Лобырева Елена : другие произведения.

А вас, Штирлиц, я попрошу...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


А вас, Штирлиц, я попрошу...

  
   Мы сидели на балконе нашего номера. Мы - это я и моя приятельница Инга. Подругами нас можно было назвать с большой натяжкой, хотя мы и были знакомы вот уже более двадцати лет. Наши мужья были друзьями, поэтому и мы с Ингой вынуждены были регулярно общаться. В момент, когда произошло наше знакомство, мы обе пребывали в статусе любимых девушек. Потом статусы последовательно менялись сначала на невест, а потом уже и на жен.
   Несмотря на столь давнее общение, мы с Ингой близкими подругами так и не стали, хотя мужья прикладывали немалые усилия для того, чтобы это произошло. Вот и сегодняшнее наше совместное пребывание в СПА - пансионате, расположенном в ближайшем Подмосковье, было результатом их деятельности в этом направлении.
   Правда, в данном случае причиной было не столько желание упрочить дружеские связи между вторыми половинами, сколько получение возможности вместе поехать порыбачить в Ахтубу. В отличие от нас, наши мужья были просто не разлей вода.
   Идея половить рыбу вдали от жен в чисто мужской компании зрела уже давно, но понимания у нас не вызывала. Я выдвигала железные, на мой взгляд, аргументы по поводу того, что отпуска мне выпадают крайне редко, и провести каждый из них я хочу так, чтобы не было мучительно больно, то есть за границей, бегая, высунув язык, по всевозможным экскурсиям. Инга высказывалась в том плане, что с мужем они видятся нечасто по причине его сильной загруженности на работе, и хоть в его отпуск она хочет получить супруга в свое полное распоряжение.
   Однако все уже было решено за нас и, в качестве компенсации за наши моральные страдания, а также для укрепления женской дружбы, мужья подарили нам путевки в дорогущий СПА - пансионат для общего отдыха и подновления увядающей красоты. С одной стороны, красоту действительно следовало бы уже немного освежить, все-таки мы были женщинами под сорок, но с другой, провести две недели в компании совершенно не интересной мне особы не хотелось. Думаю, Инга тоже была не в особом восторге, хотя, судя по всему, она относилась ко мне значительно лучше, чем я к ней.
   Но на покупке совместной путевки коварство наших мужей не закончилось. Нас поселили в один двухместный номер! Правда, он имел совершенно неприличные размеры и потрясал воображение роскошью интерьеров, но тем не менее!
   Обнаружив этот скорбный факт, я немедленно позвонила супругу на мобильный, намереваясь высказать все накопившиеся претензии из-за загубленного на корню отпуска, но его телефон оказался вне зоны действия сети. Видимо, мою реакцию он предвидел и принял превентивные меры.
   Поднявшись в номер и дождавшись принесенных человеком в униформе вещей, я потихоньку выскользнула в коридор и отправилась к стойке регистрации с твердым намерением за любые деньги получить одноместный номер, однако портье с милой улыбкой объяснил мне, что сейчас - сезон, и пансионат просто трещит по швам, силясь вместить огромное количество желающих отдохнуть.
   Даже помахивание перед его носом зеленой купюрой никакого действия не возымело. Портье как завороженный следил за перемещениями американского президента в процессе моих манипуляций, но комнаты мне так и не предоставил.
   Вернувшись в номер я поняла, что допустила огромную ошибку, оставив его на пятнадцать минут в полное распоряжение Инги. Все вешалки в шкафу и две трети ящиков уже были заняты ее вещами, а довольно вместительная полка в ванной - всевозможными бутылочками, тюбиками и баночками.
   Сжав зубы, я широким жестом отодвинула в сторону все эти достижения косметической промышленности и решительно стала заполнять освободившееся место своими, не менее многочисленными, запасами. Те же действия по расчистке плацдарма я произвела и в шкафу, в результате чего в качестве трофея захватила даже на одну вешалку больше, чем оставила Инге.
   О том, кто какую кровать будет занимать, дискуссии не возникло: возвратившись в комнату после операции по зачистке занятых врагом территорий, я обнаружила Ингу, уже лежащую поверх покрывала на кровати, ближней к балкону. Спорить с таким выбором я не стала, решив быть милостивой и злорадно вспоминая про лишнюю вешалку.
   Посидев немного на балконе, мы пошли обедать. Столовая в пансионате была огромной, но практически все расставленные там многочисленные столы были заняты. Видимо, портье действительно не врал. Поджидавший нас у двери распорядитель любезно подвел нас к единственному незанятому столику и объявил, что в ближайшие две недели он будет в полном нашем распоряжении.
   Кормили здесь совершенно волшебно! Подойдя к столам, на которых теснились всевозможные блюда с салатами и гарнирами, пузатые кастрюли с несколькими видами супов и подогреваемые подносы с минимум десятью вариантами вторых блюд, я поняла, что после этого отдыха мне надо будет либо сменить гардероб, либо сесть на жесточайшую диету. Да, поесть я любила всегда!
   Мы брели, еле передвигая ноги, обратно в номер. Бороться с желанием попробовать все, что было представлено на шведском столе, мы были не в силах, поэтому сейчас чувствовали себя питонами, проглотившими небольшую стайку кроликов. Хорошая и обильная еда на некоторое время примирила меня с мыслью о том, что мой долгожданный отпуск безвозвратно загублен, и мне даже стало казаться, что, возможно, не все так ужасно и беспросветно.
   Кому-то алкоголь помогает разглядеть в окружающих людях их самые светлые стороны, а мне - еда. Если меня постоянно много и вкусно кормить, то, наверное, я стану самой человеколюбивой женщиной на земле. Толстой, но доброй.
   Поэтому к моменту, когда мы, наконец, доползли до своего номера, я Ингу уже почти любила.
   Она пошла на балкон, вооружившись каким-то, судя по аляпистой обложке, женским романом и сигаретами, а я решила вздремнуть. И не надо хвататься за голову! Могу я, в конце концов, хотя бы на отдыхе расслабиться?
   Проснувшись, я ощутила, что люблю жизнь еще сильнее, чем после обеда: я сыта, выспалась, впереди - ужин и куча свободного времени. Никуда не надо спешить, суетиться, стоять в пробках, а можно две недели думать только простые и приятные мысли, есть, спать и улучшать свой внешний вид. Возможно, что к вечеру я даже прощу своего мужа!
   Я накинула халат и вышла на балкон. Приоткрыв рот и уронив на пол роман, Инга спала, сидя в кресле. Я даже подавила в себе желание броситься в комнату за пледом, чтобы укрыть ей ноги! Вот что хороший обед и сон с людьми делают!
   Мы очень дружелюбно поболтали о том, какие нам стоит выбрать процедуры, обе сошлись на тайском масляном массаже, стоун - терапии, таласо - терапии и токах Дарсонваля.
   За ужином мы бесчинствовали еще сильнее, чем за обедом, поскольку отдельный столик занимали бесчисленные подносы со свежайшей выпечкой, один только вид которой вызывал у меня повышенное слюноотделение. А уж вкус!
   Напихав в благоразумно захваченный Ингой пакет всевозможных плюшек, которые не смогли съесть на месте, мы, вальяжно переваливаясь с боку на бок, решили обойти территорию пансионата, чтобы "немного растрястись перед сном". Главное в нашем деле уговорить саму себя!
   Сделав небольшой круг, мы вернулись к себе, где закончили наш первый день пребывания здесь бутылочкой белого Мартини под унесенную из столовой выпечку.
   Примерно также прошли два следующих дня, только к чревоугодничеству и здоровому послеобеденному сну добавились еще процедуры, которые мы посещали между завтраком и обедом.
   Инга оказалось вполне комфортной компаньонкой, и я испытывала даже небольшое чувство вины оттого, что так недружелюбно была настроена вначале отдыха. Она оказалась совершенно неболтливой, хотя раньше, периодически встречая ее на всевозможных днях рождениях наших общих друзей, я была уверена, что такой трещотки как она, белый свет не видывал. Наверное, ту дело было и во мне тоже, так как я сама не очень общительна. И, скорее всего, основной причиной было то, что мы были совершенно разными людьми с практически не соприкасающимися интересами.
   Инга не работала в своей жизни ни одного дня, выйдя замуж за Славика еще учась в институте. Потом сразу пошли дети, и необходимость в самореализации как-то сама собой отпала. Очень многие наши знакомые говорили ей тогда, что нельзя рассчитывать на то, что тылы всегда будут прикрыты мужем, и хоть немного поработать, чтобы иметь хотя бы трудовую книжку и минимальный стаж, необходимо. Инга слушала, улыбалась, кивала головой и продолжала сидеть дома. Как потом выяснилось, все же ставку она сделала правильно, так как Славик оказался очень надежным и верным семьянином.
   Возможно, за ним и числились какие-то грехи, но на его семейной жизни они никоим образом не отразились. За это Славика можно представлять к награде, но и полностью отрицать Ингину заслугу в том, что очаг продолжал пылать, не стоит.
   Не смотря на то, что мое отношение к Инге не всегда было добрым, я отдавала ей должное за то, какой она была хозяйкой. Их квартира всегда сияла, холодильник был набит продуктами, обед или ужин всегда к нужному часу появлялся на столе, дети были ухожены, рубашки поглажены, а она сама - одета, причесана и накрашена. Вот такая идеальная домохозяйка. Поэтому стремление Славика всегда возвращаться домой, к жене после любых загулов, вполне понятно и объяснимо. Все же, как показывает практика, с определенного возраста для мужчины комфорт в большинстве случаев оказывается важнее любви.
   Я же, в отличие от Инги работала всю свою сознательную жизнь. И, как следствие, не была идеальной хозяйкой, матерью и женой. Правда, значительно преуспела в покорении карьерных высот и создании материальной базы. Я мнила себя жуткой интеллектуалкой и поэтому априори считала, что с Ингой у нас общих тем для разговоров нет и быть не может.
   Встречаясь с ней в компаниях, я, конечно, могла перекинуться с ней парой общих фраз о детях или новом средстве от морщин, но так, чтобы вести с ней длительные беседы...
   Мой супруг знал Ингу значительно лучше, так как был частым гостем в их доме. Также он знал особенности моего характера, среди которых была некоторая заносчивость. Он много раз пытался проводить со мной воспитательные беседы, направленные на ломку поставленных барьеров и выработанных стереотипов, но обычно его усилия пропадали втуне.
   Видимо, видя, что обычные методы против меня бессильны, они вместе со Славиком, которого тоже печалило такое положение вещей, решили устроить мне шоковую терапию. С большим удовольствием они бы засунули нас на необитаемый остров, но за отсутствием такового в непосредственной близости от Москвы, выбрали более гуманный вариант - этот пансионат.
   Как бы то ни было, но за три дня пребывания вместе, объемных общих тем для обсуждения мы с Ингой так и не нашли. Конечно, мы за бутылочкой Мартини обсудили общих знакомых и знакомых их знакомых, преимущества фруктовых пилингов перед пилингами на основе косточек, поделились обстоятельствами аварий, в которые попадали, и прочими незначительными мелочами.
   Смотреть сериалы, сидя в номере нам тоже скоро наскучило и мы нашли единственный способ, который смог бы развлечь нас обеих: мы выбрали, сидя за завтраком, одинокую женщину из вновь прибывших, и решили проследить, чем она будет заниматься все время, пока мы сможем ее наблюдать.
   Мы даже устроили небольшой тотализатор: Инга высказала предположение, что она будет ходить на процедуры, купаться в бассейне и читать в номере книги, а я предрекла, что новенькая, как только освоится, попытается завести роман.
   Тут надо сказать, что оглядевшись вокруг внимательней, мы обнаружили достаточно большое количество мужчин за столиками в столовой, которые, судя по всему, пребывали в гордом одиночестве.
   Для меня это явилось большой новостью: уж кого - кого, а одиноких мужчин я в пансионате подобного толка встретить никак не рассчитывала. Хотя, поразмыслив, я пришла к выводу, что их присутствие здесь вполне закономерно. В наши дни мужчины тоже начали следить за своей внешностью и СПА - процедур не чураются. Но подвергаться омолаживающим воздействиям в присутствии жены или любовницы им не позволяет чувство стеснения: все же наш народ не достиг еще того уровня цивилизованности, чтобы спокойно и без насмешек воспринимать желание сильной половины человечества выглядеть моложе своих лет. У нас это всегда считалось женской прерогативой. Посему эти мужчины говорили, видимо, что едут на научную конференцию, а сами отправлялись на две недели подправлять морщины и убирать мешки под глазами, чтобы потом явиться миру обновленными, ни дать ни взять, Афродитами из морской пены. Научные конференции очень полезны для здоровья и внешнего вида!
   Этим наблюдением и объяснялся мой здоровый цинизм в отношении женщины, прибывшей сюда тоже в одиночестве.
  
   Новое развлечение захватило нас не на шутку: во-первых, это была свежая струя в нашей, уже начавшей становиться рутинной, пансионатной жизни, а, во-вторых, тут были сразу и шпионские страсти и страсть к подглядыванию за чужой личной жизнью. И не говорите мне, что данный интерес присущ не всем представительницам женского пола, а только самой испорченной ее части!
   Поскольку территория нашего теперешнего обиталища была довольно скромной, и мест, где тусовались все его жители, было немного, то осуществление задуманной слежки не представляло особого труда. Нам совершенно не обязательно было сидеть в засадах, вооружившись приборами ночного видения, и не надо было менять внешность и одежду, достаточно просто было посещать все имеющиеся тут общественные места, а не сидеть у себя в номере. Что мы и сделали.
   Дамочка, выбранная нами в качестве подопытного экземпляра, представляла собой среднестатистическую женщину. Выбор был сделан вполне осознанно, чтобы полученный результат тоже можно было считать наиболее вероятным в предложенных условиях.
   Возраст ее мы определили в районе тридцати пяти и дали ей подпольную кличку Кэт, видимо, ассоциируя ее почему-то с небезызвестной радисткой.
   Внешность Кэт имела вполне тривиальную: не красавица, не уродка, роста чуть выше среднего, стройная, крашенная под блондинку. Макияж умелый и умеренный, гардероб вполне пристойный. Достойный для проведения исследований экземпляр.
   Наблюдения мы начали на следующий день, за завтраком. Кэт, в отличие от нас, ограничилась двумя йогуртами и чашкой кофе. Инга завистливо заметила, что объект поедает свои йогурты излишне манерно, а я добавила, что она так мало есть наверняка для того, чтобы пустить мужикам пыль в глаза своей изысканностью, а вернется в номер и натромбится булками. Мы никого обманывать не собирались, и поэтому наш столик еле вмещал большое количество всяких тарелочек, мисочек и блюдечек.
   Объект допила свой кофе ("Небось, без сахара!" - не унималась Инга), аккуратно приложила салфетку к нетронутой помаде на губах и направилась к выходу. Следовать за ней мы не стали, так как поедание йогуртов занимает значительно меньше времени, чем пяти булок, тарелки каши и трех бутербродов. Мы, как опытные шпионы, знали, что никуда она не денется, и в следующий раз мы сможем найти ее в главном корпусе на процедурах.
   Так оно и случилось: на обертывании мы лежали на соседних столах. Еще раз убедившись, что с фигурой у Кэт никаких проблем нет, мы оставили ее в покое до обеда.
   Расслабленные и довольные после процедур, мы решили немного походить, чтобы скоротать время до обеда. Мы вышли за ворота и углубились в небольшой лесок, росший сразу же за забором пансионата. День был теплым и ясным, по тропинкам бегали солнечные зайчики, пахло нагретой хвоей, грибами и сырыми листьями. Было очень приятно молча неторопливо бродить по протоптанным сотнями отдыхающих дорожкам, поддевая носком кроссовки лежащую пластами прошлогоднюю хвою. Правда, по мере углубления в лес нас начали донимать комары, поэтому неспешную прогулку пришлось свернуть и выбираться опять на опушку легким галопчиком. Но дело было сделано - время до обеда нам удалось убить.
   Когда мы зашли в столовую, объект был уже на месте, он оставался таким же умеренным в еде, как и за завтраком. В тот момент, когда мы плюхнули на стол свою первую перемену блюд, Кэт пила из чашки бульон. Работая ложками, мы внимательно следили за этой процедурой. Ага, есть! Я тихонько толкнула Ингу локтем и кивнула в сторону подопытной: она из-за чашки бросала частые взгляды в сторону сидящего напротив нее за соседним столом мужчину. Мужчина тоже в долгу не оставался и взгляды возвращал.
   Я победно посмотрела на Ингу.
   - Ну, что я говорила?
   - Это еще ничего не значит! - неуверенно парировала та. Она еще надеялась не только получить мои сто долларов, на которые мы поспорили, но еще и сохранить свои. Наивная!
   - Еще как значит! Вот увидишь, сегодня в баре последует продолжение.
   - Все-то ты знаешь, - произнесла Инга с непонятной интонацией.
   - Все - не все, а кое-какой опыт имею! - самодовольно произнесла я.
   Кэт во время нашей беседы ковыряла вилкой какие-то непрезентабельного вида овощи, видимо, приготовленные на пару, и продолжала кидать быстрые взгляды на мужика. Просто пинг-понг какой-то!
   На самом деле я несколько приукрасила окружающую действительность, сказав Инге про имеющийся у меня опыт. Я в этой жизни была скорее наблюдателем, чем участником. Бог меня мозгами не обидел и поэтому довольно рано я начала понимать, что учиться на чужих ошибках значительно более выгодно, чем набивать шишки самой. Тоже мне, откровение, можете сказать вы. Да, соглашусь, совсем не откровение, но! Вы много встречали людей, которые следуют этой прописной истине? Немного! А я следую.
   Я рано вышла замуж и могу теперь сказать, глядя с вершины своего жизненного опыта, что мне в семейной жизни крупно повезло.
