1 Протагонист

- Рома, давай быстрее! - Маша высунула в окно патрульного "Приуса" полицейский планшет и постучала по нему пальцем. - У нас вызов!

- Да щас... - отмахнулся Рома. Он стоял у ларька, нервно переминаясь с ноги на ногу. - Щас!

Вдруг из окошка ларька показались две руки с одноразовыми стаканчиками, до краев наполненными дешевым растворимым кофе. Полицейский неловко перехватил их, поблагодарил ларечницу и засеменил к автомобилю.

- Ну чего так долго? - возмутилась Маша, когда Рома подошел к водительской двери.

- Да у нее чайник сломался, наверное. Еле кипятит, - он попытался подцепить дверь локтем, но у него ничего не получилось. - Помоги.

Маша недовольно цокнула языком и открыла ему дверь. Рома забрался в салон, поставил стаканчики на приборную панель и, кивнув на планшет, спросил: - Чего там?

- Марата 7. Шумные соседи.

- Марата 7? Недалеко. А что за шум?

- Какая разница?

- Одна дает, другая - дразнится. Если там музыка громкая, тогда может быть у кого-то день рождения или еще праздник какой. Мало ли? Щас пол двенадцатого. Они скоро сами выключат. А если драка, тогда совсем другое дело.

Маша снова посмотрела в планшет.

- Написано - музыка.

- Ну вот, значит щас кофеёчку быстренько хлебнем и поедем.

- А давай мы сразу поедем, а потом ты кофеёчку хлебнешь.

- Эх, молодо - зелено. Сразу видно, новенькая.

- Это не я новенькая, это ты лентяй просто.

- Ну, ты конечно... - Рома недовольно поморщился, отхлебнул по глотку из обоих стаканчиков, опять недовольно поморщился, пережидая пока обжигающе горячий кофе опускается по пищеводу, и переставил их в подстаканники. - Не сработаемся мы с тобой. Ох не сработаемся...

Он завел автомобиль.

***

- Какой подъезд? - спросил Рома, когда патрульный "Приус" медленно въехал через узкую арку во двор седьмого дома по улице Марата.

- Третий, - ответила Маша.

- А, вижу. Смотри, соседи уже нас ждут. Эти, наверное, из нервных. Щас сразу орать начнут, и права качать.

- Ну что ты, в самом деле?

- А вот я тебе говорю.

"Приус" остановился у нужного подъезда. Первой из автомобиля вылезла Маша и к ней тут же подбежала полная женщина в домашнем халате и тапочках на босу ногу. Лысоватый мужчина в клетчатой рубашке на выпуск и спортивных "адидасах", по всей видимости, ее муж, остался стоять, где стоял, сложив руки на груди.

- Ну что же вы так долго-то? - запричитала женщина. - Сил наших уже нету это терпеть! Со вчерашнего дня он нас травит. Со вчерашнего дня! А у меня ребенок маленький! Ей в школу рано, а потом танцы, и...

- Женщина, успокойтесь, - ответила Маша, прижав к животу папку с бумагами, - не нужно кричать.

- А я говорил... - обойдя машину, Рома встал рядом с напарницей.

- Как это не нужно? - продолжала женщина. - Как это не нужно? Нас уже вторые сутки этот гаденыш травит музыкой своей, сатанинской, а вы ни черта сделать не можете!

- Лично мы только приехали.

- Да не вы, а вообще! Что старая милиция, что новая полиция. Название поменяли, а толку ноль. Скажи им, Дим, - она обернулась к мужу за поддержкой, но тот только махнул на нее рукой.

- Женщина, - Рома, как старший патруля, решил взять инициативу в свои руки, - скажите по существу, что у вас случилось.

- По существу? Сосед наш, из сороковой, сатанюга бешеный! Как включил свою музыку эту - ГАВ - ГАВ - ГАВ, - она изобразила лающие звуки, - так ее теперь вся лестничная клетка слушает. Понимаете? А у меня, между прочим, ребенок маленький дома. Оно мне надо?

- Из сороковой говорите? - Рома посмотрел на мужа, тот утвердительно кивнул. - Ну, тогда пойдемте, поглядим, что у вас там творится. А вы пока здесь останьтесь, Маша ваши данные перепишет.

Вообще, по правилам Рома должен был подняться вместе с напарницей, но в сложившейся ситуации он готов был пожертвовать "прикрытием" - как это называют в модных боевиках - ради личного спокойствия. И судя по многозначительному выражению лица мужа, это решение было правильным.

Третий подъезд дома по улице Марата выглядел, как и остальные четыре - нелицеприятно. Старые бетонные ступеньки от времени обзавелись выщерблинами и вмятинами, протоптанными тысячами ног. Стены, окрашенные в темно-зеленый цвет до уровня плеч, недавно были перекрашены, но ЖЭК, как водится, не очень-то волновался о качестве работ, а потому, в свежей краске, положенной прямо поверх старой, то там, то тут, проглядывали светлые пятна от шпатлевки. Перила на большинстве этажей шатались и скрипели, а на первых двух и вовсе отсутствовали.

Поднявшись на четвертый этаж, Рома остановился у старой, еще советской двери. Никакой таблички с номером на ней не наблюдалось, но кто-то измазанным мелом пальцем предусмотрительно вывел цифру сорок на стене справа.

- Тут? - спросил Рома у мужа. Тот кивнул. Рома прислушался. Действительно, из-за двери доносились звуки чего-то напоминавшего тяжелый металл. - Ну, я бы не сказал, что уж так прямо сильно громко.

- Это в подъезде так. У нас в спальне детской стенка с ним смежная тонкая. Все слышно, как будто у нас в квартире играет.

Рома нажал на кнопку звонка. За дверью раздалось громкое "ДИНЬ-ДОН".

- Мы так-то к нему уже привыкли, - продолжал муж. - Не первый год нас мучает своими песенками. Я уже к нему и так, и сяк. По-соседски ходил договариваться, по-мужицки. Чуть рожу один раз не набил. Ну, вроде как, договорились, что он после одиннадцати все выключает.

Рома нажал на кнопку звонка еще раз, после чего постучал кулаком по двери.

- Он, вроде как, и выключал. А тут вдруг как с цепи сорвался. Вчера как зарядил свой тяжеляк, так и крутит по кругу уже сутки. Одно и то же, одно и то же. Сил уже больше нет.

- Еще вчера? Так, а что вы тогда вчера нам не позвонили?

- А мы и позвонили. Приехал наряд, вот так вот, как ты сейчас, постояли они у двери, в звонок позвонили и уехали. Сказали, что позже еще заедут проверить. Ну, мы пока ждали, позасыспали. А утром на работу. То да се, одно за другое, уже и вечер. А он все шарманку свою по кругу крутит.

- Ясно, - Рома позвонил в третий раз, дождался, пока стихнет "ДИНЬ-ДОН" и громко постучал. Из-за двери продолжали доноситься звуки тяжелого металла, и никаких признаков того, что хозяин квартиры идет открывать. - Что-то он не торопится. Ладно, пойдемте пока к вам, послушаем, что в детской.

Муж молча пожал плечами и открыл соседнюю дверь, которая оказалась не заперта. Тридцать девятая квартира была типичным представителем хрущевской архитектуры. Узенький коридор, санузел с косой стеной, две длинных и узких комнаты, окнами выходящих на разные стороны дома.

- Куда? - спросил Рома, пройдя мимо поворота на кухню. - Направо?

Надобности в этом вопросе не было, потому, как нужную комнату можно было легко определить по звуку. Муж оказался прав, сквозь тонкую межквартирную стену все было слышно гораздо лучше.

- Да, направо.

Рома открыл дверь и вошел в детскую. Девочка лет семи, дочка хозяев, сидевшая на кровати, тут же ойкнула и забралась под одеяло.

- Привет, - улыбнулся Рома и помахал ей. - Не пугайся. Я сейчас уйду.

Девочка натянула одеяло на нос и хихикнула.

"Детям нравится униформа", - подумал Рома, после чего повернулся к мужу, стоявшему в коридоре, и сказал: - Да уж, громковато.

- Не то слово, - ответил тот.

- И что, говорите он со вчера так?

- Ага.

- И не выключал?

- Не знаю. Днем нас дома не бывает. Может и выключал. Но когда я с работы вернулся, музыка была. Насть, - обратился он к дочке, - ты со школы пришла, музыка была?

Девочка активно закивала.

- Это странно... - Рома подошел к стене, из-за которой доносились звуки тяжелого металла, и прислушался. - Вы слышите? - спустя пару секунд спросил он у мужа.

- Что? - не понял тот.

- Стук какой-то, вроде...

- Да басы то, наверное. Вон, долбит как.

- Нет, на басы не похоже. В ритм не попадает.

- Да кто ж его поймет? Я в такой музыке не разбираюсь.

Рома задумчиво почесал затылок, после чего попрощался с прятавшейся под одеялом Настей и вышел обратно в подъезд. Муж последовал за ним.

Вернувшись к старой советской двери сороковой квартиры, Рома замер, поднеся руку к кнопке звонка.

- Ну, так, чего делать-то будем? - поинтересовался муж.

- Щас, подождите, - дождавшись паузы в песне, Рома позвонил и вместе с этим настойчиво постучал. - Откройте, полиция!

Короткое эхо прокатилось по подъезду вниз, до первого этажа. На мгновение музыка за дверью стихла, а затем вновь заиграла с той же громкостью.

- Во! Во! - оживился муж. - Слышал? Все заново поехало. По кругу играет. Я же говорил.

- Бог с ней, с музыкой, - Рома прижался ухом к двери. - Меня больше интересует, что там за стук такой... Ну вот, опять, будто кто-то табуретом гремит, или может...

Он нажал на кнопку рации, висевшей на нагрудном кармане рубашки и попросил Машу вызвать спасателей и скорую, после чего постучал по двери еще несколько раз.

- Это зачем еще спасателей? - поинтересовался сосед.

- Я думаю, у сатаниста вашего припадок случился. Или что-то типа того, - ответил Рома.

- Какой еще припадок?

- Не знаю, я же не врач. Но двери придется вскрывать. Будете понятым.

***

В три минуты по полуночи во двор седьмого дома по улице Марата поочередно въехали карета скорой помощи и пожарная "Газель". К общему недовольству разбуженных жильцов, двое пожарных и фельдшер, грохоча сапогами, словно рота солдат, поднялись на четвертый этаж и столпились у старой советской двери сороковой квартиры. По отмашке Ромы один из пожарных приставил лом к двери у замочной скважины, а второй - ударил по лому кувалдой. Сухое дерево легко поддалось. С первой же попытки загнутый край лома вошел между дверью и лудкой. Пожарный навалился на рычаг, треск дерева прокатился по подъезду, словно раскат грома. Язычок замка вышел из паза и дверь распахнулась.

Рома вошел в сороковую квартиру с неприятным ощущением надвигающейся беды, ведь независимо от состояния "сатаниста" его смена уже добром не кончится. Сейчас он мог предвидеть два банальных варианта развития событий. Либо шумный сосед и вправду лежит на полу в припадке, тогда в дело вступят врачи, а он погрузится в увлекательный мир заполнения бумажек. Либо - что еще хуже - "сатаниста" попросту не окажется дома. В таком случае он все равно погрузится в увлекательный мир заполнения бумажек, но с выговором. В любом случае за вскрытие двери его никто не похвалит.

Реальность, как ей и подобает, превзошла все самые смелые ожидания.

Сороковая квартира, в отличие от соседской, была однокомнатной. Сразу за входной дверью находился узкий длинный коридор, шедший вдоль глухой стены санузла. Обои на ней явно были старыми. Это было понятно по жирному пятну от рук у выключателя. То там, то тут проплешины в рисунке обоев закрывали плакаты различных музыкальных групп. На большинстве из них были изображены участники групп в "боевом" макияже и название, выведенное нечитаемым шрифтом.

- Это полиция! Есть кто дома? - Рома включил свет и пошел по коридору. Завернув за угол, он уперся в три закрытых двери. Налево - санузел, прямо - кухня, направо - единственная комната, из которой доносились громкие звуки тяжелого метала и странный стук, с такого расстояния уже больше напоминавший грохот.

Рома посмотрел на нелицеприятный плакат "Канибал Корпс", закрывавший стеклянную вставку в двери и мысленно приготовился к тому, что мог увидеть за ней. После чего открыл дверь.

К слову, готовился он явно не тому. Да и можно ли было вообще приготовиться к подобному.

В единственной комнате сороковой квартиры действительно находился ее жилец. А если быть точным, уже не жилец. Парень лет двадцати-пяти - тридцати с длинными черными волосами, татуировками по всей спине, и одетый только в черные джинсы с цепью на поясе. Он висел под потолком в дальнем углу комнаты и время от времени метался то туда, то сюда, гремя безжизненно болтающимися руками и ногами о стены и стол с компьютером, стоящий рядом. Его тело походило на воздушный шарик, подхваченный порывом ветра, от вентилятора. Вот только не было никакого вентилятора. И воздушные шарики не сбивают себе руки о стены в кровь.

Постояв с пару секунд на пороге комнаты, Рома медленно закрыл, открывшийся от удивления рот, затем так же медленно закрыл дверь.

- Ну что? - поинтересовался фельдшер, увидев возвращающегося полицейского.

Рома молча вышел в подъезд и закрыл за собой входную дверь.

- Там это... - он неопределенно взмахнул рукой. - Он это самое... Мне нужно позвонить. Только вы пока не входите.

Рома в спешке спустился на первый этаж, вышел из подъезда и тут же наткнулся на Машу.

- Ну что там? - без особого интереса спросила она.

- Я не знаю, - он нырнул по пояс в открытое окно "Приуса" и принялся рыться в бардачке.

- В смысле? Дверь-то вскрыли или что?

- Вскрыли, вскрыли... Да где же она?

- Кто?

- Визитница.

- Какая еще визитница?

- Ну та, где номера все. Нотариусы там, похоронки... А, вот, нашел, - он вылез из окна с небольшим кожаным кошельком, набитым визитками и бумажками с телефонными номерами. Быстро пролистав их, он отыскал нужный, достал мобильник и принялся набирать цифры дрожащими пальцами.

- Кому ты звонишь? - насторожилась Маша, увидев волнение напарника.

- Дудке, - отрезал Рома.

- Какой еще дудке? - не поняла Маша.

- Не какой, а какому. Тихо, гудки.

- Какому еще дудке? - она беспомощно пожала плечами. - Ничего не понятно. Какой-то дудка...

***

К половине первого во дворе седьмого дома по улице Марата остался только полицейский автомобиль. Пожарные, выполнив свою функцию, уехали сами по себе, не дожидаясь объяснений. Фельдшер же, узнав, что Рома позвонил Дудке, сказал: "Это надолго. Вызовете, когда закончит" и тоже удалился.

- Так что это за Дудка такой? - дождавшись, когда напарник немного успокоился, снова поинтересовалась Маша.

- Молодо - зелено, - Рома задумчиво отхлебнул со дна стаканчика холодный кофе. - Оно тебе пока не надо знать. Так, наверное, будет лучше. Вот поработаешь еще немного...

- Ну как это не надо? - возмутилась Маша. - Мы же не на рынке конфетами торгуем. Если ты на дежурстве после вскрытия двери звонишь какому-то Дудке, то мне вот прям совсем надо знать, кто это. Но если это что-то криминальное, - она покосилась на напарника, - тогда лучше не надо.

- Эх... Ладно, все равно рапорт писать нужно будет. Ты, кстати, у тетки этой данные записала?

- Конечно.

- Это хорошо... - он замолчал, пытаясь подобрать правильные слова. - В общем, работа у нас, ты знаешь, не самая чистая. Всякое бывает. И дети с побоями, и поножовщина пьяная. Стреляют иногда, но, слава богу, редко. А иногда... иногда происходят такие вещи, о которых никогда в газете не напишут и по телеку не расскажут. О таком только байки услышать можно, да и те по большей части выдумка.

- О чем это ты?

- Иногда, - Рома выдержал многозначительную паузу, - происходит сверхъестественное.

- Как в том сериале? - неожиданно спросила Маша.

- В каком?

- Ну, там еще два таких симпатичных мальчика, накачанных, духов изгоняют и приведений всяких.

- Ну, наверное. Я не смотрел, не знаю. Но вряд ли. Хотя, эти тоже два мальчика. Только не накачанных совсем. Да и не симпатичных. Петя, конечно, здоровый, но в остальном... В общем, раз я тебе уже начал рассказывать, вот их номер, - Рома показал Маше, нужную бумажку, а затем положил ее обратно в визитницу. - Если по работе тебе доведется столкнуться с чем-то таким, что... с чем-то странным... короче, звони сюда. А, и лучше этот номер в телефоне не сохраняй. Он какой-то хитрый, все тебе там поудаляет. Не знаю, как они так сделали.

- Так этот Дудка твой, что, из какого-то секретного отдела?

- Нет. Совсем нет. Ты представь, если бы такой был и о нем слухи в народе пошли. Мы же не в Америке. Это у них новость о том, что полиция прибегла к помощи медиума, никого уже не удивляет. Дудка отдельный человек, не привязанный ни к каким структурам. Его номер никогда не объявляют на разнарядках, передают только из рук в руки, вот как я тебе только что. Но он есть в каждой скорой, пожарной и полицейской машине.

- Так значит он медиум.

- На счет этого не знаю, но странный он это уж точно, - Рома увидел в зеркале заднего вида свет фар. - Черта помянешь... Это его машина. Если что, говорить буду я, а ты слушай и запоминай, как себя вести. Даст бог - никогда не пригодится, - он открыл дверь, но вдруг остановился и одернул Машу. - Только на руку его не смотри. Он этого не любит.

Во двор седьмого дома не спеша въехала старая зеленая "Волга" двадцать четвертой модели с правым передним крылом, выкрашенным в белый цвет. Она медленно прокатилась мимо первых двух подъездов и остановилась прямо за патрульным "Приусом". Пассажирская дверь с жалобным скрипом открылась и из "Волги" вылез Степан Дудка - мужчина сорока лет, с черными как смоль растрепанными волосами, давно не видевшими парикмахерской, и густой трехдневной щетиной прожженного алкоголика.

- Посиди пока, а я пойду, спрошу, что к чему, - сказал он водителю, захлопнул дверь и направился к патрульному автомобилю.

Маша с настороженностью наблюдала за приближением Дудки, но, вспомнив совет не смотреть на его руку, естественно не сдержалась и тут же посмотрела. В свете круглых фар "Волги" она отчетливо разглядела правую ладонь, на которой отсутствовали все пальцы, кроме мизинца.

Подойдя к "Приусу", Дудка заметил взгляд Маши, приподнял руку и демонстративно пошевелил мизинцем.

- Что, никогда не видела невидимых пальцев?

- Ой, - встрепенулась Маша, - простите, пожалуйста.

- Я же просил, - процедил сквозь зубы Рома, после повернулся к Дудке и пожал его левую руку. - Не обращай внимания, Степа, она новенькая.

- Что у вас тут? - Дудка кивнул в сторону подъезда.

- Как я и говорил, приехали по вызову, соседи пожаловались, что местный сатанист слишком громко слушает музыку. Я поднялся наверх и услышал через стену между квартирами какой-то странный стук. Подумал, что у этого пацана припадок или что-то типа того. Вскрыли дверь, а он там под потолком болтается по пояс голый.

- Болтается? С этого момента поподробнее.

- Ну, как бы объяснить-то... В общем, его как будто что-то подняло к потолку и швыряет туда-сюда по всему углу. Уже руки в кровь все сбиты. А может, даже переломаны.

- Звуки издавал какие-нибудь?

- Да какие там звуки? Пацан мертвый.

- Точно мертвый?

- Да точнее некуда.

- Ты что, его пульс проверял? - правая бровь Дудки лихо искривилась.

- Нет, не проверял.

- Тогда может у него голова отвалилась?

- Голова? Нет, голова на месте была.

- А, я понял, там вся квартира в крови, да?

- Нет, только немного на стенах, но...

- Так откуда тогда такая уверенность в том, что пацан уже мертв?

- Я... я не знаю, - растерялся Рома. - Просто он на живого не был похож, наверное.

- Наверное? - глаза Дудки загорелись. - В следующий раз как напьешься и утром с похмельем встанешь, сразу зови меня. Я тебя мигом в мертвые запишу. Не похож на живого он блин... Ладно, сейчас разберемся, - он повернулся к "Волге". - Петя, вылезай. И шлем не забудь!

Двигатель "Волги" затих, фары погасли и из открывшейся водительской двери показался Петя. Это был мужик под два метра ростом с овальным глуповатым лицом, руками толщиной с Машину ногу, и небольшим пивным животом, от которого надпись на футболке "Make love not war" выглядела деформированной и неравномерной. Стрижка под три миллиметра на его голове плавно перетекала в щетину на подбородке, отчего лицо казалось еще более овальным и глуповатым.

Петя обошел "Волгу" сзади, открыл багажник, достал из него потертый велосипедный шлем и увесистую спортивную сумку. Надев на ходу шлем, он подошел к Дудке и, затянув ремешок на подбородке, деловито сказал: - Я готов.

- Ну, - Дудка повернулся к Роме, - пойдем смотреть на твоего сатаниста.

***

Несмотря на все предостережения жильцы из тридцать девятой квартиры по-прежнему стояли на лестничной клетке, о чем-то переговариваясь и явно набираясь смелости заглянуть в сороковую.

- Ну, я же вас просил, не стоять здесь, - Рома поднимался первым и, завидев женщину в халате и ее мужа недовольно нахмурился.

- Как же нам не стоять, когда в соседней квартире покойник? - возмутилась женщина.

- Да не покойник он, - процедил сквозь зубы муж, - а припадочный.

- Ага, от такой музыки только припадки и могут быть. Вы, кстати, ее выключить можете или что? Нам завтра на работу, вообще-то.

- Сейчас разберемся, только, пожалуйста, вернитесь к себе и не мешайте работать.

Не обращая внимания на возмущавшихся жильцов и полицейского, принявшегося с ними спорить, Дудка спокойно вошел в сороковую квартиру, как к себе домой. Петя вошел за ним следом. Пройдя по коридору, они оказались у двери, завешенной плакатом "Канибал Корпс". Дудка открыл ее и осторожно заглянул внутрь.

Все было так, как и описывал Рома, парень, одетый в одни черные джинсы с цепью на поясе, метался из стороны в сторону в дальнем углу комнаты. Прямо под потолком. Его мотало словно пустой мешок. Обмякшие руки и ноги болтались будто веревки, с неприятным стуком бились о стены и компьютерный стол, стоявший снизу, а кровь, сочившаяся из ссадин и разбитых суставов, оставалась на плакатах и обоях бурыми кляксами.

- Ого, - Дудка вошел в комнату, - смотри какой резвый. И на мертвого действительно похож. Ну что, Петя, иди, лови его. Спустим нашего сатаниста с небес на землю.

- Не смешно, - Петя бросил спортивную сумку у порога, без тени сомнения прошел в дальний угол комнаты и, схватив метавшееся тело за ногу, притянул к себе. Затем, явно преодолевая сопротивление, оттащил его ближе к центру и уложил на пол, а сам уселся сверху.

- Да ладно тебе, - Дудка присел рядом с головой парня, повернул ее сперва налево, раздвигая мизинцем волосы над виском, затем направо и повторил процедуру. - Ему уже все равно. Вон, синий совсем. А нам не так грустно.

- Та не, - ответил Петя. - Я не про то. Просто реально не смешно было.

- А... - Дудка приподнял здоровой рукой голову парня, а сам почти лег на ковер, чтобы взглянуть на затылок. - В следующий раз придумаю что-нибудь получше.

Он уперся лбом в пол, а освободившейся изуродованной рукой провел по волосам парня от шеи и вверх до самой макушки.

- О! Смотри-ка, а сатанист-то этот взаправдашним сатанистом оказался. Кто бы мог подумать? Ну-ка, переверни его на живот.

Петя угукнул и слегка привстал. Под воздействием невидимой силы сатанист тут же резко скользнул по ковру, при этом врезавшись макушкой Дудке прямо в нос.

- Петя, твою мать! Кто его держать будет? - он отсел в сторону, проверяя мизинцем не идет ли кровь.

- Так мне держать или переворачивать? Я только что-то одно.

- Ай... - Дудка махнул на него рукой. - Давай уже скорее, пока он тут все не разнес.

Петя не без трудностей перевернул то и дело пытавшееся вырваться тело парня на живот, попутно измазавшись по самые локти в его крови.

- Во, - он уселся ему на спину и довольно поправил сползший на глаза шлем.

- Справился? - Дудка спросил с такой интонацией, будто говорил с глупым ребенком. - А теперь посмотри на затылок.

Петя, зафиксировав своими коленями метавшиеся в стороны руки парня, наклонился вперед и, раздвинув пальцами волосы увидел три небольших шестерки кроваво красного цвета, проступивших на коже.

- Нашел? - тем временем Дудка встал и направился к компьютерному столу.

- Да, - кивнул Петя. - Число зверя.

- Оно самое, - он поднял здоровой рукой упавший плашмя монитор, выключил громыхавшую все это время музыку и принялся листать вкладки браузера. - Уже догадываешься, что здесь произошло?

- Не совсем.

- Ну, вот и как с тобой работать, скажи на милость? Учишь тебя, учишь, а ты все забываешь через пять минут. Здоровенная, небритая золотая рыбка, ей богу.

- А вот обижать меня не надо. Я ведь могу и двинуть.

- У тебя на футболке написано, что ты добрый. Значит, не можешь.

- А у тебя вообще ничего не написано, и чего?

- Это потому, что я весь такой загадочный и таинственный, - Дудка повернулся к Пете и подмигнул.

- Опять не смешно...

- Да ладно тебе. Лучше посмотри вот сюда, - он пододвинул монитор ближе к краю стола. На него была выведена история браузера. - Клиент наш реально хотел демона увидеть. По его поисковым запросам можно учебник писать.

Тело под Петей взбрыкнуло, громко стукнувшись коленями об пол.

- Ты его крепче держи, а то сейчас еще и снизу соседи прибегут. Хотя, удивительно, что они все еще не здесь...

- Ну, если у него на затылке число зверя есть, значит демона он все-таки увидел?

- Это точно. Ох и гуглил же наш сатанист, - Дудка вернулся к просмотру истории. - Неистово, я бы сказал. С огоньком. Видать уж очень сильно его пробрало. Хорошо, что в интернете такой инфы не водится, а не то каждый пятый школьник вот так коньки бы откидывал. Осталось понять, где же он все-таки раздобыл нужный ритуал и до кого именно умудрился достучаться.

Порывшись в поисковых запросах еще несколько секунд, он задумчиво хмыкнул, отошел от стола и вернулся к телу. Бегло окинув взглядом извивавшуюся под массивной задницей Пети спину парня, он присел и хмыкнул еще раз.

- Смотри-ка, а сатанист наш любитель себя разукрасить... Так, Петя, настал твой звездный час. Снимай с него штаны!

- Штаны-то зачем? Он и так почти голый.

- А вот захотелось мне на его тощие ноги полюбоваться. Снимай, кому говорят.

Петя тяжело вздохнул, но спорить не стал. Проверив, хорошо ли сидит на голове шлем, он привстал и начал пытаться расстегнуть пуговицу на джинсах парня. Освободившиеся руки сатаниста тут же принялись метаться из стороны в сторону, словно ленты на ветру, то и дело колотя Петю по плечам и шлему. Дудка какое-то время наблюдал за происходящим с легкой ухмылкой, а затем, дождавшись самого неподходящего момента, когда пуговица на штанах сатаниста уже была почти расстегнута, сказал: - Петя, фу... Как тебе не стыдно? А если люди увидят?

Петя на миг остановился и глупо гыгыкнул.

- А вот это уже было смешно.

Промучившись около минуты, он все же умудрился стянуть с то и дело пытавшегося взлететь тела штаны до самых щиколоток. От напряжения на его лбу и шее проступили крупные капли пота. Раздевать обмякшего человека - сложно, раздевать одержимого - сложнее втройне.

Дудка с деловитостью патологоанатома принялся осматривать каждый уголок оголившейся кожи. К слову, ноги парня были украшены татуировками не менее плотно, чем спина и предплечья.

- А что мы ищем? - поинтересовался Петя.

- Место ритуала, - ответил Дудка, заглядывая между бедрами. - Наш сатанист вызвал демона, это факт. Очевидно, что все произошло в квартире. Но здесь нет ни, ни свечей, ни алтаря с жертвой. А значит, ритуал был очень простым и быстрым. Осталось только понять, где именно он проходил. Вспоминай, какой обязательный атрибут для вызова любой нематериальной сущности.

Петя нахмурился. На его лбе проступила сетка глубоких морщин.

- Неотъемлемым атрибутом любого призыва является знак сущности, - выпалил он, будто школьник, заучивший стишок.

- Ты что, зубрил? - Дудка на секунду оторвался от поисков.

- Ну да.

- Вот тебе, конечно, делать нечего.

- Ну, так я если не зубрю, ты ругаешь, что я золотая рыбка. А если зубрю, то ругаешься, что зубрю.

- Петя, твою мать... Зубрят только те, кто не понимают предмет изучения. Лучше уж совсем не знай, чем тупо повторяй заученное. Но да, все правильно, для любого призыва нужен знак, - он еще раз быстро пробежался взглядом по голым ногам сатаниста. - Да уж... размалевал он себя знатно. В таком бардаке знак можно скрыть легко. Вот что это такое? - он ткнул мизинцем в нагромождение геометрических фигур, вытатуированное прямо на колене. - Тут не то, что пентакль, тут все печати Соломона с рунами и глифами спрятать можно.

- А разве для ритуала геометрия знака не должна быть чистой? - спросил Петя, чем явно удивил Дудку.

- Ого, как мы заговорили. Значит, все-таки что-то понимаешь. Это хорошо. Да, вообще, должна, но в некоторых случаях это не обязательно. Иногда достаточно, чтобы человек хорошо представлял себе форму, а дальше... - Дудка осекся. Скользнув еще раз взглядом по ногам парня, он заметил слегка сползшие в процессе стягивания штанов трусы, и обнажившийся край щели между ягодицами - декольте сантехника. Этот нелицеприятный вид натолкнул его на одну очень дельную мысль. - А дальше, Петя, ты снимаешь с него трусы.

- Чего?! - возмутился Петя, уставившись на Дудку.

- Вот только не надо из себя неженку строить. Мы работу работаем, или куда?

Петя поджал губы, недовольно крякнул и одним резким рывком стянул с парня трусы. В это же время Дудка издал ртом несколько звуков, по его мнению, напоминавших клишированную музыку из порнографических фильмов.

- Ну, вот не смешно же! Не смешно! - оскорбленный глупой шуткой Петя ослабил хватку и чуть не дал парню выскользнуть из-под себя.

- Осторожнее! Демон не воробей... Лучше посмотри сюда, - Дудка торжествующе постучал мизинцем по оголившейся ягодице парня, на которой отчетливо был виден знак призыва. - Ух, хорошая работа. Линии четкие, ровные. Сразу видно твердую руку. Смотри, - он склонился прямо над ягодицей, едва не упираясь в нее носом, - краска черная, густая. И это покраснение вокруг, по контуру. Значит, татуировка еще свежая. Может два дня, или три. Процесс заживления еще не закончился. Судя по технике исполнения, мастер знал свое дело. Не новичок - это точно. Хотя, что касается самой формы знака, тут он наверняка действовал вслепую. Скорее всего, наш сатанист сам выбирал геометрию, а мастер только перевел ее на тело. Интересно, чернила использовались стандартные или же...

"Разглядывает, как ботаник мошку, - подумал Петя, наблюдая за тем, как Дудка анализировал вслух татуировку. - И как он может в нужный момент забыть обо всем на свете, сойдясь клином на работе? Мне так не светит. Тут никакая зубрежка не поможет. Талант нужен".

- ... ты меня слушаешь? - Дудка шлепнул его однопалой ладошкой по плечу.

- Что? - встрепенулся Петя. - Нет, прости, задумался чего-то.

- А ну сейчас же прекрати! Тебе сейчас думать много нельзя, шлем лопнет. Лучше скажи мне, чей это знак, - он кивнул на задницу сатаниста.

- Знак? - Петя прищурился так сильно, что его глаза превратились в тонюсенькие щелки. Это была вынужденная мера. Несмотря на в общем превосходное здоровье, с глазами у Пети не задалось с самого детства. В восемь лет окулист поставил ему диагноз со страшным названием "миопия" - что в переводе на человеческий - близорукость - и прописал носить очки. Естественно, очки Петя забыл в машине. - Так, ну он круглый, внутри крестики с черточками. А, я помню, три крестика в кружочке, это Ситри.

- Ты и это тоже вызубрил? - Дудка с укором посмотрел на Петю.

- Нет, ты чего?! Это я знаю, - мотнул головой тот, а после добавил: - Честно.

- Ладно, все правильно, это Ситри. Видимо девочки на нашего сатаниста внимание вообще не обращали, раз он решился себе в задницу демона любви запихнуть. Ну, давай, зубрила, рассказывай, как мы поступаем в случае, если одержимый клиент откинул коньки?

Петя было открыл рот, чтобы ответить, но тут же помрачнел. Он понял, что сейчас ему предстоит работенка гораздо противнее, чем стягивание штанов с покойника.

- Не изгоняем, а выпускаем, - без особого энтузиазма сказал он.

- Ага, - Дудка расплылся в довольной улыбке. - Так, где ты сумку бросил?

- Там, в коридоре, возле двери. А, может, мы в этот раз все-таки изгоним?

- Да ты чего? Это же самая веселая часть.

- Просто я эту футболку только купил. Она новая совсем.

- Ну, вот и будет тебе наука, - Дудка вышел в коридор и вернулся оттуда с тяжелой спортивной сумкой в руке. - В следующий раз возьмешь с собой дождевик. А еще лучше, если ты будешь одеваться на выезд в то, чего не жалко.

Он бросил сумку рядом с головой ерзавшего покойника, расстегнул молнию и принялся рыться здоровой рукой в сваленных внутри без особого порядка "инструментах". Петю всегда пугало такое отношение к подобным вещам. Ведь по сути, эта обыкновенная, ничем не приметная спортивная сумка могла натворить бед похлеще небольшой атомной бомбы. Вернее, не она сама, а то, что лежало внутри. Чего только стоила одна молния в бутылке. Конечно, стекло было крепким, и чтобы разбить его, необходимо было приложить усилий, но все же, это самая настоящая молния. А что, если она вырвется прямо здесь, в квартире? Через скольких жильцов дома успеет пройти заряд, перед тем, как растворится в земле? И это только один из предметов. Один из самых безобидных предметов.

- Да где же она... - недовольно пробормотал Дудка, роясь в сумке. - Что, как всегда на самом дне? Ну да, кончено, на самом дне. Кто бы мог подумать?

Он извлек на свет небольшую продолговатую коробочку размером не больше средней ладони. Она была выполнена из плотного черного картона. От небрежного обращения ее углы смялись, а краска в нескольких местах истерлась, обнажив белесую бумагу.

Зажав в здоровой руке коробочку, Дудка открыл ее мизинцем и протянул Пете.

- На, развлекайся.

Петя, скривив недовольную мину, достал из коробочки длинную костяную иглу. На пожелтевшей от времени поверхности кости аккуратными тонкими линиями были выщерблены какие-то надписи и знаки на языке, который Петя не знал. Зато он прекрасно знал, для чего была нужна эта игла. Человек, водящий машину, не обязан понимать устройство двигателя, верно?

Кинув коробочку обратно в сумку, Дудка вышел в коридор, прикрыл дверь с плакатом "Каннибал Корпс" и застыл в ожидании. Тем временем Петя, зажав иглу указательным и большим пальцами, словно испуганная молоденькая медсестра, впервые готовящаяся сделать укол, выбирал на спине парня место покостлявее. За те немногие разы, что ему доводилось выпускать нематериальные сущности из мертвецов, он усвоил для себя одну очень полезную вещь - чем меньше мяса в месте укола, тем меньше брызг будет после. Но Петя не знал, что, если знак призыва был нарисован прямо на теле жертвы, это слегка меняло правила, а потому его ожидал весьма неприятный сюрприз. И Дудка стоявший в коридоре с ехидной улыбкой на лице, был в курсе.

Посомневавшись немного, Петя остановил свой выбор на месте около плеча. Он собирался ткнуть туда, где ключица встречалась с лопаткой. Здесь и мяса почти не было, и направление брызг выходило таким, что все они должны были оказаться на ковре и дальней стене.

Шумно вздохнув, Петя быстро протараторил короткое заклинание и воткнул иглу в кожу парня. До того ерзавшее по полу тело вздыбилось, выгнулось в спине. Свет в сороковой квартире дома номер семь по улице Марата моргнул, а в больших колонках, из которых всего пол часа назад летели звуки тяжелого металла, раздался неприятный треск статики. Петя зажмурился, ожидая характерного хлопка. И хлопок был. Вот только совсем не в том месте, куда воткнулась игла. Свежая татуировка со знаком Ситри вдруг задымилась, кожа вокруг нее вспузырилась, будто кто-кто разлил на нее концентрированную кислоту, после чего ягодичная мышца парня лопнула, как проколотый воздушный шарик. Мириады маленьких капелек темной крови брызнули на Петины штаны и футболку, превратив надпись "Make love not war" в своеобразный представитель современного искусства. Треск статики моментально прекратился, лампочкам в люстре вернулась яркость, а труп жильца сороковой квартиры больше не шевелился.

***

Роме с большим трудом удалось загнать женщину в халате с ее мужем обратно в тридцать девятую, когда Дудка с заляпанным кровью Петей вышли на лестничную клетку.

- Ну что, как там дела-а... начал было патрульный, как вдруг увидел кровь и осекся.

- Эпилепсия, - громко заявил Дудка, подошел к Роме и понизил голос, чтобы его дальнейшие слова не могли разобрать через чур любопытные соседи, которые сейчас явно подслушивали стоя за дверью со стаканом у уха. - Этот любитель громкой музыки реальным сатанистом оказался. Скорее всего, бабы его не очень жаловали, и он решил, что стоит это исправить. Набил себе татуировку с печатью одного демона. Вероятно, он думал, что это поможет ему в любовных делах. Вот только как всегда все пошло наперекосяк. Есть определенная причина, по которой знаки призыва рисуют на полу, а не на своей коже. Короче, этот дурачина призвал демона прямо в себя. Смерть у пацана была лютая... Но быстрая. А демон по итогу в его трупике застрял, вот и метался под потолком, пытаясь вылезти. Эх, жалко животину.

- Так там что, настоящий демон? - пролепетал растерянный Рома, кивнув в сторону сороковой.

- Сейчас уж нет. Петя его выпустил. Или ты хотел себе оставить?

- Я?! - глаза Ромы округлились.

- Да ладно, я пошутил. Никто бы тебе его не отдал. Квартира чистая, можешь спокойно работу работать. Только грязновато там, правда...

- Грязновато? - он покосился на мрачного Петю, покрытого темно-красными точечками.

- Ага, - Дудка рассеянно посмотрел на старинные наручные часы, болтавшиеся над изуродованной кистью, - у твоего сатаниста жопа взорвалась. Пойдем, Петя, нам еще кое-куда нужно будет заскочить сегодня. И одежду смени, а то на маньяка похож.

2 Антагонист

Никита стоял перед зеркалом, закрепленным на дверце шкафа, и смотрел на свое отражение. Сегодня он снова собирался выйти на улицу. Нет, так думать неправильно. Он собирался выйти сейчас. Прямо сейчас! Не откладывая на какое-то неопределенное "сегодня".

У большинства людей выход из дома не вызывал никаких трудностей. Работа, поездки в магазин за продуктами на неделю, с друзьями на природу в погожие выходные. Командировки в соседние города или даже страны. Туристические экскурсии, походы в горы, спуски по рекам на плотах и байдарках. Полеты на самолетах, целая жизнь в поездах. Обычные люди не видят в этом ничего плохого. Они пользуются своей свободой передвижения так, как им заблагорассудится, совершенно не подозревая, какие опасности поджидают их там, СНАРУЖИ. Именно так Никита представлял себе внешний мир, таившийся за стенами его уютной квартирки. Одно слово, объединяющее в себе все страхи - СНАРУЖИ.

Несмотря на твердую уверенность своей матери, Никита не страдал агорафобией. Его не пугали большие и открытые пространства. Нет, он боялся кое-чего похуже - людей. И страх этот был не из той породы, какую обычно выискивают психиатры. Он не был вызван дисбалансом химических веществ в мозге после перенесенной травмы или чего-то такого. Опасаться людей у Никиты были все основания. Другое дело, что эти опасения со временем переросли в почти настоящую вредную привычку, запершую его в четырех стенах на шее у матери.

"Все будет в порядке, - подумал Никита, смотря себе в глаза. - Не все они злые. Не все агрессивные. Сегодня тебе никто не навредит. Вот увидишь. Все будет в порядке".

Он тяжело вздохнул, нервно поправил фитнес браслет на запястье и пошел в коридор, обуваться.

Идея с фитнес браслетом пришла к нему в тот же день, когда он впервые за долгие годы решился пойти прогуляться. Смысл был в том, что датчик, отслеживавший местоположение браслета, был соединен не с его телефоном, а с телефоном матери. Так Никита лишний раз страховал себя на тот случай, если неизвестные недоброжелатели захотят его похитить. Ну, а если маньяк прирежет его и закопает где-то в пригородном лесу, на поиски тела у полиции уйдет гораздо меньше времени, чем обычно.

Сегодня Никита решил обуть новые белые кроссовки. Ему их подарила мать, узнав, что он хочет снова начать выходить из дома. Раньше столько радости в ее глазах он видел только дважды, на выпускном в школе и, когда он вернулся из института с дипломом о высшем экономическом образовании. Она была так возбуждена его искренним порывом избавиться от "агорафобии", что совершенно не сопротивлялась идее с фитнес браслетом, хотя и не до конца понимала ее сути.

Завязав шнурки, Никита остановился у входной двери и замер. Он сжимал в потной ладошке ключи и мысленно прогонял в голове все возможные сценарии "негативных" встреч с жильцами подъезда, и варианты их решения. В действительности это был лишь повод хотя бы ненадолго отсрочить выход на улицу. Небольшая заминка перед экзекуцией.

- Ну, с богом, - наконец, сказал вслух Никита, открыл дверь и вышел из квартиры.

Вернулся он в нее через пару секунд потому, что забыл карты. Не разуваясь, он на пятках, чтобы не оставлять следов проковылял по коридору обратно в комнату, схватил с комода колоду коллекционных игральных карт и сунул ее в карман. Затем, по суеверной привычке глянул в зеркало на дверце шкафа и снова ушел. На этот раз навсегда.

***

Сегодня конечной точкой маршрута Никиты был парк Пушкина. Он собирался устроиться в не особо оживленном его углу, на лавочке, и посидеть там, если повезет, с пару часов. Наблюдение со стороны за прогуливающимися мамашами с колясками, да за бегунами, наполняющими парк в это время дня, должно было немного приблизить его к человеческому обществу.

И первой сложной точкой маршрута, естественно, был лифт. Дом, в котором жила мать Никиты, а соответственно и он сам, насчитывал четырнадцать этажей. Само собой, в таких условиях лифт превращался в проходной двор, где каждый встречный-поперечный норовил нарушить раздувшееся за время отшельничества личное пространство Никиты.

Пройдя мимо электрических счетчиков и отверстия мусоропровода, Никита остановился у кнопки лифта. Она была старая, как и сам дом. Краска вокруг нее облупилась, а в центре от многочисленных нажатий в металле образовалась вмятина. Сама же панель, окружавшая кнопку, была сильно опалена снизу. Об этом позаботился некогда живший на этаже хулиганистый пацан. Куда он подевался Никита не знал. Возможно, переехал вместе с родителями, а может быть вляпался в неприятности и... С такими, как он всегда случаются неприятности...

Никита нажал на кнопку, отгоняя плохие мысли о судьбе хулигана. Двери лифта разъехались в стороны и как на зло внутри кто-то был. Какая-то низенькая крупная женщина в цветастом сарафане со свернутой сумкой подмышкой. Она безразлично посмотрела на Никиту.

- Здрсть... - промямлил тот едва слышно и вошел в лифт.

- Здрсть, - в ответ выдохнула женщина.

Никита встал рядом с ней и нажал на кнопку первого этажа. Лифт поехал вниз, натужно скрипя и чем-то громко щелкая.

От близости с незнакомым человеком у Никиты перехватило дыхание, внутри все сжалось, а ладошки покрылись холодным и липким потом. Сам того не заметив, он достал из кармана колоду карт и принялся нервно вертеть их. Заметив движение, женщина посмотрела на пересыпавшиеся из руки в руку карты.

- Хотите фокус? - вдруг спросил Никита и тут же пожалел об этом. Мысленно он молил о том, чтобы она отказала, ведь если нет, тогда ему придется все же что-то показать. А как это сделать, когда твои пальцы дрожат и не слушаются?

Никита влился в странный мир карточных фокусов совершенно случайно, когда ютуб ни с того ни с сего предложил ему посмотреть короткое обучающее видео одного из зарубежных фокусников. В тот момент, познав маленькую тайну, он почувствовал себя так, как не чувствовал уже очень давно. Прикоснувшись к загадке, он ощутил чистую детскую радость. Такую, о какой люди с возрастом забывают. Это было сильное чувство. Пьянящее, как алкоголь, вызывающее зависимость. С тех пор сидя в добровольном заточении в маминой квартире, Никита с жадностью поглощал все знания о карточных фокусах, до которых мог добраться с помощью интернета. Он тренировал движения, развивал ловкость пальцев, заучивал маленькие истории, которыми разбавляли свои представления знаменитые фокусники. Долгие часы он проводил перед зеркалом, показывая фокусы самому себе снова и снова, надеясь в один прекрасный день побороть себя, выбраться на улицу и поделиться своей радостью с другими. К тому же, он рассудил, что образ фокусника с его заранее подготовленными фразами и движениями может послужить отличной защитой в общении, сгладить углы, так сказать. С его помощью знакомство с новыми людьми может стать не таким тяжелым. Как же он ошибался...

Женщина недовольно вскинула бровь, после чего запихнула скрученную сумку поглубже подмышку, видимо, ожидая, что ненормальный сосед по подъезду собирался ее отнять, и молча отвернулась.

Если бы душа Никиты Разумкова была оркестром, то сейчас все инструменты до единого в нем сфальшивили.

***

Парк Пушкина находился всего в двух кварталах от дома Никиты. Около восьмисот метров. Тысяча пятьдесят четыре шага. Сто пятьдесят шесть вдохов и столько же выдохов. Он точно знал эти цифры. Он считал их. Он смотрел себе под ноги, поднимая взгляд только на перекрестах, чтобы убедиться, что его не собьет машина, и считал. Каждый вдох, каждый шаг. Он видел ритмично мелькавшие снизу белые кроссовки, асфальт с трещинками, сквозь которые то там то тут прорывались одинокие травинки. Он не смотрел по сторонам, боясь встретиться взглядом с кем-то... с кем-то, кто мог бы причинить ему вред. Никита прекрасно знал, в каком городе живет. Все эти новости в интернете про пьяные драки, грабежи среди бела дня, про то, как люди готовы убить за жалкие копейки, только подливали масла в огонь нервного расстройства. Считая шаги и вдохи, он опасался, что сам того не заметив - как это случилось с картами в лифте - может вдруг поднять голову. И кто знает, что тогда может произойти? Кому может не понравиться его сочащийся страхом взгляд? Ведь злые люди, как известно, чуют твой страх. Они умеют это, как умеют собаки или волки. Они видят слабость в движениях, в манерах, в походке, в глазах. Но если не смотреть на них, если идти молча, считая шаги и вдохи, тогда ты становишься невидим для них. Ты превращаешься в смутную тень на периферии их зрения. Нужно только смотреть вниз и считать. Смотреть и считать...

До высокой арки, знаменовавшей вход в парк Пушкина, было ровно тысяча пятьдесят четыре шага, сто пятьдесят шесть вдохов и столько же выдохов.

***

Никита нашел подходяще для своих целей местечко довольно быстро. До затворничества он бывал в этом парке много раз и прекрасно помнил, на каких дорожках обычно бывало меньше всего людей и какие лавочки чаще всего пустовали.

От осознания того, что почти половина сложной "трассы" пройдена, Никита слегка расслабился. Он уже не так сильно сутулясь и чаще смотря по сторонам прошел по центральной аллее парка мимо прямоугольника сухого фонтана, который запускали всего два раза - на сдаче работ и во время приезда какой-то шишки из правительства. Потом обогнул большую круглую клумбу, плотно засаженную какими-то ярко-красными цветами, и спустился в дальнюю часть парка. Туда, где пролегала четкая граница между более-менее ухоженным общественным пространством и лесопосадкой, отделявшей основную часть жилых кварталов от промышленной зоны.

Скамейку для своей остановки Никита выбрал на первый взгляд не самую удобную. Верхняя планка спинки у нее отсутствовала. Но это было к лучшему. Во-первых, после долгого сидения за компьютером у Никиты частенько побаливала спина и ей просто необходима была разминка. А во-вторых, кроме планки, на скамейке так же отсутствовали и надписи. Обычно, если местная шпана облюбовывает себе местечко в парке, она непременно оставляет после себя следы жизнедеятельности - мусор в виде пустых пивных банок и бутылок, пластиковые стаканчики, пакетики из-под чипсов, сухариков и прочего съестного барахла, и, что самое главное, различные надписи на самой скамейке. Конечно, с мусором дворники справляются почти всегда. Ведь убрать его довольно просто и относительно дешево для города. Чего не скажешь про следы маркера. Никому не охота возиться с краской только ради того, чтобы прикрыть парочку непристойных словечек, которые непременно появятся снова через пару ночей.

Рассудив, что отсутствие следов маркера - хороший знак, Никита сел на край скамейки и осмотрелся. Чуть выше по аллее стояла молодая девушка в облегающих спортивных штанах. Она говорила по телефону, нервно наматывая прядь волос на указательный палец. Чуть дальше медленно вышагивала пышная женщина, везя перед собой очень широкую детскую коляску, рассчитанную на двоих. Ей на встречу спускался велосипедист. Его внешний вид показался Никите забавным. Уж слишком много на нем было всякой спортивной атрибутики. Ярко желтая обтягивающая футболка, такие же шорты, явно шедшие комплектом. На предплечье висит чехол с телефоном. На запястье браслет - похожий на тот, что носил сам Никита, только, скорее всего, значительно дороже. Велосипедный шлем в тон велосипеду и одежде. Гарнитура в ухе.

"Участник Тур Дэ Франс заблудился" - подумал Никита и ухмыльнулся.

Справа от скамейки, поперек аллее, проходила узкая дорога, формально отделявшая парк от лесопосадки. После ремонта плитку на ней по какой-то причине укладывать не стали, оставив грунтовую часть просто засыпанной тонким слоем щебня. По ту сторону дороги за деревьями и кустарником никто не ухаживал, отчего те со временем превратились в настоящую зеленую стену. Видимо на это и был расчет. Густые заросли должны были останавливать пыль и всякие вредные выбросы градообразующих предприятий. Работники именно этих предприятий, ходившие по утрам на смену, а вечером - обратно, срезали путь через лесопосадку, протоптав узенькую тропинку, негласно продолжившую парковую аллею. Сейчас на этой тропинке никого не было.

Закончив осмотр окрестностей Никита расслабился. Мысленно уверив себя в том, что бизнесмен на велосипеде, мамаша с коляской и девушка с телефоном не собираются ему вредить, он откинулся на спинку скамейки. Его позвонки, упершись в планку, громко хрустнули. На секунду он ощутил приятную легкость в спине, но она быстро сошла на нет, сменившись слабой ноющей болью.

Велосипедист-бизнесмен проехал мимо Никиты, даже не посмотрев на него. Усердно крутя педали, он достиг гравийной дорожки, повернул направо и громко шурша колесами скрылся из виду.

Никита проводил его взглядом, прикидывая, во сколько мог обойтись ему такой же набор из спортивной одежды, явно недешевого велосипеда, и всего прочего. А руки, тем временем, сами полезли в карман за картами. В последнее время Никита часто ловил себя на этом. Его мать тоже заметила. "Все равно лучше, чем сигареты" - говорила она и была права.

Он вытащил колоду из коробки и распустил веером, после чего сложил в стопку и слегка согнул, отчего карты с приятным треском перелетели из одной ладони в другую. Девушка в обтягивающих спортивных штанах и волосами, завязанными в тугой хвост, окончательно забыла о своей пробежке. Она уселась на скамейку выше по аллее и продолжала говорить по телефону. Женщина с двойной коляской добрела до круглой клумбы с красными цветами и остановилась, передохнуть.

"Прекрасный день для прогулки, - подумал Никита, ловко пересыпая карты из руки в руку. - Тепло, небо ясное, ветра нет. Людей не так много. А те, что есть - выглядят вполне дружелюбно..."

Он повернул голову в сторону лесопосадки и увидел, как по тропинке, вилявшей между деревьями, шел мужчина. На первый взгляд он был похож на уставшего работника завода. Клетчатая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, рукава закатаны до середины предплечья. На ногах темно-серые брюки с плохо просматривающимися стрелками, и заношенные до плачевного состояния кроссовки. Прямая противоположность новеньким белым Никитиным. Лицо мужчины было бледноватым, с глубокими мимическими морщинами в уголках рта, что могло говорить о старой привычке курить или же плохой наследственности. В целом этот человек выглядел усталым, будто шел только-только со смены, прямиком из цеха. Вот только до конца рабочего дня было еще далеко.

Подойдя к гравийной дорожке, мужчина остановился, немного растерянно посмотрел влево, затем вправо, словно не зная, куда двинуться дальше. После чего продолжил идти прямо. Никита тут же потупил взор. Он опустил голову, сконцентрировавшись на картах. Что-то в этом человеке ему не понравилось с самого начала. Интуиция подсказывала ему, что мужчина из той породы людей, которые любят подсесть к незнакомому человеку в парке и попросить у того мелочи на бутылку пива или что-то в этом роде. Конечно, Никита в первую очередь вышел из дома ради случайного знакомства. План заключался именно в том, чтобы посидеть немного на скамейке, перекинуться парой слов со случайными прохожими, если выпадет такая возможность, ослабить хватку всепоглощающего страха перед людьми хотя бы немного. Но этот мужчина не вызывал у него доверия. Что-то в его внешнем виде, в походке и даже слегка растерянном взгляде, говорило о том, что он принесет с собой только неприятности.

Воспользовавшись тактикой "не смотри на врага, и он не посмотрит на тебя" Никита полностью сконцентрировался на картах. Он сделал несколько заметных только ему движений, перетасовал колоду, затем повторил, ожидая, пока мужчина в клетчатой рубашке пройдет мимо. На середине четвертого повторения цепочки движений, он заметил периферийным зрением поношенные кроссовки, шаркавшие по тротуарной плитке. Они возникли гораздо ближе, чем того хотелось. Мужчина подошел к скамейке, на которой сидел Никита и, к его большому разочарованию, остановился.

"Ну вот, - пронеслось у Никиты в голове, - сейчас попросит закурить или мелочи. Как пить дать попросит".

- Не против, если я здесь присяду? - вместо этого спросил мужчина бархатным баритоном.

Никита поднял голову и посмотрел на соседнюю пустовавшую скамейку, тем самым намекая, что в парке еще много свободного места. Мужчина понял его и показал пальцем на карты.

- Мне просто стало любопытно. Я бы хотел намного посмотреть. Если, конечно, не возражаешь.

Не дожидаясь разрешения, мужчина сел. Никита нервно поежился. На секунду ему показалось, что от незваного соседа по скамейке повеяло холодом, будто тот только что вышел не из зарослей лесопосадки, а прямиком из холодильника. Было ли это плодом подстегнутого страхом воображения или же случайным порывом прохладного ветерка Никита не знал, да и по большому счету это не имело никакого значения. Прекрасный день для прогулки уже был испорчен.

- Красивые, - заметил мужчина, разглядывая карты. - Я таких еще не видел. Дорогие, наверно? - он перевел взгляд на лицо Никиты. - Что-то ты бледный какой-то. Тебе плохо?

"Ответь ему, - подумал тот. - Не сиди сиднем, ответь ему. Не похоже, чтобы он собирался клянчить на опохмел, а значит, это просто обычный рабочий и ничего больше. И ничего страшного... Просто перекинься с ним парой безобидных фраз. Разве не за этим ты выполз из своей берлоги? В конце концов, разве не за этим ты здесь?"

- Они коллекционные, - промямлил Никита.

- Что ты говоришь? - мужчина нахмурился, не расслышав.

- Я говорю, они коллекционные. Мои карты.

- А... Значит дорогие... Все, что коллекционное - дорогое. Хотя, мой отец собирал почтовые марки и половина из них в общем-то ничего и не стоила. Наверное, все-таки, дело в редкости. А твои редкие? - спросил он и тут же уточнил: - Ты не подумай, я из чистого любопытства спрашиваю.

- Не особо, - ответил Никита уже увереннее. - Мне их мама подарила.

- Ясно... - кивнул мужчина. - И что, фокусы какие-нибудь знаешь?

- Есть немного. Но боюсь, сейчас ни один показать не смогу.

- Почему? - в голосе мужчины промелькнула странная нотка. Будто он уже знал ответ и спрашивал только из вежливости.

- Честно? - Никита решился на отчаянный шаг, оторвал взгляд от карт и посмотрел незнакомцу прямо в глаза. - Боюсь.

- Да что ты? - тот улыбнулся. Не удивился, а улыбнулся. И улыбка эта была фальшиво добродушной, какую обычно натягивают на себя санитары психиатрических лечебниц, успокаивающие разбушевавшегося больного.

- Я кроме мамы никому еще ничего не показывал и сильно нервничаю. А от нервов пальцы дрожат.

- Я, конечно, не эксперт, но мне кажется, что от неудавшегося фокуса еще никто не умирал.

На Никиту эти слова подействовали сильнее, чем он ожидал. Ведь действительно, что такого страшного могло произойти? В конце концов, они друг с другом не знакомы и видятся скорее всего единственный раз в жизни. Самое ужасное, что могло случиться, провали он фокус, так это то, что в мире на одного человека, разгадавшего секрет, станет больше. Да и то, это знание выветрится из головы растерянного заводского рабочего после первой же хорошей пьянки. Сотрется за ненадобностью.

Никита кивнул, несколько раз перемешал карты и показал пару простеньких фокусов. Презентация была далека от идеала - сказывалось никуда не девшееся волнение - но в целом все прошло вполне сносно. Хотя сразу после того, как он закончил мини представление адреналин врезал ему по полной. Сердце заколотилось в груди, а руки задрожали сильнее прежнего. Это было неприятное и в то же время захватывающее ощущение.

- Интересно... - протянул мужчина, слегка наклонив голову вбок. - Особенно второй.

- Спасибо, - Никита отложил карты на скамейку и вытер вспотевшие ладошки о джинсы.

- Григорий, - мужчина протянул руку.

- Никита, - он ее пожал.

- Приятно познакомиться, Никита. Всегда хотел встретить кого-то необычного... кого-то вроде тебя.

- Спасибо, - повторил он уже менее уверенно, потому что не мог определить, комплемент это или нет.

Мужчина откинулся на спинку скамейки и задумчиво посмотрел на девушку, сидевшую чуть выше по аллее. Та по-прежнему разговаривала по телефону, накручивая прядь волос на палец.

- Я вот иногда смотрю на них и задаюсь вопросом, осознают ли они свое положение?

- Кто? - не понял Никита.

- Они, - мужчина показал на девушку, - плоские, вторичные заглушки. Мужик на велике, баба с коляской, эта, вот, с телефоном. Готов поспорить, она сейчас даже не говорит. Просто сидит там и шевелит губами для пущей правдоподобности.

Никита выглянул из-за плеча мужчины, чтобы посмотреть на девушку. Та выглядела, как и пять минут назад, вполне обычно.

- В смысле, для правдоподобности?

- Она, как и те двое других - нужны только для того, чтобы сделать происходящее более живым. Чтобы создать иллюзию того, что мир вокруг не замер на месте. И других целей у них нет. Всего-лишь затычки, подпорки для шатающегося стола, картины, удачно развешанные на стене, чтобы не видно было дыр в обоях.

- Ну не знаю, - пожал плечами Никита.

- А ты присмотрись по внимательнее. Разве не замечаешь?

- Нет, - он покачал головой.

- Естественно... - мужчина тяжело вздохнул, как вздыхают учителя над безнадежными учениками. - Так все устроено. Ты не замечаешь, они не замечают... Никто не замечает. Механизм работает, как часы. Каждая шестереночка и пружинка заняты своим делом, а время все идет...

От этой странной речи, от резкой перемены в настроении всей беседы Никите стало жутко не по себе. И дело было даже не в боязни людей. Просто ощущение холода из холодильника постепенно усиливалось.

- Я вообще не фанат философии, если на то пошло, - он решил поддержать разговор, хотя сомневался, что из этого может выйти хоть что-то хорошее. Но, раз он вышел сегодня из дома, пересилил себя, так зачем отступать на пол пути? - В школе нам про нее ничего особо не рассказывали, а вот в институте... Она мне сразу не понравилась. Не наука, а черти что. Каждый дурак себе что-то там надумал и сказал, что все так и есть. А где проверки? А где доказательства? Нет, я люблю, когда попроще. Это хорошо, что преподаватель попался не принципиальный. Поставил тройку за бутылку хорошего коньяка. А так, я даже и не знаю, как бы сдавал...

- Вот видишь? Это именно то, о чем я и говорил. У тебя есть характер. У тебя есть своя история. Свои страхи...

Последнее слово мужчина протянул так, словно пробовал его на вкус. Никите это совсем не понравилось.

- Вы знаете, мне уже пора, - он принялся торопливо складывать карты в коробку. - Было интересно поговорить и все такое, но меня мама ждет дома. Мы сегодня с ней договорились...

- Ты никуда не пойдешь, - мужчина резко повернулся к нему и схватил за руку.

Никита замер. В один миг все опасения и нехорошие предчувствия по поводу мелочи на пиво, и просьбы закурить испарились. Голова опустела, мысли из нее выдуло уже не едва заметным холодком, а настоящим ледяным шквалом.

- Да, правильно, - мужчина смотрел на Никиту не моргая. Казалось, он гипнотизировал его, как змея гипнотизирует кролика. - Ты боишься. Я слышу твой страх. Я чувствую его запах. Он выдает тебя. Выдает с потрохами. Такой густой, богатый... Такой никогда не выходит у этих затычек. Бледные тени без малейшего вкуса. Ими невозможно насытиться. Но ты... - он жадно втянул носом воздух. - Ты пахнешь совсем по-другому. Ты не поверишь, сколько я искал такого, как ты. Не плоского. Живого...

Болезненная боязнь людей у Никиты проявилась не на пустом месте. Это был длительный процесс, тянувшийся всю его сознательную жизнь, отправной точкой которого стала короткая, но знаковая стычка с Димой Стариковым в детском саду. В тот день они играли в песочнице и по какой-то причине Дима очень сильно хотел копать ямку именно Никитиной лопаткой. Проснувшийся в Никите собственник оказался против. Началась возня, мальчики вцепились в несчастную пластмассовую лопатку, как два кота, не поделивших кусок мяса. Напряжение между ними возрастало с каждой секундой и неизвестно чем кончилась бы эта ситуация, если бы в нее не вмешался другой ребенок. Косвенно, конечно. Женя из параллельной группы - его фамилию Никита не знал - пытавшийся залезть на невысокую металлическую горку, стоявшую по соседству с песочницей, упал с нее. Да так неудачно, что умудрился сломать себе руку. Никита видел, как это произошло. Обе кости переломились с отчетливым и громким треском, предплечье выгнулось под неестественным углом. Женя, лежа на земле, свернулся калачиком и, держась за руку, заплакал. Что было дальше Никита помнил смутно. Он точно знал, что отпустил лопатку и позволил Диме Старикову одержать верх в незначительном споре. Но тогда это было не важно, ведь ум его был занят другим. Молодой и резвый, бурно формирующийся, он вовсю осознавал открывшуюся ему новую истину - человеческое тело хрупкое. Человеческое тело можно сломать. Очень легко сломать. И осознание этого посадило в душе Никиты маленькое зернышко страха, которое росло долгие годы заботливо поливаемое и удобряемое житейскими невзгодами. В третьем классе школы Никиту укусила собака. Врач сказал, что попади она на пару сантиметров выше, и его колено больше никогда бы не заработало (Звук ломающейся руки Жени). В шестом его побили после уроков хулиганы и выбили два зуба. "Ничего страшного, - сказал отец. - Молочные и сами должны были выпасть". В голове же Никита снова услышал хруст сломанной руки. В девятом одноклассница зарядила коленкой ему прямо промеж ног. Он не знал, что она хотела этим сказать, да и по большому счету это было не важно. Главное, что в дальнем уголке сознания Никита опять услышал хруст кости. Он увидел заплаканное лицо Жени, лежащего калачиком возле детсадовской горки. После поступления в институт в жизни Никиты выдалась небольшая передышка длинною в пять лет. Но, как водиться, стоит тебе расслабиться, и жизнь бьет под дых с новой силой. Спустя неделю после получения диплома о высшем экономическом образовании Никита столкнулся в подъезде с тремя парнями. С тремя злыми, безработными парнями, у которых чесались кулаки и горели трубы. Никита сдачи не дал. Да и не смог бы, даже если захотел. Получив в лицо струю из перцового баллончика, он тут же смекнул что к чему, свернулся на полу калачиком, прикрыв голову руками, и получал по полной. "Хорошо хоть не пырнули" - сказал бы на это отец, если бы был еще жив. В тот самый миг семечко страха, наконец проросло. И не в дерево, а в целый лес, в котором на долгие три года затерялся Никита. Долгие три года в добровольном отшельничестве, запертый в квартире матери, без работы, без друзей, он сидел, приходил в себя и боролся со своим страхом. И когда наконец он решил, что кризис миновал, когда он, наконец, осмелился выйти из своей берлоги к людям, то снова услышал отчетливый хруст ломающихся костей. Вот только на этот раз рука была не Женина. Рука была его.

- О да, - мужчина улыбнулся и сжал пальцы еще сильнее. Маленький экранчик фитнесс браслета не выдержал давления и покрылся сеткой трещинок. - Новые нотки в запахе. Видимо в тебе больше смысла, чем я думал. Это хорошо, очень хорошо...

Острая боль пронзила руку Никиты. Молнией она метнулась от переломившейся кости в предплечье через ключицу, шею, челюсть и ударила прямиком в мозг. В глазах замелькали разноцветные огоньки, а во рту появился привкус монеток. Никите захотелось закричать, позвать на помощь, но единственное, на что он сейчас был способен, это продолжать молча смотреть в глаза мужчины, сидевшего рядом. В бездонные, гипнотизирующие глаза, из которых выветрилось все человеческое, оставив только бесконечный холод и пустоту.

- Да, давай же, бойся меня, - мужчина жадно облизнул губы. Уголки его рта, обрамленные глубокими мимическими морщинами, растянулись в хищном оскале. - Тебе нужно как следует пропитаться. Иначе какой смысл в твоей редкости, если я не смогу ею насладиться?

Никита слушал его и понимал, что с каждой секундой, проведенной рядом, его тело все сильнее наливалось странной тяжестью. Адреналин, бушевавший в крови, никак не помогал, а инстинкт "дерись или убегай" отказывался работать, превратился в "сиди и молчи".

"Это все его глаза, - подумал он, пытаясь здраво анализировать сложившуюся совершенно не здоровую ситуацию. - Все дело в его глазах. Он какой-то гипнотизер или что-то типа того. Нужно отвернуться... Во что бы то ни стало, нужно не смотреть ему в глаза... нужно только..."

Собрав всю волю, Никита с невообразимым трудом отвел взгляд от бездонных и холодных глаз мужчины. Он не отвернулся, нет, лишь едва-едва повернул свои зрачки так, чтобы в центре картинки оказалась сидящая чуть выше по аллее девушка с телефоном.

- О! - оживился мужчина. - А ты борец. Наверное, думаешь сейчас, как бы обратить на себя внимание? Думаешь, что она тебе поможет? Позвонит в полицию, прогонит меня? Сомневаюсь, Никита. Очень сильно сомневаюсь. Видишь ли, это не входит в ее функцию. Она затычка, бесполезная и безвольная. Даже при всем желании она не способна повлиять на что-либо. А теперь слушай меня внимательно, - он свободной рукой повернул голову Никиты так, чтобы снова вернуть зрительный контакт, а другой опять надавил на сломанное запястье, отчего парень зажмурился в немом крике. - Сейчас мы с тобой немного прогуляемся. Если ты, кончено, не против, - он сделал вид, что готов выслушать возражения, которых, естественно не последовало. - Я знаю отличное местечко, в котором нас никто не побеспокоит. Здесь не далеко. И только попробуй закричать или дернуться! Ты меня понял? Моргни, если да.

Никита моргнул. Мужчина встал со скамейки, с силой рванул парня на себя, тем самым подняв его на ноги. Не отпуская его запястья и нашептывая ужасные вещи, которые он собирался совершить, мужчина повел Никиту вниз по аллее. Вместе они пересекли гравийную дорогу, вышли на тропинку, по которой рабочие завода каждый день срезали путь, и, пройдя по ней еще немного, свернули в густые заросли лесопосадки. Растворились в них.

Бизнесмен на дорогом велосипеде, сделав круг вдоль парка, все так же громко шурша гравием под колесами, проехал по дорожке в обратную сторону. Женщина с двойной коляской, немного отдохнув и насмотревшись на какие-то красные цветы, медленно побрела дальше, к арке с надписью: "Парк Пушкина". Девушка в обтягивающих спортивных штанах, наконец, закончила говорить по телефону. Думая о чем-то своем, она продолжила дневную пробежку, не осознавая, что только что произошло всего в паре десятков метров от нее. Пробегая мимо скамейки, на которой еще пять минут назад сидел Никита Разумков, она краем глаза заметила нечто прямоугольное. Это была забытая коробка коллекционных, но не очень редких, а значит и не очень дорогих игральных карт. Девушка приняла ее за диковинную пачку сигарет, в которых, к слову, совсем не разбиралась, и не останавливаясь пробежала мимо. Она так и не узнала, что в этот день владелец этих карт показал свой последний фокус.

