движется, будто лебедь какой-то! Иногда встанет у окна, ножку на подоконник поставит и слушает городское шептание. Я по три раза душу наизнанку выворачиваю, прежде чем взгляд от нее оторвать. Настолько она обворожительна. По-крайней мере, на расстоянии. Пока еще не выяснил ее имя. Я перевел бинокль. И! О, Боже! Что я увидел! Она была не одна. С ней был мужчина. Он стоял с взъерошенными волосами с занесенной рукой, а в руке молоток. Он что-то быстро выкрикивал, вероятнее всего угрозы. А девушка стояла чуть поодаль, вжавшись в угл, дрожала вся, и тоже что-то лепетала, вероятно, мольбы о прощении. И вот началось. Мужчина начал неистово молотить молотком по чему попало. Девушка еще более испугалась, это было заметно по ее сжавшейся позе. Мужчина не уставал колошматить молотком. Я должен был спасти бедную девчушку. Но если бы я позвонил в милицию, как я им объяснил бы свою осведомленность. И я решил, брошу трубку. Так я и сделал. Дальнейшая судьба этой девушки мне пока неизвестна. После того, как я позвонил в милицию. Я зашторил окна и спрятал бинокль. На всякий пожарный случай!"
  
  
  
  Если хаос чрезмерно скопился у тебя внутри, его жизненонеобходимо высвободить. Держать в себе бесов - напрасно и вредоносно. Вы же знаете, вы же доктор. Что я и сделал, собственно. Схватил молоток и разнес к чертовой матери, если такая, конечно, существует, эту пресловутую шкатулку. Какого же было мое удивление, когда я обнаружил среди ее обломков еще одну, миниатюрную шкатулочку.
  
  
  
  Я схватил молоток и занес над головой. Рука у меня дрожала, и весь я дрожал внутренне. Я утверждал, что ты самое драгоценное, после живописи, что у меня есть. На что ты отвечала мне, что ты не твоя, и что тебя у меня нет, и что ты гораздо драгоценнее красок. Я помахивал молотком и не унимался. Ты, Надя, суть магия, но не белая, а черная, чернее, черного. Ты ведьма, твои волосы ведьмено гнездо! А ты свободно парировала парадоксами: я не ведьма, я фея и белая, как я ненавижу тебя, как я люблю тебя! Ты сжалась в уголке, твои плечи подрагивали от напряжения, ты делала вид, что боишься, когда на самом деле, ты не боялась. Ты просто была возбужденна. Возбужденна до предела. Ты хотела заняться со мной любовью. Безудержно. Неодержимо. На полу, среди осколков. Отдаться мне полностью, раствориться во мне. Я сказал, что могу наделать глупостей, прямо сейчас! Ты ответила, чтобы я не боялся, самую большую глупость я уже совершил - полюбил тебя! На это я ничего не ответил.
  Просто накинулся на ни в чем неповинную шкатулку и разнес ее вдребезги. Я лупил, по ней, что есть сил. Разлетается танцующая пара, выделывая в воздухе свой последний пируэт. А после экзекуции набросился на тебя. Ты закричала, что просто хочешь отдаться красиво! Я не слушал тебя, просто повалил на пол и практически изнасиловал. А ты рыдала от удовольствия. Я не заметил как из потайного нутра музыкальной шкатулки выпала еще одна миниатюрная шкатулочка. Каково же было мое удивление...
  
  
  
  И что это значит? Все очень просто, дорогой, ты загнал свою жертву в угл. Теперь тебя остается выяснить в какой именно угол. И только. Дерзай. Ты держишь Бога на мушке. Кстати, дорогой, тебе его не жалко?
  
  
  
  ...ни капли не удивлюсь! На вас постоянно соседи жалуются. Слишком странная вы! Поэтому то и спрашиваю вас, вы точно в безопасности? Поступил анонимный звонок, что вас избивают. Да, верно, на вас нет следов побоев, но это еще ни о чем не говорит. Чего? Вы мазохистка? Тогда понятно. Извините за беспокойство.
  
  
  
  Скорее всего, этот идиот из соседнего дома, помнишь я рассказывала тебе про него, ну, который преследует меня постоянно, Женя его зовут, в бинокль он практически за всем домом наблюдает, вызвал милицию, увидев как ты здесь молотком размахиваешь. Откуда я знаю? Наблюдать это и моя слабость тоже. Да, у меня есть бинокль. Посмотреть не дам, тебе играть надо! Давай играй!
  
  
  
  Ладно! Продолжим, пожалуй! Итак, в припадке чрезмерной страсти, что в очередной раз доказывает, что иногда чрезмерность бывает как раз, кстати, я, сам того не ожидая, обеспечил себе полуфинал. Шкатулочка, иголочка.
  Ау! Где же ты? Не выбежишь ли у меня за спиной с победоносными криками: "Пара-выра за себя!" А я боюсь именно этого.
  
  
  
  Милая, подскажи мне. Не без удовольствия, спрашивай. Бог - это воспоминания? С чего ты взял? Ну, ведь воспоминания жалят. А тут иголка. Вместо того чтобы усмотреть картину целиком, ты, близорукий, части выхватываешь, причем такие малюсенькие, что и значения то им придавать стыдно. Ну, тогда, что означают эти бесконечные шкатулки? Бью одну, из нее вываливаться другая. Я боюсь, что, разбив следующую, обнаружу еще одну, еще меньше и так до бесконечности. А ты, любимый, старайся не трепетать по пустякам, и действуй, намного лучше чувствовать себя будешь. Как скажешь, милая! Не смей колотить шкатулку, идиот! Разве тебе одной мало было? Все вы ленивцы легкого пути ищите, так не бывает! Существует и другие линии, неужели воображения не хватает! Наоборот, милая, в избытке!
  
