Прощание с Марной оказалось трогательным и болезненным в прямом смысле этого слова: я чувствовал себя так, словно меня переехали велосипедом. Судя по несчастному лицу Фаби, ― его состояние было не лучше. Мы нагрузили вещи на Зиллу и стали карабкаться вверх по тропинке. На этот раз нас ждали осёдланные кони, поводья от которых держал гоблин в цветастой рубахе, почему-то напомнивший мне конокрада.
К нему подошёл Уго, и они быстро заговорили на незнакомом наречии, выразительно жестикулируя. Смотреть на них было забавно, но Фаби не разделял моей весёлости, внимательно прислушиваясь к переговорам. Что-то его настораживало. Сидевшая рядом со мной Зилла с интересом наблюдала за лошадьми. Те, в свою очередь, жалобно косили глазами и ржали: вид и запах нашего "монстра" их пугал.
Пришлось вместе с Зиллой отойти в сторонку, Фаби присоединился к нам. Он сорвал травинку, сосредоточенно её жуя. Моё же самочувствие можно было, мягко говоря, назвать странным. И дело было вовсе не в лошадях, которых я, как городской житель, побаивался. Нет, не буду врать ― панически боялся... Но речь не об этом ― меня тошнило от плохих предчувствий.
И начались они с того момента, как этой ночью я увидел Винса. Более того, я с ним разговаривал. До сих пор не мог поверить в реальность случившегося. И хоть всё вроде бы хорошо кончилось, моя интуиция твердила:
― Жди неприятностей, так просто тебе это колдовство с рук не сойдёт...
А я ведь не паникёр и не трус, во всяком случае, был до этой ночи. Мне срочно нужно было отвлечься от тяжёлых мыслей, поэтому переключился на Фаби. В голову пришёл вопрос, который давно хотел задать эльфу, но обстоятельства всё время этому мешали:
― Слушай, Фаби, а где твоя мама? Мы часто говорим об отце, но о ней ― никогда...
Фаби отвернулся, опустив голову:
― Честно? Понятия не имею ― они давно не живут вместе. Фактически, она бросила нас ещё совсем маленькими, оставив на его попечение. Винс всегда поступал с нами благородно: мало того, что взял в жёны эльфийку с двумя детьми, но после бегства мамы не оставил нас, а воспитывал сам. Я никогда не сомневался, что он любит нас с Лин как родных детей, своих-то он не может иметь из-за ранения. У эльфов вообще проблема с рождаемостью, наверное, в наказание за наши грехи. Вроде так. А что?
― Ничего, просто спросил.
― Знаешь, а Лин он любит больше. Она ― боевая девчонка, не то что я. Да и магия мне не особо интересна, а уж о том, чтобы служить в эльфийской армии ― даже думать не хочу.
― Почему? Винс же ― боевой офицер, разве все мальчишки не хотят быть похожими на отцов?
― Ты же видел, во что превратился наш мир из-за этих самых боевых офицеров. Нет, это не для меня. Если бы я мог, сбежал бы в твой мир, только в своём теле, у вас ― интереснее...
― Да, а Уго прав, ты совсем ещё ребёнок и не знаешь жизни. И в нашем мире полно войн, и люди угнетают людей. Пожил бы у нас подольше, уверен, впечатления у тебя точно испортились... Кстати, а кем бы ты хотел быть?
Фаби смутился:
― А смеяться не будешь?
― Нет, с чего бы? Неужели, мечтаешь стать цирковым? Дрессировать Зиллу, да?
Фаби надулся:
―Эжен, о чём ты говоришь? Опять смеёшься надо мной, обещал ведь...
― Да ладно, ты что, шуток не понимаешь? ― и я приобнял друга за плечи, но тут же отпустил, увидев, как радостно загорелись его глаза.
