Лосевский Антон Павлович : другие произведения.

Лет семь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лет семь уже и дела никому друг до друга не было - и мысли-то собраться ни у кого не появлялось. И, наверное, все это неспроста. Все как-то наспех разбежались, разъехались по разным районам, погрязли в обустройстве быта, сложных построениях личных жизней и карьер. Хотя помнится, что на выпускном вечере, возводя костер после завершения официозной части, распивая напитки и распевая песни, договаривались быть вместе всегда: поддерживать и помогать, не забывать и не забываться, встречаться и развлекаться сообща. Много говорилось громких слов в тот вечер, да и задолго до него, но проверку временем слова не прошли. Стоило только оторваться от пуповины школы, от ее объединяющих словно беда коридоров, как детишки разбрелись по квартирам и просторам. И уже другие кричали "Ура", когда отменяли урок.

  При слове "школа" в уме мигом всплывали многослойные картинки разного качества из лохматого прошлого. Именно школа собирала их в одно. Школа не в качестве типовой постройки-коробки как образовательного учреждения, а, скорее, как отрезок жизни или состояние ума, безвозвратно утерянное, словно смутное воспоминание из прошлой жизни. В первую очередь припоминались различные анекдоты и приколы из школьной жизни, которых с лихвой хватило бы на специальный выпуск журнала "Анекдоты, приколы, байки, сканворды, афоризмы, гороскопы всего за десяточку". Но как забыть и то щемящее чувство, когда начинают просить к доске? Хорошо еще если наугад, будто в морском бое, тогда есть шансы уцелеть, но вот когда волна идет по ряду и с каждой минутой все приближается, вот тогда-то становилось достоверно остро и стремно. И как спасителен в такую минуту бывал звонок. И если после перемены намечалось продолжение той же экзекуции, то всегда можно было сказаться больным, или просто беспричинно уйти домой, чтобы так и не сказать им ничего.
  А в целом учебный процесс слабо увязывался с детством, перерастающим в юность, каким-то он всегда являлся навязанным и принужденным. Подлинная школа жизни начиналась на перемене, когда лучший друг исхитрялся подпалить муху, бьющуюся в окно, а та вдруг неожиданно пахла жареным на всю рекреацию. Когда же звучал звонок на большую перемену, тогда и в мозгах происходила соответствующая большая перемена, и все парни класса, кроме обязательных изгоев, не сумевших себя проявить и поставить, устремлялись играть в вампиров. Среди одноклассников само собой наметилось несколько постоянных вампиров, целью которых являлось укусить - вернее, обозначить укус - остальных, изначально незараженных товарищей. В общем, обратить всех в свою веру. Некоторые вампиры кусались по-настоящему, что привносило в игру дополнительного интересу и заставляло бежать от них подальше с неподдельным ужасом и желанием спастись. И, как знать, к чему привело бы в итоге ширящееся вампирское движение, если бы не участились случаи столкновений со всевозможными директрисами и училками, которые видя, что на них мчит обезумившая масса великовозрастных балбесов, терпели многочисленные неудобства, а иногда даже получали травмы. Именно это и побудило взрослых озаботиться вопросами вампиризма в подведомственном учреждении, и пойти осиновым колом на заразное увлечение. Так запретили Игру. На том и зачах пылкий юношеский вампиризм в отдельно взятой школе.
  На смену вампиризму пришел детско-юношеский алкоголизм, неожиданный и исследовательский. Детям запретили играть в любимые игры, тем самым, косвенно втянув в совершенно иные: взрослые уже игры. Кое-кто, насмотревшись на этих запретных взрослых, начал пить вино и водку, закуривая с таким видом, словно это вкусно и полезно, пытаясь казаться искушенным и кое-чего понимающим в правде жизни. Остальные, подобно макакам, рано или поздно следовали пагубному примеру. И вот уже закладывалась почва для будущих неудачных и невзрачных судеб. Пошла в ход бутылка лимонада, в которой, разумеется, водка, искусно проносимая на школьный огонек. Первые пьяные глупости и незабываемое утреннее чувство стыда за вчерашнее, облегчаемое тошнотворчеством. Последующие поддельные справки о том, как болела голова или живот, дневники-оригиналы для учителей и улучшенные версии для родителей, чувство тревоги в дни родительских собраний: как бы там чего тайное не стало явным. И чем дальше, тем очевиднее учения превращались в тягостное дополнение к увлекательному дневному и вечернему досугу.