   Наблюдая за взлетами и падениями окружающих меня людей, я постоянно приходила к выводу, что, может, мою жизнь кто-то и сочтет скучноватой, но уж несчастливой он ее точно назвать не сможет. Потому, что я четко усвоила для себя одну истину: "Надо хранить то, что имеешь". В погоне за какими-то эфемерными удовольствиями и сильными ощущениями велика вероятность потерять главное и остаться ни с чем. Можно переперчить свою жизнь так, что ее просто нельзя будет есть.
   Поэтому, конечно, жизненный опыт у меня есть, но он целиком и полностью основан на чужих историях. Хотя от этого он не становится менее ценным. Я могу даже, со свойственной мне скромностью, сказать, что я знаю жизнь. Не верите? Но я же была права!
   В моем институтском дипломе в графе "Специальность" значится "Инженер", но к тому моменту, когда я окончила институт, работать по специальности мне было просто негде. Все НИИ к тому времени уже приказали долго жить, а единственный продержавшийся до последнего институтского года завод "Сапфир" не дотянул буквально несколько дней до моего выпуска в качестве дипломированного специалиста, и капитулировал под натиском желающих получить его внушительные площади в аренду под автосалоны и мебельные магазины.
   Моя судьба, которая всегда была ко мне более, чем благосклонна, рассудила, что самым приличным местом в середине девяностых можно считать банковскую сферу, и послала меня туда.
   Я хоть и не была специалистом в данной области, но быстро прижилась и начала делать даже некоторые успехи.
   Попала я в банк, который был в некотором роде совершенно уникальным: такого бардака во всех смыслах этого слова, наверное, в то время уже было не сыскать.
   По количеству всевозможных пьянок и гулянок на душу работающего в нем населения банк превышал самые высокие статистические показатели раз в десять.
   А где много алкоголя и много свободных молодых людей обоего пола, там, соответственно, нет недостатка в быстро возникающих, и также быстро прекращающихся романах.
   Я - человек малопьющий, но считала своим долгом присутствовать практически на всех стихийных и заранее организованных мероприятиях. Быть единственным трезвым человеком в огромной пьяной компании - дело не очень приятное, но я быстро привыкла к этому неудобству и даже научилась извлекать из него некоторую пользу. Пользой, конечно, назвать это можно было с большой натяжкой, но для меня она была вполне адекватной моим моральным страданиям.
   Я добывала информацию, чтобы потом на ее основе сформировать еще немного уже своего жизненного опыта.
   Как я это делала? Сразу хочу сказать, что пыток не применяла, допросов не устраивала, исключительно путем личного обаяния. И скромности!
   Не знаю почему, но меня очень часто выбирали разные люди, но для одной роли - роли жилетки. Особенно под воздействием больших доз алкоголя совершенно не знакомые, малознакомые и очень знакомые люди начинали вываливать на меня без особых просьб с моей стороны огромные дозы всевозможных откровений, зачастую носящих более чем интимный характер. Я никого не вынуждала, но и не останавливала. Выслушивала, иногда давала советы, которые, правда, в следующую же секунду забывались осчастливленными моей мудростью собеседниками.
   Потом эта информация мною перерабатывалась, и на ее основе делались соответствующие выводы, которые приобщались к копилке моего жизненного опыта.
   Поэтому я знаю миллион любовных историй, рассказанных от первых, вторых и даже третьих лиц. Не все они уникальны, но абсолютно все очень познавательны.
   Вот эти знания и позволили мне сделать предположение, которое с большой долей вероятности даст мне возможность выиграть наш с Ингой спор. Не более того.
   Кое-как дождавшись ужина, мы влетели в столовую среди первых, самых голодных посетителей. Стол Кэт пустовал, как и пустовал стол того мужчины, с которым она перемигивалась за обедом. Мы ощутили некоторое разочарование, но даже оно не смогло отвратить нас от разносолов, в изобилии представленных здешними поварами.
   Навалив по большой тарелке всяких яств, мы принялись методично их уничтожать. Когда мы уже были готовы приступить к десерту, в столовую вошли они. Да-да, они. Они пришли вместе. Он галантно отодвинул ей стул и проследовал на место своей дислокации.
   Мы с Ингой, не переставая жевать, уставились на их молчаливое переглядывание и перемигивание.
   Кэт, изящно накалывая на вилку листы салата без заправки, установила практически постоянный визуальный контакт со своим визави за соседним столиком. Мужчине это было сделать значительно тяжелее, так как он еще параллельно пытался бороться с курицей, лежавшей у него на тарелке, но ничего, он тоже справлялся, и даже умудрялся доносить до рта кое-какие куски.
   - Нет, ну ты это видела? - возмущенно прошептала Инга.
   - Я не удивлена, - как о само собой разумеющемся прошептала в ответ я, - вполне логичное развитие событий.
   - Ну это даже как-то неприлично.
   - Инга, не будь ханжой, что ты тут неприличного нашла?
   - Он же просто ест ее взглядом!
   - Подожди, скоро взглядом раздевать начнет. Вот тогда будет неприлично.
   Инга укоризненно посмотрела на меня и ничего не ответила.
   - Думаю, продолжение марлезонского балета мы сможем наблюдать сегодня вечером в баре.
   - Ты уверена? Может, они гулять пойдут?
   - Не пойдут, - тоном все повидавшего в жизни человека продекларировала я, - они обязательно сегодня пойдут выпивать, вот увидишь. Доедай скорее, нам еще переодеться надо в номер зайти.
   Мы по-быстрому запихали в рот оставшуюся на тарелках еду и побежали, насколько это было возможно после такого сытного ужина, наводить красоту для выхода в свет.
   Бар был небольшим и довольно уютным: темная массивная мебель, полумрак, барная стойка и танцпол. Мы взгромоздились на высокие стулья у стойки, заказали по коктейлю и принялись ждать.
   Нам уже два раза успели поменять пепельницу и налить по три коктейля, а голубки не торопились появляться. В глазах Инги, взбодренной алкоголем, стали появляться насмешливые искры, а я, в свою очередь, начинала мысленно формулировать отговорки для спасения своего реноме. Я уже почти была готова представить их перед победно распрямившейся на стуле Ингой, когда дверь открылась и вошли они.
   Кэт была сногсшибательна! Вот это я понимаю, женщина на отдых приехала! Мне даже в голову не пришло засунуть в свою сумку вечернее платье с голой спиной. Весь мой гардероб составляли майки и джинсы. Но наш объект был более дальновидным, и теперь нашему взору открывалась мускулистая загорелая спина, перечеркнутая крест - накрест двумя тонюсенькими полосочками черной ткани.
   Правда, кавалер немного подкачал. Он, видимо, был из той же породы, что и мы с Ингой, поэтому был принаряжен в джинсы и светлую рубашку. Вообще он был мужчиной так себе: и росту маловато, и живота многовато, да и волосы редковаты. Но каждому свое. Его мы окрестили Мюллером, на Штирлица он все же не тянул.
   Мюллер, оставив свою даму поражать нас роскошеством ее платья, отправился к барной стойке и заказал себе графин водки, а даме - шампанское и конфеты. Мы внутренне не одобрили его выбора, но, естественно, промолчали.
   Сидеть без дела, чтобы не вызывать подозрений, мы не могли, а коктейлей на сегодня было достаточно, поэтому пришлось перейти на кофе. После ужина и алкоголя нас стало неудержимо тянуть в сон, а дальнейшего развития событий мы пропустить никак не могли, поэтому необходимо было принять допинг.
   Пока мы проводили передислокацию от стойки бара до соседнего с голубками столика, там события развивались крайне стремительно. Мюллер беспрестанно подливал даме шампанского, сам пил водку и постепенно придвигался к ней все ближе и ближе. При этом он что-то ворковал ей на ухо.
   Инга сосредоточенно следила за происходящим.
   - Как ты думаешь, что он ей говорит?
   - Думаю, рассказывает о своей непростой семейной жизни.
   - С чего ты взяла?
   - Знаю. Душа у него тонкая, ранимая. Жена - ограниченная мещанка. Дети - исчадия ада. Так и живет он непонятый и всеми используемый в их личных корыстных целях.
   - А зачем он ей все этого говорит?
   - Как зачем? Чтобы потом сказать, что только в ней он чувствует родственную душу, способную оценить всю тонкость его души.
   - А...
   - Ну да. Потом обязательно последуют подробности о том, что он бы рад послать к черту всю эту гнусную семейку, но по каким-то мотивам, требующим непременно благородства и самоотречения, не может. Но обязательно оставит небольшую надежду на то, что в скором времени эти обстоятельства могут исчезнуть, и "оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и - свобода!"
   - Господи, ну неужели они все такие?
   - Большинство.
   - Славик не такой!
   - Конечно, нет! - поспешила я ее заверить, - совсем не такой!
   Пока я занималась обличением мужчин, за соседним столиком начинал образовываться настоящий интим: Мюллер уже вплотную подсел к Кэт и обнимал ее за плечи. Она делала вид, что все совершенно нормально и знай себе попивала шампанское.
   - Как думаешь, он ее сегодня в койку потащит? - спросила прозаичная Инга.
   - Думаю, сегодня нет. А вот завтра - возможно.
   - Почему?
   - Судя по количеству выпитого, они с трудом до корпуса сегодня дойдут.
   Мюллер уже поглаживал Кэт рукой по оголенной спине. Инга отодвинула от себя чашку с недопитым кофе и сказала:
   - Пошли спать, пока тут танцы с шестом не начались. Не могу на это смотреть!
   Мы расплатились и покинули бар.
   После трех чашек выпитого в баре кофе мы долго не могли заснуть и поэтому почти проспали завтрак. Допустить это никак было невозможно, поэтому, успев натянуть какие-то вещи, мы, как были, нечесаные и некрашеные, ринулись в столовую.
   Голубки завтракали уже за одним столом, видимо, договорившись с соседкой Кэт. Мюллер выглядел из рук вон плохо, ковырял вилкой яичницу из двух яиц и не отрывал взгляда от дамы. Если так будет продолжаться, то все усилия косметологов по возвращению ему былой молодости сойдут на нет.
   Дама на удивление была свежа как майская роза, она поедала свои йогурты и ласково улыбалась Мюллеру.
   Весь день мы занимались своими делами и готовились к вечеру - сегодня должен был решиться наш спор. Но, поскольку, все уже было практически понятно, то я предвкушала небольшое обогащение, а Инга мысленно прощалась со своей американской валютой.
   Для того, чтобы результаты нашего тотализатора не могли быть оспорены ни одной из сторон, мы выяснили у портье, в каком номере остановилась Кэт и вычислили, куда должны выходить ее окна.
   После ужина мы заняли наблюдательный пост на скамейке, откуда открывался замечательный вид на комнату Кэт. Мы молча курили и напряженно всматривались в начинающую сгущаться темноту.
   - Где они? Ужин давно закончился? - с надеждой спросила Инга. Она все же очень не хотела расставаться с проспоренной суммой.
   - Подожди, они сейчас, наверное, в баре.
   - Как в баре? Нам что ту, полночи сидеть?
   - Успокойся, они только по стаканчику для храбрости выпьют и уйдут.
   Не успела я закончить фразу, как до наших ушей донеслось жеманное хихиканье, и в следующий момент под фонарем мы разглядели нашу парочку. Они были немного навеселе, он держал ее за талию и что-то тихо говорил, а она немного неестественно смеялась. Видимо, он шутил.
   Мы, как по команде, уставились на окна второго этажа, где через некоторое время по моим подсчетам должен был зажечься свет.
   Так и произошло. Мы отчетливо видели, как они зашли в комнату, потом слились в поцелуе, а потом она подошла к окну и задернула шторы. Через некоторое время свет погас.
   Некоторое время мы продолжали молча курить. После того, как погас свет, Инга с какой-то мечтательно - завистливой интонацией произнесла:
   - В койку поволок...
   Мне оставалось только удивленно поднять брови.
  
   Мы вернулись в свой номер и расположились на балконе. После всех потрясений сегодняшнего вечера нам просто необходимо было выпить. Инга после своей удивительной фразы не произнесла больше ни слова. Я объяснила это грустью от расставания с долларовой купюрой и не приставала.
   Разлив по стаканам Мартини, мы закурили и уставились в ночь. Нельзя было сказать, что мы просто задумчиво рассматривали непроглядную темень. Вокруг корпусов и по дорожкам были везде понатыканы фонари, которые ночью мешали спать. Их свет выхватывал из темноты желтые круги, в которых беззвучно роились большие ночные бабочки и другая живность. Картина была вполне умиротворяющая и я потихоньку начала засыпать.
   Из дремоты меня вырвал голос Инги.
   Очень задумчиво и грустно она произнесла:
   - Послушай, а у тебя никогда не возникает чувства, что ты пропускаешь в жизни что-то важное?
   Черт, нашла время для философских пассажей!
   - Нет.
   - А у меня возникает. Как будто жизнь проходит мимо, протекает, как река, а я стою на берегу и гляжу на нее со стороны.
   - Инга, опомнись, что за чушь ты несешь?
   - Почему чушь? Что я в жизни видела? Институт, а потом дом. Представь, каждый день я, как белка, бегаю по кругу. Каждый день похож один на другой, эти дни сливаются в недели, недели в месяцы. Они похожи и совершенно неотличимы друг от друга. Я никогда не могу сказать, когда что-то произошло, месяц или год назад.
   Я была удивлена, причем не только смыслом и манерой изложения, но и интонацией своей собеседницы. Чувствовалось, что это не сиюминутная мысль, а давно и тщательно продуманная.
   Но я, как страстная нелюбительница всяких разных розовых слюней и голубых соплей, решила оставить разговор в деловом русле.
   - И чего же тебе не хватает?
   - Острых ощущений, драйва. Моя жизнь пресная и неинтересная.
   - Послушай меня, дорогая моя Инга, ты даже представить себе не можешь, как нам с тобой повезло.
   - В чем? - горько спросила она.
   - Да во всем! У нас с тобой замечательные мужья, удачные дети, крепкие семьи. Все, слава Богу, здоровы. Что тебе еще нужно?
   - Но ведь нечего даже вспомнить будет перед смертью!
   - Эх, Инга, ты даже не можешь себе представить, какой иногда ужасный конец могут иметь любовные истории! Думаю, что люди, которые испытали подобное, много бы отдали за то, чтобы никогда подобного не испытывать, а жить твоей пресной жизнью. Африканские страсти! Тебе, безусловно, будет что вспомнить перед смертью, только большой вопрос, захочешь ли ты это вспоминать!
   - Да брось ты. Ты просто сама такая, вот и пытаешься уговорить себя, и меня заодно, что все замечательно, ничего другого не надо, страсть - это плохо, приключения - опасно. А сама, небось, тоже бы не отказалась оказаться на месте Кэт.
   - Ах вот, что тебя так разобрало-то. Он же Мюллер!
   - Да не в этом дело, Мюллер он, или пастор Шлагг, какая разница. Главное, что это - приключение, адреналин, перец, а не твоя скучная преснятина.
   - Ну хорошо. Если ты не хочешь слушать мои доводы, послушай факты, а выводы сделаешь сама. Я расскажу тебе несколько историй, которые произошли с моими знакомыми. Там было все: и любовь, и адреналин, и страсти. Только конец у всех плохой. Я расскажу, а ты решишь, нужны тебе такие приключения, или дома спокойней.
   - Хорошо, давай!
   Мы налили еще по стакану, я закурила очередную сигарету и начала рассказывать.
  
   Катя пришла работать в банк практически сразу после его организации, то есть в начале девяностых. Она не имела никакого специального образования, но очень хотела овладеть какой-нибудь финансовой специальностью. Это было делом будущего, а пока ей удалось занять должность секретаря заместителя Председателя. В ее обязанности входили очень много разных вещей: носить ему кофе, составлять план встреч, печатать документы, бегать по банку, собирая нужные подписи, складывать бумаги в определенном порядке и поливать цветы в приемной.
   Поскольку ее рабочее место находилось в эпицентре круговорота банковской жизни, то со всеми новыми сотрудниками Катя знакомилась в числе первых. Она даже иногда выступала экспертом в этой области: стоя в очереди в столовой ей периодически приходилось отвечать на заданные на ухо вопросы "А кто вот тот мужчина?" или "Ты не знаешь, что это за женщина?" с последующим кивком головы в сторону заинтересовавшего объекта.
   Стаса она отметила сразу же после того, как он впервые появился в приемной. И хотя вид он имел вполне растерянный и испуганный, от Катиного наметанного глаза не укрылись ни его фигура, ни симпатичное лицо, ни блондинистые кудри. А напряженность объяснялась очень просто: вызов к зампреду, особенно самый первый, всегда большой стресс для нового сотрудника. Она видела отражение подобных эмоций на лицах коллег не единожды, и уже давно привыкла к этому.
   Зампред был человеком молодым, веселым и простым в общении, поэтому после первого к нему визита люди расслаблялись и в следующий раз появлялись в приемной уже в нормальном расположении духа.
   Стас был в ее комнате частым гостем, так как руководил достаточно серьезным проектом, который зампред держал на личном контроле.
   Кате он явно нравился, поэтому в каждый его визит в ее вотчину она старалась обратить на себя его внимание: то пыталась развлечь его разговорами, чтобы скрасить томительное ожидание приглашения в кабинет, то поила его хозяйским кофе, то просто, занимаясь своей работой, бросала на него многообещающие взгляды.
   Однако Стас был всегда приветлив, вежлив, общителен, но совершенно равнодушен.
   К каким только уловкам не прибегала Катя, чтобы сразить его наповал: и гардероб обновила, включив в него как можно более короткие юбки и как можно более глубокие вырезы, сменила прическу и цвет волос. Ничего не брало непробиваемого мужика.
