Платоническая тень и фиолетовая зелень. Новый день.
Ангел на левом плече сегодня деликатный очень. Полдень.
I
Пройдя несколько километров, они поняли, что идут не в ту сторону. Солнце клонилось к горизонту. Ветер приносил свежий запах моря, и песок, который начинал скрипеть на зубах. Деревьев по обе стороны дороги становилось всё меньше. Преобладающим большинством становились хвойные, и кустарники. Кое-где виднелись не большие песчаные барханы.
- Как так! - сокрушался Скалапендра, - прожить столько времени в этом лесу и пойти не в ту сторону.
Скаварада, молча, улыбался и любовался закатом.
Вдруг где-то впереди, послышался звук, приближающейся тяжелой, железной машины.
- Блин! я кое-что забыл - внезапно вспомнил Скалапендра - и побежал в лес, - тормозни пока машину.
Скаварада даже растерялся от такого "кидалова", он понимал, что Скалапендра не вернётся. А звук всё усиливался, и чем громче он становился, тем яснее было то, что это не машина. Скаварада стоял и всматривался в горизонт, откуда доносился этот странный звук, который, был похож на скрежет железных механизмов, старых, ржавых механизмов. Скрежет и треск в этом звуке говорили о том, что это старые, давно не смазывавшиеся крылья. Почему крылья? - поймал себя на мысли Скаварада. Но разобраться в этом он не успел. Вдруг скрежет резко прекратился, и вокруг снова стало тихо, только ветер играл листьями. Скаварада насторожился, он был в состоянии ожидания чего угодно. Пристально всматриваясь в полоску горизонта, он при этом видел, что происходит и слева, и справа, и сверху, и, казалось, мог чувствовать, что происходит сзади. Это можно сравнить с боем, на мечах, гладиаторов, когда все внимание война устремлено на меч противника, секундное отвлечение и голова с плеч. Но при такой концентрации на одном предмете, он видит и трибуны, и облака, проплывающие над ареной.
Все тело Скаварады было как один натянутый нерв. Он уже был готов сорваться и побежать в лес. Но тут, из-за облаков, вырвалась и пикетировала на дорогу, бесшумно разрезая воздух, огромная железная птица. Перед посадкой она выставила ноги и размахнула крыльями, планируя как на парашюте.
Вся птица была покрыта тонкими металлическими полосками, наложенными друг на друга, это было похоже на плотную чешую. Длинный прямой клюв, потёртый как от наждачной бумаги, был раскрыт. Из него свешивалась толстая цепь, которая была языком. Пальцами на ногах являлись толстые пружины, на которых качались когти. Она выглядела очень угрожающе, смешно и не много жалко. При приземлении, она прошагала, спотыкаясь на ровной, дороге, размахивая и складывая крылья. Это была старая серебристая птица, но сейчас к концу своей жизни, а жизнь её подходила к концу, это было видно, серебристого в ней, осталось лишь узкая полоска на шее. Остальное тело было тёмно-коричневого цвета, а на брюхе, виднелись пятна ржавчины.
Приземлившись, птица, хромая подошла к Скавараде. По сравнению с гномом она выглядела огромной. Скаварада, стоял не меньше чем в двадцати метрах от неё, задрав голову вверх. Он оглянулся по сторонам, потом снова посмотрел на птицу.
- Привет! - наконец крикнул он.
Скаварада почему-то абсолютно не испытывал ни какого страха перед этим странным существом. У него было такое ощущение, как будто он знает эту птицу всю жизнь.
- Привет - громогласным голосом, отразившемся в эхо, ответила птица. В этом голосе явно слышалось лязганье цепи у неё во рту.
- Я гном из леса, меня Скаварада зовут. А ты, кто?
- Я Холди, механик.
- Слушай Холди, ты не знаешь, чем дорога заканчивается? А то мы с братом не в ту сторону пошли, и раз уж такое дело...
- Знаю, но тебе, лучше самому пройти, тут немного осталось, все увидишь.
Холди сделал шаг в сторону, пропуская Скавараду вперёд. И гном, сначала осторожно, а потом, осмелев, но все же, не спеша, зашагал дальше по дороге уже сопровождаемый не братом, а странной, железной, птицей - Холди. Он шёл по дороге, что-то записывая в блокнот, Холди скрипя, своими пружинами, и прихрамывая, ковылял за ним. Скаварада развернулся к Холди лицом не останавливаясь, и прошагал так несколько шагов.
- Я механик душ. Души ремонтирую - начал Холди.
- Психолог что ли?
- Ну, можно и так сказать. - Вздохнул Холди, решив обойти долгие объяснения.
- Надо же, а я сначала испугался тебя. А вообще, знаешь, я не очень психологов люблю. Большинство из них как-то оценивающе смотрят на мир. По-моему это, по меньшей мере, не прилично.
- Не прилично по отношению к миру?
- Ну да, наверное. Мне кажется, этот мир, ну он просто есть, понимаешь? Нужно жить, познавать, а сравнивать его...ну как бы...э...
- Невежество?
- Да, наверное, хотя..., каждому своё.
Некоторое время они шли, молча, Скаварада анализировал своё не обычное ощущение по отношению к птице, с которой он знаком всего несколько минут, а лёгкое, не принуждённое общение наладилось мгновенно. Казалось, что она так же думает как гном, и так же ощущает всё вокруг, но при этом однообразии, разговор продолжался, и не заходил в тупик.
- Ты говорил, что ты с братом пошёл не в ту сторону, где же...
- Он что-то потерял, пока мы ходили по лесу. Побежал искать, как раз в тот момент, когда мы услышали, как ты приближаешься. Тебе не кажется это подозрительным?
- Думаешь, он испугался?
- Не знаю, не знаю, - сказал Скаварада, и с подозрением посмотрел на Холди. Железная птица сделала вид, что ничего не заметила.
Асфальтовая дорога постепенно покрывалась слоем песка, пока совсем не исчезла, превратившись в песочную тропинку, по краям которой возвышались барханы, покрытые колючим кустарником. Через некоторое время Скаварада вышел к морю, на пустынный пляж. Кромка прибоя была отмечена сухими водорослями, которые выбрасывала вода. Справа солнце на половину зашло за горизонт.
Удивительно, как весь мир вокруг, приобретает невероятный, почти волшебный вид, когда солнце на закате. Те же кусты, деревья, песок, на которые обычно не обратил бы внимания, сейчас, просто бросаются в глаза, если всего, лишь изменить угол и количество света падающего на них, крича: посмотри на нас, посмотри, как мы можем быть прекрасны. И небо, конечно небо подпевает в такт этому крику, показывая такие краски, которые невозможно описать словами. Весь мир просто сачится волшебством и чудесами. При виде всего этого у Скаварады даже дыхание перехватило, он сел на песок и с открытым ртом просто наблюдал.
