Лукошина Юлия Геннадиевна. Последний день

Последний день

С момента, как я проснулась, меня не покидало радостное предчувствие. Сегодня мой день рождения, первый день рождения который мы проведем вместе как супруги. Я знала, что он готовит для меня сюрприз. Утром он поцеловал меня, когда проснулась, я увидела возле кровати ведро белых лилий, моих любимых, выбежала в соседнюю комнату, и там меня ожидал такой же сюрприз, а пол ванной комнаты был усыпан лепестками белых роз. Я шла босиком по белым лепесткам, чувствовала их шелковистость, жизнь, которая все еще била внутри них, запах. Мне так долго не хватало этого, я скучала по дому, по зеленой сочной траве, по пробежкам по полю босыми ногами. Но сейчас мой дом тут, в Газе, рядом с любимым и его родными. Тут немного зелени, местность пустынна, но чувства, переполняющие меня, были выше ностальгии. И я знала, что через неделю мы вернемся вместе ко мне домой, он познакомится с моими родителями. Они полюбят его, а он их.

Все эти радужные мечты были перебиты звуком удара, в тот же момент я увидела, что стена рухнула, а на белых лепестках на полу начали проявляться капли крови. Пол стал подниматься перед моими глазами, картинка начала пропадать, а в моей памяти проплыл последний год жизни, настолько реалистично, как будто я вновь пережила это.

Все началось почти год назад, когда мы с подругой поехали отдыхать в Египет. В этот период времени в Киеве стояла дождливая погода, и идея отдохнуть в теплой стране пару недель не показалась мне глупой. Моя подруга, как и я, была уволена с предприятия в связи с сокращением рабочих мест.

Мы приехали в маленький кусочек рая, который доступен по карману даже безработному. Я вышла из самолета и вместо серого неба, сливающегося с сырым бетоном под ногами, увидела лазурное небо без единого облачка. Вдали виднелась широколистая пальма. Я улыбнулась подруге, а она мне.

Отель, в котором мы жили, был очень маленьким, со старой мебелью, но для меня большую ценность имело лазурное чистое небо, прозрачное море и теплый песок. Пока моя подруга знакомилась с состоятельными представителями соседнего отеля, я нежилась на солнышке, читая Фаулза. Время летело очень быстро, и когда подходил десятый день, моя подруга предложила:

- Может, останемся здесь подольше?

- Послушай, у меня нет таких денег, чтобы продлить отель, и не думаю, что наш оператор сможет поменять нам билеты.

- Ну, мы можем снять квартиру, в принципе нас ничего дома не держит, мы можем снять квартиру до конца месяца - виза будет действовать. А сейчас мы поговорим с тур лидером, чтобы он помог нам с обратными билетами. Чартерный билет будет стоить от силы долларов двести. А квартиру на две недели можно снять за двести долларов, по сто с каждой. Продукты тут дешевые.

Сначала мне эта идея показалась дикой. Как это можно, остаться в незнакомой стране, где живут практически аборигены - представители мужского пола могут себе позволить разглядывать тебя в упор несколько минут с открытым ртом. Но к вечеру, после общения с русской девушкой, которая работала в нашем отеле, я успокоилась и сдалась на уговоры подруги:

- Может ты и права, но сначала мы поговорим с тур лидером.

Вечером мы встретили представителя туристической компании, который заверил нас, что проблем с билетом не будет, и мы пошли искать квартиру в центре недалеко от отеля. Но когда мы поднялись вверх по узенькой улочке, которая была обставлена продуктовыми магазинами и фруктовыми лавками, увиденное привело меня в состояние шока: запахи гнилых овощей, мусорные свалки между домами и одноглазые кошки, готовые к нападению, а между домами песочные проулки в полтора метра шириной.

- Не глупи, поехали домой, меня будет выворачивать каждый раз, как я буду это видеть.

- И что дома? Что тебя ждет дома или кто? Послушай, мы же не жить здесь будем, просто продлим отпуск на две недели.

Я посмотрела на улицу, на которой был миллион домов, один на другом. Казалось, они находятся настолько близко друг к другу, что пространство между ними начинает уменьшаться с каждой минутой нашего пребывания здесь. В глубине улицы я увидела дырку, в которой прослеживались бетонные блоки - кто-то только планировал постройку дома. Слова подруги не были для меня аргументом:

- Если мы продлим отпуск, я не получу удовольствия от пребывания здесь, понимаешь? Так зачем мне такой отпуск? Лучше вернуться домой и дождаться лета, поехать в парк, на речку. Здесь нищета и грязь, каждый живущий здесь является возможным распространителем какой-то болезни, плеши.

