--
Замерзнет, - говорит она, пытаясь ускользнуть от поцелуя.
--
Ну, вот видишь, написано ж, сорок градусов, водка ж не замерзает, - он говорит быстро, тараторит слова, как заученный урок отвечает.
--
А шампанское? - она забирает у него из рук подарочный пакет.
--
Шампанское замерзнет.
Он хочет набрать код, но я открываю дверь своим ключом и она, бросив через плечо дежурное "пока" исчезает внутри, счастливым случаем избавившись от досадного "подарочника". Я следую за ней, краем глаза успевая поймать его недоуменный взгляд. Пока она изучает содержимое почтового ящика, я вызываю лифт, она встает за мной, позвоночник чувствует ее напряженное присутствие. Главное в секунды до прибытия кабины не пытаться почесать спину.
Пропускаю первой. Проходит. Видимо думает, что я здесь живу, а как же иначе своим ключом открыл. Я иду следом. Она прижимается спиной к стене.
--
Вам какой?
Молчит.
--
Мне десятый.
--
Мне выше.
Я нажимаю кнопку без цифры, мир так изменчив. Лифт трогается и через пару секунд замирает.
--
Ну, все... новый год встречаем здесь, - объявляю я.
--
Какой новый год?! Еще ж только двадцать седьмое?
--
Кому какой, новый год можно праздновать каждый день, лишь бы запала хватило.
--
Какого запала, для чего?
--
Для взрыва, разумеется, коль загорелся - жди его, рано или поздно грянет. Сегодня по мурумбейскому календарю срок подошел, понимаете, это вроде бы как наше время, а также знамя и племя.
Она нажимает на вызов, но местные хулиганы давно перерезали все провода. Молчит выломанный с мясом динамик, молчит она, молчу и я, только чуть-чуть от нервов с ногу на ногу покачиваюсь.
--
И что теперь, всю жизнь здесь будем торчать? - она первая нарушает молчание.
--
Ну, по крайней мере нас двое, так что жизнь скучной точно не покажется.
--
И не надейтесь.
--
Я и не надеюсь, я знаю - рано или поздно настанет день, придет тот час.
Она достает из сумки мобильник, но он безнадежно разряжен. Надо быть предусмотрительнее, в такой мороз батарейка долго не держит.
--
А у вас нет телефона?
--
Представьте нет. Я же при вас пил пиво у подъезда, разве у таких, как я бывают телефоны?
--
Да, точно, вы с самого начала не вызывали у меня доверия, и зачем я с вами зашла?
--
Судьба... А знаете, вы чрезвычайно красивы.
--
Бросьте, оставьте ваши эмоции для кого-нибудь другого.
--
Нет, правда, вы - само совершенство, - я притягиваю ее к себе, - коль до нового года осталось всего пять минут, может позволим друг другу чуток вольности?
--
Нет, не надо вольностей, мы же в лифте.
--
Это сближает.
--
Не надо, прошу вас.
Гаснет свет, засыпает красное табло этажей, я обволакиваю ее губы поцелуем.
--
Нет, не стОит, не надо, и вообще где ваши руки?
--
Нет, стоИт, стоИт, и надо, - говорю я, расстегивая непослушные пуговицы дубленки, - где же, если не здесь и не сейчас.
Я снова ловлю ее губы и привлекаю к себе. Язык проникает в рот.
--
Только здесь и сейчас, и больше никогда, никогда, ты понял?
Я изображаю понимание, приняв его неизбежность. Обнимаю ее хрупкое тело, целую щеки, мочку уха, шею, припадаю ртом к ладони, стараясь сохранить надрыв. Идеально белая блузка, только пОтом немного пахнет, набегалась наверное на работе, да еще этот "подарочник" никак не отстанет, и что нас постоянно тянет менять деньги на временное безумие? Дыхание неровно, сквозь сомкнутые губы несдержанный стон.
--
Да, да, да, - это я себе, - вот такой вот новогодний каламбур, вот такой, моя навеки, навсегда...
Внезапно загорается свет и кабина приходит в движение, монтеры, такова уж их профессия, всегда приходят не вовремя.
Она стремительно приходит в себя, захлопывая полы дубленки:
--
В следующий раз...
Интересно когда? Поломки лифта у нас случаются часто, как впрочем и новый год.