Аннотация: Бенни пугала загадочная сила безбрежной воды ― он не любил океан, и однажды мистическая стихия ответила ему тем же...
Поднимающийся из глубин холодный поток обнимал стремительное тело, лаская и поторапливая одновременно ― скорее, скорее вперёд... Там, за изящными очертаниями кораллового рифа, беспечно плескалась в тёплой голубой волне достойная добыча, ничего не подозревая о ждущей её участи. Едва заметный порез на ароматной шёлковой коже позвал меня к себе за многие мили, крошечная алая капля растворилась в огромном океане и достигла охотника, принеся добрую весть ― сегодня я, наконец-то, утолю голод.
Плавник разрезал изумрудную гладь, почти не оставляя брызг, бесшумные движения были настолько безупречны, что только невежа мог назвать это потрясающее создание чудовищем, бездушным монстром и машиной для убийств. Нет, она была прекрасна, и я понял эту простую истину, только когда сам стал её частью, пусть даже во сне... Стремительный неудержимый полёт к цели, который никто не в состоянии остановить, свобода, о которой всегда мечтал. Разве это не счастье?
Что-то холодное обрушилось на меня сверху, не давая дышать, и взвинченный голос ударил по нервам, безжалостно вырывая из восхитительной неги послеобеденной дрёмы:
― Чёрт тебя возьми, Бен! Сволочь, ты что это тут устроил, бесполезная скотина... ― сквозь вздрагивающие ресницы не желающих открываться глаз я увидел покрасневшее от гнева лицо Марты, моей нынешней подруги и, можно сказать, без пяти минут невесты.
Сухость во рту и полдюжины разбросанных по полу банок из-под пива недвусмысленно намекали, что я неплохо повеселился, пока моя крикливая девчонка навещала подругу в городе. Правая рука, по привычке засунутая под голову, затекла и неприятно покалывала, а шея ныла, словно по ней только что настучал вечно недовольный сыном отчим. Но самым странным было ощущение, что я всё ещё плаваю в океане, прижавшись к огромной рыбине ― насквозь промокшие одежда и волосы прилипли к телу, впрочем, как и новое постельное бельё. Неудивительно, что Марта так взвилась, охаживая меня по голове и плечам пёстрым шейным платком:
― Дурень! Ты что, по пьяни свалился в бассейн, а потом, даже не переодевшись, забрался на кровать? Убью...
Слова у этой вспыльчивой дурочки никогда не расходились с делом, и поневоле пришлось резво вскочить, запутавшись ногой в наполовину спущенной простыне. Бег с препятствиями через раздвижную дверь комнаты в сад проходил по давно протоптанной нами тропинке и, как обычно, закончился в бассейне, куда я затащил отчаянно брыкавшуюся подружку, быстро сдавшуюся в моих горячих и бесстыжих объятиях...
Притихшие и довольные, мы лежали на нагревшихся за день плитах у самого бортика, и Марта, накручивая на палец блестящую рыжую прядь, бормотала:
― Ну признайся, Бенни, что же такое ужасное вы вчера с Ченом вытворяли, раз ничего не можешь вспомнить о встрече со старым школьным другом?
Я фыркнул, чувствуя, как быстро горячее солнце испаряет пахнущие хлоркой брызги на мокром лице, и прикрыл ладонью прищуренные от яркого света глаза:
― Котёнок, поверь, голова совершенно пустая. Помню, как мы встретились у ресторана его дедули, до отвала налопались разной вкуснятины и, болтая, до вечера пили это их противное рисовое вино. А потом узкоглазый потащил меня куда-то в подвал, приговаривая:
― Это будет круто, Бенни. Ты точно никогда не забудешь... Тьфу, обманщик, всегда знал, что ему нельзя верить. Самому интересно, чем это он меня напоил, раз утром так черепушка болела ― даже пиво не помогло... Да ещё глюки пошли ― снилось, будто плыву верхом на акуле, представляешь? Одно слово ― кошмар. Потом позвоню идиоту, пусть оправдывается...