― Я хочу стать писателем, настоящим, не таким, как Лин. Буду сочинять серьёзные книги, ― его голос звучал мечтательно, ― но здесь Винс никогда мне этого не позволит, наверняка отправит в экспедицию за море. Это такой кошмар, я убегу из дома, но воевать не буду...
― Вот оно что ― ты у нас, оказывается, пацифист. Сочувствую, ― вздохнул я, ― нелегко тебе придётся.
В этот момент Уго махнул нам рукой. Второй гоблин исчез, значит, они договорились. Наставник уже нагрузил поклажу на одну из лошадей и ждал только нас:
― Ну, всё готово. Мы с Эженом поедем на этом мерине, он спокойный и выдержит двоих, Фаби ― тебе белый, второго с поклажей поведёшь в поводу. Зилла побежит своим ходом и подальше от лошадей. Да хранит нас в пути богиня! По коням...
Фаби лихо вскочил в седло. Гоблин тоже сделал это спокойно, вызвав у меня приступ тихой зависти. По понятной причине я колебался, переминаясь с ноги на ногу. Мне не хотелось даже близко подходить к ним, не то что забираться верхом.
― Ты что, Эжен? Давай руку, я помогу тебе сесть, ― сказал понятливый гоблин.
Покачав головой, я начал медленно отступать назад. И дело не в том, что было страшно ― со мной происходило что-то непонятное. Сначала в голове загудело, словно место мозга занял старый телефонный аппарат, трещавший от множества помех, а потом взорвавшийся короткими гудками, как будто кто-то пытался до меня дозвониться. Но нас "не соединяли". От такой неожиданности я испуганно схватился за голову, закатив глаза, споткнулся о камень и упал на спину.
Боль пронзила позвоночник, руки и ноги сразу стали ватными. Из закушенной губы на подбородок потекла солёная струйка. Скосив глаза, я смотрел, как Фаби и Уго спрыгивают с лошадей и мчатся ко мне. Кажется, они что-то говорили, но я их не слышал. Короткие гудки внезапно прекратились, и раздался щелчок соединения. Длинный гудок, а потом ещё и ещё... Я пытался шевелить губами, Фаби замер надо мной, подняв руку и призывая Уго к тишине:
― Эжен, что происходит? Попробуй сказать хоть что-нибудь.
И я сказал то, что обычно говорят, когда на той стороне, наконец, берут трубку:
― Алло, я вас слушаю. Алло, говорите же, алло...
Понятно, что Уго смотрел на меня с испугом, Фаби ― с жалостью, но я упрямо продолжал твердить "алло", пока мне не ответили. Голос был спокойный и негромкий, но такой неприятный, что от одного его звука у меня заныли зубы и взмокло тело.
― Ты обречён, но не раз избегал встречи со мной. Это неправильно... Нельзя сопротивляться неизбежному, поэтому ― заслужил наказание. Не хочешь умирать? Тогда умрут другие, и начну с того, кто особенно важен для тебя.
― Кто ты? ― еле прошептал холодеющими губами.
― Твоя смерть, ну что, начнём? Даю тебе сутки: или покоришься мне, или он умрёт.
Моё упрямство толкнуло меня продолжить этот безумный разговор:
― Не понимаю, почему я должен умереть? Чем провинился перед судьбой?
― Тем, что, попав в чужой мир, где тебе не место, нарушил привычный ход вещей.
Я набрал воздуха в лёгкие, продолжив гнуть своё:
― Но я скоро покину этот мир, вернусь домой, всё пойдёт по-старому.
Мерзкий голос захихикал:
― Ничего уже не будет, как прежде: в тебе проснулся маг, теперь и в родном мире ты ― лишний. Кажется, кто-то серьёзно влип! ― он засмеялся, и мне пришлось сдерживать рвотные позывы от этого "смеха", ― и виноват в этом эльф, поэтому он умрёт первым. Тем более, ему и так недолго осталось ― заклинание пожирает его изнутри и скоро прикончит, а ты ему в этом поможешь. Ведь хочешь жить ― все хотят...