В таком состоянии Скаварада просидел около получаса, пока совсем не стемнело. Окончательно его привел в себя прогремевший голос Холди.
- Да, иногда приятно быть наблюдателем. Тебе нужно попасть на тот берег. Сейчас ты ни чего не понимаешь, но поверь мне, тебе будет легче.
- С чего ты взял, что мне вообще плохо, почему ты решил, что мне нужна помощь - вспылил Скаварада, но потом осекся и согласился, виновато опуская голову вниз, хотя он действительно ничего не понимал. Когда гном поднял голову, он оказался на посадочной площадке для вертолетов, которая находилась на крыше огромного здания. Здание было настолько высоким, что казалось оно, скреблось и стучало в небо как в закрытую дверь. Скаварада сидел на самом краю этой площадки, свесив ноги вниз. Перед ним как на ладони лежал город. Город на закате дня. На улицах, которого почему-то не было ни одного жителя. Он не чувствовал времени, и не знал как долго так просидел. Потом он долго спускался по лестнице. Про лифт почему-то не подумал. Долго блуждал по улицам пустого города. Гному этот город показался очень знакомым, почти родным. Но через некоторое время он нашел новый район в городе. Там не было широких проспектов, подземных переходов и частных домов. Только жилые многоэтажки, запутанные переулки и проходные дворы. Затем он оказался на высоком холме за городом и мог окинуть весь район одним взглядом. Солнце садилось, и все белые днем дома, сейчас были одного темно-серого цвета, горизонт светился багряно-красным. В некоторых окнах зажигался желтый свет. В этот момент приятная тоска в груди камнем тянула к земле.
Он возвращался домой дворами частного сектора, перелезая через заборы и проходя через огороды. Небо было почти черным.
Утром зелёный гном проснулся под крылом Холди, которое, железная птица, примостила в таком, полураскрытом положении, чтобы укрыть Скавараду от ветра. Он вышел из-под крыла и пошел к морю. Оглянувшись, он увидел, что Холди ещё спит. Интересно как устроена эта птица? - Подумал он, - если она механическая, то, какие механизмы в её теле отвечают за сон. А если, живая? Хотя я не сказал бы что она не живая. Странное всё-таки существо. А с другой стороны, какая разница как она устроена, мне нравится общаться с ней, кажется даже, что она заботится обо мне. Остальное не важно.
Солнце уже было высоко, и начинало припекать. Скаварада заметил не далеко от берега темный, плавающий предмет, он решил сплавать посмотреть что это, а заодно и искупаться. Он небрежно бросил свои вещи на песке и с разбегу плюхнулся в прохладную, соленую воду. Подплыв поближе, он увидел, два связанных между собой бревна, это было похоже на обломки плота. Судя по маленьким зеленым водорослям, покрывавшим бревна, они плавали, очень давно. Скаварада вскарабкался на брёвна, перевернулся на спину, раскинул руки и стал всматриваться в прозрачно-голубое небо. Покачиваемый волнами, он вдруг почувствовал себя морем. Ему в голову пришла мысль, она была как искра. За то время пока проскочила эта искра, за те доли секунды, он смог многое понять и что самое главное ощутить.
Я огромнейшее скопление соленой воды в изолированной впадине, гигантский резервуар, который люди называют морем. Вокруг меня все течет и меняется. Внутри меня много течений. Я необъятный дом, целый мир, для огромного количества млекопитающих, рыб, моллюсков, причудливых животных, растений, водорослей всевозможных цветов и других жизней, по сути таких же миров, как и я. Мои берега населяют различные племена людей и животных, мой разнообразный подводный рельеф постоянно изменяется под воздействием моих же подводных течений. Песчаное дно, полосы прибоя, плавное увеличение глубины и мягкий песок, создающие великолепное ощущение комфорта, крутой подводный склон, холмы и передовые горы вулканического происхождения. Это я, создаю сам себя, из себя. Я могу быть теплым, ясным и спокойным в солнечный, жаркий день. Я могу быть угрожающе-бушующем в бурю и шторм с грозами. Я, насыщенный солью и минералами, омываю берега многих стран. В меня впадает большое количество рек. Мои южные берега под защитой гор от холодных ветров, снег периодически выпадает на северных. Я не замерзаю зимой, я не знаю что такое холод, ветер мой родной брат. Надо мной всегда летают чайки и буревестники. Штормы и тихая гладь, пляжи, скалы, укромные бухты на берегах - всё это я. Сейчас я отчетливо понимаю, что я всеобъемлющее море. Возможно, я и появился на этот свет, что бы ощутить всего лишь именно эти мгновения в своей жизни, просто ощутить. Я не когда не с кем не спорил. Мне не нужно ни кому, ни чего доказывать. Я просто знаю это, я чувствую это. Я всегда справлялся с обрушившимся на меня небом. Но каждое утро надо мной вставало солнце, а после его захода светила луна и звезды. Лишь теперь я понимаю, что я всегда был морем, но почувствовал это лишь сейчас. И теперь мне действительно не страшно умирать. Не то, что бы, я хотел умереть, я просто больше не боюсь смерти.
Он так глубоко был погружен в свои ощущения, в самого себя, что абсолютно ни чего не замечал вокруг. Его вывел из себя взрыв, слева, поодаль, в лесу. Из-за деревьев поднялось облако черного дыма. Из этого облака начали выстреливать разноцветные ракеты, которые ушли в небо, каждая из ракет оставляла за собой особый след, соответствующего ей цвета. Затем из этого облака начали появляться более густые клубы дыма, которые разворачивались в форме двух рук. Клоунских рук, на которых были перчатки и чулки с разноцветными полосками. По мере того как клубы дыма распространялись, руки как бы увеличивались и удлинялись. Одна из них резко протянулась к Скавараде и раскрыла перед ним ладонь. Она раскрылась театрально как у фокусника в цирке. Ладонь оказалась пуста. Затем рука быстро свернулась в черное облако дыма, а черный дым свернулся обратно за деревья. И тишина. Секунды три мертвой тишины, которую нарушило лязганье металлической чешуи Холди. Он проснулся, приподнял голову, обернулся назад и успел увидеть, как черный дым скрылся за деревьями, но этого ему хватило. Он резко встал и, сделав два больших, тяжелых шага, взлетел по направлению к Скавараде. После звуков, которые издавал черный дым, грохот железа Холди, прорезая перепонки, тонкими иглами врезался в мозг. Скаварада упал на колени и зажал уши руками. Пролетая над ним, Холди схватил его в лапы и стал резко подниматься.
