Любушкина Юля : другие произведения.

Новое про зомбю

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лет триста назад в этом мире грянул Апокалипсис, мёртвые восстали и стали убивать живых. Выжившие всех рас сплотились в попытке спастись, так были созданы убежища, целые города, защищенные от проникновения мутантов и нежити всех мастей. Были заключены союзы людей с двуликими (оборотни), кровавыми (вампиры), проклятыми (демоны), благословленными (ангелы), перворожденными (эльфы), и другими населяющими мир расами. Время идет, жизнь продолжается. Но как может отразится на устаканившемся мире запланированное нападение одного самозваного царька на соседей? А в центре событий случайно оказывается девчонка-мутантка Амилла, и вот кому-кому, а ей после трех с половиной сотен лет жизни совсем не хочется попадать в самый центр заваривавшейся каши...
  Глава 1. Пленник
  Амилла, кукловод
   - Кто такая, отвечай! - и он снова ударил меня наотмашь по лицу.
  Я никак не отреагировала. Не попыталась вырваться, не стала кричать, а глаза вновь остались сухими - слез не было. Даже голову, откинувшуюся назад от удара, вернула в нормальное положение скорее по привычке, нежели осознанно. С некоторых пор я вообще могла не двигаться довольно продолжительное время, пребывая в неком 'режиме ожидания', сродни коме, когда реакция заторможена до невозможности, всё как бы всё равно и словно больше ничего значения не имеет. Также было и сейчас. Минимум движений - только простейшие рефлексы. Мысли текли вяло, но доставлять кому-то удовольствие, сопротивляться, не хотелось. Кроме того, мне не было больно.
  - Кто. Ты. Такая? - медленно и членораздельно произнес мужчина, но на этот раз даже не дожидался ответа, и я снова дернулась от удара. Губа, не выдержав давления, лопнула, но кровь из нее не потекла. Почти сразу я почувствовала, как края небольшой ранки стягиваются. Мгновение - и кожа снова стала гладкой, даже рубца не осталось.
  Мужчина раздраженно перевел дыхание. Увлеченный побоями, попытками выбить из меня хоть слово, он не обращал внимания, что следы этих самых побоев сходят с меня слишком быстро. Открытых ран нет, ушибы так и не превращались в синяки, а краснота на бледной восковой коже была слишком незначительной, учитывая количество времени, прошедшего с начала нашего 'общения'. Возникало смутное ощущение, что этому субъекту, условно называемому человеком, было плевать на результат своих трудов, имел значение лишь сам процесс...
  - Иврэ.
  Наверное, если бы я не находилась в этом странном коматозном состоянии, притупляющем чувства, я бы возненавидела этот голос. Заодно с его владельцем. Это он, бесформенная темная фигура, занимающая что-то наподобие трона, расположенного на возвышенности у дальней стены залы, отдавал приказы моему палачу. Ему нужно было что-то от меня узнать, он спрашивал. Но я не понимала, что от меня хотят. Что спрашивает... спрашивает, кто я. Могла ли я ответить? Наверное, могла. А вот надо ли? Нет, не надо... Я была уверена, что не надо, хоть и не понимала, почему. Или не помнила. Но это неважно, потом пойму. Потом я всегда понимаю.
  - Заканчивай. - Потребовала фигура, обращаясь к моему палачу.
  И тут откуда-то изнутри пришла неожиданно четкая мысль: 'Сейчас что-то будет'. Эта уверенность прошла волной дрожи вдоль позвоночника, потекла теплом по венам, снимая онемение с членов моего тела, возвращая некоторую чувствительность конечностям и кожному покрову. Зрение прояснилось. Совсем немного, но достаточно, чтобы разглядеть лицо моего палача, уже вновь замахнувшегося на меня своей огромной лапой, если не во всех подробностях, то хотя бы основные черты.
  - Последний раз спрашиваю! Кто такая? Откуда взялась?
  Удар. Удар. Удар. Каждое слово теперь сопровождалось неслабым ударом.
  Прошло немало времени с того момента, как меня вывели из какого-то тесного помещения с деревянной дверью и небольшим зарешеченным окошком (это я почему-то помнила довольно отчетливо) и оказалась здесь; всё это время мы занимались отнюдь не танцами - из меня пытались выбить что-то. Мне было всё равно - всё равно что, и всё равно как. А вот сейчас нет. Что изменилось? Ничего, помимо того, что эти удары я уже чувствовала...
  Было не столько больно, сколько неприятно, раздражающе. Сам факт ощущения - меня бьют. Неправильно. Это неправильно. И уже после второй или третьей затрещины что-то в моем заторможенном сознании переменилось. Сдвинулось, щелкнуло. Словно провернулся рычаг выключателя.
  Мужчина остановился снова перевести дыхание, закончив фразу последней оплеухой. Он еще не знал, что что-то изменилось. Да и откуда бы ему что-то заподозрить, он же даже не заметил, что в очередной раз лопнувшая от сильного удара кожа на моем лице, на этот раз на лбу, вновь затянулась во мгновение ока, оставив после себя только небольшой алый след. Какой невнимательный... непростительно. Это я отметила какой-то дальней частью подсознания, сама же в это время занятая немного другим. Вдох-выдох, вдох-выдох - мой слух раз за разом ловил его дыхание, я слышала, как его сердце качает кровь, как она течет по венам. Как замечательно. Тоже так хочу, но не могу. А раз я не могу, то и он не смеет.
  Нет, я не зарычала, хотя, наверное, хотелось бы. Я даже не пошевелилась, хоть крылья носа затрепетали, улавливая такой замечательный запах... запах крови. С таким усердием выполняя приказ своего господина, мой палач даже не попытался быть аккуратным или осторожным - и напрочь сбил костяшки пальцев. Тягучие капли с непередаваемым звуком ударялись о каменный пол; рассеянно потерев запястья, стоящий передо мной человек испачкал в этой замечательной тягучей субстанции их тоже.
