Саша Лукин : другие произведения.

Русалочка с неожиданным концом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  День Нептуна
  
  
  - Знаешь ту дорожку за бассейном? По её бокам стоят старые потрескавшиеся скульптуры, изображающие пионеров. Они заросли вьюном, их почти не видно. Кусты давно уже никто не подстригал, и они раскинулись так широко, что дорожка стала похожа на волшебную аллею древнего замка. Когда я иду по ней, представляю себя принцессой, разгуливающей по своим владениям. Там, в конце, растёт пышная ива. Её ветви обвили одну из статуй - высокий юноша бережно держит книгу, другая рука призывно поднята. Взгляд, следуя за рукой, устремлён к далёким неведомым мирам, где ещё не ступала нога образованного человека. Волосы откинуты назад, высокий лоб, большие глаза. Ворот рубашки небрежно расстёгнут, открывая часть рельефной груди. Физическая красота и тяга к знаниям, что может быть романтичней? Мне никогда не найти такого сочетания. Наши мальчики по большей своей части - недоразвитые личинки. Немощны, слабохарактерны и безнадёжно вульгарны. Один Лунин чего стоит. А если и попадаются отдельные особи, так имеют что-нибудь одно - ум, как у ботаника Вени Оэртлихермана или спортивное тело как у... как у...
   Звягинцева Вера запнулась, подбирая подходящую кандидатуру. Хотя, это было странно, что она вообще заговорила об этом. Она была единственной девочкой в нашем отряде, кого совершенно не беспокоила реакция мальчиков на её внешность. Это пренебрежительное отношение к сверстникам мужского пола выражалось длинной старомодной косой каштанового цвета и неприлично громадным носом. Общаясь с кем-нибудь, она осторожно выглядывала из-за него, вертела головой в разные стороны, отводила её назад, будто боялась, что он кого-нибудь заденет. Любое проявление к себе признаков внимания воспринимала, как оскорбление. Или, на худой конец, ошибку. Она оборачивалась, в поисках действительной красавицы, справедливо сомневаясь, к ней ли обращён вопрос:
  
  
  - Потанцуем?...
   Вера удивлённо подняла брови и помахала перед моим лицом рукой, как бы проверяя способность видеть.
  - Эй, дружок, с тобой всё в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь?
   Изначально сознавая, что идёшь к девочке с непривычным для себя намерением - пригласить её потанцевать, уже страшно волнуешься, а получив такой издевательский ответ, вообще готов сквозь землю провалиться.
   Другое дело, когда подходишь к ней с повседневным вопросом:
  - Вер, обед уже был?
  Или.
  - Хошь яблоко, только что висело в деревенском саду?
   В этот миг ты видишь перед собой просто человека, как и ты сам, а не девочку - предмет мальчишеского вожделения. И не важно во что она одета. Будь то юбочка со складочками или десять раз заплатанные джинсы. Она чем-то занята: загружает голову чтением, проветривает её на качелях или рассматривает те самые складочки. Тебе неважно, что подумают свидетели твоего поступка - ведь ты делаешь естественные для твоего возраста вещи.
   Но если ты решил сделать нечто, что ещё никогда не делал, что само по себе уже является чем-то выдающимся даже для взрослого человека, незнакомым тебе по своим ощущениям, заставляющем тебя потеть только от одной мысли о необходимости совершить это, но притягивающее мощной природной силой, которой невозможно сопротивляться, которая тащит тебя к неизведанным территориям и запретным, не вкушаемым тобой ранее, плодам. То с первого шага, направленного в строну этой девочки, пассивно ожидающей своей участи у ограды танцплощадки, такой будоражище прекрасной в своём сиреневом сарафане с провокационными завязками на обнажённых плечиках, ты перестаёшь быть незаметной песчинкой в бескрайних просторах Вселенной. Ты - комета, на которую обращены все взоры землян. Ты - самое громкое, самое яркое извержение вулкана. Ты - самое мощное землетрясение, которое когда-либо сотрясало нашу планету, и которое чувствует каждый её житель.
   Поэтому путь твой лежит по высокому подиуму, через фокус самого пристального внимания. Несмотря на грохочущую музыку и полумрак, всем заметно любое твоё движение, слышно в каком бешеном ритме работает твоё сердце. Его пулемётное стрекотание нарушает размеренный ход твоих шагов. Ты, то ускоряешься, то притормаживаешь, сдерживаешь неуместную прыть, пытаешься угомонить непослушные ноги. Это придаёт твоей походке неестественную эмоциональность. Тебе хочется повернуть в сторону, убежать, скрыться в толпе нормальных, ничем не примечательных персонажей этого спектакля, но животный инстинкт толкает тебя к своей цели. Твои собственные руки, вдруг ставшие чужими, покрывает холодная испарина, хотя на улице жара под тридцать. Каждый твой вздох, каждое шевеление пересохших губ ты должен рассчитать так, чтобы в нужное время в лёгких был воздух, а рот раскрылся, и выпустил на свободу нужное слово. И хорошо бы, чтоб оно прозвучало с правильной интонацией и громкостью. Вариант с нечленораздельным бормотанием, изменением цвета лица и неестественной жестикуляцией будет воспринят, как акт проявления величайшей глупости, наглости, а возможно даже и грубости. Тебе тут же будет вынесен окончательный приговор.
  - Лунин, ты - болван.
   И вторая попытка тебе уже не светит. Да и проделать это ещё раз - просто не реально. Но, разумеется, девчонкам про это ничего не известно.
  