   Да, у Кати была проблема: она имела неплохую фигуру, но совершенно непримечательную внешность. То, что она была натуральной блондинкой, ей совершенно не помогало, а наоборот, мешало, делая ее лицо абсолютно бесцветным и непривлекательным. Небольшие глаза, обрамленные светлыми ресницами, маленький рот и острый подбородок делали ее похожей на мышь. Катя хорошо осознавала свои недостатки и пыталась научиться их, по возможности, скрывать, но все равно, макияж не панацея, и даже накрашенной она выглядела довольно скромно.
   Девушка понимала, что такой красавчик, как Стас вряд ли обратит на нее внимание по своей воле, поэтому решила во что бы то ни стало заставить его переменить к ней свое отношение.
   Как это сделать, Катя пока точно не знала и решила полностью положиться на свое женское чутье и интуицию, которые иногда служили ей хорошую службу.
   Катя не могла похвастаться большим разнообразием своей личной жизни, в которой был всего один роман, в институте. Никакого логического продолжения он не имел, поэтому уже несколько лет Катя была абсолютно свободна, независима и томима желанием завести семью и детей.
   До недавнего времени она жила вместе с сестрой, мамой и папой в родительской квартире, сидя, практически, друг у друга на головах, но потом свершилось чудо и им по очереди, совершенно бесплатно, выделили однокомнатную квартиру в новом районе на окраине города. Родители, видя, что их старшая дочь совершенно не пользуется успехом у представителей сильного пола, единогласно решили отдать эту квартиру Кате, чтобы повысить ее ставки на рынке невест. Да, как это ни печально, в нашей стране отдельная квартира может резко украсить даже самую уродливую женщину, а ее отсутствие - свести на "нет" многочисленные достоинства записной красотки.
   Таким образом Катя переехала в собственную квартиру. Правда, новый район, где она теперь жила, был настолько новым, что не имел поблизости ни одной станции метро, а до ближайшей надо было долго ехать на автобусе по запруженному огромным количеством транспорта единственному узкому шоссе. Однако игра стоила свеч! Катя получила полную автономию. Теперь никто не учил ее жить, не критиковал ее манеру одеваться и не советовал, что ей делать. Особенно радовал тот факт, что ее перестали упрекать в том, что она - неряха и лентяйка.
   Да, что правда, то правда, Катя действительно была патологической неряхой. Поэтому ее квартира представляла для человека постороннего довольно неприглядное зрелище: все поверхности толстым слоем покрывала пыль, везде было разбросано вперемешку чистое и грязное белье, весь гардероб размещался на спинках стульев, а на кухне громоздилась гора немытой посуды. Все это безобразие завершалось неубранной кроватью с бельем сомнительной свежести. Казалось бы, молодая женщина не может жить в подобных условиях, такой свинарник характерен, скорее, для квартиры холостяка, но Катю подобное положение вещей совершенно не смущало - она считала это нормальным и просто его не замечала.
   Когда ей надо было что-то надеть, она просто выуживала из-под завалов нужный предмет, встряхивала его и гладила. Если на вещи обнаруживалось пятно, она сначала пыталась отскоблить его ногтем и, если не удавалось, только после этого клала в стирку, где вещь могла лежать еще несколько месяцев.
   Правда, стоило отдать Кате должное, при всей своей неаккуратности, выглядеть ей удавалось всегда опрятно.
   Однажды, выходя после работы их банка, Катя на ступенях наткнулась на Стаса. Она подошла к нему.
   - Привет, а ты тоже домой? Пошли вместе?
   Стас начал мяться:
   -Да нет, я пока не иду. Езжай одна, как-нибудь в другой раз вместе поедем.
   Дальше продолжать разговор смысла не было. Катя улыбнулась, чтобы он не понял, насколько неприятен ей был его отказ, попрощалась, и направилась к метро. Перейдя улицу, она спряталась за продуктовой палаткой так, что ей открывался хороший обзор на банковский подъезд. Она видела, что Стас продолжал стоять на ступенях, явно кого-то ожидая. Он как-то излишне нервно курил и смотрел на дверь. Из нее выходили по одному или группками сотрудники, кивали головами, прощаясь, и направлялись в разные стороны. Кто-то подходил к Стасу, но задерживались недолго, видимо, получая такой же отказ, какой до них был получен Катей.
   Прошло уже больше получаса с тех пор, как Катя заняла место на своем наблюдательном пункте. Она начала мерзнуть, но все равно продолжала наблюдать, решив во что бы то ни стало выяснить, кого так упорно дожидается интересующий ее объект. Поток покидающих рабочие места сотрудников практически иссяк, а Стас продолжал стоять на крыльце. Катя смотрела на него из своего укрытия, не уставая восхищаться тем, насколько он красив, строен и привлекателен. Наконец, Стас, видимо, увидел того, кого столько времени ждал: сначала он весь вытянулся в струнку, а потом бросился к двери, чтобы ее открыть. Катя тоже напряглась, пытаясь на расстоянии разглядеть, кто же сейчас появится в дверном проеме.
   Ее сердце ухнуло и слезы навернулись на глаза: на ступеньки, пройдя через открытую Стасом дверь, выплыла Анжела. "Черт! Мои шансы как никогда близки к отрицательной величине!" - зло подумала Катя.
   Анжела была общепризнанной банковской красавицей. Она имела не только экзотическое имя, но и такую же внешность. В ее облике было что-то восточное: темные большие глаза, матовая смуглая кожа, пухлые губы, длинные черные волосы и гибкое стройное тело. Длинные ноги и высокая большая грудь завершали образ идеальной красавицы.
   Помимо всего прочего, Анжела была далеко не глупа и имела жесткий, почти мужской характер, который был продолжением ее образа независимой амазонки.
   Все мужчины, которые хоть раз ее видели, надолго теряли покой и сон, поэтому то, что Стас стал ее очередной жертвой, Катю совершенно не удивило, хотя, в душе она все же надеялась, что он будет более оригинален в своем выборе. Но нет, чары коварной Анжелы не обошли его стороной.
   Не смотря на свой образ восточной принцессы, Анжела жила далеко не в царском шатре, а в частном доме в Подмосковье, где, кроме нее еще обитали ее мама и малолетний сын, оставшийся после недолгого замужества. Те скромные сведения, которые Кате удалось собрать о личной жизни Анжелы, совершенно не вязались с Катиным представлением о красавице. Говорили, что замужем та была за каким-то местным прощелыгой, который имел большое пристрастие к алкоголю и битью жены после периодических возлияний. Причиной развода также стали постоянные побои.
   Представить себе процесс избивания пьяным гегемоном такой неземной богини Катя совершенно не могла, но злые языки утверждали, что все рассказанное ими - чистая правда, и действительно такие события имели место быть. Возможно, что ими двигала зависть и желание хоть немного подпилить ножки у пьедестала, на котором прочно и надолго укрепилась Анжела, а возможно, что так оно и было. Ибо чем еще можно объяснить, что подобная красотка живет где-то в глуши одна, с матерью и сыном? Тем не менее, факт оставался фактом - Анжела была абсолютно свободна и обратно замуж не спешила.
   Судя по тому, как Стас суетился, то поддерживая ее под локоток, то порываясь взять из ее рук сумку, то, прямо на ходу, пытаясь заглядывать ей в глаза, можно было сделать безошибочный вывод, что он влюблен. Анжела все его прыжки и гримасы воспринимала тоже вполне благосклонно, что заставило Катю ощутить горечь своего полного пока поражения.
   Но она так просто не сдастся! Будет еще и на ее улице праздник!
   Правда, праздник пока не спешил быть в связи с бурным развитием романа Стаса и Анжелы.
   Очень скоро их роман стал достоянием общественности, так как они особо не скрывали своих отношений, появляясь вместе в столовой, на вечеринках и в курилке, и уходя вместе домой. Естественно, они сразу же стали объектами для зависти со стороны как мужчин, так и женщин, поскольку Стас также был участником сладких грез многих сотрудниц банка. Но даже завистники не могли поспорить с тем, что они были необыкновенно красивой парой.
   Некоторое время Стас и Анжела были просто неотделимы друг от друга. Единственное, что могло их разлучить на короткий срок - это необходимость сидеть на работе в разных комнатах. Но и эту преграду они успешно преодолевали, проводя большую часть рабочего времени в курилке.
   Судя по словам, которые иногда проскакивали то у нее, то у него, Анжела переехала жить к Стасу, оставив ребенка на попечение матери. Теперь они не только уезжали вместе, но и приезжали на работу вдвоем, постоянно при этом опаздывая. Поскольку в банке царила достаточно свободная обстановка, то и отношение к вопросам дисциплины со стороны руководства было мягким, а тем более, тут такая любовь!
   Постепенно в банке сложилось мнение, что свадьба уже не за горами, и даже в некоторых кругах обсуждались детали, что подарить и кого пригласят, как вдруг, в один прекрасный день Стас прибыл на работу в одиночестве, так же, как и Анжела.
   И если на ее настроении данный факт никоим образом не отразился, то Стас ходил как в воду опущенный. Потом они порознь посетили столовую, а затем разъехались по домам, не сказав друг другу ни слова. Так продолжалось несколько дней, из чего банковское сообщество удивленно сделало вывод, что между ними что-то произошло, и они разъехались.
   Первой узнала эту сногсшибающую новость Катя. Она, конечно, как и все другие, наблюдала за бурным развитием романа и уже готова была признать себя полностью проигравшей эту, еще даже не начавшуюся, битву. Но кто же мог предположить, что они расстанутся?
   Девушка решила, что теперь настал ее звездный час, и она ни в коем случае не должна упустить его.
   В чем теперь нуждается объект ее страсти? Конечно, в жалости и сострадании.
   Когда Стас появился в приемной, вид у него был такой, как будто он одномоментно потерял всех близких родственников и любимую собаку. Кате даже показалось, что еще немного, и он просто зарыдает, уткнувшись в подголовник дивана для посетителей.
   Она совалась с места и принялась рыться в аптечке, стоявшей в ее закутке на всякий случай. Там, среди бинтов, шприцов и упаковок с активированным углем Катя нашла пузырек с настойкой валерианы, накапала указанное на упаковке количество капель в стакан, залила водой из кулера, и с видом, выражавшим полное и глубокое сочувствие, поднесла Стасу.
   Стас без слов взял из ее рук стакан, понюхал и залпом выпил его содержимое. Катя, решив ковать железо, пока горячее, примостилась рядом на краю дивана, взяла его руку в свою, и начала ее гладить, произнося полным грусти голосом ничего не значащие слова утешения.
   Скорее всего, Стас даже не понимал смысла сказанного ею, но тон, которым она говорила, успокаивал и убаюкивал его. Стало немного легче, хотя, возможно, начала действовать валерьянка.
   Выходя после приема из кабинета, Стас подошел к Кате и сказал "Спасибо". Прозвучало очень прочувствованно.
   Катя решила не останавливаться на достигнутом, и на следующий день, подловив как бы невзначай Стаса в коридоре, предложила ему сходить в кафе, где он сможет выговориться и хоть немного облегчить свое горе. Стас согласился, хотя, как показалось Кате, толком и не воспринял, кто его пригласил.
   В конце рабочего дня Катя специально зашла за Стасом пораньше, чтобы исключить его возможную забывчивость и рассеянность. Мужчины в таком состоянии исключительно непредсказуемы.
   Вцепившись в его рукав, девушка буквально поволокла аморфного Стаса в ближайшее кафе, где усадила за столик и заказала графин водки и мясное ассорти на закуску.
   Налив ему рюмку и вложив в руку бутерброд, она проникновенно произнесла:
   - Стас, я - твой друг, ты можешь полностью мне довериться.
   Механически жуя бутерброд, Стас тупо смотрел сквозь нее.
   - Выпей, Стас, выпей, станет легче.
   Тут его долго упрашивать не пришлось: Катя только успевала подливать водку и делать бутерброды. На шестой или седьмой рюмке в глазах Стаса появилось живое выражение, а слова, хоть и произнесенные в совершенно пьяной развязной манере, полились рекой:
   - Катюха! Она меня бросила! Ты понимаешь! ОНА МЕНЯ БРОСИЛА!!!!!!!
   - Почему? Что произошло?
   - Сказала, что я - хлюпик, зануда и тряпка, собрала вещи и ушла!
   - Нет, Стас, ты не хлюпик, не зануда и не тряпка, это неправда!
   - Я ее так люблю, а она взяла и ушла!
   - Успокойся, вокруг много других женщин, которые считают тебя самым лучшим!
   - Не хочу других, я ее люблю!
   - Стас, ты самый хороший мужчина на свете. Подумаешь, Анжела! Ее тоже муж бил, а она терпела, а теперь строит из себя неземную!
   - Ты правда считаешь, что я хороший? - Стас в первый раз за вечер взглянул на Катю осмысленно, действительно увидев ее, - правда?
   Катя схватила его за руку и, преданно глядя ему в глаза, произнесла:
   - Стас, ты - самый лучший, самый красивый, самый мужественный мужчина на свете! Я готова сделать для тебя все, что угодно!
   - Да?
   - Да, только попроси!
   - Поехали ко мне! Или это не входит в разряд "все"?
   - Поехали.
   Катя подозвала официанта, расплатилась и потащила Стаса к выходу, так как он, как оказалось, ходить уже не мог. Прислонив его к стене дома, девушка стала ловить такси, чтобы если не поехать к нему, то хотя бы отвезти его домой - оставлять Стаса в таком состоянии было совершенно невозможно.
   Наконец, около нее остановилась видавшая виды шестерка, водителя которой не испугало веревочное состояние Стаса. И хотя ходить он почти не мог, но разговаривал вполне адекватно и даже смог назвать точный адрес своей квартиры, куда его надо было оттранспортировать.
   Сидя с Катей на заднем сидении Жигуленка, Стас даже пытался оказывать ей знаки внимания, то погладив по руке, то поцеловав куда-то в область уха, то подержавшись за коленку. Девушка пока не очень понимала, к кому относятся эти ласки - непосредственно к ней или к витающему в его пьяной голове образу Анжелы, однако, твердо решила остаться у него ночевать.
   Кое-как дотащив Стаса до подъезда, она вызвала лифт. На открытие входной двери ушла почти вечность - Стас никак не мог попасть ключом в замочную скважину, но все Катины попытки ему помочь решительно отвергал. Наконец, дверь была открыта, и они вошли в его квартиру.
   Катю сразу поразила необыкновенная чистота, царившая в прихожей: в отличие от ее обуви, вся обувь Стаса была аккуратно, в рядок, выставлена на деревянной полочке, ложечка для обуви висела на специально предназначающемся ей крючке, вся одежда была развешена на плечиках, а на светлом ламинате не было ни соринки.
   Переодевшись в тапочки, Катя пошла на экскурсию по квартире. Она совершенно не была похожа на квартиру одинокого мужчины, правда, возможно, тут чувствовалась еще рука Анжелы, но в Катину душу закрадывались подозрения, что соперница тут совершенно ни при чем. Это Стас такой любитель чистоты и порядка.
   Пока девушка слонялась по квартире, Стас разделся, даже в таком состоянии аккуратно повесив костюм и рубашку на вешалку и убрав в шкаф, и теперь возлежал на широкой разобранной кровати, щелкая пультом от телевизора.
   Катя присела рядом. Некоторое время они молча смотрели на мелькавшие на экране картинки, потом, как будто что-то вспомнив, Стас отложил пульт и положил руку на ее бедро. Далее последовала быстрая подсечка, и Катя оказалась уже лежащей рядом с ним на кровати.
   От него сильно пахло алкоголем, но, тем не менее, его поцелуи были потрясающими. Во всяком случае, так казалось Кате. Потом он неверной рукой попытался ее раздеть, запутался в застежках, и девушке пришлось раздеться самой, чтобы не охладить его пыла, который и так периодически затухал.
   Сам процесс занятий любовью и процессом, по большому счету, назвать было нельзя: Стас постоянно засыпал прямо на ней, и результат так и не был достигнут. Но и произошедшего было достаточно, чтобы Катя окончательно поняла - вот он, мужчина ее мечты!
   Утром проснувшись, Стас был несказанно удивлен, увидев рядом с собой в постели мирно спящую Катю. Но ему было настолько плохо, что вспоминать, откуда она тут взялась, а тем более, было ли что-то между ними или нет, он был не в состоянии. Поэтому Стас, видя, что она тоже открыла глаза, просто пожелал ей доброго утра и ускользнул в ванную.
   В банк они, естественно, приехали вместе, причем Катя сделала все возможное, чтобы это заметило как можно большее число народу: она окликала тех, кто, не глядя, проходил мимо, улыбалась, желала им доброго утра, крепко держа под руку еще не оправившегося от вчерашних и сегодняшних потрясений Стаса.
   Народ удивленно поднимал брови, но его отношение к происходящему Кате было совершенно неинтересно, главное, что все видели, что они приехали вместе!
   Доведя Стаса до двери его комнаты, Катя поцеловала его и предупредила, что в час зайдет за ним перед столовой.
   Стасу было настолько плохо, что обдумывать происходящее, а тем более, сопротивляться, у него не было ни сил, ни желания, поэтому он, как телок на веревочке, последовал за Катей сначала на обед, потом на перекур, а потом и домой. Правда, когда Стас обнаружил, что Катя выходит с ним на одной остановке, он поинтересовался, куда она собирается.
   - Ты тоже тут живешь? Надо же, никогда не думал, что мы живет с тобой на одной станции метро!
   - Нет, я живу совсем в другом месте.
   - А почему же ты вышла вместе со мной?
   - Потому, что я еду к тебе.
   - Ко мне???
   - Да, мы же вчера обо всем договорились.
   Стас категорически не помнил вчерашних договоренностей, но взбодренный выпитой банкой пива, решил, что сейчас ему не помешает женщина, даже такая, как Катя.
   - Поехали. Но с тебя ужин.
   - Хорошо.