Марта приподнялась на локтях, и, залюбовавшись тем, как мокрая футболка призывно обтягивала её небольшую симпатичную грудь, я попытался притянуть соблазнительницу к себе. Но она внезапно нахмурилась, приподняв короткий рукав моего когда-то белоснежного поло:
― Это ещё что? Глазам не верю... А говорил, что терпеть не можешь тату, обманщик! ― девчонка засмеялась, и, не понимая, что происходит, я снова попытался прижать её смеющийся рот к своим губам.
Подружка ловко выкрутилась, чувствительно тыча пальцем в моё плечо:
― Или это проделки Чена? У него же, вроде, свой салон в чайна-тауне. Похоже, твой приятель совсем не изменился... Надо же ― акула, прямо как живая, сразу видно ― настоящий мастер делал, ― рыжая красотка вздохнула, не скрывая зависти, ― прикольная штука, а не то дерьмо, что в Гонконге набили моему непутёвому братцу. Понятно, почему тебе эта рыбина снилась ― ишь какие зубы, словно ухмыляется, зараза...
И тут только дошло, о чём она трещит. Я испуганно дёрнулся, чуть не оторвав рукав: на меня смотрела ещё не зажившая до конца искусно выполненная татуировка акулы: приоткрытая зубастая пасть, и в самом деле, казалось, ехидно скалилась, а круглые вытаращенные глаза следили за выбранной жертвой ― то есть, мной...
Взбесившись, закрыл мерзкий рисунок ладонью, но испуганное воображение разбудило паранойю и радостно зашептало, что глаз хищника с любопытством выглядывает между пальцами:
― Чёрт, чёрт, чёрт! И как только во сне она могла показаться пределом совершенства? Ну, Чен, ты у меня получишь за эту грёбаную шутку. Закопаю, придурок...
Оттолкнув взвизгнувшую от неожиданности Марту, я помчался в комнату и уже через минуту грыз ноготь, мечась от стены к стене и ожидая, когда же, наконец, шутник-приятель ответит на звонок. Сонный, зевающий голос Чена недовольно пробурчал:
― Совсем опух, что ли, Бенни, зачем будишь так рано...
Я ответил всеми пришедшими мне на ум ругательствами, но надо отдать ему должное ― он только хмыкнул:
― Ничего нового... Да что случилось-то? Вчера, когда уезжали от девчонок, орал, что у тебя в жизни лучше друга не было и не будет. Не помнишь, кого я, как младенца, на руках притащил в дом и уложил в кроватку? Алкаш неблагодарный...
Думал, взорвусь от возмущения ― неудивительно, что голос дрожал как у моего "старика" после очередного запоя:
― Ну ты и сволочь... Какого пьяного демона мне тату набил? Знаешь же, что терпеть не могу эту дрянь на коже. Друг, говоришь? А сам воспользовался тем, что я нализался...
Чен перестал хмыкать, и между нами ненадолго повисла тишина.
― Что за бред? Не свисти, ничего я не делал. Сразу отвёз домой, потому что ты лыка не вязал. Вспоминай лучше, куда потом ходил, а меня в это дело не впутывай, ― и потому, как расстроенно звучал голос приятеля, не было похоже, что он врал.
Я снова уставился на злополучный рисунок, и, разрази меня гром, но тварь на нём поменяла положение. Точно-точно! Сначала плавника не было видно, а теперь на спине торчал его острый край, напоминавший треугольную скалу рядом с диким пляжем, да и само тело хищницы немного развернулось...
― Эй, котёнок, посмотри ― тату изменилось, или меня всё ещё глючит? ― но Марта, обидевшись, куда-то ушла, и вопрос растворился в жарком воздухе.
Неожиданно перед домом взвизгнули тормоза, и грубый бас Фила, брата Марты, завопил:
― Эй, зануды! Хватит киснуть, поехали на пляж, сегодня отличный ветерок ― самое то, чтобы рассекать волны. Берите доски и бегом, долго ждать не буду.