  Фигура в темном снова заговорила, наверное, опять отдавала какой-то приказ. Но я этого не слышала. Я вообще сейчас ничего не слышала. Я смотрела на его руку. Мясистая, загорелая конечность с белыми полосками застаревших шрамов, источающая такой изумительный аромат.
  Я не думала. Я вообще едва ли осознавала, что делаю. Глаза застилала алая пелена, а откуда-то из глубин моего естества поднимался нечеловеческий, неконтролируемый голод. Еда. И я уже не видела чью-то руку - я видела только еду. Такую свежую, такую вкусную, такую необходимую изголодавшемуся, ослабшему организму... а главное, такую близкую и доступную!
  Еда! Съесть!
  И, воспользовавшись тем, что некто, называемый именем Иврэ, находился ко мне спиной и внимал словам неведомого господина, я бросилась вперед и с диким удовольствием глубоко вонзила невероятно острые зубы в столь желанную пищу. И от объявшего голода меня уже не могли отвлечь ни ударивший по ушам вопль моей жертвы, ни его отчаянно-неловкие попытки вырваться из нежданных и нежелательных объятий, ни отрывистые приказы темной фигуры. Ни непонятно откуда взявшееся неприятное тянущее ощущение в левом боку, а за ним и другие не более приятные ощущение в некоторых других частях тела. Но это всё уже было второстепенно.
  Наконец-то, я добралась до еды. Остальное не имело значения.
  
  
  
  Алберт Деро'Анн'Сетт, граф Анн'Сеттон
  ...К концу второго часа стало ясно, что она ничего и, вероятно, уже никому, не скажет. Оставалось только удивляться, что туповатый Эсдрэнов ни о чем не догадался. Вообще ничего не понял. Туповатый - но не тупой, по крайне мере был раньше. Ранее, графа Анн'Сеттона вполне, и даже более, устраивала туповатая исполнительность подручного, теперь же неожиданно стала раздражать. 'Ни капли ума', - подумал лорд Альберт, обреченно прикрыв веки правой ладонью, уперев локоть в подлокотник неудобного кресла с высокой спинкой, отчего тот отчетливо напоминал трон. Лорд уже почти решил избавиться от этого недоумка. Но сначала пускай закончит с девчонкой.
  Ведь ни кровоподтеков же, ни гематом, ничего, кроме красноватых отпечатков от особенно сильных ударов Иврэна, а рука у него тяжелая. Кроме того, ни одной открытой раны, крови нет. Мутный взгляд, тусклая бледная кожа, отсутствие реакции на физическое насилие и практически полная неподвижность подтверждали верность догадки... все признаки недоделанного зомби налицо. Любой другой уже давно забил бы тревогу на месте Иврэна, а этот хоть бы что. И продолжает вопрошать ту, которая и говорить-то не может. Идиот. Уверенность в том, что от излишне жестокого и крайне безмозглого, хоть и верного и ретивого, подчиненного нужно избавиться, окрепла.
  Но с этим фарсом пора заканчивать.
   - Иврэ, заканчивай. - Небрежно бросил граф слуге. Сам тот не догадается это точно, а у него уже спина начала затекать от излишне долгого сидения в этом демоновом царственном кресле с неудобной спинкой и жестким сиденьем, в котором предки знают сколько времени не меняли паралон, не говоря уже о том, что прочие дела не ждут. Хотя и весьма прискорбен тот факт, что от графской подхалимки не удалось ничего добиться. Эта информация, попади она в нужные руки, может стать весьма опасной, и старшему сыну своей матери не терпелось ее получить в свое личное пользование. Настолько не терпелось, что походя он допустил несколько фатальных ошибок и приведших к такому вот плачевному результату. И теперь не видать ему этого приза как бедняку, у которого нет денег на зеркало, своих ушей.
  Тем временем его правая рука, если можно так сказать о существе столь низменном и недалеком, как бывший конюх Эсдренов, он же Иван-Рен Эсдрэ, бастард его нелюбимого, хоть и гениального, но ныне покойного, дядюшки (кстати, доказывающий на личном опыте, что на детях гениальных людей, к коим Альберт относил уважаемого Ивана Вер'а, столь продуманным способом устроившего переворот ради столь же нелюбимого племянника, природа отдыхает) привлек к себе его внимание наибанальнейшим вопросом:
  Вы уверены? - слуга как всегда упустил в обращении к своему господину титул... не был бы он уже покойником (граф мысленно уже подписал слуге приговор), за одно это можно было бы его казнить, - подумал Альберт, тихо скрипнув зубами. Не передать, как его светлость раздражала эта привычка своего подчиненного, но прислужничью простоту уже не выбить из этого пустоголового болвана, увы, ничем - пробовал, безуспешно. В итоге потерял одного весьма умного и не обремененного принципами раба, что держал в руках плети. Уж в мстительности-то Иврэ не откажешь.
  А слуга всё еще ждал ответа. Будто он требовался.
  - Уверен. Заканчивай. - Скрывая раздражение и тихо закипая, сквозь зубы подтвердил Альбер. Отметив про себя, что на будущее нужно будет подобрать кого-нибудь поумнее. Зря, наверное, он так быстро разделался с сыном своего брата, тот толковый. Был. После укуса зомби не живут. Демоны, его окружают одни идиоты! Было же ясно сказано - превратить в зомби и убить у него на глазах! А они допустили чтобы единственный, на кого хоть как-то можно было бы положиться в будущем, после того, как тот отойдет от смерти папочки, отдал душу ангелам.
  А еще говорят, что он жестокий. Станешь тут жестоким, когда приказания выполняют через раз, и те кое-как.
  Всего на мгновение отвлекшись от разгорающейся внутри ярости, неожиданно Альберт заметил кое-что интересное.