II
Скалапендра по плечи стоял в траве и выглядывал на дорогу, наблюдая, как его брат общается с огромной железной птицей. Когда Скаварада с Холди направились к морю, Скалапендра не выходя на дорогу, перебегая от дерева к дереву, пошел за ними. Найдя себе укромное место на границе леса и пляжа, он засел в засаде. Достав из сумки остатки хлеба и яблок, он перекусил. Скалапендра наблюдал, за тем как его брат любуется закатом, слушал, о чем он говорил с Холди у костра перед сном. Наконец когда всё стихло, и вокруг стемнело, он попытался уснуть. Он долго лежал с открытыми глазами. Ощущение чьего-то присутствия не покидало его. Он постоянно сосредотачивался на каких-то шорохах, и летающих вокруг него тенях. Как только ему все-таки удалось задремать, он услышал громкий, звонкий стук, как будто кто-то лупил по деревьям огромными дубинами. Специально, что бы гном не спал. Он понимал, что это всего лишь воображение, играет оттенками страхов. И чтобы доказать себе, или кому-либо что он не боится, решил во весь голос прокричать:
- Хватит стучать. По голове себе постучи, дай поспать, сколько можно!!!
Но на самом деле получилось только произнести набор не связных звуков. И сразу появилось ощущение как будто его тело обвито толстым канатом, а канат стягивается все туже и туже. И дышать ему становится все труднее и труднее. Он резко проснулся в холодном поту и наконец, смог вздохнуть полной грудью. Легкие наполнились свежим, прохладным, ночным воздухом и по телу прошла теплая волна облегчения. Он встал, походил туда-сюда, встряхнул руками, покачал головой, размяв не много затекшую шею, ещё раз глубоко вздохнул и снова лег. Но уснуть смог лишь под утро, наблюдая, как светлеет небо. Проснулся Скалапендра от взрыва. Подняв голову, он увидел черный дым, который стелясь по земле, обволакивая деревья и кустарники, быстро приближался. Он не успел встать на ноги, как дым добрался и до него. Находясь в дыму, все вокруг казалось не много искаженным и более восприимчивым. Цвета были ярче, а запахи, запахи были приторно-сладкими. Сделав несколько вдохов, закружилась голова, и Скалапендра потерял сознание.
Когда он очнулся, то лежал на деревянном полу вниз лицом. Он встал на ноги и огляделся. Вокруг были плетенные из соломы стены. Над головой, на стальных распорках, висел, черный от копоти, агрегат, который периодически извергал пламя, внутрь огромнейшего купола. Вдруг в дальнем углу, на полу, открылся люк, из него показалась голова в шлеме как у пилотов, с натянутыми очками на лбу. Это был фиолетовый гном. Скалапендра слышал о них, знал, что они живут на другом конце леса, но никогда не видел их до этого момента.
- А, очнулся, а то моя жена думала, что ты умер. Слышишь Фиа, я тебе говорил, что он живой, - крикнул фиолетовый вниз, в люк, из которого только что вылез. Не обращая внимания на Скалапендру, он прошел в другой угол, в котором лежала груда какого-то хлама, взял оттуда кривую железку и спустился обратно в люк, не закрывая его за собой. Скалапендра подошел к открытому люку, присел и заглянул вниз. Внизу был ещё один этаж, на котором находилось все управление данного средства передвижения. Это был этаж без пола и без стен, только с дорожками, которые вели от одной приборной доски к другой. Дорожки были сделаны из дощечек переплетенных веревками, и подвешены к корзине-комнате. В середине все дорожки сходились. Наверное, потому, что в середине находился главный пульт управления.
Пульт управления представлял собой старое, деревянное, рассохшееся кресло, к которому были приделаны педали как на катамаране. Перед креслом находилась приборная доска, на которой, сверкали разные лампочки, скакали стрелочки, и происходило много ещё не понятного для Скалапендры. На кресле сидел еще один фиолетовый гном, это была девушка. Она крутила педали, при этом мечтательно смотрела в сторону на проплывающие внизу облака. На ней тоже был пилотский шлем, из-под которого в разные стороны торчали плетеные косички. Наверное, это и есть Фиа, - подумал Скалапендра.
Он спустился вниз по железной ржавой лестнице. Фиолетовый парень ковырялся под самой дальней приборной доской. Скалапендра оглянулся и понял, что они летят на воздушном шаре, на человеческом воздушном шаре, переделанном под гномов. Комната, в которой он очнулся, была пассажирской корзиной, под ней фиолетовые гномы достроили площадки, подвешенные к корзине. На площадках установили центры управления механизмами, которыми они напичкали весь воздушный шар. Благодаря этим новшествам шару можно было задавать любое направления полета, не зависимо от направления ветра. Во-первых, на внешней стороне корзины они установили пропеллеры, на всех четырех сторонах. Во-вторых, сделали автоматическую подачу топлива на горелку под шаром, благодаря чему можно было менять высоту полета. Весь купол шара и корзина были обвиты различными кабелями, шнурами и веревочными лестницами.
Внизу проплывали облака. Земли не было видно. Небо светло-голубого цвета и яркое солнце высоко над ними.
- Я конечно дико извиняюсь, но может мне кто-нибудь объяснит, где я, - сказал Скалапендра, устав от того что никто не обращает на него никакого внимания.
- Очнулся все-таки - повернувшись, ответила Фиа, - поздравляю с новым рождением.
- Я что, умирал?
- Да, почти. Ты был в черном дыме, вернее ты там умер.
- Как умер, а я, а перед тобой сейчас кто?
- Ты это ты, не волнуйся. Просто ты долгое время находился в дыме. И дым теперь в тебе будет всегда. Это как вирус. Считай, что ты заразился, но заражение не смертельное. Твоё сознание, под воздействием вируса, будет меняться. Постепенно, не волнуйся. Сначала, краски вокруг тебя будут меняться, и твоё восприятие мира в общем поменяется.
- И что мне теперь делать? - спросил Скалапендра, в его глазах появилась искра страха.
- Ни чего не делать, - сказал фиолетовый парень, не вылезая из-под приборной доски, - радуйся.
- Чему радоваться? - все ещё не понимая, начал раздражаться Скалапендра.
- Летт смени меня, пожалуйста, - вставая с кресла, сказала Фиа, - я наверх, кабели проверю. Пойдем, поможешь мне - сказала она Скалапендре, проходя мимо него.
Она подтолкнула его к одной из верёвочных лестниц, сама стала подниматься вместе с ним по соседней параллельной лестнице.
- Откуда вы вообще взялись, кто вы? - спросил Скалапендра.
- Меня зовут Фиа, там внизу мой муж Летт. Мы жили в северной части леса. Мы ученые, биоботаники. Последние два года мы работаем с группой людей. Мы собираем различные растения и экспериментируем с ними, а потом отвозим этот материал людям. Чтобы не грузить тебя я не буду вдаваться в суть этих экспериментов, объясню только то, что касается конкретно тебя. Тебя кстати как зовут?
