Время шло, и, как ни странно, ничего ужасного не происходило: монстры из шкафа по мою душу не вылезали, страшные сны снились всё реже, и даже настырный голос в голове помалкивал. Папа иногда передавал весточки через знакомых, у него всё было хорошо. Во всяком случае, так он меня уверял ― и это радовало. Тётя Клава не докучала, целыми днями где-то пропадая, и, кажется, кого-то себе нашла. Иногда за завтраком она восторженно рассказывала о своём новом знакомом, но я только кивала, думая о своём, нерадостном. Так мы и жили.
Приближался Новый год. Я всё ещё надеялась, что папа вернётся к празднику: вместе нарядим ёлку и, как в детстве, пойдём смотреть салют. Но, честно говоря, не особенно в это верила... Девчонки из группы предлагали встретить праздник в компании на загородной даче одного из ребят. По понятной причине, я наотрез отказалась ― слишком свежи ещё были ужасные воспоминания. В нашей группе никто так и не узнал о том, что случилось в начале осени; однокурсники считали меня скучной, нелюдимой гордячкой, а я и не торопилась их в этом разубеждать.
Наступил последний день декабря, и стало очевидно, что папа не приедет, значит, и этот Новый год мне предстояло встречать в одиночестве. Тётя Клава извинилась, сказав загадочным голосом, что у неё "планы" на вечер, и, раздражённо пожелав ей повеселиться от души, я закрыла дверь. Вытащив с антресолей ёлку, поставила её посреди комнаты, ещё час просидела под ней, перебирая старые игрушки, но так ни одной и не повесила ― чувствовала себя брошенной и ненужной, даже позвонить было некому...
Однако ближе к двенадцати, притащив из холодильника салат и шампанское, включила телевизор и, усевшись на пол перед "глупым ящиком", начала праздновать. К бою курантов я была уже хороша ― сказалась неумение пить, зато на душе стало гораздо легче. Покричав "ура", даже успела загадать желание, и как только за окном начали взрываться петарды, нетвёрдой походкой побрела к балкону, прихлёбывая шампанское прямо из бутылки.
На улице люди веселились, поздравляя друг друга, и глядя на праздничный салют, хохоча, взрывали хлопушки. Мне вдруг стало так завидно и захотелось туда, к ним, что, не раздумывая, кое-как обувшись и натянув пальто, я поспешила на улицу, так и не выпустив из руки недопитую бутылку шампанского.
Мне даже в голову не пришло задуматься над вопросом ― взяла ли с собой ключи и закрыла ли входную дверь ― в тот момент было не до этого. Выйдя в холл перед лифтом и с трудом попадая пальцем в кнопку вызова, ждала, нетерпеливо прихлопывая ногой в такт известной новогодней песенке, раздававшейся из-под соседской двери.
― Весело им, сволочам, и дела до меня нет ― конечно, зачем я им сдалась! Кому вообще нужна, даже родной отец бросил, ― бубнила себе под нос, распаляясь всё больше и больше. Весёлое настроение очень быстро менялось с "люди, я вас обожаю!" на "ненавижу всех и вся". Лифт, наконец, приехал, и я бесцеремонно в него ввалилась, краем глаза заметив, что там уже кто-то стоит, опустив голову.
― Здравствуйте, с Новым годом! ― чудом сохранив остатки вежливости, пробурчала я, собравшись снова приложиться к бутылке шампанского, которое, как назло, никак не кончалось. Двери с противным скрежетом закрылись, и лифт поехал вниз. Тут молчаливый сосед, даже не потрудившийся ответить на поздравление, поднял голову и улыбнулся. От этой улыбки хмель стремительно меня покинул. Я икнула, вжавшись в стену кабинки так сильно, словно хотела прямо через неё на ходу вывалиться наружу, лишь бы сбежать от попутчика...