- Не говори глупости, здесь солнце, море, пустыня. Здесь нет ни одного облачка. Мы проснемся, и будем до вечера на пляже. Можем съездить в близлежащие курорты, посмотреть как там. Еще столько всего не изведанного и не испробованного нами: Эль Гуна, Макади, можем на корабле переплыть через море и оказаться в Шарм эль Шейхе, сесть на автобус и утром быть в Каире. Давай, можем попробовать остановиться поближе к главной улице, но там, я узнавала - аренда будет дороже.

В результате мы остановились в доме, практически выходящем на главную улицу Шератон, но заплатили за две недели около трехсот долларов. Дни летели очень быстро. За это время я начала влюбляться в Египет. Шарм эль Шейх произвел на меня впечатление, чувствовалась огромная разница между ним и Хургадой. Но когда мы поехали в Эль Гуну, я поняла, что хочу жить в этом раю, покой, тишина, ни одной соринки, каждый домик идентичен, в арабском стиле, кирпичного цвета, с аккуратными арочками. Вокруг каждой виллы был пальмовый и фикусовый сад. Между виллами были каналы с морской водой, которые пересекали маленькие мостики. К мостикам были припаркованы лодки, одну из которых мы взяли, чтобы посмотреть все островки. Мы нашли остров, на котором находились виллы в греческом стиле, с колоннами, невысокими квадратными крышами. В одной из таких вилл мы остановились на ночь. На следующий день, мы сели на прогулочный автобус и приехали к причалу. К искусственной лагуне была пришвартована сотня кораблей и катеров, вокруг стояли столики. Мне казалось, что я нахожусь где-то в Италии, Франции, на Лазурном берегу. Кафе дель Мар. Мягкий спокойный джаз и я в раю.

- Я хочу здесь жить... - сказала я подруге.

- Какая ты романтичная и не практичная. Подсчитай, сколько стоит арендовать такую виллу на месяц. А купить? Жить она хочет...

- Ради возможности посещать это чудо, сотворенное руками человека, хотя бы раз в месяц, я готова жить в Хургаде, возле стройки, помойки, чего угодно.

Моя подруга улыбнулась мне:

- Зачем же так сразу, все намного проще, давай постараемся найти здесь работу.

Когда мы вернулись в Хургаду, мы пошли в интернет кафе. Среди отправленных писем, я нашла наши резюме на английском языке. Но бродя по сайтам пространства интернет, я не могла найти предложений работы в Эль гуне. То, что мне встретилось - русскоязычный сайт для проживающих в Египте, где были предложения низкооплачиваемой работы в Хургаде, а так же я нашла англоязычный сайт с предложениями работы в Шарм эль Шейхе. На нем я и остановилась. Все-таки, Шарм достаточно красивое место, кроме того, зарплаты были немного выше, тех, что в Хургаде. А в Эль Гуну я могу приезжать в выходные или отпуск. Я отправила свое резюме в несколько мест и буквально на следующий день мне перезвонили несколько представителей компаний, среди которых оказался отель, принадлежащий крупной сети. Им срочно требовались агенты по связям с туристами.

Высокий худощавый мужчина с седыми волосами, от которого приятно пахло чуть сладковатыми духами, после проведения собеседования обнажил условия работы и пригласил посмотреть номер в отеле, в котором мы сможем остановиться. Войдя в номер, я ахнула, номер был большим и просторным и ничем не отличался от гостевого, точнее он предполагался как гостевой. В заключение мужчина добавил, что мы будем оформлены как штатные сотрудники, и по возвращению домой мы получим вызов на работу и вид на жительство.

Единственное, что пугало меня сейчас - как сказать родителям, о нашей идее поселиться в Африке, вдалеке от них. Но и это произошло очень быстро, и было воспринято легче, чем ожидалось. Долгое время единственным воспоминанием о родине у меня были сырые бетонные плиты, по которым ехал самолет, набирая скорость перед взлетом и серые, еще голые деревья.