- Скалапендра.
- Забавное имя. Так вот, Скалапендра, последний из опытов привел к взрыву с большим количеством выбросов в атмосферу экспериментального вещества. Это вещество мы называем черный дым. Пока что опыты с этим веществом мы проводили только на растениях. Растения под воздействием это дыма, начинают расти, не зависимо от окружающих их условий, т.е. погодные условия, химическое и биологическое воздействие никак не влияли на них. Они становились устойчивыми к любым условиям. Скорость их развития не изменялась от смены условий. Единственное, что менялось, это окрас самого растения. Все процессы жизнедеятельности растения протекали, как и должны протекать у здорового растения.
- А как этот дым влияет на живые организмы? Я имею в виду гномов или людей.
- Не знаю, мы проверяли только растения. Но так как организм гномов схож с организмом растений и грибов, я думаю примерно так же.
Наконец они вылезли на шар и сели рядом с отверстием, через которое выходил горячий воздух. Вокруг творилось что-то невероятное. Светло-голубое небо сверху и белые облака, плотным покровом как одеяло, внизу, сходились на горизонте, до которого казалось можно дотянуться рукой. И что-то такое же происходило внутри Скалапендры. У него был не большой ступор от увиденного. От плавного и медленного ощущения полета, тем более что он ни когда не поднимался выше дерева, под которым они с братом выросли. К этому красочному настроению примешивалась новость о том, что он заражен не известным веществом, и что будет с ним дальше, ни кто не знает.
- Ну почему никто - вдруг сказала Фиа, мы не зря взяли тебя с собой к людям, с которыми работаем, у них наверняка есть информация на этот счет.
- Я разве что-то вслух сказал? - удивился Скалапендра.
- А разве нет?
- Нет.
- Значит, я услышала твои мысли.
Скалапендру накрыла еще одна волна шока.
-Понимаешь, мы с Летом давно занимаемся различными опытами. И не может такого быть, чтобы мы сами, не были чем-нибудь заражены. Причем накладываясь друг на друга, вирусы дают абсолютно не предсказуемые эффекты. Поэтому я уже давно не удивляюсь таким вещам. Да и не только таким. Если завтра у меня вдруг вырастут крылья, я с каменным равнодушием просто буду их использовать, буду учиться летать. Вырастут огромные лапы - буду учиться рыть норы. В любом случае будет не плохо.
- Что вот так просто - не уверено сказал Скалапендра.
- Ну как просто, у меня просто своё отношение к жизни. Все просто и сложно одновременно. Это нужно почувствовать. Если ты сотни раз видел, как растет цветок, это не значит, что он может расти только так и не как иначе. Это всего лишь одна из форм развития которую ты видел и знаешь. В обществе приняты определенное отношение к вещам, определенные реакции. А их на самом деле миллиарды миллиардов. Организмы, которые живут и развиваются в непосредственной близости друг от друга, форма их развития, очень похожа друг на друга, но все, же не одинаковая. Ты ведь ни когда не видел два абсолютно одинаково растущих цветка? Что бы они были как две копии?
- Нет, абсолютно одинаковых, не видел.
- Они отличаются, совсем чуть-чуть, но отличаются. А чем больше между ними расстояние, тем больше эти отличия. Представь себе бусы из жемчужин, на которых последующая жемчужина на малую долю больше предыдущей, и, доходя до самой большой жемчужины, они снова начинают уменьшаться, а затем снова увеличиваться. Если ты будешь идти последовательно, по порядку, от одной к другой, то изменения в размерах будут не заметны, и тебе будет казаться, что ничего не меняется. А если ты сможешь перепрыгивать на десять, пять или пятнадцать звеньев вперед или назад, как захочешь, то ты увидишь все ожерелье целиком, понимаешь, что я хочу сказать?
- А? Что? Извини, я прослушал, тут так красиво. Ты про цветы что-то говорила.
- Да, здесь действительно красиво, остальное не важно - разочаровано вздохнув, сказала Фиа.
Фрагмент четвертый
Атрибуты личности.
I
Скаварада летел с Холди над морем, сидя у него на спине.
- Что это было?
- Очередной эксперимент фиолетовых - раздражительно буркнул Холди.
- Фиолетовых? Что за фиолетовые? Что за эксперимент? Я уж думал всё, конец.
- Фиолетовые гномы. Живут в северной части леса, рядом с пляжем. Считают себя ученными, вечно у них что-то происходит, шумное и не понятное.
- Фиолетовые гномы, я слышал про них, но не много - вдруг вспомнил Скаварада. А чем они занимаются? Что изучают?
- Мир вокруг себя изучают, только вот их изучения привели к тому, что в той части леса, где они живут, не живут животные, не летают туда птицы, да и растения ведут себя странно.
- Но ведь можно мир изучать без страшных последствий для мира - удивился Скаварада.
- Изучать то можно по-разному, каждый старается в меру своих возможностей, а главное ровно на столько, на сколько мир позволяет себя изучить. Все что они натворили, своими экспериментами восстановится само собой, не волнуйся - усмехнулся Холди.
- Я странный сон видел - сказал Скаварада - я видел город, я гулял там.
- Я знаю - спокойно ответила птица.
- Мы туда летим?
- Да.
Некоторое время они молчали, потом Скаварада решил развлечь себя беседой.
- Да уж, мир вообще штука интересная. Ты как психолог наверняка разбираешься в этом.
- Психология - это всего лишь современная религия, так что не обольщайся на этот счет.
- Но все же, интересно услышать твое мнение.
- О чем? О мире? Мое мнение о нём все время меняется, как и у всех, наверное. Вот сейчас, меня все устраивает, а через два часа мне, возможно, захочется умереть, кто знает? Мы зависимы от мира, а он в свою очередь от нас, или меня, не важно. Главное это зависимость, сама по себе, понимаешь, а по отдельности я, ты или мир, да и вообще все вокруг не важно, это все - он окинул головой вокруг себя - ни чего не значит, ведь все меняется, а эта зависимость остается.
- Мне надоело от него зависеть, когда захотел, дал белое, когда захотел, дал черное. Он просто играется со мной - вдруг вспылил Скаварада.
- Ты сам так устроен, ни он с тобой играется, а вы играетесь друг с другом. Ни чего с этим не поделаешь. Когда холодно - греешься, когда тепло - радуешься. Постарайся связывать это со всеми окружающими тебя вещами, тогда возможно ты поймешь, или увидишь как всё гениально устроено, до таких мелочей, что ты даже не представляешь.
- Почему все это именно так? Почему у меня много "почему" и мало "потому что"?
Холди молчал, долго молчал, и Скаварада успел уйти глубоко в свои мысли. Некоторое время, они так, молча, и летели.