Это был... ну, как его там звали, молодой "практикант", помощник страшного полицейского. Такой румяный, лопоухий, всё время прятавшийся за своим начальником. Сейчас он не казался ни испуганным, ни нерешительным, это был абсолютно другой человек, да что я говорю, не человек вовсе. Он был высоким и даже мог показаться симпатичным, если бы не круглые рыбьи глаза, холодные и пустые, и ухмыляющийся рот, прямо как у его начальника, полный мелких, острых, словно специально заточенных зубов.
Парень моргнул, закрыв свой ужасный рот. Я выдохнула, решив на мгновение, что всё это мне почудилось спьяну. Но его длинный чёрный язык, неожиданно высунувшийся наружу и облизавший тонкие губы, убедил, что это точно не видение, а...
― Какая мерзость... Ты, тварь, ещё смеешь ухмыляться и облизываться на меня, да я тебя... получи! ― со всей силы врезала ему по противной физиономии бутылкой, зажатой в правой руке.
Он ещё больше выпучил глаза, сползая по стенке на пол. Я смотрела на него сверху вниз и не могла поверить, что это моих рук дело. В жизни и мухи не обидела, ругалась ― да, бывало, но чтобы кого-нибудь ударить? Однако, доказательство, как говорится, было налицо, то есть, на полу.
Перевела ошарашенный взгляд на свою ладонь, сжимавшую отколовшееся горлышко бутылки, и осколки под ногами. Всё ещё не веря в произошедшее, смотрела то на поверженное мной существо, то на свою героическую руку. Но тут лифт остановился, приветливо распахнув двери.
К счастью, внизу никого не оказалось, и, скомандовав себе:
― Беги, Аська! ― я метнулась к выходу из дома прямо в веселящуюся толпу. Неслась на заплетающихся ногах словно пьяный ветерок, при этом умудрившись ни разу не споткнуться. Ну разве это не новогоднее чудо?
Вылетев из дверей на улицу к соседям, под очередной тост разливавшим шампанское по прихваченным из дома бокалам, я невольно сморщила нос. От одного только вида шипучего напитка тошнота подступила к горлу, но кто-то, подхватив меня под руку, так что я затряслась от страха, закричал явно нетрезвым голосом:
― Это ж Асенька, соседка наша! Ну-ка, налейте ей, пусть выпьет с нами, она хороший, ик, ч-ч-еловек...
Отбрыкаться не удалось: соседи навалились на меня всей толпой, заставив выпить. А потом я уже плохо соображала: кажется, мы дружно покричали "ура!" салюту, кто-то предложил слепить снеговика, но не получилось ― снега в этом году практически не было, поэтому за отсутствием такового выпили ещё и пошли домой праздновать дальше. Меня захватили с собой как почётный трофей, сопротивляться уже не было сил.
В лифт все не уместились; я заметила, что поверженный противник пропал, но осколки стекла всё ещё были на месте. Дома у соседей сбросила в коридоре пальто и сапоги, и меня потащили за стол. Какая-то полная сердобольная женщина заставляла "бедняжку" есть, приговаривая:
― Деточка, разве можно быть такой худой? Тебя дома совсем не кормят?
И подкладывала, подкладывала на тарелку безумно вкусные салаты, а я покорно ела, бормоча:
― С-спасибо, Вы просто меня спасли...
Это умиляло незнакомую соседку, заставляя кормить "голодную детку" ещё усерднее. Я глотала, пока могла, и уже сама не помнила, отчего же меня спасли соседи ― видно, тостов было слишком много...
Но всему приходит конец, и когда какой-то совершенно захмелевший юнец начал лапать мои колени, беспощадно спихнула его под стол и стала выбираться. К удивлению, я всё ещё держалась на ногах, хотя и нетвёрдо. Сумев отыскать в незнакомой квартире туалет, куда-то свернула, увидев нечто вроде кладовой, где прямо на полу были свалены пальто и шубы гостей.
― Вот, это то, что надо! ― произнесла я заплетающимся языком, встала на колени и, раскопав в этой куче норку, уютно там устроилась, сумев даже натянуть на себя сверху чью-то дублёнку.
― Тут они меня точно не найдут, ― это стало последней мыслью перед тем как окончательно провалиться в беспокойный сон. Я уже и не помнила, кого же имела в виду под загадочным "они", и в тот момент это было хорошо...