  Хотя многое из даваемого материала, так или иначе, но зависло в голове. Заставили как-то в рамках школьной программы прочесть "Преступление и наказание", пугая двойкой в журнал за незнание классики, и вдруг эта история неожиданно затянула и приколола. После чего Никита взял и прочитал многое другое из Достоевского, кое-что даже усвоил для себя, где-то призадумался, пускай многое так и осталось непонятным, каким-то старомодно-неактуальным. Извилина, однако, все же напряглась. И как-то так и зафиксировалась в новом состоянии, не распрямляясь более назад, в исходное положение. Аналогично озадачили решением некоторой химической загадки - не понравилось, показалось чем-то надуманным и несущественным, не имеющим отношения к реальной жизни. Так дальше и не пошла химия, запустил эту науку Никита навсегда. И вопреки пророчествам учителей, так и не пожалел.
  Схожая история случалась и с остальными сверстниками. Таким образом, незаметно назревали и физики, и лирики, и законченные гуманитарии, и фанаты точных наук. Кто-то не видел смысла в предмете русского языка, утверждая, что и так его знает. Кто-то отрицал географию, поскольку и без того уже жил в лучшей из стран, в России, а обращать внимание на прилегающие территории не считал нужным. Кто-то был слабоват в физкультуре, отрываясь потом на физике. Примечательно и то, что даже у самого последнего двоечника, в котором уже смолоду просматривалось криминальное будущее и несчастная судьбина, все-таки нет-нет, а проскальзывала и находилась какая-нибудь талантливость, склонность к чему-нибудь. И вовсе не обязательно, что к предметам труда и физкультуры. Другое дело, что эти типы редко умели в себе это дело понять и развить.
  Что навеяло подобные воспоминания? На днях Никита, сидя в пышечной, приметил в девушке с соседнего стола знакомые черты. Та, обратив внимание на взгляд, тоже его узнала и, прежде чем успела прожевать пончик, выдала собой Милу Секретову, с которой не виделись уже лет семь, с самого выпускного вечера. После того как Никита пересел к ней за соседний стол, между ними состоялся стандартный диалог системы: "Привет! - Как дела? - Нормально...". В другой день диалог, вероятно, не получил бы глубокого развития, но сегодня был не другой день. Мила удивила Никиту признанием, что искала его. Удивила, поскольку в школе они если и общались, то на сугубо узкошкольные темы, в рамках какого-нибудь кружка. Помнил он больше за ней конкуренцию, возникшую между ними на уроках литературы, которую к своей досаде Никита все же не выдерживал и оставался Љ2. А ведь Мила и без того успевала во всех науках, а Никите так хотелось побыть лидером хотя бы в одном предмете, но нет - и литературу она знала посильней, в особенности отечественно-допереворотную. Во многом потому, что летнее межсезонье пускала на чтение художественных произведений, а не на игру в футбол за ящик пива, как это делал Никита, тщетно пытаясь потом ликвидировать отставание в осенних чтениях под одеялом.
  Не сказать чтобы Никита был зол на Милу, просто общаться с нею в те годы не находилось причин, не говоря уже о том, что такое общение могло быть еще и чревато для репутации, ведь общение с умной и неприметной отличницей могло скорее пойти во вред и привести к ненужным насмешкам. Тогда как насмешка, известно, в школьных коридорах - куда серьезнее, чем столбцы двоек в дневниках. Да и как было возможно тогда общаться с подобной идеалисткой, которая, казалось, во всем всегда видит исключительно добро и свет. А Никита и в ту уже пору не был адептом безудержного оптимизма, всячески пытаясь выдавать себя за некого реалиста, вечно считая свою точку зрения зрелой и разумной, к сожалению, и сам не замечая того, насколько часто она на самом деле колеблется и меняется. Нет, в ту школьную пору не было решительно никакой возможности и необходимости в общении с подобной девочкой. Нравилась Никите тогда совсем другая девочка, но только до тех пор, пока не спросила его на диктанте, а как правильно пишется: "апелляция" или "эпиляция".
  И вот теперь Мила искала его. Правда, быстро выяснилось, что не совсем его и не так чтобы его одного. Сейчас она с ожиданием ответной реакции и с надкушенной в руке пышкой сообщала, что намерена вновь собрать класс. И что она так рада, так рада, что встретила Никиту вот так запросто, совершенно случайно, да еще и в столь чуждом для нее районе города, где оказалась по работе. Отличная примета! Никита вспоминал, что с выпуска минуло уже лет семь, и с тех пор собирались лишь однажды, да и то как-то скороспело, на первую же осень после завершения школьной партии. Да и там получилась плохо замаскированная под встречу пьянка, куда заявились все те же персонажи, которые и без того безвылазно тусуют во дворе.
