Георгий всегда мечтал о сыне, о том , как он будет растить его, рассказывать про предков, воспитывать настоящего человека, сына России.
Он старался не заводить с Настей разговоры на эту тему, хорошо понимая, как она страдает, и хочет этого ещё больше.
Жизнь проходила в разъездах по селам, поездки в город, отчеты перед начальством. Михаэлиса перевели на работу в другой город. Новый председатель совета, Гладышев, худой и вечно кашляющий, с лицом туберкулезника. Он как - то сразу не возлюбил Шатовского, относился высокомерно и предвзято. Направленный сюда на работу из Петрограда, и чем-то там провинившийся, Гладышев срывал своё недовольство на многих работниках. Часто во время совещаний, сидя на подоконнике и куря дорогие папиросы, он в грубой манере прерывал выступающих, излишне критикуя их за мелкие недостатки в работе.
Несколько раз Георгий сдерживал себя, чтобы не дать по морде этому зажравшемуся, недобитому комиссаришке.
- На фронте, ты мне гад не попался!-
Хотя прекрасно понимал, что такие людишки на фронте появлялись лишь для очередной речи и выступления. А едва начинали свистеть пули и рваться снаряды, они быстро бежали с передовой.
Но, понимая, что нельзя давать волю чувствам, сжимая зубы, Шатовский выслушивал гневные, бессмысленные речи и молча выходил из кабинета. Он старался, как можно реже бывать в городе, хотя это было и не просто.
Как - то вечером они с Настей сидели возле дома на крыльце, наплывал тихий, летний вечер и обняв Георгия за шею, Настя тихо в ухо сказала ему
- Знаешь, Гоша, у нас будет ребёнок-
Георгий , почувствовавший, как заколотилось сердце, счастливыми глазами посмотрел на жену, нежно поцеловал её глаза
-Я знал, я знал, что Господь пошлёт нам наследника! Спасибо тебе, родная, за эту весть, спасибо, моя хорошая. Ты только береги себя, хорошо?-
-Это ты себя береги, вижу, какой хмурый из города возвращаешься. С новым начальством не ладишь?-
Георгий немного замялся и посмотрел на жену
- Да самодур он, понимаешь, и злой на всех и вся. Сверлит своими пустыми глазёнками насквозь, подозревает что-то или так...не пойму-
Настя, наклонив свою голову к груди Георгия, лишь ответила
- Будь осторожен, что- то мне не спокойно как-то, места не нахожу-
-Да всё будет хорошо, не волнуйся, родная, всё будет хорошо.Пойдём спать-
Шло лето 1928 года. А в ноябре у них родился сын. Георгий не думал в выборе имени, он сразу назвал сына Александром, в честь своего отца, Александра Шатовского, погибшего в мировую войну под Барановичами. Они с отцом вместе ушли на фронт, хотя отец мог этого и не делать. Но как человек военный, он не мог поступить иначе. И напрасно матушка, Елизавета Андреевна отговаривала его. Переубедить Шатовского было невозможно, характер был не тот. А в 1916 году обоз полка, с которым ехал отец Георгия, попал под артобстрел, да так, что и хоронить было некого.
Сам Георгий воевал тогда севернее, в Прибалтике, и о гибели отца узнал лишь через два месяца. Приехав домой, в отпуск, он застал мать совсем разбитую и больную. Вмиг постаревшая, с седыми волосами, она мало походила на ту красавицу, расположения которой добивались многие, а молодой поручик из-за неё Александр Шатовский стрелялся на дуэли. Упав Георгию на руки, мать лишь рыдала и лила слёзы. Она безумно и нежно любила отца, и не представляла жизни без него. Пробыв дома три дня, Георгий уехал на фронт, а когда в Петрограде загремела февральская революция, его полк выступил туда. В городе он случайно встретил соседа по имению, штабс-капитана Вольского, который и сказал ему, что матушка его, уже два месяца, как умерла от остановки сердца, а их имением сейчас управляет её двоюродный брат.
Так Георгий сразу лишился и отца, и матери. А никого ближе у него не было, не считая каких-то дальних родственников, к которым он не питал особых родственных чувств.
И оттого, рождение сына было знаковым событием для него, он столько мечтал об этом, по своему, молча, молился Богу и просил о сыне. И теперь Георгий был на седьмом небе от счастья, носился как ненормальный, доставая какие- то вещи для ребенка. Сам, своими руками, сделал маленькую кроватку, вымыл и перетер весь дом, и счастливый, светящийся от радости смотрел на Настю, на маленького Сашку. А бабке - повитухе, что принимала роды, насобирал столько подарков, что старуха даже пыталась отказаться. Но Георгий запряг лошадь, загрузил старуху с подарками и сам доставил до её дома.