Мне привиделся сон, для разнообразия даже не страшный: я гуляла по летнему лесу, плавясь от жары. И неудивительно, ведь была одета в шубу, причём вместо воротника на плечах лежал и ехидно ухмылялся живой песец. Он заглядывал в лицо, подмигивая чёрным глазом, строил разные рожицы, помахивая пушистым хвостом, так и норовя попасть им мне в рот, что, между прочим, сильно мешало оглядываться вокруг и искать дорогу из леса, предположительно, к дому.
В очередной раз выплюнув хвост обнаглевшего зверька, я увидела, наконец, тропинку и, тяжело дыша, приподняв руками полы шубы, отправилась сама не знаю куда. Дорожка вела меня на вершину пригорка, и идти по ней с каждым шагом становилось всё труднее. Когда сил почти не осталось, я сказала песцу:
― Ну, хватит, слезай, зараза, и шубу свою забирай, вы все мне надоели!
Песец подмигнул сразу обоими глазами, немного пошуршал и странно знакомым бодрым женским голосом произнёс:
― Доброе утро! В Москве шесть часов утра, основные новости к этому часу...
Я вздрогнула и проснулась. Выплюнув изо рта кусок дублёнки, которой накрывалась, и, охая как старушка, с трудом разогнула затёкшие от неудобной позы руки и ноги, с удовольствием потягиваясь. Голова болела, что было неудивительно после вчерашних "подвигов", а ещё страшно хотелось пить.
Покинув импровизированную нору, с удивлением рассматривала незнакомую квартиру: негромко работал телевизор, рассказывая о том, как страна встретила Новый год, а я пыталась сообразить, с кем сделала это вчера. Но воспоминания были весьма смутными.
Кое-как добравшись до ванной комнаты и, по понятной причине, очень этому обрадовавшись, с удовольствием напилась прямо из-под крана и даже умылась. Случайно взглянув на себя в зеркало на стене, с испугом отпрянула: волосы стояли дыбом, лицо было помятое, а опухшие глаза своей краснотой посрамили бы и кролика. Умывшись ещё раз, причесалась найденной на полочке чужой расчёской, мысленно прося прощения у незнакомых хозяев. Так, немного приведя себя в порядок, я, наконец, решилась выйти к приютившим меня людям, лиц которых, впрочем, никак не могла вспомнить.
Нерешительно потоптавшись, вылезла из ванной, смущаясь и не зная, что буду говорить соседям. Но, если не считать бормотавшего телевизора, вокруг было так тихо, что в голову закралась умная мысль:
― А не спят ли все? Только шесть утра, конечно, ещё дрыхнут! Это ж здорово, уйду по-английски, не прощаясь, и никакой неловкости не будет. А потом как-нибудь встречу их, если узнаю, конечно, и за всё поблагодарю.
Что ж, такое решение показалось мне вполне сносным, пока я на цыпочках кралась по коридору к входной двери. И почти дошла, вот только...
Дверь в комнату, где мы вчера встречали Новый год, была закрыта не до конца. Большая тёмная лужа натекла из-под неё и почти впиталась в скромный серый ковёр на полу. Запах стоял тошнотворный и почему-то очень знакомый. Сердце заколотилось как после долгой пробежки, так и норовя выскочить прямо в горло. Ноги похолодели, а голос в голове подсказывал не смотреть по сторонам и бежать отсюда как можно дальше.
Но руки, похоже, решили по-своему. Я не знаю, почему приоткрыла дверь в эту, будь она трижды проклята, комнату, тут же её захлопнув. И только тогда пошла, нет, без оглядки полетела оттуда, из этой приютившей меня вчера квартиры, ставшей могилой для нескольких незнакомых, но совершенно нормальных людей. Которые были так добры к "одинокой соседке", а теперь лежали, разодранные зверем...