  Пока слуга колебался и вяло пытался убедить своего господина повременить и не избавляться от так понравившейся тому игрушки, за спиной ничего не подозревающего Иврэ зашевелилась девка. До этого не подававшая никаких признаков жизни, сейчас она отчего-то оживилась. Поняв, отчего, Альберт спрятал невольную улыбку, задумчиво прикрыв ее пальцами.
  Вот оно как... интересно-интересно... лучше, пожалуй, и придумать сложно. Иван получит то, что заслуживает, за свою невнимательность. Настроение стремительно поднималось, ярость улеглась, не оставив после себя и следа, раздражение рассеялось, и даже кресло перестало казаться адским пыточным инструментом. Альберт с любопытством прищурил глаза. Сейчас будет интересно. Наконец-то.
  
  
  
  Грегори Деран'Сетт
  Казалось, прошла вечность с тех пор, как он оказался здесь. Часы, дни, недели - всё слилось воедино, и уже не отличить было сегодня от вчера, а вчера от дня, предшествующего ему. Наказание? Нет, это было уже не наказание, это была пытка. Видеть, как лучшие друзья, те, с кем он провел свое детство, юность, бессмысленно тараща мёртвые глаза, упорно прут на пули, пусть такие редкие теперь, на копья, мечи и рапиры, уже далеко не редкие, но от этого не менее смертельные. Все они были здесь - все, кого он когда-либо знал, все, кто когда-то был ему дорог. Ради кого он бы сам умер, но не дал бы этому случиться, если бы мог. Его друг Мартин, с которым не одну ночь они резались в карты, тренировались на саблях, всё время пытались перещеголять друг друга в нелепых и опасных выходках. Его любовница, которая так отчаянно не хотела его отпускать от себя, и которая не отпускала надежды сделать для него то, что не смогли другие - родить ребенка, но безуспешно. Его гувернантка, заменившая ему мать, лежала почти у самого забора, разделяющего в этой гнусной империи мир живых и мир неживых, вместе с юной девушкой, ее же племянницей, Жосси, которая так мечтала вырасти и уехать из этой обители мрака и порока. Вороны клевали их навсегда потухшие глаза. Грегори хотел согнать птиц, отогнать прочь от людей, которых он любил больше жизни, но не смог спасти, но у него уже не было сил даже подняться - горячка, предшествующая обращению в таких же, кем стали они, уже не позволяла ему даже встать. Как всё плохо... да, он тоже почти труп. Пусть двигающийся, не желающий смириться с привычной природой смерти, и несущий ее всем, кто окажется в пределах укуса, поднятый неизвестной магией древних шаманов, в отместку лишь ангелы знают за что, но всё же труп. Этого не изменить, и не избежать. Он ничего уже не может поделать.
  А ведь всё так хорошо начиналось... Его жизнь, вся его жизнь... жизнь придворного, лорда по рождению, была проста, невероятна, замечательна. За ним бегали фрейлины его мачехи, новой жены отца, замужние и вдовые дамы не расставались с надеждой затащить его в свою постель, а юные незамужние девушки млели от одного его взгляда. Да, он был не последним человеком в этом небольшом автономном государстве. Как же всё быстро меняется, кто бы мог подумать, что отец...
  От горьких мыслей Грегори отвлекло появление стражи.
  С некоторых пор, а именно с того момента, когда они стали одного за другим притаскивать сюда его близких, стража стала для него плохой приметой. Оправдалась примета и на сей раз. Однако, в отличие от предыдущих своих появлений, сегодняшняя их ноша явно не была живой, зная бытующие ныне здесь нравы, скорее всего уже - вероятность того, что кто-то, побывав в лапах любимого дяди, останется в живых, Грегори, не сомневаясь, приравнивал нулю. И всё же, он не мог не сочувствовать бесчувственной фигуре неизвестного, болтавшейся в огромных ручищах наемников (выполнявших здесь функции охраны), чьи свалявшиеся светлые пшеничные волосы, ниспадая, закрывали лицо. Из-под них был виден лишь покрытый запекшейся кровью гладкий подбородок, из чего Грегори сделал вывод, что тот либо умер совсем недавно, почти сразу после своего последнего бритья, либо же он еще и при жизни не был человеком, что даже вероятнее. А еще не вызывало сомнений, что напоследок, так сказать, пока его, Грегори, еще не покинуло сознание, любимый дядюшка приготовил ему первосотнейшую казнь от зубов голодного зомби...
  Он молча, сжимая зубы, дабы не дай ангелы не вырвался ни один из раздиравших горло стонов, наблюдал, как два бугая разбойничьего вида небрежно, наполовину волоком, тащили в сторону открытой всем ветрам, огороженной лишь одной только голой металлической решеткой, его камеры, расположенной посреди пустыря - некого подобия арены, его погибель, а за ними по еще влажному с утра желтому песку тянулась кроваво-алая полоса, оставленная превратившейся в месиво нижней частью некогда бывшего человеком существа. Когда же они приблизились достаточно, что уже можно было разглядеть застарелые шрамы на уголовного вида физиономиях безродных холопов, всё, на что хватило сил - это совсем немного отползти от входа в камеру, увы, на большее дворянин, всегда содержавший свое тело в отменной форме, теперь не был способен. От боли и злости на глаза наворачивались слезы, но остатки гордости не позволяли показать тюремщикам свое бессилие. Приходилось терпеть. Утешало лишь то, что ждать своего света в конце туннеля осталось совсем немного.
  Подняв решетку, слуги его мучителя бросили свою ношу в камеру, даже не озаботившись тем, чтобы не попасть по уже лежавшему внутри пленнику, после чего развернулись, и, ворча что-то про то, что поручают им всякую бесполезную работу вроде таскания трупов непонятно в какую даль, когда можно было элементарно избавиться он него, просто спихнув этот мешок с костями с крепостной стены. Всё равно падальщики бы прибрали.