Глава 07
Зима 1932 года была малоснежной и морозной. По ночам к селу подходили волки и часто ночью, их невеселый вой разносился в округе. Георгий по несколько раз за ночь надевал полушубок и выходил во двор, боясь, что оголодавшие звери проникнут в сарай и зарежут молодую телочку, которую они с Настей купили осенью.
Сын Сашка рос, ему уже было четыре года, и молоко ему было необходимо,да и самим не лишнее. По стране гулял голод, народ умирал, словно мухи. А так усиленно насаждаемая сверху коллективизация ничего не давала. Да и что можно ждать от людей, у которых силком забирали всё и сгоняли в колхозы. Российский мужик по своей натуре единоличник, а тех, кто работал и кормил страну, вдруг в одночасье объявили кулаками, лишили всего. У Георгия сердце обливалось кровью, когда он видел, как вывозили из деревень целые семьи раскулаченных, с маленькими детьми, загоняли в холодные теплушки, отправляя в такие места, где они умирали от голода и холода.
Шатовский не мог нарадоваться, нося сына на руках и играя с ним в те дни, когда бывал дома. Закурив на крыльце, и облокотясь на струганные доски, Георгий слушал волчий вой. Но внутри его жгло какое-то плохое предчувствие, словно, что-то должно случиться, но что? На работе было всё нормально, никаких подозрений он у начальства не вызывал. А то, что новый начальник был самодур, так этого на Руси всегда хватало. У Станкевича тоже всё было в порядке, его даже пытались в партию принять, но Игорь отказался, сославшись на неподготовленность.
Шатовский усмехнулся, представив себе Станкевича с партбилетом в руках. Хотя, чего греха таить, многие из бывших и вступили в эту комиссарскую банду и ничего, живут припеваючи. Но что же тревожило его, что беспокоило, Георгий понять не мог, однако своей интуиции доверял и она никогда его не подводила.
Рано утром, простившись с женой и сыном, Шатовский выехал в город. В Совете, как всегда толпились люди, было накурено. Казалось, что люди не уходят отсюда, а здесь и живут. Зайдя в кабинет Гладышева, Георгий поздоровался и положил сводку на стол
-Здесь отчет за месяц, Савелий Петрович-
Оторвав взгляд от газеты, Гладышев стряхнул пепел с папиросы и молча кивнул головой. Разговаривать один на один он не любил, его коньком были выступления на публике, со сжатыми кулаками и свирепым взглядом.
-Хорошо, ты подожди в приёмной, здесь товарищ Плотников хотел с тобой поговорить-
Какой-то холодок пробежал в груди у Георгия, он совсем не горел желанием, беседовать с начальником местного ОГПУ, но делать было нечего и выйдя от Гладышева, Шатовский присев в углу, возле окна, стал дожидаться Плотникова.
Разомлев в тепле и приклонившись головой к стенке, Шатовский задремал. Проснулся он от громких голосов и открыв глаза, увидел Плотникова, идущего по коридору, с ним было еще несколько человек, видимо из его же ведомства. Увидев Шатовского, Плотников остановился и не протянув, как обычно руки, произнёс серьезным голосом, не улыбаясь
-Ну вот, и господин Шатов нас уже дожидается-
Шатовский как- то натянуто улыбнулся в ответ и встал со стула
- Что - то Вы путаете, товарищ Плотников, не господин, а товарищ-
-Да нет, я ничего и никогда не путаю-
Плотников обернулся к следовавшим за ним и коротко бросил
-Арестовать его и в управление!-
Несмотря на железную выдержку и офицерскую закалку, Шатовский почувствовал, как закачался под ним пол, противная дрожь ударила в колени. И первая мысль была не о себе, а о Насте и сыне Сашке. Молча он вышел на улицу и в сопровождении двух бойцов был доставлен в ОГПУ. Спустившись с конвоиром по лестнице в подвал, они зашли в слабо освещенную комнату, и сопровождавший его солдат доложил толстяку, вышедшему им
навстречу, в форме, в портупее, с трудом охватившему его свисающий живот
-Вот, товарищ Неподелко, по приказу товарища Плотникова, а ордер на арест сказали, попозже доставят-
Неподелко маленькими глазками-пуговками посмотрел на Георгия, словно хотел заглянуть ему вовнутрь
-Ну позже, так позже. Свободен-
-А ты проходи-
Неподелко глянул на Шатовского и открыл тяжелую, железную дверь.