- Слушай, я тебе говорил про зависимость? Не помню - вдруг начал Холди.
- Только что - удивился Скаварада.
- Ну, так вот есть прямая зависимость между вопросом и ответом. Чтобы получить нужные тебе ответы, нужно задавать, ну как минимум не дурацкие вопросы. Понял?
- Ну, хорошо раз уж такое дело то какая разница думаю я об этом, или о том как набить себе брюхо, или хорошо выспаться с комфортом. Какая разница понимаю ли я свое существование или живу по инерции. Возможно, все разговоры об этом это всего лишь одна из многих философских идей которую сменит другая лет через двести. И та, новая идея, хотя для того чтобы в неё поверили, скажут что на самом деле очень древняя, для неё найдут кучу связей с изречениями древних. Для чего мы вообще придумываем сами себе рамки? Общественные, религиозные. Вот я сейчас думаю, что отмени все законы, убери все эти ограничения, я не пойду никого убивать или воровать, я как жил, так и буду жить дальше. И ведь значительное большинство так думает. А если все убрать и отменить, поубиваем, ведь друг друга, сразу же. Что с нами не так?
- Ну, во-первых, я рад, что ты так хорошо думаешь о своих сородичах, но на самом деле значительное большинство думает по-другому.
А во-вторых, при таком стечении обстоятельств ты начнешь думать по-другому, ни сразу, но постепенно-стремительно ты изменишься, подстроишься, для того чтобы выжить, под окружающее тебя общество. В вашем обществе много хорошего, а ты видишь только плохое, это как смотреть в одну сторону, и не смотреть в другую. Вы создали себе не идеальное общество, далеко не идеальное, но не самое худшее, поверь мне.
Они пролетали над облаками. Заходившее за горизонт солнце, выбрасывало последние лучи, благодаря которым, вниз, на облака, как на землю, падала причудливая, и танцующая из-за их движения и пучинистости облаков, тень. За их болтовней Скаварада не заметил, как прошел день, он кое-как устроился на спине у железной птицы и уснул.
II
Как передать словами что чувствуешь. Невозможно. Даже если есть талант красиво описать, то читатель или зритель, в лучшем случае почувствует лишь то, что описано, основываясь на своём жизненном опыте, а не то, что хотел передать, что чувствовал на тот момент, автор. Ведь каждый ощущает окружающий мир по-своему. Теперь понятно, почему слова - это клетка для мыслей.
Невозможно мысль или ощущение передать, в полной мере, словами или картинкой. Любые, самые красивые и хорошо сложенные слова, любая самая яркая и красочная картинка, заведомо ограничены сами по себе, они являются лишь инструментом, но не как самим ощущением.
Когда Скалапендра и Фиа спустились вниз, Летт напряжено всматривался в датчики на центральной панели.
- Завтра утром будем в Ото - сказал он.
- Отлично - обрадовалась Фиа - надо подготовиться.
- В первую очередь надо будет найти Чена - сказал Летт.
Взяв не большой чемоданчик, стоящий у пилотского кресла, Фиа стала подниматься в корзину.
- Скалапендра, поможешь?
- Да, конечно - ответил он и последовал за ней - Что такое Ото?
Поднявшись в комнату-корзину, Фиа присела рядом с грудой железа, откуда Летт не давно вытащил какие-то ключи для ремонта. Она поставила рядом с собой чемоданчик, и достала из него не большую, но толстую тетрадь, открыла её примерно на половине и положила рядом с собой. Затем из сундучка стала доставать какие-то связанные пучки трав, растений и сухие веточки. Разложив несколько пучков перед собой, она стала что-то записывать в тетрадь.
- Что пишешь? - спросил Скалапендра.
- Учет веду. Записываю, сколько чего у нас есть, и сколько можно будет продать в городе, какие растения испытаны, а какие только предстоит испытать.
Скалапендра смотрел на неё как будто так и не получил ответа.
- Ото - это город в который мы летим - начала Фиа - там нужно встретиться с человеком который возможно тебе поможет, Чен Лупинно. Ему же мы и продадим сбор наших растений.
- А для чего ему нужны эти растения?
- Пару веков назад, когда я жила в Ото, в городе было все: музыка, любовь и смерть. Любая девушка могла привлечь в свои объятия любого музыканта из местной группы. Она просто добывала волосок с головы своего любимого или еще что-нибудь в этом роде, проводила специальный ритуал - и очарованный трубач думал о ней, стремился к ней сердцем, а ноги сами несли его к девушке. Но жена этого трубача могла отомстить, вызвав духов разрушения и покарать разлучницу. Девушка после этого должна была заболеть или умереть, а если она не дура, вовремя уехать из города.
- Ты сейчас говоришь о людях или гномах? Кто живет в этом городе?
- Сейчас там живут только гномы и люди. Раньше там были ещё и растения, но постепенно они исчезли. И женщины, очень много женщин, раз в десять больше мужчин.
- Почему?
- Не знаю. Никто не знает. Просто постепенно все изменилось. Возьми эти пучки - Фиа кивнула на три пучка слева - и отнеси их, пожалуйста, вниз, там будет стоять деревянный ящик, ты увидишь.
Скалапендра взял пучки и пошел вниз. Вернувшись, он сел на тоже место, напротив Фиа.
- Большинство жителей Ото - продолжала Фиа - боялись стать "бродячими". Такими вещами практиковали так называемые Дун-Боры, которые крали у людей души.
По рассказам, эта кража совершалась ночью, после заката. Дун шел к дому жертвы. Там, прижавшись губами к щели в двери, он вытягивал душу. После этого жертва заболевала и умирала, т.к. жить без души человек не может.
После его погребения в полночь Дун-Бор с помощниками раскапывал могилу, и произносил имя жертвы. В ответ умерший пытался приподнять голову, поскольку Дун владел его душой. Как только это ему удавалось, Дун-Бор на долю секунды подносил картонную трубку к носу жертвы и выдыхал через неё душу обратно в виде коричневого дыма. После этого мертвец приобретал признаки живого. Его вытаскивали из могилы и связывали. Затем могилу закапывали, чтобы никто не мог узнать о происшедшем.
Потом Дун-Бор провожал жертву мимо ее дома, произнося заклинания. После этой процедуры она уже никогда не могла узнать свой дом и не пыталась туда вернуться.
Были у Боров и другие способы кражи человеческой души. Под подушку умирающего клали предметы с травами, которые вытягивали у него душу. Помимо этого Боры умели готовить специальный порошок, заговаривали его и рассыпали перед дверью намеченной жертвы. Он вызывал паралич, лишая обреченного способности сопротивляться.