Вот только этого идиота для полного счастья и не хватало! Он ещё в школе меня доставал, а теперь, когда мы с Мартой стали жить вместе, вообразил своей тупой башкой, что заполучил младшего брата со всеми вытекающими последствиями. Если бы проклятья, которые я посылал в адрес этого недоумка, сбывались, от него давно мокрого места не осталось. Или кучки пепла... Только ради рыжей красотки и терпел выходки засранца, дав себе слово, что после свадьбы ноги его на нашем пороге не будет.
Я попятился, попытавшись скрыться в доме, но Фил в три прыжка догнал меня, так хлопнув по спине своей ручищей, что я чуть не загнулся на месте. Этот вечно лохматый рыжий тролль, а по-другому назвать гору загорелых мышц в пёстрых бермудах было невозможно, увидел, как я сморщился от боли, и радостно заржал:
― Привет, слабак! Когда подкачаешься, глиста белая? И за что только сеструха тебя любит, не пойму... Сколько ещё дурака уговаривать ― приходи к нам в клуб на тренировки, человека из тебя сделаю. А то и подержаться-то не за что... ― и придурок облапал мою задницу, довольно присвистнув.
Я итак был на взводе, поэтому с воплем:
― Кому сказал, отцепись, зараза! ― со всей дури боднул его головой в грудь. И сделал это настолько успешно, что "старший братец", охнув, свалился на жалобно хрустнувший розовый куст.
В бешенстве сжимая кулаки, я смотрел, как вместо того чтобы разозлиться, лежащий на спине Фил захлёбывается от хохота, а выбежавшая из дома Марта, покраснев от напряжения, изо всех сил пытается за руку оттащить этого бугая от любимых цветов. Её вопли и мёртвого подняли бы из могилы:
― Немедленно убирайся отсюда! Мои бедные розы, только посмотри, что ты с ними сделал, убийца!
Как же мне хотелось закрыть уши и глаза, чтобы не слышать и не видеть этого кошмара, но плечо вдруг плеснуло болью, и в ухе кто-то вкрадчиво зашептал:
― Проклятая семейка идиотов... И зачем ты только с ними связался, Бенни? Они тебе не нужны, от них ― одни неприятности... Избавься от парня ― у двери стоит забытая кем-то хорошо заточенная лопата ― один удар в шею, и всё будет кончено. А Марта? Разве тебе не надоели её противные визги? Представь, что через десять лет твой "котёнок" превратится в отвратительную, жирную, вечно орущую тётку, копию своей матери. Тебе это надо? Мало ли на свете симпатичных девчонок ― да сколько угодно... Убей обоих и беги отсюда...
Я потряс головой, пытаясь избавиться от назойливого голоса, но тот продолжал бубнить, и поначалу негромкий стук сердца быстро переместился прямо в мозг, оглушая и доводя до исступления своим чудовищным грохотом. Ноги, шаркая, сами попятились назад к двери, а дрожащие пальцы неуверенно сжали гладкий черенок лопаты. Клянусь, я не хотел этого делать, крича безумному шёпоту:
― Заткнись, заткнись, сволочь!
Но рот словно склеило, а из горла вырывалось только глухое невнятное мычание. Меня спасла новая вспышка боли ― полный ужаса взгляд переместился на руку, и от увиденного пальцы непроизвольно разжались: тело "акулы", подёрнувшись рябью, немного сдвинулось, и огромная рыба очень медленно повела хвостом.
Я крепко зажмурился, наконец выдохнув, потому что на время забыл, что надо дышать, а упавшая на ногу тяжёлая лопата окончательно привела меня в чувство. Стон словно разорвал невидимую стяжку, долетев до ушей орущей друг на друга парочки: они разом замолчали и обернулись. Первой на помощь рванулась Марта, и, увидев её нежные испуганные глаза, я проклял свои ненормальные мысли, зарывшись головой в водопад шёлковых рыжих кудрей:
― Прости, котёнок...