   Заехав по дороге в супермаркет, они купили продуктов и отправились в стерильную квартиру Стаса, чтобы сначала поужинать, а потом предаться плотским утехам.
   Кое-как готовить Катерина умела, но тот беспорядок, который остался на сверкающей кухне после ее кулинарных экзерсисов, просто вывел Стаса из себя. Вместо того, чтобы отправиться в постель, он принялся оттирать закапанную жиром плиту и вытирать замусоренный пол. Убравшись, он обиженно уселся в кресло, всем своим видом демонстрируя свое крайнее недовольство.
   Кате стоило больших усилий вывести его из этого состояния и соблазнить на занятия сексом. В этот раз все было совсем по-другому, девушка таяла и млела от его ласк. Да и Стасу все, в общем, понравилось: все же страсть любящей женщины полностью компенсирует недостаток техничности.
   Уже куря на кухне после бурно проведенного вечера, он подумал, что, возможно, стоит пока оставить Катю в роли своей любовницы. С одной стороны, таким образом он сможет отомстить непостоянной Анжеле, а с другой все же очень льстит самолюбию факт того, что тебя так самозабвенно любят и готовы для тебя пойти на любые жертвы. Вот только неприятный осадок в его душе остался от воспоминаний о том бардаке, который девушка учинила на его любимой кухне. Жить вместе с такой неряхой для него было абсолютно неприемлемым.
   Стас был красивым мужчиной, но отношения с женщинами у него складывались всегда очень непросто. Результатом этой непростоты стало то, что в свои почти тридцать лет он еще не был женат. Всему виной был его характер: Стас был жутким педантом. Он точно знал, как и что надо делать и вечно поучал своих женщин во всем, чем бы они ни занимались, начиная от манеры одеваться и кончая приемами ухода за кожей.
   Он считал своим долгом понемногу разбираться во всех областях человеческого знания, поэтому черпал свои сведения о них из статей, которые находил на просторах Интернета. Он читал все, что попадалось ему под руку, а потом позиционировал себя экспертом по всем возможным вопросам.
   Второй чертой, определяющей его сущность, была патологическая страсть к чистоте. Все женщины, которые имели неосторожность переехать к нему, очень скоро собирали вещи и уходили, как недавно сделала это Анжела. Ну кому могут понравиться постоянные упреки о неровно повешенном полотенце в ванной, оставленных на столе хлебных крошках, недостаточно тщательно вымытой посуде и неплотно незакрытой крышке на банке с маринованными огурцами?
   Третья же черта, которая была женщинам особо ненавистна, заключалась в том, что Стас был всегда немного трусоватым. Он называл это способностью избегать любых конфликтов всеми доступными способами. На деле же это выглядело, как обыкновенное нежелание бороться за свои интересы и интересы своих женщин, и постоянные поиски компромиссов даже тогда, когда эти компромиссы были абсолютно невозможны.
   В остальном он был неплохим человеком, добрым, сочувственным и всегда готовым помочь, но только в случаях, если это никоим образом не угрожало его безопасности и спокойствию.
   Вернувшись в постель, где его дожидалась умирающая от любви и нежности Катя, он включил свет, чтобы видеть ее, и сказал:
   - Катя, все было очень здорово, но уже поздно и тебе пора домой.
   - Как домой? - от удивления девушка даже села, - почему домой? Разве я не останусь ночевать?
   - Но ведь завтра нам на работу, а твоя одежда совсем измятая и пятно на юбке.
   - Я могу завтра утром погладить.
   - Ты разве не знаешь, что ношенную одежду гладить нельзя? Грязь въестся в волокна, и ее потом не отстираешь даже с Окси.
   - Нет, не знаю, но раз ты говоришь...
   - Так и есть!
   - Хорошо, возможно, что ты и прав. Тогда я сегодня поеду домой, а заодно и чемоданы соберу.
   - Какие чемоданы?
   - Мне же надо перевезти какие-то вещи, чтобы потом не гладить грязные?
   - Постой, ты что, собралась переехать ко мне?
   - Да, а ты против?
   - Послушай, Катя, ты мне нравишься и все такое... Но я не готов пока к твоему переезду. Ты же знаешь, как тяжело мне дался разрыв с Анжелой. Мне надо побыть одному, успокоиться, разобраться. Давай пока просто ходить друг к другу в гости.
   Катя была просто убита подобным поворотом. Может, она торопит события и только что все испортила, отпугнула Стаса? Чтобы быстренько загладить неприятный инцидент, она торопливо произнесла:
   - Да-да, конечно, я все прекрасно понимаю и очень тебе сочувствую, поэтому все будет ровно так и тогда, когда ты захочешь, - и Катя начала торопливо собираться.
   Стас даже не посчитал нужным проводить ее до остановки трамвая. Зато он тщательно вытер пол в том месте, где только что стояли Катины туфли.
   Их отношения продолжались около трех месяцев. Они вместе ходили в столовую и курить, вместе уезжали из банка и, в большинстве случаев, Катя ехала к Стасу домой. Там они быстренько перекусывали чем-нибудь, не нуждающимся в приготовлении, потом занимались любовью, затем смотрели какой-нибудь фильм, и Катя отправлялась домой.
   Анжела внешне не проявляла никаких отрицательных эмоций по отношению к ним обоим, была всегда дружелюбна и вежлива, и Катя полностью расслабилась, решив, что сумела-таки победить богиню в битве за любимого мужчину. Однако, как известно, судьба редко предоставляет возможность долго почивать на лаврах.
   За эти три месяца она еще больше полюбила Стаса, теперь она испытывала к нему почти маниакальную страсть. Если вечер проходил без любимого, то у Кати как будто садились внутри батарейки, и ей необходимо было первым делом, придя на работу, увидеть Стаса, получить его поцелуй и сказать ему пару слов, чтобы вновь начать функционировать в штатном режиме. Без него она чахла, как цветок без полива.
   Обычно считается, что в союзе двух людей кто-то из них любит, а кто-то позволяет себя любить. В их тандеме вторую роль исполнял Стас. Он действительно позволял Кате себя любить, холить и лелеять, получая от их общения, в основном, чувственные удовольствия и удовольствие от удовлетворенного мужского самолюбия. Обычно в альянсах с другими женщинами он получал роль ведомого и полностью попадал в подчинение. Тут же случай был совершенно нетипичным, и он отыгрывался за все предыдущие свои романы. Слабый интуитивно чувствует еще более слабого и начинает на нем вымещать все накопившиеся в душе обиды.
   Он капризничал, постоянно нагружал Катю своими проблемами, и она в выходные носилась по городу, пытаясь достать такие необходимые Стасу диски с фильмами, лекарства для его мамы или книги для папы.
   Но для Кати было таким удовольствием выполнять любые его просьбы, что она совершенно не осознавала, что он использует ее в качестве служанки и сексуальной рабыни. Она была счастлива.
   Все закончилось в одночасье. Стас вызвал Катю в курилку и объявил ей, что их отношения заканчиваются, так как к нему возвращается Анжела.
   Девушка от неожиданности и обиды не могла сначала произнести ни слова, потом из ее глаз хлынул поток слез, а из горла - совершенно неприличные бабьи рыдания с громкими всхлипами и неэстетичными перекосами красного лица. Стас взирал на эту картину с выражением легкой брезгливости на лице, а потом произнес менторским тоном:
   - Поплачь, со слезами выходят продукты стресса. Нельзя все держать в себе, надо обязательно плакать. А потом обязательно закапай в глаза "Визин", чтобы снять красноту и раздражение от попавшей туши. Только учти, что его можно капать не более четырех дней, а то можно заработать катаракту.
   После этих слов Катя почувствовала жуткую злость и досаду на себя за то, что позволила себе так расплакаться. Она сделала несколько глубоких вздохов, чтобы восстановить дыхание, вытерла бумажным платком расползшийся макияж и почти спокойно сказала:
   - Стас, но ведь она тебя бросила. Как ты можешь ее принять назад?
   - Не твое дело.
   - Ты уверен, что не мое? Вообще-то последние три месяца я была твоей девушкой. Как ты можешь просто взять, и выкинуть меня из своей жизни?
   - Ты была моей любовницей, не более того. А подобные отношения имеют тенденцию рано или поздно кончаться. Ты - милая и славная девушка, я к тебе даже привязался, но Анжелу я люблю и не собираюсь упускать выпавший мне шанс. Все, объяснения закончены. И пожалуйста, постарайся держать себя в руках и вести себя прилично.
   - Можешь не сомневаться, - гордо сказала Катя и вышла из курилки. Но с этого момента здороваться с Анжелой она перестала.
   Анжелу данный факт расстраивал не сильно, но, встречая Катю в коридоре, она смотрела на нее взглядом, в котором читалось отнюдь не превосходство, а жалость.
   Катя была абсолютно выбита из колеи: она похудела, подурнела и жила, как во сне, по инерции приходя на работу и уезжая домой. Особенно тяжело ей было встречать в коридорах Стаса, который холодно с ней здоровался и быстро проходил мимо. Катя даже начала подумывать об увольнении, чтобы хотя бы прекратить пытку каждодневными встречами.
   Шло время, Катя потихоньку начала успокаиваться, былая обида потеряла свою остроту, но постоянная тупая боль в сердце никак не хотела ее оставлять.
   Однажды, придя на работу, она обнаружила на своем столе маленький букетик ландышей. Катя очень удивилась подобной находке, так как тайных воздыхателей за ней не числилось. Немного поразмыслив, она подумала, что это Стас таким образом пытается найти с ней примирение. Но никаких действий предпринимать не стала, решив подождать дальнейшего развития событий, просто поставила букетик в вазу.
   На следующий день внезапное появление цветов повторилось, только на сей раз это была роза. Потом последовали шоколадка, коробка "Рафаэлло" и огромный сочный персик. Катя точно для себя определила, что это - проделки Стаса, но, прежде, чем предпринять ответные шаги, она решила удостовериться в правильности своих догадок, чтобы опять не выглядеть полной дурой.
   Выяснить этот вопрос было несложно - в приемной была установлена камера круглосуточного наблюдения, надо было только сходить к охране и попросить нужную кассету.
   Просматривая запись, Катя увидела, что ее тайным поклонником является далеко не Стас, а неприметный парень из автоматизаторов, за которым и раньше Катя замечала повышенный к себе интерес. Но девушка внимания на это не обращала, так как полностью была поглощена своей любовью к Стасу. Хорошо, что она не побежала мириться! Дала бы еще один шикарный повод для унижения.
   В течение рабочего дня Катя несколько раз ловила себя на том, что думает о том парне на записи. И даже не подозревая, что руководствуется точно такими же принципами, какими в свое время руководствовался Стас, заводя с ней роман, Катя решила не оставлять без внимания трогательные попытки Сергея (так звали автоматизатора).
   Найдя добавочный номер в телефонном справочнике, она позвонила юноше и строгим голосом вызвала его в приемную. Когда он зашел, Катя сурово сдвинула брови и, указывая пальцем на лежащий на столе персик, спросила:
   - Что это?
   Парень сначала покраснел, потом побелел.
   - Это персик, - тихо ответил он.
   - Я вижу, что персик. Почему он здесь?
   - Я принес...
   - Зачем?
   - Хотел поднять вам настроение, вы в последнее время такая грустная ходите...
   Катя ослабила складку между бровями.
   - Это единственная причина?
   - Нет...
   - А что еще?
   - Вы мне давно нравитесь...
   Складка между бровями полностью разошлась, Катя улыбнулась.
   - Какой странный способ выражать свои привязанности.
   - А как вы предпочитаете о них узнавать?
   - Ну, например, путем приглашения выпить кофе или погулять.
   - Давайте выпьем кофе или погуляем.
   - Хорошо. Сегодня вечером.
   Парень осмелел и даже попытался изобразить подобие улыбки.
   - Я за вами зайду?
   - Нет, давайте встретимся прямо в кафе.
   - Давайте, в семь - пятнадцать.
   - Договорились, можете идти.
   После того, как Сергей покинул приемную, Катя села за свой стол и задумалась. "Зачем она это делает? Ведь он ей совсем не нужен! Ей никто не нужен, кроме Стаса! И вряд ли она сможет адекватно себя вести, сидя в кафе с совершенно ей неинтересным и ненужным мужчиной. Но делать нечего, она обещала придти. Ладно, как-нибудь дотяну до конца встречи и больше никуда не пойду."
   Однако вопреки Катиным опасениям, вечер прошел очень мило. Сергей, поборов первоначальную стеснительность, оказался веселым и простым в общении парнем, не лишенным хорошего чувства юмора и мозгов. Катя даже забыла о своих неприятностях и начала получать удовольствие от легкой беседы и своего собеседника.
   Она начали встречаться. Причем Сергей совершенно не настаивал на быстром переводе их отношений в более интимное русло, ему явно доставляло радость просто быть рядом с Катей, разговаривать с ней, смеяться, провожать до дома. Было абсолютно понятно, что он очень серьезно относится к их встречам и что для него это не мимолетный роман, а настоящие отношения, которые обычно приводят к свадьбе.
   Катя умом прекрасно понимала, что Сергей - это то, что ей, по сути, надо. Не красавец, не урод, надежный и простой для понимания. Вот за таких и надо выходить замуж. Но упрямое сердце совершенно не желало слушать доводов разума, оно продолжало хранить в себе образ Стаса и никак не хотело пускать туда Сергея.
   Как-то само собой получилось, что Сергей говорил о будущей свадьбе, как о деле решенном. Он давно познакомил Катю с родителями и, видимо, получил их благословение. Девушка показывать его своим не спешила, так как о свадьбе ей думать совершенно не хотелось. Все же для женщин привычнее жить по велению сердца, а не ума.
   Правда, ее родители прилагали все возможные усилия, чтобы вразумить непрактичную дочь, которая вместо вполне симпатичной и надежной синицы все еще предпочитала сомнительных достоинств журавля. Но никакие доводы не могли убедить Катю забыть о Стасе - он был для нее наваждением, для избавления от которого либо требуется много времени, либо - чудо.
   Катина мать твердила ей при каждом телефонном разговоре, что в ее возрасте уже давно пора бросить думать о принцах, а с ее внешностью и о баронах с герцогами давно пора забыть. Что надо скорее выходить замуж за Сергея и, пока не поздно, начинать обзаводиться потомством, а Стаса надо выкинуть из головы, поскольку с ним, даже при более благоприятных обстоятельствах, каши не сваришь - не тот человек.
   Катя со всем соглашалась и даже сначала порывалась сказать Сергею окончательное "Да", но потом на полпути останавливалась, а губы отказывались произносить искомое слово.
   Гром грянул совершенно неожиданно: Стас позвонил Кате и попросил о встрече вне стен банка. Она сразу же согласилась, даже забыв немного для виду поломаться.
   Когда она вбежала в сквер, Стас уже был там, он нервно мерил шагами замусоренную гравийную дорожку и курил. Увидев Катю, он изобразил такую лучезарную улыбку, что можно было подумать, что он безумно рад ее видеть.
   - Привет, Катюшка. Прекрасно выглядишь!
   - Привет. Что случилось?
   - Да ничего, просто соскучился?
   - Соскучился? Ты же каждый день меня в банке видишь?
   - Да, но в банке толком не поговоришь.
   - А что ты хочешь мне такого сказать?
   - Кать, прости меня. Я очень плохо с тобой поступил.
   - Я тебя давно простила. Что-то еще?
   - Да...Вернись ко мне...Мне без тебя плохо.
   Катя ожидала всего, чего угодно, но только не этого. Она готова была визжать от радости, но сдержала себя и равнодушным тоном спросила:
   - А как же Анжела?
   - С Анжелой все кончено. Навсегда. Она оказалась не тем человеком, за которого я ее считал. Теперь я понял это совершенно определенно и вычеркнул ее из своей жизни. Мне тебя так недоставало, - и Стас поцеловал Катю.
   Вечером после работы они поехали к Стасу. Он превзошел сам себя и, если у Кати до этого еще оставались какие-то сомнения, то они полностью растаяли после проведенной вместе ночи. Ошарашенному Сергею девушка сообщила, что она возвращается к Стасу и полностью прекращает с ним всякие отношения.
   Катя переехала жить к своему любимому. Сначала все было просто замечательно, и ей даже удавалось бороться со своей неряшливостью, что требовало от нее поистине титанических усилий, но потом скандал начал следовать за скандалом, которые сменялись периодами холодного молчания со стороны Стаса. Поводами становились самые разнообразные вещи: Стас упрекал ее в том, что она все делает не так, что постоянно намеренно его раздражает своими неправильными действиями, а Катя периодически уличала его в том, что он ей изменял. Да, Стас занимался этим с вызывающей уважение частотой.
   Катя, хоть специально и не ставила себе такой цели, но постоянно находила свидетельства его измены. То подушка пахла чужими духами, то находилась случайно, а может, специально, оброненная заколка для волос, то след губной помады на окурке, то чужой женский волос на пиджаке.
   Плюнуть на все и уйти, у Кати не хватало мужества, но и закрывать глаза на постоянные измены Стаса она не могла. Их жизнь потихоньку начинала превращаться в непрекращающийся ад.
   Самой большой Катиной болью было то, что она очень хотела ребенка, а Стас даже слышать об этом не желал, причем со свойственной ему пунктуальностью, он следил за тем, чтобы она не забывала пить противозачаточные таблетки, настаивая на том, чтобы каждый день присутствовать при процессе их приема.
   Почему она все это терпит, Катя и сама не понимала, видимо, у нее сформировалась какая-то почти наркотическая зависимость от Стаса, и представить себе жизнь без него она даже боялась. Хотя в редкие минуты просветления перед ней совершенно ясно вставала перспектива ее дальнейшей жизни: еще год - полтора, и ее детородные функции вообще будут под большим вопросом, Стас, скорее всего, все же выкинет ее на улицу, увлекшись всерьез очередной своей пассией, Сергей не сможет ей простить ее предательство, а кто-то другой вряд ли обратит внимание на совсем не юную и далеко не красивую женщину. В результате она останется совсем одна, без семьи, без детей, зато с воспоминаниями о неземной любви.