Конечно, стиль жизни мой и моей подруги был отличен от того, который мы вели дома. Мы чувствовали себя более открытыми, более свободными, но при этом наши моральные устои не позволяли нам лишнего. Моя подруга очень скоро познакомилась с управляющими ночных клубов и подрабатывала, продавая билеты гостям гостиницы. Я же вела более спокойную и размеренную жизнь, для меня истинным удовольствием, было, понежится в теплой постели перед экраном телевизора, когда моя лучшая подруга бегала по ночным клубам и копила деньги на маленькую машинку.

С Ашрафом мы познакомились не позднее, чем через две недели после поселения в гостиницу. Он работал старшим носильщиком, ассистентом белл-капитана. И работал в Египте порядка семи лет - в Палестине нет возможности заработка, и большое количество молодых мужчин покидает родину, чтобы помочь семье деньгами и обеспечить себе более ли менее пристойное существование. Правительство Египта впускает в страну и всячески старается помочь таким же, как и он. Ашраф пережил уже три открытия гостиницы, и у него имелось три аттестата. Что привело его сюда, и почему он остановился здесь, история умалчивает. Из коптской семьи, он рос рядом с мусульманами, но был воспитан с другими взглядами и отношениями к людям. Еще он уважал понятия честности, порядочности, уже с двадцати лет нес ответственность за своих родных. Он общался с сотрудниками, но не особо тесно. Тем не менее, по выходным он ходил в сопровождении моей подруги и еще парочки ребят в ночной клуб. Он был всегда молчаливым. Нет, он отлично мог общаться по-английски и по-итальянски, но его голос всегда был тихим. Белл-капитан безгранично доверял ему в работе и в личных вещах. Ашраф знал свое место, он никогда не старался быть выше другого, показать свой ум, его работа заключалась в другом, и он знал это.

Когда я пришла в отель, и кто-то из служащих пытался наладить со мной отношения не рабочего характера, я сказала громко, чтобы все услышали, что я могу быть сестрой вам, но не больше. И я заметила уважение в его отношении ко мне. Буквально сразу. Он не говорил со мной, он просто что-то делал для меня. Да, это было не то, что просят. Каждое утро он приносил пакет сока, и наливал чашку мне, чашку капитану, и себе. Он сопровождал меня в прачечную, когда я ходила забирать вещи, оберегая, чтобы голодные мужчины не кричали в мою сторону. Он смотрел на меня долго, а когда я чувствовала это и поворачивалась в его сторону, он улыбался, обнажая свои белоснежные зубы, как будто обнажая свои намерения. Меня иногда бросало в краску от его взгляда, и не оставалось ничего, кроме как опустить глаза. Казалось, если я задам ему прямой открытый вопрос, он ответит настолько же прямо.

Подруга говорила мне, что когда они идут на дискотеку, он идет танцевать один, один в своем мире, сам со своими мыслями и страхами, принципами, закрытыми в его мире с металлическими ставнями, не подвластными для открытия посторонним людям. Да и родным, думаю, тоже.

Он шел рядом и молчал, он делал свою работу, не говоря ни слова: ни слова сожаления, ни упрека, молча, даже когда я просила его о чем-то, что не касается его прямых обязанностей. Он мог отложить свою работу, для того, чтобы помочь мне справится с моей.

- Почему он так добр ко мне? - спросила я белл-капитана.

- Ты сама сказала, что ты наша сестра, - ответил он, хитро улыбаясь. Интересно, подумала я, когда он прищурился, он что-то знает? Вряд ли Ашраф сказал ему что-то, возможно догадывается.

Каждый день мы пересекались где-то в коридоре, то, когда я передавала ему мои отчеты, то, когда он приносил мне сок или чай, он подбегал ко мне первый, когда я искала носильщика, чтобы отнес на подпись руководству документы.

Две мысли терялись во мне: или он старается заполучить меня, просто на один раз, есть же такие мужчины, в жилах которых течет кровь охотника, а может... Я старалась держаться от него подальше, чтобы не противоречить себе и не думать о нем, но мысли против воли стали прокрадываться в мою голову. Что он думает обо мне? Искренен ли он, или его друзья будут смеяться надо мной, может он поспорил с кем-то, что получит меня, а когда получит, выбросит меня из своей жизни.