В большой, полуовальной комнате, стояло два стула, тяжелый, обшарпанный стол, за которым сидел молоденький паренек в форме. Небольшое окно, закрытое решеткой, выходило во двор.
Указав рукой Георгию на стул, Неподелко сокомандовал
-Всё из карманов на стол, одежду снять-
Собрав личные вещи Шатовского, молодой парень переписал всё на лист бумаги.
-Фамилия, имя, отчество, год рождения, социальное происхождение...-
Неподелко сыпал вопросами, а писарь еле успевал записывать. Оформив все документы и убрав их в сейф, начальник тюрьмы нажал кнопку на стене.
В комнату вошел пожилой мужчина в гимнастерке, с ключами в руках
-Свиридов, давай его в предбанник, пусть там до завтра, потом видно будет-
Когда за Георгием захлопнулась дверь, он огляделся по сторонам. Голые, грязные кирпичные стены, маленькое отверстие наверху, что то вроде вентиляции, деревянные нары с каким то несвежим тюфяком , железный бачок возле двери, видимо для нужд и всё. Шатовский сел на топчан и взявшись руками за голову, низко наклонился. Ему хотелось дико завыть, закричать, но он сдержал себя, и лишь одна мысль пилила его
-Что будет с моими, что будет? Может Станкевич узнает и поможет?-
Он хорошо знал, что делают с членами семьи врага, приходилось видеть.
И в первый раз за эти годы он пожалел, что остался в России с женой, а не ушёл за кордон. И такая тоска навалилась на Георгия, такая боль ударила по сердцу что, не помня себя, он упал на деревянные нары и первый раз в жизни как- то жутко, беззвучно зарыдал, скрипя зубами и чувствуя, как потекли горько-солёные слёзы
Глава 08.
Два дня Шатовского никуда не вызывали, и лишь приносили миску жидкой баланды, да кружку кипятка с парой сухарей. На исходе третьих суток пребывания в камере, Георгий лежал на топчане и закрыв глаза, думал о Насте и сыне. Дверь камеры раскрылась и вошедший конвоир, громко произнёс
-Шатов, на выход!-
В проходе их встретил Неподелко и остановив Георгия, крепко связал ему руки. -Положено так, а то, мало ли что в башку тебе стукнет- Пройдя по полутемному коридору, сопровождающий открыл ещё одну дверь, и по металлической лестнице вывел Георгия наверх, во двор, там стояло двое саней с запряженными лошадями, рядом три бойца в тулупах и с винтовками. На санях уже сидели двое незнакомых мужчин, со связанными руками, и опущенными головами. Вышедший следом за ним во двор Неподелко, передал одному из конвоиров небольшой мешок.
- Ордера и личные вещи, можете трогать - и взглянув на задержанных, сурово сказал
. -Во время поездки не баловать, не разговаривать, стрелять будут без предупреждения -
Возница дернул вожжи и сани скрипнув , выкатилась на улицу. По направлению движения, Георгий понял, что их везут в городскую тюрьму. На улице уже темнело и лишь редкие прохожие встречались на пути в этот морозный вечер.
В городской тюрьме все повторилось. Обыск, заполнение всех данных, и вскоре Георгий оказался в небольшой, полутемной камере. Четыре топчана с грязными тюфяками, закопченные стены и три человека, сидевших за грубым, деревянным столом. Зайдя в камеру, Шатовский поздоровался и присел на крайние нары.
Один из сидевших, поднялся и подошёл к Георгию
-А ведь мы вроде знакомы, не припомнишь меня? Я у вас на Кордоне прошлым летом был, по заготовкам приезжал-
Георгий припомнил ту встречу
-Вы, вроде Прохоров, из города приезжали, от заготуправы? А Вы то здесь за что? -
Прохоров усмехнулся
-А за то, за что и ты, Егор Иванович, вроде бы? Я так думаю, что статьи у нас похожие будут, вредители Советской власти. Ничего, завтра на допрос вызовут, всё и узнаешь. Познакомься, это Петро Тихонов, секретарь сельсовета, из Волчихи. А это Рубанов Алексей, механик с мелькомбината. Одним словом, все враги народа. А ты то как? Вроде и не было за тобой ничего, да и в партии не состоял, хотя это сейчас и не важно. Ложись, отдыхай, завтра у тебя карусель начнется. Лучше во всем сознавайся, а то бить будут, это точно. Тихонову уже досталось.-
Шатовский присмотрелся к Тихонову и лишь сейчас заметил синяки, разбитые губы, заплывший глаз.