   Но потом в поле ее зрения попадал Стас, и все здравые мысли вылетали из ее головы, вытесняемые идиотскими восторгами любящей женщины при виде любимого мужчины.
   Катины опасения оправдались довольно скоро. Девушка вернулась после визита к маме и нашла в коридоре собранные чемоданы со своими вещами. Стас стоял над ними, преграждая ей проход в комнату.
   - Стас, что все это значит?
   - Это значит, что я устал от тебя и от наших отношений. Я хочу, чтобы ты вернулась домой.
   - Это конец?
   - Да, ты правильно поняла.
   - Стас, но я люблю тебя, мы были вместе почти два года. Я заслужила хотя бы объяснения?
   - Изволь. У меня есть другая женщина, которую я люблю.
   - Прекрасно. А что же делать мне?
   - Откуда я знаю? Найди себе кого-нибудь.
   - Стас, опомнись ты, наконец! Сколько у тебя этих женщин было! И сколько будет. Зачем ты меня гонишь, что тебя не устраивает?
   - Я по горло сыт твоими постоянными истериками. Что ты вечно вынюхивала, высматривала? Тоже мне, Миссис Марпл! И мне надоело постоянно убирать за тобой, я не прислуга!
   - Стас...
   - Я все сказал. Забирай свои вещи и уматывай! Если что-то еще найду, отдам тебе в банке.
   Катя вернулась домой, где и живет по сей день. Одна.
   Сергей ее, конечно, не простил.
  
   Я прочистила уже саднящее от долгого рассказа горло. Инга сидела тихо, не шевелясь, я даже с раздражением подумала, что она давно заснула.
   - Инга, ты спишь?
   - Нет, не сплю. Я слушала.
   - Ну и что скажешь? Я тебя убедила?
   - Господи, бедная женщина. Это надо же так попасть!
   - Так а я про что? Вышла бы замуж за Сергея, и горя бы не знала. Хороший парень.
   - Но там же любовь была!
   - Эта была не любовь, а какое-то нездоровое чувство! Он об нее только что ноги не вытирал, а она все прощала, прощала. Мазохистка какая-то!
   - Да, послушаешь такое, прямо страшно становится.
   - Ну так я не слышала ответа, я тебя убедила или нет?
   - Почти!
   - Ну уже хорошо, значит, не зря горло драла. Ладно, поздно уже, пошли спать.
   - А ты несколько историй рассказать обещала.
   - Завтра расскажу, спать хочется и горло болит.
   Мы вышли с балкона и улеглись в свои постели. Засыпая, я слышала как Инга ворочается в своей кровати.
   За завтраком мы застали нашу парочку, которая с завидным аппетитом уплетала яичницу. Кэт, как всегда, была свежа, а вот Мюллеру, судя по его виду, эта ночь далась не легче, чем предыдущая.
   - Смотри, как она его замучила! - ехидно заметила я, борясь с желанием расстегнуть пуговицу на джинсах, которые мне стали маловаты в талии и бедрах.
   - Да уж, - как-то без эмоций протянула Инга, - все омоложение насмарку пошло.
   Она вообще с самого утра были какой-то задумчивой и малообщительной. Я не стала к ней приставать, так как Ингино молчание меня вполне устраивало.
   День прошел без особых происшествий, если не считать того, что вечером мы опять в баре наткнулись на радистку и эсэсовца, которые, видимо, опять готовились к бурной ночи, потребляя алкоголь в малых дозах и нежно воркуя.
   Инга так и не вышла из своего утреннего состояния, поэтому кофе мы пили молча и от комментариев воздерживались. Однако после того, как мы покинули бар, она потянула меня в сторону нашего вчерашнего наблюдательного пункта. Я начала сопротивляться, так как мне было уже давно все понятно, стодолларовая купюра мирно лежала у меня в бумажнике, а кормить комаров просто так, неизвестно зачем, мне совершенно не хотелось. Поэтому, дойдя до перекрестка, мы с Ингой разошлись в разные стороны: она пошла подглядывать за утехами престарелых голубков, а я - в номер, хоть раз посмотреть по телевизору новости, а не очередной сопливый сериал.
   Я даже успела задремать, когда Инга вернулась. Имея мрачный и решительный вид, она прямиком отправилась на балкон, судя по звуку, с размаху плюхнулась там в кресло и крикнула:
   - Иди, рассказывай дальше свои истории, действие вчерашней уже кончилось.
   - А не надо ходить смотреть порнографию под чужие окна, - ядовито произнесла я, в душе уже сомневаясь, что мне хватит историй до конца отпуска. Уж очень короткий они оказывают успокаивающий эффект,- Ладно, сегодня расскажу мужскую историю. Она, хоть и мужская, но тоже очень поучительная.
   - Да любую расскажи, только чтобы пострашнее.
   - Хорошо, будет тебе пострашнее.
  
   Саша родился в небольшом молдавском городке. Его детство протекало просто замечательно, в окружении любящей семьи, кучи друзей и красивой природы. Юность тоже была не хуже: он закончил кишиневский университет, приобрел хорошую специальность и встретил свою первую любовь, Лейлу, с которой они могли бы пожениться, если бы не распад Советского Союза.
   Все в одночасье переменилось. Исчезли продукты с магазинных полок, бесплатное образование и медицина, а кроме того, куда-то внезапно пропала работа. Учреждение, в котором после института работал Саша, быстро обанкротилось и закрылось, распустив своих сотрудников на милость их судьбы.
   Саша, при его хорошем образовании и других умениях, не нашел другой работы, как подпольно, в каком-то заброшенном цеху, делать аккумуляторы. Работа была сложной, вредной, без соблюдения элементарной техники безопасности. После полугода такой работы Саша почувствовал, что здоровье его резко ухудшается, появляется постоянный кашель, слабость и быстрая утомляемость.
   Мама уговорила его бросить ужасную работу и подумать, к кому из друзей можно обратиться за помощью.
   Саша вспомнил, что его школьный друг Андрей, с которым они в свое время довольно близко сошлись на почве игры в футбол, давно переехал в Москву, где отучился в институте, а теперь работал в банке. Мать Андрея безумно гордилась успехами сына, который смог покорить столицу, и всем, кто готов был слушать, в подробностях рассказывала о том, как чудесно ее ребенок устроился в Москве.
   Саша решил поговорить с Андреем, с большими трудностями нашел его телефон и позвонил.
   Андрей, вопреки ожиданиям, был рад его слышать и на удивление просто уладил Сашину проблему. Он предложил ему переехать в Москву и поработать в банке. Правда, должность была самая невысокая, но это было значительно больше, чем вообще ничего. Вопрос с жильем также решался очень удачно: Андрей скупал для банка квартиры для последующей продажи, в которых, пока суть да дело, можно было несколько месяцев нелегально пожить.
   Естественно, не обошлось без слез матери и Лейлы, которые, не смотря на то, что прекрасно понимали, что происходит почти что чудо, отпускать Сашу не хотели и боялись. Мама боялась, что сыночек пропадет один в большом городе, будет плохо питаться, много работать и совсем подорвет и так некрепкое здоровье. Лейла же, по понятным причинам, опасалась конкуренции со столичными красотками.
   Поэтому Лейла, будучи молодой и глупой, решила заручиться Сашиными любовью и верностью вполне известным и часто используемым способом: постелью. Почему считается, что данный процесс может привязать чугунными оковами мужчину к женщине, остается непонятным, но, тем не менее, такая легенда бытует и по сей день.
   Безусловно, первый секс с любимой девушкой произвел на Сашу определенное впечатление, но все же не помешал ему собрать вещи и уехать в Москву.
   Правда, перед отъездом были слезы и обещания писать, звонить, а после накопления определенной суммы денег, приехать и жениться на ожидающей его невесте.
   Саша никогда раньше в Москве не был, поэтому, приехав, испытал самый настоящий шок. Город походил на огромный муравейник, по улицам которого сновали с непроницаемыми лицами толпы спешащих людей, на проезжей части стояли в вечных пробках тысячи дорогих машин. Жуткий шум сразу оглушил Сашу, когда они со встречавшим его Андреем, вышли из здания вокзала. Казалось, что у него началось сильнейшее головокружение, настолько бешеным был ритм окружившей его жизни.
   Андрей отвез его во временное пристанище, оказавшееся старой коммуналкой в центре города, по гулким пустым коридорам которой можно было при желании ездить на велосипеде. Жилой оказалась всего одна комната, которая, судя по всему, в разное время служила общежитием не одному десятку человек. Обстановка была достаточно спартанская, но Саша был рад и этому. Продавленный диван, стол, пара стульев и открытая вешалка казались ему просто царской обстановкой, ведь он теперь почти москвич!
   Андрей объяснил ему, как добраться на метро до банка, показал ближайший продовольственный магазин и, пожелав приятного новоселья, ушел.
   Саша обошел все комнаты, обследовал кухню и вечер провел в королевских размеров ванной, окна которой выходили на Кремль! До этого он вообще не знал, что в ванной комнате могут быть окна.
   На следующий день Саша поехал в банк и, немного все же поплутав по запутанным переходам московского метро, прибыл в указанное место, почти не опоздав.
   Оформление не заняло много времени, и вот он уже, вместе с десятками других, таких же, как он, операторов, сидел в огромном белом зале и набивал в базу данных бесконечные фамилии, имена и отчества.
   Достаточно скоро Сашу заметили и перевели экономистом в одно из управлений. Денег стало больше, за жилье пока платить было не надо и, после отсылки домой необходимой суммы, у него еще оставалось достаточно средств, чтобы посидеть с друзьями в кафе или сходить в кино или на концерт какой-нибудь модной группы.
   Андрей проявил себя на редкость дружелюбным и обязательным человеком, он взялся опекать Сашу, помогая ему освоиться с работой, с незнакомым городом. Он познакомил приятеля со своей компанией и везде брал его с собой.
   Саша начал осваиваться, многолюдные улицы и давка в транспорте уже не пугали его, он научился ориентироваться в городе не хуже москвичей, освоил карту метро и знал, где дешево и весело можно провести свободное время.
   Сначала он помнил о Лейле, писал ей длинные письма и иногда звонил. Почта работала с перебоями, поэтому письма частенько не доходили или доходили через несколько месяцев, а звонить приходилось ходить на центральный почтамт, так как в его нынешнем обиталище телефона не было, а у Лейлы не было мобильного. Она писать ему не могла из-за отсутствия у него официального постоянного адреса, и звонить тоже было некуда. Поэтому, в основном, всю информацию о его жизни Лейла получала от Сашиной матери.
   Но долго помнить о Лейле, а уж тем более, мечтать жениться на ней, Саша совершенно не мог: его окружали московские девицы, которые были значительно ярче, ухоженней и свободнее в нравах, чем оставленная на родине невеста
   Он был довольно симпатичным парнем, а его быстрый ум и чувство юмора дополняли недостаток воспитания и нивелировали еще не выветрившиеся провинциальность и небольшой акцент. Девушки в компании Андрея были без комплексов, Саша имел отдельное жилье, так что эти два обстоятельства, сложившись воедино, давали ему возможность весело проводить не только вечера, но и ночи.
   Иногда его мучила совесть при воспоминаниях о том, что давал Лейле обещания жениться и не отказался провести с ней ночь. Хоть в Молдавии после распада Союза нравы тоже были отпущены на свободу, но пока сексуальная революция до его родного города не докатилась. А это влекло за собой то обстоятельство, что если он не женится на девушке, то другого мужа она себе вряд ли найдет. Но представить себе ее в Москве, среди этих длинноногих красавиц, он просто не мог.
   В родной город Саша решил больше не возвращаться. Теперь-то он понимал, что такое настоящая жизнь! И, как говорят москвичи, "за МКАДом жизни нет".
   Тем временем, его карьера развивалась головокружительными темпами. Из простого экономиста он плавно превратился в главного, а потом в ведущего. Дальше он немного побыл начальником отдела, а потом, как человека умного и талантливого, руководство бросило его на развитие нового направления, только набиравшего обороты и сулившего наиболее оборотистым его участникам золотые горы.
   Саша очень скоро освоил все тонкости нового дела и стал зарабатывать для банка невероятные прибыли, за что банк платил ему огромные по тем временам премии. Они были настолько большими, что через полгода Саша купил себе квартиру в новостройке. Вместе с квартирой он получил гражданство и стал полноправным москвичом.
   Домой, матери, он звонил регулярно. Когда он позвонил, чтобы поделиться потрясающей новостью о покупке собственного жилья, мать завела с ним очень неожиданный разговор о том, что теперь, наконец, он сможет перевезти в Москву Лейлу.
   Саша о таком повороте событий даже и не думал, поскольку на момент этого разговора у него уже была другая девушка, Лариса.
   Лариса, как и предполагалось предисловием к рассказу, работала в том же банке, что и Саша. Впервые он увидел ее в столовой, где она обедала в компании подруг. Девушка ему сразу приглянулась, но у нее был вид настолько самодостаточного и довольного жизнью человека, что Саша решил, что с личной жизнью у нее тоже все в полном порядке и знакомиться с ней ближе нет никакого смысла.
   Лариса была почти красавицей, хотя черты ее лица правильными назвать было нельзя, но было в нем что-то такое, что притягивало взгляд и вызывало симпатию. Также она отличалась веселым легким нравом, была неглупа и очень энергична. Когда она врывалась в комнату, где работал Саша, вокруг становилось как-то радостнее и светлее. В его глазах она была самим воплощением жизни.
   Обнаружив, что Андрей с ней хорошо знаком и даже пребывает в приятельских отношениях, Саша попытался осторожно выспросить о том, как она живет, и получил информацию, которая вселила в его душу радостную надежду. Лариса была незамужем, без детей и прочих отягчающих обстоятельств. По словам приятеля, на данный момент она была абсолютно свободна и являлась идеальным объектом для заведения любовной интриги.
   Саша уже имел некоторый опыт общения с московскими барышнями, поэтому знакомство с девушкой не представляло для него никакой проблемы.
   Подкараулив Ларису у дверей столовой, он предложил ей отобедать вместе. Она согласилась и сорок минут, сначала стоя в очереди, а потом обедая, они беседовали на общие темы. Тем оказалось так много, что Саша предложил обсудить те, которые не успели обсудить за обедом, после работы в кафе. Лариса сразу согласилась и упорхнула на свой этаж, оставив молодого человека волноваться и ждать вечера.
   Сначала их отношения романом можно было назвать с большой натяжкой. Они вместе после работы прогуливались по Садовому, иногда заходя в кафе, ходили в кино или театры. Лариса всегда была весела, кокетлива, разговорчива, но более интимных моментов не допускала и держала Сашу на расстоянии.
   Так прошло почти четыре месяца, и Саша, уже доведенный практически до точки кипения чувствами, бурлящими у него в душе, готов был на нее напасть и изнасиловать. Но жизнь все сама расставила по своим местам.
   Была глубокая осень и московская погода оставляла желать лучшего. На одной из традиционных вечерних прогулок Сашу продуло и он слег с сильнейшим бронхитом, благо литье аккумуляторов не прошло для него даром, и все простуды у него сразу переходили в более серьезные заболевания.
   Он лежал с высокой температурой, один, и даже некого было попросить сходить за лекарствами и продуктами. Как назло, телефон молчал, как заговоренный. Позвонила только Лариса, поэтому Саше, хоть ему и не хотелось показываться ей в таком состоянии, пришлось попросить о помощи.
   Лариса отнеслась к просьбе с пониманием и через два часа уже стояла в прихожей его огромной коммуналки, обвешанная с ног до головы сумками с продуктами. На этом тимуровском поступке она не остановилась и прошествовала на кухню, где и приготовила все принесенные вкусности.
   Чашка куриного бульона возродила Сашу к жизни, поэтому, полулежа на диване, он мог кое-как поддерживать чириканье Ларисы, которая удобно устроилась на одном из стульев, положив ноги на другой. Так они беседовали до позднего вечера, пока девушка не засобиралась домой с обещаниями навестить его завтра.
   Саша весь день ел приготовленные девушкой блюда, набирался сил и ждал вечера. Лариса явилась со спортивной сумкой, которую она оставила в прихожей, и большим тортом. Нарезав его на крупные куски, Лариса один, вместе с чашкой чая, принесла Саше в постель, а остальные села за столом есть сама. Наевшись торта, она устроилась в той же позе, что и вчера, и принялась болтать. Юноше было необычайно хорошо: вкусный торт, горячий чай и Ларисина болтовня действовали на него умиротворяющее, поэтому он не заметил, как задремал.
   Проснулся он оттого, что к его телу прижалось что-то горячее. Он инстинктивно обнял это что-то, оказавшееся совершенно обнаженной Ларисой, которая незаметно скользнула к нему в постель.
   Дальше произошло что-то невероятное. То ли от удовольствия, то ли от все еще повышенной температуры у Саши кружилась голова и от этого появлялось ощущение какой-то нереальности происходящего. Лариса оказалась очень техничной девушкой, безошибочно угадывавшей все его желания еще до того, как они возникали, юноша тоже очень старался быть на высоте, поэтому в результате у них получился просто фееричный секс.
   Все-таки она была потрясающей девушкой! И если женщине особый шарм придает ее непредсказуемость, то Лариса была наделена им свыше всякой меры. Она скинула маску веселушки, которую, видимо, носила для того, чтобы не отпугивать мужчин в первое время, и стала самой собой. Лариса постоянно была разная: то нежная, то агрессивная, то веселая, то мрачная, то страстная, то холодная, приводя этим Сашу просто в состояние экстаза. В нем, видимо, проснулось чувство первобытного охотника, который выслеживает свою жертву и догоняет, если она убегает прочь. Девушка постоянно то приближала его, то отталкивала, то любила, то ненавидела, держа Сашу в состоянии напряжения.