Маленькие горячие руки ласкали моё покрасневшее лицо, успокаивая как ребёнка:
― За что простить, Бенни? Это всё громила-Фил виноват, нечего ему было к тебе лезть. В следующий раз сама откручу несносному дураку глупую голову...
А "старший братец" чесал затылок, виновато улыбаясь:
― Да ладно тебе, будущий родственник, я же просто пошутил. Хватит ныть, поставь лопату на место и пошли, а то пропустим отличную волну. Сегодня я преподам тебе урок сёрфинга от настоящего мастера, причём бесплатно. Кое-кто уже четыре года как сюда перебрался, а нормально держаться на доске так и не научился, сухопутная крыса...
Я пропустил этот подкол мимо ушей, и пока Марта за руку тащила меня к машине брата, думал только о страшном голосе в голове. Неужели крыша поехала? Вот ведь... Зараза-Чен, напоил вчера доверчивого друга своим отвратительным пойлом, наверняка подмешав в стакан какую-нибудь гадость. Это так в духе приколиста ― ничего, ничего, ещё сочтёмся...
Внезапно плечо снова загорелось так, словно на него плеснули раскалённым маслом, и, не удержавшись, я вскрикнул, машинально закрыв ладонью горевшее огнём тату. Фил отпустил приоткрытую дверцу пикапа и, нахмурившись, сбросил руку с проклятого рисунка. Мне не понравились его побледневшая физиономия и вмиг испарившаяся чрезмерная "жизнерадостность". Он испуганно потёр могучую шею и поцеловал распятие на серебряной цепочке:
― Ты зачем набил себе эту гадость, совсем сбрендил? Забыл, что серфингисты не дружат с акулами? Плохая же примета...
Не знаю, кто тянул меня за язык:
― Для тебя, может быть, и гадость, а "сухопутной крысе" ― самое то...
Ещё больше помрачневший Фил молча залез в машину, от этого почему-то вдруг стало стыдно и одновременно паршиво на душе. Зато боль мгновенно прошла, словно "ей" эти слова понравились...
По дороге все молчали, и как только колёса пикапа зарылись в разноцветную гальку дикого пляжа, Фил, взяв свой "Роникс" , ушёл к воде, так ни разу и не оглянувшись. Разозлился? Неужели наконец удалось вывести весельчака из себя? Похоже... Вот только, как ни странно, радости от этой победы я не почувствовал ― скорее, наоборот...
Приунывшая Марта, собрав длинные волосы в высокий хвост, уже лежала под большим зонтом, делая вид, что листает журнал, и громко вздыхала, надеясь привлечь моё внимание. Зря старалась ― на душе было погано и по-настоящему тревожно, как будто я шёл не к голубым, лижущим голые пятки волнам, а чему-то ужасному. Но самое неприятное заключалось в том, что, прекрасно осознавая грозившую всем опасность, я продолжал двигаться вперёд, словно невидимый ветер настойчиво подталкивал меня в спину. Хотя, на самом деле, чертовски хотел рвануть назад к машине и, ударив по газам, умчаться подальше от пляжа и этой безбрежной глади, загадочной и пугающей своей дикой силой, имя которой ― океан...
Но вместо того чтобы прислушаться к собственным инстинктам, я, словно очарованный, скинув одежду и бросив простенький сёрф на воду, лёг на него животом, медленно гребя вдоль берега. Глаза с завистью смотрели, как ловко Фил управляется со своим "Рониксом" даже на небольшой волне. Все ребята, выросшие здесь, на зелёных островах, а не как я ― в городской сутолоке, где шумный аквапарк заменял далёкое море ― с детства прекрасно плавали, гоняя на самодельных досках по воде не хуже, чем на скейтах по дороге.
― Мне никогда за ними не угнаться. Да и не очень-то хотелось... ― это было неважное утешение, но вернувшаяся боль в плече отвлекла от грустных размышлений. ― Нет, только не сейчас, когда берег уже далеко. Кто бы ты ни был ― мистическая тварь или ненормальное подсознание ― отстань, не хочу тебя слушать...