Но что бы я ни делала, для того, чтобы похоронить в себе зарождающиеся чувства, они только становились сильнее и у меня начала появляться зависимость от него, чего я еще сильнее боялась. Я хотела поменять работу, чтобы просто забыть, убежать от него.

Я поняла, что люблю его, в день, когда он сильно повредил свою руку. Он не говорил со мной, не улыбался, его лицо исказила гримаса великомученика. Я узнала о причине его замкнутости от своей подруги:

- Он уже три дня такой, - сказала она мне. А я думала, что он старался избегать меня, поэтому последние дни отворачивал свое лицо от меня.

Я подошла к нему в бэк-офисе. Тогда я впервые посмотрела на него в упор. Я прочувствовала всю его боль, на моем лице зеркально отобразилось выражение его лица. Мне хотелось обнять его, прижать его к себе, сказать, что я готова разделить с ним его боль, дай мне, я готова принять ее. Я хотела целовать его больную руку, приложить лед к его ушибу, обхватить родную голову руками, гладить его голову, но внутри что-то щелкнуло и вернуло меня на землю. Что-то оттолкнуло меня от совершения безумного поступка, на который, как я поняла, я была способна.

- Ты ходил к доктору?

- Да, он мне сделал укол.

- Я принесу воду. Возможно, если ты приложишь бутылку к ушибу, боль отступит.

- Не нужно.

Я принесла две бутылки воды и поставила перед ним на стол.

- Чем я могу помочь тебе? Может, поговорить с руководством и они отпустят тебя? Хочешь, я поговорю?

- Нет, спасибо. Я сам. Я сейчас...

Мне хотелось принять всю его боль на себя. Я хотела что-то сделать для него, но не знала, что я могу. Но больше всего мне хотелось оказаться с ним далеко отсюда, только я и он, и я в его объятьях.

Работа увела меня от него на несколько минут, а когда я вернулась, его уже не было.

Три дня, пока его не было на месте, я изнывала от жажды по нему, мне хотелось увидеть его и убедиться, что все в порядке. Он стал для меня жизненно необходимым наркотиком, солью и водой.

Я ждала с нетерпением, когда он вернется, но когда он вернулся, я боялась увидеть его. Я пряталась от него еще потому, что моя подруга призналась мне, что влюблена в него. И когда он подошел ко мне, чтобы поздороваться, я просто убежала. Я выбежала на улицу, туда, где меня вряд ли кто-то найдет, и начала плакать. Все же, кто-то прошел мимо, и спросил, что случилось, но я так горько плакала, что мне было не до внешнего мира. Ашраф подошел сзади. Я знала, что это он по запаху, по шагам, а может просто интуитивно почувствовала. Он приобнял меня за плечи и поцеловал в затылок, нежно, по-братски. Затем прижался ко мне всем своим телом, и я начала сходить с ума, задыхаться от чего-то, наполняющего меня снизу живота до пытающих щек. Он поцеловал меня в ухо:

- Не надо плакать.

Я на минуту потеряла сознание в его объятьях, но потом отпрянула от него, осознав, что еще чуть-чуть и кто-то может нас заметить. Я повернулась в его сторону, на миг подняла глаза, и убежала.

Вечером я корила себя, что удержалась от искушения поцеловать его. Еще хуже становилось, потому что мне было не с кем поделиться своими чувствами, чтобы в какой-то мере избавиться от них, я не могла рассказать подруге, которой он тоже очень нравился.

Я стала холодна по отношению к нему, чувствуя вину перед подругой, я боялась его, встретиться с ним глазами в очередной раз. Мы даже перестали здороваться на некоторое время. Но в день, когда у меня был день рождения, он появился без приглашения. Друзья и коллеги подарили мне подарок. И в открытке к подарку значилось его имя. За столом он сел напротив меня, аккуратно поднял глаза и остановил взгляд.

Все разговаривали между собой и ели десерт, а он просто сидел и смотрел на меня. И тогда я поймала другой взгляд, ревнивый взгляд моей лучшей подруги.

Что случилось потом, понятно. Она обвиняла меня в предательстве, сказала, что знает, что между нами что-то есть, и что у нее нет ко мне больше доверия - я узнала ее тайну и сделала ей больно. Потом последовало скорое собирание чемоданов, и ее возвращение в Украину.