  - Как у Серёжи Грачёва? - Подсказала Таня Маркина.
   Она не носила косу, и у неё был маленький аккуратненький носик. А потанцевать с мальчиком было для неё так же волнующе, как выпить компоту.
  - Ну... не знаю... возможно... - Вера замялась.
  - Да, он такой, милашка - Таня улыбнулась и мечтательно закатила глаза. - А как в настольный теннис играет, просто загляденье. Я видела пару раз, как он это делает. Без рубашки, в одних шортах.
  - Кхм... Мда? - Спросила Вера вдруг осипшим голосом.
  Прокашлявшись, она продолжила...
   - Ну ладно, слушай дальше. Я иду медленно, потому что у меня длинное, очень красивое платье, расшитое золотом и веер из голубых перьев. Величественно поворачиваю голову, не резко и совсем чуть-чуть, потому что воротник, он очень высокий, и мне не видно из-за него. Но ведь именно так ходят настоящие принцессы. Ты бы хотела быть принцессой? Чтобы весь этот лагерь, был наш? На месте "линейки" мы бы приказали построить замок.
   Вера тоже закатила глаза, представив себе всё это.
  - Ты всегда так красиво говоришь. Как книжку читаешь. Да, здорово было бы по этим аллеям погулять... со слугами. То есть, они сзади, а мы спереди. Или они спереди, а то вдруг на нас кто-нибудь нападёт.
  - Кто? - Удивилась Вера.
  - Ну... мальчишки.
  - Откуда? Это же будет всё наше. Наш лагерь, наш замок.
  - А-а точно. Здорово, наверное...
  Таня пожала плечами. Вздохнув, сказала:
  - Ой, чёй-то хочется, а чего не знаю...
  Вера пропела.
  - Ой, что-то хочется, а чего не знаю,
   Толи выпить, толи съесть,
  От тоски я умираю,
  Может, книжку мне прочесть?
  Таня хихикнула.
   - Гладко это у тебя получается...
   - Знаешь, я иногда играю со своим телом, - сказала Вера, подавшись вперёд и переходя на таинственный шёпот.
  - Как это, ну-ка расскажи, мне это очень интересно? - у Танечки заблестели глазки.
   А мне это было совершенно не интересно. Я уже полчаса торчал в шкафчике моего друга Серёги и не знал, как оттуда выбраться незамеченным. Напротив, за большим столом, сидели девочки, рядом на табуретке, обшитой красной тряпицей, Ленин в гипсе. Его цепкий с прищуром взгляд, безошибочно вычислял тунеядца, отлынивающего от общественной работы. Где-то, совсем близко, в ожидании жертвы кружила Зинаида Петровна. Я чувствовал это своим желудком. Он очень чутко реагировал на плохое настроение нашей воспитательницы. Стоило ей только нахмуриться, как его тут же скручивало, и меня тянуло в туалет.
   Она грозилась засадить меня за стенгазету, как только найдёт. А это мне совсем не нравилось. Я бы предпочёл сейчас осваивать колючие и смолянистые высоты недавно обнаруженных сосен у западных ворот. Но прокопошившись лишние пару минут у галошницы, упустил драгоценное время. Зинаида вошла в компании Звягинцевой Веры, Танечки и твёрдого намерения сделать цветной агитационный листок.
  - Где Лунин? Кто увидит, тащите его ко мне. Сегодня - "день Нептуна", а у нас нет стенгазеты. Кошмар! И это в моём отряде. Звягинцева спасай положение, изобрази что-нибудь...
  - Хорошо. Правда, я уже статьи делаю, но я попробую, может, получиться...
  - У-у-у!!! - Ревела Зинаида. - Ну, попадись он мне. Что я покажу товарищу Петрухину? Я сегодня не в настроении.
   А когда она в нём была?
   Единственное место, куда я успел спрятаться за миг до её появления, был шкафчик моего друга. Укрытие так себе. Коленки упирались в дверь. Чтобы она не открылась, я придерживал её двумя пальцами за торчащий болтик, скрепляющий ручку. Ноги затекли, в левую ягодицу вонзилась какая-то штука, было темно и скучно. На уровне моих глаз три небольших отверстия позволяли осматривать ближайшее пространство, оставаясь незамеченным.
   Сквозь них я и следил за тем, что происходило снаружи. В это время я чувствовал себя Джимом из "Острова сокровищ", который сидя в бочке из-под яблок, выведывал секреты пиратов. Хотя какие могут быть секреты у девчонок?
  - Я, когда хочу пИсать, сжимаю мышцы и задерживаю своё желание - заговорчески шевельнула носом Звягинцева.
  - И...?
  - Во мне что-то происходит, становится так ... так приятно... как будто щекотно... перехватывает дыхание, всё вокруг кружится, кружится... звуки, запахи, предметы расплываются, превращаются в густой туман. Я падаю в него и плыву, плыву, не чувствуя собственного тела... только сердце, я слышу как оно бьётся...
   Танечка, широко раскрыв глаза, непонимающе смотрела на подругу. Вера продолжала:
  - Ну хорошо, проще говоря, это похоже на ... на... не могу объяснить. Ну, знаешь, когда смотришь картины некоторых художников: обнажённая натура...
  - Чего?
  - Ну, это значит, голые женщины - сжалилась Вера, - рядом одетые в доспехи мужчины... я видела это в папиных книжках... это выглядит так ... Мммм...
   Верины веки, утяжелённые самовнушением, поползли вниз.
  - Грубая сила и полная беззащитность. Властелин и раб.
  Звягинцева в истоме откинулась на гипсового вождя, тот осуждающе склонил голову набок.
  - Только ещё вопрос, кто из них беззащитен и кто действительно обладает властью.
  Вера загадочно подняла пальчик.
  Маркина беспомощно захлопала подкрашенными ресницами. Потом вдруг просияла:
  - А-а... поняла, у меня это бывает, когда переодеваешься, а на тебя мальчишки смотрят...
  - Где это? - Теперь Звягинцевой пришла очередь удивляться.
  - В палате. Ну, через окошко подсматривают, там в спальне...
  - Так там же шторки есть. Закрой их и всё.
  - Тогда им не видно будет.
   Ерунда какая-то, подумал я. Неужели не о чем больше говорить? Специально терпеть, не пИсать, чтобы испытать какие-то приятные моменты... демонстративно переодеваться... Чушь, бред! Девчонки, точно ненормальные.
   Ладно, Маркина, со своими богемными замашками, как никак из театральной семьи. Бабушка у неё работает билетёршей в театре имени Образцова. К тому же, я подозревал, что она догадывается о нашем присутствии.
   Но Звягинцева...
   И с чего это мой друг Серёга решил, что она поможет разрешить его внутренние противоречия? Он так и сказал: "внутренние противоречия". И откуда они у него только взялись?
  
  - Сам не знаю откуда. Но я хочу, чтобы ты помог мне с этим делом. Ты же мне друг?
  - Да нет проблем - успокоил я, не имея ни малейшего представления, как это сделать.
   Мы натянули узкую сетку над зелёным столом и взялись за ракетки. Грачёв за "мягкую", с поролоновыми рифлеными прокладками и скрипучей, пропитанной чем-то, резиной, сделанную специально его отцом, инженером. Не ракетка, а произведение искусства. Серёга обращался с ней осторожно, протирал одеколоном, прищурившись, подносил к лицу, высматривая мелкие неровности. Никто никогда не видел, чтобы он её ронял.
   Я же взял стандартную с редкими пупырышками, которую удачно выменял у Витька Козицкого за некрасивую кофту, купленную для меня мамой перед самым отъездом.
  - Ты знаешь мой взгляд на жизнь - никаких девчонок. Я никогда не понимал ребят, которые готовы скакать заводным болванчиком, лишь бы угодить какой-нибудь юбке. Кхм... Кхм... Ну, я не имею ввиду тебя. Ты совсем другое дело. То, что ты помогаешь Жене в разных там делах, я не вижу ничего особенного. Она нормальная, как все ребята. То есть, я, конечно, не считаю её мальчиком...
   Грачёв замолчал, надул щёки и с силой выдохнул воздух. Потом с остервенением зачесал затылок ракеткой.
  - Короче, я ощущаю внутри себя противоречия. Я спокойно могу прыгнуть с балкона второго этажа или пройти по узкому карнизу, ну, ты же меня знаешь...
   Я авторитетно кивнул.
  - Я спокойно смотрю в глаза опасности, а вот в глаза Веры Звягинцевой не могу.
  - Почему? А-а, их не видно из-за...
   Я хотел пошутить насчёт её носа, но осёкся, видя, что Серёге не до шуток. Он смотрел на меня с искренней надеждой. На меня ещё никто так не смотрел. С раздражением смотрели, с непониманием, с озабоченностью, даже с интересом, но вот с надеждой никогда. Я почувствовал ответственность за свои слова, и произнёс
  - Скажи, а в глаза других девчонок ты можешь смотреть?
  - Да.
  - А Веры - нет?
  - Нет, то есть да... Ну в общем, не могу.
  - Ты сделал что-то плохое, от чего тебе должно быть стыдно перед ней?
  - Нет, что ты!
  - Ты считаешь её настолько уродливой, что...
  - Нет, что ты, что ты!
  Замахал на меня руками Серёга.
  - Тогда, если ты не можешь смотреть - не смотри.
   Серёгин взгляд стал меняться. Он потерял то новое для меня присутствие надежды и наполнился давно знакомыми: раздражением, непониманием, и озабоченностью. Но это всё же лучше, нежели появление ещё одной новинки - отчаянья. Друг всё-таки...
  - Кхм... - я деликатно кашлянул - Слушай, она не очень... в смысле, есть другие девчонки и намного её краси... кхм... в общем, что ты в ней нашёл?
  - А ты?
  - Я?!
  Краска залила мне лицо.
  - Ну, да. Ты же пригласил её танцевать?
  - Точнее попытался...
   Я горько усмехнулся, вспоминая, как она меня отшила.
   Беленький шарик резво перепрыгивал через сетку. Звонко отскакивая от моей "лысой", тонул в недрах Серёгиного великолепия и нехотя покидал его. Все мои попытки закрутить удар, легко разоблачались. Грачёв с нисхождением принимал мои гасы, отвечая на них без явного усилия. Я знал, что играю лучше, но спецракетка прировняла наши возможности.
  - Мне кажется, я должен с ней поговорить.
  - Зачем? - Спросил я.
  - Это же ясно, как дважды два - чтобы выяснить причину этих противоречий!
   Грачёв неуклюже размахнулся и сильно "погасил". Шарик, коснувшись моей половины, кометой улетел в кусты. Какая несправедливость! Любая посредственность может выглядеть профессионалом стоит ей лишь воспользоваться чудом конструкторской мысли. Кто же так замахивается? Попробовал бы он так сделать моей "деревяшкой".
  - Да? Ну, тогда вперёд.
  - Не могу.
  - Что?
  - Говорить с ней я не в состоянии. Как спросит о чём-нибудь, у меня в голове всё путается, стою, молчу, хочется рассмеяться или убежать куда-нибудь, спрятаться, чую - краснею, а от этого ещё хуже становиться...
  - Всё ясно.
  - Ну?
  - У тебя точно эти - противоречия.
  Серёга огорчённо вздохнул.
  - Ты можешь мне помочь?
  - Я бы с радостью, но как?
  - На прошлой дискотеке ты пригласил её танцевать. Значит, тебе тоже хотелось с ней поговорить.
  - Мне хотелось с ней потанцевать...
  - Это одно и тоже. - Отмахнулся Грачёв.
  - Она стояла одна, в своём сарафане, с этими завязочками, ну, знаешь, которые того и гляди, свалятся с плеч...
  - Она была в очках?
  - Что?
  - Я говорю, ты заметил на ней очки?
  Я пытался вспомнить эту деталь, но не мог.
  - А ведь она их носит, не снимая. Вот видишь, значит, ты тоже не мог посмотреть ей в глаза. У тебя тоже появились противоречия, но ты разрешил их, пригласив её на танец.
   - Любишь ты всё усложнять - говорю.
  - Я хочу знать о ней как можно больше. Это поможет нам общаться в будущем.
  - У тебя большие планы?
  - Ты можешь описать её, как человека? Ведь Женя наверняка тебе о ней что-нибудь рассказывала.
  - Ясное дело. Удобно иметь шпиона в стане врага.
   Я многообещающе зашевелил бровями, хотя Женя не поверяла мне ничьих тайн. Но желание выглядеть человеком сведущим тянуло на скользкую дорожку.
  - Ну, рассказывай, я слушаю...
   Грачёв обогнул стол, сел напротив меня и по виду был готов впитывать каждое моё слово. Он не собирался продолжать игру! А что может быть важней? Я уже жалел, что согласился на этот разговор.
  - Э... Ну что ж. - Начал я, пытаясь припомнить хоть какую-нибудь интересную деталь. Но в голову лезли лишь несущественные мелочи. Вот Вера сидит на скамейки, накинув ногу на ногу, играет босоножкой. Сосредоточившись на книге, ест яблоко.
  