Я перестал грести, заткнув уши руками. Конечно, это не помогло ― насмешливый голос в голове хмыкнул:
― Не будь размазнёй, Бенни! Посмотри на него ― этот самодовольный болван возомнил, что он во всём лучше тебя только из-за того, что научился крепко держаться на паршивой доске. Его надо проучить, верно? Давай сделаем это вместе ― просто пожелай, и придурок больше никогда не посмеет смеяться над тобой...
Меня накрыла ненавистью, но не к Филу, а тому, кто пытался управлять "бешенным Бенни" ― сцепив зубы, я молча грёб, изо всех сил стараясь развернуть сёрф к берегу. Сердце разрывалось от страха, что не успею, ведь внезапно выросшая за спиной волна грозила сломать хрупкое тело как тростинку, унеся его в тёмный пенный омут. Наверное, отчаяние придало мне сил, и в последнем рывке я выбросился на пляж, рыча и сплёвывая попавшую в рот солёную горечь, цепляясь непослушными пальцами за сползающие вниз скользкие камни.
Остатки волны, разбившись о берег, отступили назад. Кое-как поднявшись на дрожащие от напряжения ноги и отойдя подальше от кромки прибоя, я провожал взглядом свой исчезающий в глубине сёрф:
― Чтоб ты подавилась, гадина...
В голове что-то неприятно зашуршало, напомнив уже подзабытый хриплый смех пьяного отчима, сжимавшего в жилистом кулаке ремень с грубой и очень твёрдой пряжкой. Это ещё больше подстегнуло ненависть ― мне вдруг стало очень страшно за ничего не подозревавшего Фила, этого большого ребёнка, доверчиво игравшего с грозной, обманчиво спокойной синевой.
Взгляд впился в пульсирующее плечо, где ненастоящая акула, вращая маленькими злобными глазами, в бешенстве била хвостом из стороны в сторону. Я осторожно опустился на крупный песок, нащупывая замеченный у большого валуна обломок с острой гранью, и, прошептав:
― Господи, помоги мне... ― резко провёл им по коже.
Порез получился неглубоким, и сильной боли не было, или в том ужасном состоянии я просто её не почувствовал; кровь стекала на руку тонкими горячими ручейками, закрывая собой и чудесным образом стирая проклятую татуировку. Отбросив камень в сторону, вытер похолодевшей ладонью мокрые от слёз глаза и вскочил на ноги. Меня душил нервный, больше похожий на истерику смех:
― Получила... получила, тварь! Убирайся, откуда пришла...
Зря я это сказал ― сердце вдруг подпрыгнуло, забившись, словно припадочный в конвульсиях:
― Фил, Фил, Фил...
Налетевший горячий ветер растрепал мокрые волосы, вмиг высушив только что пролитые слёзы, и поднял волну, услужливо подталкивая её к увлечённому сражением со стихией парню. С ужасом следил за его ловкими, отточенными годами тренировок движениями и за тем, как неумолимо приближаясь к нему, то скрываясь из виду, а то всплывая совсем рядом, рассекает воду треугольный плавник...
Я бросился вперёд, чувствуя, как хлёсткие волны разбиваются о колени, и, надрывая связки, заорал изо всех сил:
― Эй, Фил, сюда! Возвращайся скорее ― она прямо за твоей спиной, братишка...
Шум прибоя старался заглушить эти истошные вопли, но я не сдавался, продолжая звать, и вскоре, сообразив, что происходит нечто страшное, ко мне присоединилась Марта. Она подпрыгивала, размахивая над головой своим пёстрым парео и крича так, что в другой ситуации я бы с удовольствием залепил себе уши воском, лишь бы не слышать её пронзительные визги. Но только не сейчас...
Не знаю, услышал ли Фил срывающиеся голоса, но, похоже, что к счастью, невозможно было не заметить наши отчаянные обезьяньи прыжки на берегу: он развернул свой сёрф к берегу.
― Что происходит, Бенни? ― осипший голос моей девчонки дрожал, прорываясь сквозь бесконечные всхлипы и стоны.