  Мила молвила о том, что назрел исторически обоснованный момент для воссоединения, что настала пора узнать кто, как и чем живет, чего успел и куда пропал. Вспомнить все самое лучшее былое, рассказать свежее из своей жизни, студенческой ли, взрослой, материнской, какой бы она теперь ни стала. "Ведь жизнь прекрасна, не правда ли, Никит?". Никита хотел было сострить, как в анекдоте "Да разве ж это жизнь?", но вспомнив, кто перед ним сейчас, обезоруженный внимательным и ждущим взглядом, все-таки задумался, что жизнь нынешняя, действительно, по временам не лишена различных радостей и приятностей. Но и о неприятностях и нестыковках забывать нам негоже, ведь они все равно играют в большинстве. И в большинстве своем доминируют и довлеют, и служат первопричиной для телодвижений. Да и распределение радостей сомнительно, но тому есть целый комплекс макропричин и объяснений, обусловленных разными социально-культурными аспектами - вроде скверной наследственности, особенностями микроклимата, не говоря уже о специфике субъективного восприятия всего этого компота. Да и стоит ли слепо стремиться к предлагаемым обществу злоупотребления радостям, зачастую навязанным извне, когда, очевидно, жизнь несравненно проще и умнее, чем в рекламных уловках, да и не стоит ли принять ее как несомненную данность, как бы она ни складывалась, а уж тонкую взаимосвязь причинно-следственных и беспричинных, казалось бы, вещей, так и вовсе уловить не всегда возможно. Когда случается, наделаешь какую-нибудь дерзость, когда сам во всей полноте понимаешь, что не прав, а потом дней семь к ряду творишь добро, помогаешь всем встречным дедушкам и девушкам, подаешь милостыню беднякам, - тогда, когда и сам по всем общемировым критериям являешься бедняком, - и вроде как количество проделанного в сжатые сроки добра по всем категориям совести уже достигло того уровня, когда можно считать, что тот инцидент с дерзостью уже исчерпан, замят, как тут - бац... и наказание, словно пробиваясь через толщи световых лет, поспело и настигло. И вовсе не обязательно, что в качестве внешне-неприятного и поучительного события с непременно назидательным подтекстом, а бывает, что и просто в формате дурного, мучающего сна, после которого весь день насмарку: обесценен и напрасен бывает день после такого сна. Сейчас Никита понял, что все-таки не до конца уверен в том, что именно Мила имеет в виду под "жизнь прекрасна". Да и что там за правда в ее "не правда ли?", а потому на поставленный вопрос ответил просто: " Пожалуй, так".
  По совместному пути к транспортной развязке Мила продолжала развивать мысль насчет своих больших ожиданий от предстоящей встречи выпускников: о том, как необходимо хотя бы на один-единственный вечер вернуть прежнюю атмосферу легкости бытия, всеобщей дружественности и взаиморасположенности. Как много будет рассказать друг другу, поделиться новостями и проблемами. С проблемами ведь можно даже и помогать друг другу. В смысле разрешения, а не подкидывания новых. Уже стоя на остановке, она доверительно рассказывала Никите, как оперативно разослала всем приглашения в социальных сетях и все приняли ее предложение благосклонно, обязуясь обязательно быть. И хотя организаторская функция тяжела, Миле, по ее собственному признанию, она доставляла даже удовольствие. Для нее это было легко. Лишь нескольких отщепенцев, не представленных в сетях, найти было сложнее. И вот каково же было ее счастье разыскать Никиту вот так вдруг: в случайной пышечной, где-то на окраине питерской вселенной. Несколько одноклассников, правда, по словам Милы, перебрались жить на западное побережье Европы, не выдержав слишком тесных объятий Родины-матушки, а остальные обещались быть! Вот.