Я мчалась по чёрной лестнице, забыв, что там, в чужой квартире, где-то остались мои сапоги и пальто. Мчалась, заливаясь слезами и закрывая рот рукой, чтобы не вырвало. Из-за пелены слёз чуть не прозевала надпись на переходном балконе ― цифра десять, мой этаж... Через минуту я была уже дома ― вчера, к счастью, так и не захлопнула дверь. Закрывшись на все замки и, набросив цепочку, полетела в ванную, из которой потом долго не могла выйти.
Понадобилось пережить слёзы, не одну истерику и очень горячий душ, чтобы немного успокоиться, начав думать головой; помогли и таблетки, выписанные врачом, которые я давно уже не принимала, но не успела выбросить. Сделанные выводы, увы, не утешали: это меня искали в той злосчастной квартире, но, сама того не понимая, я удачно спряталась. И тогда они убили всех...
― Что теперь делать, как жить с таким грузом вины? Может, позвонить в полицию? В лучшем случае упрячут в психушку, в худшем ― в тюрьму, ведь в той квартире остались мои отпечатки и вещи. А если в случившемся я начну обвинять демонов или монстров ― всё, пиши пропало... С другой стороны, возможно, это и к лучшему ― пусть запрут, там-то "они" меня не достанут...
Я вспомнила "полицейского" и его "практиканта". Нет, от них нигде не спрячешься, посоветоваться можно только с папой, но его как назло не было рядом. Если подумать, то и в прошлый раз просто повезло, что он быстро меня нашёл, иначе...
Тут вдруг в голову пришла ещё одна нерадостная мысль: что, если и на встрече выпускников "им" была нужна именно я, а пострадали ребята. Но почему ― я? Ответа не было. Голова разболелась так сильно, что, в отчаянии закрыв глаза, я улеглась прямо на коврике в ванной и не заметила, как уснула: наверное, подействовали таблетки, позволив отдохнуть несколько часов.
А проснулась оттого, что кто-то с криками колотил во входную дверь. С трудом встав, еле переставляя затёкшие ноги, поплелась в коридор. С той стороны снова раздался стук, за ним ― неоднократные звонки, и голос тёти Клавы недовольно прокричал:
― Аська, паразитка, уснула ты там, что ли? Почему не открываешь? Сейчас пойду к соседям, будем ломать дверь...
Я откашлялась, прохрипев осипшим от слёз голосом:
― Не надо ничего ломать, тётя Клава. Просто я вчера поздно легла, ты меня своими криками разбудила...
Пришлось открывать... Влетевшая в квартиру тётя со злым раскрасневшимся лицом, набросилась на меня с упрёками, но я так сегодня настрадалась, что холодно её остановила:
― Вы приехали сюда, чтобы племяннице не было одиноко, а сами бросили в Новогоднюю ночь. Почему же удивляетесь, что я закрываюсь на все замки? Мне ведь страшно...
Тётушка смутилась, тихо пробормотав:
― Ася, ты же, вроде, была не против, а? Мы же договаривались?
― О чём? Что Вы целыми днями будете пропадать неизвестно где? Не помню такого...
Развернувшись, я ушла на кухню, оставив растерянную тётю обдумывать мои слова. Если бы отец узнал, как она "присматривает" за племянницей, получая за это деньги, разговор у него был бы короткий ― пинком назад, в провинцию. А ей этого, понятное дело, не хотелось...
― Надеюсь, теперь тётя будет чаще оставаться дома, ― думала я, глотая таблетку аспирина. Хотя и так было ясно, защитник из неё ― никакой. Я вернулась в свою комнату, без сил свалившись на диван, и уставилась в потолок. Меня охватили апатия и полное нежелание сопротивляться несчастной судьбе: пусть всё катится к чёрту, что будет, то будет. В общем, практически сдалась...
Не знаю, как сложилась бы жизнь дальше, видимо ― не очень хорошо, но вмешался случай: в дверь снова позвонили. Я не собиралась вставать с дивана, и, вообще, мне было всё равно, кто там рвётся с нами пообщаться. Тётя Клава почему-то тоже не спешила открывать, но звонивший был очень настойчив, и у тётушки первой сдали нервы. Было слышно, как она шаркала по коридору, что-то бубня себе под нос, и, гнусавя, спросила:
― Кто там?
― Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Асю.
Голос был мужской, вежливый и очень приятный, что, вероятно, безотказно подействовало на тётю. Я не успела крикнуть, чтобы она и не думала никому открывать, как услышала щёлканье дверного замка. За ним последовали вздох восхищения и нежное воркование моей безмозглой родственницы:
― Подождите минуточку, я её сейчас позову.
В мою дверь тихонечко поскреблись, и заискивающий тётин голос проворковал:
― Асенька, к тебе тут пришёл молодой человек, выйди, пожалуйста.
― Надо же, уже Асенька, а только что была "паразиткой"! Кого там ещё нелёгкая принесла? ― я злилась, потому что никого не ждала...Точнее сказать, ждала, но таких гостей, от которых со страха хотелось спрыгнуть вниз с балкона. ― Что ещё за молодой человек? Неужели недобитый "практикант", что теперь делать? Спрятаться, как в детстве, под одеяло или кровать, надеясь, что там меня не найдут? Как же глупо... Впрочем, плевать ― пусть будет, что будет, лишь бы всё быстрее закончилось...
Встала и, вздохнув, покорно побрела к двери. Тётя не спешила уходить, явно сгорая от любопытства и ожидая развития ситуации. Проигнорировав её, я вышла за дверь... и замерла. Это был он, мечта любой девчонки: высокий и стройный, лет двадцати с небольшим, блондин с карими глазами и очаровательной улыбкой на губах. Он стоял на пороге квартиры и удивлённо на меня пялился. Ясно, мальчик перепутал голливудские холмы с московской многоэтажкой.
Я возненавидела его с первого взгляда ― насмотрелась в школе на таких красавчиков-нахалов, изводивших одноклассницу только за то, что мои родители по их меркам недостаточно богаты. Оперлась о дверной косяк, скрестив руки на груди, и рявкнула:
― Ну и?
― Что, простите?
― Я ― Ася, и что дальше?
Он страшно смутился и покраснел. Это была неожиданно, но смягчаться я не собиралась. В самом деле, ну что с ним миндальничать, может, мне жить-то осталось считанные часы, а он отвлекает от... Ну, не важно, отвлекает и всё!
― Извините за беспокойство, ― пробормотал блондин, и я подумала:
― Из какого же века такой вежливый взялся?
Он продолжил:
― Мне нужно встретиться с Трифоновой Асей. Я брат её подруги, Милы...
― Оп-па... Брат Милы, моей Милы? Да у неё сроду не было ни братьев, ни сестёр. Попался...
― Да что Вы говорите, брат? Надо же... А Мила про Вас никогда не рассказывала. Может, Вы недавно нашлись, Вас в детстве потеряли, да? ― мой голос сочился ядом.
Он вдруг так мило засмеялся ― прямо "мальчик-очаровашка", но я от его смеха напряглась и пожалела, что сейчас в руке у меня нет тяжёлой бутылки или хотя бы кухонного ножа. Так было бы спокойнее, что бы я там себе не надумала, всё-таки просто так сдаваться не собиралась...
― Вы меня раскусили, Ася, я действительно не брат вашей подружки...
При слове "раскусили" ― ноги подкосились: перед глазами сразу предстала разрывающая тело пасть, полная мелких острых зубов... Но я устояла, в душе поднялась такая лютая ненависть, видимо, отразившаяся, в моём набыченном взгляде, что блондин побелел, сравнявшись цветом кожи с собственной шевелюрой, испуганно отступив назад:
― Ася, прошу, выслушайте меня, пожалуйста! Дайте всего минуту для объяснения, Вы совсем не то подумали...
― А откуда Вам знать, что я подумала? Пришли за мной, да? И ещё бедную подругу сюда приплели, проклятое демонское отродье!
― Нет, нет, не продолжайте, всё как раз наоборот. Меня зовут Дима, для друзей ― Митя, ― бормотал он, запинаясь. ― Я такой же, как Вы, Ася, они меня тоже ищут...
От этих слов я остолбенела. Боже, как же в тот момент мне хотелось ему верить...