  Мгновение, когда Грегори смог втянуть в свои легкие воздух после того, как удалось хоть частично стащить с себя неожиданно тяжелое тело неизвестного, показалось ему раем. В глазах уже почти перестало темнеть и мир вновь обрел свои прежние очертания. И хотя боль не спешила утихать, удалось более-менее снова почувствовать себя нормально. Почти человеком. Почти.
  Единственную пользу от своей непосредственной близости от недоделанного зомби Грегори извлек сразу же, как получилось связно соображать - он разглядел своего нежданного соседа по камере, и итог разглядывания немало удивил.
  Это оказалась, не много, не мало - девчонка!
  ***
  
  Когда первый шок прошел, Грегори попытался здраво рассудить, чем таким могла не угодить местному господину простая девчонка, но в голову не шло ничего путного. И сейчас, полусидя привалившись спиной к прутьям решетки (чтобы занять столь удобное положение пришлось потратить немало сил), он разглядывал развалившуюся в крайне неудобной для живого человека позе на каменном полу девчонку. Пришедшую вначале в голову мысль о ее высоком положении он отбросил как попросту нелепую. Недостаточно аристократичности в отнюдь не тонких чертах лица, да и излишне крепкая она - ну не бывает у дворянских дочек столь накачанных тел. Крепкие жилистые руки и ноги, далеко не тонкая девичья шейка, даже грудь, казалось, была совсем плоской, живот и вовсе казался почти ввалившимся. Ничего удивительного, что он принял ее за парня - никакой нежности и хрупкости в ее внешности не было вовсе. Но было еще кое-что - ее, а в этом Грегори был точно уверен, он не знал. В этом и состояла основная загвоздка - будь в ее жилах хоть капля дворянской крови, он бы ее точно знал. При дворе он знал если не всех, то уж большую часть точно, и уж такую во всех смыслах примечательную особу-то он едва ли пропустил бы, в том числе и мимо своей постели. Да никогда! Редко когда кем-то заинтересовывавшийся, Грегори никогда не упускал особ, привлекших его внимание.
  Нет, всё это, конечно, хорошо, но ответов на возникшие вопросы отнюдь не дает.
  От размышлений его отвлекло движение. Сначала Грегори подумал, что ему показалось. Потом удивился. Затем насторожился. Но отреагировать вовремя он всё равно не успел бы, даже если бы не был в столь плачевном состоянии - жертва витавшего над миром проклятия древних шаманов оказалась слишком быстрой. Всего несколько секунд потребовалось мертвой девчонке, чтобы оклематься. Остальное же человеческий глаз уловить был не в состоянии, Грегори скорее догадался, чем увидел, как она молнией метнулась к нему и без паузы тут же вгрызлась в больную руку - именно ту, правую, которую пару дней назад облюбовала и распробовала его бывшая гувернантка.
  Последнее, что мелькнуло в голове - значит, он ошибся - новообращенные не бывают такими быстрыми...
  И то, что умирать, оказывается, не так больно, как он боялся.
  
  
  
  Глава 2. Новое творение
  Амилла, кукловод
  Как всегда, первое воспоминание, что всплыло в моей несомненно хорошенькой головке по пробуждении от коматоза - это лицо самого ненавистного на свете человека. И неважно, сколь долго его уже нет в живых, воспоминание совершенно не меркло с годами... к моему сожалению. В голове царил ужасный сумбур, перед глазами плыло, всё тело болело, а на губах прочно обосновался отвратительный вкус несвежей, уже запекшейся крови. Признаться, я даже боялась открыть глаза и осмотреться, ибо в прошлый раз я пришла в себя посреди разоренного поселения, полного трупов и свежеиспеченных зомбей. Всё бы ничего, но по меньшей мере половина тех смертей была на моих руках, уже давным-давно не хрупких и тонких. До сих пор себе простить не могу, хоть и уже начинаю потихоньку забывать. А перед этим пробуждение было не намного лучше - оказаться без еды, воды и даже почти без одежды среди иссушенной пустыни, такого и врагу не пожелаешь. Ну, разве что самому отпетому и смертельному. А учитывая, что отходняк от зомбифицирования всегда вызывает жуткую жажду, как от самого сильного похмелья, можно себе представить мое состояние. Еле выжила, честное слово. Вот и на этот раз предчувствие меня мучило самое что ни на есть нехорошее - не бывает на губах такого привкуса, если ничего ужасного не случилось, ну не бывает! И в желудке сытой тяжести тоже быть не должно! Не иначе, как кого-то схарчила... Главное - чтобы этим кем-то оказалась какая-нибудь сволочь, а не порядочный и безвинный человек, а то совесть загрызет же.
  Вот так я и лежала, неподвижно и прикидываясь трупом, каковым, собственно, и была будучи зомбифицированной. И наверное еще долго лежала бы, не услышь где-то под ухом чей-то стон.
  Голова быстро включилась и заработала. Так, стон есть, значит, есть кто-то живой - зомби не стонут, они только хрипят и орут страшным замогильным голосом, и то только из объевшихся и модифицированных. Но если есть кто-то живой, но стонет, то скорее всего он живой не надолго, а это печально - значит, нужно быстренько просыпаться и делать ноги, пока меня под шумок не сожрали. Это первое, и второе - что стон мужской, а значит, в непосредственной близости от меня лежит мужчина. Что опять же означает, что мне стоит быстренько подниматься и осмотреть его. Спасти, если получится, добить, если спасти нельзя, а то потом проблем не оберусь, ведь зомби-мужчина меня, не самую слабую кукловодку, сделает на раз, а я не слабого десятка. Если быть точной - одна из самых сильных, но это уже лирика, ведь если меня это не спасет, то какой от этого толк?
  Да уж, лирика... а просыпаться, хочется - не хочется, а всё равно придется. Решив так, я резко распахнула глаза, пока не нашла отмазку, согласно которой можно еще поваляться, прикидываясь мертвой.