3 Часы

Как-то раз ночью два Кирилла поехали на рыбалку. Они сделали все дела по дому, которые уже давно просили их сделать жены. Уложили спать детей. Взяли удочки, крючки, приманку и, что самое главное в ловле рыбы - водку. Сели на велосипеды и поехали на городское водохранилище. План был прост - устроиться на берегу, выпить немного, поговорить о наболевшем, ну и порыбачить, естественно. И все это, желательно, с чувством, с толком, с расстановкой. До самого утра. Одним словом, отдых для души и тела.

- Вон, смотри, - первый Кирилл показал фонариком на небольшой изгиб берега, над которым массивной кроной нависал дуб. - Вроде хорошее.

- Ага, - кивнул второй Кирилл. - Главное, чтобы клев был. А не как в прошлый раз.

- Ой, ну начинается. Будто это я виноват.

- Ну а кто еще? Я, что ли?

Они облокотили велосипеды о ствол дуба и начали готовить берег к ночевке. Второй Кирилл снял с багажника пару раскладных походных стульев, а первый - вытащил из сетки, прикрепленной к рулю, пакет с водкой и закуской. Жена, задобренная выполненными домашними обязанностями, благословила его нарезанным хлебом, колбасой, щедрым пучком зеленого лука, и пирожками с капустой. Удочки, как водится, они сняли с велосипедов в последнюю очередь.

- Как думаешь, завтра дождь будет? - спросил первый Кирилл. Он сидел на стульчике, с расстеленной на коленях газетой и выкладывал колбасу на куски хлеба.

- Скорее всего, - ответил второй Кирилл откуда-то из-за дуба. Он бродил с фонариком по окрестностям в поисках дерева для будущего костра. - В газете прогноз был, что послезавтра, но я им не верю, синоптикам этим.

- Ты погоду в газете смотришь? - удивился первый Кирилл.

- Да, а что? Это странно?

- Немного. Сейчас у всех телефоны погоду показывают.

- Ну, вот и смотри тогда в своем телефоне. Чего ко мне пристал?

- Я просто хотел разговор поддержать...

- У меня же телефон кнопочный, - второй Кирилл вернулся к берегу с охапкой сухих веток и бросил их между водой и стульями, - он погоду не показывает.

- Кнопочный? - первый Кирилл посмотрел на друга, нахмурившись. - А, ну да. Чет я сегодня весь день туплю.

Он бережно отложил газетку с бутербродами на землю рядом, затем хлопнул в ладоши и потер их в нетерпении.

- Ну что, Кирюха, по одной? Для разминочки.

- Да погоди ты. Успеем еще... Дай костер хоть разжечь.

Второй Кирилл покопался в кармане штанов, достал оттуда пачку сигарет, коробок спичек и сел рядом с другом. Подкурив, он скомкал лишний лист газеты, подпихнул под ветки и поджег. Огонь разгорелся быстро, что не могло не радовать.

- А вот теперь - давай, - убедившись, что костер тухнуть в ближайшее время не собирается, сказал второй Кирилл. Первый тут же извлек из пакета с едой походные раскладные стаканчики и налил в них водки. Мужики, вооружившись свежесварганенными бутербродами, выпили, закусили и немного расслабились.

- А вот хорошо, все-таки, здесь, да? - задумчиво протянул второй Кирилл. Он готовил свою удочку, попутно глядя на спокойную гладь воды. Как отблески костра скачут по ней, извиваясь и трепеща.

- Ага, - протянул в ответ первый Кирилл. Он тоже возился с удочкой, но удавалось ему это куда хуже. - Если бы не комары, было бы вообще зашибись...

Выпив еще по одной, мужики отыскали в охапке веток две подходящих рогульки, воткнули их в землю у самого берега, затем, закинув крючки в воду, оперли на рогульки удочки и вернулись к костру.

- Слушай, а ты на Ивана Купала что думаешь? - спросил первый Кирилл.

- Пока еще ничего, - ответил второй. - А что?

- Да вот, думал, может, семьями соберемся? Мотнемся куда-нибудь на шашлыки.

- Может и соберемся. Только моя тебя в последнее время что-то не очень...

- В каком смысле?

- Ну, она говорит, что ты на меня плохо влияешь.

- Что значит, плохо влияю? Мы же не в детсаде, чтобы влиять друг на друга.

- Ой, - второй Кирилл махнул рукой и откусил большой кусок пирожка. - Разве ж ей что объяснишь? Своей головы не приставишь, сам знаешь.

- И то верно... Ну, ладно. Все равно еще две недели. Поживем - увидим.

Они выпили еще, перетащили стульчики ближе к удочкам, уселись поудобнее и на какое-то время погрузились в молчание. Это был один из тех моментов, когда двое мужчин просто наслаждались тишиной и спокойствием окружавшей их природы. Минуты равновесия в их сумбурных жизнях. Бесценные, редкие минуты.

- О, смотри, - вдруг второй Кирилл показал куда-то в сторону, - какая коряга прикольная.

- Где? - слегка наклонился первый.

- Да вон там, по берегу, за кустами сразу.

- За кустами? Я так далеко не вижу. Темно же.

- Эх ты... Вот тебе и офисный работник. Жопа в тепле, зато глаза не видят.

- Да ну тебя... - слегка обиженно ответил первый. - И корягу твою тоже...

Так уж вышло, что два Кирилла познакомились через своих жен. Они обе работали конструкторами на одном из местных заводов. Кириллы пару раз видели друг друга на разных корпоративах, куда жены их таскали, но никогда толком не разговаривали. Так, перекидывались парой слов из вежливости и разбредались по разным углам. Но на праздновании нового 2018 года оба хорошенько напились и разговорились. С тех пор их дружба только крепла. И с тех самых пор не проходило и встречи, когда второй Кирилл не подкалывал бы первого на тему работы. Все дело в том, что первый Кирилл по призванию был бухгалтером, и у второго это никак не укладывалось в голове. Как так, мужик и бухгалтер? Какие только колкости он не отпускал по этому поводу, но самой любимой была - называть друга Надеждой Павловной из бухгалтерии. К слову, второй Кирилл работал на том же заводе, но в цеху, сварщиком.

- Очки купить себе не думал? - второй Кирилл щелчком запустил бычок в воду.

- Вот не поверишь, но думал. Только ты же сам знаешь, как оно. Пока жареный петух не клюнет, не соберусь.

- Ну, так в интернете закажи. Ты же у нас весь в компьютерах по уши.

- Та не, это так не работает.

- Чего? Вроде сейчас любую фигню через интернет заказать можно.

- Можно-то можно, только я же не знаю, что заказывать. Это сначала к глазнику нужно сходить, а уже потом... А к глазнику - муторно. В поликлинике очередь на полгода вперед, а у частников - жаба давит осмотр проходить. Слышал, они там сразу же на месте очки впарить пытаются по конской цене, а я же такой человек, что не откажусь. И куда мне их потом девать?

- Как куда? - второй Кирилл снова посмотрел в сторону кустов. - На голове носить. Как все нормальные люди. Нет, ну ты посмотри, реально коряга интересная. Так на рога похожа...

- Хочешь домой забрать?

- Я если домой утром пьяный завалюсь с рогами, меня жена на порог не пустит.

- Муж с рогами - это символично, - первый Кирилл хмыкнул. Второй тоже. - А если серьезно, то почему нет? Ты же мастеровитый. Отполируешь их, лаком вскроешь и будут у тебя почти настоящие рога дома. А можно и в интернете их продать. С этим я тебе помогу, если что.

- Не, дома я их вешать точно не буду. Это тупо. А вот продать... Думаешь, купят?

- Не знаю. Смотря как сделаешь. Но вообще, там и не такое продают. Видел как-то на ютубе, как один мужик диорамы делает про войну.

- Диорамы? - переспросил второй Кирилл.

- Да, это такие инсталляции настольные, - объяснил первый.

- Понятнее не стало...

- Короче, не важно. Он из эпоксидки такие вещи выливает, будь здоров. Особенно вода у него хорошо получается, реалистично. Как настоящая.

- Ну и что?

- А то, что он потом эти свои диорамы за бешеные бабки продает. Ну, по нашим меркам бешеные.

- Даже так? - второй Кирилл поерзал на стульчике и покосился в сторону коряги. - И насколько эти твои бабки бешеные?

- Ну, - первый Кирилл откусил кусок пирожка, прожевал его и глотнул, - в среднем тысячи две.

- Американских?

- Ага.

- За эпоксидку?

- Ага.

Второй Кирилл опять посмотрел на корягу, напоминавшую оленьи рога, на этот раз прикидывая, что можно было бы из нее сделать такого, что потянуло бы на две тысячи Американских денег.

- Может тогда реально сходить и забрать ее?

- А я что говорю? Тащи ее сюда, хоть посмотрим поближе.

Второй Кирилл кивнул, поднялся и собрался было пойти за корягой, как первый остановил его.

- Только давай сначала по маленькой, а то комары едят, - он демонстративно хлопнул себя ладошкой по шее, якобы прибив насекомое.

Второй Кирилл кивнул, они выпили еще по одной, и он пошел вдоль берега, оставив друга караулить удочки. Первый Кирилл проводил его взглядом, потом отвернулся к воде и принялся мурлыкать себе под нос мотив, пришедший ему в голову.

Первый Кирилл был музыкальным с самого детства. Различные мелодии возникали у него в голове сколько он себя помнил. В основном это были песни, которые он когда-либо слышал, но иногда выходили и совершенно новые, уникальные мотивы, хотя сам он этого никогда не осознавал. Мать Кирилла заметила склонность к музыке у своего сына раньше всех и как порядочная комсомолка тут же отдала его в музыкальную школу. Именно там, еще совсем юному, ему и отбили всякое желание идти по пути артиста. Кирилл вырос, устроился бухгалтером на завод, обзавелся женой, а потом и дочкой. Казалось бы, перспектива стать музыкантом окончательно забыта, но, несмотря на все это, привычка мурлыкать под нос мотивчики, продолжавшие возникать в голове, все равно никуда не делась. Мы есть - кто мы есть.

Громкий всплеск воды выдернул первого Кирилла из водоворота хмельных мыслей, уносившего его все дальше от реальности. Он вздрогнул, часто заморгал и посмотрел на удочки с легким страхом того, что прозевал момент клева. С удочками все было в порядке. Тогда он повернулся в сторону кустов, за которыми скрылся второй Кирилл.

- Ты чего там? - он спросил громко, не боясь распугать рыбу. Ответа не последовало. - Кирюха, ты где потерялся?

И снова ничего. Первый Кирилл нахмурился. "Может он упал в воду, пытаясь достать корягу? - подумал он. - Это было бы смешно. Хотя мы же уже на подпитку. Так уже не смешно... Нужно пойти проверить".

Он встал со стульчика, понял, что от неудобной позы затекли ноги и тут же сел обратно. Вторая попытка вышла у него гораздо лучше. Выудив нетрезвыми пальцами из кармана мобильный телефон, он включил на нем фонарик и пошел вдоль берега туда, куда несколько минут назад ушел его друг. Берег водохранилища порос травой, высокими сорняками и колючим кустарником. Первый Кирилл, освещая путь слабым светом вспышки мобильного, обогнул кусты и вышел на изгиб берега, где по его прикидке второй Кирилл увидел корягу. И оказался прав. Извилистая ветка действительно торчала из воды в полуметре от суши. И она действительно была очень похожа на оленьи рога. Такой же симметричный узор, такие же слегка затупленные концы. На миг первому Кириллу показалось, что это была вовсе не плавучая ветка, а самые настоящие рога. Он посветил на них фонариком. Луч света овальным пятном упал на корягу, и Кирилл увидел, что вода вокруг нее волнуется, почти бурлит. Он подошел ближе, вытянул шею. Носки его ботинок почти коснулись воды. И тут он понял... Его посаженные офисной работой глаза, наконец, увидели нужные подробности.

Это была не коряга. Это была не ветка, не плавун, не кусок дерева, который можно было бы вскрыть лаком и продать в интернете любителю подобных поделок. Это были настоящие, самые что ни на есть рога. Ветвистые, прочные оленьи рога. И, к ужасу первого Кирилла, росли они не из оленя, а из огромной жабы, прятавшейся на мелководье у берега городского водохранилища. А вода волновалась вокруг нее от того, что под массивными лапами этой жабы барахтался в жалкой попытке вынырнуть на поверхность второй Кирилл.

Первый Кирилл отступил на пару шагов назад и испуганно вскрикнул. Он не знал, как поступить, растерялся. Рука с телефоном опустилась и луч фонарика уперся в землю. Тем временем рога, торчавшие из воды, колыхнулись. На поверхности показалась широкая жабья морда и уставилась тупыми круглыми глазами на Кирилла. Жаба раскрыла бездонную пасть и издала странный громкий звук, некую смесь детского плача с собачьим воем. Протяжный и жалобный, но одновременно с этим ужасающий, он заставил первого Кирилла сжаться под своим натиском, а затем побежать. Побежать быстро, сломя голову, без оглядки и сожалений.

Первый Кирилл позабыл обо всем на свете. О костре, удочках, водке с закуской, оставшихся на берегу, под размашистой кроной дуба. О диорамах из эпоксидки и прогнозах погоды в газете. Спотыкаясь и падая, он летел между деревьями, всем сердцем надеясь на то, что рогатая жаба не скачет за ним следом. Обернуться он не решался. Думал, что если сделает это, то чудище, что забрало его друга, тут же утянет под воду и его самого.

Чудом не заблудившись, первый Кирилл выбежал к дороге, по которой они приехали к водохранилищу. Остановившись прямо посреди асфальта, он согнулся пополам и заливисто раскашлялся. Бухгалтерская жизнь совсем отучила его бегать. Уняв приступ кашля и как следует отдышавшись, первый Кирилл огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души. Редкие любители покупаться в не совсем чистом водохранилище давным-давно разъехались по домам, кто на автобусах, кто на своих автомобилях, а другие ночные рыбаки сидели на рыбных местах в ожидании клева. Возможно, где-то в отдаленном укромном уголке еще отдыхала компания молодежи, решившая устроить вылазку на природу и расслабиться - почилить, как это принято сейчас называть - но это было не важно. А важно было то, что никто из них сейчас не придет на помощь первому и, взглянем правде в глаза, уже единственному Кириллу.

Собравшись с мыслями и окончательно осознав, что именно произошло, Кирилл набрал на все еще светившем фонариком телефоне короткий номер и позвонил в полицию.

***

Маша сидела за рулем патрульного "Приуса" и задумчиво ела банан. Она жевала медленно, тщательно, уставившись куда-то вперед и думая о чем-то своем. Тем временем Рома, воткнув в ухо наушник, смотрел что-то на своем телефоне и периодически хихикал.

- Чего ты там такое смотришь? - Маша смерила взглядом съеденный наполовину банан и повернулась к напарнику.

- А? - тот поставил на паузу и вытащил наушник.

- Я говорю, чего ты там такое смотришь, что так ржешь?

- А... "Южный Парк". Там серия про то, как мужик баб мутузит.

- Не поняла?... - Маша удивленно вскинула брови.

- Ну, там пародия на какую-то знаменитость ихнюю, американскую. Здоровенный качок такой, который объявил, что он теперь женщина и пошел в женские бои без правил, баб мутузить.

Маша помолчала пару секунд, переваривая полученную информацию, после чего отправила остатки банана в рот, приоткрыла водительскую дверь и выкинула кожуру на асфальт.

- Ну, ты чего? - возмутился Рома. - До урны лень дойти?

- Ой, - отмахнулась она, - не начинай. Это же не пакет. Само переработается.

- Вот накатают на тебя жалобу, будешь потом вспоминать этот банан всю жизнь...

- Кто накатает? Ночь на дворе, мы в пригороде. Все по домам спят.

- Да мало ли? Сейчас, вон, народ такой, что ему только повод дай. Что не день то жалоба...

Вдруг полицейский планшет мигнул и на экране высветилось сообщение от диспетчера. Рома отложил телефон и прочитал вслух: - Улица Дубовая, 22 - 26. Нападение дикого животного.

- Это вообще где? - спросила Маша, заводя автомобиль.

- Да хрен его знает, - пожал плечами Рома. - Сейчас глянем... Ого! Это возле водохранилища. Прямо вдоль него идет.

- И что, ближе экипажей не нашлось?

- Не нашлось, раз нас направили.

- Еще и нападение животного... - Маша тяжело вздохнула.

- Ну а чего? Раньше мы оленей фигуральных арестовывали, а теперь реального, - Рома широко улыбнулся.

Маша - нет.

***

Дудку разбудил мобильный.

Потратив добрую половину утра на разборки с ритуальной службой, Степа, за неимением новых вызовов, отправил Петю домой, а сам завалился отсыпаться. Но - и это случалось с ним постоянно - сон никогда не приходит, если его ждать. Безуспешно провалявшись на кровати почти до четырех часов, раздраженный Дудка решил, что полезнее будет потратить время на что-нибудь отличное от пролеживания боков. Остаток дня он блуждал в интернете в поисках хоть какой-нибудь информации о часах, что достались ему от предшественника. Но и здесь его ждала неудача. Не зная ни фирмы, ни страны производства, шансы найти нужное стремились к нолю. Конечно, раз сами часы предположительно являлись магическим предметом, то достоверной информации в интернете о них быть не могло, но Дудка хотел верить, что сместившаяся стрелка на маленьком циферблате всего лишь сломанный старый механизм. И еще, он был в плохих отношениях с "ларечницей", от чего старался избегать лишних контактов с ней.

Так, не преуспев ни в делах дневного сна, ни в добыче информации, Дудка отправился спать, как все нормальные люди, ночью. И ему на этот раз даже удалось уснуть, не ворочаясь в постели с пару часов. Но сон его хоть и был сладок, длился совсем недолго. Его прервало противное пиликанье. Старый кнопочный мобильник, лежавший на тумбочке, у изголовья кровати, выдал восьмибитную пародию на собачий вальс.

Дудка недовольно простонал в подушку, затем поднес телефон к лицу. Тусклый свет осветил его превратившиеся в узкие щели глаза.

- Почти двенадцать... - прохрипел Дудка, приложил телефон к уху и ответил уже более бодро: - Слушаю.

Из динамика донесся знакомый голос. Он слышал этот голос совсем недавно. Вроде как он принадлежал тому полицейскому, который звонил ему вчера. Тот говорил спокойно, не сбиваясь, что обычно бывало редко. Люди, при встречах с феноменами сверхъестественной природы, как правило, волновались, часто запинались, спешили выговориться. Этот же старался сохранять спокойствие, хоть и давалось ему это явно с трудом.

Человек на том конце пытался объяснить произошедшее.

- Слушай, - перебил его Дудка на полуслове, - а это не ты вчера по поводу сатаниста звонил?

- Я, - после запинки ответил собеседник. - А что?

- Да так, ничего... - он сел на край кровати и потер ладонью лицо. - Обычно мне по два раза подряд одни и те же люди не звонят. Везучий ты значит на эти дела. Или не везучий... Смотря, как посмотреть... Тебя как зовут?

- Рома, - ответил собеседник.

- Ну что ж, Рома, я спросонья все прослушал, что ты говорил. Так что, давай-ка ты с начала начнешь, а я попытаюсь не уснуть. Хорошо?

И Рома, за неимением других вариантов, начал сначала.

***

Петя вел "Волгу" по ориентирам, которые дали полицейские. Сам он на водохранилище был всего раз, в студенческие годы. Он тогда ухаживал за одной симпатичной девушкой из своего потока, и она в знак взаимности пригласила его провести день на пляже. Дорогу он в тот раз, само собой, не запомнил, потому как ехали они на автобусе, и все его внимание было посвящено девушке. К слову, с ней у Пети все кончилось плохо, как и с институтом.

- Где они сказали поворот будет? - он поправил очки на носу, вглядываясь в изгибы дороги.

- Какой поворот? - сонный Дудка почти дремал, съежившись на пассажирском сидении и сложив руки на груди.

- Ну на Дубовую эту... Не видно же ни черта. Еще и асфальт весь весной смыло...

- Мигалки ищи, не ошибешься.

Как всегда, Дудка оказался прав. Проехав еще пару сотен метров, Петя увидел вдалеке среди деревьев свет полицейских мигалок и свернул в их сторону. Фары "Волги" осветили патрульный "Приус" у которого на обочине стояли двое полицейских и мужчина, издалека походивший на неопытного рыбака.

Петя остановил автомобиль сразу за патрульным.

- Только давай не как в прошлый раз, - прошипел Рома напарнице.

- А что было в прошлый раз? - с легкой ноткой возмущения спросила Маша.

- На руку его пялилась, вот что.

- Ну не знаю, он вроде как нормально отреагировал...

Из "Волги" первым вышел Дудка. Он поморщился при виде ярко мигавших проблесковых маячков и сладко зевнул. Затем из автомобиля выбрался Петя. Выглядел он гораздо лучше своего учителя. Будучи новичком в профессии, он пока еще не испытывал больших проблем со сном. К тому же, его спасала приобретенная в армии способность быстро засыпать даже в самых неудобных позах. Однажды он умудрился проспать целых полтора часа, пока "стоял на тумбочке".

- Это ты Рома? - Дудка подошел к полицейским и протянул здоровую руку.

- Да, - Рома пожал ее.

Маша выдавила из себя короткую улыбку, а ее взгляд снова предательски остановился на одиноком мизинце. Дудка понял это сразу же. Он такие ловил ежедневно и не по одному за раз.

- Чего? - он поднес правую ладонь к лицу, изобразил удивление, а затем выкрикнул Пете, стоявшему слегка позади: - Ой! Петя, а пальцы-то я дома забыл!

- Не смешно, - монотонно пробубнил тот в ответ.

- Ну и ладно... - Дудка повернулся обратно к полицейским. - Он у меня в вопросах юмора пока еще слабоват.

- Это кто еще слабоват, - буркнул Петя.

- Там вообще-то человека убивают, - вмешался в разговор рыбак.

- А это кто? - Дудка выглянул из-за плеча Ромы и смерил мужика взглядом.

- Кирилл Шац, - ответил за рыбака полицейский. - Это он нас вызвал.

- Понятно. Кирилл Шац, вы не против рассказать моему товарищу, что же здесь приключилось? - сам Дудка в общих чертах понимал суть проблемы. Ему ее описали по телефону. Просто посчитал, что это будет полезный опыт для Пети.

- А что тут рассказывать? - рыбак развел руками. - Там на берегу жаба рогатая сидит. Она Кирюху под воду утащила!

- Не понял? Кирюху? - Дудка изогнул бровь.

- Ну да, друга моего. Мы тезки.

- Интересно. И как же выглядела эта рогатая жаба?

- Как-как... вот так и выглядела. Глаза круглые, рога во! - мужик приложил ладони к макушке и изогнул пальцы, изображая оленьи рога. - Здоровенная как лось!

- А лап у жабы твоей сколько было, случайно не заметил?

- Лап? Нет, не заметил. Да и хрен с ними, с лапами! Кирюхе лучше помогите. Утопит ведь!

- Ты, Шац, главное, не нервничай. Твой друг на свидании с жабой уже как минимум минут сорок. Его за это время уже раза три утопили, точно. Ну, - Дудка повернулся к Пете, - что скажешь?

- А чего тут говорить? - недовольно ответил тот. - На рыбалке надо рыбу ловить, а не водку. Бухой он, вот и все. Тезка его в воду упал и утонул, а этот белку схватил. Несет теперь чушь всякую про рогатых жаб.

- Идея хорошая, Петя, но, боюсь, у Ромы есть веские контраргументы.

- Есть, - подтвердил полицейский. - Мы бы вам из-за простой пьянки звонить не стали. Я первым делом сам на берег сходил, чтобы проверить, что там.

- И? - протянул Дудка в предвкушении.

- И рогатая жаба настоящая, - выдохнул Рома.

- Да? - удивился Петя.

- Да. Я оставил Машу с потерпевшим, а сам пошел на берег, искать утопленника. Тоже как вы думал, что очередные пьяные купальщики. Костер их нашел, удочки. А потом, когда по указаниям вдоль берега прошелся, наткнулся на нее... - Рома запнулся. Он явно был впечатлен увиденным, но старался не подавать виду. - Огромная рогатая жаба сидела прямо у воды, в кустах.

- Так, а дальше? - Дудка слегка надавил голосом, чтобы подтолкнуть полицейского на подробности.

- Я на нее с дуру фонариком посветил, а она глаза как выпучит, как заорет...

- Ты тоже слышал? - слегка оживился Кирилл. - Будто ребенок плачет.

- Да, - кивнул Рома. - Похоже было на детский плач. Аж мурашки по спине. Ну, я на рожон лезть не стал, к машине вернулся и сразу вам позвонил. Это же по вашей части? - спросил он уже без уверенности.

- А это нам сейчас Петя скажет. Да, Петя? - Дудка повернулся к ученику.

- А что я? - тот только развел руками.

- Да ничего... Двоечник ты, вот что. Но, хотя в этот раз твое незнание простительно. Скажи спасибо, что я весь такой эрудированный и информационно подкованный. И красивый тоже. Ладно, иди за сумкой и шлем прихвати. Вечер обещает быть познавательным. Значит так, - он обратился к полицейским, - мы сейчас пойдем работать, а вы оставайтесь здесь. Составляйте протокол о несчастном случае на водоеме.

- О несчастном случае? - Кирилл все еще никак не мог осознать тот факт, что его друга больше нет.

- Да, - Дудка опять зевнул. - Официальная версия - утопление в состоянии алкогольного опьянения. Ты, конечно, можешь друзьям своим потом рассказывать что хочешь, но вряд ли кто-то поверит в историю про рогатых жаб.

- Я готов, - буркнул вернувшийся с сумкой Петя, застегнув на подбородке лямку велосипедного шлема.

***

В отсутствии тропинок Пете и Дудке приходилось продираться сквозь лесополосу, окружавшую водохранилище, наугад. В темноте держать направление, заданное полицейским, удавалось с большим трудом. До определенного момента Дудка пользовался проблесковыми маячками, как ориентиром, пока они окончательно не скрылись из виду.

- Может фонарик? - спросил Петя, когда в очередной раз угодил ногой в колдобину и чуть не упал.

- Ни в коем случае, - ответил Дудка, осторожно прощупывая путь носком ботинка. - Тебе же сказали, что жаба на свет бурно реагирует. Мы же не хотим, чтобы она нашла нас раньше, чем мы ее?

- Так, а что это вообще за херабора такая?

- Правильно не херабора, Петя, а Букавац.

- Кто? - Петя повернулся к Дудке, от чего чуть не получил веткой в глаз.

- Букавац. Он же водяной бык. Хотя, по сути это огромная жаба с шестью лапами и оленьими рогами. Не удивительно, что ты о нем ничего не знаешь. Очень редкая дрянь. Мифы о нем были только у сербов и, если не ошибаюсь, хорватов. По приданиям Бакувац обитает в закрытых водоемах и по ночам подходит к берегу, чтобы поймать неосторожного одинокого рыбака. Жертв своих Букавац давит или душит. Хотя, этот момент требует уточнения, раз он Кирюху нашего под воду утащил.

- Сербский водяной бык... - протянул задумчиво Петя. - И чего он в наших краях забыл?

- Это хороший вопрос, - Дудка остановился и всмотрелся в кусты, росшие впереди. - Очень хороший вопрос, Петя. Миф про Букаваца строго локальный. В других странах никаких сказаний об этом существе не имеется. Почему? Я не знаю, но ты всегда можешь спросить у него самого, - он показал мизинцем в сторону показавшегося впереди берега. Там, почти у самой воды, между двумя развесистыми кустами сидела огромная, размером с осла, жаба. На ее круглой тупоносой голове красовались ветвистые оленьи рога, а под шестью массивными лапами на земле лежал мертвый второй Кирилл.

Дудка пригнулся и жестом приказал Пете поступить так же. Они оба замерли, разглядывая существо. В тусклом свете мелькнувшей между облаками луны блеснула скользкая бугристая кожа, покрытая бородавками и рытвинами. Шары глаз медленно вращались в орбитах то открываясь, то закрываясь. Рога мерно покачивались из стороны в сторону. Водяной бык спокойно лежал на своей жертве, а его брюхо с гулким сопением раздувалось и сдувалось как кузнечные меха.

- Вроде не заметил, - прошептал Дудка.

- Ну и гадость, - ответил Петя. - И чего нам теперь с ним делать?

- Я посмотрю, у тебя, Петя, сегодня удачный день. Хорошие вопросы прямо один за другим выдаешь. Но не на все из них я знаю ответ. Вообще-то на оба не знаю...

- В каком смысле?

- Да в любом. Открывай сумку. Сейчас будем думать.

Петя расстегнул молнию на большой спортивной сумке, и Дудка тут же принялся активно рыться в ее содержимом.

- Так, что тут у нас имеется? - он достал кинжал, завернутый в кусок алой ткани. - Скифский, церемониальный. Как думаешь, пробьет такую шкуру?

- Не уверен, - буркнул Петя. - И что-то пробовать не сильно хочется.

- Ладно, отложим на всякий случай... Ну, обереги от него явно не помогут. Заклинания? Я сербского не знаю. А ты?

- Нет.

- Не сомневаюсь, - он забурился глубже в сумку. - О! Кажется, у меня появилась идея.

Дудка медленно, почти торжественно достал из недр спортивной сумки бутылку советского шампанского. Пробка на ней была не родная, металлическая, снабженная особым механизмом, этикетка отскоблена почти полностью, а внутри, за толстой зеленью стекла, мельтешила и билась о стенки маленькая молния.

- Ну, нет, - увидев знакомую бутылку, Петя с опаской отстранился. - Я ее боюсь. Давай что-то другое.

- Э, нет, голубчик. Так не интересно. Тем более, ты уже в шлеме, - Дудка злорадно хихикнул.

- Ни за что. Хочешь пульнуть, пуляй сам. Я ее боюсь и все тут.

- Петя, твою мать, у нас работа такая - не бояться.

- Вот я жабу эту не боюсь, приведений и демонов тоже, а молнию боюсь. Она же без разбору шарахает. Ну ее нафиг!

- Ладно... - Дудка смерил ученика недовольным взглядом. - Я пульну. А ты, раз жабу не боишься, будешь ее в воду загонять.

- Чего, прям руками что ли?

- Вообще, нет. А что, ты хочешь руками?

- Если придется... Но было бы хорошо иметь другие варианты.

Вдруг Букавац слегка привстал, замер, насторожился, будто что-то услышал, и издал протяжный тонкий скрип, похожий на скулеж собаки или же плач ребенка. Дудка с Петей замолчали и пригнулись еще сильнее. Степа, для надежности спрятал за спину молнию в бутылке. Возможно, именно ее свечение и встревожило водного быка.

Оглядевшись по сторонам, Букавац еще пару раз скрипнул, переступил с ноги на ногу, затем, успокоившись, опять улегся на тело второго Кирилла.

- Так, ладно, хватит херней маяться. Пора работу работать, - Дудка быстро достал из сумки шкатулку красного цвета, с китайскими иероглифами на крышке. - На, вот, только не урони.

Он всучил шкатулку Пете.

- Китайская вечная петарда? - тот повертел ее в руках, явно не понимая, при чем тут она.

- Да. Раз ты у нас жаб не боишься и шлем надел, то берешь сейчас петарду, подкрадываешься как можно ближе к Букавацу, а потом выпрыгиваешь на него и орешь изо всех сил. И шкатулку открыть не забудь.

- Хорошо, - Петя собрался было идти, но в последний момент остановился и переспросил: - А зачем?

- Потом объясню. Главное, отгони его в воду. Понял? И давай быстрее, пока нас с тобой тоже жаба не задавила.

- Не смешно... - Петя, зажав шкатулку подмышкой, по-пластунски пополз к берегу. Идея оказалась не совсем удачной. Его пивной живот задевал различные сучки, веточки и сухие листья, которых на земле было более чем достаточно, от чего шороха и треска было больше, чем, если бы Петя просто шел. Тогда он решил встать на карачки. Это помогло. Оказавшись в пяти метрах от Букаваца, Петя остановился, мысленно приготовился к неминуемому провалу - ведь в работе с Дудкой мало что идет по плану - затем перехватил шкатулку поудобнее и приступил к отпугиванию. Поднявшись во весь рост, он заорал что есть сил и распахнул шкатулку. Внутри нее тут же с громким хлопком взорвалась крохотная красная петарда, ее ошметки пылью разлетелись во все стороны, в полете застыли, будто кто-то остановил время, а затем, словно в обратной перемотке, собрались в целую петарду. Все это заняло меньше секунды, после чего процесс повторился.

Букавац, спокойно сидевший на мертвеце, от удивления открыл похожий на бездну рот. Зрелище выпрыгнувшего из куста Пети с трещащей как пулемет коробочкой явно произвело на него впечатление. Не известно, что проняло жабу больше, орущий мужик или неожиданная прыть, с которой тот побежал вперед, но эффект получился тот, что надо. Букавац завопил собакой-ребенком в унисон с Петей, взбрыкнул всеми шестью лапами, от чего тело Кирилла под ним перевернулось на живот, и ломанулся к воде. Тишина и спокойствие ночного водохранилища сменилась форменным хаосом. Крики, жабьи скрипы, трещотка петарды, хруст ломающихся веток и всплески воды слились воедино, заставив птиц черной тучей сорваться с деревьев, а парочку "дикарей" проснуться в своих палатках на том берегу.

Увидев, как Букавац врезался в воду, подняв при этом волну брызг, Дудка тоже присоединился к действу. Крепко сжимая в здоровой руке бутылку, он подбежал к Пете и коротко скомандовал: "Осторожно, уши!" Затем, он направил горлышко бутылки на воду и крутанул мизинцем металлическую пробку. Хитрый механизм звонко щелкнул, четыре крохотные дверцы на верхушке пробки раскрылись, и молния с невероятным грохотом вырвалась наружу. Ломаный ярко-синий зигзаг мелькнул в темноте. Молния врезалась в то место, где секунду назад скрылся Букавац. Раскат грома заставил внутренности Пети и Дудки содрогнуться. Столп пара и брызг взметнулся вверх и медленно осел на воде. На городском водохранилище снова наступила тишина. В нескольких метрах от берега из глубины, брюхом кверху всплыла огромная рогатая жаба с шестью лапами. Она качнулась на одинокой волне и медленно растаяла, словно дым.

- Ну, вот и все, - Дудка медленно опустил бутылку. - А ты боялся...

- Что?! - громко переспросил оглохший от грома Петя.

***

Дудка с Петей вернулись к дороге тем же путем, что и уходили. Хотя выглядели они уже совсем по-другому. Черные волосы Дудки стояли торчком от статического электричества, как у какого-нибудь сумасшедшего профессора из детского мультика, а взгляд выражал вселенскую усталость и сильное желание спать. Петя, в свою очередь, с ног до головы извозился в пыли, на его очередной футболке - на этот раз надпись на ней гласила "Самый лучший папа" - у подмышки красовалась небольшая дырка, которую он умудрился продрать острым углом китайской шкатулки, из отверстия в велосипедном шлеме торчала одинокая веточка, а лицо его было покрыто множеством маленьких черных точек - следов от пороха вечной петарды.

- Ну что там? - завидев их поинтересовался Рома.

- Все нормально, - махнул рукой Дудка. - Никаких больше рогатых жаб. Можете забирать тело.

- Может скорую вызвать? - участливо спросила Маша. Вообще, она совсем не хотела разговаривать с Дудкой. Ее пугала его рука. Да и он сам в целом. Но совершенно разбитый и жалкий вид Степы пробудил в ней материнский инстинкт. По крайней мере какое-то из его проявлений.

- А ты еще не вызвала? - удивился Дудка. - Вы теперь сами смерть констатируете?

- Нет... В смысле, для вам... вас. Для вас... - она запнулась и потупила взгляд.

- Для мну не надо, спасибо. А вот Петю, может, и стоило бы осмотреть. Авось они какую таблетку от глупости ему пропишут? Чтобы он слушался опытного товарища и закрывал уши, когда велят. Да, Петя? - он повернулся к своему ученику.

- Что?! - громко ответил тот.

- Ничего! - так же громко сказал Дудка и жестами показал на "Волгу". - Домой пора! Спать!

- А... - Петя кивнул и побрел к машине, волоча за собой тяжелую спортивную сумку.

- Ну а мне что делать? - Кирилл Шац по-прежнему стоял у патрульного "Приуса". От шока он уже отошел, но все еще не до конца понимал, реально ли все происходящее, или же это какая-то странная шутка.

- Подписать протокол и идти домой, - пожал плечами Дудка.

- Нет, я в смысле... там же правда была рогатая жаба? Я же видел ее? Мне же не померещилось? Что мне теперь с этим делать?

- Может была, а может и нет. Разве это так важно? Главное, что теперь ее точно нет и лучше отталкиваться от этого. А по поводу, что тебе делать, Шац, попробуй начать скорбеть. У тебя, как ни как, сегодня тезка умер.

По привычке ни с кем не прощаясь, Дудка развернулся и побрел, зевая на ходу, к своему автомобилю. Как только он сел на пассажирское сидение, Петя завел двигатель. Старая зеленая "Волка" чихнула пару раз, неуклюже развернулась и скрылась в ночи.

4 Первый раз

Григорий Федорович Титов шел домой не спеша. Он никого не боялся, ни от кого не прятался, не оглядывался нервно по сторонам. Он просто шагал по тротуару, неся обычный пластиковый пакет ярко-желтого цвета с названием местного супермаркета, крупными буквами напечатанного на обеих его сторонах. Люди, в час пик возвращавшиеся с работы домой, проходили мимо Гриши, обгоняли его, огибали, как вода - камень, совершенно не обращая внимания ни на сам пакет, ни, уж тем более, на его содержимое. Но, если бы кто-то из них, кто-то из тех "затычек", как их называл про себя Гриша, удосужился взглянуть повнимательнее, поинтересовался бы странноватой формой пакета, то довольно быстро бы осознал нечто очень важное - что за тонким слоем желтого полиэтилена скрывается ужасная тайна. Такая тайна, которую не захочется узнать ни одному здравомыслящему человеку.

Но Гриша был уверен в своей силе. Он спокойно шел вперед, по улице Парковой и нес домой ужин. Он не обращал внимания ни на "затычки", ни на тучи, обещавшие завтра плохую погоду. Его мысли были заняты предстоящей трапезой и думал он лишь о ней.

Пройдя пару кварталов, Гриша зашел во двор углового дома на пересечении Парковой и Социалистической. Он вежливо поздоровался с бабушками, сидевшими на скамейке у подъезда. Они вежливо поздоровались с ним в ответ. Гриша знал, что при должном поведении старушки могут хорошо поддерживать его образ приятного соседа в глазах окружающих, а потому всегда с ними здоровался и перекидывался парочкой слов о том о сем, если того требовала ситуация.

Войдя в подъезд родной сталинки, Гриша поднялся на один пролет - он жил на первом этаже, но из-за неровности ландшафта последние два подъезда дома были приподняты над землей - открыл дверь и вошел в квартиру. Не став разуваться, он прошел прямиком на кухню, положил ярко-желтый пакет с названием супермаркета на стол и достал из него голову Никиты Разумкова. Гриша поднял голову перед собой и покачал на руках, прикидывая вес. Затем повертел перед лицом, заглядывая в уши в поисках забившейся туда земли. Перевернул, провел пальцами по срезу шеи, прикинув, что в следующий раз можно будет работать и поаккуратнее. Кожа у основания черепа была почти нетронута, а вот на правой челюсти снизу зияла глубокая рана. В последний момент парень решил подергаться и теперь на кости останется некрасивый след.

Отложив голову в сторону, Гриша перевернул пакет и вытрусил из него две отрезанные кисти. Они гулко упали на клеенку с розовыми цветами. Правая неудачно отскочила и свалилась на пол. Гриша недовольно поморщился, нагнулся и поднял ее. Руки Никиты он есть не собирался. Для них он припас нечто иное. Нечто, чего сам еще не понимал, но знал, что просто обязан сделать.

Этим вечером у Григория Федоровича Титова было хорошее настроение. Он стоял у себя на кухне, созерцая лежавшую на столе голову со сложенными перед ней кистями, и улыбался. Это была улыбка человека, давно искавшего что-то и, наконец, нашедшего. Это был оскал хищника, поймавшего особенно ценную добычу.

Недолго думая, Гриша включил на кухне свет и начал приготовления к трапезе. Он достал из нижнего шкафчика у плиты большую кастрюлю, снял с нее крышку и положил голову Никиты внутрь. Это была разумная мера предосторожности. Во-первых, из такого положения голова не могла никуда укатиться, что давало практические безграничные возможности по ее обработке. И во-вторых, внутри нее все еще могла оставаться кровь и если она зальет полы, то отмыть их будет весьма проблематично.

Убедившись, что кастрюля крепко стоит на своем месте, Гриша достал из деревянной подставки небольшой нож, которым обычно разделывал рыбу, и принялся срезать с головы скальп. Делал он это осторожно. Начал с разреза на затылке, прошелся к ушам и вниз аж до самого подбородка. Затем, повторив то же самое с другой стороны, он соединил разрез и одним решительным движением сорвал с черепа Никиты Разумкова волосы и лицо. Полюбовавшись проделанной работой, Гриша небрежно отбросил скальп с лицом в сторону и принялся рыться в верхнем ящике шкафчика. После недолгих поисков, он извлек на свет старый, еще советского производства, молоток для отбивания мяса. Вернув короткий нож обратно в подставку, он взамен взял еще короче, с зазубринами на лезвии. Этим он в быту никогда не пользовался и его было не жалко. Развернув кастрюлю с черепом, Гриша приставил нож к неровному шву между лобной и теменной костями, а затем ударил по рукояти молотком. Силу удара он рассчитал весьма удачно. Нож с хрустом вошел между костями, раздвинув их немного в стороны, но судя по глубине, на которую погрузилось лезвие, мозг в процессе не пострадал. По крайней мере не сильно. Гриша положил молоток на отрезанное лицо Никиты, взялся за рукоять ножа обеими руками и резко провернул. Лезвие провернулось между костями и встало поперек, раздвинув их еще шире. В этот момент Гриша почувствовал, что черный пластик ручки ножа едва не поддался и не лопнул. Это было бы досадной неудачей. Конечно, она бы не стала большим препятствием, но слегка подпортила бы то настроение, которое так старательно хотел сохранить Гриша. Он хотел, чтобы этот вечер был идеален. Он во что бы то ни стало хотел вскрыть этот упертый череп, как раковину моллюска и припасть к его драгоценному содержимому. Он хотел, чтобы этот вечер был абсолютно идеален и никой дешевый пластик не способен был его остановить.

Оставив нож торчать поперек Никитиной головы, Гриша подцепил пальцами края костей и со всей силы рванул их в разные стороны. Раздался продолжительный треск, будто где-то на кухне рвалась длинная полоска ткани. Кости разошлись в стороны, обнажив желтоватый мозг.

Не в силах больше терпеть, Гриша склонился над кастрюлей с человеческой головой и впился зубами в мягкую желеобразную субстанцию. Он начал поедать мозг Никиты Разумкова с жадностью проголодавшегося толстяка. Довольно постанывая, Гриша ощущал, как вместе с серым веществом внутрь него попадает нечто неописуемое, необъяснимое. Оно заполняло его внутреннюю пустоту, придавало ему вес. Придавало ему ОБЪЕМ. Он поедал не только мозг парня, но и саму его суть.

***

Гриша родился в семье с хорошим достатком. Его отец, Федор Игнатьевич Титов, был доцентом в городском институте. Большую часть дня он учил инженеров для градообразующих предприятий, а в свободное от работы время занимался авиамоделированием. Мама Гриши - Светлана Титова, а в девичестве - Лобова, была бывшей студенткой этого института. Но увидев в Федоре не просто учителя, а прекрасного мужчину, она бросила учебу и вышла за него замуж. Ее не остановили ни разница в возрасте, ни упреки со стороны матери. В то время Света была уверена, что влюблена, и влюблена по-настоящему, всерьез.

Благодаря связям, Федор Игнатьевич устроил свою молодую жену секретарем на соседнюю кафедру. Таким образом они могли быть все время друг у друга под рукой и в то же время не надоедать друг-другу. Это были лучшие два года в их браке.

Гриша был запланированным и желанным ребенком. Уходя в декрет, Света всем сердцем верила, что плод их с Федором любви выйдет прекрасным, просто удивительным. Она не знала, мальчик это будет, или девочка. Она не загадывала наперед. Просто ждала и верила в лучшее. Почему-то, по какой-то неведомой ей самой причине, внутри нее теплилась надежда на то, что ее ребенок непременно должен оказаться гением. Не меньше. Свету всегда поражал острый и мощный ум мужа, и она рассудила, что эта часть генов должна непременно "выстрелить".

К слову, Федор надеялся на это не меньше своей жены. Ночами, лежа в кровати и пытаясь уснуть, он часто воображал, каким будет его сын - а в его фантазиях это всегда был мальчик -, когда вырастет. Какой он будет воспитанный, вежливый и, что самое главное, умный. Как он окончит школу с медалью. Как поступит в институт, естественно, на инженерную специальность. Как пойдет по стопам отца и однажды превзойдет его во всем.

Сбыться этим мечтам было не суждено.

Третьего мая восемьдесят второго года в десять тридцать по местному времени Светлана Титова родила своему мужу сына. Федору выпала честь дать ему имя, и он назвал его Гришей.

Ранее детство Гриши было безоблачным и не предвещало беды. Мальчик действительно рос смышленым. Он быстро научился говорить и читать. Когда ему стукнуло шесть, мама Света повела его в школу, что находилась через дорогу от дома. Там учительница дала Грише какой-то текст и попросила прочитать его вслух, а сама засекла время. За минуту он сумел прочитать тридцать четыре слова. Больше всех в классе. Несмотря на то, что в целом в памяти Гриши о детстве осталось не так много воспоминаний, но эту цифру он запомнил на всю жизнь. Она была его маленькой гордостью.

Первых три класса Гриша учился на одни пятерки, что несказанно радовало его отца. Мать же к тому времени уже не особо следила за его успехами. С момента его рождения она медленно, но уверенно отдалялась от него и от мужа. Будто яркий огонь, который зажег в ее душе Федор, весь достался ребенку, а внутри нее самой осталась лишь темная дыра, медленно остывающая и холоднеющая. Роды вырвали из нее не только сына, но и что-то еще.

Когда Гриша учился в пятом классе Светлана Титова, а в девичестве - Лобова, ушла из семьи. Она бросила сына с мужем и просто-напросто сбежала. По крайней мере так посчитали Федор и, в особенности, Гриша, ведь она никогда не рассказывала им, что происходило в ее душе эти долгие десять лет. Она молча терпела ужасные изменения, происходившие с ней и ждала. Просто ждала, надеясь на то, что все образумиться. Что в один прекрасный день все встанет на свои места. А потом ее терпение лопнуло, и она ушла. Она бросила людей, ставших для нее совершенно чужими и, к собственному стыду, на душе ей от этого стало гораздо легче.

Гриша переживал пропажу матери тяжело. Он не раз спрашивал отца, почему она так поступила и, не получая ответа - у Федора его просто не было - сильно расстраивался. Он думал, что это его вина, что именно из-за него мама бросила их. Хотя у него и не было поводов так считать, но, как и любой ребенок в таком возрасте, он видел мир, вращающимся строго вокруг него самого. И с уходом матери этот мир остановился.

Трагическое происшествие крайне негативно сказалось на Гришиной успеваемости. Его оценки в школе начали медленно скатываться от пятерок к четверкам, а к началу восьмого класса из отличника он превратился в круглого троечника.

И тут в дело вступили гормоны.

Съедаемый изнутри комплексом вины, тринадцатилетний Гриша впервые попробовал спиртное. Девяностые годы были кладезем опасностей для подрастающего организма. Бурно кипевший рынок с большим удовольствием и без каких-либо угрызений совести снабжал подростков забавами, к которым по-хорошему доступа у них никак быть не должно. Так Гришины сверстники из параллельного класса спокойно покупали в ларьке у школы сигареты. Еще двое парней из интерната нюхали клей в подвале его дома. Один знакомый знакомого, по слухам, покупал в аптеке какие-то обезболивающие таблетки для женщин и глотал их целыми пачками. Сам же Гриша решил начать с малого и попробовать пиво. На этот поступок его подбил одноклассник Ромка Игнатьев. Днем в среду, после уроков, он подозвал его к себе и сказал, что знает ларек, где женщина может продать пиво, если сказать ей, что тебя попросил за ним сбегать отец. Грише эта идея понравилась, и он согласился. Скинувшись, они направились к тому самому ларьку и купили сразу по две бутылки. Продавщица особо не вникала в подробности истории про отца алкоголика, которую они сочинили для достоверности. По большому счету ей было плевать. Она продала бы им и без этой мишуры.

Спрятавшись во дворе заброшенного профилактория, Гриша и Рома выпили эти две бутылки почти залпом. Обоим не понравился вкус, от чего идея выпить очень быстро возникла сама собой и показалась весьма разумной. Сперва все шло хорошо. Алкоголь начал действовать быстро, языки мальчиков развязались, полились откровения и сплетни, которых обычно не услышишь от бунтаря подростка. А потом Гриша упал. Был ли виной тому его чувствительный ум, или же его организм с непривычки просто не справился с такой дозой алкоголя? Этого Гриша не знал. Зато он знал, что в один миг его ноги вдруг подкосились, картинка в глазах, до того плавно качавшаяся, внезапно закрутилась, как на карусели, и он потерял сознание. Увидев, как накреняется Гриша, Рома сперва засмеялся. В тот момент едва держащийся на ногах одноклассник показался ему до жути смешным. Но когда этот самый одноклассник, в очередной раз шатнувшись, рухнул на порытый трещинами асфальт, как срубленное дерево, веселое настроение тут же испарилось. А когда из-под головы ТОГО САМОГО одноклассника начала тонкой струйкой растекаться кровь, Рома попросту струсил и убежал.

Подробности того вечера Гриша помнил очень смутно. Очнувшись, он обнаружил себя лежащим на асфальте, но совсем в другом направлении. Хоть соображал он тогда плохо, но мог поклясться, что падал головой к бордюру, а когда встал, увидел этот бордюр у своих ног. Возможно он уже предпринимал попытку встать и смог только развернуться? А может Рома пытался его оттащить куда-то? Для Гриши этот вопрос так и остался не отвеченным. Главное, что в тот момент он чувствовал себя паршиво. Так, как не чувствовал себя еще никогда прежде. И дело было даже не в начинавшемся похмелье. Тошнота, головокружение и боль в затылке казались ему чем-то далеким, несущественным. А на первый план вышло нечто новое. Доселе незнакомое ему чувство. Это было похоже на озарение, но не то, которого ждут ученые или люди искусства. Нет, это была прямая ему противоположность. Удар затылком об асфальт выбил не только искры из глаз, но и родил идею в голове Гриши, которая изменила всю его дальнейшую жизнь. Она изменила его самого. И далеко не в лучшую сторону.

Григорий Федорович Титов впервые почувствовал себя "затычкой". Его захлестнуло ощущением собственной незначительности, плоскости, если можно так выразиться. Идея того, что большинство окружавших его людей, как и он сам, являются лишь дальними, топорными декорациями для чего-то большего. Для чего-то "объемного" и "полного". И осознание этого, нелогичная, но полная уверенность в том, что все обстоит именно так, окатила его холодным душем.

Измазанный в пыли и собственной крови, еще немного пьяный, Гриша, почти не шевелясь, простоял во дворе заброшенного профилактория около часа. И хоть со стороны казалось, что он просто пялится в одну точку, в действительности же он был занят очень ответственным делом. Очень важным делом. Стоя на месте, Гриша катился под откос. Он улетал в пике.

***

Проглотив первый кусок, Гриша откинул голову назад, закатил глаза и простонал. Вместе с частичкой мозга Никиты Разумкова, по его пищеводу спускалась волна "смысла". Серое вещество в этом процессе исполняло лишь символическую роль. Нервные клетки были прикрытием для куда более важной трапезы. Гриша поедал второстепенного персонажа, чтобы самому стать таковым. Это была его идея фикс. Это была его борьба за выживание, за существование, за ОБЪЕМ. И он чувствовал, как его приобретает.

Сделав пару тяжелых вдохов и совладав с накатившими на него переживаниями, он продолжил есть.

***

Придя домой, Гриша направился прямиком в ванную. На улице он, как мог, обтер затылок и шею травой, но немного крови еще оставалось на волосах. Да и одежда была грязной, чего отец никак не должен был заметить. По крайней мере тогда. У него и без забот по дому проблем хватало.

В те годы Федор Титов по-прежнему работал в институте. Особых успехов в науке он, к своему сожалению, не достиг, но против своей природы пойти не смог. Несмотря на обмельчавшую зарплату преподавателя, он настойчиво занимал свое место на кафедре, в отличие от коллег отказывался брать взятки и верил, что вскоре все наладится. Но дела, как водится, в гору не шли. Об авиамоделизме пришлось забыть, ведь свободное время Федор тратил на репетиторство, которое, иногда, приносило больше, чем основная работа и поддерживало семью на плаву.

Быстро помывшись и переодевшись, Гриша сделал вид, что ничего не произошло. От ужина он отказался, потому как голода совсем не чувствовал. Лишь тошноту и необъятную тоску. Отец, конечно, заметил запах алкоголя и грязную одежду в ванной, но панику разводить не стал. Решив, что рано или поздно это должно было произойти, он понадеялся на благоразумие сына, которое старался привить ему с самого детства. Он посчитал, что врожденный ум сделает свое дело, убережет Гришу от пагубной привычки.

Как и во многом другом, Федор Титов сильно ошибался.

После удара головой Гриша стал другим человеком. Его оценки, до того колебавшиеся на грани вполне сносных, упали ниже плинтуса. В табеле вместо стабильных, хоть и не очень утешительных троек появились двойки, а по некоторым особенно важным предметам, типа математики и физики с химией вовсе колы. К середине девятого класса Федор появлялся в кабинете директора чаще чем у себя дома. На родительских собраниях большая часть времени уделялась Грише Титову. Как по мановению волшебной палочки в руках злого колдуна, юный отличник, а позже - уверенный троечник, вдруг превратился в отъявленного хулигана. Поинтересуйся в то время учителя или отец Гриши у его друга - Ромы, что могло стать причиной таких разительных перемен, и он рассказал бы им о том злосчастном падении. Тогда, может быть, своевременное лечение травмы и особое отношение к проблеме смогли бы исправить ситуацию. Но увы, Рому никто не спросил, а сам он не считал, что это что-то настолько серьезное. Ведь Гриша жив, здоров? Ведь ходит ровно и разговаривает более-менее связно. А хулиганит? Так что с того? Не он первый, не он последний.

На Гришу уговоры отца и постоянные лекции в школе на тему отвратительной успеваемости не оказывали никакого воздействия. Скорее даже наоборот, заставляли его переть против шерсти, делать на зло этим ничего не понимающим "затычкам". Он не видел ни в них, ни в себе никакого смысла. Лишь дешевые декорации, забытые за кулисами после спектакля. А зачем стараться, зачем изображать из себя что-то большее, чем ты есть на самом деле? Ведь никто не оценит. Ведь никому это не нужно и ни к чему не приведет.

К концу девятого класса ни о каком продолжении учебы в школе, не говоря уже про поступление в институт, не было и речи. Гриша с горем пополам попал в ПТУ. Там он учился сварке, попутно регулярно выпивая со своими новыми "друзьями". Общение с ними было ему в тягость. По большому счету Гриша их даже за людей не считал. Но как начинающий алкоголик, он пока еще не мог пить просто так, без повода, в одиночестве. Хотя, навык не закусывать уже освоил в совершенстве.

После ПТУ Григория Титова приняла в свои ласковые объятия армия. Вся служба для него превратилась в один очень длинный и сумбурный сон. Сослуживцы сразу поняли, что Гриша отличается от них. Они старались избегать общения с ним, сторонились его. Но за все месяцы казармы ни разу не попытались над ним поиздеваться, или даже побить. Казалось, нечто темное, звериное, поселившееся где-то внутри Гриши, сквозившее в его взгляде, движениях и словах, отпугивало их как огонь отпугивает хищников ночью. Дембеля между собой говорили, что такому, как он, человека убить - что на пол плюнуть.

Так и прожил Гриша два года в казарме под завязку набитой людьми, при этом ощущая себя в полном одиночестве. Без доступа к алкоголю - а без связей в армии его было крайне тяжело достать - его разум постепенно съеживался под натиском невыносимой пустоты жизни. Зато его телу отсутствие яда и наличие регулярных физических нагрузок пошло на пользу. Нет худа без добра.

В увольнительные Гриша ходил нехотя. Ездить домой он не горел желанием. Там его ждал только отец, непременно заготовивший очередную лекцию на тему пускания будущего под откос, да собутыльники из ПТУ. Эти, скорее всего, вообще забывали о его существовании, как только он пропадал из их поля зрения. А потому, как только Гриша покидал расположение части, он тут же шел в ближайшую точку самогонщиков, напивался, а на утро обнаруживал себя в постели какой-то неизвестной бабы. Не девушки, не женщины, а именно бабы. И ему было совершенно не стыдно по этому поводу, ведь она была обыкновенной, ничего из себя не представляющей "затычкой". Как и все вокруг. Как и он сам. И это все не имело вообще никакого значения.

Когда служба в армии кончилась, Гриша все же вернулся домой, к отцу. К тому времени Федор стоял на пороге пенсии. Он превратил квартиру в один сплошной шкаф с книгами и занимался по большей части репетиторством, готовил подростков к поступлению в институт.

Отец, пойдя наперекор себе, но все еще желая своему сыну лучшей жизни, не мог допустить, чтобы тот бесцельно спивался, и, пошевелив связями, помог ему устроиться на один из заводов города.

Так началась тихая глава в истории Григория Титова. А самый тихий час, как известно, наступает перед бурей.

***

Гриша стоял на кухне, молча выскабливал столовой ложкой остатки мозга со дна черепной коробки и наблюдал за изменениями, которые происходили где-то внутри него самого. Он не мог описать словами то, что чувствовал. Это было бы сродни тому, как слепой пытается объяснить глухому понятие цвета. Да и вряд ли кто-то захотел бы услышать это описание. Для обычных людей Гриша был ничем иным, как убийцей, маньяком, сумасшедшим психом, поедающим чужие мозги. Твердое, подтвержденное фактами мнение, с которым сложно было бы спорить. Гриша бы и не стал. Он прекрасно осознавал кем он был, кем он стал и куда идет. Полгода назад он ступил на дорогу, с корой уже нельзя было сойти. Он впустил в свою жизнь новую зависимость, бившую водку, героин и даже кислород всухую.

Отправив в рот последний кусочек мозга Никиты Разумкова, Гриша отошел от кастрюли, в которой лежал вскрытый череп, не глядя сел на табурет и, закрыв глаза, медленно облизал окровавленные губы. Сейчас он испытывал такое наслаждение, которое не мог бы себе представить ни один из живущих на свете людей. Извращенное, эгоистичное и грязное удовольствие, от которого каждая клеточка его тела взрывалась фейерверками радости. Гриша убивал до этого. Гриша ел до этого. Но сегодня Гриша сделал кое-что впервые. Он убил и съел не "затычку". Он убил и съел ВТОРОСТЕПЕННОГО. И теперь, сидя на табурете посреди кухни, он чувствовал, как сам становился ВТОРОСТЕПЕННЫМ. Необъятная дыра в его естестве, всепоглощающий вакуум где-то внутри него слегка наполнился. Объема было немного, но достаточно для того, чтобы заметить разницу. Достаточно для того, чтобы понять, он больше никогда не вернется к "затычкам".

***

Человеческая память падка на первые разы. Мы всегда лучше запоминаем свой первый поход в детский сад. Свою первую учительницу, первый поцелуй, секс. Свои первые серьезные отношения. Наши первые провалы нам всегда кажутся больше, значительней, как и первые успехи.

Несмотря на всю свою "особенность" Гриша Титов, все же, оставался человеком, и свой первый раз он запомнил навсегда.

В 2019 году он по-прежнему разделял квартиру с семидесяти семи летним отцом. На хлеб Гриша зарабатывал себе тем, что пять раз в неделю вставал рано утром и шел на завод. Там он восемь часов к ряду приваривал одни железки к другим, потом мылся и шел домой, попутно покупая себе бутылку чего-нибудь покрепче. С коллегами он почти не разговаривал. С отцом - тоже. Его жизнь сузилась до одной небольшой точки, в которой он, скукожившийся, крохотный и жалкий существовал по инерции. С женщинами у Гриши не ладилось. Как оказалось, большинство из них не готовы были терпеть постоянные запои второй половинки. А те, кто был готов - быстро выпроваживались пока еще хоть что-то соображавшим Федором. К тридцати пяти годам либидо Гриши не выдержало пагубного влияния алкоголя и превратилось в тыкву. Так надобность в женском внимании для него отпала на совсем.

Отец часто корил Гришу. Сперва за неуспеваемость в школе. Потом, за постоянные хулиганские выходки, и за пущенное под откос будущее. По большей части его можно было понять. Он возлагал на сына большие надежды, и когда тот в очередной раз не оправдывал их - сильно расстраивался. К тому же, бросившая его жена, оставила ему в наследство своеобразный комплекс неполноценности, который временами сильно портил настроение и заставлял срываться на сыне.

Гриша терпел постоянное давление отца так долго, что уже и забыл, как это существовать без него. Иногда нравоучения превращались в какие-то бессмысленные ссоры и споры. В такие моменты Гришу спасало общее безразличие к жизни, то самое болезненное осознание тщетности и пустоты. Но осенью 2019 Федор стал все чаще переходить допустимые границы. Острые черты характера стали выпячиваться из него сильнее обычного. В нравоучениях начали проскакивать ранее недопустимые фразы типа "правильно от тебя мать ушла", "я тебя никогда не любил" или "тебя, урода, нужно было еще в детстве подушкой придушить". А в одной из ссор Федор впервые распустил руки. Да, он был стариком. Да, пощечина вышла слабой, даже красного пятна на щеке не оставила. Но Гришу она проняла сильнее любой обидной фразочки. Она зацепила его за нужную струну, а алкоголь, игравший в крови, не дал нажать на тормоза.

В среду двадцать третьего октября 2019 года, ровно в двадцать часов тридцать четыре минуты Григорий Федорович Титов убил своего отца. Это было его первое, но далеко не последнее убийство.

Гриша хорошо помнил сам момент, когда его терпение лопнуло. Он плохо помнил слова, летевшие в его адрес - какой-то очередной выпад в сторону его алкоголизма - и совсем не помнил, что ответил на них - скорее всего какую-то глупость. Зато последовавшая за его ответом пощечина будто дернула рубильник в его голове. Вдруг, одна огромная и ясная, как день, мысль проявилась в его сознании и затмила остатки здравого смысла. Большое, пылающее "КАК ЭТА ЗАТЫЧКА ПОСМЕЛА?!" А дальше, как в фильмах. Красная пелена застилает глаза, рука сама нащупывает массивный том старой советской медицинской энциклопедии на книжной полке, и удар. Не ожидавший подобного, Федор теряет равновесие, пытается схватиться за все подряд, чтобы устоять, выворачивает половину книжного шкафа на себя и падает. Книги и полки разлетаются по полу. Старик дрожащей рукой держится за голову и испуганно смотрит на сына. Гриша склоняется над ним, но не для того, чтобы помочь встать и извиниться, но, чтобы нанести еще один удар. А потом еще и, еще, и еще...

Гриша бил отца до тех пор, пока не понял, что от толстой энциклопедии в его руке осталась лишь измятая обложка с парой страниц внутри. Часто дыша, он отбросил остатки книги в сторону и поднялся на ноги. В тот момент, и ни единожды после, он не чувствовал сожаления о своем поступке. Молча выйдя из комнаты, попутно разбрасывая ногами страницы энциклопедии, которыми, как опавшими листьями покрылся весь пол, он ушел на кухню. Там он допил остатки водки, купленной по привычке после смены и отправился спать. Тогда Гриша еще не осознавал, что натворил. Лишь проснувшись утром и увидев лежавшего в гостиной отца, в той же позе, погребенного в бумаге и измазанного в крови, он понял, что убил.

***

Совладав с нахлынувшими на него ощущениями, Гриша умылся, как следует оттер руки, недовольно отметив, что при вскрытии черепа сломал себе ноготь и вернулся на кухню. Из верхнего навесного шкафчика он достал старый поднос, который подарили его матери на свадьбу, протер его и положил на стол. На подносе Гриша аккуратно разложил маленький нож, ножницы из кухонного набора, предназначавшиеся для разрезания тонких костей и сухожилий, небольшую миску и две отрезанных кисти Никиты Разумкова.

Вместе с подносом Гриша прошел в гостиную. Порывшись в тумбочках, он отыскал лоток со швейными принадлежностями. Это была синяя пластиковая коробка с большим отделением, где навалом лежали катушки ниток различных сортов и расцветок, и подушечка, утыканная иголками. В выдвижных секциях хранились пуговицы с булавками, пачка одноразовых лезвий и маленький обмылок, чтобы оставлять отметки на ткани.

Этот набор жена не забрала с собой, а Федор не решался его выкинуть, хранил как память о женщине, которую когда-то очень давно любил.

Довольный собой Гриша, решил провести вечер в атмосфере домашнего уюта. Если так подумать, то уюта, как такового, он не ощущал с самого детства. А значит, чтобы воссоздать то самое тепло и комфорт ему нужно было по памяти привести комнату в нужный вид.

Доложив швейный набор на поднос, Гриша оставил его на журнальном столике, а сам направился к окну, чтобы задернуть шторы. После, он включил телевизор и наступил ногой на напольный выключатель торшера. Лампочка в абажуре, походившем на какой-то странный цветок, загорелась приятным желтоватым светом.

Прихватив с собой пульт от телевизора, Гриша уселся в кресло, положил на колени поднос и принялся переключать каналы. Он хотел найти какую-нибудь монотонную передачу, которая не давала бы заскучать, и в то же время не отвлекала от дела. Его выбор остановился на документальном фильме про людей, борющихся за права секс меньшинств. Эта тема совершенно не цепляла Гришу, а посему, подходила идеально.

Посидев с пару минут, почти не двигаясь, он немигающим взглядом смотрел на выгнутый экран старого телевизора. Он готовился к тому, что собирался сделать, настраивался на нужный лад. Точно так же он сидел полгода назад над трупом своего отца, перед тем, как попробовать его на вкус. После ночи убийства, он, не придумав ничего лучше просто пошел на работу, оставив Федора лежать на полу. Всю смену он думал о том, как поступить дальше. В полицию звонить он точно не собирался, а прятать труп - затея сложная, трудоемкая. Концентрируясь на проблеме, он будто в трансе дожил до обеда, затем пошел в заводскую столовую, где к нему в голову и пришла грязная мысль. Глядя на то, как толстая повариха насыпает в его тарелку пюре, а сверху кладет биток, он понял, что хочет попробовать человека. Это было странно, неожиданно и как-то... естественно. Несмотря на то, что раньше он никогда не задумывался на подобные темы, мысль о том, чтобы съесть другого человека совсем не показалась ему отвратительной или неправильной. Будто она всегда была где-то внутри него, дремала, выжидая подходящего часа. И этот час настал. Вернувшись со смены домой, Гриша, недолго думая, отрезал от своего отца кусок и съел. Без всяческих приготовлений, без парки, жарки и приправ. Вот так просто взял нож, срезал с бедра кусок мышцы, прожевал его и глотнул.

Сперва он почти ничего не почувствовал. Мясо было таким, каким он и ожидал, холодным, жестким и совсем не вкусным. Оно комком застряло где-то в горле, отказываясь опускаться ниже. А потом... Потом в Грише что-то сдвинулось с места. И это был не пережеванный кусок отца. Нет. На короткий миг, на долю секунды мир вокруг вдруг приобрел краски. Он стал правильным и логичным. Пронзительное понимание бессмысленности всего и вся отступило. Впервые за долгие годы, за десятилетия, оно исчезло, дав Грише вздохнуть полной грудью. А потом все вернулось в "норму". Словно ничего и не было. Никакого облегчения, никакого смысла, только короткий приступ эйфории больше похожий на простую галлюцинацию. Потом он побежал в туалет, где его стошнило.

Откинувшись в кресле и отогнав неприятное воспоминание, Гриша взял с подноса правую кисть Никиты Разумкова. Положив ее в миску срезом вниз, на тот случай, если кровь вытекла не вся, он начал делать надрез у основания большого пальца. Пройдясь ножом по центру ладони, он довел разрез до среднего пальца и остановился. Опыта в работе с кожей у него не было, от чего приходилось действовать осторожно. Он не знал наверняка откуда, но в нем была четкая уверенность в том, что для того, чтобы все прошло гладко, нужно сохранить как можно больше исходного материала.

По телевизору женщина с грубыми мужскими чертами лица рассказывала о том, как неуважительно к ней относятся окружающие.

Гриша срезал кожу с ладони лоскутами, медленно и кропотливо отскабливая ее от жира и остатков крови. С пальцев - стягивал уверенными рывками, будто выдергивал креветку из панциря. Спустя пол часа, он закончил с правой кистью, он принялся за левую. К тому моменту, когда кожа обеих ладоней Никиты Разумкова была аккуратно выложена на подносе в виде своеобразных схем, документальный фильм кончился и по телевизору крутили повтор старой передачи про ловцов крабов. Грише это показалось забавным, потому что у "голых" кистей в миске было определенное сходство с членистоногими, копошившимися в клетках-ловушках. Пронаблюдав пару минут за тем, как замерзшие и измотанные матросы борются со стихией в попытке заработать себе на пропитание, Гриша включил звук на телевизоре погромче, на тот случай, если он не выдержит и закричит.

Наступило время для самого главного.

Решив начать с левой руки, пока правая еще была способна на мелкую моторику, он поочередно натянул пустые кожаные пальцы Никиты Разумкова на свои собственные. С большим возникли проблемы, он никак не хотел налезать и все время сползал, но Гриша, повозившись немного, решил вопрос кардинально - сделал надрез у основания. Затем, он приложил первый лоскут кожи к своей ладони, взял заготовленную заранее нитку с иголкой и начал пришивать его к себе. Борясь с дрожью в пальцах, превозмогая боль, он пришивал поверх своей ладони части ладони Никиты Разумкова. Кровь тонкими струйками сочилась из проколов по запястью, пропитывала рукав рубашки, капала на старые не глаженные брюки, оставляя неотстирываемые пятна.