  
  - Вер, чё читаешь?
  - Владимир Маяковский, знаешь такого?
  - Конечно. "Мы говорим Ленин, подразумеваем Партия,
  Мы говорим Партия, подразумеваем Ленин". А зачем ты его летом то читаешь? Всё равно в школе проходим...
   - Затем, что интересно. Не всем же, как сумасшедшим за мячиком бегать...
  
  
  - О! - говорю - Она любит читать. Даже сейчас, на каникулах, читает Маяковского. Знаешь такого?
  - Конечно. - Ответил Грачёв - "Любит? не любит? Я руки ломаю
   и пальцы разбрасываю разломавши..."
  - Да нет, другой - "Мы говорим Ленин, подразумеваем Партия..." ну, и так далее. Короче, представляешь, когда все люди отдыхают, она тома глотает. Говорит, хотела первый том перечитать, зашла в нашу библиотеку, а он на руках, пришлось второй брать. Ха-ха, представляешь! Том перечитать захотела! Ха-ха-ха. Мы, видите ли, сумасшедшие за мячиком гоняем, а она значит нормальная. Тоже мне нормальная нашлась, ха-ха-ха...
  Я прям закатился от смеха.
  - Так. Ясно. Дальше. - Спокойно произнёс Грачёв.
  - Не, ты представляешь. Том перечитать захотела. Ха-ха-ха.
  - Я понял, дальше. Что ещё знаешь о ней?
  - Не, ты не понял, она говорит...
  - Да понял, я понял, что ещё?
  Я понемногу успокоился. Ну, ладно, что же ещё можно о ней сказать?
  - Фигурка у неё ничего, коса длинная ...
  - Не надо о внешности, это я изучил досконально.
  - Ну, тогда, пожалуй, всё.
  - Всё?!
  - Ну, да.
  Я пожал плечами.
  - Мда-а. Не густо - Грачёв разочарованно опустил голову. - Хотя, конечно, любовь к чтению - ценная информация.
  - Ну что, продолжим?
  Я перешёл на другую сторону.
  - Подожди, - не сдавался мой друг, - у тебя есть подружка, а ты ещё пытался пригласить другую девчонку танцевать, да?
  - Ну я бы не сказал, что у меня есть подружка... Во всяком случае не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово... Да к тому же...
   Серёга подкинул теннисный шарик и с силой ударил по нему ракеткой. Тот просвистел в миллиметре от моего уха.
  Я поспешно ответил:
   - Да, пригласил. К чему такие эмоции? Побереги шарик, это последний, а у физруков фиг допросишься...
  - Ты преспокойно подошёл к Вере и пригласил её.
  - Ну, насчёт спокойствия...
  - Ты легко общаешься с девочками.
  - К чему ты клонишь? - Насторожился я.
  - Это же ясно, как дважды два. Ты ловелас.
  - Это ещё кто?
  - Бабник. Выходит, что ты знаешь к ним подход. Ты должен познакомить меня с Верой.
  - Так, ты же вроде с ней знаком, по меньшей мере, недели три, если не ошибаюсь.
  - Это было ещё до того...
  - Как в тебе поселились противоречия?
  - Да. А сейчас представь, что мы незнакомы.
  Серёга подошёл ко мне вплотную и понизил голос.
  - В общем, сделай так, чтоб она со мной заговорила...
  - Она с тобой и так прекрасно общалась.
  - Ну, хорошо, поставим вопрос по-другому. Сделай так, чтоб я с ней заговорил.
  Грачёв выделил слово "я".
  - Уверен, у тебя получится.
  - Откуда такая уверенность? - Засомневался я.
  - Ты наглый, пошлый, бессердечный.
  - С чего ты взял?!
  - А кто ещё мог сказать Вере такое: "Потанцуем? Давай, крошка, я покажу тебе небо в алмазах".
  - Да это в кино было... - оправдывался я.
  - А значит, тебя не мучают страхи и угрызения совести, свойственные порядочным людям. Тебе легко будет перебороть неловкость. Конечно, у тебя тоже есть комплексы - ты не умеешь проигрывать, и злопамятен, но это, кажется, тебя не сильно беспокоит. А вот я не могу ужиться со своими. Мне надо преодолеть их. Чтобы не стать каким-нибудь неврастеником. Сегодня я не могу смотреть в глаза Вере, а завтра...
  - Правде. - Весело вставил я.
  Грачёв посмотрел на меня, как доктор на недоразвитого ребёнка.
  - Очень смешно. Я же говорю, у тебя совершенно нет чувств. Ты как фанера. Я тебе о самом сокровенном, как другу, а ты из себя идиота строишь. Придумай-ка лучше ситуацию, чтобы я мог предстать пред ней, как нормальный человек...
  - То есть, как герой?
  - Я серьёзно. Расскажи ей обо мне что-нибудь...
  - Что?
  - Ну, это же ясно, как дважды два! - Нетерпеливо воскликнул Грачёв. - Расскажи, какой я положительный, девочкам нравятся положительные, какой я интересный...
  - Наврать что ли?
  - Ни в коем случае! Всё это всплывёт рано или поздно и что тогда? Валить на твою неуёмную фантазию? Нет уж. И потом - разве во мне нет ничего интересного? Я тоже книги люблю, на велике без рук катаюсь, и вообще... Короче, если ты меня познакомишь, я подарю тебе мою теннисную ракетку. Я знаю, ты давно на неё посматрива...
  - Договорились - ответил я, не дав закончить ему фразу.
  