  Первое, что я увидела на этот раз - это свинцово-серое, затянутое дождевыми тучами небо, и лишь далеко на горизонте виднелся небольшой голубоватый просвет. Да-а, сейчас еще и дождик начнет накрапывать, вообще писец будет - я, когда мне паршиво, злая. А когда идет дождь, насквозь продувает ветер и позарез хочется пить и жрать, прошу прощения за выражение, будешь тут доброй! Всё бы ничего, но когда я злая, окружающим я не завидую, ибо злой зомби, помимо того, что для многих это нонсенс, это еще и немалая опасность для жизнедеятельности живых.
  Следующее, что я заметила - это металлический, и, судя по идущей по краю ржавчине, железный, остов на высоте где-то метров пять. То есть, и стена есть, и крыши нет, а вот хрен переберешься. Грамотно сделали, сволочи! Тут хоть крылья отращивай. И отрастила бы, да где я возьму столько материала для переработки? Нигде, думаю. Да и чего я потом буду делать с этими крыльями? Обрезать жалко, да и больно, а оставлять опасно - сломают, будет еще хуже, или демоны упаси, примут за мутантку - прибьют, расчленят и прикопают в сторонке. Очень оно мне надо.
  Далее, взгляд опустился вниз по железной решетке, зацепившись за непонятные ошметки где-то на высоте человеческого роста, по самым приблизительным прикидкам. Как будто чьи-то кишки намотали на прутья. Я поморщилась - какая гадость! Это ж надо было додуматься. Такое расточительство! Не говоря уже о том, что воняет жутко и привлекает всяческих летающих падальщиков, вон они кстати кружат поблизости. Это я вовремя пришла в себя! Еще не хватало глаза недосчитаться, или уха. Как представлю новое отращивать - мрак просто. Брр.
  Шевелиться не хотелось категорически, но увы, надо. Кажется, меня опять занесло в какое-то не слишком-то приятное место, а это чревато неприятностями всякого разного рода. Пересилив себя, с превеликим трудом я повернула-таки голову в ту сторону, откуда недавно раздался стон. Сделать это было тем более сложно, что окоченелость еще не прошла. А вообще мне любопытно, когда я успела окоченеть? Память услужливо подкидывала картинки аудиенции с местным царьком, значит, я должна бы быть теплой и сытой, я же поела. Кажется. Нет, ну точно, иначе откуда еще этот противный вкус гниющего мяса во рту? А на деле голодная и промерзшая до костей. Хотя может это издержки погоды - холодно, мерзко... кровь по венам сердце только начинает разгонять, сейчас согреюсь. Главное не отбросить коньки раньше.
  В поле моего зрения попала то ли груда тряпья, то ли чей-то труп, при более внимательном рассмотрении. Живым человеком это окровавленное недоразумение назвать язык не поворачивался. Помятая испачканная в песке и земле морда лица, по-другому назвать сложно, с переломанным не раз носом, спутанными и испачканными до потери цвета лохмами вместо волос. Что творилось с его телом, мне видно не было, за что я истово возблагодарила ангелов и демонов разом, ибо одной его руки, обглоданной, очевидно, мной, аж до самых костей, мне хватило с лихвой! Эк угораздило-то. За что я его, интересно? Ага, кто бы еще на вопрос мой ответил... некому ведь, кроме меня.
  В избытке чувств случайно дернув ногой, я выругалась, громко и непристойно. Настолько громко и непристойно, насколько только смогла, ибо мои задние конечности начали приходить в себя. Мать его, это то еще удовольствие! Когда несколько часов, а то и дней или даже недель ток крови остановлен, то есть вообще, можно себе представить, каковы будут ощущения, когда руки, ноги, спина, шея и прочие части тела начнут 'оттекать' (если брать за определение состояния антоним слова 'Затекать' - когда затекает рука или нога, к примеру). Представили? То-то же. А ничего не делать тоже нельзя, не дай демоны отвалится что-нибудь, замучаюсь отращивать заново.
  Так я и лежала в невероятно неудобной, как выяснилось теперь, позе, непонятно как раскинув ноги и руки, и с повернутой под неудобно-невероятным углом шеей (про который люди обычно говорят - свернутая шея), и слушая стук капель по песку и прутьям решетки (про то, что сейчас дождь станет сильнее и я окончательно промокну, думать не хотелось), когда покусанное и частично обглоданное недоразумение справа от меня зашевелилось.
  Я тяжело так вздохнула. Я знала, что он скоро он проснется, вопрос в том, чем он будет после пробуждения - свежеиспеченным зомби, которого мне придется в скорости прибить, либо же человеком. Другие кукольники всегда наперед знали, во что обернутся их старания, а вот я никак не могла предугадать. Всегда результат выходит разный. И вот совершенно не пойму, почему мне завидуют - сила есть, оно верно, а вот направлять ее толком не могу. Я уже выяснила, что это всё из-за постоянного нарушения каналов энергии при самозомбифицировании, но поначалу у меня был такой защитный рефлекс, с которым я мало что могла поделать; теперь же это просто часть моей природы. И то, что эта часть моей природы влияет на мои способности, конечно, прискорбно, но отказываться из-за них от части себя... увольте. Но моя приверженность себе и своим принципам вовсе не значат, что нечего опасаться во время очередного эксперимента.
  Еще раз вздохнув, я скосила глаза. Поняв же, что в подступающей тьме ни зги не вижу, туда же повернула и голову. Мой очередной нелицензированный (хотя какая в полевых условиях лицензия) эксперимент уже почти полностью пришел в себя, и сейчас был весьма занят разглядыванием своей новой руки.
  А там, признаться, было на что посмотреть и чему удивиться. Вершина моего мастерства, прям гордость берет - создать новую руку почти из ничего и подручных материалов, в числе которых обглоданный костяк с покореженными и сильно поврежденными мышцами, не говоря уже о таких мелочах, как отсутствие мяса и кожного покрова, и моя собственная плоть. Пришлось импровизировать. С помощью своей крови срастила поломанные кости и восстановила мышцы, затем поверх нарастила свою плоть и... да, пришлось поколдовать, нужно же было, чтобы прижилось, срослось, и кожа наросла уже сама. Да, меня определенно можно поздравить - ведь всё получилось, и рука смотрится как новенькая, даже лучше прежней, учитывая, что моя кровь полностью убила заразу, и стать зомби этому мужчине уже не светит. Вероятно, не только сейчас, а вообще никогда. Иммунитет, однако.