― Акула... ― всё что смог прохрипеть в ответ, окончательно сорвав связки и чувствуя, как закладывает уши и подгибаются внезапно ослабевшие колени. Но пока сознание не покинуло меня, уронив тело в серую пену прибоя, замирая, следил, как мчится по волне хрупкая доска с замершей на ней маленькой фигурой отважного человека...
Меня затянуло в чёрный омут беспамятства, но, видно, кто-то так сильно тормошил безвольное тело, что слипшиеся веки ненадолго приоткрылись. Всё вокруг дрожало и подпрыгивало, сильные руки Фила бережно усадили беспомощную тушку на сиденье машины, а непривычно посиневшие губы без конца повторяли:
― Держись, не вздумай сдаваться, Бенни! Скорая уже выехала, мы сейчас помчимся ей навстречу ― всё будет хорошо, вот увидишь, спасём и руку, и тебя заодно...
Глядя на этот красивый, пытавшийся улыбаться рот и добрые несчастные глаза парня, я нашёл в себе силы прошептать:
― Ты жив... значит, ей не обломилось, да? Горжусь тобой, Фил...
Не знаю, что ответил на этот бред шмыгавший носом будущий родственник, если вообще хоть что-то расслышал ― сознание снова уплыло в неведомые дали. Но первое, что я увидел, очнувшись в больнице ― было его склонившееся надо мной озабоченное веснушчатое лицо с любопытными зелёными глазами. Заметив слабое трепыхание ресниц, этот болван, недолго думая, хлопнул пострадавшего по, слава богу, здоровому плечу:
― О, Бенни, наконец очнулся! Как же я рад снова лицезреть твою бледную опухшую физиономию, ― и он так радостно заржал, что захотелось немедленно...
Впрочем, за меня это сделала ворвавшаяся в палату Марта Сначала она нещадно оттаскала брата за уши, чтобы не распускал свои огромные грабли и не мучил "бедняжку", а потом бросилась целовать страдальца, так мило щебеча, что я сразу забыл и про боль в плече, и про слишком тугую повязку.
Идиллию нарушил неугомонный "качок", которому не терпелось поделиться последними новостями:
― Слушай, Бенни, ты, оказывается, тот ещё везунчик ― выжил, хоть и потерял столько крови, ужас... И руку врачи сохранили, это же так здорово, да? Одного только никто не понял, откуда на плече взялись следы зубов? Судя по размерам, это была немаленькая акула. Сознавайся, хитрец, наверное, Марта укусила в порыве страсти? Она может, та ещё коварная штучка...
Он снова засмеялся, закрывая ладонями рыжую голову от тумаков сердитой сестры, но от меня не укрылся его серьёзный, встревоженный взгляд.
Я еле пошевелил сухими губами:
― Не знаю, Фил, для самого ― это загадка века...
Поправив растрепавшиеся волосы, Марта прижала мои пальцы к своей румяной щеке:
― Не сердись на него, Бенни. Фил так переживал ― когда кое-кто истекал кровью, а я, вместо того, чтобы помочь, рыдала как последняя дура. Он бегом на руках отнёс тебя к машине и в больнице не давал проходу докторам, требуя, чтобы обязательно спасли братишку, обещая всех прикончить, если что-нибудь случится...
Растроганно посмотрев на покрасневшего сёрфингиста, слабо пожал его крепкую и, как только что заметил, натруженную руку, чем ещё больше смутил парня:
― Спасибо, Фил... А ты, правда, крут. Хорошо, что мы оба остались живы. Не знаю, за что судьба послала такое испытание, но чертовски рад, что всё это, наконец, закончилось...
Я облегчённо вздохнул, глядя на повеселевшие лица брата и сестры ― в груди медленно таял ледяной ком, копившийся там долгие годы:
― Марта, Фил ― кажется, мне очень повезло с друзьями... ― и, глядя на их счастливые улыбки, старался не замечать, как глубоко под толстым шрамом на плече что-то тихонько ворочается и вздрагивает, покалывая мышцы сотней маленьких острых зубов...