   И вот теперь я сижу в его шкафу, размером не больше спичечного коробка, мучительно соображая, как использовать эту ситуацию для достижения нашей общей цели. Мне трудно дышать. Запах от Серёгиных кед смешивается с ароматом моих носок, превращая остатки свежего воздуха в голлюциногенное средство. Думать в такой обстановке противопоказано, - можно додуматься до какой-нибудь мерзости.
   Чтобы немного освежить мозги, я поднёс свой нос к оному из отверстий и вдохнул.
  - Что это? - Услышал я встревоженный голос Веры.
  - Где?
  - Тут рядом, как будто, сопит кто-то...
  - Да? А я не слышала...
  - Угу. Похоже, как...
  - Как кто?
  - Как ёжик...помнишь, недавно приполз к нам на территорию?
  - А-а-а...Да. - Маркина сжала губы и брезгливо поёжилась, - его Серёжа Грачёв первым заметил. Я его спросила: как мне лучше, с распущенными волосами или в пучок? А он уставился под ноги, вылупил глаза и молчит. Я конечно понимаю, вопрос трудный, но чтоб так реагировать... И тут он как закричит: ёжик!
   Я постарался дышать потише. Физическому напряжению сопутствовало душевное - Зинаида не далеко, и, если найдёт меня, прощай свобода! А так хочется погулять! На улице красота!
   Из динамиков, установленных по всему лагерю доносилась музыка:
  "На французской стороне, на чужой планете,
   предстоит учиться мне в университете.."
   Я посмотрел сквозь отверстия в окно - на верхушке берёзы устроилась ворона. Рыжая кошка, ступая по толстой ветке мягкими лапками, осторожно подбиралась к чьему-то гнезду. На неё камнем бросилась ворона. Счастливая, может лететь, куда хочет.
   Мне стало совсем тоскливо.
   Как выйти незамеченным?
   Звягинцева удобно расположилась за столом и, в ожидании вдохновенья, играла авторучкой. Маркина сидела напротив, теребя рыжий локон, и тоже никуда не собиралась уходить. Они мило беседовали о своих девичьих секретах, не догадываясь, что их подслушивают. И конца этому не было видно. Если я решу предстать перед ними, вот так, запросто, вывалюсь из шкафа, - будет маленький конец света.
   Оставалось ждать и надеется на чудо - может, они когда-нибудь уйдут. В конце концов - скоро начнётся праздник. Зинаида доверила Вере написать к нему несколько дежурных фраз для поддержки сомневающихся и воодушевления истинных поклонников этого очередного фарса, придуманного взрослыми. Она справится, я не сомневаюсь. Пишет она хорошо, вон какие очки носит. Только красивыми фразами нас не обманешь.
   Занудная декламация стишков, детских песенок, сценическое исполнение сказки Ганса Христиана Андерсена "Русалочка", с вольной интерпретацией - вот, что ждало нас в ближайшее время аж до самого обеда.
  
  
   Как-то, мне пришлось быть свидетелем такого мероприятия.
   На сцену взобрался наш завхоз дядя Миша, облачённый в белую мантию, на кромке выделялся застиранный инвентарный номер. Бутафорская корона, обмотанная жёлтой фольгой, в руках трезубец. Сверкая волосатыми коленками, он возвестил о начале праздника. Младшие отряды, наивно ожидая веселья, дружно рассмеялись. Но тут на подмостки вышли их обречённые сотоварищи в бумажных костюмах, и унылое представление началось.
  - Мы приветствуем те... тебя... вас... царь Нептун - робко начали морские существа.
  - Здравствуйте! О-го-го. Кто вы такие? - Громогласно вопросил дядя Миша.
   Наверное, он это сделал не совсем правильно: излишне грозно насупил приклеенные брови, или его фанерная пика слишком резко возникла перед носом первой рыбки, короче - диалога не получилось. Петя Семёнов, сын директора лагеря, игравший главную роль, неожиданно заплакал и побежал прочь, увлекая за собой остальных представителей подводного мира. Они столпились перед узкой лестницей, торопясь скорее покинуть страшное место, где их не узнали.
  - О-го-го! Здравствуйте! - Кричал дядя Миша удаляющимся детям.
   Вожатая двадцатого отряда Кузнецова Лариса, носила очки на серебряной цепочке, поэтому они не падали на пол, если слетали с носа, а болтались в районе её плоской груди.
  - Тише, тише. Подождите - успокаивала она своих малышей, очки беспокойно метались из стороны в сторону, - куда вы? Ещё не закончился спектакль. Надо продолжать...
   Вожатая растопырила руки, цепляясь за нарисованные плавники и щупальца. Она не хотела казаться строгой - всё-таки в первом ряду сидели представитель райкома комсомола, специально приехавшие посмотреть на это убожество. Может быть, если бы она ругнулась пару раз, как она обычно поступала, всё бы улеглось. Но Лариса, еле сдерживая нарастающий гнев, твердила одну лишь фразу:
  - Надо продолжать. Надо продолжать...
   Дети упорно не хотели продолжать и стремились поскорее закончить. Представители райкома недовольно перешёптывались. Директор Вячеслав Анатольевич в молчаливом отчаянии взывал к Ларисе. А та, стараясь угодить, в творческом порыве уже выкрикивала нужные реплики:
  - Мы - придворные твои пришли с вопросом о русалке.... О русалке... Почему она молчит? Почему она молчит, спрашиваю... Петя! Семёнов! Продолжай...Ну же! Почему она молчит...
   Петя, с заплаканными глазами и закусив нижнюю губу, молча смотрел на Ларису снизу вверх. Его акварельная чешуя расплывалась под солёными слезами. Остальные актёры, с опаской поглядывали на полуголого завхоза.
   - О-го-го! - Не унимался дядя Миша, потрясая в воздухе трезубцем. - Кто вы такие?
  И Петя Семёнов, всхлипывая, протянул:
  - Не знаю...
  - Что "не знаю"? - Изумлённо спросил Нептун.
  - Почему она молчит, не знаю - сказал Петя и опять заплакал.
   Тут из зала появилась его мама, Людмила Ивановна, работавшая в их отряде воспитательницей и забрала неудавшуюся театральную звезду.
   Чтобы скрыть неловкость момента перешли сразу к финальной части спектакля, где не требовалось участие представителей младших отрядов. Наша вожатая Наташа вышла на сцену. Её загорелое тело украшал ярко жёлтый купальник, на бёдрах шёлковый платок, на ногах высокие сабо. Пижон Сорокин, физрук с идеальным торсом и отсутствием чувства юмора, встретил её пламенным взором:
  - Русалочка, почему ты покидаешь меня? Теперь, когда я услышал твой голос, я не смогу без тебя жить.
  - Мой милый принц, - отвечала Наташа, её взгляд, игнорируя Сорокина, летел над нашими головами в неведомую даль, - я не буду жить с тобой во дворце, где нет ничего интересного. Мой морской народ нуждается во мне, а я в нём. Ещё так много надо сделать...
   Что нужно сделать мы так не узнали, потому что Наташа развела руки и пустилась в пляс. Шёлковый платок, не успевая за резкими движениями, обнажил её стройные ноги, нижняя часть купальника призывно мелькала под развивающуюся тканью. Представители райкома перестали шептаться и с живым интересом уставились на сцену - праздник был спасён.
   Формально.
   В действительности же, он так и остался галочкой на бумаге. Что весёлого в том, чтобы наблюдать, как радуются другие? Вожатые после представления окатили друг друга из вёдер, а мы стояли рядом и завидовали их непритворному восторгу.
   Чтобы поднять упавшее настроение, некоторые мальчики пытались развеяться беготнёй за девочками. Для остроты этого, в общем-то, не нового развлечения, ребята таскали с собой целлофановые пакеты, наполненные водой. Погоня считалась удачной, если на преследуемую опрокидывали булькающее содержимое. Я в этом не участвовал - суррогатное веселье не для меня.
   Я слышал, что настоящий "День Нептуна" начали праздновать моряки, когда пересекали экватор. Тех, кто это делал впервые, окунали в бочку с водой - человек должен вернуться к своим корням. Вроде бы он вышел из воды и всё такое... Короче - надо быть мокрым с головы до ног, чтобы действительно проникнуться духом этого экзотического праздника.
   А мы ходили пыльные и угрюмые, как бедуины. Ну, конечно, за исключением тех, кого из пакета...
  