   Такая девушка не может надоесть! Молодой человек чувствовал, что попадает в зависимость от нее с каждым днем все больше и больше.
   Кстати, в спортивной сумке лежали одежда и косметика, чтобы утром, прямо от Саши поехать на работу, не вызвав никаких подозрений у окружающих. Она всегда, как шахматист, продумывала ходы на несколько шагов вперед.
   И в момент, когда он влюблен в такую девушку, когда он стал москвичом и впереди ждут самые радужные перспективы, его мать заводит разговор о Лейле! Даже смешно!
   - Мама, об этом не может быть и речи! Это было детским увлечением, которое прошло!
   - Да, а девочку ты испортил тоже ради детского увлечения?
   - Мама, ну что за средневековье! Сейчас, на минуточку, последнее десятилетие двадцатого века на дворе.
   - А разве кто-нибудь отменял понятия чести и совести?
   - Мама, ну что ты, ей Богу, говоришь! Как на партийном собрании.
   - Ты, когда уезжал, слово ей давал, что вернешься и женишься?
   - Ну давал...
   - Тогда я вообще не понимаю, о чем разговор. Приезжай, женись и вези свою Лейлу в Москву.
   - Я не буду на ней жениться. Можешь ей так и передать!
   - А ты не подумал, как мы с твоим отцом будем ее родителям в глаза смотреть? Ее теперь никто замуж тут не возьмет, все знают.
   - Мама, ты живешь старыми понятиями, сейчас все по-другому.
   - Может, в твоей Москве все и по-другому, а тут - так! И ты это знаешь. Короче, думай. Если не женишься, считай, что у тебя нет матери!
   Саша, конечно, знал, что у его матери довольно сильный характер, и, не смотря на всю ее к нему любовь, она может быль жесткой, но чтобы так! Такого поворота событий он не ожидал. Оставить все в подобном положении юноша не мог, поэтому взял неделю за свой счет и отправился домой, чтобы там, на месте, решить, что же ему делать.
   Каким же Богом забытым захолустьем показался ему родной город! За годы, которые Саша провел вдали от него, город еще больше обветшал. Следы запустения были видны то здесь, то там. Молодежь, кто как мог, покидала город, в котором остались практически одни старики и алкоголики.
   После приветственного застолья, слез и подарков Саша вырвался, наконец, из цепких объятий родственников, намереваясь сразу сделать дело, по которому, собственно, и приехал.
   Лейлу он нашел в саду ее дома, она перебирала какую-то крупу, рассыпанную перед ней на маленьком столике. Она подняла глаза на звук, вскрикнула, вскочила, опрокинула столик и в следующую секунду висела на Сашиной шее, обильно поливая воротник его рубашки слезами. Он обнимал ее, пережидая этот любовный ураган, и прислушивался к своим чувствам. Никаких эмоций в душе рыдающая у него на груди женщина не вызывала.
   Наконец, поток слез иссяк, и Саша получил возможность взглянуть на свою невесту внимательно. Как и все южные женщины, Лейла быстро потеряла очарование молодости и свежести и теперь выглядела старше своих лет. Постоянное ожидание и грусть тоже сделали свое дело, и глубокая складка между бровями была тому свидетельством. Саша увидел картину даже более неприглядную, чем ожидал. Нет, о том, чтобы связать жизнь с этой женщиной, не может быть и речи! Перед глазами возник образ Ларисы, и это видение окончательно убедило его в том, что подобный шаг абсолютно невозможен.
   Поэтому он решил не тратить время понапрасну и сразу расставить все точки над i.
   Они сели в саду под большим развесистым деревом. Лейла смотрела на него так, как будто хотела взглядом проглотить его. От этого Саша чувствовал себя еще более некомфортно. Однако, надо начинать.
   - Лейла, ты все еще любишь меня?
   - Как ты можешь такое спрашивать? Я очень люблю тебя, я так все эти годы ждала тебя...
   - Тогда ты хочешь, чтобы я был счастлив? - перебил ее Саша.
   - Конечно!
   - Тогда послушай меня: моя жизнь теперь в Москве. Я не смогу взять тебя туда, ты не сможешь там жить. Там совсем другие люди, совсем другой ритм, там надо работать. Если я женюсь на тебе, мне придется вернуться сюда. Моя жизнь будет кончена. Без работы и денег я сопьюсь и стану, как они, - Саша кивнул головой в сторону улицы за забором. - Отпусти меня. Скажи, что ты больше меня не любишь и замуж за меня не хочешь. Спаси меня.
   Лейла сидела молча, опустив голову. Потом она, не поднимая головы и не глядя на Сашу, тихо произнесла:
   - Хорошо.
   - Спасибо, Лейла. Большое тебе спасибо! - сказал Саша и вышел на улицу. Прочь от этого дома, от этой чужой женщины, из этого города, из этой жизни!
   Саша вернулся домой, сказал родителям, что Лейла отказалась выходить за него замуж, и теперь он абсолютно свободен от всех обязательств. Родители удивленно переглянулись, но комментировать не стали.
   На следующий день Саша уже сидел в купе поезда, который мчал его в Москву, подальше от этого кошмара.
   Лейла, подтвердив своим родителям отказ от свадьбы с Сашей, в следующую ночь пропала из города. Знали ли ее родители о том, куда она уехала, и что с ней случилось дальше, неизвестно. Во всяком случае, они никому об этом не говорили.
   А Саша, сбросив с души все же тяготивший его груз данного обещания, начал жить своей обычной жизнью, наполненной работой, друзьями и, конечно, встречами с Ларисой.
   Вообще, Саша понимал, что в его возрасте уже хорошо бы обзавестись семьей и детьми, благо квартира и прописка теперь есть. В роли жены он бы очень хотел видеть Ларису, но та подобные разговоры не поддерживала и быстро меняла тему.
   Их отношения былого накала не потеряли, и Саша продолжал любить ее самозабвенно и неистово. Но роман их длился уже почти пять лет, а никакого логического завершения разглядеть пока не удавалось. Жили они порознь, Лариса иногда оставалась ночевать, но переезжать к нему категорически отказывалась, ссылаясь на рутину, бытовуху и прочее.
   Саша устал жить один. Наверное, в жизни любого мужчины наступает пора, когда он начинает оценивать багаж, накопленным им к определенному моменту. Карьера, машина, квартира, деньги - это все хорошо. Но комплект остается неполным, если в списке отсутствуют семья и дети.
   Поэтому он подошел к черте, когда надо было решать и эти вопросы тоже. Как отреагирует Лариса, он мог только догадываться, ведь знать наверняка с ней ничего было нельзя. Однако жить и дальше в полной неопределенности Саша больше не мог, поэтому решил поставить любимой ультиматум, независимо от возможных последствий.
   Пригласив Ларису в ресторан, Саша начал решающий разговор:
   - Лара, я хочу с тобой серьезно поговорить.
   - Не люблю я твоих серьезных разговоров, от них обычно настроение портится.
   - Но иногда надо задумываться о том, как ты живешь. Нельзя порхать все лето, надо и о зиме задумываться.
   - Никогда не думала, что ты возьмешь на себя роль муравья!
   - Но стрекозами мы уже пять лет были. Пора менять амплуа.
   - Ну хорошо, говори свои серьезные речи.
   - Лариса, выходи за меня замуж!
   Лариса поперхнулась соком, который медленно цедила из высокого стакана, потом сделала скучающее лицо и лениво произнесла:
   - Я не понимаю, что тебя сейчас не устраивает?
   - Меня не устраивает то, что мне уже за тридцать, а у меня нет детей. В лучшем случае, когда мне будет сорок, мои дети только в школу пойдут.
   - Слушай, пока молодой, надо жить для себя. Если бы у нас были дети, мы бы могли так здорово проводить время? Ходить, куда захочется, отдыхать, где понравится, заниматься сексом в любое время и в любом месте квартиры? Интересно, как отреагируют твои дети, увидев родителей на кухонном столе?
   - Лара, оглянись, мы уже не такие молодые. Ты живешь иллюзиями.
   Девушка посмотрела на него поверх бокала, но ничего не ответила.
   - Короче, чтобы закончить этот разговор. Или ты выходишь за меня замуж и рожаешь мне детей, или мы расстаемся.
   Некоторое время Лариса сидела молча, потом одним движением затушила недокуренную сигарету в пепельнице и сказала:
   - Мы расстаемся.
   Встала и, не оглядываясь, пошла к выходу.
   Саша очень переживал потерю Ларисы, порывался ей позвонить и вымолить прощение, но потом вспоминал, что с ней у него семьи быть не может, и отказывался от идеи с ней мириться.
   Чтобы избавить себя от кошмара ежедневных встреч, Саша сменил место работы, что, впрочем, пошло только на пользу его кошельку.
   С Валерией он познакомился на конференции. Она была примерно его возраста, но выглядела очень солидно. Вполне приятная внешность, пока не рыхлая полнота, отсутствие на пальце обручального кольца.
   Роман развивался стремительно, так как оба участника стремились к одному и тому же: он жениться, она - выйти замуж.
   Цель была достигнута: в его паспорте красовался штамп ЗАГСа, в животе супруги уже существовал будущий наследник, вот только мысли о Ларисе и усиливающееся со временем равнодушие к жене портили Саше всю обедню.
   Каждый прожитый с Валерией день все больше убеждал Сашу в том, что его скоропалительная женитьба была большой ошибкой, расплачиваться за которую ему придется всю оставшуюся жизнь.
   Конечно, такие мысли оптимизма не прибавляли, делая Сашу раздражительным и неудовлетворенным. Скандалы с супругой возникали все чаще и чаще и, хотя Саша и понимал, что Валерию в ее нынешнем состоянии волновать не стоит, но ничего поделать с собой не мог: все в супруге вызывало у него глухой протест.
   Все чаще и чаще мужчина возвращался мыслями к их с Ларисой отношениям, и все чаще и чаще появлялось чувство ужасности и непоправимости совершенной им ошибки. Он часами проводил за компьютером, разглядывая электронные фотографии, запечатлевшие такие, как теперь казалось, счастливые и такие безвозвратно ушедшие моменты их совместной с Ларисой жизни.
   Вот за этим занятием и застала его в один прекрасный день Валерия.
   Валерия не была плохим человеком, ибо понятие "плохой человек" довольно размытое и всеобъемлющее. Абсолютное зло в человеческом обличии вообще, пожалуй, не встречается, а вот эпитетом "плохого" мы склонны часто награждать неприятных нам людей.
   Хотя "хорошесть" или "плохость" каждого отдельно взятого индивидуума зависит от системы координат, в которых его рассматривать. Каждому своему нехорошему поступку его автор всегда найдет достойное, на его взгляд, объяснение. И самые жестокие и ужасные прегрешения в истории человечества совершались исключительно с благими намерениями: то во славу отдельно взятой религии, то во имя чистоты расы, то для процветания родины.
   Поэтому Валерия была просто женщиной, которой всю свою жизнь приходилось выживать без посторонней помощи. Она родилась в глубокой провинции, в деревне, которую и на карте-то найти сложно, в семье полуграмотных людей, один из которых, по давней русской традиции, пил без просыху, а другая - работала день и ночь, пытаясь прокормить мужа - пропойцу и малолетнего ребенка.
   Естественным развитием событий стал отъезд Валерии из родных мест с твердым намерением туда больше не возвращаться. Окончив институт в ближайшем к ее малой родине городе, Валерия, как это водится, решила ехать покорять Москву.
   Порою кажется, что Москва уже не способна не только трудоустроить, но и вместить в себя всех желающих ее покорить, однако Валерии удалось это нелегкое дело - к моменту их встречи с Сашей в ее арсенале значились хорошая работа, небольшая квартира в спальном районе, бодрая еще Мицубиси Аутлендер и несгибаемая воля, отягощенная неумением прощать и готовностью рвать глотки во имя своего процветания.
   Валерия не любила Сашу ни минуты, просто наметанным взглядом прогрызающей себе дорогу провинциалки она разглядела в нем легкую добычу, которая должна принести ей со временем неплохие дивиденды. Поэтому Валерия, не сомневаясь ни минуты, решила сделать вложения именно в этого мужчину. Оказавшись в нужное время в нужном месте, она немедленно пошла ва-банк, и победа не заставила себя долго ждать: кольцо, белый костюм, прикрывающий уже наметившийся живот, ЗАГС.
   Валерия готова была терпеть Сашу в качестве своего мужа и отца ее будущего ребенка, но совершенно не готова была к тому, что Саша, оказывается, ее тоже только терпит. Его уступчивость, врожденное уважение к женщине, а также горячее желание создать семью и родить ребенка, обманули бдительную Валерию, заставив ее думать, что в их скоропалительный союз хоть один из них вступает по любви. Однако довольно скоро эта иллюзия начала развеиваться.
   Исполнять роль инкубатора и кормилицы для долгожданного наследника, а потом роль кухарки и уборщицы Валерии совершенно не улыбалось. Поэтому, застав своего благоверного, вздыхающего как больная корова, за созерцанием фотографий какой-то опасной на вид девицы, новоиспеченная супруга окончательно поняла, что дивиденды надо попытаться получить как можно скорее и в полном объеме, так как эффективность длительных вложений в данный проект остается под большим вопросом.
   Конечно, можно расценить это решение Валерии как мстительность и предательство по отношению к Саше, но если чуть переместить точку отсчета, то уже можно разглядеть такое естественное желание каждой женщины обеспечить своего ребенка, а уж заодно и себя, не дожидаясь, когда ветреный мужчина, насмотревшись фотографий, выставит их за порог с узелком скудного скарба. Вот оно - великое правило выбора системы координат!
   И Валерия решила действовать. Правда, действия она вынуждена была отложить до момента родов. Потом, когда на свет появилась их дочка Оля, женщине даже показалось, что ситуация начала выправляться и с решительными действиями можно немного и подождать: Саша практически сошел с ума, превратившись в совершенно помешанного на ребенке папашу. Он взял отпуск и неотрывно присутствовал около дочери, на долю Валерии выпала только необходимость кормления малышки, хотя она подозревала, что в эти моменты Саша сильно жалел, что у него нет груди. Помятуя, что его супруга стала автором этого необыкновенного творения, Саша полностью переменился и к Валерии, став нежным и покладистым, чем в очередной раз усыпил бдительность многомудрой провинциалки.
   Все было прекрасно. Тихо и мирно шла их супружеская жизнь, подрастала Олечка, Саша мчался после работы домой, чтобы быстрее увидеть смысл своей жизни, свою доченьку, с Валерией он почти смирился, будучи благодарным ей за рождение его красавицы. Валерия, не понимая истинного смысла его к себе отношения, даже подумала, что рассматривание чужих фотографий было просто сиюминутной блажью, которая быстро прошла, и почти уверилась в Сашиной к ней любви.
   Однако настал момент, когда Валерии наскучило сидеть дома при ребенке, и она засобиралась на работу. Но Саша воспротивился, мотивируя это тем, что поручать заботу об Олечке совершенно посторонней женщине, которая будет исполнять обязанности няни, он не желает. Тогда в качества альтернативного варианта Валерия предложила выписать из деревни свою маму, чтобы та сидела с Оленькой во время ее отсутствия. Мама к этому моменту уже овдовела и, вместо того, чтобы радоваться возможности жить только для себя, изнывала от безделья и отсутствия необходимости ежедневной борьбы с трудностями. Саше эта идея пришлась по вкусу и он, не задумываясь, совершил вторую роковую ошибку в своей жизни, позвав мать Валерии к ним в дом.
   Сразу после рождения Оленьки Валерия настояла на том, чтобы продать ее и Сашину квартиры в спальных районах, и купить на эти деньги одну в Центре, тогда и до работы ближе, и приезжать домой можно пораньше, да и жилище будет удобнее и престижнее. Саша, получив долгожданную дочку, был согласен абсолютно на все, поэтому вскоре они втроем переехали в хорошую трехкомнатную квартиру на Ленинском проспекте, окна которой выходили на памятник вечно удивленному космонавту Гагарину.
   Приехавшая мать Валерии поселилась в одной из комнат и сразу заполонила собой всю квартиру. Анна Ивановна, хоть и была женщиной небольшого ума и еще меньшего образования, но имела четкую картину того, как надо жить супругам и как следует воспитывать детей. Данная картина не могла подвергаться никаким изменениям и корректировкам, а должна была быть внедрена в жизнь в рекордно короткие сроки и с наибольшим КПД. Чем Анна Ивановна и занялась, не покладая рук ни днем, ни ночью.
   Упрямству, с которым мать Валерии гнула свою линию, мог бы позавидовать и бультерьер. Никакие увещевания со стороны дочери и зятя не могли поколебать железные принципы Анны Ивановны. Приняв Сашино уважительное отношения к немолодой женщине за его податливость и бесхребетность, Анна Ивановна начала нещадно прессовать зятя, не давая ему буквально шагу ступить без своего комментария относительно его полной несостоятельности как супруга, так и отца.
   Как ни странно, Валерия почему-то быстро перешла на сторону матери и никоим образом не препятствовала осуществлению домашнего террора. Однако порядок в доме и уход за Оленькой были просто идеальными, тут Саше даже нечего было противопоставить едким тещиным замечаниям.
   Понимая, что мать Валерии - единственный выход для него, если он хочет, чтобы Оленька была под присмотром не чужой незаинтересованной тети, а родной бабушки, Саша пытался мириться со своим положением приживалки в собственном доме. Доходило даже до того, что он проводил вечера в своей машине, припаркованной на стоянке около дома, если хотел послушать музыку, так как в доме ему это категорически запрещали, ссылаясь на то, что ребенку пора спать и вообще вредно слушать музыку, не похожую на колыбельные.