Григорий Титов ел своего отца на протяжении недели. Он сгрузил его тело в ванну, обсыпал солью и периодически отрезал от него куски. Четырехглавая мышца, двуглавая, грудная, широчайшая мышца спины. Гриша узнал эти названия из учебника по бодибилдингу. Он пробовал мышцы по очереди, системно, желая понять, какая из них даст больше того самого ощущения наполненности, осмысленности и правильности. Какой кусок человечины навсегда избавит его от навязчивой мысли о том, что все вокруг - дешевая пьеса с второсортными актерами, лишь притворяющимися людьми. И каждый раз ему удавалось прикоснуться к этому заветному свету всего на миг, который тут же превращался в рвотный позыв.

Но Гриша не сдавался, он был уверен в том, что в конце концов отыщет нужный фрагмент головоломки, когда-то давно выпавший из его души. Испробовав все, до чего мог добраться снаружи, он вскрыл живот Федора. Печень и селезенка по эффекту были схожи с мышцами руки, хотя длился он немного дольше. Незначительно дольше. Зато сердце... сердце было гораздо лучше всего, опробованного ранее. Гриша "ловил кайф" целых полтора часа, пока не обнаружил себя лежащим на полу и рыдающим как младенец. А затем пришли последствия, его опять стошнило.

Сидя на кафельном полу в туалете, Гриша знал, что уже очень близок к разгадке. Он представлял себе, что его тело отвергает грязные органы, хотя и получает от них некую пользу. А это значило, что где-то все же есть тот самый чистый, идеальный плод. Нужно было лишь продолжать искать. И, к слову, много времени это не заняло. Сразу после сердца Гриша отважился съесть мозг. Первая трепанация тоже запомнилась ему хорошо, хотя вспоминать о ней он почти никогда не хотел. От неумения и неопытности все вышло грязно, неаккуратно, с кучей ошибок. Осколки раздробленного черепа попали в мозг и их пришлось тщательно выбирать, чтобы ненароком не проглотить. Совсем как с яичницей, в которую нечаянно уронил скорлупу, только гораздо, гораздо хуже. Но, несмотря на все препятствия и неудачи, Гриша, наконец, получил то, к чему стремился. Проглотив кусочек отцовского мозга, он, вместе с этим, поглотил и частичку самой его сути. Одна бесполезная затычка пожрала другую бесполезную затычку и стала чуть менее бесполезной и незначительной, чем была. К всепоглощающему нолю в душе Гриши добавился нолик поменьше. По правилам математики вместе они все еще были ничем, но сам факт того, что это ничто увеличилось в размерах, создавал иллюзию изменений. А это все, что было нужно. К тому же, полностью съев мозг своего отца, Гриша стал чуточку сильнее и здоровее. Он заметил это, когда захотел отпраздновать маленькую победу чекушкой дешевой водки. Его печень, убитая длительными злоупотреблениями, вдруг неожиданно хорошо справилась с поступившей в нее новой порцией алкоголя. Это, конечно, не ахти какой прирост мощности, но все же.

С той поры Григорий Титов решил для себя одну очень важную вещь, он сделал вывод, который казался ему совершенно логичным и верным. Если весь мир - дешевая пьеса и он только что съел актера массовки, то что будет, когда он попробует второстепенного персонажа? И каким на вкус окажется главный герой?

Скорее всего, подобная логика, да и направление мысли в целом, покажется многим отвратительным, нездоровым, и эти многие будут иметь полное право так считать. Более того, психиатры появись у них в распоряжении такой человек, как Гриша, с легкостью бы различили в его поведении признаки нескольких серьезных психических расстройств, вызванных давней травмой головы. А значит, все его мироощущение с этими "затычками", миром-пьесой и поглощением других персонажей для приобретения их силы, лишь плод больной фантазии, симптом и ничего более. Вот только у Гриши были аргументы, подтверждавшие его правоту. Железобетонные аргументы.

За полгода он успел убить и попробовать семнадцать человек, включая отца. Все они, к его сожалению, были обычными "затычками", статистами, то там то тут мелькавшими на обочине жизни. Он отлавливал их в парке и уводил в лесопосадку, откуда возвращался всегда один. И всегда чуточку сильнее и здоровее, чем раньше. Сперва ему приходилось оглушать своих жертв или заманивать их обманом в укромное место, но со временем, с каждым съеденным мозгом в нем выработалось нечто, какая-то черта, которая вселяла в обычных людей чувство первобытного страха, подавляла их волю, заставляла их слушаться и повиноваться. "Харизма Дьявола" - так он ее называл про себя. Она действовала не на всех, только на совсем слабых духом, но этого было вполне достаточно, чтобы продолжать поиски заветного второстепенного персонажа.

Когда Гриша закончил шить на улице уже было темно. Он сидел на кресле и смотрел на свои окровавленные руки. Лоскуты кожи, прихваченные к ним грубыми стежками, были похожи на перчатки, сшитые самым бездарным портным в мире. Множество неровных швов, складки то там, то тут. Работа, далекая от идеала. Но Гриша гордился ей. Он сам не мог объяснить себе, почему, но по какой-то странной причине, он был полностью уверен в том, что сделал все правильно. Некий инстинкт диктовал ему, что все ровно так, как и должно было быть. Теперь оставалось только ждать.

Измотанный болью, Гриша медленно положил свои ладони на колени, как мог расслабился и направил внимание на телевизор, ведь настоящая магия происходит, когда никто не смотрит. И он не смотрел. Он закрыл глаза и слушал, как какие-то очередные ловцы удачи моют речной песок в поисках золота. Он полностью погрузился в передачу, в свои мысли, изо всех сил старался не думать о нитках, неприятно трущихся об раны. Он уснул сидя на кресле перед телевизором, а когда проснулся, обнаружил, что никаких швов и ниток больше нет. Никакой лишней кожи и крови. Словно весь прошлый вечер был лишь страшным сном. И только бурые пятна на рукавах и штанинах служили доказательством того, что все было на самом деле.

Гриша поднес свои ладони к свету. Это были чужие ладони. Вернее, они были одновременно и его, и Никиты Разумкова, фокусника из парка. Гриша пошевелил пальцами, сжал и разжал кулаки. Суставы прекрасно гнулись, сухожилия работали как надо, даже лучше прежнего. Сделав пару движений, он понял, что его новые пальцы более ловкие и гибкие, а кожа на них не такая грубая. Это резонно, ведь парень из парка никогда не варил железо под солнцепеком и на морозе. Он тренировался, чтобы показывать фокусы с картами, вот откуда такая ловкость и растяжка.

Гриша фокусов с картами не знал, да и самих карт у него дома не было. Зато у него под рукой была куча предметов, с которыми он мог поэкспериментировать. Быстро пробежавшись взглядом по бардаку на подносе, он остановил свой выбор на пульте от телевизора. Гриша взял его, повертел в руках, потом сделал артистичный жест и пульт исчез, испарился без следа. Удивленный собственным представлением, он посмотрел на свои новые ладони, потом на рукава, проверил карманы брюк, щели между сидением и подлокотниками. Пульта нигде не было. Тогда Гриша задумчиво хмыкнул, потер ладони, словно разминаясь, и провел рукой над подносом. Как по волшебству телевизионный пульт появился между неиспользованными ножницами и коробкой со швейными принадлежностями.

"Вот так фокус" - подумал Гриша и улыбнулся.

5 Два Кирилла

Как-то раз ночью два Кирилла поехали на рыбалку. Они сделали все дела по дому, которые уже давно просили их сделать жены. Уложили спать детей. Взяли удочки, крючки, приманку и, что самое главное в ловле рыбы - водку. Сели на велосипеды и поехали на городское водохранилище. План был прост - устроиться на берегу, выпить немного, поговорить о наболевшем, ну и порыбачить, естественно. И все это, желательно, с чувством, с толком, с расстановкой. До самого утра. Одним словом, отдых для души и тела.

- Вон, смотри, - первый Кирилл показал фонариком на небольшой изгиб берега, над которым массивной кроной нависал дуб. - Вроде хорошее.

- Ага, - кивнул второй Кирилл. - Главное, чтобы клев был. А не как в прошлый раз.

- Ой, ну начинается. Будто это я виноват.

- Ну а кто еще? Я, что ли?

Они облокотили велосипеды о ствол дуба и начали готовить берег к ночевке. Второй Кирилл снял с багажника пару раскладных походных стульев, а первый - вытащил из сетки, прикрепленной к рулю, пакет с водкой и закуской. Жена, задобренная выполненными домашними обязанностями, благословила его нарезанным хлебом, колбасой, щедрым пучком зеленого лука, и пирожками с капустой. Удочки, как водится, они сняли с велосипедов в последнюю очередь.

- Как думаешь, завтра дождь будет? - спросил первый Кирилл. Он сидел на стульчике, с расстеленной на коленях газетой и выкладывал колбасу на куски хлеба.

- Скорее всего, - ответил второй Кирилл откуда-то из-за дуба. Он бродил с фонариком по окрестностям в поисках дерева для будущего костра. - В газете прогноз был, что послезавтра, но я им не верю, синоптикам этим.

- Ты погоду в газете смотришь? - удивился первый Кирилл.

- Да, а что? Это странно?

- Немного. Сейчас у всех телефоны погоду показывают.

- Ну, вот и смотри тогда в своем телефоне. Чего ко мне пристал?

- Я просто хотел разговор поддержать...

- У меня же телефон кнопочный, - второй Кирилл вернулся к берегу с охапкой сухих веток и бросил их между водой и стульями, - он погоду не показывает.

- Кнопочный? - первый Кирилл посмотрел на друга, нахмурившись. - А, ну да. Чет я сегодня весь день туплю.

Он бережно отложил газетку с бутербродами на землю рядом, затем хлопнул в ладоши и потер их в нетерпении.

- Ну что, Кирюха, по одной? Для разминочки.

- Да погоди ты. Успеем еще... Дай костер хоть разжечь.

Второй Кирилл покопался в кармане штанов, достал оттуда пачку сигарет, коробок спичек и сел рядом с другом. Подкурив, он скомкал лишний лист газеты, подпихнул под ветки и поджег. Огонь разгорелся быстро, что не могло не радовать.

- А вот теперь - давай, - убедившись, что костер тухнуть в ближайшее время не собирается, сказал второй Кирилл. Первый тут же извлек из пакета с едой походные раскладные стаканчики и налил в них водки. Мужики, вооружившись свежесварганенными бутербродами, выпили, закусили и немного расслабились.

- А вот хорошо, все-таки, здесь, да? - задумчиво протянул второй Кирилл. Он готовил свою удочку, попутно глядя на спокойную гладь воды. Как отблески костра скачут по ней, извиваясь и трепеща.

- Ага, - протянул в ответ первый Кирилл. Он тоже возился с удочкой, но удавалось ему это куда хуже. - Если бы не комары, было бы вообще зашибись...

Выпив еще по одной, мужики отыскали в охапке веток две подходящих рогульки, воткнули их в землю у самого берега, затем, закинув крючки в воду, оперли на рогульки удочки и вернулись к костру.

- Слушай, а ты на Ивана Купала что думаешь? - спросил первый Кирилл.

- Пока еще ничего, - ответил второй. - А что?

- Да вот, думал, может, семьями соберемся? Мотнемся куда-нибудь на шашлыки.

- Может и соберемся. Только моя тебя в последнее время что-то не очень...

- В каком смысле?

- Ну, она говорит, что ты на меня плохо влияешь.

- Что значит, плохо влияю? Мы же не в детсаде, чтобы влиять друг на друга.

- Ой, - второй Кирилл махнул рукой и откусил большой кусок пирожка. - Разве ж ей что объяснишь? Своей головы не приставишь, сам знаешь.

- И то верно... Ну, ладно. Все равно еще две недели. Поживем - увидим.

Они выпили еще, перетащили стульчики ближе к удочкам, уселись поудобнее и на какое-то время погрузились в молчание. Это был один из тех моментов, когда двое мужчин просто наслаждались тишиной и спокойствием окружавшей их природы. Минуты равновесия в их сумбурных жизнях. Бесценные, редкие минуты.

- О, смотри, - вдруг второй Кирилл показал куда-то в сторону, - какая коряга прикольная.

- Где? - слегка наклонился первый.

- Да вон там, по берегу, за кустами сразу.

- За кустами? Я так далеко не вижу. Темно же.

- Эх ты... Вот тебе и офисный работник. Жопа в тепле, зато глаза не видят.

- Да ну тебя... - слегка обиженно ответил первый. - И корягу твою тоже...

Так уж вышло, что два Кирилла познакомились через своих жен. Они обе работали конструкторами на одном из местных заводов. Кириллы пару раз видели друг друга на разных корпоративах, куда жены их таскали, но никогда толком не разговаривали. Так, перекидывались парой слов из вежливости и разбредались по разным углам. Но на праздновании нового 2018 года оба хорошенько напились и разговорились. С тех пор их дружба только крепла. И с тех самых пор не проходило и встречи, когда второй Кирилл не подкалывал бы первого на тему работы. Все дело в том, что первый Кирилл по призванию был бухгалтером, и у второго это никак не укладывалось в голове. Как так, мужик и бухгалтер? Какие только колкости он не отпускал по этому поводу, но самой любимой была - называть друга Надеждой Павловной из бухгалтерии. К слову, второй Кирилл работал на том же заводе, но в цеху, сварщиком.

- Очки купить себе не думал? - второй Кирилл щелчком запустил бычок в воду.

- Вот не поверишь, но думал. Только ты же сам знаешь, как оно. Пока жареный петух не клюнет, не соберусь.

- Ну, так в интернете закажи. Ты же у нас весь в компьютерах по уши.

- Та не, это так не работает.

- Чего? Вроде сейчас любую фигню через интернет заказать можно.

- Можно-то можно, только я же не знаю, что заказывать. Это сначала к глазнику нужно сходить, а уже потом... А к глазнику - муторно. В поликлинике очередь на полгода вперед, а у частников - жаба давит осмотр проходить. Слышал, они там сразу же на месте очки впарить пытаются по конской цене, а я же такой человек, что не откажусь. И куда мне их потом девать?

- Как куда? - второй Кирилл снова посмотрел в сторону кустов. - На голове носить. Как все нормальные люди. Нет, ну ты посмотри, реально коряга интересная. Так на рога похожа...

- Хочешь домой забрать?

- Я если домой утром пьяный завалюсь с рогами, меня жена на порог не пустит.

- Муж с рогами - это символично, - первый Кирилл хмыкнул. Второй тоже. - А если серьезно, то почему нет? Ты же мастеровитый. Отполируешь их, лаком вскроешь и будут у тебя почти настоящие рога дома. А можно и в интернете их продать. С этим я тебе помогу, если что.

- Не, дома я их вешать точно не буду. Это тупо. А вот продать... Думаешь, купят?

- Не знаю. Смотря как сделаешь. Но вообще, там и не такое продают. Видел как-то на ютубе, как один мужик диорамы делает про войну.

- Диорамы? - переспросил второй Кирилл.

- Да, это такие инсталляции настольные, - объяснил первый.

- Понятнее не стало...

- Короче, не важно. Он из эпоксидки такие вещи выливает, будь здоров. Особенно вода у него хорошо получается, реалистично. Как настоящая.

- Ну и что?

- А то, что он потом эти свои диорамы за бешеные бабки продает. Ну, по нашим меркам бешеные.

- Даже так? - второй Кирилл поерзал на стульчике и покосился в сторону коряги. - И насколько эти твои бабки бешеные?

- Ну, - первый Кирилл откусил кусок пирожка, прожевал его и глотнул, - в среднем тысячи две.

- Американских?

- Ага.

- За эпоксидку?

- Ага.

Второй Кирилл опять посмотрел на корягу, напоминавшую оленьи рога, на этот раз прикидывая, что можно было бы из нее сделать такого, что потянуло бы на две тысячи Американских денег.

- Может тогда реально сходить и забрать ее?

- А я что говорю? Тащи ее сюда, хоть посмотрим поближе.

Второй Кирилл кивнул, поднялся и собрался было пойти за корягой, как первый остановил его.

- Только давай сначала по маленькой, а то комары едят, - он демонстративно хлопнул себя ладошкой по шее, якобы прибив насекомое.

Второй Кирилл кивнул, они выпили еще по одной, и он пошел вдоль берега, оставив друга караулить удочки. Первый Кирилл проводил его взглядом, потом отвернулся к воде и принялся мурлыкать себе под нос мотив, пришедший ему в голову.

Первый Кирилл был музыкальным с самого детства. Различные мелодии возникали у него в голове сколько он себя помнил. В основном это были песни, которые он когда-либо слышал, но иногда выходили и совершенно новые, уникальные мотивы, хотя сам он этого никогда не осознавал. Мать Кирилла заметила склонность к музыке у своего сына раньше всех и как порядочная комсомолка тут же отдала его в музыкальную школу. Именно там, еще совсем юному, ему и отбили всякое желание идти по пути артиста. Кирилл вырос, устроился бухгалтером на завод, обзавелся женой, а потом и дочкой. Казалось бы, перспектива стать музыкантом окончательно забыта, но, несмотря на все это, привычка мурлыкать под нос мотивчики, продолжавшие возникать в голове, все равно никуда не делась. Мы есть - кто мы есть.

Громкий всплеск воды выдернул первого Кирилла из водоворота хмельных мыслей, уносившего его все дальше от реальности. Он вздрогнул, часто заморгал и посмотрел на удочки с легким страхом того, что прозевал момент клева. С удочками все было в порядке. Тогда он повернулся в сторону кустов, за которыми скрылся второй Кирилл.

- Ты чего там? - он спросил громко, не боясь распугать рыбу. Ответа не последовало. - Кирюха, ты где потерялся?

И снова ничего. Первый Кирилл нахмурился. "Может он упал в воду, пытаясь достать корягу? - подумал он. - Это было бы смешно. Хотя мы же уже на подпитку. Так уже не смешно... Нужно пойти проверить".

Он встал со стульчика, понял, что от неудобной позы затекли ноги и тут же сел обратно. Вторая попытка вышла у него гораздо лучше. Выудив нетрезвыми пальцами из кармана мобильный телефон, он включил на нем фонарик и пошел вдоль берега туда, куда несколько минут назад ушел его друг. Берег водохранилища порос травой, высокими сорняками и колючим кустарником. Первый Кирилл, освещая путь слабым светом вспышки мобильного, обогнул кусты и вышел на изгиб берега, где по его прикидке второй Кирилл увидел корягу. И оказался прав. Извилистая ветка действительно торчала из воды в полуметре от суши. И она действительно была очень похожа на оленьи рога. Такой же симметричный узор, такие же слегка затупленные концы. На миг первому Кириллу показалось, что это была вовсе не плавучая ветка, а самые настоящие рога. Он посветил на них фонариком. Луч света овальным пятном упал на корягу, и Кирилл увидел, что вода вокруг нее волнуется, почти бурлит. Он подошел ближе, вытянул шею. Носки его ботинок почти коснулись воды. И тут он понял... Его посаженные офисной работой глаза, наконец, увидели нужные подробности.

Это была не коряга. Это была не ветка, не плавун, не кусок дерева, который можно было бы вскрыть лаком и продать в интернете любителю подобных поделок. Это были настоящие, самые что ни на есть рога. Ветвистые, прочные оленьи рога. И, к ужасу первого Кирилла, росли они не из оленя, а из огромной жабы, прятавшейся на мелководье у берега городского водохранилища. А вода волновалась вокруг нее от того, что под массивными лапами этой жабы барахтался в жалкой попытке вынырнуть на поверхность второй Кирилл.

Первый Кирилл отступил на пару шагов назад и испуганно вскрикнул. Он не знал, как поступить, растерялся. Рука с телефоном опустилась и луч фонарика уперся в землю. Тем временем рога, торчавшие из воды, колыхнулись. На поверхности показалась широкая жабья морда и уставилась тупыми круглыми глазами на Кирилла. Жаба раскрыла бездонную пасть и издала странный громкий звук, некую смесь детского плача с собачьим воем. Протяжный и жалобный, но одновременно с этим ужасающий, он заставил первого Кирилла сжаться под своим натиском, а затем побежать. Побежать быстро, сломя голову, без оглядки и сожалений.

Первый Кирилл позабыл обо всем на свете. О костре, удочках, водке с закуской, оставшихся на берегу, под размашистой кроной дуба. О диорамах из эпоксидки и прогнозах погоды в газете. Спотыкаясь и падая, он летел между деревьями, всем сердцем надеясь на то, что рогатая жаба не скачет за ним следом. Обернуться он не решался. Думал, что если сделает это, то чудище, что забрало его друга, тут же утянет под воду и его самого.

Чудом не заблудившись, первый Кирилл выбежал к дороге, по которой они приехали к водохранилищу. Остановившись прямо посреди асфальта, он согнулся пополам и заливисто раскашлялся. Бухгалтерская жизнь совсем отучила его бегать. Уняв приступ кашля и как следует отдышавшись, первый Кирилл огляделся по сторонам. Вокруг не было ни души. Редкие любители покупаться в не совсем чистом водохранилище давным-давно разъехались по домам, кто на автобусах, кто на своих автомобилях, а другие ночные рыбаки сидели на рыбных местах в ожидании клева. Возможно, где-то в отдаленном укромном уголке еще отдыхала компания молодежи, решившая устроить вылазку на природу и расслабиться - почилить, как это принято сейчас называть - но это было не важно. А важно было то, что никто из них сейчас не придет на помощь первому и, взглянем правде в глаза, уже единственному Кириллу.

Собравшись с мыслями и окончательно осознав, что именно произошло, Кирилл набрал на все еще светившем фонариком телефоне короткий номер и позвонил в полицию.

***

Маша сидела за рулем патрульного "Приуса" и задумчиво ела банан. Она жевала медленно, тщательно, уставившись куда-то вперед и думая о чем-то своем. Тем временем Рома, воткнув в ухо наушник, смотрел что-то на своем телефоне и периодически хихикал.

- Чего ты там такое смотришь? - Маша смерила взглядом съеденный наполовину банан и повернулась к напарнику.

- А? - тот поставил на паузу и вытащил наушник.

- Я говорю, чего ты там такое смотришь, что так ржешь?

- А... "Южный Парк". Там серия про то, как мужик баб мутузит.

- Не поняла?... - Маша удивленно вскинула брови.

- Ну, там пародия на какую-то знаменитость ихнюю, американскую. Здоровенный качок такой, который объявил, что он теперь женщина и пошел в женские бои без правил, баб мутузить.

Маша помолчала пару секунд, переваривая полученную информацию, после чего отправила остатки банана в рот, приоткрыла водительскую дверь и выкинула кожуру на асфальт.

- Ну, ты чего? - возмутился Рома. - До урны лень дойти?

- Ой, - отмахнулась она, - не начинай. Это же не пакет. Само переработается.

- Вот накатают на тебя жалобу, будешь потом вспоминать этот банан всю жизнь...

- Кто накатает? Ночь на дворе, мы в пригороде. Все по домам спят.

- Да мало ли? Сейчас, вон, народ такой, что ему только повод дай. Что не день то жалоба...

Вдруг полицейский планшет мигнул и на экране высветилось сообщение от диспетчера. Рома отложил телефон и прочитал вслух: - Улица Дубовая, 22 - 26. Нападение дикого животного.

- Это вообще где? - спросила Маша, заводя автомобиль.

- Да хрен его знает, - пожал плечами Рома. - Сейчас глянем... Ого! Это возле водохранилища. Прямо вдоль него идет.

- И что, ближе экипажей не нашлось?

- Не нашлось, раз нас направили.

- Еще и нападение животного... - Маша тяжело вздохнула.

- Ну а чего? Раньше мы оленей фигуральных арестовывали, а теперь реального, - Рома широко улыбнулся.

Маша - нет.

***

Дудку разбудил мобильный.

Потратив добрую половину утра на разборки с ритуальной службой, Степа, за неимением новых вызовов, отправил Петю домой, а сам завалился отсыпаться. Но - и это случалось с ним постоянно - сон никогда не приходит, если его ждать. Безуспешно провалявшись на кровати почти до четырех часов, раздраженный Дудка решил, что полезнее будет потратить время на что-нибудь отличное от пролеживания боков. Остаток дня он блуждал в интернете в поисках хоть какой-нибудь информации о часах, что достались ему от предшественника. Но и здесь его ждала неудача. Не зная ни фирмы, ни страны производства, шансы найти нужное стремились к нолю. Конечно, раз сами часы предположительно являлись магическим предметом, то достоверной информации в интернете о них быть не могло, но Дудка хотел верить, что сместившаяся стрелка на маленьком циферблате всего лишь сломанный старый механизм. И еще, он был в плохих отношениях с "ларечницей", от чего старался избегать лишних контактов с ней.

Так, не преуспев ни в делах дневного сна, ни в добыче информации, Дудка отправился спать, как все нормальные люди, ночью. И ему на этот раз даже удалось уснуть, не ворочаясь в постели с пару часов. Но сон его хоть и был сладок, длился совсем недолго. Его прервало противное пиликанье. Старый кнопочный мобильник, лежавший на тумбочке, у изголовья кровати, выдал восьмибитную пародию на собачий вальс.

Дудка недовольно простонал в подушку, затем поднес телефон к лицу. Тусклый свет осветил его превратившиеся в узкие щели глаза.

- Почти двенадцать... - прохрипел Дудка, приложил телефон к уху и ответил уже более бодро: - Слушаю.

Из динамика донесся знакомый голос. Он слышал этот голос совсем недавно. Вроде как он принадлежал тому полицейскому, который звонил ему вчера. Тот говорил спокойно, не сбиваясь, что обычно бывало редко. Люди, при встречах с феноменами сверхъестественной природы, как правило, волновались, часто запинались, спешили выговориться. Этот же старался сохранять спокойствие, хоть и давалось ему это явно с трудом.

Человек на том конце пытался объяснить произошедшее.

- Слушай, - перебил его Дудка на полуслове, - а это не ты вчера по поводу сатаниста звонил?

- Я, - после запинки ответил собеседник. - А что?

- Да так, ничего... - он сел на край кровати и потер ладонью лицо. - Обычно мне по два раза подряд одни и те же люди не звонят. Везучий ты значит на эти дела. Или не везучий... Смотря, как посмотреть... Тебя как зовут?

- Рома, - ответил собеседник.

- Ну что ж, Рома, я спросонья все прослушал, что ты говорил. Так что, давай-ка ты с начала начнешь, а я попытаюсь не уснуть. Хорошо?

И Рома, за неимением других вариантов, начал сначала.

***

Петя вел "Волгу" по ориентирам, которые дали полицейские. Сам он на водохранилище был всего раз, в студенческие годы. Он тогда ухаживал за одной симпатичной девушкой из своего потока, и она в знак взаимности пригласила его провести день на пляже. Дорогу он в тот раз, само собой, не запомнил, потому как ехали они на автобусе, и все его внимание было посвящено девушке. К слову, с ней у Пети все кончилось плохо, как и с институтом.

- Где они сказали поворот будет? - он поправил очки на носу, вглядываясь в изгибы дороги.

- Какой поворот? - сонный Дудка почти дремал, съежившись на пассажирском сидении и сложив руки на груди.

- Ну на Дубовую эту... Не видно же ни черта. Еще и асфальт весь весной смыло...

- Мигалки ищи, не ошибешься.

Как всегда, Дудка оказался прав. Проехав еще пару сотен метров, Петя увидел вдалеке среди деревьев свет полицейских мигалок и свернул в их сторону. Фары "Волги" осветили патрульный "Приус" у которого на обочине стояли двое полицейских и мужчина, издалека походивший на неопытного рыбака.

Петя остановил автомобиль сразу за патрульным.

- Только давай не как в прошлый раз, - прошипел Рома напарнице.

- А что было в прошлый раз? - с легкой ноткой возмущения спросила Маша.

- На руку его пялилась, вот что.

- Ну не знаю, он вроде как нормально отреагировал...

Из "Волги" первым вышел Дудка. Он поморщился при виде ярко мигавших проблесковых маячков и сладко зевнул. Затем из автомобиля выбрался Петя. Выглядел он гораздо лучше своего учителя. Будучи новичком в профессии, он пока еще не испытывал больших проблем со сном. К тому же, его спасала приобретенная в армии способность быстро засыпать даже в самых неудобных позах. Однажды он умудрился проспать целых полтора часа, пока "стоял на тумбочке".

- Это ты Рома? - Дудка подошел к полицейским и протянул здоровую руку.

- Да, - Рома пожал ее.

Маша выдавила из себя короткую улыбку, а ее взгляд снова предательски остановился на одиноком мизинце. Дудка понял это сразу же. Он такие ловил ежедневно и не по одному за раз.

- Чего? - он поднес правую ладонь к лицу, изобразил удивление, а затем выкрикнул Пете, стоявшему слегка позади: - Ой! Петя, а пальцы-то я дома забыл!

- Не смешно, - монотонно пробубнил тот в ответ.

- Ну и ладно... - Дудка повернулся обратно к полицейским. - Он у меня в вопросах юмора пока еще слабоват.

- Это кто еще слабоват, - буркнул Петя.

- Там вообще-то человека убивают, - вмешался в разговор рыбак.

- А это кто? - Дудка выглянул из-за плеча Ромы и смерил мужика взглядом.

- Кирилл Шац, - ответил за рыбака полицейский. - Это он нас вызвал.

- Понятно. Кирилл Шац, вы не против рассказать моему товарищу, что же здесь приключилось? - сам Дудка в общих чертах понимал суть проблемы. Ему ее описали по телефону. Просто посчитал, что это будет полезный опыт для Пети.

- А что тут рассказывать? - рыбак развел руками. - Там на берегу жаба рогатая сидит. Она Кирюху под воду утащила!

- Не понял? Кирюху? - Дудка изогнул бровь.

- Ну да, друга моего. Мы тезки.

- Интересно. И как же выглядела эта рогатая жаба?

- Как-как... вот так и выглядела. Глаза круглые, рога во! - мужик приложил ладони к макушке и изогнул пальцы, изображая оленьи рога. - Здоровенная как лось!

- А лап у жабы твоей сколько было, случайно не заметил?

- Лап? Нет, не заметил. Да и хрен с ними, с лапами! Кирюхе лучше помогите. Утопит ведь!

- Ты, Шац, главное, не нервничай. Твой друг на свидании с жабой уже как минимум минут сорок. Его за это время уже раза три утопили, точно. Ну, - Дудка повернулся к Пете, - что скажешь?

- А чего тут говорить? - недовольно ответил тот. - На рыбалке надо рыбу ловить, а не водку. Бухой он, вот и все. Тезка его в воду упал и утонул, а этот белку схватил. Несет теперь чушь всякую про рогатых жаб.

- Идея хорошая, Петя, но, боюсь, у Ромы есть веские контраргументы.

- Есть, - подтвердил полицейский. - Мы бы вам из-за простой пьянки звонить не стали. Я первым делом сам на берег сходил, чтобы проверить, что там.

- И? - протянул Дудка в предвкушении.

- И рогатая жаба настоящая, - выдохнул Рома.

- Да? - удивился Петя.

- Да. Я оставил Машу с потерпевшим, а сам пошел на берег, искать утопленника. Тоже как вы думал, что очередные пьяные купальщики. Костер их нашел, удочки. А потом, когда по указаниям вдоль берега прошелся, наткнулся на нее... - Рома запнулся. Он явно был впечатлен увиденным, но старался не подавать виду. - Огромная рогатая жаба сидела прямо у воды, в кустах.

- Так, а дальше? - Дудка слегка надавил голосом, чтобы подтолкнуть полицейского на подробности.

- Я на нее с дуру фонариком посветил, а она глаза как выпучит, как заорет...

- Ты тоже слышал? - слегка оживился Кирилл. - Будто ребенок плачет.

- Да, - кивнул Рома. - Похоже было на детский плач. Аж мурашки по спине. Ну, я на рожон лезть не стал, к машине вернулся и сразу вам позвонил. Это же по вашей части? - спросил он уже без уверенности.

- А это нам сейчас Петя скажет. Да, Петя? - Дудка повернулся к ученику.

- А что я? - тот только развел руками.

- Да ничего... Двоечник ты, вот что. Но, хотя в этот раз твое незнание простительно. Скажи спасибо, что я весь такой эрудированный и информационно подкованный. И красивый тоже. Ладно, иди за сумкой и шлем прихвати. Вечер обещает быть познавательным. Значит так, - он обратился к полицейским, - мы сейчас пойдем работать, а вы оставайтесь здесь. Составляйте протокол о несчастном случае на водоеме.

- О несчастном случае? - Кирилл все еще никак не мог осознать тот факт, что его друга больше нет.

- Да, - Дудка опять зевнул. - Официальная версия - утопление в состоянии алкогольного опьянения. Ты, конечно, можешь друзьям своим потом рассказывать что хочешь, но вряд ли кто-то поверит в историю про рогатых жаб.

- Я готов, - буркнул вернувшийся с сумкой Петя, застегнув на подбородке лямку велосипедного шлема.

***

В отсутствии тропинок Пете и Дудке приходилось продираться сквозь лесополосу, окружавшую водохранилище, наугад. В темноте держать направление, заданное полицейским, удавалось с большим трудом. До определенного момента Дудка пользовался проблесковыми маячками, как ориентиром, пока они окончательно не скрылись из виду.

- Может фонарик? - спросил Петя, когда в очередной раз угодил ногой в колдобину и чуть не упал.

- Ни в коем случае, - ответил Дудка, осторожно прощупывая путь носком ботинка. - Тебе же сказали, что жаба на свет бурно реагирует. Мы же не хотим, чтобы она нашла нас раньше, чем мы ее?

- Так, а что это вообще за херабора такая?

- Правильно не херабора, Петя, а Букавац.

- Кто? - Петя повернулся к Дудке, от чего чуть не получил веткой в глаз.

- Букавац. Он же водяной бык. Хотя, по сути это огромная жаба с шестью лапами и оленьими рогами. Не удивительно, что ты о нем ничего не знаешь. Очень редкая дрянь. Мифы о нем были только у сербов и, если не ошибаюсь, хорватов. По приданиям Бакувац обитает в закрытых водоемах и по ночам подходит к берегу, чтобы поймать неосторожного одинокого рыбака. Жертв своих Букавац давит или душит. Хотя, этот момент требует уточнения, раз он Кирюху нашего под воду утащил.

- Сербский водяной бык... - протянул задумчиво Петя. - И чего он в наших краях забыл?

- Это хороший вопрос, - Дудка остановился и всмотрелся в кусты, росшие впереди. - Очень хороший вопрос, Петя. Миф про Букаваца строго локальный. В других странах никаких сказаний об этом существе не имеется. Почему? Я не знаю, но ты всегда можешь спросить у него самого, - он показал мизинцем в сторону показавшегося впереди берега. Там, почти у самой воды, между двумя развесистыми кустами сидела огромная, размером с осла, жаба. На ее круглой тупоносой голове красовались ветвистые оленьи рога, а под шестью массивными лапами на земле лежал мертвый второй Кирилл.

Дудка пригнулся и жестом приказал Пете поступить так же. Они оба замерли, разглядывая существо. В тусклом свете мелькнувшей между облаками луны блеснула скользкая бугристая кожа, покрытая бородавками и рытвинами. Шары глаз медленно вращались в орбитах то открываясь, то закрываясь. Рога мерно покачивались из стороны в сторону. Водяной бык спокойно лежал на своей жертве, а его брюхо с гулким сопением раздувалось и сдувалось как кузнечные меха.

- Вроде не заметил, - прошептал Дудка.

- Ну и гадость, - ответил Петя. - И чего нам теперь с ним делать?

- Я посмотрю, у тебя, Петя, сегодня удачный день. Хорошие вопросы прямо один за другим выдаешь. Но не на все из них я знаю ответ. Вообще-то на оба не знаю...

- В каком смысле?

- Да в любом. Открывай сумку. Сейчас будем думать.

Петя расстегнул молнию на большой спортивной сумке, и Дудка тут же принялся активно рыться в ее содержимом.

- Так, что тут у нас имеется? - он достал кинжал, завернутый в кусок алой ткани. - Скифский, церемониальный. Как думаешь, пробьет такую шкуру?

- Не уверен, - буркнул Петя. - И что-то пробовать не сильно хочется.

- Ладно, отложим на всякий случай... Ну, обереги от него явно не помогут. Заклинания? Я сербского не знаю. А ты?

- Нет.

- Не сомневаюсь, - он забурился глубже в сумку. - О! Кажется, у меня появилась идея.

Дудка медленно, почти торжественно достал из недр спортивной сумки бутылку советского шампанского. Пробка на ней была не родная, металлическая, снабженная особым механизмом, этикетка отскоблена почти полностью, а внутри, за толстой зеленью стекла, мельтешила и билась о стенки маленькая молния.

- Ну, нет, - увидев знакомую бутылку, Петя с опаской отстранился. - Я ее боюсь. Давай что-то другое.

- Э, нет, голубчик. Так не интересно. Тем более, ты уже в шлеме, - Дудка злорадно хихикнул.

- Ни за что. Хочешь пульнуть, пуляй сам. Я ее боюсь и все тут.

- Петя, твою мать, у нас работа такая - не бояться.

- Вот я жабу эту не боюсь, приведений и демонов тоже, а молнию боюсь. Она же без разбору шарахает. Ну ее нафиг!

- Ладно... - Дудка смерил ученика недовольным взглядом. - Я пульну. А ты, раз жабу не боишься, будешь ее в воду загонять.

- Чего, прям руками что ли?

- Вообще, нет. А что, ты хочешь руками?

- Если придется... Но было бы хорошо иметь другие варианты.

Вдруг Букавац слегка привстал, замер, насторожился, будто что-то услышал, и издал протяжный тонкий скрип, похожий на скулеж собаки или же плач ребенка. Дудка с Петей замолчали и пригнулись еще сильнее. Степа, для надежности спрятал за спину молнию в бутылке. Возможно, именно ее свечение и встревожило водного быка.

Оглядевшись по сторонам, Букавац еще пару раз скрипнул, переступил с ноги на ногу, затем, успокоившись, опять улегся на тело второго Кирилла.

- Так, ладно, хватит херней маяться. Пора работу работать, - Дудка быстро достал из сумки шкатулку красного цвета, с китайскими иероглифами на крышке. - На, вот, только не урони.

Он всучил шкатулку Пете.

- Китайская вечная петарда? - тот повертел ее в руках, явно не понимая, при чем тут она.

- Да. Раз ты у нас жаб не боишься и шлем надел, то берешь сейчас петарду, подкрадываешься как можно ближе к Букавацу, а потом выпрыгиваешь на него и орешь изо всех сил. И шкатулку открыть не забудь.

- Хорошо, - Петя собрался было идти, но в последний момент остановился и переспросил: - А зачем?

- Потом объясню. Главное, отгони его в воду. Понял? И давай быстрее, пока нас с тобой тоже жаба не задавила.

- Не смешно... - Петя, зажав шкатулку подмышкой, по-пластунски пополз к берегу. Идея оказалась не совсем удачной. Его пивной живот задевал различные сучки, веточки и сухие листья, которых на земле было более чем достаточно, от чего шороха и треска было больше, чем, если бы Петя просто шел. Тогда он решил встать на карачки. Это помогло. Оказавшись в пяти метрах от Букаваца, Петя остановился, мысленно приготовился к неминуемому провалу - ведь в работе с Дудкой мало что идет по плану - затем перехватил шкатулку поудобнее и приступил к отпугиванию. Поднявшись во весь рост, он заорал что есть сил и распахнул шкатулку. Внутри нее тут же с громким хлопком взорвалась крохотная красная петарда, ее ошметки пылью разлетелись во все стороны, в полете застыли, будто кто-то остановил время, а затем, словно в обратной перемотке, собрались в целую петарду. Все это заняло меньше секунды, после чего процесс повторился.

Букавац, спокойно сидевший на мертвеце, от удивления открыл похожий на бездну рот. Зрелище выпрыгнувшего из куста Пети с трещащей как пулемет коробочкой явно произвело на него впечатление. Не известно, что проняло жабу больше, орущий мужик или неожиданная прыть, с которой тот побежал вперед, но эффект получился тот, что надо. Букавац завопил собакой-ребенком в унисон с Петей, взбрыкнул всеми шестью лапами, от чего тело Кирилла под ним перевернулось на живот, и ломанулся к воде. Тишина и спокойствие ночного водохранилища сменилась форменным хаосом. Крики, жабьи скрипы, трещотка петарды, хруст ломающихся веток и всплески воды слились воедино, заставив птиц черной тучей сорваться с деревьев, а парочку "дикарей" проснуться в своих палатках на том берегу.

Увидев, как Букавац врезался в воду, подняв при этом волну брызг, Дудка тоже присоединился к действу. Крепко сжимая в здоровой руке бутылку, он подбежал к Пете и коротко скомандовал: "Осторожно, уши!" Затем, он направил горлышко бутылки на воду и крутанул мизинцем металлическую пробку. Хитрый механизм звонко щелкнул, четыре крохотные дверцы на верхушке пробки раскрылись, и молния с невероятным грохотом вырвалась наружу. Ломаный ярко-синий зигзаг мелькнул в темноте. Молния врезалась в то место, где секунду назад скрылся Букавац. Раскат грома заставил внутренности Пети и Дудки содрогнуться. Столп пара и брызг взметнулся вверх и медленно осел на воде. На городском водохранилище снова наступила тишина. В нескольких метрах от берега из глубины, брюхом кверху всплыла огромная рогатая жаба с шестью лапами. Она качнулась на одинокой волне и медленно растаяла, словно дым.

- Ну, вот и все, - Дудка медленно опустил бутылку. - А ты боялся...

- Что?! - громко переспросил оглохший от грома Петя.

***

Дудка с Петей вернулись к дороге тем же путем, что и уходили. Хотя выглядели они уже совсем по-другому. Черные волосы Дудки стояли торчком от статического электричества, как у какого-нибудь сумасшедшего профессора из детского мультика, а взгляд выражал вселенскую усталость и сильное желание спать. Петя, в свою очередь, с ног до головы извозился в пыли, на его очередной футболке - на этот раз надпись на ней гласила "Самый лучший папа" - у подмышки красовалась небольшая дырка, которую он умудрился продрать острым углом китайской шкатулки, из отверстия в велосипедном шлеме торчала одинокая веточка, а лицо его было покрыто множеством маленьких черных точек - следов от пороха вечной петарды.

- Ну что там? - завидев их поинтересовался Рома.

- Все нормально, - махнул рукой Дудка. - Никаких больше рогатых жаб. Можете забирать тело.

- Может скорую вызвать? - участливо спросила Маша. Вообще, она совсем не хотела разговаривать с Дудкой. Ее пугала его рука. Да и он сам в целом. Но совершенно разбитый и жалкий вид Степы пробудил в ней материнский инстинкт. По крайней мере какое-то из его проявлений.

- А ты еще не вызвала? - удивился Дудка. - Вы теперь сами смерть констатируете?

- Нет... В смысле, для вам... вас. Для вас... - она запнулась и потупила взгляд.

- Для мну не надо, спасибо. А вот Петю, может, и стоило бы осмотреть. Авось они какую таблетку от глупости ему пропишут? Чтобы он слушался опытного товарища и закрывал уши, когда велят. Да, Петя? - он повернулся к своему ученику.

- Что?! - громко ответил тот.

- Ничего! - так же громко сказал Дудка и жестами показал на "Волгу". - Домой пора! Спать!

- А... - Петя кивнул и побрел к машине, волоча за собой тяжелую спортивную сумку.

- Ну а мне что делать? - Кирилл Шац по-прежнему стоял у патрульного "Приуса". От шока он уже отошел, но все еще не до конца понимал, реально ли все происходящее, или же это какая-то странная шутка.

- Подписать протокол и идти домой, - пожал плечами Дудка.

- Нет, я в смысле... там же правда была рогатая жаба? Я же видел ее? Мне же не померещилось? Что мне теперь с этим делать?

- Может была, а может и нет. Разве это так важно? Главное, что теперь ее точно нет и лучше отталкиваться от этого. А по поводу, что тебе делать, Шац, попробуй начать скорбеть. У тебя, как ни как, сегодня тезка умер.

По привычке ни с кем не прощаясь, Дудка развернулся и побрел, зевая на ходу, к своему автомобилю. Как только он сел на пассажирское сидение, Петя завел двигатель. Старая зеленая "Волка" чихнула пару раз, неуклюже развернулась и скрылась в ночи.

6 Поминки

Шац повернул руль, его автомобиль съехал с проспекта Победы и оказался на главной кладбищенской улице. Небо над могильными крестами вопреки ожиданиям было чистым, без единого облачка. В кои-то веки синоптики оказались правы, дождя не предвиделось. Шац проехал вдоль стройных рядов оградок до самого конца асфальтового покрытия и свернул на грунтовую дорожку, шедшую вдоль края кладбища. Заметив вдалеке три разрытых могилы и мужчин с лопатами и экскаватором, он направил автомобиль к ним, но рядом не остановился. Прогрохотав по кочкам и ухабам мимо, он свернул на лужайку, которую, судя по следам шин, часто - использовали как стоянку скорбящие и навещающие. Шац припарковал автомобиль так, чтобы хорошо видеть разрытые могилы, заглушил мотор и стал ждать.

Не кладбище он приехал заранее, потому что не знал на какое именно время были назначены похороны. Он был уверен, что они состояться именно сегодня и имел основания полагать, что около полудня. Но не больше. Все дело в том, что жена второго Кирилла, до того считавшая Шаца плохим примером для своего мужа, теперь в открытую его ненавидела. Когда ее среди ночи разбудил телефонный звонок и полицейский на том конце провода сообщил, что на водохранилище произошел несчастный случай, она долго виноватых искать не стала. В истерике она тут же позвонила Шацу, все еще бывшему на месте происшествия, и высказала ему все, что думала. "Это все из-за тебя! - кричала она в трубку. - Это ты во всем виноват! Ты и твоя водка!" И Шац не мог ей никак возразить. А что он должен был ей сказать? Что ее муж не полез в воду пьяный, просто его утопила гигантская рогатая жаба? Да она бы, не одеваясь, босая, тут же прибежала на водохранилище и придушила бы его голыми руками. Нет, Шац понимал, что стал заложником ситуации, а потому молча слушал и терпел. Это было хорошо, как для нее, так и для него. Естественно, после такого о приглашении на похороны не могло быть и речи.

Но Шац не собирался сидеть, сложа руки. Хотя, если быть точным, то он все же делал именно это. Но не просто так. Он ждал, когда на кладбище привезут его тезку и лучшего друга. Во что бы то ни стало, он собирался попрощаться с ним, сказать последние слова. И никакая жена не могла его остановить.

Около полудня на кладбищенскую дорогу один за другим начали заезжать автомобили. Всего три. Первый Шац узнал, это была старая "Нива" Кирилла. За рулем сидел его пожилой отец, радом, на пассажирском - вдова, а сзади сын. Вслед за автомобилями появился потрепанный ПАЗик с табличкой "ЛЮДИ" под лобовым стеклом. Процессия проехала по тому же пути, что и Шац часом ранее, но остановилась у свежевырытых могил. Из автобуса начали выходить люди. В основном мужчины. Большинство из них Шац не знал, но предположил, что это коллеги Кирилла из сварочного цеха. Последние из выходивших вытащили из ПАЗика гроб. Не из дорогих, с сиреневой тканевой обивкой снаружи и большим крестом на крышке. Работники кладбища, до того стоявшие у могилы с лопатами, поставили рядом с ямой деревянные подпорки, на которые положили гроб. Крышку открыли и отставили в сторону. Из третьего автомобиля, борясь с задравшейся рясой, вылез священник. Быстро пригладив одежды и подтянувшись, он прошел к гробу.

Шац решил, что подходящий момент настал. Он быстрым шагом преодолел расстояние от полянки-парковки. Стараясь не привлекать к себе внимания, он по большой дуге приблизился к раскопанным могилам, прошел за ПАЗиком и встал за спинами людей. Теперь его от гроба отделяли всего несколько метров и пара десятков человек.

Священник начал говорить. Шац почти не слышал, что именно, да и по большому счету ему было не интересно. Он был всецело поглощен видом открытого гроба. А вернее той его части, что можно было разглядеть из-за голов и шей собравшихся. Шац поразился тому, что тело Кирилла выглядело совсем нетронутым. Будто он просто спал глубоким сном. Никаких следов насилия, никаких синяков и ссадин, которые непременно должны были остаться после нападения рогатой жабы. Кто бы ни работал над Кириллом в морге, потрудился он на славу.

- Вы тоже знали покойного?

Вопрос выдернул Шаца из раздумий. Он повернулся и увидел, что его задал мужчина с глубокими мимическими морщинами в уголках рта, стоявший рядом.

- Да, - коротко ответил Шац.

Мужчина кивнул, вежливо улыбнулся и вернул свое внимание к священнику. После, не выдержал и снова спросил: - По работе?

- Нет. Мы были очень хорошими друзьями.

В этот момент священник закончил отпевание и жестом показал, что присутствующие могут сказать свои последние слова. Люди стали по очереди подходить к гробу. Большинство были скупы на слова и эмоции, чего следовало ожидать от сварщиков. Они просто смотрели на желтоватое лицо Кирилла, что-то тихо бурчали себе под нос - а то и вовсе молчали - и отходили, давая дорогу следующему желающему.

Шац выжидал. Оставаясь в стороне, он неотрывно следил за вдовой, надеясь, что она отвлечется на разговор, чтобы проскользнуть мимо нее и попрощаться. Он держался позади остальных, отводил взгляд, когда она смотрела в его сторону - старая детская логика, если я не вижу значит не видно и меня - и терпеливо ждал. И вот, когда наконец это случилось, вдова Кирилла увлеклась беседой с какой-то женщиной, которую Шац не знал, он отважился на выход. Он не спеша прошел сквозь толпу и очутился прямо у гроба. С такого расстояния лицо Кирилла казалось осунувшимся, словно вся кожа на нем слегка сползла к подбородку. Такое случается, когда все мышцы расслабляются и перестают держать форму.

Шац склонился над гробом, положил руку на грудь Кириллу и поджал губы. Ему хотелось расплакаться, но он старался изо всех сил удержать слезы. Ему представлялось, что если он даст слабину, то Кирюха тут же откроет глаза и в привычной для него манере отпустит какую-нибудь колкость в духе "Ну ты чего, Надежда Павловна, нюни распускаешь? Опять таблички с циферками не сходятся?" Эта мысль заставила Шаца врасплох, она показалась ему такой точной репродукцией, что он нехотя улыбнулся.

Вдруг кто-то с силой потянул его за рукав. Шац повернулся и увидел разъяренную вдову. Ее многозначительный взгляд пылал ненавистью и готов был просверлить его прямо на месте, растопить, как пламя военного огнемета маленький кубик льда.

- Ты какого черта сюда приперся? - прошипела она и потянула его за локоть подальше от гроба. - Я же ясно дала понять, что тебе здесь не рады.

Хоть вдова и не поднимала голоса, но было ясно, что она сейчас в бешенстве.

- Я просто хотел попрощаться... - Шац выдернул локоть из цепкой хватки.

- Тебе мало того, что ты натворил?

- Но я же ничего не сделал...

- Тебе мало?!

Окружающие постепенно начали оборачиваться на шипение вдовы.

- Знаешь, что, - неожиданно для себя Шац почувствовал уверенность. Возможно, в нем все еще говорил голос второго Кирилла, а может быть просто его терпению настал конец. Так или иначе, он собирался высказаться, расставить все точки над i. - Хватит! Остановись! Ты ведешь себя как полная дура.

- Дура?! - ее лицо моментально налилось кровью.

- Да, дура. Ты ищешь виноватых там, где их быть не может. Кирилл утонул. Понимаешь? Утонул. Это несчастный случай, - он знал, что это не так, и, может быть, когда-нибудь решиться рассказать ей, как все было на самом деле, но только не при всех этих людях. Только не сейчас.

- Несчастный случай? А кто потянул его на эту сраную рыбалку? Ты! - она ткнула пальцем ему в грудь. - А кто притащил туда водку? Ты! - и снова тычок. - А кто всегда приносил водку? Ты! Ты! Ты...

- Ну, полно вам, - вмешался в разговор священник. - Браниться при усопшем негоже. Нарушение обряда, это оскорбление...

Вдова метнула в него взгляд, подобный молнии. Священник осекся, буркнул: "Понял..." и отступил.

- Послушай, - Шац взял ее за плечи, - он для меня был так же дорог, как и для тебя. Мы были близкими друзьями. Не просто так, прохожие. Близкими, понимаешь? Да если бы я знал, что все так выйдет, то никогда в жизни не позвал бы его. Но случилось то, что случилось. Уже ничего не поделаешь. Ничего не исправишь. И искать виноватого в несчастном случае - глупо, - он сделал паузу, а потом добавил: - Тем более, я и без твоих обвинений буду корить себя всю оставшуюся жизнь. Так что дай мне просто попрощаться с ним по-человечески, а потом я уйду.

Вдова посмотрела на Шаца, затем на затихших людей, молча наблюдавших за сценой. Она не собиралась уступать, но ее взгляд уперся в сына, стоявшего у ПАЗика. Его выражение лица было ей очень знакомо. До боли знакомо. Оно ясно говорило: "Мам, ну ты чего?"

- Ладно... - после недолгой паузы ответила она уже более спокойно. - Прощайся.

Шац благодарно кивнул, отпустил ее и вернулся к гробу. Что-то тихо сказав покойному Кириллу, он еще раз склонился над ним, по-дружески похлопал по груди и отошел. Рабочие накрыли гроб крышкой, забили в нее гвозди и опустили его в могилу.

Некоторые, включая вдову, отца и самого Шаца бросили в могилу по горсти земли и на этом погребальная церемония закончилась. Священник вернулся к себе в автомобиль. Кладбищенские рабочие взялись за лопаты, а люди начали загружаться обратно в ПАЗик. Шац тоже собрался уходить, но его окликнула вдова.

- Кирилл, - сказала она таким тоном, какой он уже никогда не надеялся услышать снова, - ты с нами поедешь?

Он обернулся и посмотрел на нее с удивлением.

- Я бы хотела послушать, как вы провели последние часы.

- Конечно, - ответил Шац, улыбнувшись. - Буду рад тебе рассказать.

И он вернулся к своему автомобилю, припаркованному на лужайке неподалеку, с ощущением необычайной легкости в душе. Она его простила. Она позвала его на поминки, а значит наверняка простила. Это понимание на какое-то время - совсем ненадолго, но все же - затмило горе утраты. Его простили за то, чего он не совершал и не важно, насколько неправильно это звучало. Главное, что теперь над его головой больше не висел этот тяжкий груз, вот-вот норовивший упасть и раздавить.

Невольно улыбаясь, Шац завел двигатель и поехал вслед за удалявшимся ПАЗиком, так и не заметив, как из окна автобуса за ним пристально наблюдал мужчина с глубокими мимическими морщинами в уголках рта.

***

Поминки проходили в кафе с нехитрым названием "Шашлыки-пельмени". Заведение довольно странное, если не сказать подозрительное. Древняя вывеска над входными дверями была сделана в далекие девяностые и с тех пор ни разу не менялась. От солнца и непогоды пластик на ней помутнел, а один из углов и вовсе отсутствовал. Его когда-то давно отломал буйный местный пьянчуга. К слову, в ранние годы своего существования, когда никто не мог позволить себе ходить есть куда-то кроме заводских столовых, кафе "Шашлыки-пельмени" являлось обыкновенной "наливайкой", о чем свидетельствовали изображенные на вывеске граненый стакан и огурец. Когда дела в стране стали налаживаться и у людей появились деньги, кафе несколько раз пыталось перерасти в нечто большее, чем дешевый кабак. Но раз за разом терпело неудачу. И в один прекрасный - а может и не очень - день, в последней попытке выжить в условиях жесткой конкуренции заняло специфическую нишу поминального места. Общая унылость интерьера в совокупности с дешевизной и простотой кухни сделали "Шашлыки-пельмени" отличным вариантом для скорбящих. С годами имидж места для поминок настолько прочно закрепился за кафе, что в конце концов, оно полностью отказалось от обслуживания обычных клиентов. Словом, если ты умер, то шансы того, что за твой упокой выпьют именно здесь крайне велики.

Когда Шац припарковался на стоянке "Шашлыков-пельменей", ПАЗик уже изрыгнул из себя мужиков из сварочного цеха вперемешку с немногочисленными дальними родственниками Кирилла. Они, разбившись на небольшие группки по интересам, стояли под стеной здания в ожидании, когда их пригласят внутрь. Некоторые беседовали о чем-то отвлеченном, другие - делились воспоминаниями о Кирилле, кто-то просто молча курил в сторонке.

Сослуживцев Кирилла Шац почти не знал. Он был знаком с некоторыми, но говорить с ними ему было не о чем. Дальние родственники прекрасно справлялись с разговорами и без него. А потому, как только он завидел вдову Кирилла, направился прямиком к ней. Но не успел он пройти и половину пути, как из дверей кафе показалась какая-то женщина и позвала ее внутрь.

"Наверное, организационные вопросы, - подумал Шац. - Скорее всего, уточняют, сколько пришло людей, чтобы накрыть на стол".

Он остановился, сунул руки в карманы и снова огляделся. Все происходящее напомнило ему школьную линейку. Только вокруг не школьники, а взрослые люди. Хотя, после определенного количества рюмок эта грань помутнеет и сотрется.

Как-то так получилось, что в детстве у Шаца тоже особо не было друзей, и на всяких мероприятиях, когда дети точно так же разбивались по кучкам, он всегда оставался в стороне. Стоял, засунув руки в карманы, потому что не знал, куда еще их было деть, и боролся с чувством неловкости. Словно каким-то образом он вдруг оказывался на сцене, а все остальные смотрели на него в ожидании представления. В такие моменты ему больше всего хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть или стать невидимым. И в какой-то степени ему это удалось. Шац вырос самым обыкновенным, заурядным человеком, всегда невзрачно одевался, никогда не носил ярких цветов. Даже работа у него была скучная - бухгалтер. Одним словом, человек-невидимка вышел из него просто образцовый.

- И вы тоже здесь?

Снова нежданный вопрос застал Шаца врасплох и снова его задал мужчина с морщинами в уголках рта.

- Что? - Шац вытащил руки из карманов и стыдливо спрятал их за спиной.

- Я просто услышал, как вы поругались с вдовой на похоронах и подумал, что на поминках вас не увижу, - уточнил мужчина.

- А, это... Нет, мы все уладили. Мне так кажется.

- Это приятно слышать. Говорят, ссоры на похоронах - это плохая примета...

Шац пожал плечами и вежливо улыбнулся, ожидая, что мужчина отстанет от него и пойдет к своей компании, но вместо этого незнакомец смерил его странным взглядом, от которого по спине пробежал холодок, и снова спросил: - Так откуда вы, говорите, знали покойного?

- Мы знакомы? - Шац нахмурился. Что-то в этом мужчине вызывало у него неприятное ощущение. Не страх, не подозрение. Он сам пока не мог определить, что конкретно это было, но это "оно" ему определенно не нравилось.

- Прошу прощения, - вдруг странный взгляд мужчины сменился на совершенно обычный, дружелюбный. - В цеху такие люди работают... С ними забываешь о манерах. Гриша, - он протянул руку. - Мы с Кириллом в одном цеху работали.

- Кирилл, - после короткой заминки Шац пожал ее и удивился тому, насколько гладкой и мягкой она оказалась наощупь. Словно за кожей на ней следили с особым трепетом. Он опустил взгляд и увидел, что ладонь, которую он сжимал, была совсем не похожа на ту, которую представляешь при слове "сварщик". Пальцы тонкие, такими только на пианино играть. Мозолей нет. Ногти аккуратно острижены. Шаца не удивило бы, если бы на них, ко всему прочему, обнаружился лак. Это непременно подтолкнуло бы его к мысли о нетрадиционной ориентации Гриши. Но лака на ногтях не было. Хотя, это еще ничего не доказывало.

- Кирилл? - переспросил, удивившись, мужчина. - Так вы с покойным тезки?

- Да, - Шац кивнул.

- И вы сказали, что были с ним близкими друзьями?

- Да, были...

- Это, наверное, тяжело потерять близкого друга, - Гриша слегка склонил голову набок, как обычно делают собаки, когда прислушиваются. - Хотел бы я когда-нибудь испытать что-то такое.

Шац удивленно вскинул брови.

- Извините, я неправильно выразился, - мужчина хмыкнул. - Просто так уж вышло, что за жизнь я друзей себе так и не нажил. И теперь мне сложно понять то, что вы чувствуете.

- А... - Кирилл вернул руки в карманы. - Ну, представьте, что у вас умерли родители. Думаю, в общих чертах должно быть похоже.

Сказав это, он хотел добавить, что ему нужно пойти переговорить с вдовой, или выдумать еще какой-нибудь предлог для того, чтобы прекратить этот разговор, но в последнюю секунду передумал. Ему не нравился Гриша. Его манера речи, странный изучающий взгляд, бархатные руки пианиста. Что-то неуловимое в нем заставляло Щаца нервничать. Но в то же время, это самое "что-то" притягивало, не давало отойти, сказать нет. Будто лампочка, манящая мотылька своим светом. Обжигающим, иссушающим, убийственным светом.

- Этого я тоже сделать не могу, - Гриша переступил с ноги на ногу. - Дело в том, что моя мать ушла из семьи, когда я учился в пятом классе и я ее уже почти не помню. А отец умер в прошлом году, и по этому поводу переживаний у меня особенно не было. У нас с ним были не очень хорошие отношения. Но лучше об этом сейчас не говорить, да? Все-таки вы сегодня похоронили друга, и сомневаюсь, что вам хочется слушать мой скулеж.

Шац был согласен с последним, но виду не подал. Может из вежливости, а может и просто потому, что боялся обидеть Гришу. Несмотря на то, что выглядел тот вполне прилично, даже можно сказать хорошо, как для работника сварочного цеха, нечто неуловимое в его образе подсказывало - хотя скорее громко кричало - что лучше этого человека не злить.

Шац не знал, видят ли окружающие в Грише то же что видит он. Скорее всего, нет. Ведь они все ведут себя естественно, не косятся, не тыкают пальцами. Не могут же они просто не подавать виду? Если волк приходит к стаду овец они ведь не могут продолжать спокойно пастись на лужайке, словно ничего не происходит. Ведь не могут?

Эти мысли заставили его снова почувствовать себя ребенком на школьной линейке. Будто он остался совсем один, хотя вокруг полно людей. Противоречивое чувство, которое способен понять только человек, затерявшийся в море, где его будет мучать жажда, хотя вокруг только и есть, что вода.

"Конечно, могут, - вдруг подумалось Шацу. - Конечно, овцы могут продолжать пастись, как ни в чем не бывало. Но только в том случае, если волк сам прикинулся овечкой".

И в этот миг ему стало по-настоящему страшно. Всего на какую-то долю секунды он действительно испугался. За свою жизнь? Нет, Гриша вел себя довольно дружелюбно. Не выказывал никаких признаков агрессии или чего-то подобного. Но тогда что это был за испуг? Откуда взялся этот страх?

За спиной Шаца открылись двери кафе "Шашлыки-пельмени", в проеме показалась вдова и объявила: - Все готово, заходите.

Вдруг, как по щелчку пальцев все вернулось в норму. Никакого страха, никакой тяжести, висевшей в воздухе. Никаких неприятных воспоминаний о школьных линейках, тревожных мыслей об овцах и волках. Никакого угрожающего и необъяснимо странного чувства надвигающейся беды. Все это словно ветром выдуло из головы Шаца. Он посмотрел сперва на вдову, стоявшую у входа и пересчитывавшую для верности проходивших мимо нее людей, затем, снова на Гришу. Тот больше не был похож на волка в овечьей шкуре. Просто сварщик, обыкновенный, каких стони и тысячи. И ничего странного в нем нет. Ну, может быть, только эти руки пианиста...

***

Внутри кафе "Шашлыки-пельмени" выглядело ненамного лучше, чем снаружи. Старые затоптанные ковры, интерьер на советский манер с тяжелыми темными шторами, деревянными панелями на стенах, и длинными столами, покрытыми не белыми скатертями, а бежевой монотонной клеенкой, как в какой-нибудь столовой.

Шац прошел от входной двери по короткому коридору и уперся в образовавшуюся у развилки очередь. Люди по одному заходили в крохотную комнатку с умывальником и зеркалом над ним, чтобы помыть руки, а потом, по указанию вдовы занимали место за столом.

Шац был не против личной гигиены. Сам он обычно руки мыл редко. Он предпочитал думать, что таким образом закаляет иммунитет, а еще от мыла у него пересыхала кожа. Но если ситуация требовала похода к рукомойнику, сопротивляться он не собирался. Более того, сейчас ему хотелось на секунду стать грубияном и пролезть без очереди, ведь впереди него было столько людей, а сзади всего один - Гриша. И хоть он почти никак не выказывал своего присутствия, стоял себе спокойно, и что самое главное молча, Шацу все равно было как-то не по себе. Пускай этот Гриша был самым обыкновенным сварщиком, пускай все те странные и тревожные мысли, возникавшие в голове в его присутствии, были всего лишь плохой игрой воображения, но это было не важно. Неприятный осадок уже остался.

Постепенно все люди заняли свои места за двумя столами, выделенными в зале под поминки Кирилла. Этот момент для Шаца тоже вышел неудачным. Его посадили в самом конце второго стола рядом с тем, с кем сидеть ему не хотелось. Видимо, во время организации поминок вдова решила, что будет удобнее рассаживать людей по степени близости к усопшему. Сначала близкие родственники, потом дальние, затем друзья и коллеги. А так как на появление Шаца она не рассчитывала, то место досталось ему какое было - рядом с самым нелюдимым человеком в цеху.

- Интересно, что это? - спросил Гриша, разглядывая тарелочку с какой-то кашей.

- Кутья, - с легкой ноткой недовольства ответил Шац и попытался немного отодвинуться, но у него ничего не получилось. Ножка стула уперлась в трубу батареи.

- Кутья? Впервые слышу...

- Да? Вы же сказали, что похоронили отца в прошлом году.

- Может лучше на "ты"? - Гриша добродушно улыбнулся. - И я не говорил, что похоронил отца в прошлом году. Я сказал, что он в прошлом году умер. Мне кажется, это большая разница.

- А, точно, у вас же были не очень хорошие отношения. И что, ВЫ, - Шац выделил голосом слово, чтобы подчеркнуть, что на "ты" переходить не хотел, - его похоронили без всякий церемоний?

- Нет, я его съел, - Гриша опять улыбнулся, но добродушия в этой улыбке уже не было.

Шац посмотрел на него удивленно, а после сказал: - Понял, смешно. В общем, кутья, это каша с медом, специально для поминок. По правилам ее нужно есть первой, но тут уж как хотите. Лично я не буду.

Он отодвинул свою тарелочку в сторону и пододвинул ближе ту, на которой лежали блины. Гриша пронаблюдал за его действиями с нескрываемым интересом, затем все же попробовал кутью.

- А вы знаете, Кирилл, - тщательно пережевав порцию, сказал он, - вполне неплохо. Вроде каша, но сладкая. Каждый день такое я бы есть не стал, конечно...

Шац отправил в рот треугольник блина целиком и принялся активно работать челюстью. Тем временем вдова за соседним столом что-то тихо сказала родным, подняла рюмку и уже громче призвала всех выпить за упокой. По-видимому, сварочный цех только и ждал этой команды. Мужики все как один затихли, подняли рюмки, словно репетировали до этого, и выпили. Гриша не стал исключением. С ловкостью бывалого, он буквально вплеснул водку себе в горло, занюхал блином, и, не поморщившись, доел кутью.

Шац искоса посматривал на своего нового нежеланного знакомого, жуя блины и стараясь не думать о произнесенной пару минут назад шутке. Скажи подобное не Гриша, а, например, отец Кирилла, все было бы нормально. Ну, подумаешь, черный юморок. Но в данном случае Шацу казалось, что поговорка "в каждой шутке есть доля шутки" подходила как никогда. А опираясь на те неприятные ощущения, которые он испытывал рядом с Гришей, вполне могло оказаться, что тот вообще не шутил.

"О боже, - вдруг мелькнула мысль в голове Шаца. - А что если он и вправду не шутил? Что, если он действительно съел своего отца? Нет, это какой-то бред... Да и разве станет человек рассказывать об этом первому встречному?"

- А вы что не выпили? - прервал вопросом ход его мысли Гриша.

- Я за рулем, - машинально ответил Шац.

- Так эта серебристая на стоянке - ваша? - Гриша кивнул на окно за его спиной.

- Моя. Вы же видели, как я из нее выходил, - он прекрасно знал это. И знал, что Гриша это знает. Но тогда к чему такие вопросы? К чему все это показное любопытство?

- Да, видел. Просто решил уточнить. Знаете, бывает так, что люди подвозят друг друга. Кстати об этом, раз уж машина ваша, вы бы не могли меня подвезти домой после поминок? Я здесь недалеко живу.

Вопрос поставил Шаца в тупик. Будучи хорошо воспитанным человеком он в таких ситуациях обычно не отказывал. Но учитывая, что просил Гриша, с которым он совсем не хотел оставаться наедине, отказать он был просто обязан. А как известно, человеку, привыкшему говорить "да", сказать "нет" стоит большого труда.

- Я даже не знаю, - Шац замялся и нервно отправил в рот еще один блинчик. - А вам что, больше некого попросить?

- Ну, с близкими родственниками Кирилла я не знаком, а все остальные... - он легонько шлепнул двумя пальцами себя по шее. - Не думаю, что они будут в состоянии. Тем более, я предпочитаю со сварщиками дел не иметь.

- Почему?

- Они не вызывают у меня доверия.

"Ха-ха, - подумал Шац. - Не вызывают доверия. Да он сам на себя-то давно смотрел? Хотя, он ведь тоже сварщик. Значит все сходится".

- Может вы у меня тоже доверия не вызываете?

- Не сомневаюсь, - Гриша снова пристально посмотрел на Шаца. - Не сомневаюсь... Значит, на вашу добровольную помощь, Кирилл, я рассчитывать не могу?

"Добровольную? Зачем он так сказал? Что это должно значить?"