  - Зинаида Петровна сказала, что сегодня будет "нечто", - Таня просто источала таинственность - "Русалочка" с неожиданным хвостом.
  - Концом.
  - Ой, точно, - Танечка хихикнула.
  - Я знаю, она согласилась играть роль злой колдуньи.
  Очень точно выбрано амплуа, подумал я.
  - Да. Но только, мне кажется, она не это имела ввиду...
  - И что же будет? - Нос Веры скептически сместился в сторону - не нравятся мне эти своевольные издевательства над литературными произведениями.
  - Не знаю точно, но она что-то там говорила про дядю Мишу и пожарную машину...
   Лично я ничего нового в дяде Мише не вижу, а вот пожарная машина... Это в самом деле, может быть что-то интересное. Как-то, Зинаида, в редкий момент расположения, поделилась со мной своими соображениями, но слушал я невнимательно и подробностей не помню. Но могу подтвердить, что она точно что-то затевает. Может, хочет устроить тушение пожара? Я бы с удовольствием помог в его возникновении.
   Стараясь представить - для чего ей понадобилась пожарная машина, я напряг одурманенные мозги. Те, зашевелившись, привели в движение лоб, а тот, в свою очередь мой, ничем не примечательный нос. Я почувствовал, как в нём что-то защекотало и... чихнул!
  - Апчхи!
   Девочки, вскочили, как ошпаренные.
  - А!!!
  - Ой! Что это?!
  Но тут я услышал:
  - Неа, Зинаида Петровна, я его не видел. Сам его ищу весь день по очень важному делу.
  - Грачёв, где Лунин? Газета горит!
  Мой друг Серёга влетел в комнату.
  - А-а... де...девочка...чки, здрасьте - пролепетал мой друг, завидев присутствующих.
  - Здравствуй, Серёжа, - дружелюбно отозвалась Таня.
  - Ведь обещал же, паразит! Ну, попадись он мне! - Голос Зинаиды заставлял дрожать всё вокруг. Я еле удержал дверь, пальцы побелели от напряжения.
   Должно быть, в этот момент наша воспитательница угрожающе потрясала в воздухе кулаком. Я этого не видел, но не жалею об этом. Зато я увидел Грачёва. Он дёрнул дверцу своего шкафчика и уставился на меня, как на ежика, скукожившегося у его ног.
   - Чёй - то... - Произнёс он и тут же осёкся, пытаясь понять смысл мизансцены: я, в его шкафу.
   Серёга был парень с открытой душой. За это я с ним и подружился. Мне легко было с ним общаться. Он ничего не скрывал, всегда говорил прямо, что думает. Вот и сейчас в его взгляде отразился весь ход его мыслей: лёгкий шок, удивление, непонимание с оттенком брезгливости, немой вопрос "Что, ты, тут делаешь?", и догадка "От Зинаиды, что ли прячешься?"
   Я терпеливо ждал, когда закончится весь цикл его умозаключений. А Грачёв застыл на месте, лихорадочно соображая, что делать. Глаза забегали, рот так и остался открытым.
  - Э... наверно, я её на поле оставил... пойду проверю...
  - Что? - Спросила Маркина, ей всегда всё было интересно.
  - Мою любимую теннисную ракетку...
  - Нет, я видела тебя, когда ты шёл на поле, - ты был без своей любимой. А я стояла недалеко с распущенными волосами. Ты шёл и болтал с Козицким, а на меня даже не посмотрел. - Сказала Маркина и собрала свои волнистые кудри в толстый пучок.
   - Да? Странно... - Грачёв в замешательстве зачесал затылок. - А мне казалось, я её оставил на поле.
   Насколько было возможно, я раздвинул ноги - ну, точно, сижу на ней, родимой. Чтоб достать, надо постараться - я тяжёлый. Надо же! Не мог придумать чего-нибудь другое - кепку, например. Вон, её козырёк торчит с верхней полки. А так...
   Кряхтя, я приподняться. Выудил ценную вещь и с укоризненным видом передал моему несообразительному другу. Тот, не наклоняясь, взял ей. Повернулся всем телом и произнёс растерянным голосом:
  - Ой. Какое счастье. Вот она. Теперь я могу пойти... что-нибудь почитать.
   И он вышел, держа ракетку двумя пальцами, аккуратно, будто боялся испачкаться. Тоже мне конспиратор, он даже шкафчик забыл закрыть! Я осторожно дотянулся до болтика и прикрыл дверцу.
  Маркина сказала:
  - Странный он какой-то. Зачем он это сделал?
  - Сейчас узнаем - услышал я голос Зинаиды Петровны.
  По-моему, в нём сквозили нотки злорадства. Или мне показалось...
  - Ага! - Воспитательница с силой распахнула дверцу моего убежища.
  ... Нет, не показалось.
  
   *
  
   Моя мама почти каждый вечер делала одну странную вещь. Я до сих пор не могу найти ей объяснения. Когда я, удобно разместившись в тёплой постельке, погружался в сон, она наклонялась ко мне и с умилённым видом поправляла подушку. От этого моя шея, потеряв уютное расположение, искривлялась неестественным образом. Я просыпался и ворочался часа полтора, стараясь вернуть себе то сладостное состояние, которое было у меня до маминой любезности. Что характерно - мама к тому времени уже давно посапывала в своей пастели.
   Взрослые часто совершают поступки, в которых нет никакой логики, а всех уверяют, что знают что делают.
  - Садись. Я знаю, что делаю.
  - Ну, Зинаида Петровна, - протянул я, - Кому это надо? Уже поздно. Комиссия же проверила работы всех редких коллег.
  - Не остри - одёрнула меня воспитательница, - да, верно, представители комитета комсомола уже видели работы редколлегий всех отрядов. Кроме нашего. Я не решилась выставить на всеобщее обозрение мазню Вени Оэртлихермана.
  - Он вроде неплохо нарисовал...
  - Нептун на подводной лодке и с фонариком вместо трезубца.
  - Это бластер - пистолет, стреляющий лазером.
  - Мне не нужна космическая фантастика, мне нужна сказка.
  - Всё равно её никто уже не будет оценивать, наверняка после праздника комиссия уедет. Зачем же её переделывать?
  - Я попросила товарища Петрухина заглянуть к нам после представления, у него будет ещё пара минут. Это очень важно. Поэтому начинай уже. А Вера статьи вклеит.
  - А как же праздник? Он скоро начнётся.
  - Ты же говорил, что он тебе в принципе не нравится. Очередной фарс и всё такое...
  - Ну, да... - Вяло подтвердил я.
  - Нарисуй русалку на камне, омываемом бушующем морем. Как в Амстердаме памятник... Знаешь, там есть памятник в честь сказки Ганса Христиана Андерсена? Сидит девочка на берегу и печально смотрит в даль.
  - Знаю, на ней из одежды - только хвост.
  - Вот и прекрасно. Тогда вперёд. Только, чтоб всё было прилично...
  - Угу - говорю, - это значит без си...?
  - Правильно. - Не дала мне закончить осторожная воспитательница.
  - Только это в Копенгагене.
  - Что? - Не поняла воспитательница.
  - Статуя русалочки.
  - Умница. Чтоб я пришла, и всё было готово. Если увижу тебя болтающимся без дела, пеняй на себя. Звягинцева за тобой присмотрит. Хорошо, Вера? Если он сбежит, сразу ко мне, я его, голубчика, из-под земли...
   Женщина фамильярно похлопала меня по шее.
  - Я так не могу, мне надо с чего-нибудь срисовывать - взбунтовался я.
  - В Копенгаген собрался?
   Зинаида Петровна вышла, прихватив с собой Маркину, чтоб не мешала творить.
   Мы остались вдвоём с Верой. Я приветливо ей улыбнулся. Но моё проявление дружелюбия замёрзло ещё на полпути к девочке с длинной косой. Оно ударилось о ледяной взгляд и осыпалось колючим дождём к её ногам.
   Убрав улыбку, я съехал как можно ниже под стол. Через литровую банку с чистой водой Верин нос казался сплющенным.
   - Я тебе позировать не буду. - Сказала она вдруг.
  Я не нашёлся с ответом.
  