  Только вот сомневаюсь, что он скажет мне спасибо, ведь он теперь не человек, а некоторые люди очень трепетно относятся к своему 'человеческому' статусу.
  Мой очередной выдох привлек внимание моего последнего творения. Ой что-то сейчас будет...
  Всё равно не встану. По меньшей мере, пока мое тело полностью не придет в себя.
  
  Грегори Деран'Сетт
  Первое, о чем он подумал, это было: 'Я уже в Раю?'
  Ну а что еще может прийти в голову полумертвому, покусанному зомби аристократу, если он проснется после максимально близкого знакомства с живым мертвецом без ощущения боли и лихорадочного жара в теле, при этом чувствуя себя не только живым и вполне здоровым, но и так, будто не было многих недель заточения? Только это. Тем более, можно себе представить удивление Грегори Деран'Сетта, истинного сына своего отца, когда, открыв глаза, его незамутненному болезнью взгляду предстал всё тот же железный остов ненавистной решетки на фоне светлеющего рассветного неба.
  Наверное, он бредит, и ему просто стало еще хуже после нападения новой неживой соседки по камере. Подобного рода болезни ведь не проходят бесследно, и не оставляют после себя ощущения очищенности. И уж точно он не должен чувствовать прилив сил!
  Как странно.
  А еще не так давно покусанная и обглоданная рука совершенно не болела.
  Набравшись смелости, Грегори поднял свою правую руку ближе к глазам, и стал удивленно ее разглядывать. Гладкая смуглая кожа не выдавала ни малейшего намека не то, что на смертельную заразу, более того, на ней напрочь отсутствовали какие-либо неровности или шрамы, даже старые рубцы, полученные во время дружеских и не очень дуэлей и прочих шалостей молодого шалопая, исчезли. Для пробы, мужчина по очереди стал сгибать и разгибать сильные пальцы, ожидая, и не находя подвоха - рука работала замечательно, мышцы беспрекословно сокращались, послушно выдавая запрашиваемые нервными импульсами результаты.
  Раздавшийся откуда-то сбоку тяжелый вздох отвлек Грегори от восторженного созерцания. Вскинув голову, он уперся взглядом в свою новую... знакомую. Ту, которую совсем недавно назвать живой язык просто не повернулся бы. Сейчас же она выглядела если не совсем живой, то на мертвую никак не тянула. Поза мертвеца сменилась на что-то более простое, и теперь, лежа на спине, девчонка исподлобья вдумчиво наблюдала за ним. Спутанные волосы перестали быть такими тусклыми, кожа уже не столь отчетливо напоминала воск, и хотя на губах непонятного создания всё также виднелись разводы запекшейся крови, в глазах светился ум живого человека и что-то еще, похожее на... гордость?
  Но она же была мертва! Она была зомби! Такого не бывает, чтобы мертвые вернулись к жизни! Чувствуя, как на голове от страха начинают шевелиться волосы, Грегори попятился от нее, стараясь оказаться как можно дальше. К сожалению, при всем своем желании, дальше прутьев клетки убежать он не мог. Посему пришлось остановиться. Тяжело то ли прислонившись, то ли просто в панике прижавшись к холодным металлическим вертикальным перекладинам, мужчина попытался расслабиться, но не прошло и секунды, как он испуганно подскочил - недозомби издала непонятный страшный звук, смутно похожий на кашель. Тут же вернувшийся страх леденящим объятием прокрался в душу, сжал тисками сердце. И как Грегори ни пытался успокоиться, соседство непонятного существа никак не давало ему покоя.
  А она всё не сводила с него взгляд своих замерших глаз.
  Внезапно она хмыкнула, а Грегори, от неожиданности, снова подскочил.
  - Ну что, пришел в себя, спящий красавец? - явно через силу прохрипела девушка, моргнув; мышцы щек неожиданно сократились, выдав нечто, что при должном воображении можно было принять за улыбку. На правой руке слегка пошевелились пальцы, дернулась нога. Грудная клетка резко поднялась и опустилась. По телу пробежала судорога, и девушка зажмурилась, пережидая неприятные ощущения, происхождение которых осталось для Грегори загадкой. Однако длилось это недолго, а когда закончилось, поднявшиеся веки явили миру уже вполне живые человеческие глаза с неожиданно-яркой синей радужкой.
  От облегчения, что его не станут-таки есть, у мужчины подогнулись ослабшие колени, и, скользнув спиной по шершавым прутьям, сдирая жалкие обрывки одежды, бывшие когда-то вполне приличным камзолом, он без сил опустился на землю. Опершись затылком о холодный металл, чувствовал, как по лицу, собираясь в маленькие ручейки, течет падающая с небес влага, прокладывая себе дорожки к подбородку, по отросшей щетине, и стекает на воротник. Усилившийся дождь мелкими каплями, помалу, понемногу, отвоевывал сухие участки на кое-как прикрывавших сильное молодое тело тряпках; сильные порывы ветра вызывали неконтролируемую дрожь холода. Но какое же это чудо - просто чувствовать! Чувствовать себя живым.
  Грегори поднял некогда покусанную руку и снова стал разглядывать. Как ее не поворачивал, как ни крутил, признаков заразы так и не нашел. Но подобная болезнь ведь не зря же считается неизлечимой. Интересно, что она с ним сделала?