- Боюсь, Гриша, что не можете. Я вообще не надеялся, что окажусь здесь сегодня, и приехал только, чтобы сгладить ситуацию с женой... с вдовой Кирилла. А так, у меня были совсем другие планы.

- Ну что ж, - Гриша пожал плечами, - дело ваше.

Больше он ничего не говорил. Только сидел, выпивал вместе со всеми, да потихоньку ел. И Шаца такое положение вещей вполне устраивало. Спустя около часа сотрудники Кирилла, по сути пришедшие только чтобы "отметиться", начали потихоньку собираться и уходить. Некоторые вместе с товарищами шли домой пешком, другие - отправились продолжать выпивать в случайно образовавшийся выходной. Узкому кругу приближенных к начальнику цеха повезло, и тот пообещал подвезти их на своем "Ланосе".

Когда большинство поминающих разбрелось по домам, Шац пересел на освободившееся место за первым столом, где его заметила вдова. Она попросила его рассказать, как именно прошел тот злополучный вечер на водохранилище. Ей хотелось из первых уст услышать о последних часах жизни мужа. И Шац это желание удовлетворил. Он описал ей все в подробностях, кое-где смягчил, а где-то - приукрасил. Конечно, самую важную часть, в которой фигурировала огромная рогатая жаба, ему пришлось умолчать. Он не знал, наступит ли когда-нибудь тот день, когда он сможет рассказать ей и об этом, но только не сегодня. У бедной женщины и без этого хватало забот.

Закончив рассказ, Шац, к своему облегчению, заметил, что Гриши в кафе больше не было. Это была отличная новость. Она означала, что ему больше не придется испытывать то странное чувство тревоги и тяжести на душе, которое то и дело возникало в присутствии сварщика с руками пианиста. Конечно, в таком маленьком городе шансы встретиться снова у них были, и не маленькие, но об этом Шацу думать не хотелось. Сейчас ему хотелось только домой, к своим жене и сыну. Провести с ними вечер в тишине, смотря телевизор и изо всех сил давя в себе тоску по Кирюхе.

Из вежливости посидев еще немного, Шац попрощался с оставшимися в кафе вдовой и родственниками, взял пакет с дешевыми конфетами и галетным печеньем для жены с дочкой, вышел на улицу и тяжело вздохнул. Солнечная летняя погода, буквально кричавшая о том, что мир прекрасен и нет в нем места для грусти, совершенно не подходила под его настроение. Сейчас Шац не отказался бы от неба, затянутого тяжелыми темными тучами и проливного дождя, как в нуарных детективах.

"Интересно, - подумал Шац направившись к своему автомобилю, припаркованному у кафе, - почему вообще так получилось, что дождь - это погода для грустных? Ведь по идее вода - это хорошо. Вода - это жизнь. И огород поливать не надо..."

Задумавшись, он подошел к автомобилю, сел на водительское место, закинул пакет с печеньем и конфетами на заднее, пристегнулся, вставил ключ в замок зажигания и...

Вдруг откуда ни возьмись взявшийся Гриша открыл пассажирскую дверь и сел рядом с Шацем.

- Что такое? - тот непонимающе посмотрел на нежданного пассажира.

В ответ Гриша одним движением положил руку на шею Шаца, почти у самого затылка, и сжал с такой силой, что казалось позвонки вот-вот треснут от давления.

- Только, тихо, - на лице Гриши появилась улыбка, не предвещавшая ничего хорошего. - Не дергайся.

- Что ты... - Шац, естественно, не послушался и попытался вырваться. Не из храбрости или желания погеройствовать. Нет. Просто он еще не до конца осознал, что именно происходит.

Гриша моментально пресек попытку жертвы к бегству. Он силой притянул Шаца к себе так, что они чуть не столкнулись лбами, заглянул ему в глаза и прошипел: - Я сказал, не дергайся.

Затем, слегка ослабив хватку, свободной рукой медленно провел вдоль своего бедра и как по волшебству там, где проходила его ладонь, из чистого воздуха проявился большой нож. Широкое лезвие угрожающе блеснуло на солнце.

От увиденного у Шаца перехватило дыхание. Горький ком подступил к горлу, мысли моментально спутались в один большой невнятный клубок, а потом просто исчезли. Голова будто превратилась в надувной шарик. Пустой и бестолковый.

- Я не... я не понимаю... - только и смог выдавить он из себя.

- А тебе и не надо. Заводи машину. Только медленно, без резких движений.

- Слушай, если ты хочешь денег, у меня в кошельке есть немного. Можешь магнитолу забрать и...

- Не нужны мне твои деньги, - Гриша поднял нож с бедра и переложил его на сидение рядом с ногой. - Я хочу узнать, как ты работаешь. Давай, поехали!

Он опять сжал пальцами шею. Шац поморщился от боли, но больше испытывать судьбу не решился, повернул ключ в замке зажигания и надавил на педаль. Его автомобиль медленно выехал с парковки и поехал вдоль по улице. А оставшиеся в кафе "Шашлыки-пельмени" родственники Кирилла продолжали о чем-то беседовать, так ничего и не заметив.

***

Сознание к Шацу вернулось так же стремительно, как и покинуло его. Первым, что он почувствовал был соленый металлический вкус крови, сочившейся из разбитых губы и носа. Открыв глаза, он обнаружил себя сидящим на стуле в собственной кухне. Сперва он не мог взять в толк, как очутился здесь, но память, быстро возвращавшаяся к нему - напомнила. Гриша, угрожая ему ножом, заставил его приехать сюда. "О господи! - мысль, громкая, словно летний гром, возникла в его гудящей от боли голове. - Я привез его к себе домой!"

Шац дернулся в попытке встать, но куски удлинителя, которыми его ноги и руки были привязаны к стулу, не дали этого сделать. Все, что у него вышло, так это слегка привстать над сидением и наклониться вперед, после чего, чуть не потеряв равновесие и не свалившись на пол, он вернулся в изначальное положение.

- Очнулся? - на пороге кухни появился Гриша. В руке он держал все тот же кухонный нож, вот только теперь его широкое лезвие было покрыто алыми пятнами засыхающей крови. Как и его рубашка.

При виде этой картины Шац невольно отпрянул назад так, что передние ножки стула оторвались от пола, а спинка уперлась в подоконник.

- А, страшно, - Гриша улыбнулся. - Это бывает.

Он вошел на кухню, подошел к раковине и, отложив нож, принялся методично смывать с рук кровь. Шац, продолжая балансировать на стуле, молча наблюдал за ним. Он не мог выдавить из себя ни слова, ни даже звука. Больше всего в сложившейся ситуации его пугало не то, что он был связан по рукам и ногам, не Гриша и даже не его нож. А то, что дома его должны были ждать жена с дочкой. И судя по крови, которая сейчас алыми струйками стекала в канализацию, с ними случилось что-то нехорошее.

Закончив мыть руки, Гриша снял небольшое вафельное полотенце с ручки духовки, повернулся к Шацу и принялся их вытирать. Делал он это бережно, словно полировал какой-то дорогостоящий и хрупкий антиквариат.

- Они у меня новые, - Гриша сказал это вслух, но говорил будто сам с собой. - Я их сам себе сшил. Представляешь? Никогда бы не подумал...

Убедившись, что руки сухие и чистые, он отбросил полотенце в сторону, взял второй стул, поставил его напротив Шаца и сел. Около минуты он сидел молча, взглядом изучая вжавшегося в подоконник бухгалтера.

- И что же в тебе такого особенного? - после затянувшейся паузы, наконец спросил Гриша. Этот вопрос уже не звучал, как разговор с самим собой, но Шац отвечать не спешил. - Выглядишь ты так же, как и все остальные... Говоришь, ходишь, дышишь тоже как они. Тогда что? Я просто хочу разобраться.

- Где мои жена и дочка? - эти слова Шацу дались с большим трудом.

- Я бы на твоем месте о них не волновался. Лучше скажи мне, чем ты лучше остальных затычек? Почему именно ты второстепенный?

- Я не понимаю... Скажи, что ты с ними сделал.

Гриша тяжело вздохнул и недовольно закатил глаза.

- Кирилл, ты начинаешь меня раздражать, а я не люблю, когда меня раздражают, - он встал и вышел из кухни, а через пару секунд снова показался на пороге. В обеих руках он держал за волосы по голове. Одну с длинными каштановыми кудрями - жены Шаца, и вторую, с черным каре - дочки. Он поднял их и поболтал, словно те были игрушечными. Затем протянул вперед вторую. - Папа, папа, - он изобразил писклявый голос, которым, по его мнению, должна была говорить дочка, - дядя Гриша просил нас посидеть тихо и не кричать, но мы не послушались. Да, Кирилл, - он резко переменил голос на чуть более низкий, подняв голову жены, - мы не послушались Гришу и вот, что с нами стало. Не повторяй нашей ошибки. Не зли его.

Гриша швырнул головы на пол, рядом с ногами Шаца. Тот испуганно дернулся, отшатнулся. Ножки стула скользнули по линолеуму и окончательно потеряли сцепление. Шац, содрав кожу на затылке углом подоконника, упал и очутился почти лицом к лицу со своей дочкой. Окровавленный обрубок шеи торчал кверху, а глаза... подернутые дымкой голубые глаза, которые он так любил, смотрели сквозь него в пустоту.

- Помогите! - не выдержав, Шац заорал во всю глотку. От его крика зазвенел подаренный тещей на свадьбу хрустальный сервиз, пылившийся на верхней полке кухонного шкафчика, и люстра, которую они вместе с женой "подарили" себе на прошлый Новый Год. - Помогите!

Он засучил ногами и руками, в приступе паники потеряв последние крупицы здравомыслия, но куски удлинителя крепко держали его на месте.

- А вот кричать не надо, - Гриша подошел к Шацу, отпихнул голову дочки в сторону носком туфли, и принялся его поднимать. - Мы же не хотим, чтобы пришли соседи?

"Они и не придут, - подумал Шац, не сводя глаз с дочкиного взъерошенного каре. - В этом и прелесть частного сектора. Свой дом, с огородом и погребом. Воздух чище, чем в центре. Соседей не слышно. А им не слышно тебя. Им не слышно тебя..."

Но, несмотря на это, Шацу все равно хотелось кричать. Кричать, пока голосовые связки не порвутся, пока кровь не пойдет ртом, пока чертов хрустальный сервиз не разлетится на мелкие кусочки и не захватит с собой люстру.

Дождавшись, когда Гриша вернет его в вертикальное положение, Шац резко запрокинул голову и затылком врезал ему прямо по подбородку. Раздалось громкое "клац", а сразу за ним последовал стон. Гриша отступил на шаг назад и приложил ладонь ко рту. В это же время Шац снова закричал так громко, как только мог: - Помогите!

К его несчастью тех соседей, что физически могли услышать его крики дома еще не было. В отличие от Шаца у них все друзья и родственники были еще живы и никакие поминки посреди недели не освобождали их от работы.

Оправившись от удара, Гриша убрал от лица руку, увидел кровь на ладони и тихо выругался.

- Ты что ж это делаешь? - он злобно посмотрел на Шаца. - Я из-за тебя язык прикусил.

В ответ Шац опять закричал.

- Ну, все, я тебя предупреждал, - Гриша схватил нож, лежавший у раковины, подошел к Шацу и медленно воткнул его ему в грудь. Лезвие вошло точно между четвертым и пятым ребром. - Вот так... Теперь ты точно кричать не будешь. Да?

Шац застонал. Гриша потрепал его за волосы и улыбнулся. На его желтоватых зубах краснела кровь, сочившаяся из прокушенного языка.

- Вот и хорошо, - он так же медленно вытащил нож из его груди и небрежно бросил в раковину. - А теперь вернемся к нашим баранам...

Гриша сел обратно на стул, напротив Шаца, снова посмотрел на свою ладонь, испачканную в крови, и брезгливо вытер ее о его штаны.

- Ну что, Кирилл, ты хотел узнать, что я сделал с твоими женой и дочкой? Ты узнал? Не знаю, зачем это было тебе так нужно, но ты узнал. Ты хотел покричать? Даже когда я сказал тебе, что так лучше не делать, ты все равно хотел покричать. И ты покричал... - он многозначительно показал на рану в его груди. - Есть ли у тебя еще какие-нибудь пожелания на сегодня?

В ответ Шац раскашлялся и помотал головой.

- Замечательно! Ну, раз я удовлетворил все твои запросы, тогда будь так любезен, удовлетвори и мой. Скажи мне, как так получилось, что ты стал второстепенным? Что в тебе такого особенного? М? Как по мне, ты выглядишь абсолютно нормально. Внешне уж точно не отличаешься от остальных. Так что же тогда?

- Я не понимаю, - Шац посмотрел на Гришу взглядом отчаявшегося человека. Ошеломленного, разбитого, отчаявшегося человека, чью семью только что уничтожили, стерли. Он не знал, зачем это было сделано. Он не понимал, какой мотив мог заставить Гришу поступить так. Но он был точно уверен, что это было не здравомыслие. Им тут и не пахло.

- Не понимаешь? - Гриша отклонился на спинку стула и вздохнул. - Вот и я тоже не понимаю... Тогда давай разбираться вместе. У тебя в доме есть что-нибудь выпить?

Шац хотел было ответить, но боль в груди снова вызвала у него приступ кашля. На этот раз с кровью. Увидев это, Гриша махнул рукой, встал и принялся шарить по шкафчикам. В итоге единственное, что ему удалось найти, это бальзам Биттнера на полке дверцы холодильника. Недовольно поморщившись, он взял бутылку, свинтил крышку и отпил прямо из горлышка. Снова поморщился и вернулся к Шацу.

- Ну и гадость... У тебя что, дома водки нет?

- Нет, - тот вяло покачал головой. - Жена говорит... говорила, что я слишком много пью.

- Понимаю. Мой отец тоже мне такое говорил, - он отпил еще глоток. - Ладно, давай-ка мы вернемся к делу, пока тебя совсем не расквасило. А дело, Кирилл, заключается в том, что вся твоя жизнь - сплошной обман и фарс. Все это, - Гриша обвел кухню рукой, в которой сжимал бутылку, - не настоящее. Это все понарошку. Весь мир - театр, в котором люди исполняют назначенные им роли. Твои жена и дочка - статисты. Малозначимые фигуры, нужные только для того, чтобы придать происходящему большей реалистичности. Их таких вокруг большинство. Мелькают то там, то тут. Может даже вставляют какую-то реплику, а потом исчезают навсегда. Жалкое бессмысленное существование, которое не страшно и оборвать. Уж поверь мне, я сам когда-то был таким. Да ты не расстраивайся. Можно даже сказать, я твоим жене и дочке одолжение сделал.

- Сделай себе такое же, - прохрипел Шац. С каждым вдохом ему становилось все хуже. Хрипы усиливались, а откуда-то издалека подступало ощущение, что он тонул.

- Не поверишь, я почти сделал. В петлю не полез, конечно. Наверное, кишка тонка. А может и не додумался просто. Я пошел по долгому пути и целенаправленно спивался. То еще удовольствие... А потом во мне будто что-то переклинило. Я подумал, что мне совсем не обязательно быть статистом. Я захотел стать чем-то больше, чем жалкой затычкой. Пойти вверх по карьерной лестнице. Пойти по головам, в буквальном смысле. Сперва я начал убивать таких же как и я. Это делало меня немного лучше, немного сильнее и здоровее, но не более того. Зато, когда я впервые наткнулся на второстепенного персонажа, все изменилось...

- Ты сумасшедший, - Шац выкашлял эти слова.

- Такая мысль меня тоже посещала. Но то, что я научился делать доказывает обратное. Ты же помнишь фокус с ножом? - Гриша отклонился назад, потянулся и достал из раковины кухонный нож. Затем, положил его на столешницу рядом с Шацем, провел над ним рукой и тот исчез без следа. Гриша отпил еще бальзама, снова провел рукой над уже пустым местом и нож появился обратно. - Первый второстепенный персонаж показывал карточные фокусы. Этому я научился у него, если можно так выразиться. Я еще не до конца понимаю, как это работает, но мне кажется, что у таких как ты есть как минимум одна отличительная черта, которая делает вас второстепенными. Что-то характерное, подчеркивающее отличие от остальных. И я хочу понять, что есть у тебя и откуда оно взялось. Чем ты особенный, Кирилл?

- Ничем... Ничем я не особенный. Я простой бухгалтер. Днем работаю, вечером смотрю видео в интернете, дочке помогаю... помогал с математикой. По выходным ходил с женой на рынок или в огороде. Я не знаю, чего ты от меня хочешь. Я на знаю, что во мне особенного. Это все какой-то дурдом, - окончательно разнервничавшись Шац начал часто дышать. Его лицо побледнело, а глаза потеряли осмысленность.

- Ну-ну, тихонько, - Гриша легонько похлопал его по щекам и поднес к губам горлышко бутылки с бальзамом. - На, вот, выпей.

Шац отпил маленький глоток и раскашлялся.

- Ну хорошо, может ты и совсем обычный. Но что-то должно тебя делать важнее остальных. Может это не обязательно твое качество? - Гриша задумался. - Может важен не ты сам, а то, что с тобой произошло? А может дело в похоронах?

- Или в жабе... - Шац шмыгнул носом и сплюнул на пол кровь, собравшуюся во рту.

- В какой жабе?

- В рогатой.

- Ты уже бредить начал? Или это какое-то выражение, которого я не знаю?

- Нет, это огромная жаба с оленьими рогами, живущая в городском водохранилище.

- Вот как? - Гриша заметно оживился. - Давай-ка с этого момента поподробнее.

И Шац в общих чертах пересказал события той злополучной ночи. Многие подробности ему пришлось опустить. А некоторых деталей он вспомнить и вовсе не смог. Но рассказ явно зацепил Гришу.

- Это очень интересно... - он задумчиво посмотрел в окно за спиной Шаца и отпил бальзама. - И что же, в полиции тебе поверили?

- Сначала нет, но потом увидели ее сами.

- Представляю, как они потом ловили эту твою жабу.

- Они не ловили.

- Вот как? Бросили как есть? Ну что же, это на них вполне похоже...

- Нет, они вызвали какого-то мужика без пальцев.

- Мужик без пальцев? Звучит многообещающе. Довольно характерное описание для второстепенного персонажа. И что же этот мужик сделал?

- Я не знаю, - голос Шаца становился все тише, а хрипов в нем прибавлялось. - Было громко...

- Что значит громко?

- Он вместе со своим здоровым другом Петей ушел к берегу, а потом что-то ярко вспыхнуло и загремело, как гром. Это все.

- Со своим другом Петей... Мне было бы очень интересно пообщаться с этими двумя. Как бы их теперь найти? - Гриша хмыкнул. - А ты случайно фамилию этого Пети не знаешь?

- Нет, - Шац опустил голову.

- Ну конечно, нет. Это было бы слишком легко...

- Я знаю фамилию мужика без пальцев.

- Кирилл, я смотрю, ты решил мне порадовать напоследок? Ну-ка? - Гриша придвинулся ближе.

- Ду... - Шац раскашлялся и в уголках его рта появились маленькие комочки розовой пены. - Дудка...

После этих слов он потерял сознание и больше в него не приходил.

На какое-то время Гриша погрузился в раздумья. Он переваривал полученную информацию, подстраивал ее под свою теорию о мироустройстве. И чем больше он обдумывал услышанное, тем сильнее ему казалось, что этот странный мужик без пальцев нечто большее, нежели второстепенный персонаж. Возможно, он и есть тот самый главный герой?

- Дудка, говоришь? - Гриша почти по-дружески похлопал уже мертвого Шаца по колену. - Надо будет узнать, кто это.

7 Дудка

Степа наконец-то выспался. Вернувшись домой после расправы с Букавацем, он скинул с себя грязную одежду, прямо на пол, где шел, дополз до кровати, рухнул на нее и уснул, как убитый. Не ворочался, не устраивался поудобней. Просто отключился на долгих восемь часов без сновидений и перерывов на туалет.

Проснулся он около полудня от натужных шипящих звуков, доносившихся из коридора. Перевернувшись на спину, Степа сладко зевнул, потянулся и тут же понял, насколько сильно отлежал себе руку. Та, что без пальцев была еще ничего, а вот здоровая ощущалась как помехи в телевизоре.

Почесав взъерошенные статикой молнии волосы, Степа встал с кровати и, разминая руку, уставился на дверной проем. Мимо него по полу коридора все с тем же занудным шипением проехал робот-пылесос, волоча за собой застрявшие в воздухозаборнике штаны, ткнулся в плинтус у двери в ванную, развернулся вокруг своей оси и покатил обратно.

- Идиот... - буркнул Степа, поправил сползшие трусы и побрел на кухню.

Бесполезный агрегат Дудке два года назад подарил один местный фермер в благодарность за то, что Степа избавил его от амбарника. Гадкое существо оккупировало сарай с инструментом и нападало на каждого, кто пытался туда войти. Дудка обычно в таких ситуациях подарки не брал, предпочитал работать за чистую зарплату, это позволяло дистанцироваться и думать только о деле, но так как пылесос достался ему через посредника, то возможности отказаться не было. Тем более, Степа рассудил, что ему, как одинокому мужчине, помощник по дому пришелся бы кстати. В итоге пылесос оказался шумной и довольно глупой игрушкой, вечно спотыкавшейся о пороги и засасывавшей в себя разные нужные вещи.

Степа вскипятил чайник, заварил себе большую чашку сладкого кофе, сел за стол и, уставившись отсутствующим взглядом в окно, просидел так не меньше получаса. Его мысли витали где-то далеко, метались от одной темы к другой, пока, наконец, не уперлись в ту, которой он сознательно старался избегать.

Он не сдержался и посмотрел на старинные механические часы на запястье. Стрелки на втором циферблате оставались на прежних местах. Это принесло кратковременное облегчение.

"Может я зря паниковал? - подумал Степа и почесал отраставшую бороду. - Обычные часы с поломанным секундомером".

В действительности он так не считал. Его предшественник не стал бы шутить с подобными вещами, а значит, повод для волнения был. Но все же иногда приятно хотя бы на секунду представить, что огромная проблема, нависшая над твоей головой, это простое недоразумение.

Про кофе Степа вспомнил слишком поздно. Тот уже остыл, и вкусная густая пенка осела на стенках чашки темным налетом. Но переводить продукт он не стал, залпом выпил все до дна, небрежно бросил чашку в посудомойку и пошел одеваться.

Степа жил один в трехкомнатной квартире, почти в центре города. С соседями он не общался, от чего у них сложилось о нем весьма противоречивое впечатление. С одной стороны, он представлялся им хорошим, спокойным человеком, ведь не шумит по ночам, не слушает громко музыку, за уборку подъезда всегда вовремя платит. Но с другой - он никогда не здоровается на лестничной клетке, у него странная рука с одним мизинцем, да и совершенно не ясно, как одинокий мужчина на пороге инвалидности, сильно напоминающий алкоголика, в состоянии заплатить за трешку почти в центре города.

К слову, Степа за нее и не платил. Не смотря на всю свою независимость и свободу в выборе методов работы, в сущности, Дудка был государственным служащим. В какой-то мере. Ни в каких отчетностях он не числился, зарплату ему платили наличными из рук в руки, а об официальной пенсии и выслуге лет вообще речи никакой быть не могло. Но все же, кое-какие льготы ему полагались. В частности, полная компенсация затрат на проживание, пропитание и бензин. Иногда ему даже удавалось выбить немного деньжат на покупку какой-нибудь мелочи, отправлявшейся в спортивную сумку. Но обычно самые нужные и важные вещи он добывал лично, на свои кровные. Для него это было неким негласным правилом. "Хороший сантехник сам знает, какой инструмент ему нужен, сам его покупает и сам за ним следит".

- Ну что, насосался? - Степа стоял в коридоре и смотрел на остановившийся робот-пылесос, чьи колесики окончательно запутались в скомкавшихся штанинах. - В следующий раз лишний раз подумаешь... Что-то как-то много разов за один раз, - он задумчиво хмыкнул. - Короче больше не ешь то, что не влезает в рот.

Степа наклонился и потянул за свободную штанину. Пылесос хоть и замолк, но сдаваться, судя по всему, не собирался. Намертво запутавшись, он поднялся в воздух вместе со второй штаниной.

- Ну, понятно... - Степа постучал костяшкой мизинца по пластиковой крышке. - Слышь, ты чего тут устроил? Я же могу и по-плохому.

Он с силой подергал штанину туда-сюда. Это не возымело эффекта. Тогда Степа вернул робота на пол, наступил на него ногой и снова потянул. Вдруг, ткань, застрявшая между колесиком и рамой, выскользнула. Робот-пылесос, потеряв сцепление, отлетел в сторону, ударился о стену, оставив на обоях жирную царапину, и упал на пол. Постоял секунду, после чего мотор снова зашипел и он, как ни в чем не бывало, покатил по коридору в сторону спальни.

- И восстали машины из пепла ядерного огня, и пошла война на уничтожение человечества... - Степа задумчиво проводил взглядом пылесос, затем посмотрел на потрепанные штаны и понял, что сегодня ему лучше надеть другие.

У Степы были планы на день. Не то, чтобы он относил себя к тому сорту людей, которые расписывают все наперед, составляют графики, покупают ежедневники. Скорее наоборот, он был безалаберным, недисциплинированным и удивительно легкомысленным как для того, кто занимается исправлением вселенских ошибок. Но сегодня у него определенно были планы, потому, как синоптики обещали дождь на завтра. И не какой-нибудь там легкий освежающий дождик, а самую настоящую летнюю грозу.

Пройдя по квартире и собрав разбросанные вчера вещи, Степа рассудил, что выглядят они скверно даже по его меркам, а потому, придется зарядить стирку. Стиральная машинка ему, кстати, тоже досталась в подарок. И не от кого-нибудь, а от самого мэра города, Александра Ляпорова. Степа выгнал из его дачи в пригороде полтергейст. Как оказалось, до недавнего времени мэр за тем зданием особо не следил, от чего в нем поселился местный бездомный. Жил он там все лето и осень, а зимой, в попытке согреться, разжег костер прямо в доме и устроил пожар, в котором сам же и сгорел. После этого мэр дачу капитально отремонтировал, приспособил ее для летнего отдыха с семьей. Вот только никакого отдыха не получилось. В первую же ночь полтергейст устроил семейству Ляпоровых такое представление, что они впопыхах уехали обратно в город, даже забыв закрыть за собой ворота. Для Степы случай никакой сложности не представлял. Он не в первый раз сталкивался с подобным проявлением постжизненной активности и справился с ним без особого труда. За что был щедро вознагражден материально. А стиральную машинку мэр ему отдал потому, что полтергейст запер в ней кота и поставил на максимальный отжим. После такого оставлять ее в доме жена мэра категорически отказалась и машинку предложили Степе в качестве чаевых. Отпираться он не стал. Как ни как, аппарат был новый, дорогой, и, что самое главное, с встроенной сушилкой. А это было то, что надо. Дело в том, что Дудка, ко всему прочему, на дух не переносил глажку.

Закинув вещи в стиральную машину, Степа оделся в свежее. Гардероб у него был скудным и однообразным. Три пары одинаковых штанов, несколько почти одинаковых рубашек и обувь на каждый сезон. Когда-то давно, в годы своей юности, Степа читал журналы, смотрел телевизор и видел там красивых знаменитостей. Он мечтал о том, как вырастет, станет успешным, богатым и накупит такой же крутой одежды, как у них. Как он станет ходить по улице, а все вокруг будут смотреть на него и завидовать. Но прошли годы, многое изменилось. Он сам изменился. И теперь, когда у Степы были и деньги, и возможности, меньше всего на свете он хотел истратить их на безделушки и шмотки. Да и общее внимание его больше не трогало.

Выйдя на улицу, Степа для себя отметил, что денек выдался просто отличный. Небо чистое, но при этом солнце не свирепствует, и ветер не сильный, как раз годится, чтобы разгонять летний зной. Одним словом, самое то для неспешной прогулки в магазин игрушек.

***

"Незнайка" - большая аляповатая вывеска, собранная из разноцветных пластиковых букв, висела на фасаде одного из домов по проспекту Победы. Под вывеской находились совсем не сочетающиеся с ней невзрачные двери, в которые и вошел Степа. В магазинах игрушек он бывал нечасто. Можно даже сказать практически никогда. А потому интерьер "Незнайки" его немного удивил. Вместо яркого и веселого места, где детишки могли бы с удовольствием выклянчить себе новенькую гоночную машинку или куклу, он увидел темное помещение без окон, освещавшееся лампами дневного света совершенно неподходящего холодного тона. Из-за этого горы игрушек, теснившихся на полках стеллажей и под стеклами витрин, выглядели совсем не весело, а, скорее, удручающе.

Вертя по сторонам головой, Степа прошел по магазину от входной двери к кассе, за которой со скучающим видом стояла продавщица и что-то смотрела на мобильном. Заметив потенциального покупателя, она тяжело вздохнула, будто тот был совсем нежеланным гостем, и снова уткнулась в телефон.

Оказавшись у кассы, Степа остановился и принялся демонстративно разглядывать игрушки, лежавшие за спиной у продавщицы, в надежде, что та обратит на него внимание. К его разочарованию этого не произошло. Тогда он, переступив с ноги на ногу, сказал: - Здравствуйте.

- Здрастье, - девушка кивнула.

- Скажите, а у вас воздушные змеи есть?

- Все, что есть - лежит на полках.

Степа удивленно вскинул брови, затем слегка наклонился над прилавком и заглянул в телефон девушки. Изображение на экране он узнал тут же. Это были кадры из первого фильма о Гарри Поттере. Совсем молодые Даниэл Рэдклифф и Руперт Гринт как раз занимали свое купе по дороге в Хогвартс.

- А, филосовский камень... - Степа хмыкнул. - В первый раз смотрите?

- В первый, - девушка быстро поставила фильм на паузу. - Мужчина, вам чего?

- Мне? Мне бы продавца, которому не все равно на свою работу. Было бы здорово... Ах да, еще воздушный змей. Желательно побольше.

Девушка шумно выдохнула. Ей явно было лень делать что-либо связанное с опостылевшими трудовыми обязанностями, да еще в такой погожий денек, которого совсем не видно из этого погреба.

- Вам для мальчика или девочки? - после короткой паузы спросила она.

- А разве есть какая-то разница? - пожал плечами Дудка.

- Есть, конечно. У них формы разные и рисунок. Девочке лучше что-нибудь милое. Птичку, или бабочку, например. А мальчику - человек-паук, железный человек... - она задумалась. - Есть еще дракон, это из тех, что подороже. Попугай есть...

Дудка почесал затылок.

- Дракон - это, конечно, круто.

- Так вам для кого?

- Для мальчика.

- И что вашему мальчику нравится?

- Покушать, - Дудка хмыкнул. - И пиво.

- Не поняла? - девушка за прилавком прищурилась.

- Да это я так... не обращайте внимания. Какой у вас самый большой? Я имею в виду по размаху. Рисунок не важен.

- Самый большой? Сейчас посмотрю.

Получив необычный запрос, девушка немного оживилась и отправилась в подсобку. Через пару минут она вернулась в торговый зал с тремя пластиковыми пакетами. Она поочередно выложила их на прилавок перед Дудкой. На каждом пакете пестрила цветастая этикетка с картинкой воздушного змея, завернутого внутри.

- Вот, эти самые большие, что были.

Дудка нагнулся и присмотрелся. На первой упаковке ядовито-зеленой полосой виднелась огромная бумажная гусеница, летящая в голубом небе. На второй - исполненный на китайский манер дракон с красным туловищем и бахромой по бокам. Из его рта вырывалось, неуклюже прифотошопленное пламя. В третьей упаковке лежал радужный попугай с длинным хвостом.

- О как... - Дудка опять почесал затылок. - И какой из них больше?

- Не знаю, - ответила равнодушно девушка. - Эти в самых больших упаковках. А так, смотрите, что там сзади на них написано.

- Слушайте, раз вам так не нравится здесь работать, - не выдержал Дудка, - тогда чего вы здесь вообще сидите?

- Если вам так нужен самый большой змей, так чего вы не прочитаете размеры на упаковке? - парировала она.

На короткий миг в торговом зале наступила напряженная тишина. Ни Дудка, ни девушка не повышали голос, но оба понимали, что скандал уже начался. И не смотря на полную готовность продавщицы его продолжить, выспавшийся Степа был в хорошем настроении, а потому решил не усугублять.

- Ладно, - сказал он и полез в карман за кошельком. - Давайте попугая.

- Пакет нужен?

Дудка замер и задумался, а потом ответил: - Давайте и пакет.

Он рассудил, что если воздушный змей еще хоть как-то транспортабелен, то остальные вещи, которые он собирался купить - нет.

Девушка достала откуда-то из-за прилавка полупрозрачный пакет - маечку и сунула туда упаковку с изображенным на ней ярким попугаем. Естественно, для такого большого воздушного змея пакет оказался мал. Дудка жестом показал ей, что и так сойдет, здоровой рукой открыл кошелек, отсчитал мизинцем нужную сумму и выложил деньги перед кассой. Затем, заметив взгляд продавщицы, сказал: - Не волнуйтесь, им с новым хозяином лучше.

- Что? - не поняла та.

- Ничего, - Дудка забрал сдачу, змея в пакете и собрался уходить, но у самого порога остановился и бросил через плечо: - Найдите себе другую работу!

Сам он не любил непрошенных советов. Да и кто их вообще любит? Но видеть человека, полностью потерявшего запал, изнывающего от скуки, просиживающего рабочие часы за фильмами, было выше его сил.

***

Следующим пунктом назначения Дудки был магазин стройматериалов. Длинное полуподвальное помещение с невзрачной и неоригинальной вывеской "СТРОЙМАТЕРИАЛЫ" над входом. Степа захаживал туда временами, когда ему нужно было починить что-нибудь в квартире, но визиты эти были редкими и нерегулярными, от чего персонал магазина каждый раз общался с ним как с новым покупателем. А может это была политика их начальства? Так или иначе, на его руку они реагировали, как и все остальные - невежливыми взглядами - будто им сложно было привыкнуть - и Степе приходилось каждый раз придумывать новую шутку на эту тему. Но в один момент, зайдя за заменой для перегоревшей лампочки, он просто-напросто сдался и повторил шутку, сказанную им в прошлый раз. Выяснилось, что их продавцы тоже не запоминали. С тех пор он по этому поводу больше не переживал.

В магазине стройматериалов Дудка купил моток тонкой медной проволоки, толстые резиновые перчатки и настенное крепление с колечком. Все это он сгрузил в пакет-маечку, который подхватил мизинцем, а змея зажал подмышкой здоровой руки. На этом его поход за покупками был окончен, но сам день - далек от завершения.

Домой Дудка заглянул ненадолго, только для того, чтобы оставить купленные вещи. После этого он перешел дорогу, взял в продуктовом магазине бутылку крепкого пива и отправился вверх по улице к аллее славы, проходившей от вечного огня - памятника павшим в Великой отечественной войне героям, аж до самой стоматологической поликлиники. Дудка не стал останавливаться у стел, на которых были высечены имена фамилии и даты смерти. Он прошел по аллее мимо памятника, обогнул постамент с артиллерийской пушкой и сел на одну из пустовавших скамеек. В разгар рабочего дня на аллее почти никого не бывало, а редкие мамаши с детьми обычно устраивались в противоположенном конце, через дорогу от стоматологии, где местный депутат под предлогом избирательной кампании оборудовал игровую площадку.

Степа поставил неоткрытую бутылку пива на скамейку рядом с собой, глубоко вдохнул, выдохнул, и огляделся по сторонам. Летний город радовал глаз. Высокие каштаны и пышные катальпы, которыми была засажена аллея, превратили это место в маленький парк. Некий уголок тишины и спокойствия, вокруг которого бушевала - если так можно выразиться о провинциальном городе - повседневная жизнь.

Степа сидел на скамейке и смотрел, как вдалеке шумная ватага ребятни возится на детской площадке. Как парочка бабушек на тротуаре пристает к прохожим с буклетами, зазывающими на собрание иеговистов. Как девушка с ярко-рыжими волосами, затянутыми в тугой хвостик, выгуливает маленькую собачку. Он смотрел на всех этих людей и думал о том, как...

- О чем мозгуешь? - вдруг Дудка услышал голос старого знакомого. Он повернулся и увидел бездомного. Низкого мужичка с большой залысиной и растрепанной бородой, одетого совсем не по погоде в длинное, почти до пола, грязное пальто.

- О, Рупор, привет. Ты как всегда по расписанию, - Дудка показал на бутылку.

- Пивасик? - Бездомный улыбнулся, обнажив редкие желтые зубы. - Спасибо! - он взял пиво, открыл его о спинку скамейки и сел рядом со Степой. - Так, о чем думы думаешь? Опять какая-нибудь философская фигня?

- Ага, - Дудка кивнул. - Ты же меня знаешь...

- Ну, рассказывай. Только подожди, щас я задиогенюсь, - Рупор поднес бутылку ко рту, запрокинул голову и одним глотком выпил половину, затем вытер рукавом губы, отрыгнул и сказал: - Во! Теперь давай.

- А чего тут рассказывать? Просто фантазирую, как это, бояться темноты не от знания, что в ней может жить, а так, в целом.

- Чет я недостаточно задиогенился, кажется. Или это ты сегодня с перебором?

- Это я с перебором... Ты знаешь, что такое проклятие знания?

- Не. Что-то из работы твоей?

- Ну, почти. Это когда человек что-то знает и ему становится сложно думать об этом с точки зрения того, кто не знает.

- Допустим... - неуверенно протянул Рупор. - И к чему ты это?

- Да вот, смотрю на людей и пытаюсь вспомнить, каково это, не знать всего того, что знаю я. Напоминаю себе о том, что темноту можно бояться просто так.

- Ну ты, Дудка, и черт. Нормальные люди про баб думают, или про деньги, там. А ты всякую ерунду по черепу гоняешь. Я такого не понимаю, - Рупор лихо крутанул бутылку, отчего пиво в ней закрутилось как маленький пенный смерч, запрокинул голову и буквально влил его в себя, затем бережно спрятал бутылку во внутренний карман пальто.

- Деньги у меня, Рупор, уже есть. А про баб думать неинтересно.

- Не знал, что ты из этих, - бездомный пару раз потыкал указательные пальцы друг в друга.

- Из каких?

- Ну, из веселеньких, - он ехидно улыбнулся.

- Не. Я из странненьких. Да и с моей работой только семью заводить. Я на Петю смотрю и ума не приложу, как он дальше будет. Чую, такими темпами его жена из дома погонит и придется мне его у себя на диване селить.

- Петя это твой новенький?

- Ага, - Дудка сладко зевнул. - Тьфу, вроде и выспался, а все равно что-то...

- Ну и как он?

- Кто, Петя? Ничего. Втягивается потихоньку. Правда пока еще думает, что профессия геройская. Нет у него понимания, что мы не пожарные, а сантехники. Но это дело наживное. Свыкнется.

- А ты, я смотрю, руку чесать перестал, - на щеках Рупора проявился хмельной румянец, а в глазах заблестели игривые огоньки.

- Ну, вот зачем ты мне напомнил? - Дудка недовольно нахмурился и тут же привычным движением почесал то место, где раньше были пальцы. - Теперь опять буду.

Они оба рассмеялись. Дети продолжали играть на детской площадке, мамаши что-то активно обсуждали стоя у ограды, а старики кормили голубей.

- Ну а ты как? - Дудка посмотрел на бездомного.

- А как я? - пожал плечами Рупор. - Живее всех живых. Токмо пальтишко надо бы обновить на зиму. Не греет уже... Слушай, что-то ты прямо сегодня совсем странный. Страннее чем обычно. Случилось чего?

- Что, по мне видно?

- Так-то может и не видно, но у меня глаз - как у орла. А зуб - как у бобра. Был, пока не выпал. Уж чего-чего, а тебя хмурого от ясного отличить еще могу. Давай, вываливай, чего стряслось?

- Да в том-то и дело, что пока ничего. Но есть у меня подозрение, что скоро стрясется... Стресится? Стрясосё... Грянет! Вот правильное слово. И хотелось бы к этому моменту быть готовым. Ты, Рупор, если будет время, поспрашивай у своих там, происходило ли что-нибудь странное в последние два дня.

- Это я могу. Тебе насколько странное? - бездомный прищурил правый глаз.

- Чем страннее, тем лучшее.

- Будет сделано, господин начальник. Как говорится, все организуем в лучшем виде. А теперь прошу меня простить, долг зовет.

Он встал, слегка поклонился Дудке и поковылял вдоль по аллее к следующей скамейке. Подойдя к урне, стоявшей рядом, он заглянул в нее, улыбнулся и достал оттуда две смятых банки из-под энергетика. Довольно буркнув себе под нос: "Оп-па! Жестячок..." и отправив их во все тот же внутренний карман пальто, Рупор пошел дальше, по пути громко выкрикивая случайные слова, обрывки фраз, а иногда и вовсе что-то нечленораздельное. Таким образом он отпугивал от себя недоброжелателей. Никто в здравом уме не полезет к сумасшедшему и уж точно не станет проверять, притворяется ли он.

Дудке нравился Рупор за свою удивительную способность подстраиваться под любые сложности жизни. Иногда он гадал, что было бы, если бы его дом не сгорел? Кем бы сейчас мог стать Рупор будь у него жилье деньги и документы? Успешным торгашом? Может даже депутатом? Если так рассудить, изворотливость и ловкость ума дает человеку возможность пережить любые невзгоды, побороть любые неприятности. Ну, или почти любые.

Дудка проводил взглядом удалявшегося Рупора, улыбнулся, когда тот добрел до детской площадки и разворошил своими криками мамочек. После чего невольно посмотрел на старинные часы на запястье. Большие стрелки на главном циферблате показывали начало четвертого. Маленькие все так же стояли на без семи двенадцать.

"Вот и правильно, - подумал Степа. - Не шевелитесь. Ни к чему нам все эти концы света. Этот мир не так уж и плох. По крайней мере, не на столько, чтобы его кончать".

Вдруг крошечная минутная стрелка второго циферблата едва заметно сдвинулась с места. Прямо на глазах она подползла на одно деление, и теперь часы показывали уже без шести минут. Сердце Степы екнуло и, казалось, пропустило один удар. Он озадаченно постучал костяшкой пальца по стеклу, надеясь, что это всего лишь причуда старого механизма и от удара все вернется обратно. Но ничего не произошло. Хотя нет, не так. Произошло что-то. Прямо сейчас. Что-то очень важное. Что-то НАСТОЛЬКО важное, что приблизило конец света на целую минуту.

Дудка просидел на скамейке еще около часа. Незаметно для себя он то и дело почесывал изуродованную ладонь. Но на этот раз главной причиной этому было не странное покалывание в местах, где раньше были пальцы. Вернее, это тоже. Но сейчас чесотка была лишь поводом снова посмотреть на часы. Успокаивающим "легальным" поводом, не превращавшим его в параноика и паникера.

"Пока не доказано обратное, это всего лишь часы. Обыкновенные антикварные часы со сломанным вторым циферблатом. Не более".

Дудка тяжело вздохнул, достал кошелек и проверил его на наличие мелких денег. Потом встал и быстрым шагом пошел обратно вдоль аллеи славы. Мимо постамента с артиллерийской пушкой, стел с именами погибших солдат, "вечного" огня, который уже давно зажигали только по большим праздникам. Мимо поворота на улицу, где находился его дом. Ведь он направлялся к тому, кто мог быстро и по дешевой цене развеять его сомнения. По крайней мере, он на это надеялся.

Продолжив идти прямо, Дудка свернул через пару кварталов и вышел на широкую улицу Строителей. Она была той осью, вокруг которой вертелся весь центр города. А центром притяжения на этой оси был старый советский Центральный Универмаг. Со времен постройки его несколько раз капитально ремонтировали, и от оригинального здания не осталось практически ничего. Зато вокруг за долгие годы оно обросло невероятным количеством кафешек, ресторанчиков и круглосуточных ларьков.

Все это дешевое развлечение для масс Дудку совершенно не интересовало. Он шел в ЦУМ по другой причине. Дело в том, что кроме супермаркета, занимавшего большую часть первого этажа здания, там были еще и узкие ниши, возле боковых лестниц. В одной из них находилась бытовка охраны супермаркета. Три других же были отведены под мелкие ларьки. Справа от восточной лестницы продавали различного рода открытки, воздушные шарики и помогали заворачивать подарки в цветастую бумагу с бантиком. Слева - делали ксерокопии. Но Дудка направлялся к ларьку, стоявшему напротив бытовки охраны. Туда, где к стене скотчем была приклеена слегка помятая бумажка с надписью большим жирным шрифтом: "РЕМОНТ ЧАСОВ"

- Здравствуйте, - Степа заглянул через высокую стойку, отделявшую рабочую зону ларька от общего зала ЦУМа.

Мужчина, сидевший за пошарпанным столом, заваленным различными инструментами и мелкими деталями, оторвался от чтения газеты с объявлениями. Он отложил ее в сторону, встал и подошел к стойке.

- Слушаю вас?

- У меня тут с часами проблемка.

- Показывайте, - мужчина взял со стола монокуляр и сунул его себе в глаз.

Дудка снял часы, положил их на стойку и показал пальцем на маленький циферблат.

- Вот, этот маленький не работает.

Часовщик взял часы, повертел их в руках, при этом разглядывая через монокуляр, задумчиво буркнул себе что-то под нос и перевел взгляд на Степу.

- Интересная модель. Откуда они у вас?

- От прадеда достались. А что?

- Да так, ничего. Просто такие вижу впервые.

- И что, не сможете починить?

- Пока не знаю, - часовщик вернулся за стол, аккуратно положил часы перед собой стеклом вниз. Затем взял инструмент, поддел им заднюю крышку, и та с едва уловимым щелчком снялась, обнажив теснившиеся под ней шестерни механизма. Увидев внутренности старых часов, часовщик с любопытством наклонился так сильно, что чуть не уперся носом в одну из вращавшихся шестеренок.

- Так что, вы говорите, с часами не так? - его правая бровь так наплыла на монокуляр, что, казалось, вот-вот раздавит его.

- Там на них есть второй циферблат. Маленький такой, с боку, - ответил Дудка. - Вот он себя как-то странно начал вести.

- Как странно? Не идет?

- Нет, как раз наоборот.

- Да что вы?

- Ага. Он никогда не шел до этого, на сколько я знаю. А вот вчера и сегодня двигался.

- Это действительно странно, - часовщик поднял часы и поднес их поближе к настольной лампе.

- Да?

- А вы уверены, что он двигался? Может, вы сильно их трясли?

- Не думаю, - Дудка на мгновение засомневался, а затем добавил: - Нет, вряд ли. Я эти часы уже двадцать лет ношу и сколько их помню, циферблат всегда показывал без десяти двенадцать. И вот позавчера стрелка на три минуты сдвинулась вперед. А сегодня - еще на одну.

- Ну что же, - часовщик отложил инструмент с монокуляром. - Ничего по этому поводу вам сказать не могу.

- Слишком сложная поломка?

- Нет, дело в том, что тут и чинить нечего. Второй циферблат ни к чему не подсоединен. И я не вижу, куда мог бы. Скорее всего, он декоративный. Так что, либо стрелки сдвинулись от тряски, либо... - он пожал плечами.

- Ясно, - с нескрываемым разочарованием сказал Дудка. - Значит, придется идти к ларечнице...

- Что вы говорите? - не расслышал часовщик.

- Ничего. Спасибо за попытку. Можно мне часики? - он протянул вперед однопалую ладонь и тут же добавил: - Пальцы на второй этаж пошли выбирать перчатки.

Часовщик шутку не оценил. Он быстро вернул часы в их первоначальное состояние и отдал владельцу. Дудка надел их на запястье изуродованной руки, вышел из ЦУМа и прищурился от светившего прямо в глаза солнца. Затем выудил из кармана штанов свой рабочий кнопочный мобильный, нажал на быстром наборе двойку и приложил к уху. Потребовалось всего полтора гудка, прежде чем на другом конце послышался спокойный голос Пети.

- Да? - сказал он.

- Петя, - Дудка зажал телефон плечом, а освободившейся рукой почесал кисть, - какие планы у тебя на эту ночь?

- Здоровый сон. А что, есть дело?

- Можно сказать и так. Будь у меня часам к одиннадцати. Хорошо? Ах да, и оденься поудобнее. Возможно, придется побегать.

- Ладно, - в голосе Пети промелькнула нотка недовольства. Старательно скрываемого, но все же. - Мне готовиться к чему-то конкретному?

- Нет, просто приходи, - Дудка повесил трубку не попрощавшись. Вредная привычка, перенятая у предшественника. Не первая, но одна из многих.

Мимо входа в ЦУМ по тротуару пронеслись мальчишки на самокатах. На парковке сбоку от здания таксисты что-то бурно обсуждали, попивая кофе, купленный в передвижной кофейне, стоявшей там же. Из колонки над вывеской супермаркета доносилась реклама обувного магазина, открывшегося на третьем этаже. На противоположенной стороне улицы прямо у светофора старушки торговали свежей зеленью со своих огородов, и какими-то соленьями.

Прикрыв глаза от солнца, Степа смотрел на протекавшую мимо него жизнь и опять думал о том, как хорошо, наверное, пребывать в неведении. Ведь узнай те старушки, что до конца ВСЕГО осталось каких-то шесть минут - хоть и метафорических - вряд ли бы они тогда стали распродавать свои консервы. Дети бы тоже не катались так спокойно на самокатах. Что-что, а родительский контроль в преддверии конца света мягче не станет. И обувь рекламировать незачем, если скоро не станет ног, чтобы ее носить. А таксисты? Таксисты... Они бы остались на парковке пить свой кофе. Этим ничего не сделается.

Дудка улыбнулся последней мысли и побрел к себе домой. Туда, где его ждали одиночество, воздушный змей в форме большого радужного попугая, и глупый робот-пылесос с застрявшим в воздухозаборнике носком, свисающим, словно черный собачий язык.

8 Ночной ларек

Петя приехал к Дудке ровно в назначенное время. Хоть у него и имелись некоторые трудности в освоении необходимых для профессии знаний, но он качественно компенсировал это пунктуальностью и упорством. Для Степы эти качества были куда важнее, чем начитанность. Именно поэтому он сделал для Пети запасной ключ от своей квартиры. Такая себе предосторожность и одновременно знак доверия. Конечно, предполагалось, что Петя будет пользоваться им только в экстренных случаях, но он этого не знал, а потому, входил в жилище Дудки, как к себе домой. Этот вечер не был исключением.

- Ух ты! - переступив через порог, Петя тут же наткнулся на полутораметрового разноцветного попугая. Тот, застыв в позе полета и раскинув радужный хвост по полу, стоял клювом кверху, облокоченный о стену у подставки для обуви.

- Что там? - послышался голос Дудки из соседней комнаты, отведенной под своеобразную мастерскую.

- Попугай какой-то, - Петя захлопнул входную дверь и, не разуваясь, прошел в мастерскую.

- А, это... Пока не трогай, - отмахнулся Дудка. Он сидел за столом, спиной ко входу, и что-то мастерил. - Попугай будет завтра.

- Ясно, - Петя подошел ближе и заглянул ему через плечо. Дудка возился с какой-то веревкой. Он пытался равномерно намотать на нее тонкую медную проволоку. В связи с недостатком рабочих пальцев, получалось у него это очень медленно и с большим трудом. - Тебе помочь?

- М? - Дудка отвлекся от работы и протянул Пете здоровую руку. Тот ее пожал. - Нет, не надо. Я потом доделаю... О! - он обратил внимание на спортивный костюм, в котором пришел ученик, и улыбнулся. - Я смотрю, ты у нас решил воскресить гоп-стоп движение?

- Ты же сам просил что-то поудобнее для бега одеть.

- Надеть, Петя. Надеть. И да, просил. Просто как-то непривычно тебя видеть в таком... виде. Видеть в таком виде? Что-то в последнее время слова повторяются часто. Короче, обычно у тебя футболки с надписями, а тут такое.

- Так это, - Петя хмыкнул и расстегнул спортивную куртку. Затем, распахнув ее, с нескрываемой гордостью продемонстрировал черную футболку с крупной белой надписью "SEX BOMB", слегка деформированной пивным животом.

- Ну понятно, - Дудка цокнул языком и недовольно вскинул бровь. - Никакого разнообразия. Ладно, половая мина, поехали по делам.

- Не смешно...

***

- Ну так и чего? - Петя сидел за рулем заведенной "Волги" и выжидающе смотрел на Дудку. Тот, в свою очередь, задумчиво чесал руку. - Куда ехать-то?

В ответ он ожидал услышать улицу, номер дома, или на худой конец название района. Словом, хоть какое-то направление.

- Что ты знаешь про Бабу-Ягу? - вместо этого спросил Дудка.

- Про Бабу-Ягу? - опешил Петя. - Эм... - на долю секунды он превратился из здорового мужика с пивным животом в мямлящего школьника на выпускном экзамене. - Сейчас вспомню. Старая, носатая, горбатая. В ступе летает. Детей ворует. А! Баба-Яга - костяная нога. Значит, с ногой у нее, наверное, что-то.

Дудка посмотрел на Петю с прищуром, оценивая ответ.

- Вполне неплохо... Вот только у нас сейчас двадцать первый век на дворе. Тебе нужно обновить информацию. Давай-ка, вези нас в "сапфирный", а там я на месте сориентирую.

Микрорайон "сапфирный" был не самым хорошим местом для жизни в городе, но и не самым плохим, это уж точно. Состоял он из пары десятков панельных хрущевок на пять этажей, школы номер семнадцать, детского сада "Колокольчик", множества мелких магазинов, пары-тройки пивных ларьков и, неожиданно выгодно выделявшегося на фоне советской застройки, здания ювелирного завода "Сапфир". Оно выросло на месте небольшого пустыря на окраине микрорайона в девяностые. Никто не сомневался в криминальности его происхождения, но, так-как проблем завод местным не устраивал, то и его, в свою очередь, никто трогать не стал. Налоги городу отчисляет, да и хрен с ним.

Около полуночи между седьмым и пятым домами по улице Воронежской во дворы вкатилась зеленая "Волга" с белым передним крылом. Ее двигатель и фары были выключены. Почти бесшумно, лишь шелестя покрышками об асфальт, она проплыла несколько метров и остановилась у детской площадки.

- Мы что, прячемся? - проникшийся атмосферой скрытности, Петя говорил шепотом.

- Можно и так сказать, - ответил Дудка, вглядываясь в темноту за окном. - Но я бы предпочел "выжидаем". Так вот, Баба-Яга, Петя, не просто бабка старая, что детей ворует и на помеле летает. Это сложная, комплексная сущность.

- Чего? Мы опять про нее?

- Я обновляю твою информацию, не мешай... Как и всякая сложная сущность, она не имеет четко выраженной полярности. Знаешь, что это значит?

- Что она и не добрая, и не злая. - быстро сориентировавшись, Петя включился в разговор. - Но я думал, что она самая что ни на есть злая.

- Во-первых, ты не прав. И во-вторых, ты не прав. Если сущность не имеет четко выраженной полярности, значит, она и добрая, и злая одновременно. Зависит от мотивов, настроения, погоды... Ее поступки могут как причинять вред, так и помогать. Баба-Яга дала Царевичу волшебный клубок в сказке. Помнишь?

- Угу, - кивнул Петя, хотя сам никакой сказки не помнил.

- Вот тебе и яркий пример хорошего поступка.

- Так значит она детей не ворует?

- Почему же? Ворует, и еще как! Ну, в смысле, воровала. В те времена, когда наши с тобой предки здесь по лесам да полям аукались. Говорю же, сложная сущность. Сейчас у нее вполне хороший период. Я бы сказал, выше среднего. Иногда она, конечно, позволяет себе... шалит. Но учитывая ее пользу обществу, такие мелочи прощаются.

- Так мы за ней сюда приехали?

- Да.

- Стой, - Петя нахмурился. - У нас что, в сапфирном Баба-Яга живет?

- Ну да, - кивнул Дудка. - А что такого?

- Да я даже как-то и не знаю... Я думал, она где-нибудь в болотах прячется, в избушке своей.

- Может и так. Она же порождение массового бессознательного сразу нескольких народов. Причем древнее. Она может сейчас сидеть в каком-нибудь болоте Беларуси, или в лесах Чехии, например. При этом, ей ничего не мешает торговать пивом во-он в том ларьке, - Дудка ткнул мизинцем в стекло. - Говорю же, сложная сущность.

- Что, прям в том ларьке? - Петя выглянул из-за плеча Дудки. В противоположенном углу двора действительно стоял ларек. Ничего выдающегося. Обычный, прямоугольный, стенки из металлических листов, окрашенных зеленой краской, в передней части - витринные окна, давно требовавшие помывки. На полках стандартный набор из пива, сигарет, различного рода закусок, типа чипсов или сухариков. В углу скромно приютились парочка бутылок минералки, две пачки сока с выцветшими этикетками, и дешевое печенье.

- Да, Петя, прямо в том. И ты сейчас пойдешь туда на разведку.

- Чего?

- Чего, чего... КАПШТО! На разведку, говорю, пойдешь. У меня разговор к ней есть. Нужно, чтобы ты почву прощупал.

- Так если у тебя к ней разговор, вот ты и иди.

- А вот я бы и пошел. Только у меня с ней, как бы это сказать, натянутые отношения. Иди, давай, уже. Только время зря тянешь.

- Я-то пойду, - Петя скинул с себя ремень безопасности. - Вот только чего мне там делать?

- Я пока не придумал. Просто подберись поближе, посмотри есть ли вокруг посторонние. А еще лучше, притворись покупателем и купи у нее что-нибудь.

Петя прекрасно понимал, что Дудка что-то недоговаривает, но спорить не стал. Выбравшись из автомобиля, он, нервно поправив смявшийся воротник спортивной куртки, пошел по двору в сторону зеленого ларька. Ночь выдалась темная, безлунная. Обещанные синоптиками тучи постепенно затягивали небо. Единственный фонарный столб прерывисто мигал старой лампой над детской площадкой.

Оглядываясь по сторонам, Петя подошел к ларьку. Бегло осмотрев ассортимент, он постучал в окошко. Оно оказалось не заперто и от стука открылось само. Петя нагнулся, заглянул внутрь и увидел не совсем то, чего ожидал. А вернее, совсем не то. В ларьке, между двумя холодильниками с пивом, на табурете сидела женщина лет шестидесяти, совершенно не похожая на "каргу" в общем ее представлении. Ее нос был обычным, не крючком, без бородавок. Волосы на голове не спутаны в немытые космы. Наоборот, серебристо-седые они были острижены коротко и зачесаны вверх ершиком. Вместо старых лохмотьев на женщине была обыкновенная одежда, а во рту дымила наполовину скуренная сигарета. В руках - потертая электронная книжка.

Заметив раскрывшееся окошко и Петину круглую физиономию в нем, женщина оторвалась от чтения, ловко перекинула языком сигарету из одного уголка рта в другой и сказала: - Слушаю вас.

- Эм... - замешкался Петя. - Мне бы... эм... А вы кофе делаете?

- Делаем, - женщина отложила книгу. - Тебе какой? Черный? С молоком?

- Черный, - Петя обвел взглядом внутренности ларька.

Женщина заметила это, но виду не подала. Вместо этого она нажала кнопку на электрическом чайнике, стоявшем рядом на этажерке с коробками.

- Через пять минут будет.

- Ага, я подожду.

Неожиданно раздавшийся звонок телефона заставил Петю вздрогнуть и удариться затылком о раму окошка.

- Осторожно, - буркнула женщина и вернулась к чтению.

Петя достал телефон, посмотрел на экран и увидел знакомый номер.

- Чего? - выдохнул он в трубку.

- Ну что там? - послышался из динамика голос Дудки.

- Где? - Петя обернулся и увидел на другом конце двора "Волгу". Свет в салоне не горел и со стороны автомобиль казался пустым.

- Как где? Внутри.

- Ничего. Вроде все как обычно.

- Точно? Она что-нибудь тебе сказала?

- Ничего такого.

- А что ты купил?

- Кофе. Стою жду, пока сделает.

Услышав последние слова, женщина снова оторвалась от чтения. Отложив электронную книгу, она встала, подошла к окошку и выглянула наружу. Взгляд ее карих глаз остановился сперва на Пете, стоявшем к ней спиной, затем медленно скользнул по двору и уперся в "Волгу".

- Ах ты ж... - прошипела женщина, отстранилась и с силой захлопнула окошко.

Вдруг ларек дрогнул. Его витрины задребезжали, а металлические листы заскрежетали стыками. С крыши тонкими струйками посыпалась пыль. Петя обернулся на звук и не поверил своим глазам. Старый пивной ларек, каких по городу можно увидеть с десяток, не меньше, накренился сначала вправо, затем влево, вырывая себя из земли, в которой увяз за года. С полок посыпались куда-то внутрь муляжи пивных бутылок, пустые сигаретные пачки и минералка. После секундной паузы ларек выпрямился и взмыл вверх на добрых два метра. Под металлической зеленой коробкой показалась пара тонких кожистых куриных лап, поддерживавших ее. Они поочередно взбрыкнули, отряхивая с себя землю и куски вырванных корней. После чего ларек сорвался с места и бросился бежать.

Ошарашенный, Петя повернулся в сторону "Волги" и беспомощно пожал плечами.

- Чего стоишь? - в ответ донеслось из трубки. - Беги за ним.

- Чего?

- Петя, твою мать, - Дудка ловко перепрыгнул с пассажирского сидения на водительское, - не тормози. Нам нужно загнать ее в угол, пока далеко не ушла.

- Ладно, - Петя неуклюже покачнувшись, побежал за все удалявшимся пивным ларьком. "Волга" рявкнула мотором, пробуксовала на месте и, зацепив колесом бордюр, развернулась на месте.

После потери пальцев Дудка почти не садился за руль. В принципе, переключать передачи он мог, даже какое-то время присматривался к насадкам на ручку, за которые было бы удобнее держаться мизинцем. Но все же вождения он избегал. И хотя связи в городских структурах власти давали ему некие свободы, которых был лишен обычный гражданин, а рана на ладони затянулась, крошечная часть его "я" уже не была такой как прежде. Травма пошатнула в нем чувство самоуверенности, которое обеспечивало ему иллюзию непобедимости. Дудка вспомнил то, о чем не думал долгое время. Он уязвим, он смертен. Несмотря на свои знания и навыки, он все еще просто человек.

Во дворе по соседству два подпитых мужичка стояли плечом к плечу у глухой стены дома, слегка пошатывались и мочились. Находиться в таком состоянии у них были все основания. Во-первых, они оба сегодня побывали на поминках скоропостижно скончавшегося коллеги, и во-вторых, они оба были сварщиками с девятью классами образования и ПТУ за спиной, у которых любая, даже самая скромная попойка заканчивалась за полночь в подворотне.

Закончив свои дела, первый мужичок отвернулся от стены и принялся совершать сложные манипуляции, на которые, как ему казалось, он был способен. Одной рукой он пытался вытащить сигарету из пачки, лежавшей в нагрудном кармане рубашки, а второй так же безуспешно застегивал ширинку. Неизвестно сколько времени у него заняли бы данные процедуры, но прямо на середине, как говорится, на самом интересном месте, его прервало странное зрелище. Небольшой пивной ларек на длинных куриных ножках пронеся галопом между домами и скрылся за поворотом. Мужичек замер, сигарета, уже попавшая к нему в рот, повисла на кончике губы.

- Э... Э! - он толкнул локтем второго мужичка. - Михалыч! Слыш, че?

- Че? - не оборачиваясь спросил второй мужичек.

- Там это, ларек только что пробежал.

- Че?! - он все же повернулся, при этом забыв прекратить делать свои дела. Струя, до того обильно поливавшая стену, попала на ногу первого.

- Э, ну ало! - тот шарахнулся в сторону.

- Какой еще ларек?

- А я откуда знаю? Похож на тот, что у меня во дворе стоит.

Вдруг внимание их обоих привлек Петя. Он, тяжело дыша и мелькая в темноте тремя светоотражающими полосками на спортивном костюме, пробежал по тому же маршруту, по которому только что пронесся ларек.

- Че, сдачу зажали? - крикнул вслед Пете второй мужичек, а затем оба сварщика громко рассмеялись.

Пете было не до смеха. Он, проклиная свою любовь к пиву и вкусной еде, боролся с подступавшей тошнотой, изо всех сил перебирая ногами.

"Давай, Петя, не останавливайся, - подбадривал он себя. - Бег полезен для здоровья. Вспомни, как ты в школе на физкультуре стометровку гонял".

К слову, это не помогало. Да и стометровку в юные годы Петя бегал далеко не идеально. Просто как любому человеку ему казалось, что раньше он был о-го-го и во всем виноваты годы.

Дудка неистово работал левой рукой, заправски ворочая рулем "Волги". Он промчался по четырех полосной дороге, шедшей через центр "сапфирного", обогнул два квартала по внешней стороне и снова въехал во дворы. Примерно прикинув, куда могла убегать ларечница, Дудка пошел на опережение и остановил "Волгу" на узкой дороге между домами. В этом месте он собирался перекрыть ей путь к дальнейшему отступлению. Действительно, не прошло и десяти секунд с момента остановки, как из темноты в свет автомобильных фар выскочил пивной ларек на куриных ножках. Вот только на этом месте все планы Дудки рассыпались. Потому, как ларек и не подумал останавливаться. Он на полном ходу побежал на "Волгу".

- Ах так? - Дудка нажал на педаль газа и мотор хищно зарычал. - На таран собралась? Ну давай на таран. Давай на таран!

И снова дым из-под колес, и снова "Волга", сорвавшись с места, понеслась вперед. Но, как оказалось, ларек таранить никого не собирался. Прямо перед столкновением он, треща швами и гремя муляжами, метавшимися по полкам витрин, взмыл в воздух, растопырив лапы, перелетел через автомобиль и, как ни в чем не бывало, побежал дальше.

Чертыхнувшись, Дудка ударил по тормозам. И как раз вовремя. Потому как из все той же темноты на него вылетел уже мокрый от пота Петя. Он, тяжело дыша и держась за правый бок, добежал до автомобиля, оперся на капот и жалобно посмотрел на Дудку.

- Не-не-не! - выкрикнул тот и помахал ему рукой. - Давай дальше. Нам ее нужно в угол загнать!

- А как я ее загонять должен? Она же меня затопчет! - прохрипел Петя.

- Не затопчет. Дуй давай!

Тихо выругавшись себе под нос, Петя смахнул рукавом со лба пот и побежал трусцой по следам ларька. Тем временем сам ларек, уже слегка приковыливая - прыжок через машину не прошел без последствий - продолжал удирать по дворам "сапфирного". Держась подальше от освещенных участков и широких улиц, он пробежал еще полтора квартала, пока не остановился у высокого бетонного забора ювелирного завода, увенчанного мотками колючей проволоки. Замешкавшись, ларек все же определился с направлением, развернулся налево и снова побежал. Это решение стало решающим в произошедшей погоне. Все дело в том, что выбери он правую сторону, и, может быть, ему все же удалось сбежать. Но он выбрал левую, где всего в каких-то полсотни метров его поджидала коварная ловушка - моток колючей проволоки, сорванный намедни с забора сильным порывом ветра. Неудачная случайность? Божий промысел? Так или иначе, ларек, не заметивший в темноте преграду, вступил в нее, пробежал по инерции еще пару шагов, затем окончательно запутался и остановился.

Едва дыша, Петя продолжал погоню из последних сил. Все, что он мог сейчас слышать, это свой натужный хрип и колотившееся в ушах сердце. И хоть он прекрасно понимал, что безнадежно отстал от ларька, что еще пять минут такого бега загонят его в могилу, но все равно продолжал перебирать ногами. Потому, что кроме шума в ушах он слышал еще и голос Дудки, повторявший: "Хватит строить из себя неженку! Мы работу работаем, или куда?"

- Тебе легко говорить, - у очередной развилки Петя остановился перевести дух и сообразить, куда двигаться дальше, - ты в машине сидишь...

- Что? - донеслось из динамика телефона.

- Ничего. Это я сам с собой. Ты видел, куда она делась?

Через два дома от того места, где стоял Петя вдоль по улице проехала "Волга". Дудка, сидевший за рулем и в неудобной позе прижимавший телефон плечом к уху, пристально вглядывался в дворы, проплывавшие мимо.

- К ювелирному вроде бежала. Дуй туда, я с другой стороны объеду.

- Ладно, сейчас, - Петя почувствовал, как к горлу подкатывает ком, согнулся пополам и опершись руками о колени, замер. Через пару мучительных секунд неприятная волна откатила, и он трусцой направился к видневшемуся впереди забору ювелирного завода.

Ларек найти Пете все же удалось. Причем находился тот в весьма плачевном состоянии. Неуклюже подпрыгивая на одной ножке, он беспомощно дрыгал второй, пытаясь стряхнуть с нее намертво запутавшуюся колючую проволоку. Само тело ларька при этом раскачивалось из стороны в сторону, гремя муляжами товаров по полкам витрин.

Замерев в нерешительности, Петя, не желая спугнуть ларек, поднес телефон к уху и прошептал: - Догнал.

- Вижу, - ответил Дудка и в этот же миг с противоположенной стороны двора, в котором располагался завод, показалась "Волга". Она подъехала к бордюру, который к счастью оказался совсем невысоким, перевалила через него, очутившись на газоне, протиснулась между забором и деревьями, и подперла ларек, отрезав ему путь к отступлению. Дудка заглушил мотор и вышел из автомобиля.

Отчаявшись скинуть с себя проволоку, ларек отступил к забору, затем медленно подогнул под себя куриные ножки и вернулся на землю. Маленькое окошко распахнулось, в нем показалось сердитое лицо Яги.

- Не подходи! - рявкнула она, бросив злобный взгляд на Дудку.

- Угомонись, - спокойно ответил тот.

- Сам угомонись! Чего ты за мной увязался? Я же уже тебе сказала, что не виновата. Палочка была бракованная и...

- Я пришел не за этим. Открывай, разговор есть.

- Ага, не за этим. Как же... А гопника тогда зачем на меня натравил? - она кивнула на Петю.

- Что ж такое... - промямлил тот, стоя у дерева и держась за бок. - Не гопник я. Это все костюм.

- Петя не гопник, - подтвердил Дудка. - Он мой стажер.

- Стажер? - Яга замолчала. Поджав губы и нахмурившись, она явно что-то обдумывала.

- Да, стажер. Ну так может ты все-таки нас пустишь?