   Мы молча сидели за столом, занимаясь каждый своим делом. Я пытался по возможности целомудренно изобразить полуобнажённое тело сказочного существа, в качестве модели я выбрал статую "рабочего и колхозницы" из "Огонька". А Звягинцева возилась с цветной бумагой. Создавала розовые облака и аккуратно раскладывала их на столе.
   Приставать к ней с разговором я пока не решался. Между её пышных бровей залегла сосредоточенная складочка, нос презрительно расширял ноздри.
   За окном отдыхал теннисный стол, забытый футбольный мяч прятался под лавкой, со стадиона доносились звуки праздника. Там все двадцать три отряда пионерлагеря "Дружный" изображали бурную радость.
   Разумеется, меня это не интересовало, - что там может быть хорошего?
   Вера закончила вырезать и облегчённо выдохнула.
  - Фу-у...
   Тут же стая розовых листков поднялась в воздух и разлетелась в стороны. Одно закрыло верхнюю часть "Колхозницы", оставив мне ненужные ноги, другие игриво украсили пол.
   Вера, отчаянно пряча нахлынувшее смущение, подняла на меня глаза. Я, как ни в чем, ни бывало, продолжал трудиться, хотя самого так и распирало от смеха. Но, рассмеявшись, я бы всё испортил.
   Пришлось лезть под стол - собирать облака. Звягинцева тоже опустилась на колени, её коса гигантской кистью скользила по крашеным доскам.
   Надо как-то вывести её на разговор. Не хотелось бы упускать такой шанс - мы одни, никто не услышит ту чушь, которую мне, возможно, придётся нести, чтобы уговорить её на свидание с Грачёвым. Ведь именно этого он добивается.
   До конца смены осталось пара дней, надо торопиться. Желание - заполучить его суперракетку толкало меня на решительные действия.
   - Э... Вер, может, окно откроем? А то душно. - Я начал артподготовку.
  - Хорошо.
   Звягинцева поспешно раскрыла рамы.
  Ух ты! Отвечает. Уже неплохо. Теперь осторожно, не надо торопиться. Пусть сама что-нибудь скажет.
  Со свежим воздухом в комнату ворвались голоса из динамиков:
  - Принц, не хочешь ли присесть? У меня к тебе есть одно дельце. - Зинаида легко узнавалась.
  - Коварная колдунья, что ты хочешь?
  Опять Сорокин принца играет.
  - Любопытно, что там происходит? - Спросила Вера.
  Так, хорошо, думаю, она не прочь поговорить. Ну что ж, в бой!
  - Ясно дело что, - отвечаю, - очередная показуха.
  - Посмотреть бы...
  - А мне совершенно не хочется.
   Звягинцева вытянула шею и взглянула на мою часть ватмана, там, в экзальтированной позе изгибалась фигура девушки с рыбьим хвостом.
  - Ух ты! Так здорово!
  Я склонил голову набок и посмотрел на своё творенье с расстояния.
   - Ты считаешь?
   - Конечно. Такая примитивная и, в тоже время, интригующая пластика. Напоминает работы Делакруа и Гогена...
   Никогда бы не подумал, что моя мазня может что-нибудь напомнить.
   - Ты знаешь Серёгу Грачёва? - Спросил я в упор.
  - Конечно. - Удивилась Вера.
  - Э.. ну, да... странный вопрос, как никак он у нас флагоносец, его трудно не заметить...
   Из динамиков донеслось:
  - Помнишь ли ты ту девушку на берегу?
  - Конечно, ведьма, её трудно забыть. У неё такой прекрасный голос!
  - Хочешь увидеть её снова? Просто скажи "Да" и всё. Ха-ха-ха.
  Колдунья зловеще рассмеялась.
  - Нет! Нет! - Закричали все зрители. - Говори, нет!!!
  Хотя некоторые, по-моему, всё-таки крикнули "Да".
   - И чего это они там расшумелись? - Проворчал я.
  - Так что? - Вера тронула меня за руку.
  - Ты о чём?
  - Ну, ты спросил меня про Грачёва...
  - Ах, да.
   Я пытался подобрать слова. Надо как-то подготовить её. Нельзя же вот так запросто ляпнуть эту чушь о внутренних противоречиях и желании заново познакомиться.
  - Да-а...- протянул я, - а как ты относишься к...
  - К кому? - Рука Веры замерла, над очередным облаком.
  - К теннису - сказал я.
  - К какому ещё теннису? - Вера была явно разочарована.
  - К настольному
  Звягинцева безразлично пожала плечами и снова взялась за ножницы.
  - Ясно, - говорю, - а к знакомству?
  - Это что социологический опрос?
  - Нет. Просто время хочу убить.
  - Хорошо отношусь. Новый человек - новый мир. Мне всегда интересно знакомиться с новыми людьми.
  - А со старыми?
  - В каком смысле? Со стариками что ли?
  - Нет. С теми, кого ты уже знаешь.
  - А зачем мне с ними знакомиться, если я их уже знаю?
  - Вот и я ему говорю, "зачем"?
  - Кому?
  - Грачёву.
  Вера отложила ножницы.
  - Ну, наверное, он имел ввиду, что... по-настоящему знакомишься с человеком, когда познаёшь его душу, его внутренний мир.
  - Не знаю - говорю - может оно и так. Ну, так что?
  - Что?
  - Хочешь познать мир Грачёва? Я могу это устроить. Скажи просто "да".
   Звягинцева фыркнула.
  - Вот ещё. Зачем он мне нужен?
  - Ну, не знаю, на велосипеде без рук покатаетесь, книжки почитаете, ты ему про художников там всяких расскажешь, про натуру... И он тебе тоже, он вообще парень начитанный, математику хорошо знает. Так и сыпет цифрами.
  - По нему не скажешь. Ходит какой-то потерянный, словно ему по голове дубиной звезданули. Что ни спросишь, - молчит или чепуху какую-то несёт. Я ему утром яблоко предложила, а он: "Есть - не ем. Пью... Иногда" А сам задом пятиться, пока в кусты не залез.
  - Задачки постоянно решает, в уме. - Защищал я друга - Поэтому и отвечает не впопад. Задержка реакции, а что ты хочешь, - мозги работают на повышенных оборотах.
  - А-а, так они у него всё-таки есть?
   Вера рассмеялась.
  - Что ты смеёшься? Он, между прочим, всего Маяковского наизусть помнит...
   Ну и хватил, думаю, понесло меня. Так далеко можно уехать... На самом деле обидно стало за Серёгу, - он к ней серьёзно, а она хихикает. Вот и брякнул сгоряча.
   Вера перестала улыбаться.
  - Ну и что, тоже мне - достижение...
  - Слушай, если честно, он сам очень хочет с тобой познакомиться. Постоянно мне об этом твердит. Но время не хватает, то одно, то другое. Ну, сама понимаешь. Сейчас вот ты здесь, а он...
  Я неопределённо махнул в сторону праздника.
  - Смотри, я уже почти всё нарисовал, осталось только разукрасить. Делов-то, ерунда осталась. Если ты поможешь, я за Грачёвым сбегаю...
   В ответ ни звука.
   - Ну, так как? - Спросил я нетерпеливо, уж больно хотелось взглянуть хоть глазком на представление.
   Тишина. Вера сидела и молча раскладывала бумажки. Потом взяла кисточку, окунула в краску, и стала покрывать хвост моей русалочки ровным синим цветом.
   Всё, ракетка моя!
   Со стадиона донёсся торжествующий смех Зинаиды.
  