Так и осталась одна в незнакомой мне стране, с незнакомыми людьми. Но в глубине души я знала, что не одна. Он не понял причину скорого отъезда подруги, но он видел, что я изменилась, замкнулась так же, как и он. Я перестала доверять людям и стала очень одинокой. По ночам я плакала в подушку, потому что обвиняла себя в том, что произошло, и мне было не с кем говорить - люди, находящиеся рядом кались мне корыстными. За это время я очень сблизилась с белл-капитаном. Он всегда старался помочь мне и называл маленькой сестричкой. Он был обручен с мусульманской девушкой, которая жила в Каире. Иногда он показывал мне ее фотографию и рассказывал про нее:

- Однажды мы гуляли, и я спросил ее "что ты будешь делать, если я умру", а она заплакала. Она так любит меня. Так жаль, что она далеко от меня.

- Ничего, ты накопишь денег и привезешь ее сюда, вы поженитесь, и будете счастливо жить вместе.

- Она так далеко от меня.

Но расстояния до моих друзей, родины, было более далеким. Я скучала по ним, выливала душу в письмах, но со временем я заметила, что они стали писать мне все реже и реже. Потом на некоторое время письма прекратились. Я поняла, что они начали забывать обо мне. Через полгода они мне начали писать про своих новых друзей, уже перестали обращаться за советами и сетовать как далеко я, и как бы было замечательно распить со мной бутылочку вина. Они просто писали, что у них все хорошо, что курс доллара растет, а евро падает, что цены на мясо и электроэнергию выросли в три раза. Так прошел мой день рождения вдалеке от них, их дни рождения, праздники, жизнь стала пролетать незаметно с бешеной скоростью.

Моя работа мне очень нравилась, между моими ежедневными отчетами, недельными анализами, координацией работы отделов, я научилась любить свою работу. Я наблюдала за людьми со стороны, когда собирала комментарии на пляже, возле бассейна и в ресторанах. Я видела людей, видела разницу между ними, наблюдала за разницей менталитетов между русскими, итальянцами, англичанами и немцами. Я поняла насколько они все разные: скрупулезные немцы, любящие покой и тишину, веселые и открытые итальянцы, вечно пьяные и громкие русские, всегда правильные англичане... Очень разные люди, как будто с разных планет, и им очень сложно найти общий язык между собой. Немцы, например, панически избегали русских, а русских раздражала пассивность немцев, которые рано ложились спать и целый день читали книги возле бассейна.

Я научилась восхищаться людьми, такими, какие они были, их позитивными сторонами. Я научилась понимать их, и их проблемы не зная языка, научилась убеждать их, что все отлично, и что проблемы, которые они видят в отеле - это не проблемы, показывала им позитивные стороны отеля, страны, жизни. Я научилась любить порою грязный и пустынный Египет.

Однажды ко мне подошел гид, и попросил наблюдать за одной женщиной, помогать ей. Она была сильно больна, не просто сильно, а смертельно, ей было тяжело ходить, но она улыбалась. Она ходила, покачиваясь, согнув руки в локтях, в ее уже впавших глазах всегда была улыбка. В первый день я принесла ей еду на стол, потому что она была очень слабая после долгого полета, и ее укачало в автобусе. Через пару дней встретила ее и подошла к ее подруге спросить, нужен ли ей доктор или какая-либо помощь, и как она себя чувствует. Подруга ответила, что с ней все нормально, и доктор пока не нужен, все хорошо. Через несколько дней я увидела ее прыгающей в бассейне на занятиях водной аэробикой, со здоровыми людьми. Первой реакцией было сообщить врачу, вытащить из бассейна, но потом улыбнулась: я полюбила этого человека за его желание жить, нежелание терять ни секунды из жизни, я навсегда запомнила ее ясные впавшие глаза и улыбку на лице, улыбку человека, получающего удовольствия от каждого удара сердца, пока кровь не остыла в жилах.

Я видела людей, которые напиваясь и падая в бассейн, могла расстаться с жизнью раньше, чем эта героическая женщина, молодыми, сильными, и здоровыми, людей, которым было плевать на жизнь.

И как тогда, так и сегодня, лежа на живых лепестках увядающим телом я осознала, как жизнь бывает жестокой и не справедливой. Как выстрел не потому человеку: хотел попасть в одного, а угодил в другого. Наверно, это просто невезение.