-За что же его так? Разве можно избивать так человека?-
-Наивный ты человек, Шатов, многое не знаешь, думаешь с тобой будут милые беседы вести?-
Прохоров снова, как - то грустно, улыбнулся, и посмотрел на Георгия
- Я это еще в 1928 предвидел, когда товарищ Сталин в Барнаул приезжал, что добром это не кончится, и вот началось. Но это ещё цветочки, ягодки впереди. Я в партии с 15-го года, а со мной, как с белой сволочью обошлись.-
На первом допросе с Георгием разговаривали почти вежливо и ласково, лишнего не спрашивали. Следователь, молодой еще паренек, с белесыми волосами, близорукий, аккуратно записывал вопросы и ответы в протокол, и постоянно угощал Георгия табачком из небольшого кисета.
Недоумевая, к чему бы это, Шатовский возвращался в камеру, и ловил удивленные взгляды соседей по неволе. Но всё закончилось, когда через день, на допросе, Георгий увидел нового следователя. Угрюмый, с хмурым взглядом, а ещё через минут пять, в кабинет вошел начальник ОГПУ Плотников. Резко пройдя по кабинету и развернувшись у небольшого, зарешеченного окна, Плотников посмотрел на Шатовского
- Долго мы ещё будем дурака валять?-
-Не понимаю Вас, товарищ Плотников, о чём это Вы?-
- Я тебе, сука, не товарищ! И встать, когда разговариваешь с начальником ОГПУ ! -
Георгий не успел подняться со стула, как Плотников подскочил к нему и начал избивать откуда то взявшимся в руке, куском металлической трубы. Всё произошло так быстро и неожиданно, что через пару минут, не помня себя, Георгий упал на пол и потерял сознание. Очнулся он оттого, что его тащили конвоиры по коридору и открыв камеру, кинули на пол.
Прохоров и Рубанов подняли его и уложиди на нары, начав тряпкой вытирать кровь.
-Ну гады, вот паразиты!-
Приговаривал Рубанов, осторожно вытирая кровь с головы и на лице Шатовского
-Что хоть хотели узнать?-
Разбитыми губами, плохо соображая, что происходит, Георгий прохрипел
-Не знаю...ничего не спрашивали, сразу начали бить..-
Тихонов подложил ему под голову пиджак, и лишь вздохнув, сказал
-Это у них, такая тактика. Сначала ошарашить человека, оглушить, а потом уже, тепленького, потрошить по частям. И отпираться уже не захочешь, как представишь, что снова бить будут-
Георгий лишь закрыл глаза и только мысль о жене и сыне точила его изнутри. У него было страха за свою жизнь, он столько раз смотрел смерти в лицо, и не кланялся лишний раз перед пулями. И даже тогда, когда он водил свою сотню в атаку, где шла бешеная и кровавая рубка, он никогда не думал о смерти, не боялся её.
-Но, Настя...Сашка...они то в чём виноваты? И если хотят расправиться с ним, то пусть. Но пусть Господь защитит их, спасет..-
И не открывая глаз, Георгий тихо молился за сынишку, за жену, просил Бога защитить их от беды. И слезы, или кровь катились по его щекам, а он всё читал, шептал те молитвы, которые помнил с детства, от матери, от бабушки. Шатовский не чувствовал боли, и лишь умолял Бога спасти его семью.
Глава 09.
. Шатовский проснулся от холода. Открыв глаза, он посмотрел на металлическую печку и увидел, что дрова догорели. В бараке было тихо и лишь храп спящих зеков, да завывание ветра за стеной, нарушали тишину ночи. Спрыгнув с нар, Георгий накидал в печь дров, прикрыл заслонку и снова залез наверх, укрылся тонким ватником. Глядя в потолок, размышлял о приснившемся. И хотя он не любил вспоминать о прошлом, оно, не спрашивая разрешения, возвращалось к нему во сне.
Георгий помнил те непрерывные допросы, длившиеся нескончаемым потоком. Он днём и ночью стоял у стены, в допросной, менялись лишь следователи. В ногах была страшная усталость, опухшие и чужие, они не слушались и не держали его, и не было сил стоять. Но стоило хоть на секунду присесть, как его вновь начинали бить, и снова ставили к стенке. Георгию выбили передние зубы, лицо и тело были в постоянных синяках, сильно болели отбитые почки. И когда он ходил в камере по нужде, заметил, что моча иногда становится розовато- красного цвета от крови. Иногда, на допросы приходил сам Плотников, и задавал стандартные вопросы.