   *
  
   Я бежал к праздничной площадке. Что там происходит? Я жадно всматривался в редкие просветы между деревьев. Вдруг нестройные звуки динамиков перекрыл нарастающий шум и страшный визг. Я ускорил шаги, выбежал на открытое пространство и увидел... радугу! Она висела очень низко, практически на головах у зрителей. Это было чудо! Откуда она взялась? И тут я понял причину - вода!
   Красная пожарная машина, которая уже пару дней стояла неподалёку, и уже успела примелькаться, вдруг заговорила мощным фонтаном! Вылетая из шланга, нагретые литры устремлялись ввысь и опускались на головы собравшихся искусственным ливнем. Это было грандиозное зрелище! Мной овладело лихорадочное возбуждение, и желание броситься под эти тяжёлые капли.
   Навстречу бежал Витёк Козицкий.
  - Ты видел?! - С восторгом крикнул он, - Ты видел?! Нас окатили из бранзбойта! Вот это класс!
  С его волос стекала вода.
   Да, значит, Зинаида не обманула - она всё-таки придумала "нечто". И как это только директор ей разрешил?
  - Ты куда?
  - Туда. Куда же ещё...
  Мне не терпелось поскорее освежиться.
  - Да всё уже. Смотри, всё кончилось.
   Так и есть, радуга растворилась в высоких тополях, пожарная машина замолчала, а я опять остался сухой в "день Нептуна".
  - Блин. Жалко.
  - Ха-ха-ха, чё, прозевал веселье, лопух! - Сказал Козицкий, стараясь пальцами отлепить мокрую рубашку от тела.
   Вокруг сновали дети. Особо впечатлительные плакали, те, что покрепче - возбуждённо делились впечатлениями. У некоторых ребят в руках я заметил знакомые пакеты с водой. Ну, всё, опять началось.
   И тут я почувствовал желудочный спазм - на меня, глазами Зинаиды Петровны, смотрела колдунья. Она стояла в тени пожарной машины, опираясь на сучковатую клюку, в чёрном длинном платье, на которое зачем-то пришили звёзды. На голове бесформенный парик из серой пакли. Нарисованная на подбородке бородавка шевелилась. Мистический, жутковатый вид.
   Я шмыгнул за дерево, неужели заметила? Осторожно раздвинул листву, воспитательница о чём-то беседовала с физруком. Похоже, пронесло. И тут я увидел, как она опять посмотрела в мою сторону. На этот раз точно мне в глаза. Взгляд был мимолётный, вскользь, но он пронзил расстояние, как копьё, пущенное сильной рукой.
   Всё. Она точно меня заметила, только виду не показывает, конспирируется, хочет нанести удар
  исподтишка. Подкрадётся сзади и хрясь мне по шее!
   Надо срочно бежать обратно. Сесть за стол, как ни в чём, ни бывало. Сделать невинное лицо - я никуда не выходил, Зинаида Петровна, вам показалось...
   Стоп, там же Вера ждёт знакомства с Грачёвым. Если я вернусь без него, она точно меня заложит. Где же Серёга? Я поискал его глазами. Да уж, найдёшь его в этой суматохе. Что делать-то? Ну, что ж, самое время... наведаться в туалет. Туда хотя бы воспитательница не сунется. А я что-нибудь придумаю в спокойной обстановке.
   Зайдя в пустое помещение, я выбрал дальнюю кабинку, спустил штаны, и пристроился над унитазом.
   Как там Звягинцева говорила? Надо задержать, и будет приятно? Ну-ка, попробуем...
  Я сжал мышцы, сдерживая готовую вырваться наружу субстанцию. От этого в боку сильно закололо. Ой! Я расслабился, из меня пошло всё, что надо.
   Вот сейчас приятно. Может, она это имела ввиду?
   В дверях возник Витёк Козицкий. Это произошло так неожиданно, что я даже вздрогнул. Кабинки у нас не закрывались дверями, поскольку и дверей-то не было. Поэтому он увидел меня во всей красе, то есть - сосредоточенный взгляд, на корточках и без трусов. Я уже было собрался кивнуть ему по-дружески, как вдруг обратил внимание на его руки. В них он держал целлофановый пакет, наполненный водой. На лице играла озорная улыбка.
   Я с ужасом осознал всю опасность ситуации. Витёк возбуждён, ему хочется излить свою энергию и, как один из вариантов, опрокинуть на меня содержимое этого пакета. На меня! Находящегося в таком пикантном положении! Он сможет, я его знаю, - известный хулиган. Чёрт побери, как это унизительно. Я буду мокрым буквально до трусов, то есть - абсолютно. Я не смогу ни ответить, ни помешать. Не побегу же я за ним по улице, мелькая голым задом. Мало того, это унизительно вдвойне, - ведь мы, мальчишки, обливаем только девчонок.
   Всё зависит теперь только от моего умения владеть собой и уровня его порядочности. Если он увидит во мне единомышленника - мне конец. Ни в коем случае не надо показывать ему, что я с ним заодно, что разделяю его желание повеселиться.
   Без тени улыбки я спокойно посмотрел ему в глаза.
   Вот он - момент истины. Время остановилось. Мир замер в своём стремлении к апокалипсису и превратился в вязкую прозрачную материю, где минуты слились с годами, а миг с вечностью. Где нет начала и нет конца, всё предоставлено власти хаоса и анархии, любое движение в сторону порядка вызовет необратимую цепную реакцию, которая... О чём это я? Ах да.
   Слегка приподняв брови, выражая искренне удивление, я задал немой вопрос - в чём, собственно, дело? Козицкий со всей тщательностью начал исследовать моё лицо, стараясь обнаружить в нём согласие на участие в игре.
   Моя кожа ощущала грубую силу его взгляда. Вот он пробежал по моим глазам, безжалостно наступая на ресницы и заглядывая в самую глубину зрачков. Вот он уже спешит по щекам, которые невозмутимо встретили его поступь и не дрогнули. Нос твёрдо выдержал непристойное подглядывание под ноздри. Но тут незваный гость засеменил, маленькими, почти невесомыми шажками по моим губам. Сначала по верхней, задевая и приводя в движение ещё не сформировавшуюся мужскую растительность. Потом по нижней, прыгая и расталкивая такие тяжёлые от серьёзности розовые подушки.
   И тут я почувствовал, что падаю в бездну. Глаза ещё верные присяге показывали беспримерные чудеса самообладания, а всё остальное лицо уже расплывалось в предательской улыбке.
  - Ага! - Победоносно воскликнул Витёк и запустил в меня водяной бомбой.
   Зачем-то я встал. Не знаю, может это врождённое презрение к опасности или отчаянная попытка увернуться. Как бы-то ни было, летящий объект я встретил головой, как футбольный мяч, он опустился прямо мне на макушку.
   Козицкий сбежал. Я остался стоять, придерживая спущенные штаны, в которые стекала вода. Пакет свисал с моей головы, распространяя своё содержимое по всему телу. Быстрые ручейки бежали между половинок моей попы, унося остатки достоинства и веру в человечество. Кошмар! Я был мокрый с головы до... впрочем, разве ни к этому я сегодня стремился?
   К туалету быстро приближались шаги. Неужели Козицкий возвращается? Ну всё, отомщу.
  Через секунду в дверях появился мой друг Серёга.
   Увидев меня, он замер на месте.
   - Чёй-то... - Произнёс он и тут же осёкся, пытаясь понять смысл мизансцены: я, без штанов, мокрый, на голове пакет, в глазах ярость...
   Я молча вытер свой зад мятыми кусками газеты и натянул штаны. Взял пакет и пристроил его под кран.
  - Э... Сань, как там... - Робко начал Серёга. - Как там Вера? Ты уже придумал как меня с ней...
  - Почти... Есть небольшие трудности, но как раз сейчас я над этим работаю.
  - Что-то не видно.
   Наполнив пакет, я выскочил наружу. Лагерь понемногу заполнялся людьми, Маркина визжала на детской площадке, Веня Оэртлихерман, недобро улыбаясь, подступал к ней с воздушным шариком, наполненным водой. Заключённая в голубую резину жидкость весело перекатывалось на его ладонях. Тане некуда было деться, деревянный домик преградил ей путь к отступлению. Её участь было решена. Эх, девчонка, боится сопротивляться, только визжит. Не хотел бы я быть на её месте... Но ведь уже был. И всё благодаря Козицкому.
   Жертва жалобно смотрела на своего палача, но Веня... Ай да Веня... Никогда бы не подумал, что он способен на это.
   Я шёл по улице, держа возмездие обеими руками. Мелькавшие мимо окна корпусов отражали моё, наполненноё справедливым гневом, лицо. Не прощу Козицкому такого унижения, не прощу. Всё Витёк, тебе конец. Рано или поздно мы встретимся и тогда - "финита ля комедия". Пусть я буду искать тебя целый час, день, или даже неделю! Пусть я потрачу на это лучшие годы моей жизни, но всё равно - отплачу тебе за это. Как любил повторять граф Монте Кристо "месть словно коньяк, со временем только крепнет".
  - Ты, знаешь, - меня нагнал Грачёв, - мне кажется, я уже придумал, как преодолеть эти трудности. Смотри, сделаем в классической манере. Ты сегодня вечером на дискотеке, как всегда нахамишь Вере, а я тресну тебя за это, предположим, в живот... Она, конечно, меня поблагодарит, а я - рад познакомится, Серёжа.
  - Выглядит неестественно.
  - Да, ты прав, что-то смущает... Не факт, что она воспринимает тебя серьёзно. Ты для неё комар, жалкая мокрица или там - таракан какой-нибудь. Не будет же она бросаться на шею человеку только за то, что он букашку назойливую шлёпнул.
  - Как знать.
  - Во-во...
  - Ладно, - сказал я, - у меня есть другое предложение: иди в корпус, там сейчас Звягинцева одна сидит, можно сказать - тебя ждёт. Я её подготовил, просто подойди к ней и скажи "Привет".
  - Не-ет! Низачто!
  - Ладно, ничего не говори. Просто войди и будь рядом. Я приду стенгазету дорисовывать, нас с Звягинцевой назначили, и всё устрою...
  - А чего это тебя с ней посадили? Я тоже хорошо рисую...
  - Скажи об этом Зинаиде.
   Из-за угла показался Козицкий. Он успел переодеть мокрую рубашку на сухую футболку, загорелая шея воспалённым пятном светилась под выжженными волосами.
   Я, пытаясь спасти свою репутацию и лучшие годы жизни, бросился на него. Услышав моё тяжёлое дыхание, он оглянулся и тут же припустил, сломя голову. Я за ним.
   Мы сделали пару кругов вокруг нашего корпуса, и тут хулиган показал свой подлый характер - шмыгнул внутрь. Это было не честно. Он знал, что я не посмею там его преследовать.
   Он уже летел вверх по ступеням, когда я решил сыграть ва-банк. Эх, была, не была!
   Я прикинул траекторию его движения и бросил пакет. И расчёт оказался верным, я в этом уверен. Но только конечная точка соприкосновения скрывалась внутри здания.
   Моя водяная граната влетела в раскрытое окно и смачно на что-то шлёпнулась. Я услышал сдавленный крик и грохот падающих предметов. Боясь предположить, что там произошло, я медленно поднялся по деревянной лестнице. Навстречу выскочил Витёк:
  - Ха-ха-ха, мазила!
   Войдя в комнату, я увидел страшную картину: Звягинцева сидела за столом, зажмурившись, с кистью в руке. Всё лицо её было покрыто синей краской. Бесформенные пятна можно было заметить на стенгазете, столе и гипсовой щеке вождя пролетариата. По ватману катались опрокинутые разноцветные баночки. Розовые облака превратились в свинцовые тучи. По середине лежал запущенный мной пакет, вода, перемешивая цвета, стекала на пол.
   Мой друг Серёга был тут же, он замер у своего шкафчика. Рот его был раскрыт от изумления, а глаза выкатились на лоб.
  - Чёй-то...
  И тут его как будто осенило, он подмигнул мне и, выхватив из шкафа полотенце, подскочил к испачканной девочке.
  - Вот, Вера, возьми, пожалуйста.
   Звягинцева на ощупь взяла предложенную помощь. Утерев лицо, она с гневом уставилась на меня.
  - Лунин, ты болван!
  - Да. - Подтвердил мой друг и, подмигнув ещё раз, стукнул меня в живот.
  Я скорчился от боли.
  - Спасибо за полотенце...
  - Серёжа.
  - Вера.
  - Приятно познакомиться. - Сказал довольный Грачёв - А вот тут у меня...
  Он достал из шкафчика какую-то книжку.
  - Что это? - Заинтересовалась Вера. - Маяковский? Первый том?! Откуда он у тебя?
  - Я узнал, у кого он был на руках и попросил почитать. Хочешь, возьми? А хочешь, пойдём, я покажу тебе мои любимые стихи.
  - Может, лучше в теннис поиграем? Правда, я не умею...
  Веря смущённо опустила глаза.
  - В теннис? Да, я тебя научу! - Грачёв радостно бросился к раскрытому шкафчику.
  И наткнулся на меня. Я крепко держал его ракетку. Он замер в нерешительности.
  - Э... Ах да... Моя ракетка... Ты знаешь, Вера, я совсем забыл - куда она делась...
  На него было противно смотреть. Растерянный, полный отчаянья взгляд. И этот человек называл меня жалкой мокрицей.
  - Вот она - говорю, - держи, а о классической манере мы с тобой после поговорим.
  