Я продолжу воспоминания. Сказать, что время шло, а отношения все не развивались было бы неточно. Я наблюдала за ним, а он за мной. Наши переглядывания становились все откровеннее, и однажды на вечеринке, когда вышла из комнаты, он выловил меня в коридоре и поцеловал. Он прижал меня к себе и просто коснулся своими губами моей щеки, а потом отстранил голову и посмотрел на мою реакцию. Я спрятала глаза, а потом подняла их, я боялась, что кто-то нас увидит, и пойдут слухи. Я отошла на шаг от него и молча стояла и смотрела на него. Тогда впервые увидела шрам на его левой щеке. Я дотронулась до шрама:

- Что это?

- Армия в Палестине, - он отвернулся и ушел, наверно ему стало не по себе от воспоминаний, а может, он почувствовал себя некрасивым. Но для меня он стал со шрамом еще красивее, еще любимее. Он никогда больше не говорил мне об этом, а я не спрашивала.

Через пару дней мы стояли с бэлл-капитаном, обсуждая какую-то проблему насущную, и Ашраф прошел мимо нас. Он не взглянул на меня вообще:

- Я не хочу влезать не в мои дела, но вижу как вы смотрете друг на друга, почему бы вам не попробовать встречаться. Мне кажется, вы иногда ждете реакции друг друга, а иногда избегаете. Может вам поговорить? Извини, - осекся он. - Это не мое дело.

Я молчала, но задумалась. Я не знала, что ответить. Что не хочу отношений в мусульманской стране, что через время вернусь домой и не хочу ранить никого, ни себя, ни его чувства, что не планировала отношений с арабом, с меня достаточно того, что другие девушки рассказывают?

- Послушай, да, вы оба - разные культуры и менталитеты. Ну и что? Тебя же занесло сюда каким-то ветром, и ты уже почти год здесь, так почему же ты боишься влюбиться в человека, который принадлежит данной культуре?

- Почему ты меня спрашиваешь? Почему ты его не спросишь, почему он, то стреляет глазами, то избегает меня?

- Потому что вижу, что он любит тебя, но он переживает, что он не интересен тебе. Из-за шрама.

- Ты предполагаешь?

- Я знаю.

- И ты хочешь знать, как я к нему отношусь?

- А ты относишься?

- Да.

Он улыбнулся:

- Вы будете красивой парой.

Мы начали встречаться. Время шло, про нас ходили сплетни, и смысла скрывать наши отношения не было, мы хотели перейти к еще более близким отношениям, чем просто зажимания по углам, пока никто не видит. Мы решили открыть нашу тайну всем сотрудникам, а Ашраф решил, что тянуть нечего, и в один из вечеров, когда на пике смен на ресепшне собралось большое количество сотрудников, он встал на колено, протянул руку с кольцом и на глазах у множества представителей штата предложил мне руку и сердце. Некоторые пытались показать вид, что для них было неожиданностью, некоторые тепло и сердечно начали нас поздравлять.

Сначала мы оформили брак в суде. Хотя очень многие выразили свою антипатию к этому - в Египте настоящим браком между Православными людьми считается Церковный брак. Другие виды брака они не воспринимают серьезно.

Когда информация о женитьбе дошла до руководства, никто не стал приветствовать развитие отношений на рабочих местах, и, как нам объявили, правила компании исключили возможность нам вместе жить при отеле. Один из нас должен был покинуть отель, но мы решили покинуть его вместе. Особого выбора у нас не было, в Шарм эль Шейхе снимать квартиру было очень дорого, а приютить влюбленную пару не решался ни один отель. Мы уехали в Хургаду и сняли квартирку в вонючем и застроенном квартале, который некогда я отвергла. Проулок был неосвещенным и находился далеко от центральной улицы Шератон, перпендикулярно ей. Мы начали искать работу, обзванивая для меня все риэлтерские агентства, телефоны которых были напечатаны на больших билбордах, занимающих пространство окон офисов, и обзванивая гостиницы в поисках работы для него. Потеряв надежду найти работу для палестинца, я поняла, что работа в агентстве недвижимости мне не светит - ставка была ниже оплаты за квартиру, не учитывая коммунальные услуги.