- Ну что, ротмистр, за идиотов нас держишь? С кем поддерживал связь, какие были планы, кто вам помогал? Мы знаем больше, чем ты думаешь, брось притворяться, спасай свою шкуру, да и о семье подумай!-
На одном из допросов, очередной следователь дал почитать Георгию показания какого-то Иваницкого. В которых тот утверждал, что служил под началом ротмистра Шатовского еще в Казани. А потом ему устроили с этим Иваницким очную ставку.
Тогда, на допросе, Георгий всматривался в лицо сидевшего на стуле, рыжебородого, с бегающими маленькими глазками, мужичка, но не мог вспомнить его по службе в армии Каппеля. Да и не обязан он был помнить каждого солдата в лицо, и времени уже прилично прошло. Георгий лишь припомнил тот случай, когда он, около месяца назад, возвращался от Станкевича. По пути решил забежать на местный рынок, купить кое-что для дома. Проходя через ряды торгашей, Шатовский столкнулся взглядом с этим мужиком и увидел, как у того от удивления открылся рот. Не придав тому значения, Георгий забыл об этом, а оказалось зря.
Этого оказалось вполне достаточно, чтобы взять его. А тянули с арестом видимо лишь потому, что хотели узнать связи и проследить. И хорошо, что последний месяц он не был у Станкевича, его отправили в командировку. Хотя, если покопают, то и без его помощи выйдут на Игоря. Сам он Станкевича, конечно, не сдаст, но могут за кого - то зацепиться, это они умеют, убедился.
Но вскоре случилось непредвиденное, Плотникова вызвали куда - то в центр, и судя по разговорам охраны, сняли с работы. Затем на его место назначили другого чекиста, хмурого, с тяжелым взглядом. Новый начальник ОГПУ Рыков стал наводить свои порядки, освобождать тюрьму. Многие дела закрыли и передали в суд, дело Шатовского так же быстро свернули. И уже весной, он стоял перед печально-известной "тройкой". Ему не дали сказать и слова, а лишь немного полистали папку с делом. Не глядя на Шатовского, сидевший в середине прокурор, пошептавшись с помощниками по трибуналу, объявил приговор, двадцать пять лишения свободы, с лишением всех прав и права переписки.
Через месяц Шатовского доставили этапом в первый лагерь, так называемую "командировку" на Чуйском тракте, откуда и началась его одиссея по лагерям, и пересылкам Сибири и Алтая.
Первым лагерем был поселок Аламбай на Алтае. Огороженная колючей проволокой, зона находилась между двумя сопками. Заключенных выводили на строительство тоннеля для железной дороги. В лагере было человек 500-600, большая часть из которых, были так называемые враги народа. День начинался в пять утра, с ударов по куску рельса, висевшему в центре лагеря. Натянув на себя ватники, зеки шли в барак- кормушку, как они звали кухню. Получив по миске баланды и кружке кипятка, быстро съедали непонятного цвета варево и построившись пятерками, выходили за ворота лагеря в сопровождении конвоя. В тоннеле заключенные разбивались на бригады, и начинался рабочий день.
Шатовский попал в бригаду проходчиков, и его обязанностью было грузить породу в вагонетки и откатывать в отвал. Работали до позднего вечера, потом их снова строили по пятеркам и отводили в лагерь. Вместе с Георгием работал хорунжий Алексеенко, служивший в своё время у Колчака.
Они как -то сразу сошлись вместе, даже нары были рядом, и как могли, поддерживали друг друга. Часто в разговорах, Алексеенко жаловался Георгию, ругал себя за то, что не ушел за кордон. Шатовский молча слушал его, а потом обрывал.
-Да хватит, Владимир, видишь, сколько ушей кругом? Ты хочешь себе срок добавить? И не скули лишний раз. Ещё неизвестно, что бы нас ждало за границей. У нас не было счетов в банках, золота, мы офицеры, а не барышни или купцы. Раз выпала нам такая доля, значит надо нести свой крест до конца-
Алексеенко замолкал, потом закуривал самокрутку с махоркой и сделав пару затяжек, отдавал Георгию.
-Простите меня, Георгий Александрович, нервы, нервы. Это Вы у нас железный, всё нипочем, я так не умею. У Вас семья осталась?-
Георгий затягивался горьким дымом, молчал, и нехотя говорил
- Жена... Настя, и сын Сашка... . Не знаю, что сейчас с ними, где и как. А это мучает меня больше всего на свете-
Алексеенко обнимал за плечи Георгия и глядя в глаза, говорил
-не может Бог их оставить, не может...это было бы неправильно...верьте, Георгий, всё будет хорошо, надо надеяться, и верить, всё будет хорошо...-