   Но нормальному мужчине, который является не только мужчиной, но и кормильцем семьи, долго такую ситуацию переносить сложно. Постепенно внутри у Саши начало копиться раздражение, которое уже не могли остановить доводы разума, и в один прекрасный день это раздражение выплеснулось на голову его тещи, которая в очередной раз, по установившейся традиции, что-то привычно пробурчала ему вслед. Разразившаяся буря ошеломила даже закаленную в семейных боях Анну Ивановну, которая была ни единожды люто бита своим выпивающим супругом. Замолкнув на полуслове, теща опрометью бросилась в свою комнату, громко щелкнув замком, и принялась названивать дочери. О чем она ей говорила, можно было только догадываться по доносившимся из-за двери вскрикам и всхлипываниям. После того, как голос тещи замолк, заверещал звонок Сашиного мобильного. Да, именно заверещал, так как даже звонку передалась ярость звонившей мужу Валерии. Остывший было после бурного словоизвержения Саша, был опять доведен до точки кипения совершенно истеричными выкриками супруги, общий смысл которых сводился к тому, что мало того, что он тряпка и полностью бесполезное существо, так еще и тварь неблагодарная. Борясь с желанием грохнуть телефон об стену, Саша прошипел задушенным от ярости голосом, что им надо поговорить.
   Приехавшей Валерии Саша, еще не успокоившийся после предыдущего разговора, поставил ультиматум: или он, или ее мать. Больше в своем доме он терпеть эту террористку не намерен. И хотя самым хорошим вариантом ему видится увольнение Валерии с работы, он даже готов рассмотреть вопрос о найме няни для Оленьки, но только чтобы старая карга убиралась на все четыре стороны из его квартиры.
   Валерию совершенно не устраивал вариант перевоплощения в домохозяйку, так как она была человеком эмоционально холодным и для дочери делала ровно столько, сколько надо было, не больше, а уж для мужа тем более, а на работе все кипело, мужчины роились, и жизнь была интересна и завлекательна.
   Матери ей тоже не было жалко, ибо она и Валерию порядком достала своим постоянным зудежом и советами, и дочь была бы тоже не прочь сплавить ее с глаз долой, однако ее можно использовать для осуществления намеченного ранее плана, о котором Валерия почти забыла, успокоенная относительным спокойствием в семье. Больше расслабляться и плыть по течению нельзя, надо действовать!
   Немного подумав, Валерия пошла к мужу извиняться. С покорным видом она признала, что была не права, позволяя своей матери так по-хамски обращаться с ее любимым супругом, и действительно мама изрядно загостилась, но... мама ведь уже не молода, ей трудно жить в деревне на подсобном хозяйстве... ты же хороший, ты должен меня понять... в общем, давай купим ей квартиру, небольшую, на окраине, подешевле...
   К моменту, когда произошел этот разговор, Саша давно и совершенно отчетливо понял, что его брак был большой ошибкой, совершенной назло Ларисе, но ради Оленьки он готов был терпеть и ее мать, чтобы она ни делала, и как бы она себя ни вела. Как человек, в общем, порядочный, он испытывал перед Валерией вину за то, что не любит ее и живет с ней только ради дочери. Это чувство вины и подвигло его на то, чтобы дать положительный ответ на просьбу супруги о покупки квартиры для ее матери, но с условием, чтобы Анна Ивановна больше на его глаза не появлялась. Валерия пообещала, что Саша больше матери ее не увидит, и вопрос был решен.
   Но необходимой суммы для покупки квартиры, даже и самой дешевой, у Саши не было, поэтому он был вынужден взять кредит, чтобы как можно быстрее избавиться от старой мегеры, которая с каждым днем становилась все невыносимее.
   Наконец, счастливый час настал: Анна Ивановна переехала в свежеотремонтированную и обставленную квартиру в Южном Бутове, а Саша остался в своей вдруг показавшейся огромной квартире на Ленинском, отягощенный довольно приличным кредитом.
   Жизнь опять вернулась на круги свои. Оленьке по случаю удалось нанять в няни женщину, живущую в том же подъезде, что и они, прелестную старушку из старых московских интеллигенток, страстную любительницу театра и всевозможных выставок.
   Валерия с Сашей работали, вечером встречались дома и пытались всеми силами изображать тихое семейное счастье: Саша, терзаемый чувством вины, а Валерия - во имя будущих дивидендов, ибо игра вступала в заключительную стадию.
   Саша преодолел еще одну ступень служебной лестницы, увеличив тем самым свои доходы, но и получив взамен такую неприятную обязанность, как периодически случавшиеся командировки в города и веси нашей необъятной. Другие мужчины радуются такой официально предоставляемой возможности оторваться от своих поднадоевших семей и на несколько дней почувствовать себя свободным и независимым, однако это был совершенно не Сашин случай. Оторваться от Валерии, даже и навсегда, он был не против, но вот не видеть Оленьку было для него сущей пыткой. Однако роз без шипов не бывает, и за большие деньги надо платить большими страданиями.
   Однажды возвратившись из командировки, Саша застал дома тещу, которая, увидев его в прихожей, испуганно метнулась куда-то в сторону кухни и там затихла. Вышедшая из комнаты Валерия имела вид смущенный и виноватый, как будто ее застали с любовником. От неожиданности, а также частично из-за потерянного вида жены, Саша впал в жуткую ярость. Оказывается, его провели, как мальчишку, заставив купить квартиру теще под обещания о том, что она здесь больше не появится, а она, оказывается, живет тут, стоит ему только за порог выйти. Накричавшись, он бросил дорожную сумку посреди холла, и вылетел из квартиры, хлопнув дверью.
   К счастью, его спасительная гавань в виде машины, стояла на обычном месте. Саша залез на заднее сидение, его трясло от злости и холода, стоявшего в салоне еще не прогревшейся машины. По мере того, как мощная печка прогревала внутренности автомобиля, Сашина ярость уходила, оставляя за собой ставшее уже привычным мерзкое чувство вины. Ну что он так взъелся? Ну приехала мама погостить, что такого? Он же был в командировке. И Лере тяжело за домом следить, и теще одиноко в своем Бутово, ну что он, действительно, завелся-то? Тут Саша увидел, как из подъезда вышла теща и какой-то неуверенной рысцой, будто ожидая пинка в спину, потрусила в сторону автобусной остановки. Тут стыд стал просто невыносимым: все же Саша был добрым и воспитанным человеком. Вздохнув, он выбрался из машины и поплелся домой.
   Там его встретила заплаканная Валерия, которая имела совершенно не свойственный ей вид побитой собаки. Теперь Сашу просто затошнило от жалости к ней и отвращения к себе за продемонстрированную полнейшую несдержанность.
   - Лера, прости меня, я вел себя как последний придурок.
   Валерия всхлипнула и промолчала.
   - Лера, ну прости меня, это все от неожиданности, ведь мы договаривались...
   - Саша, ты меня не любишь... Ты терпишь меня из-за ребенка, я тебя раздражаю...
   - Ну что ты, Лерочка, что ты глупости говоришь. Я вас обеих очень люблю. Вы - моя семья.
   - Да ладно тебе, кому ты рассказываешь... Ты просто меня терпишь...Я так несчастна, я так устала жить без любви, без тепла, я для тебя как горничная в гостинице. Ты меня не замечаешь, я не интересую тебя как женщина.
   Поскольку все, сказанное женой, было правдой от начала и до конца, Саша очень горячо стал ей возражать, ибо промолчать в данной ситуации значило бы согласиться.
   Валерия смотрела на него полными слез глазами, и недоверие было написано у нее на лице.
   - Нет, я тебе не верю. Если бы ты не боялся ранить Олю, ты бы давно дал мне пинка под зад! Выставил бы на улицу и даже в след бы не посмотрел!
   - Лера, ну что ты говоришь...
   - Так и есть! - перебила его Валерия, - и попробуй, докажи, что это не так! Что ты собираешься прожить со мной всю жизнь!
   - Хорошо, я готов доказать! Но как?
   Валерия опять начала плакать, потом, вытирая слезы рукой, вышла из комнаты и вскоре вернулась, держа в руках какие-то бумаги. Бросив их на стол, сказала с вызовом:
   - А ты подпиши вот это! Слабо? Конечно, слабо!
   - Что это? - спросил Саша, не решаясь взять в руки закапанные слезами листки.
   - Это - брачный контракт. Но ты, конечно, его не подпишешь, так как собираешься меня оставить ради какой-нибудь молодой девицы. Хотя я тебе верна и продолжаю любить тебя, не смотря ни на что. И ращу твою дочь, и готовлю, и квартиру убираю, и деньги зарабатываю, сколько могу! А ты готов променять меня и выгнать в любой момент! На улицу! - и Валерия опять зашлась в рыданиях, закрыв лицо руками. Крупные слезы вытекали между ее пальцев и капали на стол, где лежали бумаги.
   Саша не мог больше выносить эту пытку, ему было стыдно, жалко себя, ее, дочку. Он достал из кармана рубашки ручку, подвинул к себе бумаги, и, не читая, подписал их.
   - Теперь ты веришь мне? - спросил Саша, подталкивая подписанные листки обратно к Валерии. Слезы прекратились, Валерия отняла руки от заплаканного лица и улыбнулась.
   - Теперь верю, - ответила она.
   В скором времени Валерия потребовала развода. В заявлении, которое предоставил Саше ее адвокат, было сказано, что Саше разрешается видеться с ребенком каждую неделю, даже без присмотра матери. Чем объяснялась подобная щедрость? Возможно, подписанным Сашей брачным контрактом, в соответствии с которым в случае развода, не зависимо от того, по чьей инициативе он происходил, все имущество супругов, а именно квартира на Ленинском проспекте, квартира в Южном Бутово и обе машины, переходили в собственность Валерии. Саше же оставалось выплачивать еще не погашенный кредит и снимать квартиру, потому что собственной недвижимости у него не осталось.
   А что же стало с Ларисой? Лариса, хоть и пыталась считать на несколько шагов вперед, оказалась плохим математиком. Так бывает, ведь не у всех девушек есть склонность к точным наукам. Не учла наша стрекоза, что лето проходит довольно быстро, а красота - невечна. И сначала казалось, что все кавалеры недостойны ее, а потом оказалось, что она уже недостаточно молода и хороша собой для них.
   И осталась она одинокой девушкой под сорок с внешностью, не вынесшей слишком веселых летних танцев и песен.
  
   Была глубокая ночь, когда я, наконец, закончила свое порядком затянувшееся нравоучительное повествование. Было очень тихо, только гудели в отдалении отпугиваемые Фумитоксом комары, да где-то далеко, видимо, в деревне, лаяли собаки. Пепельница была полна окурков, а бутылка Мартини опустела. Сам Бог велел идти спать.
   Я посмотрела на Ингу. Похоже, я немного переборщила в своих страшилках, на нее было просто жалко смотреть. Но в таком деле, как мое, жалость неуместна, поэтому я решила еще немного поднять градус и резюмировала:
   - Вот видишь, поддавшись страсти, можно не только остаться в гордом одиночестве, но еще и без последних порток. Поэтому в нашем с тобой случае надо сидеть ровно и тихо радоваться, что жизнь проходит так скучно и неинтересно, ибо интересности чреваты потом долгим и горьким раскаяньем. Ты согласна со мной?
   Инга долго не отвечала, лишь вспыхивал и гас огонек ее сигареты. Потом она вздохнула и выдавила еле слышно что-то похожее на "да".
   - Ну вот и славно, - бодро произнесла я, не совсем поняв реакцию моей подруги на душеспасительную притчу,- а теперь пора на боковую, а то завтрак проспим!
   Я долго не могла уснуть, да и Инга ворочалась в своей постели, иногда тихонько вздыхая. Мне не хотелось больше общаться, поэтому я старательно делала вид, что не замечаю ее страданий.
   Я лежала и размышляла над своими байками, постепенно приходя к выводу, что в любви, да и в жизни вообще, нет каких-то аксиом и раз и навсегда доказанных теорем. В первой моей истории девушка предпочла журавля в небе и осталась ни с чем, хотя уже держала в руках надежную и вполне достойную синицу, готовую окольцеваться и жить и в горе и в радости, пока смерть не разлучит.
   Во второй моей притче все было ровным счетом наоборот: Валерию можно рассматривать как синицу, ну а Лариса выступила в роли журавля. И что же? Последовав народной мудрости и отпустив недосягаемого журавля, Саша предпочел синицу в руках, однако и это не помогло ему избежать кошмарного краха. Правда, я решила оставить за скобками тот факт, что Саша оправился от нанесенного ему Валерией удара, полностью восстановил свой финансовый статус, правда, теперь держится от особ женского пола подальше и с головой погрузился в работу. Это уже не имеет никакого значения для морали данной басни, поэтому и рассказывать это было необязательно.
   Очень жаль, что банальную истину "Лучшее - враг хорошего" человек постигает только понабивав себе болезненных шишек. Конечно, бывают и исключения из общего правила. Но, как известно, исключения - только подтверждают само правило.
  
   На следующее утро мы с трудом продрали глаза и у меня даже появилась крамольная мысль остаться спать в номере и не ходить на завтрак, но четкий образ горячих круассанов и прочей выпечки, всплывший перед моим мысленным взором, заставил меня подняться и потащиться в ванную умываться. Чистя зубы, я слышала, как Инга, кряхтя и постанывая, тоже выковыривает свое бренное тело из уютных недр постели.
   Голубков, не смотря на то, что время завтрака уже подходило к концу, мы застали в столовой. Выглядели они необычно: Мюллер был одет в костюм и галстук, а Кэт имела чрезвычайно грустный, даже, похоже, заплаканный вид.
   Сгрузив с подносов всю набранную нами снедь, мы сели за стол и принялись строить гипотезы относительно столь разительных перемен в стане наших подопытных.
   - Видимо, ночь не удалась, - с каким-то мрачным злорадством сказала Инга.
   - А костюм он зачем надел? - я скептически отнеслась к ее версии.
   Инга ненадолго задумалась, не забывая закидывать в рот большие куски яичницы с беконом, потом произнесла:
   - А может, он ей предложение сделал, поэтому и в костюм обрядился?
   - Ага, тогда не совсем понятно, чего Кэт так загрустила? Если следовать логике, то она-то как раз получила именно то, за чем приехала, причем в рекордно короткие сроки. Не сходится что-то. - Я опять забраковала Ингину теорию.
   Инга вновь впала в задумчивость, глядя в тарелку с геркулесовой кашей, которая исчезала прямо на глазах. Хотя и мне надо было отдать должное - я от Инги тоже не отставала, поглощая еду с не меньшей скоростью и в не меньших объемах.
   - У меня есть версия произошедшего, - отставив очередную тарелку, и придвигая следующую, сказала я, - думаю, у него срок путевки кончился. Это объясняет и его цивильный прикид, и ее похоронное настроение. Как тебе такое объяснение?
   - Логично. После завтрака старенькие выезжают, а новая партия прибывает в полдень. Горничные как раз успевают номера убрать и кровати перестелить.
   - Бедная Кэт! - неискренне пожалела я радистку. - Только закадрила мужика, а он - раз! - и домой, к жене и детям. Интересно, она на этом успокоится или опять охотиться начнет? Может, еще раз поспорим?
   - Нет уж, дорогая. То, что я сумею отыграться - большой вопрос, а два раза дать тебе выиграть - слишком жирно будет!
   Я неопределенно хмыкнула, беря с тарелки булочку с заварным кремом и провожая глазами окончившую свой невеселый завтрак парочку.
   Через полчаса, съев, наконец, свой завтрак, мы вывалились из столовой и потащились обратно к своему корпусу. Дорога наша проходила мимо административного здания пансионата, где мы стали свидетелями душераздирающего прощания между радисткой Кэт и Мюллером. Она висела у него на шее, а он что-то ей говорил, видимо, обещал позвонить, а может, жениться. Кто ж его знает, этого эсэсовца?
   - Ты опять оказалась права! - констатировала Инга, когда сентиментальная сцена исчезла за поворотом.
   - Давно уже пора к этому привыкнуть! - скромно ответила я, - а посему, ты должна прислушаться к тому, что я пытаюсь до тебя донести уже несколько вечеров подряд. Причем не только понять, но и расценить мои слова, как руководство к действию.
   - Да, я все поняла. Надо ценить то, что есть и не пытаться гоняться за эфемерными удовольствиями, иначе можно остаться у разбитого корыта.
   - Еще немного, и я начнут тобой гордиться - отлично сформулировано! Сразу видно - моя школа!
   - А мне вообще грех жаловаться: я за Славиком, как за каменной стеной. Он меня обеспечивает и никогда не спрашивает, куда делись деньги! - этот монолог Инга произнесла на одной ноте, как зомби. Похоже было, что она занимается аутотренингом и сама себя уговаривает в правильности сказанных ею слов. Но я решила не обращать внимания на разные странности, и продолжала гнуть свою линию:
   - Да, а тебе вообще грех жаловаться! На твоего Славика молиться надо! А ты вместо этого: "скучно, скучно"! Такого мужика днем с огнем не сыщешь!
   - Да, не сыщешь, - вторила мне Инга, - я все поняла. Спасибо тебе! Я очень рада, что у меня есть такая мудрая и красноречивая подруга!
   В этот момент мы дошли до своего номера и начали собираться на процедуры. Тема была исчерпана и я осталась в полной уверенности, что мне удалось выбить крамольные мысли из Ингиной слабой головушки.
   На процедурах мы почти не разговаривали, так как обе находились в состоянии полудремы после затянувшейся накануне ночной беседы.
   На обед мы пришли в самый разгар трапезы, почти все столы были заняты, и столовая была наполнена обычным гулом голосов, звоном тарелок, хлопаньем крышек от емкостей с едой и звяканьем приборов. Бросив на стулья сумки, мы с Ингой отправились набирать всевозможные яства. Давно поняв, что выбрать из всего это разнообразия всевозможных кулинарных шедевров самое вкусное просто нереально, мы сдались и брали все подряд. Это не лучшим образом отражалось на наших фигурах, зато очень благотворно сказывалось на нашей нервной системе.
