В конце лета на юг Украины нагрянула нежданная грозная гостья, - холера. Наверное, со времён Гражданской войны не наведывалась она в эти края. Москвичи, ленинградцы, сибиряки и прочие северяне, разомлев и расслабившись на жарком южном солнышке, продолжали плескаться в ласковом тёплом море, пить терпкое красное и кислое белое сухое вино, лакомиться южными фруктами и заводить лёгкие, ни к чему не обязывающие курортные романы, не зная, что беда уже совсем близко.
Пройдёт ещё немного времени и они, злые и испуганные, проклиная тот день, когда им в голову пришла мысль провести отпуск на юге, будут осаждать вокзалы и аэропорты, стремясь всеми правдами и неправдами вырваться из вчерашнего рая, ставшего для них сегодня настоящим адом.
Домой они попадут не скоро, отсидев несколько недель в импровизированных концлагерях с мудрёным названием - обсервация, и познакомившись с довольно неприятной процедурой по взятию анализов на "форму тридцать", впрочем, как на чей вкус.
Власти действовали как всегда жёстко, даже жестоко; но эффективно. В населённых пунктах, где выявлялись очаги болезни, целые кварталы оцеплялись воинскими командами, организовывался подвоз воды и продуктов, прекращалась всякая связь с внешним миром, исключая только медицину.
И результаты не замедлили сказаться. Вглубь страны холеру не пустили, локализовав эпидемию в южных районах, а к концу сентября и полностью победив её.
В августе месяце у нас начался отпуск. Явиться в училище приказано первого сентября к 8. 00 утра по московскому времени.
В Херсоне жарко, пыльно, скучно; заняться нечем. Целыми днями, с соседскими ребятами валяемся на Приднепровском пляже, вечером ходим на танцплощадку "Юность" или в летний кинотеатр "Днепр". Оба эти очага культуры расположены в Приднепровском парке, - самом молодом из херсонских парков.
Но вот появляется и занятие. Приехала в отпуск с Урала старшая сестра с двухлетним сыном; погреться на солнышке, позагорать, отвести душу на арбузах, дынях, винограде и прочих южных дарах природы. Утром, они с матушкой идут на рынок, по магазинам, а малыша оставляют на моё попечение. Ну что ж, нужно парня сразу приучать к мужской компании. Я усаживаю Максимку в коляску, запираю на ключ двери, и мы выкатываемся с ним на улицу и двигаем в расположенную по соседству школу. Здесь, в школьном саду, в тени абрикосовых деревьев, уже вовсю функционирует карточный клуб. Играют в подкидного дурака. Я жду окончания партии и, дождавшись, наконец, занимаю место проигравшего, а он забирает у меня коляску и продолжает заниматься воспитательным процессом. Сейчас остался в дураках, и, по уговору, будет катать по школьному двору Максимку, Серёга, - мой старый приятель и сосед, а также брат любительницы танцев - Татьяны.
Сколько раков мы с ним переловили, переплывая на ту сторону Днепра в каюке, - деревянной лодке под вёслами. Там, бросив самодельный якорь, ныряли мы в масках с борта лодки и в глинистом обрыве под водой отыскивали рачьи норы, вытаскивая из них упирающихся усатых великанов, кусавших нас за пальцы своими крепкими клешнями.
Сколько раз смотрели мы с ним фильмы, демонстрировавшиеся в летнем кинотеатре "Днепр", сидя на деревьях растущих вокруг кинозала на открытом воздухе; стволы их отполированы штанами не одного поколения безбилетных зрителей.
И воспитанием моего племянника мы с Серёгой тоже занимаемся давно.
Когда сестра Людмила привезла его прошлым летом в первый раз, нам было поручено ответственное дело, - ходить на Приднепровку в молочную кухню и брать там бутылочки с детским питанием. Мы, дождавшись своей очереди, забирали бутылочки и перед тем как возвратиться домой, освежались купанием в ваде. Вада, - это такой бетонный канал, по которому, со скоростью горной речки течёт вода, перекачиваемая насосной станцией из Днепра в оросительную систему, на помидорные поля. Я и Серёга, визжа от восторга, неслись в этом потоке, затем пешком по берегу возвращались назад и снова прыгали в канал, а бутылочки с детским питанием, тем временем, грелись на солнышке и помаленьку прокисали.
Напитавшись таким питанием, дитё начинало орать как резаное, а матушка с сестрой долго не могли понять, в чём дело, но когда выяснили, - ох и досталось же нам с Серёгой!...
А вот, наконец, и мать с Людмилой явились с базара; я вижу их сквозь прутья забора ограждающего школьный сад. Пора Максимка и нам домой. Макс ещё маленький и я спокоен, в этом году он не сможет повторить бабушке и маме все те слова и выражения, которые услышал сегодня, от разгоряченных игрою картёжников.