  Покусавшая его спасительница, как бы дико оно не звучало, вновь активизировалась. Со стоном и явно немалым трудом перевернувшись со спины на живот, девушка уперлась кулаками в землю возле лица, выгнув спину; упавшие волосы укрыли ее лицо. Пролежав неподвижно некоторое время, пока сокамерник наслаждался новообретенными ощущениями живого человека, она тоже промокла, причем, насквозь. Это можно было легко определить по тому, насколько плотно сейчас не по погоде легкая рубашка облепила спину. Сквозь мокрую ткань отчетливо проступали вздыбившиеся лопатки, и, несмотря на хорошо, не по-девичьи, развитую мускулатуру, сейчас также хорошо был виден позвоночник и далеко не тонкая и нежная шея; сильно выступившие позвонки без проблем можно было пересчитать даже в предрассветной мгле. Ребра выступали заметно меньше, но и их было неплохо видно, хотя они были какие-то странные, излишне широкие и крепкие, между ними расстояние было меньше, и они, закругляясь, будто бы спускались ниже на пояс и живот; казалось, такие ребра принадлежат не человеку, а какому-то другому, более мощному и совершенному существу. Не слишком явно выделяющаяся талия, крепкие, но не очень широкие бедра и сильные ноги, привыкшие к долгим пешим переходам, руки, тоже несомненно сильные, с довольно широким запястьем и крепкими пальцами и немного длинноватыми ногтями, больше напоминавшими не до конца сформировавшиеся коготки ... она напоминала усовершенствованную модель человека, более приспособленного к кочевой жизни и современным реалиям, вроде в равной степени спешного убегания от чрезмерно активных зомби и мутантов, или от охотников на живых людей. В общем, при ближайшем рассмотрении в девушке можно было найти не то, что не больше, а даже меньше женственного, нежели на первый взгляд. Ничего удивительного, что тогда он принял ее за парня. При всем при этом Грегори признавал, что, как ни странно, менее привлекательной она от этого не становилась.
  
  * * *
  Амилла, кукловод
  Это произошло чуть более трех веков назад. Неизвестно, кто, да и как, но где-то в этом мире один некромант-недоучка пытался призвать на чью-то голову древнее проклятие шаманов, и, как водится, в чем-то напортачил, и вместо вполне направленной мести оставшемуся общей массе неизвестым индивиду, мы получили вполне готовый, сформировавшийся апокалипсис. Вот так вот ненавязчиво у нас настал конец света. По меркам некоторых обитающих здесь рас-долгожителей, вроде всем известных ушастых лучников или обожающих обряды на крови клыкастых гурманов, чья средняя продолжительность жизни составляла не два и не три века, совсем недавно. И ужас, первобытный ужас живых перед восставшими мертвыми, всё ещё не выветрился из их крови. Не знаю, как они пережили локальный конец света, но страх перед неживыми был столь велик, что прежде, чем кто-то начал охотиться на таких, как я, больше половины живых этого мира уже перестали таковыми быть. Людям с этой точки зрения проще - три века, это немало для существ, живущих в среднем лет пятьдесят, и спустя девять-десять поколений уже как-то не очень страшно, всё давно устаканилось. Это ведь совсем несложно, просто жить, когда за тебя уже всё давным-давно устроено. Просто не иди против правил - и всё. А долгожители до сих пор живут с этим ужасом. И я вместе с ними. Хотя мои воспоминания по большей части с другого ракурса.
  Когда-то и я была живой девушкой. Не могу сказать, что человеческой, ибо прочие народы этого мира с малых ногтей были убеждены: любой представитель кочевого племени затерянного в песках мира пустынь, не имеющего родного дома и живущего скудными дарами многочисленных пустынь, могущий обходиться без воды и еды дольше любого другого известного им живого существа, по определению не может являться человеком. Да мне по большому счету всё равно, к какому виду меня можно было отнести до того, как я стала такой, какая я есть сейчас - вечно голодной немертвой тварью, хладнокровной убийцей, падальщицей, и в то же время охотницей на живых разумных и не очень существ. Это я утрирую, совесть у меня есть, и она не дремлет, не давая убивать без причины, но видовая характеристика звучит примерно так. Хотя если быть честной, некоторое время я не помнила, каково это, быть живой, на тот момент прошло слишком много времени и событий, да и всепоглощающий голод быстро выветрил из памяти всё лишнее, потом многое, что может пригодиться, пришлось восстанавливать с огромным трудом. Конечно, я справилась, но...
  Первое воспоминание после того, как я умерла (ну, или как меня убили) - как я на нетвердых, изъеденных паразитами и обкусанных зомби ногах, бездумно бреду по жгучему, источающему зловонный запах тления и смерти, грязному сыпучему песку, забивающемся мелкими песчинками в остатки обуви, под обрывки одежды, под обвисшую кожу, свисающую ободранными клочьями с высохших, выбеленных солнцем и ветром костей, выпирающих из-под остатков мяса, сквозь порванные, иссушенные жгуты мышц. Тупое существо без единой мысли в голове, ведомое лишь предельно простой первобытной потребностью в еде, неосознанно ищущее генетический материал для дальнейшей мутации. Жалкое зрелище, и в то же время жуткое. Про генетический материал я выяснила много позже: оказывается, для любого восставшего мертвеца им является любой не восставший или уже упокоенный представитель его вида. Проще говоря, для бывшего человека это живой или только что прибитый человек. Для восставших других гуманоидных рас этого мира, для зомби-вампира например, если мало ли угораздит, люди - просто еда, то есть хотелось бы схарчить себе подобного, да не выходит, ну а за неимением лучшего, просто сожрать, чтобы не протянуть ноги, можно и человека. Ну, или кочевника. Обычно я, чтобы не путаться, без предрассудков причисляю кочевников к людям, как-то безразлична мне людская видовая гордость. А животные... а животные тоже поедали себе подобных, ужас сколько различных мутантов от них повыводилось. Именно эти создания по большей части наводнили пустыни и прочую местность, незанятую выжившими людьми-вампирами-эльфами.