   Набрав тарелок для первой перемены блюд, мы с трудом разместили их на своем столе и приступили к еде.
   Утолив первый голод, мы начали искать глазами Кэт. Радистка была на месте, в гордом одиночестве изящно хлебая овощной супчик. Рядом с суповой тарелкой на столе стояла десертная, в середине которой высилась очень скромная кучка тоже чего-то, судя по виду, овощного. Женщина ела и нарочито рассеяно оглядывала зал.
   В глубине души я завидовала радистке, ее несгибаемой воле, которая позволяла ей отказываться от всех этих деликатесов, которыми были завалены и заставлены столы, и питаться ровно стольким количеством пищи, чтобы она давала возможность организму не умирать с голоду, а поддерживать возможность передвигаться и весить пятьдесят килограмм. Мое тело имело возможность не только передвигаться, но и создавать запасы на черный день, который, увы, все не наступал и не наступал, а запасы становились все существенней и существенней.
   Инга, видимо, ощущала что-то похожее, потому, что оглядев Кэт, желчно произнесла:
   - Ишь, ты, щучка! Только своего предыдущего сплавила, а уже новый заезд оценивает!
   - А ты что, надеялась, что она будет носить траур до конца дней своих?
   - Ну хоть денек-то могла бы его пооплакивать!
   - Пока приглядит новую жертву, пока охмурит, вот денек-то и пройдет.
   Мы тоже обвели взглядом помещение столовой. Действительно, за столиками попадались незнакомые лица, видимо, только что приехавшие. Мужчин среди них было мало, а уж достойных внимания, с моей точки зрения, не было вовсе. Хотя, Мюллер тоже не был героем моего романа, однако Кэт это не остановило.
   Потеряв интерес к вновь прибывшим, мы с Ингой пошли за горячими блюдами. Поглощая необыкновенной вкусноты жаркое, мы продолжали лениво, почти уже по привычке, наблюдать за радисткой. Она доковыряла свои малоаппетитные овощи и принялась пить морс маленькими глотками. Вдруг Кэт резко поставила стакан на стол и вперилась взглядом куда-то в район входной двери. Как по команде, мы с Ингой посмотрели туда же.
   В дверях стоял мужчина. Необыкновенной красоты. Высокий, широкоплечий, поджарый. Седина и загорелое лицо с волевым подбородком и ямочкой на нем. Трехдневная щетина и голубые глаза. Боже мой! По залу, казалось, пронесся дружный вздох обожания. Еще немного, и по залу прокатилась бы волна обмороков. Однако красавец перестал позировать, видимо, удостоверившись, что его достаточно хорошо рассмотрели, и направился к своему столику.
   Вот это - настоящий Штирлиц. Я захотела поделиться своими выводами с Ингой, но, повернувшись к ней, обнаружила, что моя подруга сидела, полуоткрыв рот, и как завороженная продолжала смотреть в ту сторону, где обосновался советский разведчик Исаев.
   Я пнула ее под столом коленкой, однако это не произвело на Ингу никакого впечатления, она продолжала провожать взглядом Штирлица, который теперь мужественными движениями настоящего мачо накладывал себе что-то в тарелку и пружинящим шагом переходил от одной кастрюли к другой.
   Там же ошивалась забывшая, что только что отобедала, радистка, которая с неподдельным интересом заглядывала под открываемые Штирлицем крышки, как будто первый раз видела их содержимое.
   Насладившись радисткиными брачными танцами, я перевела взгляд на Ингу, которая также наблюдала за сценой, разворачивающейся среди кастрюль и подносов. В ее глазах читалось явное неодобрение и, пожалуй, обида.
   - Просто шлюха какая-то, - прошипела моя подруга, - ты посмотри, еще немного, и она его прямо на доску для резки хлеба завалит.
   - Да, по мне, так она действительно немного перебарщивает. Хотя, надо отдать Штирлицу должное, он на нее даже не посмотрел.
   - Штирлицу? - не поняла Инга.
   - Ну да, если предыдущий тянул только на Мюллера, то этот - вылитый Штирлиц, только побрить бы его не мешало, а то советскому разведчику такая щетина не к лицу.
   - Да, мужчина отпадный. Представляешь, если завести с таким роман... - на лице Инги появилось мечтательное выражение, сделавшее ее похожей на овцу.
   - Снова здорово! Инга, ну какой роман? Какой роман? Такой мужик баб на завтрак, обед и ужин десятками кушает! Ты только посмотри на него: бабоукладчик ориджинал! К нему нормальной женщине на десять метров подходить противопоказано - убьет наповал! Ты меня слышишь?
   Однако Инга меня явно не слышала и продолжала неотрывно смотреть на поглощавшего пищу Штирлица. Ел он с явным удовольствием здорового, сильного и неутомимого мужика! Да, на него и просто смотреть-то опасно... Я с некоторым трудом отвела от него взгляд, а подруга моя продолжала загипнотизировано пялиться, по-моему, она даже немного покачивалась. Ну чисто кобра перед дудочкой. При звуках флейты теряет волю...
   Все, это надо срочно заканчивать, а то уже даже неприлично все выглядеть начинает. Я встала, выдернула Ингу из-за стола и поволокла к выходу. Она зомбировано плелась сзади и даже не упиралась. Таким образом я дотащила ее до номера и бросила на кровать.
   Немного полежав, она встала и пошла в ванную, где закрылась часа на два.
   Сидя в кресле и прислушиваясь к шуму текущей в ванной воды, я думала о том, что для недостаточно опытной женщины почти сорока лет внезапная встреча с таким мужчиной действительно может стать поводом для глубокого стресса, в котором, наверное, и пребывает сейчас Инга.
   Какое счастье, что завтра с утра мы уезжаем - две недели отдыха подошли к концу. И если еще с утра я думала, что "увы, подошли", то теперь я так не считала, и вполне уместно было бы сказать "к счастью, подошли". Как ни странно, мои мрачные опасения относительно того, что отдых должен был бы быть загублен на корню, не оправдались. Мы с Ингой даже почти подружились, и она совершенно не обременяла меня своим присутствием, а уж игра в подсматривалки за Кэт и Мюллером так и вообще сделала отдых почти увлекательным.
   Процедуры тоже оказались небесполезными, свежий воздух, хорошая еда, отсутствие каких-либо проблем и профессиональный уход сделали свое дело, и теперь мы выглядели значительно лучше, чем до приезда в этот пансионат.
   Опять же, благодаря Инге, я имела возможность вспомнить давно забытые истории и окунуться в давно прошедшую жизнь, что было для меня вполне приятным занятием, в отличие, наверное, от их непосредственных участников.
   Да, мне действительно было очень жаль уезжать и почему-то очень захотелось провести последний вечер в пансионате с наибольшей для души и тела пользой: взять еще один сеанс талассотерапии, которая, как мне казалось, наиболее благоприятным образом влияла на мой организм.
   Я подумала, что и Инга тоже вряд ли откажется зацепить последний кусок удовольствия и согласится пойти со мной. Я сняла трубку телефона, позвонила в лечебную часть и договорилась о последнем сеансе после ужина для нас обеих.
   Дождавшись, когда Инга, наконец, всплыла из пенных недр нашей ванной, я сообщила ей эту приятную во всех отношениях новость. Однако вопреки моим ожиданиям Инга отказалась от последней возможности еще раз попробовать стать семнадцатилетней:
   - Нет, ты знаешь, я не испытываю такого восторга от талассотерапии, как ты. Мне она никогда не нравилась, просто не хотела тебя расстраивать своим нытьем. Я каждый раз еле долеживала до конца сеанса. Ты иди одна, а я в номере посижу, как раз книгу дочитаю, чтобы домой ее не тащить. Тем более, что завтра утром уже уезжать. Может, чемодан соберу. Короче, найду, чем заняться.
   - Ну ладно, не хочешь, как хочешь. Хотя зря ты так про талассотерапию - она очень полезная и похудению способствует, что нам с тобой сейчас очень даже не помешает, - и я выразительно посмотрела на округлившийся от постоянного переедания Ингин животик.
   Инга в отместку также выразительно посмотрела на мой. Да... "Может, морщины разгладились потому, что лицо поправилось? - подумалось вдруг мне, - Все, не буду об этом думать, а пойду-ка еще в водорослях полежу. Очень способствует потере лишнего веса."
   Приближалось время ужина. По мере нашего приближения к столовой, Инга вела себя все более и более беспокойно, и даже, немного не дойдя до входа, предложила немного прогуляться вокруг, для нагуливания аппетита. Я выразила удивление по поводу его отсутствия, ибо раньше подобными проблемами Инга не страдала, однако чего не сделаешь для любимой подруги! И мы сделали несколько кругов, прежде, чем зайти в здание.
   Ну конечно, Штирлиц уже восседал за своим столом, оглядывая каждую входящую в дверь женщину. Инга вся подобралась и, видимо, попыталась изобразить плавную завлекательную походку, однако чтобы ходить именно так, необходимы шпильки и узкая юбка, а джинсы и тапочки на плоской подошве сексуальности движений совершенно не способствуют, поэтому Ингин проход мимо столика советского разведчика, на мой взгляд, фееричным назвать было трудно. Я поставила ей три:ноль.
   Но и на этом странности сегодняшнего вечера не ограничились: вернувшись из буфета, сгибаясь под тяжестью груженных с горкой тарелок, я обнаружила Ингу, перед которой высился небольшой стожок каких-то листьев и стоял одинокий йогурт.
   - Это что за силос? - удивилась я, пытаясь компактно расставить еду на столе.
   Инга покосилась в сторону Штирлица и объявила мне, что аппетит ей так и не удалось нагулять, поэтому она решали ограничиться только рукколой и йогуртом.
   И взяв в руки вилку, Инга начала манерно ковырять лежащую перед ней зелень. Где-то я уже это видела...Кстати, а где Кэт? По всем законам жанра ее присутствие было просто обязательно.
   Действительно, радистка была на месте, так же, как и Инга, страдая над кучкой салатных ингредиентов. Но, судя по всему, проход мимо столика Штирлица ей должен был удастся значительно лучше, чем моей подруге: Кэт была во всеоружии. Декольте, узкая юбка и босоножки на шпильках дополнялись прической и макияжем. Девушка явно после обеда не теряла времени даром! Она бросала томные взгляды в сторону Штирлица, однако советский разведчик оказался значительно крепче эсэсовского генерала, он не обращал на Кэт никакого внимания. Вот он, советский офицер! Я даже испытала чувство гордости за наш народ и лучших его представителей!
   Ужин обещал быть нескончаемым: листья на Ингиной тарелке убывали очень медленно так как все ее внимание было приковано исключительно к Штирлицу, который, не обращая внимания на взгляды, посылаемые ему со всех концов столовой, как ни в чем не бывало продолжал поедать горы мяса, запивая их красным вином. Наконец, мужчина наелся, встал из-за стола и, шикарно двигая широкими плечами и узким тазом, двинулся к двери. Через минуту столовая почти опустела, и Ингин неравный бой с салатом тоже подошел к концу.
   Мы вышли из здания и разошлись каждая в свою сторону: я - по направлению к лечебному корпусу, а Инга - в сторону нашего номера. Она была молчалива и явно над чем-то серьезно раздумывала.
   Сеанс талассотерапии не задался! Вместо того, чтобы расслаблено лежать на кушетке, обернутая водорослями, и тихо проваливаться в сладкую дрему, я вертелась, как угорь на сковородке и с нетерпением ожидала окончания сеанса. Спокойно жить мне не давали мысли о бедной Инге, находящейся в состоянии глубокого шока и способной на всякие ужасные глупости.
   Какое все-таки счастье, что мы завтра уезжаем, а то никаких моих страшилок бы не хватило, чтобы удерживать Ингу в узде и рамках приличия, учитывая их непродолжительное на нее действие.
   Хотя, для приведения подруги в нормальное состояние какой-нибудь забойный триллер из моего арсенала был бы весьма кстати.
   Я стала перебирать в уме возможные варианты душеспасительных историй, приличествующих случившемуся, но никак не могла вспомнить что-нибудь соответствующее тяжести случая. Тут бы подошла байка, заканчивающаяся насильственной смертью одной из участвующих сторон, или самоубийством на почве неразделенной любви, или, на худой конец, пожизненным заключением за убийство неверной жены. Но ничего такого, к несчастью, а может, к счастью, ибо участниками моих историй были совершенно конкретные, известные мне люди, в моем арсенале не находилось. Придется обходиться силой своего красноречия!
   Еле дождавшись окончания злополучного сеанса, я вскочила, впопыхах смыла с себя водоросли, и помчалась к нашему корпусу, распространяя вокруг себя едкое зловоние.
   Влетев в номер, Инги я там не обнаружила. Не находя себе места от беспокойства, я принялась метаться по комнате. Перед моим мысленным взором возникали картины, одна страшнее другой: разнузданная оргия в номере Штирлица; униженная и оскорбленная Инга, спускающаяся к реке, чтобы утопиться; Инга, выгнанная Славиком за измену из дома... Я уже готова была поднять на ноги всю охрану пансионата, когда дверь открылась и появилась Инга. Она выглядела значительно лучше, чем когда я ее последний раз видела. Мало того, на ее лице играла довольная улыбка.
   На мои вопросы о том, где она была, и что вызвало столь хорошее ее настроение, Инга отшучивалась и по существу не отвечала.
   А на мое предложение поговорить, отказалась, сославшись на то, что очень хочет спать и завтра рано вставать, чтобы до завтрака успеть собрать вещи. Пришлось мне остаться один на один со своим не понадобившимся красноречием и четвертью бутылки Мартини. Ведь не тащить же ее обратно в Москву?
  
   Завтрак прошел на удивление спокойно. Штирлица нигде не было видно: то ли уже позавтракал, то ли проспал. Учитывая количество внимания, уделяемого ему почти всеми женщинами пансионата, ночь у него могла случиться бурная. Инга, поначалу вознамерившаяся повторить свой вчерашний подвиг с рукколой, не дождавшись появления Штирлица, вернулась к своему обычному меню и умяла все в рекордно короткие сроки: видимо, вчерашний скудный ужин давал себя знать.
   Выйдя из столовой, мы договорились, что я пойду на стоянку за машиной, подгоню ее к входу в корпус, а Инга спустит вниз наши вещи, благо их было не так уж много.
   Через двадцать минут я подъехала к корпусу, но Инги нигде не было видно. Господи, ну почему эта женщина не может ничего сделать в срок? Пунктуальность была не ее сильной стороной. Я положила голову на руль и приготовилась ждать, когда моя подруга, наконец, соблаговолит вынести наши вещи. Самой подниматься обратно в номер мне не хотелось: договорились же!
   Поднять голову от руля меня заставил негромкий стук в боковое стекло. Я повернулась и потеряла дар речи. Передо мной, безусловно, стояла Инга. Но это была совершенно не та Инга, которую я привыкла видеть рядом с собой на протяжении двух недель. Откуда, спрашивается, из каких заначек она выудила ТО, что было на ней надето? Как коварно она прятала ЭТО, хихикая и издеваясь над радисткой за то, что та прихватила с собой вечернее платье, из бретелек которого она собиралась плести хитроумные капканы и ставить их на пробегающих мимо мужчин! Бедная Кэт, ей оставалось только нервно курить в углу и бессильно скрежетать зубами, глядя на ЭТО!
   Такого количества блесток, паеток, стразов и бисера мне еще видеть в одном месте не доводилось! С другой стороны, я была польщена тем, что для поездки в моей машине Инга так нарядилась. Все-таки приятно, когда к твоему автомобилю относятся с таким пиететом, что залезать в него в чем-нибудь другом, кроме вечернего платья (да какого!) не считают возможным.
   Оправившись от эстетического шока, я вышла из машины и открыла багажник, чтобы загрузить туда наши вещи. Однако в поле видимости я обнаружила только свой чемодан. Вещей Инги не было. Страшные подозрения начали закрадываться в мою душу, но я все же спросила:
   - Инга, а где твои вещи?
   - Я остаюсь!
   - То есть? - я беспомощно хлопала глазами, силясь понять смысл сказанного.
   - Так и есть: я остаюсь. Вчера я договорилась с портье, он нашел для меня одноместный номер. Славик должен мне сегодня перевести деньги на карточку, чтобы расплатиться за еще две недели пребывания тут.
   - А как ты ему это объяснила?
   - Я сказала, что тут совершенно потрясающие сеансы талассотерапии, которые я хочу пройти повторно. Они очень положительно влияют на мое состояние. Славик очень порадовался, что мне здесь понравилось, и без слов разрешил мне остаться.
   Я ошалело таращилась на Ингу.
   -Жаль, что ты не сможешь остаться вместе со мной, мы ведь так клево проводили время! Особенно мне понравились твои истории! Может, когда надоест работать в банке, займешься писательством? Тебе есть, что рассказать миру! Нет, мне действительно очень жаль, что тебе надо на работу, и ты не сможешь со мной остаться! Ну ладно, буду скучать тут одна. Но ради такой талассотерапии пойдешь на любые жертвы! Ну ладно, хорошо тебе доехать! Пока!
   Она чмокнула меня, все еще не оправившуюся от такого неожиданного коварства, в щеку и удалилась, помахивая сумочкой, которая, как уже можно догадаться, была тоже вся увешана всякими блестками и висюльками, в сторону корпуса, где проживал советский разведчик товарищ Исаев, он же штурбанфюрер Штирлиц. Может, совпадение?
   Я села за руль и покатила прочь от этого места. Пусть сами разбираются!
  
   Но все же, по-моему, сила слова явно преувеличена. Не считаете?

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"