- И что, ты больше не злишься?

- Злюсь, но сейчас дело важнее. А больше спросить мне не у кого. Ты единственный специалист по артефактам в городе.

Яга нахмурилась еще сильнее.

- Это ж какое такое дело может быть важнее?

- Мне нужно узнать все про вот эти часы, - Дудка поднял руку и кивнул на запястье.

Яга посмотрела на часы, что-то буркнула себе под нос и исчезла в глубине ларька. Затем окошко со скрипом захлопнулось, а в боковой стенке с таким же скрипом открылась дверь.

- Ну вот и ладушки, - улыбнулся Дудка.

Петю стошнило под дерево.

***

Петя зашел в двери сразу за Дудкой и не отходя далеко от порога замер в удивлении. Внутри ларек оказался гораздо больше, чем снаружи. Та стена, у которой стояли холодильники с пивом, и которую он видел, заглянув через окошко, была лишь перегородкой, закрывавшей остальную часть помещения от посторонних глаз. Муляжом, как и все содержимое витрин, создававшим иллюзию тесноты.

- Ого... - протянул Петя и огляделся.

Настоящие "внутренности" ларька походили на приличных размеров склад. Высокие потолки с толстыми деревянными перекрытиями клином сходились над головой. Стены, сложенные из бревен, совсем непохожи на те, что снаружи. В отличие от плохо сваренных металлических листов, они казались монолитными, крепкими. Такие могли бы выдержать не только погоню, но и небольшой ураган. У правой стены почти в центре стояла большая белая дровяная печка, а по бокам от нее располагались две двери, ясно говорившие о том, что это помещение в ларьке было не единственным. Остальное свободное пространство у стен и в центре склада было забито весьма современными этажерками, ярко контрастировавшими со старой отделкой. От увиденного у Пети складывалось ощущение, что кто-то додумался оборудовать старинную избушку под строительный супермаркет. Вот только вместо стройматериалов многочисленные полки этажерок были завалены разного рода хламом.

- Чаю будете? - вышедшая к печке Яга поставила чайник на плиту, громко хлопнула в ладоши и, как по волшебству, в пустовавшей до этого топке печки загорелся огонь.

- Петя, ты чай будешь? - Дудка прошел вдоль полок, ведя себя так, словно не один раз уже бывал здесь.

- Не, - все еще ощущавший тошноту, Петя мотнул головой.

- Нет, мы чай не будем.

- Как хотите, - Яга снова хлопнула в ладоши и огонь в печке погас. - Так что там ты хотел мне показать?

- Вот, - Дудка подошел к деревянному столу с резными ножками, стоявшему напротив печки, расстегнул ремешок на часах и положил их на столешницу.

Яга взяла часы, поднесла их к лицу, повертела в руках, постучала ногтем по стеклышку, затем перекинула все еще дымившую сигарету из одного уголка рта в другой, громко плямкнула и сказала: - Вещь старая. Хорошо сохранилась. Денег за них я тебе не дам, но могу выгодно обменять.

- Я не хочу их продавать. Лучше скажи, что это за часы. Откуда они взялись? Что умеют?

Яга посмотрела на Дудку с хитрым прищуром.

- Ты же сам знаешь, что они умеют, да? Тогда зачем спрашиваешь?

- Хочу убедиться.

- Ну хорошо, сейчас разберемся, - Яга отложила часы и исчезла за фальшстеной.

Тем временем Петя, уже немного придя в себя, с любопытством изучал содержимое полок этажерок. На первый взгляд обычные предметы, лежавшие на них, по всей видимости, были магическими артефактами. По крайней мере так Петя решил, исходя из странных подписей на бумажках, расклеенных на полках рядом с вещами. "Отдаляющий бинокль", "Нагревательная ложка", "Сапог скороход", "Ключ почти от всех дверей", "Джин"...

Последняя надпись особенно приглянулась Пете, потому как наклеена она был под предметом, совсем не ассоциировавшимся с древними восточными духами, а именно, под обыкновенной пустой сто граммовой рюмкой. Прозрачная, стеклянная, она походила на младшего брата граненого стакана. Петя взял рюмку с полки и заглянул внутрь.

- Дудка, скажи своему гопнику, чтобы положил на место, - вернувшаяся в складское помещение Яга несла в руках электронную книгу, - пока нас здесь не затопило к чертям собачьим.

- Он не гопник, а стажер... Петя, положи, пожалуйста, на место, пока нас здесь не затопило к чертям собачьим.

- Затопило? - Петя удивленно посмотрел сперва на Дудку, затем на рюмку.

- Да, - ответила за него Яга, не отрываясь от перелистывания страниц на электронной книге. - Эта рюмочка - мечта алкоголика. Знаешь сказку про волшебный горшочек, который кашу варил, если ему сказать: "Горшочек, вари!"? Вот тут такая же история, только с джином. Если интересно, я могу сделать хорошую скидку, как стажеру.

- Мы здесь не за покупками, - Дудка показал на часы. - А рюмка эта наверняка с изъяном, как и все остальное. Как начнет джин производить и не остановится, пока хозяин не захлебнется. Или что-то типа того. Да?

Яга бросила на Дудку злой взгляд. Петя заметил его и тут же положил рюмку обратно на полку, после чего брезгливо вытер ладошку о спортивную куртку.

- Ну так что там в твоих талмудах пишут?

- Не спеши, - она продолжила щелкать на кнопку электронной книги. - Это тебе не хухры-мухры. Тем более, библиотека у меня не маленькая. Пока до нужного долистаешь...

- А ты не пробовала себе планшет купить? Там и экран больше и искать удобнее.

- А ты не пробовал сам про свои часы читать? - огрызнулась Яга. - Так и быстрее и меня не трогаешь. О! Вот, кажется, нашла. Они? - Она показала экран Дудке. На нем в плохом качестве был отображен черно-белый рисунок от руки с часами, очень сильно напоминавшими те, что лежали на столе.

- Вроде как да... - Дудка присмотрелся и увидел то, что видеть не хотел - второй циферблат, маленький. Стрелки на нем показывали половину одиннадцатого. - Да, точно, это они.

- Ну что же, давай читать. Так... - Яга громко плямкнула. - Часы карманные. Вес - девяносто три грамма. Диаметр стекла... Так, это нам не интересно... - она переключила страницу. - А, вот! Были изготовлены неназванным мастером в Швейцарском часовом цеху. Дата изготовления точно не известна, но судя по дизайну оригинального корпуса - приблизительно в 1630-х. Изначально аномальных свойств не имели. После производства находились во владении династии Стюартов. Во время Английской революции утеряны почти на две сотни лет. Кто владел часами в этом промежутке времени точно не известно. В следующий раз были замечены на руке военного на фото, сделанном во время англо-бурской войны. Оригинальный корпус посажен на кожаный ремешок. Об аномальных свойствах данных не этот период нет.

- Исторический экскурс это, конечно, хорошо, - прервал Ягу Дудка, - но я здесь не за этим.

- Потерпишь, не помрешь.

- Вот тут бы я не спешил с заявлениями...

Яга бросила на Дудку короткий взгляд и продолжила читать.

- Так, на чем это я остановилась?.. А, вот, нашла. В первую мировую войну часами владел некий Ричард Пинкертон. Исходя из написанного в его дневниках, часы достались ему от какого-то дальнего родственника по материнской линии как семейная реликвия. Находились они в нерабочем состоянии из-за чего ему пришлось отдать их часовому мастеру, чье имя в дневниках не упоминается. Часы вернулись к нему в новом корпусе, приспособленном под ремешок, и с измененной передней панелью. На ней появился второй циферблат. Зачем он был нужен Пинкертону выяснить не удалось в связи со скорым отбытием на фронт. Во время войны Пинкертон не раз отмечал в своих дневниках, что стрелки на втором циферблате временами колебались, но никогда не шли полноценно. Зато основной механизм чудным образом обходился без завода и всегда показывал точное время.

- Дальше можешь не читать, - Дудка, расстроено почесал щетину на подбородке. - Остальную историю я и сам нашел.

- Ты мне тут еще покомандуй, - фыркнула Яга. - Я тебе пока только общеизвестные факты даю. Все что повкуснее как всегда в самом конце, - она выждала пуазу, убедилась, что Дудка слушает, и продолжила читать: - В 1916 году Пинкертон получает осколочное ранение ноги, которую, в связи с начавшейся гангреной, ему благополучно ампутируют. Вернувшись на родину, он, заинтересованный странным поведением своих наручных часов, находит мастера, работавшего над ними. Им оказался британец польского происхождения Ян Ковальски, который к тому времени скончался от туберкулеза... Так, вот теперь начинается самое интересное. У меня на этого Яна целое досье прилагается. Вот он, красавчик, - Яга повернула книжку Дудке. На экране был изображен портрет ничем не примечательного мужчины. - Мастер часовых дел. Увлекался оккультными науками, гностицизмом, алхимией. В последней явно успехов не добился. А то чего бы он от простой болячки помер? Ну и что тут у нас? А, ну вот же, смотри, - она опять повернула экран Дудке. Теперь на нем был схематически изображен сложный механизм из шестерней, с множеством неразборчивых заметок от руки и оккультных глифов. Сам рисунок венчали большие латинские буквы "gnosis".

- Гносис? - Дудка нахмурился.

- Так твои часики называются, - кивнула Яга. - Знание на греческом.

- Это я знаю... - он наклонился вперед, разглядывая схему. - А что это за глифы такие? Вот эти я понимаю, но эти... полная бессмыслица.

- А что тут непонятного? Вот это, - она ткнула пальцем в парочку, - самовзвод. А эти для маленького цифербла... у-у-у, ну теперь ясно, чего ты ко мне пришел. Это же часы судного дня. Они показывают, когда наступит конец света. И что, сколько уже натикало?

- Без шести минут полночь, - протянул Дудка.

- Сколько?! - Яга поперхнулась сигаретным дымом и выплюнула окурок прямо на пол. - А ну, дай посмотреть, - она взяла со стола часы и поднесла к лицу. - Может это полдень?

- Было бы здорово, но что-то мне подсказывает, что нет.

- Да уж... - Яга вернулась к схеме. - Вечно с тобой, Дудка, одни проблемы.

- Я тут не при чем. Они не шли двадцать лет. Я даже сам факт того, что это часы судного дня не воспринимал всерьез.

- А ты вообще что-нибудь всерьез воспринимаешь? - она, казалось, полностью ушла в чтение и слушала лишь в пол уха.

- Воспринимаю. Твои оскорбления, например. И про это не забывай, - он демонстративно пошевелил перед ней мизинцем.

- Ой, тоже мне, неженка... Еще раз тебе говорю, производственный брак то был. Тем более я с тем поставщиком после этого дел больше не веду. У меня, знаешь ли, репутация есть.

- Репутация? Да какая у тебя может быть репутация, если твое барахло никогда не работало нормально? А то, что ты в задней комнате держишь - не продается. Ага, думала я не знаю про заднюю комнату?

- Моя задняя комната - мое личное дело. Понятно? И вообще, мог бы спасибо сказать за то, что хоть что-то продаю. А то вам людям только волю дай, так вы тут же наглеете и на шею лезете. Взять хотя бы того Гитлера.

- А может вы вернетесь к теме конца света? - вмешался в спор все еще разглядывавший полки с артефактами Петя. - Или это уже не важно?

Дудка и Яга синхронно повернулись к нему и вперились злобными взглядами. Но злоба быстро сошла на нет и сменилась пониманием.

- Хороший у тебя стажер, - после секундной паузы сказала Яга.

- Хороший, - подтвердил Дудка. - Как думаешь, есть способ выяснить, что вызывает движение стрелок?

- Так вот же, глифы. Ты сам видел.

- Я имею в виду, какие конкретно события приближают конец?

- События? Думаешь их было несколько?

- Стрелки двигались два раза за последние три дня, и это наводит на мысль, что каждое смещение было вызвано отдельным событием. Но вся беда в том, что никаких особо выдающихся катастроф или новых войн в это время не было. Я проверял.

- Ну, это не обязательно должно быть что-то громкое. Эффект бабочки никто не отменял. Ты же знаешь, как это бывает. Сегодня где-нибудь в деревне один мужик другого на спор поленом по голове ударил, а завтра тот башенный кран на школу уронил.

- Вот именно поэтому я и хочу узнать, есть ли какой-нибудь способ выяснить, какие конкретно события влияют на стрелки.

- Ну, допустим, найду я тебе способ. А дальше что?

- А дальше будем думать, как это все остановить или исправить.

- Остановить или исправить, значит? - Яга улыбнулась, обнажив ровные, один к одному, вставные зубы. - Так ты у нас теперь, Дудка, в спасители мира записался? И с чего ты взял, что этому миру твоя помощь нужна? Может это закономерный конец? Запланированный? Кто ты такой, чтобы вмешиваться в естественный ход событий?

- Яга, не тупи, - вздохнул Дудка. - Чтобы понять, естественный ход или не естественный, нужно для начала узнать, что происходит. Так? Сама подумай, одно дело если это что-то... ну на пример, связанное с загрязнением атмосферы, тогда черт с ним. Человечество заслужило, так ему и надо. Тем более, мы с Петей в два хобота много не очистим и других не уговорим. До нас пытались люди и по убедительнее. А если, к примеру, назревает ядерная война, тогда совсем другое дело. Неохота помирать из-за какого-то идиота вояки, решившего палец на красной кнопке размять. В любом случае, если есть возможность узнать, что происходит, я был бы очень благодарен.

Яга задумчиво постучала ногтем по экрану электронной книжки, затем достала из-за пазухи сигарету и закурила.

- Ладно, будет тебе способ. Но только он тебе точно не понравится.

- Ну начинается...

- Ой, вот только не надо свою шарманку заводить.

- А что? Ты же опять мне какую-нибудь хрень всучишь, типа волшебного клубка, который заведет в лес так, что потом и с картой не выйдешь. А когда я чудом выживу, скажешь, что бракованный попался и ты не при чем.

- Да я и так не при чем. Кто же знал, что она рванет? И между прочим, это ты ко мне пришел, а не я к тебе. Могу вообще ничего не говорить. А за информацию про часы еще и денег потребую, если будешь себя так вести.

- Ну все, все, - отмахнулся Дудка. - Прекращаю. Что там за способ?

- Конечно, как про деньги услышал, так сразу заднюю дал. Кто ж мог подумать? А у самого-то в кармане чай не пусто, - Яга затянулась так сильно, что сигарета в уголке ее рта отчетливо затрещала сгоравшим табаком. Затем, выпустив большой клуб синеватого дыма, сказала: - Короче, знаешь цыганский поселок недалеко от города, возле речки?

- Знаю. Только не говори мне, что они могут нагадать. Потому что я точно знаю, что не могут.

- И не говорю. Так вот, недалеко от этого поселка мужик один живет в посадке. Эркином зовут. Он шаман. Вроде как хороший.

- Во-первых, что за имя такое, Эркин? И во-вторых, на кой черт мне шаман?

- Теперь ты не тупи, Дудка. Имя у него нормальное, якутское. Потому что он якут. А шаман тебе нужен, потому что если с миром происходит что-то странное, то об этом в первую очередь узнают духи. Вот он тебе с ними беседу и организует.

- Шаман якут, живущий в посадке... Возьму на заметку. А еще какие-нибудь варианты имеются? Что-то я духам верить не склонен. У меня с ними отношения не очень.

- У тебя со всеми отношения не очень... Ну хорошо, не хочешь духов, иди к ведьме. Объявилась у нас тут одна, перспективненькая. Приходила ко мне на днях, цены узнавала.

- Насколько перспективненькая?

- А я откуда знаю? Вопросы задавала правильные, такие наобум не задашь. Значит в голове что-то есть. Тем более, насколько я помню, последнюю настоящую ведьму в городе твой предшественник уконтропупил, так что выбора у тебя особо нет. Жри, как говорится, что дают, Дудка. Жри, что дают.

- Это все? - он задал вопрос, надеясь на то, что Яга, как всегда, припасла самый полезный и удобный способ напоследок.

- Все, - без тени лукавства ответила она.

- Может еще подумаешь?

- Может и подумаю, но больше от этого не станет.

- А я, вот, знаю, что у тебя есть зеркало водяное, которое будущее показывает. Как на счет него?

- Плохо ты знаешь. А даже если и так, людям будущее показывать я зареклась. Они его все время неправильно понимают и только хуже делают. К тому же, тебе не будущее нужно увидеть, а прошлое. Совсем другой механизм работы. А раз ты не знаешь, куда смотреть, то и толку от этого будет ноль целых ноль десятых. Нет, Дудка, не испытывай судьбу. Бери, что дают и иди подобру-поздорову отсюда, пока не случилось чего нехорошего.

- Жаль, Яга, - Дудка забрал со стола часы. - Очень жаль. Не думал, что ты так наплевательски относишься к этому миру.

- А чего его жалеть? Не он первый, не он последний. Я переживу, - она снова улыбнулась, показав вставные зубы. - Так что, адресочек ведьмы давать?

- Давай. На войне все средства хороши.

***

Выйдя из дверей ларька, Петя обнаружил, что тот вернулся на свое прежнее место, во двор пятого и седьмого домов по улице Воронежской. Он все так же плотно стоял на земле, муляжи в витринах занимали свои законные места на полках, и только разбросанные вокруг корни напоминали о том, что куриные лапы с погоней были настоящими.

- О! - удивился Петя. - А как мы здесь?..

- Ну а где же нам еще? - так же сбивчиво ответил вышедший за ним Дудка. Как только его ноги коснулись земли, дверь ларька за его спиной тут же со скрипом захлопнулась, а свет за стеклами витрин погас.

- Хм... - Петя огляделся по сторонам и озадаченно почесал затылок. - Теперь еще до машины шагать.

Фонарь над детской площадкой пару раз мигнул и тоже погас.

- Это точно, - Дудка, о чем-то задумавшись, машинально нацепил на запястье часы и почесал ладонь.

- Так что, куда мы теперь? К ведьме или якуту?

- Мы сейчас к машине и по домам.

- Да ладно? Я думал, у нас тут срочное дело. Миру приходит конец, и все такое.

- Он-то может и приходит, но точно не сейчас. А если и так, тогда мы все равно не успеем ничего сделать. Тем более, я посмотрю, как ты попрешься в гости к ведьме без приглашения в два часа ночи. Особенно к той, которую перспективненькой назвала сама Яга.

- Чего, в жабу меня заколдует? - Петя повертел головой, сориентировался, в каком направлении нужно идти, и пошел. Дудка пошел за ним.

- Ага, Петя, в жабу. В рогатую... Вообще, я бы пока не спешил со всеми этими поездками к кому попало. Информации у нас, конечно, прибавилось. Тут не поспоришь. Но лучше пока немного подождать, посмотреть, как поведет себя Гносис.

- Ох и название...

- Гносис в переводе с греческого знание. Вполне нормальное название, учитывая, что создатель часов увлекался гностицизмом.

- А это что?

- Петя, ты двоечник. Это религия такая. Ее последователи считали, что мир создан великим и добрым богом, но управляется злобным полубожком, завидующим старшему по званию. И что все, связанное с духовностью - удел бога, а материальная реальность так, шелуха. А гносисом они называли сакральное знание об устройстве вселенной, полученное прямиком от бога.

- А... - протянул Петя. - Значит эти часы - божественное знание, когда мир кончится?

- Похоже на то. Вот только у меня очень большие сомнения по поводу существования самого бога и того факта, что он просто так взял и выдал такой секрет британцу польского происхождения, хреново разбиравшемуся в алхимии. Больше похоже на магический трюк, треплющий мне нервы, - он опять почесал руку.

- А разве Яга не показывала тебе схему с глифами?

- Показывала, но это еще ничего не значит. Эти глифы странные, они какие-то неправильные и мне они не нравятся.

- Ну раз не нравятся... - Петя пожал плечами. - О, вон машина.

Они вышли к забору "Сапфира", где на земле у дерева стояла старая зеленая "Волга". Петя по обыкновению сел на место водителя, а Дудка - на пассажирское.

- Ну что, - Петя завел мотор и принялся аккуратно выруливать автомобиль на дорогу, шедшую вдоль домов, - тогда сейчас по домам, а завтра к ведьме? Или к якуту? Откуда у нас в городе вообще якут?..

- Да, сейчас по домам. Нужно хорошенько выспаться, а тебе еще и помыться. Воняешь, как слон в дешевом зоопарке.

- В следующий раз сам будешь бегать.

- А завтра, - Дудка пропустил его возмущенное замечание мимо ушей, - мы первым делом поедем на меловую гору.

- Чего? На какую еще гору?

- На меловую, Петя. На меловую. Завтра синоптики обещали нам грозу, а это значит, что тебе опять придется побегать.

- Ну ты чего?!

- Не ной. Совсем немного. Тебе понравится, - он ехидно улыбнулся.

- А вот в этом я очень сильно сомневаюсь, - буркнул Петя и вывел "Волгу" из двора на проспект.

9 Гроза

Петя сидел за рулем, подперев рукой щеку, и наблюдал через зеркало заднего вида, как Дудка возится с воздушным змеем. Он, борясь с растопыренными крыльями и длинным радужным хвостом пытался запихнуть полутораметрового попугая на заднее сидение.

- Может лучше в багажник его? - сквозь зевок спросил Петя. Он, в отличие от Дудки, плохо спал и совсем не выспался.

- Не. В багажнике сумкой поломает. Я туда веревку уже сложил. Да сейчас, уже почти все.

- И на кой черт тебе этот попугай сдался?..

Петя потер глаза и склонился над рулем. Он посмотрел через лобовое стекло на небо, которое, несмотря на одиннадцатый час утра, было почти черным. На город медленной волной свинца наплывала первая летняя буря. Одинокие капли то и дело срывались из переполненных влагой туч, но пока еще не решались превратиться в настоящий ливень. До него оставалось около двадцати минут.

- Ой! - Дудка вздрогнул, почувствовав, как одна из холодных капелек упала ему на спину. Она приземлилась на кожу, оголившуюся задравшейся рубашкой.

- Что такое?

- Ничего. Заводи давай, - справившись с попугаем, он небрежно перекинул радужный хвост носком ботинка через порожек и захлопнул дверь.

Петя опять покосился на зеркало заднего вида, в котором теперь не отражалось почти ничего кроме попугая.

- Я-то заведу, - он повернул ключ в замке зажигания, - только ехать как?

- Как, как... Каком к верху. Умеешь так?

- С тобой по-другому и не получается.

- Смешно, - Дудка вытер поясницу однопалой ладошкой. - Слушай, как бы не ливануло раньше времени, - он быстро оббежал автомобиль и сел на место пассажира. - Ты же знаешь, как на меловую ехать?

- Без понятия, - флегматично выдохнул Петя.

- Ай... что же ты у меня за неуч такой?

- Не у тебя, а у мамы с папой.

- Между прочим, меловая - это местная достопримечательность. Точка притяжения туризма! - Дудка потряс в воздухе пальцем.

- Так, спокойно, я же не говорил, что вообще не знаю, что это такое. Я сказал, что не в курсе, как доехать.

- Ну, значит, сейчас станешь в курсе.

Дудка в общих чертах описал дорогу, и Петя нажал на педаль газа.

Меловая гора находилась за городом, между двумя поселками-сателлитами и в том, что она являлась точкой притяжения туристов Дудка был полностью прав. Хотя самих туристов там почти никогда не бывало. Редкие любители прогуляться в живописных местах доезжали на двух пригородных автобусах до горы, забирались на нее по едва различимой тропинке и делали селфи на неприглядном фоне пыльного города и леса заводских труб. Зато на регулярной основе меловую посещала парочка ушлых грузчиков, облюбовавших здешний овраг, кстати, числящийся вместе с горой заповедной зоной, для незаконной свалки строительного мусора. Да и местная молодежь из близлежащих поселков не обделяла меловую вниманием, используя ее в качестве любовного гнездышка. Но сегодня на горе не было ни целующихся подростков, ни ушлых грузчиков. В такую погоду и те, и другие предпочли остаться дома.

Когда отдельные редкие капли, наконец, переросли в полноценный дождь, зеленая "Волга" с белым крылом уже выехала за пределы города и неслась по дороге к поселкам. Петя молча вел автомобиль, смотря, как деревья на обочине колышутся под налетающими порывами ветра, а Дудка, так же молча, чесал ладонь и поглядывал на часы.

- Я вот тут подумал... - вдруг заговорил Петя.

- Это не к добру, - тут же ответил Дудка.

- Я вот тут подумал, что с часами твоими дело какое-то мутное.

- Да что ты?

- Нет, я знаю, ты сейчас будешь язвить, скажешь, что волшебные часы сами по себе мутные, а я - дурак. Но мне вот что интересно, каким макаром они к этому британцу, Пинкертону, попали?

- Правильно, Петя, часы волшебные и сами по себе мутные, а ты - дурак. Но продолжай.

- Ну вот сам посуди. Пришел мужик к часовому мастеру. Говорит, почини мне часы, а то на войну позарез нужно, а я который час не знаю. Ему говорят, хорошо, все сделаем в лучшем виде. Приходите завтра. И вот, приходит он завтра, а ему выдают совсем не те часы. И ремешок другой, и циферблатов сразу два.

- Ага, - Дудка с интересом посмотрел на Петю.

- Чего ага? Разве не странно? А что еще страннее, так это то, что Пинкертон этот так на войну и уехал, даже не поинтересовавшись, чего с часами случилось.

- Хорошее замечание. Такими темпами глядишь и выйдет из тебя толк.

- Да? Тогда вот тебе еще одно. Какого лысого алхимику этому польского происхождения понадобилось отдавать не пойми кому магический артефакт? Это же он старался, делал. Божественное знание разрабатывал. Гонсис, или как его там?..

- Гносис, - поправил его Дудка.

- Ну Гносис... А потом бац, и отдал Пинкертону, который вообще про них ничего не знает. Какой в этом смысл?

- Я смотрю, Петя, зацепило тебя не на шутку.

- Да я просто вчера уснуть не мог и как-то само в голову пришло. Теперь покоя не дает.

- Приятно знать, что тебе в голову приходит не только еда, но и хорошие мысли. К сожалению, ответов на эти вопросы мы вряд ли найдем. Как и на большинство вопросов в принципе. Жизнь так устроена, что чем больше знаешь, тем меньше знаешь. Но это все философия. В нашем же случае есть проблема весьма конкретная - время. Создание часов находится слишком далеко от нас по временной шкале. Целая сотня лет, как ни как. И за эту сотню лет умерли не только участники истории, но и их ближайшие родственники. Яга, кончено, имеет доступ к очень большому архиву. Возможно, самому большому в мире. Но это не отменяет того факта, что всю информацию мы получили из скудных письменных источников. Дневники Пинкертона, чертежи Ковальски. Это все лишь крупицы общей картины. Маленькие, позволяющие восстановить только примерный ход событий, который, зачастую, выглядит весьма сумбурно и иногда даже нелепо. К примеру, сама Первая мировая. Если не знать, что конкретно случилось, то можно подумать, будто весь мир сошел с ума. В один момент кто-то там где-то там кого-то убивает, а в следующий, мы уже имеем полномасштабные боевые действия. Бред? Бред. Людей убивают каждый день. Но если разобраться в деталях... В нашем случае деталей слишком мало. Так что единственный способ унять зуд любопытства, это смиренно принять тот факт, что все знать не дано никому, и забыть.

- Не, - Петя повернул руль и автомобиль съехал с асфальтовой дороги на грунтовую, - я так не умею.

- Ну, - Дудка пожал плечами, - тогда можешь сам придумать, почему случилось то, что случилось. Если выйдет что-то более-менее интересное, дай мне знать.

Дождь постепенно усиливался. Потяжелевшие капли настойчиво тарабанили по капоту и крыше "Волги", обильными струями стекали по лобовому стеклу. Дворники, метавшиеся из стороны в сторону, едва справлялись с заметно возросшей нагрузкой. Автомобиль, проехав по узкой грунтовой дороге около километра остановился у подножия резко выделявшейся на фоне равнинных пейзажей меловой горы. Контрастируя со свинцовым небом вздыбившийся из земли мел казался неестественно белым. Словно огромная порция пломбира с темным пятачком грунта вместо глазури на вершине.

Как только автомобиль замедлился достаточно, Дудка выскочил из него, метнулся к багажнику и достал два полиэтиленовых ярко-оранжевых дождевика.

- На! - он передал один вылезшему за ним Пете. - И попугай на тебе. Только не поломай.

Петя послушно натянул на себя дождевик, превратившись в большой дорожный конус, и принялся вызволять воздушный змей из плена задних сидений "Волги". Тем временем Дудка вернулся к багажнику. Лежавшую рядом со спортивной сумкой веревку, обмотанную медной проволокой, он закинул себе на плечо. Из самой же сумки он достал новую, не открытую бутылку советского шампанского и странную металлическую пробку с поворотным механизмом и крышкой, разделенной на четыре секции.

- Ну что там? - захлопнув багажник, Дудка крикнул Пете. Резкие порывы почти ураганного ветра уносили с собой большую часть слов от чего те казались совсем незначительными, бессмысленными, а шуршание дождевиков - раздражающе громким. - Справился?

- Да! - Петя, чуть не запутавшись в длинном попугаевом хвосте, наконец, вытащил воздушный змей из машины. И как только он это сделал, в небе над горой мелькнула ветвистая молния.

- О! - Дудка обернулся на вспышку и машинально прижал капюшон дождевика, чтобы его не сдуло ветром. - Раз! Два! Три! Четыре. Пять... - Раскат грома прокатился по равнине отчетливым треском. - Совсем рядом. Почти два километра. Давай, Петя, закрывай машину и пойдем скорее. Нужно успеть на веселье, пока все не пропустили.

- А чего мы вообще сюда приперлись в такую непогоду? - он, зажав подмышкой попугая, кое-как закрыл дверь и засеменил вслед за Дудкой, который уже бодро шагал по туристической тропинке, шедшей от подножия горы до самой ее вершины.

- На лабораторную работу, Петя. На лабораторную работу. Будем восстанавливать израсходованное оборудование, так сказать.

- Чего?

- Ну что ты опять чегокаешь? Или шокай, или чтокай. Только определись, богом молю. А то мне сложно тебе отвечать в рифму. К твоим чегоканиям не подходит ни черта.

- Так и не надо, значит, в рифму. Ты лучше по делу отвечай. А то я так не научусь ничему.

- Ух, как мы заговорили. Деловая колбаса... Даже в оберточке красивой. Почти докторская.

- Эта колбаса тебя сейчас по голове попугаем даст.

- И вот мы вернулись к языку насилия. Ладно, готовься, буду тебя сейчас учить. Но сначала, ты когда-нибудь видел американские деньги?

- Чего? - в разговорах с Дудкой Петя часто упирался в его странную манеру резко перепрыгивать с одной темы на другую, но так и не смог к ней привыкнуть.

- Ну вот, опять твое "чего". Чего, чего... В КАРАГАНДЕ! Я говорю, доллары видел когда-нибудь?

- Дурацкий вопрос. Видел, конечно. По телеку, в кино. И в живую тоже.

- Это хорошо. А ты помнишь, кто нарисован на сотне баксов?

Петя нахмурился, вспоминая.

- Линкольн?

- Ну почти... Линкольн на пятерке. А на сотке изображен портрет Бенджамина Франклина. И сегодня мы будем воспроизводить его знаменитый опыт.

- Какой еще опыт? - удивился Петя. - Он же политиком был. Разве нет?

- Был, Петя. Был. А еще он был одним из талантливейший ученых своего времени. Чтоб ты знал. Это он придумал обозначать заряды тока плюсом и минусом. А еще громоотвод его рук дело. И очки бифокальные. Печку, вроде как, какую-то придумал... Да, в принципе, он много чего наворотил полезного. Вот только нам сейчас важно одно конкретное его открытие. Самое, наверное, значимое...

Его речь прервала еще одна вспышка. Ярко-белая молния, почти без ответвлений, жирной ломанной чертой разрезала небо и тут же исчезла. Гром, последовавший за ней практически мгновенно, заставил внутренности собеседников дрогнуть.

- Во-во! - Дудка показал пальцем на небо. - Франклин доказал, что молния - это тоже электричество.

- Да? - с тенью сомнения переспросил Петя. Он начинал догадываться, к чему идет весь этот разговор, и это ему совсем не нравилось.

- Да. Он запустил во время грозы в небо воздушный змей с привязанным к нему громоотводом, а на веревку повесил ключ. И статика, переходившая по мокрой веревке от змея, заставляла ключ искрить. Конечно, лично Франклину при свидетелях опыт воспроизвести не удалось, а тот французишка любитель заграбастал себе все лавры, но...

- Так, погоди, - прервал его Петя, покосившись на попугая, зажатого под мышкой. - мы что, будем запускать в небо громоотвод и ловить молнию?

- Ну да, - ответил Дудка, будто это было чем-то само собой разумеющимся. - Мы же истратили на Букаваца одну и теперь нам нужно зарядить новую. Или ты думал, что ее можно на базаре купить?

- Честно говоря, как-то так я и думал. А что, у Яги уже заряженную взять никак?

- Нет, Петя. Конечно же нет! Ну ты что? Кто ж тебе в здравом уме дома будет молнию в бутылке держать? Это же опасно!

- Ага! - Петя заметно оживился и ткнул ему пальцем в грудь. - Я так и знал, что эта хрень опасная! А ты ее еще и в сумку кинул, со всем остальным!

- Мне можно, - отмахнулся Дудка и пошел дальше по тропинке. - Тем более, я осторожный. Беру только бутылки из-под шампанского. Их хрен разобьешь, даже если постараешься. Так что без паники. Все будет хорошо. Главное, верить, что все будет хо...

Последние его слова затерялись в очередном порыве ветра. Петя тяжело вздохнул, поправил сползшего змея и обреченно побрел следом за Дудкой.

Дорога до вершины горы заняла не больше пятнадцати минут. Но за это время Петя умудрился упасть целых четыре раза. Оказалось, что подошвы его кроссовок по какой-то неведомой причине отлично скользят на мокром мелу. Дудка, естественно, отчитал его за неудачный выбор обуви, но сильно разоряться не стал, потому как падая Петя ухитрялся приземляться так, чтобы змей не пострадал. Такая приверженность делу, несмотря на очевидный страх перед молниями, давала ему поблажку.

Оказавшись на вершине, Дудка выбрал место поровнее - такое, что подходило бы для запуска змея - и подозвал Петю. Тот, в измазанном грязью дождевике и с видом узника, идущего на эшафот, подошел ближе, прижимая к животу попугая, словно щит, способный отгородить его от предстоящего кошмара.

- Да не бойся ты так, - поспешил подбодрить его Дудка. - Если что, мучаться ты будешь недолго.

- Это не смешно. Вот, прям, совсем не смешно, - разряд молнии, с треском врезавшийся в землю в километре от горы заставил Петю съежиться. Тот в миг превратился из здорового сорокалетнего мужика в маленького перепуганного мальчишку.

- Ну ты что? Прямо настолько боишься молний?

- Да, боюсь. Давай уже быстрее закончим и в машину вернемся, - он протянул Дудке попугая.

- Ну раз такое дело... Значит на этой лабораторной работе у нас будет еще и вторая задача - избавить тебя от фобии.

- Это не фобия, а здоровый страх. Отстань. Делай свои дела и поехали быстрее.

- Не фобия? Ты себя-то со стороны видел? Смешно смотреть, Петя.

- Смешно смотреть ему... А то, что в мире от удара молнии каждый год двадцать четыре тысячи человек умирает, это тоже смешно? А то, что выживают и мучаются до конца жизни в десять раз больше, смешно? Неконтролируемый разряд сверхвысокого напряжения, несущийся со скоростью в треть скорости света, это, Степа, нифига не смешно.

- Ого! - Дудка одобрительно кивнул. - А ты, я посмотрю, хорошо осведомлен по данному вопросу. По работе от тебя такого не дождешься, а тут такое... Это от чего так? Только не говори мне, что документалку про молнии недавно смотрел. Все равно не поверю.

- А вот и смотрел. Я много чего про них смотрел. И читал... Потому что у меня деда молнией убило. Ясно? - в голосе Пети мелькнуло раздражение. Ему тема разговора явно не нравилась. Как и вся ситуация в целом.

- Дед? - Дудка удивленно вскинул брови. - Вот это поворот. Почему ты мне раньше об этом не рассказывал? - он снял с плеча моток веревки и жестом попросил Петю передать ему змея.

- А чего, надо было? - он отдал попугая.

- Ну, я даже и не знаю. Мы с тобой, вроде как, всякими странными делами занимаемся, и дед умерший от удара молнии - это вполне себе странность. Не находишь?

- Нет, не нахожу. История для такого случая вполне обычная.

- Да? Поведать не хочешь? - Дудка изобразил почти незаинтересованный тон, хотя интереса в нем было хоть отбавляй.

- Честно говоря, не очень...

- А надо, - он принялся приспосабливать веревку к креплению на змее. - Полезно будет. Вот увидишь.

Петя снова тяжело вздохнул.

- По маминой линии дед у меня был. Володей звали. На поселке жил, возле речки. Ну, и как-то раз этот дед Володя на рыбалку собрался. Утром дело было, на заре. Пошел он к речке, сел на причал и начал рыбачить. Налетела гроза, дождь, молнии, все как положено. Бабушка моя думала, что гроза эта деда домой загонит. А его все нет и нет. Она заволновалась, пошла на речку проверить, все ли в порядке. А там дед Володя сидит на причале, не шевелится, и удочка рядом плавает. Оказалось, молния ему прямо в макушку ударила и через пятку в воду ушла. Врач сказал, что смерть была мгновенная, что он не мучился совсем. Скорее всего, даже почувствовать ничего не успел. Но знаешь, что? Я ему не верю. Мне кажется, все он почувствовал. И если бы его током не парализовало, крики весь поселок был услышал.

- Ну ты, конечно, Петя, фаталист. Ничего не скажешь. Хотя история тоже не из жизнерадостных, - Дудка закрепил веревку на раме змея и перевел внимание на край медного провода. Его он примотал к металлическому крючку для картин, который приделал к макушке попугая в качестве громоотвода. - Но это ничего. Главное, что ты знаешь, откуда у проблемы ноги растут, а дальше, решение - дело техники. Видишь ли, в нашей профессии патологическим страхам не место. Понимаешь почему?

- Это не патологический страх, а простая предосторожность, - возразил Петя.

- Ага, как же... Ты себя со стороны видел? Предосторожность у него... Самый что ни на есть патологический страх. И этот страх нужно искоренять. Гнать его взашей. Потому что, в нашей работе никогда нельзя предугадать, с чем тебе придется столкнуться в следующий раз. А вдруг это будет электрический элементаль? Или призрак психопата электрика? И что тогда? На помощь позовешь? Переложишь работу на другого? Было бы здорово, вот только нет никакого другого. Никому кроме нас с тобой это все и за даром не упало. А значит любая твоя слабость автоматически попадает во вражескую копилку преимуществ. Которая и без того не маленькая.

- Вот когда столкнемся, тогда и буду думать, - буркнул Петя.

- Нет, дорогой мой. Тогда ты уже думать не будешь. Ты будешь какать. Дюну читал?

- Смотрел.

- Тоже сойдет, - Дудка вложил в одну его руку попугая, а в другую - моток веревки с медной проволокой. - Помнишь, что там про страх говорилось? Страх - это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Там дальше еще что-то красивое было, но я уже не помню. Главное, что сейчас ты должен взглянуть своему страху прямо в его наглую харю и показать, что главный здесь ты, а не он. А потом врезать ему по яйцам с такой силы, чтоб и клочка не осталось. Понял?

Петя растерянно посмотрел сперва на попугая с веревкой, а после - на Дудку.

- Понял, наверное... А с этим что делать?

Дудка осекся, осознав, что, увлекшись тирадой про борьбу с собственными страхами, совсем забыл выдать инструкции.

- Ну да, точно. Сейчас.

Он поднял с земли скользкую от воды бутылку шампанского, зажал ее подмышкой и здоровой рукой надавил на пробку. Та с громким хлопком выстрелила в небо, после чего тут же была подхвачена порывом ветра и по пологой дуге полетела вниз, к подножию горы. Дудка проследил взглядом за падавшей пробкой, затем отхлебнул глоток из бутылки, недовольно поморщился и вылил шампанское на землю.

- Значит так, - повозившись со складками дождевика, он достал из кармана штанов металлическую пробку с механизмом и вставил ее в горлышко бутылки. Раздался щелчок, за ним последовало тихое жужжание, и пробка намертво закрепилась в отверстии. - Ты когда-нибудь воздушный змей запускал?

Петя отрицательно мотнул головой.

- Это просто. Сейчас погода для этого вообще идеальная. Тебе нужно поймать ветер так, чтобы крылья были поперек потока. Как парус, понимаешь?

Петя кивнул.

- Когда поймешь, что поймал ветер, начинай потихоньку отпускать веревку, чтобы змей поднялся выше. С ним ничего больше делать не нужно. Законы аэродинамики все сделают за тебя. Главное, чтобы змей поднялся как можно выше. Молнии любят все высокое.

- А это? - Петя показал на бутылку.

- Да, сейчас, - Дудка поднес пробку к концу медного провода и подсоединил его к специальному крючку. - На, держи. Когда молния ударит в попугая, она пройдет по проводу... хотя, скорее, вдоль провода, и попадет через дверцы в бутылку. Они закроются сами, об этом можешь не беспокоиться. Но когда это произойдет, тебе нужно будет повернуть вот это кольцо, чтобы закрыть замок. Все просто. Главное, не зевать и действовать быстро.

- А защиты мне никакой не полагается?

- Ага, защиты... Конечно полагается. А еще страховка, пенсия и отпуск два раза в год. Иди, давай. Пока есть, что ловить.

- Я имел в виду перчатки резиновые или что-то типа того.

- Иди, говорю. Не тяни время. И помни, молния боится тебя больше, чем ты ее. Ну, или как там обычно в таких случаях говорят?

- Это не смешно, - Петя шмыгнул носом и обреченно побрел к центру вершины горы. - Вот прям, совсем-совсем не смешно...

Первая летняя гроза разошлась не на шутку и на глазах превращалась в настоящую бурю. Одинокие деревья у подножия меловой горы гнулись и трещали под порывами ураганного ветра, их ветви хлестали друг друга, словно бились не на жизнь, а на смерть. Дождь молотил по земле с неистовством, погружая окрестности в море белого шума. Молнии сверкали одна за другой, расчерчивая небо паутиной белого огня и устремляясь вниз копьями божественного гнева.

Петя, вздрагивая каждый раз, когда по равнине прокатывался раскат грома, остановился в центре пятачка земли, на вершине горы. Его дождевик шелестел и развивался на ветру, словно обрывок оранжевого паруса, на боку которого темнели следы недавних падений.

- Поперек! - послышался сзади приглушенный голос Дудки. - Поперек ветра!

Петя повертелся на месте, пытаясь определить направление, затем выставил перед собой на вытянутой руке попугая. Его промокшие крылья тут же поймали ветер, а радужный хвост затрепетал как растрепанный флаг. Петя почувствовал натяжение и начал потихоньку отпускать веревку. Попугай, в свою очередь, стал подниматься все выше и выше над горой. Он метался то влево, то вправо. Раскачивался, виляя на воздушных волнах и размахивая радужным хвостом, пока окончательно не превратился в едва различимое на фоне темного неба пятно.

Крепко сжимая в руках конец насквозь промокшей веревки и горлышко пустой бутылки шампанского, Петя замер. Затаив дыхание, он стоял на вершине горы, слушал, как шуршит его дождевик, и ждал. Подобно искушенному рыбаку, закинувшему приманку, он ждал, когда добыча распробует ее, потеряет бдительность и клюнет. И тогда... Тогда...

Перед глазами Пети из глубины подсознания всплыл образ его деда. Тот сидел на бревенчатом пирсе ссутулившись. Его руки безвольно лежали на коленях, а рядом, в воде плавала старая бамбуковая удочка.

Петя знал, что это всего лишь воспоминание. Безобидное воспоминание событий, свидетелем которых он никогда не был. Фантазия, созданная его мозгом по чужому рассказу. Но все же он видел ее как наяву. Так четко, в таких подробностях...

Очередной разряд молнии сверкнул в небе прямо над горой. С оглушающим треском он метнулся к крошечному красному пятну-попугаю. Яркая вспышка поглотила воздушного змея, перескочила на веревку и вдоль нее понеслась прямиком вниз. Все произошло так быстро, что Петя не успел ничего сообразить. Лишь почувствовал, как лицо и руки на короткий окатило жаром, а потом все погрузилось в белое сияние. Весь мир за долю секунды растворился, перестал существовать. Все, что осталось от меловой горы, летней бури, оранжевых дождевиков и Дудки, стоящего где-то позади - яркий, равномерный белый свет, сквозь который медленно проступала все та же картина. Река, бамбуковая удочка, плавающая в воде, бревенчатая пристань, и мужчина, сидящий на самом краю. Его ноги свешены с края, спина слегка сгорблена, а руки безвольно лежат на коленях. Но на этот раз что-то было не так. Что-то изменилось. Петя был уверен в этом, ведь как ни как он был автором этой картины. Но что же было не так? Петя подошел ближе. Он не чувствовал земли под ногами. Он не слышал никаких звуков. Все его внимание было сконцентрировано на сидящем мужчине. На его сгорбленной спине, на его руках и макушке, в центре которой темнело пятно электрического ожога. Не осознавая себя, Петя приблизился к мужчине, положил руку ему на плечо и понял, что это не то знакомое плечо, на которое он рассчитывал. На пирсе сидел не его дед. Нет. На пирсе сидел он сам. Это была его спина, его руки, его макушка и уж точно именно его обгорелое пятно на ней. И в этот момент его захлестнула волна непередаваемого страха. Тяжелого, липкого словно мед страха. Но не молний. Это был страх смерти.

Петя хотел закричать, но не мог. Губы не слушались, а тело будто налилось свинцом. Преодолевая сопротивление воздуха, превратившегося в кисель, он развернулся и попытался побежать, но пирс под ногами начал разваливаться на части, таять, словно кубик льда. Потеряв всякую опору, Петя беспомощно вскинул руки и начал падать. Постепенно время растягивалось, замедлялось. Ложное воспоминание меркло, угасало, пока, наконец, вокруг не осталось ничего кроме непроглядной тьмы. Тьмы, в которой не было ни верха, ни низа. Лишь застывший в падении Петя и кое-что еще. Едва различимое, смутное. Там, вдалеке. Четыре мерцающих красных точки. Пара слева и пара справа. Петя смотрел на них, пытаясь понять, что это. А точки, в свою очередь, смотрели на него. И когда, казалось, мир остановился окончательно, они сдвинулись с места. Четыре мерцающие красные точки, четыре зорких глаза над вытянутой мордой, полные ярости, силы и... огня. Огромный черный пес вынырнул из бесконечной тьмы и замер, будто ожидая чего-то. Затем, его пасть открылась, обнажив огромные желтые клыки, и из бездонной глотки вырвалось оглушающее "ГАВ!".

Петю привел в чувства раскат грома, последовавший сразу за вспышкой молнии. Ничего не соображая, Петя моргнул пару раз и посмотрел на свои руки, крепко сжимавшие бутылку советского шампанского. Внутри, колотясь о темно-зеленое стекло, металась пойманная молния.

- Колечко! - сквозь звон в ушах донесся голос Дудки. - Поверни колечко!

Петя нащупал ребристое кольцо, повернул его и почувствовал, как щелкнул запирающий механизм.

- Молодец! - подбежавший Дудка выхватил из задубевших рук Пети бутылку и проверил плотно ли сидит пробка. - Красавец! Все, как по учебнику. Честно говоря, я думал, что ты не сможешь. Но глянь-ка! С первого раза поймал и не ничего с тобой не стряслось. Говорил же, все будет в порядке, - он заметил странное выражение на лице стажера и осекся. - Ты это... все же в порядке?

- Нет, - побледневший Петя выронил огарок веревки и озадаченно посмотрел на свои ладони. Несмотря на легкое чувство жжения в коже пальцев, в целом все выглядело нормально. - На сколько меня вырубило?

- Вырубило? - не понял Дудка.

- Да. Как долго я был в отключке?

- В каком смысле? В какой отключке? Тебя что, контузило? - он отодвинул мизинцем край оранжевого капюшона дождевика и проверил Петины уши на предмет кровотечения, но с ними все тоже было в порядке.

- Я не знаю... Меня же вроде как вырубило, да? Я же в обмороке был?

- Петя, твою мать... Какой еще обморок? Ты же на ногах стоишь! Ало!

- А, ну да... Тогда что это было?

- Ты о чем?

- О видении.

- У тебя было видение? - Дудка удивленно вскинул брови. - Хотя нет, ничего не говори. Зафиксируй мысль и пойдем вниз, пока нас с тобой здесь не шарахнуло по-настоящему.

Где-то позади, оторвавшийся воздушный змей, оседлав ветер, улетал все дальше и дальше, размахивая на прощание длинным разноцветным хвостом.

***

Дорога с горы заняла немного больше времени. Дудка помогал неуверенно шагавшему стажеру, поддерживая его под руку. Из-за проливного дождя мел окончательно размок, и Петя боялся, что подошвы его кроссовок снова подведут. Но на этот раз все не ограничится простым падением. Сейчас он уж точно поедет на заднице до самого подножия горы. Перспектива не радужная. После ловли молнии последнее, что ему хотелось, так это заработать парочку переломов.

Добравшись до "Волги", Петя буквально ввалился на водительское сидение. Дудка, все еще стоявший снаружи, стянул с него дождевик, затем и с себя тоже, закинул их вместе с бутылкой в багажник и сел рядом с Петей.

- Ну как, голова заработала? - он похлопал его по коленке. - Хотя в твоем случае хрен поймешь...

- Заработала... - Петя задумчиво смотрел на старый чехол для руля. Он представлял собой обыкновенную пластиковую оплетку. Синюю, с вкраплениями светло-голубого. И Петя с удивлением открыл для себя, что мысли в этих сплетениях могут очень легко затеряться.

- Это хорошо. Тогда рассказывай, что с тобой стряслось. Потому, что как по мне, если смотреть со стороны, то вообще ничего. Молния попала в попугая, перескочила по проводу в бутылку, потом я крикнул тебе повернуть запор, и ты повернул. Все, конец истории. На все про все ушло не больше пары секунд.

- Мне показалось, что гораздо дольше. А это точно, что пара секунд?

- Точно. Так что за видение у тебя, говоришь, было?

- Я уже плохо помню. Вроде что-то про собаку, - Петя смотрел на синие со светло-голубым узоры пластика, пытаясь поймать увядавшие, словно утренний сон, воспоминания.

- Давай-ка, поднапряги извилину и начни с начала, а дальше по ходу дела разберемся.

- Я помню, что прямо перед тем, как молния влетела в бутылку, мои руки и лицо обдало жаром. Как будто из печки...

- Ну, это объяснимо. Высоковольтная электрическая дуга. Такое бывает. Дальше?

- А дальше... А дальше... Там была собака... В темноте. Она смотрела на меня в темноте.

- Так, стоп. Значит ты оказался где-то в темноте и там, вместе с тобой, была какая-то собака?

- Да, - Петя шумно выдохнул, издав звук, похожий на лошадиное фырканье.

- Любопытно. И что это была за собака? Породу помнишь? Может цвет?

- Я в породах не разбираюсь. Мне больше кошки нравятся. Но она была черная, и странная.

- Как странная? Чем?

- Я не... я не помню. С ней вроде было что-то не так. А! - он резко повернулся и посмотрел на Дудку. - Глаза. Ее глаза горели огнем. Четыре горящих красных глаза.

- Сколько? - тот нахмурился.

- Четыре. А что?

- И ты уверен, что больше никаких других странностей в этой собаке на было?

- Вроде нет. А что?!

- Да так, Петя, ничего. Просто ты сейчас довольно точно описал Гарма.

- Кого?

- Кого, кого... Гарма - четырехглазую собаку. Это из скандинавских мифов. Охранник Хельхейма.

- Не люблю скандинавские мифы. Там названия странные, я их не запоминаю.

- Да ты и не скандинавские плоховато. Короче говоря, это что-то типа цербера. Хотя бы его-то ты знаешь?

- Знаю, - Петя уверенно кивнул. - Он охраняет царство мертвых.

- Ну вот, Гарм его аналог у скандинавов. Любопытно, что тебе привиделся именно он.

- Почему?

- По кочану. Сам рассуди. Вот, допустим задело тебя немного молнией. Не сказал бы, что такое должно было произойти, но ладно. Неудачно палец подставил, или еще что. Коротнуло тебе голову на долю секунды, от чего и галлюцинация. Твой испуганный мозг выдал картинку из подсознания - охранника мира мертвых. Тут я еще могу понять. Ты боишься молний и одна в тебя только что ударила. Страх смерти, все такое... Но какого черта тогда тебе привиделся не цербер, которого ты знаешь, а Гарм, о котором ты ни сном, ни духом?

- Я не знаю, - Петя нервно потеребил оплетку руля.

- Вот и я не знаю. А ты точно уверен, что у собаки было четыре глаза?

- Уверен.

- Хм... И что она в твоем видении делала? Просто смотрела на тебя из темноты?

- Ну да... вроде как, - Петя отпустил руль, понимая, что если не прекратит его терзать, то в конце концов испортит чехол. - Просто смотрела и все.

- Хорошо, потому что...

- А нет, - перебил он Дудку, - подожди. Я вспомнил. В самом конце, прямо перед тем, как я пришел в себя, собака очень громко гавкнула. Это важно?

Дудка не ответил. По крайней мере не сразу. Он посмотрел на Петю блуждающим, слегка растерянным взглядом, потом отвернулся к окну. Положил однопалую ладонь на ручку стеклоподъемника, сделал пол оборота в одну сторону, потом в другую и снова посмотрел на Петю.

- Легенда гасит, - начал он, и в голосе его слышалась явная тревога, - что вой Гарма будет одним из предвестников Рагнарека, эпической битвы между богами и великанами, между добром и злом. И в этой битве погибнут все. Конец света, Петя. Не нравятся мне такие совпадения...

Он машинально положил руку на часы, но смотреть на них не стал. Побоялся того, что они могли показывать.

- Ты думаешь, что это плохой знак?

- Я думаю, что если тебе вдруг ни с того ни с сего явился скандинавский страж мира мертвых, о существовании которого ты до этого не знал, то это совсем не галлюцинация от удара током. Скорее всего, это самое настоящее видение, или предзнаменование, если хочешь. Вот, что я думаю. И если Гносис сам по себе я еще мог игнорировать, как случайную переменную. То в совокупности с видением это все начинает превращаться в закономерность. И такие закономерности мне не по душе.

- Значит мы поедем к ведьме? - предположил Петя.

- Для начала, да. Ты не помнишь, куда я бумажку с ее адресом дел?

- В бардачке посмотри.

Дудка открыл бардачок, в котором навалом лежали обрезки тряпок, непарные перчатки, обрывки газет и прочий хлам. Порывшись в нем, он отыскал нужный клочок бумаги, на котором кривым почерком было выведено "ул. Артема 27-12 Таня".

- Артема двадцать семь, - скомандовал Дудка и захлопнул бардачок. - Ах да, кстати, как там твой страх молний? Все еще боишься?

Петя завел автомобиль и прислушался к себе.

- Нет, - после секундной паузы ответил он, а затем добавил: - Теперь я боюсь собак.

***

К трем часам дня первая летняя гроза сошла на нет так же резко, как и началась. Дождь закончился, небо быстро очистилось от обложных тяжелых туч и летнее сильное солнце тут же принялось нещадно испарять лужи, погружая город в духоту.

Дмитрий Витальевич в силу своих уже не молодых лет жару переносил плохо, а духоту - еще хуже. Но жаловаться он не собирался. По крайней мере не сейчас. Потом, вечером, он вернется домой, к такой же не молодой жене и выскажет ей все по поводу это мерзкой погодки. А сейчас, пока он на работе, ему было не до жалоб. Тем более, что кроме погоды проблем хватало.

Городская ливневая канализация славилась двумя вещами, своей древностью и абсолютной неработоспособностью. Казалось, местные власти забыли про ее существование сразу, как только достроили из чего последовал логичный финал - она заросла грязью и мусором, и перестала справляться со своими обязанностями. После каждого, даже не сильного дождя весь центр города превращался в маленькую Венецию. Улицы становились реками с курсировавшими по ним автомобилями, которые пускали волны похлеще любого катера. На тротуарах образовывались целые полосы препятствий, которые пешеходы преодолевали самыми изобретательными способами. А те, кто постарше и маломобильные так и вовсе оказывались заперты в своих кварталах, не в состоянии просто перейти на ту сторону улицы.

Такое положение вещей, конечно же, не устраивало никого. В мэрию поступали многочисленные жалобы и просьбы, писались официальные заявления, собирались подписи. Но всегда ответ был одним и тем же - денег на ремонт нет, покупайте лодки. Из года в год ничего не менялось. Все так же шли дожди (а куда ж им деваться?), ливневка все так же не работала, а люди все так же жаловались и терпели. Терпели и жаловались.

В этом году кое-что изменилось. Дмитрий Витальевич не знал, выделили ли на этот раз из бюджета чуть больше денег, или же мэру просто надоели бесконечные бумажки с жалобами. Так или иначе, сегодня настал тот долгожданный день, когда власти города решили взяться за ливневую канализацию. И Дмитрий Витальевич был одним из тех, кому было поручено решать проблему.

- Ну что там?! - крикнул Славик сверху.

- Пока не ясно! - крикнул в ответ Дмитрий Витальевич. Он стоял по щиколотки в грязи у ливневого коллектора и светил фонариком в трубу. Ему приходилось безостановочно переступать с ноги на ногу, чтобы не застрять окончательно и не лишиться обуви.

Сливной коллектор представлял из себя большую бетонную трубу, в которую с легкостью мог пролезть взрослый мужчина, почти не пригибаясь. Эта бетонная труба, собиравшая в себя воду сразу с нескольких улиц, шла под землей вдоль всего парка Пушкина, затем сворачивала в лесопосадку за ним и заканчивалась небольшим болотцем, в котором переминался с ноги на ногу престарелый слесарь.

- Видно чего? - Славик стоял на бетонной плите над трубой, засунув руки в карманы комбинезона и наблюдал за Дмитрием Витальевичем.

- Да бог его знает, - тот приложил ладонь ко лбу, изобразив козырек, а руку с фонариком вытянул вперед, будто от этого он начал бы светить лучше. - Вроде как видно что-то. А что, не пойму. То ли ветка какая-то. То ли и нет...

Через несколько метров вглубь труба коллектора изгибалась и уходила вправо. Луч фонаря, и в подметки не годившийся перебивавшему его летнему солнцу, едва добивал до поворота. В его тусклом свете можно было различить только тонкую струйку воды, журчавшую по дну коллектора, и нечто неопределенное, торчавшее из-за поворота. Дмитрий Витальевич пытался разглядеть своими уже не молодыми глазами странный предмет, но у него это никак не получалось.

- Может его тросом с той стороны? - Славик махнул рукой в сторону ливневого колодца, находившегося за поворотом трубы.

- Может и тросом, - протянул Дмитрий Витальевич. - Только если то арматура, то много ты не накрутишь.

- Че это? - в голосе Славика читалось раздражение. В отличие от своего старшего товарища, он стоял на самом солнцепеке, от чего его спина под рубашкой сильно потела и начинала чесаться.

- А потому, что на нее налипло всякого. Ты тросом там маленько пробьешь и что? Остальное не сдвинется.

- Да откуда там арматуре взяться?

- С такими вопросами не ко мне. Может кинул кто...

- И хрен с ней, значит. Все равно попробую.

Славик вернулся к ЗИЛу, достал моток троса, закинул его на плечо и подошел к последнему колодцу коллектора. Воды в нем было почти по самый край. Мутной, коричневой воды, вызывавшей своим видом у Славика неприятные мысли о том, что в ближайшем будущем у него были все шансы в нее нырнуть.

- Щас проверим, что там за арматура, - буркнул он, сунул край троса в воду и принялся вертеть им в поисках затора.

Тем временем на другом конце трубы Дмитрий Витальевич шагнул глубже в болотце. Согнувшись, он все светил в темноту коллектора на странный предмет, который никак не мог опознать. Его форма казалась такой знакомой, но в то же время совершенно нечитаемой из-за большого расстояния, плохого освещения и непривычного угла обзора.

- Да что же там... - забыв об осторожности, Дмитрий Витальевич шагнул еще ближе. Увлеченный загадкой, он даже прекратил переступать с ноги на ногу. За что тут же поплатился. Его рабочие сапоги медленно, но верно стали погружаться в густую грязь, словно в какие-то зыбучие пески.

У колодца Славик все так же продолжал вертеть трос в мутной воде. Сдвинув старую джинсовую кепку на затылок, он пыхтел, отчаянно пытаясь нащупать затор. Иначе его точно заставят нырять, а этого он никак допустить не мог. И на сей раз удача ему улыбнулась. Трос наткнулся на что-то твердое.

- Во! - выкрикнул Славик. - Вроде нащупал!

Он провернул трос несколько раз. Что-то булькнуло, из трубы донеслись звуки текущей воды. Едва слышные, но все же. Такое положение дел обрадовало Славика не на шутку. Оно вселило в него надежду на хороший исход, отчего он заработал тросом дважды усерднее.

Дмитрий Витальевич не слышал, что ему кричал напарник, а потому не мог знать, что случится дальше. Он был всецело увлечен разгадкой торчащего из-за угла трубы предмета. Увлечен так сильно, что даже не заметил, как ручеек, текший по дну коллектора значительно усилился. Уже не молодой мозг отчаянно пытался вспомнить, на что же именно походил знакомый силуэт в луче фонарика. Он перебирал варианты, сравнивал, отбраковывал неподходящие. Этот процесс происходил быстро, непрерывно, на уровне подсознания. И поиск был обречен на успех. Ведь Дмитрий Витальевич определенно знал, что это за силуэт. Он видел его сотни, если не тысячи раз за всю свою жизнь. Оставалось лишь вспомнить.

"Это пятка, - возникла мысль в голове старого слесаря, словно гром среди ясного неба. - Это голая человеческая пятка!"

- Да! - победоносно воскликнул Славик, стоя у колодца и наблюдая за тем, как мутная грязная вода, скрутившись водоворотом, уходит вслед за сорвавшимся с места затором. Теперь его не заставят нырять. Теперь точно не заставят. Сегодня удача определенно была на его стороне.

На стороне Дмитрия Витальевича было грязевое болото, вцепившееся в ботинки мертвой хваткой, усиливающийся с каждым мгновением водный поток, и осознание того, что этот поток сметет беззащитного человечка со своего пути без особых усилий.

Словно в замедленной съемке Дмитрий Витальевич наблюдал за тем, как торчащая из-за поворота коллектора пятка начинает двигаться. Подхваченная хлынувшей по трубе водой, она выплывает на ровный участок трубы, а за ней и остальная часть ноги. Затем показывается вторая нога, задранная в неестественной позе, волочащаяся по стене, а за ней и туловище. Кожа мертвеца бледная словно мел. Его руки безвольно болтаются вдоль живота, а на шее нет головы.

Дмитрий Витальевич еще с пол секунды наблюдал за тем, как безголовый всадник, оседлав волну, выплывает на него из темноты. После чего завопил и в ужасе бросился в сторону. Вернее, он попытался броситься, но болото было явно против. В итоге, отклонившись под крутым углом, старый слесарь выскользнул из своих, увязших ботинок, и грохнулся прямо в грязь. Вылетевший из руки фонарик упал в паре метров от него на траву. И в этот момент мертвец вывалился из коллектора. А за ним еще один. И еще... И еще...

- Ну что тут? - довольный своей работой, Славик вернулся к бетонной плите над коллектором и застыл на месте. Он не мог понять, что случилось. Не мог взять в толк, как такое могло произойти всего за несколько минут.

Сверху Славику открывался вид на небольшое болотце, по которому были разбросаны по меньшей мере с десяток человеческих тел. Обезглавленные, они лежали в разных позах в тонком слое воды, раскинув руки и ноги. Кто бледный как мел, кто почерневший и гниющий. А в самом центре всего этого ужаса сидел Дмитрий Витальевич и тихонько плакал.

10 Слоеный человек

Дудка остановился у высокой двустворчатой двери с двумя металлическими цифрами 1 и 2, прикрепленными над глазком.

- Здесь? - не оборачиваясь, спросил он у Пети, стоявшего за ним на лестнице.

Тот вытащил из кармана помятую бумажку, поднес ее почти к самому носу (очки по обыкновению остались в машине) и прочитал в слух: - Артема 27, квартира 12.

- Значит здесь, - Дудка нажал на круглую кнопку и из-за двери раздалось неприятное дребезжание звонка. Через несколько секунд с той стороны послышалось шарканье домашних тапочек и щелчки открывающегося замка. Створка с глазком и цифрами распахнулась. На пороге возникла чернокожая девушка высокого роста, одетая в длинный плюшевый халат розового цвета, полами доходивший до щиколоток. Ее черные ровные волосы были замотаны в полотенце, явно свидетельствовавшее о том, что она совсем недавно была в ванной. Девушка окинула взглядом незваных гостей, после чего широко улыбнулась, выставив на показ крупные белые зубы и с легким акцентом спросила: - Чем могу быть полезна?

- Эм... - замешкался Дудка и покосился на Петю.

- Таня, - шепотом подсказал тот, опять сверившись с бумажкой.

- Таня? - неуверенно спросил Дудка у девушки.

- Да, - кивнула та, ничего не понимая. - А вы кто?

- Что, вот прям серьезно Таня?

- Да, меня так зовут. А что?

- Извините, просто как-то непривычно...

- Что вам нужно? - по лицу девушки было понятно, что последнюю фразу она слышит по нескольку раз на день.

- Нет, это я к тому, что вы не совсем похожи на Таню и...

- Она уже поняла, - буркнул Петя.

- Или говорите, что вам нужно, или я закрываю дверь.

- Нам нужна услуга, - Дудка вытянул вперед однопалую ладонь и указал на часы. Лицо девушки тут же помрачнело. Он заметил это и по привычке пошутил: - Мама мне в детстве говорила не хрустеть костяшками, а я не послушался и вот, что вышло.

- Какая услуга? - Таня больше не улыбалась, а в ее голосе читалась настороженность.

- Я знаю, что ты практикуешь.

- Откуда?

- Сорока на хвосте принесла.

- Яга сказала, - вмешался Петя.

- Яга? - глаза девушки округлились.

- Петя, твою мать... - прошипел Дудка.

- А чего? Мы же не ловить ее пришли, а за помощью.

- Я думала, она хранит клиентскую тайну.

- Хранит. Но у меня особые полномочия. Так мы войдем?

Таня смерила Дудку взглядом, затем выглянула в подъезд и посмотрела на Петю. Тот приветственно помахал ей рукой.

- Входите, - после секундной паузы сказала она, отступив внутрь. - Только руками ничего не трогать, пока я переодеваюсь. И деньги вперед.

- Вот так значит, да? - возмутился Дудка, перешагнув через порог. - С места в карьер.

- Я вас не знаю, так что да, вот так.

- И тут ничего не трогай... - в свою очередь недовольно проворчал Петя, зашедший в квартиру вслед за Дудкой. - Не город, а музей какой-то.

Квартира Тани была типичным представителем сталинской эпохи. Высокие потолки, толстые стены, три просторных комнаты, кухня и раздельный санузел. Ремонт в квартире проводился совсем недавно. И не какой-нибудь дешевый, с припиской "евро" вначале. Нет, все было сделано качественно, со вкусом. При виде свежего паркета, роскошной мебели из настоящего дерева и витиеватых гипсовых карнизов под потолком складывалось ощущение, что ремонтом занимались люди, до этого реставрировавшие какой-нибудь французский дворец.

- Ждите здесь, - закрыв входную дверь, Таня проводила незваных гостей вдоль по коридору к комнате, располагавшейся напротив кухни.

Дудка с Петей прошли в помещение, определенно служившее гостиной. По центру комнаты располагался большой круглый стол с расставленными вокруг стульями. У стены стоял кожаный диван. У противоположенной - шкаф почти до потолка, набитый многочисленными книгами, статуэтками и различного рода безделушками.

- Красиво, - протянул Петя, проведя пальцами по коже спинки дивана.

- Цыганщина, - не согласился с ним Дудка и сел за стол.

Таня вернулась из спальни в совершенно ином образе. Полотенце с головы исчезло и волосы, хотя были еще влажными, свободно спадали на плечи. Плюшевый халат уступил место такому же длинному летнему платью. Синему, изрисованному большими желтыми цветами. Единственное, что осталось, так это домашние тапочки. Ими ради непрошенных гостей хозяйка жертвовать не стала.

Таня жестом пригласила Петю занять место за столом, сама же прошла по комнате и села напротив Дудки.

- Ну, - она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди, - и кто вы такие?

- Я Степа, - представился Дудка, - а это мой стажер, Петя.

Петя приветливо улыбнулся и кивнул.

- Просто Степа? - Таня прищурилась.

- А этого мало? - он повторил ее мимику.

- Этого достаточно, чтобы к бабам в кабаках подкатывать. Но для того, чтобы получить у Яги мой адрес нужно быть гораздо больше, чем просто Степой.

- Может, я просто Степа, который очень хорошо умеет просить?

- Тогда ты можешь очень хорошо попросить об услуге кого-нибудь другого.

- Дудка его фамилия, - снова встрял Петя. - Может слышала про такого?

- Петя... - Дудка больно ткнул его локтем в ребро. - Что я тебе говорил про язык?

- Дудка? - брови Тани сошлись на переносице, а тон сменился с пассивно-агрессивного на настороженный. - Про такого слышала. И чем обязана?

- Пока ничем. Я не кошмарить тебя пришел, так что можешь расслабиться. Как я и говорил, нам нужна услуга.

- Услуга? После всего того, что натворил твой учитель, ты решил просто так заявиться сюда и просить об услуге? Это смело, Степа. Глупо, но смело.

- Во-первых, я в ответе только за свои поступки. Ну еще за этого, - он кивнул на Петю, - пока что... И во-вторых, не просто так, а по очень веской причине.

Дудка положил на стол часы и слегка подтолкнул их Тане.

- Что это? - холодно поинтересовалась она.

- Гносис.

- Странное название для часов.

- Только не для тех, что показывают дату конца света.