Перед глазами закрутился чёрный вихрь, появился городское поместье, в нём начинался пожар. У дверей стоял Винс, до груди заваленный камнями, свободными оставались только плечи и голова, волосы были растрёпаны, со лба на щёки стекали струйки крови.
Он был ещё жив, и пламя его не коснулось. Я видел, как ему было больно. Но взгляд на измученном лице двигался, словно искал кого-то и, наконец, нашёл. Это был я. Винс смотре прямо мне в глаза и последним усилием произнёс:
― Не смей сдаваться, ― потом его голова бессильно упала на грудь, и я закричал, забившись в судороге, почувствовав, что, несмотря на боль в теле, снова могу двигаться. Картинка с эльфом пропала, противный голос умолк, прошипев на прощанье:
― У тебя сутки, чтобы спасти его или умереть самому. Для вас двоих нет будущего.
Фаби и Уго навалились на меня, пытаясь удержать безумное биение, но, сбросив их, сам не знаю, как, встал на дрожащие ноги. Меня шатало. Я подошёл к Фаби и, схватив его за длинные кудри, притянул к себе:
― Винс в беде... Живо вези меня домой в поместье, у нас только сутки, чтобы спасти его... ― после чего потерял сознание. Что было потом, как они добирались назад в город с моим бесчувственным телом ― не знаю, и позже Фаби не хотел об этом вспоминать. Видно, это было неприятно для его чувствительной души.
Меня качало на голубых волнах, светило солнце, на душе было радостно и легко. Кто-то бесшумно нырял вокруг меня.
― Ну, Фаби, разошёлся, ― засмеялся вслух, ― эй, эльфийский дельфин, прекращай свои прыжки и просто полежи на волне, такой кайф...
Он вынырнул, отфыркиваясь, где-то позади меня и, видимо, тоже лёг на воду.
― А ты прав, ― сказал он почему-то голосом Винса, ― это здорово! Если бы только знал, малыш, как давно я мечтал вот так побыть с тобой наедине. И чтобы нам никто не мешал...
У меня замерло сердце, и пульс зачастил, зашкаливая. Но не потому, что я его боялся, наоборот, меня просто распирало от счастья. Сам не понимаю почему, сказал:
― Я тоже ждал этого.
И услышал в ответ весёлое:
― Знаю, ты такой смышлёный, если бы всё это происходило не во сне, а наяву...
― Что значит ― во сне? ― не поверил я, чувствуя его дыхание на своём затылке и прикосновение горячих рук к плечам. И вдруг они исчезли...
Как же мне хотелось крикнуть:
― Останься со мной, проклятый эльф! ― я развернулся, увидев на воде тёмную воронку, уносящую вглубь пузыри воздуха, и большое кровавое пятно, расплывающееся во все стороны.
― Нет, не умирай, Винс! Это нечестно, не умирай... ― рыдал я, срывая холодный компресс со лба. Глаза не хотели открываться, меня душили слёзы.
Горячая рука Винса взяла мою ладонь, крепко её сжав:
― Я здесь, Эжен, и умирать не собираюсь. Просыпайся, ты и так нас слишком напугал, ― его голос звучал отчаянно, заставив меня сделать над собой усилие и через боль открыть глаза. Яркий свет заполнял знакомую комнату, причиняя почти физическую боль. Но это была комната в поместье, значит, мы успели ― и Винс был жив, пока жив...
Теперь уже я вцепился в его ладонь, хрипя и разрывая в кровь пересохшие губы:
― Я должен рассказать тебе... так страшно. Убеди меня, что это только бред...
Я смотрел в огромные глаза Винса, не понимая, почему он отводит от меня взгляд, впрочем, не отпуская руки:
― Уго, дай воды, у мальчика обезвоживание и галлюцинации. Ты поил его в пути?