  Среди себя Никита не разделял ее энтузиазма и крепко сомневался в успехе предстоящего мероприятия. Оно, конечно, состоится, но вот будет ли соответствовать ее ожиданиям и представлениям - это уже вопрос из другой оперы. Но заострять сейчас данный вопрос желания не возникало ни малейшего, возражать ей было решительно невозможно. Да и вдруг она окажется права... и все пройдет славно, как когда-то... Но это, увы, вряд ли, памятуя о том, что лет семь уже и дела никому друг до друга не было - и мысли-то собраться ни у кого не появлялось. И, наверное, все это неспроста. Все как-то наспех разбежались, разъехались по разным районам, погрязли в обустройстве быта, сложных построениях личных жизней и карьер. Хотя помнится, что на выпускном вечере, возводя костер после завершения официозной части, распивая напитки и распевая песни, договаривались быть вместе всегда: поддерживать и помогать, не забывать и не забываться, встречаться и развлекаться сообща. Много говорилось громких слов в тот вечер, да и задолго до него, но проверку временем слова не прошли. Стоило только оторваться от пуповины школы, от ее объединяющих словно беда коридоров, как детишки разбрелись по квартирам и просторам. И уже другие кричали "Ура", когда отменяли урок.
  Никита только сейчас смог взглянуть на Милу иначе. Долгих лет семь она пребывала где-то на задворках сознания. Теперь же выдвинулась на острие. Из скромной отличницы внезапно превратилась в зрелую и во многих отношениях интересную барышню. К тому же единственную, кто взял на себя труд что-то там возродить и устроить. У Никиты уже, прямо скажем, возникла лукавая мысль, а что если?.. Здесь только Мила некстати обмолвилась, что после встречи класса уезжает со своим другом на отпуск в Черногорию, но будет рада пообщаться с Никитой в сети, ведь так много чего есть обсудить! Мила почему-то не сомневалась, что Никита придет, но все же подкрепила свою уверенность вопросом "ты же придешь?". Вместо разъяснения целого комплекса мыслей и сомнений насчет необходимости своего присутствия, да и мероприятия в целом, он ответил просто: "Ну да". На том и распрощались.
  Через пару деньков, когда Никита почти уже и подзабыл о предстоящем событии, понадеявшись, что может быть как-нибудь и обойдется, в его сервис обмена реальными сообщениями постучалась Мила. Первым делом, естественно, с хорошей новостью, что определились с местом проведения. Им стал некий трактир с манящей вывеской "Капризный компот", где-то на Лиговке. Мила по-прежнему и мысли не допускала, что Никита посмеет не явиться, хотя сам он для себя еще не решил окончательно. Но она была неумолима: будут все, все решено, все по плану. Быть единственным, кто не придет, отчего-то не хотелось... Диалог незаметно перешел в плоскость воспоминаний о том, как славно бывало в школьные годы, хотя частенько и бесславно. Договорились и до предмета школьной литературы и окололитературы, в которых так незаметно для остальных соревновались некогда.
  MilaЯ: Ну что, читаешь как раньше много? Кого сейчас чтишь?
  NIck&то: Знаешь, последний месяц вообще не читаю. После Кастанеды не хочется никого не то что читать, но и видеть. Но и это пройдет. То же было и после Борхеса. Не знаю, в чем тут дело...
  MilaЯ: Да, я понимаю, о чем ты. На них литература, как будто заканчивается. А я вот сейчас читаю-перечитываю Довлатова. С него литература, можно сказать, начинается заново. Хотя вся эта алкогольная тематика мне не близка, но чувство юмора мне по душе. Тебе сейчас как раз для улучшения настроения подойдет, а то ты какой-то грустный сейчас.
  NIck&то: Это я не сейчас грустный, это у меня просто лицо такое. Да, Довлатова я тоже ценю, радует. Пожалуй, последую твоему совету и почитаю вечерком, его книги есть, конечно.
  MilaЯ: Слушай, я тут вспомнила, что ты же раньше больше к поэзии тяготел?
  NIck&то: Poezija is dead похоже. Никто лучше классиков не срифмовал.
  MilaЯ: Ты еще к "серебряному веку" склонялся, а я к "золотому"...
  NIck&то: Наверное, поэтому я и был вечно вторым после тебя:) На самом деле, поэзию и сейчас предпочитаю. Да и сам пишу еще иногда. Не знаю, почему в этом всегда бывает как-то неловко признаться?
  MilaЯ: Не удивил. Мы все через это прошли. Ну, многие. Я тоже писала, но не нашла в себе никакого таланта, кроме откровенного подражательства:) Ну и как твои стихи? Почитать-то можно?
  NIck&то: Почитать можно, это без проблем. Они есть в открытом доступе, денег за это вроде не беру, с издательствами не сотрудничаю, хотя тут, скорее, наоборот. Другое дело, что открытый доступ не мешает никому их не читать. Может быть, стоит закрыть?:)) Если тебя интересует уровень, то, пожалуй, это и есть уровень...