- Показывают что? - Таня взяла часы и с любопытством повертела в руках.

- Дату конца света, - повторил Дудка. - И в последние пару дней они идут слишком быстро.

- Хммм... Честно говоря, я думала, что ты попросишь избавить тебя от зуда в руке... И что же ты хочешь, чтобы я сделала?

- Мне нужно узнать, какие события вызывают движение стрелок.

- И про руку попроси, - шепнул Петя.

- Почему ты решил, что я могу оказать тебе такую услугу? - Таня отложила часы на стол.

- Потому что Яга сказала, что ты перспективная, - ответил Дудка. - В вопросах магии я склонен доверять ее мнению. Тем более, вторым вариантом был какой-то шаман-якут. По-твоему, мне стоило поехать к нему?

- К Эркину? - в глазах девушки вспыхнул нехороший огонек. - Исключено! Этот шарлатан только делает вид, что говорит с духами. Нет, он своего дела не знает. Позорит людей. Позорит профессию. Его обряды - пустая трата времени и денег.

Слушая, как Таня поливает грязью Эркина, Дудка изо всех сил давил в себе желание улыбнуться. Ведь он знал, что своим вопросом попал прямо в точку. В болевую точку. Задел нужную ниточку в душе ведьмы и теперь она сделает все, что ему нужно, лишь бы доказать, что лучше конкурента.

- Я бы этому ослу даже дождь вызвать не доверила, - продолжала девушка. - А про гадание по предмету вообще молчу. Ты правильно сделал, что пошел сразу ко мне, Степа. Я помогу тебе. Но знай, я свое дело делаю хорошо, а за хорошо сделанное дело нужно хорошо платить. Ты понимаешь?

- Понимаю. И заплачу столько, сколько скажешь. В разумных пределах, разумеется. Для спасения мира не жалко.

- Не испытывай судьбу, Степан Дудка. Я вижу, что ты хочешь сделать. Ты хочешь надавить на мою совесть. Ты хочешь сказать, что я наживаюсь на всеобщей беде. Что так не хорошо. Но я вижу тебя насквозь. Тебе плевать на этот мир. Тебе плевать на все миры. Глаза эгоиста не видят общую беду. Они видят только свою. Ты пришел ко мне, потому что боишься неизвестности. Ты думаешь, что конец света может быть игрой слов, обманом, шуткой. Что часы показывают время до конца не всего сущего, а только своего хозяина. Ты боишься своей смерти, ведь что она для отдельного человека, как не конец всего? И я дам ответы на твои вопросы. Но не в моих правилах помогать эгоистам бесплатно. Это ясно?

- Ладно, ладно, - Дудка слегка отстранился. - Я просто хотел поторговаться для приличия. Разошлась на ровном месте...

Таня одобрительно кивнула, встала из-за стола и направилась к двери у шкафа с книгами, ведшей в третью комнату. В ту, где она прятала от глаз посетителей все свои "рабочие инструменты". Зайдя внутрь, Таня быстро пробежалась глазами по хранившимся на многочисленных настенных полках амулетам, свечам различных цветов и диаметров, бутылкам с жидкостями и порошками, мешочкам с травами. Ее взгляд остановился на черном свертке, перевязанном красной ниткой. Она взяла его и вернулась в гостиную. Сев за стол, Таня развязала нитку, запустила руку в сверток и извлекала на свет с дюжину мелких, похожих на птичьи, косточек. Затем, зажала их в кулаке, поднесла ко рту, что-то прошептала и отпустила. Косточки с треском рассыпались по столешнице вокруг наручных часов. Таня нагнулась над ними и стала пристально вглядываться в образовавшийся узор, видимый только ей одной.

- Гадание на костях? - Дудка разочарованно поджал губу. - Серьезно?

- Ты хочешь оспорить мои методы?

- Нет, просто у меня есть чертеж глифического механизма, и я думал...

- Формы я вижу и без твоих чертежей, - Таня провела рукой над косточками. - Они мне не нравятся. Это плохие формы. Неестественные.

- В этом я с тобой согласен, но разве не...

- Помолчи, Степа. Ты мешаешь.

Дудка остановился на полуслове и замолчал. Властные нотки в голосе девушки возымели эффект. Более того, они не только поставили его на место, но и взбудоражили нечто в глубине его души. Давно забытое, покрывшееся пылью чувство. Петя, заметив, как Дудка смотрит на негритянку, улыбнулся уголком рта и одобрительно кивнул.

Таня с минуту вглядывалась в узор из косточек, иногда что-то шепча себе под нос. Она наклоняла голову то на один бок, то на другой, словно пытаясь увидеть то, чего не могла под предыдущим углом.

- Это очень умные часы, - наконец заключила она. - Очень сложные. Здесь кости мне много сказать не смогут. В их языке не хватает слов.

- А что они говорят?

- Они говорят, что часы привязаны ко всему на свете. И могут видеть все на свете. Но сейчас смотрят только на что-то одно. Что они, как весы... как аптечные весы. Меряют хорошее и плохое. Сравнивают.

- И на что они смотрят сейчас? - Дудке этот вопрос показался наиболее логичным. Возможно, именно это "что-то" и есть причина сдвига циферблата.

- Этого кости сказать не могут, - Таня покачала головой, ее длинные волосы оставили на платье влажный след.

- Значит придется ехать к якуту... - Дудка недовольно скривился.

- Не придется, - фраза прозвучала резко и жестко, будто удар плетью. - Я не сказала, что не смогу помочь. Я сказала, что языка костей не хватает. Но есть язык богаче. Гораздо богаче. Я буду спрашивать Лоа. Они мне покажут, на что смотрят твои часы, Степа.

- Лоа? - не выдержал и спросил Петя. Для него это название звучало совсем незнакомо. - Это что?

- Лоа - могучие духи, - Таня повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. От этого взгляда у него по спине пробежал холодок. - Они живут между нами и богом. Они знают многое и умеют многое. И помогают, если хорошо просить.

- Это из вуду, - отмахнулся Дудка. - Не бери в голову.

- Вуду? - Петя напрягся. - Черная магия - это плохо.

- Как и конец света.

- Вуду не черное, - возразила Таня. - Вуду такое, каким ты его сделаешь. Это сильная вера, инструмент. В руках плохого человека - это нож. В руках хорошего - хлеб. Я буду говорить с Папой Легбой. Он мудрый лоа. Он много знает про наш мир и поможет ответом. Сейчас...

Она встала из-за стола и опять ушла в комнату с полками, а когда вернулась, в руках держала пару свечей, короткий жезл с пучком длинных черных перьев из хвоста петуха на конце, тряпичный мешочек и плитку шоколада.

- Помощь нужна? - поинтересовался Дудка.

- Нет, - холодно ответила она, выложила предметы на стол, раскрыла мешочек и принялась рассыпать содержавшуюся в нем муку по столешнице. Петя с интересом наблюдал, как на дорогом дереве из поначалу никак не связанных линий проявился целый рисунок. Он отдаленно напоминал какой-то из глифов, которые Петя зубрил в свободное время, и все же отличался от них. Это было изображение креста и длинной вертикальной линии, непонятного значения, обрамленных завитками.

Закончив рисовать, Таня встретилась взглядом с Петей.

- Это Трость и Крест, - объяснила она. - Веве для Папы Легбы. Приглашение.

- Ты что, моего стажера учишь без спроса? - Дудку явно не интересовали ритуальные особенности вуду. Он прекрасно их знал и не питал к ним особого уважения. Ему претила сама идея отсутствия четких правил. Ведь магия - это тоже работа. А если делать ее абы как, то и выйдет не пойми что.

- Учу, - Таня завязала мешочек с мукой и аккуратно отложила его в сторону. - Ему было интересно.

- Ему всегда все интересно, но это не повод забивать его уязвимую голову всякими непотребствами.

- Ты держишь его уязвимую голову в рабстве, а Вуду, это религия свободы. Пускай немного подышит.

Дудка фразу оценил и хмыкнул. Тем временем Таня расставила свечи на столе, нежно подула на фитили, от чего те тут же загорелись.

- И откуда же ты такая взялась? - фокусом со свечками Дудка тоже был поражен, но тщательно старался это скрыть.

- Это какая же? - девушка возмущенно вскинула бровь.

- Сама знаешь.

- Нет, скажи мне, - по ее тону было понятно, что она прекрасно знает, о чем он, а весь разговор превратился в маленькую игру в кошки мышки.

- Экзотическая, - увернулся от пули Дудка.

- Если ты про мою кожу, то для страны, в которой я выросла, она вполне нормального цвета. Чего не скажешь о твоей.

- Ну, то, что ты не местная я уже понял. Просто если все обойдется, то нам придется вместе как-то уживаться. А учитывая то, как кончили другие ведьмы в городе, я хотел бы знать, с кем имею дело.

- Если ты это называешь так... - Таня разорвала обертку шоколадки и начала разламывать плитку на квадратики. - Я не настолько экзотичная, как кажется. Во мне четверть белой крови. Мой дед был родом из этого города. Он приехал на Гаити, чтобы работать, и в конце концов остался там жить. Но корней своих не забывал. Это он дал мне имя. Это он научил меня языку. И это его квартира. После того, как он умер, - она разложила кусочки шоколадки вокруг рисунка, - я захотела посмотреть на его родину. Увидеть своими глазами ту необычную страну, про которую он рассказывал. Но когда приехала сюда, поняла, что многое изменилось. Стало другим.

- Так ты бросила свою семью и осталась жить здесь?

- Да, - кивнула она и села.

- Это как-то странно, - вклинился Петя.

- Если бы тебе дали выбор, жить на Гаити или здесь, ты бы так не говорил, - она прижала указательный палец к губам, давая понять, что ей требуется тишина. Убедившись, что расспросы окончены, она взяла в руку жезл с петушиным хвостом и начала распевать что-то на непонятном языке (наверное, гаитянском), подмахивая перьями в такт песне.

Петя с интересом наблюдал за тем, как девушка издавала гортанные звуки, обводя жезлом кусочки шоколадки на столе. Как ее глаза постепенно закатились, движения стали рваными, резкими, а туловище начало раскачиваться взад-вперед. Не прошло и двух минут, как Таня ввела себя в состояние глубокого транса. Ее голос стал ниже, приобрел хрипотцу. Слова песни слились в монотонное мямленье.

Вдруг, пламя свечей покачнулось, будто под веянием сквозняка. Девушка замерла, рука с жезлом обмякла и опустилась.

- Он здесь, - проговорила она со значительно усилившимся акцентом. - Папа Легба здесь. Он принимает мои молитвы. И он принимает мои дары. Он готов поделиться со мной знанием. Он готов ответить на мои вопросы.

Завороженный происходящим, Петя, приоткрыв рот, неотрывно смотрел на чернокожую женщину, сидевшую по ту сторону стола. Дудка же напротив, не испытывал никакого восторга. Он, подперев здоровой рукой голову и чуть ли не зевая, постукивал мизинцем по столешнице, в ожидании конца представления.

- Мне нужны часы, - Таня положила на стол раскрытую ладонь, прямо в центр рисунка из муки. - Степа, дай мне часы, чтобы я могла спросить.

Он вздохнул, потянулся и поднял часы, лежавшие в десятке сантиметров левее от рисунка, затем вложил их в руку девушки. Она тут же зажала их в кулаке так крепко, что костяшки на ее пальцах побелели, а на запястье проступили вздувшиеся жилки.

- Я вижу... - из горла Тани вырвался неопределенный звук, похожий одновременно на стон и всхлип. - Я вижу формы внутри часов. Папа Легба показывает мне их... Он раскрывает мне их... сущность, их природу. Развязывает узлы. Теперь я их понимаю, я смотрю их глазами...

- У них есть глаза? - Петя покосился на Дудку. Тот в ответ пожал плечами.

- Теперь я знаю, куда они смотрят, что двигает их стрелки. Кто двигает их стрелки.

На последних словах Дудка заерзал на стуле.

- Это человек, - Таня запнулась, будто о чем-то задумалась. - Странный человек.

- Ты можешь узнать, как его зовут? - Дудка наклонился вперед и навис над столом.

- Я смотрю на него... - продолжила она, словно не услышала вопроса. - Смотрю, но не вижу. Он прячется. Папе Легбе это не нравится. Мне это не нравится. Нам не нравится этот человек.

Неожиданно Дудка почувствовал, как что-то в его штанах завибрировало и вздрогнул. Рефлекторно схватившись за карман, он понял, что это мобильный, достал его, посмотрел на маленький экранчик. Номер на нем был без подписи. Не думая, Дудка нажал кнопку сброса и откинул телефон назад. Тот шлепнулся в спинку кожаного дивана и соскользнул на подушку.

- Имя, ты можешь узнать его имя?! - Дудка надавил голосом, привлекая к себе внимание, - Может быть адрес? Кто он? Откуда?

Таня была слишком глубоко в трансе, чтобы услышать его. Сейчас она слышала только слова, что нашептывал ей Папа Легба и видела только видения, что он показывал ей.

- Очень плохой, - она уставилась бельмами закатившихся глаз в пустоту, - очень, очень плохой слоеный человек. Охотится на людей. Собирает их, как... как...

- Таня, почему он слоеный?

- Его руки... Я вижу его руки. Они чужие. Он носит чужие руки, как перчатки. А его лицо...

***

Гриша остался ночевать в доме Шаца. Он не беспокоился о том, что кто-то может заявится к нему без приглашения. Его разум был полностью занят мыслями о некоем Дудке, которого упомянул Кирилл перед смертью. А в его кипевшей крови было столько самоуверенности, что окажись на пороге любопытная соседка, полиция или даже национальная гвардия, ему было бы плевать.

"Жалко, что бухгалтер слился так быстро, - думал Гриша, готовя кухню к большой трапезе. - Если бы не эта идиотская раздражительность, если бы не эта гадская вспыльчивость, вечно вылезающая после пары рюмок... Я бы мог пытать его по меньшей мере несколько часов и выдавить из его жалкой головешки все до последней капли. А теперь что? Ищи - свищи этого непонятного Дудку. А где, спрашивается, искать?"

В тот вечер Гриша был поражен собственным аппетитом. Вернее, способностью поглотить так много пищи. Сам он уже давно не был уверен в том, что просто ест. Скорее, впитывает, если можно так выразиться. Иначе, как объяснить тот факт, что один единственный человек умудрился слопать целых три мозга за раз. Без перерывов, без перекуров. Сначала плаксу дочку, потом ее крикливую мамашку, и в заключении - кормильца семейства. Он вскрыл их черепные коробки, расставил по тарелкам, взял в руки ложку и не останавливался, пока не съел все до последнего кусочка. А это, если брать средние размеры мозга, по меньшей мере пять килограмм еды. Крайне жирной еды. Даже если какой-то человек и способен за один присест запихнуть в себя пять килограмм, то чувствовать себя после этого он будет ужасно. Просто отвратительно. Но с Гришей все было в порядке. Его живот не болел. Напротив, во всем теле ощущались небывалая легкость и прилив сил. Будто в игрушечной машинке сменили старые батарейки на новые и ее колесики снова закрутились на полной скорости.

Закончив ужин, Гриша какое-то время сидел на кухне и размышлял о том, что делать дальше. Он прокручивал в голове раз за разом последние слова Шаца, стараясь сохранить их неискаженными. Анализировал каждую букву, искал несуществующие смыслы и скрытые метафоры, как это частенько делают никудышные школьные учителя литературы, разбирая классические произведения. Пытался понять, откуда в водохранилище взялась огромная рогатая жаба. И что более странно, откуда мог взяться мужик без пальцев, очевидно, разбирающийся в этих жабах. Или с этими жабами.

И чем больше Гриша об этом думал, тем сильнее в нем крепла уверенность, что Дудка ТОТ САМЫЙ. Что водоворот жизни, на окраинах которого ошивался Гриша, вертится именно вокруг странного мужика без пальцев. Неописуемая, необъяснимая уверенность, граничащая с безумием. И граничащая настолько тесно, что сидя на кухне, в окружении выеденных голов, Гриша опять усомнился в собственной правоте.

"А что, если я действительно сошел с ума? - подумал он. - Что, если у меня началась белая горячка? А все эти фокусы с предметами, все изменения, которые происходили со мной за эти полгода - просто бред воспаленного мозга? С моей цистерной выпитой водки за плечами было бы не удивительно... Или может я заболел? Ведь я ел сырое мясо. Очень много сырого человеческого мяса. От этого, вроде как, можно сильно заболеть".

Он пощупал карманы мертвого Шаца и нашел его телефон. Достал, несколько секунд пытался приладить не слушавшийся палец трупа к сканеру отпечатков, а когда ему это все же удалось, тут же полез в интернет.

- Куру, - Гриша прочитал название найденной болезни вслух. - Распространялась через ритуальный каннибализм, а именно поедание мозга человека, страдавшего этим недугом, - его рука сжала телефон сильнее.

Он постарался вспомнить всех тех, кого поглотил. Никто из них не был похож на больного человека. Его взгляд скользнул дальше по тексту и остановился на графе "симптомы". В ней мелькали такие неизвестные Грише слова, как атоксия, миоклония, хорея. Но его внимание привлекла та часть, что была проще и, что самое главное, обнадеживала. В ней говорилось, что на первых стадиях у больных Куру наблюдалось затруднение ходьбы, чего он за собой совершенно не замечал. Еще в статье говорилось о неконтролируемых движениях головы. Их у Гриши так же не было. Конечно, на поздних стадиях начиналась деменция, которой он так боялся, но перед этим должны были появиться хоть какие-то другие симптомы.

"Нет, никакого Куру у меня нету, - успокаивал он себя. - Если я и спятил, то либо от водки, либо..."

Гриша подошел к раковине, протянул вперед руку, взялся за носик смесителя и напряг мышцы. Метал прогнулся под давлением, словно пластилиновый. На хромированной поверхности остались четкие, хорошо просматривающиеся следы от пальцев.

Гриша провел по ним рукой и ощутил неровности. Затем направил на смеситель камеру телефона и сделал снимок.

"Если я сошел с ума, то на фотографии вмятин видно не будет" - подумал он и посмотрел на экран. Вмятины были на месте. Это вернуло Грише часть былой уверенности в себе. А еще заставило задуматься о том, что подобных сомнений до этого вечера он за собой не замечал. Не может ли их появление быть результатом поглощения мозга Шаца? Не может ли быть так, что одна из самых ярких черт его характера передалась Грише, подобно способности манипулировать предметами, перенятой у паркового фокусника?

Гриша остался ночевать в доме Шаца не только потому, что не имел плана дальнейших действий. Да, он решил выждать немного, посмотреть, куда повернет сюжет пьесы после того, как из нее выдернули целых двух второстепенных персонажей. Но главной причиной было то, что, увлекшись ужином, он сам того не заметил, как засиделся допоздна, и автобусы из пригорода в центр в такое время уже не ходили. Конечно, он мог бы пройтись пешком или испытать удачу и проверить не передалось ли от Шаца вместе с неуверенностью еще и умение водить автомобиль. Но так как никаких причин для спешки не было, Гриша все же решил остаться до утра.

Спать он лег в кровать хозяев дома и сделал это без каких-либо душевных терзаний. Для него три обезглавленных тела, два в зале и одно на кухне, не значили ровным счетом ничего. Гриша даже за людей их уже не считал, а потому, совершенно не беспокоился по поводу ночевки по соседству с мертвецами.

Ночью Грише приснился странный сон. В нем он гнался за безликим призраком, на одной руке которого был лишь мизинец. Гнался и никак не мог догнать. Как Гриша ни старался, сколько бы сил не прикладывал, призрак всегда маячил впереди, словно дразня и издеваясь. Под утро сон сменился другим. На этот раз в нем было множество людей. Они толпились вокруг Гриши, обступали его плотным кольцом, говорили что-то громко и невпопад. Их голоса сливались в один громкий шум водопада. Гриша напрягал слух, он пытался разобрать, что хотят от него все эти люди, а они подходили все ближе и ближе, сужая кольцо. Вертясь на месте, Гриша умолял их прекратить, умолял замолчать, оставить его в покое. А потом к нему пришло озарение. Он вспомнил их лица, вспомнил кем они были. Его окружали все те, кого он убил. Его отец, люди из парка, юный фокусник... Даже Шац с женой и дочкой стояли в толпе, тыкая в него пальцами. И как бывает во сне, Гриша не увидел, но понял, что у него самого уже нет лица. Оно поблекло, истерлось, потеряло черты, а на его месте теперь лица всех тех, кого он поглотил. Что нет теперь больше никакого Гриши Титова. Он растворился, потерял себя и стал чем-то средним. Чудовище Франкенштейна с четвертым разрядом по сварке. А люди вокруг все наступали и тыкали пальцами, пока из их ртов доносился уже нестерпимо громкий шум водопада.

Гриша проснулся под звуки грозы. Несмотря на ранний час на улице было темно, словно в сумерках. Дождь барабанил по окнам, ветер трепал деревья, тучи то и дело изрыгали из себя белое пламя молний и рокочущие раскаты грома.

Не глянув на будильник, Гриша встал с кровати и направился прямиком на кухню. Он не помнил, что ему снилось, но был уверен, что этот сон принес ему новое знание. Принес понимание того, что нужно было сделать дальше.

Дом за ночь не изменился. Тела жены и дочки все так же лежали на полу в гостиной, пропитав насквозь кровью ковер. Их Гриша переступил не глядя. На кухне все так же на широких тарелках были расставлены три головы. Три выеденные, пустые головы, отлично просматривавшиеся с улицы через небольшое окно, у которого стоял стул с привязанным к нему телом Шаца. Никто за весь вечер и ночь в то окно не смотрел, и не посмотрит еще очень долго.

С порога Гриша направился прямо к столу. Он взял, лежавший на нем нож и сделал то, что должен был сделать. То, что подсказывало ему его извращенное подсознание. Он лишил Шаца лица.

Грише пришлось перевернуть вверх дном все шкафы в гостиной, пока он не нашел набор для шитья. Он собирался поступить так же, как поступил с руками фокусника. Он не знал, что это даст, и даже не пытался гадать. Он просто делал то, что делал. Чистый импульс без крохи осознанности. Животный, грязный, именно такой заставляет людей совершать самые мерзкие и ужасные поступки.

Набор для шитья Гриша отыскал с трудом. Он перевернул вверх дном всю гостиную, вывернул на пол содержимое шкафчиков и тумбочек, пока не наткнулся на коробку с иголками и нитками, спрятанную, естественно, в самом труднодоступном месте.

- Что за хозяйка такая? - жаловался Гриша, перенося коробку на диван. - Сразу видно, что в этом доме носки мужу не штопали...

Он с укором посмотрел на тело жены, после чего разложил необходимые ему предметы на диванной подушке. Ножницы, зеркальце, нитки с иголками. Затем сходил на кухню и принес оттуда лицо Шаца.

Усевшись поудобнее, Гриша включил телевизор, несколько секунд молча переключал каналы, пока не нашел тот, на котором безостановочно крутили новости (как хорошо, что в доме была спутниковая тарелка), отложил пульт в сторону и начал шить. Во второй раз дело шло еще медленнее, чем в первый. Намного медленнее и не так аккуратно. Кровь из ранок все время норовила затечь в глаза, и Гриша то и дело морщился, сдувая красные капельки с носа и бровей. Работать с зеркалом тоже было непривычно. Смотря на свое отражение, он все время путался где лево, а где право, отчего швы получались неровными, с крупными и грубыми стежками. А новая склонность к сомнениям лишила его руку твердости, в которой он так сейчас нуждался.

Когда дело было сделано, дождь на улице уже сошел на нет. Побушевав над городом, гроза пошла дальше, на восток. Тяжелые тучи на небе поблекли, расступились и вышедшее из-за них солнце светило в окно гостиной.

Гриша смотрел в свое отражение в зеркале и не знал, что дальше. Ему не нравилось то, что он с собой сделал. Это была не тонкая, почти ювелирная работа, как ему поначалу казалось. Нет, это была работа мясника. Лоскуты чужой кожи свисали с его лица, потерявшего форму, превратившегося в маску смерти. Его глаза, смотрящие из-за двух пар век, казались такими маленькими, будто кто-то вдавил их глубоко внутрь черепа. А рот... длинная рваная рана с неровными краями, под которой болтался смятый морщинами подбородок.

"Что я наделал? - подумал он, медленно отложив зеркало. - Как далеко я зашел? А что, если ничего не получиться? Что, если я оказался неправ и..."

Гриша отмел сомнения, пока еще был в состоянии это сделать. Он чувствовал, как они укореняются в его голове, словно сорняк, попавший в плодородную почву. Это было плохо, но неизбежно. Как то, что рано или поздно его лицо преобразиться, станет новым, прямо как во сне.

Он не глядя нащупал пульт и увеличил громкость телевизора. На экране мигала разными цветами заставка начинавшейся передачи. Судя по летавшим туда-сюда буквам и цифрам, это была какая-то аналитика мирового рынка валют. Не то, чтобы Грише нравились подобные вещи, да и понимал он в валютах не больше остальных сварщиков, просто сейчас ему нужно было отвлечь червячка, поедавшего его изнутри, чем-то нудным. А скучный бубнеж про то, как японская йена подорожала, а монгольские тугрики - нет, подходил для этих целей как нельзя хорошо.

Вдруг Гриша насторожился. Он напрягся всем телом, выровнял спину и вытянул шею, подобно суслику, выглядывающему хищника. Он так же не глядя нащупал пульт и свел звук телевизора на нет. Вслушался. Большие круглые часы, висевшие на дальней стене, ритмично отбивали секунды, едва различимыми тик-так. Холодильник на кухне жужжал компрессором, пытаясь перебороть летнюю жару. За окном шальной порыв ветра стряхнул с листьев остатки минувшей грозы. Капли барабанной дробью прошлись по жестяному подоконнику. Дятел, сидевший на соседском орехе, сбивчиво стучал клювом по ветке в попытке добраться до спрятавшегося в коре насекомого.

- Кто здесь? - спросил Гриша у пустой гостиной. У двух обезглавленных тел, лежавших на ковре.

Он прекрасно понимал, что в доме кроме него никого не было. Но каким-то необъяснимым образом он одновременно знал, что это было неправдой. Он был уверен в этом на все сто. Насторожившись и вслушиваясь в звуки обыденности, Гриша был абсолютно убежден, что за ним кто-то наблюдает. Смотрит на него прожигающим насквозь взглядом-рентгеном. Анализирует его, оценивает, разбирает его душу по кусочкам.

- Кто здесь? - повторил он и встал.

***

- Он украл его лицо, - Таня скривилась в отвращении. - Он украл его душу и лицо!

- Украл душу и лицо... - Дудка проговорил эти слова, судорожно перебирая в памяти всех существ, которые были способны на такое. - Как он это сделал?

- Я смотрю в его душу, - девушка не слышала его и продолжала говорить. - Она черная, как ночь. В ней не осталось ничего, кроме злобы и жажды. Кроме жадности. Слоеный человек хочет стать чем-то большим, чем он есть. Он хочет стать главным, основным. Первостепенным... Он пожирает всех вокруг себя, поглощает их и становится...

Она не договорила.

***

Гриша стоял по центру гостиной, не шевелясь. Он дышал медленно, глубоко и вслушивался что есть мочи в тиканье часов, в стук капель по подоконнику, в жужжание холодильника. Он знал, точно знал, что кто-то следит за ним. Кто-то невидимый глазу, неслышимый уху, неосязаемый. Но кто это был? Какой-то бесплотный дух? Призрак Шаца, вернувшийся с того света, чтобы отомстить?

Неожиданно для себя, Гриша заметил какое-то движение. Совсем крошечное, там, в отражении полированной пластиковой рамки телевизионного экрана. Будто некто стоял прямо позади него, за диваном, и даже за самой стеной. Где-то очень далеко и одновременно так близко.

Гриша медленно обернулся. Но не телом, а своим разумом. Будто сама его душа решила взглянуть через плечо. Непередаваемое ощущение, которого он ранее никогда не испытывал. И в его разуме возникло видение чернокожей девушки. Необычайно высокой, одетой в длинное платье с цветами. Она сидела за столом и смотрела прямо на него. А по правую руку от девушки стоял странный старик в широкополой соломенной шляпе. Он что-то нашептывал девушке на ухо и выглядел так, будто был соткан из тончайших нитей воздуха.

- Я тебя вижу, - сказал Гриша.

Старик тут же замолчал, а чернокожая девушка вздрогнула. Ее глаза округлились от удивления.

- Ты кто? - Гриша попытался сделать шаг навстречу этим двоим, но что-то, какая-то невидимая сила помешала ему это сделать. - Зачем ты следишь за мной?

Старик недовольно нахмурился, а девушка встала из-за стола, будто собиралась бежать. Но Гришу уже не волновали эти двое. Он не знал, кто они, не знал, зачем они вторглись в его жизнь таким необычным и совершенно бесцеремонным образом. И это было уже неважно. В одно мгновение эти вещи перестали для него иметь хоть какое-то значение. Ведь он заметил в своем видении кое-что еще. Кое-что, что приковало его внимание, завладело его разумом полностью. Это была ладонь, которая не принадлежала ни старику, ни девушке. Гриша видел в своем сознании только смутный ее силуэт, существовавший так далеко, что казалось, между ними была целая бесконечность. И у той ладони, такого смутного пятна, опиравшегося на другой край стола, был всего один палец. Всего один мизинец, загоревшийся в разуме Гриши пламенными буквами ДУДКА.

Гриша не видел человека, которому принадлежала ладонь. Он не видел ни его тела, ни лица. Лишь самый край мизинца и шрамы, на месте остальных пальцев. Но он точно знал, что это тот самый загадочный Дудка. Он был преисполнен уверенностью в этом и никакие сомнения, доставшиеся от Шаца, не могли бы эту уверенность пошатнуть. Ведь Гриша отчетливо почувствовал присутствие ГЛАВНОГО ГЕРОЯ, первостепенного персонажа пьесы. Он был так близко, и одновременно так далеко. Видимый, и вместе с тем неразличимый.

"Это мой шанс, - подумал Гриша. - Я хотел узнать, кто такой этот Дудка? Так вот он, сидит у самой границы видимости. Достаточно только сделать шаг..."

Он снова попытался приблизится к столу на том конце видения. И снова почувствовал, как некая невидимая сила противостоит ему, не дает переступить черту.

Тем временем чернокожая девушка заговорила на незнакомом Грише языке, но он почему-то понимал каждое ее слово. Видимо для мыслей не существовало языкового барьера.

- Человек не может ходить через мир лоа, - сказала она с явным вызовом в голосе. - Тебе меня не достать! Папа Легбе не даст тебе нарушить этот закон природы!

- Не достать тебя? - Гриша улыбнулся и нитки, державшие второе лицо, натянулись, заставляя уже подсохшие ранки снова кровоточить. - А я иду не за тобой.

Старик в соломенной шляпе нахмурился еще сильней и выставил перед собой трость, словно готовясь защищаться. Гриша вернул свой мысленный взор к однопалой ладони, а затем, преодолевая невероятное сопротивление, шагнул вперед.

***

Таня на полуслове замолкла, затем вскочила на месте так резко, что стул из дорогого дерева вылетел из-под нее и, звонко ударившись о паркет, отлетел к стене. Оказавшись на ногах, девушка замерла. Ее глаза округлились толи от удивления, толи от ужаса. Дыхание сбилось, стало частым и отрывистым. Белки закатившихся глаз подрагивали, словно она видела страшный сон и никак не могла проснуться. Затем она заговорила на языке, который Пете показался знакомым, похожим на французский.

После пары сказанных фраз, Таня издала животный звук, походивший на вой собаки, умирающей в страшных муках. Ее глаза вернулись в нормальное положение, но зрачки были сужены до размеров едва различимых точек. Она посмотрела на Дудку, странно ухмыльнулась, после чего рухнула на пол рядом с опрокинутым стулом. Все ее тело начало извиваться, биться в конвульсиях, а в уголках рта проступила пена.

- Петя, вода! - Дудка среагировал молниеносно. Ему уже доводилось раньше иметь дело с людьми в состоянии транса, и он отчасти был готов к подобному развитию событий.

- Чего? - растерялся Петя.

- Беги на кухню и принеси холодной воды. Стакан, может два. Давай быстрее! - он в один прыжок обогнул стол и упал на колени рядом с корчившейся в агонии Таней. Подсунув руки ей под спину, он перевернул ее на бок. Затем, одним лихим рывком выдернул ремень из лямок на штанах, сложил его пополам и с трудом затолкал между стиснутыми зубами девушки.

Когда Петя вернулся из кухни с двумя стаканами воды, Дудка настойчиво шлепал Таню ладошкой по щеке.

- Ну, ну, давай, приходи в себя. Давай, давай, тихо, спокойно, расслабься. Вот так.

Интенсивность конвульсий постепенно спадала. Руки больше не метались из стороны в сторону, а едва подрагивали. Таня перестала сучить ногами, а ее челюсти расслабились и ремень выскользнул на пол.

Убедившись, что кризис миновал, Дудка аккуратно перевернул девушку на спину, жестом попросил у Пети стакан с водой, а когда получил его, тут же залпом выпил.

- Э... - возмущенно протянул Петя.

- Что? Здесь жарко, как в бане. Вроде ремонт дорогой, а кондиционер не работает.

- Я думал, вода для нее, - он кивнул на Таню, которая спокойно лежала на полу.

- Ну да, - Дудка кивнул и забрал у Пети второй стакан. - Один для меня, а другой...

Он набрал полный рот воды и, сложив губы трубочкой, выплюнул ее Тане прямо в лицо. Веки девушки дрогнули, слегка приоткрылись. Она окинула комнату непонимающим взглядом и застонала.

- Так, давай-ка, Петя, тащи ее на диван. Сейчас будем прояснять ситуацию.

Петя без каких-либо вопросов подхватил Таню, словно та совсем ничего не весила, уложил на диван и подложил ей под голову подушку. Сейчас он был похож не на двухметрового лысого гопника, а на заботливого отца.

В это время Дудка переставил стул к изголовью дивана, сел на него и, вертя в руке жезл с петушиными перьями на конце, вопросительно посмотрел на Таню.

- Как ваше высочество королева вуду себя чувствует? - он провел перьями по ее лицу. Блуждающий взгляд девушки метнулся сперва в одну сторону, затем в другую, после чего сфокусировался на Дудке. Ее глаза опять расширились, будто она увидела не мужчину средних лет, подозрительно походившего на алкоголика, а страшного зверя, затаившегося в лесной чаще.

- Он придет за тобой, - прошептала она.

- Кто за мной придет?

- Слоеный человек. Он видел тебя сквозь меня. Он знает, как ты выглядишь. Он видел твое лицо и придет за ним.

- Ну вот, сначала в обмороки падает, пену пускает, а теперь еще и угрозы...

- Сейчас не время для шуток, - Петя укоризненно посмотрел на Дудку. Тот в ответ тяжело вздохнул и покачал головой.

- Надо было слушать Ягу и к якуту ехать. Сейчас бы грибов галлюциногенных наелся и мультики смотрел, а не вот это вот все... Сиди тут теперь, шарады разгадывай... Этот твой слоеный человек, он кто? Ты знаешь, как его зовут? Где он живет? Как его найти?

- Нет... - Таня вытерла лицо рукавом платья. - И я теперь даже не уверена, что он на самом деле человек.

- Ну замечательно, - Дудка бессильно всплеснул руками. - И что нам твое вуду дало? Давай подведем итог. Мы узнали, что стрелки Гносиса двигаются, потому что смотрят на какого-то странного слоеного человека, ворующего лица. Неясно, как он выглядит. Неясно, где его можно найти. Зато теперь он знает, как выгляжу я и собирается прийти за мной. Так? Ну что же, это вполне достойно двойной оплаты.

- Я узнала больше, чем ты говоришь, Степа. Папа Легба показал мне его душу. Он пустой внутри и хочет заполнить эту пустоту. Он убивает людей потому, что хочет стать выше. Стать значимее. Его разум болен, его разрывают противоречия. Он думает, что этот мир не настоящий, но все равно хочет занять в нем первое место.

- Это все, конечно, хорошо, но мы что, в сериале про ФБР? Мне от психологического портрета убийцы пользы вообще ноль. Скажи лучше, ты можешь описать, как именно он поглощает своих жертв?

- Он поедает их сознание, - Таня поморщилась и поерзала на диване, будто что-то мешало ей лежать спокойно.

- Ну что же, исчерпывающе.

- Он отрезает им головы, Степа. Отрезает им головы и выедает их изнутри, - она слегка сдвинулась в сторону и достала из складки между подушками вибрировавший мобильный. - Это твое?

Дудка кивнул, взял телефон и посмотрел на экран. На нем светился незнакомый номер, звонивший ранее.

- Да что ж такое... - Дудка поднес телефон к уху. - Ало! Да... Какой еще Рома?.. А, патрульный. Да, помню. Нужно будет твой номер записать. Слишком уж часто ты названиваешь... - он замолчал на какое-то время, слушая собеседника. - Сколько, говоришь, их там? Ого, это много. Так, давай-ка ты попридержи коней. У меня пока есть одно дельце. Я с ним разберусь и тебе перезвоню.

Он, не дожидаясь ответа, повесил трубку и спрятал телефон в нагрудный карман рубашки.

- Чего там? - вопросительно кивнул Петя.

- Это подождет, - Дудка повертел в руке жезл с перьями, а потом оценивающе посмотрел на Таню. Она все еще отходила от припадка, но выглядела гораздо лучше. Насколько он мог судить. - И что же нам теперь, Таня, с этим слоеным человеком делать?..

Он рассчитывал уговорить ведьму на еще один сеанс, чтобы узнать хоть что-то, что могло привести к неизвестному из видения, но договорить ему не дали.

- Нам? - девушка с нежданной резвостью выдернула жезл из пальцев Дудки. - Нет никаких нас, Степа. Ты пришел ко мне без приглашения. Пришел не как гость, а просить об услуге. Навлек на меня беду. А теперь хочешь просить сделать больше?

- Что значит, я навлек? - Дудку возмутила подобная формулировка. - Вообще-то у меня здесь часы судного дня показывают почти полночь. Если уж на то пошло, то это слоеный человек ее навлек, а не я. И навлек он на всех, а не только на тебя.

- Ты не понимаешь. Он нарушил закон природы. Папа Легба не смог его остановить. Он был внутри меня. Наши души прикоснулись. Это было ужасно. Он ужасный человек... Уходи, Степа, - она показала жезлом на дверь. - Уходи, а я буду молиться лоа, чтобы никто в мире больше не почувствовал того же, что и я.

Несмотря на слабость, Таня быстро выпроводила Дудку с Петей из квартиры. Она не желала слышать никаких возражений, лишь громко захлопнула за ними дверь, явно давая понять, что им здесь больше не рады.

- Ну и чего нам теперь делать? - спросил Петя, когда они вышли на улицу.

- Доверять Яге, когда дело касается магии. Вот чего.

- Нет, я имел в виду этого...

- Да знаю я, что ты имел в виду. А делать что - не знаю. Ведьмы вообще народ странный. Как проклятие наложить на кого, так это они завсегда пожалуйста. А как для доброго дела поднапрячься, так НЭТ, СТЕПА, - он изобразил гаитянский акцент, но вышло у него это крайне плохо. - МОЯ ДУША БОЛЫТ И ТЫ В ЭТОМ ВЫНОВАТ. Хорошо хоть денег не взяла...

- Таня разговаривает не так. У тебя какой-то грузин получился.

- Ай, - Дудка махнул рукой. - Уже без разницы. Ладно, поедем, значит, к якуту мультики смотреть. Ты когда-нибудь псилоцибин употреблял?

- Чего?

- Это вещество такое, галлюциногенное. В грибах кое-каких содержится.

- А... Не, я не по этому делу. Вот пиво, это да. Пиво, это вещь.

- Кто бы сомневался, - Дудка ткнул Петю мизинцем в живот. - Только сперва нужно Роме перезвонить. Это тот патрульный, что на сатаниста нас вызывал. И на Букаваца. Вот у мужика жизнь, да? Что не смена, то новая беда. Хоть к нам на зарплату зови.

- Чего на этот раз?

- Да я толком не разобрал. Голова другим занята была. Он что-то там говорил про тела в канализации, или типа того.

Он достал телефон и набрал номер последнего входящего звонка. Трубку на том конце подняли быстро и в динамике раздался взволнованный голос Ромы.

- Алло? - сказал он.

- Это я, - Дудка показал Пете на "Волгу", давая знак, чтобы тот заводил двигатель. - Так что там у тебя стряслось? Только на этот раз не тараторь. Говори, как есть.

- Как есть? - Рома покосился на болотце, у которого стоял. В тонком слое воды плавало по меньшей мере двенадцать человеческих тел. Все они находились на разных стадиях разложения. Некоторые совсем свежие, другие - вздувшиеся и почерневшие. Были даже высохшие, превратившиеся в мумии. - Есть я сегодня точно не буду. Вот, как есть. Машку, вон, вообще вырвало. Мне пришлось ей волосы держать. А у слесаря, кажется, кукуха потекла. Его скорая сейчас смотрит. Наверное, в дурку повезут.

- Это все, конечно, очень интересно, но мне бы хотелось услышать другие подробности. Ты же не стал бы мне звонить, если бы не посчитал дело необычным?

- Честно сказать, - Рома замялся, - сейчас я уже не уверен... Следаки говорят, что это дело рук серийного.

- Но ты ведь что-то заметил, да?

- Не то, чтобы... Просто здесь очень много тел. Прямо очень много. Явно со следами насилия. И у всех нету головы. Я подумал, что это может быть...

- Что ты сказал? - Дудка насторожился.

- Я говорю, что подумал, это может быть по вашей части. Вот и позвонил.

- Нет, про головы.

- А, это... Ни у одного тела нет головы. Все отрезаны, вроде как. Я сам сильно не приглядывался. Здоровье дороже. Но слышал, как следаки жаловались, что опознавать будет трудно.

- И где ты, говоришь, их вымыло?

***

Таня стояла у окна и, отодвинув штору, наблюдала за тем, как Дудка говорил по телефону. Она все еще чувствовала отвратительный привкус чужой души. Души ужасного слоеного человека, который, поправ один из нерушимых законов природы, преодолел барьер между мирами людей и лоа. Он нарушил запрет Папы Легбы и пришел в ее тело без приглашения. Так же, как Дудка с Петей пришли к ее порогу. И хотя этот визит длился лишь мгновение, привкус черной души слоеного останется с ней надолго. Этот отвратительный соленый привкус сырого мяса и металлический запах крови. Человеческого мяса. Человеческой крови.

Таня смотрела из-за шторы на Дудку, садящегося в автомобиль, а в ее голове вертелась мысль. Возникшая в момент, когда слоеный человек перешагнул границу миров, и захватившая все ее внимание. Засевшая глубоко-глубоко. И эта мысль была проста: "Слоеный человек должен умереть".

Таня задернула тяжелые шторы на окнах, лишь после того, как убедилась, что зеленая "Волга" выехала со двора. Несмотря на всю усталость и холодный кулак страха, сжимавший ее изнутри, несмотря на то, что раньше она никогда не прибегала к подобным мерам и до сегодняшнего дня надеялась, что не придется, Таня вернулась к круглому столу в центре гостиной. Она снова взяла в руки мешочек с мукой, и снова начала рисовать узор для призыва. Но на этот раз рядом с крестом была не трость, а гроб. Ведь сейчас она звала в мир людей не Папу Легбу, а Барона Субботу.

11 Пять минут

Гриша ходил по гостиной от стены к стене, задумчиво потирая руки. Ему приходилось то и дело переступать через тела, лежавшие на ковре, но его это совсем не волновало. Он даже не замечал, как делает это. Его мысли были полностью заняты Дудкой. Человеком с одним пальцем на правой руке. Человеком с всклокоченными черными волосами, щетиной и мешками под глазами, как у алкоголика со стажем.

Гриша увидел его через глаза той чернокожей девушки. Он сам до конца не мог поверить и осознать того, что произошло, но это случилось и он был уверен, что не бредил и не видел странный сон. Нет, несмотря на ютившиеся в уголке сознания сомнения, он знал наверняка, что сделал это. Он преодолел невидимый барьер и вошел в тело незнакомки. Хотя, сейчас он уже не мог ее так называть. Ведь их души соприкоснулись. На какое-то мгновение они стали единым целым. Он познал запах ее мыслей, почуял ее страх. Лишь на мгновение он стал центром ее существования, и это было мгновение его маленького триумфа. Но главное, что сквозь глаза чернокожей девушки он увидел Дудку. Разглядел его во всех подробностях. И теперь, если он встретит его, может случайно на улице, или в очереди в магазине, а может на соседнем сидении в троллейбусе, он узнает его. Узнает и не будет сомневаться ни секунды.

Гришу переполняли эмоции. Радость маленькой, но значительной победы. Предвкушение, желание побыстрее отыскать главного героя пьесы. Попробовать его на вкус. Нетерпение, волнение, а еще... Еще Гриша чувствовал себя немного возбужденным. Краем сознания он понимал, что не просто перешагнул через какой-то там барьер. Он сделал гораздо большее. Нарушил некое правило, закон, который никак нельзя было нарушать. Он будто снова стал маленьким мальчиком отличником, получившим свою первую в жизни тройку и прячущим дневник от отца под подушкой. Хотя нет, это был не страх перед наказанием. Сделав невозможное - а именно это и произошло - Гриша настолько уверился в собственных силах, что не мог и представить себе того, кто осмелился бы пойти против его воли. Скорее, он боялся неизвестности. Того, что его шалость зашла слишком далеко. А кто знает, что находится там, за гранью "слишком далеко"?

- Нет, ну вы видели? - не выдержав потока собственных мыслей, спросил он у тел на ковре. - Вы это видели? Я просто перешагнул ее и все. Перешагнул, понимаете? Просто взял и сделал! Они, наверное, думали, что смогут спокойно следить за мной, но нет... Нет! Я сам их выслежу. Теперь-то я знаю... - он постучал пальцем себя по виску у кровоточившего шва. - Я знаю, как он выглядит и...

Он замолчал. Вдруг все слова вылетели из головы, потому что Гриша не успел переступить одну невидимую черту, как тут же уперся в другую. Да, он одержал маленькую победу, узнал, как выглядит Дудка, во что одет и даже чем пахнет. Но это была далеко не победа в войне. Гриша не знал, что делать дальше. Не имел ни малейшего понятия, куда двигаться, где искать. Ведь фотография иголки никак не поможет найти ее в стоге сена.

Гриша громко выругался, с досадой пнул труп дочки, после чего вернулся к дивану. Смахнув швейные принадлежности вместе с зеркалом на пол, он сел, взял пульт и вернул передаче новостей звук. Но сделал он это не для того, чтобы вникнуть в ход событий, происходивших в мире. Просто монотонный бубнеж диктора помогал ему успокоиться, собраться с мыслями. А думать Грише было о чем. Ведь он только что получил тонну очень ценной информации. Оставалось понять, как ее применить с пользой.

***

Таня проводила ритуал в спешке. Отвратительный запах чужака, теперь мерещившийся ей повсюду, сдавливал грудь. А его мысли... его отвратительные, нечеловеческие мысли, эхо которых она слышала за звоном в ушах, казалось, отговаривали ее, сводили с ума.

Приготовив веве к призыву, она сходила на кухню и вытащила из дальнего ящика, припрятанную там на черный день бутылку дорогого рома. Из шкафчика над раковиной она достала два высоких стакана, а из холодильника - стручок красного перца. Вместе со всем этим Таня вернулась к столу в гостиной. Откупорив бутылку, она разлила ром по стаканам, разломила перец пополам, и половинки бросила туда же. Затем, залпом выпив содержимое одного из стаканов, она принялась на распев читать молитву Барону Субботе. После третьего повторения пламя свечей дрогнуло и потухло. Тени в дальнем углу комнаты сгустились, стали черными, как ночь, протянулись от пола почти до самого потолка неестественно темным пятном, из которого на свет вышел высокий чернокожий мужчина. Он был болезненно худым, с впалыми щеками и глазами, кожа туго обтягивала его острые скулы и подбородок. На его тощие широкие плечи был накинут черный фрак, а на голове восседал высокий черный цилиндр, чьи полы были украшены костями.

- Хороший прием... - он прошел к столу, взял стакан, медленно опустошил его. Затем выковырял пальцем кусочек перца и, занюхав им, отправил в рот. - Такое мне по нраву. Женщина, ты знаешь, как задобрить Барона Субботу, не так ли?

- Знаю, - так как Барон говорил на чистом креольском, то Таня решила ответить ему тем же.

- Хорошие манеры, это вымирающее качество. К сожалению... Времена меняются. Мир становится быстрее. Все куда-то спешат. Все чего-то хотят. Требуют. А ведь иногда неплохо просто спокойно выпить и поговорить. Да? - Барон ухмыльнулся и посмотрел Тане в глаза.

- Мне нужна услуга, - она взгляд не отвела.

- Ну вот, о чем я и говорил. Дела, дела и никакого веселья... И что же за услуга тебе нужна, женщина?

- Мне нужно, чтобы ты перевел кое-кого для меня, - ее лицо не выражало никаких эмоций, но голос предательски подрагивал.

- Перевел?

- Да, на ту сторону. Мне нужно, чтобы ты перевел душу в мир мертвых.

- Женщина, ты в себе? Я все время это делаю. Даже сейчас. Люди умирают постоянно. В старые времена, когда вас было не так много, я мог позволить себе расслабиться. Отдохнуть как следует в перерывах между переправами. Но сейчас... - он тяжело вздохнул. - Сейчас через меня проходит по восемьдесят тысяч душ за день. За один день!

- Этот человек еще жив.

- О... - Барон взял со стола бутылку и отпил прямо из горлышка. - Еще жив? Ну что же, тогда тебе придется убить его. Ну, или подождать более естественного отхода. Если руки марать не охота. И тогда я с превеликим удовольствием доставлю его туда, где ему место.

- Переведи его, - на этот раз голос Тани не дрогнул.

- Поумерь свой пыл, ведьма. Ты хочешь просить меня нарушить правила и вмешаться в жизнь смертного? Такое Барону Субботе не нравится. А я не привык делать то, что мне не нравится.

- Он тоже нарушил правила. Прошел через мир лоа без разрешения.

- Такого не бывает, - мужчина в цилиндре махнул рукой и несколько капель, вылетевшие из горлышка бутылки, упали на паркет.

- Я свидетельница, - продолжала Таня. - Даже Папа Легба не смог его остановить. Он осквернил законы природы. Это неправильный человек. Его жизнь нужно прекратить.

- Так прекрати, - он ухмыльнулся, обнажив гнилые желтые зубы. - Ты же можешь это сделать сама. Верно? Зачем нарушать еще один закон и прерывать его жизнь, если твое колдовство может превратить ее в ад на земле? И тогда он сам захочет со всем покончить.

- Переведи, - процедила она, сжав кулаки.

Барон Суббота прильнул к бутылке и пил, пока в ней не осталось меньше половины. После чего снова ухмыльнулся и несколько капелек рома стекли по его бледным губам к подбородку.

- Ох уж эта спешка... Современные люди не знают терпения. Барону Субботе это не нравится. Но за угощение я благодарен. Хороший ром. Не дешевка. Ладно, так уж и быть. Я окажу тебе услугу, и надеюсь мне не нужно будет напоминать, что ее цена высока.

- Я готова платить, - Таня сбросила с себя платье, разукрашенное цветами.

- Вижу, ты действительно жаждешь его смерти, - Барон Суббота обошел стол и остановился в полушаге от девушки. - Как его зовут?

- Я не знаю.

- Не знаешь? - он нежно прикоснулся тыльной стороной костлявой ладони к ее щеке, провел по гладкой коже пальцами и его глаза засияли. - О... Я вижу, что происходит. Его душа была здесь. В твоем теле. Вы теперь связаны. Хм... Так вот зачем тебе понадобилось просить меня об услуге. Ты сама не можешь с ним справиться. Проклянешь его, проклянешь и себя. Это интересно... Очень интересно... Барон Суббота не возьмет с тебя платы. Ты мне больше не нравишься. Ты грязная. И вдобавок глупая.

- Умоляю, - губы Тани задрожали, - переведи его. Забери его душу на ту сторону. Ему здесь не место. Он разрушит этот мир. Переведи его.

- Глупая ведьма, ваши души связаны. Если я заберу его, тогда мне придется вырвать и часть тебя. Разве ты малого сегодня лишилась? Одевайся и не позорь себя перед Бароном Субботой. Твой ром не настолько вкусный.

- Я готова отдать часть себя. Я готова на все. Только выполни просьбу. Умоляю.

Мужчина в цилиндре залпом допил остатки, плескавшиеся в бутылке, вытер рукавом фрака рот и рявкнул, прочищая горло: - Если ты говоришь, что Папа Легба не смог остановить его, тогда почему думаешь, что Барон Суббота сможет?

- Потому, что ты - это ты, а он - это он.

- Мне нравится твой ром, ведьма. И нравится твой ответ. Хорошо, я помогу тебе. Переведу нарушителя закона. Но когда я сделаю это, ты будешь моей всю неделю и...

- Идет, - отрезала Таня, не дав ему договорить.

- ...и ты знаешь мои аппетиты.

- Идет, - повторила она без тени сомнения.

- Хорошо, - мужчина приблизился к ней вплотную. Так, что ткань фрака коснулась ее груди. - Раз ты не знаешь его имени, тогда мне нужно кое-что другое.

Он прислонился своей холодной щекой к ее теплой щеке и жадно втянул носом воздух, запоминая запах души, которую собирался отнять.

***

- Ого их тут! - Петя удивленно присвистнул.

У лесопосадки, возле парка Пушкина, было припарковано четыре патрульных автомобиля полиции и карета скорой помощи, вовсю мерцавших мигалками. Рядом с ними стояло еще два служебных автомобиля из опознавательных знаков на которых были только цветные номера. Один - судмедэксперта, а второй - следственно-оперативной группы. ЗИЛ аварийной службы ютился чуть дальше, в тени большой акации.

- Это точно, - подтвердил Дудка. - Давай-ка нас за ЗИЛком паркани. У них у всех кондеры казеные, а мы по такой жаре потом в машину не залезем.

Петя протиснул "Волгу" между автомобилями и остановил ее, как и было велено, сразу за ЗИЛом. И как только он заглушил мотор, в окно с пассажирской стороны постучал Рома.

- Здрасьте, - он протянул руку, вылезшему из автомобиля Дудке.

- Смотрю, работа кипит? - тот пожал ее здоровой рукой.

- Все только приехали и пока еще ничего толком не трогали, так что...

- Это хорошо. Петя, возьми очки Керлиана и догоняй.

Петя кивнул, открыл багажник и порывшись в спортивной сумке достал почти с самого дна (все нужное как назло всегда оказывалось в самом низу) очки в тонкой металлической оправе желтоватого цвета, с круглыми стеклами на вид казавшимися непрозрачными. Взвесив, очки в руке - Петю всегда удивляло, насколько неожиданно тяжелыми они были - он захлопнул багажник и засеменил вдоль бордюра за удалявшимися Ромой и Дудкой.

- И что конкретно здесь случилось? - Степа оглядывался по сторонам, стараясь не проглядеть ни малейшей мелочи, которая могла бы помочь в деле.

- Ливневка забилась, - ответил Рома. - Как я понял, местные жаловались на то, что дорогу топит, и горисполком отрядил слесарей прочистить все это дело.

- Так это их ЗИЛок?

- Ага. Один, тот что помоложе, чуть выше по улице стоял. Там, - он показал пальцем, - у колодца. Мы его огородили, но пока вся работа чуть дальше. Как раз там ливневка кончается трубой такой большой. Возле нее второго слесаря нашли. Он не разговаривает сейчас, но его напарник сказал, что он хотел посмотреть, что там застряло и в трясину залез почти по колено. А тут как раз затор в ливневке сорвался и того старого телами смело. Ты бы его лицо видел...

- Так значит ливневка телами была забита? - не обратил внимания на последнее замечание Дудка.

- Ага. Их там штук десять, не меньше. Мы пока внутрь трубы не лазили, может там еще остались, но как по мне, так и этого уже с перебором.

- Выходит, кто-то убивал людей и скидывал их в колодец...

- Похоже на то. Хотя об этом лучше следаков спросить.

Они прошли между деревьями и вышли к болотцу, которым оканчивалась ливневая канализация. Этот отдаленный уголок лесопосадки, который еще пол дня назад можно было назвать одним из самых редко посещаемых мест города, кипел жизнью. И смертью. Несколько полицейских, стоявших по ту сторону болотца о чем-то бурно беседовали. Еще двое ходили с мотками желтой предупреждающей ленты, наматывая ее на деревья и огораживая место преступления. Следователи переминались с ноги на ногу у самой границы грязи, решая, кому из них придется лезть в трубу коллектора. Судмедэксперт с обреченным видом смотрел в экран цифрового фотоаппарата, перелистывая сделанные фотографии и явно оттягивая тот момент, когда ему придется замарать обувь. И в центре всего этого, утопая в грязи, лежали обезглавленные тела.

- Едрить... - нервно выдохнул Петя.

- Ага, - подтвердил Рома. - Я такого еще никогда не видел. Вот всякое бывало, но чтобы так... Теперь понимаете, почему я сразу вам позвонил?

- Понимаем, - Дудка взял из ослабевших Петиных рук очки. Спустившись с пригорка к болотцу, он подошел к следователям. Те при виде Степы сразу затихли, а на их лица опустились недовольные тени. - Физкульт-привет, буратины! - он помахал им мизинцем. - Все стоите? А работу кто работать будет?

- А ты тут чего забыл, Дудка? - с презрением спросил тот, что стоял ближе всех к коллектору.

- Я-то? Да вот, штук десять... - он отвернулся к болоту и быстро пробежался взглядом по телам. - Нет, четырнадцать мертвецов забыл. Спасибо, что нашли. Я уже думал, потерялись. Приятно знать, что доблестные защитники правопорядка всегда придут на помощь.

Начавших наперебой огрызаться следователей Дудка не слушал. Он прошел дальше вдоль берега болотца и заглянул через плечо судмедэксперта в экран фотоаппарата.

- Что показывают?

- А? - тот, сперва вздрогнув от неожиданности, тут же пришел в себя. - О, Степа, здорова.

- Привет, Миш.

- Да я пока в грязь не лез. Вот, - он приподнял фотоаппарат, - издалека пофоткал. Но одно точно, все тела обезглавлены. Это ли было причиной смерти? Не знаю. Есть у меня на этот счет определенные сомнения. Вон у той справа на груди колотые раны присутствуют. А тот, самый свежий, вообще без кистей рук. А так, большинство из них в очень плохом состоянии, так что наверняка сказать смогу только после обследования.

- А что-то необычное есть?

- Ну, это как посмотреть. Я лично такого еще не видал.

- Не ты один... Ладно, сейчас будем разбираться.

Дудка надел очки Керлиана и окинул взглядом стоявшего перед ним судмедэксперта. Самого Миши сквозь черные линзы видно не было, зато можно было отчетливо разглядеть его силуэт, обрамленный зеленоватым свечением, походившим на огни святого Эльма. Линии разных оттенков, словно протуберанцы, следовавшие вдоль магнитных полей на фотографии солнца, выходили из макушки судмедэксперта и растекались вдоль его тела вниз к пяткам. Одна из линий света, с правой стороны, заканчивавшаяся в районе пояса, была темнее остальных.

- Миш, ты бы бухал поменьше... - буркнул Дудка и повернул голову в сторону стоявших неподалеку следователей.

- Что? - переспросил судмедэксперт.

- Да так, ничего.

Ауры следователей тоже хорошо просматривались сквозь черные линзы очков. Тогда Дудка посмотрел на болотце. И ничего. Лишь четыре тусклых точки-полицейских на том берегу, но ни одной даже самой слабой искорки вокруг тел, лежавших в грязи. Степа наклонил голову и взглянул на мертвецов поверх очков, затем снова через линзы, чтобы окончательно убедиться, что никакого свечения нет.

- Ну и чего там? - поинтересовался Петя. Сам он с пригорка спускаться не стал и остался стоять над трубой коллектора вместе с Ромой.

- Погоди, - отмахнулся Дудка, сложил очки в карман рубашки и обратился к судмедэксперту: - Миш, а ты случайно головы их здесь не находил?

- Нет, голов не находил. Но мы в трубу слазить не успели пока. Возможно они еще там. А может и в лесопосадке.

- Жаль... - Дудка почесал затылок.

- А что такое?

- Да ничего хорошего.

- Это уж точно, - судмедэксперт тяжело вздохнул, глядя на тела в болоте. - Это уж точно...

- Ладно, Миш. Работай дальше. Не буду отвлекать, - Дудка подбодрил его, похлопав по плечу, и пошел к пригорку, на котором стояли Петя с патрульным. Проходя мимо следователей, уже активно обсуждавших его нежеланное присутствие, он бросил через плечо "Чао, буратины!", за которым тут же последовали возмущенные выкрики.

С оперативным отделом полиции Дудка был не в ладах. Он прекрасно знал, что многие из тех, кто там работал, занимались мягко говоря незаконными делишками. А уж повесить в погоне за показателями раскрываемости какой-нибудь "висяк" на бедолагу, которого поймали с граммом в кармане, не брезговал вообще ни один из них. По мнению Степы, это было ярким примером плохой работы. А уж чего он не мог никогда стерпеть, так это плохо сделанную работу. И если у него получалось хоть как-то подгадить этим лодырям, то он никогда не упускал такой возможности.

- И чего? - переспросил Петя у подошедшего Дудки. - Таня была права?

- Похоже на то. Никаких следов присутствия души. Даже остаточной статики нет. Будто это даже не люди, а куклы какие-то.

- Хреново...

- Ага. Миша сказал, что голов они пока не нашли, но что-то мне подсказывает, что и не найдут. Зная нас с тобой, на такое везение рассчитывать не стоит.

- И чего теперь делать?

- Пока не знаю. Гносис показывает уже без четырех минут. Значит времени у нас не так много. Нужно думать, как побыстрее отыскать нашу зловещую слойку.

- Не хочу обламывать, - замялся Петя, - но даже если мы слойку найдем, чего дальше-то с ним делать? Таня сказала, что он закон природы нарушил. Мы такого вообще заборем с тобой?

- А какая разница? Выбора у нас с тобой, Петя, особо и нету. Попробовать все равно нужно. Или ты уже устал дышать?

- Не, - Петя мотнул головой. - Дышать я люблю.

- С вами так интересно, - подал голос стоявший в стороне Рома. - Только не понятно ничего.

***

Гриша просидел на диване несколько часов. Он тупо пялился в телевизор, где одна за другой проходили различные аналитические передачи. В них похожие друг на друга ведущие с приглашенными экспертами обсуждали казавшиеся им важными проблемы. Пустой треп самовлюбленных людей на темы, далекие от жизни. А за окном медленно, но верно, солнце ползло к горизонту.

За день в доме скоропостижно скончавшейся четы Шацов ничего не изменилось. Почти ничего. Холодильник все так же гремел компрессором, а часы на дальней стене все так же чеканили секунды. Два тела лежали на ковре, в центре бурого засохшего пятна. Еще одно было примотано к стулу на кухне. С самого утра никто из соседей по улице не удосужился заглянуть в окно, чтобы увидеть вскрытые головы, разложенные по тарелкам. Все проходили мимо, занятые своими маленькими жизнями и не обращали абсолютно никакого внимания на дом, полный смерти.

Гриша находил такое равнодушие в какой-то степени разочаровывающим. Несмотря на то, что сам он сейчас нуждался в покое, как никогда раньше, какая-то его часть все же хотела перемен. Хотела действия. Ведь он боялся признаться самому себе, что не в силах придумать ни одного, хоть сколько либо достойного, способа отыскать Дудку. Да, он знал, как выглядит этот человек, но на этом хорошие новости заканчивались. И это злило Гришу, нагнетало давление в его паровом котле. Вот если бы только кто-то постучал в дверь...

- Придержите эту мысль, Степан Геннадьевич, - прервал стройный ход мыслей эксперта ведущий. - Мы продолжим после того, как прервемся на небольшую рекламу. Не переключайтесь.

На экране телевизора мелькнули полупрозрачные геометрические фигуры, сложившиеся в название передачи, после чего картинка сменилась на более красочную. Освещенная полянка парка, смеющиеся дети резвятся на свежей траве. Камера медленно поворачивается и в кадре оказываются молодые мамы. Они сидят на лавочке и о чем-то беседуют. Общий план сменяется крупным.

- Ой, Оля, - говорит та, что слева, - ты такая красивая сегодня. В чем твой секрет?

- Ничего особенного, - улыбается та, что справа. - Просто я пользуюсь новым стиральным порошком. Он добавляет моим вещам свежести и прекрасно отстирывает пятна крови!

Последняя фраза привлекла внимание Гриши. Он слегка наклонил голову на бок, на сводя взгляда с экрана. Тем временем мамочка, сидевшая справа, вытащила из сумочки картонную упаковку стирального порошка, которую зачем-то носила все это время с собой. Кадр снова сменился. На этот раз камера крупным планом показала саму упаковку. На ярко красном фоне, в обрамлении двух голубых вихрей, крупным шрифтом было напечатано название "Совесть", а ниже, в самом углу нарисованный чернокожий мужчина в цилиндре показывал большой палец с подписью "Одобрено самим Бароном".

- Совесть? - мамаша слева взяла упаковку и повертела в руках. - Какая классная...

- Да! - кивнула та, что справа. - И очень доступная. Жаль, что у тебя ее нет.

Она резко повернулась и посмотрела в камеру, хотя Гриша был уверен, что прямо на него. Губы девушки растянулись в похожую на оскал улыбку, но вместо зубов во рту блестели острые как лезвия клыки. Сразу после этого динамики телевизора разразились въедающейся в голову мелодией, а диктор озвучил побежавшую снизу строку: "За дополнительной информацией обращаетесь по короткому номеру шесть-шесть-шесть".

- Что такое? - недоумевающий Гриша хотел было потянуться за пультом, но как только ролик закончился, по экрану телевизора побежала рябь помех, после чего он выключился сам собой.

На пару секунд Гриша оказался в растерянности. Он не мог сообразить, что происходит. Ведь такую рекламу ни один уважающий себя телеканал в эфир пустить не должен был. Да и снять подобное в голову может прийти не каждому. С другой стороны, он видел то, что видел. И слышал то, что слышал. Или нет? Может ли быть так, что все произошедшее всего лишь галлюцинация? Почему нет? Хотя реклама и казалась совершенно реальной, но ведь разве не в этом вся суть галлюцинаций? Их сложно отличить от реальности. Так что да, это вполне могла быть и она. Вот только откуда ей взяться? Неужели он ошибся и в его крови действительно бушевала инфекция Куру? Или может какая другая зараза, которую он не заметил, как подцепил? А может быть он попросту сходит с ума?

- Все сразу и ничего из этого, - ответил на незаданные вопросы мужской голос, донесшийся из кухни.

- Кто здесь? - Гриша вскочил с дивана и развернулся лицом к двери.

- Чую, что в этом доме ничего достойного из выпивки не водится, - следом за произнесенной фразой из кухни послышались звуки открываемых шкафов.

Гриша с места не сдвинулся. Он знал, что незваный гость был не из простых. Этот вывод он сделал не на основе каких-то странных ощущений или предчувствия, что часто стало случаться с ним в последнее время. Нет, только старая добрая логика, да здравый смысл. Ведь Гриша точно помнил, что закрывал ворота с входной дверью. Так что их пришлось бы вскрывать, а сделать это совершенно бесшумно вряд ли бы вышло. Да и к тому же незваный гость говорил из кухни, в которую он должен был как-то попасть, верно? А сделать это, не пройдя по коридору, отлично просматривавшемуся с дивана, на котором весь день просидел Гриша, было почти невозможно. Что до окна, то вскрыть его влезть внутрь без какого-либо звука нетривиальная задача. Выходит, кем бы ни был незваный гость, он как-то попал на кухню, и неважно, какой способ он выбрал. Главное, что не из простых.

- Да уж... - вдруг из коридора к порогу гостиной вышел высокий чернокожий мужчина в черном фраке и цилиндре, чьи полы были обрамлены маленькими косточками. - Ну и бардак у тебя тут.

На стоявшего у дивана Гришу он не смотрел. Его взгляд был прикован к телам матери и дочки, лежавшим на ковре. Мужчина подошел к ним, снял цилиндр, приложил его к груди и слегка склонил голову в почтительном жесте.

- И я говорю не об этом... - незнакомец кивнул на тела. - Бардак у тебя тут, - он посмотрел Грише прямо в глаза и постучал костлявым пальцем по виску.

- Ты кто? - в ответ спросил Гриша.

- Я? А разве это важно?

- Конечно важно. Хочу узнать, кого собираюсь убить.

- О! - мужчина вернул цилиндр на голову. - Люблю дерзость. Но на твоем месте я был бы с ней аккуратен. Часто она исходит из глупости, а не из силы.

- Уж чего-чего, черныш, а силы мне точно не занимать, - Гриша сжал кулаки.

- Это верно. Но разве ты ее заработал? Разве ты ее заслужил? Ты отобрал ее у других, ведь так? А что это за сила, которую можно отобрать? Лишь иллюзия. Обман... Ты обманщик, Григорий Титов. Обманщик, но не силач.

- Откуда ты знаешь, как меня зовут?

- Я знаю имена всех живых и мертвых. Но что они, как не пустой звук, тающий в вечности?

- Да кто же ты такой?

- Хмм... А ты настойчив, правда? - он перешагнул через тела и расставил в стороны руки. - Некоторые называют меня Энма, другие - Пушан. Для кого-то я Азраил, а для кого-то - Харон. Когда-то давно меня превозносили как Осириса, а та, от чьего имени я здесь, зовет меня Бароном Субботой. Я проводник души. Тот, кто переводит из одного мира в другой. Тот, кто решает, какой путь выбрать и как его пройти. Это удовлетворило твое любопытство?

- Проводник души? - Гриша нахмурился. - Громкий титул для черномазого.

- Мой внешний вид ничего не значит, - он провел рукой и в миг преобразился сперва в некое подобие японского божества в короне с иероглифом, затем, в высокого ангела с белоснежными крыльями. - Я такой, каким меня представляют. Это всего лишь форма, потому как без нее человеческий разум не способен понять сути.

Он остановил свои метаморфозы на безликом силуэте в сером балахоне, чьи полы волочились крупными складками по полу.