  
  
  
  Немного откатимся назад. Направляясь на встречу с Надеждой, спускаясь в лифте, я ехал вместе с моим соседом китайцем. Прекрасно помню сейчас его глаза, выглядывающие из щелок, пристально смотрящие на горящую кнопку первого этажа. Еще раз немного откатимся назад. В детстве я мечтал иметь китайскую шкатулку, для того чтобы хранить в ней всяческие ребяческие сокровища: будь то перочинный ножик или презерватив. Открывалась она простым движением, нужно было нажать закамуфлированную кнопку, чтобы привести в движение пружину, которая в свою очередь, спускает с крючка механизм, и вот шкатулка открыта. Все это молотом ударило мне по голове. И я вспомнил.
  
  
  
  Тщательно осмотрев шкатулку, я не нашел никакого признака скрытой клавиши, но зато обнаружил нечто другое. Неприметное отверстие в узоре на тыльной стороне. Узор являлся частью крыла бабочки. Что было дальше нетрудно догадаться.
  
  
  
  Я сделал это! Я должен был торжествовать, но мне было досадно. Ведь когда нечто заканчиваешь, приходиться начинать что-то новое. Я вставил иголку в отверстие, и чуть провернув, шкатулка раскрылась. В ней, вопреки моим прогнозам, оказалась фотография. И только. Маленькая такая - 3х4. На фотографии была изображена женщина. Маленькая такая. И только.
  
  
  
  
  Надежда присела рядом со мной. Лицо у нее было спокойно такое. "Ты выиграл", - сказала она мне. "Так, я уже убил Бога?" - вопрос прозвучал неестественно, будто бы не имел смысла. "Нет!" - ответила она с придыханием. "Так как же мне быть?" - взмолился я. "Угадай, кто на фотографии?" - ответила ты мне. И я угадал тут же прямо. По выражению лица, что ли?
  
  
  
  
  Теперь то я понимаю! Бог - это тайна. И каждый раз, раскрывая некую тайну, мы убиваем Бога. Так и сейчас, узнав, кто изображен на фотографии, я убил Бога. Наука это мясорубка для всего божественного, ученые - стряпухи, делающие из фарша природы котлеты. Раскрывая тайну мироздания, мы, сами того не зная, безжалостно потрошим Создателя, а тот, в свою очередь, надрывается от боли, извиваясь землетрясениями и другими природными катаклизмами. Но вот вопрос: можно ли убить Его окончательно? Кстати сказать, синонимом слова "убить" является слово "опечалить", а это что-нибудь да значит. И вот почему истина на вкус так печальна, ведь она орошена кровью творца. И пусть не говорят мне, что познание истин доставляет радость. Доставляет радость охота, преследование, и, наконец, удача, но ни как не вид дергающегося и блеющего, умирающего животного.
  
  
  
  
  
  Я умолчал о том, что я сирота, не потому что хотел сделать интереснее свое повествование, а только из-за того, чтобы не нарушать привычного хода событий. На фотографии обнаруженной в шкатулке изображена моя мать. Моя настоящая мама. Мамочка. Мамуля. Мамулек. Я рос сиротой, о родителях совершенно не имея понятия. Детский дом был для меня концлагерем, которому, впрочем, я многим обязан: своим талантом к живописи и своими дурными привычками. Надежда выяснила, кто была моей матерью. Говорю, была, так как нету больше ее, и не будет. Слишком уж быстро и бестолково сейчас на машинах ездят. Убило ее КАМАЗом!
  
  
  
  
  ...два года назад. В лепешку раздавило. Хоронили в закрытом гробу. Родственников у нее не было. Ее звали Клара. Она работала у нас посудомойкой. Странная особа была. Молчаливая, нелюдимая. Поговаривали, что она с другой планеты сюда прилетела, а еще говорили, что она колдовством занимается. Многое что про нее говорили. Ее мало кто любил. Разве что директор наш приголубит иногда, премию даст или выходной лишний предоставит, из жалости. Ухажеров не было. Точно знаю. Кто к ней пристанет? К сумасшедшей? А вам это зачем знать? Вы ей кем приходитесь? А, девушка?
  
  
  
  Порылась я в архивах, там взятку дала, здесь, вот и выяснила. Милый, что с тобой? Ты... (далее вычеркнуто)
  
  
  
  
  После всего происшедшего, я ездил на могилу к матери. (далее вычеркнуто) ...стал живописать. Безудержно. Неудержимо. Я страстно желал стать очередной цепью в звенящей связке культуры. Я покончил с выпивкой, теперь, вместо того, чтобы наклюкаться, я садился перед зеркалом, и разговаривал сам с собой, обращаясь к своему отражению - доктор. О том, стала ли, в последствии, Надежда моей женой, я умолчу, скажу лишь только, что я запретил ей делать наколку, чтобы не подавать дурной пример нашим детям.
  
  
  
  
  Свойства памяти напоминают знаки, вписанные в запотевшее окно: чары происшедшего, вопреки нашему желанию, также со временем развеиваются. И вот к окончанию, всё, наконец, выпотрошив из себя, я действительно считаю изложенные события всего лишь игрой жуликоватого интеллекта. Но! Пока нем - верю в них.
  
  
  
  
  
  КОНЕЦ
  
  
  2003 г
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"