  MilaЯ: Не переживай, я почитаю. Мне интересно. Дай ссылку.
  NIck&то: Потому и переживаю, что почитаешь ведь:) И наверняка оценишь всю искрометную многогранность моего таланта:)) Ладно, шутка. На самом деле, сейчас работаю над последним циклом своих стихов, после чего завершаю свою литературную карьеру и ухожу на покой. Надоело. Драматично звучит, не правда ли? Особенно учитывая, что никто и не подозревает о самом факте существования этой карьеры:)
  MilaЯ: Послушай, а у меня родилась отличная идея, а давай ты на встрече класса зачитаешь свои лучшие стихи, наверняка многим будет интересно! Я-то со своей стороны гарантирую аплодисменты 100%:)
  NIck&то: Шутить изволишь? Да я от одной подобной мысли загнан в угол и вогнан в краску:) Только представил картину. Да зачитай я им даже Гумилева или Блока... и выдай это дело за свое, то едва ли встретил бы понимание среди наших пролетариев:) Нет уж, уволь от таких просьб!
  MilaЯ: Да я же шучу, что ты, я все понимаю!:))
  
  Уже накануне Никита сидел в котельной, как тут его застигла врасплох мысль, что мало просто сходить на встречу класса, там ведь придется непременно еще что-нибудь веское заявить, ответить на поступающие вопросы и задать свои обратные, как того требует социальный протокол. Пускай все не виделись многие годы, лет семь, и все это время ни у кого и вопросов не возникало, а тут... Придется, видимо, выдать некую емкую характеристику проживаемой жизни, какую-нибудь подборку наиболее важных моментов, ярких событий. Но почему-то именно сейчас, сидя в котельном дежурстве, Никите как-то по-особенному не хотелось подводить итогов, даже промежуточных. Вся окружающая обстановка вроде как говорила сама за себя, закопченные стены нашептывали, что жизнь сложилась не очень-то и удачливо. И едва ли стоит рассчитывать на что-нибудь хорошее в будущем. Да и что тут говорить, когда все эти годы казалось, что вот-вот все наладится, что временные трудности отступят, что начнется настоящая жизнь, пускай не безупречная, но все же разумная и правильная. Но время тикало, старые проблемы усугублялись, новые появлялись, как вдруг оказалось, что разумной и правильной жизни ждать не стоит, что весь этот клубок постоянных временных трудностей - это оказывается и есть, собственно, жизнь. И ее нельзя кардинально изменить: можно, если повезет, завалить баблом, откупившись от многих проблем, но вся, вся эта взрослая жизнь отдает вампиризмом похлеще того, которым увлекались в школе... Все те же уроки и перемены, формы и гардеробы...И люди, сдерживающие и присматривающие, уполномоченные запрещать и наказывать... Разве что предметы в расписании сменились и повзрослели.
  Зашипел радиоприемник, антенна как-то сама слегка сменила положение в пространстве, уловив радиоволну. Взрослый мужской голос сквозь динамик сообщал, что со ставкой рефинансирования снова все в полном восторге, а инвестиционный климат в России заметно потеплел. А это значит, что и жизнь в стране семимильными шагами отлаживается, индекс счастья растет, несмотря даже на то, что остались еще кое-какие недовольные людишки и нерешенные проблемки. Но и им, очевидно, недолго осталось под натиском такого резвого роста.
  Но Никита даже сейчас не исключал, что, возможно, впереди еще ждут и удачи, пускай как всегда обильно приправленные нюансами и оговорками. И все не так уж и ужасно, как в тягостные минуты таких вот... подытоживаний. В конце концов, в последние годы проделана огромная духовная работа, незримая другим, но позволяющая быть на плаву и оставаться человеком в различных комбинациях ситуаций, какие бы не происходили вокруг. Но кому, кому это может быть интересно, ведь эти чужие уже люди будут оценивать исключительно поверхностной меркой: по одежке, умению держаться в свете, по степени причастности к нефтегазовой трубе, посмотрят - удалось ли присосаться к какой-нибудь обильной денежной сиське? Да и почему, черт возьми, должно еще волновать мнение этих безнадежно чужих уже людей, с которыми тропы разминулись еще лет семь тому назад? А все же почему-то не совсем уж и все равно...