- И что, Суббота, ты пришел по мою душу?

- Пришел.

- Тогда у меня для тебя плохие новости. Живым я тебе не сдамся.

- Живым? - мужчина медленно поднял руку и показал пальцем на диван.

Гриша обернулся и увидел самого себя со стороны. Вернее, свое бесчувственное тело. Оно все так же сидело на диване. Вся рубашка от воротника и ниже была измазана бурым. В обмякшей ладони лежал пульт от телевизора. Левая половина кожаной маски уже срослась с настоящим лицом, а в месте, где раньше были швы, остались только красные точки запекшейся крови. Картинка в телевизоре двигалась так медленно, что, казалось, застыла на месте. А секундная стрелка на больших круглых часах по своей скорости уже больше походила на часовую.

- Я что, - Гриша запнулся, - умер?

- А на что это по-твоему похоже? - ответил мужчина.

- Но ведь... я был так близок. Нет, этого не может быть. Я еще не все сделал. Я еще не закончил! Нет!

- Григорий Титов, твои слова мне так знакомы. Я слышал их несчетные разы. При жизни каждый мнит себя неповторимым, уникальным. Он думает, что пуп земли. Никто не верит в свою смерть, не осознает ее неминуемой близости, пока она не окажется на пороге. И в этом схожи бедняки с царями. Конечно, ты у нас особенный мальчишка. Баловник. Твое нахальство и нелюбовь к законам, как человеческим, так и тем, что пострашнее, заставили несчастную пожертвовать частичкой собственной души. А это дорого стоит. Конечно, увидев тебя лично, я сам бы не решился на такие кардинальные шаги, но кто я, чтобы осуждать, верно? Мое дело - исполнить уговор, перевести тебя туда, - он развернулся и указал на дверь в коридор, вот только никакого коридора за ней больше не было. Его поглотило яркое желтое сияние, разливавшееся лучами по стенам и ковру, затмевая собой обезглавленные тела. - И я готов идти. А ты, Григорий Титов? Ты готов?

- Грязная сука... - прошипел Гриша, будто не расслышав той тирады, что выдал только что проводник. - Подлая пугливая тварь. Сначала она подглядывает за мной исподтишка. Шпионит для этого Дудки. А теперь еще и убить меня захотела?

- Уж не тебе ли говорить о подлости, убийца женщин и детей? - проводник шагнул к Грише.

- Ты не понимаешь. Они обычные затычки. Они ничего не значили для сюжета. Можно сказать, я сделал им одолжение. Закончил их бессмысленное существование ради большей пользы.

- О, да. Оправдания истинного победителя, завоевателя, покорителя народов. Маленький тиран возомнил, что его жизнь ценнее жизней остальных. Ну что же, - он пожал плечами, - такие речи тоже мне известны. Их говорили фараоны и правители империй. А что в итоге? Тела их растворились в земных недрах, превратились в пыль. Как и тела их жертв. А души? А души встретились с той стороны. И я бы не сказал, что тот прием радушным был. Пойдем, пожиратель невинных. Нам предстоит долгая дорога.

Проводник протянул руку и поманил его костлявым пальцем. В этот же миг Гришу подхватила невидимая сила и потащила к двери.

- Стой, стой! Подожди! - затараторил он, пытаясь вырваться, но все его тело будто сковало параличом. - Дай мне отсрочку. Хотя бы на пару дней. Сколько тебе пообещала та сука? Сколько? Я сделаю все, что угодно, только дай мне еще немного времени!

- Поздно, Григорий Титов. Уже слишком поздно. Я понимаю твою попытку подкупить меня, договориться. Она ничтожна и слаба, но это ничего. Уж так устроен человек. Он будет до победного бороться за себя. Да, иногда я позволяю себе роскошь оставить душу в этом мире на какой-то срок. У некоторых есть дела, которые не терпят отлагательств. Но что же до тебя? Твои дела мне не по нраву. Гордыня тобой движет, а не чистый разум, невиданная злоба и уж точно не любовь. Так что поверь, сегодня ты пойдешь со мной, и я в этом вопросе непреклонен.

Мужчина в балахоне развернулся и побрел к свету, струившемуся из дверного проема. Гриша, скованный по рукам и ногам, касаясь полка лишь кончиками носков, полетел за ним следом.

- Нет, так нельзя. Я же был так близок. Я был так близок...

Они оба пересекли гостиную четы Шацов, в которой теперь царила тишина и смерть. На короткий миг проводник остановился, подойдя к сияющему желтизной прямоугольнику, а затем шагнул в него. Гриша, не в силах пошевелиться, беспомощно поплыл за ним следом.

Ослепленный ярким светом, он пришел в себя не сразу. Когда пляска разноцветных точек в глазах прекратилась, Гриша увидел, что по ту сторону не было никакого коридора. Ни кухни, ни даже стен. Дом в частном секторе исчез, как и приусадебный участок с гаражом и небольшим огородом. Никаких соседских заборов, да и самих соседей. По ту сторону сияния было лишь пронзительно голубое небо и раскинувшаяся от горизонта до горизонта зеленая равнина. Трава на ней доходила шедшему впереди проводнику почти до колен. Сам же Гриша парил над ней, едва касаясь ногами. С такой высоты ему было прекрасно видно, как под легкими дуновениями свежего ветерка волновалось зеленое море и колыхался серый капюшон проводника.

- Где мы? - спросил Гриша.

- Мы в долгом странствии. Наш путь лежит к границе мира тела. Идем к реке, к великой древней силе, что должен будешь ты преодолеть. Кто чист душой, получит мою милость, пройдет по гладкому мосту на берег тот. Кто грязен и пороками пронизан, тот вплавь отправится сражаться со стихией и чудищами, что живут в пучине. Он право свое должен подтвердить, что ждут его на стороне другой. И будь уверен, ты, бессовестный убийца, что для тебя я выберу то место, что поглубже.

- Ну конечно... - Гриша еще раз попытался вырваться, но невидимые путы, сковавшие его тело, не поддались. - Значит договориться никак?

- Я вижу твою душу. Ты забыл? Все договоры могут привести лишь к одному, вернувшись в свое тело, ты снова станешь убивать и есть. А что за прок с такого договора? Вы, люди, часто врете как другим, так и себе. Я это понимаю, осуждать здесь нечего. В вас страх сидит, заложенный природой. Не страх чего-то, а вообще. Инстинкт хранить себя, оберегать от смерти. Вы так развились, в этом ваша сила, и в то же время слабость. Вы сделаете все, чтобы прожить хотя бы кроху больше, от того века, что уготован вам судьбой. И лишь немногие идут на смерть с открытыми глазами. Те, кто приемлют честь принять ее в пылу сражения. Иль те, кто жизнь свою готовы положить за то, чтобы за них продолжил жить кто-то другой. Но честь с тобой, Григорий, незнакома. Впрочем, как и совесть. И уговоры те, что ты мне уготовил, никак не смогут маршрут наш изменить.

- Так значит вот ты кто? - фыркнул Гриша. - Ходишь по миру, собираешь души людей. А все для того, чтобы поиздеваться над ними как следует и бросить тонуть в реке? Тоже мне, Барон.

- Судить не мое дело, но осуждать я в праве тех, кто отравил себя бесчестьем. И уж поверь, не все, кого я проводил по этим землям, тебе подобны. Здесь множество прошло людей неисчислимое. Как добрых, так и злых. И тех, что посветлее было столько, что мост речной, не будь идеей он, абстракцией незримой, давно свалился бы в пучину, сломившись под армией их ног. Но будь уверен, никому из тех, что по тому мосту ходили, я слова не промолвил за весь путь. Да и слова мои им вряд ли были интересны. Зато таких как ты я изучаю с любопытством. На вас вся грязь видна до каждой капли, без прикрас. Предатели, лгуны, убийцы, воры. Вы все как на подбор достойны бездны. Остаться под водой, под пеной волн, наедине с чудовищами, с тварями. Наедине с собой. Бояться этого ты должен, не меня. Мои слова лишь звуки. Осуждение? Оно уколет твое эго, да и только. Но взгляд на самого себя со стороны... Вот, что поистине пугает род твой темный. Увидеть кем ты стал, на дно какое опустился.

- Да-да... - Гриша бы отмахнулся, но тело его не слушалось. - Не все убийцы одинаковые.

- А йогурты не все полезны. Но сути твоей это не изменит. Ты жизни отбирал бесчестно. В чаще прятался, подкарауливал, заманивал, лукавил. Ты многих погубил, ведомый некой целью. Но что ты дал взамен? Что миру предложил ты за свои бесчинства? Может империю создал на крови малой, в которой бы жилось всем остальным в тепле и без забот? Или войну предотвратил, спася тем самым миллионы? Нет, ты делал все в порыве эгоизма. Тебе важнее был ты сам, чем те, кого ты обокрал, чьи души проглотил, оставив гнить в плену твоих идей.

- Какая уже разница?

- И верно. Твой торг, я полагаю, подошел к концу? Настал черед тоски? Ну что ж, тогда принятье собственной кончины на подступах, не за горами. Пожалуй, проведем эти минуты в тишине, а дальше, посмотрим, как заговоришь ты, отрекшись от всего земного. Быть может, осознаешь и поймешь, насколько глуп был и тщедушен? Ах, кстати, о горах...

Гриша посмотрел вперед и увидел, как на горизонте из бесконечного зеленого моря травы постепенно поднимался горный хребет такой высоты, что, казалось, подпирал своими вершинами само небо. Его каменистые утесы, покрытые белым снегом, нависали над землей, поражая монолитностью и масштабами.

- Никакой тоски. Можешь даже не надеяться, - Гриша сконцентрировал все свое внимание на правой руке. Он собрался с силами и попробовал согнуть ее в локте. Хотя бы чуть-чуть, самую малость. Но встреченное им сопротивление было настолько велико, что на миг ему показалось, будто он пытается сдвинуть с места тот самый горный хребет, что постепенно вырастал впереди. Тогда Гриша решил начать с чего-то поменьше. С мизинца. Он снова собрался с мыслями, сконцентрировался на пальце и дал мысленный сигнал к действию. Его желание было так велико, а напряжение достигло такого градуса, что Гриша едва сдерживался, чтобы не застонать. Но это дало свои плоды. По крайней мере ему так показалось. Палец сдвинулся. Может на пол миллиметра. Может на целый. А может, это была иллюзия, продиктованная надеждой на высвобождение. Так или иначе, Гриша уверил себя в том, что на крошечную долю, на миллионную процента, ему все же удалось преодолеть невидимое сопротивление, растянуть путы, которыми сковал его проводник. А это могло означать только одно, нужно продолжать пытаться. И он пытался. Прикладывал все силы, чтобы двинуть пальцем. Он чувствовал себя маленьким бараном, долбящим рогами в китайскую стену. Ужасное ощущение невыполнимости, невозможности. Но он долбил и долбил невидимую преграду. Брал ее измором. А проводник все шел вперед, молчаливый и непреклонный. Шел вперед по равнине, на встречу горам, увлекая его за собой, будто куклу на веревочке. Сломанную, никому ненужную, но все еще не потерявшую надежду куклу.

Гриша не знал, сколько времени прошло, да и сомневался, что в местах, через которые его вели, оно вообще существовало. Ему приходилось ориентироваться по горному хребту. И когда проводник дошел до его подножия, Гриша мог пошевелить мизинцем. Сколько попыток ушло на это он сказать не мог. Сбился со счета давным-давно. Да и какой смыл был в том, чтобы считать неудачи? Главное, что на табло побед ноль сменился единицей.

- Так это... - нарушил вечную тишину Гриша, взявшись за второй палец. - Ты что, прямо через горы полезешь?

- Тебе наскучило молчанье? - ответил, не оборачиваясь, проводник.

- Не то чтобы. Просто ты из себя всего такого умника строишь. Я знаю то, я знаю это... А у нас, у людей, есть такая поговорка, может слышал? Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет.

- Мудростью целого народа решил меня ты посрамить? Ну что же? Все верно, Григорий Титов, не каждую вершину стоит покорять. Но многие из них того достойны. И если путь твой тяжек и извилист, то не всегда его на легкий променять благое дело. А если это путь души, то тяжести его вдвойне полезны.

- Как скажешь... Все равно идти тебе. Я же тут болтаюсь, как сопля.

- Поверь, меня не утомить такой дорогой. Я прохожу ее и проходил, и буду проходить несчетное количество разов, сопровождая души в путешествии. Ведь это моя суть, мое предназначенье. Не ведаю я голода, не знаю жажды, и усталость моему телу не известна. Но за волнение твое, хоть и фальшивое, спасибо.

Проводник говорил правду. Он действительно не знал усталости. Гриша понял это, наблюдая, как тот резво и без передышек вскарабкивается на уступы, перепрыгивает с камня на камень, преодолевает одно препятствие за другим. В какой-то мере сейчас он напоминал Грише его самого. Только вместо сложного ландшафта, ему приходилось бороться с собственным телом.

- Ты знаешь, я ведь не всегда был таким, - на середине подъема Гриша снова подал голос. Он праздновал еще одну маленькую победу. На этот раз ему удалось слегка пошевелить безымянным пальцем. Конечно не всем, только крайней фалангой. Но это на одну фалангу больше, чем ничего.

- Каким? - переспросил проводник. - Убийцей? Подлецом? Душ похитителем? Иль нарушителем законов мирозданья?

- Что ж ты такой душный, а? Может я тебе открыться пытаюсь? Может я осознал все и хочу покаяться? А ты все заладил со своими этими поэтическими речами. Ты над всеми так издеваешься или это я такой особенный?

- О да, Григорий, ты особенный поверь. Но об особенностях этих говорить мне тошно. Уж если осознал свои грехи, тогда я, так и быть, хранить молчанье буду, пока ты исповедь свою закончишь. Не первую и не последнюю ее услышат эти камни. Им все по силе вытерпеть. Но знай, что твои речи не смогут изменить маршрута нашего конечной точки. Судьба твоя была предрешена самим тобою. Пройдешь ты реку вброд иль не пройдешь, но встретишься в ее пучинах с тварями и это неизбежно. Так что вещай, послушаю опять, как тот, что был силен при жизни, пощады просит.

- Ни о какой пощаде я просить не собирался. Смотри, чтоб ты сам о ней не попросил. Ишь чего... - он замолчал, выбирая тему для разговора. Сам Гриша ни о чем с этим надоедливым типом говорить не хотел, но ему нужно было каким-то образом отвлекать его внимание от невидимой работы над высвобождением из таких же невидимых пут. - Я не всегда был таким, какой я сейчас. Понятно? Это вынужденная мера. Меду прочим, в детстве я пай мальчиком был. Родителей слушался, оценки хорошие получал. Но потом понял, что все это не имеет никакого смысла. Ничего в этом мире вообще не имеет смысла. Люди рождаются, проживают свои маленькие жизни, а потом умирают. Все их поступки, все принятые решения по сути ничего не меняют. Человечество идет вперед, совершает научные открытия, улучшает жизни рядового потребителя. А дальше-то что? Война за ресурсы на ближнем востоке? Море пролитой крови ради горстки богачей, набивающих карманы. Полеты в космос? Отправки зондов на другие планеты? Но ради чего? Все равно мы засрем Землю раньше, чем успеем свалить с нее. По сути люди только тем и занимаются, что забивают отведенное им время вредными привычками, религией, войной, телевизором... Да чем угодно, лишь бы не думать "а что же дальше?" Все так и будет крутиться в угоду нелепому сюжету. Актеры будут выполнять отведенные им роли. Приходить на сцену и уходить с нее, пока в один прекрасный момент режиссеру не надоест, и он не прикроет к чертям собачьим эту второсортную пьесу.

Грише еще ни разу не доводилось озвучивать эти мысли вслух. Это немного распалило его, подлило масла в огонь, заставило понервничать, что в свою очередь помогло высвободить второй палец.

- И когда я все это понял, - он продолжил говорить, едва сдерживая внутреннее ликование, - внутри меня будто что-то перевернулось. Будто кто-то дернул рубильник и все стало на свои места. Я осознал свое место в жизни. Понимаешь? Я, наконец, нашел проблему. А мой отец часто говорил, что если найти проблему, точно определить ее причину, то решение придет само собой. Вот оно и пришло.

- О, какова ирония. Отец же тот от заблуждений твоих первой жертвой пал.

- Ты сказал, что не будешь перебивать.

- Я обещал, что исповедь твою не стану нарушать речами. Но ты не исповедаться решил, безумием своим похвастать.

- Так значит ты думаешь, что я сумасшедший?

- Я боле, чем уверен.

- В принципе, я раньше тоже так частенько подумывал. Но знаешь, что? Я отобрал у этой пьесы уже двоих второстепенных персонажей. Это сделало меня сильнее. Объективно сильнее. Я могу железо голыми руками гнуть. Иногда я подумываю, что это своего рода повышение. Я поднялся из ничего незначащих персонажей во второстепенные. Что это, как не доказательство моей правоты? Так что да, с моей головой все в порядке, проводник.

Последнее слово он язвительно подчеркнул.

- И все же, будь я на твоем месте, то побоялся бы поспешных выводов своих. Ты хорошо запомнил все обиды, которые преподнесла тебе судьба. В особенности тот поступок матери, который ты не смог простить и по сей день.

- Что? - Гриша насторожился и на какое-то время забыл о плане побега.

- Она ушла, покинула семейство. Огонь угас в ее душе, что привело к подобному исходу. Но то был не огонь любви, Григорий. Нет. То было пламя разума. Я проводил Светлану на тот берег шесть лет земных назад, и будь уверен, вся жизнь ее была не выбором свободным, но принуждением недуга на действия, которых не могла простить она себе. В ее глазах весь мир не выглядел реальным. Она сквозь мутное стекло жила. Знакомые казались ей чужими, простые радости утратили свой цвет. Читала между строк она злой умысел чужой в простых житейских неприятностях. И как же вижу много сходства я в ее словах с твоими.

- Ты что, только что назвал мою мать сумасшедшей? - от напряжения у Гриши на шее вздулись вены.

Проводник не сбавлял темп ни на секунду. Он поднимался все выше и выше. Постепенно на скалах вокруг стали появляться редкие пятачки снега. Со временем толщина его слоя увеличивалась, пока все вокруг не стало совершенно белым. Мягкая снежная подушка искрилась на свету так ярко, что, казалось, могла с легкостью ослепить. Но Гриша не чувствовал в глазах боли и даже не щурился. Видимо, назвав мост через реку метафорой, проводник имел в виду не только его, но и все остальное.

- Не я, Григорий. Но врачи. Деперсонализация, вот как они прозвали тот недуг. И у тебя он есть, в чем ты бы убедился, спросив о помощи, вместо того, чтобы хвататься за ножи.

- Я не сумасшедший, - с трудом выдавил из себя Гриша.

- Обманывать себя ты в праве сколь угодно долго. Но разве твой обман вернет, отобранные жизни? Родных утешит? Залечит их сердца? Увы, не всякий может осознать содеянных ошибок. Но отрицать их на пути к забвенью глупо. Иначе тот обман подобно грузу неподъемному утянет тебя в глубь, на дно речное. Не даст тебе преодолеть всего пути. Открой глаза, Григорий, и прими себя таким, как есть. Отринь иллюзии, раскайся и очистись. Ибо настал тот час, когда твоя душа должна познать ту скорбь, что уготована ей дальнею дорогой, чрез земли мертвые.

Проводник вскарабкался на вершину горного хребта и остановился. Гриша, воспарил за ним следом и увидел захватывающее дух зрелище. По ту сторону гор лежала равнина, разительно отличавшаяся от той, что осталась позади. Никаких ярко-зеленых лугов, никакого ветра, колышущего волнами траву. Под горным хребтом раскинулись бесплодные земли. Серые, покрытые острыми камнями и шлаком. И ветер здесь был резким, порывистым, суровым.

- От жизни человек уходит к смерти, когда настанет его час, - проводник обернулся к Грише. - Твой час настал, так проведи же его с пользой.

И он снова продолжил путь, теперь уже спускаясь с горного хребта. Все так же ловко и безустанно.

Гриша не был уверен, сколько драгоценного времени он потратил на то, чтобы унять пожар ненависти, разгоревшийся в нем при упоминании проводником его матери. Конечно, он мог ориентироваться по тому, что снега вокруг уже почти не осталось, а большая часть спуска была преодолена, но его не покидала мысль, что время в этом месте течет совсем по-другому. Если вообще течет.

- Ты говорил с моей мамой? - он снова нарушил молчание, когда до бесплодных земель оставалось треть пути.

- Да, - кивнул, не оборачиваясь проводник. - Как и с тобой сейчас. Как и со всеми, кто жил когда-либо и жизнь свою окончил.

- Расскажи, какой она была.

- Тем самым я окажу тебе услугу. Но в силах ли ты будешь оплатить свой долг?

- Нет, ну какой же ты все-таки душный... Она была последним человеком, который для меня хоть что-то значил. Будь же ты человеком.

- Но я не человек, Григорий. Я не человек.

- Оно и видно. С мертвецом торгуешься. А мне и отдать-то уже нечего. У меня уже ничего и нет.

- Твое принятье смерти стоит малого, но этого достаточно. Я расскажу о том, какую жизнь она жила, и как та жизнь окончилась прискорбно. Светлана оказалась на распутье судьбы дорог в самом рассвете сил. Хотя болезнь ее мировоззренье изменила, внутри она осталась прежней. Трудилась тяжко чтобы выжить, профессии меняла как перчатки. Подолгу оставаться не хотела в одной среде, искала новую, что посвежее. Ей не хватало воздуха, казалось, что за ней погоня, слежка. И для спокойствия души Светлана стала покупать таблетки. Она глотала их все больше с каждым днем, пока не разуверилась в эффекте. Потом на дно бутылки опустилась в поисках ответов на свои проблемы. А дальше... дальше острые психозы, врачи, рубашка с длинным рукавом аж до колена. Остатки своих дней Светлана провела в палате с решетками на окнах. Пила таблетки, но уже другие. Старалась соблюдать диету, спала по многу днем, играла в шахматы с соседом по несчастью. А иногда, в бессоннице ночной тихонько вспоминала сына, которого оставила с отцом на растерзание миром, жестоким и таким чужим. В свободные минуты, а их бывало много, она писала письма. Тебе Григорий. Много писем. Но ни одно из них отправить не решалась. Хранила под подушкой и перечитывала раз за разом, боясь, что слов дурных отправит полный лист. И хоть все с текстами ее в порядке было, боязнь та оставалась до конца. А сам конец пришел в нежданной форме. Рак мозга - такое заключение в листе напишут похоронном. И вот она уже идет со мною тропой истоптанной, а ты за нею следом.

- Она правда писала мне письма?

- Писала, - проводник кивнул. - Как исповедь свою тебе. Хотела, чтобы ты ее понял и не держал обиды. Боялась, тем не менее, что не поймешь. Но видимо с недугом вашим общим ты как никто с ней близок был, хотя и с этим вместе так далек. Ты не услышал главного, Григорий, а может даже слушать не хотел. Светлана, мать твоя, не от хорошей жизни бросилась в бега. Гнала ее болезнь. И ты, как истинный наследник рода, недуг тот по наследству получил. Но то было тогда, за горною грядою. Где жизнь кипит и все ее изгибы. Теперь же, сбросив тела путы, ты должен трезво посмотреть на мир, понять, что за поступки, тобою совершенные, необходима плата. Иди за мной, - он спрыгнул с каменного утеса на выжженную равнину. - Иди и не противься неизбежному.

Гриша плавно, словно перышко опустился на землю, рядом с проводником. Он понял, что происходит, только когда ощутил под ногами теплоту шлака. Невидимые путы больше не держали его. Теперь его свобода не ограничивалась двумя пальцами. Он мог спокойно развернуться и пойти обратно. А может, сорваться с места и побежать что есть мочи? Но Гриша не спешил этого делать. Он посмотрел на неразличимый силуэт лица под серым капюшоном и спросил: - Если я перейду реку, она будет ждать меня на той стороне?

- Она уже давно тебя там ждет, - ответил проводник. - Они все ждут...

И он пошел вперед, а Гриша пошел за ним следом. Он не знал, сколько продлилось это путешествие. Оно казалось ему вечностью. Миллионами и миллионами лет, проведенных в размышлениях. В перебирании собственной жизни по косточкам. Анализ мельчайших поступков, проступавших из глубины памяти словно слайды бабушкиного диафильма на беленом потолке. Ему вспомнился его первый поход в детский сад, которого он боялся до дрожи в коленках. Линейка в первом классе, где у девочки на плечах старшеклассника, звонившей первый звонок, на голове были огромные белые банты. Его первая учительница, которая до третьего класса вела все предметы. Он был тайно влюблен в нее. Да и кто из мальчишек не был? Его первый поцелуй за гаражами. Первая выпитая бутылка пива. Первое убийство...

Гриша шагал по острой гальке и теплому, бугристому шлаку, заново переживая самые острые моменты своего прошлого, а впереди, там, у горизонта, медленно проявлялся берег реки. Такой огромной, что, казалось, это было настоящее море. И чем ближе проводник подводил Гришу к ней, тем четче он понимал, что вместо воды в той реке бурлило пламя. Живое, жидкое, оно переливалось всеми оттенками желтого. Его волны накатывали на берег с оглушительным гулом, облизывали его, нагревали докрасна.

- Здесь наши пути расходятся, Григорий, - проводник остановился у самой кромки огня. - Теперь черед твой шагнуть в пучину, проявить себя, вступить в неравный бой с чудовищами и самой стихией.

Гриша встал рядом с проводником и заглянул в глубину огненной реки. Яркое словно солнце пламя протекало мимо, вздымалось могучими волнами, собираясь в бурные вихри, пенилось, как самая настоящая вода. Вода, от которой исходил невероятный жар, который, однако, никак не обжигал.

- Я доберусь? - спросил Гриша, не отводя взгляда от стихии.

- Это не мне решать. Ступай.

Проводник протянул к нему руку. Гриша тут же почувствовал, что невидимая сила начала волочить его к реке. И на какой-то миг он готов был поддаться ей, забыть обо всем, что было и окунуться с головой в огонь. Все те воспоминания, мысли о матери, ждущей его на той стороне, о ее неотправленных письмах, ослабили его бдительность. А речи проводника удивительным образом убаюкали в нем жажду сопротивления, жажду жизни.

- Нет... - Гриша уперся пятками в горячую землю, но сила была непреклонна. Она продолжила толкать его, несмотря на все сопротивление. - Нет!

Вдруг его ноги вгрызлись в грунт, подняли его бугром, и Гриша остановился. В какой-то половине метра от огня, но все же остановился.

- Не противься, - проводник поднял вторую руку и повторил жест.

- Нет! - прорычал Гриша, напрягая всю свою волю. - У меня осталось незаконченное дело!

Давление усилилось многократно. Вал вздыбившейся земли тоже. Гриша ощутил, как на его спину навалился груз тяжелее горного хребта, который они преодолели ранее, но каким-то чудом даже этого было недостаточно, чтобы сдвинуть его с места.

- Как? - осознав свое бессилие, проводник отступил назад. Давление тут же исчезло и Гриша, едва не потеряв равновесия, упал на колени у ямы в земле, которую сам же и выдавил.

- Ты же сам сказал, я нарушитель законов мироздания, - он выпрямился, провел ладонью вдоль бедра и там, где проходили его пальцы, из воздуха медленно проявился большой кухонный нож.

- Но так нельзя! - голос проводника предательски дрогнул. Гриша услышал это и ухмыльнулся.

- Так нужно, - он, выставив вперед нож, сделал шаг к фигуре в сером балахоне, намереваясь совершить еще один поступок, который еще никто не совершал, как вдруг, та самая фигура дрогнула, будто летнее марево над асфальтом, потеряла свои очертания и растворилась в воздухе. Не успел Гриша понять, куда подевался проводник, как что-то невидимое неожиданно подхватило его и, не дав опомниться, понесло прочь от реки огня, обратно через безжизненные земли, над горным хребтом и зелеными полями. В считанные секунды он преодолел весь маршрут и пулей влетел в прямоугольник света, обрамленный дверной лудкой.

Гриша пришел в себя. Он все так же сидел на диване с пультом в руке. Часы на дальней стене все так же отбивали ритм времени, а реклама в телевизоре сменилась заставкой аналитической передачи.

- И мы опять в эфире, - диктор повернулся к мужчине за столом. - Степан Геннадьевич, перед уходом на рекламу вы говорили о том...

В люстре над головой Гриши с громким хлопком лопнула лампочка.

12 Новости

- И чего мы здесь делаем? - Петя заглушил двигатель "Волги", остановив ее у аллеи славы.

- Мы - ничего. В смысле, ты - ничего. А я поду немного на лавочке посижу, - ответил Дудка.

- А чего, конец света уже отменили? Вроде как пол часа назад еще было все плохо, а теперь ты по лавочкам рассиживать собрался...

- Считай, это традиция у меня такая. Думать помогает.

- Так может я тогда с тобой пойду? Две головы думают лучше.

- В нашем случае не две, а полторы. Нет, Петя, это дело личное. Интим, так сказать. Ты лучше оставайся в машине. Я не на долго. Ну, или можешь пока в ларек сгонять за минералкой. Жарища на улице, хоть свет туши.

Дальнейших возражений Степа слушать не стал. Молча вылез из автомобиля и пошел привычной дорогой, мимо стел с именами павших в войне героев, вечного огня, который не горел уже почти месяц. Обогнул постамент с артиллерийской пушкой и сел на свободную скамейку. Оглядевшись по сторонам, он глубоко вдохнул, а затем медленно выдохнул, очищая голову от жужжавших в ней, словно пчелиный улей, мыслей. Постепенно образы обезглавленных полуразложившихся тел отошли куда-то на задний план, померкли. Вместе с ними туда же, на задворки сознания, ушло уже начавшее надоедать волнение об острой нехватке времени. Теперь Степа видел вокруг себя только деревья, освещенные летним солнцем, детей, игравших на детской площадке в другом конце аллеи, двух старушек с буклетами про бога, сидевших через скамейку, велосипедиста в облегающем спортивном костюме, словно только что сошедшего с экрана телевизора, по которому показывали гонку Тур ДеФранс.

- А ты все думы думаешь? - нарушил идиллическую картину неизвестно откуда взявшийся Рупор.

- Все думаю, - Степа улыбнулся и кивнул.

- Это дело хорошее, - бездомный сел рядом с ним. - Если не увлекаться.

- Все хорошее, если не увлекаться. Извини, сегодня без магарыча. Дел было невпроворот.

- Да я, как бы, и не рассчитывал, - Рупор поежился и поправил на себе пальто. - Но жаль. От холодненького я б не отказался...

Степа покосился на одежду бездомного, но ничего говорить не стал.

- Так, о чем сегодня философия?

- Да так, мелочи... О конце света.

- Ну, батенька, у вас и габариты, однако. Если это мелочи, тогда я миллионер. А было бы неплохо... И что, скоро обещают? Хотя нет, не говори. Не хочу знать.

- Мудрость не пропьешь, да?

- Та за нее пока никто не платит, а так бы в первую очередь пропил. Бестолковая хрень... - Рупор разочарованно махнул рукой. - А, я же обещал тебе про странное поспрашивать. И, таки, поспрашивал. Новости, как говорится, с пылу с жару.

- Интересные?

- Обижаешь! Ты лучше готовься штаны на скаку снимать, чтоб не обгадить на радостях.

- Даже так? - Степа недоверчиво изогнул бровь.

- Ага! Готов?

- Подожди, - он демонстративно схватился за сидение скамейки. - Давай.

- Поговаривают, - Рупор слегка подвинулся к Степе и заговорщицки оглянулся по сторонам, - что в посадке, за парком Пушкина, кучу мертвяков нашли в канализации.

- Да что ты? - Степа изобразил удивление.

- Ага. Так мало того, они еще и все, как один, безголовые. Представляешь?

- Как наяву вижу.

- Да? - на этот раз изогнул бровь Рупор. - Что-то не похоже, чтоб бы удивился.

- Наверное, потому, что я и не удивился. Мы с Петей там полчаса назад были, сами все видели.

- И как? Прям все безголовые?

- По крайней мере все те, кого из трубы вымыло. А сколько их там внутри еще лежит точно не известно.

- Страшное дело... Как ты там вчера говорил? Проклятье знания? Кажется, теперь я тебя понимаю.

- И это только малая часть, Рупор. Только малая часть.

- Так это, а мертвяки те в парке по твоей хоть части? Или кто-то просто так им бошки поотрубывал?

- Видимо, по моей. Какой-то странный мужик съел их мозги, а вместе с ними и души в придачу. И, как я понял, еще с кого-то кожу содрал. Зачем? Я пока не знаю.

- Не, Степа, ну ты чего? Я же теперь не усну.

- Самому не весело от всего этого. Вот, пришел посидеть, подумать.

- Лучше б ты опять свою философию философствовал. А то, вон, уже на меня рожей похож стал. Здоровье - такое дело, его беречь надо. А то тут ёкнет, там кольнет, и сам не заметишь, как тебя уже землицей присыпают.

- А толку с того здоровья, если конец света на носу?

- Ну разве что так. А что за конец, если не секрет? Я тут одно вполне неплохое бомбоубежище присмотрел, на Кировской. Стоит начать обживаться?

- Не знаю, Рупор. Не знаю. Дело мутное. Единственное, что ясно, так это то, что вся история клином сошлась на нашем обезглавливателе из парка. Видимо, он - будущая причина конца всего. И в придачу, он за каким-то хреном ищет меня.

- Тебя?! - удивился Рупор. - Вот так новость. Это же хорошо, да?

- Да что ж тут хорошего?

- Как это? Встретитесь и порешаете все по-мужицки. Ты-то у нас матерый жук. Только хряк ему по красоте и все. На нары готовенького. И никакого конца света.

- Ага... Только есть одна загвоздочка. Этот мужик по-мужицки воевать точно не собирается. Он уже один закон природы нарушил, чтобы меня найти, и, как мне кажется, ради своей цели запросто нарушит еще. Тут в чистом поле сходиться не вариант. Тем более, я не знаю, как он выглядит, зато он знает, как выгляжу я. Короче, все козыря на его стороне.

- Тю, Степа, ты меня удивляешь. Козыря у него... Вроде взрослый мужик, а как будто в карты ни разу не играл. Если у тебя нечем крыть - дури или на понт бери.

- Не знал, что ты, Рупор, в карты мастак.

- А то! - бездомный улыбнулся щербатой улыбкой и погладил себя по груди. - Думаешь, откуда у меня пальто такое модное?

Степа сдержанно засмеялся. По какой-то причине Рупор всегда его радовал. Не чем-то конкретным, а самим своим присутствием. Даже если они ни о чем не говорили, просто сидели несколько минут на скамейке и молча созерцали окружающий мир, после чего расходились каждый по своим делам, у Степы на душе становилось немного легче. Иногда ему казалось, что регулярные прогулки на аллею славы стали для него своеобразной психотерапией. Только у настоящих сантехников вселенной, как водится, все с вывертом, и вместо дипломированного психолога сеансы проводит полусумасшедший бездомный.

Степа не помнил, когда он впервые встретил Рупора. Это не было каким-то откровением, особенной дружбой с первого взгляда. Нет, все случилось как-то само собой, незаметно, плавно. Настолько, что стерлось из памяти как стираются все дни, в которые не происходило ничего интересного. Да и в небольшом городе мало кто обращает на такие вещи внимание. Здесь знакомства заводятся вне зависимости от желания, ведь, как однажды выразился сам Рупор: "Тесное общество, тут все или родственники, или когда-то трахались".

Мобильный, лежавший в нагрудном кармане рубашки, завибрировал. Степа достал его и посмотрел на высветившийся номер. Подпись гласила: "Ляпоров".

- Что там? - поинтересовался Рупор.

- Начальство, - Степа нажал на кнопку отбоя.

- У-у-у... Работа не ждет?

- Меня только Петя в машине ждет. А работа не ждет никогда.

- Бабу бы тебе, Степка.

- Неожиданный поворот сюжета.

- Это я к тому, что дома тебя тоже никто не ждет. Волнуюся я за тебя.

- Ну начинается. У меня и без семьи забот хватает. Да и с моим графиком ни одна баба мириться не станет.

- Зато будет ради кого пыхтеть. А то бегаешь по землюшке нашей грешной, помогаешь всем да каждому, а сам один, как тополь на Плющихе.

- Я не ради кого-то пыхчу, а из принципа. И самому мне проще. Тем более, у меня теперь на горбу пузатый гопник недоучка болтается. Не до одиночества, - мобильный опять завибрировал. Степа поднес его к глазам и увидел на экране сообщение: "Ко мне в кабинет. Бегом!" - Ладно, Рупор, этот с меня так просто не слезет. Нужно ехать.

- Это понятно. Долг зовет. Но ты про бабу-то подумай. Всяко лучше, когда дома кто-то ждет.

- Меня дома ждет уничтожитель носков три тысячи, - Степа встал со скамейки. - Жужжит все время противно и на нервы действует.

Он махнул на прощание бездомному однопалой рукой и побрел к припаркованной за монументом "Волге". Сам же Рупор, проводил его взглядом, затем заглянул в стоявшую рядом со скамейкой урну. К его сожалению внутри не оказалось ничего полезного. Тогда он поправил на себе заношенное до непристойного вида пальто и направился к старушкам, что сидели через скамейку и раздавали прохожим религиозные брошюрки. Проходя мимо них Рупор резко развернулся и выкрикнул в их удивленные лица несколько самых пошлых ругательств, которые смог вспомнить. Старушки хором ойкнули, затем ответили ему не менее непристойно. Одна из них даже скомкала брошюрку и кинула ему в след. Конечно, до Рупора та не долетела, чем развеселила его еще больше.

***

Здание городского совета стояло на главной площади. Монолитное, серое, оно было ярким представителем того, что архитекторы называют советским брутализмом. Целых четыре этажа голого бетона, слегка разбавленного белыми пятнами современных стеклопакетов и разбросанными то там, то тут кубами кондиционеров.

Зеленая "Волга", натужно хрипя двигателем, подъехала к горсовету, медленно прокатилась вдоль небольшой парковки, забитой дорогими иномарками, и остановилась, заблокировав собой сразу несколько автомобилей.

Внутри горсовета Пете побывать еще не доводилось. Обычно Дудка брал всю тяжесть общения с начальством на себя, но на этот раз решил потащить его вместе с собой, чтобы наглядно продемонстрировать чудеса и безграничность человеческой тупости.

Интерьер горсовета от экстерьера отличался разительно. В лучшую ли сторону? Об этом судить было сложно. Сразу за пластиковой входной дверью, которую впору было поставить в дешевом ларьке на рынке, но уж никак не в правительственном здании, Петю встретил странный контраст старого советского барельефа на дальней стене и совершенно современной рамки металлоискателя, рядом с которой сидел, читавший газету охранник. Завидев Петю с Дудкой, он недовольно поморщился, цокнул языком и вернулся к чтению. Видимо, знал, что его жалкие потуги изобразить вовлеченность ни к чему не приведут, а потому попросту не стал тратить силы зря.

Не обратив никакого внимания на охранника, Дудка прошел мимо рамки с такой уверенностью, будто был у себя дома. Петя последовал его примеру, после чего шепотом спросил: "Это потому что тебя здесь все знают?" На что тот ответил: "Это потому что здесь всем похер".

Чем дольше Петя находился в горсовете, тем меньше жалел о том, что не бывал здесь раньше. А еще Дудка оказался прав. Ощущение того, что в этом месте всем было на все плевать, усиливалось с каждой минутой. Чего только стоил недавно проведенный в здании косметический ремонт. Мало того, что сделан он был на скорую руку, безалаберно, без какого-либо старания. Так еще и все вокруг буквально сквозило дешевизной. А типичный запах КОНТОРЫ с нотками пыли и безнадеги эффектно подчеркивал остальное. Петя не знал, сколько именно денег было украдено на этом ремонте, но точно был уверен, что ему и за всю жизнь столько не заработать.

Дудка провел Петю по длинному коридору, проходившему вдоль всего здания, к лестнице. По ней они поднялись на четвертый этаж и остановились у двери с табличкой "Приемная мэра". Остановка была короткой, почти незаметной. Дудка, коротко взглянув на часы - в последние дни это стало своего рода нервным тиком - открыл дверь и бодро шагнул через порог. Петя последовал за ним и тут же начал догадываться, кто именно хорошенько разжился на косметическом ремонте.

В приемной дела обстояли гораздо лучше, чем у всего остального здания. Хотя сама дверь была старой, зато внутри вся мебель свежая, не из дешевых. Стены окрашены аккуратно, плинтуса все на месте и даже прикреплены ровно. А девушка, сидящая за столом, весьма симпатичная. В отличие от тех людей, которых Пете довелось увидеть по пути наверх, она выглядела вполне довольной и не излучала смеси безнадеги с неутолимым желанием уйти в запой.

- Здорова, Ленка, - кинул с порога Дудка. - Что там?

Он покосился на другую дверь, отделявшую приемную от кабинета мэра. В ответ девушка неодобрительно покачала головой.

- Прям совсем?

Она кивнула и измерила оценивающим взглядом Петю.

- Здрасьте, - вежливо улыбнулся тот.

- Ну ладно... - Дудка резко наклонил голову, хрустнув шеей, и с видом гладиатора, выходящего на арену полную диких зверей, зашел в кабинет.

Здесь догадки Пети по поводу разворовывания бюджета сменились твердой уверенностью. Помещение выглядело так, будто его случайно вырвали из роскошного жилого комплекса и по ошибке приставили к государственному зданию. Плотные обои с тонким рисунком, витиеватая люстра под потолком, массивный овальный стол в центре. На дальней стене внушительных размеров плоский телевизор, над которым красуется герб города. Своей выделяющейся роскошью и цыганщиной кабинет мэра напомнил Пете квартиру Тани.

- Дудка, ты совсем уже там, да?! - из-за стола, стоявшего у окна, вскочил невысокого роста мужчина, потрясая в воздухе какими-то бумагами.

Степа решил, что вопрос был скорее риторическим, а потому отвечать на него не стал. Петя, понимая, что сейчас станет невольным свидетелем скандала, вежливо закрыл двери, чтобы симпатичной девушке в приемной не пришлось лишний раз слушать ругань.

- Нет, я конечно, не эксперт, но как по мне, это уже полный беспредел! - мужчина швырнул бумаги на стол так, что те разлетелись во все стороны, после чего подошел ближе. Одет он был в черные брюки и розовую рубашку, судя по качеству ткани и покрою, тоже не из дешевых. Хотя это никак не помогало скрыть прятавшийся за ней живот.

- Все верно, - ответил Дудка, - ты не эксперт.

- Ты мне еще поумничай тут, - мэр покосился на Петю. - А это кто?

- Стажер.

- Все-таки взял?

- Как видишь... Может уже ближе к делу? У меня и без нотаций работы по горло.

- Не борзей. Между прочим, это из-за твоей работы у меня теперь тут полная жопа. Не расскажешь, какого хрена мне Никифоров звонит и рассказывает про тебя всякое интересное?

- Я должен знать, кто такой Никифоров?

- Конечно должен! Это редактор городской газеты.

- Какой из них?

- А тебе не все равно?! - от напряжения у мэра на виске вздулась вена. - Главное, что этот мудак умудрился тебя сфотографировать на рабочем месте. И не где-то там, а возле кучи трупов в Пушкина. Мало того, что я какого-то хрена узнаю, что в где-то в моем городе нашли кучу трупов не от тебя, не от полиции, а от сраного газетчика, так еще и где-то в моем городе НАШЛИ СРАНУЮ КУЧУ ТРУПОВ! Это же скандал, Дудка. Что за дела? Мы с тобой так не договаривались. Ты сказал, что будешь хорошо работать, а я за это тебя неплохо поддерживал. Разве я плохо тебя поддерживал? Нет, ты скажи. Если тебе чего-то не хватает, я с радостью отсыплю тебе из бюджета еще немного.

- Спасибо, мне хватает, - спокойно ответил Степа.

Петю это спокойствие поразило до глубины души. Он далеко не первый день стажировался у Дудки и в большинстве случаев мог легко различить, когда тот нервничает или злится. Но сейчас его лицо превратилось в спящий вулкан. Хотя снаружи он выглядит твердым и непоколебимым, внутри него бушует пламя, сдержать которое задача не из легких.

- Хватает, да? - прошипел мэр и подошел еще ближе. - Тогда чего же ты свою часть уговора не выполняешь?

- Саша, ты же знаешь, я все делаю на совесть.

- Саша, Саша... Я уже пятьдесят лет Саша, а такого говна со мной еще не случалось. Куча трупов в парке. Куча, понимаешь? Да если этот сраный Никифоров даст истории зеленый свет, то я не то, что до следующих выборов не доживу. Меня отсюда на вилах завтра вынесут. Это фиаско, Дудка. Фиаско!

- Не нервничай. Криками делу не поможешь. А если людям надо будет, они тебя и без газет вынесут. Дурное дело нехитрое.

- Ай... - Ляпоров раздосадовано махнул рукой, вернулся за стол и рухнул лбом в разбросанные бумаги. - Ну так что, ты мне хоть расскажешь, что за дела происходят?

- А ты хочешь знать? Раньше тебя эти вопросы как-то не сильно волновали.

- Ну я же не смогу Никифорова за яйца держать вечно. Рано или поздно он пустит историю в тираж и все... хана. А если не он, так кто-нибудь другой. Такие вещи никак не скроешь, Дудка. Никак!

- Странно, раньше, чтобы отмазаться, тебе моя версия событий нужна не была.

- Это было раньше! - Ляпоров поднял голову, но к его лбу прилип лист бумаги. Разозлившись, он сорвал его, скомкал и швырнул в угол. - До того, как из канализации трупы полезли! А кто их туда запихнул? Серийный убийца? Маньяк? Учитывая, что не фотках твоя рожа засветилась, я в этом сильно сомневаюсь. Так что давай, прекращай мне тут пургу гнать и начинай рассказывать, что за демоническая срань в моем городе поселилась.

- Никакой демонической срани. Ну, не сверх нормы.

- Что значит, сверх нормы?

- Это человек. Не совсем обычный, но, на сколько я знаю, пока еще человек.

- Так значит маньяк?

- Очень похоже на то. Но без нарушения законов природы не обошлось. Судя по тому, что мы с Петей откопали, этот тип поджидал своих жертв в парке, после чего убивал их, обезглавливал и каким-то образом высасывал души.

- Высасывал души? - мэр недовольно фыркнул. - И что значит "каким-то образом"?

- Мы пока не знаем. Моя теория, что это какая-то из разновидностей некромантии или тауматургия.

- Мантия какая-то, драматургия... Я в твоей этой херне не разбираюсь. Ты мне лучше по-человечески скажи, поймать этого мудака сколько времени займет? Мне нужны сроки, Дудка. Сроки!

- Саша, тот, кого мы ищем - не сверхъестественная сущность, а человек. Здесь мои стандартные подходы не работают. Я не сыщик. В нашем случае лучше всего доверить дело полиции. А на счет газетчиков, ты всегда можешь купить своего Никифорова. Уверен, за вполне умеренную плату он вырежет из истории меня и любые упоминания о сверхъестественном. Все сведется к обычному серийному маньяку убийце. А их история повидала не мало. Просто наш город вытянул короткую спичку. Не повезло. Сделаешь объявление вместе с полицией, что так, мол, и так, ведется расследование. Выразишь искреннюю озабоченность, пособолезнуешь родственникам погибших, ты это хорошо умеешь, я знаю. Потом попросишь всех, кто обладает хоть какой-либо информацией по делу прийти с показаниями в центральный полицейский участок. Это все, что я пока могу тебе предложить.

- Знаешь, что? Хреновые у тебя предложения. Не нравятся они мне. Как и стажер твой. Гопника какого-то взял.

- Да что ж такое-то?.. - буркнул под нос Петя.

- Не нравится - не ешь, - Дудка холодно уставился на мэра.

- Помнится мне, что пару годков назад ты таким борзым не был. Что, уже на пенсию собрался? Или совсем страх потерял?

- Саш, у меня на это не времени. Если у тебя ко мне больше ничего нет, тогда я пойду.

Ляпоров замолчал на секунду, играя желваками, после чего небрежно махнул рукой на дверь.

***

- Какой-то он агрессивный. Это всегда так? - спросил у Дудки Петя, когда они вышли из приемной.

- Только когда чует, что могут скинуть с теплого места.

- А ты чего ему про часы не рассказал? И про конец света?

- Петя, он же начальник. Чем меньше он знает, тем проще всем вокруг. Поверь, от этого идиота вреда больше, чем пользы. И уж если этому миру суждено кануть в лету, я предпочту встретить конец в тишине и спокойствии, а не под матюки Ляпорова.

Спустившись на улицу, Дудка с Петей обнаружили, что возле их волги крутился какой-то щуплый паренек в деловом костюме. Когда они подошли ближе, паренек заметил их и решительным шагом двинулся на перерез.

- Ваше ведро весь проезд перегородило! - крикнул он. - Я, между прочим, помощник депутата. Если будет надо, я...

Петя, на секунду остановившись перед пареньком, подхватил его под руки, с легкостью переставил в сторону и молча пошел дальше. Дудка же и вовсе показал ему мизинец. Имел он в виду совсем другой палец, но посчитал, что так будет забавнее.

Молодой помощник депутата тут же разразился нецензурной бранью, вот только кроме вышедшего на перекур охранника, и редких случайных прохожих, внимания на него никто не обращал.

- И какой у нас на самом деле план? - пристегнув ремень безопасности спросил Петя.

- План? - Дудка пожал плечами. - Лично я сейчас собирался домой. Поем, может, душ приму. Выспаться тоже было бы неплохо.

- Нет, я имел в виду, чего мы будем со слойкой делать?

- Ты что, не слушал? Доверим сыск тем, кому за это платят. Иногда, Петя, выжидание - это самая выгодная тактика.

- А разве для такой тактики у нас осталось не слишком мало времени?

- Мало, согласен, - Дудка опять посмотрел на часы. Маленький циферблат показывал без трех минут. - Но лучше не делать вообще ничего, чем что попало. В нашем положении, не зная ни лица, ни имени, найти человека особыми методами будет, наверное, еще сложнее, чем оперативными мероприятиями. Так что да, наш план - выжидать и копить силы. Тем более, как там Таня сказала? - Дудка изобразил акцент: - Он видэл твое лыцо и прыдет за ним.

- У тебя опять грузин какой-то получился.

- Ну не умею я. Не умею. Главное, что если враг сам тебя ищет, то лучше устроить ему красивый прием. Так?

- Наверное... - Петя посадил на нос свои очки для вождения с маленькими овальными линзами. - Так, значит, по домам?

- По домам.

"Волга" взревела мотором и под аккомпанемент ругательств молодого помощника депутата укатила вдоль по улице.

***

Дома Степу встретил робот-пылесос. Он стоял у порога, словно преданный пес, услышавший через стену, как хозяин поднимается по лестнице. Вот только в отличие от собаки, преданность роботу была неизвестна. Он подавился одним из носков, которые Степа по забывчивости до сих пор оставлял на полу у стула в спальне. Ткань, застрявшая в воздуховоде, заклинила колесико, и робот не смог доехать до станции зарядки.

- Что, сердце стало? - подобное уже случалось раньше, а потому картина Степу совсем не удивила. - Ну ничего. Сейчас мы тебя реанимируем.

Он поднял робота, выдернул из его жадной пасти носок, после чего отнес к зарядке.

В ванне Дудка проторчал дольше, чем рассчитывал. Встав под горячий душ, он задумался о словах Тани. Не тех, что она говорила про слойку, а других, про него самого. "Ты боишься своей смерти, ведь что она для отдельного человека, как не конец всего?", так она сказала и в чем-то была права. За годы своей деятельности Дудке не раз приходилось сталкиваться с магическими предметами, чьи особенности были основаны на обмане или игре слов. К примеру, в реальности джины были далеко не самыми дружелюбными сущностями. И байку про три желания распустили сами же, чтобы наивные дурачки почаще выпускали их из сосудов. А в ящике Пандоры, который, к слову, был совсем не ящиком, хранились не все несчастия мира. Их-то как раз по мифу наружу вытрусили. Внутри осталась единственная истинно ценная вещь - надежда. Так может и с Гносисом та же история? Может английский алхимик польского происхождения сделал вовсе не часы судного дня, а хитроумный фитнесбраслет, показывающий время до смерти хозяина? И если это так, тогда видения Тани были куда точнее, чем ожидалось. Стрелки на втором циферблате начали свой отсчет потому, что странный слоеный человек вышел на охоту. И чем ближе он подбирался, тем меньше времени оставалось на часах.

"Встретимся ли мы? - думал Степа, стоя под потоком горячей воды. - И чем закончится эта встреча? Моей смертью? Моим личным концом света? Если да, то почему? Что слоеный человек хочет от меня? Зачем ищет?"

Разогревшись, Степа утонул в своих мыслях. Он потерялся в ворохе вопросов, на которые не знал ответов, и совершенно забыл о времени. А когда вспомнил, стрелки на большом циферблате уже перевалили за шесть часов вечера.

Нехотя выбравшись из ванной, Степа посмотрел на себя в зеркало. От влаги оно покрылось испариной, отчего большую часть недостатков разглядеть было сложно, но и тех, что остались хватало с лихвой. Рупор был прав, вид у Степы был совсем никудышный. Большие мешки под глазами, щетина длиннее обычного, сами глаза красные от недосыпа и постоянных нервов.

- И правда, на алкаша похож... - Степа почесал щеку. В ответ на это его пустой желудок издал жалобный протяжный звук, походивший на стон умирающего кита.

Ужин Степа себе сделал на скорую руку. Простой, без изысков. Яичница из двух яиц и немного жареной картошки. Вывалив все это без особой осторожности на тарелку, Степа отправился в гостиную, где, устроившись поудобнее в мягком кресле, принялся есть, наслаждаясь тишиной.

Наслаждение продлилось недолго. Мобильный, лежавший рядом на тумбочке, завибрировал, оповещая о пришедшем сообщении.

***

Петя оставил "Волгу" на стоянке, которую они с Дудкой по общему согласию выбрали, как самый удобный вариант. Она находилась довольно близко и к квартире Степы, на тот случай, если он все же решит сам сесть за руль, и к остановке семнадцатого автобуса, на котором Пете было удобнее всего добираться домой.

Сам Петя жил на окраине города, в микрорайоне Первый, иронично прозванным так за то, что тот был построен на самом отшибе как заготовка на будущее расширение города, которого так и не произошло. Из окон Петиной квартиры, находившейся на седьмом этаже одной из десятка безликих девятиэтажек, открывался прекрасный вид на голую степь. Но сам он особо никогда на это не жаловался. Как человек простой и практичный, он больше был озабочен тем, что происходило внутри квартиры. А там его каждый день ждали любящая жена Вика и две не менее любящих дочки девяти и тринадцати лет от роду.

Вернувшись домой, Петя с сожалением обнаружил, что Вика опять задерживается на заводе допоздна. В последнее время это происходило все чаще и не без причины. С тех пор, как Петя бросил свою прошлую работу автозаправщика и пошел стажером к Дудке, от семейных доходов отвалился заметный кусок. Благо, сверхурочные на градообразующем предприятии оплачивались вполне прилично и этого хватало, но насколько еще хватит Вики, работающей в таком ритме, Петя не знал. Зато он знал, что она прекрасно понимает его решение и всецело его поддерживает, за что любил ее еще больше.

Выслушав недолгий рассказ Юли, младшей дочки, о том, как прошел ее день, Петя заглянул в комнату к старшей - Насте. Она как обычно сидела на кровати и что-то рисовала у себя в блокноте. Ее костыли стояли возле изголовья, а из мобильного, висевшего на одном из них, играла музыка.

Зимой, когда Настя возвращалась домой из школы, ее сбила машина. В травматологию ее доставили с переломами обеих ног. Петя запомнил тот день во всех подробностях. Как едва не разрыдался, когда врач, стоя перед операционной объяснял ему, что шансы на полное восстановление крайне малы. И как все же разрыдался, когда после операции хирург сообщил ему, что благодаря кропотливому трехчасовому труду врачей Настя скорее всего сможет снова ходить. Не сразу. Это будет долгий и сложный путь, но все же. А еще он отлично запомнил рассказ дочки о том, что в действительности произошло. В газетах много о той аварии не писали. Лишь то, что по неосторожности водителя, потерявшего управление на скользкой от гололеда дороге, пострадала тринадцатилетняя школьница. Но это было далеко от правды. Отойдя от наркоза, Настя рассказала отцу, что автомобилей было два. Первый - какой-то большой внедорожник, за рулем которого почему-то никого не было. Именно он вылетел на тротуар, будто специально пытаясь задавить ее. И второй - какой-то старой модели, зеленого цвета, протаранивший внедорожник, чтобы сбить его с маршрута. "Если бы не та зеленая машина, - сказала Настя, - я бы, наверное, умерла". В тот же вечер к ней в палату заглянул странный человек, у которого на правой руке был всего один палец.

Забив старую стиральную машинку почти до верха, Петя сварганил ужин и позвал дочек к столу. Настя из своей комнаты выходить не захотела. С тех пор, как ей вручили костыли, она замкнулась в себе и больше времени проводила за рисованием, чем в кругу семьи. Юля же, как и подобает самой младшей в доме, послушно села вместе с отцом ужинать.

Быстро расправившись со своей порцией, Петя откинулся на спинку дивана и поблагодарил сам себя за вкусную еду.

- Посуда с тебя, - сказал он Юле, едва съевшей половину.

- А чего с меня? - возмутилась она. - Я вчера мыла.

- А того. Мать с работы уставшая придет, а я ужин готовил.

- Ну вот... Пусть Настя моет. Когда она в последний раз мыла?

- Придумаешь, как ее перед раковиной посадить, тогда будет Настя. А пока что... - он включил телевизор и сделал это как нельзя вовремя. Увидев, что происходит на экране, Петя тут же достал мобильный и быстро набрал сообщение Дудке.

***

После ухода Барона Субботы, Таня наполнила ванну до краев горячей водой и погрузилась в нее настолько, насколько позволял рост. Она хотела избавиться от отвратительного чувства чужого присутствия в своей душе. Спрятаться от него в хмеле выпитого залпом рома. Смыть его, стереть из памяти. Таня прекрасно знала, что ни один из этих способов не мог помочь ей, но все равно пыталась. Она терла мылом с запахом ромашки свою кожу. Растирала жесткой мочалкой почти до крови. Но вонь слоеного человека никуда не уходила. И не могла уйти. Пока он жив, пока дышит с ней одним воздухом, пока их души связаны, кошмар будет продолжаться.

Таня просидела в ванной почти весь остаток дня. Она прислушивалась к себе, в надежде на то, что почувствует, как Барон выполнит уговор. И на какой-то миг ей даже показалось, что это произошло. Будто невидимая сила выдернула из нее нечто, откусила кусок. Но спустя пять минут это ощущение пропало, а вместе с ним и надежда на то, что Барон не зря пил свой ром.

Совершенно разбитая, со сморщившейся от жара и влаги кожей, Таня вышла из ванной в седьмом часу вечера. Ей не хотелось ни есть, ни пить, ни даже думать. Хмель выветрился из головы, от чего нехорошие мысли стали только громче и четче.

Прошлепав босыми ногами по прохладной плитке к холодильнику, Таня достала из дверцы начатую бутылку водки, включила маленький телевизор, стоявший на микроволновке, села за стол и начал пить прямо из горлышка.

Сейчас Таня чувствовала себя так, как чувствовали себя военные, побывавшие в огне сражения, повидавшие смерти врагов и друзей. Она просто хотела забыть. И для этого ей нужны были всего две вещи, притупляющие мысли: много алкоголя и телевизор. Последний показывал передачу новостей.

***

- Ау, соседи! - Сергей Сергеевич Евдокимов постучал выпуклыми костяшками своих старых пальцев по открытым настежь воротам. - Есть кто дома?

Во двор он заходить не хотел, так, просто проходил мимо, увидел открытые ворота, подумал, что Кирилл возится с машиной и решил поздороваться. Но, к его удивлению, во дворе не было никого. Да и автомобиль выглядел вполне рабочим. Ни двери, ни капот открыты не были, никакого инструмента рядом тоже не наблюдалось.

Сергей Сергеевич прищурился и заглянул через забор в окно кухни. В молодые годы он никогда на зрение не жаловался, но разменяв шестой десяток мало кто способен обойтись без очков. К тому же, в начале седьмого солнце светило под сильным углом и блики на стекле совсем не помогали. Но Сергею Сергеевичу все же удалось разглядеть три головы.

"Ужинают, - подумал он, проходя во двор. - Наверное, как с работы приехали, забыли ворота запереть".

Он обошел автомобиль, подошел к кухонному окну и постучал по нему. Сергей Сергеевич старался быть хорошим соседом и приличным мужчиной. Его так приучил отец, и с этим знанием он вполне успешно прожил долгую жизнь. А если ты приличный мужчина и уж тем более хороший сосед, тогда ты просто обязан сказать, что кто-то забыл закрыть свои ворота. Ведь времена сейчас такие... Ничего нельзя оставлять на открытом месте. Украдут, отломают, отвинтят. К утру Кирилова машинка без колес останется, как пить дать.

- Ау, соседи! - громче повторил Сергей Сергеевич и опять постучал по стеклу, а тише добавил: - Не слышат, что ли?

Он отошел от стены и встал на цыпочки. С такого ракурса ему были видны только три затылка. Три очень мутных, перекрытых солнечным бликом затылка.

- Странно они как-то сидят. И что-то у них свет не горит...

Он обошел дом и поднялся по трем ступенькам на маленькое крыльцо, рассчитывая постучать прямо во входную дверь. Ну или позвонить в звонок, если таковой имелся. Но надобности в этом не оказалось. Входная дверь, как и ворота, была открыта настежь.

- Ау, соседи? - потеряв былую уверенность и сбавив тон, сказал Сергей Сергеевич.

Ответа не последовало. Темный коридор, уходивший в глубь дома, выглядел подозрительно пусто и мрачно.

Пожилой сосед нервно переступил с ноги на ногу. По какой-то причине ему показалось, что это не дом семьи Шацов, а какое-то заброшенное здание. Очень ухоженное, но все же, заброшенное.

Приложив ладони к груди, Сергей Сергеевич вошел в распахнутую дверь.

- Есть кто живой? - спросил он и тут же услышал, как из зала доносились приглушенные звуки работавшего телевизора. - Я тут мимо проходил и увидел, что у вас все настежь открыто. Так надо?

Сергей Сергеевич прошел по коридору к кухне и осторожно заглянул в нее. То, что он там увидел яркой вспышкой отпечаталось в его мозгу. Шацы не ужинали. Для того, чтобы понять это пожилому соседу очки были не нужны. Три отрезанных головы, матери отца и дочки, лежали на тарелках у окна. Это их затылки он увидел с улицы. Тело Кирилла сидело на стуле в углу, связанное по рукам и ногам изолентой.

- Господи... - Сергей Сергеевич всхлипнул и отступил назад. - Господи, боже... Что же это такое?

Чувствуя ладонью, как бешено заколотилось в груди старое сердце, он отшагнул еще, споткнулся о что-то и, грохоча костями, ввалился в гостиную.

Сергей Сергеевич уже очень давно не падал. С возрастом это становится весьма опасным занятием, которого избегаешь всеми путями. А потому, оказавшись на полу, да еще и так неожиданно, он на какое-то время потерял ориентацию в пространстве. Беспомощно засучив ногами, Сергей Сергеевич принялся елозить руками по ковру в слепой попытке ухватиться за что-нибудь, найти опору. Но это сделало только хуже. Нащупав что-то упругое и твердое, он ухватился за это и понял, что держит чью-то холодную, безжизненную ступню.

На этот раз Сергей Сергеевич закричал. Он судорожно отполз в сторону, встал на колени и увидел, что перед ним на полу лежали два обезглавленных тела. В центре большого бурого пятна на ковре покоились дочь и жена Кирилла.

- Да что же это такое?! - Сергей Сергеевич закрыл ладонью рот. - Что это такое?

Находясь на грани сердечного приступа, борясь с подступавшей истерикой, пожилой сосед бездумно пялился на мертвецов, и совсем не обращал внимания на работавший за его спиной телевизор, показывавший срочный выпуск новостей. Тот самый выпуск, который из разных частей города смотрели Степа, Петя и Таня. Тот, в котором Александр Ляпоров призывал всех неравнодушных жителей города, обладающих какой-нибудь информацией, обращаться прямиком в главное отделение полиции.

Скажи сейчас кто бедному Сергею Сергеевичу, что ему несказанно повезло, тот без раздумий ответил бы, что везением здесь и не пахнет. Конечно, если смог бы перебороть шок, и ответить. Но это действительно было так. Ведь выйди он на вечернюю прогулку на пятнадцать минут раньше и все могло бы закончится совсем иначе. Сергей Сергеевич бы узнал, почему входные двери дома Шацов, вместе с воротами во двор были распахнуты настежь. Он бы увидел человека, покидавшего дом в спешке. Того, кто сотворил все те ужасы с его обитателями. Он бы столкнулся лицом к лицу с Гришей Титовым, и эта встреча стала бы для него последней. Но случилось то, что случилось. И теперь пожилой Сергей Сергеевич стоял на коленях на буром от крови ковре, созерцая обезглавленные тела своих соседей, а Гриша Титов шел пешком вдоль дороги, по направлению к центральному отделению полиции.

13 Антагонист?

Гриша остановился у ступеней центрального городского отделения полиции всего на пару секунд. Несмотря на то, что у него имелся четкий план действий, в разумности которого он был уверен, сомнения, доставшиеся от бухгалтера и находившие неприятными липкими волнами, все же дали о себе знать.

"А что, если тебя просто пристрелят? - прошептал едкий голосок, прятавшийся в дальнем углу сознания. - Им это раз плюнуть. Особенно после того, что ты им скажешь".

Гриша моментально отмел эту мысль. Он не хотел думать о неблагополучных исходах событий. О том, что могло приключиться с ним за стенами этого неприглядного здания с решетками на окнах. Лишь поправил плохо сидевшую рубашку и поднялся по ступеням.

Вернувшись из долгого похода к реке между мирами, Гриша какое-то время не верил в то, что с ним произошло. Он перебирал в голове различные теории, строил догадки, но в конце концов сдался. Он принял случившееся, а вместе с тем, вынес из этого очень ценный, и что самое главное, важный урок. Важный настолько, что это перекроило его внутри так же, как он сам перекраивал себя снаружи. Обосновало его интуитивное "что делать?" вполне логичным "зачем это делать?".

Отправившись с дивана прямиком в ванную, Гриша смыл с себя запекшуюся кровь, одновременно с этим обнаружив, что новое лицо прижилось окончательно. Ни шрамов, ни следов швов. Он смотрел на него в зеркало и удивлялся тому, как то, что всего пару часов назад было месивом из ниток и несуразных складок, вдруг стало частью его самого. Противоестественной и гибкой частью, новой мышцей, подобно той, что появилась в его руках. Новое лицо Гриши было вовсе не лицом Кирилла Шаца, натянутым на чужую голову. Его черты потускнели, размылись и с удивительной легкостью менялись под усилием воли нового владельца. Играючи, Гриша поочередно представлял себе лица людей, которых в течении полугода отлавливал в парке, и новая мышца послушно воспроизводила их. Лицо меняло свои черты так ловко и быстро, что, казалось, будто под тонким слоем кожи находилась целая армия хитроумных механизмов. Но Грише эта скорость не понравилась. Она напомнила ему о том кошмаре, что снился ему ночью. Она напомнила ему о том, насколько истончилась грань между ним и теми, кого он поглотил.

Вернув себе свой естественный облик, Гриша нашел, где Кирилл хранил свои рубашки. Свою он предварительно снял, потому, как она была залита кровью. Прошлый Гриша, еще не попробовавший на вкус собственную смерть, возможно, рискнул бы пройтись по улице в подобном виде, но новому такая идея по вкусу не пришлась. Лишнее внимание окружающих могло бы нарушить стройный план, родившийся в его голове. К сожалению ростом Кирилл был пониже, да и в плечах слегка поуже, отчего все рубашки сидели на Грише плохо. Но его это особо не смутило, ведь насколько он знал, за неудачно подобранный размер одежды еще никого не убивали.

Помывшись и приодевшись, Гриша покинул дом семьи Щацов и прошел пешком около трех километров. Сперва по Кокчетавской, затем по Ленинскому проспекту, а оттуда свернул на Литейную, где и очутился перед отделением полиции. Он остановился перед ним ненадолго, всего на короткий миг, после чего поправил на себе плохо сидевшую рубашку и поднялся по ступеням.

Пройдя сквозь небольшой тамбур, закрытый с обеих сторон тяжелыми, возможно бронированными, дверями, Гриша оказался в помещении, разделенном на две части массивной решеткой. Слева от входа большую часть стены заменяло толстое стекло, за которым находился телефонный пульт и рабочее место диспетчера. Справа, за решеткой - вдоль стены стояла пара лавочек. В углу, над ними, под самым потолком, на подставке восседал старый телевизор, по которому шел, очевидно, какой-то отечественный сериал про бандитов. Какой именно разобрать было сложно из-за плохого качества изображения и полного отсутствия звука. В центре, между решеткой и окном диспетчерской был расположен высокий стол, походивший на миниатюру барной стойки, за которым сидел молодой парень в форме полиции. Он что-то усердно выводил на листке бумаги.

Задерживаться на пороге Гриша не стал, а прошел прямиком к молодому полицейскому.

- Добрый вечер, - он вежливо поздоровался и положил кисти ладонями кверху на стойку.

- Добрый... - невнятно ответил тот, дописал предложение и хотел было посмотреть на посетителя, но заинтересованно остановил свой взгляд на ладонях. - Вы по какому вопросу?

- Я бы хотел, чтобы меня арестовали, - все так же вежливо сказал Гриша.

- Да? И за что?

- За то, что я убил семнадцать человек и хочу убить еще одного.

- Сколько? - Полицейский с подозрением посмотрел на Гришу.

- Семнадцать, - повторил тот. - Большую часть я сбросил в канализационный колодец в лесопосадке, за парком Пушкина. А еще троих... Ой, точно. Еще трое лежат в доме по улице Кокчетавской. Я номер не запомнил, но ворота остались открытые, так что найти будет не сложно. Значит с этими выходит целых двадцать. Ровное число. Можно сказать, юбилей.