― Пытался, Винс, ― я заметил, что привычное для Уго слово "господин", почему-то исчезло, ― но Эжен не мог глотать. Я весь извёлся, испробовал все известные мне способы ― ничего не помогало, только смазывал губы водой. Его лихорадило всю дорогу...
― Понятно, позволь теперь мне самому сделать это.
Винс поил меня из небольшой чашки, и его руки дрожали. Я жадно пил, но вода, в основном, проливалась мимо. Все смотрели на нас, и эльф не выдержал, в голосе появилась привычная сталь:
― Фаби, Уго, пожалуйста, оставьте нас ненадолго и заберите с собой Зиллу, она замучила меня своим воем...
Дверь немедленно закрылась, слышно было только, как поскуливала упиравшаяся Зилла. Наконец, мы остались одни. Винс взял себя в руки, спокойно напоив "больного", и даже снял с меня мокрую рубашку, переодев в одну из своих. Я ощутил прикосновение к коже тончайшего шёлка. Это очень отличалось от царапанья грубого полотна, из которого была сшита форма слуги.
― А тебе идёт, малыш... Вот поправишься ― померяешь мой мундир, я же знаю, как он тебе нравится, ― насмешливый эльф улыбнулся, хотя в глазах остался страх.
Попытался скривиться в ответ, но губы пересохли ― любое движение причиняло боль.
― Обращается со мной, как с шестилетним ребёнком, ― подумал, с трудом выдавив из себя:
― Сейчас не до шуток, Винс. Наши с тобой жизни висят на волоске.
Эльф перестал улыбаться:
― Рассказывай, только подожди минутку, я подлечу твои губы.
Огненные пальцы на мгновение коснулись их, и боль прошла. Прошептав:
―Спасибо, ― начал свой рассказ, который Винс выслушал молча, бледнея с каждым словом.
― Ну, что ты думаешь об этом? Я подхватил какой-то вирус, проще говоря ― заболел, поэтому мне и чудилась эта дрянь?
― Насчёт вируса ― не знаю, что это такое, но, думаю, к тебе приходила не смерть ― высшие небесные силы тут совсем не при чём. Ты же уже знаешь, что кто-то следит за нами, вероятнее всего, маг, один из моих давних врагов. Я много кому "насолил" в жизни. Этот маг легко проникает в человеческие мысли, к тому же твой мозг совершенно не защищён, это моя вина, и я всё исправлю.
― Значит, кто-то рылся в моей голове?
― Именно так, отсюда и образы ― телефон, кстати, что это за штука ― потом расскажи, давление на твоё чувство долга, всё продумано. Он просто запугивал, а то, что ему не терпится убить меня ― и так понятно. Маг внушил тебе мысль о моей смерти и постарался, чтобы ты при этом чувствовал себя виноватым. Если ещё что-то подобное повторится, можешь смело посылать его... куда-нибудь.
― Значит, разговор про "сутки", которые у нас остались ― всего лишь блеф?
― Думаю, он не такой дурак, чтобы бросаться пустыми угрозами ― наверняка что-то приготовил. Всем надо быть осторожными: не только нам двоим, но и Фаби, и Уго. Маг может нанести удар в любом месте. Нам объявлена война, но я буду за вас бороться.
Я немного помолчал, наконец решившись спросить:
― Это из-за меня, Винс? Мне так жаль, я не хотел всех подставлять...
― Перестань, малыш, это мои враги и моя вина. Вот только с налёта трудно вычислить, кто же так меня ненавидит, надо хорошенько подумать. Но, боюсь, он не даст на это времени. Я отослал вас, надеясь защитить, а получилось только хуже.
― И ещё, Винс, что касается Лин...
Он напрягся:
― Говори!
― Это только мои предположения, но, когда Уго водил меня в её лабораторию, ― брови эльфа удивлённо приподнялись, ― прости, это я уговорил его, мы видели сияние. Уго сказал, что это остаточная магия. А я думаю ― это Линн. Она заключена в лаборатории, словно в тюрьме. Если бы знать, как её оттуда вытащить...