   Время приближалось к обеду, я пытался уменьшить разбухшую грудь русалочки. Мокрая бумага не давала зафиксировать границы. Вздутая поверхность тормозила работу, превращая процесс реставрации в истинные мучения.
   Звягинцева ушла с Грачёвым играть в теннис, предоставив мне исправлять последствия катастрофы. Пришлось дать им свою ракетку, чтобы получился полноценный дуэт.
  - Что здесь происходит?!
   В дверях возникла Зинаида Петровна.
  - Стенгазету делаю - пролепетал я.
  - Почему она такая...такая...
  Женщина замолчала, не в силах справиться с переполняющим её негодованием.
  - Я случайно опрокинул на неё банку с водой...
  - Кошмарный ужас! Что я имею теперь предъявить комиссии?!
  Она стояла такая большая, беспомощная, руки бессильно свисали по бокам, теряясь в складках звёздного платья.
   Мне захотелось успокоить её.
  - Да я сейчас быстренько всё переделаю. Фигуру скопирую, я уже набил руку, статьи отлеплю и на новый лист...
  - Не надо. - Зинаида устало опустилась на стул, стянула мокрый парик и вытерла им лицо. Бородавка превратилась в чёрную полоску. - Ты и так сегодня, как раб, весь праздник пропустил. Ты не выходил?
  Она недоверчиво прищурилась.
  - Нет. Вы ж сказали...
  - А где Звягинцева?
  - Ушла, а чё ей здесь делать? Статьи уже все написаны... Где новый ватман взять?
  - Не надо, бог с ним, это уже не поможет.
  - А как же товарищ Петрухин?
  - Петрухин? Ему сейчас не до этого, вон сохнет на солнышке... Надо же, как мы его из пожарной-то машины...
  - А, да, Зинаида Петровна, здорово вы придумали с бранзбойтом!
  - Это уж точно... Хватило ума... Ну, ладно, иди, отдохни, скоро обед, а то всё трудишься, трудишься, пока народ гуляет.
  - Ну, как скажите.
   Я встал из-за стола.
  - Странно, а мне казалось, я тебя видела на празднике.
   На пороге я услышал.
  - Стой! А почему у тебя волосы мокрые?
  - Так... я же говорю, банку с водой опрокинул...
  - А... Ну, да. Ступай...
   Странно, воспитательница была не в лучшем настроении, а моему желудку до этого не было никакого дела. Единственное, что его тревожило, это голод.
  
   *
  
   Зеркальный шар под потолком клуба играл светом, раскидывал тысячи бликов по стенам, выбрасывал их через открытые окна в тёплый июльский вечер.
  Юрий Антонов со знанием жизни вещал из колонок:
   "...Летящей походкой ты вышла из мая
   И скрылась из глаз в пелене января..."
   Интуитивно понятные фразы навевали романтическое настроение. Девочки осторожно смотрели на мальчиков, мальчики робко жались друг к другу. Никто не хотел быть первым.
   Я заметил Женю. Она была в коротеньком ситцевом платье и кремовых туфельках - непривычный вид, но привлекательный.
   Собравшись с духом, я решил действовать. Направился через весь зал прямо к ней. Разумеется, весь мир следил за мной в этот момент.
  - Э... Потанцуем? Давай, крошка, я покажу тебе небо в алмазах.
  Женя прыснула от смеха.
  - Какой ужас - сказала она, смеясь - как ты мог сказать ей такое?
  - Но, ты же сама мне это посоветовала.
  - Я пошутила. Это был так, для красного словца. Ты должен был сказать то, что вы, мальчишки, обычно говорите в таких случаях.
  - А у меня ещё не было таких случаев. Это было впервые, когда я пригласил девочку на танец.
  - Да? - Женя недоверчиво прищурилась - а шёл ты вполне уверено, развязная такая походочка, по-моему, даже пританцовывал...
  - Поверь мне - ни разу. И мне очень стыдно всё это вспоминать.
  - Тогда мне будет очень приятно быть первой твоей партнёршей.
   Из колонок послышалось:
   "...Снег кружится, кружится, летает,
   и позёмкою кружа,
   Заметает зима, заметает..."
   Мы вышли на середину. Стараясь не смотреть по сторонам, я робко положил свои руки Жене на бёдра, на мои плечи легли хрупкие девичьи ладони.
   За нами тут же потянулись другие пары. Веня Оэртлихерман аккуратно, на пионерском расстоянии, топтался с Маркиной.
  - Мне было жаль Веру, никто не хотел с ней танцевать. А вышло так, что ты спровоцировал своего друга на нечто большее. Как-то не хорошо получилось. - Женя виновато вздохнула.
  - Ну, он не особенно-то горюет.
  - Да? А кстати, где он?
   Женя осмотрелась.
  - Гуляет по аллеям королевского замка - только что видел, как он в обнимку с Верой проследовал за бассейн. И как это ему удаётся? Знает девочку первый день, а она ему уже такое позволяет!
   Женя улыбнулась, притянула меня за шею и прижалась всем телом. У меня перехватило дыхание, всё вокруг закружилось, звуки, запахи, предметы стали расплываться, превращаясь в густой туман. И вот я уже падаю в него и плыву, плыву, не чувствуя собственного тела... только сердце, я слышу как оно бьётся...
  
  
   КОНЕЦ
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"