Практика кражи души распространялась среди обычных людей в Ото. Дуны, за определенную цену, которую мог позволить себе не каждый, обучали желающих. Это учение стало очень распространено в городе. Поэтому часто встречалось, что одни люди в обмен на власть и богатство продавали души других.
- Что за жесть происходит в этом городе? - слегка заикаясь, спросил Скалапендра.
- По крайней мере, когда я там жила - ответила Фиа, и продолжала - чтобы Бор, или обученные этому люди, не могли достать труп и превратить его в "бродячего" некоторые семьи бетонировали могилы. Многие хоронили близких людей в собственном саду или на обочине дорог с оживленным движением. Поскольку для того чтобы из трупа сделать "бродячего" годится только свежий труп, родственники могли установить у могилы дежурство до тех пор, пока тело не начнет разлагаться. Иногда мертвеца убивали еще раз, протыкая голову железным прутом, вводя яд или затягивая на горле удавку. Иногда хоронили с ножом в руках, чтобы умерший сам мог защититься от Дуна. Часто тело в могиле клали лицом вниз, а в рот набивали землю и зашивали губы, чтобы покойник не смог отозваться, когда Бор назовет его имя.
С помощью ряда таких действий можно создать видимость жизни мертвого тела, оно будет двигаться и говорить. Но, по признанию самих Боров, наложить заклятье надолго, без его периодического повторения, по силам лишь единицам, самым изощренным Дунам, погрузившимся вглубь чужого сознания.
На лице Скалапендры постепенно появлялись оттенки страшной, мрачной, холодной осени, с голыми деревьями, свинцовым небом, пустынными улицами и полу разрушившимися домами с морально-загнивающими жильцами.
- Знаешь, что-то я сомневаюсь, что мне помогут в этом городе - потускневшим голосом сказал Скалапендра.
- Дослушай меня, пожалуйста - сказала Фиа.
Сейчас Дун-Боры являются управленческой ячейкой общества Ото. По мнению некоторых исследователей, более правдоподобное объяснение заключается в том, что так называемые "бродячие" это вовсе не умершие, а просто умственно неполноценные люди, которых специально выискивали и использовали Боры.
Но некоторые свидетели клялись, что видели тела "бродячих" мертвыми. Причем далеко не все "бродячие" изначально были идиотами. Некоторых, родственники и друзья, помнят здоровыми, умными людьми, позднее появившимися уже в виде собственного жалкого подобия.
Возможное объяснение можно найти в старом уголовном кодексе Ото. "Также покушением, - говорится в нем, - является использование веществ, с помощью которых субъект погружается в продолжительный летаргический сон, вне зависимости от цели применения этих средств... Если же человек похоронен в состоянии такого летаргического сна, то покушение становится предумышленным убийством".
Некоторые доктора, с которыми общаемся мы с Леттом, вполне допускают, что "бродячий" - это человек, признанный мертвым и похороненный в состоянии транса, которого Дун-Бор потом извлек из могилы. Это, конечно же, не воскрешение из мертвых. Скорее всего, те люди были погружены в состояние, очень близкое к смерти с помощью каких-то веществ. Способ их изготовления, вероятно, был вывезен из нашего леса и передавался из поколения в поколение среди Дунов в городе. Они, очевидно, разрушают ту часть мозга, которая управляет волей, речью и рассудком. Жертвы могут двигаться и выполнять приказы, но не способны сформулировать свою мысль. Двум врачам, пытавшимися раскрыть тайну этих средств, так и не удалось узнать способ их изготовления. "Это - тайна, - сказали им, - и посвященные скорее умрут, чем раскроют ее".
Вдруг Фиа подняла глаза на Скалапендру, некоторое время смотрела на него молча, а потом продолжила.
- И все-таки нашелся человек, сумевший проникнуть в тайну "порошка бродячих". Это наш старый друг, этнобиолог Чен Лупинно, который привлек к своему проекту талантливых химиков, врачей, этнографов, историков, и даже богословов и искусствоведов. Этим ученым мы как раз и продаём свои сборы растений.
Начатое Ченом исследование проводилось по стандартной научной схеме: описание проблемы, выработка гипотезы, выявление противоречий, проверка данных и их оценка, а при необходимости возвращение к исходной точке. Его работа была уникальна, поскольку в качестве платных экспертов он пригласил... самих Дун-Боров, с которыми велись многочасовые, неторопливые беседы. Общение с ними дополнялось массовыми опросами рядовых жителей Ото.
Шаг за шагом Чен и его команда постепенно изучили весь процесс превращения людей в "бродячих", вникнув в подоплеку каждой части тайного ритуала и всех применяемых методов и средств.
В итоге подтвердилась гипотеза о том, что нет никакого воскрешения мертвецов. Сначала с помощью "порошка" человека вводят в особое состояние - его можно назвать трансом или комой, когда все жизненные процессы настолько слабы, что даже самый опытный врач не отличит жертву процесса превращения от обычного покойника. Затем не позднее чем через двенадцать часов после похорон кандидата в "бродячие" извлекают из могилы и возвращают к жизни. В сухом климате Ото умерших хоронят довольно быстро, так что Бор может быть уверен, что тело окажется в земле, когда действие снадобья закончится, а оно продолжается в течение суток. Это снадобье в сочетании с кислородным голоданием навсегда выводит из строя важнейшие центры головного мозга, превращая человека в овощ.
Буквально по крупицам Чену удалось собрать сведения о составе "порошка", который можно подсыпать в какое-либо питье, нанести на иглу или острый прут и уколоть им жертву. Причем этим занимаются не сами Боры, а члены возглавляемых ими тайных обществ.
Одним из главных компонентов таинственного порошка является рыба иглобрюх, содержащая тетродотоксин. Ее сушат на солнце несколько дней и затем измельчают в порошок, который ни в коем случае нельзя вдыхать, чтобы не отравиться. Для второго компонента порошка используют жабу-уфомар. Ее предварительно держат ночь в банке вместе с морским червем, который кусает жабу. В результате каратоидные железы уфомар вырабатывают большое количество активных химических веществ - уфотеин, уфогенин и уфотоксин. Утром жабу и червя убивают, сушат на солнце и тоже растирают в порошок.
Одновременно с порошком Бор готовит и противоядие. Но оно предназначено вовсе не для "оживления" жертв, как принято считать, а для защиты от отравления участников процесса превращения.
В отчете об итогах своих исследований по проекту Чен предупредил об опасности тех, кто захочет последовать примеру Боров и попробует самостоятельно заняться процессом превращения, - они наверняка сами станут первыми жертвами. Изготовление "порошка" технологически настолько сложно, что по силам только посвященным.
- Да, уж, забавный городок - громко выдохнув, сказал Скалапендра. Теперь понятно, почему ты уехала оттуда.
- Уехала я не из-за города или его жителей, хотя только сейчас понимаю что это за место. Мне просто повезло.