Полицейский опять окинул подозрительным взглядом Гришу, после чего нажал на скрытую под столешницей кнопку. На двери решетки, разделявшей помещение, тут же щелкнул магнитный замок.

- Иди, на лавке посиди, - полицейский кивнул на дверь. - Следователь скоро спустится.

Гриша прошел в дверь, и как только та закрылась у него за спиной, замок опять щелкнул.

Когда зазвонил телефон, следователь Дубров сидел в своем кабинете и тер кулаками глаза. По-хорошему он давным-давно должен был лежать дома на удобном диване, смотреть кино и тискать жену, но после того, как в парке ливнем вымыло кучу трупов, место для личных дел в его жизни моментально испарилось. Как, к слову, и место для сна.

Продолжая одной рукой тереть глаз, Дубров другой потянулся к телефону, схватил трубку и поднес к уху.

- Да, - усталым голосом протянул он.

- Тут какой-то странный тип приперся, - сообщил полицейский из приемной. - Говорит, что убил толи семнадцать, толи двадцать человек. Кажется, этот тоже про парк.

- Опять? - Дубров шумно выдохнул. - Ну этого хотя бы искать не нужно... Ладно, сейчас спущусь.

Грише пришлось просидеть без дела почти двадцать минут. За это время он успел рассмотреть все плакаты, висевшие на стене, по бокам от стекла диспетчерской. Там были и разъяснительные листы с информацией о каких-то статьях закона. И какие-то графики. И даже большой раздел "Разыскиваются" с фотографиями преступников и пропавших людей. Одна из фотографий особенно заинтересовала Гришу. Лицо на ней ему было знакомо. Оно принадлежало фокуснику из парка. Оказалось, что его звали Никита Разумков, что он был совсем юн, и исходя из описания, полиция не имела ни малейшего понятия о том, что с ним произошло.

"Что же, - подумал Гриша, - я могу рассказать им, если они сильно этого захотят".

Он ухмыльнулся и его лицо на долю секунды превратилось в лицо Никиты. Эту метаморфозу, естественно, никто не увидел.

Так же, за время ожидания Гриша заметил, что в отделении обстановка казалась весьма оживленной. Конечно, он в подобных вопросах не разбирался, но здравый смысл подсказал, что для восьми часов вечера уж слишком много звонков поступало в диспетчерскую.

Наконец, дверь с истертой ручкой, находившаяся в дальнем конце отделенной решеткой части помещения, открылась и на ее пороге возник худощавый мужчина, одетый в серую рубашку и джинсы.

- Этот? - спросил он у обернувшегося полицейского за стойкой, показав на Гришу.

- Да, - кивнул тот.

Гриша понял, что разговор идет о нем и встал.

- Пойдем, - следователь поманил его и исчез в коридоре так же резко, как появился.

Кабинет следователя находился на втором этаже здания и выглядел так, как должен выглядеть кабинет следователя. Простое помещение с двумя письменными столами, заваленными бумагами. На третьем стоял старый компьютер с кинескопным монитором. В углу скромно ютился тяжелый металлический шкафчик-сейф.

- Заходи, - следователь показал Грише на табурет у дальнего стола. - Садись.

Гриша сел. Следователь обошел его, занял место за своим столом и, открыв потрепанный блокнот, взял ручку.

- Ну? - он посмотрел на Гришу с выражением лица, в котором в равной степени смешались недовольство, раздраженность и усталость. - Рассказывай.

- Рассказывать? - удивился Гриша. - Вот так просто?

- А ты как хотел? С танцами и парадом?

- Нет, но я думал, здесь будет кто-то с оружием для безопасности. Или хотя-бы в наручники меня закуете.

- Ты хочешь наручники? - следователь продолжал держать ручку у блокнота.

- Мне, честно говоря, все равно, но для безопасности...

- Ты в полиции. Здесь никакой опасности не бывает.

- О, нет, - Гриша улыбнулся. - Не для моей. Для вашей.

- Значит ты хочешь на меня напасть?

- Не особо.

- Вот и хорошо. А теперь давай, кончай тратить мое время и начинай рассказывать. Кто ты? Как зовут? Зачем пришел? По порядку.

- Меня зовут Григорий Федорович Титов. Я пришел, чтобы признаться в совершении сменад... нет, двадцати убийств. Все время сбиваюсь со счета.

Он сделал паузу, дожидаясь, пока следователь все запишет.

- Гриша, значит... А ты, Гриша, случайно на учете в психиатрии не состоишь?

- В каком смысле?

- А вот в таком. У вас, сумасшедших, после того выпуска новостей как будто башни по сносило. Сидели себе спокойно, а потом увидели, вариант, как можно на себя внимание обратить и началось. Один звонит: Я убил всех тех в парке. Потом второй... Ты, вот, дурачок, лично приперся. Это даже хорошо. Хулиганку будет проще впаять. А то ишь чего, у меня и без вас, идиотов, работы по горло.

- Какого еще выпуска новостей? - непонимающе спросил Гриша.

Дубров отложил ручку в сторону и пристально посмотрел на Гришу, хотел понять, говорит тот правду или же продолжает валять дурака.

- Того, что сегодня вечером показывали. Там, где начальник городской полиции все просил помочь с информацией.

Про начальника полиции следователь соврал умышленно. Это была маленькая уловка, на которую попадалось удивительно много людей. Небольшая ложь, вызывающая зуд в языке подозреваемого, невыносимое желание поправить ошибку. А так как преступники по большей части люди плохо себя контролирующие, то и зуд в языке перетерпеть им почти никогда не удается.

- Извините, но сегодня вечером я новости не смотрел, - к разочарованию следователя ответил Гриша. - В это время я шел сюда, чтобы сдаться...

- Что-то ты долго шел.

- Да, дорога выдалась длинной... Из пригорода. Вчера я там еще троих убил. Улица Кокчетавская. К сожалению, номер дома я не знаю, но вы его легко найдете. Такой кирпичный. Я оставил ворота открытыми.

Обычно Дубров мог различить, когда человек врет, а когда говорит правду. Эта способность выработалась у него за годы работы следователем. Некое чутье, интуиция, основанная на языке тела, интонациях, мимике собеседника. Но странный человек, сидевший сейчас напротив - а в том, что он странный, Дубров совершенно не сомневался - никоим образом не выдавал себя. Он был совершенно спокоен, чего совсем не ждешь от того, кто пришел сознаться в убийстве. Но и его лицо прямым текстом говорило, что никакой лжи в словах не было. Противоречие, выдающее психопата. А еще, Дубров заметил, что чем дольше он смотрит на Гришу, тем отчетливее ощущает себя не в своей тарелке. Словно разговаривает не с человеком, а с какой-то имитацией, хорошей подделкой. Неприятное ощущение, от которого мурашки бегут по спине и шее аж до самого затылка.

- И что, Титов, - следователь решил больше не называть Гришу по имени, чтобы дистанцировать себя, - если я сейчас пошлю наряд проехаться по... как там улица?

- Кокчетавская.

- Если я пошлю наряд проехаться по Кокчетавской, - он быстро записал название в блокнот, - они найдут дом с открытыми воротами?

- Ну, если их никто не закрыл, то да.

- А внутри дома?

- Вам так интересны подробности?

- Конечно, интересны. Но сейчас я просто хочу убедиться, что ты говоришь правду. Понимаешь, если у тебя проблемы с головой, то это ничего страшного. Для тебя. Отправят в дурку, будешь там тихонько таблетки кушать и на кроватке лежать. А мне кучу бумажек заполнять придется. И патрульным тоже, если они без спроса в чужие ворота попрутся.

- Хорошо, если вы так боитесь быть обманутым... Внутри дома они найдут три обезглавленных тела. Одно принадлежит Кириллу Шацу. Отчество я не знаю. А два других - его жене и дочери.

- Обезглавленных? - Дуброву это слово совсем не понравилось. - Ладно...

Он взял мобильный, вышел в коридор, но остался у порога, чтобы держать Гришу на виду, и набрал номер диспетчера.

- Дубров... Отправь наряд на Кокчетавскую улицу. Там должен быть дом... Что? На месте уже есть машина? А кто вызвал?.. Понял. И что там?.. Ясно, - он нажал кнопку сброса. В кабинет Дубров вернулся уже в сопровождении второго следователя.

- Все-таки не сумасшедший? - Гриша улыбнулся и выложил руки ладонями вверх на стол.

- Это очень спорно, - угрюмо ответил следователь, после чего надел на него наручники и сел на место.

***

Степа задремал, сидя прямо в кресле, с пустой тарелкой на коленях. Посмотрев экстренное обращение Ляпорова, он вдруг почувствовал некоторое облегчение, зная, что этот самовлюбленный идиот все еще способен прислушаться к хорошему совету. А вместе с облегчением пришло тепло сытости и тяжесть усталости, накопившейся за последнюю неделю. Вкупе они навалились на веки Степы неподъемным грузом, и он сам не заметил, как провалился в глубокий сон без сновидений, что в его профессии считалось высшим счастьем. Но продлиться этому сну было суждено недолго.

Степу, как это часто случалось, разбудил звонок мобильного. Обнаружив себя сидящим в кресле и спросонья совершенно забыв, как здесь очутился, он вздрогнул и попытался встать. Тарелка с вилкой слетели с его коленей и со звоном упали на ковер.

- Тьфу ты... - Степа выругался, нащупал телефон, завалившийся между бедром и подлокотником, и не глядя прислонил его к уху. - Алло?

- Дудка? - ответили на том конце.

- А кто спрашивает?

- Дубров. Тебе сейчас нужно приехать...

- А, следак... - еще не совсем придя в себя, перебил его Степа.

- Да, следак, - недовольно выдохнули на том конце. - Тебе сейчас нужно приехать в центральное отделение полиции.

- У вас завелось приведение?

- Нет, у нас завелся человек, который утверждает, что убил и обезглавил двадцать человек, семнадцать из которых спрятал в канализационный колодец за парком Пушкина.

Остатки сна как ветром сдуло. Степа нервно встал с кресла и даже не заметил, как наступил на лежавшую на полу тарелку.

- Приезжай, и побыстрее, - в голосе следователя отчетливо читался страх.

***

Зеленая "Волга" подъехала к центральному отделению полиции и, скрипнув шинами, резко остановилась.

- Ты все запомнил? - спросил сидевший на пассажирском сидении Дудка. Петя угрюмо угукнул. - Если что пойдет не по плану...

- Не выдумывай.

- ... если что пойдет не по плану, остаешься за главного.

- А я говорю, не выдумывай. И не такое бороли. Все будет хорошо.

- Ладно... - Дудка хмуро хмыкнул и больше ничего не говоря вышел из машины.

Возле отделения полиции наблюдалось определенное оживление. Несколько патрульных курили у входа, что-то активно обсуждая и размахивая руками. При виде прошагавшего мимо них Дудки они резко сбавили тон. Еще пара человек в спецформе возились на крыше с веревками. Внутри людей тоже было больше обычного. Они толпились у клетки, отгораживавшей половину приемной под "обезьянник". Полицейский, сидевший за стойкой, завидев Дудку, привстал и вопросительно кивнул. В ответ Дудка только показал на дверь. Полицейский тут же нажал на кнопку, магнитный замок, щелкнув, открылся.

- Где? - кинул Степа протискиваясь между полицейскими.

- Второй этаж, - ответил кто-то из них.

- А дальше?

- Сам увидишь, - сказал другой.

В отличие от улицы и приемной, внутри отделения чувствовалась необычная пустота. Никто не ходил по коридорам, не кричал из кабинета в кабинет. Не было слышно стрекота клавиатур и шуршания бумаг. Будто кто-то дернул за невидимый рубильник и целое здание попросту "выключилось". Дудке такая тишина была не по душе. Он знал, что природа всегда затихает перед самым громким часом. Это естественная реакция вселенной на опасность, предупреждение, большая красная табличка "не входи, убьет". И если мир опасается, то ему стоит перестраховаться вдвойне.

Дудка прошел по узкому коридору к лестнице, поднялся на второй этаж и уперся в стройный ряд широких спин отряда спецназначения. Одетые в бронежилеты и каски, они молча, словно призраки, стояли на лестничной клетке, держа на прицеле коридор второго этажа.

- Мужики, не стреляйте. Свои, - Дудка осторожно подошел к заднему оперативнику и положил руку ему на плечо. - Что там?

- Дудка? - приглушенно спросил тот через балаклаву.

- Он самый.

- Предпоследняя дверь справа. Три человека. Один наш.

- Понял.

Он протиснулся между оперативниками и очутился в таком же узком коридоре, какой был на первом этаже. Те же двери кабинетов по обе стороны. Те же крашеные стены и протертый линолеумный пол. Вот только ощущение "затишья" здесь было еще сильнее. Будто весь мир лишился каких-либо звуков, каждый шорох, каждый нервный вздох человека с автоматом за спиной казался неестественно громким, выдающимся из общего фона. Вернее, из его отсутствия.

Осторожно ступая вперед, Дудка дошел до предпоследней двери справа. Она единственная из всех была открыта настежь. Словно приглашала войти. Манила, как огонек-приманка на голове хищной глубоководной рыбы.

Остановившись прямо за дверным проемом, Дудка собрался с мыслями и посмотрел на часы. Маленький циферблат Гносиса показывал без одной минуты полночь.

"Вот он, судный час, - подумал Дудка. - Так или иначе, судьба мира решится здесь и сейчас. Давай, Степа, не обосрись".

Он поправил воротник рубашки, пригладил всклокоченные волосы однопалой ладошкой и шагнул к двери.

- Сантехника вызывали? - ступив на порог, спросил он, быстро окинув взглядом помещение, оценивая ситуацию.

Кабинет выглядел как поле боя. Один письменный стол лежал на боку в дальнем углу. Второй - вверх ногами в противоположенном. Бумаги, по всей видимости, обитавшие когда-то на них, теперь были разбросаны ровным слоем по линолеуму, вперемешку с осколками старого электронно-лучевого монитора. Сам корпус монитора, треснувший и покосившийся, был привален телом мужчины, лицо которого Дудка рассмотреть не мог.

В самом центре кабинета на табурете сидел следователь Дубров. Его лицо было бледным, а в глазах читалась усталость и нервозность. И это было естественно для человека, которого держали в заложниках. Гриша, сидел за спиной следователя, на его собственном стуле и прижимал к его горлу широкое лезвие кухонного ножа.

- Дудка, он хотел, чтобы мы тебя позвали, - медленно проговорил следователь, стараясь не шевелить головой.

- Дубров, ты как? - Дудка сделал шаг в его сторону, демонстративно не обращая внимания на Гришу. Конечно, с оперативным отделом у него были не самые лучшие отношения, но сейчас все распри и недовольства друг другом отступили на задний план.

- Сойдет... кажется, он мне руку сломал.

- Что здесь случилось? - Дудка сделал еще шаг, оказавшись на пол пути к табурету.

- Он пришел... сказал, что с повинной... а потом как будто с катушек слетел.

Гриша молча сидел за следователем и следил за разговором, неотрывно глядя на Дудку. Он ловил каждое его движение, изучал манеру речи, одежду, внешность.

- Так что ж вы его не заковали сразу?

- А мы и заковали. Он цепь на наручниках порвал.

- Вот как? - Дудка наклонился вбок, чтобы лучше рассмотреть руку, в которой Гриша держал нож. Действительно, на его запястье выделялся светлой полосой металл браслета, с которого свисал обрывок цепочки. - А дальше?

- Потом он Леху об стол ударил и в стену бросил. Я даже опомниться не успел. Кажется, он мне руку сломал, - Дубров взялся за локоть и дрогнул от боли. Лезвие ножа впилось в кожу на горле и из образовавшегося пореза проявилась капелька крови.

- Ты уже говорил... Руку это плохо. Ты ж теперь не сможешь в носу ковырять, или чем ты там в рабочее время занимаешься? - Дудка улыбнулся и посмотрел на Гришу. - Ты звал, и я пришел. Отпустишь его?

- Закрой за собой дверь, - прошептал Гриша следователю и медленно убрал нож.

Дубров тут же вскочил с табурета, на котором обычно сидели те, кого он допрашивал, и, держась за руку, изогнувшуюся под неестественным углом, поковылял к выходу.

Когда дверь в кабинет закрылась, Гриша указал лезвием на табурет, приглашая Дудку сесть.

- Нет, спасибо, я попу берегу, - Дудка опять улыбнулся, и улыбка эта была вершиной его актерского мастерства. Ему стоило огромных усилий не поддаться панике и держать себя в руках. Оставшись наедине с загадочным слоеным человеком, он ощутил, будто сам себя запер в клетке со зверем. Словно дрессировщик-новичок, забывший в гримерке кнут. Дрессировщик-новичок, у которого по спине бегут мурашки.

- А это не просьба, - ответил Гриша. - Это мера предосторожности.

- Если ты думаешь, что я собираюсь убежать, то ошибаешься. Я взялся за работу и доделаю ее до конца.

- Нет, я думаю, что те, кто стоят в коридоре с автоматами, не захотят стрелять в меня, пока ты сидишь у них на пути, - он слегка подтолкнул табурет и тот скользнул на метр вперед, к ногам Дудки.

- Разумно. Значит ты не дурак. Хотя по сложившейся ситуации не скажешь... - Степа сделал паузу, и их с Гришей взгляды встретились. - Тогда кто же ты?

- Я Гриша.

- В таком случае, Гриша, на твоем месте я бы отсел к стене. Там сейчас на крыше двое собираются по канатам к окнам спуститься и застрелить тебя в спину.

- Странно, - он послушал совета и отодвинулся немного назад, - разве это не в твоих интересах?

- В моих интересах понять, что ты такое.

- Ну что же, в этом мы с тобой похожи. Хотя я представлял тебя немного иначе.

- Да?

- Ты плохо шутишь и пахнешь яичницей.

Степа задумчиво нахмурился, потом посмотрел на свою ногу и улыбнувшись сказал: - Дома вступил. Обычно я пахну вещами похуже.

- Ответь, почему именно ты?

- Потому, что был в квартире один. Что за вопрос такой?

- Нет, почему первостепенный персонаж именно ты?

- Кто? - Степа прищурился, пытаясь понять, в какой именно момент он потерял нить разговора.

- Я долгие месяцы искал тебя. Я знал, что ты существуешь. Иначе и быть не могло. И вот, нашел... - Гриша откинулся на спинку стула и разочарованно всплеснул руками. - Это точно ты. Я знаю. Я чувствую. Но почему? Что в тебе такого особенного?

- Ну, братец, и каша у тебя в голове. Откуда же я должен знать, зачем ты меня искал? Ты лучше у себя спроси. А еще лучше, если ты сейчас положишь нож и...

- Я не сумасшедший! - вдруг рявкнул Гриша. Его голос прозвучал неожиданно глубоко и резко. Так, что стекла в окнах за его спиной задребезжали.

- Ладно, ладно... - Дудка прочистил ухо мизинцем. - Орать-то зачем?

- Я не сумасшедший, - повторил он уже спокойнее. - Иногда мне кажется, что я единственный, кто остался при уме. Да... может это вы все сошли с ума? Не я? Почему вы не видите того, чего вижу я? Почему вы... почему ТЫ не замечаешь, что все вокруг не по-настоящему?

- Не по-настоящему?

- Этот мир нереален. Разве ты не чувствуешь? Все вокруг - фальшивка. Дешевые декорации. Этот стул, - Гриша постучал по ножке лезвием ножа. - Эти стены. Потолок. Всё это сраные, ничего не значащие декорации!

- Спокойно, без нервов, - попытался успокоить его Степа. - Как по мне, так все, вроде, в порядке. Стены как стены, потолок как потолок. Почему ты вообще решил, что все не настоящее?

- А разве может быть по-другому? Разве мир может быть реален, если в нем так много дыр?

- Дыр? - Степа понимал, что вести осмысленный диалог с сумасшедшим человеком дело неблагодарное, а если у него в руке нож, то и очень опасное. Но другого выхода из сложившейся ситуации он не видел. Ему нужно было как-то сбавить обороты, которые постоянно набирал Гриша. Конечно, он мог бы в любой момент дать деру и предоставить всю грязную работу ребятам с автоматами, но ему до жути хотелось узнать, откуда у такого на вид простого человека такие непростые способности. Да и какие конкретно способности тоже предстояло выяснить.

- Да, дыр. Ах да, как я мог не подумать об этом раньше? - гнев из Гришиных глаз улетучился также быстро, как пришел, сменившись огоньком озарения. - Ты же первостепенный. Ты пуп земли. Здесь все вертится вокруг тебя. Тебе никогда не видно, что происходит вдалеке. А я скажу тебе, что происходит. Вокруг одни сплошные затычки. Не люди, а шаблоны, однодневки, способные только создавать иллюзию жизни. Они ходят на простые работы, делают простые вещи, говорят простыми фразами. У них нет ни характера, ни четкости. Жалкое существование в угоду амбициям режиссера. Поверь, до недавнего времени я был такой же затычкой и знаю, о чем говорю. Такие, как мы нужны лишь для того, чтобы затыкать дыры, чтобы зрителю сложнее было увидеть фальшь.

- Затычки? Режиссеры? Фальшь? Я ничего не понимаю.

- Этот мир - всего лишь второсортная пьеса, Дудка. А мы в ней - невольные актеры.

- Ты точно уверен, что не сумасшедший? - Степа не хотел этого говорить, но фраза вырвалась сама собой, о чем он тут же пожалел. Но на этот раз Гриша не закричал. Он лишь улыбнулся.

- Бедный главный герой... Но знаешь, что? Я тебя понимаю. Теперь я тебя по-настоящему понимаю. Ты не виноват в своей близорукости. Ты просто создан таким и идешь по сюжету так же, как идут по нему остальные. Но я открою тебе глаза и возможно ты перестанешь слушать меня и начнешь прислушиваться. Степан Дудка, - Гриша слегка наклонился вперед, - я хочу заключить с тобой сделку.

- Какую? - слово "сделка" привлекло внимание Степы.

- Если ты ответишь мне на один очень простой вопрос, то даю слово, я тут же отдам нож и сдамся.

- А если нет?

- А если нет... Ты откроешь свой разум и попробуешь понять, что я тебе говорю. И когда поймешь, мы вместе уйдем отсюда.

Последний пункт сделки Степе не понравился, но отступать он все равно не собирался. Ответит он правильно или нет было совершенно не важно. Ничего зазорного в обмане психопата с ножом он не видел. Ему просто хотелось получить как можно больше информации до того, как ситуация разрешится. Ведь если вселенная дала протечку таких масштабов и такой уникальности, значит она возможна. А что возможно один раз - непременно произойдет во второй.

- Договорились, - ответил Степа после короткой паузы. Он напрягал все свое скудное актерское мастерство, изображая сомнения. - Что за вопрос?

- Как называется этот город?

Вопрос действительно оказался простым. Проще не бывает. Но с ответом вышло гораздо сложнее. Степа открыл было рот, но так и завис, изумленно хлопая глазами. К своему удивлению он обнаружил, что не знает. Он мог с легкостью вспомнить название улицы, на которой жил, наименования различных районов, парков и аллей. Но в его памяти, там, где должно было находиться название его родного города зияла дыра, неожиданная пустота.

- Что за дела? - только и смог выдавить из себя Степа.

- Я так и думал, - Гриша все так же продолжал улыбаться. И это была улыбка победителя.

Степа опять попытался ответить на вопрос, на этот раз стараясь не думать. Просто выпалил то, что первым пришло на ум при мысли о названии города.

- ??????, - странный звук вырвался из его рта. - Я не понимаю... почему я не могу?..

- Это дыра, Дудка. Такая, которую нельзя заткнуть "затычкой". Я заметил ее, после того, как умер и воскрес. Мне пришлось пораскинуть мозгами, чтобы понять, почему так и ответ пришел ко мне сам собой. Мы, персонажи, не можем знать того, чего не было написано в сценарии. Названия города попросту не существует, его не придумали.

- Ты умер и воскрес? - эта часть Степу заинтересовала больше всего. Конечно, странность с названием города тоже волновала его, но сейчас были вещи поважнее. Нужно было выяснить как можно больше подробностей о способностях противника, и если он сам решил о них рассказать...

- Да. Та негритянка, что шпионила за мной, и через которую я увидел тебя. Она прокляла меня, или что-то в этом роде. По ее просьбе за мной пришел проводник, говорящий стихами. Он вытащил мою душу из тела и повел к переправе через реку в мир мертвых. Я провел в пути, как мне показалось, целые годы, хотя в действительности прошло всего пять минут. И за эти пять минут я о многом успел подумать. В частности, об этом, - Гриша обвел взглядом комнату. - Я понял, как найти тебя, Дудка. Это оказалось довольно просто. Я знал, что полиция обращается к тебе, когда дело касается странных вещей. Мне об этом рассказал Кирилл, прямо перед тем как я убил его. Зная это мне оставалось только прийти сюда и показать им немного странностей. А их у меня в достатке, - он силой мысли заставил свое лицо несколько раз измениться. Сперва оно приобрело черты Дуброва, потом Кирилла, а следом и самого Дудки.

- Но зачем я тебе вообще нужен?

- Об этом я тоже успел подумать. Раньше я просто хотел стать выше остальных. Я хотел выбраться из замкнутого круга существования "затычки". Ловил персонажей в парке, таких же как я, и поглощал их, с каждым разом становясь все сильнее, превознося себя над ними. Я мечтал отыскать второстепенного, чтобы посмотреть, что будет если поглотить его. Стану ли я сам второстепенным? И я нашел. И я поглотил. И я стал. Тогда следующим моим шагом было...

- Поглотить первостепенного, - закончил за него фразу Степа.

- Да. Поглотить тебя. Но я не знал, зачем мне это было нужно. Понимаешь? Я чувствовал, что поступаю правильно, что иду верной дорогой. Но иду в потемках. Зато теперь, после того, как я побывал за гранью смерти, все стало ясно, как день. Теперь я понимаю не только "что", но и "зачем". Поглотив тебя, Дудка, я сам стану первостепенным. И тогда история начнет крутиться вокруг меня. Я сам начну творить сюжет. Больше никаких рамок и ограничений. Больше никаких бессмысленных повторений одного и того же. Но самое главное, больше никто не сможет заставить меня идти на дно реки. Никто...

- Это разочаровывает, - Степа недовольно скривился. - Такая речь, а закончилось все банальной жаждой власти.

- Заткнись. Это не жажда власти. Я просто...

- Ты просто не представляешь, каково это быть в моей шкуре. Очередной дурак, возомнивший, что знает все лучше других. Да, не спорю, иногда бывают и такие люди, которые действительно знают лучше. Но ты... Ты себя со стороны-то хоть слышал? Какие-то затычки, персонажи, сюжеты. Что это, как не бред сумасшедшего?

- Я не сумасшедший, - прошипел Гриша, стиснув зубы.

- Конечно нет! Каждый здравомыслящий человек разок или два прятался в парке, чтобы людям головы отрезать. Нет, Гриша, ты просто мастерски придумываешь объяснения всем тем выкрутасам, что устраивает твоя больная голова. Вот и все. Нет никакого режиссера, нет никакой пьесы. И сюжета тоже нет. Ты хотел оправдать собственную жажду убийства, только и всего. А способности твои ничто иное, как извращенная форма магии. Было бы, конечно, здорово узнать, как ты, сам того не осознавая, научился всему этому, но я уже привык, что не на все вопросы можно получить ответы. В твоем случае я даже пытаться не буду, а позволю пристрелить тебя, как бешеную собаку.

- Нет! - Гриша с невероятной скоростью сорвался со стула, схватил Степу за руку и рванул так, что тот, чуть не свалившись на пол, оказался на ногах. - У нас был спор. И ты проиграл. Теперь ты пойдешь со мной.

Гриша не собирался убивать Дудку в полицейском участке. Это было бы неразумно, учитывая, что для задуманного одного убийства было недостаточно. Прежде чем самому стать первостепенным, ему необходимо было вскрыть черепную коробку и поглотить мозг Дудки. И здесь ему точно никто не позволит этого сделать.

Из кабинета Гриша вышел, прикрывая себя спереди Степой, словно щитом. Он прижимал его к себе, зажав горло локтем руки, в которой держал нож. Другой же он волочил за собой потерявшего сознание следователя, чтобы не получить пулю в спину.

При виде этого "живого танка" бойцы отряда спецназначения, стоявшие на лестничной клетке, напряженно замерли.

- Дайте пройти, - прошипел Гриша. - Или я сначала убью их, а потом и вас всех.

- Все в порядке, пропустите, - стараясь сохранять спокойствие, сказал Степа. К слову, спокойствием тут и не пахло. А пахло потом и смертью.

Немного помешкав, бойцы переглянулись и медленно отступили назад, давая живому танку дорогу.

Крепко прижимая к горлу Степы нож и продолжая волочить за собой гремящего туфлями по ступеням, бессознательного следователя, Гриша спустился на первый этаж, где его встретила целая толпа полицейских. Они стояли по ту сторону решетки "обезьянника", столпившись вокруг Дуброва, и о чем-то переговаривались, но завидев на пороге "танк", будто по приказу замолчали. На короткий миг в приемной полицейского отделения повисла гробовая тишина.

- Открывайте, - нарушил молчание Гриша.

Полицейский за стойкой медленно опустил руку под стол и нажал кнопку. Замок щелкнул. Гриша подвел Дудку к двери и тот открыл ее.

- Никто не рыпается! Я могу убить вас раньше, чем вы это поймете! Так что никто не рыпается! Все стоят спокойно и не мешают, это ясно?

В ответ Гриша получил тишину. Резко оглядываясь по сторонам, ловя взглядом любое, даже самое крохотное движение, он провел Дудку и следователя к тамбуру. Через бронированные двери "танк" вышел на улицу.

Петя сидел на водительском месте "Волги" и нервно теребил пластиковую оплетку руля. С тех пор, как Дудка зашел в отделение прошло не меньше часа. Жаркое летнее солнце закатилось за горизонт, погрузив улицу в сумерки. На парковке у здания значительно прибавилось автомобилей и людей. В основном это были полицейские, но кроме них присутствовали и репортеры.

Оказавшись на улице, Гриша быстро окинул взглядом людей и автомобили. Он знал, что ищет, а потому, на поиски ушло не больше секунды. Завидев зеленую "Волгу" старой модели, он заметно ускорил шаг и под стрекот репортерских фотокамер потащил обоих заложников к ней.

Вслед за Гришей на улицу начали медленно выходить полицейские. Некоторые из них держали пистолеты наготове. Другие просто наблюдали за сюрреалистичным действом. За полицейскими вышли и бойцы спецназа.

- Ты же понимаешь, что на моем корыте тебе никуда не сбежать? - спросил Степа на полпути к "Волге".

- Заткнись, - в ответ прошипел Гриша, сильнее прижав нож к горлу.

Когда "танк" приблизился к "Волге" Петя вылез из автомобиля и перегородил собой дорогу.

- Петя, твою мать, дай нам пройти, - Степа показал взглядом стажеру, чтобы тот отошел. Он знал, что ситуация может кончиться для него плачевно и был полностью готов к этому. Очень давно готов. Рупор был прав, Степу дома никто не ждал и на это были причины. Очень веские, очень важные. Он слишком рано попал в профессию и с годами понял, что семье в этом деле не место. Слишком большой риск оставить жену без мужа, а ребенка без отца. А что еще хуже, осесть у них на плечах инвалидом, высасывая деньги и радость из семьи, пока медленно не угаснешь. Именно поэтому Степа так долго отказывал Пете в обучении. И именно поэтому в конце концов принял стажером. В отличие от него самого Пете было что терять. У него был стимул сделать дело как надо. Руководствуясь такой мыслью Степа взялся учить его в надежде на то, что когда-нибудь тот станет лучшей версией его самого. И сейчас эта версия ставила на кон все старания.

- Не дам, - Петя скорчил злобную гримасу и сжав кулаки шагнул вперед. Сделал он это без какого-либо плана, рассчитывая на старый добрый "авось". Но в этот раз выверенная годами тактика дала сбой. Гриша перехватил нож и уткнул острым концом Дудке прямо под кадык.

- Еще шаг, жирный, и я его убью.

Петя моментально остановился. Судя по игравшим под его кожей мышцам, он готов был в любую секунду ринуться в бой и сдерживал этого двухметрового здоровяка лишь тонкий лист заточенной нержавеющей стали.

- Петя, успокойся, - Степа говорил, и с каждым сказанным словом чувствовал, как острый конец ножа тыкает ему в кожу. - Все в порядке.

- Открой заднюю дверь, - скомандовал Гриша.

Петя, посомневавшись мгновение, вопросительно посмотрел на Дудку, после чего отступил назад и сделал, как велено.

- Теперь отойди.

Петя сделал еще два шага от автомобиля и на этом остановился. Но не успел он опомниться, как произошло нечто, чего он совершенно не ожидал. Гриша со всего размаху швырнул в него обмякшего следователя, словно тот был не человеком, а легкой надувной куклой. Пролетев добрых пару метров, следователь врезался в Петю, и они оба повалились на землю. В это время Гриша затолкал Дудку на место водителя, а сам быстро запрыгнул в заднюю дверь. Спрятавшись от уже целившихся в него полицейских за водительским сидением, он одной рукой схватил Степу за горло, а второй демонстративно прижал к его лицу нож.

- Давай, заводи.

Степа нащупал ключи в замке зажигания и повернул их. Мотор "Волги" несколько раз чихнул, после чего рыкнул и завелся.

- А теперь поехали.

- Куда?

- Потом скажу. Поехали!

"Волга" взревела, резко сдала назад и развернулась. Сзади послышалось несколько выстрелов. Полицейские стреляли по колесам, но пули просвистели мимо и попали в асфальт и бордюр. Автомобиль скрипнул шинами и вылетел с парковки. Давя на педаль газа, Степа разглядел в зеркале заднего вида как за хмурым лицом Гриши загорелись синим и красным огни проблесковых маячков.

***

К несчастью Гриши, оторваться от полиции оказалось задачей довольно сложной. Под управлением Дудки "Волга" пересекала одну улицу за другой, срезала углы, петляла во дворах, но ничего не помогало. Куда бы они не поехали, как бы не изворачивались, синие и красные проблесковые маячки все равно упорно мигали в зеркале заднего вида.

- Теперь на Маячку сверни, - скомандовал Гриша, показав ножом влево. - А там, сразу направо и за девятиэтажку.

Степа как мог здоровой рукой орудовал рулем, в то время, как вспотевшая ладонь другой то и дело соскальзывала с ручки коробки передач. Он знал, что в городских условиях шанс уйти от погони был. Крошечный, настолько незначительный, что в обычной ситуации им можно было бы пренебречь. Но Гриша был не из тех, кто относился к среднему большинству и законы статистики сейчас работали на него. А потому, Степа на подобный риск идти не хотел. Он, стараясь сохранить остатки спокойствия, послушно выполнял все требования и выжидал удобного момента, чтобы кое-что сделать.

- Ну так, а дальше-то что? - свернув на Маячку спросил он у Гриши.

- Дальше сразу направо, за девятиэтажку, - тот неприятно сжал его горло. - Слушай, что я говорю.

- Да нет. Я про другое "дальше". Допустим сбросим мы полицию. Машина у меня характерная. Они кордоны поставят, и ты никогда из города не выберешься.

- А мне и не нужно из города. Мне нужно только немного спокойного времени и укромное место, чтобы съесть тебя. Потом они меня остановить не смогут, даже если поймают. А теперь по тропинке через парк едь, - скомандовал Гриша, показав на неприглядную проплешину между деревьями во дворе дома. - Да, прямо туда.

Степа шумно выдохнул и, почти не сбавляя скорости, направил "Волгу" по тропинке между деревьями. Ветки забарабанили по стеклам и корпусу автомобиля. Несколько листьев застряли в решетке радиатора, еще один прицепился к щетке стеклоочистителя. Налетая на неровности и ухабы, "Волга" качалась из стороны в сторону, словно большой неуклюжий корабль, заплывший в шторм.

Промчавшись около двухсот метров по бездорожью, автомобиль, относительно целый и невредимый "вывалился" из зарослей на парковую аллею. Удивленный проделанным трюком, Степа невольно оглянулся и увидел позади насколько узким был проезд, отчего его сердце заколотилось в груди.

Гриша тоже обернулся, но по другой причине, чтобы убедиться, что огни проблесковых маячков исчезли, а вой полицейских сирен стих.

- Отлично... - он довольно оскалился. - Теперь по аллее до сухого фонтана, а за ним налево, вдоль стадиона. Там можно выехать на проспект.

Степа молча кивнул, дернул ручку коробки передач, и его ладонь опять соскользнула. Гриша заметил это и спросил: - Куда пальцы делись? Откусил кто?

- Нет, - ответил Степа, видя, как спереди стремительно приближаются струи сухого фонтана. - Волшебная палочка в руке взорвалась. И раз уж мы разоткровенничались, у меня к тебе встречный вопрос, ты когда-нибудь в аварию попадал?

- Нет.

- Значит с почином! - он одним резким движением схватил болтавшийся ремень безопасности, пристегнулся и вдавил педаль газа в пол. "Волга" взревела громче прежнего, на всем ходу пролетела сквозь воду и врезалась в большой бетонный блок за фонтаном, служивший укреплением для земли.

В салоне раздался громкий треск сминающегося металла, лопающихся закаленных стекол, ломающихся костей и пластика. За ним следом, без промедления, раздался оглушительный грохот грома. При столкновении бутылка советского шампанского, лежавшая в большой спортивной сумке, разбилась и вылетевшая из нее молния, попала прямиком в крышку багажника автомобиля. От грохота и резкого перепада давления треснувшие стекла веером осколков брызнули во все стороны под аккомпанемент стрекотавшей внутри раскрывшейся красной шкатулки бесконечной петарды.

Оглушенный и потерявший дыхание от удара об руль, Степа с трудом стянул с себя ремень безопасности, кое-как открыл дверь и вывалился на тротуарную плитку. Чувствовал он себя скверно, если не сказать больше. Голова гудела, как трансформаторная будка, все вокруг крутилось, будто он напился до беспамятства, хотя пил в последний раз годы назад. Но все это не могло идти ни в какое сравнение с тем, что должен был испытать Гриша, сидевший на заднем сидении, где никаких ремней безопасности не было.

Перевернувшись на спину, Степа раскашлялся, а затем попытался подняться на ноги. Попытка увенчалась провалом. Вдруг задняя дверь "Волги" с натужным скрипом открылась и из машины вылез Гриша. На нем не было и царапины. По крайней мере так показалось Степе, в глазах которого все перемешалось в один большой разноцветный водоворот.

- Хитро, - Гриша сплюнул на землю кровь, сочившуюся из разбитой губы, затем вытер рукавом рот. - Но это ничего. Я могу убить тебя прямо здесь. Да, так и сделаю. Просто отрежу твою изобретательную голову. Так будет проще...

Из-за шока, Степа почти не различал слов, которые ему говорил человек с ножом. Сейчас в его ушах стоял гул от раската грома, шелест струй сухого фонтана и едва различимый писк приближающихся сирен полицейских автомобилей.

Перехватив поудобнее нож, Гриша опустился на колени над Степой, схватил его за растрепавшиеся волосы и приподнял голову над асфальтом. Поднес нож к горлу и... замер. В очередной раз на Гришу накатила волна сомнения. И увлеченный процессом, он не успел ее остановить, обуздать.

"А что, если я уже первостепенный? - подумал он, голосом бухгалтера Шаца. - Что, если все это время я сам и был главным героем? Ведь все эти убийства, каннибализм, путешествие к миру мёртвых... все эти сверхспособности и погони с полицией... Что это, как не самый настоящий сюжет? И он вертится вокруг меня. Незаметно, подло заставляет меня идти у себя на поводу. Толкает меня на поступки... Что если..."

Закончить мысль он не успел. Где-то позади раздался короткий хлопок выстрела, и Гриша почувствовал удар в затылок, после чего все замерло. Струи воды прекратили свое движение, стрекот хлопушки в багажнике прекратился. Мир застыл, словно в объемной фотографии.

- И вот мы снова встретились с тобою.

Гриша обернулся и увидел фигуру в сером балахоне, чьи полы волочились большими складками по тротуарной плитке.

- Иль думал ты, что убежать способен от участи, что ожидает все живое? - проводник протянул руку. - Пойдем, теперь твой путь лежит в один конец. И тяжек будет он. Я лично прослежу.

- В прошлый раз ты говорил точно так же, - огрызнулся Гриша.

- Все то же действо, но история другая. Твоему духу больше некуда вернуться. Твой якорь в мире этом поднят навсегда, - проводник указал на красную дыру в затылке все еще сидевшего над Дудкой тела Гриши. - Умерь свой пыл и покорись.

За его спиной из чистого воздуха проявился уже знакомый прямоугольник ослепляющего света.

В двенадцатой квартире двадцать седьмого дома по улице Артема Таня, спавшая, уткнувшись лицом в кухонный стол, резко проснулась и схватилась за грудь. Она почувствовала, будто часть ее души небрежно вырвали из тела. Ту самую часть, от которой она так сильно хотела избавиться. Прижав дрожащие ладони к лицу, Таня разрыдалась.

14 Гноис

Дудка сидел на скамейке, положив одну руку на бутылку пива, а вторую, прижимая к груди. Июль в этом году выдался еще жарче июня. Солнце, стоявшее в зените, нещадно поливало аллею своими лучами, загнав старушек с брошюрками о боге в тенек. Временами они посматривали на Степу с нескрываемым недовольством. Он отвечал им тем же. Это была молчаливая перебранка, в которой старушки обзывали его алкоголиком, а он ругал их за то, что они втюхивают наивным людям пилюлю от всех невзгод. Плацебо с привкусом церковных свечек.

- О! Степка! - послышался радостный знакомый голос.

Дудка обернулся и увидел, как вдоль стел с именами солдат к нему почти трусцой семенил Рупор. Подойдя к скамейке, он бесцеремонно плюхнулся на нее, похлопал по полам пальто, приглаживая их, и протянул Дудке руку.

- Привет, Рупор, - тот пожал ее здоровой рукой и подтолкнул к бездомному бутылку пива. - Угощайся.

- Ты где пропадал? - на пиво Рупор даже не смотрел. - Сколько тебя, месяц не видно было?

- Три недели.

- Три недели... Я уж подумал грешным делом, что тебя того, - он цокнул языком.

- И не ты один, Рупор. И не ты один... Нет, помирать мне еще рановато. Просто помялся немного. По-хорошему я еще в больнице должен быть, но мне там не по себе. Наша травматология и снаружи не ахти, а внутри так вообще...

- Эт есть такое дело, - кивнул Рупор. - Не курорт. Бывал там пару разков. Позапрошлой зимой ихние эскулапы мне чуть палец на ноге не отняли. Сказали, что отмерз на совсем. А я им дулю показал и ушкандыбал восвояси.

- И что, как палец?

- А ничего. Расходил потихоньку. На месте висит. Никого не трогает. Ну а у тебя чего?

- А у меня сотрясение средней тяжести и перелом двух ребер. Пришлось полежать чуть-чуть.

- Ого, серьезный набор. По скидке одним пакетом взял?

- Можно и так сказать, - Дудка коротко рассмеялся, сильнее прижав руку к груди.

- И где ж тебя так угораздило?

- Машину свою разбил.

- Ту зеленую?

- Ага.

- Сильно разбил?

- Вдребезги.

Мимо скамейки, на которой сидели Дудка с Рупором промчался велосипедист в необоснованно дорогом спортивном костюме, будто только что отставший от основной гонки Тур Де Франс.

- Ну ты это... ездить аккуратно надо, Степка. Машина же старая. В ней ни подушки нет, ни ремней нормальных. Это ж настоящий гроб на колесах.

- Именно на это я и надеялся. Помнишь того мужика, что кучу трупов в парке спрятал?

- Мужика? - Рупор задумчиво поерзал на месте. - Не, мертвяков помню, а мужика - нет.

- Да и не важно. Так вышло, что он меня все-таки нашел. И мы с ним, как ты тогда выразился, по-мужицки поговорили.

- Да ладно?

- Тот еще вечерок выдался. Правда я подробностей разговора почти не помню. Так, только в общих чертах... - пока Дудка лежал в больнице, его мысли то и дело сами по себе возвращались к вечеру в полицейском участке. Он много раз пытался собрать цельную картину из тех кусочков, на которые разбилась его память при аварии, и можно сказать преуспел, если бы не одно "но". Его не покидало ощущение, что он упустил нечто крайне важное, какой-то кусок головоломки, который незаметно закатился под диван. - Но персонаж он оказался тот еще. Причем в прямом смысле слова.

- Так, ты погоди тогда. Чую история будет. На такое дело надо подготовку, - Рупор взял бутылку пива, откупорил ее о сидение скамейки и залпом осушил. Старушки, прятавшиеся от солнца на противоположной стороне аллеи, с недовольными лицами наблюдали за этим действом. - Все, я настроился.

- Оказалось, что этот дядя совсем на голову отбитый был, - продолжил Дудка.

- Ну дык, не мудрено. Нормальные люди по паркам мертвяков не раскладывают.

- Я ему, кстати, при встрече так и сказал, представляешь? Но нет, Рупор, этот случай совсем запущенный. Звали нашего дядьку Григорий Федорович Титов. Дубров про него справки кое-какие навел. Он на одном из наших заводов сварщиком работал. Спокойно себе работал, никого не трогал. Нелюдимый был, ни с кем из смены не разговаривал обычно. Утром приходил, занимался своим делом и вечером уходил. А потом у него напрочь протекла крыша. Он начал думать, что весь мир вокруг ненастоящий.

- Это как это?

- Не уверен, но, по-моему, он что-то говорил то ли про пьесу, то ли про спектакль... Плохо помню. Он считал, что люди, которых он убивал - персонажи.

- Вот так да... - протянул задумчиво Рупор, поднял с земли пивную крышечку и сунул в карман. - И чего? Ты его поймал?

- Не совсем. Скорее, наоборот. Я дал ему поймать себя. Он меня в заложники взял и хотел уехать от полиции на моей машине, чтобы в спокойном месте мне же отрезать голову, - последнюю часть фразы Дудка сказал с определенной гордостью. За годы работы с ним приключалось множество различных неприятностей, но такая - в первый раз. Своего рода новый опыт.

- И как, отрезал? - Рупор хихикнул.

- А то! - подыграл его шутке Степа. - Видишь, в больнице новую приставили, - он повертелся на месте, - почти как настоящая.

Они оба рассмеялись. В это время прямо у скамейки на бетонную плиту, которыми была выложена аллея, приземлился воробей. Он пару раз чирикнул, деловито проскакал на своих маленьких лапках к ноге бездомного, запрыгнул ему на ботинок и нахохлился.

- О, смотри, - Рупор резко перешел на шепот, - я теперь Белоснежка из мультика.

- Лови его, пока не улетел. Будет тебе обед.

- Э, ну ты чего? - казалось, Рупора такое предложение задело, а может даже обидело. - Он же ко мне со всей душой, а ты его сразу есть. Ну так же нельзя...

- Извини, я не хотел ничего такого сказать. Просто пошутил.

На пару минут над скамейкой повисла тишина. Степа с Рупором умилялись задремавшим воробьем.

- Кстати про еду, - вдруг заговорил бездомный. - Как там твой толстый стажер поживает?

- Петя? Всю дорогу меня в больнице доставал. Тот Гриша в него следователем кинул. Да так удачно попал, что оба сотрясение приобрели, а Пете еще и перелом челюсти на сдачу достался. Недели полторы через трубочку кушал. Хорошо хоть жена с дочками навещали. Зато теперь не такой уж и толстый.

- Да... Нет худа без добра.

- Ага. Говорил же я ему, чтобы не лез, а он не послушал...

- Ну, значит в следующий раз будет слушать.

- Сомневаюсь. Петя у нас тугодум. Ему нужно еще разика два, как минимум, зарядить, чтобы запомнил. Он и книжки по работе так читает. Не учит, а зубрит.

- Ну хоть живой, и на том спасибо.

- Слушай, Рупор, - Дудка посмотрел на солнце, думая, задавать ли вопрос, который долгое время вертелся у него на языке.

- Это я, - решив разбавить паузу сказал бездомный.

- Мне интересно, а как ты на улице оказался?

- Ну, то же мне, спросишь...

- Если не хочешь, можешь не отвечать.

- Та я может и хочу, но не знаю, как.

- В каком смысле, не знаешь, как? У тебя дом сгорел? Или может ты его пропил?

- Не-е-е, - протянул Рупор, отмахнувшись. - Мало ты, Степка, про нас, бродяг, знаешь. Большая часть наших не погорельцы, да и пить стали уже опосля, как на улице оказались. Не от хорошей жизни глаза заливают. Оно же как бывает? Беды у всех похожие, но не каждый может с ними справиться. Кому не повезло, кого родные бросили, кого жулики опрокинули, а кого и государство.

- А ты из какого разряда?

- Я-то? Я сам по себе. Не поверишь, но я такую жизнь выбрал. Как-то оно мне больше по душе, чем на заводе гайки крутить от зарплаты до зарплаты.

- Знаешь что, Рупор, ты прав. Не поверю. Чтобы человек сам по себе бомжевать пошел...

- Ну это смотря как посмотреть.

- Да как не посмотри. Ни еды тебе нормальной. Ни воды чистой. Ни помыться, ни побриться. Вещей не достать. Задницу, в конце концов, не вытереть по нормальному.

- Это все шелуха, Степка. Ради свободы духа и черствый батон с майонезом неделю жрать будешь, и жопу лопухом вытрешь. Тут у кого какие ценности в жизни. Я хоть и могу мало, зато все сам и по-своему. И никакое начальство мне не трезвонит и мозги не делает.

- Вот с начальством это я согласен, - кивнул Дудка. - Иногда такое попадется, что лучше сразу бомжевать.

Он уже по привычке посмотрел на часы. Большой циферблат показывал половину второго. На маленьком по-прежнему было без одной минуты полночь.

- Спешишь куда? - поинтересовался Рупор, заметив, как изменился взгляд Степы.

- Нет... - задумчиво ответил тот. - Слушай, а ты поесть нормальной еды хочешь? Ну, в смысле, чего-нибудь получше черствого батона с майонезом.

- А что? Угощаешь?

- Да. Я тут недалеко живу. Могу тебе сварганить чего-нибудь вкусненького. Обед, как ни как. М?

- Обед, это хорошо, - кивнул Рупор. - Обед, это я завсегда. - Он бережно встряхнул ногой, отчего воробей, уже начавший дремать, встрепенулся, спрыгнул на бетон и недовольно чирикнул. - Только непонятно мне, откуда такая щедрость? Сначала пиво мне приносишь. Теперь, вот, обедом накормить решил. На органы меня сдать захотел? Так они у меня просроченные лет на десять, не меньше.

- Хороший ты человек, просто, - ответил Дудка, вставая со скамейки. - Мне с тобой приятно разговаривать, а это, можно сказать, уникальный случай.

- Ну, раз уникальный... А ты точно ничего плохого со мной не сделаешь?

- Нет, - Степа улыбнулся и мотнул головой.

- Ладно, тогда пойдемте жрать, пожалуйста. Только ты это, погоди маленько. Я щас!

Рупор вскочил со скамейки и, на ходу поправляя пальто, отправился прямиком к двум старушкам, прятавшимся в тени по другую сторону аллеи. Завидев приближающегося бездомного, они тут же оживились, нервно схватились за буклеты и начали о чем-то перешептываться. Сблизившись с ними на расстояние метров двух, Рупор резко схватился за полы своего пальто и распахнул их. Старушки замерли в изумлении, после чего второпях побросали буклеты на выгоревшую траву и, поддерживая друг друга под локти, засеменили прочь по аллее.

- Ты чего, эксгибиционист? - спросил Дудка, когда бездомный вернулся к скамейке.

- Кто? - переспросил Рупор.

- Ну, любитель причиндалы свои прохожим показывать, - он кивнул на пальто.

- А, не. Но для бога на что только не пойдешь.

***

Дома Степу с порога встретил робот-пылесос. Он каким-то непонятным образом умудрился наехать на туфлю, стоявшую у шкафа, и перевернуться.

- Знакомься, Рупор, это мой домашний терминатор курильщика, - Дудка поддел робота ногой и пинком вернул в нормальное положение. Оказавшись на колесиках, тот издал жалобный писк, означавший низкий заряд батареи, и пополз по коридору к зарядной станции.

- Это что за хреновина? - бездомный, лихо изогнув бровь, проводил взглядом незнакомый агрегат.

- Это пылесос такой. Тупой, как пробка, но где ездит - вполне чисто. А так бы уже выкинул давно. Вешалка здесь, - Степа показал на шкаф.

- Та не, - отказался Рупор, прижав ладони к полам плаща. - Мне и так хорошо.

- Ну смотри... Если что, можешь у меня помыться.

По выражению лица Рупора Дудка понял, что ни раздеваться, ни мыться тот не собирался, да и в целом он был как-то напряжен. А потому, дальше настаивать Степа не стал, а направился на кухню, готовить обед.

С готовкой Дудка познакомился рано. Когда его отца не стало, и матери пришлось устроиться на вторую работу, он большую часть дня после школы проводил в гордом одиночестве, читая книги и осваивая кухню. Поначалу даже простые блюда выходили сомнительно съедобными, а один раз он даже устроил небольшой пожар, за что получил увесистую оплеуху. Но со временем уровень мастерства неуклонно рос, чем Степа втайне гордился. Попав рано в профессию, он так и не успел (а может просто не хотел) обзавестись друзьями, перед которыми можно было похвастать своими кулинарными навыками. Рупор для этой цели подошел как нельзя хорошо, ведь кто может оценить еду лучше, чем голодный человек?

Долго морочиться Степа не хотел, да и в магазин за продуктами бежать было не с руки, а потому он решил ограничиться простым набором из холодильника.

- Ого... - выдохнул Рупор смотря, как на столе одна за одной появляются тарелки. - Степка, ты чего? Угомонись.

- Да все нормально, мне не жалко. Тут салат стандартный, ничего особенного. Это лапша с курицей по-тайски. Суп правда вчерашний, ты уж извини.

- Не, не, не. Хрен с ним, с супом. И так уже много. Что ж такое-то... Как я теперь тебя... - Рупор еще раз удивленно осмотрел еду на столе, после чего перевел взгляд на Дудку. - Ну ты даешь.

- А! Чуть не забыл, - Степа метнулся к холодильнику и достал бутылку водки. - Я обычно не пью. Самому как-то не в радость... Купил так, на всякий случай. А еще ею удобно ссадины протирать.

- Ты вот что, - Рупор замешкался, подбирая слова. - Я уже давно на улице живу и, может отвык, или не понимаю чего-то... Просто обычно люди... Короче, если от меня что-то нужно, то ты так и скажи. Потому, что я не верю, чтобы вот так вот все, и бесплатно.

- Успокойся, ничего от тебя мне не нужно. Это просто жест доброй воли.

По глазам Дудки Рупор понял, что тот врал, но ничего на это не сказал.

- Ну, раз жест... - он залихватским движением свинтил крышку с бутылки и разлил водку по предложенным рюмкам. - За хороших людей, Степка.

- За хороших людей.

Они чокнулись, выпили, и приступили к обеду. Аппетита у Дудки не было. Он нехотя ковырял лапшу вилкой, перекладывал кусочки курицы из одного края тарелки в другой, и наблюдал за Рупором, который, в свою очередь, уминал все, что было на столе. Активно работая челюстями, он словно бродячая собака, чудом очутившаяся на складе собачьего корма, ел все и сразу.

Справившись с большей частью еды, Рупор покосился на бутылку водки и слегка виноватым тоном спросил: - Может еще по одной?

На что Дудка молча разлил по рюмкам.

- Слушай, Степка, - выпив и закусив кусочком огурца из салатницы, сказал Рупор, - так, а что по итогу с тем Гришей сталось? Вы его в тюрьму посадили или где?

- Нет, - мотнул головой Дудка. - Когда он меня в заложники взял, я машину о бетонное ограждение разбил. То, что возле фонтана в Пушкина, помнишь?

- Угу.

- Оттуда и сотрясение мое с переломами. А Грише этому хоть бы хны. Так, губу только разбил, и все. Что было после аварии я совсем не помню, но мне потом рассказали, что он хотел мне голову прямо там отрезать. Держал за волосы и нож к горлу прижал. Но не отрезал.

- Почему?

- Не знаю. Короче, его Рома застрелил.

- Рома?

- А. это отдельная история. У нас в городе патрульный один есть. Ему в последнее время на всякое паранормальное невероятно везет. Или, может, не везет... Ромой его зовут. Он мне за прошлый месяц целых три раза звонил. Такого раньше вообще никогда не бывало. То жаба у него в водохранилище, то сатанист... Я его даже в телефоне у себя по имени записал. А это совсем выдающийся случай. И что ты думаешь? Именно он Гришу и застрелил. Выстрел, кстати, хоть на олимпиаду отправляй. С тридцати метров точно в затылок.

- Ну хоть кого-то наша милиция бережет... - хмыкнул Рупор, наливая еще.

- Это еще что, - Дудка поднял рюмку, но пить пока не стал. - Оказалось, что по фамилии Рома этот - Игнатьев, и с Гришей они когда-то в одной школе учились.

- Вот так да-а-а...

- Мало того! Они были одноклассниками!

- Ну, маленький город - тесный город, - Рупор пожал плечами. - Тут все друг-другу родственники, или трахались. Ну, так что, за совпадения?

- За совпадения, - они оба выпили. - Но это еще не конец. Именно благодаря Грише Рома Игнатьев пошел работать в полицию. Он со мной поделился, когда в больницу приходил. История мутная. Они в школе собрались вместе то ли пиво пить, то ли что-то такое, а Гриша возьми, да и упади на асфальт. Ни с того ни с сего. И прямо башкой о бордюр. Рома сказал, что испугался тогда до чертиков, что одноклассника убил. Ну и дал деру, пока никто не видел. А потом ему так стыдно стало, что он человека в беде бросил...

- От того и ментом работать пошел?

- Ага. Комплекс вины, - Дудка опять посмотрел на часы.

- Спешишь куда?

- Нет. Просто привычка дурацкая. Прилипла и все. Никак отделаться не могу. Как зуд в ладошке, только хуже.

- Степка, - Рупор отложил вилку и сцепил пальцы замком, словно заправский дознаватель, - ну что ты все отговариваешься? Я ж вижу, что оно тебя гнетет. Ну так вот мы, сидим тут, с тобой. Ради чего? Ради разговора. Так говори.

Дудка нахмурился, явно что-то обдумывая, после, не чокаясь, выпил еще и почесал затылок.

- Конец света, Рупор. Вот, что меня гнетет. Видишь мои часы? - он повернул руку так, чтобы бездомному было удобнее различить циферблаты. - Они не простые. Им около четырехсот лет. В первую мировую войну над ними поработал талантливый алхимик и гностик. Они называются Гносис. Вот, - он показал пальцем на переднюю панель, - эти большие стрелки показывают обычное время. Никогда не отстают, никогда не спешат. Заводятся сами по себе. А вот эти, что поменьше - совсем другое дело. Алхимик заложил в них оккультный механизм, ведущий отсчет до конца света. Когда обе стрелки сойдутся на полуночи...

- Так это... - Рупор придвинулся и прищурился. - Они же уже.

- Не совсем. Без одной минуты.

- Значит не зря я то бомбоубежище присмотрел. Вот как чуял, что пригодится. Токмо за одну минуту мы туда не добежим. Погоди, так это чего получается? Ты меня на последний раз поесть пригласил?

- И да, и нет. Время на маленьком циферблате идет неравномерно. Оно скорее метафорическое, чем точное. Чтобы разобраться, как это работает, мне пришлось съездить к одной ведьме. Я хотел понять, что их двигает, по какому принципу они меряют время. Она сказала, что часы видят одновременно все в мире и тогда они смотрели на Гришу Титова. Логично было предположить, что именно он являлся главным фактором, приближавшим своими действиями конец света. И мне нужно было разобраться, что именно он делал. Но по итогу, Гриша оказался обычным сумасшедшим с манией величия. Сам того не понимая, своими убийствами и каннибализмом, а может еще черт знает чем, он совершал магические ритуальные обряды, снабжая себя сверхспособностями. И когда его застрелили я думал, что маленькие стрелки сдвинутся назад. Но нет, они остановились на без одной минуты полночь. А значит смерть Гриши не отменила конец всего и даже не отсрочила его. Вот это мне покоя и не дает.

- Ну дык съезди еще раз к той ведьме, - Рупор, увлеченный рассказом, сам того не заметил, как потянулся к Степиной тарелке и, стащив оттуда кусочек курицы, отправил его в рот.

- Я уже. Первым делом из больницы к ней и отправился. Она мне даже не открыла.

- Почему?

- Обиделась. И я ее прекрасно понимаю. Из-за меня она лишилась части души.

- Слушай, а ты опасный человек, Степка. С тобой поведешься...

- И к якуту я тоже ездил, - продолжил Дудка, будто говорил сам с собой. - Тольку от него правда мало было.

- Ага, теперь еще и якут какой-то, - Рупор бессильно развел руками и тоже выпил.

- Про часы он мне ничего не смог сказать нового, зато предложил погадать по руке. Видимо, от цыган нахватался. И знаешь, что он мне нагадал?

- Да уж куда мне? Я перестал что-то понимать еще на алхимии. Давай, вываливай.

- Что ты, Рупор, поможешь мне решить загадку.

- Ой, Степка, Степка... Я бы на твоем месте гадалкам на слово не верил. Особенно якутам. У них язык, как помело. Они тебе все скажут так мудрено, чтоб ты любую ихнюю дурость под себя подумал. Тем более, откуда ты взял, что он говорил именно про меня?

- Он так и сказал: "Рупор тебе поможет". И чтобы ты знал, твой скепси... - Дудка запнулся на сложном слове. Алкоголь постепенно начинал брать свое. - Твой скептицизм мне понятен. Я его даже разделяю, но других вариантов у меня не осталось. Конечно, я мог бы сложить лапки, сесть на кресло, включить телек и ждать, пока все кончится. Но знаешь, это не в моих правилах. Работа есть работа.

- Эх... - Рупор тяжело вздохнул и потянулся за бутылкой. - Ладно, щас что-нибудь сообразим. Только нужно задиогениться как следует, пока опять философия не началась.

Они оба выпили, закусили, после чего Рупор громко хлопнул в ладоши, деловито потер их и начал: - Ну, значит, я готов. Загадывай свою загадку.

- Какую? - удивленно скривил бровь Дудка.

- Как это какую? Которую я должен помочь тебе разгадать.

- А в том-то и дело, что никакой загадки у меня нет. Только стрелки на часах. Это невидимая бомба замедленного действия. Никто не знает, где она, что она такое, но она есть и тикает.

- Ладно, что-то ты совсем поплыл. Больше тебе не наливать.

- Я, Рупор, не поплыл. Я просто устал. Ты бы знал, как сильно я устал от всего этого...

Дудка не стал договаривать, лишь раздосадовано махнул рукой и принялся за еду, которую до этого почти не трогал. Он прекрасно понимал, что Рупор всего лишь бездомный, с которым по счастливому стечению обстоятельств ему приятно проводить время. И на обед он позвал его не для того, чтобы сваливать на него свою работу, а из чистой благодарности, ради доброго дела. Эдакая минутка личного счастья, на которое у Степы почти никогда не находилось времени.

Рупор доброе дело оставлять безнаказанным не собирался. Теперь, наевшись до отвала и хорошенько выпив, он готов был горы свернуть в знак благодарности. Но гор по близости не водилось (меловые не в счет). А потому он зацепился за идею помочь Степе с его делом. Кто его знает? Может он действительно сможет разгадать загадку конца света? Или хотя бы даст толчок в нужном направлении. Но Рупор, как и любой человек, оказавшийся у порога задачи, гораздо большей, чем он сам, столкнулся со сложным вопросом "с чего начать?".

- Ты, Степка, главное, не раскисай. Оно же в жизни как? Сегодня устал, и кажется, что все, труба. Хоть в петлю лезь. А потом отдохнул немножечко и оказывается, что дела не так уж и плохи. Это я тебе, как человек знающий, говорю, - он замолчал, глядя на лениво евшего Дудку, а потом продолжил. - Знаешь, а не так уж он и неправ был.

- Кто? - буркнул Степа, пережевывая лапшу.

- Сумасшедший твой. Гриша.

- Думаешь, нам тоже нужно убивать и есть людей?

- Нет, я про пьесу, персонажей и всю эту лабуду. Только мне кажется, что если бы мир был ненастоящий, то он был бы не пьесой, а, скорее, книгой. Причем дешевой такой, в мягкой обложке. И Гриша бы в нее отлично вписался. Да и ты тоже...

- Почему именно в мягкой?

- Ну, я не знаю. Сам подумай, чтиво, честно говоря, такое себе. Его в твердом переплете никто печатать не захочет. И на уроках литературы проходить это никто не станет. Такое только в поезде читать, чтобы время убить. А еще...

Фраза про урок литературы зацепилась за возбужденное алкоголем воображение Дудки.

- Это забавно, - прервал он Рупора.

- Что? - не понял тот.

- Про урок литературы. Представь, школьный класс, полный учеников. Они сидят за партами, кто-то спереди сложил руки и терпеливо ждет начала урока, а кто-то на галерке толкается, шумит и плюется бумагой в соседей. Вдруг в двери кабинета заходит учительница, низенькая женщина лет сорока пяти - пятидесяти, в безразмерном платье, совсем не скрывающем лишний вес. Ее зовут, к примеру...

- Мариванна, - быстро сориентировался Рупор. - У меня так по литературе звали в восьмом классе.

- Ну хорошо. Ее зовут Мария Ивановна. И в руках у нее небольшая книжица в мягком переплете. Она поднимает эту книжицу и говорит своим ученикам: "Дети, сегодня мы будем проходить произведение под названием..." - он запнулся.

- Мизинец, - подхватил Рупор.

- Почему мизинец?

- Ну а что? Это ж про тебя будет книжка. А ты у нас персонаж колоритный. Вон, с отличиями. Да и звучит хлестко. Мизинец, - он улыбнулся, обнажив остатки пожелтевших зубов.

- Ладно, пускай будет "Мизинец".

- А главным злодеем тогда Гришу запиши. Чтобы все, как в жизни.

- Само собой. Только концовку тогда придется поменять. А то как для главного злодея он слишком быстро сдулся. Да и победил его не я, так что...

- Та не, нормально. У нас же дешевое чтиво для поезда. И так сойдет. Или можно как-нибудь обыграть это все по-хитрому.

- Ага, что он, стараясь вырваться из замкнутого круга бытия малозначимого персонажа, сам того не заметив стал основным героем и полностью подчинился канве сюжета. Победил сам себя, так сказать.

- Та не, Степка. Это слишком заумно. Ты опять в философию укатился. Если так дальше пойдет, то бедным детям тоже придется задиогениваться.

- Так еще веселее, - Дудка улыбнулся. - Представь, все тоже самое, только весь класс в драбадан пьяный.

Прикинув картину, Рупор хрипло рассмеялся, после чего раскашлялся и, тихо выругавшись, еще выпил. Степа замолчал, наблюдая за тем, как бездомный закусывает и вдруг кое-что случилось.

- Слушай, Рупор, а у тебя бывало такое, что говоришь с кем-то и хочешь сказать имя актрисы. Ну, той, что блондинка такая... Она еще играла в том фильме... Ну как же ее? - он демонстративно щелкнул несколько раз пальцами, будто изо всех сил пытался вспомнить. - И у тебя никак не получается. А потом, спустя неделю, а может и две, просыпаешься утром и тебя как молотком по голове бьет. И ты почти выкрикиваешь ее имя, но оно уже никому не нужно.

- Вроде как бывало, а что?

- Кажется, я только что вспомнил очень важную часть разговора с Гришей. Когда мы с ним остались наедине в кабинете следователя он кое-что у меня спросил.

Заметив, как лицо Дудки помрачнело, Рупор, несмотря на совсем недавнее веселье, тоже напрягся.

- Что-то важное?

- Думаю, да. И я сейчас попробую спросить тебя тоже самое. Рупор, ответь, как называется этот город?

Бездомный открыл было рот, но тут же осекся. Вопрос был банальным, простым до невозможности, но тем не менее, ответить на него он не смог. Из его горла вырвалось лишь сдавленное: - Э...

- Так я и думал, - кивнул Дудка, чувствуя, как трезвеет. - Но ты не переживай. У меня тоже не получилось.

- Что за феномЕн? - Рупор нервно вытер руки о полы пальто.

- Гриша сказал, что это дыра в сюжете. По его логике названия города не существует, потому что его не написали в сценарии. А раз мы персонажи, то не можем знать того, чего в сценарии нет.

- Степка, что-то мне уже не весело как-то...

- Мне уже тоже.

- Это что же значит? Что мы действительно в пьесе?

- Или в книге, - пожал плечами Дудка. - Может даже в игре. Теория симуляции вселенной в каком-то роде. Мир подстраивается под наше восприятие и дает то, чего мы от него ожидаем. Почему нет? Мою работу, например, это полностью объясняет, потому, что все существа сверхъестественной природы по сути плод массового бессознательного. Когда слишком много людей думает о мифе, как о реальности, он ею и становится.

- И что же нам теперь делать? - Рупор не понял большую часть того, о чем сейчас говорил Дудка, отчего страху в нем значительно прибавилось.

- Нам? - тот опять пожал плечами. - А что мы должны делать? Что мы можем делать? Тем более, если симуляция настолько хороша, что ты не можешь отличить ее от реальности, тогда какая разница? Вопрос в другом, что делать с этим? - Степа постучал по стеклу наручных часов. - Гносис же должен что-то значит, ведь так? Даже если мы живем в симуляции, в нем должен быть какой-то смысл?

- Может алхимик тоже узнал про симуляцию? - предположил Рупор.

- И сделал механизм, - продолжил мысль Дудка, - отслеживающий все параметры симуляции... Они смотрят на все одновременно... - повторил он слова Тани. - Тогда это значит, что они показывают не конец света, а буквально конец симуляции. Конец всего, это...

- Конец книги, - закончил Рупор и медленно перевел взгляд на часы.

Минутная стрелка маленького циферблата с едва различимым щелчком сдвинулась еще на одно деление, сойдясь с часовой. Гносис показал полночь.

КОНЕЦ