   Второе воспоминание мало отличалось от первого в плане пустыни и шаткой походки, хотя, судя по ощущениям, там я уже успела с кого-то относительно живого снять пробу. Третье воспоминание... если вникнуть, это и воспоминаниями-то назвать сложно, первые из множества последующих были подобны ярким вспышкам, эдакая череда четких картинок, словно слайдшоу, в общих чертах обрисовавших мне, чем моя чересчур самостоятельная тушка занималась всё то время, когда сознание уходило в заслуженный отпуск. А вот дальше уже пошли более вдумчивые картины, как я охочусь, как от кого-то драпаю, как дерусь за свою добычу с другими такими хищниками. И уже потом, более-менее осознав себя, я уже не просто наблюдала за действием от третьего лица, а сама стала той тварью, когда-то бывшей человеком, но видоизменившейся, мутировавшей, после смерти попавшей под проклятье древних шаманов. Я стала всё осознавать, смогла принимать решения, пару раз спасала кое-кого. Охотилась, отъедалась, мутировала, потихоньку узнавала новый мир, в котором оказалась после своего персонального конца света.
  Время шло, после наступившего апокалипсиса жизнь продолжалась. Выжившие выживали, сбивались в группы, отряды, ордены, создавали убежища, деревни, замки, целые защищенные города, в которые невозможно было проникнуть ни одной мутировавшей нежити, даже самой совершенной. Заключались взаимовыгодные союзы людей с более совершенными расами - с двуликими (оборотни), кровавыми (вампиры), проклятыми (демоны), благословленными (ангелы), перворожденными (эльфы), и другими, со всеми теми, с которыми воевали, не могли ужиться и пытались истреблять друг друга до конца Прежней жизни и начала Новой. Случившийся апокалипсис сплотил всех выживших, независимо от происхождения, образа жизни и достатка. Не навсегда, и не всех, но никогда еще обитатели этого мира не жили столь близко друг к другу, столь долгое время в относительно замкнутом пространстве, не пытаясь поубивать всех, кроме себе подобных. Жизнь налаживалась и стабилизировалась.
  К тому моменту, когда я осознала, чем мне выльется активная мясная диета, я мало чем напоминала человека. Это была уже не жалкая обглоданная оболочка простого зомби, а неплохо адаптированное для современных реалий существо, не добыча, но охотник, один из самых совершенных в наступившем хаосе. Всё бы ничего, с одним только но: ту тварь принять за человека было невозможно. Всё хорошо, когда лапы, хвост, зубастая пасть, даже костистый гребень на спине по позвоночнику - это удобно, это практично, это подходит для выживания. Только вот мне нравилось быть человеком. Я привыкла общаться с людьми, а в подобном облике это было, увы, невозможно. Ну как тут пообщаешься, когда из пасти вместо 'здрасти' выходит только рычание, а гуманоиды, вместо общения, пытаются отловить да прибить? Пришлось адаптироваться, снова меняться, снова охотиться, уже осознанно мутировать обратно во что-то человекообразное. Перестройка организма, когда ломаются и перестраиваются кости, выворачиваются суставы и хрящи, изменяются и меняют положение внутренние органы, кипит мозг и чуть не вылезают из орбит от боли глаза, когда еще не окрепшие голосовые связки не позволяют кричать, а только скулить - не самые лучшие мои воспоминания. Но и не самые худшие. Зато я снова была человеком! Почти. Ровно настолько, настолько вообще может быть человеком зомби-мутант.
  С момента моей последней линьки прошло уже лет пять, наверное. Не так много, если разобраться, но учитывая, как часто в последнее время мне удавалось хорошо поохотиться, было бы неудивительно, случись она вдруг именно сейчас. Так что сначала, как подкошенная свалившись в особенно глубокую лужу (вот как специально выбирала!), я решила - всё, приехали! Сейчас начнет ломать! Беспомощно застонав от боли и прочих приятных ощущений, я кое-как перекатилась со спины на живот, чтобы меня тут же скрючило пробежавшей по всему телу судорогой, да так, что не удержавшись на едва восстановивших чувствительность руках, я прямо-таки уткнулась носом в размокшую от мерзкого, так некстати усилившегося дождя землю. Твою ж мать, прямо не жизнь, а сказка! Но тут всё закончилось. Не веря в свое счастье, я с непередаваемым облегчением без сил распласталась прямо в грязи.
  'Линька. Как же я ее ненавижу!' - уныло проплыло в моей голове, пока я пыталась найти в себе силы отковыряться от того, что по идее должно называть полом клетки. Сомневаюсь, что хоть кто-то сможет меня понять, разве что которые сами такие, как я, да еще двуликие может посочувствуют. Остальные не поймут паники и ужаса, сковывающих разум и тело при одной только мысли о сим знаменательном событии. Это ведь совсем не та линька, о которой можно подумать сходу, если подразумевать сезонную смену шерсти немутировавших животных, по большей части теперь вымерших, уступивших место в пищевой цепочке мира более совершенным особям, способным выживать в новых условиях. Сейчас их, животных Старого мира, осталось всего ничего - возможно, по несколько десятков голов в закрытых человеческих городах. Нет, я о другом. Под этим словом я подразумеваю пренеприятнейший процесс, имя которому я когда-то дала сама. Так, как у тех животных вылезала старая шерсть, чтобы после вырасти новой, мягкой и шелковистой, так с меня каждые пару десятков лет заживо слезала вся кожа, чтобы потом нарастала новая, здоровая и по-началу даже нежная, почти человеческая. При этом своеобразная линька сопровождалась повышенной температурой и жесточайшей жаждой, от которых буквально кости трещали, и хочется самой сдохнуть, или чтобы кто-нибудь добил. Кто угодно, как угодно. Так что я была безумно рада, что сейчас мне этого не грозит.
  Да и мое новое творение целее будет. Вот честное слово, жаль, если столь удачный образец пропадет впустую. 'Кстати, как он там?' - вдруг озаботилась я, после моего приветствия он как-то странно притих.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"