Мы нашли знакомого, который занимался подбором анимации для отелей. Он пообещал помочь с трудоустройством, естественно за дополнительную плату. Через несколько дней он позвонил - нашел отель в Макади, который искал русскоговорящего гест-релейшна. Когда я увидела отель в первый раз, он был еще не приспособлен для туристов, но открытие планировалось через неделю. Я прошла собеседование и через пару дней приступила к работе. Мне объяснили должностные инструкции предусмотренные системой отеля. Через несколько дней был первый заезд. Перекошенные лица немцев, которые были основными клиентами отеля, как оказалось позже, сопровождали меня все время. Они были недовольны всем: неровными линиями оснований колонн при входе, бассейна, бетонным полом возле бассейна, они находили щели между плиткой в проходе, и жаловались на это. Похоже, каждый из них побывал впервые в Египте. Что бы они сказали, видя Хургаду, ту Хургаду, в которой мы жили, с мусорной кучей между магазинами, отходами, слитыми между жилыми домами, людьми, замотанными в черные грязные одежды в сорок градусов жары, женщинами, похожими на Смерть, про которую нам рассказывали в детском садике? Нет, я все еще любила эту работу, но русские туристы перестали посещать Египет, в связи с экономической нестабильностью и боязнью потерять рабочие места во время отдыха, а немцы начинали меня раздражать. Работу русской девушке становилось все тяжелее и тяжелее найти, и я держалась за свое место из всех сил.

Ашраф искал работу, не теряя надежды, обходил гостиницы, прося место, но безуспешно. Ходил по магазинам, спрашивал какую-либо работу за любые деньги. Наконец он сдался. Это случилось через 4 месяца после нашего переезда. Как-то днем он подошел ко мне и сказал:

- Я возвращаюсь в Палестину. Мне ту ничего не светит, рабочих мест не хватает для своих. Меня здесь никто не возьмет.

- Пожалуйста, держись. Поверь, я вижу, как тебе тяжело, но мы есть друг у друга и можем решить все проблемы вместе, правда?

- Я - никто! У меня нет ничего, что я могу тебе предложить. Я беден, я палестинец, человека без будущего, потому что моя страна разрушена до и после войны, у людей нет денег.

- Не говори так, я люблю тебя. Давай попробуем! Поедем в Палестину, а потом в Украину... Не теряй надежду, все будет хорошо.

Да, таким образом я подписала себе приговор. Конечно, будучи живой, здоровой, влюбленной, не хватает воображения представить себя лежащей на полу полуразрушенного дома в Газе с кровоточащими ранами. Мы все верим до последнего, что все рано или поздно будет хорошо. Писатели и художники, умирающие в нищете тоже думают, что они успеют до смерти быть признанными миром, этим они живут, ради своего искусства, а я жила ради него, своего мужа, ради нашего с ним будущего.

Мы хотели быть счастливыми, нет, наверно мы все же были счастливыми, жаль что недолго. Счастливыми в своих мечтах, в своем желании украсить скудную жизнь романтическими эпизодами, как сегодня, в своих надеждах и ожиданиях. Мы мечтали о семье, детях. Мы приехали в Палестину, а потом поняли, что нужно быстрее уехать. Я рассчитывала, что просто познакомлюсь с родными мужа, побудем тут пару недель, и уедем ко мне в Украину. Мы думали над именами наших детей. Что первая должна быть обязательно дочь. У нее будут кудряшки отца, длинные темные, мелкие кудри. Я даже представляла ее себе. У нее будет мой нос и папины глаза. Представляла ее сидящей на папиных коленях. Конечно, больше девочки любят папу, а папа у нее самый замечательный на Земле. Я сама так считаю. И сейчас, лежа на окровавленных лепестках, я восстановила ее образ, который я уже видела в своем воображении: милое личико, вздернутый носик, и горделивый взгляд. И это было последнее, что я видела в своей жизни.

Оставить комментарий © Copyright Лукошина Юлия Геннадиевна (lukoshina_yulia@ua.fm) Размещен: 10/08/2011, изменен: 10/08/2011. 30k. Статистика. Рассказ: События		Ваша оценка:
Аннотация: Сотни тысяч наших соотечественниц живут в странах Ближнего Востока. У многих есть семьи, они приняли культуру и обычаи другой страны и многие из них, поверьте, счастливы, будучи там... Но судьба у каждой из них своя. А про события, которые произошли пару лет назад в Палестине, мы знаем не понаслышке...

Лукошина Юлия Геннадиевна : другие произведения.

Последний день