Когда объявления об обучении практики кражи души висели, чуть ли не на каждом столбу, я решила попробовать. Я позвонила по одному из этих номеров на объявлениях. По телефону мне ответил юный девичий голос, чего я точно не ожидала. Мы договорились о встрече через три дня. Через два дня я свалилась с тяжелейшим гриппом. Я позвонила Дун-Бору (женщине) и перенесла встречу. Еще через неделю, собираясь на встречу, я не смогла завести машину. Плюнув на все это, поехала к ней на метро. На подъезде к нужной станции поезд остановился, и электричество в вагонах вырубилось. Так мы простояли минут десять...
Бор-женщина практиковала на первом этаже обычной пятиэтажки. Дверь мне открыла секретарь, она же напоила меня кофе, продержав минут двадцать на кухне под предлогом, что "Дун-Бор готовится к визиту", кстати, эта Бор-женщина, помимо обучения практики, за которой я собственно и приехала, занималась ещё и мелким колдовством и гаданием. И вот, наконец, я захожу в полутемную, освещенную только свечами комнату. В дальнем углу сидит черноволосая девушка в белом платочке и замогильным голосом говорит: "Что вам угодно?" Похоже, что она просто обо всем забыла. Я снова объясняю, что приехала брать уроки кражи души. Врубившись, что я не клиент, девушка расслабилась и предложила продемонстрировать начальные стадии процесса. Ведьма закурила, отхлебнула кофе, взяла толстую свечу, зажгла ее и начала накапывать на газетку воск, попутно жалуясь на клиентов.
- Вот приходит к тебе восемнадцатилетняя дуреха, приносит фотографию обрюзгшего, сорокалетнего бизнесмена на фоне Мерседеса и говорит: Приворожи.
Я говорю: Зачем? А она мне: Я его люблю.
- Кого? Этого пузатого?
- Да, - говорит, - у него очень симпатичное пузико.
- Мерседес у него симпатичный, а не пузико! Кого ты обмануть хочешь? Ты же его деньги любишь, а не его!
Барышня после этого стоит с открытым ртом. У нее и слов-то нет, чтобы свою как бы любовь защитить.
Я между тем слушала все это тоже с открытым ртом, но не от удивления, а потому, что мне было тяжело дышать. Тяжелые астматические признаки проявлялись у меня всего несколько раз в жизни, да и то только после того, как я ела рыбу, у меня на нее аллергия. Я мучительно соображала, что могло быть распылено в воздухе: благовония, которые горели в комнате, не в счет - на них у меня никогда аллергии не было и нет, и в конце концов спросила об этом у ведьмы.
- А курить надо меньше! И вообще, порча у тебя! - ответствовала она.
Но отрезать мне энергетический хвост или вылечить порчу желания не изъявила. Впрочем, минут через десять загадочным образом все прошло само собой. Кучка воска на столе нарастала. Атмосфера колдовской комнаты напоминала женские посиделки на кухне во время лепки пельменей - ведьма разминала воск и неспешно, уютно рассказывала о том, как во время обряда посвящения ее клали в гроб, закапывали, а потом вынимали обратно.
- А погадать вы можете? - вдруг перебила её я.
- А зачем? Будущего все равно нет. Будущее ты себе сделаешь сама!
Мы допили кофе, докурили сигареты, и я вышла на воздух, в ночной морозный Ото - делать себе свое будущее. На следующий день, вечером, я уже бродила по пляжу, рядом с которым мы тебя забрали.
- А Летт? - спросил Скалапендра - он тоже из Ото?
- Нет, он в лесу вырос, где мы с ним и познакомились. Дикий, простой, но зато честный и открытый, передо мной, по крайней мере. Доверие таких гномов как он, трудно заслужить, но уж если заслужил, то до конца жизни.
III
Белое здание, два этажа, без всяких излишеств. Просто белая, бетонная коробка, окруженная высокими зелеными березами. Здание находится на холме правильной, прямоугольной формы, который специально выровняли под углы здания. Трава на холме и близ него, вокруг здания, ровно острижена, аккуратный газон. Белое мощное каменное здание посреди такой зелени. Массивное, сильное, четкое, аккуратное, на фоне мягкого зеленого и хаотичного, на первый взгляд. Как будто белый зуб здания вырос из зеленой десны земли.
К центральному входу в здание ведёт широкая лестница, но к лестнице, к её ступеням дорожки нет. В окнах здания ни кого не видно, вокруг царит тихое безмолвие. Слышно только шепот листьев на ветру. Тихое спокойствие и умиротворение. Умиротворение сладкое, приторное.
Скаварада проснулся в деревянном сарае, сбитом из досок, который был забит различным хламом. Хлам в виде старого, ржавого аграрного инструмента был развешан на стенах, разложен на огромном верстаке и валялся на полу. Железяки разных размеров и форм, назначение которых он не мог понять. Тусклый свет, проникающий через щели между досок, обнажал частицы пыли зависшие в воздухе.
Пробравшись через коробки, которыми был заставлен весь пол, гном вышел на улицу. Свинцовое небо, наверное, упало бы на землю, если не жилые дома, которые были выстроены в окружность, фасадами внутрь круга. Небо так и лежало, опершись, на коньки крыш. Маслянистые капли воды лениво сыпались из него и плюхались в черную жижу на земле. В центре этого поселения, которое состояло из 15-20 домов, находилась не большая площадка вымощенная камнем, наверное, там проводят местные собрания - подумал Скаварада. На улице ни кого, ни единой души. Все окна закрыты деревянными ставнями. Но самое главное - это огромный, мост, который проходил через все поселение, высоко над домами. Это даже был не совсем мост. Мосты обычно прокладывают через какие-нибудь водные преграды, а это было невероятное сооружение. Столбы-опоры квадратного сечения примерно два на два метра, выложенные из кирпича, уходили вверх метров на сто. Опоры стояли метрах в тридцати друг от друга. На опорах лежала дорога, метра три-четыре в ширину. На верху, ближе к дороге, между опорами образовывалась арка в виде полукруга. Дорога в небе шла от куда-то из леса, и уходила куда-то за горы. Наблюдая эту картину, его взгляд вдруг напоролся на то, от чего он с трудом устоял на ногах. К нему большими шагами быстро приближался горбатый старик в сером балахоне с капюшоном на голове. Большой крючковатый нос, свисающая бородавка на левой щеке, отвисшая нижняя губа и маленькие черные глаза, с взглядом сумасшедшего. Позади старика, в трех домах от Скаварады, на половину разобранный, на пеньках с опустившейся головой стоял Холди. Когда гном снова посмотрел на старика, тот уже был в двух шагах от него. Скаварада не спел даже, испугаться. Старик схватил его за руку и потащил к дому, стоявшему за разобранной птицей. Гном пытался сопротивляться, но его ноги скользили по грязи. Проходя мимо птицы, он увидел, что изнутри её уже полностью опустошили, осталось лишь железный, ржавый каркас. Затащив Скавараду в дом, старик посадил его за стол и поставил перед ним большую кружку с горячим напитком, от которого приятно пахло травами и цветами.