Первые признаки беды появились и у нас в Херсоне. Городские власти объявили о закрытии пляжей, на рынках стали проводиться дезинфекции торговых рядов. По городу поползли чудовищные слухи о якобы десятках и даже сотнях умерших от холеры.
Матушка, через своих информированных филателистов получила рекомендацию о том, что пока ещё не перекрыли въезд и выезд из города, дочери с внуком лучше отправиться домой, от греха подальше. На семейном совете решили, что я поеду с ними; побываю на Урале, где я никогда не был, да и заодно будет кому тащить южные дары, - с малышом-то много их с собою не возьмёшь. Так как в Херсоне намечалась, похоже, вообще тоска зелёная, то я с удовольствием согласился на путешествие.
Скорый поезд "Николаев - Москва" за сутки дотащился до столицы нашей Родины. Высадившись из вагона, мы с сестрой, обвесившись сумками чемоданами и племянником, двинулись в кассовое отделение вокзала, похожего одновременно на растревоженный пчелиный улей и на развороченный муравейник. Пока Людмила толкалась в одной из длинных очередей, напоминавших змеиные туловища, утолщавшиеся по мере приближения к кассовым окошкам, я занимался подвижной и неподвижной частями груза. Одним глазом мне приходилось контролировать наличие наших чемоданов и сумок, грудой сваленных с одной стороны скамьи, а другим, - пасти Макса, чтобы вовремя успеть схватить его за шиворот, когда он, в очередной раз, попытается залезть под сидение или раствориться в толпе, колышущейся как море под ветерком.
Наконец появляется сестра, слегка растрёпанная и раскрасневшаяся, держа, с торжествующим видом, в одной руке билеты, а другой крепко прижимая к себе сумочку с деньгами, документами и косметикой. Большую часть багажа мы сдаём в камеру хранения, до завтра, а сами, прихватив часть гостинцев с юга, отправляемся на метро к тётке Анне в гости, с ночёвкой.
Выйдя из подземки и миновав особняк французского посольства, мы через арку прошли во внутренний дворик старинного здания и поднявшись по чугунной лестнице на второй этаж попали в типичную московскую коммуналку. Людмила бывала здесь уже не в первый раз и уверенно провела нас по длинному коридору к дверям тёткиной комнаты.
Встретила нас худая, крепкая ещё старуха с когда-то серыми, но уже выцветшими глазами и лишь слегка тронутыми сединой чёрными, собранными на затылке в узел волосами.
Старшая сестра моего покойного отца, ещё молоденькой девчонкой попала горничной в богатую московскую семью. Шли годы: минули три революции, одна гражданская и две мировые войны, растворились в далёкой эмиграции бывшие хозяева, умер отец всех времён и народов, втихаря сняли Всесоюзного председателя, а наша тётка всё жила и живёт в том же доме, в той же самой квартире, ставшей московской коммуналкой.
У нас в роду, по отцовской линии, народ всё крепкий, долгоживущий. Если бы не война, ранения и контузия, плен, немецкий концлагерь, побег, чехословацкий партизанский отряд, свой фильтрационный офицерский лагерь, восстановление в звании, но не в партии, бесполезные многоразовые попытки доказать молодым, безусым партсекретарям что не может контуженный, лежащий без сознания человек сам себя застрелить, чтобы не попасть в плен врагу,... и вот, наконец, заветное восстановление в партии; если бы не всё это, - то батя мой прожил бы, наверное, дольше. И хоть вместо своих зубов, выбитых при контузии от взрывной волны, в адском мешке, устроенном нашим войскам немцами под Харьковом, - у него имелись лишь вставные протезы, зато густые чёрные волосы на голове, были только слегка тронуты сединой до самой смерти. Спасибо Господу Богу, отмерившему отцу здоровья, чтобы дать жизнь и мне, - послевоенному поскрёбышу.
От шикарных апартаментов, тётке Анне досталась в наследство небольшая комната, но с таким высоким потолком, что я чувствовал себя в ней как внутри поставленного на попа пенала.
На общей кухне срочно была зажарена московская яичница с херсонскими помидорами, из старинного буфета извлеклась на свет божий пузатенькая бутылка с черничной наливкой.
После обеда мы отправились погулять по Москве. Так как времени было в обрез, то экскурсию для провинциалов, по полной стандартной программе: с посещением Кремля, мавзолея и ВДНХ провести не удалось. Мы только побродили немного по кремлёвскому двору, потрогали с Максимкой руками Царь-колокол и Царь-пушку и на этом знакомство со столицей нашей Родины закончилось.
На другой день поезд "Москва - Свердловск", не менее скорый чем тот что привёз нас в Москву, потащился на Урал.