  Придя со смены, Никита провалился в сон, который показался и оказался весьма занятным. Возможно, именно поэтому, когда он очнулся, то увидел в окне темноту, подсвечиваемую фонарями. Первой мыслью явилось, что проспал все на свете, но взглянув на электронное табло старинных часов родом из девяностых, успокоился - ничего еще не потеряно. Если поспешить, то можно и поспеть. Дорожный фактор дал о себе знать: Никита с получасовым опозданием подходил к трактиру "Капризный компот". Внутри уже ожидала беспощадная ваниль и кадриль, из динамиков орала популярная для многих музыка. Сразу подумалось, что место не соответствует: разве можно в здешней пьяной и шумной кутерьме предаваться ностальгии и возрождать утраченные традиции? Во втором зале Никита узнал своих одноклассников. Человек семь, включая Милу, сидели за круглым столом и на вид довольно принужденно о чем-то переговаривались. Мила, завидев Никиту, заметно обрадовалась, но для него так и осталось загадкой: ему лично, или тому, что еще один участник объявился. Чувствовалось, что ее серьезно смущало малое количество пришедшего народу, хотя все уже должны быть по срокам в сборе. Никита, поздоровавшись с остальными, присел рядом с Милой, и она рассказала ему, что дело-табак, что все пошло не так. Кое-кто еще, не теряем надежды, должен подтянуться, но многие уже отзвонились и под предлогами вроде "бабушке стало плохо" или "некому выгулять болонку" в последний момент отступили от своих железобетонных намерений всенепременно быть.
  В течение часа позвонили остальные - у всех почти случились неприятности с бабушкой или болонкой, а потому стало очевидным, что праздник дружбы и возрождения традиций откладывается на светлое будущее, ну а сегодня... посидим как есть. В итоге человек тринадцать набралось. Зато отсутствие остальных и сделалось центральной темой встречи выпускников - стало что обсудить. Миха Лихов, будучи человеком онлайна, вынул из-под стола ноутбук и принялся организовывать встречу класса в интернете, наладив видео-конференцию. В результате одна половина класса пребывала в баре, а вторая треть в чате, но многие все равно не пришли. Выяснялось, к счастью, что бабушки все-таки пошли на поправку.
  А вроде все устроилось и недурно. Манька Пирогова притащила с собой фотоальбом с архивными фотокарточками разных лет. За некоторые из них Никите стало откровенно неловко. Да и каждому нашлось тут информации для размышления. Бросалось в глаза, как все изменились. Нет, не разительно, не поразительно, а все же изменились. Глядя на себя в зеркало каждый день, как-то не подмечаешь за собой перемен, которые натворило время. В том мальчишке Никита не без удивления узнавал себя образца школьной старины. А ведь на будущей встрече, которая свершится, возможно, еще лет через семь, все уже окончательно загрубеют, заматереют, смужичатся... Путь из мальчишки в мужичье оказался неожиданно короток, короче.
  Да и в целом все прошло, как и принято в Никитиной жизни - неплохо, но и не так чтобы хорошо. Прошло! Не так, как ожидалось, представлялось, но и не совсем уж так чтобы иначе. Если оценивать по школьной системе, то на троечку с плюсом... Ну ладно - на четверочку с минусом, уговорили. А так все по-прежнему: когда ничего не ждешь, то и расстраиваться вроде нечему. Никита пробовал растолковать эту кем-то избитую истину Миле, но та все равно смотрелась несколько огорченной тем, что ее задумка воплотилась кое-как, то есть совсем не так, как она того хотела, а едва ли наполовину. Одноклассники тем временем, ссылаясь на поздность и усталость, просили разрешения идти, откланивались и таки уходили. Ощущалось, что и они не в восторге от вечера, но и не так чтобы сожалеют о своем поступке в виде прихода... В итоге Мила с Никитой остались вдвоем. Никита доходчиво объяснял ей, что этого следовало ожидать и пора бы уже снимать розовые очки. И вообще снимать любые очки и улучшать зрение. Былого не вернешь, а все попытки склеить разбитый кувшин обречены на. И существенно, что разбитый не каким-то там негодяем, не по злому умыслу или неосторожности, а разбитый самой судьбой, изнутри - надтреснул от времени кувшин. И будет тебе, полно, полноте сокрушаться на сей счет.
  Они собрались и вышли на улицу. Там, под горящими фонарями, во всю красу плясал очередной весенний снег, до крайности обворожительный и завораживающий на вид в подсветке, но ощутимо мокрый, до содрогания, при соприкосновении. Такой вот плотный снежок сыпал, наглядно иллюстрирующий всю многоаспектность бытия и путающий следы.
  Но на следующее утро снег растаял без следа, не оставив и мокрого места от воспоминаний вчерашнего.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"