- Пей - хриплым голосом сказал старик.
- Что это?
- Пей, согреешься. Это чай.
- Что ты сделал с Холди?
- Он тебе записку оставил - старик кивнул на стол где лежал вдвое сложенный листок.
Сказав это, он развернулся и вышел из дома. Очень неровным и корявым почерком на литке было написано:
С тем, что мой путь - это моя жизнь, вдруг стало ясно. Не ясно, что дальше с этим делать. Треть пути уже пройдена. Как дальше строить эту дорогу? С одной стороны хочется, чтобы она была красивой и в то же время чтобы не было обидно когда оборачиваешься, хотя это, наверное, не возможно, так уж устроено большинство. Нужно просто осознать, что данное место времени и пространства и есть самое идеальное на данный момент.
А идеальным его можно считать потому, что в других местах всё точно также.
Раз ты это читаешь, ты уже познакомился с Сиари. Он мой хороший друг, он тебе поможет. За меня не волнуйся, пришло мое время. Из того что от меня осталось он сделает несколько хороших воинов, которые будут охранять это поселение. Так уж все устроено.
Жар-птица Холди.
Дочитав письмо, Скаварада выбежал на улицу. Там Сиари ковырялся в железной птице как дальнобойщик в старом грузовике.
- Что это? Что вообще происходит? - в панике кричал гном.
- Ты письмо читал? Там все написано. Есть вопросы? - не отрываясь от своей работы, цинично отвечал старик.
- Как старая, железная птица могла письмо написать? Что это за бред?
- Бред? - возмутился Сиари. А как вообще гномы могут жить под деревом? Что это за не понятный гриб посреди леса и куда он делся? Что за пещера? Рыбы, плавающие между деревьев - это не бред? Что за фиолетовые гномы, которые занимаются не понятно чем с очень мутными знакомыми. Что за сумасшедшая ересь? - старик был просто в бешенстве. - По-моему, это ты у нас специалист по бреду, - кричал он.
- Откуда ты все это знаешь? - Скаварада вдруг испугался.
- Не важно, я всего лишь неприметный персонаж в этой твоей идиотской истории. Холди сказал, что тебе надо в город. Хотя, опять же, ни кто не знает, какого черта ты там забыл, вроде просто прогуляться вышел? Чем не бред, а? Иди, отдыхай пока. Завтра утром двинешься.
И ошарашенный зеленый гном пошел к дому.
- Кстати, письмо я писал, под диктовку Холди - крикнул Сиари ему вслед.
Скаварада вернулся в дом. Сев на кресло-качалку он уставился мертвым взглядом в картину, на которой была изображена железная дорога, уходящая в озеро. Ржавая, старая, заброшенная дорога, уходящая в холодное, осеннее озеро на закате дня. И тоска. Выжигающая как кислота тоска заполнила гнома. Его ноги налились приятной теплотой, все звуки вокруг исчезли кроме шепота его дыхания на фоне треска огня в камине. Запах бревен, смолы и соломы приятно щекотали нос. Ощущения настолько смешанные, что выразить их словами значит обрубить до костей, жестоко и с каменным лицом обрубить все.
Тоска и спокойствие. Легкая радость, что все неизбежно будет хорошо и не просто хорошо, а вот так хорошо как сейчас. Ностальгия, вывернутая на изнанку, когда все плохое, что было раньше, сейчас понимаешь по-другому. Все плохое кажется не просто не значительным и смешным, а хочется еще раз ощутить именно то плохое и как сейчас насладиться этим. Только сейчас понимаешь, на сколько, здорово было то плохое. Потом то плохое видишь в настоящем, в сейчас, и становится радостно, что никуда ничего не делось и не исчезло, и в принципе исчезнуть не может никогда. Наверное, это и есть ощущение жизни, её саркастический, стебовый, над тобой, приятно-приторный привкус. Слегка обида примешивается за безвозвратно ушедшее. Но остались воспоминания, которые всегда со мной, и которые всегда вытаскивают из болота, когда над поверхностью осталась одна голова. И самое главное это ощущение что скоро будет очень хорошо, будет чудо, примерно... ты даже знаешь когда. Понятия не имеешь что за чудо, и с какого перепуга оно должно произойти именно с тобой, но уверенность абсолютно твердая. Начинаешь получать удовольствие от страха, вернее перестаешь бояться, и начинаешь получать удовольствие от того ощущения которое заполняет то пустое пространство. Не понятное, не осознанное приятное ощущение. Которое может дать ответы на все вопросы. Но хитрость в том, что все итак понятно, и не нужно задавать никаких вопросов.
От мыслей Скавараду отвлек луч света, который незаметно подкрался к краю картины. Гном бодро встал с кресла, лениво потянулся, глубоко вздохнул, почесал затылок и бодро зашагал к двери. На улице, на лавочке щурясь от солнца, сидел Сиари, покуривая резную трубку.
-Видишь дорогу? - указывая вверх, на каменное сооружение - сказал он.
- Это дорога? - все еще потягиваясь, и без интереса спросил Скаварада.
- Да. Пойдешь на восток и примерно через два-три дня придешь в город.
-Мне кажется, сегодня ночью я понял, зачем мне нужно попасть в город.
-Да?? Ну и зачем? - равнодушно, не отвлекаясь от своей трубки, спросил Сиари.
-Я забыл - вдруг растерялся Скаварада. - Блин, вроде рядом крутится, а вспомнить не могу.
-Расслабься, потом с déjà vu придет - усмехнулся Сиари. - Пойдем. Возьми свою сумку, я положил туда все необходимое.
Они подошли к одной из опор дороги, на которой крепилась веревочная лестница. Скаварада вскинул сумку себе на плечи, посмотрел на Сиари благодарным и слегка гарусным взглядом, тот ответил ему усмешкой с хитрым прищуром.
Когда гном забрался на дорогу, утреннее солнце уже пробивало своими лучами тяжелые темно-серые тучи. Глубоко вздохнув, влажным воздухом, он закинул голову вверх и вдруг увидел высоко в небе не большую черную точку, медленно плывущую в сторону гор, за которые уходила дорога. Черной точкой высоко в небе был воздушный шар, на котором летел Скалапендра с фиолетовыми гномами.
Гнома можно считать личностью, если в его мотивах существует иерархия в одном определённом смысле, а именно если он способен преодолевать собственные побуждения ради чего-то другого.